О.А. сидела напротив, с влажными, как всегда, зелёными глазами в больших очках, как всегда всклокоченными волосами, как всегда пахнущая алкоголем и курящая тонкие сигареты одну за другой до половины. Как всегда извиняясь за пафос и "странные вещи".
Говорили: о любви - потому что ангелам всё равно, какого пола любящий и любимый.
О "постдраматическом" театре - потому что до Леманна всё уже придумал Евреинов, а до него - Хайдеггер, а ещё раньше - Кант, только Леманн убрал всё нерациональное, так что в итоге ничего не осталось.
О театре, в котором сейчас вся механика настолько на виду, что не позволяет обмануться, так что его можно наблюдать со стороны, но невозможно почувствовать себя внутри него.
Об опере, которую О.А. смотреть не может, потому что видит, как вместе с пением из человека выходит жизнь.
О Школе в Кармартене, чудесной и замечательной.
О РИ, потому что О.А. дружит с Йовин с тех времён ДК Маяк, когда я едва родился на свет.
О собаках, без которых жить нельзя - когда О.А. будет в Нью-Йорке, заведёт скотч-терьера.
И в целом - о людях, книгах, вещах и животных, которых мы встречаем на своём пути благодаря удивительным случайностям (чудесам, если хотите), о которых сразу понимаем: "моё", и с которыми никогда не расстаёмся.
А в самом начале посиделок О.А. вырвала листок из блокнота и отдала его мне.
Вот он (не для перепоста в открытый доступ!)
Мы ещё встретимся через неделю, в литературно намоленном месте - рюмочной на Никитской: О.А., хитрый человек, забыла свой адрес электронной почты и оставит мне его в следующий раз.
Мы вместе проехали до Курской, О.А. в последний момент быстро дотянулась поцеловать меня в щёку, я успел неловко обнять её где-то за затылок - и поехал в Додо покупать суфийскую настольную игру. На этом поле из ста клеток суфии играли в жизненный путь.
Кем я буду, где я буду через 20 лет, что буду брать с собой, о чём вспоминать - не знаю и загадывать не берусь. Знаю только, с кем я буду - больше ничего знать и не нужно.