Однако, здравствуйте. Фестиваль NET благополучно закончился - в его последний день, четвёртого, я на спектакль не пошёл, потому что я был никакой. Наверное, низкое давление плюс недосып. Теперь жалею, что не видел "Эффект Сержа", но радуюсь, что осенний фестивальный сезон позади, а впереди только Колядки и Маска. И конференции. Помимо опереточной, которая на носу, я внезапно!зван на уайльдовскую, к чему я вообще никоим боком, но которая нескоро и можно успеть подготовиться.
Несмотря на сессию, мой декабрь густо забит прекрасностями, в частности - повторами кинотрансляций Шекспировского фестиваля. Вот и сейчас это кое-что отличное от NT, но также прекрасное.

Доктор Фауст (2011)
Шекспировский театр "Глобус" (Лондон, Великобритания)
Конечно, современная модель "Глобуса" - во многом аттракцион для туристов: с деревянными балкончиками, стоячим партером, окружающим с трёх сторон сцену с выдающимся в зал помостом, и с неменяющимся архитектурно-писаным задником. И волшебную пьесу предшественника Шекспира, Кристофера Марло, там поставили почти без сокращений, со всеми спецэффектами, доступными елизаветинскому театру, включая живой оркестрик за сценой. Но всё же это нечто большее, чем попытка реконструкции, - скорее, весьма обаятельная и увлекательная игра с традицией, обнаруживающей завидную жизнеспособность. Безотказный грубый юмор на грани клоунады и тонкая самоирония прекрасно уживаются с внимательным отношением к фаустовской коллизии о цене и границах власти.
Под пролог, в роли которого выступает незамутнённый слуга Вагнер, появляется хор виттенбергских студентов - в чёрном, включая "слепые" очки, склонённых над книжками. У Джона Фауста, ударившегося в "некромантию", на столике - череп, ладони густо измазаны чернилами, порыкивающий голос. И - персональные ангел и бес: одна - с мечом и крыльями польского гусара, другая - в самурайских доспехах, с двумя саблями и рожками. Рубят и лупят эти барышни друг друга с одинаковой безжалостностью, между сентенциями издавая, наподобие теннисисток, азартные вопли, но более амбициозная сторона побеждает. Фауст хочет не только многое знать и уметь, но и получать с этого выгоду - в форме золота, жемчуга и фруктов с доставкой. А кто бы, при всей любви к науке, этого не хотел?
Однако самомнение Фауста зашкаливает - он обращается к потусторонним силам с полной уверенностью в том, что перехитрит их: задаром попользуется могуществом, и князь тьмы, как золотая рыбка, будет у него на посылках. Грех не подыграть такой наивности - и из-за гигантского рогатого черепа, призванного Фаустом, Мефистофель появляется, как и заказывали, "святошей": конечно, не в монашеском облачении, а в плаще с красной подкладкой и красной же шапочке, зато Артур Дарвилл. С его голодными глазами целибатника. Режиссёр шипперит, весь зал шипперит, а я чем хуже? Мефистофель, носящий ад в себе, обречённый на вечное одиночество, не скрывает того, что идёт на эту сделку, чтобы у него была компания. Но и Фауст ради обретения такого товарища для бесед и путешествий не скупится на собственную душу.
Читать дальше!Пафос тут же разбавляют Вагнер и персонаж-Шут, бородатый и невозмутимый, пародирующие призыв бесов - две надетые на руки игрушки преследуют Шута, который коверкает их имена, называя то Бумбоксом, то Блюхером. Но и Мефистофель, дабы отвлечь новообретённого господина от страха перед расплатой за отступничество, достаёт лютню и вызывает танцующие парочки в масках, которые навешивают на Фауста золотые украшения. Однако протянутый договор Мефистофель не принимает - до тех пор, пока предупредит обо всём, что ждёт Фауста, словно сомневаясь в серьёзности его намерений. Похвальная честность для того, кто должен был бы обманывать, - и сразу же разочарование: Фауст, едва заключив сделку, для пробы требует "жену". Ревнующий Мефистофель подсовывает ему шутиху с горящей в причинном месте бенгальским огнём. В итоге оба уходят обнявшись - и так всякий раз.
Только однажды Мефистофель сбежит один - когда Фауст словно нарочно заговорит о создателе мира. И тут же Фаусту указывают на его место: его навещает Люцифер - мужичок с козлиными бородой и рогами, с не покидающей лицо зловещей улыбкой, стянувшей кожу морщинами, словно от немощности опирающийся на двух ряженых-кабанов. Демонстрация не очень впечатляющая, и Фауст даже Люцифера легкомысленно дразнит упоминанием о сотворении мира. А Люцифер, откровенно говоря, и не пугать явился: он устраивает парад грехов в лучших традициях буффонады. Под щёлканье хлыста чернокожего чёрта из люка появляются и Жадность с повадками мартышки, и Гнев с арсеналом клинков, и непревзойдённое Чревоугодие - огромное и пердящее.
Совершив обзорную экскурсию по мирозданию, Фауст и Мефистофель появляются верхом на "драконах", похожих на гигантские птичьи скелеты. Мефистофель предлагает повидать Рим - и они оказываются на пути причудливой процессии: за монахами в белых капюшонах следует Папа, а за ним два палача тащат на цепях окровавленного пленника в тиаре на голове - некоего Бруно, посягавшего на папский престол. Наступая на его исполосованную спину, Папа садится в кресло и нараспев, скрипучим голосом просит вынести приговор двух кардиналов - которыми прикинулись Фауст и Мефистофель. Однако Фауст спасает Бруно от казни не из человеколюбия: ему просто смешно будет посмотреть, как гнев Папы обрушится на настоящих кардиналов.
Учёный муж Фауст своим могуществом распоряжается, как расшалившийся школьник: приказав Мефистофелю сделать себя невидимым, устраивает дебош на папском обеде, хватая посуду, и потешается над монахами, пытающимися пропеть злым духам проклятия. Они с Мефистофелем веселятся на славу, но Фауст теперь мало отличается от Шута-Робина, который, будучи неграмотным, пытается колдовать по его книжке, чтобы украсть у трактирщика кубок. Мефистофель, сорвавшись из Рима по ложному вызову, делает *фэйспалм* и превращает Робина и его подельника-конюха в собаку и обезьяну - они перевоплощаются за спинами окруживших их демонов, стоящих на ходулях, в мехах и с масками-черепами.
Тем временем Фауст купается в лучах благодарности короля Карла - дурачка с теннисной ракеткой - за спасение его ставленника Бруно. Тот, кто планировал править миром, водить армии и свергать правителей, удовлетворяется ролью придворного фокусника, угождающего прихотям монарха. Хорошо, конечно, что он не совершает злодеяний: обещания Фауста приносить в жертву младенцев и истреблять священнослужителей остаются лишь словесами, а рыцаря-скептика Бенволио он наказывает тем, что ненадолго награждает рогами. Но своих врагов не щадит - когда оскорблённый Бенволио с друзьями нападают на него, Фауст натравливает на них бесов.
Мефистофель на его защиту встаёт охотно, однако, хоть ни в чём ему не отказывает, с явным неодобрением смотрит, на что Фауст тратит бесценное время. После первой встречи они словно меняются костюмами: алый подбой и шапочка оказываются на Фаусте, строгий чёрный наряд - на Мефистофеле. Мефистофель наблюдает со стороны, участвует редко, не подстрекает никогда, но и вмешаться тоже не в силах: согласно контракту, он обязан служить без возражений. А Фауст появляется сначала в костюме, приличествующем дворянину, затем - в королевских мехах... Мефистофель ограждает его от порывов покаяться и "исправиться", но от власти, славы и прочих человеческих искушений не оградить никому.
При дворе очередного герцога от Фауста даже чудес уже не ждут: он сам - суперзвезда, и что-то делать необязательно. И сам герцог, и его беременная супруга явственно Фауста хотят - им не терпится закончить показательное выступление и затащить его в свои покои. Фауст умело соответствует ожиданиям, извлекая гроздь винограда у герцогини из-под юбки, и удаляется в компании поклонников - а его слуга остаётся один. Досадно должно быть - подарить кому-то знание о всех небесных сферах и смотреть, как он развлекает каких-то олухов. Если Фауст и совершил страшный грех, то это - профанация самой своей жизни в целом.
Когда Фауст устраивает пышные поминки по себе же, пируя с приятелями и вызывая для них "прекрасную Елену" в виде фигуры в огромной античной маски, а потом бросается к душеспасительным речам старика - Мефистофель не выдерживает, называя его предателем. Фауст мечется от низменных удовольствий к страху и обратно, хотя прежде, чем затеять всё это, утверждал, что презирает и то, и другое. Никогда не поздно сделать со своей жизнью то, что хочется, - но Фауст теперь думает только о смерти. Жизнь - какие сроки ни устанавливай - оказалась ему не по силам. Отчаянно пытаясь заполнить пустоту, Фауст хочет жениться на Елене. Мефистофель в отчаянии: Фауст так ничего и не понял.
Обещая исполнить для него и эту просьбу, Мефистофель прижимает голову Фауста к своей груди и целует в глупую макушку. Над залом звучит протяжное awww. Я испытываю дежа вю.
Елена выходит из статуи - но и сама стоит, как статуя, без движения, пока Фауст упражняется в комплиментах и целует её. Одна из иллюзий, которыми он дурачил своих зрителей, стала ему последним утешением - поистине, жизнь кончена.
Люцифер следит из угла за его последними минутами - и эти минуты действительно трагичны. Неизвестность и ожидание - уже достаточное наказание для Фауста, имевшего неосторожность самому себе отмерить смехотворно малый срок в 24 года. Ангел его уже оставил - при этом перечислив то, чего он лишился, и что мало отличалось от того, что обещала "тёмная сторона": власть, славу, победу. Фауст стоял между крайностей - требованием великой святости и требованием быть великим грешником, но ни того, ни другого по-настоящему не желал. Он наверняка был бы не прочь побыть просто человеком - а именно этого-то пути он и не разглядел.
Ад открывается в виде толпы окровавленных монстров, точь-в-точь косплееров фильмов и игр-хорроров, у каждого в руках - багровая кукла-марионетка. Они приближаются к перепуганному Фаусту, но незаметно между ними оказывается Мефистофель - и многорукая масса словно разбивается о его спину, пытаясь дотянуться из-за неё до Фауста. Мефистофель просто протягивает Фаусту руку - и только после этого толпа подхватывает свою добычу и уволакивает, завершая пьесу так, как написано. Но это ещё не конец. На аплодисменты все выходят в нарядах обитателей ада - и марионетки в их руках танцуют, а Фауст и Мефистофель играют "адскую музыку" на электролютнях. В аду, по крайней мере, весело. А остальное приложится.
P.S. а ещё меня постоянно выносило, когда к Фаусту кто-либо обращался словом "Доктор". Особенно Мефистофель. Ну, вы понимаете.