Театр Klockrike (Хельсинки, Финляндия)
Геенна в алмазах
Андрий Жолдак никуда не торопится - свою финскую постановку он сделал четырёхчасовой, практически ни единым словом не поступившись в чеховском тексте. Раз "сцены из деревенской жизни", то на авансцене - ящики с яблоками и цветочной рассадой, во дворе идёт дождь над бассейном, через который от одной части дома к другой перекинуты мостки, а вместо задника - частокол. Можно открыть вентиляционные форточки - и обсыплет пухом-перьями, можно заглянуть в шкаф и, покопавшись в соломе, достать свежее яичко. Шумит дворовая птица, лают собаки, по ночам - далёкие выстрелы охотников... Хлопочет Войницкая, ритмично стучит на кухне, нарезая или взбивая кушанье. Астров, кряжистый бобыль с длинными отросшими волосами и бородой, в сапогах и с заплатами на рукавах, сам не свой, бегает за нездешней, европейской дамой Еленой Андреевной. А та в узком блестящем платье - русалочьем хвосте - бросается в воду, окатывая его брызгами...
Сразу становится ясно, что яркий оранжевый свет, заливающий её, - это вожделение, сжигающее всех вокруг неё, и что вода необходима, чтобы остыть, не сгореть. Дядя Ваня, типичный мужик-управляющий, долговязый, бородатый, с обрамляющими плешь всклокоченными волосами, с любимой призказкой "не люблю я эту философию", тоже заглядывается на неё. Но вот с прогулки возвращается профессор - нелепый чудак, с детской серьёзностью записывающий что-то в блокнотик, пряча от всех, и падающий в бассейн. Прямо у бассейна он и раскладывает свою жену, - снулую рыбину с безвольно падающими руками, - предварительно заперев Соню и Войницкого. Когда супруги уходят "работать" в кабинет, - шкаф, из которого бьёт тот самый свет, - подглядывать и подслушивать собираются и Соня, и дядя Ваня, и Астров. Завязка конфликта физиологически-проста: им всё время "жарко, душно" от внезапно пробудившейся, вспыхнувшей страсти. Соня жадно нюхает подушки из отцовской постели, отчаянно провоцирует Астрова до тех пор, пока он не набрасывается на неё. В обозначение свершившегося акта - обливает молоком.
За ужином Серебряков самозабвенно курлычет, как индюк, - и Войницкий своим монологом даёт Елене Андреевне возможность вырваться на свежий воздух. Но он снедаем иным недугом, нежели ревность, - профессора он ненавидит потому, что видит в нём образ своей будущей старости, которая уже не за горами. О себе и о Серебрякове дядя Ваня говорит одно и то же: зря прожил жизнь, ничего не добился, упустил все шансы, которых теперь уже поздно ждать. Ему чужда эротическая лихорадка, которая кипит, бурлит в бассейне, в котором Соня и Елена Андреевна "провожают" Астрова, наперебой соревнуясь за его внимание и буквально разрывая пополам - говорят о лесах, но содержание слов не имеет никакого значения, важня лишь интонации. Дядя Ваня не влюблён, но цепляется за жизнь, надеясь устроить её если не лучше, то хотя бы не хуже, чем у бывшего кумира-Серебрякова, - потому и признаётся в любви под дождём, торопливо, наспех.
Читать дальше!