Ночером после Розы меня хватило на то, чтобы переставить крыс обратно из спальни в коридор, упасть и вырубиться. Когда утром воскресенья я продрал глаза по будильнику, у меня было полное ощущение понедельника: две игры прошли, пора работать... как третья игра?..
У меня по-прежнему не было прикида на XVIII век, кроме недокафтана-перекамзола, в котором я был на Люсоне, - и я даже не стал откалывать ленту, ибо красивая. Я упихал его в рюкзак и поехал. Я тот нехороший человек (бить разрешается), которому закрытие куска красной ветки не помешало: я сел на трамвай от Семёновской до Прео, а дорогу до лофта нашёл благодаря тому, что уже не раз бывал там на играх Хэлки. Всё-таки я не вижу другого помещения для Самайна, кроме этого*-*
Поскольку многих метроколлапс всё-таки задержал, начала пришлось подождать. Я перечитал вводную и правила, наелся пирогом с капустой, Хэлка и Дикта провели мастер-класс по сексу на "сороке-воровке" (невинный детский стишок никогда не будет прежним) и дуэлям на картах. По сумеркам стартовали.

Сыграл очередное положительное бревно-в-полёте, к тому же косноязычное донельзя. Выполнил программу максимум героя романа плаща и шпаги: нашёл потерянного отца, подрался на дуэли (с ним же), признался в любви (не ему же, хотя шансов на успех у этого было бы и то больше)). Это если вкратце, а ниже подробности.
Предыстория персонажа
Франсуа де Фолет был сироткой, воспитанным кюре. И ровесником детей местного графа, Маргарет и Этьена, с которыми играл и учился в детстве. Фехтовать ему нравилось, а читать - не очень, писал он с ошибками, но до поры его это никак не волновало. По соседству находился замок Монлевик, в котором три года назад остались две вдовы - хозяина замка и его сына, - обе гугенотки. Граф их навещал и однажды взял Франсуа с собой. Тот увидел младшую вдову и пропал. Тут и возникла проблема: Мадлен де Монлевик обожала читать, её нельзя было застать без книги в руках. Франсуа попросил Маргарет написать за него романтическое послание и подкинул туда, где гуляла Мадлен.
Так Франсуа стал немножко Сирано (эта игра явно состояла из отсылок и пасхалок чуть более, чем полностью, а я, к своему стыду, кроме Дюма практически ничего не читал), и начались "у Маши и Дубровского отношения через дупло"(с). То есть Маргарет писала письма, переводя со слов Франсуа на высокий литературный штиль, он оставлял их в расщелине дуба, письма исчезали. Даже уезжая на войну, Франсуа захватил с собой несколько черновиков от Маргарет, переписывал их и отправлял ей же, чтобы она передавала их по назначению.
Этьен служил в более элитном полку королевских мушкетёров, Франсуа - в гвардейском полку попроще. Однажды командир, узнав, откуда он родом, поручил его передать пакет человеку, который остановится в замке Бомон. Так наш герой прибыл в незапланированный отпуск и дома узнал от своего опекуна, что бандиты сожгли Монлевик, но вдовы не пострадали и живут теперь у добросердечного графа.

Франсуа де Фолет. Отчёт отперсонажный. Ворнинг: хронологическая путаницаКогда мы с отцом Рене прибыли к обеду в замок Бомон, я не ожидал увидеть за столом такую прорву народа. И Этьен, вернувшийся из армии, и Маргарет, окончившая своё пребывание в монастыре, а помимо домочадцев - несколько человек гостей. Я поклонился графу, обнял Этьена и Маргарет, нашёл себе стул и сел между Этьеном и бароном де Ложем, старым другом графа. Этьен представил своих спутников, которых привёз из Парижа: герцогиню, её компаньонку и сопровождавшего её маркиза. Ещё один гость - он называл себя шевалье д'Э - прибыл сам: по его словам, у него сломалась карета.
Этьен говорил, что приехал из-под Перпиньяна, куда со своими мушкетёрами и всей свитой прибыл сам король. Я видел Его Величество только издали и надеялся встретить в лагере Этьена, но, видимо, мы с ним разминулись. Мне было несколько обидно, что мы сражались, продвигались вперёд, умирали, а мушкетёры прибыли только к началу осады, когда их жизням уже почти ничто не угрожало. Этьена просили рассказать о его подвигах, но он отказывался:
- О моих подвигах пусть расскажут другие.
- Давай ты расскажешь Франсуа, а он расскажет нам? - предложила Маргарет.
- И Франсуа наверняка есть что рассказать, - сказал граф.
- Да, расскажи о своих подвигах, - попросила Маргарет.
- Я не знаю, что и рассказать...
- Может, это были подвиги на другом поприще, амурном? - подсказал д'Э.
- Нет, нам было не до того... ну, почти не до того. Военная рутина не оставляла времени. Потому я должен извиниться перед вами, граф, и перед тобой, Маргарет, что не писал: писать было некогда.
Я понятия не имел, что рассказывать о войне. Война мне нравилась: если не зевать и оборачиваться, можно было неплохо преуспеть, только грустно было, когда убивали товарищей.
- Разве же это подвиги? Это долг, - говорил я. - Мы все его исполняли.
- Подвиг - это когда под тобой убивают коня, а ты перескакиваешь на коня противника... - подсказал д'Э.
- Вам бы романы писать, - заметил я. - А у меня и коня-то не было.
- А как же: вокруг свищут пули, у самого уха...
- Это было. Одному моему другу отстрелило ухо, и на месте уха в голове осталась дырка. Совсем рядом со мной, почти вплотную - повезло и мне, и ему.
- А вы, значит, служили при короле? - д'Э переключил внимание на Этьена. - Как вы находите маркиза де Сен-Мара? Правду говорят, что он фаворит короля?
- Всё это гнусные слухи, - Этьен аж побагровел. - Маркиз де Сен-Мар - благороднейший человек, и король недаром приблизил его.
Я не понял, о чём они говорили и почему Этьен рассердился так, словно д'Э оскорбил его самого. Но меня раздражали молодые выскочки, которые оказывались наверху, не нюхая пороху. Неужто им самим было не скучно получать всё и сразу, за фамилию и связи, а не в награду за труды?..
- И за какие же заслуги его приблизил король? - полюбопытствовал я.
- Он... чрезвычайно умён и обходителен.
- И только?
- Что ты имеешь в виду?
- Таких множество. Я хотел узнать, что в нём такого особенного.
- Он советник короля.
- Разве королю недостаточно кардинала?
- Кардинал нужен ему... для другого.
- Один нужен для одного, другой для другого... сложна светская жизнь!
Затем, когда д'Э спрашивал Этьена, как продвигается осада и каковы планы короля, далеко ли до мира, - тот отвечал, что Его Величество "пока нечасто советуется с ним". Чтобы король, да прислушивался к советам шестнадцатилетнего виконта? Уж не надеялся ли он повторить путь загадочного маркиза де Сен-Мара? Неужели хотел, чтобы и о нём говорили что-то странное?..
Шевалье д'Э стал рассказывать про испанский двор, где все ходят в чёрном, будто в трауре, и так набожны, что даже чересчур. Я не столько слушал его, сколько удивлялся: вот так запросто говорить о том, что видел врага не на поле боя с оружием в руках, а входил в его дом как гость?.. Граф слушал вежливо, затем не выдержал:
- Я не могу понять, вы что же, хвалите испанцев? Знать о добродетелях своего врага, конечно, нужно, раз сказано прощать врагам нашим, - но не до такой же степени.
- Напротив, я хочу сказать, что во Франции лучше. У французов больше лёгкости и остроумия. Вы знаете, у испанцев есть специальная походка, чтобы при ходьбе не было видно дыр в костюме. А выходя из дома, они ковыряют в зубах, чтобы все думали, будто они только что сытно отобедали.
- Сплошное притворство, - постановил граф.
- К слову о французском остроумии, - добавил я. - Есть у меня друг, умный, но небогатый, и у него прохудился камзол. Как-то его спросили: сквозь эту дырку ваша учёность выглядывает наружу? Нет, ответил он, сквозь неё чужая глупость внутрь заглядывает.
- У испанцев столько золота, что можно наполнить им целый галеон, - продолжал д'Э.
- Галеон - это нужник? - спросил я.
- Нет, это очень большой корабль. И очень красивый.
- Наши корабли лучше, - возразил я.
- Быстрее и маневренней, - подтвердил граф.
Мадлен даже за столом прижимала к груди две книги, которые она успела спасти перед пожаром. Д'Э и тут не преминул полюбопытствовать, что она читает, и, увидев что-то из античных сочинителей, блеснул знанием какого-то стиха про длинный нос.
- Одному моему другу этот стих очень бы не понравился, - шепнул мне Этьен.
- У него что-то короткое?
- Нет; я же тебе о нём рассказывал.
- А, припоминаю: де Бержерак. Дело закончилось бы дуэлью?
- Хуже: убийством.
Маргарет упомянула о своей подруге, которая приехала её навестить, но в дороге простудилась и из-за болезни не могла выйти к нам. Шевалье д'Э сразу заподозрил, не оспа ли у неё, и стал говорить о врачах, от которых один только вред, и что лечиться надобно вином и молитвой.
- Некоторые монахи в травках разбираются, - вступился я за лекарское ремесло. - Но, конечно, травки должны быть не вместо молитвы, а вместе с молитвой.
- Когда наш король был ребёнком, врачи чуть его не погубили, - сказал д'Э.
- Вы так хорошо знаете короля... бывали и при французском дворе, и при испанском. Вы служите по дипломатической части? - спросил его граф.
- Да, вроде того.
А что если д'Э был шпион? И хорошо если наш, а если испанский?..
- К слову о врачах, - рассказал я. - Один мой друг как-то выпил лишнего и решил принять лошадиное лекарство от колик. Ну... чудом его спасли.
- Он, должно быть, и дозу принял лошадиную, - предположил граф.
- И ржал как конь? - поинтересовался кюре.
- Нет, трубил как слон.
- Выпьем за короля, - предложил д'Э. - Встретил я как-то человека, который отказался пить за короля и сказал, что сперва нужно выпить за здоровье кардинала...
- Надеюсь, вы его убили? - спросил я.
- Я не помню. Но наутро, когда я проснулся, вокруг были сломанные скамьи, у меня болела голова, а того человека уже не было.
- Может, этот человек хотел вас испытать?
- И донести кардиналу...
Все встали и выпили за здоровье короля. Затем шевалье д'Э рассказал ещё несколько баек, некоторые из которых оканчивались тостами. Так, он сказал, что его пребывание в Испании скрашивала одна прекрасная женщина - разумеется, соотечественница. Выпили за дам.
- Мне кажется, половину своих историй он сочиняет прямо на месте, - шепнул граф барону. - Но для застолья это человек незаменимый.
Потом д'Э рассказал, как служил курьером и доставлял некое письмо. Это было мне знакомо.
- Служба курьера весьма достойна и недооценена, - сказал я. - Как-то раз командир поручил мне доставить приказ другому офицеру, дал коня и указал на рощу, где размещался лагерь. Я поскакал и... влетел прямо в лагерь испанцев.
- Ты перепутал две рощи? - спросил граф. - Или испанцы успели выбить лагерь?
- Наш лагерь уже передислоцировался оттуда, а испанцы пришли, можно сказать, на всё готовое. И, конечно, они погнались за мной.
- И как? Ты доставил письмо?
- Доставил. И вместе с ним доставил сведения о местонахождении противника.
- Надеюсь, командир тебя отметил? - спросил кюре. - А то служишь, и никаких наград.
- Конечно, он меня похвалил. И это был не единственный случай, когда он меня хвалил.
Когда граф предложил выпить за Этьена и его военную карьеру, отец Рене сказал, что стоит выпить и за меня, - и мы выпили за всех защитников Франции и за победу над испанцами.
Когда встали из-за стола и отец Рене благословил окончание трапезы, зал почти опустел. Я наконец пожал руку Этьену.
- Мне показалось, ты на меня за что-то сердит, - сказал он.
- О нет, ничуть. Просто сетовал, что мы разминулись в лагере.
- Не хочешь перейти к нам? Я могу замолвить за тебя словечко.
- Спасибо, но нет. Я доволен своим командиром.
- А у кого ты служишь?
- У Валеньяка. Он как раз гасконец, если мне не изменяет память. - за столом упоминали, что король молился о даровании Гаскони золотой жилы, чтобы её жители были не такими бедными.
- Я слышал о нём. Но гасконцы слишком грубые, - поморщился Этьен.
- Зато он находчив и бесстрашен. Именно это и требуется на войне.
- Да, пожалуй, ты прав.
Только я хотел сбежать, как к нам присоединился д'Э:
- А вы... служите вместе?
- Нет, служим мы у разных командиров. Мы выросли вместе, - пояснил Этьен.
- Я воспитанник кюре, сирота, - добавил я. - И кюре мне как отец, и граф мне как отец.
- И всё же, как вы познакомились с маркизом де Сен-Маром? - вновь обратился он к Этьену. - Вы говорили о его качествах так, словно хорошо его знаете.
- Он мой друг. И место, где мы познакомились, ещё раз доказывает, что слухи в его отношении лживы. Мы встретились в одном из весёлых домов...
- В Париже? Или уже в Руссильоне?
- В Париже.
Льстец встретил хвастуна: это могло затянуться.
- И как вы его находите?
- Чрезвычайно благородным молодым человеком, и преданным королю.
- Разве кардинал не предан королю? - спросил я снова.
- Мне кажется, кардинал предан своим собственным интересам.
- Но король не держал бы его при себе, если бы это было так, - возразил я.
- Значит, пока его интересы совпадают с интересами короля. Но, видимо, Сен-Мар нужен королю как советник, независимый от кардинала.
- Это разумно, - признал я.
- Так говорят, Сен-Мар - родственник кардинала, - сказал д'Э. - И Ришелье сам приставил его к королю.
Я слушал их краем уха и присматривался к остальным гостям. Вдруг в руках маркиза, который беседовал с госпожами де Монлевик в другом конце зала, я заметил белый платок - такой же мой командир показывал мне, говоря, что это будет условным знаком адресата его письма. Я мог ошибаться, но всё же люди не держат платок в руках так подолгу. Или при дворе так нынче принято?..
- Почему бы вам не перевестись поближе к королю? - спросил меня д'Э, когда Этьен нашёл предлог нас оставить.
- Я выполняю свой долг, а не ищу славы, - ответил я.
- Одно другому не мешает. Если вы будете служить королю у него на глазах, у него будет больше шансов об этом узнать и отметить вас.
- Мы все служим королю, и он об этом знает. И служим не ради награды. Но если кто-то совершит нечто действительно выдающееся - король отметит его, даже если это будет простой солдат.
- Королю может оказаться не до того, у него много дел.
- Ему сообщат. Я знал тому примеры.
Наконец, откланялся и д'Э, и я смог подойти к компании, где старшая госпожа де Монлевик сетовала на увлечённость книгами своей подопечной родственницы. Я счёл своим долгом заступиться за неё, хотя не читал из Шекспира ни строчки, - пришлось напрячься и припомнить, что о нём говорили мои более образованные сослуживцы.
- Но ведь Шескпир не запрещён, - сказал я. - Его переводят на французский.
- Но вы знаете, какие ужасные вещи он пишет?!..
- Я слышал о нём только хорошее. Что он пишет о чувствах.
- То, что пересказывала мне Мадлен, было совсем не о чувствах. Может, у него есть что-то другое, но она почему-то выбрала именно это!
Я так и не смог понять, что такого ужасного писал Шекспир, и переключился на маркиза, который по-прежнему держал в руках батистовый платочек, то разворачивая, то сворачивая его, - теперь я разглядел его поближе, и ошибки быть не могло.
- Вы ведь друг Этьена? - обратился я к нему. - Как вы находите замок Бомон?
- Да, мы познакомились в Париже. А здесь очень красиво.
- Но ехать сюда в такое время года?.. - удивлялась де Монлевик. - На что здесь смотреть?
- На архитектуру, - снова вступился я, понятия не имея, чем одна архитектура отличалась от другой. - Здесь красивая часовня. И для охоты это время года самое подходящее. Этьен уже показывал вам свою коллекцию ружей?
- Нет, не показывал.
- Какое упущение с его стороны! Если хотите, я вам их покажу.
- Покажите.
- Вы позволите похитить у вас маркиза? - уточнил я у прочих собеседников и повёл его в одну из комнат, где нас никто не мог услышать. Командир особо подчёркивал, что передать пакет нужно тайно.
Я остановился, маркиз взглянул на меня вопросительно, и я пояснил:
- Дело в том, что я должен передать вам пакет от моего командира. Он говорил, что батистовый платок будет условным знаком, потому я ожидал, что адресатом будет дама...
- Я рад, что ваш командир выбрал такого... молодого человека, как вы, - улыбнулся мне маркиз.
- Я не раз оказывал командиру услуги подобного рода, - сказал я.
- Вы знаете, что в этом пакете? - маркиз вскрыл пакет, и внутри оказалось несколько писем, запечатанных сургучом. - Или вы просто курьер?
- Нет, я ничего не знаю.
Мне было чертовски любопытно, что за дело было между Валеньяком и этим типом из Парижа, но маркиз явно не собирался со мной делиться, и мы вернулись, пока нас не хватились.
- Коллекция ружей просто замечательная, - говорил он.
- Надеюсь, вы задержитесь и Этьен согласится с нами поохотиться.
Мы расстались; у меня было при себе ещё одно письмо - от моего друга Антуана де Сигоньяка, которого я навестил в госпитале перед отъездом. Услышав, что я возвращаюсь в замок Бомон, он потребовал бумаги, стал писать и пришёл в такое волнение, что его раны открылись. Я позвал врача, но Антуан умер, держа письмо в руке, - хорошо, что успел сказать, кому его передать. И сегодня имя его возлюбленной - дю Буше - прозвучала за столом, когда Этьен представлял своих гостей. Но вот незадача: обе дамы из Парижа вместе с Маргарет собрались в будуаре и не выходили оттуда.
Я подсел за стол, где вдовы де Монлевик спрашивали графа, барона и Этьена, правда ли католики не боятся убивать своих врагов, потому что знают, что они попадут в рай. Мне это показалось странным: хороший человек попадёт в рай, плохой попадёт в ад, а убивают друг друга все люди, а не только католики.
- Человек предполагает, а бог располагает. Для католика в любом случае плохо умереть без покаяния, - заметил я.
- Да, на поле боя такое случается.
- И не только на поле боя. Один мой друг умер в госпитале и тоже не дождался священника.
К нам присоединился отец Рене, и спросили его мнения. Он напомнил, что сражаться - христианский долг солдата и что смерть доброго католика более утешительна, поскольку он может увидеть рай.
- Если бы мы не защищали нашу землю, что бы от неё осталось? Вряд ли бог этого хочет, - поддакнул я. - Мы бы и рады не воевать с испанцами, но они же всё сами лезут.
- Испанцы воюют с дикарями в Америке, - сказал Этьен. - Может, бог нарочно посылает им дикарей, чтобы уменьшить их доблесть?
- И вознаграждает их золотом?
- А если бог хочет, чтобы это золото досталось нам?
- Мне кажется, это слишком изощрённо для господа, - усомнился я.
Когда вдовы де Монлевик встали из-за стола, отец Рене предостерёг нас от религиозных споров с людьми много читающими, сказав, что мы можем по неопытности подпасть под обаяние их аргументов.
- Так я не спорил, я просто беседу поддержал, - хотел было оправдаться я.
- Франсуа, мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
Я сперва испугался, что кюре каким-то образом стало известно о моих письмах к Мадлен, но, когда мы вышли в гостиную, он заговорил совсем о другом.
- Франсуа, я много лет вынужден был скрывать от тебя твоё происхождение, щадя твои чувства... но сегодня, наконец, смогу ответить тебе на этот вопрос. Потому что здесь, в этом замке, - человек, который повинен в смерти твоей матери.
- И кто же это?
- Маркиз де Фонтейн. Моя сестра... умирая, она назвала это имя. Она не могла вынести такого позора, а я, как служитель церкви, не мог призвать этого человека к ответу.
- Вы заменили мне отца. А его я заставлю ответить.
- Именно это я и хотел от тебя услышать.
Он встал. Я чувствовал, что подробности и чувства излишни, и сказал только:
- Ни вы, ни тем паче она не виноваты ни в чём.
Я подумал, что прежде чем вызвать маркиза и, возможно, умереть, стоит закончить со всеми принятыми на себя обязательствами. Увы, Анриетта дю Буше по-прежнему была в будуаре; впрочем, маркиз был там же, но я не считал себя вправе вламываться туда, даже если в свете так было принято.
- Когда-то я знал одного дю Буше в Париже, - услышал я слова кюре. - Он умер.
- Вы вспомнили о нём, когда услышали имя компаньонки герцогини? - спросил я.
- Да. Я не знаю, был ли тот человек её отцом или мужем...
- Если она вдова, немудрено, что она путешествует с герцогиней, - заметил граф.
- Мы обсуждаем госпожу дю Бюше в её отсутствие, - сказал я. - Не лучше ли сообщить ей об этом?
- Пожалуй, я так и сделаю, - решил отец Рене. - Где она сейчас?
- Только что вышла из будуара.
Я сопроводил кюре в гостиную, куда вышли дамы. Он предложил госпоже дю Буше разговор, а я поспешил добавить:
- Я тоже хотел бы сообщить вам пару слов, если позволите.
- После того, как я договорю, - сказал кюре.
- О, конечно, я подожду. Просто в вашем присутствии это будет прилично.
Кюре и госпожа дю Буше удалились в будуар, и их довольно долго не было. Я ждал, сидя за столом, и ко мне подсела Маргарет:
- Мне показалось, ты за что-то сердишься на Этьена. Вы не поссорились?
- Нет, что ты. Я просто сетовал, что мы разминулись при Перпиньяне.
- Точно? - с недоверием спросила она.
- Конечно. Мне не за что на него сердиться.
- А как твой роман? Тебе нужны ещё письма?
- О, спасибо. У меня ещё остался один черновик, а там посмотрим. Сначала мне нужно закончить одно важное дело.
- У тебя что-то случилось? Я могу чем-то помочь?
- О, не думаю. Это... наши, мужские дела.
Кюре вернулся и скупо сообщил:
- Теперь вы можете поговорить.
Не без смущения я переступил порог будуара, где осталась госпожа дю Буше. Она стояла неподвижно и, казалось, только что плакала. То, что рассказал ей отец Рене, так её расстроило?..
- Я, должно быть, не вовремя?..
- О нет, заходите.
- Что-то случилось? Принести вам воды?
- Да, пожалуйста.
Я сбегал до кухни и принёс ей стакан воды. Она села, держа его в ладонях.
- Я должен передать вам письмо моего друга, Антуана... увы, он не дописал его.
Я достал из кармана сложенный без конверта лист, испещрённый пятнами крови, и протянул ей.
- Он... умер?
- Да. Он умер у меня на руках. Мне очень жаль. Он был благороднейшим человеком из всех, кого я знал.
- Спасибо вам. - она даже не читала письма.
- Если я могу что-то для вас сделать, чем-то помочь... я буду рад сделать это.
- Мне нужно побыть одной.
- Хорошо. Ещё раз прошу прощения, что я так не вовремя.
Я вышел. Что ж, теперь ничто не мешало мне исполнить свой долг. Но маркиза нигде не было видно, и в зале почти не осталось свидетелей, - а у меня оставался последний черновик письма, написанный рукой Маргарет. Мне не хотелось, чтобы его нашли, если я буду ранен или убит. Я взял чернила и бумагу и сел в стороне переписывать письмо; мне было совестно перед кюре за промедление - он мог, чего доброго, подумать, что оно вызвано малодушием, - и от спешки я мог сделать пару ошибок, сокращая некоторые фразы. Но я их уже не стеснялся, тем паче что переписывания выправили мой почерк. Я даже подписался буквой Ф, решив, что мне пора открыться. Я отдал письмо слуге, а черновик порвал.
- Ну как? - Маргарет была тут как тут.
- Я... подписал письмо. Своими инициалами.
- Написать для тебя ещё?
- Не знаю. Быть может, я с ней поговорю.
- О чём? - Маргарет выглядела удивлённой. - Ты хочешь сказать ей о своих чувствах?
- Ну да.
- Но ты ведь не можешь на ней жениться! Она же гугенотка.
- Я... что-нибудь придумаю.
Наконец, я столкнулся с маркизом и обратился к нему:
- Могу ли я сказать вам ещё кое-что?
- Да, конечно.
Я прошёл с ним в зал; в тот момент я вовсе не думал о том, что ставлю под угрозу те цели, что преследовал мой командир, отправляя пакет этому человеку.
- Присядьте, - предложил я, ожидая, что разговор будет долгим.
- Я вас слушаю.
- Всю свою жизнь я считал своих родителей погибшими. Сегодня мой опекун открыл мне правду - но было бы, конечно, кощунством называть вас своим отцом, и вы ничего мне не должны. Вы погубили мою мать - и, должно быть, думали, что это сойдёт вам с рук. Мой дядя, как лицо духовное, не мог бросить вам вызов, поэтому это делаю я. У меня нет перчатки, но, надеюсь, вы его примете.
- Как я понимаю, уже поздно говорить, что мне очень жаль?
- Да, уже поздно.
- Тогда я принимаю вызов.
- Пистолеты? Шпаги?
- Шпаги.
- Нам нужен секундант... кстати, а вот и он.
В зал вошёл Этьен, и я помахал ему рукой, приглашая подойти.
- Этьен, ты будешь моим секундантом?
- Буду! А в чём причина дуэли?
- Из-за этого человека погибла моя мать.
- Тогда я вызову его после тебя!
- Не нужно. Ты не знал мою мать, она тебе даже не родственница! Это только моё дело. - я обернулся на де Фонтейна: - Вы тоже можете выбрать себе секунданта, если пожелаете.
Но Этьен не дал нам договорить и торопливым шагом повёл нас во двор замка: похоже, он боялся, что нас заметят. За столом он, помнится, упоминал, что дрался с кем-то на дуэли в Париже, и кто-то сказал, что в армии за дуэль могут расстрелять без суда и следствия, - а шевалье д'Э утверждал, что даже в лагере можно найти укромное местечко для дуэли. Мы отошли достаточно далеко, заняли позиции и обнажили шпаги. Этьен даже не пытался призвать нас к примирению:
- Ну же, сражайтесь!
Я первым пустил маркизу кровь, но рана казалась несерьёзной.
- Вы намерены продолжать? - спросил я, ожидая услышать извинения.
- Вы бросили вызов, вы и решайте, - был ответ.
Мы продолжали; после второго ранения маркиз по-прежнему стоял на ногах, но я ошибся, подумав, что теперь смогу легко покончить с ним. Он стал защищаться ещё яростнее и ранил меня в плечо, а затем по рёбрам. Я начал уставать из-за потери крови и понимал, что следующая сшибка станет для кого-то из нас последней. И, действительно, маркиз открылся, и я мог бы его убить, - но мне вовсе не хотелось портить вечер убийством, что неизбежно принесёт множество хлопот с законом и мне, и графу; а к тому же грех маркиза устарел на семнадцать лет, и я не чувствовал в себе злости настолько сильной, чтобы она удовлетворилась только смертью. Я нанёс маркизу рану достаточно серьёзную, чтобы его жизнь оказалась в руках господа, и опустил клинок. Этьен подошёл к нам.
- Помоги маркизу, - велел я. - Я могу идти сам.
Не то чтобы я в самом деле мог - перед глазами уже порядочно плыло, - но секундант у нас всё равно был один. Этьен подхватил Фонтейна, и я пошёл к замку следом за ними, не выпуская их из виду. Этьен отнёс маркиза в одну из комнат и стал звать помощь, отчего начался переполох и путаница. Я остался стоять в коридоре, кто-то подбегал ко мне, я рявкал из последних сил, чтобы занялись маркизом, пока он не истёк кровью, и только когда убедился, что ему помогли, прислушался к тем, кто обращал внимание на меня. Мне посоветовали присесть, и я преодолел путь до гостиной, где рухнул в ближайшее кресло.
Мне помогли стащить камзол с плеча - он, конечно, прохудился и придётся его штопать, но разрезать его мне совсем не хотелось. Госпожа дю Буше умело перебинтовала мои раны. Мадлен помогала ей - и мне было непросто убедить себя, что это было наяву, что я не бредил; я что-то бормотал про её руки и про то, что я их недостоин, пока кровь не остановилась и моё сознание прояснилось.
- Спасибо за помощь. Где вы этому научились? - спросил я госпожу дю Буше.
- В монастыре.
- Что с маркизом, он жив?
- Да. Сейчас ему ничто не угрожает. Надеюсь, вы не намерены продолжать?
- О, нет. Наши разногласия улажены. Он смыл свою вину кровью - мне этого довольно; пусть на будущее это послужит ему уроком.
- Что же было причиной дуэли?
- Из-за него погибла моя мать.
- А он казался мне таким достойным человеком... - вздохнула госпожа дю Буше.
- Увы. Я тоже считал его таковым, поскольку мой командир доверял ему. Но все мы можем быть введены в заблуждение и ошибаться в людях. Но он достойный противник. По силам мы были равны.
- Я могу поговорить с вами? - спросила меня Мадлен, и моё сердце пропустило удар.
Но в тот же момент ко мне подошёл Этьен:
- Франсуа, мне нужно с тобой поговорить.
- Это срочно? - удручённо спросил я.
- Боюсь, что да.
- Прошу меня извинить, - я вынужден был откланяться перед моими спасительницами и отойти вместе с Этьеном к камину.
- То, что маркиз погубил твою мать... откуда ты об этом узнал?
- Мой опекун рассказал мне об этом. А в чём дело?
- Я получил письмо, подписанное именем женщины, чьей благосклонности я добиваюсь, с просьбой вызвать маркиза де Фонтейна на дуэль. Но это не её почерк, и она этого не писала.
- Возможно, у маркиза есть враги, - я пожал плечами. - Но и ты будь осторожен.
Я не придал этому особенного значения и поспешил вернуться к Мадлен. Она велела мне сесть и присела напротив.
- Я написала вам письмо, - произнесла она и протянула мне аккуратно свёрнутый лист. - Но сейчас, кажется, в нём уже нет нужды.
Я развернул бумагу; почерк Мадлен был мелкий и очень ровный. Чтобы не выдавать, как медленно я читаю и что не сразу могу разобрать в некоторых местах её почерк, я бегло пробежал лист глазами. В письме она просила о встрече для некоей просьбы... я сложил его и прижал к сердцу, которое, казалось, готово было выскочить.
- Я к вашим услугам.
- У вас такая большая библиотека. Вы наверняка много читали!
- Я... да, кюре научил меня читать.
- И что же вам особенно нравилось читать? Расскажите!
Я стал отчаянно вспоминать заголовки тех книг, которые порой листал со скуки в детстве, поскольку строчки в них были короче, нежели в прозе.
- Я... читал Одиссею!
- О, античная классика - это замечательно. Что-то ещё?
- Хм-м... Песнь о Роланде.
- Достойная французская классика. А из современников? Вы читали Корнеля?
- Да... кажется, читал.
- А ещё кого-то из драматургов? Неужели одного только Корнеля?
Меня вновь спасли воспоминания о болтовне товарищей:
- Нет, был ещё... Расин.
- О, у вас есть Расин! Как вы его находите?
- Я... считаю, что пьесы лучше смотреть на сцене, нежели читать. Но мне пока не довелось побывать в парижских театрах.
- Да, сейчас стараются ставить больше французских пьес...
- Говорят, даже Ришелье пишет пьесы, - я перевёл беседу в более привычное русло.
- В самом деле? Но он же духовное лицо.
- Видимо, он пишет пьесы как лицо светское, коим он также является как советник короля.
- Удивительно, как один человек может совмещать в себе и то, и другое...
- В древности тоже были люди, которые совмещали несколько занятий, - я хотел в тот момент вспомнить Цезаря, но не вспомнил и промолчал, чтобы не ошибиться.
- В античные времена каждый стремился быть универсальным гением. О чём же пишет Ришелье? Неужели он может писать о любви?
- Должно быть, он пишет нравоучительные пьесы, - предположил я.
- Но ведь все произведения, так или иначе, - о любви, разве не так?
- Да, конечно...
- Так вот о чём я хотела вас попросить. Вы достанете мне Расина из библиотеки кюре? Я боюсь его просить, а вам он не откажет.
- Да, достану. Но ведь библиотека в графском замке наверняка богаче, чем у кюре?..
- О нет, поверьте, библиотека кюре гораздо богаче.
- Хорошо, я достану вам Расина! Но, уверяю вас, отец Рене вовсе не так суров. Он только кажется строгим, а на самом деле очень добр. Он бы не отказал в такой мелочи.
Тут наш разговор прервали - и я даже испытал облегчение: я совсем не был уверен, найдётся ли Расин в библиотеке отца Рене.
- Франсуа рассказывал, что Ришелье пишет пьесы.
- Надо же. Что ещё вы знаете о кардинале?
- Только слухи. Говорят, что он любит кошек и у него их множество, - но, к сожалению, я не знаю, правда ли это.
- Ни за что бы не подумала, - сказала Мадлен. - Кардинал и кошки...
Когда мы с отцом Рене остались наедине, он сказал:
- Она была бы тебе хорошей женой, если бы была католичкой.
- Ей было бы скучно со мной, - вздохнул я.
- Зато тебе с грамотной женой было бы нескучно. Она читала бы тебе вслух... Я надеюсь, у тебя будет хорошая жена-католичка.
- А скажите, возможно ли такое... я не о себе, просто интересно, - возможно ли жениться на гугенотке?
- Возможно, если она перейдёт в католическую веру.
- Да, я... слышал о таком.
О том, чтобы требовать от Мадлен сменить веру, не могло быть и речи: для неё это слишком много значило. Также невозможно было и думать о том, чтобы сменить веру самому, - отец Рене просто не вынесет такого предательства. И он даже не упомянул о том, что Папа или кардинал может дать разрешение на брак двух людей разных конфессий. Всё оказалось сложнее, чем мне представлялось... Хотя когда-то мне не представлялось вовсе, что Мадлен будет читать мои письма. И что заговорит со мной.
- Я сказал ей, что читал Песнь о Роланде... хотя на самом деле прочитал всего две страницы.
- Так иди и скажи ей об этом.
- Да, пожалуй, я так и сделаю.
Я нашёл Мадлен в гостиной. Там же на диване полулежа был устроен маркиз, бледный, но живой, в компании шевалье д'Э, - тот, похоже, обрёл собеседника, который не мог от него никуда убежать.
- Я должен вам кое-в чём признаться, - выдохнул я.
- Я вас слушаю.
- Я... не читал Песнь о Роланде. Я прочёл только две страницы, там, где битва.
- Но ведь поэма не начинается с битвы. Она в середине.
- Я прочёл из середины, - в отчаянии продолжал я.
- Битва занимает гораздо больше, чем две страницы.
- Но я прочёл две...
- Вам стоит прочесть всё остальное. Битва - это, конечно, увлекательно, но Роланд и другие герои являют нам примеры рыцарства, которое непросто встретить в наши дни.
- Да, обязательно прочитаю. Как только смогу. На войне не до книг...
Она ушла, а я справился о самочувствии маркиза и, почувствовав себя третьим лишним, вернулся в зал. Там я вскоре попал в руки Маргарет, чьё любопытство не знало границ.
- Как твой роман?
- Мы... поговорили.
- И ты признался?
- Ещё нет. Всё не так просто.
- Почему?
- Вопрос веры... мой дядя и опекун ни за что не позволит мне жениться на ней. Он хочет, чтобы моя жена была католичкой.
- Он так и сказал?
- Он сказал, что она была бы хорошей женой, если бы была католичкой.
- Ты говорил с ней об этом? Она могла бы сменить веру.
- Как я могу предложить ей такое! Я не стою того, чтобы отказываться от веры ради меня.
- Ты стоишь большего. Вокруг столько женщин... ты мог бы попробовать с кем-нибудь ещё.
- Нет. Я так не могу.
- Любишь её, да? - Маргарет вздохнула.
- Люблю.
- Тогда я желаю тебе удачи.
Казалось, только ленивый не спросил меня о причинах моей дуэли с маркизом. Отвечая раз за разом одно и то же, я чувствовал, что всё больше заочно прощаю его, и в то же время испытывал любопытство - узнать побольше о своём отце, прежде чем мы расстанемся и, быть может, никогда больше не увидимся. И я даже не сильно удивился, когда мне передали, что маркиз желает меня видеть.
Я нашёл его всё там же - ему ещё не рекомендовали вставать.
- Надеюсь, вы получили удовлетворение и больше не желаете меня убить?
- Если бы я хотел вас убить, я бы это сделал. Вы тоже могли это сделать: вы хороший фехтовальщик.
- А вас, значит, воспитал кюре?
- Да, он заменил мне отца. И он научил меня фехтовать. - я опирался здоровой рукой о столик. - Разрешите присесть? А то я тоже ранен.
Маркиз подвинулся, и я сел рядом с ним на диван.
- Пожалуй, я даже рад, что вы выросли здесь. Я бы не смог дать сыну должное воспитание. Вы делаете военную карьеру?
- Да - если это можно назвать карьерой. Карьерой заняты те, кто поближе к королю, а я занят службой. А вы не воевали?
- Нет. Я, признаться, довольно бесполезный человек.
- Служить Франции можно не только на поле боя, - заметил я.
- Всё так. Но я занят в основном светской жизнью.
- Да, светская жизнь не по мне. Но, полагаю, если мы встретимся снова... возможно, мы даже сможем стать друзьями.
- Я знаю, что вы откажетесь, но всё же - если вам понадобится какая-то помощь, я буду рад её оказать.
- Я откажусь, - кивнул я. - Не потому, чтобы я относился к вам дурно, а потому, что предпочту справиться сам. Но я запомню.
Разговор зашёл в тупик; мне и хотелось бы говорить ещё, но я не был мастером светских бесед и не знал, о чём ещё спросить или рассказать. Я встал.
- Мне правда жаль, что так вышло с вашей матерью.
- Я вам верю.
Сейчас, когда ему уже ничто не угрожало, я и впрямь мог поверить в искренность его слов. Никто не свят, все совершают ошибки, и умение признать ошибку и ответить за неё - не худшее из качеств.
- Полагаю, мне стоит сказать об этом вашему дяде?
- Да, определённо стоит. Я ему передам. Неловко оставлять вас в одиночестве... Но, пожалуй, взгляну, что происходит в зале.
В зале не происходило ничего. Я дождался кюре, который с кем-то беседовал, и сообщил, что маркиз желает с ним поговорить.
Ко мне подсела Маргарет и пожаловалась, что отец хочет выдать её за барона де Ложа. А барон, может, и был неплохим человеком, но годился ей в отцы и совершенно ей не нравился.
- Неужели во всей округе больше никого не нашлось? - сокрушался я.
- Видимо, не нашлось. Вот если бы ты мог меня увезти...
- Я не могу. Ты мне всё равно что сестра.
- Эх, жаль...
- Я вправду не знаю, чем тебе помочь.
Поговорить с графом? Но своей семье он сам хозяин и не станет слушать моих советов.
- Ну ладно. Как у тебя с вдовой, что-то продвинулось?
- Я признался ей... что не читал Песнь о Роланде.
- И что она?
- Посоветовала мне дочитать. Мне кажется, она думает обо мне гораздо лучше, чем я есть.
- Тебе точно не нужно написать ей письмо?
- Точно. Я сам поговорю с ней... позже.
Признаться в любви оказалось сложнее, чем вызвать на дуэль. В дуэли больше шансов на пощаду. Но и промедление тяготило всё сильнее. Когда я решился, Мадлен, по обыкновению, читала; я приблизился к ней - она меня даже не заметила.
- Простите. Могу ли я поговорить с вами?
Она так уверенно повела меня во двор замка - похоже, догадывалась, о чём я хочу говорить.
- Я должен признаться вам ещё в двух вещах. Даже в трёх!
- Я вас слушаю.
- Я не люблю читать, - выпалил я, потупившись.
- Вот как...
- И все эти письма писал не я. Их писала Маргарет с моих слов. Я бы никогда не смог написать так...
- А кто писал это письмо? Это не ваш почерк, - она показала мне лист.
На нём чужим почерком и довольно грубо говорилось о том, что если она желает увидеть того, кто питает к ней чувства, то пусть найдёт Франсуа де Фолета.
- Это не мой почерк и не почерк Маргарет, - сказал я. - Должно быть, это чья-то глупая шутка. Мой друг тоже получил сегодня письмо, подписанное именем той, кто его не отправляла.
- Что ж, теперь я знаю правду, спасибо вам.
- Это не важно. Я... люблю вас и был бы счастлив, если бы вы согласились стать моей женой, хоть я и не могу ничего вам предложить. Но мой опекун... он хорошо отзывается о вас, но для него вопросы веры очень важны.
Потом она говорила, что очень тронута и что мои письма очень дороги для неё, и она всегда будет хранить их. Что я ещё молод, мои чувства незрелы и первая любовь быстро закончится, что я люблю некий образ, а не её саму... Я мог бы опровергнуть каждое слово, но не мог её перебить.
- Вы найдёте себе подходящую партию. Я вас недостойна.
- Но у меня нет ничего - ни титула, ни земель, ни богатств! Разве это так важно - кто кого достоин?
- Давайте так: я дам вам год. За это время вы или забудете меня, или поймёте, что ваши чувства истинны. Если через год вы вернётесь ко мне, мы решим, как поступить дальше. Если нет - я не стану на вас сердиться, сохраню всё втайне и никогда не напомню вам о вашем увлечении.
Целый год на войне... все мои погибшие товарищи, заканчивая несчастным Антуаном, не докончившим письма, пронеслись у меня перед глазами.
- Я непременно вернусь, - пообещал я.
- Сказать по правде, я была увлечена вашими письмами. Я написала вам ответ - пусть он останется с вами.
Она протянула мне лист, испещрённый её прекрасным аккуратным почерком, и я спрятал его у сердца.
- Он будет хранить меня от испанских пуль. Спасибо вам. Я буду вам писать.
Мы вернулись в замок; уже от входа я услышал, что граф почувствовал себя дурно и удалился в свои покои. Это было тревожно, хоть я и верил мастерству госпожи дю Буше. Маргарет, как и прежде, развеивала моё одиночество - и я был благодарен ей за участие.
- Вы поговорили?
- Да. Она дала мне год.
- Год? Почему так много?
- Чтобы я подумал, насколько мои чувства серьёзны. И чтобы она могла подумать. Надеюсь, за этот год меня не убьют испанцы.
- Она тебя не любит! Если бы она тебя любила, она бы так не сказала.
- Для неё это не так просто. Всё-таки вопрос веры...
- Она не хочет переходить в нашу веру?
- Разумеется, для неё это исключено.
- Она так и сказала?
- Мы пока не говорили об этом.
- Ну, не отчаивайся, - она потрепала меня по колену. - Ты ещё встретишь подходящую девушку.
Все они говорили так. Будто я был животным или предателем, который забывает всё, что говорил и делал, ради новой выгоды. А у меня было одно-единственное сердце, и оно уже было отдано.
Я не знал, с кем из мужчин поговорить об этом. Уж точно не с кюре, которого сан обязывал не знать женщин. Граф по-прежнему недомогал, да и помнил ли вдовец других женщин, кроме покойной графини? Так я вспомнил о своём новообретённом отце. Маркиз де Фонтейн уже стоял на ногах.
- Могу я поговорить с вами ещё немного?
- Да, конечно.
Он шагнул в будуар, и мне пришлось последовать за ним. Что ж - подходящее место для таких разговоров.
- Доводилось ли вам любить кого-то, кого любить запрещено?
- Мне случалось влюбляться в замужних женщин. А в кого влюблены вы?
- В гугенотку...
- В одну из дам де Монлевик?
- Да, в младшую. Мой дядя... он хочет видеть мою жену католичкой. И я не могу его разочаровать. А для неё сменить веру - невозможно.
- Можно получить разрешение на брак от кардинала.
- Одному мне до него не добраться. Возможно, в этом мне и понадобится ваше дружеское участие.
- Я буду рад помочь, насколько смогу.
- Благодарю вас. Всё решится через год.
Когда я вышел, Маргарет меня уже хватилась. Она сказала, что от помолвки с бароном её спасёт только письмо от герцогини, благодаря которому барон получит некую должность и которое нужно будет доставить в Париж. Я прикинул, что мои раны позволят мне совершить такое путешествие, а командиру можно будет написать, что я задержусь дома из-за несчастного случая на охоте. Оставалось дождаться, когда герцогиня напишет письмо. Маргарет попросила сперва показать письмо ей, а затем везти его без промедления - и без ведома её отца. Она так многое сделала для меня - как я мог отказать ей?
Но оставалась проблема поддельных писем. Герцогиня, Этьен, Маргарет и я собрались во дворе, чтобы взглянуть на них и сличить почерк. Я не мог разобрать, были ли они написаны той же рукой, что подложное письмо, полученное Мадлен от моего лица, но уверился, что это дело рук одного и того же негодяя. Остальные же утвердились в мнении, что это сделал шевалье д'Э. Он с самого начала казался мне подозрительным.
- Я мог бы вызвать его на дуэль, но я ранен в левую руку, а левая рука у меня рабочая, - сказал Этьен. Я был вовсе не уверен, что он левша, но не мне же спорить.
- А я ранен в правую, и у меня рабочая правая, - сказал я. - Но я всё равно могу его вызвать.
- Давайте никто не будет никого вызывать! - настаивала Маргарет.
- И то правда, у меня есть веская причина пережить этот год, - признал я.
Но Этьен всё же вызвал д'Э; я подоспел уже к концу дуэли, когда д'Э был повержен, но жив, - его перенесли в замок на плаще.
Пока граф с Этьеном и Маргарет о чём-то переговаривались, во что меня не посвящали, со мной заговорил отец Рене.
- Я слышал, будто ты собираешься увезти дочь графа. Это правда?
- Конечно же, нет! Она мне как сестра.
- Надеюсь, ты понимаешь, к каким последствиям могут привести такие необдуманные действия.
- Разумеется. Я никогда так не поступлю... ни с ней, ни с какой-либо другой девушкой!
- Ну, хорошо.
И кто мог распускать такие грязные слухи? У барона на такое не хватило бы хитрости.
Герцогиня передала мне пакет - он был довольно увесистым, под стать тому, что я вёз Фортейну от Валеньяка. Нужно было незаметно показать его Маргарет - вот только у выхода из замка всё время было людно. Мы вышли во двор, и Маргарет то и дело оборачивалась.
- Она нас видела! Вернёмся!.. А впрочем, пусть думают, что у нас тайный роман.
Не то чтобы я одобрял такой расклад, но ничего не оставалось, кроме как следовать за Маргарет, которая привела меня в беседку в саду, заперла дверь на щеколду и только тогда протянула руку за письмом. Внутри пакета оказалось несколько писем, запечатанных воском. Мы бы выдали себя, сломав печать, и нам пришлось остаться в неведении и довериться герцогине.
Вернувшись в замок, я сел писать письмо командиру о том, что был ранен кабаном на охоте и останусь дома на неделю-другую. Время клонилось к вечеру, и я ожидал, что смогу отправиться в путь поутру, попрощавшись с отцом Рене и с графом под предлогом возвращения в армию. Однако некто, похоже, донёс до графа нелепые слухи о том, что Маргарет готовит побег, и он запер её; она успела прокричать мне: "Франсуа, сделай это сейчас!", а следом ко мне подошла герцогиня и сказала, что я должен ехать немедленно. Я торопливо докончил письмо, отдал его слуге и отправился на конюшню. Никто меня не остановил.
Видимо, курьер - это действительно судьба.

Так за одни выходные после дня святого вазелина я сыграл гет со стороны женщины, гет со стороны мужчины и слэш. Не хватает только фемслэша, но его всегда не хватает. А на самом деле это довольно грустная история.
А на самом деле это довольно грустная история. Франсуа любит Мадлен, Маргарет любит Франсуа, а Мадлен, влюбившись в письма, по сути влюбилась в Маргарет (до игры я тихо надеялся, что у Мадлен и Маргарет что-нибудь получится, но это XVIII век, детка, не всё так просто). Франсуа для Мадлен - чужой человек, ради которого она не станет жертвовать вероисповеданием, разумно опасаясь, что через пару лет он её забудет и променяет на молодую (тут внимательный читатель скажет, что развод в те времена - дело сложное и можно было бы посерьёзнее воспринимать желание жениться на бесприданнице, однако и без развода существовало множество способов положить болт на женщину: сдать в монастырь или просто беззастенчиво изменять). Мастерским произволом Франсуа не убьют испанцы, но мне всё равно видится лучшим финалом для него, если он разделит судьбу Антуана де Сигоньяка, умерев с недописанным письмом в руках.

Краткие благодарностиСпасибо Дикте за игру, персонажа и красивое стекло! Получилось очень душевно и очень хочется такого ещё.
Спасибо соигрокам - Филите за Мадлен, Вере за маркиза, Хэлке за отца Рене, Шаману за Этьена, Виталику за барона, Ортхильде за Анриетту дю Буше, Лиаре за графа, и всем-всем-всем. Было много сложных разговоров, много атмосферы эпохи, много романтики. Всех люблю
...Но трём играм в одни выходные, если хотя бы одна из них - не игротехника, - впредь отказать. А то писать отчёт через две недели - большое фу с моей стороны, всё забывается-перепутывается ><

@темы: moments of life, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

@темы: соседи по разуму, стихи не ведают стыда, барраяр и барраярцы, step on thorns

Почему всем моим барраярцам и барраяркам совершенно нет места на Барраяре и они были бы куда счастливее где-нибудь на Бете, а моей единственной бетанке на Барраяре самое место? Что я делаю не так? Причём в её шкуре было весьма комфортно и ресурсно.
Когда я только ловил внутри себя её манеру поведения, я думал, что у неё высокий уровень социальной мимикрии. Это в ней действительно есть, но не только. По бетанским меркам она слишком deviant, проще говоря - отбитая. Её родителям наверняка говорили, что такие, как она, становятся преступниками с вероятностью от 70%. Она вписалась бы в это общество только через психокоррекцию, но вовремя сбежала - в астроэкспедиционный корпус, на Барраяр, в Дендарийские горы.
У неё кривоватая этика в духе "никого не жалко, никого - ни тебя, ни меня, ни его"(с). Цетагандийцы знали, на что шли - и этот факт нивелирует для неё все вопросы о том, как можно с ними поступать, а как нельзя. По той же причине она не питает иллюзий, что её саму пощадят. Как это сочетается в ней с типично бетанской эмпатией - просто. не. спрашивайте.

Я уже знаю, что подавлюсь стеклом про вдовство, но оно уже срослось с этой историей, мне его уже не вынуть. Это будет не только история человека, у которой что-то было (даже не скажешь - "всё было", какое там "всё" на войне) и ничего уже не будет, но и история человека, которая прилетела на Барраяр с полной готовностью на нём умереть, но которая совершенно не была готова к тому, чтобы обрести на нём что-то и потерять. Читать дальше?
Но - coming back was never an option. Возвращаться ей некуда, её никто не ждёт, - на Бете о ней, как о Корделии, подумают, что ей промыли мозги и надо промыть обратно, чтоб наверняка. Значит - останется приспосабливаться к мирной жизни и продолжать работать. В этом случае даже утешает, что мирная жизнь на Барраяре - это ненадолго.

Всех задолбавшая парочка - коллаж+саундтрек - лежит тут...но только через танец на снегу, багровый вальс Гемоглобин (с)

А после игры к Мардж привязался другой вальс, но его я пока постить не буду - он о том "белом подбрюшье", которое никому не видно, даже мне не очень.

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, барраяр и барраярцы, aesthetics

Отчёт с воскресной кабинетки ещё напишу, а пока забегу вперёд.
Во вторник мы с Птахой доехали до Рино через Солнцевскую ветку. Савёловская на Большом Кольце очень классная - с обнажёнными тоннельными конструкциями, посреди платформы забранными в стеклянные витрины. Скоро и до салатовой ветки сможем ездить по БК... люблю метрострой.
У Рино выпили чаю с печеньками, повспоминали игры давно минувших дней (в очередной раз убедившись, что ролевой мир - ручка чемодана) и переместились на настолки. Мой глаз сразу пал на Карету Дьявола, на которой значилось "от трёх игроков", отчего мы с Рино в неё ещё не играли. К правилам при прочтении вопросов не возникло, поэтому начали играть на троих. Выяснили, что на троих она нифига не играбельна.Выяснили, что игра превращается в бесконечный обмен одними и теми же предметами, и через несколько ходов все уже знают, что есть на руке у соигроков. А брать новые предметы из колоды можно только при "ничьей" в дуэли, которая физически невозможна, когда игроков трое, а воздержаться от поддержки той или иной стороны нельзя. Когда же мы вскрыли карты, оказалось, что нужного для победы количества предметов в игре просто не было! То есть, играя втроём, нельзя выиграть и закончить игру. Разработчики милостиво дополнили правила (при игре на троих раздавать не по одному предмету, а по два), но даже не удосужились потестить игру втроём В общем, эта игра осмысленна при количестве игроков от шести и больше.
Бросили Карету и сыграли в Шерлока - вот он и на двоих норм, а на троих ещё лучше. Играя уже во второй раз, я распробовал абилки карт и удачно их использовал.
Посидели отлично, Рино спасибо за приглашение, надо повторить! :3

Всё удивлялся, почему после Террора постигрового сбора не было, а теперь понял: чтобы вторую игру не спалить Даже не знаю, что глубже пробивает подо мной ролевое дно: пяток примеров на любой вкус."выбирай между Лариосиком и Анютой" (каждый раз хочется обозвать её Аннушкой, и непременно пролить масло), "мы не видим тебя джедаем", занятые Орловы или вот это вот с прошедшим вторым Террором. А, и флэшмоб, который я вроде как первым упёр с твиттера, и именно у меня он практически пустой.
Зато на фоне всего этого отказ от Эттарма вызывает только дружеское ржание: ну зачем было тянуть кота за х...вост и отказать за месяц до игры, а не сразу, как только была выложена (уже заполненной в ключевых точках) сетка ролей? Я ведь дату в календаре под эту игру удерживал. Не говорю уж о том, зачем было на эту игру приглашать ещё на стадии планирования до анонса. Но честность импонирует - это гораздо лучше, нежели не зная, что предложить игроку, всё равно брать его ходячим взносом.
С ролевого дна вам буль-буль, обо что выбираться - не знаю пока. Ваха - это своя, родная зона комфорта, но хочется чего-то ещё. Сейчас Мардж до мастеров донесу, надеюсь на Майский, готов даже вдовой.

Таки раскошелился на один день Вескона, субботу. Планирую на концерты Alizbar'а и Элгелэ и Галенэль. Поскольку наш дом всё ещё через двор от места проведения конвента - можно и нужно заходить в гости или вытаскивать в окрестные едальни-кофейни-паб, просто по звонку.
Ночером субботы - Окоп, кто ещё не записался добровольцем - придите к мастеру сюда. Или ещё куда-нибудь.)

@темы: friendship is magic, ролевиков приносят не аисты, гнездование пернатых, я играю в игры на столе

Всё началось с того, что мне написал Дарк - изначально вообще по поводу ЛГБТ-РПГ-чатика - и посетовал, что никто не ставит по Алхимику, а поиграть хочется. Я ответил, что нам тоже давно этого хочется, и почему бы не слиться в экстазе маленькой игропьянке на семерых.
В день окситоцина мы с Птахой пили сидр и пересматривали актуальные серии аниме, хрустя стеклом ишварских флэшбэков. (Когда я заполнял флэшмоб про пейринги, у меня этих артов ещё не было, поэтому держите их сейчас, а тэг я потом заведу.)


Читать дальше о пьянке и предшествовавшемВ пятницу Птаха поехала к Сули на мастерку, а я дописал вводные на Розу и поехал на сбор к Вахе. Добрался до Муму на Лубянке, занял место, поймал вай-фай и, встав за пивом, столкнулся с Амартом. Но от лишних трат меня уберегла очередь, в которой было влом стоять, поэтому моим выбором стал компот. Со временем мы с Амартом дождались остальных - Тоху, героически дочитывающего свежую книжку буквально на ходу (Вулкан - это уже не стюардесса, это какой-то Росомаха канона, которого можно сжигать дотла, а он всё равно регенерирует), Беркану, Асмелу, Марвен и Грея. Асмела отдала мне фигурки неведомых тян, потом покажу.
На повестке дня было утрамбовывание хронологии, и в виде схемы она даже стала в разы понятней, но мне всё равно стоит кое-что перечитать и освежить в памяти. Уруру всем, отлично посидели

Потом я поехал на Котельническую, воссоединился с Птахой, и мы вышли искать нужную машину на заправку. Не нашли. Но Ляля и Дарк нас поймали и повезли. По дороге накормили меня горячей лепёшкой из тандыра и заказали роллы. Уж на что я люблю просторные авто, но я влюбился в бэху с открывающимся верхом - это же воздух и брызги дождя! И внутри такая уютная, и снаружи такая красивая.*-*
Сделали привал у Дарка, Ляли и Ванадия на погладить прикиды и погладить живность. Кане-корсо Скай, почти одного со мной роста (когда на задних лапах), быстро просёк, что я счастлив с ним познакомиться, обнимался, пока не выдохся, и вылизал мне уши до самого мозга. Если кто ещё не знает, корсо для меня с детства являются воплощением эстетического совершенства собаки (где-то рядом находятся питбули, дого аргентино и некоторые другие мабари молоссы-атлеты, но любовь к корсо началась раньше, и к тому же я восхищаюсь их характером). А там ещё и три кота ж, включая инопланетную лысую кайдзюшечку, пушистый комок чёрного мрака с шикарным хвостом, всем котом выражающий презрение к двуногим, и очаровательная крошечная кошь с розовым носом и подушечками.
В общем, прикид я погладил - это странное и в то же время правильное чувство, когда играешь Ризу Хоукай в платье Кэролайн. Почему все мои женщины - про войну? Загадка и нет ответа.
Собравшись (Багровый алхимик покрасил философский камень красным лаком и один сломал надкусил, другой потерял уронил), дошли пешком к Кёрту и Киру. А там - милейший миниатюрный шпиц Франц, который очень старательно пас всех и сурово тяфкал, ласковый сиам Шер, пытавшийся залезть ко мне в рюкзак и раскатывавшийся гладью кота, и мимолётное виденье белоснежный ангорец Кекс с роскошной гривой. Правда, до меня не сразу дошло, что Франц не гладится не потому, что не хочет, а потому, что руки боится - давно с таким не сталкивался, встречал только у подобранцев. Зато в конце ночи шпиц охотно запрыгивал на ручки, позволял себя учёсывать и целовался.
...А вот играть в доме, где есть лизучая собака, с голыми ногами - стратегическая ошибка
С небольшой задержкой, но стартовали. Я-то для этой пьянки не успел сделать решительно ничего, поэтому Дарк взял на себя сюжет, саундтрек и распечатку документов. Заранее было ясно, что при таком наборе персонажей главной сложностью будет не переубивать друг друга в первые же минуты и что многим придётся игротехнически себя сдерживать, но получилось вполне обоснованно. Для Ризы это была игра о том, как пытаться не допустить лишнего насилия и сохранять хотя бы видимость порядка в условиях, когда всё с очевидностью катится по п@де. Она так и не смогла убить Шрама без приказа и де-факто позволила ему уйти - может, потому, что каждый заслуживает шанса, а может, потому, что если забивать на приказы, всё вообще потеряет смысл.

Лейтенант Риза Хоукай. Отчёт отперсонажный. Ворнинг: членовредительство."Внимание всем военным! Розыск!" - с этого заголовка объявления для меня начался вечер после службы. И приписка в конце - "Особое указание: взять живым!". Между заголовком и окончанием помещались особые приметы человека со шрамом, крест-накрест перечёркивающем лицо. Безымянного ишварца.
Полковник Мустанг окликнул меня как раз в тот момент, когда я в очередной раз перечитывала эту бумагу. Он ходил в морг вместе с майором Армстронгом и Цельнометаллическим и, по всей видимости, возвращался один.
- О, полковник. Вы тоже это видели?
- Да. Мне особенно нравится последняя строчка. У нашего начальства есть чувство юмора.
- Вы только сейчас это заметили?.. Как всё прошло?
- Замечательно. Удачная операция.
- Я бы не называла это операцией...
- Я слышал, вы выходите в отпуск.
- С завтрашнего дня. Можно сказать, я уже в нём: на сегодня моя служба окончена.
- И какие у вас планы?
- В общем-то, никаких. Я не планирую покидать город.
- Это замечательно. Как вы смотрите на то, чтобы посмотреть на город с высоты... например, с колокольни? Вспомнить свои навыки...
- На что же именно вы предлагаете мне смотреть с высоты?
- Например, за одной интересной квартирой поблизости.
- Что ж, если потребуется - я согласна.
- Я бы не сказал, что это потребуется. Я сказал бы, что это приказ.
- Так точно. Есть ли у этого приказа какие-то детали?
- Обеспечить безопасность своих. И уцелеть самой.
- Да со мной-то что сделается... на колокольне.
Хотелось спросить, где он сам будет в это время, но не было смысла: и так ясно, что в самом центре событий.
Полковник распорядился идти есть, и грех было не подчиниться. "Сытый Цербер" был единственной забегаловкой, открытой в такое время, и неудивительно, что Эдвард с майором Армстронгом тоже были там. За тем же столом сидели эффектная незнакомка и мужчина в белом костюме, которого я не сразу узнала, поскольку никак не ожидала встретить человека, которого считала мёртвым.
Зольф Кимбли, Багряный алхимик, выглядящий прекрасно, даже слишком.
- Рой Мустанг... в каком вы нынче звании?
- Полковника.
- Похвально. Значит, вы наконец-то полюбили свою работу?
- Если исполнять свою работу ответственно, работа тоже полюбит вас, - заметила я.
- Снайпер-сан... а вы по-прежнему носите за полковником пару запасных перчаток на случай дождя?
- Нет. Я ношу пистолеты.
- Я слышал, вас расстреляли, - полковник высказался более прямо.
- Я был оправдан с повышением. После пяти лет в одиночной камере.
- Не сочтите за грубость, но легко отделались.
- Как посмотреть. Меня держали в наручниках, чтобы я не мог свести руки.
- Почему так долго? По году на человека?
- В чём же вас обвиняют? - не выдержал Эдвард.
- Вы слышали об Ишварской компании?
- Вы тогда даже слишком переусердствовали, - заметил полковник. - Убийство пятерых офицеров...
- Всем нам приходилось исполнять приказы. Просто не всем приходилось за это отвечать.
- Вы хотите сказать, что вам сначала приказали, а потом осудили за это?
- История знала множество таких примеров.
- Но не в нашем же Аместрисе! - усмехнулся Мустанг, и было слышно, насколько он в это не верит.
- У каждого из нас были ошибки в прошлом, - примирительно заметила я.
Правду мы всё равно не узнаем. Убрать кого-то чужими руками и назвать это убийством - обычная стратегия для любого правительства. Кимбли мог даже сознательно согласиться стать козлом отпущения в обмен на повышение - и списание других его злоупотреблений. А мне совсем не хотелось, чтобы Мустанг и Кимбли ссорились, особенно если им придётся работать вместе.
- Так вы убивали их или нет? - настаивал Мустанг.
- Я не обязан об этом отчитываться.
- И каковы ваши планы на будущее?
- Посмотрим, куда распределят.
Мустанг старался держаться непринуждённо, но присутствие мрачных Эдварда и майора его явно нервировало. Он намекал, что время уже позднее, но Эдвард, в свою очередь, был заинтересован новой для него фигурой Кимбли.
- Почему такие похоронные лица? - бодро спросил полковник.
- В некоторой степени это и были похороны, - ответила я.
- Я впервые видел сгоревшего человека, - пробормотал Эдвард.
- Привыкайте.
- Я всё же надеюсь, - снова попыталась смягчить я, - Что новым поколениям не придётся привыкать к тому зрелищу, к которому привыкли мы.
- Она была моей подчинённой, - добавил майор Армстронг.
- Это говорит не в вашу пользу, - безжалостно возразил Мустанг. - Мы отвечаем за тех, кто служит под нашим командованием.
- Не всё можно предугадать, - заметила я.
- Вы убили эту женщину, Мустанг? - Кимбли не упустил случая перехватить инициативу в подколках.
- Я исполнял приказ.
- Приказ был задержать, а не уничтожить, - упрямо заметил Армстронг.
- Приказ был применить силу при сопротивлении. Она сопротивлялась.
- Неужели вы не могли справиться с женщиной без применения алхимии? - продолжал Кимбли.
- Вы предлагаете мне задушить её голыми руками? Или перегрызть горло?
- Алхимия - просто оружие, - я пожала плечами. - Полковнику ни к чему использовать что-то другое. А я воспользовалась бы огнестрельным.
- Насколько я помню, в Ишваре вы были не менее смертоносны, чем другие алхимики, снайпер-сан.
- Ключевое слово - "была".
- Вы могли бы вновь вспомнить свои способности.
- Да. Но надеюсь, что не придётся.
Кимбли переключился на Эдварда:
- А вы? Как вы стали государственным алхимиком в столь юном возрасте?
- Мы с братом интересовались алхимией с детства. Наш отец был алхимиком. Но он сбежал.
- Значит, это вроде семейной традиции?
- Традиции сбегать?.. - хмыкнула я. - В таком случае можно сказать, что и в моей семье это было традицией.
Похоже, заключение пошло Багряному на пользу. Меньше заносчивости, больше хороших манер.
- По вашему виду я бы подумала, что ваша одиночная камера была в шкафу швейного салона.
- Вы всегда умели делать комплименты, снайпер-сан.
Сидевшая за столом женщина живо интересовалась беседой, порой комментировала или задавала вопросы. Ни о чём секретном речь не шла, поэтому я не обращала на неё особенного внимания. Позже в кабак вошёл мужчина в капюшоне и тёмных очках. Он молча взял еды, налил себе вина и сел в углу, по-прежнему не проронив ни слова. Я стала следить за ним и также заметила, что и Кимбли за ним наблюдает. Я не убирала руку с пистолета, лежавшего на столе, а тип в капюшоне смотрел на меня в ответ - и я была почти уверена, что не ошибаюсь. Каким бы абсурдным это ни было.
- Вы тоже заметили этого человека? - первым не выдержал Кимбли.
- Я слежу за ним уже некоторое время. Что будем делать, чтобы не разнести кафе?
Новый гость прошёл мимо Кимбли, и тот, развернувшись, как ни в чём ни бывало пощупал его руку.
- У вас есть рука.
- Да. Вас это удивляет?
- Откуда вы её взяли?
- Это не ваше дело.
- Что ж, как старший по званию, я... а впрочем, о чём это я. Полковник Мустанг, командуйте.
Мустанг неспешно надел перчатки. Человек в тёмных очках снял капюшон. Это определённо был день встреч с прошлым. И не то чтобы это была приятная встреча.
Ишварец смотрел спокойно и не сопротивлялся. Это было подозрительнее всего.
- Что вы здесь делаете?
- Просто зашёл поесть.
- Зашли в кафе, полное военных?..
- Вы что же, хотите сдаться? - спросила я, чуя какой-то подвох. Он усмехнулся.
- Нам нужны наручники, - распорядился Кимбли.
- Давайте я их трансмутирую, - с энтузиазмом вызвался Эдвард, не выходя из-за стола.
Кимбли сковал задержанному руки за спиной. Тот с досадой посмотрел на стоявший перед ним недопитый бокал. Я поймала себя на нелепом желании проявить вежливость и предложить ему соломинку. Кимбли проявил предусмотрительность и сковал ему также и ноги.
- Каковы дальнейшие приказы, полковник? - поинтересовался Кимбли.
- Я могу сопроводить его в участок, - добавила я.
- Но мы ведь пока никуда не торопимся, - полковник рассматривал свою добычу, стоя в дверях и щёлкая пальцами. С каждым щелчком в воздухе появлялся маленький огонёк.
Положение было странным: ужин в компании государственного преступника не входил в мои планы. Я отошла к столу, налила себе вина. Эдвард вышел вместе с гражданской женщиной. Шрам встал.
- Сядьте, - велел Мустанг.
- Нет.
- Ну и чем вы меряетесь на этот раз?.. - вздохнула я.
- Я не подчиняюсь ничьим приказам, кроме своего бога.
- Ваш бог приказывает вам убивать государственных алхимиков? - поинтересовался Армстронг.
- А кто приказал вам уничтожить Ишвар?
- Это уже не имеет значения. Ишвара больше нет.
- Нет Ишвара - нет проблемы, - поддакнул Мустанг.
- Давайте ещё посоревнуемся в остроумии... - вздохнула я ещё раз. Отличная идея - провоцировать человека, одержимого местью.
- Я мог бы убить вас всех, как только вошёл сюда, - всё так же бесстрастно проговорил Шрам.
- И что же вам помешало? - поинтересовалась я.
- Присутствие гражданской женщины.
- А что вам мешает теперь? - спросила я, но он оставил этот вопрос без ответа.
- Сейчас ваша главная проблема - не я, - заметил Шрам. - Я бы на вашем месте побеспокоился о вашем друге. Та женщина однажды чуть меня не убила.
- Так вы знакомы?..
Армстронг молча выбежал вслед за Эдвардом.
Шраму только это и нужно было - наручники упали с него, как с чёртова Гудини, он схватил тот самый недопитый бокал (лучше бы я дала ему соломинку), плеснул Мустангу на перчатку и бросился вперёд. Я выстрелила ему в локоть почти в упор - пистолет из руки я всё это время не выпускала. Сзади подоспел Кимбли и поймал беглеца в захват. К счастью, вторую руку полковник держал в кармане.
- Надо остановить кровь. Полковник, вы можете прижечь рану?
- Ждите, пока я высохну, - мстительно ответствовал Мустанг.
- Он может истечь кровью.
- Ну ладно.
Запахло палёным мясом. Кустарный способ, но лучше, чем ничего.
- Он может алхимически разложить что угодно с помощью своей руки. И как его зафиксировать?
- В следующий раз я буду стрелять по коленям, - предупредила я. - Но всё же надеюсь, что до этого не дойдёт и задержанный уйдёт отсюда своими ногами.
Как раз вернулись Эдвард, Армстронг и загадочная женщина. Все - целые и невредимые.
- И всё же, - допытывался Мустанг, - Откуда вы знаете эту женщину?
- Впервые в жизни её вижу, - заявил Шрам.
- Никого не выпускать до выяснения, - распорядился полковник.
- А что я такого сделала?.. - по женщине было не видно, чтобы она хотела покинуть "Цербера".
- Мы с вами даже не знакомы, - я решила взять на себя вежливые переговоры. - Как ваше имя?
- Я уже представлялась.
- Прошу прощения: видимо, я в тот момент ещё не пришла.
- Моё имя Солярис.
- Очень приятно. А я Риза Хоукай.
В этот момент Шрам предпринял ещё одну попытку бегства. Несколько человек среагировало на это одновременно, включая одну совершенно неожиданную реакцию: я попыталась выстрелить по ногам, Солярис выпустила длинные когти, чтобы пригвоздить упавшего Шрама к полу, Армстронг уронил сверху каменную плиту, отчего когти обломились, а Кимбли произвёл взрыв, разрушивший каменную плиту (и, похоже, каменными осколками больше всего задело его самого).
Что тут скажешь, слаженность просто блестящая.
Взрывная волна сбила меня с ног. Полковник решил побыть джентльменом и бросился ко мне, а Кимбли подскочил к распростёртому на полу Шраму и ударил его по лицу ботинком.
- Так. Вам, - я взглянула на Кимбли, - Я хочу напомнить, что бить лежачих весьма недостойно. А вам, - обернулась я на Армстронга, - Что несогласованные действия могут вредить общему результату.
Ещё немного помятая, но целая, я села на корточки рядом со Шрамом и впервые рассмотрела его вблизи. И моя пуля, и когти Солярис задели его вскользь, почти не пустив кровь.
- А вам я бы посоветовала больше не совершать резких движений. Вы в меньшинстве, ни к чему хорошему это не приведёт.
- А вы бы так близко к ней не сидели. Это так, дружеский совет.
Вот это было совсем уж неожиданно. Он понял, что я заинтересована в том, чтобы он - ничего личного, просто буква приказа - вышел отсюда живым? Или нуждался - как бы абсурдно это ни звучало - в нашей защите от этой смертоносной женщины, потому и почти сдался?..
- Спасибо. Но, может, вы расскажете нам, кто она такая? - спросила я. - Вы хотите сказать, что мы все в одной лодке, так? Чем она может нам угрожать?
- Я всё сказал, - Шрам смотрел в пол. - Я ничего о ней не знаю.
- Следите за своим оружием, - предупредил меня Мустанг.
- Я слежу. - кого при этом держать на мушке, он не уточнял. Между Шрамом и Солярис я выбрала присматривать за второй: от неё я не знала, чего ждать.
- Почему вы помогли нам? - спросил Мустанг у Солярис. - На чьей вы стороне?
- Я? На своей собственной.
Она снова выпустила когти и срезала ствол моего пистолета. Осмотрев обломок, я не без сожаления признала, что использовать его по назначению больше не рискну.
- Я же говорил следить за оружием. Надеюсь, у вас есть запасной?
- У меня всегда есть два.
Всё ещё валявшиеся на полу обломки когтей изрядно нервировали майора Армстронга. Но сами по себе когти не были преступлением, вот только откуда они взялись, если их обладательница не была государственным алхимиком?..
- Не люблю, когда на меня наставляют оружие, - пояснила Солярис.
А я не люблю, когда кто-то вмешивается в чужую боевую операцию и чувствует себя при этом хозяйкой положения.
- И всё-таки... что вы такое?
- А вам зачем?
- Я предпочитаю знать, с кем имею дело. Особенно если этот кто-то, - хмыкнула я, - На моей стороне.
В том, что Солярис хотела помочь нам поймать Шрама, мне не верилось. Зато она могла хотеть добраться до него и убить - у неё, в отличие от нас, никакого приказа не было.
- Может, всё-таки отконвоируем арестованного? - спросил Кимбли.
- Мы ещё не поужинали, - отказался полковник.
- Я могу это сделать, а вы останетесь, - предложила я.
- Я хочу понаблюдать.
Понаблюдать за чем, полковник? Дождаться, когда Солярис и Шрам поубивают друг друга?..
- Дайте мне стул, - приказал Мустанг.
Кимбли поставил перед ним стул, и Солярис тут же на него села.
- Снимите эту женщину со стула.
- Вы что же, отнимете стул у женщины?..
- Прошу вас, - я мягко, но настойчиво подхватила её под локоть.
Она встала, полковник сел на стул напротив Шрама, но месть настигла его - когти со скоростью пули подрубили ножки стула, и Мустанг негероично рухнул на пол.
Не растерявшись, он встал и решил вести допрос стоя. Кимбли устроился за спиной Шрама и удерживал его в захвате, то есть, ввиду разницы в росте, буквально лежал на нём. Не будь он Багряным алхимиком, это не остановило бы Шрама, но мастер взрывов сейчас был самым грозным оружием из всего, чем мы располагали. При этом Багряный что-то шептал Шраму на ухо, как будто их связывал какой-то секрет, и это тревожило тоже.
- Что от меня требуется? - спросил Кимбли Мустанга.
- Сделать так, чтобы он заговорил.
- Должна напомнить вам, господа, что пытки запрещены уставом, - сообщила я.
- Откуда вы знаете эту женщину? - полковник, щёлкая пальцами, склонился над ишварцем.
- Мы случайно встретились в ангаре. В Ишваре.
Шрам говорил тихо, и я, стоя к нему не так близко, не особенно прислушивалась к его словам: я следила за Солярис.
- Мне кажется, вы слишком хорошо её знаете для одной-единственной встречи, - не сдавался Мустанг.
Шрам попытался вырваться, одновременно вмазав кулаком по лицу Кимбли и пнув ногой по колену Мустанга. Я даже не стала стрелять; полковник ругнулся, и с его пальцев сорвался комок огня, подпалив ишварцу волосы.
- Раз наши вопросы вызывают такое самоубийственное поведение, - сказала я, - Что-то мне подсказывает, что мы ничего не добьёмся.
Быть может, Шрам действительно больше ничего не знал. А может, не мог ничего сказать под страхом смерти - раз уж бросаться на нас снова и снова было для него предпочтительней, чем выдать Солярис. В то, что он выгораживал её из благородства, верилось меньше всего, - даже если они были сообщниками, такое на него было не похоже.
Последующее произошло слишком быстро: Шрам вскочил снова, Мустанг вскинул руку, Солярис стремительно оказалась между ними и приставила когти к горлу полковника. Я подняла пистолет, но когти другой руки упёрлись под подбородок мне. Полковник опустил руку. Я опустила пистолет. Солярис выбежала из кабака, за ней устремился Эдвард, и в довершение, воспользовавшись всеобщим замешательством, бросился бежать Шрам.
Прыти ему было не занимать: ишварец успел отбежать на порядочное расстояние, но и я успела выстрелить ему по коленям вслед. Он споткнулся и упал, но было ясно, что надолго его это не задержит. Когда мы с майором и полковником добежали до конца переулка, Эдвард пытался удержать Солярис - их я по умолчанию предоставила Армстронгу; тот не нашёл ничего лучше, кроме как поставить между ними каменную стену, и Солярис была такова. Прежде, чем Шрам поднялся на ноги, ночную темноту озарила вспышка - Мустанг ударил по нему огнём в полную силу.
Что может быть лучше горящего арестанта, которого ты по-прежнему должна взять живым, когда у тебя под рукой нет ни огнетушителя, ни ящика с песком?..
А мне же больше всех надо, поэтому назад в "Сытого Цербера" за ведром воды побежала именно я. Когда я вернулась, Шрам и Кимбли уже катались по земле, частично сбив пламя, - но воду я на них вылила всё равно, как на сцепившихся псов: стрелять всё равно было невозможно, не рискуя зацепить обоих. Багряный бесхитростно пытался задушить противника, но, похоже, был уже ранен; затем раздался взрыв... ишварцу оторвало руку. Наконец-то он затих, потеряв сознание от болевого шока.
- Майор, доставьте его в участок, - устало произнёс Мустанг.
Армстронг подхватил безжизненное тело на руки. Рану прижгли, но выглядела она всё равно чудовищно. Эдвард увязался следом, я решила сопроводить их на всякий случай.
На полпути Шрам очнулся. Не было даже взрыва - он просто шмякнулся на мостовую вместе с мускулистой рукой Армстронга. И вновь побежал, уже без неё. Эдвард устремился его преследовать, я проорала майору, чтобы он немедленно обратился за помощью для себя и за подкреплением для нас заодно, и пустилась вдогонку Цельнометаллическому - просто чтобы он не нашёл проблем и на свою голову. Военным не привыкать рисковать жизнью, а он ещё мальчишка и к тому же на две четверти уже калека - вот и куда его понесло?..
Почему ишварец остановился, я уже не помню. Мне уже не хотелось стрелять, а хотелось только, вопреки приказу, чтобы он убежал насовсем и больше никогда не показывался, и никому не причинял проблем. Наверное, это Элрик чем-то задержал его.
Я догнала его и заглянула в красные ишварские глаза. Близко. Такой выносливости, как у него, не могло быть у человека, - и всё же это был человек.
Хотелось сказать: я больше не государственный алхимик, ты всё ещё хочешь меня убить? Видишь, я складываю оружие, давай просто поговорим о том, зачем ты здесь, и зачем ты убиваешь, если этим не вернуть всех тех, кого ты потерял?..
Но, во-первых, рядом уже был Эдвард, а такое говорят только наедине, а во-вторых, я уже давно выросла из таких иллюзий. Это не сработает. Слишком поздно.
Поэтому я сказала другое, приставив дуло пистолета почти к самому лбу ишварца:
- Вам что, жить надоело?..
Выстрелить в этот момент было единственным способом его остановить. И мне было бы даже несложно это доказать. Меня бы оправдали. Может, даже похвалили. Как там говорил Мустанг? - Я же не должна задушить его голыми руками.
Шрам ничего не ответил. Но по его взгляду я уже поняла, что он собирается сделать, - только отпрянуть на достаточное расстояние уже не успела.
Убивать он, впрочем, не собирался.
Он приложил свою единственную руку к земле, и асфальт вздыбился, отбросив и меня, и Эдварда. Шрам побежал дальше. Мы продолжили преследование, Эдвард приостановился, чтобы вырастить на пути Шрама стену, но тот пробил её, а затем прыгнул в окно какого-то заброшенного здания.
Уж не знаю, как, но он столкнулся с Кимбли - почти буквально. А мы двое, не успев затормозить, почти буквально свалились на них сверху. Когда эта куча-мала распалась, Эдвард сориентировался первым и закатал поваленного Шрама в асфальт, так что наружу торчала только голова. Кимбли вырубил его ударом по голове.
- Вот и зачем?..
- Зато тише стало.
Майор Армстронг уже прибыл с подкреплением. На ничем не примечательной улочке стало светло и шумно. Теперь старшим по званию был Кимбли и взял на себя командование с явным удовольствием.
- И как мы его теперь вместе с куском асфальта вырезать будем?.. - я сверху вниз смотрела на обезвреженного, но не сдавшегося Шрама.
- Цельнометаллический, вы можете создать саркофаг?
- Могу, только он же снова его разрушит, как только очнётся.
- Я могу пойти с ним. И не давать ему очнуться.
- Если мы будем всю дорогу бить его по голове, мы не доставим его живым, - напомнила я.
- Здесь есть медики, - нашёлся Армстронг. - У них наверняка есть какие-то препараты..
- Точно. Седативные, - предложила я.
- Двойную дозу.
Шрама так и увезли в асфальте. Ни у кого не было сил возвращаться домой, и все подозревали, что на этом всё не заканчивалось и ночь ещё будет долгой, - потому мы добрели обратно до "Цербера", уговорив отдохнуть только оставшегося без руки Армстронга. Солярис тоже была поблизости - и во время задержания Шрама, и в кафе. Я сказала себе, что упомяну о её способностях в отчёте и далее буду действовать по обстоятельствам.
Эдвард починил всё то, что пострадало при драках, чтобы не сидеть посреди разрухи. Некоторое время спустя ворвался лейтенант Хавок, затормозил как в невидимую стену, обнаружив перед собой Кимбли, и козырнул.
- А где полковник Мустанг?..
- Отсутствует.
- Шрам сбежал.
Никто этому не удивился. Было бы удивительней, если бы он позволил взять его так просто.
- Потери?
- Убил четверых.
- Может, хотя бы теперь они пересмотрят приказ...
Хавок подсел к Солярис и всё дальнейшее время был поглощён общением с ней. Казалось, они были уже знакомы, и, казалось, я даже спросила, где они успели познакомиться, но Хавок не ответил.
- Снайпер-сан, что если мне придётся упомянуть в отчёте, что это было вашим предложением использовать лекарства, после чего Шрам сбежал?
- Упоминайте. Я и сама скажу об этом, когда буду отчитываться. Я действовала сообразно приказу.
- И вы считаете, что это правильно? Скольких он ещё убьёт потому, что нам было сказано взять его живым? Ладно военные - мы знаем, на что идём. Мы отнимаем жизни, и в любой момент жизнь могут отнять у нас. Но он пытался убить Эдварда, которого вообще не было в Ишваре. Получается, он не мстит за своего брата и свой народ, а убивает всех государственных алхимиков без разбора?..
А офицер из вас так себе, подполковник Кимбли. Ставить под сомнение приказы - недешёвое удовольствие. Мы тоже убивали без разбора. Вот только эта взаимность никого не оправдывает.
- Я знаю, что только мы виноваты в том, что этот человек сошёл с ума, - проговорила я. - Возможно, теперь его действительно остаётся только убить.
Так будет лучше для всех. Очень глупая формулировка, но утешительная. И Кимбли, словно услышав мои мысли и по-прежнему будучи настроен на философию, сказал:
- Я спрашивал у вас раньше, снайпер-сан, и тогда вы мне не ответили... Я пойму, если не ответите и сейчас. Но всё-таки: когда вы стреляете - вы испытываете удовольствие?
- Нет, я не назову это удовольствием. Удовлетворением - да, пожалуй. Удовлетворением от хорошо выполненной работы.
И облегчением от того, что её не выполнил кто-то другой, у кого получилось бы хуже.
- Значит, всё-таки удовлетворение... ясно.
- Мне кажется, только варвары наслаждаются убийством как таковым. Остальные просто исполняют свой долг.
- Мне это всегда казалось ужасно сложным... сконцентрироваться, почувствовать нужный момент, один-единственный, чтобы спустить курок и не допустить ошибки. Как вы этому учились?
- Дисциплина и самоконтроль, - я пожала плечами. - Дисциплиной можно достигнуть всего.
- Вы, кажется, упоминали, что у вас есть собака. Это правда?
- Да. Хаски.
- Здорово. Люблю собак.
- Полковник надеялся воспитать из него собаку-убийцу. Но ничего не вышло: хаски любят всех.
- Собаку-убийцу? Зачем?
- По крайней мере, он так говорил. На самом деле он только старается казаться суровым и строгим, будучи очень добрым человеком.
- Ещё я слышал, что вы в отпуске.
Наблюдательность и хорошая память всегда были полезной чертой Багряного.
- Да. Мой отпуск всегда выглядит именно так.
- Зачем же вы тогда его берёте?
- Я не беру. Мне его дают.
- Я вижу, вы по-прежнему защищаете полковника. Ваши отношения сколько-нибудь продвинулись?
- Это просто служба.
Кимбли посмотрел весьма недоверчиво и затем произнёс:
- Вы хороший человек, снайпер-сан. Я не буду говорить, что лекарства были вашей идеей.
- Спасибо. Я скажу об этом сама.
- Снайпер-сан... можно называть вас по имени?
- Да, можно.
Я прекрасно понимала, что Багряному просто нужно было заработать очки репутации. Он старался подружиться со всеми, для каждого находил что-то, что ему бы польстило. Но что-то искреннее в его словах определённо было, когда он говорил, что только Цельнометаллический и я за этот вечер никак не пытались пнуть его за Ишвар.
Ночь плавно перетекала в утро. За Эдвардом зашёл брат Альфонс и также познакомился с Кимбли. Тот восхищался тому, что оба брата пошли по стезе алхимиков, спрашивал, не обидно ли, что Альфонса наверняка чаще принимают за Цельнометаллического, и почему только Эдвард получил часы государственного алхимика.
- Достаточно одного цепного пса на семью.
Достаточно. Особенно когда ты в семье одна.

Спасибо всем - Дарку, Ляле, Птахе, Кёрту, Киру, Ванадию - за то, что оно было и было здорово!
Снова хочется безыдейной пьянки по FMA, чтоб на всех желающих и чтоб на одной "стороне силы", без мордобоя на кубиках. Ишварского флэшбэка, конечно, хочется особенно, но поскольку там ещё нет многих персонажей - то по времени канона. Где бы только на это время-силы-людей найти, а.

@темы: friendship is magic, радио Marcus FM, соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, сорок тысяч способов подохнуть, цепные псы аместриса

@темы: соседи по разуму, у нас день розенриттера, прикладное марковедение, ролевиков приносят не аисты

Акварельный пейзаж обо мне от Эрин О-Ллири - горные вершины и море облаков. Похож?)

Кстати, если мне не изменяет, флэшмоб у автора ещё не окончен, и можно получить такой же "портрет".

@темы: рисуют меня

Стрипы про Эдди и Венома теперь напоминают мне диалоги Фейрхольма и Хикки в недалёком будущем. Особенно те, которые "нет это не еда!". %)
(Кстати, книжка канонного Фейрхольма тоже угробила, но по-другому: если в сериале он ушёл с поисковым отрядом и ему отрезали голову, то в книжке он погиб во время карнавала.)
Зачем-то залез в перевод Террора, и... ворчу.Ребят, по возможности читайте Террор в оригинале. То, что написано довольно сухо, умудрились перевести так кондово, будто ямщик байки травит, а то, что должно быть грубо, перевели так беспомощно, словно стеснялись слово "ж@па" говорить. Из того, что я листал, только кусок дневника Гудсера был переведён ничего так.
А найдя себе очередного ирландца, я неизбежно вспоминаю другого, с "I was a king once" (да, Американские боги), а рядом Луар подогревает версию, что Туунбак - фомор, и всё это выливается в десант ирландских фэйри (Скатах?) в Арктику в моей голове. Ой всё...

Допересматриваем Хорнблауэра. Смотреть это с внутренним Джеймсом причудливо (чтоб я так жил с такой дисциплиной, точнее, её отсутствием! И им в георгианскую эпоху дуэли были разрешены!). И ирландский вопрос там тоже есть (ирландцы переходили на сторону Наполеона, который обещал им свободу), и прекрасная реплика Хорнблауэра: "Так восстание ведь было подавлено!". Ох лол, никогда оно не будет подавлено, разве что вся Ирландия уйдёт под воду...

Снова отчаянно хочется стиховник, чтобы вытащить Кадди. Выплеснуть сквозь неё весь этот февраль. Никто не хочет почитать и послушать стихи, скажем, в какой-нибудь вечер после Вескона (не 23-е)? От Вескона до моего дома всё ещё несколько шагов!^^

Посмотрите, каких Nelm нарисовала Фенриса и Зеврана! А я напоминаю, что в субботу Цветущая Роза, и нам очень не хватает Варрика и Самсона. Присоединяйтесь!
Такое элвен глори мне по нраву

@темы: кина не будет, електричество кончилось, соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, royal navy, мечтай, иначе мы пропали, чукча читатель

@темы: ролевиков приносят не аисты

Что я забыл сделать под отчётом, так это пояснить, почему Джеймс тёр глаза над картой. Вот почему.Когда до игры мастера спросили, кто хочет себе каких-нибудь симптомов, я подумал, что почему бы и нет. Но отыгрывать чахотку без пожизнёвого кашля - голос сорвёшь, поэтому я предложил постепенную потерю зрения: для Арктики, где кругом белизна, а тёмные очки есть не у каждого - обычное дело. А незрячих персонажей я уже играл и убедился, что мне норм, так что сыграл бы и приступы соматической слепоты.
Не знаю, были ли в итоге симптомы обеспечены игротехнически, или только голоса Туунбака, - я бы и без игротехники справился, если бы у меня оказалось свободное время и захотелось Джеймсу дополнительного стекла про "я стану бесполезен, вылечу с флота и сдохну в канаве (если вообще до этого доживу)". Но получилось наоборот: времени не хватало, стеклом я и без того хрустел не переставая, - посему от исходной идеи осталась только расплывающаяся перед глазами карта.
Полагаю, что даже если это как-то усугубится, то не фатально и по возвращении в нормальный климат со временем придёт в норму.

Обычно не записываю ничего послеигрового, поскольку без упоминаний чужих персонажей не обойтись, а мне каждый раз чертовски неловко писать о чужом. Но если я не вытряхну Арктику из головы, я просто не смогу жить дальше, писать отчёт с Эмилии, вводные на Розу и тексты на рейтинг. %)
Постканон относительно игры, неканон относительно всего, Корнелиус/Джеймс, остальные.
Драббл про Туунбака, ~820 слов
Дрожь от холода стала такой привычной, что от неё уже не сбивались ни голос, ни прицел.
Джеймс целился в пустую консервную банку, которую поставил в двадцати шагах. Тревожить выстрелами вахтенных и попусту тратить патроны не полагалось, но и не требовалось.
- Не стоит мне слишком долго прицеливаться, - произнёс он, опустив руку и часто моргая. - Начинает двоиться в глазах. Но медвежья голова ведь крупнее банки, а?
- Ты хочешь в охотничий отряд, даже не зная, разглядишь ли цель? Ты говорил с доктором?
- Он сказал, что по ночам нужно спать, а не пытаться читать книжки и потом клевать носом на вахте.
Он даже был прав, вот только сложно заснуть, когда перед глазами цветные пятна.
- Уж лучше книжки. - Корнелиус, хмурясь, глядел куда-то дальше и выше торчащей из сугроба банки. - Эта охота - пустая трата времени. И людей.
- Брось. Это ведь просто зверь. Убивают же китов, которые гораздо крупнее и опаснее.
Шум на площадке для игры в мяч, на которой собрались добровольцы и зеваки с обоих кораблей, стих. Стих даже собачий лай (получая меньше мослов и рыбьих голов, чем обычно, пёс, очевидно, решил, что должен зарабатывать лучше, и почти не замолкал).
Потом раздались первые крики и выстрелы.
- Ты тоже это видишь? И всё ещё считаешь, что это "просто зверь"?
В тумане, ещё не высушенном солнцем, проступала высокая, узкая тень. Несколько мгновений её можно было принять за фата-моргану - призрачный корабль, мираж, плывущий сам по себе над гладью глубокого снега, наметённого бураном на льды.
Следом прояснились очертания существа, заставляющие вспомнить газетные заметки о доисторических ящерах. Оно шагало на неестественно длинных лапах и было настолько худым, что лопатки торчали, как два горба, а хребет выгибался дугой. Тяжёлая плосколобая голова на длинной, как у лошади, низко опущенной шее покачивалась из стороны в сторону, а под ней свисала спутанными патлами белая шерсть. Такие же лохмотья украшали запавшие бока.
- Уходи на корабль. Сейчас же.
- А ты не пойдёшь?
- Я вооружён, в отличие от тебя. Пусть только подойдёт поближе.
- Он идёт прямо сюда, - Корнелиус привстал на носки сапог и разве что рукой не махал. - Что если он ищет не добычу? Ты видел его глаза? У него глаза разумнее, чем у многих людей.
- Именно поэтому. Ты. Уйдёшь на корабль.
Зверь в самом деле приближался; убегать от такого исполина было бессмысленно, но, быть может, он выберет более лёгкую жертву и не станет преследовать вторую. По крайней мере, Джеймс на это надеялся.
- Тебе жить надоело, мать твою? У тебя один заряд!
- Марш на корабль!
Когда выстрелов стало больше, зверь досадливо отпрянул, как от удара плетью, и побежал. Снег и лёд, который он разбивал лапами, взметывался волнами, почти скрывая его из виду. Ухудшал видимость и пороховой дым, разлившийся в безветренном воздухе.
- Ты мне приказываешь?
- Да. Я тебе приказываю, как всё ещё лейтенант.
- А как Джеймс?
- А как Джеймс я тебя прошу.
Через несколько мгновений оборачиваться назад стало некогда. Джеймс прицелился; в точке, на которой остановился его взгляд, вскидывались жилистые лапы с длинными пальцами и загнутыми когтями, мелькала оскаленная морда. Глаза... Джеймс ничего не успел подумать о глазах зверя, но он чувствовал себя точно так же, как в тот раз, когда ему довелось целиться в человека.
Он выстрелил.
Метрах в пяти от него зверь споткнулся на бегу - должно быть, пуля задела лапу.
Столкновение со зверем было сродни столкновению с почтовым дилижансом - удар, темнота, в голову словно хлынул изнутри кипяток под напором, а потом рот, глаза и уши залепил снег.
...Джеймс очнулся от того, что кто-то бесцеремонно раздвигал двумя пальцами веки его правого глаза. Он отмахнулся, почти задев того по лицу.
- Между мёртвым и спящим есть разница, мистер Гудсер.
- Прошу прощения, но вы не спали.
- Сколько?..
- Четыре часа.
Джеймс огляделся. Судя по всему, в лазарете не хватало мест и раненых положили на полу.
- Кто ещё пострадал? - он попытался приподняться, но все рёбра заныли так, будто его отжимали, как тряпку для мытья палубы.
Гудсер назвал несколько имён. В основном солдаты и матросы.
- А с Террора?
Ещё несколько.
Имени Корнелиуса среди них не было.
- Почему вы не отступили, лейтенант?
- Хм-м. Не знаю. - голова слишком сильно гудела, чтобы выдумывать внятную ложь.
- Я понимаю. Когда я впервые увидел Туунбака, я тоже от страха не мог пошевелиться. Будто ноги к земле приросли.
- Что с ним? С Туунбаком.
- Капитан говорит, что он сдох. Мистер Блэнки выстрелил ему прямо в пасть - хотя он после этого ещё стоял на ногах. Руку мистеру Блэнки придётся ампутировать... И он потерял много крови.
- Кто, мистер Блэнки?
- Нет, Туунбак. Кровавый след тянется очень далеко, до расселины. Хотя не думаю, что он мог туда заползти.
- Мы не нашли тела! - раздался возглас лейтенанта Литтла. - Но вы столкнулись с ним почти нос к носу. Вы запомнили его? Сможете зарисовать?
Джеймс пошевелил пальцами правой руки. На них остались морозные ожоги от курка и спускового крючка - значит, он не выпустил пистолет, когда потерял сознание.
- Да. Наверное, смогу.
Драббл про маскарад, кинк!R, ~1000 слов
Это был звёздный час театральной бутафории, хранившейся на Эребусе: все, кто не хотели быть узнанными во время праздника, расхватывали маски. Шуты, дикари, пираты, львы и обезьяны - многим даже в детстве не приходилось видеть такой роскоши.
- А как надевать вот эту?
- Вот так. Видишь?
- О, да это же маска Безмолвной леди!
- А как в ней пить и жрать?
- Никак. Брось, возьми другую.
Выпить и съесть всё, что нельзя было взять с собой, было одной из целей затеянного праздника. Джеймс, подобрав со дна сундука никому не приглянувшуюся маску с глупым румяным лицом, старательно гнал от себя мысль "перед смертью не надышишься".
Проходя мимо жаровен - не думать о том, что совсем скоро, в ледяной пустыне, у тебя не будет возможности разжечь костёр. Те, кто раньше бывали в экспедициях, рассказывали, что инуиты сжигают кости и жир тюленей. Но никто ещё не был настолько удачлив, чтобы подстрелить здесь тюленя или моржа, - для продухов лёд был слишком толстым.
Проходя мимо бочек с бренди - не думать о том, что совсем скоро нечем будет согреться. Что спать придётся в палатках, куда будет задувать снег и где не согреешься даже собственным дыханием. Говорили, что смерть от холода милосердна: можно заснуть и не проснуться. Но почему-то никто не говорил, как этого избежать.
Отыскивая взглядом в пёстрой толпе одного-единственного человека - не думать о том, что совсем скоро руки и лицо, выдубленные морозом, перестанут что-либо чувствовать, хоть в огонь их суй. А ты так и не научился пользоваться простым правом прикоснуться, даже наедине.
Корнелиус тоже держал маску в руках, облегчая ему задачу. Чтобы слышать друг друга, не перекрикивая музыку и пьяное пение, пришлось подойти к самому выходу из шатра.
- Ну что, напоследок? - вид у Корнелиуса был весёлый, но было ясно, что думал он о том же самом.
- На кораблях сейчас ни души...
На праздник притащили не то что умирающих - даже мёртвых. Карнавал - для всех.
- До кораблей далеко идти, нас хватятся.
- Ты хочешь прямо здесь..?!
- Почему нет? Здесь, даже если кричать, не услышат. И даже если увидят - не узнают.
Корнелиус продемонстрировал маску зловещего клоуна, к которой был прицеплен похожий на мочало парик - такой же рыжий, как сам Хикки.
- Значит, даже если кричать... - задумчиво повторил Джеймс, вертя свою маску в руках.
- Пойдём, место я присмотрел, - Корнелиус поторопил его, похлопав по плечу. - Тебе не придётся кричать, ты же знаешь, всё будет как обычно.
Всё уже было не как обычно. От шатра валил пар, как от распластанного по низине меж льдин кита, во чреве которого копошилось людское месиво - наедалось до отвала, хохотало до тошноты, затевало борьбу и пляски. Наружу выходили только отлить, и то не каждый.
Там, куда направлялся Корнелиус, у внешней стены шатра были составлены ящики, высотой чуть выше уровня груди. По-видимому, внутри шатра рядом с тем местом стояла одна из жаровен, поскольку от стены исходило тепло, и снег вокруг стал рыхлым и талым. Джеймс шагнул в узкий зазор между шатром и ящиками и сразу провалился в снежную кашу, зачерпнув сапогом холодной воды.
- Давай в этот раз... ты не будешь сдерживаться? - Джеймс даже не был пьян, но что-то придавало смелости. Быть может, нереальность происходящего, будто он впервые за много месяцев видел сон.
- Почему это? - Корнелиус уже нацепил маску, и его голос звучал глухо, как чужой. - Ты не должен... Ты ничего мне не должен за то, что случилось.
- Нет, не поэтому. Хотя и поэтому тоже, но не только. Хочу, чтобы это запомнилось. А иногда, чтобы запомнить, стоит и потерпеть.
- Ты говоришь совсем как Джонсон, когда он берётся за плеть, - смех из-под прорези маски раздался эхом.
- Значит, я общался с ним слишком часто. Давай же, а то долго болтаем. Можешь представить, что это не я. А я не закричу, смотри, - Джеймс повернул свою маску внутренней стороной вверх.
- Что это за хрень?
- Кто-то начитанный сказал, что это один из видов венецианских масок. Завязок у неё нет - видимо, чтобы не испортить причёску. Зажимаешь зубами вот эту деревяшку, и маска не падает.
- Что ж, ладно. Ты уверен?
- Чтоб тебя, просто не думай об этом.
Джеймс взглянул на Корнелиуса глазами маски. Это не живой человек, говорила маска без слов, вырезанными из дерева и не разомкнутыми губами, - это пустая кукла. Ей не больно, её не жаль. Здесь вовсе нет живых - не сегодня, не по обе стороны раскрашенного шатра. Живыми мы будем завтра, будем живыми потом, когда будем мучиться от холода, голода и усталости. А сейчас, пока мы не-живы, мы неуязвимы. Мы невидимы. Мы непогрешимы.
Джеймс отвернулся и оперся на ящики руками и грудью.
...Какой-то пьяница, проходя мимо, мазнул мутным взглядом по деревянному лицу, покрытому белой в трещинах эмалью и улыбающемуся ему над пирамидой ящиков, на фоне подсвеченной парусиновой стены. Вероятно, он даже не принял увиденное за человека, но ничуть не удивился этому и потащился дальше, к следующему входу в лабиринт.
Джеймсу и этого было довольно, чтобы чувствовать себя как на арене, у всех на виду. Барабаны в шатре грохотали удивительно в такт.
Впрок не надышишься, не наешься, и не начувствуешься тоже. То, чего сейчас было невыносимо много, не растянешь на грядущие недели, когда будет отчаянно не хватать хотя бы щепотки тепла снаружи или внутри. Но унести с собой воспоминания, от которых по спине будет пробегать дрожь, не имеющая ничего общего с холодом или усталостью, - будет не тяжело.
- Как ты? - прозвучало из-за плеча.
Только приведя в порядок свой нелепый маскарадный костюм, Джеймс уронил маску в снег.
- В порядке.
- И всё-таки, зачем тебе это? - Корнелиус потянулся к завязкам своей маски.
- Давай я. - растерев побелевшие от холода пальцы, Джеймс запустил их под рыжий парик. Капли пота у Корнелиуса на загривке уже смерзались в льдинки, а волосы были чертовски мягкими. Это тоже нужно будет запомнить.
- Так зачем?
Вторая маска тоже была снята, и Джеймс мог убедиться, что перед ним снова - действительно - Корнелиус.
- Чтобы потом не жалеть, что не получил... всего.
- Ты что, помирать собрался?! - вскинулся Корнелиус, ещё не привыкнув сдерживаться заново.
- Конечно же, нет. Пошли, пока никто ничего не заподозрил.
Драббл про Гавайи мирную жизнь, ~340 слов
Джеймс не засыпал подолгу. Не потому, что вокруг не дышал корабль, скрежеща железом и деревом, как дышит умирающий, которому лёгкое пробили осколки рёбер, а ставни, которые приходилось держать закрытыми от любопытных глаз, почти не пропускали звуков близкого моря.
Не потому, что порой ещё болели глаза, и стоило закрыть веки, как зрение вместо знакомой всякому человеку тьмы погружалось в непроглядную белизну, чистую и гладкую, как мраморный шар.
А потому, что сложно было привыкнуть - как и к теплу, и к сытости, даже сложнее - к тому, что уже никто и ничто не отнимет человека, лежащего рядом.
Человека, которого он и рассмотрел-то толком с ног до головы совсем недавно и с тех пор всё никак не мог насмотреться - вот так, сквозь бархатистую ночную темноту.
А Корнелиус порой просыпался. Хватал ртом воздух, шарил рукой под подушкой в поисках ножа, который там предусмотрительно отсутствовал.
Джеймс обнимал его крепче, так, что становилось почти жарко, и тот засыпал.
В этот раз - не сразу.
- Он меня зовёт.
- Кто зовёт?
- Туунбак. Я не просто так выжил. Я должен был остаться.
- По-моему, ты выжил не благодаря ему, а вопреки и ничего ему не должен.
- Нет. Я был ему нужен. Я чувствовал ещё тогда. Я мог его отпустить. Занять его место.
- Он далеко, а ты здесь. Ты ведь не жалеешь?
- Нет, разумеется. Но я понимаю, насколько ему одиноко... Я знаю, каково это. И ты знаешь.
Джеймс прикрыл глаза, вспоминая зверя. Быть может, последнего в своём роде, если он вообще когда-либо рождался. Теперь, когда эти мысли больше не пугали, можно было вспомнить и пересказанные любителями инуитов сказки о мёртвых костях, обтянутых шкурой и служащих клеткой для проклятого духа - или многих душ, поглощённых им.
Чтобы знать, как выглядит такое одиночество, - одиночество, в котором не смолкают голоса, - нужно забрать хотя бы одну чужую жизнь.
- Нет, каково это, я не знаю. - Джеймс обнял Корнелиуса крепче, как обнял бы зверя, за которым по пятам шла охота. - Но тебя я никому - будь они живыми или мёртвыми - не отдам.

Когда ты неканонный персонаж, но хочешь фанартовУпав в тумблер, заново открыл для себя Dozer'а. Он шипперит Хикки с Соломоном Тозером, потому что Тозер большой, мягкий и печальный. Джеймс, конечно, не вышел ни фигурой, ни шевелюрой, но можно же помечтать х) Тем паче что из всех художников, что я видел, Хикки у Дозера самый обаятельный.

(А ещё у автора есть рестлеры и динозавры!))

@темы: соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, фанфикшн, royal navy