Сыгровка вампирского блока к летней игре по ITL переносилась-переносилась, и наконец в прошлую субботу она состоялась! Я, глядя на то, что нас в группе 15 человек, а в чате 14 (включая мастеров), предлагал для сыгровки свою хату, но мастерам были нужны место для танцев и кулуары, и они сняли Дружбу. В результате танцев не было, а для приватных разговоров в основном выходили подышать на улицу, - и мне страшно представить, в какой минус вышли мастера, поскольку до сыгровки доехало человек девять Но сыгровка была насыщенной, вполне как полноценная игра.
За несколько дней до игры я узнал, что на ней будут уроки и мне надо подготовить свой как профессору. То есть, из материалов я знал и раньше, что в нашем небогоугодном заведении уроки проводятся, но не соотнёс сие теоретическое знание с практическим распорядком игры: слово "вечер" в названии располагало к мыслям, что мы выпьем чаю крови, поговорим, познакомимся. Аппетит пришёл во время еды: воскресным утром я ещё раз перечитал свою вводную и материалы, упрлс, понял, о чём могу прочитать короткую лекцию, и по старым конспектам набросал план. О лекцииПрофессор Хайдеггер читает (помимо истории) классическую литературу, - а поскольку у нас Викторианская эпоха, то многое интересное является скорее современным, нежели классическим Так что мой выбор пал на Средневековье. Заморачиваться с выяснением, какая у викторианцев была научная и педагогическая методология, я не стал, конечно, - благо мы вампиры, у нас свой взгляд на культуру. В результате я был единственным, кто подготовился, но на игре совершенно не было времени на проведение урока, и когда лекцию от меня таки захотели (что лестно, чёрт возьми)) - я в краткие минуты затишья не успел дочитать её до конца. И это, на самом деле, плюс - свидетельство того, что на игре всё время было чем заняться.
Не знаю, насколько то, что ниже, может быть спойлерами для игроков не-вампирского блока, но на всякий случай предупрежу об этом!

О доигровомУтром воскресенья я не только набросал план лекции, но и собирал прикид. И столкнулся с тем, что профессор-то - пижон, даром что голубых кровей. Я понимал, что если буду долго выбирать галстук, то опоздаю, а если опоздаю, то никто мне этот галстук не завяжет, - но он меня не слушал Сначала я поискал рубашку, убедился, что все белые игровые рубашки у нас в стирке, а осталась только та, что требует запонки, и решил, что у нас чай не Средневековье и рубашки в цветочек уже появились. Взял бежевую рубашку, подходящую к бежевым брюкам, затем выбрал нейтральный серебристо-серый галстук и решил, что давненько не выгуливал свой изумрудный бархатный пиджак (мой первый ролевой прикид)).
...Но профессор заявил, что не хочет бежевую рубашку в цветочек, на которой галстук теряется, а хочет белую в цветочек, и не хочет серый галстук, а хочет бордовый, а зелёный пиджак к нему не подходит!.. И тут я вспомнил, что забрал с последнего свопа малиновый пиджак бордовый костюм-двойку. Не фрак, конечно, но цели одеться по-викториански я также не ставил. Утрамбовав это всё в рюкзак вместе с игровыми ботинками, я поспешил на ВДНХ.
Опоздал, разумеется. Ну, не фатально - ворвался на парад. Впервые увидел вторую кошь Мышку, появившуюся в Дружбе, маленькую, пушистую и чернобурую, - всё время парада она пыталась заиграть то платье Руш, то платье Рыськи (они ведь шуршат!). Переоделся, и Мэсс завязала мне галстук, так что всё было не зря А план лекции у меня был в спеллбуке принцессы Симорил, который с драконом, - не лежать же ему без дела!..
А поскольку убегал из дома я не позавтракав - спасибо мастерам за пирог с капустой Кажется, я в одиночку его сожрал по кусочку, ну или почти в одиночку. Разумеется, на игре я чуть было не забыл, что пить мне нельзя, - налил себе полстакана вина и вспомнил, когда уже допил и потянулся за ещом. Фу быть мной Никаких спецэффектов, правда, не почувствовал. Инструкция и википедия утверждают, что сульпирид строжайше нельзя совмещать с алкоголем из-за того, что тот усиливает седативные свойства алкоголя (ну и печень, наверное, не рада). Агата как опытный пользователь утверждает, что алкоголь обнуляет действие сульпирида, в том числе накопленное. Ну, посмотрим.

О персонажеДавным-давно, ещё перед прошлым летом (основная игра также перенеслась), я выбрал в сетке профессора Вильгельма Хайдеггера - помимо того, что после игры по Охотникам мне хотелось попробовать и вампирскую сторону - во-первых, за пасхалочку, а во-вторых, за возраст. Юнцы мне поднадоели, а профессор, как думал я, может больше знать не только о человеческой, но и о вампирской истории. На деле Хайдеггер оказался тем ещё неофитом (новообращённый в сорок лет - что может быть нелепее)), но так получилось даже вкуснее
Вильгельм был так себе христианином и так себе профессором (второе, впрочем, он признавал куда как менее охотно). Имея родственников-аристократов и будучи безобидным юношей (сейчас, после просмотра OFMD, его детство напоминает мне детство Стида Боннета), не заинтересованным ни в военных подвигах, ни в придворных интригах, он получил тёплое местечко преподавателя в Кембридже почти сразу после собственного выпуска - по протекции, за любовь к классической литературе, а не за её знание. Спору нет, любовь к предмету может быть заразительной, что весьма ценно, когда прививаешь юным умам интерес к знаниям... но это приводило к тому, что профессор не раз сталкивался со студентами, которые знали литературу лучше, чем он сам. И попросту не мог понять, ошибается ли студент, который, к примеру, цитирует что-то - ему, профессору, незнакомое. Или ссылается на философа, которого профессор не читал...
Эту коллизию Хайдеггер разрешил очень просто: во имя справедливости он придумал, что будет ставить зачёты по чётным дням, а незачёты - по нечётным. Видимо, время от времени он поступал и наоборот, поскольку студенты не просекли алгоритм и никогда заранее не знали, сдадут ли с первой попытки или отправятся на перезачёт. В результате часть студентов горячо любила его за то, что ему можно сдать, даже не готовясь, а другая часть - столь же горячо ненавидела за то, что сдать ему нереально, даже хорошо подготовившись. Сам же Хайдеггер, человек слегка занудный, но добродушный, ко всем относился одинаково и никого нарочно не валил.
Вот и студенту по имени Гилберт Холдер просто не повезло: Хайдеггер ничего против него не имел - но тот снова и снова приходил сдавать и пересдавать именно по нечётным дням. А профессор, в рассеянности своей, не заметил, что их общение превращается в тенденцию. Студент же был взвинчен и раздосадован(тм). И однажды поздним вечером, направляясь на тихий семейный вечер к тётушке, жившей неподалёку, профессор столкнулся с Холдером в тёмном переулке - возможно, тот подкараулил его нарочно. Холдер высказал профессору всё, что о нём думает, и толкнул. Хайдеггер не устоял на ногах и упал на невысокую металлическую оградку с заострёнными концами прутьев. Студент, вероятно, испугался, что его обвинят в убийстве, и сбежал.
В тот миг жизнь Вильгельма Хайдеггера могла бы бездарно закончиться, если бы не проходил мимо, направляясь к той же тётушке, его троюродный брат Джозеф Сэрфес. Своего обращения Вильгельм даже не помнил, поскольку был глубоко без сознания, - а когда пришёл в себя, в насквозь пропитавшейся кровью и начавшей присыхать рубашке, кузен Джозеф сообщил ему, что он теперь вампир, что это не шутка, и что он, Джозеф, берёт его под своё покровительство.
Так Вильгельм поселился у Джозефа и узнал, что среди аристократов немало вампиров, существующих и меняющих личности столетиями. Как полиция искала его тело, и нашли ли убийцу - Вильгельма не волновало, поскольку у него появилось много новых задач, требующих внимания. С одной стороны, вторая молодость, когда не болят колени и поясница, ему нравилась; с другой - сложно было привыкнуть избегать солнечного света, а вкус пищи больше не приносил удовольствия. Джозеф рассказал ему о способностях и слабостях вампиров, немного об истории и устройстве общества, научил контролировать голод и находить жертв на светских мероприятиях. Для очередной девушки или юноши это было как поцелуй в шею или в запястье - и никого не приходилось убивать... Но жизнь, состоящая из балов и закрытых вечеринок, начала надоедать Вильгельму - он скучал по лекциям и студентам, а дорога в Кембридж была теперь для него закрыта.
Жизнь под крылышком патрона продолжалась три года, а потом оказалось, что у Джозефа есть враги: не то русский посол, не то французский шпион, не то все сразу - Вильгельм так толком и не понял. Но Джозеф вынужден был бежать из Англии, а своего подопечного направил к давней знакомой в Эдинбург. Этой знакомой и оказалась вампирша, известная как "мадам Алиса", хозяйка "пансиона" для обращённых ею "детей", коим она давала не только убежище и защиту, но и разностороннее образование, дабы они могли выживать в человеческом мире. Вместе с ней жили, постоянно или временно, её единомышленники, помогающие ей в этой миссии. Вильгельму чертовски повезло: теперь для него мало что изменилось - он снова мог преподавать, как прежде. Ученики были разношёрстными, некоторые только учились читать и писать по-английски, - зато лекции были для них не скучной рутиной, а одним из немногих развлечений вампирской жизни.
(Если играть так себе христианина мне не сложно, то играть человека, который знает историю литературы хуже меня, мне было бы трудновато. Подготовить лекцию с намеренными неточностями и не скатиться при этом в фарс - целое искусство, к тому же неточности могли бы остаться незамеченными. Поэтому я утешился тем, что я сам как театровед не идеально знаю историю литературы - всегда есть что-то, чего мы не знаем, верно?.. - И неточностей вносить не стал. В общем, вопрос о том, как отыгрывать некомпетентного специалиста, остаётся открытым.)
Так прошёл месяц...

Вильгельм Хайдеггер. Отчёт отперсонажный, неизбежны неточностиНикак не привыкну спать днём, когда рассеянный свет - в Эдинбурге даже летом не дождёшься прямых солнечных лучей - просачивается сквозь плотно задёрнутые шторы. Сплю под утро, просыпаюсь к полудню, наливаю себе крови в качестве позднего завтрака. Очередной день обещал быть обычным: мадам Алиса сказала, что мы не ждём гостей. Разве что постучится кто-нибудь, желающий отдать в пансион своего ребёнка, - таковые обычно получали отказ... и становились добычей. Не до смерти, конечно, - разве только если узнавали тайны, о которых знать было не положено, но на моей памяти такого не случалось. Для простых смертных мы были всего лишь закрытым пансионом для особо одарённых детей.
Всё было как всегда: актриса Беатрис упрекала юную цыганку Дею за то, что та выходила из дома в цыганской одежде. Уличённых цыган могли повесить - что хоть и не смертельно для вампира само по себе, но никто не гарантирует, что для казни не выберут солнечный денёк. Дея возражала, что человеческая одежда неудобная.
- Должно же у них остаться хоть что-то своё, - примирительно заметил я. Когда-то я считал цыган дикарями, но Дея и её брат Харман успешно изучали английский, понимали литературные отрывки, которые я давал им для чтения. Но вдали от привычной кочевой жизни, природы, костров и обычаев их племени им наверняка было нелегко. Пёстрые тряпки были единственным, что могло напоминать им о прошлом.
Харман резонно утверждал, что даже в одежде англичанина он останется цыганом на лицо и его можно будет узнать. Беатрис же считала, что всё дело в том, как себя подать, - тогда можно выдать себя за кого угодно.
- Вряд ли я сойду за принца Уэльского, - усомнился Харман.
- Принц Уэльский не выбирает, где родиться, - заявила Беатрис.
- Зато Уэльс выбирает, где родится его принц, - заметил я. - И едва ли согласится, чтобы его принц родился в цыганском таборе.
Мне было бы любопытно поменяться одеждой с Харманом, чтобы подтвердить, что при любом маскараде цыган останется цыганом, а англичанин - англичанином. Для того, чтобы сыграть роль, недостаточно костюма, и даже умения играть недостаточно - нужен ещё и грим. Но мадам Алиса не стала проводить эксперименты, только сказала, что нам нужно завести в доме больше разной одежды, чтобы учиться примерять разные образы.
И, как всегда, Лили - мисс Элизабет Спенсер - спрашивала, как скоро можно будет пойти на охоту: кажется, из всех присутствующих только она ещё ни разу не охотилась и не пробовала крови из вен живого человека. Мадам Алиса попросила Саймона, бывшего рабочего, отличавшегося крепким телосложением, для начала поймать и притащить в дом какого-нибудь маргинала, которого никто не хватится. Мне охоты на городском дне всегда были не по вкусу: казалось бы, кровь у людей должна быть одинаковая, но маргиналы, наверное, хуже питаются и реже моются - поэтому мне как-то неприятно иметь с ними дело.
Кому-то вспомнилось, как матери животных приносят своим детёнышам подранков, чтобы научить их убивать, - только в этом случае всё было наоборот: дети должны были научиться важности самоконтроля, дабы не пристраститься к вкусу последнего глотка из умирающей жертвы и не подпасть во власть внутреннего зверя, одержимого убийствами. Лили и Дея сели у ног мадам Алисы, слушая её наставления, - она рассказывала о том, как сообщество вампиров само казнило того, кто потерял себя и превратился в чудовище, рассказывала о Трёхликой богине.
А мистер Джордж Хантер как всегда... Впрочем, тут следует отвлечься для пояснения. Мистер Хантер был, как и я, уже немолод, и не так давно появился в доме мадам Алисы - но уже успел снискать нелюбовь многих его жильцов. Обращение, об обстоятельствах коего мистер Хантер не распространялся, явно его тяготило, и он этого не скрывал - как и того, что сохранял верность своей христианской вере. Такое постоянство делало ему честь, и честность вызывала уважение, - но юные вампиры не могли не видеть в христианине угрозу. К тому же - молодёжи свойственно ненавидеть тех, кто рядом с нею испытывает боль: не видя возможности убрать эту боль, юнцы желают избавиться от самого страдающего - лишь бы тот не отравлял своим присутствием их беззаботное существование. Вот и в этот раз, когда мадам отперла кладовую и вынесла крови на обед, завязался разговор, коснувшийся темы образования.
- Быть может, вам стоит взять мистера Хантера в ассистенты? - спросил меня офицер Джордж Харрис, который чаще других отпускал в отношении мистера Хантера ядовитые комментарии, достаточно оскорбительные, чтобы среди смертных стать поводом для дуэли.
- Я думаю, мы будем мешать друг другу, - заметил я. - Но если он пожелает, мы можем попросить мистера Хантера прочитать свою лекцию. Я не ревнив к науке и буду не против, если коллега также поделится своим опытом.
- Мне кажется, невежливо поучать вас, как вам вести свои лекции.
- О, мистер Хантер не поучал, - возразил я. - Он всего лишь делился мнением: у нас с ним разные подходы, но в этом нет ничего дурного.
- Вам следовало бы отличать дискуссию от спора, - поддержал меня мистер Хантер.
- А чем дискуссия отличается от спора? - спросила мисс Лили.
- В дискуссии ты выбираешь позицию, которую будешь отстаивать, не желая переубедить своего оппонента, - объяснила Беатрис.
- Но даже если хотел бы переубедить, главное - уважение к позиции собеседника, - добавил я. - Это цивилизованный обмен мнениями, без оскорблений. Благодаря дискуссиям мы узнаём, насколько разными бывают мнения, и учимся с ними сосуществовать.
Но ждать от других вампиров уважения к позиции мистера Хантера не приходилось - куда там! Ему даже предлагали выйти на солнце, раз он не хотел жить в качестве вампира, - вот уж что было по-настоящему невежливо. Мистер Хантер на это отвечал, что не может этого сделать, а о причинах следует спрашивать у мадам Алисы. Даже я, никогда не отличавшийся сообразительностью, догадался, что это мадам Алиса обратила его - и, по-видимому, не позволяла ему свести счёты с жизнью. Это жестоко - запрещать кому-то умереть... Но разве каждый из нас не испытал бы соблазн поступить так с кем-то близким, в надежде однажды вернуть ему если не волю, то хотя бы привычку к жизни? Так что осуждать мадам Алису я не мог и только сказал:
- У всех есть свои долги и ограничения.
- Почему вы считаете, что это ограничения?.. - Дея и другие, отстаивавшие счастливую вампирскую жизнь, похоже, даже толком не поняли, о чём именно я говорил. - Это новые возможности...
- А вы все говорите о возможностях, не понимая, что вы теряете, - сетовал мистер Хантер.
- Всегда что-то теряешь, но что-то и обретаешь, - заметил я.
С точки зрения мистера Хантера, вампиры теряли бессмертную душу, - точнее, душа отныне томилась в бессмертном теле, накапливая грехи. Но тому, кто не верил в существование души, терять было нечего, - таким образом, эти диалоги были заведомо обречены на взаимное непонимание. Для Деи и Хармана, язычников, смысл жизни был в том, что им просто нравилось жить; Джордж Харрис утверждал, что у него есть долг перед родиной, который он вроде как исполнил, умерев на военной службе, и который в то же время вроде как оставался. И вера в этот долг была такой же спасительной иллюзией, как и вера в бога, - просто Харрис подстраивал свою веру под те обстоятельства, в которых оказался, тогда как Хантер не мог изменить догматы веры. Он утверждал, что молится, и даже носит нательный крест - который наверняка его обжигает, если только не помещён в чехол; вспомнились истории о восточных монахах, которые носили вериги, дабы постоянно испытывать боль. Он даже предлагал другим обратиться к богу, дабы тот им ответил.
- И он хоть раз кому-нибудь отвечал? - кажется, это спрашивала Беатрис.
- Об этом есть многие свидетельства, - заметил я. - Наше дело - верить им или нет.
- Дело не в свидетельствах, - Хантер, похоже, также не вполне понял, что я имел в виду, поскольку привык, что с ним только спорят. - Бог говорит с нами в нашей душе.
- Так я о том и говорю.
- И как вы только это выговариваете... - Саймон поморщился.
- Ну, я неизбежно упоминаю бога каждый раз, когда читаю лекции, - пожал плечами я. - Должно быть, я привык.
- Вы делаете это без веры, а значит, слова не имеют силы, - пояснил Хантер. Из чего следовало, что и молясь, он причинял вред самому себе как вампиру.
Речь, конечно, зашла и о том, что случается с душой вампира после окончательной смерти. Не удержался и я от вопроса к Хантеру:
- А как считаете вы - что нас ждёт? Рай или ад?
- Вы меня разочаровываете, профессор: вы ведь образованный человек...
- Думаете, Чистилище?
- Конечно! Наша жизнь дольше обычной, а значит, мы совершаем много больше грехов.
Это было оптимистично. Признаться, я не назвал Чистилища сразу лишь потому, что в моей голове промелькнула богохульная мысль: наше посмертное существование само по себе уже похоже на Чистилище. Тем паче когда кто-то в нём страдает, искупая тем самым свои грехи...
- А если вампир не совершал грехов? - уточнила Беатрис.
- Так не бывает. Скажите, вам приходилось убивать? - спросил её Хантер.
- Да.
- Вот, вы сами признались. Седьмой круг.
Должно быть, что-то беспокоило Харриса, раз он ставил под сомнение каждое слово Хантера и отказывался верить ему во всём. Так, он не верил, что Хантер участвовал в военных действиях, лишь на том основании, что тот рассуждал о свистящих пулях (хотя доводилось мне встречать и тех солдат, кто не желал вспоминать о боях вовсе, и тех, кто только о них и рассказывал без умолку). А ведь говорят, что атеистов в окопах не бывает... И, конечно, он не верил, что Хантер может взяться за крест, и требовал, чтобы тот это продемонстрировал, - хотя такой интимный момент, как вера, не может становиться предметом представления. "Яви нам чудо", требовал он, живо напоминая мне сюжет из Писания, когда царь Ирод требовал от Иисуса сотворить чудо.
- Джентльмен никому не обязан доказывать свои слова, - заметил я.
- Даже если он говорит о том, чего быть не может? - не сдавался Харрис.
- В мире может быть много того, о чём мы ещё не знаем.
- А если джентльмен обманет? Чем он отличается от обычного человека? - спросила Лили.
- Сам статус джентльмена обеспечивает его правоту, - объяснил я. - Пока не будет доказано обратного.
И, конечно, другие вампиры не могли терпеть, когда Хантеру нужно было перекреститься, хоть он и отворачивался - и им нужно было внимательно следить за ним, чтобы это заметить. Они требовали, чтобы он выходил для этого в другую комнату. Но разве не было бы лучше для всех, если бы они также отворачивались?.. Как по мне, всё должно быть обоюдно. Когда Хантер в очередной раз удалился и все возмущались, что он высказывает своё мнение слишком часто и "навязывает" его (хотя высказывание мнения Харрисом ничем не отличалось), я напомнил:
- Прежде всего он отвечает на ваши вопросы. Если вы будете меньше спрашивать его о его вере, вы будете куда как меньше об этом слышать.
Решено было провести эксперимент: в течение следующего часа говорить о чём угодно, кроме бога, не провоцировать Хантера и не вестись на провокации, - и посмотреть, как часто он будет заговаривать о боге самостоятельно. Это решение показалось мне весьма разумным. В конце концов даже юная Лили сказала, что невежливо обсуждать джентльмена в его отсутствие.
Но даже больше, чем Харрис, Хантера не выносила Дея - особенно когда он напоминал ей о том, что она женщина и не может знать всего. Тогда она кричала, что либо он уйдёт, либо она, и Хантер тоже кричал, чтобы мадам Алиса уняла свою дочь, - а я напоминал, что повышать голос никому не делает чести. Я-то думал, что цыгане более патриархальны, и женщины среди них знают своё место куда лучше наших современных дам... Но даже если Дея привыкла к свободе - должен быть какой-то порядок, дабы всё не скатилось в анархию и хаос. Дети не указывают родителям, женщины не указывают мужчинам, а египтяне учатся быть англичанами, не распространяя на цивилизованных людей свои африканские обычаи.
Я в самом деле хотел примирения, ведь всем нам предстояло ещё долго жить под одной крышей. Быть может, вставать на сторону того, кто в меньшинстве, того, кто гоним всеми, даже не разделяя его мнения, - это привычка, и эта привычка однажды выйдет мне боком... Но мистер Хантер в самом деле не сделал мне ничего плохого. Да, несмотря на то, что его бог не умеет ненавидеть, - он ненавидел себя, ненавидел вампиризм, ненавидел всех нас как вампиров. Но не происходило ли это от того, что он любил в нас людей - так, как он сам это понимал?.. Он хотел спасти наши души - но тот, кто был счастлив, не нуждался в его спасении. Вернее, так: не принимал его.
- Не помню, кто из богословов сказал: каждая овечка будет подвешена за свой хвостик, - сказал я Харрису во время перепалки Хантера и Деи. - Это значит: заботься о своей душе, а не о чужих. Хотя, возможно, это апокриф.
- Что такое апокриф? - спросила Лили.
- Священный текст, не признанный официальной церковью, - ответил я.
И угораздило же кого-то именно в этот день попросить мадам Алису рассказать про Орден святого Георгия; об этой организации, главной угрозе для вампиров, упоминал и кузен Джозеф, но мадам Алиса наверняка знала об этом больше. Она рассказала о том, что Орден мог возникнуть ещё на заре христианства, в Риме, когда власть вампиров ещё была сильна, - и достиг расцвета в тёмные времена Средневековья. Что казалось мне (и не только мне) невероятным - так это то, что несмотря на то, что вампиры были древнее христианства, по неизвестной причине христианские символы были обращены в действенное оружие против вампиров. А слова Хантера о том, что инквизиторы молились за души тех, кто погибал на кострах, вызвали новую волну возмущения.
- Строго говоря, сжигала еретиков не сама Инквизиция, - заметил я негромко. - Она лишь проводила следствие и передавала их в руки светским властям, кои и осуществляли казнь. Но кого это волнует...
- А кто тогда проводил казнь?
- Палач, - пожал плечами я. - Светское лицо. Но, справедливости ради, сам способ казни через сожжение был выбран благодаря ещё одному изречению из Писания - о том, что отпавшие от дерева ветви следует сжигать. Всё дело в трактовке...
Затем мадам Алиса поведала о падении Ордена, после которого, однако, тот сумел восстановиться. И когда она перешла к тому, какие ранги есть в Ордене, Хантер сказал:
- Это не имеет отношения к делу.
- Отчего же? Это интересно, - возразил я.
- А почему всадники так называются? - посыпались вопросы. - У них есть лошади?
- Возможно, это пошло из Средневековья, когда у рыцаря должна была быть лошадь, - предположила мадам Алиса.
- Нет, это пошло из Древнего Рима, - поправил Хантер. - Всадники были уважаемым сословием. Понтий Пилат был всадником.
- Не первым, но и не последним, - добавил я.
После того, как Хантер продемонстрировал свои глубокие познания в устройстве Ордена, никто из младших вампиров уже не сомневался в том, что он когда-то сам был Охотником; фамилия также играла с ним злую шутку. Все боялись, что он сдаст Ордену местонахождение пансиона, чтобы "спасти наши души". Я же не сомневался, что Хантер не пойдёт против мадам Алисы - и не только из-за власти патрона над обращённым, но и из личных привязанностей. Я, напомню, не слишком догадлив... но даже мне казалось, что этих двоих связывает нечто большее. Впрочем, Хантер заявлял сам:
- В моём сердце нет любви.
- А как же слово на букву Б? - спросил Харрис.
- Байрон?
- "В горах моё сердце, а сам я внизу"... - припомнил я.
- Это Бёрнс.
- Да. Именно поэтому это первое, что приходит на ум, когда говорят о сердце и слове на букву Б, - пояснил я.
- Я имел в виду бога, - выговорил Харрис.
- Не уверен, что эти отношения уместно называть любовью, - заметил я.
Спросив позволения у дам, Харрис рассказал анекдот про священника, который, желая доказать существование бога, прыгал с колокольни, пока это не стало восприниматься как привычка. Не знаю, что хотел этим доказать сам Харрис.
Гостей не ожидалось, но - они были. И с первым из них весьма не хотел встречаться Саймон. Его история обращения была похожа на мою: он также был без сознания и при смерти, когда сорвавшаяся театральная люстра, которую он вешал, пригвоздила его к сцене. Патрон также спас ему жизнь, но мне повезло больше: если я был обращён родственником, то Саймон - каким-то французом, чему был вовсе не рад. Он вынужден был некоторое время провести во Франции, после чего, по всей видимости, сбежал. И когда мадам Алиса пригласила войти вампира-француза - несложно было догадаться, кого тот пришёл навестить. Француз велел Саймону приблизиться, и тот не мог не подчиниться - однако мадам Алиса заступилась за него, жёстко попросив гостя быть вежливым с её подопечными. Гость послушался и спросил разрешения осмотреться.
Гость держался уверенно, почти по-хозяйски, как если бы раньше уже бывал в пансионе и знал, что где находится. Мадам Алиса, в свою очередь, относилась к нему как к давнему знакомому, не представляющему угрозы, - но когда её спросили, как давно она его знает, ответила, что познакомилась с ним только что на пороге дома. Я был спокоен за Саймона, рассудив, что француз не настолько глуп, чтобы пытаться навредить подопечным мадам в её доме. Хотя она, похоже, признавала его возраст и силу и говорила, чтобы мы в случае угрозы звали её или Беатрис - никто другой не справился бы с ним, хоть нас и было много, а он был один.
Воссоединение Саймона с его патроном заставило всех нас вспомнить истории наших обращений.
- Это правда, что вас убил ваш студент? За оценку? - спросил меня Хантер.
- Да, можно сказать и так, - согласился я. - Впрочем, не думаю, что он в самом деле хотел меня убить. Он просто был... несдержан.
- А, вот как это называется, - восхитилась Дея. - Тонкости английского языка.
- Это было... преступной неосторожностью, - продолжал я. - Но я уже не в обиде. Хотя с его стороны было невежливо сбежать, оставив меня без помощи в таком положении.
- Невежливо, - повторила Дея. - Английский язык такой сложный. Он ушёл по-английски, да?..
После, когда Хантер увёл Саймона, выглядящего совершенно убитым, поговорить, меня попросили рассказать всю историю, хотя ничего увлекательного в том, как я напоролся на решётку, не было. Выяснилось, что многие были обращены не по собственному желанию: когда стоит выбор "обращение или смерть", на самом деле выбора нет. Пожалуй, больше всего повезло Дее - она сама попросила, чтобы её обратили, после обращения её брата. Но даже в этом случае выбор был предопределён: куда брат - туда и она.
Когда француз - я так и не услышал или не запомнил его имени - вновь появился в поле зрения, я сообщил ему, что мы как раз делимся историями обращений. Он счёл это довольно интимным.
- Вы кого-то ищете?
- Симона. У меня есть к нему дело.
- Он... отдыхает, - я не собирался выдавать Саймона и облегчать его патрону задачу.
В период затишья Лили предложила поиграть в шарады. Мы разделились на две команды, и поочерёдно одна команда загадывала какое-нибудь слово выбранному человеку от другой команды, чтобы тот объяснил это слово жестами своим товарищам. Поскольку мистера Хантера не было рядом, - команда, в которой я оказался, решила загадать слово "бог". Я предположил, что отгадать его будет либо очень легко, либо очень сложно в зависимости от того, как будет действовать объясняющий. Оказалось легко: объясняющему достаточно было воздеть руки к небу.
Объяснять в следующем ходу мы выбрали Беатрис как актрису. Соперники нам отомстили, выбрав слово "праведность": Беатрис изобразила коленопреклонённую молитву, и я перебрал немало вариантов, прежде чем кто-то предложил нужный. Затем мы решили отойти от религиозной темы; в обсуждении предлагались слова "рок", "фортуна", "удача", но остановились на слове "судьба", одобренном всеми. Но и это было быстро отгадано: кому показывать судьбу, как не цыганке, умеющей раскладывать карты! И вот снова пришла наша очередь отгадывать, и объяснять вызвался Джордж Харрис. Он намекал на разные виды искусства: показывал танцы, рисующего живописца, скульптуру... мы гадали и гадали, что он имеет в виду. Я даже назвал театр Глобус, когда он показал нечто округлое вроде земного шара, который держит над головой. Саймон от смеха сполз на пол и сидел там, закрыв лицо рукой.
Появившийся Хантер, пропустивший начало игры, также попытался отгадать. Ему сказали, что он не в команде, и я добавил, что он даёт нашей команде преимущество, что не по правилам, - на что он заявил, что они с мадам Алисой будут третьей командой. Но и это не помогло, и отгадки они так и не дождались. Харрис показывал, что загаданное слово - прилагательное, а команда соперников, пытаясь подсказать, только больше запутывала, говоря, что это не совсем прилагательное и родственно слову "грациозный", но не совсем. Я стал перебирать слова, в которых есть те же буквы. Харман старательно показывал нам на ноги Харриса, который носил килт и белые чулки как военную форму, - но, к несчастью для Харриса, в его ногах не было ничего очень уж примечательного. И каким-то чудом - кажется, это был я - вспомнилось слово "изящный". Отгадка состоялась.
Игра была прервана ещё одним визитом: похоже, кто-то хотел видеть Элизабет Спенсер, которая после своего обращения считалась мёртвой. Мадам Алиса убедила её переодеться, распустить причёску и выдать себя за другую женщину. Лили протестовала: с распущенными волосами она была похожа на безумную. Но, в конце концов, обитательницу дома гость мог поднять с послеобеденного сна, и она имеет право не успеть убрать волосы. Харрис сказал, что притворится её мужем, и почему-то целая толпа направилась к дверям. Я не стал вмешиваться и дождался новостей. Похоже, Лили искал какой-то её поклонник, не поверивший в её смерть; видимо, он случайно увидел её в городе в тот единственный раз, когда Лили выходила на прогулку. Зато теперь мы знали, где находится её могила. Интересно, где находится моя?..
Но не прошло много времени, как француз - с видом гордого кота, поймавшего голубя - втащил в дом безжизненное тело молодого человека, истекающее кровью. Оставляя пунктирную кровавую дорожку на плитах пола - опять служанке работа! - он водрузил добычу на ближайший диван. По-видимому, это и был тот самый незадачливый ухажёр Лили, зачем-то пытавшийся пробраться в дом. Столкнувшись с нашим гостем и узнав, что тот - вампир, бедняга подписал себе смертный приговор. Вернее, это француз обрёк его на смерть, столь неосторожно притащив его сюда... Парень был ещё жив, но, вероятно, бредил. Беатрис воспользовалась гипнозом, чтобы заставить его видеть то, чего нет: королеву фей, к которой тот явился за своей возлюбленной. Дея с удовольствием играла роль королевы:
- Перед тобой двенадцать девушек: они кружатся, кружатся вокруг тебя... Которая из них - твоя возлюбленная?
- Её здесь нет, - выговорил раненый довольно твёрдо.
Разве Дею не учили не играть с едой?.. Впрочем, если парень умирал - то он умрёт счастливым, представляя себя в волшебном королевстве. Неужели все влюблённые настолько жалки?.. Его спрашивали, готов ли он отдать душу за то, чтобы увидеть свою возлюбленную, - он ответил согласием. Когда подошла мадам Алиса, у неё попросили его оставить. Я поддержал эту идею: мне вовсе не хотелось, чтобы жизнь лишний раз оборвалась. Конечно, я предполагал, что речь об обращении - заводить в доме смертного казалось мне рискованным: он соскучится проводить свою короткую жизнь в четырёх стенах, а выйдя за их пределы, может нас предать.
- Ты первая, королева, - улыбнулась Дее мадам Алиса.
Вот и пришло время для урока мадам Алисы: она показала девочкам точки на запястье и на горле жертвы, откуда следует пить кровь. Дея выбрала запястье - и, казалось, ей стоило некоторого усилия оторваться вовремя и не сделать лишних глотков. Лили припала к горлу, после чего закрыла лицо руками, как если бы могла расхохотаться или разрыдаться от восторга. Это был её первый глоток живой, не бутилированной крови, - но неужели он был настолько хорош?.. Я помню свою первую жертву - это также было особенным чувством, чем-то большим, нежели просто вкус и просто тепло. Мне и сейчас щекотал ноздри аромат свежей крови, этого эликсира жизни, позволяющего почувствовать себя живым, ненадолго взять жизнь взаймы... Но чтобы радоваться настолько? Может, всё дело в возрасте? Или Лили не ожидала, что будет пить из своего воздыхателя?.. Но едва ли любовь имеет вкус...
Возможно, мадам Алиса предполагала, что добычи хватит на всех присутствующих, - но я не стал претендовать на кровь смертника. Тогда мадам Алиса решила напиться сама и завершить дело. Когда она укусила парня в шею, он начал дёргаться и издавать звуки: действие гипноза пропало или ослабло? Могло ли быть так, что Беатрис не справилась с контролем?..
Оставался один, последний глоток, - и до него было ещё время. Жертва пришла в себя: видимо, когда кровотечение из первой раны остановилось, он начал чувствовать себя лучше. Парень оглядывался, рассматривая всех нас, и увидел перед собой Лили.
- Она мертва, - спокойным, убаюкивающим голосом объясняла ему мадам Алиса. - Давно уже мертва. Это твой предсмертный бред.
- Нет, - он мотнул головой. - Пожалуйста, прекратите... морочить мне голову. Я понял, кто вы такие на самом деле.
- И что же ты понял?
- Что вы - вампиры.
Мадам Алиса взяла его за руку и приложила её к своему не бьющемуся сердцу.
- Как видишь, мы не чудовища. Мы ничем не отличаемся от людей - или, быть может, мы тоже люди, просто со своими... особенностями.
Что ж, он решил поговорить, будучи в сознании, - это было смело. Даже слишком - он не молил о пощаде, а отвечал на вопросы и спрашивал сам. Прежде всего мадам Алиса хотела знать, откуда он узнал о пансионе, и почему был так уверен, что Лили жива, несмотря на её могилу. Парень уверял, что ничего о нас не знал, но верил, что Лили могли похитить феи из Холмов. Жаль, не было способов проверить, врёт он или нет. Жаль, не было способов просто стереть ему память о произошедшем и выкинуть на улицу...
В качестве последнего желания он попросил танец с Лили. Мадам Алиса уверяла его, что у него не хватит сил, но он утверждал, что не хочет ничего сложного, - разве что тур вальса. И это когда он не мог не то что подняться, но даже толком пошевелиться?.. Тянул время, не иначе.
Над предложением стать вампиром и присоединиться к нам парень всерьёз задумался. Как-никак в бреду он уже заложил свою душу - и признался, что был не очень-то верующим, что облегчало дело: нам не было нужно второго мистера Хантера - некоторым было многовато и одного. Я старался не давить на нашего пленника, дабы он принял самостоятельное решение, - и если он решит умереть, к этому также придётся отнестись с уважением. Я сказал только, что мы все очень разные, подразумевая, что и он сумеет, если захочет, найти своё место среди нас. Но этот тип был юристом - и, похоже, юристом неплохим, раз пытался выторговать свою человеческую жизнь в обмен на услуги по составлению завещаний и прочих документов, весьма полезных вампирам, вынужденным инсценировать свою смерть, и порой неоднократно.
Пока мы возились с незваным гостем, дуэль Хантера и Харриса всё же состоялась. Я не видел смысла в том, чтобы вампиры проделывали друг в друге лишние дырки, кои всё равно быстро затягивались, - но почему бы и нет, если это приносило им удовлетворение. Хантера приволокли под руки, он был ранен и добавил пятен крови на паркет. Мадам Алиса, не отвлекаясь, велела напоить его кровью.
- Выпейте, - я протянул ему початую кружку крови.
- Не надо.
- Это тоже какой-то вид аскезы?..
Я и в самом деле не припоминал, чтобы Хантер пил. Ждал, пока мадам Алиса ему прикажет, чтобы уберечь его от риска свихнуться от голода?.. Ну и хлопотно же ей с ним.
Довольно скоро Хантер был уже на ногах и пожелал допросить пленника - исключительно словами. Как и в случае с шарадами, половину Хантер пропустил, но то, что на некоторые вопросы жертва уже ответила, его не смущало. Хантер, разумеется, был против обращения парня в вампира и говорил ему: "Пока ты говоришь со мной, ты живёшь". Но это не могло продолжаться вечно...
Ещё и Лили, когда Хантер попросил её принести воды для раненого, отказалась его слушаться. Только детского бунта нам в пансионе и не хватало... Глядя на наше "дружное" общество, парень уж наверняка передумал становиться вампиром.
- А все вампиры так не любят друг друга? - спросил он.
- Мы вынуждены много времени проводить вместе под одной крышей, - признал я.
Тем временем парень, убедившись, что многие не хотят его смерти, наглел всё больше, и это мне также не нравилось. Впрочем, если бы он пришёл шпионить, то не попался бы так глупо, а если бы его целью было получить обращение, то он согласился бы сразу, а не цеплялся за жизнь... Разве что надеялся внедриться, оставаясь человеком. Я верил, что мадам Алиса не допустит потенциальной угрозы, - но всё равно ловил себя на мысли: лучше бы его поскорей прикончили, а не церемонились. Вот так ценишь чужую жизнь ровно до тех пор, пока она не начинает представлять опасность для твоей собственной.
Мадам Алиса, мистер Хантер и напоенный водой и вином, окончательно пришедший в себя пленник (или уже следует называть его гостем?..) ушли говорить в кабинет хозяйки. Многие волновались, что оставлять мадам Алису наедине с чужаком и Хантером не следует (...как будто мадам Алиса и Хантер не беседовали наедине каждый день, и как будто необращённый смертный мог хоть как-то навредить вампирше), и Саймон пошёл с ними, но через некоторое время вернулся. Также сверху вскоре спустилась Лили. Я спросил её, можно ли уже поздравлять новорожденного (саму Лили, похоже, никто не спрашивал, хочет ли она делить дом с вампиром, в неё влюблённым), но она ответила, что тот ещё не сделал выбор.
Время клонилось к ночи, и я посетовал, что из-за гостей моего урока уже, должно быть, не состоится, - но ученики предложили мне прочитать лекцию прямо в столовой. Поначалу я надеялся, что отсутствующие обитатели дома вернутся к нам, но затем сказал себе, что другого шанса собрать в этот день хоть кого-нибудь может больше не представиться, и решил читать для тех, кто есть, в неформальной обстановке. Поскольку за прошедший месяц я прочитал краткий курс античной литературы, самое время было перейти к литературе Средневековья.
Начал со средневекового эпоса: рассказал о французском - Песни о Роланде (Лили сразу узнала, о чём речь, хоть и присоединилась позже), - в котором отражено противостояние христианского мира мусульманскому; и об испанском - Песни о моём Сиде, для автора которой было не важно, на стороне христианского или мусульманского правителя сражается Сид, а важна была его личная доблесть. Затем перешёл к поэзии - а именно, к возникновению движения трубадуров и созданию феномена куртуазной любви как ещё одного формализованного феодального института. Ну, это если выражаться наукообразно, - для "детей" мадам Алисы я могу рассказывать более простым языком. К сожалению, продолжал читать я уже фактически для одного Саймона (его умение запоминать цитаты из классических текстов, даже латинских, меня восхищало, как и рвение простого рабочего к образованию в целом), и так и не успел закончить - появились свежие новости о пополнении в нашей разношёрстной компании.
Новость первая: наш гость - сидских кровей, поэтому, вероятно, на него так плохо действовало внушение Беатрис, и поэтому его кровь была такой вкусной. Он сам об этом прежде не знал, однако верил в существование сидов и столь же легко смог поверить в существование вампиров. Новость вторая: он предпочёл остаться смертным - в том числе потому, что никто не знал, как кровь сидов могла среагировать на обращение. По слухам, обращённые сиды погибали, и никто не хотел проверять (несмотря на такую чудесную возможность провести эксперимент), что случится с потомком сидов. Отныне мы обретали юридического консультанта, который дал мадам Алисе некие могущественные клятвы, гарантирующие его преданность. Не нравилось мне это... всякая клятва - договор обоюдный, как мы знаем из легенд и мифов, и порой тот, кому клянутся, принимает на себя даже больше ответственности, нежели тот, кто клянётся. А уж клятва потомка сидов...
Не прошло и века до новой истерики Деи на тему "или он, или я"; и едва успел Хантер регенерировать после первого ранения, как его снова вызвали на дуэль - и это снова был Харрис, на сей раз не из-за религии, а из-за Цейлона, потерю которого Хантер считал непростительной ошибкой британской армии. Ему даже одолжили перчатку, и противники выбрали секундантов, - всё согласно правилам. Хантер был готов сражаться без оружия, но секунданты решили, что об оружии они договорятся сами. Я бы на их месте заставил поединщиков драться на стихах или песнях или ещё чём-то подобном: раз уж эти двое постоянно мерились длиной языков - так применили бы их к всеобщему развлечению. Однако выбор секундантов пал на английский бокс до первого перелома. Они быстро объяснили правила.
- А лицо считается конечностью? - уточнил Хантер.
- Если вы можете что-то держать лицом, то да, - ответил я.
Почему-то это вызвало бурный смех среди молодёжи - должно быть, представили себе нечто непристойное. Поединок окончился сломанной рукой Харриса - но даже после этого Харрис пытался придушить Хантера, прижав к стене, хоть вампирам и не нужно дышать. И когда эти двое найдут наконец комнату...
Очередной конфликт Хантера и её "дочек" мадам Алиса разрешила жёстче обычного - заставила Хантера опуститься перед ней на колени, недвусмысленно напомнив и ему, и другим своим "детям", что могла бы чаще пользоваться своей властью, но не делает этого, полагаясь на их способность уважительно относиться друг к другу. Впрочем, я не сомневался, что демонстрировать власть мадам Алисе придётся ещё не раз. Её и Хантера диалоги, начинавшиеся с "Каждый божий день... - И каждую дьявольскую ночь!", звучали по нескольку раз за день, становясь своеобразной визитной карточкой пансиона.
К самой ночи прибыл последний гость - не много не мало, а патрон самой мадам Алисы, в некотором смысле "дедушка" её подопечных. Ему были представлены все ученики, собравшиеся в кружок, - я держался поодаль, не испытывая к старому вампиру никакого родственного пиетета. Хантер же и вовсе смотрел на него как на давнего врага, и со скрипом царапал когтями деревянную перегородку столовой, словно с трудом сдерживался, чтобы не вцепиться ему в глотку. Также я видел, как Хантер потянулся рукой к стоявшему рядом Харрису - выглядело так, словно он собирался потрогать офицера за зад, но, по-видимому, он хотел умыкнуть кинжал. Харрис поползновение заметил, и Хантер подошёл испытать удачу ко мне.
- Помогите мне убить сира Алисы, - прошептал он. - Это может спасти её и нас всех.
Мне сперва послышалось - "сида". Я бы не удивился: сделки с сидами часто выходят боком.
- Пожалуйста, не делайте глупостей, - прошептал я в ответ.
- Помогите мне достать серебряный кинжал.
Я даже не стал спрашивать, где же я его возьму: это означало бы частичное согласие. Быть может, Хантер знал о патроне мадам Алисы что-то, чего не знал я, - но идти против старого вампира, против самих порядков и устоев вампирского общества?.. Считайте меня трусом, но это значило бы перечеркнуть всю ту благополучную жизнь, которая была мне подарена вместо преждевременной и нелепой смерти.
- Я не хочу становиться революционером.
- Я не прошу вас становиться революционером, я прошу помочь мне освободить всех нас. Вы ведь христианин, вы должны понимать...
- Вы в неподходящем месте ищете христианина, - с грустью заметил я.
Хантер напоминал мне Диогена, искавшего человека с зажжённым фонарём при свете дня. Нашёл бы Диоген искомое во мраке ночи?..
- Тогда забудьте об этом. Просто забудьте.
- Я - могила, - пообещал я.
Хантер шептал так громко, что мадам Алиса прекрасно его слышала и сделала ему замечание, видимо не придав его планам покушения большого значения. Тем временем её патрон стал говорить о Новом свете и новых, неизведанных землях.
- Ещё и туда распространить эту заразу, - вздохнул Хантер.
- Быть может, там уже есть свои вампиры, - пожал плечами я.
- Санто-Доминго, - произнёс он. - Говорят, там каждая пядь земли освящена - каждая!..
- Да, я слышал, - откликнулся я рассеянно. Мне хотелось послушать, о чём говорит "дедушка".
А говорил он о том, что вампирам надлежит отправиться в Новый свет прежде, чем туда придёт Орден святого Георгия, и создать там общество, в котором люди и вампиры будут жить бок о бок и сотрудничать, и люди не будут считать вампиров чудовищами. Где же он собирался брать таких людей - взять под крыло аборигенов?.. Это будет означать объявление войны всему христианскому миру, причём располагая слугами, вооружёнными только палками и камнями.
- Звучит утопично, - заметил я.
Но "дети" были воодушевлены. На это старик и рассчитывал! Уж он-то точно не собирался совершать опасное путешествие через океан, - такие, как он, всегда загребают жар чужими руками. Даже мадам Алиса проявила энтузиазм и сказала, что нужно отправляться как можно скорее, - но тот заявил, что времени у нас ещё достаточно. Главным риском он считал то, что у земли Нового света уже могли быть свои хозяева и покровители, с которыми придётся сражаться, - как были они у английской земли, когда вампиры пришли на неё из Рима: те, что под Холмами. Неужели этот тип был настолько древним, что помнил войны с сидами?.. Или просто пересказывал легенды, услышанные от старших, дабы произвести впечатление?..
Когда все столпились вокруг гостя, торжественно вещавшего о светлом будущем, кое будет обеспечено молодыми поколениями вампиров, Хантер предложил мне выйти поговорить. Я поразмыслил и решил, что никто не заметит нашего отсутствия и это не будет сочтено невежливым, и согласился. Мы вышли на крыльцо вместе с юристом. Хантер заявил, что я был его единственной отдушиной, а теперь в доме появился человек, с которым можно было поговорить.
- Мы были обращены без нашего согласия, - начал он.
- Но фарш уже не провернёшь назад, - заметил я.
Я ожидал, что он предложит нам некий заговор. Продвигать закон, чтобы обращения проводились только добровольно?.. Звучит разумно, но если бы такой закон действовал - не был бы спасён я, не был бы спасён Саймон. Я не стал бы брать на себя право решать, как будет лучше для вампирского сообщества - и будет ли лучше, если оно вовсе перестанет существовать, не обращая новых потомков. Но Хантер ничего не предлагал: он просто искал понимания. Он повторил свои соображения о Новом свете, о том, что испанцы уже вырезали всех аборигенов.
- Испанцы всегда отличались жестокостью, - согласился я.
- А те, кого не вырезали, смешались с испанцами, и получились вовсе невообразимые метисы...
- Которых сами испанцы считают животными.
Что думал о Новом свете я? - Пусть испанцы и французы грызут друг друга за хвосты, передавая острова из рук в руки. У меня лезть туда не было никакого желания.
- Но как можно освятить всю землю в целом городе?.. - усомнился наш смертный друг.
- Священники могут освятить колодцы, тогда, технически, вся вода станет освящённой, - предположил я. - И ею можно мыть улицы.
- Я мог бы воспитать своих детей, своих внуков, - продолжал Хантер. - Я даже не знаю, где сейчас моя дочь!..
Я уже знал, что у него были дети "при жизни", и находил это очень грустным. Мне повезло, что я так и не женился и не завёл семью.
- Мне кажется, ваши проблемы по большей части у вас в голове, - заявил юрист.
- А вот сейчас обидно было...
- Вы сможете встретиться со своими внуками, если захотите. Разве не интересно смотреть, как они будут расти?
- Это неравноценно, - возразил я.
Не иметь возможности сказать своим внукам, кто ты такой и почему живёшь так долго, - скрывать от них то, что ты их дед и ты вампир, в конце концов... Стоять в ночи под окнами некогда родного дома, в котором жизнь замерла до утра... Не худшая ли это пытка, чем не иметь семьи вовсе?..
Войдя в прихожую и попрощавшись с юристом, Хантер сказал, что хотел бы ещё немного поговорить со мной. Не только понимание было ему нужно, но и утешение... И нужно было постараться его не обнадёживать.
- Вы христианин... - начал он вновь.
- Я так себе христианин, - поправил я с улыбкой.
- К какой конфессии вы принадлежали?
- Я вырос в англиканской семье.
- Протестанты... - произнёс он с разочарованием, но без обидного пренебрежения. - Но лучше, чем ничего.
- Но как учёный я читал священные тексты многих разных конфессий, и научился уважать их все.
- Скажите, есть ли хоть одна конфессия, в которой вечное проклятие считалось бы благом?
- Ну, некоторые апокрифы утверждают, что однажды и Люцифер спасётся.
- Если покается и попросит прощения.
- Это верно.
- Но они не хотят раскаиваться...
- Невозможно привести к богу тех, кто сам не хочет к нему прийти.
Удастся ли объяснить ему, не обидев, что он зря растрачивает свой пыл?.. Не "бисер перед свиньями", конечно, что было бы обидно уже по отношению к его собеседникам, - но близко к тому.
- Но у некоторых учителей получалось...
- Быть может, эти дети однажды ещё придут к свету. Просто назовут этот свет не богом, а как-то иначе.
- И почему вы не преподаёте слово божье?.. - посетовал Хантер. - Я-то надеялся, что настоящий профессор из самого Кембриджа...
- Я не богослов.
- Но постарайтесь подарить свет этим заблудшим детям. Я верю, что у вас получится.
И вновь он, казалось, был разочарован во мне - и вновь эта откровенность не задевала, - но в то же время никто ещё настолько высоко не ценил смысл моей преподавательской деятельности. Даже я сам об этом не задумывался - а ведь отныне придётся оправдывать возложенные надежды.
- Храни вас бог, - на прощание он сжал мои руки своими, и я изо всех сил сдержался, чтобы не зашипеть, поскольку его слова, исполненные верой, ощущались как брызги кипятка в лицо. Я накрыл его ладонь своей. - Бог с вами.
Он ушёл, а я пробормотал:
- Может, и со мной. А может, и нет...
- Что? - Хантер обернулся.
- Может быть, и со мной, - повторил я.
Был ли он вполне искренен, или же просто рассчитывал склонить меня на свою сторону?.. Но он говорил тем тоном, который никогда не вызывает сомнений в правдивости: спокойным, усталым, почти равнодушным. Примирившимся с собой и своей непримиримостью.
Я не успел дойти до гостиной, как меня перехватил Харрис и спросил позволения со мной поговорить. Я неожиданно становился нарасхват. Когда мы выходили, Беатрис подумала было, что Харрис снова вызвал кого-то на дуэль, - такую репутацию он себе уже создал.
- Неужели я похож на дуэлянта? - улыбнулся я.
- Я не помешаю вашему разговору? - спросила Беатрис.
- Мне хотелось бы поговорить с профессором наедине, - сказал Харрис, извиняясь.
Беатрис вошла в дом, и я спросил:
- Чем могу помочь?
- Хантер хочет убить сира Алисы, верно? Он что-то говорил о том, что это освободит всех нас?
Ну вот, и кто-то ещё сомневался, что Хантер не был Харрису безразличен?.. Отпираться не было смысла:
- Да. Но я считаю, что мадам Алиса - уже большая девочка и сама знает, на что идёт. Не следует решать вместо неё.
- Это верно, она сможет за себя постоять. Но Хантер видит в нём какую-то опасность? Он говорил с вами об этом?
- Нет, мы беседовали о другом. О Новом свете.
- И как вы находите эту идею?
- Я считаю, что это утопия. Кого мы будем там просвещать - дикарей, которые наполовину истреблены?..
- Вы правы. К тому же в Новом свете уже есть церкви.
- Вот именно. Там полно христиан.
Вот кому стоило бы отправиться в Новый свет, так это Хантеру - проповедовать вместе с другими пилигримами. Только по ночам.
- Не дайте Хантеру наделать глупостей, хорошо? - напоследок попросил меня Харрис. - Сообщите мне, если что-то узнаете.
- Хорошо, - кивнул я. - Всем нам следует держаться сообща.
Больше из ряда вон выходящих визитов в тот день не было. Заходили только агенты мистера Линделла, хозяина дома, - проверить, в порядке ли имущество. Похоже, они были иудеями, поэтому Хантер назвал их безбожниками (в конце концов, они работали в воскресный день) - и они записали его в свои бумаги как пастора. Харман не стал отвечать на их вопросы, поэтому его они записали как немого. Меня они вовсе проигнорировали.
Вскоре я устал от шума и отправился вздремнуть. Слишком много... неожиданного случилось в этот день, что, быть может, будет иметь далёкие последствия.

Впечатления и благодарностиКажется, я настолько соскучился по ролевым играм (если моя память не спит с другим, мой предыдущий выезд на игру был выездом кухней на Странников, а какие до этого были игры и в каком порядке, я и вовсе без календаря не вспомню), что наслаждался каждым моментом игры. Люди, живые люди, и взаимодействия, и диалоги!.. Спасибо мастерам за ещё один оживший кусочек мира и за вбросы и мастерских персонажей, благодаря которым вообще не приходилось скучать. Спасибо Джонту за Хантера! Стоять на непопулярной позиции - лучшее, что можно сделать для игры для обеспечения движухи. Понимаю, насколько сложно (и важно!) играть против всего полигона - посему снимаю шляпу. На самом деле, обнаружить Хайдеггера эдаким буфером между вампирским и человеческим тоже было интересно - и, думаю, будет ещё интереснее на летней игре.
Спасибо соигрокам за ярких и запоминающихся персонажей! Мне кажется, у нас получилась очень по-вампирски драматичная (я бы даже сказал - драматизированная) история, острая и напряжённая, и при этом с некоторой атмосферной камерной ламповостью. Спасибо Мэсс за идеальную мадам Алису - строгую, но заботливую "мать семейства", железную руку в бархатной перчатке, за органично вплетённые рассказы за лор и уроки жизни для младших. Спасибо цыганам - Рыське за импульсивную и свободолюбивую Дею, Максу за обстоятельного и неунывающего Хармана. Спасибо Руш за солнышко Лили Спенсер, такую верибельную юную леди, настоящую "маленькую женщину". Спасибо Лорналин за прямого и летящего лейтенанта Харриса, спасибо Тохе за печального философа-пролетария Саймона, спасибо Рейн за сильную и независимую Беатрис! Ящик крови и всех обратно!
А для заинтересованных текстовую версию микро-лекции профессора напишу чуть позже

Немного послеигровогоУходил я несколько по-английски, зато дождавшись стоп-игры - хотя некоторые ещё доигрывали, играя в карты на кухне. Признак весны: зазеленели свежепокрашенные автобусные остановки. Правда, в автобусах по-прежнему через раз работают терминалы и я снова уехал на втором.
В четверг я поиграл по Мору - в сценичку по зуму, вчера был прекрасный Мондштадт, а сегодня Картишки с Леворуким - и я чувствую себя фантастически плохо с давлением 60/80 Обо всём ещё непременно напишу, оставайтесь с нами!