Теперь, когда подарки подарены, могу спойлерить и рекламировать, что я брал у Fiorrie открытки с ЯнСином для себя и для Амарта^^ И с ЧерноВетром - для Птахи.

Также я должен сказать, что Фьёрри - тот человек, что случайно изменила моё отношение к ханахаки. Раньше я считал, что романтизировать опасные болезни и использовать их в качестве удобного способа вызвать сочувствие к персонажам - плохая идея, и что обычно авторы понятия не имеют, каково это в реальности. А осенью я наткнулся на пост Фьёрри о том, что ханахаки даёт ей возможность проецировать на персонажей свои ощущения во время обострений астмы. И когда появились открытки, я в очередной раз подумал о том, что если ханахаки-AU может позволить кому-то - и авторам, и читателям и зрителям - почувствовать себя хотя бы немножко легче, то очень здорово, что этот жанр существует.
Поэтому - воть. В качестве небольшой благодарности - моё первое ханахаки. (Соберу AU-бинго по ЯнСину!)) Конечно же, с ХЭ, потому что я не могу без ХЭ.
Ворнинги: слэш (но тут всё невинно), обусловленный жанром боди-хоррор.

Три стадии цветения. 2253 словаТри стадии цветения
Когда это началось в точности, Сюэ Ян не смог бы сказать. Здоровье никогда прежде его не подводило - не будь оно крепким, он не пережил бы и раннего детства, не говоря уж о первой зиме в похоронном доме. Просто однажды заметил после Ночной охоты, что задыхается, как будто не размялся как следует, а взбежал не останавливаясь на самую высокую из гор, окружавших город И. А в груди словно застряло что-то и давило при каждом вдохе, не давая вдохнуть полной грудью. Он попытался откашляться в кулак и почувствовал, как что-то влажное пристало к губам.
Он вытер рот ладонью - но на ней была не кровь, которую он ожидал увидеть. Это были лепестки, полупрозрачные, алые, хрупкие, - можно было разглядеть на них сеточку прожилок, вот только Сюэ Яну присматриваться совсем не хотелось. Он отряхнул руку с брезгливостью кошки, наступившей на воду, и беззвучно рассмеялся - и смеялся до тех пор, пока очередной приступ кашля не задушил смех и едва не согнул его пополам. Повезло, что даочжана не было поблизости: тот отошёл, чтобы сжечь тела парочки восставших мертвецов и совершить необходимые обряды упокоения, и за сухим треском пламени не слышал, как с хрипами переводит дыхание Сюэ Ян. Иначе это было бы... унизительно. Нелепо и жалко - подхватить поветрие влюблённых!
Сюэ Ян привык жить в уверенности, что он лишь пользуется добротой Сяо Синчэня. Синчэнь выходил его, когда он был ранен, оберегал от голода и холода, отказывал себе в лишней паровой булочке, чтобы купить ему конфет и протянуть на ладони, так по-детски ожидая самого желанного слова "спасибо". Конечно, Синчэнь был ему нужен и был дорог - очень дорог, как бесценное сокровище, доставшееся ему по непонятной прихоти судьбы, пришедшее прямиком в когти. Сюэ Ян не верил своей удаче и каждый день наслаждался ему одному ведомой местью, и со временем уже не представлял жизни без улыбок и объятий даочжана. Но он никогда не предполагал, что окажется способным полюбить - и кого? Того, кто из недосягаемого совершенства превратился в совершенство, доверчиво лежащее на ладони. Вот он, твой журавль с неба, будто мало, - держи и радуйся, чего же тебе ещё?.. И уж тем паче он не верил, что кто-либо полюбит его, Сюэ Яна.
Быть может, именно поэтому к нему и прицепилась эта зараза. Те, кто влюблён заведомо безнадёжно, - для демонических цветов самая благодатная почва, чтоб уж наверняка, иначе семена незачем и тратить; всё это Сюэ Ян знал из свитков о зловредных духах и проклятиях, прочитанных когда-то в Ордене Цзинь. Алым цветам нужно было успеть пройти три стадии цветения - прорасти в лёгких жертвы, напиться её кровью, пробиться сквозь рёбра, как сквозь трещины в камнях, и с небывалой во всех трёх мирах красотой расцвести на останках, рождая новые семена.
Скрываться от даочжана становилось всё сложнее. Сюэ Ян зажимал рот рукой, и лепестки осыпались сквозь пальцы; корни стягивали его лёгкие, не позволяли говорить громче, смеяться свободно. Он задыхался по ночам и подолгу не мог заснуть, а по утрам видел проклятые лепестки на покрывале. Соцветия цвета крови, празднично-яркие, как свадебные гирлянды, уносил ветер, смешивая с пылью. Соцветия цвета крови падали в чай, а Сюэ Ян отговаривался, что поперхнулся. Лекарства - он помнил это - не существовало, кроме взаимности или смерти. И было уже слишком поздно, чтобы уйти прочь, или убить даочжана, или убить себя. Раз болезнь проявилась - значит, больной сам, добровольно готов продлевать свои мучения, не имея ни воли, ни сил хоть на день расстаться с объектом своей страсти...
- Друг мой, ты простыл?
Синчэнь всё же услышал, а чем сильнее Сюэ Ян старался подавить приступ кашля, тем резче тот прорывался, так что даже слёзы выступили на глазах.
- Это ерунда, даочжан, - Сюэ Ян с трудом улыбнулся. - Выпью горячего вина и всё пройдёт.
- Ты плохо дышишь. Дай-ка я послушаю, тебе может понадобиться целебный отвар.
В голосе Синчэня слышалось искреннее беспокойство, он протянул к Сюэ Яну руку, шагнул навстречу. Сюэ Ян медлил, боясь и согласиться, и отказать. Сердце билось чаще, и он почти чувствовал, как приливает кровь к пронизывающим его лёгкие корням. От прикосновений даочжана станет только хуже? - Наплевать...
Сюэ Ян замер, когда Синчэнь, положив ладонь на его плечо, склонился и прижался ухом к его груди, страдальчески хмурясь. Там, под рёбрами, шуршали мятые стебли.
- Пожалуйста, попробуй вдохнуть поглубже.
- Я... не могу, даочжан, - глухо просипел Сюэ Ян.
- Почему? Тебе больно?
- Нет, я...
Он помотал головой, но не договорил - закашлялся снова. Хотел было отшатнуться, но Синчэнь с неожиданной силой удержал его, сжав пальцы на плече, а другую руку слепо поднял к его лицу. Мягко, но уверенно отнял его ладонь от губ, поймал один из падающих цветков, растёр между пальцами. Пахнуло свежей сукровицей.
- Давно?.. - эхом выдохнул Синчэнь.
- Пару недель, - выдавил Сюэ Ян.
Глупо было бы отпираться: рядом с ним не было других мужчин и женщин, хоть сколько-нибудь удостоившихся бы его внимания, а Сяо Синчэнь не мог не слышать о кровавых цветах - пусть даже в виде страшных сказок в кругу бродячих заклинателей. Сюэ Ян прикусил потрескавшуюся губу, готовясь к тому, что даочжан смутится, испугается, уйдёт...
...Синчэнь обнял его и прижал к себе - бережно и крепко одновременно.
- Мой единственный... ты поправишься. Всё обязательно пройдёт, потому что я тоже люблю тебя, слышишь? Люблю. Прости, что не сказал тебе этого раньше...
Сюэ Ян не знал, что ответить, - он только хватал ртом воздух, а выдыхал цветы, и оседающие на белых одеждах даочжана лепестки были так похожи на разбрызганные по свежевыпавшему снегу капли крови.

Синчэнь даже слышать не желал о том, что поветрие алых цветов не лечится. Он окружил своего друга заботой, однако разговаривал и шутил с ним так, словно ничего страшного не произошло, и строил планы на следующее лето, и не запрещал ему выходить из дома и даже тренироваться с мечом, когда тому хотелось. Увы, хотелось Сюэ Яну куда большего, чем он мог: из-за нехватки воздуха, который забирали себе цветы, он неуклонно слабел, и стоило пару раз взмахнуть Цзянцзаем, как в глазах темнело и звенело в ушах.
Синчэнь перепробовал всё, что знал и умел: тёплые ванны, молоко и мёд, редкие травы со склонов гор и дорогие благовония, растирания и иглы. Он снова и снова передавал Сюэ Яну свою ци, направляя её поток к сердцевине демонического побега, отчаянно стараясь его разрушить. Сюэ Ян послушно глотал горькие микстуры и дышал убаюкивающими, пьянящими ароматами, будто переносящими его из окутанного туманом города И на нетронутые весенние луга; порой ему казалось, что ему стало лучше, и немного отступила тяжесть в груди, и он был счастлив видеть радость даочжана, - но облегчение длилось недолго, и болезнь вновь брала своё.
И не проходило и дня, в который Синчэнь не повторял бы, что любит его, не целовал бы его пальцы, веки, воспалённые губы, не гладил по волосам, стараясь при том не переходить ту грань, за которой тело пожелало бы большего. Однако и это не помогало. Цветы разрастались в груди всё более плотно, приступы кашля становились всё более затяжными и выматывающими, пригоршни лепестков теснились в горле - таких пышных, бархатистых, обманчивой нежностью льнущих к ладоням.
У Сюэ Яна было время обдумать то, что он чувствовал, - и он понимал с возрастающей ясностью, что больше не хочет видеть, как мучается даочжан. Как от недосыпа и тревоги тот становится бледнее, хоть это и казалось невозможным, и заостряются черты худого лица. Как по ночам, думая, что Сюэ Ян заснул, Синчэнь плачет без слёз и без голоса - только плечи дрожат, да захлёбывается дыхание, и он кусает костяшки, боясь разбудить больного, нарушить краткую тишину. И однажды, пользуясь перерывом между приступами, Сюэ Ян сказал:
- Уходи.
- Что?.. - переспросил Синчэнь беспомощно, склонившись к нему так низко, что запросто можно было бы поцеловать или перерезать горло.
- Я говорю: уходи. Ты же знаешь, что я обречён. В этот раз я труп, а ты не всемогущее божество, ты не сможешь спасти всех! Оставь меня и уходи, пока не сдох вместе со мной!
Синчэнь судорожно вздохнул и обнял его, но теперь его руки были слабее; он спрятал лицо на плече Сюэ Яна, как будто искал в его объятиях защиты от его же слов.
- Я ведь люблю тебя... - прошептал он, но Сюэ Ян перебил его, торопясь высказать всё.
- Зачем ты твердишь мне о любви? Я не знаю, что это такое. Может, её и вовсе не существует. Ты говоришь всё это только потому, что жалеешь меня и думаешь, будто это волшебным образом меня исцелит, но не всё на свете выходит так, как тебе хочется! Я не нуждаюсь в твоей жалости. Уходи, дай мне спокойно умереть, твоя безупречная совесть останется чиста!..
Он замолчал, услышав, что Синчэнь вдруг рассмеялся - тихо, но словно бы с облегчением.
- Глупый... я не уйду, потому что потерять тебя - для меня страшнее, чем умереть самому. А ты вправду думал, что я на самом деле тебя не люблю? Что я говорю так, чтобы просто побыть спасителем?..
Сюэ Ян обнял его, скрестив за его спиной руки, - и едва ли не впервые ощутил, сколько в даочжане силы, и с какой лёгкостью он только что мог эту силу сломать, как соломинку меж двух пальцев. И что-то на мгновение застряло в горле комом, что-то болезненно сжалось в груди, - и в этот раз это были не цветы и корни.
- Правда, - ответил Сюэ Ян, помолчав. - Я не мог поверить, что меня возможно любить. Что меня может любить кто-то такой, как ты... Да ты один такой - и ты слишком хорош для этого мира, слишком хорош для меня. Так не бывает! Не бывает чудес, понимаешь?..
Бывают бедствия и потери, разочарования и расставания, одиночество и смерть. Это так же очевидно, как то, что бывают снег зимой и душистые яблоки на исходе лета. И не было места в этой картине для таких совпадений, как Сяо Синчэнь, говорящий тебе о любви.
...А даочжан улыбался, и, глядя на него, хотелось улыбаться тоже - несмотря ни на что. И жить хотелось - как никогда прежде.
- Я тоже думал, что не бывает таких, как ты. Но теперь всё будет хорошо. Мы справимся с этой хворью и будем вместе, всегда.
Сюэ Ян слушал его голос и почти забыл о том, что новые бутоны распускались у него над сердцем.

Шли дни, похожие друг на друга, и Сюэ Яну становилось лишь хуже и хуже.
Кашель одолевал его почти постоянно, в груди кололо и жгло, и уже не раз он терял сознание от слабости. Синчэнь поил его усыпляющими отварами, только чтобы притупить боль, чтобы глоток бульона не превращался в пытку. Цветы были повсюду, свежие поверх засохших, - Синчэнь не видел их, но их шелест сопровождал каждый его шаг, каждое движение, каждый взмах рукава. Лепестки путались в волосах, в складках одежды, казались живыми, как крылья сотен бабочек.
Синчэнь не знал, в чём себя винить. В том, что любил недостаточно, что так и не сумел раскрыть тайны этого чувства, ради которого отринул когда-то бессмертие? В том, что напрасно поверил легендам, и в действительности любовь не сильнее смерти, а ему попросту не хватает сил и таланта, чтобы светом своей ци вытеснить жадную тьму?.. И, не зная причин, он не тратил на вину бесценного времени, радуясь каждому мгновению, когда его друг мог дышать, - и дышал вместе с ним, как если бы дыхание было одним на двоих.
А Сюэ Ян не задавался никакими вопросами вовсе. Порой в забытьи ему казалось, что он уже - земля, что в нём жизнь и смерть, и одно не отделить от другого; что он так давно распадается на мельчайшие частицы, что не вспомнить, где начало, а где конец, и так странно и глупо думать о себе как о целом; что он слышит, как корни сосут его соки, как стебли тянутся вверх сквозь его плоть, как над ним безучастно проходят люди и прочие твари, даже не глядя под ноги. И лишь кто-то один, в темноте, наощупь, упрямо его держал - усталыми руками сплошь в кровавых пятнах налипших лепестков. Вот только - его ли?..
- Даочжан, - позвал Сюэ Ян полушёпотом, вновь придя в себя в объятиях Синчэня.
- Я здесь.
- Я должен сказать тебе кое-что... что ты имеешь право знать. Ты... любишь, я не сомневаюсь в этом. Но ты любишь не меня.
- А кого же ещё?.. - спросил Синчэнь с ласковой укоризной.
- Ты не знаешь меня. Не знаешь моего имени, моего прошлого... нет, не говори, что это не важно. Я подшутил над тобой, шутка зашла далеко. Тот, кого ты любишь, лучше меня. Терпеливее. Надёжнее. И... счастливей.
- Это и есть ты, - возразил Синчэнь. - Мы все меняемся, я тоже...
- Нет. Я его выдумал - того, кого ты называл своим другом, кому говорил о любви. А я - Сюэ Ян.
- Это правда? - голос Синчэня не изменился, но, быть может, лишь потому, что и прежде подрагивал от вызванного переутомлением озноба.
- Правда. Правда в том, что мне нравится убивать... и смотреть, как ты убиваешь. Вспомни, как тебя ужасало, даочжан Сяо Синчэнь, что я без жалости расправился с женщинами, детьми и стариками! Вспомни, как ты презирал меня и ненавидел! Вспомни и убей меня наконец. Я и так всё равно что мёртв. И, как ни крути, умираю я из-за тебя, святоша. Ты победил. Жаль, что ты, ха-ха, этого не увидишь.
Смеяться было больно, но Сюэ Яна - настоящего Сюэ Яна - боль никогда не волновала. Внутри, в опутанных стеблями лёгких, казалось, лопались с влажными хлопками изысканные бутоны, распластывая лепестки, похожие на лакающие кровь язычки. Между ними, пожалуй, было немало общего - между кровожадным цветком и его хозяином, метившим в хищники, но оказавшимся добычей. И, созревая, цветы как будто тоже смеялись - смеялись над ним.
- Я люблю тебя, Сюэ Ян.
Сюэ Ян задохнулся. И забыл, как дышать. Воздух стал гуще крови, плотнее земли, горьким как травы, желанным как любовь.
Сюэ Ян закашлялся, чувствуя, что его покидают тугие корни и скрученные побеги, цепкие листья и не развернувшиеся ещё, бледно-розовые лепестки. Перестают быть частью его, а он - перестаёт быть их частью. И когда последний увядший цветок, почерневший, будто обожжённый, упал на пол и рассыпался прахом, Сюэ Ян заснул, дыша глубоко и ровно.
- Почему... - спросил он, проснувшись, привыкая заново к звучанию своего голоса. - Почему тебя обошла стороной эта дрянь? Если ты любил меня так давно и так сильно, а я... я этого даже не понимал?
- Просто я всегда верил в то, что ты любишь меня, - улыбнулся Синчэнь.

(с)Арт Fiorrie