В пятницу, проспавшись после Соло, я покормил себя и крыс, выкопал из шкафа аргендский мундир, в котором я уже играл фон Кейта, закупился булавками и поехал ловить Веру с работы. От Аэропорта мы прямиком отправились на Домодедовскую, завернули в ТЦ и погрузились в такси, и доехали до Молокова сравнительно быстро. Хозяин коттеджа Александр оказался обаятельнейшим дядькой, провёл нам краткий инструктаж и уехал.
Весь последующий пожизнякМы с Верой поужинали роллтоном, которым я предусмотрительно запасся, и свалились на мастерке тупить и выдыхать. Дождались Агаты и Грея, и я пошёл с ними в магаз. Там мы подобрали Свору и благодаря обаянию Агаты уговорили охранника одолжить нам тележку, которую мы нагрузили сумками и покатили. Даже я нашёл в Пятёрке печеньки по вегану! Мы выпили пива и сидра, а потом Айко привезла кьянти... В первом часу ночи мы вспомнили про тележку и тем же составом покатили её возвращать. Я ещё ни разу не выгуливал ночью с друзьями пустую тележку, всё когда-то бывает в первый раз.
Нагло захватив двуспальную кровать, я отменно выспался, и утром, плавно перетекающим в полдень, мы стали ждать остальных игроков и техов. Переодевшись (спасибо Своре за белые перчатки!), фон Кейт занялся мытьём и нарезанием картошки (не в перчатках). Тикки приехала в рань и досыпала, Люция и Ортхильда добрались вовремя, прочие прибыли скопом, и мы стартовали.
После игры я никуда не спешил: пьянка по Реборну, увы, переносится (и я зря вывозил от родни мешок из-под собачьего корма и закупался шоколадными шариками, чтобы засыпать их туда). Проводив уезжавших, мы с Айко и Люцией облежали Величество, но кровать на мастерке была маловата, и мы поставили Грея перед фактом, что лежбище скотиков организуется на его территории. Ачивка засчитана: впятером на двуспальной, и олень Векша поперёк сверху. Расползлись к четырём утра, а заснуть я не мог до семи, зато навёл на нетбуке порядок.
Наутро мы собирали мусор, мыли посуду, доедали и допивали, и почти без задержки сдали коттедж. Выезжать я планировал тоже с Верой, но её похитили мастера Рамерии, а я остался без денег и без мозга надеяться вписаться четвёртым в заблудившееся такси к Грею, Люции и Своре. Вписался. Доехал. Только перед входом в метро заметил, что по пробуждении надел футболку задом наперёд

Петер Карл Христоф "Мои друзья снова счастливы вместе" фон Кот Кейт, ровно тридцать годиков. Похоже, из тех людей, чьё личное счастье составляют дружба и служба, и портить эти высокие чувства пошлой романтикой он не станет. No slash, just vassalage в самом буквальном виде, единственный в мире верный кот. Поэтому его главной драмой на игре было повторяющееся "Я Вам нужен, Ваше Величество? - Нет" Ну, я всегда тот человек, которого не берут на военные советы. Но игра была короткой, а события концентрированными - ровно настолько, чтобы всегда было чем заняться и не порваться. И на редкость душевной получилась игра, а сеттинг оборотней поистине удачно лёг на атмосферу XVIII века - я бы с удовольствием ещё пожил в этом мире в той же или другой шкуре.
Ачивка: первая, если мне не изменяет, игровая дуэль. Фехтовальщик я, конечно, так себе, поэтому исход поединка решили дайсы, но отыграть его ничто не мешало. Счастье и свежие синяки! Надо чаще.)

Отчёт отперсонажный. Содержит англ.яз., желающие да обратятся за переводом!Это была стылая весна и лагерь под маленьким силезским городком Кляйнштадтом, который благоразумно отказался от обороны и был готов добровольно перейти под прусское крыло. Мы ждали, когда глава города вынесет Его Величеству ключи. В конце концов послали адъютанта фон Штирлица справиться об обстановке и поторопить. Вскоре после того ворота открылись, и появился бургомистр с ключом на подушке в сопровождении пожилого и, видимо, наиболее уважаемого жителя города. Они с Его Величеством обменялись надлежащими любезными приветствиями, и Фридрих первым устремился в ворота; фон Штирлиц со знаменем и оркестр последовали за ним.
Мы прошли на главную площадь между домом бургомистра и парком. Совсем малое число горожан встречали нас безмолвно и настороженно. Я заметил знакомое лицо - Анну-Доротею, дочь художника Лисевски, работавшего при дворе старика Фридриха ещё до того, как я вынужден был покинуть Пруссию. Я хотел было улыбнуться ей, но меня остановили её мрачный вид и чёрное платье - знак траура? Офицеры выстроились позади короля напротив этой небольшой толпы. Фридрих произнёс короткую речь, обещая жителям Силезии защиту и покровительство, и пожелал познакомиться со своими новыми подданными. Бургомистр Шухельмахер представил своих домашних, членов городского Совета и чиновников. Анну-Доротею он упомянул как компаньонку своей дочери.
Бургомистр предложил разместить офицеров в гостинице. Фельдмаршалы заворчали: им бы квартиру, а лучше домик. Фридрих велел бургомистру распорядиться о размещении армии по квартирам, и Шухельмахер сразу пригласил Его Величество с приближёнными остановиться в его доме. Как только Фридрих отпустил их, горожане и гвардейцы разошлись по домам, и мы с Его Величеством и фельдмаршалами остались одни. Первая встреча с кляйнштадтцами вышла прохладной. Кто-то предложил устроить праздник, оказав материальное содействие в его проведении. Эта идея показалась мне отличной: люди любят праздники, и так мы сможем продемонстрировать щедрость Его Величества и мирные намерения. Мы вошли в дом, и Фридрих передал эту идею бургомистру. Фельдмаршалы удалились подыскивать себе жилище, а я остался с Фридрихом.
- Местные как будто не слишком рады нас видеть, - посетовал он.
- Для них это неожиданно, оттого они смущены, - ответил я. - Уверен, после праздника они оттают.
Фридрих попросил меня и фон Штирлица в разговорах с местными как бы невзначай заметить, что в Силезии налоги будут снижены на всё время, что потребуется для развития области, и что на территории Пруссии налоги в целом ниже, нежели в Австрии. Затем он пожелал, чтобы мы оставили его одного отдохнуть, и я вышел. Анна-Доротея, казалось, меня избегала: стоило мне появиться в поле зрения, как она исчезала. Зато я заметил пролетевшего белого ворона. Кто бы сомневался, что Альгаротти не засидится в Кёнигсберге и воспользуется новообретённым обликом, чтобы нагнать армию. А вот и ещё одно знакомое лицо - падре Рубен, с которым мы славно попутешествовали в бытность моей службы в Португалии.
- Падре, а Вас как сюда занесло?
- Так же, как и Вас.
- Но мои края будут поближе, чем Ваши. Какие дела Вас привели, если не секрет?
- Никогда не знаешь, где найдёшь себе дело.
- Где оказываетесь Вы, там всегда находятся дела?
- Скорее, где находятся дела, там сразу оказываюсь я.
Что ж, захочет рассказать - расскажет, а нет - так нет. Иезуиты нам не соперники.
- Обращайтесь, если снова понадобится помощь.
- Дела меняются, а дружба остаётся, - вот падре Рубен, похоже, был вправду рад встрече. - Вы, кстати, видели белую ворону? Это хороший знак.
- Полагаю, это не ворона, а ворон, и к тому же я с ним знаком.
- Вы наделены даром разговаривать с животными и птицами?
- Я разговариваю с аристократами, такими же, как я сам. Впрочем, даром дослушать его до конца наделён не каждый.
- Он лишён добродетели умеренности? Я Вам сочувствую.
- Да, это не про него, но я привык за годы нашей дружбы.
Рядом, на террасе трактира, выходившей к парку, зашла речь о некоем дереве и оборотнях. Анна-Доротея с дочерью бургомистра были рядом, и я воспользовался случаем присоединиться к разговору двоих джентльменов, чтобы наконец поприветствовать и её.
- Здравствуйте, сударыня. Какими судьбами здесь, в Силезии? Как здоровье Вашего отца?
- Всё в порядке, благодарю Вас.
Она как будто боялась выдать перед семьёй бургомистра то, что мы были знакомы. Не зная, как продолжить, я попросил её представить мне её спутницу. Когда я обернулся к беседе, на перилах подле собеседников сидел белый ворон и, помотав головой, дал мне знак не обнаруживать его присутствия. Я познакомился с господами: один представился как Йоган фон Мораст, дворянин из Богемии в путешествии, другой - как князь Стефан Либерецкий, из местных аристократов. Он был австриец и досадовал, что враги застали город врасплох. Фон Мораст относился к этому более философски и интересовался образованием, но полагал, что ему уже поздно учиться. Он был мне ровесником, потому я возражал, что учиться можно всю жизнь и что в Академии Наук, которую мы задумали открыть с Его Величеством, будут рады всем. Нас прервал чёрно-бурый лис, пробежавший под террасой, - прогуливался фельдмаршал фон Шверин. Фон Мораст обратился крылатым ежом и ответил ему пыхтением.
- Я, пожалуй, не буду оборачиваться, - я покосился на дам, которые отошли в другой конец террасы, поскольку фон Мораст позволял себе непристойные шутки. - Обычно это вызывает у женщин желание меня погладить.
- А Вы?..
- Лесной кот.
- А Вас так просто не погладишь, - посочувствовал фон Морасту Либерецкий.
- Ёж может развернуться и подставить мягкое пузико, - заметил я.
- Не родилась ещё та женщина, которой я бы подставил пузико! - отрезал ёж.
- Вы тоже можете выбрать, на руку какой дамы сесть, - обратился я к фон Штирлицу, подошедшему к разговору, чтобы предупредить меня о скором военном совете.
- Я уже выбрал, - изрёк фон Штирлиц. - И это не дама.
Повисла неловкая пауза. Бог мой, адъютант, Вы так невинны...
- А как это ощущается? - спасли положение дамы. - Когда оборачиваешься.
- Это... ни с чем не сравнимая свобода. - фон Штирлиц говорил, как все молодые люди, ещё не привыкшие к Облику.
- Это как ещё одно чувство, - добавил я, - помимо зрения, слуха, обоняния и осязания. И... да, свобода. Бежать быстрее, прыгать выше - это огромное удовольствие.
Пожалуй, крылатым я никогда не завидовал: высота меня не манила, другое дело - легко отталкиваться от земли всеми четырьмя лапами. Тем временем Фон Шверин вернулся в человеческом Облике и уже по-человечески поздоровался с фон Морастом. Стало быть, не я один встречал в этом маленьком городе старых знакомых.
Либерецкий упомянул легенду о некоем пропавшем гранате, некогда бывшем частью статуи Богоматери-Драконицы, якобы сделанной из чистого золота. Статую переплавили во время гуситских войн, а камень был утерян. Согласно легенде, он обладал некоторыми мистическими свойствами и, в частности, мог отворить новые самоцветные жилы в местных горах. Несомненно увлекательно знать сказки своей родной земли. Месторождения серебра и гранатов подле Кляйнштадта были давно выработаны, и, должно быть, местным жителям оставалось уповать лишь на суеверия. Фон Мораст также оказался поклонником гранатов, и они с Либерецким заговорили о своих коллекциях минералов. Мне похвастать было нечем: в юности я собирал что ни попадя, но нынче, в разъездах, мне было некогда этим заниматься. Обернувшись оленем, Либерецкий умчался, и я остался на террасе с ротмистром Детерингом.
- Хорошо здесь, - сказал я, любуясь с террасы видами парка.
- Я не сумею сказать красиво... но да, хорошо.
- Я тоже красиво говорить не умею. Похоже, все невоенные таланты в моём роду достались брату. Сейчас он непременно стал бы рисовать, - я взглянул на Анну-Доротею, устроившуюся поблизости с альбомом.
- Рисуйте, - она протянула мне лист и карандаш.
- Я говорил не о себе, но если Вы настаиваете... кавалерист может нарисовать только лошадь.
Ротмистр оставил нас одних. Я в самом деле нарисовал лошадь, насколько мог.
- Я рад, что Вы не оставляете рисование. Но Вы выглядите печальной... что-то случилось?
- Меня, как и многих, тревожат последние события.
- Какие же? Приход нашей армии?
- Да, солдаты. Не знаешь, чего ожидать.
- Уверяю Вас, мы пришли с миром. Вам не о чем беспокоиться.
- И всё же власть меняет людей.
- Не всегда к худшему. Вы же знаете Фридриха!
- Он стал совсем другим за десять лет.
- Мне кажется, свобода пошла ему только на пользу. За всё время, прошедшее с коронации, он не совершил ничего, за что я мог бы его упрекнуть.
- Я буду рада, если это действительно так.
Я обернулся на дом бургомистра. Там как раз окончилось совещание городского Совета в присутствии Его Величества. Издалека был виден белый ворон, восседающий у Фридриха на плече. Я вошёл, пока члены Совета ещё не разошлись. Пожилой ювелир герр Августин и представительница Гильдии торговцев полотном и кружевом фрау Фогельтраум обсуждали налоги, нисколько не смущаясь моим присутствием.
- Если налоги будут снижены, за счёт чего будет тогда пополняться казна?
- За счёт тех городов, которые окажут сопротивление?
- Но пока ещё ни один город сопротивления не оказал.
- Но это ведь армия. Рано или поздно она захочет сражаться.
Я мог бы встрять в их разговор и пояснить, что лучшее сражение - то, которого удалось избежать, а грабежами наша армия не занимается. Но к чему метать бисер? Простые люди всегда боятся за своё благосостояние, но им достаточно понять, что им ничто не угрожает, чтобы они не доставляли хлопот. Мгновения спустя они уже говорили о том, что Гильдия могла бы предложить Его Величеству пошив мундиров для армии. Вот и явная польза.
Фридрих удалился к себе, а на террасе белый ворон подслушивал очередной виток разговоров о священном гранате. Со слов фрау Фогельтраум он был не вделан в статую, а лежал на ладонях Богоматери. Князь Либерецкий собирал факты внимательно и, похоже, вправду верил в существование реликвии. Я же предпочитал гранаты в виде фруктов и в особенности вина. Либерецкий уже догадался, что ворон - оборотень, и ожидал, когда тот сменит Облик, чтобы представиться. Я тоже этого ждал - признаться, по Альгаротти я успел соскучиться. Но ворон перелетел в залу и присоседился к беседовавшим дамам.
- Значит, он будет развлекать дам, но не поздоровается со старым другом! - возмутился я.
- Вы с ним знакомы? Не знаете, почему он предпочитает находиться в Облике?
- Возможно, ему так удобней. Он не так давно приобрёл Облик...
- Недавно? - заинтересовалась фрау Фогельтраум. - Разве такое возможно?
- Возможно, когда жалуют дворянство уже взрослому человеку.
- И за какие заслуги ему был пожалован титул?
- О, заслуг у него множество, хоть и не на военном поприще. Он лучше сам о них скажет, если пожелает, - порой он бывает скромен.
Я не выдержал и всё же вошёл в залу, когда мне послышалось, что ворон что-то произнёс, - в надежде, что он обратит внимание и на меня. Увы, ворон по-прежнему был вороном.
- У оборотней-птиц есть некоторое преимущество - вороны, сороки и попугаи могут говорить, и находясь в Облике, - сказал я.
- Но обычно это звучит ужасно.
- Знавал я во время моей службы в Португалии одного павлина - вот кто действительно звучал ужасно!
Фридрих вышел из занятого им кабинета с военного совета в сопровождении фельдмаршалов и тут же столкнулся с князем Либерецким. Князь представился, и они вышли, беседуя. На некотором отдалении я последовал за ними, чтобы проследить. Фридрих и Либерецкий спустились в парк, я же остановился на террасе, откуда их хорошо было видно. Белый ворон приземлился на моё плечо и проскрипел в ухо:
- Я ему не довер-ряю.
- Ты его знаешь и у тебя есть основания? Или интуиция?
- Дур-рак.
- Сам такой.
- Он - дур-рак!
- Да. Не волнуйся, я за ним присматриваю и без твоих подсказок.
Птица-параноик улетел, хлопая крыльями. Либерецкий повёл Фридриха к своему городскому особняку, я не отставал, делая вид, что просто гуляю по городу. Когда дверь за ними закрылась, я заметил сквер прямо напротив особняка с шахматным столом, и явно скучавшего фон Мораста. Шахматы были отличным предлогом, чтобы приглядывать за домом, и я спросил фон Мораста, играет ли он. Он ответил, что играет плохо, но я тоже много лет как не играл, и это уравнивало шансы. Мы сели за стол; мне выпала чёрная сторона. Мы оба были очень осторожны, и долгое время ни одной фигуры не было съедено, но рано или поздно нужно было начать размен, иначе для маневров было слишком тесно. Подошёл Альгаротти - я наконец смог с ним поздороваться - и взглянул на партию. Затем, обернувшись вороном, он влетел в окно особняка. Порой я бы хотел быть поменьше, чтобы так же проникать повсюду!
Фон Штирлиц также дожидался Его Величества, и у него тоже был предлог - он наблюдал за партией. Я пожертвовал фон Морасту коня, чтобы развить наступление и переломить ход игры в свою пользу. Силы были равны, но фон Мораст выбрал оборонительную позицию, всё теснее окружая фигурами своего короля, а я постепенно подтягивал силы, и оборона таяла, не имея возможности сдвинуться с места. Появился Альгаротти, втолкнул фон Штирлица в двери особняка и исчез. Время шло, и фон Мораст более не хотел тратить его на игру:
- Я сдаюсь.
- В самом интересном месте!.. - партию ещё можно было свести к пату.
- Тогда отложим, и продолжим в другой раз.
Я согласился запомнить ход и оставить доску нетронутой. Ёж ушёл, а из дверей особняка вышел фон Штирлиц и сообщил, что всё в порядке - Фридрих и князь Либерецкий тоже играли в шахматы. Я ответил благодарным кивком и оторвался от непристойной книги, которую кто-то - возможно, и фон Мораст - забыл на скамье сквера.
- Любовный роман?
- Я бы сказал, даже эротический. Но и в нём есть любопытные цитаты. Вот, например: "Ярким примером бесконечной величины является людская глупость".
- Мне кажется, это звучит слишком самодовольно.
- Отчего же?
- Даже простолюдины в поместье моего отца вовсе не глупы и стремятся к знаниям.
- Есть незнание, а есть невежество. Невежественные люди не только не знают, но и не желают знать. Порой простые люди, с их житейской мудростью, более открыты к новому и готовы учиться, тогда как иные аристократы даже делают предметом особой гордости свою косность.
- Косность... я уже дважды за этот день слышал это слово. Ювелир тоже говорил, что все люди в этом городе косные. А мне кажется, что он просто зазнался.
- Может, и так - если он ничего не делает для того, чтобы это исправить. Когда делишься знаниями, однажды можешь обнаружить, что окружён вполне достойными собеседниками.
- Сомневаюсь, что его захотят слушать.
- Да, не у каждого есть талант преподнести свои знания. Некоторые их систематизируют и сохраняют, и это тоже важно. Хоть я и интересуюсь наукой, я бы не взялся читать лекции - я слишком косноязычен. Поэтому, когда Академия Наук откроется, я предпочту слушать лекторов - и оказывать всяческую поддержку.
- А мне можно будет прийти в Вашу Академию? Я давно хотел заняться наукой, но пока не выбрал, какой именно...
- Разумеется, её двери будут открыты для вольнослушателей. Когда Вы познакомитесь с разными науками, Вам будет проще определиться, к какой лежит душа.
- А какими увлекаетесь Вы?
- Естественными науками - теми, что наиболее зримы, как биология... Историей, особенно военной историей, - это то, что также можно представить на картах. С физикой и химией у меня хуже.
Прежде чем я дождался Его Величества, меня пригласил к себе - храм стоял по соседству - падре Рубен, сказав, что ему нужно со мной поговорить:
- Заходите, Петер, у меня есть не только святая вода. - он отворил весьма уютную келью и протянул мне флягу. - Это виски - пусть он напомнит Вам о тех сортах порто, что мы пробовали в Португалии.
- Чем я могу быть полезен на этот раз? - я сделал небольшой глоток и присел на стул.
- Вы, должно быть, слышали о гранате, пропавшем во времена Реформации?
- Здесь о нём не говорит только ленивый. Похоже, объявилось много желающих его найти. Но, если он существует, будет лучше, если он вернётся в лоно церкви - не так важно, какой именно, - нежели осядет в витрине коллекционера или будет бесконечно перепродаваться купцами из рук в руки.
Падре Рубен рассказал о пустыре на окраине города, которую некий землевладелец, недавно отбывший в мир иной, завещал - не то из внезапно проснувшегося благочестия, не то из желания в последний раз насолить наследникам - ордену иезуитов для постройки госпиталя и приюта. Однако с пустырём что-то нечисто: местные жалуются на блуждающие огоньки и боятся призраков. Я хотел предложить освятить пустырь, чтобы успокоить страхи горожан, но падре Рубен неожиданно попросил:
- Быть может, Вы возьмёте гвардейцев и посмотрите, нет ли там разбойников?
- Разбойники обычно занимаются чем-то... более кровавым и более прибыльным для себя. А огоньки похожи на детские шалости. Быть может, кто-то хочет таким образом отпугнуть людей от строительства и забрать землю себе?
- Разбойники могут закапывать клад. А у оборотней хорошее чутьё...
Похоже, иезуиты знали наверняка, что гранат снова "всплыл" в Кляйнштадте, - просто так падре Рубен не отправился бы так далеко. Но неужто он настолько доверял мне, чтобы выдать местонахождение камня? То, что я мог водить дружбу с католиком, не означало, что я не принесу реликвию в зубах своему королю, ежели она мне попадётся. Фридрих в таком случае наверняка захочет торжественно передать её храму, а не оставить у себя, - но это всё равно упрочит его репутацию в городе.
- У котов не такой хороший нюх, как у собак, зато я могу неслышно подкрадываться. Пожалуй, я наведаюсь на этот пустырь после наступления темноты: в темноте я хорошо вижу.
- Если Вы что-нибудь найдёте, орден не останется в долгу.
- Я делаю это не ради награды.
- Разумеется. Но какую-нибудь памятную табличку устроить можно...
Снаружи послышались голоса слуг, зовущих гостей на обед к бургомистру. Я не хотел разминуться с Его Величеством, и потому закончил разговор. Мы с падре вышли из храма и направились к дому Шухельмахеров. В зале нас встретила экономка с как всегда непроницаемым выражением лица и тревожным известием:
- Герр бургомистр почувствовал себя дурно. Возможно, скоро нам придётся искать нового хозяина.
- Всё настолько плохо?..
Я поспешил на террасу, где уже собралась небольшая толпа зевак. Бургомистр лежал на кресле без чувств, над ним склонились лейб-медик фон Эберхардт и местная аптекарша. Когда падре Рубен протолкался вперёд и присел перед бургомистром, тот был уже мёртв. Кто-то снял шляпу и перекрестился, кто-то велел охранять бокалы с вином, которое выпил покойный. Экономка спокойно объясняла, что не видала, кто мог взять бокал с подноса, поскольку смотрит себе под ноги. В стороне Анна-Доротея утешала дочь бургомистра, говоря, что доктор может помочь её отцу.
- Боюсь, теперь это работа не для врача, а для священника, - сообщил я. Казалось, меня не поняли. Всех охватило какое-то тягостное смятение. Я распорядился перенести тело в храм, если доктору не потребуются какие-либо ещё манипуляции в целях следствия, согласия на которые следовало бы спросить у родных. Двое гвардейцев подхватили труп и унесли. Домашние потянулись следом, чтобы проститься.
- И что же теперь, отменять праздничный обед?
- Придётся сделать его траурным, - сказал я. - Так мы покажем своё сочувствие и участие.
Фридрих поддержал мою идею:
- Перед обедом можно попросить пастора прочитать короткую речь. Как думаете, он справится?
- Да, язык у него подвешен неплохо.
Как только гвардейцы установили караул на месте преступления, а зеваки разошлись, мы собрались в более тесный круг с Фридрихом, Альгаротти, фельдмаршалами и почему-то примкнувшим фон Морастом, которого фон Шверин как будто считал за своего.
- Один подозреваемый у нас уже есть: герр Майер сватался к дочери бургомистра.
- Не лучший способ ухаживать за девушкой - отравить её отца.
- Отличный способ, - возразил фон Мораст. - Теперь она осталась без защиты.
- То, что преступление было совершено именно сейчас, намекает на то, что кто-то хотел подставить нас, - добавил я. - Нужно обратить внимание на тех, кто недоволен нашим присутствием.
- Кто займётся расследованием? - спросил Фридрих.
- Полагаю, мы все так или иначе будем этим заниматься, - осторожно предположил я. Целиком брать на себя возню с отравлением мне отчаянно не хотелось.
- Все - значит никто. Я назначу одного или двух следователей.
- Строго говоря, это не дело армии, - своевременно открестился фон Шверин. - Это дело внутригородское, пусть сами горожане им и занимаются. У них есть судебные чиновники?
Пожалуй, роль возмездия - и впрямь неблагодарная. Но кляйнштадцы были теперь прусскими подданными, и мы не могли оставить их без помощи и защиты.
- У них есть судебный секретарь Майер, но он сам под подозрением и следствие вести не может.
- Почему бы просто не арестовать и допросить вообще всех... - страдал фон Шверин.
Закончилось тем, что Фридрих возложил расследование на фон Эберхардта как специалиста по медицинской части - и на князя Либерецкого. Это меня удивило: на мой взгляд князь был не менее подозрительным, нежели Майер. С другой стороны, мне нравилось, что Либерецкому придётся подчиниться, как подданному Его Величества. Затем Фридрих велел распорядиться о поминальной речи, которая прозвучит на площади перед обедом, как только родственники закончат прощание. Когда офицеры разошлись, я приблизился к Фридриху и негромко сказал:
- Больше ты ничего не пьёшь здесь первым. Сначала даёшь попробовать мне или фон Штирлицу.
Фридрих помедлил, но согласился, и пригласил на разговор Либерецкого. Я снова вышел на террасу, чтобы не спускать с князя глаз, и мне составил компанию падре Рубен.
- Неприятный инцидент, не правда ли?
- Да, печальный. Но в скором времени мы с этим разберёмся... точнее, поможем разобраться. Мы не покинем город до тех пор, пока злоумышленник не будет пойман.
- Я могу чем-то помочь?
- Если Вы что-то знаете или у Вас есть подозрения, можете поделиться ими со следствием.
- Мне бы хотелось, чтобы всё было официально задокументировано.
- Конечно, Вы можете дать официальные показания.
Я был несколько заинтригован интересом падре к этому, выглядевшему чрезвычайно светским, делу, но не взялся настаивать. После беседы Либерецкий с энтузиазмом помчался осматривать тело, а Фридрих принёс соболезнования дочери бургомистра. Эльза Шухельмахер стала не только сиротой, но и хозяйкой дома, в котором остановились Его Величество с главнокомандующими, ей было тяжело вдвойне, и желание Фридриха как можно более облегчить её участь я всячески разделял. Вскоре Либерецкий и фон Эберхардт уже докладывали Его Величеству, что тот самый гранат обнаружили на теле и передали храму.
- Каким трагическим образом реликвия всё же вернулась в лоно церкви... - заметил я, а мысленно порадовался, что искать клады на пустыре не придётся. Вот только не был ли бургомистр убит из-за камня? Падре Рубена я бы в таком не заподозрил, а вот князь явно жаждал заполучить "ключ к горе". Подозрительным было и то, что экономка сказала о поиске нового хозяина до того, как доктор подтвердил смерть бургомистра. Была ли она сообщницей, стоит ли говорить об этом Фридриху? Но он и так обеспокоен случившемся. Сперва посмотрю, как выкрутится в роли сыщика Либерецкий.
- Ты доверяешь этому оленю? - шепнул я Фридриху, когда нас ненадолго оставили одних.
- Да. Ему не нравится, что мы здесь, но он честно говорит об этом.
На объявленную речь пастора люди всё не собирались, напротив - на площади стало ещё меньше народа. Фридрих послал меня заглянуть в храм и выяснить, как долго ещё продлятся прощальные церемонии. В храме было тесновато: я увидел и Либерецкого, и Альгаротти, и когда я открыл дверь, речь явно шла о гранате. Я поинтересовался, сперва достаточно вежливо, чем они заняты, и падре Рубен пояснил, что у них "дискуссия". Я передал это Фридриху, и тот велел немедленно созвать всех на площадь, коль скоро обед был почти готов, а никаких церковных служб, которых нельзя было бы прервать, не проводилось. Меня самого манил обед, и во второй раз я вошёл в храм уже более решительно:
- Вы заставляете Его Величество ждать.
Спорщиков сразу как вымело из храма, что тех торговцев. Почему всегда приходится повторять дважды? Домочадцы и сочувствующие высыпали на площадь. Я сказал, что дамам можно присесть, и заметил, что герр Майер не явился. Падре Рубен произнёс короткую и довольно формальную речь о достоинствах покойного бургомистра, которую я слушал вполуха. Когда заговорил Фридрих, я больше смотрел на его руки, которые нервно вертели кольцо на пальце и теребили кружева, выдавая волнение и утомление. Он назначил местоблюстителем главы города ювелира Августина как старейшего члена Совета до тех пор, пока Советом не будет избран новый бургомистр. Затем вошли в дом на обед.
Мне стоило некоторых усилий уговорить Фридриха сесть и поесть. Он стоял у своего стула, рассеянно озираясь, словно кого-то ждал, пока все не собрались к столу; и только поняв, что никто не сядет прежде него, он сел, а я занял место рядом. Подали простые, но сытные блюда и разлили по бокалам вино. Прежде чем Фридрих поднёс свой бокал к губам, я забрал его, принюхался к белому вину, сделал глоток.
- У воронов тоже хорошее обоняние, - ревниво заметил Альгаротти, сидевший напротив.
- Не сомневаюсь, но я был ближе. И быстрее.
- И у оленей хороший нюх, - встрял Либерецкий и принялся разливаться о своём Облике. Если кто-нибудь ещё назовёт хвастливым Альгаротти, пусть съест свою шляпу. - В моём поместье у меня есть лёжка в лесу. В доме находиться в Облике неудобно: копыта царапают паркет, страдает обивка диванов...
- ...И люстры, - негромко добавил я.
- А у вас есть подобные убежища?
- Нет лучше гнезда, чем парик, забытый на спинке трона, - заявил Альгаротти.
- У лесных котов нет постоянного убежища - они роют логово, только когда заводят потомство. А в остальное время - на какой ветке заснул, там и дом, - пожал плечами я. - Но, в отличие от своих диких сородичей, я вполне одомашнен, хоть и великоват...
Я чуть не ляпнул, что, к сожалению, не могу свернуться на коленях, но Либерецкий меня выручил, подсказав:
- И можете свернуться у камина?
- Да. Это гораздо лучше, чем в холодном сыром лесу.
- А вот оленя к камину вряд ли пустят...
И снова я едва не ляпнул, что олень может прекрасно смотреться над камином.
- Вы сказали, что великоваты. Сколько весит лесной кот?
- Килограммов... пятьдесят? Мне никогда не приходило в голову взвешиваться в Облике.
- Это можно исправить! - глаза Альгаротти зажглись азартом естествоиспытателя.
- Вы загоните меня на весы в научных целях?.. - заведомо смирился я.
- В обычном Облике или Боевом? - продолжал допытываться Либерецкий.
- В Боевом Облике меня тем паче ещё никто на весы не загонял!
Посреди обеда заявились опоздавшие фельдмаршалы и отозвали Его Величество, так что тот вынужден был встать из-за стола и подойти к ним, оставив тарелку почти нетронутой. Прервать трапезу было бы невежливо, потому остальным приходилось делать вид, что никто ничего не заметил, и продолжать есть, пока за их спинами стоял и беседовал король. И едва ли это было дело государственной важности.
- Это я должен был быть "невоспитанным итальянцем". Почему они меня переплюнули? - поражённо вопрошал Альгаротти.
- У Вас, мой друг, есть представление о хороших манерах.
- Но они же урождённые аристократы! Этикет должны были прививать им с детства!
- Аристократ аристократу рознь...
И, когда Фридрих наконец вернулся за стол, а фельдмаршалы нашли себе свободные места, я сказал достаточно громко:
- Если из-за своей армии Его Величество остаётся голодным, в этой армии нужно что-то менять.
Окончив трапезу, Фридрих снова медлил, так что пришлось деликатно напомнить ему, что никто не выйдет из-за стола, пока он не сделает этого. Фридрих распорядился, чтобы ему доложили о результатах расследования через час, и удалился к себе вместе с Альгаротти. Я надеялся, что ему удастся отдохнуть, но куда там! Не прошло и часа, как к нему вошли Либерецкий, фон Эберхардт и падре Рубен. Я обернулся котом и свернулся большим пятнистым клубком под дверью, чтобы Его Величеству больше никто не досаждал - фон Штирлиц выглядел не слишком надёжным заслоном.
И очень кстати: внимания Его Величества явились требовать фельдмаршалы, сиречь князь фон Ангальд-Дессау в сопровождении чёрно-бурого лиса. Фон Штирлиц попросил их подождать. Лис приблизился ко мне вплотную на пружинящих лапах, готовых в любой момент отскочить, и, поведя носом, раздражённо зашипел. Я даже не стал шипеть в ответ и отмахиваться лапой - слишком непочтительно. Хватило ленивого мяу, чтобы дать понять, что с места я не сдвинусь. Фельдмаршалы в компании фон Мораста отступили на заранее заготовленные позиции на лестнице и стали караулить. Я вернулся в человеческий Облик и присоединился к ним.
- Вам не кажется подозрительным, - изрёк фон Ангальд-Дессау, - что Его Величество позвал к себе врача и священника?
- Типун Вам на все места, - откликнулся я.
Лис по-прежнему хищно взирал на фон Мораста. Занятные взаимоотношения.
- Сначала достань, - парировал ёж его ворчание.
- Я слышал, некоторые лисы сталкивают ежей лапой в пруд, - сказал я, - где они разворачиваются кверху пузиком, за которое их и можно схватить.
- Где мы найдём тут пруд? - идея фон Морасту явно не понравилась.
- За неимением пруда подойдёт река... да любой ручей.
- Ручей? Вы ежа в Боевом Облике хоть раз видели?
- Не видел.
- Вот именно. Вы столько не выпьете.
Я не совсем понял, как количество выпивки связано с Обликом ежа, но живо представил себе, как можно перегородить ежом реку, чтобы она вышла из берегов. Фон Шверин тем временем потерял к ежу интерес и принялся выть под дверью Его Величества - к счастью, не в человеческом Облике. Вот уж для чего я столько не выпью, так это для того, чтобы подобным образом вести себя с Фридрихом прилюдно. В этот момент Анна-Доротея попросила меня о разговоре. Я не хотел отлучаться далеко на случай, если понадоблюсь Фридриху, потому мы говорили в стороне от дверей.
- Я должна извиниться за столь холодный приём. Должно быть, Вы подумали, что я не рада Вас видеть...
- Вовсе нет. Если я о чём и беспокоился, то только о том, не живётся ли Вам здесь плохо, раз Вы так печальны.
- Меня печалит только напоминание о прошлом. Я надеялась спрятаться здесь. Надеялась, что меня никто не узнает.
- Вас невозможно не узнать - Вы всё так же прекрасны.
- Вы мне льстите.
- Я солдат и всегда говорю правду.
- И всё же все мы изменились за десять лет. Стали совсем другими людьми.
- Но, надеюсь, не изменилось наше отношение друг к другу, и мы по-прежнему друзья?
- Тот, кого Вы называете своим другом, привёл сюда войска. Поймите, я боюсь за своих близких.
- Мы не воюем с мирным населением, и Вашим близким ничто не угрожает. Поверьте, никому из местных жителей мы не желаем зла. Как только расследование будет окончено, мы двинемся дальше и перестанем нарушать Ваш покой. Но если Вы пожелаете вернуться ко двору...
- Мне не хочется лезть в политику.
- Вовсе не нужно разбираться в политике, чтобы жить при дворе. Вы сможете рисовать...
Но что-то подсказывало мне, что она не согласится. И если я предложу ей поговорить с Фридрихом - откажется тоже. И это её право.
Дверь кабинета Фридриха открылась, выпуская волка и оленя - фон Эберхардта и Либерецкого. Томившиеся в ожидании фельдмаршалы тут же вошли. Я спросил Фридриха, нужен ли ему я, но он ответил отрицательно. Некоторое время мы с Альгаротти и дамами просто стояли под дверью, из-за которой раздавался смех. Изведясь от любопытства, Альгаротти обернулся вороном и влетел в окно, но вскоре вернулся:
- Всё, что я видел, - как Его Величество чешет лиса за ухом. Две тонны костей - ни грамма мозга!
Затем он обратился ко мне - когда мы не хотели, чтобы нас подслушали, мы всегда переходили на английский.
- Kitty-Cat, tell me... Why the head of the army has no head at all?!
- Maybe because they fight not with their brain.
Пассаж про кости, который и я толком не понял, вызвал живейшее любопытство Эльзы Шухельмахер:
- На пустыре нашли кости?!
- Нет-нет, - поспешил успокоить её Альгаротти, - нет там никаких костей.
Но фантазию было уже не остановить.
- Может, призраки на пустыре - это духи тех, чьи кости там лежали?
- Призраки - это ненаучно, - сказала Анна-Доротея. - Может, это кости динозавров?
- Призрак динозавра... - восхитился я.
- Ради бога, молчите! - взмолился Альгаротти.
- Увы, у меня слишком богатая фантазия. И не одному же мне от неё страдать!
Анна-Доротея рисовала портреты, и мы уговорили Альгаротти позировать. В это время я развлёк домочадцев байкой о моём знакомом лондонском художнике, который очень хотел, чтобы его портрет тоже кто-то нарисовал. Но у него было мало денег, и он решил объединиться со своим другом, заказать парный портрет и потом разрезать холст пополам. Идея, увы, не осуществилась: портретист изобразил их слишком близко друг к другу. К тому же картину пришлось припрятать, чтобы не поползли слухи.
- Его друг... Вы сказали, что могли пойти слухи. Этим другом была женщина? - уточнила Эльза.
- Кхм. Нет.
Повисла пауза.
- Kitty, you're a terrible person.
К сожалению, закончить портрет не удалось: Альгаротти упорхнул, как и всегда. От Фридриха вышел секретарь Майер и пригласил к нему фон Штирлица. Меня же окликнул падре Рубен и вкратце пересказал то, что они со следователями обсуждали с Его Величеством, - это было весьма любезно с его стороны. Он сообщил, что на пустыре кто-то копал, и там фон Эберхардт и Либерецкий вроде как обнаружили след некоего оборотня. Похоже, беспокоиться было не о чем.
Я вновь устроился котом под дверью Фридриха, охраняя его спокойствие. Краем уха я слышал, как Эльза и Анна-Доротея разговаривали о замужестве. Анна-Доротея говорила, что если выйдет замуж, то не сможет рисовать, а Эльза что-то говорила о том, что нужно выйти замуж только за графа. Какого графа они имели в виду, не Альгаротти же? Хотя Франческо, пожалуй, не запретил бы своей жене заниматься живописью - если, конечно, ему взбрело бы жениться.
Фридрих вышел из кабинета, и я последовал за ним на террасу. Там фон Мораст радостно сообщил ему, что жители Кляйнштадта собрались поставить ему конный памятник. При жизни - дескать, это даёт уникальную возможность лично одобрить макет статуи. Фридрих был несколько смущён и пытался отказаться от таких сомнительных почестей. Я подсказал, что Его Величество могут сами распорядиться, на что пустить собранные горожанами средства вместо бесполезного памятника. Фридрих спросил с явным облегчением:
- В вашем городе есть учебное заведение?
- Да, конечно, есть школа.
- Тогда направьте эти средства на её благоустройство.
Фридрих сомневался, не отменить ли назначенные на вечер танцы, но я предположил, что траур не должен длиться слишком долго, и люди будут рады отвлечься от тягостных мыслей.
- В конце концов, люди умирают каждый день, - разглагольствовал фон Мораст в присутствии дочери покойного бургомистра. Удивительно, как этому человеку удаётся воспринимать женщин как мебель.
- Но не все умирают насильственной смертью.
- И насильственной - тоже...
- Но не каждый день убивают бургомистра.
Веселиться в доме Шухельмахеров было всё же немного неловко, но Фридрих велел распорядиться о начале приготовлений к празднику и удалился гулять в парке. Пришлось мне подойти к Эльзе и передать ей волю Его Величества, как хозяйке дома, как можно более мягко. Я сказал, что мы можем предоставить полковой оркестр, а она - что обратится за помощью к герру Августину. Похоже, старый ювелир был другом семьи, и можно было не опасаться, что о девушках некому будет позаботиться: я слышал, как Эльза и Анна-Доротея спрашивают разрешения пожить у него в обмен на помощь с бумагами и хозяйством. Но я предпочёл бы видеть их при дворе.
Тихая суета готовивших угощение слуг нарушилась небольшим инцидентом: Альгаротти, сидевший за столиком таверны с герром Майером, разлил кофе на скатерть. Как только Майер ушёл, Франческо окликнул фон Эберхардта и попросил определить наличие в кофе яда. Похоже, у воронов и впрямь хороший нюх - волк подтвердил, что в чашке был лауданум. На их голоса подошёл фон Шверин, стали обсуждать, арестовывать ли Майера сразу или позже, без шума. А я подумал, что уже давненько не видел Его Величества, и то, что отравитель пока разгуливал на свободе, тревожно сочеталось с первым фактом. Я потратил некоторое время на поиски Фридриха, пока не заметил издали военный совет под сенью древ, на самой окраине города. Альгаротти уже направился туда - вылетев вороном из окна королевского кабинета в доме бургомистра.
Вскоре Фридрих в сопровождении Альгаротти и фон Штирлица появился подле места неслучившегося преступления. Пятно от кофе никто не трогал - не то как доказательство, не то боясь отравы. К ним подбежал на всех парах Либерецкий, и я подошёл послушать. Князь чрезвычайно торопился и просил отправить гвардейцев в его дом, где находился Майер, - чтобы он, Либерецкий, впустил их и они арестовали преступника, поскольку не самому же князю этим заниматься. Звучало как ловушка, но проверить стоило, и Фридрих отдал распоряжение Детерингу собрать отряд. И всё бы хорошо, но в своём монологе Либерецкий позволил себе выражение "твоё Величество". Кажется, даже Альгаротти лишился дара речи, а прокашлявшись, уточнил:
- Вы тоже это слышали?..
- На дуэль я вызывал и за меньшее, - ответил я.
Но прямо здесь, при Фридрихе, бросить перчатку было невозможно, и разговор продолжился, а затем Либерецкий умчался посодействовать гвардейцам. Я остался дождаться его. Либерецкий был ранен в правую руку и носил её на перевязи, что и заставило его приехать на отдых в Кляйнштадт, но это не было поводом спустить ему оскорбление. Однако Альгаротти опередил меня: я заметил, как они с Либерецким спешно удаляются во двор, при этом Франческо оставил на полке у двери свои очки. От внимания дам эта деталь не укрылась:
- Граф Альгаротти всегда ходит в очках - почему сейчас он их снял?
- Насколько я знаю Альгаротти, он снимает очки, прежде чем заняться только двумя вещами.
- И что же это за занятия?
- Первое - дуэль, а второе... не при дамах.
- Дуэль!.. - переполошились дамы и устремились наружу. Вслед за ними потянулись и фельдмаршалы.
- Советами замучаете!.. - прокричал я им вслед.
Ничего не поделаешь - пришлось также выходить во двор. Там оленя и ворона окружила целая толпа. Они что, собирались драться в Облике, при такой разнице габаритов?..
- Что здесь происходит? - строго вопросил кто-то из офицеров.
- Ничего особенного, просто тренировка.
Столпотворение привлекло внимание Фридриха, и ему Альгаротти соврать уже не мог. Выслушав объяснения, он молча взял Альгаротти за руку и уволок прочь. Отлично: в ближайшее время Фридрих будет занят воспитанием своей птицы. С одной стороны, мне было совестно, что в некоторой степени по моей вине дуэль не состоялась, - я мог бы и прикрыть Альгаротти. С другой - мне совсем не хотелось, чтобы Либерецкий убил моего друга, который отродясь не был военным. Фельдмаршалы удалились, и я подошёл к Либерецкому:
- Раз Вашего соперника похитили, я бы хотел его подменить. Выбирайте оружие.
- Я предпочёл бы драться в Облике.
- Но Вы ранены, - заметил я. Я представил себе хромого оленя: перевес был бы уже в мою пользу.
- В Облике я уже могу опираться на эту ногу, - упорствовал Либерецкий.
- И всё же, если Вы хорошо фехтуете или стреляете левой рукой...
- Тогда я выбираю шпаги.
Фон Штирлиц побежал за оружием, а нас обступили не успевшие разойтись дамы:
- Вы в самом деле собираетесь драться? По какому поводу?
- Повод всё тот же: оскорбление Его Величества.
- И он не извинился?
- Нет.
- Может, он извинится сейчас?
- Сейчас уже поздно.
Фон Штирлиц протянул мне шпагу.
- Вам понадобятся секунданты, - заметил фон Эберхардт.
- Здесь уже есть вы, - ответил я. - Не будем медлить, иначе нас заметят!
- До смерти или до первой крови? - уточнил Либерецкий.
- До крови. - смерть вызвала бы немалый скандал. Уж лучше мы снова встретимся на поле боя.
Мы скрестили шпаги. Я взял клинок в левую руку и заложил правую за спину, чтобы уравнять шансы. Либерецкий был прекрасным фехтовальщиком и сумел задеть меня по ноге возле колена, но эта царапина мне не помешала. В конце концов он открылся, и я хотел ударить вскользь по рёбрам, но князь, не успевая отразить удар, успел всё же подставить свою многострадальную правую руку. Он припал на одно колено - было видно, что старая рана утомила его больше, чем он хотел показать, - и я опустил шпагу. Фон Эберхардт подбежал к нему, чтобы перевязать новую рану:
- Теперь Вам стоит почаще находиться в Облике, чтобы рана зажила быстрее.
Либерецкий обернулся оленем и решил полежать прямо там, во дворе. Тут мы и попались на глаза фельдмаршалам.
- Что здесь произошло?
- Как видите, дуэль, - отпираться было бы бессмысленно. - Но никто серьёзно не пострадал.
- Но вы же знаете, что дуэли запрещены указом Его Величества? Вы будете арестованы!
- Арест так арест. - я улыбнулся испугавшимся дамам: - Один раз меня приговаривали к смерти - ничего хуже этого со мной уже не сможет произойти!
Нам пришлось довольно долго дожидаться, пока нас придут арестовывать. Специально для нас раздобыли кряхтящего судью в огромном парике и конвой.
- Прошу проследовать в тюрьму!
Мы, разумеется, не оказывали сопротивления и пошли следом за судьёй, вполне довольные собой. Я знал, что потом мне станет совестно перед Фридрихом за лишние хлопоты, но пока... чувство выполненного долга пьянит и дарит такую лёгкость, которая даже Облику не снилась. Конвоиры не упускали случая поторопить нас и подталкивать в спину.
- Не трогайте меня руками, иначе мне придётся вызвать и Вас, - веселился я.
В крошечной городской тюрьме был только один арестант - Эрих Майер. Нас с Либерецким развели по разным камерам. Едва железная дверь захлопнулась, я обратился котом и устроился в самом сухом углу - зализывать лапу. Князь некоторое время пытался переговариваться с Майером и со мной, а затем, судя по глухому стуку копыт, тоже обратился оленем. Однако мне не удалось даже вздремнуть, как дверь моей темницы распахнулась вновь, и вновь перед нами предстал судья, чтобы отвести на казнь Майера.
- Проявите уважение, примите человеческий Облик. И не заставляйте Его Величество ждать!
- За всю мою жизнь я ещё ни разу не заставил Его Величество ждать, - ответил я, выходя из камеры.
На площади собрали весь город. Никогда не понимал, зачем заставлять женщин смотреть на казнь. И Фридрих... чёрт, ему тоже придётся смотреть на это. Он должен был вынести приговор, и должен был присутствовать при его исполнении - как король. Я встал за его спиной, чтобы хоть так быть рядом с ним. Судья зачитал обвинение: Майер был осуждён за убийство и государственную измену; о покушении на убийство Альгаротти упомянуто не было. Коротко высказался падре Рубен.
- Да здравствует Австрия! - выкрикнул осуждённый, прежде чем его поставили на колени перед плахой.
- Да он ещё и шпион, - пробормотал фон Шверин.
Палач взмахнул мечом, и тело упало. Его быстро унесли.
- Теперь-то будут танцы? - громко поинтересовался фон Мораст.
Напоследок Фридрих объявил о помиловании князя Либерецкого за дуэль, поскольку тот не знал принятых в Пруссии порядков, и к смерти дуэль не привела. Когда он поднялся с места, я спросил:
- Ваше Величество, помилование и на меня распространяется?
Ответом мне был красноречиво изумлённый взгляд.
- Я должен был уточнить!
После казни Альгаротти остался с дамами, желавшими услышать, только ли за отравление бургомистра был казнён Майер. Когда я уходил, Франческо держал ладони Эльзы в своих. Что ж, утешитель из него лучше, чем из всех нас, военных, вместе взятых. Я пришёл в дом Шухельмахеров, где Фридриху уже не терпелось начать бал. Полковой оркестр, приведённый фон Швериным, был в полной готовности, а хозяйки дома и некоторых гостей всё не было.
- Пусть играют, и люди соберутся на звуки музыки, - посоветовал я.
- Позовите всех. Чем они там заняты?..
Я вышел на площадь:
- Его Величество ждут вас. Надеюсь, в этот раз мне не придётся повторять дважды.
Альгаротти и дамы поспешили в дом. Оркестр заиграл вальс, и пары закружились по зале. Я оставался в стороне: во-первых, танцевал я неважно, во-вторых, дам было не так много, и к тому же у меня был законный повод - подраненная нога. Внезапно ко мне подбежал фон Штирлиц:
- Вы не окажете мне ту же услугу, какую я оказал Вам?
- Я охотно побуду Вашим секундантом, но каков же повод?
- Тот же, что и у Вас.
- О, Вы третий в очереди!..
Мы незаметно выскользнули в парк. В сумерках я разглядел Либерецкого, фон Эберхардта и взволнованную Анну-Доротею, пытавшуюся уговорить противников образумиться.
- Неужели нельзя просто договориться?
- Увы, это невозможно, - печально отвечал фон Штирлиц. - Это дело чести. Фон Кейт меня поймёт.
Анна-Доротея бросила на меня короткий взгляд, чтобы убедиться, что в этом споре я ей не союзник.
- И я не могу остановить дуэль? Даже если хочу?..
- Никто не может.
- Один раз Его Величество помиловали дуэлянтов, но второй раз не станет!
- Только не Фридрих, - отрезал я.
Я в самом деле не беспокоился о том, что Фридрих отдаст под трибунал своего адъютанта. Зато я забеспокоился, когда Либерецкий обернулся оленем и стал нетерпеливо рыть копытом землю. Зачем непременно сражаться в Облике, к чему эта средневековая традиция?! Сокол против оленя, с его острыми рогами и копытами... если Либерецкий убьёт фон Штирлица, Фридрих точно вырвет мне усы. И я даже не мог толком следить за схваткой: едва я отвёл в сторону Анну-Доротею, как появилась Эльза и остальные дамы.
- Почему вы не на балу? - простонал я. - Кто без вас будет танцевать? Неужели зрелище дуэлей привлекает вас больше?
- Потому что здесь моя компаньонка!
- Уверяю Вас, с ней ничего не случится, я позабочусь об этом.
- Вы готовы взять на себя полную ответственность?
- Да, готов, - я встал между Анной-Доротеей и сражавшимися оборотнями. - Для того я здесь и нахожусь.
Битва продлилась недолго: как только оленю удалось сбить сокола наземь, всё было кончено. Мы с фон Эберхардтом бросились к фон Штирлицу, вернувшемуся в человеческий Облик и лежавшему на вытоптанной траве в крови.
- Давайте перенесём его в дом!
- Нельзя - рана слишком серьёзная, - отвечал лейб-медик, накладывая повязку. О существовании оленя мы оба и думать забыли.
- Но не останемся же мы тут до утра кормить комаров... - я причинял пользу, отгоняя слетевшееся комарьё, которое, судя по ощущениям, могло закусать зазевавшуюся жертву до лёгкого ранения.
- Теперь Вам следует подольше побыть в Облике, и рана заживёт быстрее.
- Вы можете идти, а то Его Величество Вас хватятся, - проговорил фон Штирлиц. - А я побуду здесь.
- Ну уж нет. Сокола я смогу незаметно пронести к себе на квартиру.
И как только он обернулся, я безапелляционно посадил подраненного сокола к себе на руку и прикрыл полой мундира. Шпаги фон Штирлица нигде не было видно, и я решил, что поищу её посветлу. Дом бургомистра я обошёл с заднего двора, чтобы Фридрих нас не заметил - больше всего не хотелось портить ему праздник в конце полного треволнений дня. Фельдмаршалы, направлявшиеся к себе на квартиры, не обратили на меня никакого внимания. Войдя в дом, я усадил фон Штирлица в кресло, где он принял человеческий Облик, и сел рядом - делать записи и присматривать за ним.
- Он мне даже понравился, этот Либерецкий, - сказал фон Штирлиц.
- Похоже, он очаровал всех, кроме меня.
- А Вам он не нравится? Почему?
- Он кажется мне слишком... мистически настроенным. Носится со своим Обликом так, будто он один такой.
- И всё же он говорит правильные вещи.
- Что же Вам сказал наш рогатый друг?
- Он нам не друг.
- Ну хорошо, - наш травоядный враг?
- Что нужно найти способ стать сильнее.
Я насторожился. Не запудрил ли Либерецкий парню мозги каким-нибудь очередным мистическим артефактом похлеще того граната?
- Иногда ради силы приходится жертвовать слишком многим.
- Жертвовать я готов.
- Иногда приходится жертвовать не собой.
- Тогда нужно найти другой способ!
- Способов множество, а у Вас ещё всё впереди. Вы можете накапливать опыт, знания... знания - это тоже сила. Или Вас интересует только сила физическая?
- Знания мне тоже нужны. Потому я и спрашивал про Вашу Академию. Но этого недостаточно. Сила нужна, чтобы больше не проигрывать.
- Без поражений не бывает побед, как говорил один знаменитый полководец. Проигрывать тоже нужно уметь. И рано или поздно Вы начнёте побеждать.
- Я не могу ждать. Мне нужно побеждать здесь и сейчас.
Всё ясно: юноша жаждал реванша. Я узнавал в нём молодого себя - себя, всей душой желавшего стать сильнее, чтобы защитить самых близких мне людей. Себя, вынужденного бежать, потому что сильнее оказались другие.
- Когда-то в юности я тоже хотел всего и сразу...
- И что же вы делали?
- Проигрывал. Ошибался. Набивал шишки. Пытался снова. Добивался успеха. И вот - я побеждаю.
- Это слишком долго.
- Легко и быстро можно получить только... люлей. Для всего остального придётся набраться терпения.
Фон Штирлиц встал:
- Перевяжите мне бинт, чтобы он был незаметен. Мне пора вернуться к Его Величеству.
Я выполнил его просьбу и отпустил его, обещав догнать чуть позже, чтобы нас не увидели вместе и не заподозрили. Танцы уже закончились, когда я пришёл в дом бургомистра. Совсем скоро он опустеет - армия уйдёт, и, быть может, мне больше не доведётся увидеть Кляйнштадт.

Итоги и благодарностиФон Кейт так и не выяснил, что случилось с его братом, - Анну-Доротею так печалили воспоминания о прошлом, что допытываться до неё было бы негуманно, а спрашивать о брате у австрийского князя ему бы и в голову не пришло. Теперь интересно, в чём всё же заключалась история. Но пока - ворох спасиб, и никто не уйдёт!
Вера. Мастер. Ну, ты уже знаешь - я люблю твои игры, и это взаимно, похоже. Каждый раз - отличная история и эффект погружения в атмосферу.
Фридрих. То, что мы с Айко как-то независимо друг от друга порывались звать его императором... может, пепел Барраяра стучался в наши сердца, но, право, король - это звучит недостаточно. Император - другое дело. Самый человечный и разумный, и просто - друг, за которого и в огонь, и в воду.
Айко. Альгаротти. Какой прекрасный Альгаротти! - пернатый, вездесущий, остроумный, но не злой, настоящий дворянин и настоящий друг. Очень рад, что ты с нами, а фон Кейт - очень рад, что у Фридриха есть Франческо.
Шерхан. Михаэль фон Штирлиц. Трогательный и вызывающий уважение. Преданный, бесстрашный, максималист. Прекрасный образ.
Ортхильда. Анна-Доротея Лисевска. Нагнетала мастерски! Тихий омут, трагичный и гордый. Фон Кейту очень хотелось бы изменить к лучшему её судьбу. Но, увы, он - не тот человек, который позовёт замуж. Пока ему не скажут: "Женись, Петя, вот женщина, вот алтарь", - он и не додумается...
Векша. Князь Либерецкий. Олень! Огонь! Насколько раздражал фон Кейта, настолько радовал меня. Петера не волновало, что он австриец, - но то, что он нахамил Величеству, простить не мог.)
Грей. Падре Рубен. Чертовски колоритный и витальный вышел иезуит - дружелюбный и предприимчивый приключенец. Петер не удивится, если ещё не раз столкнётся с ним в разных уголках континента.
Мистле. Эльза. Такая без перегибов милая, искренняя и непосредственная, что хотелось укрыть от всех бед. И во второй раз пожалею, что фон Кейт хронически не умеет говорить с женщинами.
Свора, УВэДэТеринг. Эри, фон Шверин. Сули, фон Ангальд-Дессау. Валера, фон Эберхардт. Такие разные лица нашей армии, от наследия прошлого правления до нового поколения. Было чем любоваться! И Кервен, фон Мораст. Спасибо за неисчерпаемую тему пузика ежа!
Дуглас, бургомистр. И Люция, отравитель Майер. Героические двигатели сюжета! Даже немножко завидую: где-где, а на плахе я ещё на играх не умирал.
Атаня, ювелир Августин. И Аня, фрау Фогельтраум. Голос города, наши верибельные мещане.
И, конечно, игротехи! Мэсс с ледяной экономкой, в которой сразу чувствовалась ядовитая тварька, и Свора с пугающим палачом - делали нам хорошо и больно. И Агата, которая нас вкусно, много и часто кормила - берлинские печеньки, картошка с овощами и грибы на гриле были офигительны!
Всех люблю очень. Очень надеюсь попасть на бал. Предвкушаю последующие игры.
Слайд от ГреяСлайд от Грея, или Я правильно сделал, загнав Величество в кусты: