После пяти утра на Иссене я начал потихоньку заканчиваться. Спасибо мастерам и техам за плотный ужин - от голода не страдал, но организм хотел баиньки и мёрз. Посему я спросил у Хелькарэль расписание и подорвался на ближайшую электричку. Доехал до Веры, меня впустила ночевавшая там Птаха, и я вкатился под крылышко отсыпаться на диване.
Вера добудилась меня радостным известием, что у нас отвалилась половина каста, напоила чаем и накормила кукурузой. Птаха вернулась из магазина, начали собираться игроки. Я в очередной раз упаковался в аргендский неголубой мундир, написал компрометирующее письмо - жаль, что этот образец незамутнённого бреда так и не всплыл, - и мы отлично поиграли вдевятером.
Я решил в кои-то веки создать виктимную няшу жертву обстоятельств, нуждающуюся в посторонней помощи, а то обычно я сам кого-то спасаю. Не то чтобы спасли - юноша Корнель во многом со своими проблемами справлялся сам, сиречь их усугублял.) По итогам я огрёб всего, за что так люблю верины детективы - моральных дилемм, светской болтовни и пид@рской драмы(тм), даже больше, чем ожидал.
Итак - Париж, XVIII век...
Отчёт отперсонажный Корнеля де Монтеньи (ахтунг: слэш и средний рейтинг)
Порой приходится дорого расплачиваться за беспечность. Неведомым путём мои давние письма к контр-тенору оперного театра попали в руки злоумышленника. Он передавал мне записки - поначалу просто угрожал обнародовать переписку и обвинить меня в порочной связи, которой вовсе и не было, но мой единственный родич, дядя, мог не пережить такого удара. Старый вояка держался молодцом, но сердце у него пошаливало, к тому же, что и говорить, он мог вычеркнуть меня из завещания. Слуги уверяли, что не замечали посторонних, а аноним - что следит за мной и предаст огласке письма, если я обращусь к жандармам. В театре я также избегал появляться, отговариваясь семейными делами, чтобы лишний раз не говорить с адресатом тех писем.
Затем преступник, вычислить которого в одиночку я не мог, потребовал выкрасть для него кольцо, принадлежавшее госпоже дю Шиллу, чей салон я часто посещал. Кольцо не драгоценное, просто очень старое, быть может, его бы и не хватились; в обмен на него незнакомец обещал вернуть письма. Я был сперва воодушевлён кажущейся лёгкостью избавления и близко сошёлся с Авророй, служанкой дю Шиллу. Я за ней ухаживал, она была скромна, не тащила на сеновал и сочувствовала моим рассказам о строгости дяди, который не простил бы мне мезальянса - а не то я, дескать, непременно бы женился. И когда я попросил достать кольцо, сославшись на грозившие мне проблемы, она согласилась помочь.
Очередной приём у Мари-Мадлен дю Шиллу был совсем камерным, но мне и не нужно было лишних свидетелей. К тому же меня изгрызла совесть - я боялся, что Аврору поймают, заподозрят, обвинят. Забирать чужие вещи - дурной выход, но если шантажист наблюдал за домом, он может заметить пропажу кольца и придержать письма, что даст мне время найти другой способ избежать скандала. Я присматривался к гостям и размышлял, к кому мог бы обратиться за советом. Вот английский джентльмен, владелец мануфактур - прибыл с целью покупки французских красителей для тканей. А вот словоохотливый господин, настойчиво предлагающий ему вечернюю прогулку по городу с готовностью поведать о парижской моде. Когда они удалились в сад, я спросил хозяйку, не подвизается ли этот господин на почве искусства, на что она ответила, что у этого господина множество талантов, и он журналист.
Также были приглашены подруга хозяйки, оперная прима Шанталь Леруа, и баритон из другого музыкального театра, Шарль д'Эрнемон. Зашёл привычный разговор о готовящихся премьерах, которые, конечно же, держались в тайне, Аврора подала вино и сладости, как вдруг появился ещё один задержавшийся гость. Хозяйка представила его как маркиза де Ранрея, и журналист добавил, что рад его видеть именно в этом качестве. Я о маркизе ничего не знал и держался в стороне, переглядываясь с Авророй. Она подала мне знак, и я вслух попросил её угостить меня кусочком хлеба, проводив меня прямо на кухню. Она поколебалась, но всё же позволила мне последовать за ней, подальше от посторонних глаз.
На кухне она сразу, не раздумывая, протянула мне кольцо, и я поспешил спрятать его в кармане. Она пожаловалась на то, что все её используют, но как я ни старался выведать у неё, кто ещё обращался к ней с просьбами, она отмалчивалась. Я заверил её, что прибег к её помощи потому, что доверяю ей, поклялся, что в случае провала не выдам её и возьму всю вину на себя, и объяснил, что кольцо пробудет у меня, скорее всего, недолго и к вечеру того же дня может вернуться к хозяйке. Меня тронула её доверчивость, и я обязан был оправдать свои слова, однако обещание было не так-то просто исполнить. Журналист выглядел как человек, который за деньги возьмётся за любую работу - может, он тот, кто мне нужен?
Вернувшись в гостиную, я заговорил о том, что тоже пытался писать в газету под псевдонимом - о театре и исполнителях, но не преуспел; мой наставник упрекал меня в излишней пристрастности. Как я и ожидал, журналист предложил мне свои услуги в обучении и редактуре текстов, и Шанталь подтвердила, что он направит меня на правильный путь. Я понимал двусмысленность их слов и полагал, что тем проще будет склонить журналиста на свою сторону. Я пригласил его прогуляться по картинной галерее, но мы свернули из коридора в пустовавшие покои и заперли за собой дверь. Я начал издалека - сказал, что "правда", которую публикуют в газетах, порой стоит кому-то семейного благополучия - и может служить оружием, к примеру, в распрях вокруг наследства. Затем спросил журналиста, не случалось ли ему использовать компрометирующие сведения от третьих лиц.
Он ответил утвердительно; я присел на край дивана, он сидел совсем близко, склонившись ко мне, и с ним было совсем не так, как с Авророй. Он сам прикасался ко мне - осторожно, но не нежно а, скорее, оценивающе, хозяйски, а я не мог пошевелиться, чтобы не испортить всё дело. Я спросил, не обещали ли ему каких-либо документов в последнее время, и он припомнил, что ему предлагали бумаги, касавшиеся некоего молодого и ещё не слишком известного в свете дворянина. О содержании этих бумаг он не знал, но, видимо, понимал их ценность - они продавались за гонорар. Теперь я мог предложить журналисту выкупить письма и вместо того, чтобы публиковать их, передать их мне. Правильно ли я поступал, посвящая в свою тайну ещё одного человека? Гадко торговать чужими ошибками, - но не хуже ли торговать собой, чтобы их искупить?.. Зато ни Аврора, ни мадам дю Шиллу не пострадают. За себя я расплачивался сам.
В качестве платы журналист требовал сумму, превышающую размер гонорара, и дополнительные услуги определённого характера. Я согласился, заметив, что это очень щедрая жертва - не столько потому, что он воспользуется мной, сколько потому, что бросит после. То, что я совершал, должно было или спасти меня, или погубить окончательно. Этот человек уже получил надо мной власть - он мог обмануть меня и всё равно опубликовать письма, мог быть с похитителем заодно, мог блефовать и вовсе не знать ни о каких письмах, но иметь возможность ославить меня в случае, если я откажусь платить. Я не хотел делать этого прямо в чужом доме, но мой новообретённый партнёр заверил меня, что хозяйка в курсе интересов своих гостей, и был намерен получить аванс немедленно. Он нёс какую-то пошлейшую ерунду о том, как приятно срывать весенние цветы, но когда я, совершенно растерявшись в отсутствие опыта, произнёс, что ему придётся руководить мной, - мгновенно переменился.
Я и ахнуть не успел, как он толкнул меня лицом в постель, навалился сверху и овладел мной нетерпеливо и грубо. Он держал меня крепко и зажимал мне рот ладонью, чтобы я не переполошил криками весь дом, и я принадлежал всецело его желанию, не в силах ничего изменить, - а его вовсе не волновало, что чувствовал я. Это было так больно, бурно и невозможно, как во сне, - и всё же это было, и было несравнимо лучше, чем я когда-либо мог представить в самых откровенных фантазиях. Я не хотел, чтобы он берёг меня и сдерживал свою силу - я хотел вынести её всю, и я был вознаграждён незабываемым финалом. Пытаясь спастись, я с каждым шагом падал всё глубже, и вот - это стоило того; но в первые мгновения я этого ещё не осознавал. Когда всё закончилось, я был измождён, сгорал от стыда и понимал, что я больше здесь не нужен.
- Приведи себя в порядок. Сейчас ты выглядишь, как дешёвая шлюха.
- Ты выглядишь ничуть не лучше.
Он поправил воротник перед зеркалом и снова превратился в столичного кавалера, нагловатого и уверенного в себе. В этот момент раздался негромкий стук, и под дверь просунули записку. Журналист подхватил её и с усмешкой показал мне. На обрывке бумаги было нацарапано: "Корнель! Тебе угрожает опасность". Как будто я и так этого не знал! Следовало скорее завершить авантюру, пока Аврора не выдала себя. Журналист жадно поцеловал меня напоследок, я неловко ответил, чувствуя странную смесь благодарности и презрения, - отныне я мог надеяться только на то, что он исполнит свою часть сделки и встретится с таинственным шантажистом, чтобы возвратить мне письма. Мы вышли в гостиную. Ноги меня еле держали, но и сидеть мне было неудобно.
Беспокойство Авроры достигло такой степени, что она отозвала меня, почти не скрываясь, при всех. Я извинился и вышел на кухню. Там Аврора заявила, что журналист - опасный человек и пытался отравить англичанина. Я не слишком в это поверил и успокоил её, что журналист, скорее всего, подливал в чай нашего гостя не яд, а вино, поскольку я сам слышал, как англичанин говорил, что не пьёт. Для чего? - должно быть, ради шутки: мы с ним говорили тогда, что стоит непременно попробовать парижский чай с коньяком и мёдом. Я говорил Авроре, что не доверяю журналисту, но у меня нет другого выхода, кроме как сотрудничать с ним, чтобы обойтись без кражи кольца. Говорил, что моей жизни этот человек не угрожает - ему нужны мои деньги, и он их получит; о прочих подробностях я, само собой, умолчал. Подумать только - я даже не помнил или не слышал имени этого журналиста! Но я был уверен, что он не рискнёт пойти против меня. Мы с ним оба были жалки и использовали друг друга ко взаимной выгоде. Я буду платить ему, а он... будет брать меня - столько раз, сколько я заплачу.
Чтобы не терять доверия Авроры, я вкратце пересказал ей суть своей проблемы, умолчав только о содержании перехваченных документов, и, пообещав, что скоро всё закончится, поспешил обратно в гостиную. Там хозяйка как раз затеяла игру - каждый участник, по кругу, должен был сказать, при каких обстоятельствах он мог бы совершить преступление, и какое именно. Шанталь делила звание главного зануды по этой части между маркизом и аббатом д'Обье, который углубился в богословское трактование законов. Многие выкручивались как могли, не желая уронить достоинства, - так, англичанин сказал, что с точки зрения собаки совершает преступление, лишая её печенья. Журналист и маркиз сошлись на кредо "Не пойман - не вор". Я же ответил честно, что ради спасения жизни или честного имени мог бы совершить преступление, но не убийство и не грабёж, и добавил, что все мы не знаем, как поведём себя в отчаянной ситуации, пока не столкнёмся с ней.
Однако хозяйке было интересно, какие конкретно преступные действия я бы совершил, чтобы спасти свою честь. Я признался, что не силён в интригах и что скорее обратился бы за помощью к другим, нежели действовал бы сам. Также сошлись на том, что выкрасть обратно вещи, мне принадлежавшие, - не преступление. Знала ли хозяйка о краже кольца и предполагала при помощи игры вывести вора на чистую воду? Или же ей было известно о моём несчастливом происшествии с перепиской и она намекала на то, что необходимо действовать решительней?.. Из неумения врать я мог бы сказать лишнего, но мой ответ свели в шутку - в идею, что я мог бы сколотить шайку. Заодно, пока маркиз де Ранрей отлучался, я полюбопытствовал, правда ли он увлекается юриспруденцией - не самое типичное хобби для аристократа. Аббат, конечно, писал романы и труды по химии, но служители церкви издавна занимались гуманитарными и естественными науками. Маркиз вернулся и подтвердил, что обладает знаниями в области права, и я попросил его о консультации.
Де Ранрей казался мне честным человеком и к тому же добрым другом госпожи дю Шиллу (впрочем, и с журналистом они приятельствовали). Я привёл его в те же гостевые апартаменты, нехотя согласился присесть, объяснив свою неловкость разболевшейся ногой, и изложил ему всю историю - о том, как получал анонимные письма, о том, как меня заставили похитить кольцо, о том, как я заключил сделку и уповаю только на честность господина репортёра. Я просил маркиза только об одном: чтобы подозрение не пало ни на меня, ни на мою невинную соучастницу, он мог бы вернуть госпоже дю Шиллу кольцо, как если бы нашёл его случайно. К вящему моему удивлению, маркиз принял краденное кольцо, которое я ему протянул, пообещал его передать и сказал, что при встрече журналиста с преступником должен будет присутствовать кто-то третий - незаинтересованная сторона. Я знал, что хорошо было бы свидетельствовать против шантажиста в суде, но не чувствовал в себе жажды мести и настолько боялся огласки, что хотел лишь одного: чтобы всё благополучно закончилось.
Едва мы договорили, как вошёл аббат и поинтересовался, может ли чем-то помочь. Я ответил, что всего лишь обращался за небольшой юридической справкой и что если мне понадобится духовное утешение, я, безусловно, приду к нему. Однако он всё равно пожелал со мной поговорить, и маркиз оставил нас наедине. Аббат заявил, что его послал ко мне некий мой друг, дабы напомнить о карточном долге, который я должен был выплатить кольцом. Что могло быть ему известно - только то, что он говорил, или много большее? Я, стараясь оставаться спокойным, ответил, что не припомню такого долга, но не люблю быть должником и непременно отдам всё, что должен, если мне назовут имя этого друга и я смогу с ним встретиться. Аббат медлил, возражал, что сможет сам передать кольцо, на что я сказал, что сейчас при мне кольца нет. Тогда он открыл мне имя - Гастон де Ла Рош. Я слышал его впервые; может статься, аббат придумал его на месте, но это было лучше, чем ничего. К тому же он упомянул, что его знакомый намерен скоро покинуть Францию - мог ли моим шантажистом быть иностранец вроде нашего англичанина?.. Разошлись мы вежливо - д'Обье извинился за беспокойство, я поблагодарил его за уведомление и пообещал найти де Ла Роша прежде, чем он уедет.
В гостиной тем временем находили всё новые оригинальные темы для бесед. Заговорили о Московии, её столице Петербурге и слухах о том, что там в реке крокодилы плавают, несмотря на суровый климат; на месте сочинили сюжет для трагической пьесы с арией крокодила о дожде и одиночестве, и силами воображения Шанталь в этой пьесе появились смерти в шекспировском количестве и почему-то бегство в Австрию. Господину д'Эрнемону пора было уезжать в свой театр на репетицию, и на прощание он спел нам моряцкую песню о вреде пьянства - залихватскую, но вполне пристойную. А затем и госпожа дю Шаллу поделилась радостью о найденном кольце, которое считала утраченным. Я незаметно шепнул Авроре, что теперь всё в порядке, но радоваться было рано. Аббат обратил на кольцо живейшее внимание. Он осмотрел огранку и оправу, отметил, что камень был вставлен позже и держался неплотно, и изъявил желание исследовать его в лаборатории. Я заметил, что химический анализ может камню навредить, но хозяйка передала кольцо в руки аббата без возражений. Все мои старания были зря - добычу перехватил другой охотник!
Первым делом я должен был предупредить Мари-Мадлен и попросил её выйти со мной в галерею. Подальше от чужих ушей я прямо сказал ей, что аббат может и не вернуть кольцо. Я не мог голословно обвинять его в том, что он и был анонимным злоумышленником, но честно рассказал, что он выступил посредником некоего лица, чрезвычайно заинтересованного в получении этого кольца и готового пойти ради него на преступные методы. Признался, что этот человек пытался и меня заставить добыть для него кольцо - хотя понимал, насколько это странно звучит: украшение было самым простым, несложно было бы заказать себе такое же или обратиться к хозяйке с предложением его купить. Но, видимо, его ценность заключалась в его возрасте, и мы с госпожой дю Шаллу сошлись на том, что коллекционеры порой буквально сходят с ума в стремлении обзавестись редким экспонатом. Ей не верилось, что аббат мог быть связан с преступником, и мы также допустили, что его могли использовать, попросив просто показать, а не воровать кольцо. Она поблагодарила меня, и мы вернулись к гостям. Потребует ли она кольцо назад, зависело теперь не от меня. Я сделал всё, что мог, - почти всё.
Во вторую очередь я ещё раз вызвал на беседу маркиза де Ранрея и уведомил его, что до обнаружения кольца мне удалось узнать имя Гастона де Ла Роша и что с шантажистом был как-то связан аббат д'Обье. Маркиз же в ответ сообщил, что договорился о том, чтобы журналиста при покупке скандальных материалов сопровождал его друг. Никакой платы за свою помощь де Ранрей не требовал и сказал, что всего лишь исполняет свой долг благородного человека. Все бы люди вели себя так! Неужели он был единственным, на кого я мог здесь положиться? Порой мне казалось, что всем всё известно, все в сговоре и следят за каждым моим шагом - даже Аврора. Дальнейший досуг в гостиной только подтвердил мои подозрения, что там велась скрытая игра. Дамы уговорили англичанина провести спиритический сеанс вроде тех, что были столь популярны у него на родине, а журналист вызвался выступить в качестве медиума.
Встав в круг и взявшись за руки, решили обратиться к духу архивариуса, печальную новость о гибели которого днём принёс маркиз де Ранрей. Архивариус был молод и здоров, однако свалился с лестницы при загадочных обстоятельствах. Конечно, журналист не мог ответить на вопросы, кто именно мог убить архивариуса и зачем, - но он вполне правдоподобно закатывал глаза и замогильным голосом вещал, что чует убийцу среди присутствующих. Затем он ненадолго перевоплотился в подобие попугая, проскрипев: "Кольцо и карта!". Мы с Шанталь решили, что если он останется попугаем насовсем, то разница не будет заметна - он такой же цветастый и болтливый. Но почему именно кольцо? Просто ли совпадение? Сценка вышла весёлой, но тревога витала в воздухе, и когда "сеанс" был окончен и круг - по большей части от смеха - разорвался, Аврора вновь попросила меня побыть с ней на кухне.
Она призналась, что боится за свою жизнь, потому что не выполнила просьбу одного человека. Я с трудом вытянул из неё более точные факты: когда журналист, по её мнению, хотел отравить англичанина, она отказалась что-то подливать в его чашку. Больше она ничего не сказала, но после этого и я стал бояться, что журналист захочет сделать с ней то же, что и со мной. Я велел ей быть осторожной и не оставаться с этим человеком наедине, пообещал приглядывать за ней и защитить в случае опасности. Конечно, я не мог круглые сутки оставаться в доме Мари-Мадлен, да и бойцом я не был, - но я рассчитывал при необходимости договориться с журналистом ещё раз. Если он захочет, чтобы я расплачивался и за Аврору тоже, - я буду этому только рад.
Время клонилось к вечеру, и, чтобы дамы не заскучали, решили сыграть в карты. Но журналист и маркиз поленились учить остальных азартным играм и ушли в сад, поэтому хозяйка достала карты с картинками, играть в которые было просто и совершенно не требовало никакого соревнования. Вскоре все собрались вокруг столика, дотягиваясь до выложенных карт, чтобы указать пальцем отгадку. После игры нам спела Шанталь - прекрасный романс, которому все аплодировали. Прежде, чем все начнут расходиться, я хотел ещё раз поговорить с журналистом, напомнить, что сделка в силе, определить время и место следующей встречи. Он был явно удивлён моим предложением выйти на пару минут и с неохотой вынырнул из кресла. Комната была уже занята, и мы отправились на кухню. Однако разговора не вышло: на кухне на журналиста неожиданно накинулась Аврора, требуя отдать ей её рисунки. Ещё одна попытка шантажа? Видимо, мне всё же придётся обсудить с моим горе-любовником, чтобы Аврору он не трогал.
А пока - Мари-Мадлен созвала всех гостей, чтобы попрощаться. Этот вечер был не последним - и как знать, сколько ещё секретов принесут с собой её завсегдатаи?

Мастера Веру ещё раз с днём рождения! Больше хороших игр, своих и не только! Спасибо всем соигрокам за отличный вечер!
Теперь и мне хочется припасть к сериалу про Ле Флока, поскольку, видимо, из-за незнания матчасти я не до конца осознал, на кого работал журналист, как этот кто-то был связан с Шанталь, и что обо всём этом мог знать Ле Флок. И отчёты почитать хочется. И историю наших персонажей хочется доиграть - потому что умница Корнель прикормил Жан-Мишеля, ещё не зная, что тот на крючке.
А я таких персонажей всегда подбираю, как дед Мазай зайцев. Лодка трещит, зайцы прикидываются уточками, которым и снаружи хорошо, но я подбираю всё равно. Потому что всех уползти в Италию, всех!