Я был в изменённом состоянии сознания по случаю простуды и начал писать про тундру. Не спрашивайте, почему. Нет, не выдры в тундре. Пришлось дописать в какой-то махровый флафф.)

Название: Чувствуя тепло
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 1361 слово
Персонажи: Ксенобиолог, Второй связист, Второй пилот и другие
Категория: преслэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG
Предупреждения: возможен ООС
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат Субоши
Размещение: со ссылкой на автора

Читать– Опа. Что это у нас? – первый стрелок, оттолкнувшись длинными ногами, спрыгнул с самого края шлюза и провалился по щиколотки.
– Снег. Вода в твёрдом агрегатном состоянии, – пояснил пилот, позади всех спускавшийся по трапу.
– Что такое лёд, я знаю, – обиделся лемур. – Просто там, откуда я родом, лёд можно было видеть только в коктейлях. И никогда не было так холодно, – он поправил на плече винтовку и обхватил себя руками. – Не завидую я тем, кто здесь будет строить опорный пункт.
– Не ной. Сквозь плотные слои атмосферы было не разглядеть, что мы садимся в этой… климатической зоне.
Когда пилот говорил, у него от дыхания запотевали очки, и он досадливо протёр их рукавом, прежде чем укрыться капюшоном от падающих из низких облаков снежинок.
– В тундре, – подал голос ксенобиолог, поводя головой, как кобра за костяной дудочкой сектанта-заклинателя: высшая степень заинтересованности для его замедленных реакций. Хотя, казалось, ничего интересного вокруг не было – только припорошенные снегом валуны до самого горизонта да торчащие из-под снега голые ветки. Пока все торопливо утеплялись, он оглядывался, будто сканировал местность, и даже не застегнул ворот куртки.
– А ты что, не мёрзнешь? – завистливо поинтересовался стрелок, у которого зуб на зуб не попадал, но желание трепаться со всеми подряд не пропало.
– Мёрзнуть – это понятие для теплокровных, – текучая глухая речь ксенобиолога с поскрипыванием и шорохом снега почему-то очень гармонировала. – Вы согреваетесь собственным теплом, и, когда его недостаточно, испытываете холод. Потому и кутаетесь, чтобы тепло не расходовалось. А мы сами себя не греем. Нужны внешние источники тепла.
– И… что вы чувствуете, когда их нет? – лемур непонимающе мигнул на него круглыми глазами.
– Когда остываем, просто отключаемся. Засыпаем, – ксенобиолог пожал плечами. – И так сохраняемся.
Попробовав воздух раздвоенным языком, он украдкой поймал снежинку.
– Сворачивай лекцию, – деликатно прервал их пилот. – И возвращайся на борт греться.
– Не сейчас. Я просто не буду уходить далеко и надолго. Мы, холоднокровные, хорошо умеем распоряжаться ценными ресурсами.
– Хорошо. Остальные – разделяемся, если хотим вернуться к горячему ужину.
Десант рассыпался, настраивая навигаторы на разные квадраты местности и завистливо оглядываясь на ксенобиолога, который своим пугающе немигающим взглядом уставился в пресловутую тундру, словно хищник, высматривающий добычу.

Вернулись раньше ожидаемого – запыхавшиеся, растерянные и посуровевшие, чтобы эту растерянность скрыть. Зачем люди придумали столько эмоций, пытаясь ввести друг друга в заблуждение, если достаточно было самого непродолжительного наблюдения – и можно было читать все их мысли у них на лице?.. Ксенобиолог уже увидел, что возвращалось на одного члена группы меньше, чем уходило, и встретил запорошенных снегом разведчиков у входа. Его самого как будто разом стало больше – никто не рискнул сразу протолкаться мимо него.
Пилот шёл первым, тяжело выдыхая пар, – ему и пришлось оправдываться за всех.
– Техника вышла из строя, – пауза для вдоха, за которую ксенобиолог успел нетерпеливо расширить ноздри. – В начинающейся метели нашлись по голосу, по цепочке. Связиста в его квадрате… мы не обнаружили.
– Городской, – вставил инженер с покрасневшим лицом, которое он всё тёр и тёр ладонями. – Своим чутьём, без приборов, заблудятся в трёх столбах.
– Ещё немного, и мы сами не смогли бы вернуться, – осадил его пилот. Снаружи не доносилось ни звука, только воздух выглядел набитым снегом без единой прогалины, как будто бот утонул в распоротой поролоновой подушке. – Я ведь не могу рисковать людьми без приказа?..
Прозвучал его голос неуверенно. И выглядел он, когда без очков, как-то беззащитно.
– Ты всё сделал правильно, – успокоил его ксенобиолог и обронил: – Электромагнитная аномалия. Мой вид перцептирует волны в определённом диапазоне, но я не сразу понял, что не так на этой территории. Чинить электронику бесполезно.
– Поиск с орбиты?.. – предложил непривычно притихший первый стрелок, подпрыгивавший с ноги на ногу, чтобы согреться. На густой шерсти талая вода блестела росинками и скатывалась на пол.
– Плотные слои атмосферы, – машинально откликнулся пилот и покачал головой. – Я возьму сигнальный прожектор и попробую…
– А корабль кто поведёт? – вскинулся инженер. – Ты никуда не пойдёшь. Пойду я.
Ксенобиолог перевёл скучающий взгляд с одного на другого, как терпеливый родитель, чьи отпрыски не могли поделить игрушку, до которой ещё не доросли.
– Глупости. Следы замело, – все взгляды разом обратились к нему, и некоторые – с тайной (как им казалось) неприязнью. Холодно было за бортом, и не всем хотелось слышать такой же холод, ни градусом выше, на борту. Что ж, тем лучше. – К тому же, я уже иду.
– Если вырубишься, как мы тебя откопаем? – напомнил инженер.
– Я пожил дольше вас всех, – заметил ксенобиолог через плечо, как будто это было прямым ответом на вопрос. – И у меня больше всего шансов. Я чувствую запах, – раздвоенный язык мелькнул в воздухе. – А тепло живого существа – тоже электромагнитное излучение.
Он скрылся за герметизирующим створом и спустил трап. Колючей волной его чуть не сбило с ног, дышать против ветра было практически невозможно, а опустив третье веко, он сразу почти ослеп. Но всё же у него получалось распутать след на вкус.

Когда он вышел на второго связиста, тот бродил, по всей видимости, кругами и при виде тёмной фигуры вскинул было винтовку. Неугомонные люди вечно так делают – совершают множество излишних телодвижений, в лучшем случае – совершенно бессмысленных, но зачастую – направленных на то, чтобы поскорее свернуть себе шею. Не то чтобы ксенобиолог всегда был против, но порой люди тоже оказывались ценным ресурсом, настолько ценным, что можно было пренебречь всеми прочими. Наверное, как потомство для самок осьминогов, которые умирали, чтобы продолжить род.
Чего только не приходит в голову, когда так хочется спать.
– Как ты меня нашёл?
Ну, хотя бы этот не снится. Кажется, радуется. И зачем-то подставляет плечо. Должно быть, пошатывался ксенобиолог сильнее, чем ему представлялось. К тому же – почти не открывал глаз. Только направлял тяжело переставлявшего окоченевшие ноги связиста в ту сторону, где грели генераторы бота.
– Тепло, – заплетающимся в полудрёме языком. – Я чувствую тепло.
– Как чувствуешь?
– Рецепторы, – коротко и упрямо. Говорить в анабиотическом отупении не хотелось совершенно. Хотелось дойти хотя бы до середины пути, хотя бы до второй трети, откуда уже можно будет разглядеть прожектор, и свернуться клубком. До весны. Переждать это чужое, бесплодное, бесцветное – время проходит сквозь тебя незаметно, когда замедляется ритм сердца и почти не нужно больше дышать.
– Мне не интересно, чем. Мне интересно, как. На что это похоже? Когда ты… ну, улавливаешь сигнал?
– Импульс. Это похоже… на укус? Как будто в тебя впрыскивают электрический ток. И ты точно знаешь, откуда.
– А у нас больше общего, чем я думал, – связист попытался засмеяться, но обветренные корочкой губы только болезненно дёрнулись. Он задыхался на ветру и отплёвывался от снега, но всё равно приставал с вопросами, врываясь в видения весны, в которых было оттаявшее солнце, горячее до зуда под чешуёй, и на глазах вспыхивающая то там, то здесь разноцветная флора. – А потом ты этот импульс расшифровываешь?
– Да нет же, – ксенобиолог досадливо мотнул головой и даже приостановился, но его подтолкнули вперёд. – Ты работаешь с внешней информацией. А я – с внутренней. Можешь попытаться сравнить это со зрением или осязанием. Я вижу… или ощущаю – контур. Силуэт. Очертания. Границу между теплом и холодом.
– Это я тоже понимаю, – связист поморщился и сморгнул. – Кто-то – холодный. Кто-то – тёплый. Я твоё тепло тоже чувствую.
– Не можешь ты чувствовать! – ксенобиолог уже не осознавал, сказал он это вслух или только подумал. Если бы оставались силы, он макнул бы надоедливого мальчишку в посечённый позёмкой сугроб, но вместо этого он сам медленно осел вниз, нащупывая мягкое и мокрое. – И у меня нет… собственного тепла.
Пятно прожектора, растворяющееся и теряющееся в белом мельтешении, не освещающее ничего, кроме себя самого, напоминало плавающий в яичнице желток. Пилот, одной рукой придерживая капюшон, другой держал прожектор над головой. Связист, боясь отойти хоть на шаг, замахал руками.

– Ты всегда такой зануда или только когда боишься? – полюбопытствовал ксенобиолог, когда вся остававшаяся на корабле часть экипажа, хором и поодиночке, расспросила вернувшихся об импровизированной спасательной операции, и можно было растянуться под лампой просто ради собственного удовольствия. Как его доставляли бессознательным багажом, он не помнил, а помнил только, как очнулся от горячего света и увидел перед собой лицо в белых морозных трещинках.
– Я тогда не боялся, – связист пожал плечами. – Ну, не за себя. Я одного не понимаю: зачем ты за мной пошёл… Есть же и другие. Много людей, кроме меня.
– Говорил же: за теплом, – ксенобиолог расслабленно оскалился. – Своего нет. Если ты, когда со мной… чувствуешь тепло, то оно не моё, а твоё. Только я не знаю – как.
– Как отражённый свет? Когда планету, целый мир… издалека видишь, уже не важно, что она сама по себе не светится.
– Я не спрашивал, на что это похоже. Я не знаю, чем ты, хомосапиенс, чувствуешь.
Связист не смог улыбнуться пока не зажившими губами. То, чем он чувствовал, после перепада температур чувствительно постукивало о рёбра.

Юст и аддикшн - всё ещё мой любимый жанр, похоже.

Название: Воображение
Автор: Mark Cain
Размер: драббл, 683 слова
Персонажи: Инженер, Второй пилот
Категория: слэш
Жанр: UST
Рейтинг: R
Предупреждения: маниакальное состояние
Дисклеймер: мир и персонажи принадлежат Субоши
Размещение: со ссылкой на автора

ЧитатьКрыша здесь ехала у каждого по-своему. Навязчивость привычек – вполне естественное следствие замкнутых пространств. Но инженер готов был махнуться не глядя на любую другую зависимость – хоть вой, когда о своей никому не расскажешь за братским глотком спирта из крышечки фляги. Он никогда не мог похвастаться богатой фантазией – мир состоял из понятных структур и схем, торных дорожек от целей к средствам, простых потребностей и удовлетворения оных. А теперь – будто проживал две жизни одновременно: ту, которую видели все, а в больном воображении – другую.
Он всё замечал, даже когда не хотел замечать. На что можно было бы отвлечься среди серых стен? Когда входишь в каюту из полумрака коридора, надеясь не разбудить, – нельзя не увидеть взгляд поднявшихся от карт, устало-внимательных глаз, жёстко очерченных бликующим металлом. И приоткрывшиеся губы, словно собиравшиеся что-то сказать и замершие так, в немом вежливом вопросе, от которого хочется с порога развернуться и дезертировать. Лишь потому, что представляешь себе слишком живо, как можно было бы оттянуть большим пальцем упрямую нижнюю губу. Попробовать на вкус строгий сдержанный рот.
Днём порой спасала работа. Надеть наушники и вслушиваться в приборы. Уставиться на экран, когда он входил быстрым и твёрдым шагом, – и всё же чувствовать напряжённой спиной, какими чёткими, уверенными жестами он переключал рычаги на приборной панели. Если бы – в какой виртуальной реальности для ИскИнов, в каком райском саду для верующих в блаженство после физической кончины? – эта рука так же небрежно и властно протянулась к нему, к инженеру, и так же обхватила сильными пальцами, ему не понадобилось бы больше никаких прелюдий. Да, честно признаться – работа нихрена не спасала. И лишь временной панацеей был марш-бросок по портовым шлюхам. А как спросить у врача, откуда взялся в далёком от подросткового возрасте такой всплеск либидо? Ещё посмеётся, а то и захочет нагнуть, кто его знает.
А следить за ним, когда вёл на ручном управлении, было и вовсе пыткой. Под его пальцами мерцали голографические линии маршрутов, спроецированные в трёхмерном пространстве, пульсировали от прикосновений выбранные точки. У инженера плыли в глазах горячие пятна света, а в паху вспыхивали искры, и, проклиная форму за тесный покрой, он украдкой кусал себя за костяшки. Он не знал, не знал, каковы на ощупь крепкие мышцы под идеально выглаженной спинкой рабочего комбинезона пилота, но его пальцам казалось иначе, их сводило фантомным ощущением живого текучего тепла.
Но вот он передавал управление автопилоту, осторожно снимал шлем, и инженер в лихорадочной спешке пытался спрятать предательский взгляд, сглатывал скопившуюся слюну, до холодеющих ладоней боясь быть замеченным. А пилот не замечал, и говорил с ним как ни в чём ни бывало, и улыбался сухими губами, а потом, откинувшись на ложементе, брал бутылку энергетика с проткнувшей крышку соломинкой. Втягивал жадный глоток, и, если разжимал губы слишком рано, прозрачные брызги проливались мимо. Инженер не выдерживал и уходил занимать душевую кабинку.
При обезличивающем, обвиняющем ярком освещении, в спешке, как вор, – до боли стыдно, но до беззвучного крика из запрокинутого к шумным, режущим струям воды горла хорошо.
А хуже всего были мелькавшие под закрытыми веками картинки между явью и сном. Слишком похожие на осколки неслучившейся реальности, с лёгкостью обманывающие все органы чувств. Неутолимая жажда воплощалась в видении прижимавшегося сзади тела, ложащихся на бёдра ладоней. Инженер дышал чаще, представляя, как провёл бы рукой против роста коротких тёмных волос на голове, опускающейся всё ниже. Захлёбывался душным воздухом и вскидывался, как от кошмара, когда неподконтрольное воображение подбрасывало ощущение прикосновений чужих губ и языка. По лицу стекали струйки испарины. Он откидывал одеяло, одевался и уходил бестолково метаться по пустым коридорам.
Здесь по ночам никогда не бывало тишины. Где-то душили стоны на узкой койке, порой – звуки соприкосновения тел, принадлежавших разным видам, доносились из кубрика, бывало – из лазарета… А для него вся чёртова романтика заканчивалась на полу душевой. Прислониться спиной к шершавой стене и в отчаянии пытаться вспомнить хоть что-то, кроме прямых по-офицерски плеч, кроме холодных глаз под защитой линз. Слишком паршивый повод выпустить лазер в висок, но слишком безнадёжная возможность жить недели и месяцы – так.
Говорят, наши тайные, скрытые желания лежат в глубине личности, на неизведанной, тёмной стороне подсознания. Но его безумие не было тёмным. Оно было ослепительно-ярким, как взрывающаяся посреди тьмы и тишины звезда, как рассыпающийся на горящие обломки мир. И, если честно, он не променял бы его ни на какое другое.