@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, барраяр и барраярцы

Вечером четверга барраярский чат гнал безудержно и беспощадно. Параллельно я утрамбовывал в рюкзак ногами две пары сапог, две пары туфель, две пижамы, толстовку, пальто и маршала Жукова для Юхи, а Птаха пыталась погладить пять рубашек. После её вопроса в чате Академии, где можно погладиться, я породил это:

Ачивка пятницы - продал смазку водопроводчику. Он приходил ликвидировать тот самый потоп в соседнем павильоне.
Ещё дыбраСвинтив с работы на час раньше, я успел на Рижский вокзал и присоединился к Птахе в купе, полном тинейджеров 8-9 класса. Если в семь утра попытку одного из них настроить укулеле пресекли, то в восемь вся молодёжь уже общалась в полный голос и резалась в картишки. В общем, за более чем 12 часов пути поспать удалось только урывками. Прибыв на Витебский, мы схватили еды в Маке (тюлень в Хэппи-миле! Зачем я его увидел!) и поехали на метро к месту встречи. Где старые добрые жетоны? Пришлось приобретать карту а-ля Тройка. Зато, когда все были в сборе, мы погрузились в автобус и два часа катили с ветерком по живописным пейзажам. Сперва нам сказали, что в автобусе есть нельзя, и я приуныл, а затем поправились, что нельзя только мусорить, и я позавтракал картошкой.
В нашем распоряжении была база "Радуга" и уютный домик Академии, где было вполне тепло. Перед чиповкой я успел разложить вещи, позавтракать ещё раз, познакомиться с папой и нарезать листовки. Сколько ни пиши в противопоказаниях, что гуманитарий и считать не умеешь, а хакером сделают всё равно, - но это ещё мелочи. Сложнее, что правила взлома я получил только на полигоне, хотя предполагалось, что персонаж этому учился не один год. В итоге с системой я так до конца и не разобрался, тем паче что она глючила, и единственный удачный взлом ничего мне не принёс, поскольку в правилах не были указаны требования к поисковым запросам.
Это была одна из лучших игр в моей жизни - по совокупности макро- и микросюжетов, прекрасных соигроков, отсутствия провисов, интересной учёбы, классной модели космо-боёвки, а главное - развития персонажа. От юнца-курсанта, которому нравилось дёргать за усы спецслужбы и который смотрел на кронпринца как на недостижимую звезду, - к офицеру, стоявшему бок о бок с лучшими людьми Барраяра и защищавшему своего императора до последней минуты. Красное на чёрном - лейтенантские нашивки на мундире МПВ. Два года дружбы и два дня любви. Мой-папа-м@дак и каждому Форбарре свой Форратьер. И - мы прорвёмся, мой король. Отчёт буду писать по частям.


Артур Формартел, 20 лет. Курсант ИВА. Первый Мечник. Отчёт отперсонажный.
Осторожно: слэш, лёгкий рейтинг (ламповая оргия)Сколько себя помню, отец всегда был очень занят - как и подобает личному врачу императорской фамилии. Меня воспитывали мемуары героев освободительной войны с Цетагандой и книги воспоминаний о них. Когда мне исполнилось 12, я поступил в подготовительную школу при Военной академии, а отец был назначен главой Императорского госпиталя. О своей матери я знал только то, что она умерла при родах, - отец не любил об этом говорить, а я не расспрашивал, уважая его чувства. Ещё в школе мы подружились с Адрианом Форпарадисом и вместе поступили в Академию. Помимо истории и литературы, я увлёкся программированием и приходил на дополнительные занятия к профессору Фортицу. На втором курсе моим новым соседом по комнате стал Пьер Форратьер. После того, как он сцепился с Теодором Ройенталем, единственным простолюдином на потоке, которого Форратьер на дух не переносил, оказалось, что у нас с Пьером немало общих взглядов. Он был истинным фором, и у него была большая семья, которой я всегда немного завидовал. Однажды я признался Пьеру, что отец никогда не говорил мне, кем была моя мать. Тот очень удивился и сказал, что знать о своём происхождении - неотъемлемое право каждого фора. Он всегда меня вдохновлял.
В те же дни Зимнепраздника я аккуратно припёр отца к стенке и предложил поговорить об этом серьёзно, как мужчина с мужчиной. Он рассказал, что когда служил в посёлке Тинтэджел в округе Форбарра, он познакомился с молодой Ариной Форигерн, а после её смерти уехал вместе с младенцем. Я подозревал, что это могла быть и внебрачная связь, но спрашивать об этом напрямую было уже невозможно. Летом следующего года я во время каникул отправился в Тинтэджел - это была настолько глухая провинция, что там даже не было комм-связи. Однако единственным Форигерном, которого я нашёл, был древний старик, при упоминании Арины спустивший меня с лестницы. Архив посёлка также мне не помог - в год моего рождения все документы сгорели при пожаре в здании администрации. Не нашлось и упоминаний о том, чтобы в Тинтэджеле когда-либо существовала больница, но это ещё не могло быть доказательством того, что мой отец не мог там служить, - военный медик мог находиться там при передвижном полевом госпитале. Вернувшись, я решил, что пролить свет на судьбу матери возможно, только взломав мою медкарту. Но медицинская база данных была хорошо защищена, и я много времени посвящал подготовке.
Меня очень воодушевил захват Комарры - казалось, Барраяр пробудился и заявил о себе всему обитаемому космосу. Тогда у меня и возникла идея создать закрытое националистическое общество, чтобы распространять исконные барраярские ценности и поддерживать дух барраярцев, готовых не останавливаться на достигнутом и продолжать исполнять миссию нашего народа. Первыми членами Лиги Меча стали я и Пьер. Я запустил анонимный блог, который вёл по большей части сам, и возлагал все надежды на кронпринца Серга. Он был моим кумиром, олицетворением будущего Барраяра, - я мечтал о том, что когда я предложу ему свою верность, он сумеет использовать Лигу Меча для того, чтобы упрочить своё влияние и как можно скорее стать императором. Вскоре я посвятил в дела Лиги и Адриана - он мог занять место в Совете графов. Я считал Совет лишним придатком, ограничивающим власть императора, но до тех пор, пока он не будет упразднён, не использовать его было бы глупо. Полгода спустя, в начале этой весны, я через Пьера пригласил в ряды Лиги его дядю Михаэля, одновременно с нами поступившего в ИВА в 25-летнем возрасте. Мика был человеком рисковым, а главное - с обширными связями, в том числе с ближайшим окружением принца.
Но чем дальше, тем больше мы понимали, что блог - не более чем метание бисера перед свиньями. Барраярцы опасались выражать своё одобрение, но и спорить боялись тоже. Мы привлекли внимание газетчиков и МПВ, но они придирались к форме, а не содержанию, и я не видел смысла реагировать на их поучения. И мне, и Пьеру хотелось настоящих дел. Недавно в газетах появилась информация о скором прибытии для переговоров комаррской делегации. Я был взбешён: дипломаты писали об интеграции и взаимовыгодном сотрудничестве, ставили комаррцев наравне с барраярцами. Мы начали обсуждать акцию, которая дала бы комаррцам понять, что им не рады на барраярской земле и они не имеют никакого права здесь селиться, открывать свой бизнес, вступать в браки с барраярцами. Идеи колебались от распространения листовок до физического устранения кого-то из членов делегации. У нас с Пьером было лишь одно условие - мы не воюем с женщинами. Планы покушения упирались только в отсутствие оружия - ничего, кроме парализаторов, курсантам не полагалось, однако Мика пообещал достать нам игольник. Накануне того решающего дня, когда делегация должна была выйти в свет, в числе джексонианских туристов неожиданно прибыл некто Кеннет Форберг и объявил о своём намерении претендовать на графский титул, который должен был унаследовать Адриан. Я предложил сменить первую цель, но упёрся Пьер - дескать, в нападении на Форберга будет слишком много личных мотивов. Поразмыслив, я согласился, что если что-то случится с Форбергом, это бросит тень на Адриана. Тогда я пообещал накопать компромата на Форберга через комм-сеть.
Я ещё ни разу не взламывал личные коммы и потому решил для начала потренироваться на кошках - на нашем сокурснике Владе Форборове, которого я давно окрестил Форсвинкой за пацифизм и умение подлизывать как преподавателям, так и проправительственным блогерам. Если взлом вскроется, вопросов не возникнет - однажды на младших курсах я уже добавлял в его презентацию для урока истории профессора Форбайера эротические слайды из коллекции пин-апа Пьера. Но я наткнулся на чертовски любопытный файл - не удалённый черновик письма, датируемого днём вскоре после Солтисской бойни. В этом письме Влад эмоционально выражал соболезнования некоему Витторио, многословно извинялся, утверждал, что ему стыдно за всё это насилие и подлость и что он не желает называться барраярцем. Завершалось послание трогательным пассажем о невыносимой разлуке. Перед балом в честь бракосочетания лорда Падмы Форпатрила и леди Элис Форвилль, куда получили приглашение все курсанты, я срочно собрал Лигу (кроме Мики, которого вечно где-то носило) в нашей с Пьером комнате. Сперва мы разделили на троих напечатанные мной листовки с гербом и девизом Лиги, которые я намерен был раскидать на балу в качестве предупреждения и заявления о том, что Лига выходит за пределы сети. Затем я зачитал избранные места из письма, которое также распечатал. Пьер разделял моё желание проучить комаррскую подстилку, но я напомнил, что барраярцы не воюют с барраярцами. Даже с предателями. Зато неплохо будет выяснить через Мику, нет ли в комаррской делегации никого по имени Витторио. И, конечно, письмо нельзя было оставлять безнаказанным, и я собирался дать ему ход - поскольку шантаж был не нашим методом, - как только придумаю, как анонимно переслать его в МПВ или СБ. Напоследок явился Мика с игольником. Решено было прятать его не в комнатах, а в общих помещениях Академии, и Пьер уже полез было в кладовку, когда мимо прошёл Теодор. Понимая, что Тео немедленно проверит кладовку, Пьер перепрятал игольник за диваном в учебном классе.
По дороге в клуб Элизиум, где должен был состояться бал, Пьер отделился от нас с Адрианом, чтобы заглянуть в семейный особняк. Оказавшись на месте, я приступил к распространению листовок, пока гостей было ещё немного. В Элизиуме проходила выставка, приуроченная к годовщине катастрофы в Форкосиган-Вашном, - фото, плакаты, образцы народного фольклора и вещи времён цетагандийской оккупации. Я встретил своего знакомого Поля Форвье - когда-то мы вместе поступали в Академию, но он не прошёл вступительные испытания по физподготовке и поступил в университет, по окончании которого был принят в аналитический отдел СБ. Хоть он и сопровождал свою мать Кейт Форвье, мне казалось забавным подкладывать листовки на столы прямо под носом СБ-шника при исполнении, чуть ли не во время светских с ним бесед. Листовки появлялись то на барной стойке, то возле тарелок с закусками, которыми я также не пренебрегал, - и очень быстро исчезали усилиями бдительных офицеров МПВ. Та, которую я оставил прямо поверх мундира императора Эзара, выставленного в витрине в качестве музейного экспоната, и вовсе испарилась, не успел я и обернуться. Адриан поделился со мной своими наблюдениями за выражениями лиц сборщиков макулатуры, а я успел заметить лицо майора Форвенты, скручивающего листовку в тонкую трубочку. К тому времени, как появился Пьер и прибытие императора Эзара ознаменовало торжественное открытие выставки и начало вечера, я уже израсходовал свой запас листовок. Пьер пообещал вкладывать свои листовки в бальные книжечки, но свободного времени у него было немного - он составлял компанию и своей бабушке, и некоей даме, которую ему сбагрил Мика. У Форратьеров были свои заботы: Паула, супруга Эрвина, одного из дядюшек Пьера, вела себя откровенно неподобающе. Не будь Эрвин столь мягким, ему давно следовало бы подать на развод и оградить сына Ришара от общения с этой распущенной женщиной.
Курсанты танцевали, а я совершил стратегическую ошибку, надев новые не разношенные туфли, и мои ноги молили о пощаде - сам же я считал минуты до того момента, когда официальная часть мероприятия будет окончена и прилично будет покинуть клуб, дабы присоединиться к Пьеру и Мике, пригласившим меня на шашлыки у Форратьеров в честь дня рождения последнего. На балу собралось столько инопланетников, что я переставал чувствовать себя на Барраяре, и невозможно было понять, кто из них были комаррцами. Когда я почти уже ускользнул из Элизиума, я столкнулся в холле с зеленоволосым инопланетником, и он попросил меня позаботиться о даме, которая почувствовала себя дурно. А любая женщина, даже если она покрыта чешуёй и перьями, - в первую очередь леди, поэтому я не мог отказать. Моя неожиданная знакомая представилась как Тине Хеллан, туристка с Земли. На вид ей было совсем немного лет, и держалась она скромнее всех прочих туристов. Светскую беседу я вёл со скрипом, и когда речь зашла о том, что на Земле была утрачена бальная традиция, в холле появилось ещё двое гостей, вышедших подышать свежим воздухом, так что я не успел оседлать любимого конька. Судя по всему, один из этих типов был пилотом, управлявшим туристическим судном, и они с Тине были знакомы, что позволило мне передоверить ему её общество. Я поспешил в Академию, дабы избавиться от вероломных туфель, и после - на поиски Пьера. Я немного волновался, поскольку на балу майор Форвента велел Пьеру подойти к нему. Если он раскрыл Пьера, тот мог сказать, что просто нашёл листовки, - но Пьера могла подвести его горячность. К вящему моему облегчению, я заметил в темноте Пьера, расклеивающего плакаты МПВ, которые он рисовал во время практики - именно с этой целью его подзывал Форвента. Я помог ему обойти с плакатами центральные кварталы и заодно обсудил прошедший вечер. Пьера трясло от негодования: он слышал, как Теодор жаловался своей сестре на невыносимые условия в Академии и просил забрать его к себе.
Также Пьер описал офицера, который прямо спросил у него, не он ли - Лига Меча. По описанию я узнал Льва Форборова, старшего брата Влада. Это могло означать только одно: что наша свинка слишком громко хрюкает. Пьер был в таком отчаянии, словно нас уже не только сдали, но и приговорили, а мы ещё не успели ничего сделать. Я насилу успокоил его, что блог защищён, доказательств против нас нет, а стукачи ответят за всё, как только мы доберёмся до их комаррских приятелей. Пьер потребовал отдать ему письмо - он хотел лично вручить его майору Форвенте из рук в руки, как подобает фору, не прячась за анонимками. Я признал, что это достаточно безопасно - Форвента был куратором практики Пьера, а Пьер собирался сказать, что просто нашёл письмо, не выдавая меня, - и я дал добро. Я принёс Пьеру письмо, проводил его до здания МПВ и остался ждать снаружи. Пока я стоял на крыльце, мимо меня прошли Лев Форборов и отец Пьера, Константин Форратьер, о чём-то споря, а за ними - Влад и Теодор, но когда я рассказал об этом Пьеру, он ответил, что у меня паранойя и эти двое не обязательно могли идти из МПВ. Но сам же он сказал, что слышал, как в МПВ кто-то поминает Форратьеров, и был уверен, что рано или поздно обо всём узнает его семья. Когда мы дошли до парка возле императорского дворца, где развели костёр и поставили мангал Форратьеры, Пьер только и мог, что ругаться, так что мне приходилось просить его быть потише - Лев Форборов тоже присутствовал в компании его отца и прочих родственников. Чтобы Пьер немного отвлёкся, мы вызвались резать овощи на кухне особняка. Там он мог вволю шуметь, что предатель более мерзок, чем любой инопланетник, и что пришла пора действовать. Я и сам чувствовал, что пора. Как только жареные мясо и овощи были готовы, их перенесли в гостиную особняка, поскольку праздновать под открытым небом было слишком холодно. При этом Мика обещал, что именно сегодня представит нас кронпринцу, но не раньше глубокой ночи.
Остаток вечера мы с Пьером сидели в уголке уютного особняка Форратьеров. Горячее вино и ром пили понемногу - хотели сохранить трезвую голову перед встречей с принцем. Программу Лиги, которую я собирался ему изложить, я помнил наизусть. Помимо семейных бесед происходило немало того, что я не понимал или понимал лишь отчасти. К примеру, на вечере присутствовал ещё один джексонианский турист - некто Кристан Ратьер, сын эмигрировавшего Антония Форратьера и женщины из клана Риоваль. Внешностью, манерами и одеждой он совсем не походил на Форратьеров, хотя держался учтиво и располагал к себе. Граф Константин пояснил, что уже некоторое время состоял с Кристаном в переписке, и явно не видел преград к тому, чтобы ввести этого молодого человека в семью, - а мне одновременный наплыв форских родственников с Джексона казался подозрительным. В один момент вечера Мика вышел вместе с Форборовым, а вернулся с разбитым лицом, - дарить тумаки на день рождения было оригинально. Чуть позже нанёс визит сам кронпринц, а Мика взял да и заявил ему, что его адъютант, сиречь Форборов, того и гляди умрёт от опухоли в мозгу или ещё чего-то страшного. Мика по прежнему неоконченному образованию был врачом, но это ещё не значило, что гостей уместно встречать такими неприятными новостями - так что Мика получил выговор от всех старших дам семейства. Время подходило к полуночи, и вице-адмирал Джес Форратьер, как мой куратор, щедро позволил мне явиться в Академию позже отбоя. Мика никому не говорил, куда собирается нас вести, и сказал, чтобы мы подождали его снаружи и не расходились далеко. Торчать на одном месте было скучно и холодно, а Пьер волновался, как перед первым свиданием с невестой. Я был рад, что его мысли теперь занимало не "всё пропало", а "всё только начинается", - мне и самому не верится, что сбудется то, к чему мы так долго шли и о чём мечтали.
Чтобы скоротать время до встречи с Микой, мы отправились прогуляться вокруг квартала, и в сумерках неподалёку от Академии нас окликнула одинокая фигура - это был кронпринц. Он спросил, не мы ли - Лига Меча, и почему на наших листовках написано "Слава императору Сергу Форбарре". Сказал, что некоторые воспринимают это как призыв свергнуть действующего императора, тогда как он, Серг, желает, чтобы Эзар Форбарра правил как можно дольше, и не желает гражданской войны. Я был искренне удивлён, что кому-то могло прийти такое в голову. Я пояснил, что мы прославляем будущего императора, но при этом служим Барраяру и законной власти фамилии Форбарра, поскольку никакой иной власти быть не может, и что мы не в ответе за тех, кто перевирает наши слова и видит в них то, чего в них никогда не было. Принц, казалось, был удовлетворён ответом и пообещал не выдавать нас, но попросил аккуратнее выбирать слова, дабы не дискредитировать его имя, и избавиться от оставшихся листовок. Я успел сказать, что он всегда может на нас рассчитывать, прежде чем мы расстались. У Пьера ещё были при себе листовки, которые он брал с собой на бал, и он предложил их сжечь. Я поворошил угли, над которыми Форратьеры вечером жарили мясо, но этого было недостаточно, чтобы вновь разжечь огонь. Одолжив у кого-то зажигалку, мы забрались на окраину кладбища - потому получилось нечто вроде возжигания. Подожжённые листовки, отсыревшие в вечернем воздухе, никак не хотели гореть, пока я не положил их на землю и не подул. Глядя, как занявшийся огонь превращает листки в чёрный глянцевый комок золы, я сказал, что Лига - вроде феникса: чтобы возродиться для новой жизни, нужно прежнюю сжечь дотла. Признаться, я был самую малость разочарован - я, безусловно, не помышлял о насильственном смещении императора Эзара, но ожидал, что нашими руками кронпринц ускорит передачу власти ему. Однако я верил, что мы сумеем послужить принцу Сергу и в ином.
Когда мы вернулись на Графскую улицу, мы буквально столкнулись с Микой в сопровождении девицы лёгкого поведения, который велел нам следовать за ним. Направлялся он к особняку Джеса Форратьера, и у нас начали закрадываться подозрения, не разыгрывает ли он нас, - но, в конце концов, если у Мики день рождения, кто ему запретит развлекаться с проституткой даже на вечеринке, где должен был присутствовать принц? В гостиной Джеса уже собирались остальные гости - в частности, адъютант вице-адмирала Ивон Форхалас и неизбежный Лев Форборов. Нам налили немного виски с колой, и мы стали ждать кронпринца, стараясь не обращать внимания на то, что проститутка сразу приступила к исполнению своих прямых обязанностей. А потом Мика усадил нас перед собой на диван и, непривычно серьёзный, заявил, что мы увидим кронпринца только при условии, что примем цветные таблетки, а иначе нас выставят вон. Я сразу отказался иметь дело с какими бы то ни было наркотиками - я пришёл поговорить с принцем, как мне было обещано, а не выставить себя посмешищем перед ним. Но Мика был непреклонен, и Пьер стал колебаться, говоря, что это наш единственный шанс и что мы должны подчиниться правилам, которые установил сам принц Серг. Я возражал, что если здесь происходит совсем не то, что мы ожидали, то мы уйдём. Закончилось всё тем, что Пьер согласился и выбрал наугад одну из таблеток; прочие гости также брали по одной, и их оставалось всё меньше. Отныне я не мог уйти и бросить Пьера без присмотра. Мика ещё увещевал, что эти таблетки не вызывают привыкания, а у остальных уже закончилось терпение. Форборов заломил мне руки за спину, кто-то разжал мне челюсти, ещё кто-то - засунул мне в рот таблетку и зажал мне нос. Вырываясь и ругаясь, я всё же проглотил цветную дрянь. Синт - а это был именно он - начал действовать очень скоро: мне стало легко и хорошо, и чем дальше, тем более привлекательными и желанными выглядели все вокруг, - а алкоголь только усиливал эффект. Пьер опередил меня в этом и принялся липнуть ко мне, когда я был ещё трезв. Поначалу у меня хватало воли отстранять его, бормоча, что я не хочу пачкать нашу дружбу, а потом... Всё, что было потом, я помню смутными обрывками, чередой ярких вспышек.
Пьер целовал меня, а я вглядывался в его лицо, в его зрачки в обрамлении карей радужки, и спрашивал у него, что со мной, потому что не мог понять, почему мне так нравится то, что нравиться не должно и никак не может. А затем это перестало меня волновать, и я сам целовал его так жадно, словно хотел наверстать за всё то время, что он мне не принадлежал. Пьер шептал мне какой-то бред - что он любит меня со второго курса, что он ещё никому ни разу не отдавался, так как ждал только меня и хотел, чтобы это был именно я и никто больше. У нас ещё хватило ума выйти из гостиной в коридор, а у меня ещё хватило ума быть осторожным, когда Пьер встал лицом в угол, расставил ноги и упёрся руками над головой. С ним было так медленно, невыносимо медленно, но я не хотел причинить ему лишней боли, - зато, когда приноровились мы оба, было так горячо, что я перестал замечать что бы то ни было вокруг. После меня затопило такой благодарностью, нежностью и... любовью к этому человеку, который доверял мне, поддерживал и говорил, что любит, хотя я всё ещё не мог поверить в то, что меня возможно любить. Мы вошли назад в гостиную в одних рубахах, взмокшие, измятые, а там уже был принц Серг, перед которым мы попытались изобразить нелепое подобие стойки "смирно". Я выговорил, что хочу с ним поговорить, но со всех сторон нам откликнулись, что не время для разговоров, поговорим потом. Кто-то - должно быть, Джес - велел Пьеру взять меня тоже, и он толкнул меня к стене прямо в гостиной. Я попробовал было сопротивляться, но его напор заводил. У него явно было больше опыта, нежели у меня, и он не церемонился. Я сдерживался как мог, но крики прорывались всё равно. Неужели это каждый раз так больно? Неужели я сделал так же больно Пьеру?.. Но я начинал осознавать, что в этом находят - в этом единении через боль, так мало похожем на то, что я привык считать любовью, и так сильно похожем на борьбу. Было гораздо скучнее, когда Мика - а может, кто-то ещё - потребовал, чтобы мы вдвоём трахнули шлюху, зато я мог целовать Пьера, перегнувшись над её спиной. А Пьер всё извинялся перед ней за то, что я нравлюсь ему больше.
Отставной вице-адмирал Форбаталь, старомодный аристократ, появившийся на недавнем балу во фраке и цилиндре, сказал, что для того, чтобы быть принятым в сей узкий круг, необходимо доказать свою смелость, и протянул нам пороховой револьвер периода Изоляции. Условия были просты - выстрелить в ногу друг друга. Недолго думая, я взял револьвер и прицелился. Пьер попытался поднять мою руку выше, заявляя, что выстрел в ногу - это слишком скучно, но я не повёлся, ведь мне отнюдь не улыбалось его пристрелить. Я надавил на собачку - осечка. Протянув револьвер Пьеру, я картинно прислонился спиной к стене, подняв руки наподобие святого Себастьяна. Когда Пьер выстрелил и ногу чуть ниже колена обожгло болью, я даже не сразу понял, что произошло, - но штанина мигом промокла от крови, и я опустился на пол, зажимая рану ладонями. Пуля прошила мышцу насквозь, но эйфория и адреналин не давали мне отключиться. Передо мной возник доктор Форгрэм и деловито постановил, что мне нужно идти в госпиталь, но я и представить не мог, как появлюсь перед отцом в таком виде, и заявил, что никуда не пойду. На сей раз никто не стал меня уговаривать - Форгрэм дал мне таблетку обезболивающего и остановил кровь при помощи биопластыря. Теперь рана меня практически не беспокоила. Мы затеяли игру в "правду или вызов", отправив шлюху под стол и накрыв колени скатертью - тот, кто угадывал, кому делают минет, мог загадать желание тому, кто себя выдал. Но действовали и обычные правила, так что, когда ко мне обратился Пьер и я выбрал вызов, он сказал лезть под стол и мне. Вдвоём со шлюхой там было тесно, и к тому же темно - я всё хотел подглядеть, как она это делает, чтобы делать так же, но так толком ничего и не увидел. Я мог дотянуться только до Джеса или Пьера, и, пьяной смекалкой рассудив, что если я начну с Пьера, нас живо раскроют, сунулся к своему куратору. Сомневаюсь, что был в этом хорош, - Джес, приподняв скатерть, сказал, что достаточно, и я обернулся к Пьеру. Мне говорили вылезать, но Пьер вцепился в мой рукав и не отпускал, пока не кончил.
Кто-то уходил и возвращался, тосты сменяли друг друга, мы сидели за столом или выходили на балкон, но мы с Пьером не забывали о том, что нам необходимо поговорить с принцем. Когда Пьер сказал ему, что я основал Лигу и у нас есть программа, я был готов изложить её всю и начал с первого пункта - продолжения экспансии. Принц заметил, что экспансия должна быть разумной - такой, каковую выдержит экономика Барраяра, с чем я не мог не согласиться. Он сказал, что из-за нас консерваторы и прочие противники милитаристской партии начали употреблять выражение "бесконтрольная экспансия" - но такого и близко не было в текстах Лиги. Я хорошенько запомнил слова принца, что если мы хотим опираться на его имя, то должны постоянно думать головой, - и это было ценно. Вот только все прочие пункты программы так и не прозвучали, и я так и не сумел сказать принцу, что уже разочаровался в блоге и готов вовсе забыть о нём, если у меня будет реальное дело с реальным результатом. Принц поручил капитану Хью Тумонену из МПВ, на которого мы с Пьером в начале вечера набросились с признаниями в любви к его поэзии, на следующий день не меньше часа беседовать с нами о грамотной политической пропаганде. Пьера тем временем заносило туда, где больше всего болело: прямо напротив Форборова-старшего он принялся утверждать, что Влад - свинья, лизоблюд и предатель. А я вместо того, чтобы его остановить, пояснял, что человек, которому стыдно быть барраярцем, не может не быть подлецом. Форборов мрачно рычал, что если мы хотим набить морду Владу, то сначала нам придётся попробовать набить морду ему, и что он закопает каждого, кто тронет его брата. Более вежливый Форбаталь говорил, что ему тоже порой бывало стыдно за Барраяр. Пьер переключился на Ройенталей и, заявив, что сестра Теодора наверняка спит со всем МПВ, схлопотал по лицу уже от Тумонена, после чего наконец-то притих, но ненадолго. Время от времени Пьер приставал к Мике, я ревниво пригребал своего Форратьера к себе, Мика ругался и отпихивал племянника, и один раз они всё-таки сцепились по малопонятному поводу.
Мика был сильней, поэтому Пьер быстро очутился на полу - да так и остался лежать ничком. Я поднялся, чтобы помочь ему встать на ноги, перевернул и подхватил под руки, но он обмяк и задыхался от боли. Я сообразил, что ему стало плохо с сердцем - с ним пару раз уже случалось такое прежде, но он категорически отказывался проходить обследование, боясь отчисления из Академии. Я обнял его, взял за руку, уговаривал не бояться и дышать глубже. Мы дышали вместе - раз-два-выдох, раз-два-вдох, но лучше ему не становилось, и я не на шутку забеспокоился. Я стал звать доктора Форгрэма и просить дать что-нибудь от сердца, но он отвечал, что у него нет при себе ничего подходящего. Тогда Пьер слабо попросил позвать Мику, и я потребовал у того подойти так, что он мгновенно оказался рядом. Мика сел лицом к лицу с Пьером, говорил что-то о море и набегающих на берег волнах, а я поддерживал Пьера со спины и гладил его ладонь, и мы дышали в унисон - и так до тех пор, пока Пьер не пришёл в себя. А под утро, когда нами уже было порядочно выпито, меня подозвал Джес Форратьер и спросил, нравится ли мне Пьер. Я ответил, что сейчас мне сложно об этом думать, слишком всё непривычно и неожиданно. Джес сказал, что если мне нравилось быть с Пьером сейчас, под наркотой, - значит, Пьер нравился мне и раньше, просто я этого не осознавал. И взял с меня обещание подумать об этом на трезвую голову и не оставлять Пьера, которому тоже будет непросто. Я смотрел на него влюблёнными глазами - на своего куратора, чьим словам всегда безоговорочно доверял, и это тоже запомнил крепко. А потом мне было поручено довести Пьера до Академии так, чтобы не попасться, и мы, попрощавшись с компанией кронпринца, начали непростую дорогу до дома. Я взвалил руку Пьера на плечо, мы шли, шатаясь, мимо особняков и по безлюдной улице, освещённой лунным светом. На середине пути Пьер остановился и стал спрашивать, правда ли я его люблю или говорю так, потому что из-за наркоты люблю всех. Я уверял, что люблю только его, просил не говорить слишком громко, поцеловал его и потащил дальше до Академии. Мы встретились с Теодором, выходившим из ванной с полотенцем наперевес, разбудили Адриана и, кажется, пол-Академии вместе с ним, но благополучно вскарабкались по лестнице до своей комнаты - и уже там Пьеру сделалось паршиво.
Когда Пьер расстался с фирменным греческим блюдом одной из своих бесчисленных родственниц, я протрезвел во мгновение ока. Несколько раз бегал на кухню за водой и мокрой тряпкой, уговаривал Пьера пить лекарство и извёл пару полотенец - впрочем, после тех полотенец, которые регулярно пропадали у Адриана, Академия не должна была остаться внакладе. В промежутках Пьер стонал, что его нельзя любить таким жалким, я ворчал в ответ, что беленьким-то всякий полюбит, и что я всё это говорю уже не спьяну, а вполне трезвым. Он отчаянно мёрз, и, как только он переоделся в пижаму, я кое-как запихнул его в свой походный спальник. Когда я вернулся после очередной своей ходки до кухни, Пьер уже храпел, завернувшись в спальник самостоятельно. Сил наводить порядок у меня уже н было - наши вещи были раскиданы повсюду. Погасив свет, я лёг рядом с Пьером и обнял его. Его сильно знобило, но он не просыпался. Я долго лежал, стараясь его согреть и прислушиваясь к его дыханию, и только убедившись, что с ним уже всё хорошо, заснул сам. Перед самым подъёмом мне приснился страшный сон. Я увидел во сне Пьера - всего окровавленного, как после взрыва, и побежал за помощью. Видимо, мне сказали, что помощь уже подоспела, и я поспешил обратно к нему. Я взбегал вверх по широкой лестнице особняка Форратьеров, когда мне навстречу из дверей комнаты вышел врач и сказал, что уже поздно, что он ничего не смог сделать. Моё сознание во сне не справилось и не смирилось с этой правдой, и я сошёл с ума. Я стал метаться по городу, искать и звать Пьера по имени, и я забыл все остальные слова, повторяя вслух и шёпотом: Пьер, Пьер, Пьер... Меня пытались остановить, мне что-то говорили, но я никого не узнавал и ничего не слышал. Всё, что от меня осталось, - этот безнадёжный поиск и безумная вера в то, что я непременно его найду. Я проснулся в холодном поту, не сразу поняв, что из случившегося было сном, а что - явью, но рядом лежал Пьер, живой и невредимый. Я почувствовал, как я счастлив от того, что его смерть была всего лишь кошмаром, - и лишь после осознал, что всё прочее было на самом деле.

Продолжение следует...

@темы: поржать и убежать, moments of dream, радио Marcus FM, соседи по разуму, sex shop of horrors, ролевиков приносят не аисты, гнездование пернатых, барраяр и барраярцы

В первую игровую ночь мне позвонила Птаха и пожаловалась, что у неё сбежал крысо Фенрис. Эльфы вообще не любят, когда их берут в руки, а тут, видимо, включился инстинкт прятаться, если ловят... Но, приехав с полигона, я успел только снять уляпанные грязью штаны и сапоги - трагизм ситуации в том, что сапоги были птахины, я их перепутал с теми, которые подарила мне родня - так что крыс ошивался на свободе ещё один день до вечера. Пока я его искал, изрядно волновался, что он мог где-то застрять и пораниться. А потом Фенрис вышел ко мне из-за дивана - серый от пыли и похудевший. Дик и суров.

Из дома мы с Птахой поспешили в Дредноут на фотосет курсантов к Барраяру. Опоздали на час @ пришли первыми. Там Катя запечатлела нас с Пьером и Адрианом, а Игнис и Марион зашли поглазеть и пообщаться. Так и выглядит Артур Формартел:

Затем состоялся сбор-воркшоп к Осколкам - потестировали систему флэшбеков, в которой при смене персонажа с "прошлого" на "настоящее" и наоборот не меняется положение игрока в пространстве. Поскольку это порождает множество неловких ситуаций, я бы с наслаждением поиграл в таком формате какую-нибудь комедию, и надеюсь, что на игре во время пауз не будет такого безудержного веселья, ибо под дружеское ржание деролюсь на раз-два. Увы, я был слишком дохлый от недосыпа и давления и в моей голове было слишком много КС, чтобы инициировать персонажное общение, но уверен - на игре девочка Эльза заставит Антуана попотеть
Успели также потренировать боёвку, а потом я повёз домой ещё более дохлую Птаху, закатился ей под бок и вырубился сам. Снилось прекрасного

После понедельника помимо всякого прочего снился эпизод про девочку, которую в лесу накрыло чем-то вроде Кризалиса - кругом распускаются фантастические растения, бегают фантастические твари, и вот сама она уже едет на спине какого-то единорога. А потом был суд вроде суда над Алисой в Зазеркалье, в амфитеатре, похожем на Визенгамот в фильмах, и мы с матушкой тоже сидели на галёрке в качестве зрителей. Эту девочку хотели лишить её магии, но вжух - и пол в помещении покрылся ковром из живых жёлтых цветов, а деревянные подлокотники кресел превратились в футляры с прорезями, в которые были вложены волшебные палочки. Было красиво. В общем, не зря я по дороге на КС с Тореном поговорил о нехватке годных игр по Поттеру в организме.

@темы: friendship is magic, moments of dream, соседи по разуму, это крыса и ей не стыдно, барраяр и барраярцы, портрет в интерьере

Снилось до игрыСнилась какая-то игра, где мой персонаж был в чём-то вроде одиночной камеры или палаты. К нему зашла дама в чёрно-красном платье (кто играл - я не отсёк, может, Тайлами) и вместо каких-либо допросов предложила куда более приятное времяпровождение. После в коридоре или соседней камере убили птахиного персонажа, но Птаха была довольна как утюг, а мой персонаж этого не видел и не знал; затем и за ним пришли люди в форме, и тут я проснулся.

Поскольку субботним утром я экстренно убирался перед визитом Дугласа, героически согласившегося побыть нашей крысо- и мышеняней на вторые праздники, я делегировал Птахе сбор рюкзака, благо прикид был прост - рабам нечего терять, кроме своих штанов. А штаны я выбрал те, с которыми не доехал до Зерентуя. Проводив Птаху к Вере и Беркане, я влез в сапоги и стартовал. Мы с Тореном встретились в метро и взяли билеты на александровский Рекс-экспресс, позарились было на пустые вагоны, но выяснилось, что они - по vip-билетам с местами, добываемым, видимо, в кассах. А для нас - забитый тамбур, зато с вай-фаем.
В Хотьково я вспомнил, где берутся такси, и мимо привычного лесного полигона нас довезли до незнакомого мне Ратоборского поля. Пресловутый этнопарк "Кочевник" оказался очередным запущенным подмосковным зверинцем, выпасающим своих коз и ослов на том самом поле, которое было занято под игру и которое после нескольких дней непрерывного дождя превратилось в сплошную грязь. Наши хозяева-вастаки заехали ещё с утра, поставили свой шатёр, который впоследствии сдуло, газебо, которому мы так и не придумали применения, и навес для рабов, под которым предполагалось спать по игре.
Я сперва думал, что попробую поспать под навесом, а если замёрзну - уйду в палатку, но когда Боро, к которому я вписывался, приехал без палатки, выбора у меня не осталось. Но новый спальник прошёл тест-драйв - мне было комфортно в первую ночь, когда мы спали под навесом всей толпой, и я лишь слегка подмёрз во вторую, когда нас там осталось двое. Днём же мы носили рабскую униформу, в которой было тепло, тем паче что мы либо работали, либо грелись у костра. Нормальные люди на дачу ездят, чтобы землю копать, воду носить и картошку чистить, а я - на игру
Ещё немного игроцкого про модели и персонажаПеред игрой успели перезнакомиться, выпить пива, обсудить персонажей, хотя доигрового общения не хватило всё равно: у нас был чатик отряда на четверых, но не было - на всех рабов, и договариваться, насколько давно каждый из персонажей здесь появился, пришлось на месте и на коленке. Перечитывали правила, разводили костёр, копали сортир с живописнейшим видом на озеро и прочее по мелочи, а в восемь нам напомнили правила и дали потренировать боёвку методом "стенка на стенку". Аскольдобоёвка - это хорошо... когда тебя с перепугу не хватают за горло, конечно.)
Я собирался относиться к модели ненависти как к бусинам на ДдР - носить, "побочный эффект" отыгрывать не по бумажке, а по ОБВМу, а тратить только по персонажной логике. Но поскольку мисочек с бусинами-черепками на игре было мало, и найти ближайшую - слишком продолжительное пожизнёвое действие, я к ним не ходил и даже не видел их вообще. В первый вечер пытался считать ненависть в уме и быстро насчитал три, потом забил, ибо с персонажем это не работало - если ему что-то не нравилось, он говорил об этом, а не затаивал. Понимаю, что спонтанные самоубийственные рывки "с ножом на танк" - это кошерно и нарративно, но персонажное желание жить тоже никуда не засунешь. В общем, это наглядный пример того, что с психологическими моделями я не совместим. Впрочем, многие вокруг меня с ненавистью тоже не играли. Интересно послушать тех, кому подобные "костыли" действительно помогают играть конфликт.
По дороге на игру я неизбежно вспоминал Море и своего хадоринга оттуда - ехал, можно сказать, закрывать гештальт, и закрыл. Снова выжил, но не жалею об этом, снова сам себе устроил катарсис - только подумал перед финалом, что вот, наконец-то сыграю светлого человека, чтоб верил в эльфов, в запад и прочая, и прочая... а потом пришли эльфы и сделали всё возможное, чтобы обрести в его лице самого упорного врага. Упс. Ещё и потому ненависть мне не пригодилась, что Турульф очень рано решил не быть таким же жестоким, как вастаки, чтобы не потерять себя. Не будь он таким - он совсем по-другому начал бы игру и совсем иначе её закончил, и я не уверен, что иной вариант понравился бы мне больше. Птаха говорит - это канонично, а я на канон не замахиваюсь, а традиционно передаю слово персонажу.

Турульф из рода Халет по прозвищу "Мелкий". Отчёт отперсонажный. День IСемь десятков лет назад была Великая война, о которой забыли и вспоминать. Хутор в Бретиле, где я родился и вырос, платил вастакам дань на протяжении поколений. Когда надумали восстать лет восемь назад - Адельхайд, внучка сестры моей бабки, выдала вастакам и родителей своих, и остальных заговорщиков. Вастакам то было весьма удобно - бунт был подавлен без лишнего шума: перерезали и перевешали всех, кто мог восстать. Я был ещё мальчишкой и сумел сбежать в леса, прибился к отряду, который также скрывался и нападал на караваны вастаков. На пятый год погиб наш прежний командир, и новым стал Хеанот, юный, но талантливый в бою. А вскоре после того вастаки сожгли дом Морко, опытного следопыта, что оказывал нам большую помощь в разведке и просил только о том, чтобы мы защищали его семью. Сожгли вместе со всеми его родными, а на нас устроили засаду, и мы не успели никого спасти. Морко, слышавший крики своих детей, горевших заживо, набросился на нас, но Хеанот велел отступать и не поднимать на него оружия, так как тот не ведал, что творил. А когда мы вернулись за ним - Морко уже не было, и с тех пор мы его не видели до одного рокового дня.
В тот день, девять месяцев назад, мы готовили засаду на кочующий род Волка - но враги ударили нам в спину, и вёл их Морко, который один мог знать, какими мы пользуемся тропами и схронами. Некоторых убили, а я, Хеанот и Вихард из рода Беора попали в плен; чуть позже род Волка выкупил и Деорнода, что уже тогда был сед и с печатью былых страданий на челе, когда я пришёл в отряд. С полгода мы следовали за родом Волка, как псы на привязи, и месяца два назад они поставили свой шатёр на хорошем месте в большом поселении вастаков и остались там жить. Я вёл себя тихо, присматривался и прислушивался, а между нами говорил, что нужно бежать, иначе так и состаримся в рабстве. Деорнод, которого хозяева прозвали Седым, выглядел подавленным и измождённым и поддерживал эту идею слабо. Хеанот поначалу молчал, уйдя в себя, но постепенно начал просить других рабов научить его порядкам и старался соблюдать все правила. Он и Вихард говорили, что сперва следует добыть оружия и припасов, прежде чем бежать.
Морко теперь звали не Морко, а Бартош, и был он побратимом в роду Волка, одним из троих братьев главы рода Игнака. Вихарду особенно хотелось расквитаться с предателем, но Хеанот возражал, что тот предал от отчаяния и его можно переманить назад на свою сторону. Видел я и Адельхайд - её удочерил один богатый род, и имя она тоже носила иное, и богатые одежды, так что я не сразу её признал. А как признал и прокричал, что давненько я не видел её, гадюку подколодную, - только по губам получил плетью от хозяйки Мины. Давно я поклялся найти её, но всем говорил, что коли это моя родная кровь - то и проливать её только мне, а ежели кто убьёт её прежде меня, тому я сам кишки выпущу. Знал я, что без неё не уйду, а потому не спешил, выжидал удобного случая. Были у рода Волка и другие рабы. Змея, Рожа и Хуба рождены были в рабстве и не имели людских имён. Вилида купили недавно; около полувека он прожил на свете и из них почти все годы - в рабстве, и ему позволяли называться его собственным именем. Я вастакам своего имени не называл, потому хозяйка стала звать меня Мелким, хоть я и был несколько старше Хеанота, которого прозвали Шнурком. Чем дальше, тем ниже кланялся хозяевам Шнурок, тем больше хотел им угодить, и таяла моя надежда на него как на командира. Когда мы прибыли на поселение, его старую рану лечили в крепости людей Севера, - и будто подменили его там тёмным их колдовством.
У рода Волка были в рабстве и двое эльфов, мужчина и женщина, - эльфов вастаки называли илидами, и урождённые рабы не любили их и боялись, потому что знали, что все эльфы умеют колдовать. Эльфов у общего костра и в рабском бараке не привечали, и неизвестно было, где они спят, как согреваются, чем питаются, - что были они, что нет. Порой они сидели под деревом и тихонько пели вместе, или игрались с ветками и травой - словно дети: существа славные, но бесполезные - не похоже было, чтобы они в нашем деле могли чем-то помочь. Так же было и в тот вечер, когда разнёсся слух, что-де какие-то беглые рабы заперлись в полуразрушенной крепости на опушке, оставленной ещё тогда, когда вастаки отвоевали эту землю, и взяли в заложницы дочь какого-то рода, требуя дать им лекарств и прочего нужного. Хозяева собрались освобождать пленницу, а рабам велели сидеть по домам. Мы сели вокруг костра все, кроме эльфов, поговорили немного о лошадях, которых отвели под навес к своему бараку. Я рассказал, что кони спят стоя, так как могут раздавить себя своим же весом, и оттого больных коней, что не могут встать, подвешивают на цепях, только чтобы не лежали. А Вилид сказал, что видел эльфов, которые коней не подковывают и не взнуздывают, потому что "лошадиное слово" знают. Он был учёный, за свою жизнь многое узнал, мог по звёздам сказать, где Север. Я нарочно тогда сказал: "Не о чем поговорить в свободное время", - потому что слово "свобода" было у вастаков запретным. Вместо него говорили "хор" - воля, отсюда хорхай - свободный человек, а ирхор - безвольный, то есть раб. Ещё запрещали говорить "свет" и вместо него говорили "огонь", а вместо "солнца" - "небесный огонь".
Я слова на Тёмном наречии запоминал плохо и кодекс Севера выучивать не стремился, потому как не желал надолго задерживаться под его властью, но благодаря урождённым рабам запомнил, что дурно - значит хорошо, ирнан - это неправильный поступок, а багур - наказание. Когда хозяева вернулись, они привели с собой избитого раба - он сделал пару шагов и упал у костра вниз лицом на траву. Хозяйка Мина велела напоить его и накормить, но у нас не оставалось припасов; мы перенесли его в барак и дали тёплой воды. Очнувшись, он сказал, что его зовут Хват и что он был там, в крепости, где двое беглых, вовсе не из нашего поселения, удерживали вовсе даже не вастачку, а какого-то прохожего торговца. А попал он туда, увязавшись за другой рабыней, Чумичкой, травы собирать - их беглые забрали к себе и дали им палки, а потом вастаки всех перебили, а их не тронули. В наказание Хвата забрали у его хозяина из рода Беркута и передали на перевоспитание роду Волка. Потом позвали ужинать. Змея и Рожа остались сторожить лошадей, а мы пошли за хозяевами к общему котлу; еда у вастаков всегда смердела кровью, потому я ел только хлеб - брал столько, сколько мог, и если не было после еды срочных дел, уносил часть к костру и жарил на огне. Во время ужина Хвату пришлось вновь пересказывать свою историю - ведь всем рабам было интересно узнать, что случилось. А когда он устал, другой раб, принадлежавший роду Беркута, Молчан, рассказал сам, что это Хват открыл вастакам ворота крепости. Кого-то из беглых взяли живым и после ужина запытали. Хват, сидя у костра и слушая их вопли, заметил, что вовремя мы ушли от очага. Я спросил, почему у него хватило смелости открыть ворота вастакам, но не хватает смелости пойти и взглянуть, как людей пытают из-за него, но он меня не понял.
Пока я жарил припасённый хлеб, хозяева велели развести очаг в их шатре, и Хуба, Вилид и Седой наперегонки бросились носить туда самые лучшие поленья из нашего костра, держа их между двумя палками, чтобы не обжечься. Эдак они могли весь костёр перетаскать, но очень уж старались, чтобы хозяевам было тепло. Нас со Змеёй тем временем отрядили копать колодец и носить воду. Пока копал, нашёл бусы из белых раковин, крупных и гладких, и припрятал в карман - безделушка, но можно будет попробовать выменять на что-то полезное. За водой ходили дважды, и каждый раз к нам присоединялось всё больше рабов из других домов, где нужна была вода; я видел эльфа, высокого и сильного на вид, но он не говорил ни слова, будто немой. Впрочем, и я бы молчал, когда остальные обсуждают, как эльфы размножаются и почему своих мужчин и женщин не путают между собой. Я был уверен, что у них всё так же, как у людей, просто в неволе они не размножаются, и всё тут. По дороге слышал я и пересказ истории Хвата с ещё одной, посторонней совсем стороны. Горько делалось от того, что вокруг меня - каждый готов будет вастакам ворота открыть, чтобы сберечь свою шкуру. Хотелось верить, что Хват потому сразу не упомянул о том, что это он впустил вастаков в крепость, что понимал, что поступал дурно, то есть не по-человечески, - но вряд ли ему было стыдно. Вечером он вновь объявился, привёл коня - дорогого, вороного, как все кони рода Волка - и сказал, что его за этого коня выкупили назад.
С расчистки пришёл Хеанот - его знобило после лечения в крепости. Не без гордости он сказал, что когда его ранил волк, хозяин сам отнёс его к лекарю, - вот только не могло такое лечение пройти для него даром. Закончился день тем, что хозяева остались недовольны очагом - весь шатёр заволокло дымом, невозможно было в нём спать. Младшие братья Ченге и Кальма вызвали тех, кто разводил для них костёр, поставили на колени и стали пороть плетью. Сперва мне было даже не жаль их: хотели погреть хозяев - вот хозяева их самих и взгрели, только так вастаки умеют благодарить за усердие. Затем хозяева предложили кому-то одному взять на себя вину за то, что огня без дыма не бывает, и вызвался Седой. Остальных отпустили, и один из хозяев о чём-то говорил с Седым, а после поменял их местами и продолжил пороть Хубу и Вилида. При этом говорил он странные вещи, что-де научит их думать. Эльфийка хотела было вступиться за них, но её оттолкнули. Наказанным хозяева объяснили, что это с ними произошло из-за эльфов, и некоторое время ещё говорили с эльфами, и лишь тогда ушли. Седой очень переживал и даже заплакал из-за того, что других наказали вместо него, и его мне стало жаль - старик так и не привык к тому, что у вастаков всё наоборот. "Проклятие", - прошептал он, и вастак услышал; я поспешил заверить, что он просто стонет. Змея сказала, что нельзя давать рабам выбор, и если кто-то решает за хозяина, кого наказать, а кого нет, то это ирнан. Эльфы осторожно подошли справиться о здоровье наказанных; те вправду верили, что пострадали из-за эльфов, сокрушались, что не могли их исправить, и обещали почитать им вслух кодекс Севера. Я попытался дать рабам понять, что хозяин неглуп и потому сваливает на эльфов, чтобы пострадавший злился не на себя, а на другого, и что эльфы тут для того и нужны, - но они снова меня не поняли. Над страхом перед эльфами потешался не только я: Хеанот дал эльфу напиться из своей чашки и всем об этом сказал - и его чашку больше никто не брал.

Всё в пост не влезло. Продолжение следует!

@темы: friendship is magic, moments of dream, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

Вспомнил о фото с РИ Обратный отсчёт от Иллиана-под-прикрытием Jaunt. Все - в альбомах, а я упру немного себя.
Презентация цетагандийского чаепития. Айк Ортон - похоже, один из самых улыбчивых моих персонажей. Также в кадре Джейн [gennybes] и мой большой нос.


РИ Утро холодных ножей, фото от Рыськи Sullenwen. Больше красоты - в альбоме, там сочные цвета и волшебные все, а я покажу немножко.
Безмерно прекрасные эшу Иид [Руш] и богганка Кловис [Келир]:

Пак Дэйл [впс] в объятиях своего лорда-ши Дилана [Птаха] и во власти химерического пледика:

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, барраяр и барраярцы, мечтай, иначе мы пропали, портрет в интерьере

Субботним утром я откопал переноски, сложил туда салата и яблок и повёз Падме и Лею контрабандой на Усатых Звёзд в Сокольники. Описав по залу полный круг, нашёл Ольгу Баранову по главной достопримечательности - полосатому мангусту Липочке. Больше я на выставке ничего не видел (слишком много соблазнов - гамаки, вкусняшки, колёса), потому что мы заговорились за всех своих спасёнышей, виварцев и не только. Затем я получил отмашку от Птахи и убежал ловить её на Петровско-Разумовской. Крысавицы, видимо, пробудут у доктора до тех пор, пока швы не заживут - так всем будет спокойнее. Неплохо было бы к их возвращению расширить им жилплощадь...
Позавтракали мы с Птахой в фудкорте Паруса, да и поехали автобусом к Руш и Келир. Все были уже в сборе, оставалось повторить искусства, дообсудить завязки и заказать пиццу. Я польстился на постные оладушки, но они оказались очень уж жирными и скорее луковыми, чем картофельными. И если в прошлый раз на документах значился оператор Синхронизатор, то в этот раз был оператор Корня! Это что-то из области С++. А что было по-настоящему вкусно, так это пирог с шоколадом и бананом и кексы с изюмом by Келир Поскольку мой лорд забыл дома мои уши и хвост, Руш скрутила мне хвост из меха, но он неизбежно отваливался, и я решил, что в суровые времена не до хвоста.
Дэйлу 17 и он уже рыцарь, но ещё не видел мира, так как нужно учиться в школе. Он думает, что сны - это просто сны, и что мира хватит на всех. Герцог Дилан завёл себе выдр, а выдры завели себе герцога, и всё было прекрасно, а потом... порядочно пошатнулось. Но устояло.
Мы сажаем химерические огурцы, а-а, на химерическом поле...
Вродеотчёт отперсонажный
Герцог Дилан гостеприимен, поэтому во фригольде, открытом им для всех приходящих и проходящих, всегда было с кем поговорить. Двое эшу, старец Джим и его ученица Айна, остановились здесь полгода назад, но он недавно ушёл, как это водится у эшу, никому ничего не сказав, а она осталась. Рыцарь-ши Линдрат несколько раз бывал в гостях, и с первого раза я заметил на нём хрустальную подвеску, в которой было много Гламура - очень знакомого мне Гламура, так что я увязывался за этим рыцарем хвостом, приглядываясь и принюхиваясь. Заодно расспрашивал, что в мире происходит. В мире происходило разное - в том числе конфликты там, где интересы простолюдинов и вернувшихся ши не совпадали категорически. Когда пришла весть, что стороны садятся за стол переговоров, представители Ококо тоже отправились на Совет, назначенный на ночь Белтайна.
А мы в их отсутствие праздновали Белтайн, и праздновали отменно. Мы с эшу Иид пол-ночи состязались, кто кого переболтает, и я даже выиграл. К утру всех сморил сон, и я, подобравшись к сэру Линдрату, стянул-таки подвеску, потому что сопротивляться было выше моих сил. Ничего страшного не произошло, наутро он как будто даже её не хватился, но я ещё не придумал, что с этой штукой делать: герцог умный, но если ему показать, он ведь велит вернуть откуда взял, и делу конец. К вечеру большинство гостей расползлось кто куда, а те, кто задержались у Очага, ещё один вечер решили доедать, допивать и делиться новостями. Герцогские повара (которые наверняка не знают о том, что они герцогские) приготовили пиццу, а дитя-богган, которую сэр Линдрат зачем-то притащил с собой, предложила свои кексы. И вообще была полезна в хозяйстве, но очень уж занудна и боялась диких зверей. А я, на правах дикого зверя, в свою очередь чувствовал, что был бы сейчас выдрой, уже начал бы кусаться. Не люблю детей! Не люблю правильных румяных богганов, словно сотворённых из марципана! И хорошие манеры - прилипчивые, как блохи - мне не нужны.
Сварили в котелке тот особый суп, который глинтвейн, и первый стакан выпили за Джима. Иид видела его последней и рассказала, что они ехали куда-то автостопом, а потом он ушёл. Доброй ему дороги! Я не стал спрашивать, что именно с ним случилось, - разве так важно, что сталось со смертным телом? Может, кто-то из нас, кто помоложе, встретит его снова. Только сэр Линдрат всё спрашивал, что именно произошло. У него ещё была привычка повторять вопросы, переспрашивать да уточнять - а ещё говорят, что паки всё усложняют: да рядом с ши Айлил паки проще кирпича! Иид спела пару песен: одну о круглом говорящем хлебе и истинной любви, другую - просто об истинной любви, потому что во всех хороших песнях поётся об истинной любви, - и спросила сэра Линдрата о своём фригольде на дне болота, который он обещал хранить. Как так вышло, что фригольд - на дне, а рыцарь - здесь? Что-то не складывалось. А сэр Линдрат отказывался при всех отвечать, хотя Иид была намерена его ответ сразу же всем пересказать. Никто из них не уступал, и становилось скучно.
Пока все пытались определить, кто из этих двоих чью свободную волю покушается ограничить и кто за кого норовит решать, я попросил герцога решить уже наконец за всех, потому как на его земле его воля - закон. Лорд Дилан сперва отказался, а потом всё равно распорядился, чтобы Иид и Линдрат отошли в сторону, он ей ответил, а она поступила с услышанным как пожелает. Едва они скрылись за деревьями, как на поляну вывалилась химера, хлопая крыльями и размахивая лапами, выронила обрывок пергамента и растворилась. Кто-то подобрал его и прочитал вслух - наверное, это была Иид, вернувшаяся на шум, я не запомнил ничего, кроме слов короткого послания, нацарапанного на этом листке. Там говорилось, что все простолюдины без исключения - богганы и нокеры, сатиры и паки, слуаги и красные шапки, эшу и тролли - были убиты на Совете холодным железом. В это почти невозможно было поверить, но даже паки не шутят такими вещами. Те, кто надеялся вернуться с доброй вестью, - не вернутся уже никогда.
Боль затопила сердца мгновенно, как прорвавший плотину мутный поток. Айна бросилась за Иид и Линдретом, остальные устремились за ней. Сэр Линдрет, окружённый нетерпеливыми феями, всё же произнёс то, что знал о судьбе фригольда на дне болота. Он сказал, что простолюдины этого фригольда захватили в плен одного из рыцарей Айлил, а когда другие пришли его освобождать - уничтожили Очаг. Может, что-то я расслышал неверно, но суть была в том, что фригольда Иид больше не существовало - потому рыцарь и опасался произносить эту весть при всех. Герцог и сэр Линдрет вернулись к костру для разговора. Айни кричала, и поговорить с ней не было никакой возможности - да она никого и не слушала, и не услышала бы. Кричала, что однажды мой герцог тоже меня убьёт, потому что все ши одинаковые, а мы для них - просто слуги. Кричала так громко, что я перестал что-либо соображать. Звери очень не любят, когда кричат. От этого хочется забраться в самую глубокую нору и больше не высовываться. Почему преступление одних ши бросало тень на всех, почему из-за тех, кто солгал и убил, все ши становились лжецами и убийцами? Моего лорда не было там. Мой лорд не поступил бы так. Я не собирался отказываться от клятвы.
Возникла идея пойти к нашим ши и посмотреть, что они ответят, если спросить их: знали ли они о том, что должно будет случиться на Совете? Я верил своему лорду - он не позволил бы такому произойти. Он не позволил бы своим вассалам пойти на смерть. Сэру Линдрету я не мог верить до конца - Дом Айлил всегда плёл интриги, но раз в эту ночь он был среди нас, на его руках не было крови. Айна вставала между Иид и герцогом - она боялась, она видела в нём врага, а я боялся, что она совершит какую-нибудь глупость. Мы привечали её те полгода, что она жила под кровом герцога Дилана, но всё было забыто в одночасье - такова власть боли и гнева. Тот, кто сотворил зло, чтобы посеять эти боль и гнев среди фей, ответит перед Грёзой - или уже ответил, - ответит перед своими сородичами. Но война казалась неизбежной. Кто будет нападать, а кто - защищаться в этой войне? Я не находил для себя ответа на этот вопрос и не задавал его вслух. Ши пришли, чтобы править, - такова их природа, ведь все мы разные. Многим не нравилось, что ши заявляли своё право на чужие жизни и чужие земли. Но что если посмотреть под другим углом - что если они брали на себя огромную ответственность за эти жизни и земли?
Лорд Дилан обещал, что на его земле все феи, будь то ши или простолюдины, находятся в безопасности до тех пор, пока сами не представляют угрозы для сородичей. Я не хотел, чтобы он обременял себя клятвой - но его уговорили дать клятву, которую услышала бы Грёза. После этого страсти немного улеглись. Айна ещё старалась задеть меня или кого-нибудь из ши, чтобы разделить свою боль. Но то, что я не кричал, не значило, что мне не было больно. То, что я следовал своей клятве по доброй воле, а не потому, что боялся разорвать её и прогневать Грёзу, не значило, что мне не было больно. Айна говорила, что ши никогда не поймут тех, кто следовал путём подменыша, кто спешил прожить короткую жизнь и, едва разобравшись в обрывках воспоминаний, начинал всё с чистого листа. Но ши ещё ни разу не возвращались. И я не мог бы рассудить, что страшнее: знакомое забвение или абсолютная неизвестность. Верно сказала Иид: все мы были в одной лодке. И если начнём играть в волка и козу - все перевернёмся и погибнем. Айна выбрала месть - но я был рад услышать, что она поклялась не поднимать оружия на герцога Дилана. Я выбирал то, чего желали ушедшие на Совет, а не то, чего желали их убийцы, - мир, а не войну.
Сэр Линдрет вёл переговоры, не обращая внимания на одинокую Кловис, свою богганку, которая плакала, услышав страшные новости, - и это в его пользу не говорило. Но, поскольку стоило хотя бы попытаться выяснить, что произошло на самом деле, и не остался ли кто-нибудь в живых, - Иид обратилась к Кловис с просьбой прислушаться к Шёпоту Ив и услышать, что помнила бумага. Лорд Дилан признал, что это необходимо, но жестоко, однако не препятствовал; Иид возражала, что мир, полный банальности, жесток, и чем раньше дитя поймёт, с кем имеет дело, тем лучше. Кловис надолго ушла в тень, а когда вернулась, то могла только рыдать. Не без труда мы выяснили лишь то, что послание написал некий сатир, просто проходивший мимо (вечно сатиры оказываются в нужное время в нужном месте). Он не видел, что в точности было сделано, не слышал, что было сказано. Зато мы отныне убедились, что в послании не было обмана. Растаяли последние тайные надежды на то, что некто подстроил эту выдумку нарочно ради междоусобиц. Мы выпили помин - Айна отказалась пить вместе с ши. А я верил, что ушедшие в эту ночь не хотели бы, чтобы их смерть подняли на знамя. Верил, что, будь они с нами, - они не желали бы мести.
Казалось, мы снова говорили мирно, как вдруг Кловис с ножом для фруктов напала на сидящего рядом сэра Линдрата - но, конечно, не преуспела, так как он был быстрей и сильней. На его шее осталась лишь небольшая царапина. Иид, выхватившая нож, отдала его рыцарю как сюзерену Кловис, и он согласился взять его. Хотя по нему было видно, что он не станет требовать суда против дитя, я всё равно боялся, что если каждый начнёт нападать на каждого, то кого мне защищать первым? И я снова ничего не понимал, это было какой-то нелепой ошибкой. Никто не приказывал Кловис, никто её не заставлял, но она ведь не хотела смерти рыцаря, не могла хотеть! Она просто запуталась во всём, что услышала и узнала, и сама испугалась того, что сделала, больше всех нас, вместе взятых. Айна утешала её и никого не подпускала к ней. Просила сэра Линдрета освободить Кловис от клятвы, но он отказывался принимать столь скоропалительные решения, не зная всей правды. Кловис тем паче не хотела что-либо менять. Мой лорд хотел мне что-то сказать, но его отвлёк сэр Линдрет, и в какой-то момент я остался с более-менее успокоившейся Кловис наедине.
Тут нужно добавить, что незадолго до того в разговоре всплыло упоминание амулета из хрусталя, и оказалось, что все его так или иначе знают - даже герцог Дилан, хоть он и не мог вспомнить ничего определённого, в том числе того, что Иид и Айна этот амулет для него добывали. Добывали для него, а оказалась добыча почему-то у сэра Линдрата - то есть, конечно, теперь и у него ничего не было, но я не желал признаваться, что эта штука у меня в кармане лежит. Я сказал, что тоже видел этот амулет - во сне. И это было правдой. Мне порой снились очень яркие сны, и в последнее время я совсем в них запутался. Я решил, раз подвернулся случай, их пересказать - вдруг фрагменты разных историй подойдут один к другому? Иид ведь сказала, что это не сны, а воспоминания. Я-то привык думать, что живу в смертном теле в первый раз - сородичи-паки рассказали мне, что паки прятались в норах в Грёзе, пока не почуяли приближение Новой Весны и не вылезли в мир, чтобы не пропустить всё самое интересное. А времена, которые были до того, были так давно, что их забыли упомянуть, и я не принимал их во внимание: так давно - всё равно что никогда. А вот поди ж ты: память, и какая! Как будто это я, а вроде и не я.
В первом таком сне, вскоре после Кризалиса, я бежал в облике выдры куда-то по своим делам и попал лапой в капкан. Было очень больно, но я почему-то не проснулся. Некая девушка - явно фея, но кит я не запомнил - нашла меня, освободила и принесла к себе, где вылечила, выходила и выпустила. Я убегал здоровой выдрой, думая, что долг жизни надо бы отдать. Несколько лет спустя, когда я уже был подростком, мне приснилось, что я иду к этой девушке просить руки и сердца - а она мне отказывает. Отказывает не грубо, не гонит меня прочь, просто говорит, что не может ответить мне взаимностью, - но я всё равно тогда очень расстроился, обиделся и подумал, что не больно-то и надо. И уже в эту ночь Белтайна - я вспомнил об этом совсем недавно - мне снилось, как я держу в руках хрустальный амулет и загадываю желание, чтобы та девушка меня полюбила. Потом картинка сменилась, и вот я уже убегаю под покровом ночи из замка, где эта девушка жила - да, она жила в замке, но была не королевой или графиней, и даже не фрейлиной, а кем-то вроде горничной, - и боюсь, что она меня догонит и поймает. А ещё мне снилась Айна - или Иид? - не то чтобы все эшу на одно лицо, но... В общем, во сне у меня была подруга-эшу, я с ней пил и жаловался, что девушка меня не любит и всё ужасно, а она говорила, что знает, как мне помочь. Герцог Дилан сказал, что если я когда-то пожалел об исполненном желании, то амулет должен был сломаться. Стало немного стыдно.
Кловис тогда сказала, что нехорошо обсуждать какие-то там сны, когда такая трагедия произошла, и вообще выглядела смущённой. А когда мы остались вдвоём - призналась, что она и была той самой девушкой, которая однажды подобрала раненую выдру. Но теперь я ей вовсе не нравился, потому что у неё плохо складывается с животными. А у меня плохо складывается с детьми - шумные они и нос везде суют. Я прислушался к себе - мне как будто уже не хотелось её покусать, я ей всё-таки сочувствовал, но до влюблённости это сочувствие не доходило. Что было давным-давно - то, видимо, прошло. Между нами не было истинной любви, иначе мы узнали бы друг друга с первого взгляда. Ещё она сказала, что её рыцарь - плохой и злой. Я немного удивился, поскольку сэр Линдрат всегда вёл себя сдержанно и благородно, держался со мной как с равным (почти) и никому не делал гадостей.
- Он обижал тебя раньше?
- Нет.
- Он собирается наказать тебя потом?
- Не знаю. Наверное. Он со мной поговорил!
Я так и не узнал, что такого сказал ей сэр Линдрат, что так её напугал, но немножко за него вступился и сказал, что, возможно, он просто очень удивлён и расстроен (не каждый день на тебя бросаются с ножом, я бы тоже удивился) и поэтому злится. Феи и смертные часто злятся, когда им больно, поэтому, добавил я, услышав, как неподалёку снова на кого-то кричит Айна, - сейчас злится не он один. После меня Айна с ней поговорила, услышала, видимо, то же самое и, выхватив кинжал, помчалась искать сэра Линдрата и требовать поединка, чтобы он освободил Кловис от вассальной присяги. К счастью, на бегу благоразумие успело догнать её, и она была готова покинуть для поединка пределы владений герцога, чтобы не поставить под угрозу его собственную клятву. Их остановила сама Кловис, разъяснив, что вовсе не желает избавляться от клятвы и хочет по-прежнему следовать за сэром Линдратом. В голову Айны со скрипом укладывалось, что клятву можно давать по доброй воле и по личному выбору, в любом возрасте, - но в головы эшу вообще с трудом попадает что-то, кроме свободного ветра странствий. К тому же ей сгодился бы любой повод сцепиться с ши. В общем, мозг мы друг другу по цепочке сломали знатно, но больше никто не пострадал.
А пока шум да дело, мой лорд отпустил меня ненадолго поговорить с другими паками, узнать, что они думают о случившемся. Скорбная новость, конечно, дошла уже до каждого фригольда. Некоторые хотели остаться. Некоторые хотели уйти странствовать или воевать, или навещать друзей из других уголков мира. Некоторые не хотели говорить вовсе, потому что им ещё было слишком больно. Когда я вернулся, Иид спросила, понял ли я, что произошло с Джимом. Они сказала, что он не просто ушёл, а растворился в банальности. Они сидели в машине рядом, она задремала, а когда проснулась - в человеке, сидевшем возле неё, не было уже ни капли феи. Я испугался: раствориться в банальности - это навсегда? Мне не рассказывали, что так тоже бывает. Но Иид успокоила меня, что после этого возвращаются. Ещё она сказала, что если бы у неё был амулет, исполняющий желания, она попросила бы, чтобы ничего этого не было. А я задумался и понял, что не стал бы так рисковать. Что если стало бы только хуже? Ведь всегда может быть хуже, даже когда кажется, что хуже уже некуда! Миру видней, что и когда должно случиться, и не стоит говорить ему, что он не прав. Тогда Иид спросила, хочу ли я погадать. Мне стало интересно, но я не знал, о чём спрашивать. Пожалуй - о том, откуда вёл мой путь. Непросто было свыкнуться с мыслью, что я живу не впервые!
Первой картой был рыцарь верхом на кролике, оглядывающийся на силуэт замка, который он оставил позади. Видимо, я всегда был рыцарем? Второй картой была Умеренность - фея с рыбками, витающими вокруг её головы. Наверное, таким я был, продолжая свой путь: в мире, куда я вернулся, воцарилась беззаботная гармония. А третьей картой была Башня - и она не рушилась, а летела, оторвавшись от фундамента. Башню снесло, что тут ещё скажешь? Нетрудно догадаться, что впереди - большие потрясения и перемены. Но это напоминало мне одну сказку, которую я читал ещё в человеческом детстве, - там домик подняло ураганом и перенесло в волшебную страну. Рано или поздно любой домик приземляется там, где нужно.
- А для тебя есть разница между приземлением и падением?
- Хмм. Нет.
Я спросил разрешения вернуться к своему лорду, который уже управился с делами. Что бы ни случилось, я всегда мог присесть у его ног и подставить голову, чтобы он гладил её и сжимал пальцы на коротких прядях, мог уткнуться в его ладонь, когда к глазам подступала недостойная рыцаря влага. Герцог Дилан спросил, что решили паки, и что решил я сам. Я ответил, что останусь и буду защищать эту землю, наш дом, от любого, кто придёт сюда с войной и мечом, будь то ши или простолюдин. Он назвал меня своим храбрым рыцарем, и хотя это было очень-очень преждевременно, ведь я ещё не совершил ничего такого, в чём проявилась бы храбрость, и даже не знал, есть ли эта храбрость во мне вовсе, - это было очень-очень искренне и тепло, как будто тебя по сердцу тоже погладили и эдак ласково почесали. Я хотел вернуть герцогу амулет, но прежде должен был убедиться, что он не загадает с его помощью чего-нибудь эдакого, что будет ему во вред. Я спросил, что он знал об этом амулете и для какого желания хотел им обладать. Но он совершенно ничего не помнил, и это было очень грустно. Думать, что помнить тебе нечего, а потом вдруг столкнуться с воспоминаниями - это куда ни шло, а вот знать, что тебе есть что вспомнить, и быть не в силах вернуть память - это плохо. Я бы загадал, чтобы мой лорд всё вспомнил, но ведь бывают вещи, которые помнить не стоит. Поэтому я просто отдал ему амулет, принадлежавший ему по праву. Сказал, что нашёл. Айна заметила, что я слишком честный для пака.
А когда я договорил и присел на подлокотник герцогского кресла, неожиданно перед ним преклонил колено рыцарь Линдрет и сказал, что хотел бы остаться у него на службе. Вот так штука! Мы с ши из Дома Айлил приносили клятву одному и тому же сюзерену, и я даже не знал об этом! Решать, конечно, было не мне, но я подумал, что хороший рыцарь у нас в Ококо лишним никогда не будет, так что пусть остаётся, и даже Кловис пусть остаётся тоже, она не только очень полезная, но и просто хорошая богганка. Лорд Дилан прикоснулся к голове рыцаря и принял его обет, а Кловис согласилась пожить во фригольде столько времени, сколько ещё продолжалось право гостеприимства, а затем окончательно решить, оставаться с сэром Линдретом или нет, потому как он обещал избавить её от клятвы, если она пожелает. Герцог Дилан сказал, что хотел бы, чтобы на его земле никогда не проливалась кровь. Но он хотел ещё подумать, прежде чем загадывать это желание амулету. Кабы с таким желанием не оказаться на... дне болота, где никто не отыщет, ни враги, ни друзья! А Иид предложила устроить в этот вечер и ночь поминки по ушедшим на Совете. Ибо смерть каждой феи обедняет Грёзу, и мы должны восполнить эту утрату своим весельем, историями и песнями.
Но песни, которые мы пели, всё равно выходили немного грустными. Тогда Иид рассказала историю о том, как паки начали врать - и об истинной любви, конечно, куда же без неё и хорошей истории тоже? - очень длинную и красивую. Пока она говорила, а сэр Линдрет незаметно дремал, Айна взяла герцога Дилана за руку и увела. Когда они вернулись, история ещё не была окончена - а лорд Дилан не из тех, кто возвращается быстро, так что вы можете понять, что это была за история, и почему я не возьмусь её пересказывать. Вкратце резюмирую только, что паки клёвые. История завершилась под заслуженные аплодисменты, а когда вечер стал клониться к ночи, лорд Дилан объявил Протокол любви.
Сердца!
Руш, которая вот так взяла и сделала не что-нибудь, а настоящую маленькую игру для тех, кому без Гламура до осени не дожить, и приняла этих персонажей, и создала для них классную историю! Это очень здорово, я всё ещё слишком скромный зверь, чтобы поверить, что я к этому офигенному как-то причастен, но без выдры не было бы герцога, как ни крути :3
Птахе [Дилан], Рыське [Айна], Айе [сэр Линдрат] и Келир [Кловис], с которыми было так хорошо - и больно, и красиво, и правильно, и весело, и тепло, вы чудесные и волшебные! Невозможно не влюбиться в этих персонажей - таких разных, ярких, живых.
Пак Дэйл останется в Ококо со своим Орденом и своим лордом, поэтому на Войне ему делать вроде как и нечего. Так что буду думать, кого б ещё сыграть, благо время есть. Помимо паков я люблю эшу, но эшу уже немало, и куда мне с моим рылом в этот ряд, а ши у меня курятся хуже простолюдинов. В общем, я открыт для предложений и предположений. Особенно к челленджам.

После игры меня поработили чары химерического пледа - так всегда выглядит мой тариф "минимальный" для социальности после удачных игр. Задремать не задремал, но пригрелся и слушал про минувшие и планируемые игры. Заполночь мы с Птахой и Рыськой разделили такси и разъехались по домам - а дома я сразу рухнул безудержно спать перед рабочим воскресеньем. Ящик Гламура и до новых встреч!

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, это крыса и ей не стыдно, мечтай, иначе мы пропали

Чувствую себя многодетным папашей, когда у меня руки чем-то заняты, а Фенрис тырит из шкафа мой! пакет семечек и вприпрыжку волочит его к брату, Падме снова высадилась на поверхность пола и, стоит моргнуть, уже покоряет мышиный стеллаж, а Андерс и Джокер опять подрались над обычной! миской обычного! корма просто потому, что пришла весна и пора пересмотреть взаимоотношения

В среду продал похожий на счастливую подкову двучлен, который шеф считала "неудачным приобретением", и вообще был молодец, а с работы доехал до сбора к Осколкам. Упал на Птаху, Моргана и Дёгред, Джонта и Блэквуд, поговорили внезапно о трёх разных играх, начиная ближайшей падаванкой и заканчивая ТанейГроттер, но о внешней политике и загадочном сходстве некоторых исторических лиц - тоже. Засиделись до закрытия Граблей, затем прогулялись до Охотного, а по дороге домой мы с Птахой встретили Лоссэ, возвращавшегося с репетиции. И я всё о своём:

Мой император не пьёт и не курит
Лучше бы пил и курил
Возможно, от этого стало бы легче
Жителям базы Кайрил

Сегодня постарался успеть сделать всё, что уже не сделаю до возвращения из Питера, т.к. буду работать каждый день. Днём приехал в гости к Рино, мы разобрали игровые маркеры и прокурили завязки для основного каста к Дому с перерывом на чай с печеньками. Затем я катался по зелёной ветке в ожидании отмашки от Зоя, протратил батарейку и поехал в Бирюлёво ждать его самого. Накачался на качелях на весь остаток жизни (недаром ночью снились качели; интересно, остальные сны - переезд с квартиры со всем зверьём и расширение нашего магазинчика до супермаркета со многими отделами - тоже в руку?)). Когда дождался - оказалось, что зарплату нам выдали не наличными, а на карту, так что мог бы с такой срочностью не приезжать.
У Зоя я был напоен улуном, обложен котиками, и опоздал на электричку. Час ждал следующей на остановке, ни один автобус к метро не шёл. С зелёной ветки на синюю перешёл в час без пяти, и вот я дома, а завтра - выгул фей. Оставайтесь на нашей линии.

@темы: moments of life, friendship is magic, moments of dream, sex shop of horrors, вот такой весёлый джир!, это крыса и ей не стыдно, барраяр и барраярцы

В субботу расставлял по полкам новый товар. Да, это самое подходящее время, чтобы к нам заглянуть, пока не расхватали
Покупатель хотел "презервативы, как фольга". Я удержался от вопроса "Вам для запекания?".
Плюс первый схлопотавший по шаловливым ручонкам, тянущимся куда не надо. А ещё с кольцом на пальце, фу.

С работы поехал на Пражскую, ожидал, что прибуду уже по игре, но она ещё не стартовала, так что переодевался я во время парада - а потом все вышли в коридор фотографироваться у зелёной стены. Поскольку с утра у меня не сработал будильник и на работу я убегал, чуть не опоздав, я прихватил первый попавшийся прикид в каэронских цветах, благо чёрный и красный в моём шкафу по-прежнему преобладают. А поскольку на работе я обедаю батончиком и бананом - спасибо мастерам за картошку и винишко, кухня - неизменное средоточие культурной жизни дворца На неформальном приёме Диего вообще позволил себе немного расслабиться, и вечер получился камерным и душевным, благо делёжка шкуры неоткрытого континента мало занимала Клинка. К тому же сразу после предИсхода обсуждать опасный поход в новые земли...)
О предыдущей игре, с предысторией персонажа
Диего, Клинок Иллиара. Отчёт отперсонажный (возможны спойлеры)
Не в лучшие дни мне приходилось покидать Каэрон, куда мы вернулись всего несколько недель назад, - но оставлять без сопровождения посла Карлоса Клавеля было бы неразумно. Поэтому мы снова отправились в путь, когда посол получил приглашение на неофициальную встречу во дворце Тарри. Я присоединился к нему, также надеясь услышать подтверждение или опровержение некоторым слухам, на которые всегда было богато это государство. Поговаривали, будто там недавно казнили некроманта, но не сожгли на площади, как следовало бы, а попросту умертвили в камере.
Наш визит мы начали с пиршественного зала - там задерживались многие гости. Эльфийский посол тоже был здесь, без сопровождения. Мерцающий синий камень находился у него теперь не на лбу, а в области ключиц - что это могло значить? Многим, конечно, было интересно, не привёз ли эльф таких же необычных подарков, как на прошлый приём, но в этот раз при нём была только его собственная голова. Кто-то сказал, что можно выгодно продать свою голову, когда на неё назначена награда, будучи некромантом - даже если её не удастся вернуть. Такие шутки свидетельствовали о том, что в Тарри уже каждая собака слышала о некромантах, но когда я спросил о недавней казни, никто не ответил мне ничего определённого. Речь зашла о слухах, о том, как определять ложь от правды. Чернь всегда переврёт то, что услышит, но дыма без огня не бывает, и даже если слух был выдуман нарочно - к тому должны были быть причины. Эльф сравнил это с работой золотаря, когда в потоке нечистот вылавливаешь случайно обронённые сокровища. Пожалуй, не хотел бы я таким заниматься, но завести специальных людей для сбора сведений всякому правителю не помешает. И как раз я познакомился вскоре с человеком, который, по его словам, был наёмником и посредником широкого профиля. За полезные связи тоже не грех было и заплатить.
Коль скоро угощение никуда не сбежало бы, мы с послом Клавелем отправились всё же поприветствовать Его Величество. В коридорах дворца мы встретили жрицу Стального пламени Миллисенту и брата Марка, который проходил исцеление в одном из храмов Тарри после уничтожения твари, завладевшей его сознанием. Король Эльдан выразил надежду, что мы прибыли только с хорошими новостями, я в качестве ответной любезности предположил, что в Тарри также всё благополучно. Мы представились двум незнакомым дамам, составлявшим компанию королю, пока королева с её свитой отсутствовала. Впрочем, одну из них назвать дамой можно было лишь с большой оговоркой, поскольку она не желала ни выглядеть, ни вести себя, ни жить как женщина, - молва о капитане Делии уже достигла всех берегов. Она носила мужскую одежду, свободно плавала между государствами, посещая даже эльфийские земли, и привозила, как говорили, всякие сомнительные артефакты. Не иначе как тёмные заклятия позволяли ей так отводить глаза своей команде, что мореходы не относились к ней как к женщине, а слушались как мужчину. Следовало за ней приглядеть. Ведь недаром на одном маленьком приёме собралось двое судовладельцев, включая наследника одного крупного перевозчика, да наёмников по меньшей мере двое. Очевидно было, что молодой король Эльдан всерьёз задумал экспедицию к неведомому материку, да ещё и соседей в эту авантюру втягивал. Мало нам своих проблем - а они новых собирались привезти из тех краёв, где полно могло быть ереси и тварей.
Даже посол Клавель собирался к этой экспедиции присоединиться частным порядком. Я понимал, что отговорить его не удастся, и мог только надеяться, что он вернётся как можно скорее. Когда король в сопровождении дам удалился, посол, в свою очередь, заметил, что я чем-то обеспокоен. Я не стал пока рассказывать ему всего, сказал только, что меня беспокоит молодёжь, которая из-за грязных слухов отступается от своих намерений стать служителями Бога и Богини. То, что эти слухи до посла не доходили, внушали некоторый оптимизм (либо он блефовал, надеясь услышать от меня больше). Я посетовал, что в былые времена юные кандидаты были более ревностными - и не то чтобы ничего не боялись, но могли преодолеть свой страх (о, какой страх преодолевал я сам!). Но я заверил посла, что в случае войны с подступающей Тьмой - и молодые могут сплотиться перед лицом врага, и бывалые, опытные служители сумеют отстоять свою веру. Тогда он спросил, что я думаю об идее объединения храмов. Я ответил, что Боги-супруги, несомненно, едины в своём союзе, и нет ничего дурного в том, чтобы строить их храмы рядом, - но странно, если мужчины и женщины будут входить в один храм, ведь у них разная суть и разное предназначение. Нельзя смешивать различное, но можно делиться опытом и знаниями, держаться братьям и сёстрам сообща, особенно в те времена, когда истинная вера подвергалась нападкам со стороны иноземцев.
Тем временем вошёл король. Я спросил, не помешает ли ему наше присутствие, на что он ответил, что дело касается посла Клавеля и эльфийского посла; разумеется, я не мог это пропустить. Его Величество показали нам бумагу, которая попала к нему через третьи руки. Бумага изображала якобы черновик договора между Каэроном и эльфийскими землями. Это очевидно было грубой подделкой - посол Клавель заявил, что все черновики носит в отдельной папке при себе и оставляет на них свою печать, а эльфийский посол - что пишет только собственными чернилами и оставляет на бумагах свой магический отпечаток. Я проверил бумагу на наличие следов магии - таковых не было. Если бы Каэрон хотел скомпрометировать эльфийское государство или наоборот, они действовали бы куда более тонко. По всей видимости, некто надеялся устроить скандал, но письмо своевременно перехватили. Его Величество Эльдан сообщил, что источник бумаги был из той области Тарри, где нас с послом Клавелем пытались ограбить на обратном пути с прошлого официального приёма - стащили походную сумку и вернули. Должно быть, некто рассчитывал добыть образец почерка посла, не зная, что он не держит в сумке документов. Король Эльдан убедил нас в том, чтобы ни представители Каэрона, ни эльфы не проводили собственного расследования, потому как если виновные окажутся мертвы, пусть даже не по нашей вине, это бросит на нас тень, и пообещал, что Тарри во всём разберётся и сообщит о результатах. Это было разумно, и не было причин не доверять королю в этом.
Мы вернулись в пиршественный зал - на чём сходились мы оба, так это на том, что с капитана Делии не следовало спускать глаз. Однако она была занята мирным делом: устроившись в углу, возилась с какими-то потрёпанными листами. Она сказала, что это дневник морехода, которого они подобрали в море. По словам этого морехода, он спасся с пиратского судна "Морской лев", которое то ли пропало, то ли погибло, и он был так напуган, что больше ничего не мог сказать. По неведомой причине его дневник был зашифрован, и сам он недавно куда-то бесследно исчез. Я предположил, что несчастный тронулся умом, потому что долгое время пил морскую воду. Наследник перевозчика, по имени Кэлвин, который везде ходил с огромным планом пятипалубного трёхмачтового судна, свёрнутым в рулон, также имел дело с этим "Львом" и подтвердил, что он пропал. Чтобы пираты пропадали с деньгами - это дело обычное, но если они пропали, не взяв денег... видимо, "Льва" затопили другие пираты - на дне океана места достаточно, чтобы никто и следов не нашёл. Ещё у Делии был обрывок карты, которая предположительно изображала одну из оконечностей искомого континента. Второй похожий обрывок я видел у другой дамы, леди Морион, дочери недавно умершего таррийского учёного. Делия предлагала за обрывок цену, но, похоже, так и не добыла его. Всего обрывков было три; когда я спросил, почему бы их обладателям не сложить их вместе и не узнать точные координаты континента, капитан ответила, что у обладателей разные интересы. Стало быть, все поплывут наугад, лишь бы доплыть прежде других?
Леди Морион очень хотелось верить в байки о морских драконах, которые топили корабли на подступах к неизвестному материку. Но прочих метивших в первооткрыватели больше волновали пираты, якобы создавшие на берегу этого материка подобие государства. Пиратам страшные байки были выгоднее всего, чтобы отвадить непрошеных гостей. Посол Клавель оптимистично заявлял, что пираты не могли занять много места и не будут против, если кто-то заберётся в глубь материка, но что-то мне подсказывало, что они не захотят делиться. Поскольку в портах других государств пиратов не привечали, на их берегу должны были жить предприниматели, скупавшие награбленное, ремесленники, предлагавшие свои товары и услуги по починке кораблей, а также их семьи. Не верил я и в то, что пираты смогут превратиться в добропорядочных поселян под властью того или иного короля. Посол Клавель возражал, что пиратам не придётся отказываться от своих занятий, пахать и сеять, что они продолжат заниматься тем же делом. Неужто он собирался нанять каперов на службу Каэрона? Порой его вдохновенные проекты меня пугали. К счастью, наш король никогда не согласится идти на сделку с пиратами и прочими нечестивыми головорезами.
Ещё некоторое время, пока посол Клавель был занят дипломатическими беседами - меня настораживало, что я слишком часто видел его в компании эльфийского посла, но мне ничего не оставалось, кроме как верить в его благоразумие, - я провёл в пиршественном зале, откуда было видно и слышно почти всё происходящее и куда заглядывали все гости с новостями. Славное вино располагало к тому, чтобы мы с братом Рэниром, перевозчиком Кэлвином и не назвавшимся посредником говорили о способах применения пробок от бутылок и способах применения металла - прямых, косвенных и опосредованных, о нетрадиционном конце картошки, и о том, для чего знатным барышням нужны болонки, - смущая тем самым присутствовавших дам. Кэлвин даже уговорил меня выпить с ним на брудершафт. А затем в руке жрицы Миллисенты металлическая вилка, которой она собиралась подцепить картошку, на глазах проржавела насквозь и трухлявыми обломками осыпалась на пол. Жрица была удивлена не меньше нашего - она не использовала свою силу, и из тех, кто мог бы оную использовать, в замке был один лишь король, и то в соседнем помещении. В прошлый раз всё было наоборот: у жрицы не вышло продемонстрировать силу Стального пламени, когда она того хотела. А теперь сила проявлялась спонтанно. Вечно в замке Тарри с силами что-то не так!
И всё это - в свете странных слухов о том, что в мире якобы ещё одна сила появилась. К счастью, в эти слухи никто всерьёз не верил. Вскоре мы узнали, что примерно в то же время, когда у нас погибла вилка, в соседнем зале произошёл более масштабный казус, и кого-то заморозило. А ещё некоторое время спустя многие ощутили всплеск силы Тьмы со стороны королевских покоев и устремились туда. Эльф, там присутствовавший, успокоил набившихся в дверях Клинков и присоединившихся зевак, что всего лишь показал фокус, это было запланировано и безопасно. Кто возьмётся перечить королю, если он хочет посмотреть воочию на силу Тьмы? Но неосмотрительность молодого короля, с любопытством заигрывающего с различными силами, не доведёт Тарри до добра. Тут же, прямо перед королём и другими зрителями, металлические полки у стены оплавились и потекли, как свеча. А если бы нечто более опасное произошло? Если духу Стального пламени от проявлений Тьмы на таррийской земле было плохо, он мог ещё и не такое учудить. Пока пришлось покинуть покои несолоно хлебавши. Хорошо было бы, как на прошлом приёме, взять да собрать всех в круг и поискать, не притащил ли кто на себе случайно какую тварь, духа или артефакт, но разве ж кто согласится?
Ко всему прочему гости жаловались на то, что ни с того ни с сего теряли сознание. Подозревать вино или еду было невозможно, поскольку все мы пили и ели одно и то же. Произошло это даже со мной, а ведь у меня была дарованная Богом устойчивость к ядам. Я попробовал вина, предложенного вельможей по имени Маркус, и не успел глазом моргнуть, как провалился в темноту, а очнулся уже на полу. Это не было похоже на чью-то шутку - в том, кто и когда падал в обморок, не было никакой логической системы, как и в спонтанных выплесках силы. А когда за происшествиями стоит не человеческая воля, а случайность стихии, определить их источник и исправить проблему - ещё сложней. Маркус подал мне руку и дал совет проверить артефакт, который носила капитан Делия. Он же неожиданно обратился ко мне за помощью. Он сказал, что из-за некромантов потерял многих своих людей - чем именно эти люди занимались, пояснять отказался, но, судя по всему, были наёмниками. Спросил, можно ли силу Иллиара, позволяющую определять присутствие некроманта, поместить в амулеты, чтобы быть защищёнными от внезапных нападений. Я сказал, что сам создавать артефакты не обучен, а делать это кустарно - чревато искажённым воздействием силы, но пообещал переговорить о создании амулетов с Клинками Тарри и, если понадобится, Каэрона. Так ли важно, что наёмники сражались с некромантами из-за конкуренции? Главное, что сражались - а если сами наёмники впоследствии станут проблемой, Тарри с этим разберётся. А если уж в Тарри развели некромантов, будто тараканов, то стоило их вычищать поскорее, покуда не полезли к соседям.
И были ли связаны с творящейся ерундой слухи о некоей болезни, течение которой заканчивалось тем, что заражённого находили с развороченной грудной клеткой, будто сердце изнутри вырвалось? Я, когда только ступил на землю Тарри, уже слышал о том, что жертв со вскрытыми рёбрами находили, но подумал на какую-нибудь тварь. А тут оказывалось, что безумец, которого капитан Делия пригрела, демонстрировал начальные симптомы того же недуга - пятна на теле, приступы агрессии - перед тем, как пропал. Видать, его уже никому не встретить живым. Что если этот пират сбежал с вымершего от чумы корабля, и капитан принесла чуму в аккурат во дворец Тарри? Что если обмороки были первой стадией и все мы были обречены? И лучшее, что можно сделать, - молчать, чтобы не началась паника и гости не разбежались из пределов дворца. Но браслет, который носила капитан Делия, я всё же проверил - на всякий случай. Она утверждала, что это обычный металлический браслет, и не возражала - но оказалось, что это артефакт Стального пламени, причём довольно старинный. В наши дни таких уже не делали - он мог относиться к тем временам, когда дух Стального пламени только-только стал известен людям. Как этот артефакт мог применяться, я не знал, но на капитане он явно был безопасен. А правда о грудных клетках в тот же вечер открылась нам, прошу прощения за каламбур. Следовало предвидеть, что к этому всё и придёт...
Я находился в тронном зале, где сразу несколько человек занимались переписыванием зашифрованных листов, как в школьном классе, и вяло участвовал в обсуждении экспедиции - на разных картах были разные координаты, наверняка потому, что из-за ажиотажа вокруг нового материка появились карты поддельные. Вдруг раздался отвратительный треск, и рёбра брата Марка, лежавшего на кушетке, вместе с мышцами и жилами встали дыбом, разрывая балахон, а из зияющей раны выскочила мелкая тварь. Мы с эльфийским послом среагировали одновременно: он - замораживающим заклятием, я - Плетью Иллиара. В итоге Плеть разбила лёд, сковавший тварь, и не причинила ей вреда, но эльф успел заморозить тварь вторично прежде, чем она выскочила в коридор, и подобрал обездвиженное тельце. Похоже, это был детёныш, только что вылупившийся, и эльфу хотелось забрать его для исследований. Сестра Валери занялась исцелением брата Марка, пока я обратил внимание на двоих упавших в обморок - от страха, а не по каким-либо магическим причинам. Леди Морион быстро пришла в чувство сама, а Кэлвина мне пришлось встряхнуть за плечи и заверить, что тварь обезврежена. Действие заклятия, впрочем, было не бесконечным, и я надеялся, что во дворце найдётся достаточно прочное хранилище, чтобы не упустить тварь; например, у Его Величества должен был остаться ящик из-под головы прежнего эльфийского посла. Тем временем лучше брату Марку не становилось. Несмотря на зажившую рану, он не дышал и не открывал глаз. Мне предложили проверить его амулет Иллиара - и силы Бога там не было. После того, как брат Марк вторично связался с тварями и доигрался до того, что одна из них в очередной раз поселилась в нём самом - терпение Иллиара закончилось. Я не знаю, выжил ли брат Марк, но мне захотелось поговорить с тем храмом Тарри, который ему позволяли покидать в одиночку на время исцеления.
В тот день у меня появился и ещё один повод ненадолго задержаться в Тарри. Леди Морион упоминала о своей пропавшей кузине, которой, как оказалось, была сестра Диана. Та не могла отправиться в путешествие, никого не предупредив, и уж точно не могла бы польститься на обещания коварного мужчины, как некогда племянница посла Клавеля. Я горячо попросил у Богов, чтобы она не стала жертвой "эпидемии" тварей, поедающих людей изнутри. Куда смотрят в Тарри, если допускают, что служительницы Богини пропадают в их землях бесследно?! Я чувствовал некоторую ответственность за то, что стало с сестрой Дианой, потому что говорил с ней и расспрашивал, - как прежде чувствовал свою ответственность за бегство племянницы посла потому, что не поговорил с ней. Я решил, что наведу справки в храмах у тех, кто видел сестру Диану последними и мог знать о её намерениях, опасениях или планах.
На одном из листов судовых записей, над которыми работали в тронном зале, я распознал тот же знак, который уже видел в Каэроне за прошедшие недели. Тогда я рассказал о каэронских происшествиях всем присутствующим, потому как общая осведомлённость могла ускорить решение проблемы. Рассказал, как Око Иллиара и Чаша Иллианы удалились для исследования некоего артефакта и пропали, а когда их нашли, то были они мертвы - и тела их были, без признаков осквернения или ритуала, лишены женственности и мужественности, будто восковые куклы для детей. Чуть позже юноша и девушка из знатных семей собирались посвятить себя служению Богу и Богине, но исчезли накануне обряда Посвящения. Их нашли в охотничьем домике на границе владений той семьи, из которой происходила девушка. Не удивительно то, что они, судя по обстановке, были любовниками, - удивительно то, что и они были мертвы... Вернее, неправильно будет говорить "они", а правильнее - "оно", поскольку вместо двух тел было одно, словно слившееся воедино. В домике были найдены как артефакты, принадлежавшие той или иной из их семей, так и предметы, которые ни одна сторона не опознала - и именно на этих предметах был этот неведомый знак. Расследование, увы, застопорилось, поскольку семьи объявили друг другу кровную вражду и общаться с ними стало очень сложно. Я так и не узнал, что это был за знак, пришедший, видимо, из-за океана. Секту, духа, тварь или болезнь он обозначал? Что скажут об этом Боги?
У короля Эльдана хватило благоразумия отложить экспедицию до тех пор, пока заморская опасность не будет толком изучена. И прежде, чем позволить гостям разойтись по своим покоям, он попросил собравшихся Клинков выяснить, не поселился ли в его замке неупокоенный дух - к примеру, о призраке его отца поговаривали уже давно. Брат Рэнир руководил ритуалом, мы с братом Тагиром просто следовали его указаниям. На то, чтобы в чём-то сомневаться, у меня уже не оставалось сил. Брат Рэнир одолжил у меня кинжал и, надрезав ладонь, очертил круг кровавыми каплями. Мы встали на одно колено по три стороны круга и воззвали к справедливости Иллиара. Плавно в центре круга материализовался хмурый тип... но не прежний король Тарри, а, по всей видимости, казнённый некромант. Прежде чем он попытался что-то сделать в свою защиту, мы нанесли по духу двойной удар, и он исчез. Эльф сожалел, что мы и его не взяли живым, но это было бы гораздо сложнее и опасней, нежели в случае с тварью. Хотя с некромантами никогда нельзя быть уверенным, что они не вернутся. Говорили, что этот некромант привязал свой дух к неким артефактам, так что уничтожить его до конца будет возможно, только уничтожив все эти артефакты. А может, всё это были только слухи. Кому-то положительно понадобится... золотарь, чтобы в этих слухах найти крупицы правды.

Спасибо мастерам за продолжающий развиваться и заинтриговывать мир, спасибо соигрокам за общение! Из Каэрона с любовью, Диего [впс] и Карлос Клавель [Шеллар]:

@темы: соседи по разуму, sex shop of horrors, ролевиков приносят не аисты, тарри, портрет в интерьере

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, моя прописка азкабан

Двухнедельный перерыв ни разу не помог - Эйрелом кроет всё так же, потому что на работе я почитывал ДД&КК. Гомеопатическими дозами, но мне хватает. К счастью, на время игры я могу полностью переключиться на другого персонажа и получать удовольствие.
Субботним утром Птаха уехала за сухим льдом, а я подхватил из дома барраярский мундир и стартовал до Алтуфьево на встречу с остальными бетанцами. Поскольку капитан и доктор проспали, а Тианит нужно было позавтракать, мы с коллегами и присоединившейся Птахой отправились в Макдо и оттуда попытались постичь расписание автобусов. Сошлись на том, что быстрее будет воспользоваться убером, а доставку проспавших взяла на себя Гризка. На машине пробки нас действительно не слишком задержали, но в коттеджном посёлке карта закончилась, и дом с милым названием "Баржик" пришлось поискать. Но у нас ещё оставалось время, чтобы расположиться, одеться, подготовить бейджи и планшеты и дружно сходить на чиповку. Джонатан привёз мне конструктор каффов, и у Айка к фибуле с крыльями на поясе появилась подвеска с крыльями на ухе. Люблю такие совпадения. Хоть Айк и не был пилотом, когда бы это мешало носить крылья?..
Как игрок без психологических противопоказаний я задорно поиграл главного пациента полигона - пока у всех были политика, экономика и личка, я бредил и снова бредил. В дознание тоже охотно поиграл бы, но станция не придумала, что со мной делать, кроме домашнего ареста, который, к счастью, не вывел меня из игры надолго. Очень славно повзаимодействовал с родной командой - коллеги вступались за меня, решали все вопросы сообща, вместе готовились к выступлениям и вообще были очень правильными бетанцами. Изрядно не хватило взаимодействия с представителями других делегаций - все либо запирались в своих комнатах, либо спешили куда-то со сложными лицами. Только на мероприятиях и виделись. Так что снова - никакой личной жизни. Кстати, никто не находил мой секс-карандаш? Я его у Гризки одалживал!
Айк Ортон, гермафродит, колония Бета. Отчёт отперсонажный
Когда прибываешь в составе делегации на мирную конференцию на нейтральной территории - космической станции Александрия-2 - и сразу оказываешься в центре событий, сложно выбрать, с чего начать рассказ. Наверное, с взрывоопасного письма, которое мне передал мой коллега с Земли, Барти Франклин, для нашего общего кумира Ямамото Куги. Как многие земляне, Барти интересовался самыми разными научными сферами, так что мы не раз встречались на конференциях и беседовали об экологии. Мы оба разделяли идею, что человечеству не следует колонизировать другие планеты, пока оно не научится бережно относиться к природным ресурсам: уничтожив экосистему Земли, люди начали точно так же пожирать остальные миры с их уникальными видами флоры и фауны. К сожалению, Барти не прошёл аккредитацию на эту конференцию из-за драконовской бюрократической системы Александрии - видимо, какой-то документ оказался просроченным. Именно поэтому он просил меня вручить его послание господину Ямамото прежде, чем тот прочитает свою речь.
После открытия конференции мне не хотелось оставаться в четырёх стенах, и я решил спуститься в холл - поглазеть на прибывших гостей и познакомиться. Элен, представительница службы безопасности в нашей делегации, сопровождала меня. В холле был довольно безлюдно, и господина Ямамото я заметил сразу - он беседовал с иллирийцами. Чуть поодаль разместились цетагандийцы - я впервые увидел воочию шар аут-леди, дрейфующий невысоко от пола. По контуру шара мерцали голубые огоньки. Я поинтересовался у Элен, что это означает и что делать, если огоньки станут, к примеру, красными. "Эта штука умеет стрелять? - Нет, но она может приказать другим стрелять". Тем временем разговор Ямамото с иллирийцами рисковал затянуться, а я подбирался поближе, подпрыгивая от нетерпения - только бы он не ушёл! Обычно на конференциях его окружала такая толпа журналистов, что пробиться не было никакой возможности. Пришлось не слишком вежливо перебить иллирийцев, чтобы попросить у Ямамото автограф и отдать письмо, дожидавшееся в моём кармане.
Господин Ямамото незамедлительно открыл конверт и выразил чрезвычайное восхищение. Он сказал, что хотел бы непременно познакомиться с мистером Франклином, а также пожал мне руку и предложил сопровождать его на этой конференции, пообещал представить меня в своей речи... Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой - неужели он так редко встречал единомышленников? Но тогда я думал только о том, что смогу провести время в компании самого самоотверженного человека современности и поведать ему, сколь многое значила для общества Беты его работа. Он повёл меня наверх, на ходу взволнованно говоря о том, что его новое исследование посвящено подопытным животным на Барраяре, в частности мышам. Я знал, что в лабораториях этой отсталой планеты всё ещё процветала вивисекция, но масштабы этого кошмара не мог даже представить. Мне хотелось хоть немного утешить господина Ямамото, сказать, что Барраяр всё же движется к прогрессу несмотря на то, что лишь немногие учебные заведения приняли предложение Беты арендовать образовательные многофункциональные симуляторы. Но я не успел - мы почему-то остановились не перед личными покоями господина Ямамото, а перед входом в номера цетагандийской делегации.
На стук Ямамото дверь отворилась, перед нами вырос гем в малиновых одеждах. Ямамото развернул перед ним полученное письмо - видимо, текст был составлен при помощи каллиграфии, и Ямамото нуждался в консультации специалиста. Это, конечно, было странно, ведь Барти не был ни цетагандийцем, ни приверженцем этой культуры, но и об этом я подумать не успел и не заметил, взял ли гем в руки письмо, когда прогремел взрыв и разнёс дверь в щепки. Меня швырнуло на пол, и я потеряла сознание. Очнулась я уже на полу от ощущения, что нечто прикасается к моей щеке - кто-то обрабатывал мои ссадины антисептиком, и их защипало. Я хотела приподняться, но молодой улыбчивый медик из состава делегации Эскобара велел мне лежать. Голова болела и кружилась, в ушах гудело, но переломов, к счастью, не было. Первым делом я спросила, что с господином Ямамото, и мне ответили, что он в очень плохом состоянии, но ему уже оказывают помощь. Следом нас с Элен проводили в медицинское крыло станции и уложили на соседние койки. Нас обеих контузило, и подозревали сотрясение мозга. Я не знала, как после случившегося смотреть в глаза господину Ямамото - ведь я своими руками принесла ему смертельную опасность.
Нам вкололи синергин и оставили под наблюдением главного врача станции, позволили нашим переживающим коллегам нас навестить. Мне было немного стыдно, особенно перед Элен, которая пострадала из-за меня. У управляющих станции, несомненно, были ко мне вопросы, и они интересовались, возможно ли перевести меня в изолятор, хотя я не собиралась никуда сбегать и была готова всё им рассказать, как только мне станет лучше. Но лучше не становилось. У нас с Элен начались симптомы отравления тяжёлыми металлами. Желудок скрутило режущей болью, и нас вывернуло по разные стороны коек. Тело перестало слушаться, противоядия не помогали, и всё, что происходило вокруг нас, я плохо помню из-за боли и судорог. У нас взяли анализ крови и подтвердили диагноз, в правдоподобность которого трудно было поверить: лучевая болезнь. Все присутствующие надели защитные маски. Общим голосованием было принято решение вылечить Элен при помощи экспериментальной технологии - иллирийских наноботов, поскольку её присутствие было необходимо для обеспечения безопасности команды, а меня переправить на "Нормандию" и поместить в криокамеру Рипли-5. Мне очень не хотелось пропускать конференцию, но использование наноботов было рискованным, и я не возражала.
Возражало руководство станции: я был подозреваемым, и они не могли позволить мне покинуть Александрию. Над моей бедной головой громко кричали и даже стреляли, а я оставалась на койке, мои сознание и речь начали смазываться и путаться, я задыхалась. Я не понимала, где я нахожусь и что со мной произошло, помнила только, что что-то плохое случилось с Ямамото и что барраярские мыши - это очень важно. Я думала, что так и умру одна, и хотелось плакать от беспомощности и жалости к себе, Ямамото и мышам. Периодически я теряла сознание и не знала, сколько времени длилась пытка, но, видимо, мне также сделали инъекцию наноботов, потому что постепенно ясность ума начала ко мне возвращаться, а боль - отступать. Оказалось, что местный генетик, бетанец по происхождению, пытался провести генсканирование без согласования с нашим капитаном, и Элен открыла огонь из парализатора, чтобы меня защитить. Один заряд попал в сканирующее устройство и вывел его из строя, и повторно посягать на подобные манипуляции со мной никто больше не рискнул. Элен была уже в относительном порядке и, присмотревшись ко мне, предложила ускорить выздоровление посредством секса, но меня по-прежнему мутило и знобило, так что я не был уверен, что нахожусь в достаточно хорошей для этого форме.
Постепенно дела пошли на лад. Воздух был очищен от радиоактивных частиц, и все сняли маски. Поскольку мои утренние мюсли меня покинули, я попросила у главврача печенье. У Джейн сразу же нашлась целая пачка печенья, а у Элен - успокоительное в лице фляги с бренди, которое было как нельзя более кстати. К нам присоединился барраярский медик, помогавший вытаскивать меня с того света. Тем временем шли переговоры о доставке с "Нормандии" криокамеры Рипли-5 для помещения туда господина Ямамото - ввиду чрезвычайной ситуации мы были готовы предоставить её бесплатно, но доставка всё равно задерживалась, требовались какие-то проверки. Я очень боялся, что из-за этих проволочек Ямамото умрёт. Если бы наноботов не было и нужно было выбирать, кому отдать единственную Рипли-5, я хотел бы уступить её Ямамото, поскольку потеря такого человека будет невосполнима. Кем нужно быть, чтобы причинить столько зла тому, кто ни разу никому не навредил? Да, у Ямамото было много недоброжелателей среди корпораций. Говорили, что в покушении подозревают Барраяр, ведь эту планету он подвергал наиболее резкой критике. Но у Барраяра не могло быть таких технологий. Я читал, что цетагандийцы могут сопровождать письма сложными ароматами, но о письме с взрывчатыми веществами я даже предполагать не мог.
От скуки Элен переругивалась с охранниками станции, которые были приставлены охранять нас и не выпускать из медблока. Во время взрыва я потерял одну серьгу и документы (Элен была уверена, что нас обыскали), и мне их вернули, а планшета с листом, на котором расписался Ямамото, я с тех пор больше не видел. Зато сотрудницы службы безопасности станции, убедившись, что я пришёл в себя, разговаривали со мной очень вежливо, согласились провести допрос прямо в медблоке и не стали настаивать на применении фаст-пенты. Я не хотел, чтобы у Барти возникли проблемы, но рассказать всю правду было лучше для всех. Его наверняка использовали так же, как и меня - письмо могло пройти через многие руки, и конец этой цепочки мог затеряться. Поэтому я кратко сообщил всё, что знал о Барти как о разностороннем образованном человеке, предположил, что он был так расстроен, что наверняка уже покинул станцию, - так оно и было. Затем я изложил последовательность событий, предшествовавших взрыву, и дал краткое описание темноволосого гема, открывшего дверь - Элен говорила, что это сотрудник службы безопасности Цетаганды. Мне дали прочитать записанные показания, прежде чем я поставил подпись, и позволили нам снять с протокола копию.
Но этого безопасникам Александрии показалось недостаточно - они хотели, чтобы мы с Элен не покидали станцию до окончания расследования, а я должен был обязаться не покидать медблок. Я в очередной раз опечалился, что пропущу конференцию, ради которой и прибыл, но моим коллегам удалось добиться только того, чтобы из медблока меня перевели в отведённые Бете номера, где присматривать за мной с тем же успехом могли наши, бетанские врачи. Элен составила документ, фактически означавший домашний арест, и мне помогли добраться до бетанских апартаментов. Коллеги не хотели оставлять меня одного, но и я не мог заставить их сидеть вместе со мной взаперти, ведь конференция уже началась, - мне и так было неловко, что по моей неосторожности возникло столько неприятностей. В итоге Хаанну поспешил читать свой доклад об истории национального костюма Беты, Джейн пообещала сделать для меня запись, Элен собиралась объединить усилия с безопасниками Барраяра и Цетаганды для независимого расследования, а со мной остался доктор Бернар, которому хотелось отдохнуть. Мы немного обсудили произошедшее - взрыв стал самой популярной темой кулуарных бесед. Почему допрашивали только меня, а не цетагандийца, не иллирийцев и даже не Элен? Если бы я хотел совершить покушение, я позаботился бы о том, чтобы не пострадать самому. Но я всё ещё верил, что у станции нет предубеждений против делегации Беты - планеты, более других спонсировавшей организацию конференции.
Мне повезло: за время первого блока культурных презентаций меня, видимо, оправдали и передали, что я могу спуститься на обед вместе со всеми. Я взял побольше хлеба - единственной бетанской пищи в обеденном меню - и сел за столик нашей команды. Я был рад видеть цетагандийского безопасника целым и невредимым, но делегация Цетаганды проявляла после утреннего инцидента особую осторожность и из-за столика по соседству с нашим переместилась за самый дальний. Мы сожалели, что нельзя пригласить за наш столик барраярского врача, который живо интересовался нашими криокамерами. Но когда зал порядочно опустел, к нам присоединился юноша из барраярской службы безопасности. Мы пригласили его в гости, но его отвлекли какие-то служебные дела. Нас же ждала подготовка к интерактивной презентации в рамках блока традиций и обычаев - оставалось нарисовать таблички с названиями планет-государств. Однако барраярец воспользовался приглашением и постучался в самый разгар обсуждений. Поскольку ему не следовало знать всех секретов, чтобы не испортить впечатление от презентации, а от меня с моим кошмарным почерком всё равно не было никакой пользы, я под предлогом того, что конференция могла уже продолжиться после перерыва, ускользнула и увела барраярца с собой - и даже избежала сопровождения Элен.
В конференц-зале практически никого не было. А мне всегда было интересно говорить с барраярцами - они были редкими гостями международных мероприятий, да и то приезжал обычно один посол с парочкой безопасников, а такой большой делегации я не видела ещё ни разу. Конечно, этот юноша едва ли разделял мою заинтересованность и общался со мной по долгу службы. В первую очередь он хотел услышать об обстоятельствах взрыва и личности человека, передавшего мне письмо. Я вкратце повторил для него то, что уже рассказывал на допросе - Барраяр имел право знать. И чем больше я говорил о пережитом, тем менее страшным оно казалось - так когда-то самым серьёзным происшествием я считал тот случай, когда отравился натуральным майонезом, подсунутым в мой сэндвич на одной из станций Джексона. Чтобы перевести разговор в неформальное русло, я признался, что давно хочу побывать на Барраяре, где такая красивая природа - небо, трава и много-много воды. Для этого придётся делать множество прививок, но Барраяр стоил того. Юноша в ответ поделился своими знаниями о Бете, почерпнутыми из голофильмов. И только он обмолвился, что впервые оказался за пределами Барраяра, как на нас свалились журналисты какого-то земного канала.
Они, конечно, тоже надеялись получить сведения о теракте из первых рук, но я ответил, что знаю не больше остальных. Доверять папарацци у меня не было никакого резона: если СБ Барраяра использовала бы информацию только для того, чтобы найти злоумышленника, то журналисты могли переврать мои слова и растрепать по всей галактике, что не пошло бы на пользу ни господину Ямамото, ни Бете, ни станции. Я вежливо, но твёрдо отказался называть имя своего друга, от которого получил письмо. Светловолосый корреспондент пытался вызвать меня на разговор "не под запись", но это прозвучало смешно ввиду того, что он имел дело со специалистом по информационной безопасности. Лишь приглядевшись, я смог бы найти на нём все скрытые записывающие устройства - но мы ведь встретились не для того, чтобы проверять профессиональные навыки друг друга. Журналисты скисли, сообразив, что нацелились не на ту добычу, и оставили нас в покое. В зале было так душно, что я подошёл к окну. Перед глазами всё поплыло, вспыхивали образы и звуки, я словно проваливался в сон. Барраярец подхватил меня на руки и куда-то понёс. Он был таким сильным! А я чувствовал себя маленьким и потерянным, заблудившимся в собственных воспоминаниях и страхах.
Моё затуманенное сознание цеплялось за барраярца, как за последнюю соломинку. Барраяр... Барраяр - это мыши, которым я не мог помочь. Меня куда-то положили, снова тыкали иголками. Я страшно устал от уколов, я с детства терпеть их не мог и очень радовался, что гермафродитам не нужно прокалывать уши. У меня начались галлюцинации, я сам чувствовал себя подопытной мышью, которая не могла сбежать от бесконечных инъекций, бесконечного головокружения и боли. Люди вокруг были чужими, большими и пугающими, я их не узнавал, и некому было меня спасти. Они кричали и бегали, обнаружив в моей крови инородные объекты с электрополем, искали иллирийскую специалистку по наноботам, а потом, видимо, ввели мне антидот, потому что мне становилось легче. Некоторое время я ещё был мышью, но я узнал "доктора-печеньку", того врача, который меня угостил, а затем вспомнил и всё остальное и сообразил, что нахожусь в апартаментах делегации Барраяра. Барраярский медик снова спас мне жизнь. Говорили, что у меня проявилась атипичная реакция на наноботы, но можно было надеяться, что на этом мои медицинские приключения были исчерпаны. Встряска оставила после себя только слабость и тошноту. Опираясь на плечо одного из барраярцев, я дошёл до бетанских апартаментов и свернулся клубком на диване.
Джейн вспомнила, как пять лет назад она взяла меня с собой в один из первых моих вылетов - ещё не закончившего обучение специалиста - на одну из станций возле Джексона. Там, будучи ещё незамужней, она очень близко сошлась с неким гем-лордом. Тогда я деликатно напомнил ей об осторожности - не стоит превращать деловые контакты в личные, когда речь идёт о научных секретах Беты. Попросив меня никому об этом не рассказывать, она действительно вернула должную дистанцию в отношениях с цетагандийцем, и вскоре этот случай забылся, тем паче что мы с Джейн, доверяя друг другу, ещё не раз прикрывали друг друга в контактах с инопланетниками. Сейчас этот гем-лорд присутствовал на станции независимо от цетагандийской делегации, но между ним и Джейн уже не могло быть ничего общего, поэтому я не беспокоился. Но Джейн казалось, что происходящие именно со мной злоключения не случайны и кто-то мог желать избавиться именно от меня, что мне сделали не одну инъекцию наноботов, как Элен, а две. Но кому я мог перейти дорогу? Скорее всего, мне просто не повезло. Доктор Бернар вспомнил выражение "не день Бэкхэма" о каком-то бетанском или земном спортсмене. Видимо, бедолага крупно облажался, раз его имя вошло в поговорку. Но после этого дня впору будет говорить "не день Ортона". Чтобы развеяться, мы с Джейн пошли на презентацию цетагандийской чайной церемонии.
Мы почти не опоздали, и нам нашлось место на подушках. Один гем-лорд рассказывал о ходе церемонии и символизме её этапов, о названиях предметов посуды, и старые земные легенды о происхождении чайных листьев, другой хранил молчание, заваривая чай в изящном маленьком чайнике с плетёной ручкой и разливая его по крошечным пиалкам. Нам дали понюхать сухую чайную заварку с душистым цветочным букетом, а первую порцию чая безжалостно вылили в специальный деревянный короб с прорезями, на котором стояла посуда. После этого следовало понюхать стенки чашек и сравнить аромат готового чая, оставшийся на них, с ароматом заварки. У чая был медовый запах и, как выяснилось с первого глотка, - приятный нежный вкус. Я принимал пиалку из рук ба снова и снова, смаковал чай не торопясь - меня особенно радовало, что в столь мелкой посуде свежезаваренный чай не обжигал. Но я не мог избавиться от сожаления, что столько чая пропадает зря - после каждого круга излишки выплёскивались всё в тот же короб. Я понимал, что в этой лёгкости, с которой чай лился как вода, было особое очарование, - но ведь настоящий цетагандийский чай стоил немало, и его непросто было найти на Бете. Презентация получилась весьма познавательной - всех больше всего занимал вопрос, как выбрать для церемонии время, оставив все срочные дела за пределами чайной комнаты. А мне казалась бесценной возможность на пару часов отключить коммуникатор и просто отсутствовать в мире, отгородиться от информационного шума.
Для нашей презентации требовалось больше участников от разных делегаций, и мы попросили работников станции объявить об этом по громкой связи. Конечно, гости конференции отнеслись к этому с недоверием, особенно цетагандийцы, но нам удалось уговорить даже парочку гем-лордов. Уже на месте мы обнаружили, что не сделали табличку для Земли, и нарисовали её ручкой, - но журналисты земного канала наотрез отказались участвовать в презентации, заявив, что они на работе и снимать мероприятие должны не изнутри, а снаружи. При этом кто-то из них обмолвился, что они не являются официальными земными представителями, что несколько настораживало. Пришлось оставить их в покое. Презентация прошла замечательно, даже лучше, чем я ожидал. Это было так приятно - выходить вперёд, видеть рядом с собой людей с разных планет и понимать, что у нас могут быть общие интересы, общие ценности, похожий опыт, что мы не настолько разные, как может показаться. Я чуть не забыл выйти, когда прозвучал вопрос, чья жизнь хоть раз находилась в опасности, - ведь я только что едва не умер в лазарете дважды. Среди работников станции оказался один гермафродит, и нас вышло двое, потому что Хаанну был чем-то занят. А когда вышли те, кто хоть раз был влюблён, я заметил, что тот юный барраярец, который носил меня на руках, остался на месте. В этом было что-то очень трогательное и чрезвычайно редкое, словно какой-нибудь цветок, произрастающий только на Барраяре, и я поймал себя на ревнивой мысли, что я не хочу, чтобы кто-то грубо разрушил эту чистоту и почти невинность в этом сильном и надёжном человеке.
Я поздравил коллег после успешной презентации и спустился с ними на кофе-брейк, но после изысканного цетагандийского чая пить обычный суррогат не хотелось, и не хотелось сидеть на месте. Пообещав быть осторожным, я поспешил обратно в конференц-зал, чтобы не пропустить презентацию барраярцев. Там уже собралось немало зрителей, но барраярцы ждали, пока соберутся все члены делегации Эскобара. Сама барраярская делегация была на сцене в полном составе и держалась крайне серьёзно. Они провели традиционную барраярскую церемонию возжигания, которой на Барраяре почитали память умерших, в честь всех погибших защитников Эскобара. Глава делегации зажгла огонь в небольшом светильнике и положила туда деревянную щепку. Полился терпко пахнущий белый дым. Вся церемония сопровождалась молчанием. Кардинал Эскобара сидел, подавшись вперёд, и, казалось, боролся с желанием встать и выйти. На его месте мне, наверное, тоже было бы ужасно неловко. Барраярцы были искренними людьми и совершали это, конечно, от чистого сердца, и это было большим шагом вперёд для установления дружественных связей между Барраяром и остальным космосом, но в то же время было в этом жесте, в том, что о собственных потерях в той войне барраярцы умолчали, нечто нарочитое. Словно показная жертва, и я не мог оценить, насколько многим они жертвовали.
Когда церемония была окончена и кардинал подобрал несколько слов благодарности, я всё же спустился в банкетный зал и заварил себе чаю. Устроившись за стойкой, я вскоре заметил молодого барраярца, которого ещё не поблагодарил за своё спасение. Я спросила разрешения присоединиться к нему за столиком и сказала, что без его помощи попала бы в очень неприятное положение и что я всегда знала, что на Барраяре ещё оставались настоящие джентльмены. На Джексоне человека, который вдруг начал нести бред или терять сознание, сочли бы перебравшим каких-нибудь веществ и попросту прошли бы мимо. Барраярец был страшно смущён и отвечал, что по мне было видно, что я не пьян и мне стало плохо. И хотя мне было чрезвычайно интересно, как сотрудников СБ учат отличать одно от другого, я не стала допытываться, чтобы не засмущать его окончательно. От моей компании его избавил кто-то из начальства, он извинился и умчался, только его и видели. Мне же ничего не оставалось, кроме как покинуть ставший слишком крепким чай и удалиться в наши апартаменты.
Не то чтобы там можно было найти тишину и покой - нас посетил представитель Иллирики с очень подробной и обстоятельной презентацией каких-то военных дроидов, которых они не продавали, а сдавали в аренду. Это было любопытно, но очень уж длинно, и я вероломно дезертировал, бросив Хаанну и Элен выслушивать все подробности этого делового предложения. Сам я хотел поприсутствовать на блоке медицинских докладов, объединённых темой вопроса этически допустимых пределов модификации человеческого организма. Как и следовало ожидать, каждая планета демонстрировала свой собственный подход к данной проблеме. Иллирийский докладчик упирал на то, что модификации открывают перед человеком новые возможности и что он не достиг бы столь многого, если бы не дополнил своё тело полезными функциями. Электронные наноботы могли влиять даже на нервную систему, избавляя владельца от того или иного страха. Докладчик от Эскобара отталкивался от религиозной парадигмы и утверждал, что душа, в которой заключена личность, остаётся неизменной при физических и даже психических повреждениях. При этом тех, кто подвергся слишком значительным генетическим изменениям, он считал уже не вполне людьми, что было особенно забавно слышать цетагандийцам - и мне. Мои коллеги шёпотом обсуждали эти антинаучные тезисы, Джейн задавала вопросы, журналисты и я мужественно старались не задремать.
Когда Джейн попросила меня принести ей из номера бутылку воды, иллирийский предприниматель по-прежнему разливался перед Хаанну и Элен, и вся мизансцена была такой же, какой я её оставил, так что отступать мне было некуда. Поэтому во время докладов я занимал себя тем, что украдкой любовался на барраярцев. Молодой человек, небрежно присевший на край стола, по костюму и манерам - словно вышедший из исторических фильмов о старой Земле, в сапогах, больше подходящих кавалеристу, нежели дипломату... Когда он недавно справлялся о моём самочувствии, я почувствовала, что это не дежурная вежливость, а внимательность, присущая истинным форам. Или - женщина в строгом костюме с идеально прямой спиной, глава их делегации, прекрасная как клинок. Барраярцы были такими разными, но такими естественными, созданными их родной природой. И, конечно, я смотрела на того юношу - а он, казалось, смотрел на меня в ответ. То, как он замирал навытяжку у дверей, словно на сторожевом посту, как быстрым чеканным шагом спешил куда-то исполнять отданный ему приказ - выглядело эдакой игрой в правильного солдата, но я знала, что для барраярцев это не игра.
Самым примечательным было выступление Цетаганды. Речь подготовила сама аут-леди - не покидая своего шара. И более наглядно продемонстрировать, что Цетаганда положила на этику очень увесистый болт, было невозможно. В качестве живого пособия выступало ба, которое сопровождало делегацию. Выставив его перед аудиторией, аут-леди сообщила, что это ба, живущее на свете уже пару веков, когда-то было аут-лордом, отдавшим приказ о бомбардировке Форкосиган-Вашного. Генокод этого аута был слишком ценным, чтобы его уничтожить, поэтому в наказание он продолжал жить и служить Цетаганде, превращённый в существо, в которому относились как к мебели. Ба держалось с достоинством, и тот факт, что я принимал чай из рук бывшего палача барраярского сопротивления, не вызывал во мне ничего, кроме сочувствия. Даже самые жестокие барраярцы не были настолько изощрёнными, чтобы хотеть для аута чего-то подобного, - на Барраяре его просто казнили бы. И, разумеется, наказан он был не за то, что убил сотни гражданских, а за то, что из-за его ошибки Цетаганда потеряла свою Девятую сатрапию.
Пока продолжался доклад одного из гем-лордов, принявших эстафету у аут-леди, Бернар написал на своём планшете "Будьте готовы к эвакуации. Только без паники" и показал Джейн, Андреа и мне. Затем добавил "Это не шутка" и подчеркнул. Я предположил, что он имеет в виду слегка накалившуюся атмосферу в конференц-зале - но барраярцы вовсе не собирались набрасываться на цетагандийцев. Правда, по мере приближения докладов бетанских специалистов зал пустел всё больше и больше. Сложно было понять, утомились ли слушатели или хотели избежать некой грозившей нам опасности. Рассудив, что если бы в зале, к примеру, могла быть заложена бомба, нас бы вывели работники станции, я остался. То, что наши доклады были завершающими, было весьма справедливо - они как бы отвечали на все предыдущие. Бернар прочитал доклад об этике и, в частности, недопустимости проведения модификаций детей по требованию родителей, поскольку подвергать кого-либо таким процедурам можно только с личного осознанного согласия. Доклад Андреа был адресован в первую очередь барраярцам, которые, к сожалению, не подготовили выступления в этом блоке, - она рассказала о причинах возникновения вредных и полезных мутаций и о способах их исправления. При наличии оборудования и специалиста поломку в генокоде можно вылечить так же, как любой другой недуг - это звучало как прямое предложение помощи. Хотелось надеяться, что однажды барраярцы преодолеют свой страх перед генетикой. Когда пришла очередь презентации криокамер, подготовленной Джейн, в зале почти никого не осталось. Я хотел попросить кого-нибудь из работников станции сделать объявление по громкой связи, но не успел. А ведь этой презентацией стоило бы открывать конференцию - настолько часто за этот день нас спрашивали о криокамерах.
Едва презентация была окончена, со стороны коридора прогремел взрыв. Дверь цетагандийских апартаментов была выбита вторично, но на сей раз - изнутри: ещё одна посылка? Гем-лорд из службы безопасности полулежал у самого входа и выглядел относительно целым - по крайней мере, он был в сознании и простонал, что остальных трогать нельзя, потому что их генокод слишком ценен. Я бы предпочёл считать, что он бредил, поскольку получалось непоследовательно - из-за ценного генокода цетагандийцы оставляли в живых военного преступника, и по той же причине рисковали погубить нескольких гем-лордов. От дверей я метнулся вглубь помещения, где находились те, кто пострадал сильнее всего; там было столько крови, что у меня сразу закружилась голова. Вокруг раненых уже суетились медики из разных делегаций, и пользы от меня было бы немного, кроме как позвать на помощь остальных. Но к месту происшествия уже сбегались и избежавшие взрыва цетагандийцы, включая шар аут-леди, и просто зеваки. Пострадавших давно следовало перенести в медблок, счёт их жизней шёл на минуты, но время утекало зря, поскольку цетагандийцы запрещали оказывать помощь жертвам взрыва. Из апартаментов выставили всех посторонних, в дверном проёме встал гем-лорд - бывший знакомый Джейн, а шар аут-леди завис перед гемом-безопасником, заслоняя происходящее в помещении. Можно было утешаться тем, что у цетагандийцев есть свои врачи и свои технологии, - но были ли они заинтересованы в том, чтобы спасти своих соотечественников? Мы просто стояли и ждали, пока остававшиеся внутри раненые умрут, и ничего не могли сделать.
Я никогда раньше не видела последствия терактов вблизи. К тому же мне всегда казалось, что спасение человеческих жизней было важнее всех законов, традиций и документов. Если это кровавое месиво и это беспомощное ожидание будут мне сниться - захочу ли я пройти через коррекцию? Мне было холодно и пусто посреди галдящей толпы. Не хотелось больше слышать взрывы, не хотелось больше видеть кровь и дышать стерильным воздухом лазарета, - хотелось, чтобы кто-то был рядом, хотелось напиться и улететь в отпуск куда-нибудь подальше отсюда. Я с завистью поглядывала на апартаменты барраярской делегации, которые располагались прямо напротив цетагандийских, как на островок уюта и тишины, но не время было напрашиваться погостить. Снова говорили о криокамерах - капитан никак не мог связаться с "Нормандией", чтобы запросить их доставку на станцию. Наконец, хотя бы гема-безопасника медикам разрешили перенести из развороченной взрывом комнаты - видимо, его генокод признали недостаточно ценным. В довершение абсурда произошло явление барраярского императора Грегора со свитой из покоев "земных журналистов". Не знаю, к чему был этот маскарад, но светловолосому лже-корреспонденту, предлагавшему мне интервью, очень шла барраярская военная форма, - он словно преобразился, вернув себе предназначенный облик. Парадный же мундир императора был слишком ярким и праздничным для развернувшейся вокруг трагедии. "Что здесь произошло? - Вам правду или цензурно? - Давайте правду". Я поколебался, подбирая дипломатичный синоним к термину "п@дец", и доложил: "Всё очень плохо".
Дальнейшие события происходили очень быстро и все одновременно. В медблоке произошла перестрелка, кого-то - похоже, генетика станции - приказано было арестовать. Император Грегор в сопровождении своих людей, опережая нас с Джейн, ворвался в бетанские номера и спросил Хаанну, согласен ли он предоставить "Нормандию". Времени для голосования не было, потому что по станции уже разнёсся слух, что на нас движется неопознанный объект, так что обсуждали решение капитана мы уже постфактум. Выяснилось, что объект вполне опознан - это космическая станция Александрия-1, в беспилотном режиме с оружием на изготовку вознамерившаяся занять своё прежнее место. Для эвакуации всей Александрии-2 не было ни времени, ни мест, поэтому возникла идея таранить приближающуюся пустую станцию крейсерами всех делегаций. У Элен было другое мнение - она считала, что при атаке Александрия-1 неизбежно взорвётся, и от обломков пострадают не только крейсера, но и Александрия-2. Следовательно, вместо того, чтобы погибать вместе со всей станцией, можно было спастись, улетев на "Нормандии" на безопасное расстояние от взрыва. Доктор Бернар тоже хотел жить, сравнивая наше положение с "Титаником", но улетать без всех остальных не хотел. Мы могли предоставить Элен шаттл, пока ещё не поздно было покинуть радиус будущего столкновения, - её определённо нашлось бы кому подобрать, - но отдать ей "Нормандию" не могли. Пока оставался хотя бы один шанс спасти всех - мы должны были им воспользоваться. Для меня дело было даже не в том, что выбрать, кому жить, а кому умирать, слишком сложно. А в том, что невозможно жить, зная, что оставил на смерть сотни других людей, в том числе тех, кто спасал тебе жизнь. Уж лучше поблагодарить их в последний раз и умереть вместе с ними.
Когда внизу послышался шум, я испугалась, что произошёл ещё какой-нибудь взрыв, и поспешила к апартаментам барраярцев. Но все уже прилипли к окнам: Александрия-1 была расстреляна объединёнными усилиями всех крейсеров прежде, чем приблизилась на критическое расстояние до станции. А значит, все мы были спасены - кроме, разве что, тех цетагандийцев, которым не позволили помочь. И в сравнении с тем, что мы выжили сообща, все претензии к руководству станции и друг к другу как-то меркли, выглядели слишком мелочными. Быть может, пережитая опасность сблизила нас хоть ненадолго - а впереди была привычная рутина: диагностика состояния крейсера, сборы и обратный путь до Беты.

Постигровое и благодарностиДаже если Бета откажется от дальнейших контактов с Александрией-2, это не помешает Айку, как лицу гражданскому, ещё раз наведаться на станцию: если Ямамото всё же умер - то чтобы проститься с ним, если выжил (хотелось бы верить!) - чтобы всё-таки послушать его речь. А там, глядишь, Айк и всерьёз задумается об отпуске. На Барраяре.
Спасибо мастерам, которые подняли на крыло такой масштабный проект, собрав воедино столько людей, столько информации и столько микросюжетов, которые столь во многом доверяли своим игрокам. Несмотря на мелкие недочёты - а где их нет, если невозможно уследить за каждой деталью? - вселенная ЛМБ ожила во всём своём культурном многообразии. Получилось здорово.
(Но с "Антиглобалистами Седьмого дня" - не надо так. За адвентистов обидно, они отродясь никого не взрывали.)
Отдельное спасибо за Барти Франклина с его идеями - я как будто собственные цитаты из текстов об истории колонизации во вводной увидел - и за Ямамото [Манти] с мышами. Этот сугубо игротехнический персонаж оказал на ОБВМ Айка решающее влияние, а меня вдохновил вернуться к черновикам по Пространству Неизвестных, которые я давно забросил и был уверен, что навсегда. Есть в истории Золотого века похожий персонаж - известный правозащитник, убитый в результате покушения. И я решил, что его история должна быть рассказана. А это дорогого стоит.
Спасибо моей команде и медикам станции и Барраяра, а также всем, с кем довелось пообщаться и пересечься! Спасибо всем игрокам - вы чертовски красивые, офигенно подготовились, и я очень жалею, что видел не все презентации. Коллеги-бетанцы, предлагаю выложить куда-нибудь ролик о криокамерах, ибо он достоин более массовой публики!

После игры я накормился гречкой и, переодевшись, перебрался в барраярскую комнату, где традиционно зависла Птаха. По пути пообнимал людей, приложился к винишку, пожал иллирийские когти, полапал сухой лёд для возжиганий и в очередной душераздирающий раз услышал, что СБ станции меня не подозревала, потому что я миленький. Айк, конечно, был действительно ни при чём - он просто верил людям, но, похоже, мне не светит играть верибельных злодеев, и нужно играть таких злодеев, кто будет пользоваться тем, что они миленькие. А там, глядишь, и подозревать начнут, если играть почаще.)
За неимением попутчиков - кто-то уже отбыл, кто-то оставался ночевать - выезжали мы с Птахой на убере вдвоём. Подумалось о том, что таких персонажей, как Давид - чтобы и за родину, и с совестью - я сыграть вряд ли смогу. Я люблю играть шестерёнок системы, но совести у них нет. А если совесть есть, то она диктует критическое отношение к требованиям родины. Что ещё раз подтверждает, насколько игры про войну проходят мимо меня. Также Птаха уже не раз рассказывала мне о своём Аласторе Грюме, но только теперь на эту историю у меня сделал стойку Хоэльо - на этот момент, когда только ты знаешь, что человек, которого считают чудовищем, хотел и мог стать целителем. Интересно, где и как можно было бы сыграть подобную связку, и стоит ли бередить.

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, фиделиоприход, ролевиков приносят не аисты, барраяр и барраярцы