На рассвете полки -
От Синода к Сенату,
Как четыре строки!
(с) А.Галич


Собственно, об игре. Это не классическая кабинетка живого действия (и хорошо, иначе меня размотало бы надолго), а игра в собирание истории из рандомных кусочков, похожая на "Сацумские письма" Хэлки. Но если "Письма" построены на монологах, то в этой игре есть такты, позволяющие персонажам разговаривать по двое или компанией за столом. И ещё одно важное отличие: в "Письмах" ты берёшь неименного, оригинального персонажа и конструируешь его судьбу на фоне эпохи. Здесь тебе достаётся конкретный исторический персонаж, но выпадающие ему детали биографии принадлежат другим историческим персонажам (как присутствующим, так и не присутствующим в игре). Дальше?И получается так, что игрок, которому имена Рылеева или Милорадовича ни о чём не говорят, воспринимает своего персонажа всё равно что неименного - условного Ивана Иванова, - и к концу игры довольно мало что узнаёт о реальном Рылееве или Милорадовиче. А игрок (вроде меня, без лишней скромности)), которому эти имена как родные уже, всё время держит в уме "каноничную" биографию - и то, насколько далеко от этого канона уходит складывающийся фанфик. Мне карточки выпадали так, что AU от Сергея Муравьёва вышла весьма радикальная, - настолько, что мне сложно воспринимать персонажа как именно Сергея Муравьёва, а не, опять же, кого-то оригинального. Вместо Муравьёва карточки нарисовали мне, скорее, Рылеева, - так и пришлось плыть по рылеевскому руслу...
...При этом Грибоедов, например, вполне чётко придерживался своего грибоедовского русла за счёт "именных" карточек (кажется, Нотиэль особенно любит Грибоедова - и я понимаю это чувство!)). Не знаю пока, как можно откалибровать баланс между вариативностью историй - и желанием, чтобы персонаж оставался самим собой. Представляются две крайности: с одной стороны, если вводить больше именных карточек, чтобы персонажи могли следовать своему скрипту, - получится более познавательно, но непредсказуемость и разнообразие потеряются (впрочем, я не против). С другой стороны, если целиком довериться рандому - персонажей лучше сделать неименными, - но потеряются такие важные для атмосферы и настроения игры реперные точки, как смерти Милорадовича и Грибоедова. Так, на смерть Грибоедова прозвучал романс на стихи Окуджавы ("Цинандальского парка осенняя дрожь..."), который я очень люблю, - он совершенно душераздирающий. Послушайте, если ещё не.
Ещё из плюсов игры: отрадно, что Нотиэль включила в сетку малоизвестных персонажей - Кюхельбекера, которого редко связывают с декабристским движением, и Алябьева, которого с декабристами связывают ещё реже. Но, опять же, - у игроков практически нет возможности что-то узнать об этих личностях из текста игры: из него прежде всего узнаёшь об исторических событиях. И отрадно, что игра не ограничивается собственно декабристами, но и не использует "сторону власти" как неких антагонистов. Строго говоря, у игры вообще как будто нет "сторон", а есть просто люди, которые все были патриотами и зачастую хотели примерно одного и того же будущего, но разными путями к нему шли. И безоценочное отсутствие "неправильного" пути - в этом случае тоже плюс, пусть и несколько идеалистический.
И, наконец, - это очень лиричная, поэтичная игра. В ней звучит много стихов и песен, что сразу настраивает на особый лад. Да, игра не историческая, она художественная, - и ты, сыграв свою альтернативную историю, становишься, в конечном счёте, эдаким "собирательным декабристом". Любопытное ощущение, которое ещё предстоит осмыслить.
Вроде игроцкого отчёта (могут быть спойлеры!)Кажется, я был единственным игроком на весь прогон с пожеланием-ограничением по персонажам: мне не хотелось, по крайней мере на первый раз, оказаться с той самой "стороны власти". Вот на втором прогоне, когда Нотиэль привезёт игру в Москву и если мне удастся попасть, - можно будет попробовать и другой конец батона. Это пожелание и привело к тому, что Нотиэль выдала мне Сержа прицельно. На персонажной карточке были только три характеристики: "усерден, религиозен, дружелюбен". А теперь экстраполируйте эту информацию на игрока, который мог столкнуться с фамилией Муравьёва-Апостола впервые со времён школьного урока истории. Только ли мне это кажется недостаточным?..
Персонажи были разделены на три возрастные категории: младшие (с трогательно розовыми бейджами) на момент войны 12-го года ещё учились в Лицее; средние (с голубыми
Также на карточке была приписка: "Одновременно с этим проходил на дому курсы математики и фортификации", что вполне укладывалось в будущего военного инженера. За одним со мной университетским столом оказался Трубецкой, которого в математику чрезвычайно упороло. Он предложил создать "Математическое общество" и заявил, что траектории движения таких значимых исторических фигур, как Сперанский, можно вычислить по математическим формулам так же, как траекторию движения снаряда. Кто-то, кажется Пестель, сказал, что можно вычислить и Наполеона, - но Трубецкому сравнение Сперанского с Наполеоном не понравилось. Впрочем, сам он на Сперанском не остановился и утверждал, что и всё общество движется по той же траектории (по синусоиде, я б сказал), и её тоже можно вычислять. Муравьёв в моём лице отнёсся к идее скептически: даже если в развитии общества и есть закономерности, - человеку не написать такую огромную формулу, учитывающую их все. И, чтобы разрядить душноту, предложил выпить за массу Сперанского. И за его ускорение.
Но братец Пестель воспринял идею всерьёз и возражал, что Сперанский - скорее экстремум, и что он влияет на движение многих других фигур. Муравьёв предположил, что в таком случае Сперанского лучше сравнить не со снарядом, а с бильярдом: мы запускаем один шар, он ударяется о другие, которые, в свою очередь, расходятся в разные стороны и сталкиваются, и предугадать направления их движения невозможно. Однако Пестель говорил, что в бильярде игрок полностью контролирует все шары. Из этого разговора Муравьёв сделал только один вывод: что из него, очевидно, плохой игрок в бильярд

Второй такт был посвящён войне. Карточка сообщила мне-Муравьёву, что я - "активный участник и один из организаторов партизанского движения". Первый период войны прошёл в составе первого в России партизанского отряда - "летучего корпуса" генерал-лейтенанта Винценгероде. Я счёл, что оставаться бравым кавалеристом мне как-то не с руки, - но мои способности к фортификации и лёгкой артиллерии партизанам, уничтожающим мосты и вражеские обозы, тоже пригодятся. В этом такте мы с братцем Пестелем встретились после Бородина (Сергей в Бородинском сражении действительно участвовал). Муравьёв вдохновенно рассказывал кузену про окопы и пушки и про то, как простой народ стремится воевать, защищая свою землю, - офицерам нужно только научить его правильно это делать, найти с ним общий язык.
- Разве мы с ними не из разных миров? - недоверчиво удивлялся Пестель. - И на время войны наши миры сошлись, но потом снова разойдутся?
- Да нет же, мы всегда были из одного мира. Все мы - русские люди, - объяснял Муравьёв. - Просто до войны мы на крестьян внимания не обращали, не говорили с ними и думали, что у них всё хорошо, что всё должно так и оставаться. А теперь они увидели, что мы - такие же, как они: так же в окопах мёрзнем, ту же кашу едим. И стали говорить с нами о своих проблемах!..
Пестелю не верилось, что офицеры-дворяне не смотрят на крестьянское ополчение свысока, - но Муравьёв заверил его, что в партизанах таким, кто не хочет воевать вместе с мужиками, делать нечего. В конце концов Пестель вдохновился и решил попросить о переводе к Денису Давыдову (который задумался о собственном партизанском отряде как раз накануне Бородина и всегда был в контрах с Винценгероде, которого, видимо, не любил за немецкое происхождение). Муравьёв спрашивал, "почему не к нам", - но Давыдов Пестелю нравился больше. На том кузены и попрощались, душевно обнявшись и пообещав ещё встретиться.
После этого такта карточки сообщили Муравьёву, что он "закончил войну в чине капитана", а также оставил военную службу и перебрался в Петербург, чтобы "вести жизнь литератора". Что ж, - переезд и смена рода деятельности логичны для того, кто учился в Москве словесности ("канонный" Муравьёв в какой-то момент хотел оставить военную карьеру, да отец не позволил). Ещё одна карточка гласила, что он "ухаживал за Изабеллой Витте, и она стала его женой". Это и было главным сходством с реальным Рылеевым: выйти в отставку ради женитьбы (правда, Рылеев вышел в чине подпоручика), осесть после этого в Петербурге и заниматься литературным творчеством... Вот только в "каноне" за Изабеллой Валевской, падчерицей генерала де Витте (его фамилию она не носила, будучи дочерью от первого брака его жены, с которой генерал уже расстался), ухаживали Пестель и Никита Муравьёв, а замуж она вышла за князя Сергея Гагарина, заведующего императорскими театрами. Изабелла Гагарина (есть её портрет в старости) - очень интересная женщина, но мне некогда распинаться о её исторической судьбе

Следующий такт был для монологов. Каждому персонажу выпал рандомный год от 1813 до 1824 с кратким описанием произошедших событий, и нужно было по поводу этих событий высказаться. Кому-то достались события более громкие и значимые, кому-то повезло меньше, и события были проходные - поди высоси реакцию из пальца. Моему Муравьёву аккурат 24-й год и достался: можно сказать, пропустил всё самое интересное. Карточка напоминала, что Конвенция 1824 года зафиксировала границу владений Российской империи на Аляске, и что в том же году в Санкт-Петербурге произошло сильнейшее за всю историю города наводнение: до отметки 421см выше ординара. Делать нечего: оставалось только, по моему обыкновению, выкручивать на максимум имеющиеся на руках карты. AU-Муравьёва-петербуржца наводнение потрясло (оно действительно было страшным - сотни людей и животных погибло, их буквально смыло в залив), подтолкнув ко всему дальнейшему. Так что звучал монолог примерно так:
- Дюжина лет с Бородина. Даже есть с кем за это выпить. Многое у меня изменилось с тех пор: вышел в отставку, женился, стал писать в журналы... Тогда мне казалось, что достаточно рассказать людям правду, и они сразу всё поймут. Но шло время, и одни журналы закрывались, другие ударились в самоцензуру, чтобы остаться на плаву, третьи издатели уехали за границу. Вспоминаю: когда я пошёл добровольцем воевать с Наполеоном, мне весьма пригодились мои знания математики. Однажды один крестьянин, глядя, как я направляю пушку по расчётам, сказал: "Вы же учёный!". И часто за ту войну мы, образованные офицеры, слышали от простых солдат эти слова - с уважением и надеждой: "Вы же учёные, вы знаете, как лучше!". Но где русские офицеры теперь? Сколько крови было пролито, чтобы удержать Кавказ... в рабстве - да, не побоюсь этого слова: в рабстве! Мы вмешались в дела Испании, мы отправляем экспедиции в Антарктику, и вот теперь расширяем свои владения в Америке. Но что принесём мы на эти земли? Заселим их рабами?.. Мы смотрим вперёд и стремимся за горизонт, но не замечаем того, что происходит прямо в нашей столице, в Петербурге. Сейчас, после наводнения, простые люди вновь смотрят на нас с надеждой, как бы говоря: "Вы же учёные - сделайте что-нибудь! Почему вы это не предотвратили?!". Они потеряли всё, чем они жили, - я не знаю, что им ответить. Не для того ли мы учились, чтобы что-то менять?.. Довольно писать. Пора действовать!
Возможно, монолог я несколько затянул, но нескромно горжусь тем, что начал его Муравьёв за здравие, как эдакий легкомысленно-добродушный тост, а заканчивал со слезами на глазах от бессилия. За этим тактом последовал такт "случайных встреч на почтовых станциях". Я не знал толком, с кем бы поговорить, кроме братца Пестеля, - и тут меня сам взял за пуговицу Трубецкой. Заявил, что читал меня и хочет со мной не согласиться. Однако начал с совершенно противоположного:
- Очень жаль, что вы оставили военную службу. Вы свободно мыслите. Такие офицеры, как вы, нужны нашей армии.
- Быть может, если вновь понадобится защищать Россию, я вновь возьмусь за оружие, - ответил Муравьёв. - Но воевать на чужой земле у меня душа не лежит; к тому же сомневаюсь, чтобы свободомыслие было в армии в почёте.
Тогда Трубецкой принялся объяснять Муравьёву, что он не прав насчёт Кавказа, что народы Кавказа сами выбрали Россию, чтобы она защитила их от Персии (ага, так выбрали, что сопротивлялись полвека, а потом массово откочевали в Османскую империю). Муравьёв терпеливо его выслушал и заметил:
- В сравнении с османскими пашами что угодно будет лучшим выбором. Но, может, мы будем сравнивать себя не с варварами, а с более цивилизованными странами Европы?
- Цивилизованные страны Европы хотели казнить Боливара. А нам не стоит ли брать с него пример? Почему у нас нет своего Боливара? И вы говорите - рабство. Но вы говорили с крестьянами?
- Представьте себе, говорил. Но этого недостаточно. И я о том и говорю, что не только крестьян нужно образовывать, но и дворянам нужно показывать, как живёт народ. А как они об этом узнают, если всё время воюют вдали от страны и России не видят?..
Трубецкой, каким-то фантастическим образом скрещивая революционные и имперские амбиции, стал убеждать Муравьёва, что показывать себя на международной арене очень важно, потому что Россия - часть мира. И вот его, например, очень волнует Польша, потому что он Гедиминович

- Взять бы вам глобус, да его и менять... Мы с вами не сойдёмся: вы на целый мир замахиваетесь, а меня больше волнует то, что под самым носом.
- И что же вас волнует?
- Люди, Сергей Петрович. Люди, у которых недавно их лошади утонули, хозяйство всё утонуло. А на глобусе-то людей не видно.
На том и расстались друзьями, высказав надежды ещё поговорить. Далее был такт, в котором у каждого должен был появиться свой проект. Мне выпало два на выбор, но один был про торговую кампанию на Кавказе, - а моему Муравьёву было бы странно поехать на Кавказ после всего, что он наговорил об этом. Поэтому я оставил себе проект... ещё более странный: "Вы предполагаете необходимым распущение постоянной армии и образование внутренней народной стражи". Это после всего, что он наговорил об армии, выглядело более логично

Представлять свой проект предлагалось также в трёх на выбор местах: в масонской ложе (практически все так или иначе успели побывать масонами, и Сергей не исключение), в литературном обществе (представим себе ВОЛРС) и где-то ещё, не помню где. Я выбрал второй вариант, потому что, во-первых, мой Муравьёв получился литератором, а во-вторых - хотелось уже наконец познакомиться с младшим поколением, которое как-то за тем литературным столиком и сконцентрировалось. Муравьёва как старшего товарища поприветствовали аплодисментами и дали ему слово первому. Но первые же слова о роспуске армии вызвали столько недоумения и вопросов, что остальные и высказаться-то не успели о своих собственных проектах, отчего мне несколько неловко

Конечно, спрашивали, что тогда делать в случае нападения, если не будет армии, - ведь мобилизовать, вооружить и научить крестьян сражаться потребует времени, а враг ждать не станет. У меня, в свою очередь, не было времени подумать об этом


Тем временем за нашими спинами произошла дуэль между Трубецким и Милорадовичем. Никто не пострадал: Трубецкой стрелял в воздух "из уважения к заслугам" противника. Нотиэль выдала ему карточку с последствиями: Трубецкой впал в немилость государя.
Сошлись члены литературного общества на том, что крепостное право нужно отменять: это, пожалуй, было единственным пунктом требований декабристов, который знали и разделяли игроки, поэтому многие персонажи рассказывали о том, как освобождают крестьян в своих имениях и платят им жалование за работу. Под конец такта Мишель успел сказать, что создаёт новое тайное общество, которое не запретят, потому что официально оно будет заниматься чем-то другим, - и щедро всех в это общество пригласил. Не особо понимая, о каком именно обществе идёт речь, - я решил, что надо вступать, пока дают, а там посмотрим

Между тактами нам снова выдавали карточки о том, как менялась жизнь персонажей: кто-то продолжал военную службу и был повышен в чине, а кто-то, как я, оставался на гражданке. В какой-то из более ранних моментов этой игры мне уже приходила карточка про Персию, и я от неё отказался, потому что ну где Сергей, а где Персия; но теперь Персия снова меня догнала - карточкой секретаря по дипломатической части при российском после в Персии, генерале Ермолове. Пожалуй, это была наиболее выбивающаяся из общей линии и наименее сыгравшая из всех моих карточек: да, она могла бы дать мне знакомство с Грибоедовым, - но, находясь в Персии, мой персонаж не смог бы состоять ни в одном из тайных обществ.
И вот настало время выбирать между Северным обществом и Южным. Когда Нотиэль кратко описала программы обоих обществ, все ка-ак ломанулись за столик Северного, включая братца Пестеля: видимо, игроки не захотели быть радикальными цареубийцами


За Северным столиком предсказуемо рулил преисполненный собственной важности Трубецкой и предложил всем по кругу кратко высказаться по трём пунктам: крепостному праву, убийству государя и упразднению монархии. Никаких особенных разногласий не возникло, особенно по первым двум: все сошлись на том, что крепостное право нужно отменять, и что мы как дворяне и христиане должны избежать цареубийства. Муравьёв заговорил было о подаче царю петиции, но Трубецкой, не дав договорить, возразил, что тогда всех подписавшихся схватят поодиночке. Вот поэтому петицию надо подавать так, чтобы невозможно было отказаться

Затем встал вопрос о том, кто будет лидером. Трубецкой предложил эту роль Пестелю, как автору "Русской Правды", - но Пестель от лидерства старательно открестился. Муравьёв попробовал его поуговаривать, что-де именно тот, кто не желает власти, становится лучшим правителем (намекая на то, что Трубецкого, явно рвущегося к власти, нам не надо), - но куда там

И вот пришло время выходить на площадь. С одной стороны зала встало Южное общество, с другой - Северное. Передавали по кругу распечатку манифеста и поочерёдно зачитывали по строчке (процесс несколько затянулся). Мне перед площадью выпала карточка с загадочным условием - "Если кто-то решил выйти с другой стороны". С другой - это с какой, со стороны власти?.. Со стороны власти канонично и по скрипту выходил Милорадович (и произнёс свою речь довольно близко к оригиналу, молодец). Далее на моей карточке значилось: "Угрожали пистолетом тому, кто пытался сохранить порядок", - но когда я сунулся было к Нотиэль, чтобы уточнить, как мне угрожать, пистолет уже вкладывали в руку Мишеля. Так, за неимением Каховского, в нашей AU Милорадовича грохнул Бестужев, - что, в принципе, было вполне на него похоже. Сделал бы это Сергей? - Не знаю. Наверное, скорее - именно что угрожал бы.
- Вперёд! Мы не должны бояться пролить свою кровь! - провозгласил Бестужев.
- Так свою, Мишель, СВОЮ, - заметил Муравьёв, оглядываясь на тело Милорадовича.
Пока мы стояли на площади, произошло ещё одно значимое событие. Как известно, Алябьев был обвинён в убийстве - дело было сфабриковано, чтобы "наказать" близкого к декабристским кругам композитора. Судьёй по делу выступал Пущин - также будущий декабрист. Пущин за что-то невзлюбил Алябьева и опротестовал оправдательный приговор. В результате случилась трагикомедия: сам Пущин уже сидел в Петропавловке, когда дело Алябьева, два года кочевавшее по инстанциям, дошло до Государственного совета. По решению Совета (и Николая) Алябьев подвергся "гражданской казни" и был сослан в Сибирь. Я эту историю накануне пересказывал Саюри, поскольку оная интересна и с медицинской точки зрения: в ходе следствия была произведена эксгумация (что редкость по тем временам), и есть тонкая книжечка "Игрецкое дело", автор которой - профессор судебной медицины - объясняет, почему Алябьев был невиновен.
А как это выглядело у нас на игре? - Алябьев и Пущин получили карточки обвиняемого и судьи соответственно. В конце нашего заседания Северного общества Пущин вдруг выступил с "я не договорил"(тм): дескать, среди нас есть убийца, нельзя это так оставлять. Трубецкой заявил, что это нужно решить внутри общества, по-братски. Его ошикали: вы же сами, мол, говорили, что закон должен быть равен для всех, - а теперь предлагаете устанавливать какие-то внутренние порядки, отличные от внешних?.. Муравьёв также согласился с тем, что не дело заниматься самосудом, пусть официальный суд разбирается. И, поскольку до начала следующего такта этот конфликт никак не разрешился, - Алябьев вызвал Пущина на дуэль. И (как вскрылось после игры) попросил его о смертельном выстреле, потому как лучше умереть так, чем с позором уехать в Сибирь. Пущин исполнил эту просьбу, Алябьев в нашей AU погиб на дуэли. Это было красиво, - хотя, судя по обмолвкам вида "Я защищался", игрок на роли Алябьева не знал, как на самом деле произошло "убийство". А произошло оно так: один помещик в гостях у Алябьева проигрался в карты, не захотел выплачивать долг и назвал дом "шулерским притоном", за что получил от хозяина по морде. Затем уехал - и на постоялом дворе в Чертаново скончался от апоплексического удара, выйдя из жарко натопленного дома на мороз по нужде. Разумеется, "побои", нанесённые Алябьевым, были притянуты за уши.
Но вернёмся на Сенатскую - и к её последствиям. Пестель честно получил карточку о том, как отбил Сергея из-под ареста вместе с Черниговским полком, - несмотря на то, что мы оба были в Петербурге. Сверяю с исторической хронологией - и, похоже, Пестеля не могло там быть: он сам был арестован 13 декабря, тогда как офицеры освободили Муравьёва 29 декабря. Но для AU это не важно


Кстати, в нашей AU было очень верибельно, что Трубецкой не вышел на площадь: потому что п$#деть - не мешки ворочать, и на кой человеку, который хотел власти (и в общем-то уже её получил), подставляться под картечь. И также очень хорошо на примере этой игры понимаешь, как люди выбирают в лидеры п$#даболов, которые говорят громче и увереннее всех, - а потом удивляются, почему п$#даболы сливаются, когда доходит до дела. Но, разумеется, о том, по каким причинам реального Трубецкого не было на площади, мы не знаем и не узнаем никогда.
И вот настало время казни. На казнь нас вышло трое: я-Муравьёв, Пестель и Мишель; Рылеев почему-то не вышел и истово крестился перед эшафотом. Всем дали сказать последнее слово. Мишель процитировал "Товарищ, верь..." Пушкина. У Сергея получилось что-то вроде:
- В чём мне признаваться? Людям и богу и так всё известно. Не жалею ни о чём, что сделал, кроме того, что смог сделать слишком мало, - но верю, что со временем будет сделано больше. Прощайте, господа!
По крайней мере, это было коротко и весело. Затем прозвучали цитаты из казнённых декабристов в начитке (особо узнавались Пестелевские - "Я никогда никого не ненавидел" и "Можно было бы нас и расстрелять"). Покойным персонажам надевали красную ленту через плечо, вроде орденской, - после чего мы больше не могли вмешиваться в события (ибо нафиг мистику), но могли наблюдать. Я первым делом, честно говоря, сходил попить воды

А вдова моего Сергея вышла замуж, кажется, за Николая Дурново


Постепенно все персонажи так или иначе дошли до своей смерти. Погиб Грибоедов, умерли остальные, сказав свои прощальные монологи. У игры не было какой-то общей яркой точки, да и не могло быть, - у каждого был свой финал своей личной истории.
Резюмирую краткие пожелания по пунктам:
~ Внезапно, но не хотел бы более длинные такты: мне хватило. Инфоповоды на карточках располагают к лаконичности.
~ Хотелось бы директивного распределения персонажей на Север и на Юг (с кратким указанием в карточках, какую роль персонаж сыграл в становлении тайных обществ и какие идеи выдвигал), и чтобы у Юга была своя реперная точка, параллельно или последовательно Сенатской (хотя, конечно, восстание Черниговского полка - это тот ещё "План эвакуации А-А-А", и какую-то одну точку зафиксировать сложно). Иначе игроки, кажется, не отсекают, насколько Север и Юг разнесены географически (да и хронологически не совпали), - и могут решить, что и то, и другое общество пришли на Сенатскую, и что у них был один на всех общий документ.
~ Хотелось бы такта про допрос. И нет, для этого вовсе не нужен игротех, который будет задавать вопросы: достаточно монолога - того, что персонаж говорит перед следствием. Это ведь не то же самое, что монолог на смерть, которого в мире игры уже как бы не существует (отчего некоторые игроки произносили его от третьего лица). Кто будет раскаиваться, кто - всё отрицать, кто - выгораживать себя и валить на других?.. Да, мне не хватило рылеевского "взять всё на себя"

В общем, - ждём второй прогон. Уже интересно, каким он будет

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, стихи не ведают стыда, лик.без, 14 дней в декабре