СнившеесяПозапрошлой ночью было два забавных сна. Первый начинался где-то на грани ролевой игры и реала, где были я, Сюэ Ян (наверняка Амарт, ибо кто же ещё) и Сун Лань (Ильтин). И у Сун Ланя был большой такой, красивый деревянный... метроном. А Сюэ Ян на этот метроном залип и обмолвился, что тоже такой хочет. О, подумал я, вот и идея для подарка! И зашёл на какую-то большую барахолку а-ля Чумодан. Долго искал и нашёл маленький, но чрезвычайно красивый и изящный метроном в прозрачном футляре. Цвет и фактура гладкого деревянного корпуса, бархатное основание... вещь, которую самому не хотелось выпускать из рук. Я спросил, сколько она стоит, и мне из-за прилавка ответили что-то в духе "сто пятьдесят". Разумеется, я решил эту штуку купить. А когда уже дошло дело до оплаты - оказалось, что стоит метроном восемь тысяч, но у меня на карте (внезапно) тысяч десять. Ну, думаю я, выбор уже сделан, гулять так гулять, и просто не буду говорить, сколько подарок стоил. Но в спешке оплата не прошла, а я ушёл с метрономом. И вот я бегал по какому-то торговому центру и пытался через какие-то банкоматы деньги перевести... И это плавно перетекло во второй странный сон.
Этот сон начинался в классической условности "пожизненной школы". Я во дворе какого-то торгового центра был занят тем, что цеплял друг к другу длинную вереницу деревянных табличек, чем-то исписанных и изрисованных, в нужном порядке. Рядом стоял Кело и спрашивал, собираюсь ли я идти на урок английского. Говорил, что я и на математику давненько не ходил. Я припомнил, что прогуливаю обычно только физкультуру, но прикинул, что на кой мне английский, если я его уже знаю?.. И решил не идти, и спросил Кело в ответ, не опоздает ли он на урок. Не то чтобы мне хотелось от него отвязаться, но таблички сами себя не сделают!.. Так что я порадовался, когда к Кело подошла какая-то его подруга, и они вместе отошли в сторону, на площадку перед входом в ТЦ, о чём-то поговорить. Затем к ним присоединился высокий парень с лохматой бородой и пивным животиком. Я не слышал, о чём они говорили, но внезапно этот чувак схватился за сердце и осел на землю. Остальные двое его подхватили, уложили головой на колени и стали панически пытаться привести в чувство. Я пообещал, что позову врача, и рванул в соседний корпус. Врачи там действительно были, и я побежал обратно впереди них, показывая дорогу. Когда я был уже почти на месте и обернулся, за мной поспевал целый консилиум врачей, причём быстрее всех оказалась незрячая медсестра. Она не сразу смогла сориентироваться, где лестница, ведущая на площадку, и остальные подсказали ей хором (и зачем-то - синхронным жестом, хотя она не могла их видеть и вообще они были у неё за спиной). И вот врачи добрались до пациента, а он... как ни в чём ни бывало встал на ноги. И начал затирать Кело и девушке что-то про "вы же помните эту песню, она специально для вас", - но я его уже не слушал, ибо от неловкости перед врачами мне очень хотелось прибить этого шутника на месте.

Сегодня я перевернул стол и поехал к Аркадию гулять, потому как хотя бы раз в неделю гулять надо, а мозг мой вчера вечером снова вырубился на пару часов, красноречиво демонстрируя уровень своей работоспособности. В пять был на месте, заварил каркадэ, чтобы промочить горло, а Агата как раз лепила онигири - и мне достался на дорожку онигири с тофу и огурцом, который я радостно залил соусом чили. Агата всё ещё владеет магией делать богически вкусные вещи из максимально простых ингредиентов
Затем мы с Аркадием прошли через парк, где недавние почки уже раскрылись молодыми листьями, на воде пруда вовсю играет солнце, коты караулят рыбаков, и на дальнем берегу - жёлтые и лиловые от первоцветов поляны (теперь я знаю, что это хохлатки)). Правда, дырку в заборе на территорию усадьбы успели заварить Ну да ничего, дырки в мироздании - явление непостоянное, но со временем наверняка проковыряют ещё. Зато это стало поводом пройтись в обход через город, по другую сторону территории Тимирязевской академии. Дальше про хороший день?Я ни разу там раньше не гулял, а меж тем там весьма живописная архитектура, есть даже деревянный домик (и, кажется, жилой!). И возвращались мы обратно в парк мимо учебно-опытных теплиц и пасеки, под знакомый запах грядок. Подумалось, что агротехника - одно из самых благородных и недооценённых при этом занятий на земле. Ты кормишь людей, и твои открытия точно никто не сможет использовать во вред. Но мы знаем великих врачей и учителей, а из великих селекционеров - разве что Мичурина и Вавилова.
Дома мы доели онигири, Аркадий показал мне вторую эротическую сцену с рождественским Данте (наконец-то они поцеловались!.. Хотя в мире, где секс является непременным условием магии, оный наверняка перестаёт восприниматься таким уж интимным процессом, а вот поцелуи - другое дело), и я успел посмотреть на куклов. Агата директивно отдала мне остатки тофу - и финский сыр бри с белой плесенью для Птахи. Этот сыр пахнет старыми носками, так что я поступил мудро, решив не класть тофу в один контейнер с ним А также нам с Птахой от Агаты досталась голландская шоколадка Delicata с лавандой и солёной карамелью. Она по вегану, в ней явно больше натуральной лаванды, чем в ином саше от моли, и карамель в ней реально солёная, а не как обычно!.. В общем, это было вкусно (и ещё будет, потому как съесть за один раз слишком много лаванды не получается)).

Или мне кажется, или после недели на разных кашах - за компанию с Элриком - Полынь действительно отъелась. А Бьякуя так точно пополнел, не буду больше его баловать. Пока не ужас-ужас, складочки в пределах нормы, и скачет он с полки и на полку всё так же резво, - но лучше не доводить немолодого уже зверя до тучности. Надеюсь, Минцзе тоже получится откормить. Бытие ветеринарное
Параною, что Минцзе много пьёт и много ест. С одной стороны, повышенные жажда и аппетит вкупе с похуданием и облысением - признаки диабета. С другой - я знаю, что она худая и лысая скорее оттого, что её оттесняли от еды и трепали за шкирку более молодые крысы. К тому же она всё-таки не всё время проводит у миски и поилки, спит тоже достаточно, - так что, видимо, просто дорвалась. В обозримом будущем, конечно, в рамках общей диспансеризации попрошу сделать ей тест на сахар для успокоения совести, - а пока просто кормлю (вот и тофу без соли ей будет полезен, как источник витаминов группы В, которых ей явно не хватало). Немножко сена она перетаскала в домик и свила там гнездо, и освоила для нычек подвесной рукав, - но, помимо прочего, слегка подволакивает одну заднюю лапу: то ли возрастное, то ли ушиб. Горюшко. Слежу за ней постоянно.
Также Бьякуя снова похрюкивает (значит, будет снова лечиться), а у Полыни я всё чаще замечаю на полке красноватые пятна - видимо, от мочи. Если гранулы из Little One не красят (а они могут!), то это может быть кровь в моче, и это тоже нужно будет сдать на анализ в обозримом будущем. Кровь может быть от мочевого или от матки, но в любом случае это некий воспалительный процесс, так что верну её на а/б, исключу белковые прикормы и опять же понаблюдаю. Памятуя о проблемах голубых крыс с сосудами - бывает достаточно одного кристаллика, порезавшего мочевыводящие пути. По крайней мере, никаких других тревожащих симптомов не замечено.
Минцзе - женщина исключительно аккуратная и интеллигентная: берёт из мисочки для прикормов кусочек вкусного (банана или тофу), уносит есть в уголок, но то, что не доест, - не бросает, а кладёт в миску с основным кормом. А младшие суетологи опять устроили верещание в четыре часа утра. Я встал, подошёл к клетке, поинтересовался, какого хрена. Передо мной нарисовалась одна честная морда, вторая, третья... Когда я уже начал слегка волноваться, где четвёртая морда, - Аякс вылез из шапки. А я-то думал, что в виде подвесного мешка она перестанет парней интересовать, но нет: видимо, вопли были про делёжку шапки. Убедившись,что никто никого не съел, я вернулся в кровать, и крысы больше не шумели.

Упырин комиксныйКомиксный Луи проявляет прямо-таки чудеса осознанности. Во-первых, подтверждает собственными словами, что не хочет есть людей по эстетическим, а не этическим соображениям. Правда, тут же оговаривается, что всякий эстетический выбор - это всё равно моральный выбор. Красивая мысль, мне нравится. Есть в этом что-то уайльдовское, когда "некрасивое" - это нечто противное твоей природе. Но есть нюанс: человеческой природе.
Во-вторых, он говорит, что понимает, что Лестат так же одинок, как и он сам, и потому нуждается не только и не столько в деньгах, сколько в компаньоне, - но говорит это всё равно с рефреном "нам пора расстаться". Впрочем, винить его не в чем, он не в ответе за тех, кто сам привязался.
Но вот что забавно: для Луи бытие вампиром означает некие тайные знаньица (что, пожалуй, логично для человека, столкнувшегося со сверхъестественным). Поэтому он обвиняет Лестата в том, что тот попусту прожигает свою не-жизнь вместо того, чтобы применять эти знаньица и учить им его, Луи. И с одной стороны - а в чём он не прав? Лестат действительно только и делает, что развлекается убийствами, его не-жизнь действительно пуста. Я, быть может, тоже поначалу удивился бы, встретив существо, наделённое нечеловеческой скоростью и силой, почему оно ещё не загрызло Путина не занимается чем-то полезным. А с другой стороны - хорошо бы Луи уже понять, что в бытии вампиром нет какого-то высокого смысла и цели, что ты по сути остаёшься всё тем же, кем был, только с потребностью пить кровь (да и в бытии человеком тоже смысла нет... да-да, я человек из мема "моя жизнь - не шутка, потому что в шутках есть смысл")). И когда он начинает заводить трактор на поиски других вампиров, которые будут не такими жадными, как Лестат, и конечно же сразу поделятся с ним знаньицами, - Лестат совершенно справедливо напоминает, что в нём ещё слишком много человека, чтобы эти вампиры вообще захотели с ним разговаривать.
А комиксный Лестат... при всём своём зловещем облике - он скорее косячит раз за разом, не думая о последствиях, нежели последовательно ломает Луи. Да, Луи говорит ему, что он выбрал плохого кандидата в вампиры, - и Лестат наверняка и сам понимает, что промахнулся, но не хочет отступать и не оставляет попытки пробудить в Луи хищническую натуру. И Клодию он подсовывает Луи явно с той же целью - помочь переступить через мораль, ведь фигура ребёнка, инстинктивно воспринимающаяся неприкосновенной, как нельзя лучше подходит для выхода за эти рамки. А потом - берёт и обращает её, по минутной прихоти; быть может - чтобы заполучить более благодарную ученицу, нежели Луи, и поиграться в дочки-матери, - но то, что Луи теперь не захочет уходить, как будто приходит ему в голову уже постфактум. Впрочем, это не отменяет больноублюдочности случившегося.

Упырин пеховскийОни уползли в вампиры Элвиса Пресли и Фредди Меркьюри!.. Да, этот канон ровно настолько трогателен И оба, разумеется, - в Нерезиновой... Столице. Но вот что примечательно: эти двое больше не поют. И в чём в таком случае смысл для клана Фэриартос обращать красивых и талантливых, если талант где-то в процессе быстро заканчивается?.. Дарэл, не желая, чтобы Фэри обратили его друга-певца, говорит, что живые чувства в нём умрут "через пару веков", - но та Фэри, что сама была певицей в человеческой жизни, УЖЕ не поёт (и это причиняет ей боль!), хотя с её обращения и полувека не прошло. Какой унылый получается клан творческих импотентов, которые находят творцов и спешат превратить их в себе подобных... Так что, когда за понравившегося человека так мило бодались Фэри и Миклош, - я, пожалуй, был на стороне последнего. Он хоть и больной ублюдок, но вкуса к жизни и творчеству не потерял.

Досмотрели второй сезон Vox Machina. К сожалению, было скучилищно. Лучшее, что в нём было, на мой взгляд, - это драконы. Очень красивые, напоминающие о стилистике концепт-артов Тодда Локвуда. Только ими и любовался. Далее спойлерноС этим сериалом произошло худшее: из него исчез юмор. Юмор как жанр, а не оставшиеся во втором сезоне пара шуток про ж@пу. Раньше было забавно наблюдать за командой довольно стереотипных приключенцев и узнавать типичные для DnD ситуации. Теперь же всем персонажам постарались додать драмы - и сюжет рассыпался, как лоскутное одеяло. И ведь в первом сезоне тоже была драма, драма Перси и его семьи, - но она не мешала юмору и делала сюжет достаточно цельным. А новые микро-драмы - натужны и избиты. И снова полнейшее отсутствие матерей и бабушек: близнецы приходят к отцу, Киллет находит отца, Пайк притаскивает Грога к дедушке, и у самого Грога есть только дядя... Давайте вы, блт, уже признаете, что в вашем сеттинге рожают мужики, без участия женщин. Бесит неописуемо.
Продолжают пропихивать пейринг Вакс/Киллет, но максимально неубедительно. Во-первых, Киллет залипает на каждого нового мужика в кадре, так что в серьёзность её чувств как-то не верится. Во-вторых, даже между Киллет и Вэкс больше химии, когда они говорят по душам, - но нет, Вэкс не отдам, они с Перси прекрасно смотрятся. А в-третьих, совершенно очаровательны все минутные взаимодействия Вакса и Гилмора, и почему по этому пейрингу настолько ни шиша визуального контента - я положительно не понимаю. А Пайк зависла в квантовой неопределённости между Грогом (резко отрастившим интеллект и бороду) и Сканланом (резко отрастившим ответственность и ОБВМ, того и гляди из хорни барда мутирует в примерного семьянина).
В результате я смотрел не столько на мир и персонажей, сколько на мастерские решения. Гейм-мастер у этой патички поистине крут: сделал всё возможное, чтобы его игроки, прокачавшие своих персонажей до какого-то убер-заоблачного уровня, не заскучали от лёгких побед. Вот он разделяет патичку, заставляя игроков сражаться неполным составом... вот он не только выдаёт персонажам сильные артефакты, но и щедро отвешивает спецэффектов, заставляет думать, лишает варвара-танка сил на долгое время... а вот и глав-босс тоже убер-заоблачного уровня: кислотный дракон, который может становиться невидимым, с каким-то фантастическим количеством хитов!.. Мне даже стало любопытно, каким способом этого дракона удастся победить. И когда, после всех усилий, дракона убивает бард одним ударом волшебного меча в глаз... Окей, он выкинул крит успех, - но я всё равно был разочарован.
Вывод: патичке очень повезло с мастером, игрокам наверняка было чертовски интересно проходить этот сюжет, импровизировать, сталкиваться с прошлым своих персонажей, развивать их характеры. Но если что-то интересно изнутри - это ещё не значит, что на процесс будет интересно смотреть снаружи. Но, конечно, я буду смотреть третий сезон - в надежде на хоть какой-то драйв, и ради Перси (его во втором сезоне, видимо в качестве компенсации за первый, было обидно мало), и ради Гилмора. И в целом - ради DnD-контента (и фильм надеюсь посмотреть).

@темы: friendship is magic, moments of dream, кина не будет, електричество кончилось, да, волк жуёт траву, это крыса и ей не стыдно, no dungeons, no dragons, just and, короли ночного бирюлёво, двое из гроба, дураки оба, чукча читатель

Кажется, я всё-таки словил переутомление, вылившееся в бессонницу: с субботы на воскресенье я так и не смог заснуть до утра и вырубился, только когда Птаха уже встала, но всё равно снилась муть. Разрешил себе не работать и не писать отчётов до вторника, и сразу стало так хорошо. Прибрался у Минцзе (удивительная всё-таки крыса, у которой засох за ненадобностью кусочек курицы, - при этом паштет Монж Рекавери она ест с удовольствием, то есть не убеждённая вегетарианка), заодно выдал новую шапку Бьякуе и повесил дурацкую детскую шапку младшим. Суетологам тут же стало интереснее в клетке, чем на выгуле со мной, и к утру они перегрызли завязки, на которых шапка висела, и утащили её в поддон. Повесил её на зажим, а от прежней конфигурации шапки осталась размытая фотка с исследующим Альбедо. Ну-ка, кто найдёт на фото Бьякую в соседней клетке

А на воскресный вечер мы с Птахой взяли литр бархатного и закуси, в моём случае - чесночных пампушек, - и решили что-нибудь посмотреть. А поскольку мои вкусы весьма специфичны(тм), то и ламповые семейные кинопросмотры - соответствующие. Из-за усиливающегося желания взорвать парламент мне давно хотелось пересмотреть V for Vendetta, а уж когда я узнал, что Птаха это и не смотрела, и не читала... Выбор был сделан. В свою защиту могу сказать, что идеей со стороны Птахи было посмотреть Джокера! Уже не первые впечатления

Причудливо, однако, состарилась сказка-предостережение о том, как в Великобритании, одной из стран-победительниц нацизма, на волне войны с США и пандемии, завоевав лояльность электората противовирусными препаратами и отстаиванием религиозных скреп от "чуждых американских ценностей", выдвинулся лидер с откровенно нацистской риторикой, сидящий в бункере и окруживший себя силовыми структурами и репрессивным аппаратом. Да, в этой сказке власти ещё и сами запустили вирус, - но простим комиксу эту конспирологию, как-никак жанр обязывает. Кое-что он всё-таки угадал: то, что на пандемии наживаются владельцы фармкомпаний, близкие к кормушке властей, даже если производят откровенные фуфломицины (привет, арбидол), и то, что "мы победили вирус!" неизбежно играет на руку пропаганде, хоть это и несомненно благое дело само по себе. Зато в этой сказке даже есть новости по телеку с "В Америке продолжается гражданская война". И есть свой Соловьёв И это я только про фильм - графическую новеллу я уже плохо помню.
...Да, комикс V for Vendetta - полный ровесник Птахе: начал выходить в марте 1982 года. Фильм вышел в 2005 году. Тогда это выглядело фантастической антиутопией, а не отражением реальности.
А ещё это, конечно, сказка-надежда о том, что можно убить человека, и двух, и много людей, но идею убить невозможно. О том, что идея всегда будет жива, передаваясь от человека к человеку, а отлитые в граните символы прошлого - уже мертвы. И не нужно жалеть мёртвые памятники, если это символы угнетения, если на их месте можно создать новые символы, не позволяющие забыть. И это по-честному страшная сказка о том, что идея, воплощённая в человеке, - неподходящий кандидат для "долго и счастливо". Если ты втянешься в этот пылесос - идея переломает тебя, чтобы ты стал/а сильнее, говоря, что всё это из любви к тебе; идея выступит идеальным актёром, дёргающим тебя за самые чувствительные струны, и даже своей смертью подтолкнёт тебя к нужным и запланированным действиям. С того момента, как ты выбираешь идею, всё прочее - уже иллюзия выбора, потому что идее ты принадлежишь целиком.
...Впрочем, фильм (предсказуемо) слишком сильно выдвигает романтическую линию на передний план. Из-за этого та мысль, что даже "маленький человек" может стать значимой частью большой идеи (особенно если этому человеку нечего терять), меркнет перед вопросом, на что можно пойти ради любви. А это всё-таки разные истории, пусть и сближающиеся в том, что любовь здесь - к образу, по сути отражающему идею. Иви не полюбила бы Ви, если бы он не был одновременно её отцом и её братом, Валери из дневника и графом Монте-Кристо из фильма.
Алан Мур, помнится, остался не слишком доволен сценарием Вачовски. Дескать, если они обращают внимание скорее на проблемы бушевской Америки, нежели тэтчеровской Англии, - то и перенесли бы действие на американскую почву. Но у меня тут претензий нет: каждый художник говорит о том, что ему ближе и больнее. У фильма иная родовая травма: типично американская супергероика. Ви встал в один ряд с другими мутантами-жертвами вивисекции, вроде Росомахи и Дедпула, стал ещё одним "чудовищем, порождённым чудовищами", которое мстит своим создателям. А месть - не самая лучшая идея. Волей-неволей задаёшься вопросом, зачем убивать некогда причастную к вивисекции женщину, которая успела и состариться, и раскаяться, и больше никому не причинит вреда? Её живое свидетельство было бы полезнее, нежели её дневник. Затем, чтобы напугать власть имущих? Но запугивание - это тактика властей. Ви Алана Мура был не только и не столько мстителем, спасающим мир, сколько анархистом (с безуминкой Джокера), выступающим против диктатуры как явления, - он сражался не со злодеями, обидевшими его, а с режимом в целом. Но чтобы разглядеть это в фильме, придётся присмотреться. Впрочем, в противном случае фильм могли бы и не выпустить в прокат: он и так-то был выпущен не 5 ноября, а в марте.
...Зато, когда Алана Мура спрашивали, как он относится к тому, что маски Гая Фокса после выхода фильма стали использовать на протестных акциях, он отвечал, что это каждый раз греет его сердечко

Один минус у сего времяпровождения: мне уже второй раз - и теперь окончательно - кажется, что бархатное испортилось: стало более водянистым и более алкогольным (и не мне одному: Птахе тоже так показалось). И пенится как тварь - и в прошлый раз тоже пенилось, я вспомнил. Этот прошлый раз был, когда я ездил к Амарту и, заходя в БирЛогу, привычно сказал "Мне как обычно, литр бархатного", поскольку меня там уже знали и узнавали. А незнакомый чувак за стойкой ответил: вы, дескать, говорите "как обычно", потому что часто тут бываете? А мы вот новые владельцы, а у вас может появиться дисконтная карта... - И сдаётся мне, что это взаимосвязано, и что новые владельцы могут пиво разбодяживать. Значит, эту разливайку я потерял, а жаль - я её любил.

А сегодня добрался до понедельничных вальсов. Сначала нас было мало, и мы просто вальсировали подо всякое, но добежали Векша и Эри, и удалось заняться и кое-чем фигурным. О танцах, как обычноВыучили КД "Кембриджский вальс" (больше вальсовых контрдансов богам вальсовых контрдансов!), он не сказать чтобы элементарен ("Вальс герцога Кентского", конечно, попроще), но и не то чтобы слишком сложен, к тому же не настолько быстр, чтобы паниковать. И когда он запоминается и ложится в ноги, танцевать его весьма приятно, - к тому же, если сет будет подлиннее, чем на три пары, не придётся так часто кружиться с виртуальным партнёром и сориентироваться в пространстве будет проще. А ещё в большом сете это наверняка очень красиво...
Повторили Малый фигурный (давненько его не было в моей жизни, всё Большой да Большой)), повторили Казуарину (из лав), повторили Теннесси. Сначала я мысленно запаниковал, что так давно не танцевал Теннесси, что как пить дать всё забыл и придётся учиться заново. Ага, как же, - шагал я с правильных ног. А потом Лиара сказала "Шагай по диагонали" - и мой мозг хрустнул, щёлкнул, как кубик Рубика, а ноги пошли по диагонали. То есть ничего себе, оно прямо получается, наконец-то совсем правильно получается! Хотя, конечно, большой плюс этого вальса в том, что он без прогрессии и каждая пара может танцевать в своём темпе. Это очень спасает.
А также на мне обкатывали фигуру "окошко", ещё один хитрый способ сплестись руками так, чтобы не вывернуть руки и не задушить себя ими в процессе И станцевали с Диктой вальс под "Барышню" Павла Кашина. Такая светлая ностальгия: песня двадцатилетней давности, я тогда только открыл для себя ротацию Нашего радио и вскоре выучил её всю наизусть. Я вообще люблю быстрые вальсы, и люблю танцы "чтоб подпевать", и в этой песне всё это идеально сошлось.
В этот раз люди как-то быстро начали сдуваться и уходить, и нас снова осталось мало. Хотя, возможно, я и сам был не в лучшей форме: слегка напугал Сумирэ на прощание красными пятнами на морде. Ощущались они при этом никак. Вот и что это было, дорогой малоценный организм? Аллергия на воду(!), которой я умылся в библиотеке? Соматика на стресс в виде положительных(!) эмоций?!.. Видимо, я в самом деле давно не выбирался в люди и вышел весь, и организм ещё не привык и не восстановился.
Так и закончили несколько раньше обычного и пошли к метро. И ведь май уже на носу, и бал всё ближе... Робко надеюсь на него пошиться, чтобы не повторяться с комбинацией "юбка-блузка-корсаж". Даже если это будут уже другие юбка, блузка и корсаж

@темы: я и бал, friendship is magic, кина не будет, електричество кончилось, гнездование пернатых, это крыса и ей не стыдно

Моим исходным планом было поймать в ботсаду Альвдис и пристроить в добрые руки дракончика от Кэссен. Как это произойдёт - я плохо себе представлял, поскольку раньше в этом ботсаду ни разу не бывал: моим ареалом обитания был только Аптекарский огород. И на всякий случай, дабы совместить полезное с приятным, решил потыкать лапой рисующих ближних и позаманивать их на пленэр. Заманил Веру. А в процессе оказалось, что я не просто зван в ботсад бесплатно с +1, но и могу присоединиться гостем к экскурсии про первоцветы. И это было реально бесценным подарком для моей жалобно пищащей кукухи. Я буквально ожил, как эти первые пробившиеся из-под земли цветочки
Мы воссоединились с Верой на станции Ломоносовский проспект, и оттуда оказалось два шага до входа в сад. Вскоре после шести собравшиеся экскурсанты стянулись к Альвдис, и прогулка началась. Тут надо сказать, что вход в ботсад как таковой - даже дешевле Аптечки, но и территория, доступная к свободному посещению, у него меньше. А вот на заповедную часть можно проникнуть только с экскурсией. И этот заповедный лес с узкими тропками - поистине волшебное, фантастически красивое место. Мягкий солнечный свет сквозь переплетения ветвей. Древняя ветла в несколько обхватов. Заросшие валуны, как руины давно поглощённых лесом построек. Поляны и холмы - сплошь белые, синие, жёлтые от покрывающих их ковром первоцветов. Нечто хвойное низко свешивает ветви над тропинкой - проходишь сквозь них как сквозь занавес, и упоительно пахнет смолой. Видели, как стая ворон с воплями гонит сову... Совсем другой мир. Просто выпадаешь из города и забываешь о нём, несмотря на виднеющийся за деревьями - сказочным замком - университет.
И экскурсия интересная - впрочем, я в Альвдис на этот счёт и не сомневался: не ботаническая, а про роль цветов в русском фольклоре, повериях-суевериях. А фольклор - штука недобрая, поэтому лекция с общим рефреном "всё это означает либо что-то плохое, либо очень плохое" - буквально отдушина после тех цивильных экскурсоводов, что начинают затирать про утерянную мудрость предков, которые жили лучше нас и всё знали лучше нас. Ага, лучше всех они жили, - то-то все эльфийские песни про похороны каждая народная сказка (и не только в степях российских, к слову) либо про смерть от холода, либо про смерть от голода, либо про смерть родами, либо про детскую смертность, и да, я не забыл упомянуть смерть?.. Хотя верующие в народную медицину всегда могут съесть синий цветочек. На всякий случай. А теперь - слайды!
Вот этот нежнейший цветок с голубыми прожилками - пушкиния. Назван в честь человека с дивным именем Аполлос Аполлосович (а его отца звали Аполлос Эпафродитович, вот за это я и люблю восемнашку)) Мусин-Пушкин, который привёз его с кавказских гор. Можно сказать, грузинский эдельвейс.

Отечественный аналог миндаля - волчеягодник: у него тоже цветы появляются раньше, чем листья. Да, это та самая ядовитая волчья ягода, хотя ядовиты у этого кустика не только ягоды, но и всё вообще - и цветы, и листья. Как говорит википедия, даже мокрую кору трогать не стоит.

Примула. Цветок, чьё название буквально означает "первый". Тоже родом не из наших широт, но успешно прижившийся.

Пролеска Мищенко (если ничего не путаю), один из многочисленных видов пролесков, который я успел сфотографировать. Ещё один цветок-выходец с Кавказа, краснокнижный.

Самый типичный первоцвет - подснежник aka галантус. Конкретно этот - подснежник складчатый, названный так за ребристые листья. Кстати, также ядовит (отчего возникает вопрос, зачем посылают за подснежниками!)).

Белоцветник весенний (сами-вы-ландыш: в несколько раз крупнее). Из википедии можно узнать, что сей цветок изображён на гербе одного немецкого города, Эттенштатта, в окрестностях которого произрастает обширными полянами. Что-то мне кажется, что я уже рефы на сородичей Каллы собираю...

Одна из виновниц синих-синих полян, пролеска сибирская (на самом деле ни разу не из Сибири, название было дано по ошибке). Мне вот захотелось сфотографировать её проросшей между камней дорожки, по которой ходят экскурсанты. Уии, асфальт треснул(тм).

Совершенно неберучего - особенно в сумерках - жёлтого цвета хохлатка Маршалла.

И вторая виновница синих полян, сцилла люцилия, также известная как хиондокса Люцилия. Сцилла - это в целом латинское название для пролесок (и пишется иначе, нежели имя сестрички Харибды), а эта пролеска, как опять же сообщает википедия, была названа швейцарским ботаником в честь его жены Люсиль. Из-за того, что лепестки у основания светлее, создаётся удивительный эффект свечения. Фосфоресцирующая поляна в сумерках - это, скажу я вам, зрелище, которое ни одно фото не передаст, это просто надо видеть.

И напоследок - слегка размытая (некстати включилась фотовспышка) черепаховая котинька, которая сопровождала нас всю экскурсию. Котики в ботсаду упитанные, ухоженные, приходят гладиться.

А поскольку я сильно не в теме сеттинга ГП, для меня стало открытием, что вейлы - это на самом деле veela, то есть те же самые вилы, которые в Доме Варич - женщины-ши. И более того: посмотрел сейчас в фандомную вики и узнал, что вейлы могут превращаться в птиц (а вилы - это прежде всего девы-птицы, так что и Сирин - вила, несколько христианизированная, а Царевна Лебедь - вила художественно-литературная). Я знал, что БелоВолки курили славянскую мифологию, но не знал, что Роулинг её курила тоже. Проникся уважением.
Жаль только одного: что ма-ауло Вокруг меня, вполне комфортно чувствующего себя в рубашке и кожанке, отчаянно мёрзли люди в пуховиках, и Альвдис разумно постаралась перемещать группу побыстрее и говорить покороче. Мне же стало зябко уже только на последнем этапе с сон-травой (она же прострел, фотки не будет, ибо кустик был далеко), когда загривка коснулся остывший предзакатный сквозняк. А если бы я, как некоторые, предусмотрительно прихватил с собой какой-нибудь плед или шарф, - то и вовсе предпочёл бы, чтобы меня забыли в лесу до утра.
Спасибо Альвдис за чудесное! Вот буду летом не нищебродом - непременно соберу патичку и вернусь, ибо русалочью экскурсию грех пропускать (а может, и на Белтайн попаду). Кто тоже хочет интересного - вам сюда. И матушке порекомендую, она любит экскурсии.

Про продолжение прекрасного дняЗамёрзшие экскурсанты разошлись, а мы ещё немножко постояли. Малахитового цвета дракончик улетел к Альвдис, ура И, поскольку у Альвдис на ботанической почве зародилась квента, - я теперь положительно ищу игру по ГП, куда можно было бы вписать прекрасную профессоршу зельеварения Люциллу Лестрейндж, преподающую под фамилией Сцилла (и заставляющую детей - о ужас! - учиться, мешая им спасать мир от чего ни попадя)). Ищу потому, что хочу это видеть!
Попрощавшись с Альвдис, мы с Верой пошли к метро и нашли в его окрестностях One Price Coffee. Вера угостила меня маленьким капучином на фундучном молоке, и мы уютно посидели и поговорили о наших игроцких и мастерских планах. Теперь у меня есть ещё одна идея в копилочку игры по Маскараду (который Лермонтова))... Но тут снова вступает мой вопль о том, что идей-то много, а сил и времени мало. И с играми у меня - как с фанфиками: некоторые идеи вынуждены ждать годами, поскольку регулярно появляется что-то, что сильнее горит и реализуется как бы само, вне зависимости от моей воли. Ну, поживём-увидим.
Доехав до синей ветки, мы с Верой разъехались в разные стороны. А из метро я вышел одновременно с Инги, которая ехала из Измайлово, с исторической выставки про бельё, - тоже звучит как что-то на интересном Но нет, на этот драмкружок-кружок по фото меня уже не хватит.
Вере уруру за компанию и надочаще!

@темы: у кошки четыре ноги, friendship is magic, моя прописка азкабан, осьминоги выходят в открытый космос, мечтай, иначе мы пропали, флора и фауна

В то время, когда мог бы только просыпаться, я сегодня утром уже поймал в метро Кэссен с драконом. С опозданием, правда, - ибо сложно выкатываться из дому одновременно с собирающейся на работу Птахой. Успел вернуться домой, сварить гречку и выдать её Минцзе с паштетом, однако несчастное уставшее создание было более заинтересовано в спать - или просто лежать с открытыми глазами, свернувшись клубочком в уголке. Крысное разВо сне она всё-таки иногда гукает - ну, ингаляции нам в помощь. И явно скучает по своим и ждёт, что её вернут домой: каждый раз, когда открываешь клетку, сначала выхватывает еду, но затем бросает её и тянется к выходу, и на руках тоже озирается по сторонам. Начинаю жалеть, что не забрал всех троих, но блин - некуда, совсем некуда Но свою деловую натуру крыса также успела проявить: за ночь выкопала практически всё содержимое миски (большой и глубокой!) наружу, как если бы искала на дне клад. Надеюсь, что нашла.
После полудня я поехал к Мэв - передать от Аркадия каффы и клипсы: подходящий повод наконец увидеться, а то давно не добирался и очень соскучился. Так быстро время летит: трикотаж, которых я помню котятами, - уже солидные двухлетние котаны (хотя всё так же попрошайничают и пищат, и бесоёбят иногда), Бася дивно мордат и усат. Впрочем, кажется, что Элрик, Дориан и Бьякуя тоже ещё вчера были крысятами, но вот с тех пор прошло два года и Бьякуя остался один. Мы посидели на кухне, я пил вкусный барбарисовый чай, и Мэв внесла офигенный пирог с вишней. В какой-то момент я опустил взгляд и увидел, что кошенька Пушенька легла на мой рюкзак всей кошечкой целиком, склубочившись, как сиротинушка. Это же самое мягкое место в доме, конечно И вообще рюкзак сам себя не облежит!
А потом Мэв выполнила важный квест: разобрала новогоднюю ёлку. Ей для этого был нужен я, чтобы следить за дверью на кухню, иначе в процесс могли ворваться коты и всё уронить (ранее ёлка была недосягаема для них на балконе, но для разбора там нет места). Почувствовал себя немного Ходором, Hold the door Хотя на самом деле всё не так драматично - держала дверь стремянка, а я просто присматривал. Полюбовался красивущими стеклянными ёлочными игрушками от клинской фабрики Ёлочка - в особенности импозантнейшим Мышиным королём. Поговорили за жизнь и за живность, я узнал тревожащую историю рыжего котика Миши, которого Мэв не отдали на выставке (вот как это называется, когда кураторша готова отдать кота, а администрация выставки отказывает, потому что "у нас нет цели пристроить всех"? А какая у вас цель тогда, годами мариновать по передержкам?..), и после из дома сунулся поискать его на Авито. Возможно, нашёл. Чувствую себя неловко: с одной стороны - болею за кота, с другой - нехорошо доставлять Мэв геморрой с подселением. Тут и крыс-то не знаешь как сселить без особой друидской магии...
Ёлка была убрана, теперь уж наверняка жара настанет! А в четыре я сдал пост Дугласу Мэв мурр и надочаще! И до Дугласа я тоже давненько не доезжал, пора исправляться.

На внеплановые танцы на набережной моей социальности уже не хватило. И вообще я переборчивый стал, мне влом танцевать без Майрет Но завтра надеюсь добраться.
Вернулся домой, увидел нетронутую гречку, встревожился. Крысное дваОтщипнул крысе курятины, но и ею та не заинтересовалась. И очень порадовался, когда Минцзе наконец захрустела кормом. А большую миску она всё ещё использует будто купалку, нужно поменять посуду в дедушатнике... то есть теперь - и не исключено, что надолго, ввиду норова Полыни - в бабушатнике.

Упырин спойлерный (да, я завёл тэг))Штош(тм), Дарэл теперь дева в беде (и мораль сей басни только одна: не заводите себе людей, иначе и себя подставите, и их подставите). Надеюсь, что ненадолго, а то Лориан реально надоел (и заместительное "тин" бесит как скрип ножа по стеклу - ни разу в жизни не слышал, чтобы слово "тинейджер" так сокращали на русском). Да, он оказывается посреди поля боя теоретически потому, что Кристофу нужна живая приманка, но практически - потому, что авторам нужен рассказчик, поскольку вреда от такой "приманки", которую кому-то приходится защищать, рискуя собой, в разы больше, нежели пользы. Не говоря уж о том, с какой радости вампир, впервые в жизни увидевший этого человека, на его защиту вообще бросился. Может, это и обоснуют впоследствии, но пока что возникает вопрос: Вив, ты же не даханавар, откуда в тебе инстинкт прикрывать собой еду? Даже ценную для друга твоего вожака еду?..
И любопытно, откуда Дарэл родом. Миклош за "арийскую внешность" предполагает его скандинавом, но он точно не истина в последней инстанции. Когда Дарэл упомянул Листа, я усмехнулся было, что авторы будто нарочно выбрали композитора, объездившего всю Европу, включая Россию. Но потом был упомянут Моне, и я понял: нет, не нарочно. Потому что Моне, во-первых, никак не мог написать фреску в доме на Покровке в Москве, а во-вторых - вообще не писал фресок Бред на одном уровне с "фреской мозаикой" из ПТСР. И это, на самом деле, досадно портит впечатление: авторам было лень погуглить, хотя их персонаж-подросток гуглом вполне пользуется и ещё посмеивается свысока над технической отсталостью вампира. Они тупо вбрасывают где-то услышанные фамилии - так же, как все эти пиджаки от Армани и марки машин. И выглядит всё это убого, как "я знаю карате, кунг-фу, у-шу и ещё много страшных слов". Дешёвая попытка произвести впечатление на детскую аудиторию. Видят боги, в остальном это классный фанфик, - но вот это ощущение, что ты тоже мог бы написать такую простую детскую книжку, если бы у тебя было больше самоуверенности и меньше требовательности к себе... Очень хочется уметь ронять свою планку до "и так сойдёт".
А ещё любопытно, как давно Дарэл в Москве, чтобы выучиться говорить по-русски... Впрочем, существованием в мире языковых барьеров авторы также с очевидностью не заморачиваются. Вампиры говорят без акцента? - Потому что смертные ещё ни разу не принимали их за иностранцев. А на каком языке вампиры думают (в тех случаях, когда это не образы-воспоминания, а реально внутренний монолог)? - Ведь все они - по-прежнему выходцы из разных стран, однако Дарэл, читая их мысли, прекрасно всё понимает. А как это могло бы быть интересно, если бы авторы не забили болт! Только представьте: вместо того, чтобы ставить ментальные щиты, - начать думать на каком-нибудь древнеегипетском. И придётся становиться телепатом-полиглотом
...Но ладно, Кристоф всё ещё входит секс(тм), "ты не пой, ты ходи-ходи"(с), и что бы там дальше ни было - хотя бы ради него я это точно дочитаю

@темы: friendship is magic, это крыса и ей не стыдно, короли ночного бирюлёво, чукча читатель

Как я уже упоминал, с моей предыдущей игры от Джулс прошло немало времени, и вот мне снова захотелось припасть. Я успел немного отвыкнуть от полностью готовых вводных (в случае Джулиано я всё-таки имя и макароны придумал сам)), из-за этого всё время чувствовал смутное беспокойство, что плохо к игре готовлюсь.
Помните, как я провёл ночь на то воскресенье? - Ага, опоздал на метро и был дома в пять утра (у Чарльза, кстати, по вводной также была бессонная ночь)). Так толком и не заснул, встал в восемь по птахиному будильнику и сперва вроде начал бодро шуршать, а потом чуть не отъехал в обморок. Далее доигровоеТонометр радостно показал мне двузначные цифры, с каковыми не живут. Но отступать было некуда: я продолжил собираться ползком (так, хотел взять белый галстук, но просто не смог бы дотянуться до верхней полки шкафа), даже причёсывался сидя, и выкарабкался из дома. Последние деньги на счету, оставшиеся после сдачи взноса, потратил на капучино на банановом (другого не было) молоке из кофейни возле метро. Кофе вернул меня к жизни и позволил добраться до театрального подвальчика. Я думал, что опоздаю, но когда вошёл - было так безлюдно и тихо, что на мгновение я испугался, не перепутал ли место игры.
...Правда, к началу игры эффект от кофе начал улетучиваться, и главной задачей было не умереть до старта, ибо после старта будет вырабатываться игровой адреналин. Ждали опаздывающих игроков и потому стартовали на час позже, и я заваривал себе чаю для поддержания существования. Прикинулся я быстро: Чарльз состоял из очков, седины из баллончика и чёрных рубашки и пиджака. И я привёз икеевскую крысу для Берто - и все привезли, игру впору было переименовывать в "Когда все крысы собрались" Мою плюшевую крысу, слегка пожёванную крысами настоящими, можно было отличить от других по отсутствию одного зуба. Теперь это тоже крыса с квентой. И, наконец, все собрались (и фотограф, - теперь я понимаю, откуда такой впечатляющий взнос)), и игра началась. Как и ожидалось, бегал на адреналине я как тот заяц с батарейкой в ж@пе. Хотеть пить-есть и то было некогда, но спасибо всем, кто оставлял корочки от пиццы

Вкратце об игреКазалось бы, каждый второй мистический оридж строится по одному и тому же принципу: некая хтонина собрала бл#дей на одном корабле неслучайных людей в одном замкнутом пространстве и не выпустит без жертв. А я не люблю принцип непременного самопожертвования, так что мои персонажи всегда настаивают на том, что никто не обязан отдавать жизнь каким-то голодным сущностям ради спасения мира: должен быть другой способ его спасти, а тот, кто вправду желает миру добра, чужой жизни не потребует. И в целом я не очень-то люблю мистику - взаимоотношения между людьми мне интересней, чем ритуалы, проклятия и возвышенные божества, которые когда-то давно [подставить нужное].
Но. Помимо этой общей фабулы, которая всех объединяет и так или иначе со всеми происходит, - у Джулс каждый раз получается сплести отличную сеть микросюжетов и завязок. Так, что каждый персонаж становится главным героем своей собственной истории. Так, что если у тебя есть кончик ниточки - можно за него потянуть... и за этой ниточкой потянется ещё несколько. А можно радостно крутануть их на себя, поиграть с клубком и проиграть Я так и сделал: у Чарльза была любимая женщина, а у любимой женщины был дорогой друг, а друга был брат-близнец, а у брата была девушка... И Чарльзу пришлось, как мышке, тащить всю эту репку на себе. В процессе двое близнецов-долбодятлов также постепенно перешли в категорию его любимых людей. А ещё у Чарльза были дорогая подруга, дочь подруги и парень дочери, которые были ему также небезразличны, но на них спасалки уже толком не хватало, - к счастью, они в основном справлялись сами (а я-то до игры предполагал, что буду играть преимущественно в них троих).
И - вот это ощущение у Чарльза в финале, когда ты вытащил всех, но сам вышел весь, и уже ничего не хочешь. Та апатия, которая наступает, если долго бить по одному и тому же месту, так что боль в конце концов притупляется вместе со всеми прочими чувствами. Смертельная усталость и осознание, что ты можешь оказаться не очень-то и нужным всем тем людям, ради которых раздёргал себя по кусочку с мясом и кровью. Очень жизненный, на самом деле, итог о том, что человек с большим вместительным сердцем - это прежде всего та самая жертва, которую сожрут. И это даже не трагедия, потому что герои трагедий - титаны, а ты всего лишь человек.

И мне, конечно, везёт на незрячих/слепнущих персонажей, даже когда я их выбираю, простите за каламбур, вслепую Все шутки про даочжана уже пошучены, да. И Чарльз у меня уже третий (в смысле тёзок)! Осталось сыграть профессора Ксавье. И Чарли Баркина.

Персонажная предысторияЧарльз с детства хотел защищать людей и, повзрослев, пошёл работать в полиции, где и познакомился с Гекатой Влахос - наполовину гречанкой, наполовину американкой. Она восхищала его тем, что успевала жить на две страны и одна воспитывала дочь, типичную трудную подростку, - но никакой романтики в этом отношении не было. Чарльз вообще считал, что женат на работе, но всё сложилось иначе.
Со временем он стал агентом ФБР и однажды взялся расследовать загадочное дело, в котором во время школьной экскурсии в историческом особняке случился пожар, и все дети погибли. Выжила только одна учительница, Вэлари Лоутон, на которую пало подозрение в предумышленном поджоге, - но она ничего не помнила из-за шока и в последнюю очередь была похожа на человека, способного на убийство. Чарльзу, при содействии Гекаты, удалось доказать её невиновность, и хотелось её поддержать... Они с Вэлари встретились несколько раз, и он понял, что влюбился. А Вэлари явно отвечала ему взаимностью.
Вот только её словно начали преследовать неприятности. Нет, на неё не нападали люди или звери, чтобы это можно было принять за чей-то злой умысел, - просто то кирпич на голову упадёт, то люк под ногами провалится... И всякий раз Чарльз оказывался рядом, чтобы вовремя её оттолкнуть, подхватить или прикрыть. Один раз схлопотал сотрясение мозга. Вэлари утверждала, что на ней лежит проклятие, и что Чарльзу нужно бежать от неё, - но он в проклятия не верил. А потом оказался в больнице со множественными переломами, включая очередную ЧМТ. Когда же он пришёл в сознание - Вэлари пропала. Не отвечала на звонки, не оставила даже записки.
После травмы Чарльз начал терять зрение, но заниматься собственным здоровьем ему было некогда: он верил, что Вэлари жива, просто пытается спасти его от себя. Он занялся поисками и даже ушёл со службы, дабы посвятить им всё время. Использовал все накопленные сбережения. Но Вэлари как сквозь землю провалилась. И когда Чарльз уже почти отчаялся, с ним связалась Геката. Сообщила, что находится в Греции, на острове Патмос, в гостинице со странным названием "Дом несчастных", и расследует исчезновение своей коллеги. И что ей не помешала бы помощь. Может, в действительности она просто хотела вытащить Чарльза из подступающей депрессии, - потому что ему также не помешало бы дело, которым можно было себя занять.
Так Чарльз отправился в Грецию. Но странным в гостинице оказалось не только название. Радушный приём хозяйки, заявивший, что возьмёт с Чарльза минимальную плату, настораживал. Дочь Гекаты, Линкея, тоже была здесь, со своим парнем по имени Идей. Юноша страдал от какой-то болезни и по ночам то ходил во сне, то кричал от боли, но Линкея утверждала, что врачи по всей стране не могут ему помочь, и что это Геката его "отравила". Также Линкея то демонстративно делала вид, что знать не знает свою мать, то бурно ссорилась с ней на заднем дворе. Чарльз и рад был бы с ней поговорить и попробовать помочь, но Линкея, видя его доверительные отношения с Гекатой, не стремилась с ним общаться и отвечать на вопросы.
И с расследованием не задалось. Чарльз осмотрел комнату пропавшей женщины, поговорил с постояльцами, - но всё это Геката и так уже сделала. Хозяйка гостиницы говорила, что эта женщина якобы очень быстро уехала с острова, и куда дальше направилась - неизвестно. Было это правдой или нет, но следов убийства Чарльз также не обнаружил и уже был готов покинуть гостиницу, когда вдруг прибыло ещё двое гостей из США. Парень и женщина в плотной чёрной вуали, скрывающей лицо. Геката при виде них вздрогнула и потянулась к табельному пистолету, так что Чарльзу пришлось её остановить. А женщина в вуали, в свою очередь, поспешила скрыться, словно испугалась. Но её фигура и походка показались Чарльзу слишком хорошо знакомыми. Если это Вэлари... В общем, в гостинице он задержался.
Геката рассказала, что знала этого парня, Уилларда. Что он был связан с одной из раскрытых ею преступных группировок и ею же убит при попытке бегства во время задержания. Но не арестовывать же того, кто числится мёртвым, не разобравшись? В конце концов, в мире бывают и близнецы. Ещё страннее было то, что вокруг Уилларда всё время крутились крысы и мыши, а когда он выходил из дома - то и ласточки. Чарльз никогда прежде не видел человека, к которому бы так тянулись животные и птицы, в том числе и дикие. Хозяйка только разводила руками: крысы хозяйские, травить их она не будет. Чарльз, впрочем, был не против крыс, они ему даже нравились. А незнакомка в вуали старательно его избегала, что лишь усиливало подозрения.
Чарльз носил очки, но иногда зрение как будто отключалось внезапно - перед глазами вставала плотная пелена, сквозь которую можно было разглядеть лишь размытые цветные пятна. В очередной раз это случилось по дороге в гостиницу, и как назло - на пешеходном переходе через проезжую часть. Он не успел вовремя сориентироваться, и его чуть не сбила машина, - но какой-то добрый самаритянин вытолкнул его буквально из-под колёс. Правда, того самого, похоже, зацепило: прозрев, Чарльз увидел, что его спаситель - молодой человек лет тридцати - до крови расшиб голову о край бордюра и потерял сознание. Вызвав скорую, Чарльз счёл своим долгом сопроводить незнакомца в больницу и просидел там до утра, пока тот не очнулся. Вот только пациент ничегошеньки не помнил о том, кто он и откуда. Чарльз оставил ему свои контакты и пообещал навещать - в конце концов, он чувствовал свою ответственность за человека, ради него рискнувшего жизнью.
Вернувшись из больницы, Чарльз заметил, что на острове стало как-то слишком тихо. И вскоре понял, что не видит ни одной ласточки, которых ещё вчера было полно. Затем с моря начал надвигаться туман: похоже, шла буря, а значит, до конца шторма никто не сможет уплыть с острова на пароме. Хозяйка предложила всем постояльцам собраться в гостиной и скоротать время за рассказыванием историй, и Чарльз от нечего делать согласился. Геката тоже пришла - как всегда невозмутимая, хотя Чарльз уже слышал краем уха слухи о том, что прошедшей ночью она не просто поругалась с дочерью, но и подралась. Наверняка Линкея первой распустила руки, - но Чарльзу по-прежнему не хотелось вмешиваться в чужие семейные дела.
С этой точки всё и началось. Ворнинг: в отчёте могут быть триггеры (убийства, самоубийства и прочее насилие над людьми и животными) и спойлеры на случай будущих прогонов этой же игры.

Чарльз Уэйн. Отчёт отперсонажный. Неизбежны неточности- Замолчи! - выкрикнул Уиллард, как только все постояльцы расселись по выбранным местам и воцарилась тишина. Я был уверен, что его спутница ничего перед этим не говорила, хотя уловить шёпот из-под вуали было непросто.
- Что с вами, молодой человек? - поинтересовался я. - Вам нехорошо?
- Нет-нет... - он растерянно помотал головой. - Всё в порядке.
- Задремали, и что-то приснилось? - предположил я, добродушно посмеиваясь. - Понимаю, я сам чуть не задремал. Ненавижу сказки, - добавил я вполголоса.
Скорее бы уже кто-нибудь начал рассказывать первым... Я понятия не имел, что мог бы рассказать, и даже стихов наизусть не помнил. И придумывать байки не было никакого желания. Серьёзность, с которой хозяйка гостиницы подходила к этому групповому занятию, напоминала какую-то секту. Её вообще кто-то лицензировал на оказание терапевтической помощи "несчастным"? И кто поручится, что она поможет, а не навредит?..
Тут перед амфитеатром стульев встали друг перед другом на прямой линии, как на авансцене, двое мужчин, направляя друг на друга пистолеты. Выглядела картинка настолько абсурдно для реальности, что я принял её за часть шоу: может, двое приятелей сговорились разыграть сценку и используют игрушечные пистолеты.
- Это что, театральное представление? - осведомился я у сидевшей рядом Гекаты. - Здесь всегда так рассказывают сказки?
И только когда кто-то бросился к одному из "актёров", мужчине в костюме, и принялся его останавливать, отбирая пистолет, - до меня дошло, что это нихрена не представление и оружие нихрена не игрушечное. А сам этот человек, судя по обращениям к нему - местный прокурор, - что-то кричал о том, что должен задержать опасного преступника и убийцу.
- Вы собирались устроить здесь мексиканскую дуэль?.. - удивился я. - Да вы с ума сошли - стрелять в помещении! Рикошет, прокурор!.. Нас всех троих могло задеть! - я указал широким жестом на места, с которых встали я, Геката и ещё один постоялец.
Преступника предлагали передать полиции, но полиция была уже здесь. Неудобно, конечно, что во время шторма не получится сразу переправить арестованного на континент, а в гостинице, как назло, не было запирающихся снаружи помещений.
- Надеюсь, у тебя есть наручники?.. - осведомился я у Гекаты.
Геката подошла ко второму участнику "перформанса" - лохматому молодому человеку с затравленным взглядом и в мешковатой одежде, напоминающему начинающего гранж-музыканта. Для него было бессмысленно оказывать сопротивление, но едва ли он руководствовался логикой. Мгновение - и они с Гекатой, сцепившись, рухнули на пол.
- Да какого чёрта!.. - я подбежал к ним, пытаясь разобрать, нужно ли их растаскивать или наоборот, помочь Гекате зафиксировать парня. - Геката, ты цела?..
- Он ткнул меня ножом... - прохрипела она, и я заметил, что она пытается вырвать нож из пальцев преступника. А ещё через мгновение ей удалось направить лезвие в сторону хозяина ножа и ударить его куда-то в бок. Только после этого преступник обмяк, Геката отползла в сторону, а я уже звал врача.
Как назло, единственным медиком в гостинице был молодой студент-практикант Джефф, также прибывший из США. Но, к счастью, раны оказались не слишком серьёзными: перевязанная Геката уже сидела на табурете, пока доктор возился со вторым пациентом. К незадачливому убийце прильнула хрупкая, прямо-таки полупрозрачная девушка в белом. Я мельком взглянул на то, как прокурор препирается с хозяйкой гостиницы, забравшей на хранение его табельное оружие, и подошёл к Гекате:
- Ты в порядке?
- Да. А его нужно обыскать. Не поверю, чтобы у Костаса был только один нож.
Костас... я что-то слышал о том, что он раньше был полицейским, возможно - они с Гекатой успели поработать вместе после того, как она перебралась в Грецию. А потом что-то случилось, у него сорвало крышу, и он жестоко убил и расчленил человека, после чего ушёл в бега. Странно для того, кто находится в розыске, останавливаться в одной гостинице со служителями правопорядка...
- Я этим займусь, - предложил я и опустился на колено перед раненым.
Я уже не мешал работе доктора, а преступник ещё был слаб и не сопротивлялся. Я выудил ещё один нож. Надо мной склонилась молодая женщина - похоже, помощница прокурора:
- У вас есть полномочия для проведения обыска?
- Я агент ФБР, - обронил я. Это уже не вполне было правдой, но если я начну вдаваться в подробности, это помешает мне помогать Гекате.
- Вы можете это подтвердить?
- Увы, нет. Я здесь в отпуске. - и я передал ей нож, который она взяла через салфетку, как вещественное доказательство, и убрала в свою сумочку.
Геката уже была на ногах и задавала вопросы хозяйке гостиницы:
- Как так вышло, что в вашей гостинице скрывался опасный преступник?
- Он просто приехал и вписался, - хозяйка была само спокойствие и невозмутимость. - Я ведь не знала, кто он такой.
- Вы что, не читаете газет? Его фоторобот в каждом выпуске!
- Нет, я не читаю газет.
- Не все читают газеты, - примирительно заметил я. - Я вот тоже в ваши греческие газеты пока не вчитывался.
И тут с одной из женщин, всё ещё находившихся в гостиной, случилась истерика. Встав со своего места, она указывала вытянутой рукой на кого-то из мужчин за моей спиной и кричала:
- Арестуйте его! Почему вы его не арестовываете? Он же перерезал ему горло, вы что, не видели?!..
- Здесь никому не перерезали горло, уверяю вас, - попытался я её успокоить. - Все живы.
Но у женщины, по-видимому, вызвал шок вид крови - так бывает. Она говорила о Костасе, который лежал буквально у её ног, но даже не смотрела на него.
- Я же видела! Он перерезал ему горло! Это нормально вообще?!.. Убивать безоружного человека!..
- Давайте я вам всё объясню, - пообещал я. - Я был рядом и видел, что произошло. Костас первым напал с ножом на Гекату. Она ранила его, это была самооборона. Но никто не перерезал ему горло. Вот, вы сами можете на него взглянуть, он жив.
Женщина немного успокоилась, хотя, кажется, всё ещё не готова была мне поверить. Я даже апеллировал к авторитету врача, чтобы она могла убедиться:
- Скажите, доктор, у него перерезано горло?
- Насколько я вижу, нет.
Но на этом истерики не закончились. Откуда-то из заднего помещения выбежала женщина с разноцветными волосами - кажется, я видел её в персонале гостиницы.
- Где мой муж?!.. - кричала она, озираясь невидящим взглядом по сторонам. - Кто-нибудь видел моего мужа?!..
Вообще-то в гостинице есть психолог, Далила, личная помощница хозяйки. Я даже разговаривал с ней по поводу расследования: очень милая и сочувствующая женщина. Но сейчас почему-то именно я снова и снова кого-то успокаивал. Я подошёл к женщине с цветными волосами, чтобы немного её затормозить:
- Ваш муж - это кто? Как его зовут, как он выглядит?
Она не смогла ответить на эти вопросы: так и причитала "Я не знаю, где мой муж", пока хозяйка не велела ей заняться делом, и она не исчезла. Положительно, в этом доме полно людей, которым самое место в специальном учреждении, а не здесь. Если уж даже прокурор повёл себя неуравновешенно и поставил окружающих под угрозу...
- Вернитесь на свои места! - требовала хозяйка. Похоже, она настолько жила в своём собственном выдуманном мире, что не замечала ничего вокруг.
- Вы же видите, всем сейчас не до сказок, - заметил я. - Какие сказки, когда чуть стрельба не началась...
- ...Это очень спокойное место, - услышал я голос Далилы.
- О да, сегодня я успел в этом убедиться, - усмехнулся я.
- Сегодня у нас в первый раз такое. Раньше всегда было спокойно.
В довершение хлопот, в гостиной появился тот самый молодой незнакомец, которого я не далее чем утром оставил в больнице. Он был всё в той же белой рубашке, да и выглядел плачевно: пошатывался, как сомнамбула, и как будто не понимал, где находится.
- А вы что здесь делаете?!.. - воскликнул я, подхватывая его под руку, поскольку казалось, что он того и гляди упадёт.
- Мне... нужно было попасть сюда, - произнёс он негромко. - Я должен помочь...
- Вы вспомнили кого-то, кто находится здесь? - спросил я с надеждой.
- Нет... я вспомнил, что здесь нуждаются в моей помощи...
- Присядьте, - я подвёл его к свободному стулу и усадил. - Вам следовало оставаться в больнице! Как вы вообще сюда попали?!..
- Он спустился из своей комнаты, - ответила за него та женщина с розовыми волосами, которой мерещилось перерезанное горло. Как если бы это было само собой разумеющимся: постояльцы, сбегающие из больницы.
- Это я понимаю. Но как он попал на остров?
- Мы его подвезли. Он говорил, что ему нужно сюда.
- Ох... Он не должен был покидать больницу. Он ещё не долечился.
- Человек имеет право выписаться из больницы в любой момент, - возразила женщина. Она как будто защищала незнакомца от больницы, словно от тюрьмы. Да, это точно секта: там, где лечат, нам плохо, а здесь хорошо... Таким не докажешь, что без медицинского обслуживания человек может погибнуть. А незнакомец меж тем согнулся пополам, держась за голову.
- Что с вами? Болит голова?
- Да...
- Сейчас обращусь к врачу.
Врач по-прежнему не мог отлучиться от раненого, и я не стал его отрывать. Мне и так было неловко, как будто это я притащил сюда этого парня с черепно-мозговой травмой.
- Скажите, доктор... У вас есть что-нибудь обезболивающее? Здесь человек, который вчера сильно ударился головой.
Наш врач, ничего не спрашивая, выдал мне таблетку, а я принёс её незнакомцу и вложил в ладонь. Он проглотил её, не дожидаясь, пока я налью ему воды.
- Раз уж вы тоже здесь застряли, давайте я провожу вас в ваш номер? Вам нужно прилечь.
Я медленно повёл его по коридору. Сейчас почти все номера были пусты, но он, кажется, помнил тот, в котором останавливался.
- Вы очень добры, - проговорил он.
- Вы спасли мне жизнь, - напомнил я.
- Я ничего не могу вспомнить... как ни стараюсь...
- Не мучайте себя. Вы непременно вспомните со временем. Временная амнезия - частое явление при ударах головой, но воспоминания всегда возвращаются.
- Вы думаете?..
- Конечно. С некоторыми моими коллегами такое происходило.
Он присел на край кровати. Не хотелось оставлять его без присмотра, но и тревожить не хотелось.
- Отдыхайте, не буду вам мешать. Если вам что-то понадобится, просто найдите меня, - сказал я напоследок и, прикрыв за собой дверь, вернулся в гостиную.
Когда я вошёл, Костаса и Гекаты там уже не было, зато всё внимание было обращено на молодого мужчину, ещё одного американца. Кажется, это его обвиняли в том, что он якобы пытался перерезать горло Костасу. Возможно, я этого просто не заметил, поскольку во время инцидента больше смотрел на раненую Гекату, нежели на злоумышленника, предоставленного заботам доктора.
- Он напал на женщину, - упрямо твердил этот Капитан Америка. - А я всегда заступаюсь за женщин.
- Только не говорите Гекате, что она хрупкая женщина, которая не может сама постоять за себя, - усмехнулся я.
- Я не говорил, что она хрупкая, - ответил тот на шутку с предельной серьёзностью. - Я говорю, что не мог остаться в стороне.
- И это делает вам честь, - одобрил я.
Тут мне навстречу вышла ещё одна девушка из персонала гостиницы. Она держала на скрещенных на груди руках целую охапку крыс, принадлежавших Уилларду.
- Надо же, вас животные любят, - удивился я. От меня крысы всегда убегали, и даже печенье не брали из рук.
- Вы не видели их хозяина? - спросила она. - Они без него пропадут...
- Нет, не видел. Но это же крысы, их можно отпустить, - успокоил я её. - Они сами разберутся и сами найдут себе еду.
А в коридоре я столкнулся с помощницей прокурора.
- Вы работаете на ФСБ, да? - уточнила я.
- Работал. Сейчас я не при исполнении, я просто приехал в гости к подруге, так что с юридической точки зрения я - частное лицо. Но вы можете обращаться ко мне за помощью при необходимости.
- Хорошо, спасибо. Я просто должна была убедиться.
Интересно, она поверила мне на слово?.. По крайней мере, у меня изъять пистолет никто не пытался, и я также не торопился с ним расставаться. И очень кстати: стоило мне выйти в прихожую, как мимо меня промчался Костас. Бежал он, правда, не за дверь, где бушевал ураган, а в гостиную.
- Твою мать... - я выхватил пистолет и бросился следом за ним.
Убежал раненый недалеко: забился в угол позади рядов стульев. Я направил на него пистолет:
- Поднимите руки!
- Не могу, - ехидно ответил тот. - Я ранен.
- Тогда просто сдавайтесь без сопротивления, - устало предложил я. - Вот на кой вы бегаете раненым? Куда вы убежите с острова? Разве что вплавь. "Рокамболь мощными гребками поплыл к берегу"...
- А может, мне нравится бегать.
Геката и её коллеги из прокуратуры подоспели сразу после меня. Геката ласково уговаривала Костаса, как старого приятеля, вернуться в лазарет, а та девушка, что собирала крыс, села рядом с ним и принялась его жалеть. Как будто это мы заставляли его-несчастного бегать, несмотря на рану, а не он сам умудрился вскрыть наручники. Вообще, на мой взгляд, обращались с Костасом даже слишком хорошо: оказали помощь, не били, не заперли в каком-нибудь тёмном сыром подвале. У него была возможность провести несколько часов в почти курортных условиях, пока его не передадут в тюрьму. Но сердобольные девицы всегда найдут, за что пожалеть.
- Девушка, вы ему кто?.. - увещевала помощница прокурора. - Отойдите, пожалуйста, от задержанного, он может быть опасен.
Девушка, проворчав что-то о том, что "это вы опасны", нехотя послушалась, и Костаса, бережно достав из угла, увели. Тот картинно морщился от боли.
- И почему женщины так любят убийц?.. - риторически вздохнул я и посоветовал девушке, проходя мимо неё: - Лучше бы вы ограничились крысами.
Лазарет превратили в допросную, привязав Костаса к стулу. Убедившись, что он надёжно зафиксирован, я рассудил, что моя помощь больше не нужна Гекате и прокурору - как-никак это их работа, а я не имею отношения к ловле греческой преступности. Однако лазарет был по соседству с кухней, поэтому, собравшись подкрепиться, я всё равно слышал обрывки разговоров.
- Мне кажется, у вас ко мне что-то личное, - развлекался Костас, обращаясь к прокурору. - Вы уже читали последние новости?
- Нет, не читал.
- Почитайте, вам понравится.
- А что там с новостями? - полюбопытствовал я. - У меня нет интернета, а во внешнем мире всякое могло произойти.
Странно было, что на острове во время шторма совершенно не было связи с континентом - прокурор уже пытался вызвать подкрепление по телефону, но у него ничего не вышло, - зато новостная лента на местном сайте обновлялась исправно. А ещё страннее выглядело то, что свежую новость как будто написали отсюда, с острова. Это был памфлет на прокурора Полиника Афинайоса, в котором утверждалось, что тот уже ушёл со службы и таким образом вершил самосуд. Впрочем, я уже говорил, что в Греции также могло существовать понятие гражданского ареста, так что технически Костаса Мэндилора мог задержать кто угодно.
- "Самоуверенность и гордыня спалили крылья Икара"... - процитировал я вслух. - "Возьмёте ли вы на себя роль судьи и палача в одном лице"... Бог ты мой, кто это писал? Это же отвратительно.
Кажется, в местной прессе я уже встречал тексты, в которые с неуместным зубодробительным пафосом были воткнуты отсылки к греческой мифологии и не только. Но не были ли эти тексты цитатами из речей самого прокурора (теперь уже бывшего, судя по всему)?..
- Ну как... известно, кто, - Геката выразительно взглянула на бойфренда своей дочери, как раз стоявшего напротив меня, по другую сторону стола с закусками.
- А что сразу я? - искренне удивился тот. - Я ничего не писал.
Ах да, его же зовут Идей, а в местных журналах вроде как порой появляются анонимные статьи, подписанные "Идей А.", - но это могло быть и совпадением. Во-первых, парень сегодня всё время был на виду, а написание памфлета требует какого-никакого времени. Во-вторых, "Идея А." считали редактором некоего издательства, а "наш" Идей, если уже не один год страдал от болезни, едва ли успел совмещать это с работой. И, наконец, он выглядел человеком хорошего вкуса.
- Кто бы это ни писал, у него совершенно безвкусный стиль, - вздохнул я. - Как говорил Оскар Уайльд, грубую силу ещё можно выдержать, но грубая мысль невыносима.
- Может, это ты и написал? - обернулась к Костасу Геката.
- А я как бы мог написать?!.. - тот выразительно звякнул наручниками за спиной.
- Ничего, однажды сможешь написать мемуары, - утешил я его. - Станут бестселлером. Люди любят маньяков.
- Он не маньяк, - возразила Геката.
- Пусть так, но читатели из любого человека, совершившего преступление, сделают романтического маньяка.
- Это в Америке. В Греции такое не популярно.
- Ну так ведь можно перевести!..
Так или иначе, памфлет не содержал никаких доказательств того, что Костас мог быть невиновен. Меня больше волновали другие насущные проблемы, и я обратился к Гекате, когда она закончила с допросом:
- Геката, ты нужна мне как полицейская.
- Что случилось?
- Видишь ли, тут находится человек, которого вчера сбила машина... Вернее, это меня чуть не сбила машина, а он вытолкнул меня из-под неё. Он ударился головой и ничего о себе не помнит. Возможно ли будет через полицию поискать его родственников?
- Да, конечно. Где он сейчас?
- Он должен был быть в больнице, но зачем-то явился сюда. Я проводил его в комнату.
Я поблагодарил Гекату за готовность содействовать, а вскоре и она попросила меня помочь ей куда-то отвести Костаса. Я согласился, не задавая лишних вопросов, и мы взяли арестованного под руки с двух сторон. Я не знал, куда Геката собиралась его тащить и зачем, - но она переместила Костаса в гостиную и усадила на стул в центре зала, как на сцену. Быть может, она решила, что так за ним будет проще уследить со всех сторон?.. Но она как нарочно посадила его рядом с радиоточкой, грохотавшая из которой музыка заглушала все слова, и моя голова, и так тяжёлая после бессонной ночи, от неё начинала болеть сильнее. Я попросил прислугу сделать звук потише, и стало немного полегче.
Вместе с Гекатой сторожить преступника до конца шторма виделось мне самым унылым времяпровождением из возможных, но я не мог бросить её одну. Костас ныл, что мы жрём пиццу, а он сидит в наручниках, требовал привести к нему сестру, хотя уж она-то была свободна в передвижениях.
- Хотите, я принесу вам пиццу? Или воды. Или чаю, - я был готов на всё, лишь бы он хоть ненадолго заткнулся. - Мы не собираемся морить вас голодом.
- Не из ваших рук, - отрезал тот.
Делает вид, будто я могу его отравить?.. Смешной.
- Я невиновен, - бурчал он себе под нос. - Полиник просто хочет упрятать меня за решётку.
- Если бы мы были в США, я мог бы порекомендовать вам хорошего адвоката, - пожал плечами я. - Но, к сожалению, мы не там.
- Полиник ещё не проигрывал ни одного дела.
Если парень действительно никого не убивал, то дела его плохи, но моё ли это дело?.. Невозможно помочь всем, кто оказывается на моём жизненном пути. Вместе с сестрой Костаса - той самой хрупкой девушкой в белом платье - вошла психолог Далила и задала ему сакраментальный вопрос:
- Насколько вы близки с вашей сестрой?
- А вам зачем это знать? - опешил Костас. - Конечно, я с ней близок, она же моя сестра!..
- Обычно братья и сёстры не настолько близки.
Пока в некое подобие допроса врывался импровизированный сеанс психотерапии, Геката присела рядом со мной, не без любопытства глядя на происходящее. Я подвинулся:
- Будем наблюдать с воображаемым попкорном?
- Ага.
Затем произошла ещё одна странность: Уиллард, ошивавшийся неподалёку, вдруг выступил вперёд и с самым идиотским выражением на лице заявил:
- Геката! Я вас люблю!
- Простите, что?.. - переспросила она недоумённо.
Уиллард отшатнулся и даже как-то ссутулился, словно испугавшись сказанного, а мне вдруг стало смешно. Не мог же он сказать это всерьёз? Ему, как-никак, уже не двенадцать.
- Если вы хотели отвлечь представителя полиции и устроить задержанному побег, то вы выбрали неудачный способ, - сообщил я, посмеиваясь.
- Что... что я только что сказал? - спросил Уиллард. Он был довольно убедительно растерян.
- Вы признались ей в любви, - подсказал кто-то вместо меня.
- Вы этого не помните?.. - я внимательно заглянул в его лицо: похоже, он не шутил. - И часто с вами бывает так, что вы сами не помните, что сказали?
- Нет... - пробормотал он и поднял взгляд на Гекату: - Можно с вами поговорить?
Геката посмотрела на него, на Костаса и, наконец, на меня:
- Последишь?
- Конечно, - согласился я кисло и проводил их взглядом. Едва ли эти двое пристрелят друг друга, так что пусть разберутся.
Но едва я остался наедине с Костасом, не обращавшим на меня особого внимания, начало происходить необъяснимое. Ко мне подошла та женщина с разноцветными волосами, которая искала своего мужа. Я хотел спросить, нашла ли она его, но она заговорила со мной, как будто предлагая какую-то помощь, - я не запомнил, что именно она произносила, поскольку её голос оказал на меня будто гипнотическое воздействие. Она пригласила идти за ней, и я пошёл, хоть и оглянулся на сидевшего на стуле Костаса, испытав смутное сожаление, что оставляю его без присмотра.
Дальнейшее было похоже на муторный сон наяву. Женщина открыла дверь и пропустила меня в небольшую тёмную комнату. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел перед собой Вэлари - в том чёрном платье, которое было на спутнице Уилларда, только без вуали. Она смотрела на меня, чуть виновато улыбаясь, и как будто чего-то ожидала.
- Это... правда ты?.. - глупо спросил я.
- Да, это я. Я вернулась к тебе. Ты всё ещё любишь меня?..
- Конечно! Я искал тебя, я здесь только ради тебя... Что с тобой случилось? Где ты была всё это время?..
Она приблизилась, и я взял её руки в свои. Они были прохладными, а сама Вэлари выглядела взволнованной, словно куда-то торопилась.
- Это не важно, ведь я больше не оставлю тебя! А ты меня не оставишь?
- Конечно, нет. Как только буря закончится, мы с тобой уедем с этого острова.
Пока мы говорили, откуда-то из темноты начал раздаваться монотонный голос диктора. Спустя мгновение к нему прибавились крики о помощи, доносившиеся с другой стороны, из-за стены. Мне показалось, или я увидел, что откуда-то под самым потолком находившиеся за стеной люди протягивали руки - несколько пар рук, словно пытающиеся выбраться?..
- Что случилось?!.. - я бросился на звук, но в стене не было двери. Я навалился на стену плечом, но она не поддалась. Вэлари, ещё более напуганная, следовала за мной.
- Не бросай меня! - умоляла она, хватаясь за мою руку.
- Я тебя не брошу, не бойся! Но там что-то происходит, это может быть опасно. Нужно позвать на помощь...
- Но там ничего нет!
Я прислушался. Голос диктора, бесстрастно зачитывающий какую-то новостную сводку, и приглушённые крики сливались в назойливый белый шум. Может, мне показалось?..
- Наверное, это телевизор, - предположил я, потирая переносицу. - Прости, я сегодня на нервах...
- Да, конечно, это слуги смотрят телевизор, - торопливо согласилась Вэлари.
Но, словно желая опровергнуть эти слова, крики вновь стали громче, и мне под ноги упала из-под потолка окровавленная тряпка.
- Нет, всё-таки нужно сообщить хозяйке. И Гекате, - я направился к выходу.
- Значит, ты выбираешь их, а не меня?!.. Поможешь им, а меня оставишь?!..
В словах Вэлари было что-то неправильное, что-то странное, - но мне некогда было думать и сомневаться.
- Нет, я тебя не оставлю. И зачем вообще выбирать? Мы выйдем отсюда вместе, и вместе расскажем, что здесь происходит!..
Там, где я, как мне казалось, вошёл в комнату, двери не было видно. Женщина с разноцветными волосами стояла в углу и терпеливо ждала, наблюдая за нами, словно надзирательница в тюрьме, отсчитывающая время, отпущенное на свидание заключённой с родственником.
- Мы можем отсюда выйти? - обратился я к ней. - Вы выпустите нас отсюда?
- Ты выбрал меня? - с надеждой уточнила Вэлари. - Ты будешь со мной?
- Да. Я всегда буду с тобой.
Дверь распахнулась, мне в глаза ударил свет гостиной, и женщина с разноцветными волосами потянула меня за собой. Я шагнул наружу, шагнул ещё, обернулся, чтобы убедиться, что Вэлари вышла следом за мной, но её не было.
- Где она?! Она должна была выйти вместе со мной! - воскликнул я, глядя на свою проводницу.
- Кто "она"? - спросила та удивлённо.
- Вэлари. Она только что была здесь!
Женщина пожала плечами и ушла. Морок начал спадать. Там, куда я смотрел, и двери не было - только стена гостиной. Рядом с сидящим на стуле Костасом стояла Геката и непонимающе смотрела на меня. Я словно никуда не уходил, а только моргнул. Но не могло же всё это мне привидеться?..
- Хозяйка!.. - я подбежал к хозяйке гостиницы. Она так и не представилась. - Скажите, что у вас за помещение за той стеной?
- Комната для слуг, - ответила она.
Должно быть, протянутые руки и кровавая тряпка - просто часть представления. Чья-то глупая шутка. Весьма неудачная шутка, учитывая, что не так давно на этот пол проливалась настоящая кровь. И, может статься, в этом месте что-то подсыпают в еду или питьё, иначе я не вёл бы себя так легковерно... Но Вэлари? Это действительно была она, или?.. Лучший способ узнать - поговорить наконец с женщиной в чёрной вуали.
Она тоже была в гостиной, вместе с Уиллардом. Вряд ли она могла успеть так быстро пройти незамеченной из задних помещений?.. И она явно чувствовала себя плохо: такой напуганной и измученной я видел Вэлари только после того злополучного происшествия с гибелью школьников. Но я не смог бы обвинить Уилларда в том, что это из-за него она стала такой забитой, - напротив, он всё время утешал её, обращался с ней бережно и заботливо. Я подошёл, спросил, всё ли у них в порядке и не нужна ли помощь, и Уиллард устало ответил, что здесь ничем невозможно помочь. Я не мог требовать разговора, пока Вэлари - если это была она - была в таком состоянии.
- Послушай, раз мы всё равно ничем не заняты... - я подошёл к Гекате. - Можно спросить тебя ещё кое о чём?
- Спрашивай, - она чуть отошла от Костаса, но было ясно, что она не покинет своего поста.
- Не знаю, какие отношения связывают тебя и Уилларда, и это не моё дело, но... Та женщина рядом с ним. Ты что-то о ней знаешь?
- Какая женщина? Рядом с ним нет никакой женщины, - с лёгким удивлением сказала Геката.
- Та женщина в чёрной вуали, они же всё время вместе. Они и сейчас разговаривают, видишь?
- Не вижу никакой женщины, - Геката уверенно помотала головой.
- Ты меня разыгрываешь, да?.. - устало вздохнул я. - Мне и так кажется, что я начинаю сходить с ума. А ты - самый адекватный человек в этом доме, и ты туда же...
- Всем занять свои места! - вновь начала требовать хозяйка. - Всем! Занять! Свои! Места!
Она повторяла приказ снова и снова, и, как ни странно, присутствовавшие гости её послушались и сели на стулья. В центре гостиной остались только Костас и Геката, и врач Джефф сидел в углу с таким измождённым видом, что я не знал, предложить ли ему помощь или не трогать лишний раз. А мне просто не хотелось плясать под хозяйкину дудку.
- Я на своём месте, - объявил я и остался стоять у стены.
И хозяйка стала рассказывать историю, полную размытых формулировок и иносказаний, о том, как некую девочку растили в качестве спасительницы-искупительницы, а девочка выросла и стала монстром. Это определённо история о какой-то секте. Сколько раз было, когда из несчастных детей пытались сделать ангелов и прочие объекты поклонения, а они, лишённые человеческой социализации, вырастали социопатами и маньяками?.. И что если это история детства самой хозяйки?.. Когда жертвы сект, выросшие в них, впоследствии сами создают секты вокруг себя, поскольку попросту не умеют жить по-другому, - это тоже нередкое явление. И угораздило же меня поверить Гекате и вляпаться в эту богадельню...
Когда история закончилась, более никто не выразил желания выйти на "подмостки", и человеческий котёл снова забурлил вокруг, - в гостиной снова появился мой подопечный незнакомец в белой рубашке. Менее бледным и слабым он не стал, сомнамбулический взгляд был всё таким же целеустремлённым и направленным куда-то мимо меня.
- Как вы себя чувствуете? - спросил я.
- Я... я вспомнил.
- Это же замечательно! Что вы вспомнили?
- Что сотню лет назад здесь был такой же дом... Что я пришёл сюда, чтобы помочь, как приходил тогда... Я должен помочь...
Боги, да он бредит! Прошедшей ночью, в больнице, он тоже бредил о том, что нужно кого-то спасти, нужно срочно кому-то помочь, а ещё о ласточках. И как я сразу не догадался, что "ласточки" - это про остров Патмос, где их так много?.. Впрочем, а если бы и догадался, то что смог бы сделать?.. Незнакомец вышел в центр зала, заговорил громче, из последних сил пытаясь что-то донести до всех присутствующих о спасении и, кажется, в чём-то обвиняя хозяйку, а затем рухнул. Я подбежал к нему и помог ему сесть.
- Послушайте, ваша память может сейчас играть с вами злую шутку, - объяснял я. - Возможно, вы вспомнили сюжет какого-нибудь фильма или книги, и теперь вам кажется, что это ваши воспоминания и что вы должны всех спасти. Но вам стоит подождать, пока ваша память окончательно не восстановится...
Какое влияние на его сознание уже успело оказать это гиблое место? А на Вэлари? На Гекату? На меня самого?..
Снова какая-то перебранка и шум в коридоре. Я вышел и увидел рыдающую женщину в тёмном платье с блёстками, прислонившуюся спиной к стене. Кажется, ту самую, что собирала крыс и сочувствовала Костасу.
- Что случилось? Вам можно чем-то помочь?
- Он... не хочет со мной разговаривать... не хочет меня видеть... говорит, что не знает меня... - захлёбываясь слезами, она сползла вниз по стене, и я сел напротив неё. Рядом больше не было никого, кто обратил бы на неё внимание, а я просто не мог оставить её одну. Похоже, она также была из персонала гостиницы.
- К сожалению, так бывает, - сказал я. - Я понимаю, как это больно. Меня тоже бросили.
Женщина бросилась мне на шею, прижалась ко мне, и я её обнял, неловко поглаживая по спине. Мы перегородили собой весь узкий коридор, мешая людям пройти, но это было неважно. Когда она говорила мне за спину, я почти её не слышал, но и без того можно было понять, что она хотела сказать.
- Я ему больше не нужна... Я ему не нужна, он меня не узнаёт, я не знаю, для чего мне дальше жить...
- Я знаю: когда сердце разбито, поначалу всегда кажется, что жить больше незачем, - говорил я. Может, это было так себе утешением, но по крайней мере я знал, о чём говорил. - Но вы молодая, красивая женщина. И это не последний мужчина в вашей жизни, будут ещё.
- Вы такой добрый... - она отстранилась, всхлипывая. - Наверное, самый добрый человек в этом доме. И откуда вы только взялись такой?..
- Ну, мне в детстве нравились книжки о рыцарях, - рассказал я, чтобы её отвлечь. - Хотелось ловить преступников, защищать людей. И я стал полицейским. И вот я здесь...
Женщина понемногу успокоилась, поднялась на ноги и теперь смотрела вдаль по коридору. В её взгляде и голосе появились ожесточённые отчаянием нотки.
- Он всё время проводит с этой женщиной... мне нужно как-то их разлучить...
- Невозможно вернуть человека насильно, - возразил я.
- Но я не хочу, чтобы с ним что-то случилось! Не хочу, чтобы ему упал кирпич на голову!
О, так она говорит об Уилларде. Я слишком поздно подумал, что, возможно, тот факт, что он её не узнавал, был обусловлен тем, что она тоже могла иметь дело с его близнецом, которого могла убить Геката... или нет. В тот момент мне было важнее, чтобы Вэлари ничто не угрожало.
- Мне тоже падал кирпич на голову, и с тех пор я такой. - я засмеялся, уточняя: - В смысле, не такой добрый, а в очках. И я хочу поговорить с ней. Она не была... такой, когда я видел её в последний раз.
- Вы любили её? И до сих пор любите?
- Боюсь, что да. Но если она выбрала быть с другим человеком, это её право.
- Он не должен быть рядом с ней... я должна спасти его от неё!
- А что если он её любит? Так же, как я любил её когда-то?
- Он её не любит... он просто думает, что пока он находится рядом с ней, с ней ничего плохого не случится.
- И это благородно с его стороны. Что ж, давайте попробуем. Вы поговорите с ним, а я поговорю с ней. Только обещайте мне, что ни он, ни она, ни кто-либо ещё не пострадает. Обещаете?
- Договорились.
Мы вместе пошли по коридору в сторону кухни и лазарета. Уилларда и его спутницу в вуали мы застали на пороге их комнаты.
- Простите, могу ли я поговорить с вашей спутницей? - я заговорил с Уиллардом, поскольку только его взгляд, вопросительно направленный на нас, мог уловить. - Буквально на пару слов.
- Вы не обидите её? - спросил он. Я почувствовал, что он в самом деле очень о ней заботился.
- Ни в коем случае. Я не желаю ей зла.
Уиллард склонился к закрытому вуалью лицу и что-то спросил. Женщина лихорадочно вскочила и попыталась поспешно уйти, Уиллард последовал за ней, но служанка, пришедшая со мной, преградила им дорогу:
- Поговорите со мной!
- Оставьте меня в покое, - холодно ответил Уиллард. - Я вас не знаю. Я вижу вас впервые.
- Позвольте мне с вами поговорить, - в свою очередь, упрашивал я Вэлари. Пока я не был уверен, что это она и что она не хочет оставить всю прежнюю жизнь в прошлом, я решил обращаться к ней на "вы". - Я не причиню вам вреда и не займу много вашего времени!..
Но было ясно, что они сейчас уйдут. Как уже уходили несколько раз до этого, когда Вэлари видела меня и тут же убегала. Я не стал бы задерживать её силой, а вот у служанки на сей счёт было явно иное мнение. Метнувшись в комнату, она схватила за горло крысу и подняла её в воздух.
- Отпусти её! - на лице Уилларда отразился искренний ужас, как и у любого человека, привязанного к своим питомцам. - Отпусти её немедленно!
- Отпущу, если вы пойдёте со мной.
- Вы мне обещали! - строго напомнил я. - Вы обещали, что никто не пострадает. И крыса в том числе!
- Она не пострадает, - шепнула мне женщина, отступая вглубь комнаты. - Просто иначе их не разделить.
- Это всё равно так не работает!.. - воскликнул я. Если бы у меня была бывшая девушка, она точно не добилась бы моего расположения, угрожая убить моего питомца, а добилась бы ровно обратного.
- Хорошо, - согласился Уиллард. - Хорошо, я поговорю с вами.
Они вдвоём направились к выходу, и женщина обернулась на меня:
- Это ваш шанс, не упустите его!
В чём-то я был ей благодарен: если бы не она, Уиллард мог захотеть, чтобы я говорил с Вэлари в его присутствии, - а он хоть и не был похож на абьюзера, всё же при нём Вэлари могла бояться говорить свободно и решить говорить то, что он бы хотел от неё услышать. Теперь же мы были наедине. Я приблизился к Вэлари, которая, оставшись в одиночестве, стала вдвойне растерянной и напуганной. Она вновь попыталась убежать от меня, но я последовал за ней, твёрдо намеренный если не поговорить с ней, то хотя бы не оставить её без присмотра, чтобы с ней ничего не случилось. Я боялся, что она упадёт, и хотел было поддержать её, но она выкрикнула:
- Не прикасайтесь ко мне!
Она остановилась в прихожей, видимо сообразив, что дальше бежать всё равно некуда: снаружи была буря, Уилларда нигде не было видно. Я остановился также, поднял открытые ладони, показывая, что не буду трогать, и медленно опустился на одно колено, не зная, как ещё продемонстрировать свою безопасность. Она так боялась меня, словно кто-то в моём обличье долгое время издевался над ней, - по крайней мере, посторонние наблюдатели вполне могли так подумать.
- Я не прикоснусь, - пообещал я. - И не причиню вам вреда, обещаю. Если вы не хотите со мной говорить, просто выслушайте меня, прошу вас. Просто выслушайте...
Она стояла передо мной, пошатываясь, и никак не подтверждала и не опровергала мои догадки, так что я пошёл ва-банк, спеша сказать всё, что хотел бы сказать Вэлари. Как если бы это точно была она.
- Послушайте... Я ничего от вас не потребую. Не буду просить вернуться ко мне. Если вы полюбили другого человека - пусть так. Я просто хочу знать, что у вас всё в порядке, а если вам нужна помощь...
Тут она начала оседать на пол, и я всё-таки её подхватил. Она обмякла в моих руках, я положил её голову к себе на колени.
- Кто-нибудь, пожалуйста, принесите воды!..
Кто-то протянул мне стакан, кто-то спросил, нужна ли помощь. Я ответил, что всё в порядке, чтобы вокруг нас не толпились и не шумели. Край кружки скрылся под вуалью - Вэлари отпила глоток. Из-под вуали её голос был еле слышен.
- Чарльз... зачем ты это делаешь? Почему ты пришёл?..
- Я хотел знать, что у тебя всё хорошо. Что с тобой происходит? Ты не была такой... Почему ты ушла?
- Я не хотела, чтобы ты страдал из-за меня...
- Я не страдал! Я был счастлив с тобой. Что с тобой случилось? Этот человек рядом с тобой, Уиллард... кто он тебе?
Она перестала мне отвечать, как если бы слова отнимали у неё слишком много сил. Нельзя было просто сидеть с ней на полу, так что я поднял её на руки, отнёс в номер и опустил на постель. В том, как она лежала, с накрытым вуалью лицом, было что-то жутковатое. Мне хотелось поднять вуаль, чтобы ей было легче дышать, но я не решался к ней прикоснуться: что если, придя в себя, Вэлари обвинит меня в желании что-то подглядеть? Кто знает, что она хотела спрятать... Может, пыталась изменить внешность, и что-то пошло не так?.. Но я буду любить её любой.
- Ты слышишь меня?.. - позвал я. - Ответь мне, пожалуйста, не молчи!..
Я выглянул из комнаты - к счастью, она была по соседству с кухней, а Джефф как раз был там.
- Доктор... мне нужна ваша помощь.
Джефф вошёл, взглянул на Вэлари, пощупал пульс. Я принёс с кухни стакан воды и побрызгал ей в лицо. Она тихонько стонала на выдохах, но не шевелилась и не говорила ни слова.
- Скажите, доктор, что с ней?.. - я смотрел на него, как на единственную надежду. - Это обморок?.. Вы можете ей помочь?..
- Я всего лишь практикант, - напомнил он, пожав плечами. - У меня нет необходимого оборудования. Могу дать ей понюхать нашатырь.
- Да, пожалуйста, - попросил я. - Это может помочь.
Джефф достал из аптечки пузырёк, выдернул пробку и поднёс к вуали. Похоже, для него эта вуаль тоже выглядела неприкосновенной, чем-то вроде хиджаба. Вэлари застонала громче и пошевелилась.
- Подожди, не вставай... Что у тебя болит? - спрашивал я. - Голова?..
- Нет... я не знаю... ничего не болит...
Она как будто то и дело отвлекалась, замирая, на что-то, одно ей видимое или слышимое, и что-то бормотала. Наплевав на то, что это вообще-то не моя комната, я сел на кровати, поскольку мне было слишком неудобно склоняться к Вэлари. Она устроилась на моих руках, как всегда невесомая. Доктор незаметно исчез. Дверь осталась приоткрытой, но мне нечего было скрывать.
- Как давно это с тобой происходит? - спросил я.
- Я... слышу голоса.
- Я найду хорошего врача, и мы справимся с этим, слышишь? Справимся вместе.
- Врачи ничего не смогут с этим сделать... они уже не смогли...
- Нет ничего неизлечимого, - возразил я. - Всё можно вылечить: и голоса в голове, и галлюцинации, что угодно!..
Какой же я самонадеянный дурак! Нужно было сразу, как только мы сошлись, уговорить Вэлари тщательно проверить своё физическое и ментальное здоровье и пройти обследования. То, что она пережила в сгоревшем особняке, не могло пройти бесследно. А я-то летал на крыльях влюблённости и наивно полагал, что нашего счастья и моей заботы будет достаточно, чтобы она забыла обо всём и могла жить дальше!..
- Нет... это проклятие.
- А проклятий не существует.
- Как же не существует? Ты чуть не погиб из-за меня...
- Не из-за тебя, - возразил я. - Ты, насколько я помню, находилась рядом со мной, а не сталкивала мне на голову сверху шлакоблоки. Это просто случайность.
- Сколько раз ты попадал в больницу? Четыре раза?..
- Два раза вообще не считаются, это были пустяки. Один раз было сотрясение. В последний раз была трещина в черепе... поэтому теперь я ношу очки, - виновато улыбнулся я. - Но я тоже займусь своим зрением, обещаю.
- Но я не хотела, чтобы ты из-за меня страдал!..
- Так я не страдал! Я был счастлив с тобой. Каждый день, каждую минуту!..
- Все умирают рядом со мной!..
- Но я ведь не умер, - пожал плечами я. - И Уиллард тоже не умер. К тому же вчерашнее происшествие случилось со мной, даже когда тебя вовсе не было рядом.
- Вчерашнее происшествие?..
- Ну да. Меня чуть не сбила машина, но один молодой человек меня спас. И это произошло вовсе не из-за тебя, а потому, что я ненадолго перестал видеть из-за старой травмы. Видишь? Всему можно найти объяснение.
- Но я должна была умереть! Там, в том доме... вместе со всеми... Просто дай мне умереть! Я всё равно что уже мертва!
- Мы все когда-нибудь умрём, но я хотел бы прожить с тобой... ещё хотя бы полвека, - улыбнулся я. - И кто сказал, будто ты должна была умереть? Если я в детстве упал с качелей и не умер, значит ли это, что я непременно должен был умереть?
Ну конечно: комплекс выжившего, ложащийся непомерным чувством вины всего лишь за то, что тебе повезло больше, чем остальным.
- Но я была там... и я должна была там умереть...
- Послушай, нет такой силы, которая определяла бы, кому и когда умирать. Люди внезапно смертны. Я был полицейским, я видел много разных смертей. Люди убивают друг друга, люди умирают случайно... и никто из них не должен был умереть. Ты не виновата в том, что ты выжила.
- Я выжила случайно... просто по ошибке...
- Знаешь... я никогда не был особенно верующим человеком, - я прибег к последнему аргументу. - Но если допустить, что некие высшие силы действительно существуют... То почему бы не предположить, что они не дали тебе умереть, потому что ты ещё не всё сделала в жизни, что должна была сделать? Что ты выжила, потому что кому-то нужна? С такой стороны ты не думала на это посмотреть, м?..
- Я... нужна тебе?.. - слабо спросила Вэлари.
- Конечно! - горячо заверил я её. - Я ведь люблю тебя.
Она наконец откинула вуаль, посмотрела на меня своими большими ясными глазами - и поцеловала.
- Вот, другое дело, - улыбнулся я. - Закончится шторм, и уедем отсюда, хорошо? Вернёмся домой.
- Если я вернусь в Америку, меня посадят...
- Почему? - удивился я. - Что случилось?
- Из-за того случая в особняке.
- Это было давно, и все обвинения с тебя уже сняты.
- Но я ведь ничего не помню. Что если это я их убила?..
- Поверь мне, ты совсем не похожа на человека, способного кого-либо убить. Ни сознательно, ни в состоянии аффекта. Но если ты не хочешь возвращаться в штаты, чтобы ничто не напоминало тебе о прошлом, мы можем остаться здесь. В смысле, не в этой богадельне, конечно, а в Греции.
- Но что мы будем делать в Греции? На что будем жить?..
- Ты меня недооцениваешь. У меня, между прочим, есть связи... в греческой полиции.
Ага, одна Геката. Но я, хоть и не собирался садиться ей на шею, верил, что она поможет мне устроиться на новом месте.
- Всё хорошо?.. - это заглянул Уиллард. Я опасался, что он рассердится, увидев меня в своём номере, и это было бы справедливо, но он вёл себя так, словно всё шло как надо.
- Да. Спасибо вам.
- Вы уже слышали новости?.. - и он зачитал последнюю новость с местного портала: одна из школьниц, участница той злополучной экскурсии, считавшаяся пропавшей без вести, а после погибшей, была найдена живой. Девочка не знала, какой сейчас год, и утверждала, будто всё это время оставалась в особняке под присмотром некоей женщины, и что её пугали двое мужчин. Должно быть, она была похищена после катастрофы, и сейчас ей уже оказывают психиатрическую помощь.
- Вот видишь! Если она жива, значит, вовсе не все вокруг тебя умирают, - радостно подытожил Уиллард. - И я не умер, и он не умер. А значит, никакого проклятия нет.
- Проклятия существуют, - вдруг послышался голос незнакомца с амнезией. - Вас всех ведь не просто так заставили здесь собраться.
- Меня никто не заставлял, - возразил я. - Я сам приехал в гости.
- И существует способ снять проклятие.
Мне не понравилось, как он говорил: нараспев, словно вдруг почувствовав своё превосходство. Вот только его сейчас и не хватало, чтобы сбивать с толку Вэлари, и так находившуюся в нестабильном состоянии!..
- И что же это за способ? - поинтересовался я. - Убить колдуна, который его наложил?
- Ты узнаешь, если захочешь... сын мой.
- Сын?.. Вы слишком молоды, чтобы быть моим отцом, - усмехнулся я.
- Духовным отцом, - поправил он.
- Я что-то не припомню, чтобы приходил на исповедь.
- Не в этом смысле. Я тебе потом всё объясню. А это твоя мама, - кивнул он куда-то мне за спину, и я обернулся, чтобы увидеть ту женщину с разноцветными волосами, которая один раз уже заставила меня уйти за ней. И мне совсем не хотелось, чтобы это повторилось.
- Я не приглашал вас сюда, - сказал я, отворачиваясь. - И больше я не поведусь на ваши фокусы.
Женщина подошла сзади и обняла меня за плечи, как куртизанка. "Мама" была не старше, чем этот молодой человек, выпихнувший меня из-под машины. Должно быть, они оба свихнулись, а может - хотели, чтобы я сошёл с ума. Но если не смотреть ей в глаза...
- Мама и папа любят тебя, сынок, - промурлыкала она над моим ухом, но исчезла, не дождавшись от меня реакции. Мои руки были заняты: я обнимал Вэлари.
- Так хочешь ли ты знать, как снять проклятие? - не отставал второй. - Я могу рассказать, нужно только твоё желание.
- Ладно, рассказывайте.
- Можно разделить проклятие на двоих, совершив ритуал бракосочетания.
- Это я не против, - улыбнулся я и взглянул на Вэлари. - Вэлари Лоутон, ты выйдешь за меня?
- Я согласна.
- Отлично. Значит, когда выберемся отсюда, проведём церемонию.
Если это успокоит Вэлари, убедив её в том, что таким образом можно "снять проклятие", - значит, я буду рад вдвойне. Ради неё я был готов даже произнести клятвы в церкви.
- Если будете откладывать, вы можете отсюда не выбраться, - сказал "отец".
- Вы мне угрожаете?..
- Ни в коем случае. Просто предупреждаю.
Тут в дверях снова появился Уиллард... и ещё один Уиллард. А я был прав насчёт близнецов!..
- О, вас теперь двое, - только и мог прокомментировать я.
- Да, нас двое, - охотно подтвердил Уиллард.
Вот только где его близнец прятался всё это время? Не мог же он приплыть на остров во время шторма. Или они с самого начала появлялись перед нами поочерёдно?.. И если они оба были живы, значит, Геката всё-таки ошибалась по поводу убийства?..
- А я выхожу замуж, - сообщила Вэлари.
- О! Поздравляю, - Уиллард опустился на колено перед постелью, взял её руки в свои. Они так смотрели друг на друга... Несомненно, этот человек, кто бы он ни был, многое сделал для Вэлари. И мне казалось неправильным их разлучать.
- Боюсь, мы не сможем жениться втроём, - заметил я с виноватой улыбкой. - Но я не против...
- Так я и не претендую, - серьёзно и несколько холодно ответил Уиллард, вставая.
Мы с Вэлари также вышли из номера: в конце концов, нас уже могли и хватиться.
- Если честно, я так и не разобрался, что между вами и Гекатой... - обратился я к Уилларду.
- Она меня убила.
- О. Во время задержания?
- Нет.
- Вот как, - только и мог сказать я. Возможно, Геката о чём-то недоговаривала.
Когда Уиллард и его близнец ушли, мы с Вэлари вошли на кухню: ей не мешало перекусить.
- Это Афина, - она указала на белую крысу, забравшуюся к ней на плечо.
- Приятно познакомиться! Постараюсь запомнить.
- А это Карамель. - ещё совсем маленький крысёнок в рыжих пятнах перебрался с её ладони в мой нагрудный карман и, похоже, решил там обосноваться. - Кажется, они ко мне привыкли. Но я не знаю, останутся ли они со мной...
- Я не против крыс, - пожал плечами я.
- Но у них всё-таки есть свой хозяин.
- Это правда. Но мы и хозяина можем взять с собой, если он не будет против.
Не знаю, чем меня зацепил этот парень, Уиллард. Пока что я предпочитал думать, что всё дело было в чувстве благодарности за то, что он позаботился о Вэлари, когда она сбежала от меня.
Покинуть кухню я не успел - передо мной снова вырос настырный "папа":
- Бракосочетание недействительно без ритуала. Необходимо провести ритуал.
- Ритуал какого культа, простите?.. - уточнил я.
- Речь не о культе. Это место должно услышать ваше желание. Только так можно снять проклятие...
- Послушайте, - я начал терять терпение. - Отстаньте от меня с этими вашими проклятиями, ритуалами, прошлыми жизнями, кармой, гороскопами и прочей эзотерикой! Я в это всё не верю!
- Ты просто не помнишь, - он вздохнул, глядя на меня с сожалением, в самом деле как на непутёвого сына. - Я помогу тебе вспомнить.
Он протянул руку, почти прикоснулся к моему лбу, и что-то всплыло в моей памяти. Я как будто уже видел и его, и женщину с разноцветными волосами, только когда-то очень, очень давно... раньше, чем моя молодость, раньше, чем моё детство, насколько такое вообще возможно. Также вспомнилось странное слово "обсидиан". Как будто это было чем-то опасным, чем-то угрожающим. Хотя всё, что я знаю об обсидиане, - это то, что его называют вулканическим стеклом. Минерал, образующийся при остывании лавы. Что, чёрт возьми, я должен был вспомнить? Извержение вулкана? Последний день Помпеи?..
Я взялся за голову, пытаясь совместить между собой две картинки реальности: ту, в которой жил, и ту, которую вспомнил. Единственным способом не сойти при этом с ума оказалось признать, что это были две разные жизни: списать воспоминания на сон или детские фантазии никак не получалось. Но даже если в той, прошлой жизни эти двое чудаков действительно были моими родителями, здесь и сейчас для меня ничего не изменилось. В этой жизни у меня были другие родители, и... вообще всё было по-другому. И именно эту жизнь я сейчас жил.
- Да... я вас вспомнил. Допустим, я вам поверю. Так что я должен сделать, чтобы снять проклятие?..
- Ты ничего не должен. Мы, боги, не можем вмешиваться в свободную волю людей. Ты можешь только сам захотеть.
- То есть я ещё и сын божий? Вроде сраного Геркулеса?
- Не совсем.
- Так вот, я хочу снять проклятие. И я готов жениться на Вэлари. Этого достаточно?
- Нужно объявить об этом всем, в зале.
- Ох... ну ладно. В конце концов, мы ничего не теряем. Вэлари, ты готова устроить маленькое представление?..
Она была не против. Взяв её за руку, я вышел в прихожую и окинул взглядом хмурые лица собравшихся там гостей. Похоже, пока я разговаривал с Вэлари, они отнюдь не развлекались.
- Дамы и господа, прошу вашего внимания! - объявил я, чувствуя себя нелепо и весело одновременно. - Позвольте вас пригласить... А впрочем, вы и так уже почти все здесь, поэтому почему бы не провести прямо здесь маленькую церемонию бракосочетания?.. Здесь творилось достаточно безумия, и я тоже совершу небольшое безумство. Я хочу, чтобы вы все были свидетелями того, что я беру в жёны эту прекрасную женщину. И хоть здесь и некому зарегистрировать брак...
- Здесь есть прокурор, он представитель закона, - сказал кто-то.
- Но он не судья, - возразил кто-то.
- Мы можем объявить наш остров кораблём, а его - капитаном, - вдохновенно предложил я. - Так или иначе, бюрократические проволочки оставим на потом, а пока - мы вместе. В горе и в радости.
Я обернулся к Вэлари и поцеловал её.
- Можно поздравлять, - резюмировал я, но ни аплодисментов, ни поздравлений не последовало. Впрочем, едва ли они требовались для ритуала.
- Не самое лучшее время для свадеб, - проворчала Геката.
- А почему нет? - развёл руками я. - Должно же здесь быть хоть что-то хорошее.
- Рада за тебя, - откликнулась она так мрачно, что с тем же успехом могла бы пожелать мне лежать в гробу.
- А ещё я сын божий. Я узнал, что у меня есть огромная семья.
- И ты умеешь превращать воду в вино?
- К сожалению, нет. Кажется, я вообще ничего не умею.
Что, между прочим, несправедливо. Даже Геркулес, пусть и не творил чудеса, всё же отличался выдающейся силой.
- Ну, здравствуй, - послышался у меня за спиной негромкий вкрадчивый голос.
Я обернулся. Там стояла... женщина, - да, кажется, всё-таки женщина, по крайней мере по голосу, - закутанная с ног до головы в облако чёрной ткани, скрадывающей фигуру. Лицо у неё было худым и бледным, с глубокими тенями под глазами. Было в ней что-то нечеловеческое, и я определённо не видел её раньше.
- А вы ещё кто такая?
- Ты же взял проклятие на себя? - вопросом на вопрос ответила чёрная тень. - Теперь я с тобой. Больше никто меня не видит, только ты.
Вообще-то речь шла о том, чтобы разделить проклятие на двоих, а не взять его на себя, но так было даже лучше. Пусть проклятие отвяжется от Вэлари, чем бы оно ни было.
- Ну вот, теперь ты её видишь, - спокойно констатировала Вэлари, как если бы была даже рада, что я перестану упорствовать в отрицании очевидного.
- Знаешь, я ещё ни разу не слышал, чтобы галлюцинации были заразными и переходили от одного человека к другому, - засмеялся я, обернувшись к ней.
- Я не галлюцинация, - обиженно прошипело существо.
- Прости, я не знаю, как ещё тебя называть.
- Меня зовут Моргана.
- Хорошо, буду звать тебя Морганой. Думаю, мы поладим.
А что мне ещё оставалось? Моя новая незримая спутница не причиняла мне боли, не чинила никаких препятствий, только нагнетала, - а значит, с ней вполне можно было сосуществовать.
- Теперь все, кого ты любишь, будут умирать рядом с тобой, - сообщила она. - Что если твоя жена завтра умрёт? Не пожалеешь ли ты о том, что сделал?
- Посмотрим, - пожал плечами я. - Пока ещё никто не умер.
Я чуть было не сказал, что глупо угрожать, не исполняя угрозы, но решил на всякий случай не провоцировать существо и не подавать ему идей: кто знает, на что Моргана способна?..
Я взглянул на женщину с розовыми волосами - ту самую, что привезла в гостиницу моего "отца". Она тоже казалась мне знакомой. Как будто тогда, в глубоком прошлом, она приходилась мне... сестрой?..
- Мне кажется, мы с вами когда-то уже встречались, - сообщил я, присаживаясь перед ней на полу. - Когда-то очень давно.
- Да, мне тоже кажется, что мы уже виделись... что именно вы помните?
- Ничего конкретного, - признал я. - Просто дежа вю. Знаете, я лет с восьми перестал верить в прошлые жизни, но теперь, когда у меня есть персональная галлюцинация, я готов поверить уже практически во что угодно. Даже в то, что мы были знакомы в прошлой жизни.
- Галлюцинация?..
- Ну да. Её зовут Моргана. Я её вижу, а вы нет.
- А почему вы сказали - "лет с восьми"? А раньше верили?
- В детстве я думал, что в прошлой жизни я был рыцарем. Потом это прошло.
Каждый раз, когда я не говорил с кем-то другим, я слышал Моргану, и это несколько отвлекало от происходящего - в чём были и положительные, и отрицательные стороны.
- Мы с женой как-нибудь и без тебя разберёмся... А кстати, где она?..
- Ну вот, потерял жену, - возликовала Моргана. - Как ты сможешь защитить всех, если ты даже свою жену защитить не сможешь?..
- Ой, не каркай, - отмахнулся я. - Сейчас найдём.
Я не сомневался, что Вэлари не станет покидать гостиницу во время урагана, но меня беспокоило, что в доме могли быть тайные помещения, известные только персоналу, посему я предпочёл бы не выпускать Вэлари из виду. Я прошёлся по коридору, поспрашивал встречных, и диалоги выглядели примерно так:
- Скажите, вы случайно не видели мою жену?
- А кто ваша жена?
- Вэлари. Вы могли раньше видеть её в чёрной вуали.
- А, Инес?..
- Да, раньше она так представлялась.
- А откуда ты знаешь, каково её настоящее имя? - нашёптывала Моргана над ухом. - Что ты вообще о ней знаешь?..
- Ой, да какая разница, - отмахивался я от неё и извинялся перед собеседником: - Простите, это Моргана. Технически, она моя галлюцинация, но она не любит, когда её так называют, поэтому я называю её по имени.
Вскоре Моргана была представлена половине гостиницы, так что я мог не бояться, что кто-то удивится тому, что я время от времени разговариваю с пустотой.
- Ты разве не хочешь избавиться от меня?.. - спрашивала она.
- Не особенно. Меня всё устраивает, - пожал плечами я. - С тобой не скучно. Всегда есть с кем поговорить.
Я неспешно обошёл всю гостиницу, и когда во второй раз вернулся в коридор - наконец столкнулся с Вэлари. Она была не одна: сидела рядом с психологом Далилой и другими женщинами.
- Вот ты где, - я выдохнул я облегчением. - Я немного тебя потерял. Всё хорошо?
- Да, всё хорошо, - она, правда, выглядела немного усталой.
Оставаясь рядом с ней, я стал свидетелем странной сцены: Морис, тот американец, что вступался за Гекату, появился с сидящей на плече ласточкой. Она цеплялась коготками за его пиджак и никуда не улетала. Я решил, что, должно быть, она не успела спрятаться перед ураганом, и её сбило ветром, а Морис её подобрал. Выглядело благородно и вполне на него похоже.
- Скажете, что я псих, да?.. - спросил он обречённо.
- Нет, почему же? - удивился я. - Ласточки - прекрасные питомцы. Правда, очень хлопотные.
- Это Джейн, - сообщил он. И всё бы ничего, но, кажется, так же звали его секретаршу.
За его спиной появилась хозяйка гостиницы и начала выговаривать Далиле за то, что та "слишком много на себя берёт". Ласточка при этом перепорхнула к Далиле на колени и также принялась что-то требовательно щебетать. Все вели себя так, словно это Далила превратила секретаршу в ласточку, как злая ведьма из сказки. А я готов был поверить в прошлые жизни, в незримые сущности... но только не в превращение человека в птицу. Это же просто физически невозможно!..
Я уже начал постепенно различать близнецов - брата Уилларда звали Бенджамин, Бен. Они были одинаково одеты, за ними одинаково бегали крысы, но нюансы голоса и пластики всё же были разными. И вот я услышал от Вэлари, что она не хочет уходить отсюда без Уилларда, Уиллард не уйдёт без своего брата, а Бен не уйдёт без Далилы, которая покидать гостиницу то ли не может, то ли не хочет. Я также был заинтересован в том, чтобы не оставлять Уилларда с братом в этом... болоте.
- Значит, всё упирается в Далилу? - уточнил я. - Я с ней поговорю.
Я нашёл Далилу в компании обоих братьев.
- То есть, ты пожелала просто выйти отсюда, а не выйти отсюда живой?.. - говорил Бенджамин. - Это значит, что ты, конечно, отсюда выйдешь, но станешь снаружи тем, чем и являешься. То есть мёртвой. Надо было подумать над формулировкой. Но что уж теперь...
Кто-то, кто уже умер, остаётся живым, пока находится в этих стенах?.. Тоже похоже на бред, а Далила не похожа на зомби. Но ей вполне могли внушить страх смерти, чтобы удерживать в гостинице.
- Скажите, почему вы не можете уйти? - спросил я. - Что вас здесь держит?
- У нас контракт с хозяйкой, - ответил Бен вместо неё.
- Любой контракт можно разорвать, - возразил я. - Вы свободные люди, никто не посмеет удерживать вас здесь насильно.
- Этот контракт разорвать нельзя. Мы становимся частью этого дома.
- "Часть команды - часть корабля", так, что ли?..
- Не совсем.
Хозяйка что, держит их в рабстве? Отнимает документы?.. Неудивительно, что весь персонал здесь такой поехавший. Им, должно быть, и зарплату платить не нужно, если они никогда не покидают пределов гостиницы или острова. И никто годами не обращал на это внимания... Но, кажется, мне стоит мыслить не в этом ключе, а в ключе ритуалов и проклятий. Как там бывает в сказках? Контракт, подписанный кровью...
- Хорошо, предположим, я поверю, что речь о некоем мистическом контракте. Но должен быть способ избавиться и от него. Пожалуй, я спрошу своего отца. Папа, ты мне нужен!.. - окликнул я так и не представившегося молодого... бога.
- Ты назвал меня папой!.. - растрогался он с ноткой сарказма, но подошёл к нам.
- Скажи, как можно вытащить отсюда тех, кто привязан к этому месту?
Но вместо ответа "отец" начал рассказывать что-то о том, что Уиллард может пробудить в себе свою сущность повелителя крыс и избавить этот мир, а также некие другие миры, от трагедии. Он так и сказал: Трагедии, с большой буквы Т. И что повелительница ласточек свою сущность уже приняла, а есть ещё повелитель белых воронов или чего-то вроде. Я вспомнил ласточку по имени Джейн и мысленно содрогнулся. Значит, если Уиллард согласится стать повелителем крыс, он превратится... в крысу? Ну уж нет. Я не позволю богам использовать людей в своих играх.
- То есть для того, чтобы победить хозяйку, нужно собрать троих повелителей? - усмехнулся Уиллард. Вид у него был заинтересованный, и мне это совсем не понравилось.
- Это плохая идея, - отмёл я. - Человеком он мне больше нравится. Должен быть другой способ.
- А кто-то другой может стать повелителем крыс? - кажется, это спросила та девушка из персонала, влюблённая в Уилларда.
- Да. Тогда сущность повелителя крыс его покинет и перейдёт к другому, - ответил бог.
- А что, так можно было?.. - удивился Бен.
- Это всё равно плохая идея, - повторил я. - Никто не должен жертвовать собой и своей человеческой жизнью.
Разве что кто-то, кто совсем отчаялся и кому кажется, что ему больше незачем жить, подумалось мне. Тогда переход в иное качество бытия и, возможно, забвение о прежней жизни могут стать подходящей альтернативой самоубийству. Я ведь также задумывался о нём, когда уверился, что не смогу найти Вэлари, и только приглашение Гекаты дало мне второй шанс. И сейчас я поймал себя на понимании, что я не стану отговаривать и останавливать эту девушку, если она захочет взять на себя обязанности повелителя крыс, избавив от них Уилларда. Просто потому что я эгоист и Уиллард мне дороже, а сам я его не спасу. Потому что мне будет спокойнее, если я буду знать, что ему не грозит превратиться в крысу.
"Отец" снова сказал что-то о свободе воли и исчез. Он всегда так говорил, когда собирался настоять на своём. Я устало сел рядом с братьями.
- Если хозяйка питается страданиями, то, может, нам всем просто перестать страдать? - выдвинул блестящую идею Бен. - Будем сидеть здесь и не страдать, пока она не сдохнет с голоду, как вам такой план?
- Не поможет, - усомнился я. - Я и так уже не страдаю. Вот с тех пор, как нашёл жену, так и перестал страдать, а толку... А что если просто убить хозяйку?
- Бесполезно, - Бен покачал головой. - Она не умирает. Она не человек, и как человека её не убьёшь.
Перед нашими глазами вновь разразился какой-то скандал - не первый и явно не последний в этот безумный день.
- Оттого, что мы все начнём здесь сводить друг с другом старые счёты, лучше точно не станет, - заметил я в пространство, не надеясь быть услышанным. - Зато может стать хуже.
Не помню, о чём и с кем я говорил после, но я буквально лишился дара речи. Онемел без всяких причин, словно и мои голосовые связки, и мои челюсти свело неподвижностью, - я мог только возмущённо мычать.
То, что произошло потом, произошло за считанные мгновения, - никто не успел бы вмешаться. Я увидел, как Морис выхватил пистолет и выстрелил в Идея - не в упор, но близко. Того отбросило в дверной проём между прихожей и коридором, он упал, оставляя кровавый след, и кто-то из находившихся рядом бросился к нему. Линкея выстрелила в Мориса, а кто-то выстрелил в Линкею - должно быть, Геката; также вместо того, чтобы позвать на помощь, Геката выстрелила в Идея ещё раз, контрольный. Если бы я не оказался немым, я матерился бы как никогда в жизни, - но так я мог только выразительно жестикулировать. Пока многие были обескуражены и растеряны, я добежал до лазарета и, мыча, схватил Джеффа под локоть и поволок бедного врача на место перестрелки.
- Кто ранен? - деловито спросил он.
- Эти двое ранены, - ему указали на Мориса и Линкею, распростёртых на залитом кровью полу рядышком, голова к голове. - Один мёртв.
Предоставив врачу делать свою работу, я перевёл взгляд на убитого Идея, и меня переполнила болезненная опустошённость. Я не успел узнать этого парня получше, но он не казался мне плохим. Да и что вообще настолько ужасного мог совершить в своей жизни человек, чтобы убивать его безоружным, без суда и следствия?!.. А главный вопрос - мог бы я его спасти? Наверное, мог. И речь даже не о том, что если бы я заранее знал, что Геката станет стрелять, я мог бы схватить её за руку или закрыть Идея собой. Это место работает по иным законам - в этом я успел убедиться. Так что я мог бы попросить местных богов забрать меня вместо него, и они, возможно, согласились бы. Но я был нужен Вэлари. И мне, быть может, ещё предстояло поторговаться с хозяйкой за Уилларда и Бена. Я не мог себе позволить раздавать себя другим - раздавать то, что принадлежало им троим. Иначе я слишком рано закончусь. Но я всё равно испытывал вину за то, что ничего не сделал для Идея.
- Зачем ты его пристрелила, ты можешь мне объяснить?.. - спросил я Гекату, как только дар речи ко мне вернулся, а эмоции как раз схлынули.
- Он уже был мёртв, - невозмутимо ответила она.
Так себе оправдание. Это не было похоже на жест "добить смертельно раненого из милосердия", когда врач ещё даже не вынес свой вердикт. Мог ли я доверять Гекате после этого? - Едва ли. Но по старой памяти мне не хотелось с ней ссориться. Да и в целом ссоры были лишними. Я слышал, как мой "отец" обвиняюще кричит на хозяйку гостиницы, - дескать, довольна ли она теперь, насытилась ли страданиями. Не было похоже, чтобы хозяйка кого-то подстрекала к убийствам, - но вид у неё в самом деле был довольный. И сытый. Как у паучихи в центре паутины.
И когда я увидел фигуру в чёрном, я сперва подумал, что это была ещё одна галлюцинация. Она была чем-то похожа на Моргану, только ещё более костлявая, с ввалившимися налитыми кровью глазами на обтянутом кожей черепе. Вот только на неё были обращены многие настороженные взгляды, не только мой.
- Вы тоже это видите?.. - уточнил я.
- Да, это Смерть, - невозмутимо ответил кто-то, стоявший рядом со мной. - Я её уже видел раньше.
И что я мог сделать, кроме как посторониться, дав дорогу Смерти и стараясь не смотреть на неё, поскольку от неё веяло иррациональной жутью.
- Никогда бы не подумала, что буду арестовывать собственную дочь, - прокомментировала Геката некоторое время спустя. В её голосе звучало удовлетворение, почти гордость, причём не столько за себя, сколько за Линкею, словно оправдавшую наконец материнские ожидания.
И тут мой организм, после встречи со смертью (и Смертью), решил, что самое время ослепнуть. Меня просто накрыла темнота, словно выключили свет. Никаких цветных пятен я больше не различал, так что я сразу понял, что всё. Допрыгался. Нечего было суицидально пренебрегать лечением.
- У меня плохие новости, - как мог спокойно сообщил я стоявшей рядом Вэлари и на всякий случай поднёс руку к глазам. - Я ничего не вижу. Совсем.
Она помогла мне сесть, спрашивая, что случилось. Я бодро и беспечно объяснил:
- Видимо, это из-за моей трещины в черепе. Иногда я теряю зрение. Но, думаю, это можно будет вылечить.
Разумеется, на меня, как падальщица, тут же набросилась давно молчавшая Моргана. Понадеялась на добычу. Но мне было нечего ей предложить: знала бы она, что я испытал даже некоторое облегчение от передышки, когда мог не участвовать в происходящем!..
- Это уже не вылечить, - торжествующе шипела она. - Ты станешь беспомощным!
- Незрячие люди вовсе не беспомощные, - возразил я. - Я освоюсь. Заведу собаку-поводыря.
И снова начался какой-то шум. Кто-то - кажется, среди голосов был голос прокурора Полиника - обвиняюще называл кого-то подменышем... Подменыши - это что-то из сказок о феях. Непонятно. И я не был уверен, что мне стало бы понятнее, если бы я был зрячим.
- Что там опять происходит? - спрашивал я, но, похоже, Вэлари была не в силах описать мне всё.
- Теперь ты не можешь им помочь, - зато Моргана отзывалась куда охотнее. - Ты никого не сможешь защитить!
- Ты обвиняешь меня в том, что я не помогаю им, потому что не вижу? - уточнил я с удивлением.
- Я не обвиняю, - как оказалось, даже моё дружелюбное проклятие способно пойти на попятный. - Но каково тебе будет жить, зная, что ты больше никому не поможешь?
- Есть способы помогать людям, и будучи незрячим.
Сквозь разговор с Морганой я вдруг услышал знакомый голос. Голос Идея. Но... это ведь невозможно! К тому моменту, как я ослеп, его тело даже ещё не убрали.
- Мне кажется, или я слышу голос того, кто только что умер? - спросил я Вэлари.
- Нет, тебе не кажется.
Может, в этом месте вообще никто не умирает?.. Впрочем, не хотелось это проверять. Кто-то подходил, что-то спрашивал, я вежливо отвечал:
- Я вас не вижу, но могу узнать вас по голосу.
А вот ещё одну личность я узнал не по голосу, а по тому, как она устроилась за моей спиной и приобняла за плечи: так беззастенчиво меня лапать может только моя "матушка" с разноцветными волосами.
- Это не травма, - вкрадчиво сообщила она. - Это твоё собственное проклятие. Когда-то ты взял на себя беды всего города...
Мда, я точно сын божий. Ослеп за чужие грехи. И как всегда - никаких за это плюшек.
- ...Ты хочешь снять это проклятие?
- Хочу, конечно. Что для этого нужно сделать?
- Просто захотеть. Пойти в зал и сказать об этом.
Я встал, и Вэлари подала мне руку. Я успел достаточно хорошо запомнить коридоры гостиницы, чтобы уверенно идти вслепую, проводя кончиками пальцев по стене, увешанной старыми картинами.
- И твоё проклятие перейдёт к кому-то другому, - прошипела Моргана над другим ухом. - Ты хочешь, чтобы кто-то страдал вместо тебя?
- Нет, не хочу. Давайте уточним, - я приостановился. - Я не хочу, чтобы кто-то забрал моё проклятие себе, или кому-то пришлось чем-то жертвовать. Если нужна жертва, то пусть лучше оно останется при мне. Я справлюсь.
- Не слушай её, - попросила Вэлари. - Она же всегда врёт!
- Ну, между прочим, она даёт ценные предостережения, - вступился я за Моргану. - Так что спасибо ей за заботу. Я это очень ценю.
Коридор закончился, я протянул руку и толкнул дверь, входя в гостиную вместе с Вэлари. Похоже, меня привели в самый центр пустого зала.
- Теперь скажи о том, что ты хочешь, - предложила "мама".
- Насколько я знаю из сказок, в сделках с нечистью и прочим очень важны формулировки, - проговорил я. - Так вот, я хочу, чтобы моего проклятия не стало. Чтобы оно исчезло, а не перешло к другому, и чтобы никто не пострадал. Пусть уйдёт в землю, утечёт с водой, растворится в воздухе!..
Пожалуй, это было вдохновенно. Магия так магия, а в магии положено обращаться к стихиям, ведь так?.. И верить, что сработает, - а я верил, и это в самом деле сработало. Стало непривычно светло, и я заморгал, заново привыкая к яркости мира вокруг.
- Я снова вижу, - сообщил я и снял очки с носа. Более мутной картинка не стала. - И так тоже вижу...
Очки были больше не нужны, и я повесил их на ворот рубашки. Когда мы вышли в коридор, там были Уиллард и влюблённая в него девушка. Вид у неё был зловещий, хотя она не делала ничего особенно угрожающего - просто шла к нему, глядя в упор, а он отступал, и вид у него был такой, словно на него надвигался призрак.
- Не приближайся ко мне!.. - говорил он.
- Что у вас происходит?.. Вы мне обещали никому не причинять вреда, - напомнил я девушке на всякий случай.
- Это Флейта, - пояснила мне Вэлари как ни в чём не бывало, проходя мимо.
Флейта?.. Ну да, за Уиллардом не просто бегали крысы - у него действительно была флейта, как у Крысолова из сказки. Но - девушка, превратившаяся в ласточку, а теперь флейта, превратившаяся в девушку?.. Не многовато ли волшебства на один маленький остров?..
- Хорошо снова быть зрячим, - сообщил я, входя на кухню, где проводило время большинство гостей. - У людей есть отдельные волосы! У деревьев есть листья!.. Что я пропустил, то есть проглядел?..
- Убийство ты видел?.. - уточнила Вэлари.
- Да, тогда я ещё мог видеть.
- И воскрешение?..
- Это я слышал.
- Ну, значит, ничего особенного ты не пропустил.
Чтобы больше никто никого не убивал, Геката и прокурор с помощницей изымали оружие и либо запирали его в гостиничном сейфе, либо носили при себе. Но, похоже, ни то, ни другое не помогало: в какой-то момент мой пистолет попросту вылетел из кобуры и улетел по воздуху в неизвестном направлении, как если бы его похитил невидимка. И я не мог поручиться, что из этого пистолета спустя некоторое время никого не убьют.
- Какие новости? - спросил я также и у Гекаты.
- Знаешь... столько всего происходит, что я уже отказываюсь в этом участвовать и просто наблюдаю.
- Понимаю. Вокруг столько чертовщины, что наступает чувство пресыщения. Я тоже уже ничему не удивляюсь...
Кажется, вернулся из мёртвых не только Идей. Кажется, это было не просто так, а кто-то за это чем-то заплатил. Возможно, у воскресших теперь возникли новые проблемы, если они оказались связаны с хозяйкой и этим местом. Но я не успел ни вникнуть в тонкости, ни увидеть Идея и порадоваться за него: выйдя в прихожую, мы с Вэлари вновь наткнулись на Уилларда. Совершенно растерянного, с невидящим взглядом расширившихся от ужаса глаз.
- Я... я лишился своей сути, - сообщил он. - Я больше не повелитель крыс...
- Но... это же неплохо? - осторожно предположил я. - Зато ты останешься человеком.
И я даже догадывался, кто это сделал. Сделала, не спросив его мнения... Но иначе он бы не позволил.
- Где моя сумка?!.. - он начал лихорадочно оглядываться по сторонам.
- Сейчас найдём, - пообещал я, но он уже бежал в сторону кухни, а мы последовали за ним.
В сумке Уиллард носил крыс, которые не сидели у него на плечах и не бегали за ним по полу, а хотели отдохнуть. Он нашёл её стоящей на стуле. Крысы на глазах выбирались из неё и разбегались в разные стороны. Уиллард пытался их ловить, но они уворачивались и исчезали одна за другой.
Я начал понимать, что ничерта я раньше не осознавал, что это значит - потерять мистическую силу. Это не только потеря любимых питомцев, к которым привык. Когда ты их больше не слышишь, а они не слышат тебя... Должно быть, для крысолова лишиться своей магии - всё равно что для человека лишиться зрения или слуха. Но я знал - на собственном опыте знал, - что и с такой потерей можно продолжать жить.
- Знаешь, как говорят... - я положил руку Уилларду на плечо. - Если кто-то уходит, значит, он никогда и не был твоим. А твои всегда остаются с тобой.
Я мог бы сказать ещё какие-нибудь банальности о том, что диких крыс удерживала рядом с ним только магия, а если он заведёт маленьких крысят, то они привяжутся к нему и ни за что его не покинут. О том, что мы с Вэлари тоже его не бросим. Но он слишком быстро уходил по коридору и требовал, чтобы мы оставили его одного.
- Оставь его, - теперь Вэлари положила ладонь мне на плечо.
- Я не хочу оставлять его без присмотра, - ответил я, обернувшись к ней. - Чтобы он не наделал глупостей.
Но Вэлари, приостановив, задержала меня, и Уиллард успел оторваться. Когда я вбежал следом за ним в коридор, он уже достиг тупика и развернулся лицом к нам. Взгляд у него был такой отчаянный, что сразу стало ясно: он прощался. Он сделал шаг назад, и стена за его спиной всколыхнулась, расступаясь, как ткань или вода. И это был не обман зрения. Это было жутко: он словно уходил спиной вперёд в темноту, и темнота смыкалась вокруг него, готовая поглотить, - вот осталось на виду практически одно только лицо... Время как будто остановилось, и в эти замершие мгновения я также оцепенел, боясь спугнуть Уилларда резким движением или словом, как если бы он стоял на краю крыши. Но вот он медленно, очень медленно поднял руку к горлу, и когда в этой руке блеснул в полумраке металл - я очнулся. И бросился вперёд.
Вэлари повисла на его руке, а я разжал его пальцы своими, вырывая из ладони медицинский скальпель. Если я и порезал себе пальцы, то вовсе не заметил боли. Скальпель с глухим звоном упал на пол. Стена снова была стеной, а не траурным занавесом, и Уиллард начал сползать по ней, поскольку он всё-таки успел порезать себе горло, и кровь пропитывала ворот белой рубашки. Я подхватил его на руки и понёс подальше от темноты, в светлую прихожую, где устроил на тахте, поддерживая в своих объятиях. Я звал врача, но врач, как говорили, был очень занят, - возможно, он сам оказался ранен и должен был сначала помочь самому себе.
- Зачем?.. - прохрипел Уиллард.
- Потому что ты нужен нам живым, - ответил я. - Пожалуйста, не говори ничего. Только продержись ещё немного...
Я чувствовал, что он не хочет бороться. Я готов был держать его до последнего, но с каждым сиплым вдохом из него уходила жизнь. Вэлари сбегала за его сумкой, нашла там бинт и перевязала рану.
- Только жгут не накладывай, - нервно пошутил я.
Гуманно ли сохранять жизнь тому, кто не желает жить?.. В этом случае я был уверен, что да. Первый шок от потери сверхспособности - плохой советчик в выборе, жить или умирать. Когда этот шок схлынет, можно и пожалеть о своём решении. Вот только если привести это решение в исполнение, жалеть будет уже некому. Пусть Уиллард немного освоится в своём новом человеческом качестве - тогда и решит. Всё-таки крысы - это не вся его жизнь.
- Пожалуйста, кто-нибудь... кто может помочь... помогите!.. - звал я в пространство, и помощь пришла.
- Я могу остановить время для его раны и его боли, чтобы он мог дождаться врача, - предложила моя "мама".
- Да... Пожалуйста, сделай это, - взмолился я. - Я не знаю, как тебя благодарить...
В смертельной опасности не бывает атеистов, да?.. Я был готов уцепиться за любой шанс, поверить в любое чудо, не спрашивая, как это возможно. Женщина с разноцветными волосами повела рукой и остановила кровотечение. И тут к нам подошёл Бенджамин и внимательно посмотрел на брата.
- Ты не можешь, - хрипло предостерёг его Уиллард.
- Я могу, - возразил Бен. - У тебя нет воли к жизни.
И Бенджамин рухнул на пол. То есть, пожалуй, правильнее будет сказать - тело Бенджамина?.. Потому что Уиллард на моих руках пошевелился и поднёс руку к горлу, прижимая повязку, совсем не уиллардовским жестом. Близнецы, которые могут меняться телами? Ещё одно чудо этого безумного дня?.. Вот только тело Бена не шевелилось.
Я до сих пор не знаю мотивов Бена, поступившего так. В тот момент я был уверен, что он занял тело Уилларда, чтобы его спасти: вместо него продержаться до оказания врачебной помощи, - потому что в нём, в отличие от Уилларда, была воля к жизни, не дававшая телу умереть. Мне бы и в голову не пришло предположить, что Бен мог просто воспользоваться моментом, чтобы захватить более удобное тело, - ведь братья казались друзьями, а не соперниками. И я хочу верить, что я был прав.
- Уиллард, ты здесь?.. Скажи что-нибудь, не молчи, - позвал я. Рядом, прямо перед нами, как будто колыхался воздух от движения, но я ничего не видел. А вот Вэлари и Бен, кажется, видеть могли.
- Он уходит, - растерянно произнёс Бен. Должно быть, он просто не рассчитал, что душа без тела окажется ещё более уязвима, нежели в теле? Не подумал о том, что если душа уйдёт, то сохранять тело не будет иметь смысла?..
- Что?!.. Нет, Уиллард, постой! Ты слышишь меня? Не уходи, держись за мой голос!..
Я говорил с пустотой, а пустота не отзывалась. И ощущение невидимого присутствия пропало.
- Он исчез, - сообщил Бен. - Я больше его не чувствую. Вообще.
Я встал, прислоняя Бена-в-теле-Уилларда к стене и оставляя его на попечение Вэлари. Направился прямиком к своему "отцу". Если здесь люди возвращаются из мёртвых, если Идею удалось, - значит, я смогу это исправить. Чего бы это ни стоило.
- Отец! Скажи, как мне вернуть этого человека?
- Что именно ты хочешь?
- Мне. Нужен. Этот. Человек. Живым. - у меня не было времени и сил на объяснения, поэтому я настаивал. Я требовал. - Не зомби, не призраком, не чем-то там ещё... Живым.
- Это невозможно. Его больше нет. Его съела хозяйка.
- Пусть подавится! Ничто не исчезает бесследно!..
- Теперь он часть меня, - сообщила сама хозяйка, подходя к нам со своим неизменно довольным и сытым видом. - Он часть обсидиановой пустоты.
Обсидиан. Снова это слово. Что-то, с чем я сражался тогда, в забытом прошлом, и с чем снова сталкиваюсь теперь. Похоже, это не камень. Это цвет. Чернота, образующаяся, когда остывает огонь. Чернота, поглощающая всякий свет и тепло. Просто холодная тьма.
- Что мне отдать, чтобы ты его отпустила? - теперь я смотрел на хозяйку, но она явно не была заинтересована в сделке. Вспомнились слова "отца" о том, что для того, чтобы освободить всех, кто принадлежит хозяйке, нужно её победить. Собрать троих повелителей. Двое уже есть...
- Он сам это выбрал, - меланхолично произнёс мой "отец". - Это была его свободная воля.
Я вновь обернулся к нему. Казалось, если я ещё хоть раз услышу про "свободу воли", которой он вертел, как ему удобно, я его стукну.
- Он был не в том состоянии, чтобы выбирать!
- Он лишился своей сути, - развёл руками "отец". На чьей он вообще стороне?!..
- И что с того? С этим можно жить дальше! Жить, как обычный человек! Значит, ты не можешь помочь?..
Где-то за моей спиной Полиник объявил, что дарит хозяйке, "самому печальному существу на свете", немного радости. Это она-то печальна?.. Что ж, жаль, что от этой радости её не разорвало.
- Я могу помочь, - неожиданно вмешалась его супруга. Возможно, он был не слишком доволен, но я уже смотрел на "маму" как на последнюю надежду. - Я могу отмотать время вспять, но совсем недалеко.
- Да... Пожалуйста! Мне нужно с ним поговорить!
Если бы я хоть на мгновение задумался о том, в чём участвовал сам, - у меня не уложилось бы в голове такое могущество, как способность поворачивать назад стрелки часов по собственному желанию. Но, к счастью, думать о чём-то, кроме Уилларда, мне было некогда.
Мир моргнул, как выключившийся и вновь включившийся телевизор, - картинка погасла и проявилась не сразу, зато со всеми красками, звуками и ощущениями. Я снова сидел на тахте, Бен в теле Уилларда возлежал на моих руках, Вэлари была рядом. И я снова чувствовал незримое присутствие Уилларда. Очень зыбкое, но всё же остро отличающееся от пустоты. Принято считать, что когда кто-то уходит, мы всегда не успеваем о чём-то ему сказать. И вот - я получил возможность договорить. Я бережно прислонил Бена к стене и опустился на пол на одно колено.
- Уиллард, послушай, это очень важно... Я только что повернул время вспять, только чтобы вернуть тебя. Пожалуйста, не уходи, не оставляй нас, ты нужен нам живым!..
- Да зачем я вам нужен?.. - по крайней мере он ответил. Но не успел я и рта раскрыть, как умница Вэлари ответила за меня:
- Я люблю тебя!
- Ты любишь его, - возразил Уиллард.
- Да мы оба тебя любим! - воскликнул я.
Вы когда-нибудь признавались в любви бесплотной тени, которую даже не видите? Одному только голосу?.. На фоне этого уже не казалось таким безумным то, что я в самом деле любил их троих. Я совсем не знал Уилларда - словам Гекаты о том, что он был богатым наследником, связавшимся с мафией, веры было мало, - но чем ещё, как не любовью, объяснить то, что я был готов на всё, начиная с "умереть", только чтобы он жил?..
- Да вы сговорились!.. - не сдавался голос Уилларда. Но этот голос становился живее с каждой секундой, и если пустота и звала его, то ей явно не удавалось завладеть его вниманием. - Но я не нужен своему брату.
- Как это не нужен? - хрипло удивился Бен из его тела. - Разумеется, ты мне нужен!
- Что ты сказал?.. - неверяще переспросил голос Уилларда и, казалось, даже задержал дыхание от отчаянной надежды. - Повтори это ещё раз!
- Дебилы... - с нежностью прошептал я. Мне хотелось смеяться и плакать от облегчения. - Ну конечно, вы нужны друг другу!..
И в этот момент наивысшего счастья, когда мне казалось, что всё худшее позади...
...Прогремел выстрел.
Кто-то выстрелил Вэлари в спину, и она повалилась на Бенджамина, заливая кровью его белую рубашку. Я вскочил. Бросился к стрелявшей - это была женщина, возможно, даже Флейта, но я уже ничего не различал, - и вырвал пистолет из её рук. Уиллард - я не успел понять, вернулся ли он в своё тело, или это по-прежнему был Бен в его теле - по-видимому, также вскочил, потому что упал в другой стороне прихожей. Я так и не узнал, кто стрелял в него, - или не стрелял, а просто время вышло и остановленная во времени рана снова открылась. Так или иначе, когда я обернулся, перед моими глазами лежали два бездыханных окровавленных тела. Вэлари и Уиллард. Это было похоже на ночной кошмар. Самый худший ночной кошмар из возможных.
Возможно, были ещё раненые и убитые, но их я вовсе не замечал. Мой блуждающий взгляд наткнулся на Джеффа. Доктор сидел, сжавшись в комок, в углу прихожей на диване, - так же, как он сидел тогда в гостиной, когда хозяйка рассказывала свою сказку. Несомненно, ему было плохо, и он пытался спрятаться, - может, с ним самим произошло что-то ужасное, а может, он просто вымотался. Я бы на его месте тоже был на грани обморока и нервного срыва от такого количества непредвиденных тяжёлых пациентов. Но как бы мне ни было стыдно его мучить - он по-прежнему был единственным, кто мог что-то сделать с ранеными.
- Доктор... пожалуйста, помогите. Вы очень нужны... Я буду навеки ваш должник...
Я взял его ладонь в свои, поддерживая его, когда он вставал, - она была ледяной. Да, ему самому нужна была помощь, но я не знал, как её оказать.
- Кто из них больше ранен? - спросил Джефф, когда я указал ему на Вэлари и Уилларда.
Кто-то быстрее меня подсказал, что Уиллард ранен сильнее, и я подвёл доктора к нему. Убедился, что тот приступил к оказанию помощи, и обернулся к Вэлари, чтобы поддержать её в ожидании своей очереди. Конечно, женщин принято пропускать вперёд, но я не мог потерять никого из них двоих. Я не позволял себе и на мгновение допустить мысли, что она может умереть из-за того, что доктор первым делом занялся Уиллардом.
Но Вэлари уже не было на том месте, где она лежала минуту назад.
Я почувствовал, что проваливаюсь в ночной кошмар ещё глубже. Я не отрицал реальность происходящего настолько сильно, даже когда сталкивался с воскрешениями, превращениями и перемещениями во времени. Этого не могло быть, этот чудовищный сон должен был вот-вот закончиться, - но он не заканчивался. Вэлари пропала, словно её не и не было никогда.
- Где Вэлари?.. - спросил я в пространство. - Она только что была здесь!..
- Её съела хозяйка, - ответили мне.
- Но почему?!.. Она же хотела жить!..
Вэлари не могла так быстро потерять волю к жизни. Только не сейчас, когда мы вместе спасли Уилларда. И не могла так быстро истечь кровью и умереть. Должно быть, аппетиты хозяйки росли со временем, и если раньше приходила Смерть, то теперь... Но почему именно Вэлари?!..
Я осознал, что тупо стою, глядя в стену, и от бессилия и отчаяния у меня слёзы текут по щекам. Да, я спас Уилларда, - но как я посмотрю ему в глаза, когда он очнётся, и скажу, что Вэлари я упустил? Как я сам буду жить, зная, что после всего, что мы с ней вместе прошли, я не смог её спасти?.. Ко мне подошла "мама", а я не знал, о чём её просить. Ещё раз повернуть время вспять? Но что если я не успею оттолкнуть Вэлари или закрыть её собой, а даже если успею - всё равно не помешаю повторному выстрелу?.. Счёт шёл на мгновения, на доли мгновений, а я не быстрее пуль.
- Я... не знаю, что мне делать, - выдавил я. - Не знаю, о чём просить. Вы и так уже сделали для меня слишком многое. Просто заберите меня вместо неё... Я хочу её вернуть, я хочу, чтобы она была жива, а больше уже ничего не хочу...
Мне казалось, что я уже с лихвой исчерпал свой кредит помощи у богов. И дело даже не в том, что однажды наверняка придётся расплачиваться, - платить не жалко. А в том, что рано или поздно они должны перестать отвечать на молитвы.
- Ты можешь использовать трагедию, - сказал кто-то.
- А это сработает?.. - спросил кто-то другой.
Я уже слышал это словосочетание краем уха. И подозревал, что Вэлари могла сделать это для Далилы, чтобы позволить ей уйти из гостиницы.
- Я готов попробовать, - сказал я.
Меня провели по коридору в гостиную. Она была совершенно пуста. Я сел на свободный стул, ожидая чего-то. Пришла женщина и посмотрела на меня сверху вниз. Я на неё не смотрел.
- Итак, чего ты хочешь? - спросила она.
- Я хочу, чтобы Вэлари была жива. Не зомби, не призраком... ну, вы поняли. Чтобы она была живой и настоящей, как раньше.
- Ты согласен на то, что она тебя забудет?
- Да. Я согласен.
Распространённая жертва в сказках. Но неужели кто-то откажется? Когда идёшь спасать чью-то жизнь, эгоизм уже оставляешь за порогом.
- Значит, сейчас ты будешь вспоминать. Потом сможешь уйти.
Женщина вышла из зала - или растворилась в тенях. А меня накрыло видением прошлого - того самого прошлого, которое я счёл прошлой жизнью. Почему-то та жизнь представлялась мне в песчаных, терракотовых, охристых тонах, как сепиевая фотография. Передо мной была стена, вроде крепостной, сложенная из больших камней. Между камнями прорастали чёрные стеклянные цветы. Я рвал их голыми руками, они резали мои ладони острыми кромками листьев и лепестков, крошились в пальцах на мелкие, как чёрный сахар, осколки, которые забивались в раны, попадали в кровь. Я очень спешил уничтожить их все, но цветов - обсидиановых цветов - становилось всё больше. Руки болели, горели, словно я сунул их в огонь и так держал, - и я понимал, что цветы вот-вот прорастут и внутри меня. Я уже чувствовал, как что-то скребётся между рёбер. Ещё немного - и они разорвут мою плоть, выпьют кровь, и ничего не останется. Не только моего тела, но и души. Но это достаточная цена... За что? За то, чтобы спасти весь город. Родной город. Этого я хотел тогда.
Я был погружён в это воспоминание целиком: я видел глазами себя-прежнего, слышал его ушами, чувствовал на коже сухой, горячий, пыльный шершавый ветер. Но в то же время я помнил и осознавал себя-настоящего и то, чего я хотел теперь. Помнил Вэлари, Уилларда, Бена.
Защищать своих близких или любимых - это на самом деле даже не выбор.
И я боялся. Я бесконечно боялся, что пока я здесь занят спасением Вэлари, пока меня нет рядом - с Уиллардом что-то случится. Я ведь оставил его раненым... Но я не мог разорваться на двух, трёх, на маленький отряд чарльзов уэйнов, чтобы уследить за всеми.
Боги! Пусть мне никогда не придётся выбирать между ними - выбирать, кого спасти, а кем пожертвовать, без права на третий вариант: умереть вместо них самому! Это и будет самой страшной пыткой, с которой не сравнится никакая боль, какую вы только сможете выдумать.
Видение закончилось, а боль осталась. Она распространялась от рук, которые я ощущал как одно сплошное пламя, по всему телу изнутри, и терпеть её становилось с каждой минутой всё сложнее. Я держал одной рукой другую, чтобы не выцарапывать боль из-под кожи, меня трясло, перед глазами сгущался рой цветных мушек - и я не сомневался, что умру скорее рано, чем поздно. Зато теперь я был свободен и мог успеть убедиться, что всё сделал правильно. Пошатываясь, я вышел из гостиной, прошёл по коридору и увидел Вэлари у порога гостиницы. Вид у неё был немного растерянный, но спокойный.
- Вэлари! Ты... Ты жива. - я подошёл к ней, желая напоследок насмотреться. - Всё получилось...
- Кто вы? - она подняла на меня удивлённый взгляд.
- Я Чарльз. Вы меня не помните, но... Думаю, мы ещё познакомимся.
И стоит ли давать ей узнать больше, если я всё равно скоро умру? Наверное, ей будет жаль услышать, что человек, который её любил, умер за неё. Лучше остаться для неё незнакомцем.
- Где я? Что это за место?
- Вы не помните?.. Это гостиница в Греции. Не самое приятное место, но не волнуйтесь. Скоро мы выберемся отсюда.
А вот то, что она не помнила вообще ничего, было уже плохо (хотя в чём-то я ей даже завидовал: она забыла все пережитые ужасы и волнения и могла начать всё с начала, с чистого листа). Значит, стоит продержаться подольше, чтобы позаботиться о ней... или убедиться, что о ней позаботится кто-то другой. Нужно было найти Уилларда, пока я ещё жив. Увидеть живым и его тоже. И пока я, с трудом держась на ногах от боли, рыскал по гостинице, спрашивая, где Уиллард, - я наткнулся на "маму".
- Что с тобой? - участливо спросила она.
- Я использовал трагедию, чего бы это ни значило. И теперь умираю от боли.
- Я могу ненадолго остановить время для твоей боли, - предложила она с готовностью.
- Если не сложно... спасибо. Мне ещё нужно кое-что успеть.
Боль исчезла, но не бесследно, а оставив в теле звенящую опустошённость и ломоту. Похоже, из всех присутствующих сейчас в гостинице только "маме" было не всё равно, что со мной происходит: Вэлари меня забыла, а Уиллард... если ему - раньше или сейчас - нравилась Геката, то едва ли ему был нужен какой-то седеющий мужик, которого он видел впервые в жизни. А впрочем, чему я удивляюсь? Матери - всегда матери, это просто я так и не привык воспринимать как мать юную богиню.
- У тебя всё получилось?
- Да. Вэлари вернулась. Правда, мне говорили, что она забудет только меня, а она забыла всё...
- Нужно было лучше выбирать формулировку.
- Так это было не моим условием, - возразил я. Но у меня было слишком мало сил и слишком мало времени, чтобы объяснять. Да и поздно что-то менять, если мне сразу и в голову не пришло уточнять, в каких пределах простирается забвение при формулировке "забудет тебя".
Уилларда я также нашёл - он стоял неподалёку от Вэлари, словно инстинктивно тянулся поближе к выходу из гостиницы. Теперь я слышал, что буря за дверью в самом деле понемногу стихала.
- И ты тоже в порядке... - порадовался я. - Это хорошо. Это всё, что мне нужно было знать... Значит, всё было не зря...
- Что ты сделал? - осведомился он.
- Использовал трагедию. Вернул Вэлари. И, кажется, скоро умру. Видишь ли, во мне прорастают цветы.
- Цветы? Как ханахаки? - удивился Уиллард.
- Может быть. Я в этом не разбираюсь.
Кажется, ханахаки - это что-то о болезни невзаимной любви?.. Занятная ирония.
- Тебе можно с этим помочь? Можно ли использовать трагедию, чтобы тебя от этого избавить?
- Нет, не нужно. Во-первых, это так не работает. - я на самом деле не знал правил, но использовать трагедию, чтобы избавиться от последствий другой трагедии, действительно было бы как-то нелепо. - Во-вторых, просто не делай больше глупостей. Я хочу, чтобы вы все выбрались отсюда, а мне больше нечем вас спасать.
И, наконец, я столкнулся с рыдающей Флейтой. Я спрашивал, что случилось, но сквозь судорожные всхлипывания она смогла сказать только, что хотела сделать как лучше, а теперь у него, то есть у Уилларда, "обсидиановое тело". Я не знал, что это означало, и всё равно думал, что та участь, от которой она избавила Уилларда, была хуже. К тому же, если Уиллард потерял своё человеческое тело, то, быть может, не Флейта была в этом виновата: вряд ли это она в него стреляла. А даже если она стреляла в Вэлари... Я уже не помнил об этом, и наверняка она была не в своём уме. Так что я мог только её обнять.
Наши "боги" начали спрашивать присутствующих по одному, кто хочет отсюда уйти. Не думаю, что кто-то хотел бы остаться, но меня настораживало, что у кого-то могло не получиться покинуть гостиницу. Что кого-то она могла не отпустить.
- А ты хочешь отсюда выйти? - подошёл ко мне "отец".
- Да, конечно. Но я не уйду отсюда без Вэлари, без Уилларда...
- Ты хотел бы увести кого-то с собой?
- Да. Вэлари, Уилларда, Бена, Далилу... эдак выходит, что пол-гостиницы...
- Ты сможешь вывести отсюда всех.
- И что для этого нужно сделать? - я так часто за последние часы задавал этот вопрос. Но у меня уже ничего не было. От меня уже почти ничего не осталось.
- Просто захотеть. Но потом ты ослепнешь навсегда. Ты готов к этому?
Всё, как и положено: мать помогает безвозмездно, отец всегда ставит условия и ищет, чьими руками таскать каштаны из огня.
- Всего-то?.. Да, конечно, я готов. Это такие пустяки...
Сущие пустяки в сравнении с тем, что я мог и не дожить до наступления слепоты. К тому же я уже некоторое время, с тех пор, как у меня начало падать зрение, начал морально готовиться к тому, что однажды могу ослепнуть. Успел понять, что это вовсе не страшно: можно научиться ориентироваться на знакомых маршрутах, завести собаку-поводыря, обращаться к социальным службам, выучить шрифт Брайля. Но не хотелось бы становиться обузой для Вэлари. Может, если выживу, - исчезнуть, и уже потом, когда освоюсь быть слепым, вновь появиться в её жизни?.. Если выживу...
Я устал. Я смертельно устал. Я сел на ступени у выхода из гостиницы рядом с Вэлари, и мне хотелось рыдать от усталости. Не от боли, не от страха, не от жалости к себе - ничего этого не было, - а просто от усталости, и только. Возвращение грызущей боли прорастающих цветов было отсрочено, но недаром говорят, что нет худшей пытки, чем передышка между пытками, наполненная ожиданием. Скорее бы всё уже закончилось - и только бы больше ничего не случилось! Если всё, чего я достиг, снова обрушится, как замок из песка, - моё сердце, наверное, сразу остановится.
- Почему у меня крыса?.. - спрашивала Вэлари.
- Это Афина, - я представил ей белую крысу, привычно забравшуюся ей на плечо. - А это Карамель, - я указал на крысёнка в своём кармане.
- Это... мои крысы?
- Да, - выдавил я. - У нас есть крысы.
Для всех обитателей гостиницы ожидание конца бури было наполнено нервозностью, - растущее напряжение буквально ощущалось в воздухе. Кто-то предлагал сжечь гостиницу. Я снова и снова повторял просьбу не делать глупостей и обещал, что все выйдут отсюда. Все до единого.
А Уиллард всё-таки проспойлерил Вэлари, что я её муж. Пришлось признаваться, что мы поженились прямо сегодня.
- Простите... можно с вами поговорить? - ко мне, сидящему на ступенях, подошёл Идей. Может, я и отказал бы кому-то другому, но с ним я так и не смог поговорить за весь этот долгий день.
- Можно, вот только... - я попытался из последних сил встать, но он заверил:
- Нет-нет, вы сидите, можем поговорить здесь. Вы ведь использовали трагедию, верно?
- Верно.
- А как вы это сделали?
- Загадал желание. Мне поставили условие. Желание исполнилось, и теперь я могу умереть, потому что во мне прорастут цветы. Но, думаю, у каждого будет своя расплата, тут не угадаешь.
- Спасибо, - серьёзно поблагодарил Идей. - Вы мне очень помогли.
Я бы порадовался, если мне удалось тем самым отговорить его от этой затеи. Но если у него, как у меня, было что-то, что стоило риска, - то это его право.
- Всегда пожалуйста. И вас я также рад видеть живым, - добавил я запоздалое признание.
Он ушёл, а следующей, кто подошла ко мне, была моя "сестра" с розовыми волосами.
- Вы собираетесь увести отсюда людей? - спросила она.
- Да. - взяв на себя эту странную миссию, я чувствовал себя не то Крысоловом, не то Моисеем.
- Но вы же ослепнете, верно?
- Это ерунда, - я покачал головой.
- Но у вас ведь есть жена...
- Она меня не помнит.
- Я тоже могу вывести людей отсюда.
- Мы можем сделать это вместе, если меня не хватит на всех, - предложил я.
- Нет, одного человека и одной жертвы будет достаточно. Если я это сделаю, меня все забудут. Никто в целом свете не будет обо мне помнить. Но у меня и нет никого, кому стоило бы обо мне помнить.
Пожалуй, это испытание даже легче слепоты. Забвение поправимо: ты можешь снова напомнить о себе. Рассказать, что захочешь, и умолчать, о чём захочешь...
- Я не против. Но только если у вас в самом деле нет кого-то, кому вы хотели бы сохранить память о вас...
- Значит, я это сделаю.
Не совершил ли я ошибку, передавая ношу в чужие руки?.. Но ведь можно нести не всё одному. Тут толпа как раз всколыхнулась - буря улеглась, - но всех позвали собраться в зале. А ко мне как раз вернулась боль: отпущенное мне матерью время вышло. Я снова вспомнил и поверил, что цветы могут сожрать и моё тело, и мою душу. Но пришлось подниматься на ноги и ковылять по коридору. Кто-то - Вэлари или Уиллард - хотел поддержать меня, положив ладонь на поясницу, но я зашипел от боли: любое прикосновение, даже сквозь одежду, казалось прикосновением раскалённого металла. Ладонь исчезла, и в следующее же мгновение я пожалел об этом. Если вскоре предстоит умереть - я захочу обнять их обоих. Нет, всех троих. Пусть даже эти объятия причинят мне самую нестерпимую боль за всю минувшую жизнь.
Что было потом?.. Трое повелителей сошлись. Флейта - а теперь повелительница крыс - по-прежнему рыдала, бедная девочка. И мой отец сказал, что они избавят мир от Трагедии всего на три года... Потом они снова станут людьми - и это плюс. Но по истечении трёх лет хозяйка, судя по всему, снова сможет собирать людей в гостинице?.. - Это минус.
Моя сестра превратилась в звезду. Путеводную звезду над горизонтом. Должно быть, я вот-вот забуду о том, что она вообще существовала. Это горькая судьба, и я рад, что сумел её избежать. Спасибо ей за то, что она не подвела наших родителей. Ею они будут гордиться, а я... Мне не нужна их гордость. У меня есть те, кого я люблю.
Боль нарастала, как гул, как резонанс внутри, - тот резонанс, который рушит мосты. Но рядом со мной стояла Вэлари. А рядом с ней - Уиллард и Бен. И на мгновение мне подумалось, что пока они со мной - можно попытаться перетерпеть боль и победить проклятые цветы. Что ради них можно попробовать выжить.

Итоги и благодарности...Чарльз, конечно, не умрёт: в нём нет никаких цветов, просто ему приходится заново переживать боль из прошлой жизни. По не до конца понятным мне причинам Уиллард будет жить в качестве тени при занявшем человеческое тело Бенджамине, как раньше Бен жил тенью при нём; но, полагаю, Бен не будет жадничать и позволит ему иногда пользоваться телом тоже. Вэлари лишилась памяти, но не чувств, - так что они с Чарльзом снова будут вместе.
Вообще, оглядываясь на всё это, я удивляюсь, как Чарльзу удалось и выжить самому, и вытащить всех своих живыми (пусть и не всех целыми). Конечно, ему порядочно подыгрывали родители-боги. И в целом было ощущение таких ненавязчивых рельс, когда можно не заключать брак с Вэлари - но нельзя не заключить, можно не использовать свою трагедию - но нельзя жалеть(тм)не использовать... Пока не определился, плюс это или скорее минус.
Так или иначе, главный мем этой игры очень отражает:

А главная ачивка Чарльза: он сломал Моргану тем, что относился к ней по-доброму вместо того, чтобы бояться, и она от него ушла Он будет по ней скучать!.. При том, что я толком не знаю и не люблю Небожижу, у нас произошла буквально та ситуация, когда Се Лянь сломал божка-пустослова. Так что наш с Вэлари персональный игротех, Каро, скинул мне этот комикс, который также отражает.

Ещё я каюсь, что не дослушал свою песню для трагедии (к тому же, кажется, включилась не моя, - не умею я обращаться с шайтан-машинами): попса меня деролит, я лучше прочитаю бумажку с воспоминанием и сам персонажа накручу как надо. Однако не могу не признать удачным совпадением, когда на игре Чарльз сказал в один из критических моментов, что "ничто не уходит бесследно", а потом после игры заиграла эта песня.

Спасибо Джулс за игру, за мир и истории в нём, за Чарльза, который всё же обрёл больше, чем потерял. Спасибо героической игротехнической команде, щедро обеспечивавшей персонажей проблемами, - многие игротехнические персонажи были ничуть не менее яркими, живыми и чувствующими, нежели персонажи игроков.
Спасибо Юпитер за Вэлари - хрупкую и сильную.
Спасибо Берто и Кело за близнецов - таких похожих и таких разных, но совершенно прекрасных, так что невозможно было не влюбиться. Люблю всё-таки играть полиаморию, даже когда со взаимностью всё как-то не очень
Спасибо Ашеру за Гекату - суровую как нож женщину, в которой осталось немало опасных загадок. Ясно, что хтонь, полётом пониже хозяйки-Трагедии, но...
Спасибо Тикки за Джеффа - доктора, который спас стольких, что я потерял счёт. Очень понимаю и знаю на собственной шкуре, каково это - постоянно играть в "целителя к воротам"(тм), когда ты единственный поигровой врач на полигоне. Всё-таки для игры, на которой так много насилия, одного персонажа со способностью оказывать медицинскую помощь очень мало. Так что Джеффа безмерно хотелось завернуть в плед и забрать на ручки.
Спасибо Дикте за Идея - он выглядел весьма разумным котиком, жаль, что толком не пересеклись.
Спасибо всем - и надеюсь, что ещё не раз поиграем вместе!

После игры я начал умирать обратно, так что разумнее было не задерживаться. Собрался, обнял всех, дополз до метро, чуть не вырубился в вагоне и не проехал свою станцию - и упал домой спать.

@темы: поржать и убежать, радио Marcus FM, соседи по разуму, фанарт и иллюстрации, ролевиков приносят не аисты, убого от бога

R.I.P. Элрик
(?.01.2021 - 11.04.2023)

К началу конца Элрик стал приближаться, когда мы вошли в замкнутый круг: крыс выдаёт панички на уколы - пришлось слезть с иглы, а без уколов снижается тонус, возрастает слабость, теряется аппетит. Наша ветеринарно-паллиативная хроникаВ воскресенье и меня припечатало давлением - я снова срубился на диване, некоторое время не мог заставить себя пошевелиться, и воздуха мне ощутимо не хватало; Элрик же не пил, не ел кашу с консервой и тоже лежал унылый или маялся из угла в угол. Я отщипнул ему птахиной тушёной курицы с ноготок - он поклевал. Потом я сидел и кормил его с рук сушёными червяками, скормил почти весь остаток на дне банки, пока он не устал и не уполз от меня. И какова была моя радость, когда к ночи он сначала похрустел кормом, затем попил из поилки! И за ночь он съел ложку консервов.
На следующий день ситуация повторилась: Элрик исправно пил, но кашу и консерву игнорировал. И не только их: лежал носом в курицу и хоть бы хны. Ещё срабатывало сладкое - он сцапал и помусолил банан, сделал кусь яблока. Дышал по-прежнему тихо, но боками, стараясь положить голову повыше. А жрать для крыса стало не менее важным, чем дышать, поэтому я собрался заказывать нутридринк... но за то время, что я сидел без денег, скидка закончилась, и он снова начал стоить 900+, а не 500+. Я пошёл в аптеку купить педиашур - его пообещали привезти только на следующий день. Подсовывание крысу вкуснях осложнялось тем, что после уколов он начал опасаться рук, так что я клал что-нибудь в клетку или в бокс и смотрел издалека, будет ли зверь есть.
А ночью после понедельника у Элрика начался второй приступ удушья. Я напшикал его сальбутамолом, сунул в кислород и уже там вколол преднизолон, но это не спасло. Когда Элрик перестал задыхаться, лёг и сделал несколько спокойных вдохов, это были его последние вдохи. И это в самом деле тот случай, когда незачем больше мучиться, и он молодец, что решил уйти легко. Он и так хорошо задержался. Конечно, хотелось в среду сообщить Базенкову, что мы протянули неделю, но увы. Однако пять полных дней после постановки диагноза, и одиннадцать(!) дней после первого приступа - это много. Просто представьте, что неделя для крысы - это как примерно полгода для человека. Каждый выигранный час стоил всего.
Снова вспоминаю... Если бы у меня всегда был под рукой кислород - может быть, и Этан, и Широ пробыли бы со мной чуть дольше. А может, и нет, ведь каждый случай индивидуален. По крайней мере надеюсь, что все наши прошлые звери прощают нам то, что мы учимся и не сразу всё знаем и умеем. И врачи, делающие назначения, тоже учатся.

Так или иначе, но вот и мой второй (хотя оба они первые, конечно) Вечный Воитель ушёл по Радужному мосту в рассвет, догонять Дориана. Счастливого пути, отважный альбинос! Больше не тяжело идти, и дышать теперь легко. Однажды увидимся - там, где пересекаются все дороги. И, конечно, узнаем друг друга. Потому что даже среди тысяч виварцев каждый - единственный.
После этой ночи, на прощание, приснились мне оба, молодыми и сильными: и Элрик, выбравшийся из клетки и пришедший ко мне в спальню, и Дориан, встретившийся с Полынью и образовавший с ней катящийся по полу (не в драке) клубок. Вас понял, ребята, о сестрёнке позабочусь.

Кислородных долгов перед роднёй осталось примерно на пять тыр. Опять же не ужас-ужас, особенно в сравнении с моментом, когда и эти деньги иссякли (пожалуй, только люди, когда-либо спасавшие животных или людей, поймут, насколько это фантастически ценные суммы: сто рублей, даже пятьдесят рублей... когда у тебя их нет, и взять неоткуда, и ты кричишь-кричишь в пространство, но ни у кого их - лишних - тоже нет). Но долги надо закрывать, так что кислородная распродажа (и донаты, есливдруг) по-прежнему актуальны. По сто рублей штуку могу отдать вязаные игрушки, сириусли И смотрите, какой шикарный дракончик от Кэссен к этой распродаже присоединяется!

В норме стоит 1000-1500, улетит к вам за разумный донат. Бонусом могу доставить его вам в пределах Москвы, бешеной собаке уже не крюк.
UPD: предбронь Альвдис

@темы: moments of dream, это крыса и ей не стыдно, некролог

У Элрика всё очень плохо, это если вкратце. Далее подробности на ваш страх и риск.

Доехали к Базенкову и удивили его уже самим фактом возвращения спустя год с лишним: опухоль, которую он когда-то удалял с ж@пки Элрика, была тогда довольно подозрительной и могла оказаться рецидивирующей (хотя я помню, что гистология была отрицательной). Но не оказалась, и Элрик дожил до своих двух лет и почти трёх месяцев.
Сделали рентген. Я был готов, конечно, к пневмонии, - это не редкость для возрастных крыс вне зависимости от условий содержания. А там новообразование в грудной клетке, фактически сожравшее одно лёгкое с лишним. Возможно, таки злокачественное, - тут уже не выяснишь. За ним даже сердца не видно. Элрика посадили в кислород и предложили мне его отпустить. Я посидел, подумал. Взвесил сантименты и здравый смысл. Отказался.
Для меня ключевым фактором является, испытывает ли зверь боли, которые невозможно купировать паллиативно. Элрику не больно, ему угрожает только гипоксия, но это решаемо. Я видел зверей, потерявших волю к жизни и готовых уйти, - их направленный внутрь себя, потухший, безразличный взгляд. Элрик не таков. Он сам ест и пьёт, умывается, любопытничает, отпихивает лапкой руку врача (этот его фирменный, с раннего крысятничества, царственный жест). А если он хочет жить - значит, и я буду за него бороться. Прочие подробности
Доживать Элрик будет на кислороде. До 6-8 часов в день. Плюс преднизолон-эуфиллин-марфлоксин инъекциями. Плюс ингаляции пульмикортом и флуимуцилом. Есть будет... всё, для него сейчас нет ничего запрещённого, лишь бы поддерживать массу тела, которую опухоль активно съедает. Сейчас Элрик весит 430 грамм от своих прежних 750. "Прогноз неблагоприятный"(с).
Опухшая щека при этом всём была уже наименьшей нашей проблемой, но, к счастью, это был всего-навсего абсцесс. Может, от микротравмы (хрен знает, как крысы умудряются на что-то напарываться в клетке, где нет веток и сена, Карл!..), а может, от стоматологии, с которой также ничего уже не сделаешь. Базенков абсцесс проколол, гной выдавил, промыл, заложил левомеколь и велел продолжать промывать до заживления. Элрик стоически перенёс и уколы, и вскрытие абсцесса, даже не пискнул. Базенков назвал его героем.
Материальная сторона вопроса, как всегда, такова, что наполовину я отдал все свои сбережения за приём, а наполовину меня спас Аркадий, спасибо ему огромное Но это на самом деле не ужас-ужас, верну долг с ближайшего же гонорара (и снова останусь на нуле, ну да ладно). Хуже то, что надо докупать лекарства, не говоря уж о нутридринке (это самый надёжный источник калорий и питательных веществ, реально продлевающий сроки годности крысам, и я нашёл на Яндексе "Ресурс Оптимум" за 550 против обычных тысячи с лишним). А прежде всего - заказывать кислород. То есть каждый день жизни Элрика теперь буквально стоит деняк. Вероятно, я в ближайшее время устрою благотворительную распродажу игрушек ручной работы, которых сам когда-то покупал на благотворительных маркетах. Размещу и на @дневниковцах. Донатам тоже буду рад, что уж скрывать.

Переселил Элрика в просторный дедушатник на флисовый плед, выдал ему шапку, чтобы прятаться, и повесил две поилки (он очень много пьёт, и правильно делает, поскольку мы будем сгонять отёк). Сперва думал подселить к нему и Бьякую, но потом решил, что тот будет его объедать. Если Элрик протянет ещё 7-10 дней - удивим врача ещё раз
Я очень вымотался от эмоциональных встрясок, откровенно говоря. Почти как мой персонаж с последней игры, Ласточек, о которых ещё напишу, - вышел весь, а армрестлинг со смертью ещё не окончен. Пока у меня на руках Элрик, я буду невыездной и неиграбельный, буду сидеть-работать и зарабатывать, - и хорошо, что на ближайшие выходные я игр не планировал. Но при этом, конечно, хочется чего-то хорошего, чтобы не совсем саботировать работу, но понемногу отвлекаться.

@темы: это крыса и ей не стыдно

А теперь - об игре, которая была перед рок-балом
Когда я печально возопил, что не знаю, во что одеть итальянского миллионера, Птаха посоветовала беспроигрышное сочетание белого и чёрного с толикой красного. И выдала мне чёрную рубашку и галстук (правда, скорее малиновый, ибо красных у меня нет). Наутро перед игрой я откопал белый пиджак, а белые джинсы не нашёл, зато Птаха нашла мои белые "штаны Элвиса". И я решил, что так даже лучше: Джулиано достаточно отбитый, чтобы однажды купить с аукциона настоящие брюки Элвиса Пресли за миллион баксов и, ну, носить их. Потому что вещи нужно носить
С поиском попутчиков в чате вышло как-то кисло, посему я собрал рюкзак, переписал в блокнот добиралово (и имена из вводной, чтобы перечитывать)) и поехал самостоятельно. Мог бы вовсе осуществить путешествие по МЦД от Волоколамской, но посмотрел на карту метро и выяснил, что от Балтийца до Курской поезда не ходят, и поехал до Курской на метро. Сел в электричку, почитал книжку, а в районе Царицыно в вагон вошли Леся и Дракон, и я был больше не одинок. Прочее доигровое
Выйдя на Щербинке, мы заглянули в очаг цивилизации в поисках кофе и учуяли ни с чем не сравнимый запах пончиков. Нашли точку с выпечкой, но пончиков там не было, и при виде пирожков я стоически сдержался, хоть и успел проголодаться, рассчитывая перекусить на полигоне. А затем мы прошли чуть дальше - и наткнулись на источник пончикового аромата в лице ещё одной точки с шаурмой и пирожками. И тут я уже устоять не смог - как-никак 25 рублей за пончик, у жабы закончились аргументы. И это было вкусно Дракон довёл нас до места - я, конечно, раньше уже был в этом коттедже, но один раз и с Амартом, посему в одиночку рисковал бы заблудиться. Неподалёку от дома чья-то хозяйская дворняга гопстопнула Лесю на остатки пирожка.
Я прикинулся, выдал мастерам почти дюжину бейджей (из самых эгоистичных соображений: ну невозможно же всех персонажей упомнить, когда на игре есть Беллини, Манчини и Папини, а также Кантоне, Катани и Тоскани)), ангажировал Дракона завязать мне галстук и неспешно ждал начала игры. До начала игры игроки успели смести пиццы, а я порадовался, что успел подкрепиться пончиком (хотя при наличии хлеба - всяко голодным бы не остался, разумеется), и впоследствии только пасся на вкусной редиске. А вообще, как на всякой хорошей игре, есть было совершенно некогда. Попутно игроки докапывались до шикарной четырнадцатилетней кошки Мурки, оправдывающей своё имя громким мурчанием. Также до игры мы с Артой переглянулись и мысленно пошутили все плохие шутки про китайскую курильницу, которые понимали только мы
Всем хорош коттедж, но условия содержания в нём живности, конечно, производят угнетающее впечатление. Рыбка-петушок, к его чести, выглядит бодрячком (лучше, чем многие его несчастные собратья, которых продают в Бетховенах), но в его аквариуме вода испарилась наполовину, фильтр не работает, стёкла заросли зелёной тиной - эту банку явно очень давно не чистили. При виде плоского контейнера с грязью, стоящего на столе, я долго думал, что в нём будут выращиваться какие-нибудь растения, и только потом заметил, что в этой грязи сидит жаба. Ни камушка, ни коряги, ни лампы, ни-че-го - только грязь и жаба. Если бы я увидел такое в зоомаге, я бы выкупил жабу, наверное. И, наконец, австралийская хохлатая горлица в птичьем карцере. Ни веток, ни укрытия-домика для гнездования, - просто маленькая клетка с кормушкой и птицей, тогда как быстрое гугление показывает, что горлицы "содержатся в просторных озеленённых вольерах". Вид у птицы болезненный, она периодически топорщит перья, но если в этом я не специалист, то признаки невроза видны невооружённым глазом: горлица время от времени совершает зацикленные маятниковые движения туда-сюда. В общем, рыбку жалко, жабку жалко, птичку жалко: такие условия аналогичны тому, чтобы посадить хомяка в трёхлитровую банку и кидать туда корм - да, он будет жить, от голода не сдохнет, но без возможности двигаться, без возможности спрятаться это будет не жизнью, а существованием. Неплохо только игуане - в её террариуме есть коряга, лампа и свободное пространство, - и, кажется, когда я в прошлый раз был в этом коттедже, из всех перечисленных в нём жила только она. Плюс мелкие птички типа амадин в достаточно просторных клетках.
Итого - единственный мой краткий выход в пожизняк во время некоторого игрового затишья был для того, чтобы с Блэквуд поорать друг в друга об увиденном. Ведь, судя по упоминанию комнаты, в которую нельзя заходить, потому что там птицы сидят на яйцах, - это ещё и плодильня. Заманчиво прибыльный бизнес, не спорю, - но... птица, растущая как трава, без осмотра орнитоветом, превращается в инкубатор для бактерий и прочей недружественной микрофлоры, буквально биологическое оружие, которое получает покупатель. А я знаю на личном опыте, что настоящий орнитовет стоит, как и ратолог, - то есть дорого либо очень дорого. Вот поэтому у меня, хотя я очень люблю голубей, голуби плюшевые (а были бы настоящие - я бы после посещения коттеджа домой не возвращался, не постояв под душем с хозяйственным мылом). Жаль, что другие люди, готовые обеспечить живому животному столько же, сколько игрушке на полке, не заводят плюшевых голубей и глиняных жаб...
Я, конечно, жалел, что не вытащил на эту игру Амарта по причине его графика, - но идеи завязок ещё пригодятся для других персонажей, а история Джулиано сложилась наилучшим образом и очень мне дорога. Я понимал его как коллекционер коллекционера, хоть и собираю всякие игрушки, а не предметы искусства; и понимал как человек, для которого арты являются приоритетным вложением "свободных" денег. Я люблю платить художникам, люблю иметь красоту перед глазами, и люблю, когда люди, приходящие в мой дом, хвалят авторов артов. И пока все на игре занимались сделками, аферами, махинациями, расследованиями и разоблачениями, - Джулиано был влюблён в художника, которого никогда не видел, основываясь на одних только его картинах, и играть это было легко, понятно и приятно. Я был вполне готов к тому, что этого художника не будет на игре, или он окажется мёртв, или выяснится, что его и на свете нету(с) вовсе не существует...
Почему-то игры Дикты, особенно более масштабные (те, что в Щербинке), проходят для меня так: всю игру я общаюсь, что-то решаю, обсуждаю, вообще не скучаю, - а в последние минут двадцать перед стопом начинает происходить какой-то чёртов кинематограф со мной в главной роли. Когда время ускоряется, и нужно успеть, не опоздать, не упустить единственный шанс, - но всё складывается, как детали паззла. Когда персонаж делает выбор и действует без промедления, и говорит не задумываясь, а мир отзывается и вознаграждает выходом вверх. И в этом заслуга как умения мастера закрутить сюжетные линии словно пружины, способные выстрелить, так и чудесных соигроков, ловящих спонтанные подачи. Счастье Джулиано, которое ни за какие миллионы не купишь, пронзительное до катарсиса (...давненько я на играх не плакал от счастья, ага), ещё долго будет моей батарейкой.

Джулиано Кантоне. Отчёт отперсонажный. TW: слэш, точечно матерноЯ здесь, чтобы рассказать нашу историю от самой первой встречи.
Всё началось с приглашения на виллу Торлони, принадлежавшую миллионеру-коллекционеру, недавно заставившему себя уважать. Вилла располагалась на острове, и никто не мог похвастаться тем, что когда-либо бывал в гостях, а синьор Торлони никогда не выставлял свою коллекцию, посему я мог только догадываться, какие сокровища скрываются там. Мне удалось узнать только, что покойный приобретал предметы восточного искусства, так что я взял с собой доктора Мэй, консультировавшую меня по всему древнекитайскому.
Водную преграду пришлось преодолевать на пароме. В полутёмной прихожей доктор Мэй ускользнула от меня, а я столкнулся с незнакомцем в белом пиджаке, явным иностранцем, и пришлось задержаться для короткой беседы. Он представился как Деннис Ллойд, секретарь мистера Хога.
- Вы родственник хозяина дома? - спросил он. Интересно, чем я напоминал носящего траур?..
- Нет, я просто получил приглашение, как и вы. Я коллекционер.
- Но, быть может, вы знаете какие-нибудь местные итальянские традиции, о которых мы можем не знать? Как следует себя вести?
- В каждой семье свои традиции, - пожал плечами я. - А я не был близко знаком с семьёй Торлони.
- Уже знаете, что собираетесь приобрести?
- Понятия не имею. Для меня это также будет сюрпризом. Почему бы нам не войти и не взглянуть на то, что нас ждёт?..
Мы направились ко входу в гостиную, когда, откуда ни возьмись, на нас выскочил папарацци:
- Можно задать вам один вопрос?
- Всем троим? - уточнил я, обведя коротким жестом себя и мистера Ллойда с его немногословным спутником.
- Да! Каковы ваши впечатления от сегодняшнего вечера?
- Без комментариев, - привычно обронил мистер Хог, похоже, даже не вслушиваясь в суть вопроса, достаточно абсурдного для тех, кто едва переступил порог.
- Но ведь вечер ещё только начался. У меня пока нет никаких впечатлений, - развёл руками я. - Вот в конце вечера я с удовольствием с вами поделюсь.
Я протолкался мимо журналиста и вошёл наконец в просторный зал, полный гостей - знакомых и незнакомых. Я сразу увидел доктора Мэй, беседовавшую с профессором археологии Франко Неро. Они стояли возле камина, а на каминной полке стоял славный китайский рисунок с бамбуком. И ежом - хотя в таком сюжете я скорее ожидал бы увидеть ласточку. Я не хотел отрывать доктора Мэй от разговора, но мой интерес к рисунку заметил журналист и прокомментировал:
- Акварель - это слишком просто. Несколько мазков, и всё. То ли дело масло, которое требует настоящей кропотливой работы...
Я был готов спорить, что это была скорее тушь, нежели акварель, но в его утверждении меня больше удивило другое.
- Отчего же? - возразил я. - Ведь масло - это просто материал. При должном мастерстве художник может создать шедевр из любого материала, даже из мусора.
- И при должном вдохновении, - добавил он.
- И это правда.
- Но всё же работы маслом кажутся мне более достойным искусством.
- А это уже дело вкуса, - пожал плечами я.
Меня также удивляло, что журналист высказывает собственное мнение об экспонатах вместо того, чтобы о нём спрашивать, - но удивляло скорее положительно. Быть может, его потому и направили сюда, что он интересовался искусством, - а значит, он не был случайным человеком. А ничто не раздражает на мероприятиях так, как случайные люди, равнодушные к прекрасному.
- Приветствую, профессор, - поздоровался я, когда в соседнем разговоре наступила пауза.
- О, вы знакомы? - сдержанно порадовалась доктор Мэй.
- Да, я когда-то финансировал экспедицию профессора в Китай. И, кстати, так и не полюбопытствовал её результатами... был занят другими делами.
"Другими делами" было внезапное исчезновение художника Джузеппе Морелли, в чьи портреты и натюрморты я успел влюбиться. Ходили ничем не подтверждённые слухи о том, что он не то покончил с собой из-за несчастной любви, не то перешёл дорожку мафии, и я весь год рыл носом землю и не находил себе места от тревоги, - разумеется, мне было не до китайских экспедиций, я и думать о них забыл. Но несколько месяцев назад в галерее на Пьяцца Навона появились новые работы Морелли, и я был намерен докопаться до их происхождения.
- К сожалению, всё прошло не слишком гладко, - профессор отвлёк меня от воспоминаний. - Некоторых сотрудников экспедиции пытались обвинить в пропаже археологических находок, их арестовали и допрашивали... Но я уверен, что это дело рук местных.
- Ох, как досадно, - посочувствовал я. - Надеюсь, вам удалось вернуть ваши находки?
- Да, по большей части. Обвинения были сняты.
- Это хорошо! Мне бы хотелось взглянуть на то, что вы нашли.
- Некоторые экспонаты выставляются в археологическом музее в Риме, - ответил профессор. - Остальные, конечно, в Китае.
- Ничего себе, - впечатлилась профессор Мэй. - Нечасто находки разрешается вывозить из страны.
Тут в зал вошёл нотариус и попросил к себе внимания. Гости образовали полукруг, прислушиваясь к его словам, - он зачитывал завещание синьора Торлони. Но чем дальше, тем больше мои брови ползли куда-то вверх в недоумении. У Торлони остались две племянницы - Джульетта Манчини и Виола Манчини, - и он завещал всю виллу с содержимым той, что "окажется достойной", сиречь сумеет первой разгадать шифр и открыть сейф. Вторая кандидатка получала право выбрать для себя одно произведение искусства. Будущая хозяйка виллы и коллекции могла продавать только одно произведение раз в пять лет, дабы покрыть расходы на их содержание, - в противном случае она лишится права собственности. Если же ни одна из племянниц так и не откроет сейф, вилла и коллекция перейдут к Ватикану.
- Похоже, мы стали зрителями в реалити-шоу, - мрачно прокомментировал я.
В первые мгновения мне подумалось, что здесь ловить нечего: Ватикан точно не поделится.
- Мы можем в нём поучаствовать, - оптимистично возразила доктор Мэй.
- Предложить свою помощь одной из кандидаток?
- Договариваться можно с обеими, - заметила она. - А пока можем взглянуть на то, что здесь есть.
- Да, пожалуй, давайте осмотримся, - согласился я.
Раз нотариус позволил гостям свободно осматривать коллекцию, грех было не воспользоваться этим щедрым предложением. Тем паче что мы с доктором Мэй и следовавшим за нами профессором Неро были не единственными, кому пришла в голову такая идея: впереди нас по лестнице поднималась ещё одна группа заинтересованных, в числе которых я узнал спину Гарри Блэка. Самое время для избитой метафоры, что он снова на шаг впереди, - но я вовсе не собирался ему уступать.
Наверху открывалось нечто среднее между хозяйским кабинетом, библиотекой и пространством для экспонатов. Там было множество картин самых разных стилей, в основном XX-XXI веков. Подписей к ним не было, так что мне положительно не хватало консультанта по западному искусству, - я так надеялся, что доктор Джованна Беллини будет здесь!.. Без неё я был как без рук. Но в её отсутствие я разговорился с человеком, на бейдже которого значилось "Микеле Катани", - он, похоже, прибыл с мистером Блэком, но Блэк о нём несколько забыл. Я шёл вдоль периметра комнаты, рассматривая картины по порядку, и первой был небольшой городской пейзаж в импрессионистском духе.
- Не правда ли, это похоже на Париж? - спросил Катани.
- Да, возможно, - согласился я. - Но я не смогу в точности сказать, что это за место: конные памятники есть во многих городах.
Следом моё внимание привлекли два лаконичных пейзажа, висящих рядом. На одном, в сочных зелёных и жёлтых тонах, были трава и деревья; другой был морским пейзажем - только волны и тёмное небо, - который я был бы не против добавить в свою коллекцию марин. Я несколько раз возвращался к ним, пытаясь убедиться в их авторстве.
- Только ли мне этот стиль кажется знакомым? - спрашивал я. - Эти яркие краски, простые формы...
- Вы имеете в виду ту американскую художницу с трагической судьбой?.. - ответил Катани. - Пожалуй, мне тоже.
- Да. Что ж, если так кажется не только мне, то, возможно, я не ошибаюсь.
- Как там её звали, Эйприл... фамилию я не помню...
- Я тоже не помню, - усмехнулся я. - Помню только, как её рисунок увели у меня на аукционе из-под носа: вот это были незабываемые впечатления!..
- О, вы тоже её поклонник?.. - спросил Катани, казалось, с некоторым разочарованием.
- Нет, я не могу назвать себя её фанатом. Но, согласитесь, у неё оригинальный и интересный стиль.
- Он узнаваемый, это правда.
Эйприл Горник считалась затворницей, которую никто не видел на выставках и в галереях. Лишь она могла рисовать воздух и воду так, словно в мире не существует ветра, и вообще никакого движения, - только замершая красота. Некоторое время назад прошёл слух, что она не то умерла от смертельной болезни, будучи ещё молодой, не то - да, опять - покончила с собой. Но в сравнении с Морелли эта тайна волновала меня куда меньше.
Остальными экспонатами были либо авангардные полотна, либо китайские рисунки тушью; из последних мне понравились изящные голубые колокольчики. Пока я был занят изучением коллекции, за моей спиной то и дело лихорадочно перебегал из угла в угол журналист: казалось, он лучше меня знал, зачем он здесь, и у него кипела работа. В конце концов в его руках оказалась деревянная рама триптиха со складывающимися створками, которые он раскрыл.
- Взгляните на это! - воскликнул он. - Ничего не напоминает? Не это ли вы только что видели на стене?
Я подошёл поближе: внутри створок оказался тот самый небольшой городской пейзаж с, предположительно, видом Парижа. Я даже невольно обернулся на ту стену, где он висел, словно журналист, как фокусник, мог за считанные минуты переместить холст из одной рамы в другую незаметно для присутствующих. Однако точно такой же пейзаж по-прежнему пребывал на своём месте на стене, и сходство между ними было буквально фотографическим.
- Вы хотите сказать, что одна из этих картин поддельная? - уточнил я.
- Здесь полно подделок, полно... прогнило насквозь... - азартно бормотал журналист, словно в каком-то трансе. - Я эту фальшь чую, я её выведу на чистую воду...
Прибыл сюда ради громких разоблачений и сенсаций?.. Что ж, это может быть кстати, и весьма. Ищейки полезны, особенно когда суют свой длинный нос до того, как ты приобретёшь интересующий их лот, а не после.
Затем я обратил внимание на одну из наследниц, Джульетту, которая в окружении сочувствующих рассматривала листок бумаги, видимо полученный от нотариуса.
- Это и есть шифр? - полюбопытствовал я. - Можно взглянуть?
- Конечно. Не было такого правила, чтобы это нельзя было показывать другим.
- Похоже на восточную поэзию, - это заметил, кажется, профессор Неро.
- Да, это хокку, - подтвердил я, беглым взглядом окинув написанное на листке. - И, видимо, это загадки. Но я никогда не был силён в загадках...
На печатном листе было всего три стиха. Первый описывал некие объёмы, движущиеся в пространстве, - навевало на мысль об абстракционизме, но это было бы слишком просто. Второй был о мальчике с ранцем, спешащем по дороге из детства в будущее. И третий - о героине, у которой всё пошло наперекосяк в восемнадцать лет.
- Быть может, это о той художнице, Эйприл Горник?.. - предположил я.
- Но она была старше восемнадцати, - это, возможно, был голос Катани.
- Она была старше, но с восемнадцати у неё могло всё пойти по звезде.
- Это шифр, - напомнила Джульетта. - Нужно найти цифры.
- Возможно, это годы жизни или годы написания картин? И остальные загадки также относятся к моментам биографии художников?..
Но кто, чёрт возьми, мог знать личную жизнь художников достаточно хорошо, чтобы угадать, кто из них в детстве бегал с ранцем?.. Но подсказки могли таиться на самих картинах, а кто-то сказал, что в библиотеке расположена ещё не вся коллекция: часть экспонатов находилась в подвальном помещении. И мы направились туда.
- Это может быть что-то, располагающееся в пространстве, - говорил профессор Неро про первую загадку. - Китайская ширма?..
- Китайский "волшебный фонарь", - добавил я.
- Точно.
Мы дружно спустились вниз, но никаких ширм там не обнаружилось, - зато обнаружилось кое-что более ценное. Три картины Морелли - или кого-то, кто копировал его стиль - стояли на столе в рамах с подставками. Все - женские портреты; на первом женщина держала длинную ленту, вроде телеграммы, но эта картина была наименее прочих похожа на Морелли: слабая работа с цветом, придающая болезненно-зеленоватый колорит вместо обычной чёткости и ясности, размытые и не запоминающиеся образы, громоздящиеся на заднем плане. Вторым был портрет женщины на фоне множества ключей, висящих на стене, - и это больше напоминало Морелли с его любовью к повторению деталей. Но третий портрет... женщина, не смотрящая на зрителя, играет на инструменте вроде кларнета или гобоя, и - птицы, много птиц, словно узор на её платье ожил и вспорхнул. В этом была жизнь, было чудо, был гений Морелли.
- Но... как такое возможно?.. - спросил я. - Картины Морелли так редки, их так трудно достать!..
За столом уже сидели знакомые мне доктор Верди, заместитель директора музея Памфилли, и профессор Голдштейн. Профессор собирался проверить картины на подлинность, а для этого ему нужно было открыть рамы и осмотреть заднюю сторону холста. Я приблизился и пристально следил за каждым движением его рук, не столько потому, что был заинтересован в результатах экспертизы, сколько потому, что умолял его быть осторожнее и не повредить картины. А заодно мне было интересно, не найдутся ли под рамами цифры шифра.
Цифр не нашлось. Профессор, кажется, осмотрел две картины, и про первую он сказал, что это подлинник. Я удивился, поскольку, похоже, это был портрет с лентой. Про вторую он сказал, что не уверен и ему нужно подумать. Он ушёл, а у меня остались сомнения. Как-никак профессор Голдштейн специализировался в искусстве Возрождения и Нового времени, а не в современном искусстве, в вопросах которого я больше доверял доктору Беллини. А более всего доверял собственным глазам.
- Стиль художника может измениться со временем, - сказал Катани.
- Это правда, - признал я. - Настоящий художник всегда развивается и не останавливается на достигнутом, ударяясь в самоповторы.
Но может ли стиль меняться к худшему?.. Только если с художником произошло что-то плохое.
- Или это может быть более ранняя, более слабая работа, - продолжал Катани, словно прочитав мои мысли.
- Да, похоже на то.
- Как вы думаете, сколько лет этим женщинам?.. Мне кажется, что эта старше.
- Не знаю, - честно признался я. - Мне кажется, Морелли никогда не заостряет внимание на возрастных характеристиках. У него всегда сквозь внешность просвечивает душа.
- Я специализируюсь на творчестве Морелли, - с уверенностью заявила молодая женщина, на бейдже которой значилось "Сандра Тоскани". - Я видела множество его работ и могу вас заверить, что эти картины подлинные. Художник может пробовать себя в разных стилях.
- Что ж, я готов поверить вам как специалистке.
Сандра Тоскани... это с ней, по слухам, встречался Морелли - и расстался с ней аккурат перед своим исчезновением. И это она работала в галерее на Пьяцца Навона, где появились его новые работы. И всё это не могло быть простым совпадением. Но нельзя было спугнуть её подозрениями - значит, нужно было подыграть, благо правила игры были совсем несложными. Когда женщина договорила и собралась уходить, я догнал её:
- Так вот, раз вы специалистка по творчеству Морелли... могу ли я задать вам один вопрос?
- Да, конечно, задавайте.
- Знаете ли вы, берёт ли синьор Морелли заказы? Или, быть может, у него есть какие-нибудь старые работы на продажу?
- А вы поверите, если я скажу, что настолько близка к Морелли, что он доверяет мне организовывать его распорядок дня и решать, кто может его видеть, а кто нет?
- Поверю, - согласился я.
- А человек, пользующийся популярностью, может не желать привлекать к себе излишнее внимание. И не желать, чтобы кому-то становилось известно его местонахождение.
- Я понимаю. Гении устают от славы... - Морелли меня не знал. Не знал, чем я отличаюсь от множества других поклонников, жаждущих урвать кусочек пожирнее. Так с какой стати ему делать для меня исключение? И всё же я должен был его увидеть. Увидеть и убедиться, что он жив, что он в порядке и не нуждается в помощи. - Но вы можете завязать мне глаза и доставить меня прямиком в его мастерскую, чтобы я не запомнил дорогу и не мог никому рассказать.
Сандра Тоскани добродушно рассмеялась.
- Давайте лучше так. У меня есть кое-какие старые работы Морелли. Мне нужно посмотреть в запасниках, но для вас, как для ценителя его творчества, наверняка что-нибудь найдётся.
- Я оставлю вам все свои контакты и буду вам весьма благодарен, - пообещал я.
- Хорошо. С вами приятно иметь дело.
- Я надеюсь, с синьором Морелли всё хорошо? - наконец задал я прямой вопрос, волновавший меня более всего.
- Понимаете, мы не можем знать этого наверняка... он был таким скрытным, - Тоскани тут же начала запинаться и увиливать. И меня насторожило, что она стала говорить о Морелли в прошедшем времени: "он был". Насторожило настолько, что из-за желания спросить, какого чёрта она его хоронит, я почти прослушал все её объяснения. - Но может же художник решить отдохнуть от мира, например, в даршане в монгольских горах.
- Может, конечно, - снова согласился я. - Но разве он ещё не вернулся? В галерее висят его новые или старые работы?
- Знаете, современные картины так сложно датировать с точностью до года...
- И всё же я хотел бы его встретить.
- Знаете, иногда то, что мы себе представляем, не соответствует действительности, и мечтам лучше оставаться мечтами.
- Да... С одной стороны, мечта может быть эдаким святым Граалем, воздушным замком, до которого невозможно дотянуться, который тает на кончиках пальцев. Но, с другой стороны, - я уверен, что не разочаруюсь, если познакомлюсь с таким талантливым человеком.
На этом мы расстались с синьоритой Тоскани, и это ни на шаг не приблизило меня к Морелли. Очевидно, что она недоговаривает и, скорее всего, понятия не имеет, где находится Морелли, а просто хочет заработать денег на его имени. Сложно осуждать такое желание, но как объяснить, что благополучие художника мне важнее, чем получить от него портрет?..
Когда Тоскани ушла, до картин Морелли добрался журналист Фальконе и начал так же бесцеремонно вертеть их в руках, как прежде вертел триптих.
- Вы снова всё трогаете руками?.. - заметил я с мягкой укоризной. - Конечно, нам не запрещали этого делать, но если вы повредите картину, вам придётся за неё расплачиваться.
- Не придётся. Это подделки, - заявил он.
- Почему вы так уверены? Здесь только что был эксперт, и...
- Я очень хорошо знаю творчество Морелли.
- О, ещё один специалист по Морелли, - прокомментировал профессор Неро. - Вас уже двое.
- Но до тех пор, пока ни один из них не видел Морелли вживую, мы ничего не можем утверждать наверняка, - пожал плечами я.
- Это всё подделки. Кроме этой, - Фальконе указал на портрет женщины с птицами. - Мне кажется, это так очевидно.
- Я тоже видел много картин Морелли, и мне тоже так кажется, - кивнул я. - Если мы оба так думаем, то, возможно, так оно и есть.
- Вам тоже нравится Морелли? Наверное, медитировали на "Алые розы"?
- Медитировал?.. - переспросил я непонимающе.
- Но вы же знаете, что они расписаны настоящей кровью?
- Да, я слышал об этом.
- Только взгляните на эти красные туфельки... - Фальконе смотрел на картину, как завороженный, бережно прикасаясь к ней кончиками пальцев. - Это "Птичий период"... Птицы - это ведь душа... Недели работы, мазок за мазком...
Я никогда прежде не встречал человека, который так же восхищался бы живописью Морелли, как я сам, и так понимал её. И я мог только соглашаться:
- Да, это потрясающе. Стиль Морелли невозможно ни с кем спутать, невозможно подделать, - он один такой. Непохожий ни на что другое.
- Он написал портрет этой женщины, а она его отвергла... представляете?..
Заказчицу не устроил её портрет, она отказалась от результата, и поэтому картина оказалась здесь?.. Похоже на правду.
- Вы знаете эту женщину?
- А что знаете вы? - вопросом на вопрос откликнулся Фальконе.
- Вряд ли больше, чем может быть известно вам. Слухи, сплетни... - я помедлил, но всё же рассудил, что могу поделиться информацией с другим поклонником творчества Морелли. - Но мне удалось выяснить, кем была его последняя заказчица перед его исчезновением.
- Её зовут Анна... - произнёс он.
- Да, именно. Анна Риччи.
Анна Риччи, ещё совсем нестарая женщина, была женой некоего пожилого сеньора, которого подозревали в связях с мафией. Но более ничего мне не удалось узнать. Я даже испытал лёгкий укол досады: почему журналист знал столько же, сколько и я, а то и больше?.. Впрочем, у газетчиков - свои каналы и источники информации. И удивительно не то, что я делился с ним, а то, что он делился со мной - просто так.
- Он любил её... а они его убили.
- Вы думаете, Морелли решили убрать? - усомнился я. - Но кому это может быть нужно?
Журналисты любят говорить об убийствах мафией кого ни попадя, так что я не придал этому предположению большого значения.
- Узнал что-то, что не должен был знать... влюбился не в ту женщину...
- Всё может быть. Но я всё же хочу верить, что он жив. Художник может устать от славы, захотеть уединения... или залечь на дно, чтобы вернуться позже.
- Художники тщеславны, - возразил Фальконе. - И они не могут не творить. Для них творить - всё равно что дышать...
- Вы говорите как художник, - улыбнулся я. - Вы точно не рисуете?
- Я пробовал в детстве. Моя мать была художницей.
- И это заметно.
Когда я следом за Фальконе поднялся из подвала, я, к вящей своей радости, увидел прибывшую на новом пароме доктора Джованну Беллини.
- Здравствуйте, доктор! - издалека поприветствовал я её. - А мне вас как раз очень не хватало! Идёмте, я хочу показать вам кое-что.
Но кто-то из гостей галантно предложил доктору Беллини сперва выпить горячего чаю после дороги, и я не стал её торопить. К тому же я осмотрел ещё не все помещения виллы и заметил, как профессор Неро заходит в ванную комнату.
- Там тоже есть что-то интересное?.. - полюбопытствовал я, заходя следом за ним.
- Да, похоже на то.
На краю ванны была развешана какая-то белая одежда - так, словно её только что постирали.
- Чьё-то бельё, и даже не грязное, - прокомментировал я. - Похоже на смирительные рубашки. Может, это инсталляция?.. Я не силён в смирительных рубашках.
Профессор, как заправский криминалист, надел белоснежную перчатку и приподнял одну из "рубашек" пальцами. Я взялся за другой её конец, чтобы развернуть, но профессор посоветовал:
- Наденьте вторую перчатку.
Я послушался, хотя не вполне понимал, что могло угрожать мне от прикосновений к чистой ткани.
- Это не рубашка, - определил профессор. - Это халат. Медицинский халат. Художники тоже иногда в таких работают. А вот как раз и банка растворителя...
- Думаете, от них что-то отстирывали?
Краску или кровь? Маньяки тоже иногда "работают" в таких халатах, по крайней мере в фильмах. Я почувствовал себя в дешёвом хоррор-квесте, словно нас пытались мистифицировать... Наверное, это после повторяющихся предположений об убийстве Морелли у меня разыгралось воображение.
- Может, и так.
- Но, полагаю, мы всё равно не сможем узнать, какой художник был здесь и пользовался этим халатом?..
...Если только у профессора нет с собой портативной лаборатории для снятия отпечатков пальцев. Чтобы избавиться от тревожного ощущения неизвестности, я вновь нашёл доктора Беллини.
- Вы отдохнули? Готовы взглянуть на коллекцию?
Я провёл её в библиотеку, где показал ей предполагаемый пейзаж Эйприл Горник. Но Беллини, казалось, была не слишком настроена заниматься экспертизой: её заметил Гарри Блэк, и они весьма тепло поприветствовали друг друга.
- Ну как, Кантоне, уже присмотрели себе что-нибудь? - поинтересовался Блэк с самым невинным видом.
- Чтобы вы немедленно захотели приобрести то же самое? - усмехнулся я.
- Не беспокойтесь, я уже выбрал то, что хочу купить, - заверил он. - Так что ваш выбор в безопасности.
Я мог бы настоять на секретности, но человеческая натура слаба: слишком сильно хочется поделиться с кем-нибудь радостью.
- Ну хорошо. Я присмотрел подлинник Морелли.
- Да вы шутите! - изумился Блэк. - Где?
- В подвале.
- Покажете?
- Извольте.
Я проводил его в подвальное помещение (которое продолжало пользоваться популярностью: там всё время кто-то беседовал) и широким жестом указал на три картины, стоявшие на столе.
- Невероятно! - Блэк склонился над столом, разглядывая портреты вблизи.
- У профессора были сомнения относительно их подлинности, но по меньшей мере одна из них точно принадлежит кисти Морелли.
- Они прекрасны, - согласился он.
- Вот, вы меня понимаете. Как только я увидел эту картину, все остальные экспонаты померкли в моих глазах.
- Пожалуй, я бы тоже хотел это приобрести...
- А говорили, что уже определились с выбором!.. - воскликнул я с укоризной.
- Вы всё равно не сможете купить все три.
- Все три мне и не нужны. Я хочу женщину с птицами.
- Тогда вы купите её, а я куплю вот эту, - Блэк указал на портрет женщины с ключами. - Она мне даже больше нравится.
- Идёт, - пожал плечами я.
Конечно, я сам был бы не против договориться с обеими хозяйками и получить два произведения искусства, а не одно, - например, что-нибудь китайское в довесок к Морелли, что посоветует доктор Мэй. Но моё настроение было слишком благодушным, чтобы спорить с Блэком, пока дело не дойдёт до торгов. Он отошёл от стола, а я всё любовался отрешённо-умиротворённым лицом незнакомой мне синьоры Анны и окружающими её, как во сне, певчими птицами.
- Что-то заметили? - спросил меня молодой голос. Кажется, этот юноша всюду сопровождал Джульетту Манчини.
- Просто не могу оторваться, - признался я с улыбкой.
- Вам так нравится Морелли?
- Я влюбился в него с первой увиденной картины, когда он ещё не был популярен, и его работы только-только появлялись на выставках, пока никем не замеченные...
- И вы уверены, что это подлинник?
- Да, практически уверен. Но даже если нет, я всё равно куплю эту картину.
Затем я заговорил с девушкой, которую также видел рядом с обеими кузинами Манчини:
- Как продвигается решение загадок?
- Никак, - вздохнула она. - Конечно, автор завещания был весьма эксцентричным человеком. А может, и попросту сошёл с ума на старости лет.
- Может быть, - пожал плечами я. - Это в самом деле похоже на фарс. Но кто знает, какое завещание составлю я, когда придёт время!.. Кстати, пора бы уже начать об этом думать.
- Завещайте всё мне, - предложил Блэк.
- Не дождётесь, - ласково сообщил я.
- Почему нет? Кто ещё, как не я, доставит вам такие острые ощущения? Без меня ваша жизнь была бы гораздо скучнее.
- Ох, Блэк, вы себя переоцениваете, - я, посмеиваясь, покачал головой. - Вы у меня не один такой.
- Бросьте, Джулиано, я же вас люблю, - продолжал он, даже когда кто-то отозвал его поговорить.
- Вы не в моём вкусе!.. - прокричал я ему вслед.
Приятно осознавать, что в мире есть хотя бы один человек, который станцует на моей могиле и при этом едва ли станет прикладывать усилия к тому, чтобы я к ней приблизился.
- Терпеть не могу шарады, - признался я. - Один мой друг когда-то развлекался тем, что давал объявления в газету, в рубрику знакомств, и зашифровывал в них послания. Тем, кому удавалось их разгадать, он высылал кругленькие суммы. Но у меня так ни разу и не получилось разгадать их.
- Может, это он и был автором этого завещания?.. - предположила девушка.
- О нет, Карадока я знаю слишком хорошо.
Девушка, которую звали Лючия Папини, продолжала рассматривать экспонаты в подвале:
- Как вы думаете, это настоящий древнеримский кинжал?.. - она взяла в руки ножны, которые также положили на стол после того, как они несколько раз упали со стены.
- Очень на то похоже, - я прикоснулся к рукояти, оплетённой золотыми нитями. - Здесь немало интересных исторических артефактов.
Пожалуй, если бы не подлинник Морелли, у меня разбежались бы глаза. Кинжал был не единственным древним оружием в доме, и хотя я прежде холодным оружием не слишком интересовался, возможность подержать его в руках весьма будоражила вдохновение.
- И интересные фрески, - добавила Лючия.
Фрески в подвале были явно нарисованы современным художником-концептуалистом. Я не был любителем тем научной фантастики и стимпанка, но фрески смотрелись вполне органично. Космический корабль с акульими зубами, дирижабль в доках...
- Напоминает о "Дюне", - заметил я.
- Да, мне тоже. Только эта башня...
Башня в самом деле словно приблудилась на фреску не то из Кинга, не то из Мордора.
- А вот эта мне даже нравится, - я дошёл до фрески в самом дальнем полутёмном углу подвала. - Летающие корабли, воздушные пираты...
Рядом с этим подвальным помещением было ещё одно, более прохладное, возможно - ныне пустовавший винный погреб. Заметив, что Джульетта что-то рассказывает там нескольким слушателям, я счёл себя вправе присоединиться и послушать. Кажется, это была история о её работе в некоем музее. Уж не шла ли речь о музее Памфилли или о галерее на Пьяцца Навона?..
- Когда я хотела провести экспертизу картин, мне пригрозили увольнением, - говорила она. - А когда я обратила внимание на исчезновение картин из запасников, меня попытались убить.
Звучит отвратительно. Конечно, это могло и не быть правдой, но я предпочитаю верить людям, пока не получу доказательств обратного. Я обратился к Джульетте, когда она выходила из комнаты:
- Я готов купить у вас подлинник Морелли. За любые деньги.
- Я отказываюсь в этом участвовать! - воскликнула она. - Я не хочу соревноваться с сестрой, пусть всё это получит она!
- Пусть так, - примирительно заметил я. - Но вы по-прежнему сможете выбрать одну картину для себя.
- Не говорите мне об этом! Я не хочу иметь к этому никакого отношения! - кричала Джульетта.
- Я понимаю, вы пережили трагедию...
- Меня пытались убить!
- ...Но я просто хочу вам помочь. Я не тороплю вас, но подумайте о моём предложении.
Вот только женской истерики мне и не хватало. Похоже, я выбрал не самый удачный момент, чтобы начать договариваться, - а впрочем, мог ли он вообще быть удачным? Оставалось надеяться, что синьорина Манчини поймёт, насколько глупо отказываться от денег, когда ей наверняка пригодится адвокат, да и психотерапевт не будет лишним.
- Простите, - Джульетта немного успокоилась. - Но я не хочу ни к чему прикасаться в этой коллекции, где всё до одного поддельное!
С этими словами она стремительно удалилась вверх по лестнице, а мне оставалось только развести руками.
- Не сердитесь на неё, - попросила Лючия.
- Я всё понимаю, - покачал головой я. - На неё многое свалилось. Она похоронила своего дядю...
- Она его практически не знала. Приглашение сюда стало для неё неожиданностью.
Казалось, и между собой кузины были мало знакомы, - по крайней мере, несмотря на пересекающиеся круги общения, я вовсе не видел их вместе. А ведь они могли объединиться, а не соперничать. Впрочем, мне было некогда думать о семейных связях, поскольку события не стояли на месте: стоило мне подняться из подвала - и я заметил, что в ванной комнате что-то происходит.
А происходило там... неописуемое. Деннис Ллойд, сменив белый пиджак на белый халат (так вот для чего они были нужны!), склонившись над раковиной, орудовал губкой с растворителем над живописным холстом. Следы краски - масла или акрила - остались уже только по краям полотна, на котором проступила совсем другая картина, китайская.
- Вы... смыли одну картину, и под ней оказалась другая?.. - изумился я.
- Да. Это был тот фиолетовый Ротко в библиотеке.
- Да, помню. Там был ещё оранжевый, - я поверхностно смотрел на эти картины, поскольку не собираю авангард, но память на увиденную живопись у меня хорошая.
Ллойд, закончив свою работу, исчез, передав картину в руки доктора Мэй, и рядом с нами осталась только женщина с именем "Нэнси Дрю" на бейдже, которую я воспринимал как ещё одну журналистку.
- Позвольте взглянуть?.. - я бережно взял ещё не до конца очищенную от постороннего слоя краски картину. - Что означает сойка на сливе?
- А это не майна? - спросила Нэнси Дрю.
- Нет, у неё хохолок, - указал я.
- Это сойка, - устало уточнила доктор Мэй. - Но, что куда важнее, это подлинный Ци Байши. Видите подпись? - она указала на три иероглифа в углу полотна.
- Вижу, - я даже мог распознать иероглиф 白 бай, "белый", который не изменялся с годами в китайской традиции.
- И эта картина была украдена и находится в розыске вот уже десять лет. И её, полагаю, нужно передать полиции.
- Вы можете передать её мне, - неожиданно предложила Нэнси Дрю.
- На каком основании?
- На основании этого, - она отточенным жестом представила нашим взорам зелёную карточку полицейского удостоверения.
- Допустим, я поверю, что вы не настолько отбитая женщина, чтобы подделывать корочки интерпола, - предположил я.
- А я бы не была настолько уверена, - проявила осторожность доктор Мэй. - К тому же вы из американской полиции.
- Я американка, но сейчас работаю в итальянской полиции. Так бывает.
- Бывает ещё и не так, - согласился я.
- Вы можете поговорить с моими коллегами, - предложила мисс Дрю.
- А вы здесь не одна?.. - удивилась доктор Мэй.
- Вы ищете здесь украденные картины? - догадался я.
- Ну да. И мне нужно составить протокол об обнаружении. А вы, как законопослушные граждане, его подпишете.
- Я бы не стала оставлять свою подпись где попало, - продолжала осторожничать доктор Мэй.
- Я просто напишу, что вы видели эту картину сегодня на вилле. И дам вам это прочитать.
- Не вижу ничего дурного в том, чтобы расписаться под тем, что является правдой, - пожал плечами я.
- Вы тоже можете подписаться как свидетель, - предложила Нэнси Дрю.
- С удовольствием.
Нэнси Дрю тщательно записала наши имена, и мы втроём расписались под протоколом.
- Теперь нам нужно найти мою коллегу из Китая, - подытожила она.
- Кажется, здесь каждый третий - китаец и каждый третий - полицейский, и это каждый раз не я... - развёл руками я.
- И каждый третий - еврей? - добавила доктор Мэй, когда мы вместе последовали за целеустремлённой Нэнси Дрю.
- Я не считаюсь! - возразил я. - Я не по материнской линии еврей!
Не найдя коллегу в гостиной и на кухне, Нэнси Дрю вместе с нами поднялась в библиотеку и окликнула китаянку по имени Лин Лан, на которую я уже обращал внимание, думая, что она - также чей-то приглашённый эксперт. Прежде чем уделить нам время, госпожа Лин попыталась кокетливо отвязаться от беседовавшего с ней синьора Верди, но он всё равно увязался за ней, игнорируя неодобрительные взгляды и выразительные вздохи мисс Дрю. Мы остановились на лестничной площадке; госпожа Лин также показала нам своё удостоверение интерпола, а мы показали ей разыскиваемого Ци Байши.
- Что здесь происходит? - подошёл мистер Блэк.
- Здесь попытка в приватный разговор провалилась ещё до вашего появления, - великодушно пояснил я. - Так что присоединяйтесь.
- Вы выбрали для приватного разговора не самое удачное место.
- Что поделать!.. Если вкратце, то смыли поддельную картину Ротко, и под ней оказался украденный подлинник Ци Байши.
- А, об этом я уже знаю, - скучающе откликнулся Блэк.
Всё упиралось в то, что находку нужно вернуть Китаю, а для этого требовался нотариус и кто-то из будущих наследниц. Дабы не толпиться в узком месте, все причастные вместе с зеваками переместились за круглый стол в библиотеке и стали ждать нотариуса.
- ...Всегда чего-то не хватает: времени, любовников... - донёсся до меня голос Нэнси Дрю.
- Если чего-то нет, это можно купить, - возразил тот молодой человек, с которым я уже сталкивался сегодня.
- Мы по-прежнему говорим о любовниках?.. - уточнил я, устраиваясь прямо на ковре, откуда мог видеть всех сидящих за столом.
- А почему бы и нет?
- Ну, я бы не хотел покупать любовников за деньги.
- Но почему? - снова спросил он.
- Потому что это проституция, - ответила доктор Мэй за меня.
- Именно. Я предпочитаю, чтобы всё было по любви.
- Мистер Кантоне, я согласна с вами переспать, если вы принесёте мне вина, - заявила Нэнси Дрю.
- Я и так не откажусь принести вина женщине! - заверил я её и спустился вниз, на кухню.
Это было очень кстати: я давно собирался налить что-нибудь и себе самому, но меня всё время что-то отвлекало. Я принёс по бокалу себе и мисс Дрю и вернулся на облюбованное место на ковре.
- ...Что, вы тоже?!.. - удивился кто-то, видимо узнав, что Лин Лан также из интерпола.
- Мы тут уже выяснили, что каждый третий здесь китаец или еврей, - сообщила доктор Мэй.
- Вы мне это до конца жизни припоминать будете?.. - возопил я. - Нет чтобы цитировать у меня что-нибудь умное!..
- Значит, картину просто закрасили, чтобы выдать её за другую?.. - женский голос был у меня за спиной, но, кажется, это недоумевала Лючия Папини. - Это же ужасно.
- Чего только не делают, чтобы украсть произведения искусства, - вздохнул я. - Вырезают картины из рам... Знал одного человека, который хотел похитить древние медные украшения из раскопок на Алтае, скормив их большой собаке перед перелётом.
- А как он собирался их потом достать?.. - наивно поинтересовался юноша.
- Естественным путём, - усмехнулся я. - Но собака не дотерпела до окончания полёта.
- Какая... дурно пахнущая история, - оценила доктор Мэй.
- О да, на весь багажный отсек!.. Украшения обнаружили встревоженные стюардессы.
- Можно было бы перевозить собаку в салоне...
- Не уверен, что в салон пускают с такими крупными собаками.
Так я развлёк собравшихся в ожидании нотариуса. Также обсуждали, насколько всё усложнится, если картина окажется в собственности Ватикана.
- А вы так уверены, что вилла достанется Ватикану?.. - спросил я. - Впрочем, я бы на это посмотрел! Переговоры Ватикана с Китаем - если слон на кита налезет, кто кого сборет...
- Вы говорите опасные слова, - предупредил меня юноша.
Нэнси Дрю объяснила, что наследниц ни в чём не обвинят: наследование краденого не считается преступлением. Не исключено, что и сам дядюшка Торлони был не в курсе, что приобретает вовсе не Ротко. Мисс Дрю предложила юридически обставить дело так: наследница передаст обнаруженную картину в дар Китаю, дабы избежать претензий с его стороны.
- Кажется, вы сейчас произнесли офигенную лазейку, - обрадовался было я. - Ведь произведения не обязательно продавать, можно передавать их в дар и дарить в ответ деньги...
- В завещании оговаривалось и дарение также, - мисс Дрю разбила мои не родившиеся мечты.
- Синьор Кантоне, могу я с вами поговорить? - неожиданно обратился ко мне юноша.
- Да, конечно. Думаю, эти бюрократические проволочки ничего не потеряют от нашего отсутствия.
Он проводил меня во всё тот же угол на лестничной площадке, с видом на аквариум.
- Представьтесь, для начала, - попросил я.
- Чезаре Риччи.
- И вы..?
- Арт-дилер моего дяди, синьора Томазини.
- О. Слышал о нём, хоть и не был знаком близко.
Риччи, говорите?.. Да, вон и на бейдже так же написано. Красивое имя, знакомая фамилия. Уж не родственник ли?.. Вряд ли однофамилец. Что ж, связаны ли Анна Риччи с супругом с мафией или нет, - но это полезное знакомство. Вот только он наверняка насторожится, если я сразу спрошу про Морелли. Значит, придётся выжидать момента, когда он начнёт больше мне доверять.
- Я слышал, вы интересовались кольцом еврейской невесты?
- Да, верно.
- Но пока ещё нет экспертного заключения о его подлинности.
- Я знаю об этом. Конечно, я не стану ничего приобретать до тех пор, пока не буду знать наверняка, что это подлинное кольцо.
- Есть основания полагать, что кольцо, которое сейчас на рынке, поддельное. И если мы проведём экспертизу сейчас, оно может резко упасть в цене, чего мы не хотим.
- Да, понимаю, - рассеянно согласился я.
Почему на фоне Морелли всё стало таким неважным?.. Я чувствовал, что подобрался очень близко: только руку протяни - и ухватишься за кончик нити. Но в то же время я боялся её протягивать. Боялся узнать правду, если она окажется худшей. Как жить в мире, в котором нет Морелли, я не представлял.
- Но, возможно, подлинное кольцо находится в этом доме, в сейфе.
- Звучит интересно, если это так.
- Как вы смотрите на то, если мы добудем для вас настоящее кольцо?
- Я буду готов купить его у вас.
Конечно, это выглядело более заманчиво, нежели приобретать кольцо с официального аукциона. Если Томазини выставят подлинник на торги, им наверняка заинтересуется университет Сапиенца, а соперничать с ним... обойдётся дорого и для кошелька, и для репутации. Да, всегда есть возможность проявить благородство и выкупить кольцо для университета самому. Но - вы, полагаю, меня поймёте - украшения, в отличие от живописных полотен, приятнее держать в руках, нежели лицезреть в музеях. И ещё приятнее носить.
- В таком случае мы договорились. Скажите, что вообще вас интересует, чтобы мы могли знать, что можно вам предложить в дальнейшем сотрудничестве?..
Поразительное великодушие. Юноше настолько нужны деньги? Причём - именно мои деньги?..
- Прежде всего меня интересует всё уникальное и необычное. Всё непохожее, единственное в своём роде...
Любой другой перстень меня едва ли заинтересовал бы (не настолько сильны мои еврейские корни, чтобы стремиться скупать всё, имеющее к ним отношение), но этот перстень отличался необычным стилем: был выполнен в виде готической башенки. Разумеется, я сразу захотел его себе.
- Понимаю. Говорят, этот перстень когда-то принадлежал человеку, послужившему прототипом для персонажа одной из пьес Шекспира...
- "Венецианский купец", полагаю? - улыбнулся я. - Это не более чем красивая легенда.
Стал бы Шекспир обращать внимание на настоящего еврея!.. Ему просто нужно было вывести на сцену злодея-жида в рыжем парике.
Мы вернулись в библиотеку, услышав шум и смех: кажется, мы многое пропустили. Виола Манчини, когда её поставили в известность, была недовольна тем, что фальшивого Ротко отмыли без её ведома. Я пообещал, что в следующий раз, прежде чем проводить те или иные манипуляции с экспонатами виллы, я спрошу её разрешения - если, конечно, успею. Мне было положительно любопытно, не скрывается ли что-нибудь за вторым, оранжевым Ротко, - но для этого нужно было найти эксперта, который определил бы его подлинность.
- Я мог бы это сделать, - заявлял ошивающийся вокруг Фальконе. - Но мне нужны инструменты.
- С каких пор этому учат на факультете журналистики?.. - недоумевали окружающие.
- Его мать была художницей, - заступился я, пожав плечами. Если Фальконе бесцеремонно скрёб ногтем краску на картине Ротко, то он, вероятно, понимал, что делает.
Я же спустился в зал и подошёл к доктору Мэй. Я чувствовал себя несколько виноватым перед ней: сам пригласил и сам надолго бросил, переключившись с китайского искусства на другие экспонаты.
- Как вы находите экспозицию? - спросил я.
- Она создаёт такое впечатление, что коллекционер либо собирал всё, что сможет в будущем принести ему деньги, вроде выгодного капиталовложения...
- Многие делают так, - признал я.
- ...Либо просто скупал то, что ему понравится.
- И это я тоже понимаю. В конце концов, я тоже себя не ограничиваю: интересуюсь и древнекитайским, и современным искусством, и классическим европейским и американским...
- Но при этом ваша коллекция обладает целостностью. Её можно выставлять целиком.
- Вы мне льстите... Но чтобы выставить её целиком, нужен целый музей. Однако я охотно предоставляю отдельные экспонаты для выставок как частное лицо. Искусство не должно храниться под замком, его должны видеть люди.
- Уже присмотрели здесь что-нибудь для своей коллекции?
- Да. Я видел подлинник Морелли, и, если честно, на его фоне все прочие экспонаты сразу померкли.
- А вы уверены в том, что это подлинник?
- Почти наверняка.
- А кто проводил экспертизу?
- Профессор Голдштейн. Но я, признаться, сомневаюсь в его компетентности на этот счёт.
- Советую вам обратиться к мистеру Ллойду. У парня глаз-алмаз.
- О, благодарю за совет. Непременно им воспользуюсь, как только увижу мистера Ллойда. Кажется, он несколько нарасхват и просто неуловим. Не хотелось бы нарваться на подделку... Одна из наследниц и вовсе утверждает, что всё в этой коллекции поддельное.
- Которая из них?
- Джульетта. Но, полагаю, она преувеличивает.
- Конечно.
- Ну а вы? Увидели что-нибудь, что могли бы порекомендовать?
- Я бы советовала обратить внимание на эту работу, - она указала на рисунок, стоящий на каминной полке.
- На бамбуки? Да, мне они тоже сразу понравились.
- Видите этого ёжика? Это не просто ёжик, это подпись: у него лапки как буква М. Подпись одного молодого и очень перспективного китайского художника. Сейчас о нём мало кто знает, но через несколько лет его работы могут очень взлететь в цене.
- Спасибо! Я его запомню.
Современного китайского искусства у меня ещё не было, но никогда не поздно расширить горизонты. И если даже этот мастер-ёжик приплачивал доктору Мэй за рекламу... не всё ли равно? Как я уже не раз говорил, я не осуждаю людей, желающих заработать деньги, до тех пор, пока они честно выполняют свою работу и это никому не вредит.
- Присматриваетесь к бамбукам? - тут же оказался рядом Блэк. - Но мы ведь сможем купить только одну картину. Максимум две. А дальше - покупать по одной раз в пять лет.
- Я терпеливый варан, - улыбнулся я. - Я подожду.
- И сколько лет мы с вами ещё проживём? Тридцать, сорок? За это время мы успеем купить максимум восемь картин.
- Не знаю, как вы, а я намерен прожить до девяноста восьми, как моя пра-бабуля, - заявил я.
Когда я отделался от Блэка и снова оказался наедине с доктором Мэй, она, приблизившись ко мне и заговорщицки понизив голос, сообщила:
- Я дам вам ещё один совет. Картины не обязательно покупать. Их можно взять в аренду. Хоть все. Хоть на триста лет.
- Вы всё-таки нашли лазейку!.. - восхитился я. - Вы гений. Я вас обожаю.
- Только не говорите никому.
- Разумеется, - пообещал я. Пока не определится, кто станет хозяйкой виллы, я не стану делиться этой идеей даже с самими кузинами Манчини.
- Но даже если не получится... мне кажется, этот день всё равно пройдёт не зря. Мы видели много интересного...
- И я обрёл полезные знакомства, - добавил я. - Например, тот молодой племянник синьора Томазини.
- И о чём вы договорились?
- Он может быть полезен мне, я могу быть полезен ему, - неопределённо ответил я.
Там же я подкараулил мистера Хога и обратился к нему:
- Скажите, можно ли будет... одолжить вашего помощника ненадолго? Я слышал о нём много превосходных отзывов и хотел бы обратиться к нему за экспертизой картины Морелли. Ещё одно мнение не будет лишним.
- Конечно. Я передам ему, как только он освободится.
Минуты сравнительного затишья я чаще проводил на кухне у стола, служившего центром притяжения и для других гостей виллы. Прямо на этом столе лежала одна из бумажек с загадками - видимо, принадлежавшая Джульетте, демонстративно отказавшейся от борьбы. Но сколько я их ни перечитывал, разгадки не приходили мне в голову.
- Как любят говорить у нас в университете, "автор ничего не хотел сказать", - заметила Лючия Папини.
- Врут, - возразил я. - Автор не только захочет что-нибудь сказать, но и не заткнётся до тех пор, пока вы будете готовы его слушать.
- Это современные авторы, - возразил Микеле Катани. - А когда что-то приписывается тем, кто уже умер?..
- Подлинные шедевры всегда подобны шкатулке с двойным или тройным дном, которое открывается со временем. Великий Шекспир просто хотел развлечь толпу сексом и убийствами, но в нём до сих пор открывают новые смыслы.
- Но что если интерпретации больше говорят о том, кто их создаёт, нежели об авторе исходника?
- Отчасти. Но истинный гений всегда способен увидеть в потоке жизни вокруг себя нечто вечное, что будет актуально всегда, и что позволяет эти интерпретации.
В другой момент, когда я остался у стола один или почти один, на моих глазах встретились Чезаре Риччи и мистер Блэк.
- А вы что-нибудь знаете о перстне еврейской невесты? - обратился к нему Чезаре. Судя по тому, что я наблюдал мимоходом, этот полный энтузиазма юноша уже успел опросить почти всех гостей.
- Понятия не имею, - пожал плечами Блэк.
- Я думал, раз вы соперничаете, то вы тоже... - растерялся Чезаре, переводя взгляд с Блэка на меня.
- Нет, в кои-то веки мне этот перстень нахуй не нужен.
- На хуй он вам и не налезет, - заметил я. - Впрочем, если вы самокритичны...
Чезаре, сдавленно хрюкнув, осел на пол, и я участливо похлопал его по плечу:
- Молодой человек?.. С вами всё хорошо?..
- Я не самокритичен, - ответствовал Блэк, сохраняя каменное лицо.
В ожидании мистера Ллойда, который всё никак не появлялся, а не уходил далеко и присоединился к доктору Мэй, присевшей на диване в гостиной. Рядом Микеле Катани делал наброски в альбоме, и доктор Мэй попросила разрешения взглянуть на его скетчбук. Там было много примечательного: и портретные наброски, очень точно передающие сходство, и городские наброски из путешествий. У художника определённо были верный глаз, твёрдая рука и узнаваемый стиль.
- Какое поразительное разнообразие, - похвалила доктор Мэй.
- Очень здорово, когда у художника богатый "словарь", - согласился я. - Это даёт материал для будущих больших работ.
Пока мы рассматривали рисунки, Катани нарисовал мой графический портрет с натуры. Он мне весьма понравился, а автор пригласил нас с доктором Мэй посетить свою мастерскую. Мастерская была недалеко от Рима, и мы решили, что на следующий день после всех треволнений на вилле Торлони мы сможем осуществить этот визит. А я бы хотел заказать у синьора Катани полноценный живописный портрет.
- Кажется, настоящая слава приходит к художникам только после их смерти, - говорил Катани. - И порой мне хотелось бы стать неизвестным художником. Ну, знаете, как порой пишут на табличках в музее: "неизвестный художник такой-то школы", "мастер Мадонны в розовом"...
- Да, знаю. Но почему?
- Чтобы от меня осталось только моё искусство, и о нём судили независимо от того, кем я был и как я жил. Чтобы моя биография не накладывала на него отпечаток...
- В этом что-то есть. Но взгляд на произведение искусства - это всё равно опосредованный диалог с его автором. Ты словно смотришь в глаза художника и видишь, что он чувствовал, о чём думал...
- Но слишком часто художники становятся популярны не из-за их таланта, а из-за их скандальных биографий и личной жизни.
- Бывает и так. Но для меня всё скорее наоборот: жареные слухи и сплетни из жёлтой прессы не заставят меня заинтересоваться чьим-то творчеством, но если чьё-то творчество меня заинтересует - я захочу познакомиться с автором.
- А вам не кажется, что слава некоторых известных художников сильно преувеличена из-за их личности? Эйприл Горник, например. Её ведь никто никогда не видел. Может, это просто мистификация, и под женским псевдонимом скрывается другой человек?
- Всё может быть. Я не фанат творчества Горник, но её картины в любом случае обладают неповторимым стилем, кто бы их ни рисовал.
Слухи об Эйприл Горник заставляют всех представлять утончённую девушку, живущую на лоне природы, подобно принцессе в сказочной башне, что беседует с птицами. Но ведь тонким чувством природы может обладать и пожилая женщина, и мужчина, и даже человек, который на природе бывает нечасто, полагаясь на силу своего воображения. Не всё ли равно?..
- Или Морелли, - продолжал Катани. - Он стал популярен после своего загадочного исчезновения.
- С одной стороны, его картины действительно взлетели в цене после того, как он пропал, - согласился я. - Но я полюбил его работы ещё задолго до этого, когда они только появились на выставках.
- Вот как, - Катани снова звучал разочарованным.
Художники бывают завистливы и ревнивы к другим художникам - с этим я сталкивался не впервые. Как там говорил Фальконе, художники тщеславны?.. Он был чертовски прав. Но мне ведь не жалко давать художникам то признание, которого они заслуживают!.. Я собирался убрать портрет от Катани в свои вещи, но ещё некоторое время провёл с ним в руках, ненавязчиво хвастаясь окружающим.
- Весьма рекомендую! - сказала Нэнси Дрю. - У меня уже есть портрет от этого художника. В стиле ню.
- Слушайте, а ведь это хорошая идея: обнажённый портрет, - задумался я. - Или это будет уже не портрет?.. Впрочем, фигура в полный рост - всё равно парадный портрет...
- Вы хотите повесить у себя в спальне свой собственный обнажённый портрет? - удивился агент Джордж Смит.
- Почему именно в спальне? - удивился я.
- Ну, мы, американцы, люди простые: обнажённую натуру мы вешаем в спальне, натюрморты - на кухне...
- А почему не наоборот?
- Чтобы крошки из постели не вытряхивать!
- Это смотря как организовать пространство.
Обожаю есть в постели и заниматься сексом на кухне. И от предметов искусства это совершенно никак не зависит.
- А зачем вам ваш обнажённый портрет? - не отставал мистер Смит. - Вы же и так можете видеть себя в зеркале.
- Зеркало отражает действительность, как она есть, - возразил я. - А каждый художник видит по-своему, и мне это интересно. У меня нет двух одинаковых портретов.
- Что мы ещё здесь найдём?.. - рассуждал тем временем Франко Неро. - Картину Мунка "Крик"?..
- Картина Мунка "Крик" - это наш нотариус, - заметил я.
- Да, я видел, как он с перекошенным лицом бежит к мосту.
Когда я наконец отнёс портрет к своим вещам, пока его кто-нибудь не украл, - новое неожиданное обретение не заставило себя ждать: проходя мимо ванной комнаты, я заметил Фальконе, увлечённо что-то смывающего, и даже без белого халата.
Стоит ли добавлять, что очередной жертвой растворителя был оранжевый "Ротко"? И под стекающей в раковину яркой краской постепенно проступал лаконичный рисунок чёрной китайской тушью. Только на сей раз не Байши. Две точки и направленная вниз скобка. Грустный смайлик. А под ним - уже знакомый мне ёжик. Такой же, как на бамбуках.
- Это что, чья-то шутка?.. - удивился кто-то из зевак.
- Погодите, никуда не уходите! - попросил я Фальконе. - Я должен позвать своего эксперта!
Я устремился в гостиную и умоляюще протянул руки к своей спутнице, отдыхавшей на диване:
- Доктор Мэй, вы мне очень нужны!
Мне не терпелось показать ей ёжика, но за то время, за каковое уже немолодая женщина преодолела расстояние до ванной, оттуда как раз исчезли все посторонние, кроме самого Фальконе.
- Взгляните, что мы нашли, - я с нежностью представил ей мокрый от растворителя рисунок в руках журналиста. - Скажите, это подлинник?
- Полагаю, что да.
- И он не находится в розыске?
- Насколько я знаю, нет.
- В таком случае я могу просто купить его у вас, - обратился я к Фальконе. Мне было неловко просто так взять и присвоить себе чужую находку, и я не столько платил за молчание, сколько хотел бы оплатить труд специалиста. Но журналист как будто меня не услышал, и они с доктором Мэй посоветовали мне хором:
- Спрячьте его, чтобы никто не увидел. И так, чтобы не испачкаться.
- Уберу его в свои вещи, - решил я, прикрыв рисунок полой пиджака. Когда я вышел из ванной и направился вверх по лестнице, меня, разумеется, настиг голос Блэка:
- И что оказалось под вторым Ротко?
- Совершенно ничего интересного, - заверил его я, не останавливаясь. - Подделка просто погибла, увы.
Технически, я даже не соврал: едва ли китайский смайлик был бы интересен Блэку, а вот мне казался прекрасным приобретением. Теперь можно будет не охотиться на бамбуки и просто ждать, когда прогноз доктора Мэй сбудется и автор-с-ёжиком станет достаточно популярен, чтобы его выставлять. А даже если не сбудется - мне будет что вспомнить.
- Вы ведь нашли, что искали? - окликнул меня Фальконе, когда я был уже на верхней лестничной площадке.
- И я всё ещё готов заплатить вам за это! - отозвался я.
- Художник должен быть бедным и голодным! - прозвучало в ответ.
- Так я могу заплатить не только деньгами!.. - прокричал я, перегнувшись через перила галереи, но уже не был уверен, что он услышал.
Боги, однажды я точно получу "Золотой глобус" за самый идиотский флирт. Но - этот человек отказывался от денег, и это было удивительно, особенно на фоне прочих собравшихся. Этот человек был художником - определённо. И этот человек в дурацких леопардовых угги и розовых очках чем-то цеплял меня всё больше и больше.
Я отнёс рисунок в кладовку, обтёр его салфетками от порыжевшего растворителя и бережно убрал в компанию к рисунку Микеле Катани. День уже казался мне удачным: я обзавёлся двумя произведениями искусства, и к тому же бесплатно. Но в последующие часы странные находки на вилле посыпались как из рога изобилия, так что я едва успевал осознавать происходящее.
Так, сначала Лин Лан сообщила, что обнаружила китайскую курильницу, пропавшую пару лет назад. Она дала мне подержать эту курильницу в руках - увесистый глиняный сосуд с некими сюжетами на боках, вылепленными очень тонко. Я предположил, что пятеро изображённых персонажей - одни из восьми даосских святых, но мне не хватало знаний, чтобы понять, кто именно. Один из них был примечателен тем, что держал на руках зверька вроде горностая. Впрочем, Лин Лан больше интересовало то, что курильница пропала из находок той экспедиции, которую возглавлял профессор Франко Неро.
- Как так вышло, что пропавшая вещь оказалась именно в Италии?.. - спрашивала она.
- Курильница могла пройти через многие руки, прежде чем оказаться здесь, - заметил я.
Мне не хотелось выгораживать профессора, но также не хотелось столкнуться с тем, что экспедиция, в которую я вкладывался, окажется связана с воровством. И Лин Лан сказала, что на вилле могут оказаться и другие экспонаты, похищенные из Китая.
- Что ещё вы ищете? - спросил я. - Быть может, мне попадётся что-нибудь на глаза.
- Небольшую шкатулку.
Я не был уверен в своих поисковых талантах, но мне и не пришлось долго гулять по вилле: вскоре я увидел в руках гостей картину Мондриана. Очень знакомую мне картину Мондриана. Точно такую же я несколько лет назад приобретал для музея Памфилли и не далее чем в этот день шутил о том, как надеюсь, что её не повесили вверх ногами. Профессор Голдштейн провёл экспертизу и сделал заключение, что передо мной подлинник.
- А вот теперь мне очень интересно, что сейчас висит в музее, - подытожил я.
Но, к вящему моему неудовольствию, у окружающих тут же нашлась прорва аргументов в защиту музея.
- А картину могли подменить перед продажей?
- Исключено, - покачал головой я. - Я не приобретаю картины без предварительной экспертизы. Картина была передана музею со всеми документами, с заключениями о подлинности.
- А кто проводил эту экспертизу?
- Доктор Беллини. Я всегда с ней работаю, она ещё ни разу не ошибалась.
- А эксперт не могла подменить картину, чтобы потом продать подлинник?
- Каким образом? Экспертиза проводилась на аукционе, публично. Затем я купил картину. Затем я передал её музею. Всё.
- А её не могли подменить при транспортировке? Каким образом вы её передавали?
- Да фактически из рук в руки.
- В таком случае непонятно...
- У меня есть две версии. Либо картину украли из музея и подменили подделкой, либо её продали из музея и подменили подделкой. И меня не поставили в известность.
- Вы хотите написать об этом заявление? - спросила Нэнси Дрю, уже написавшая за этот день собственную маленькую коллекцию заявлений.
- Да, хочу. Дайте мне, пожалуйста, ручку и бумагу.
Я взял блокнот и ручку и начал писать, и тут рядом со мной присел синьор Верди.
- А вы не хотите сперва поговорить с директором музея, прежде чем писать заявление? - спросил он. - Может, картина была сдана в аренду?
- Хорошо, давайте с ним поговорим, у меня есть к нему несколько вопросов. Только, будьте добры, позовите его сами.
- А вот и он, - сообщил Верди. Я поднял голову от рукописи и натолкнулся взглядом на флегматично спокойного директора Памфилли, доктора Антонио Рикардо.
- Скажите, синьор Рикардо... как поживает картина Мондриана, которую я приобретал для вашего музея? - поинтересовался я.
- Хорошо поживает.
- Вы не сдавали её в аренду? Её никто не крал? Она находится на своём месте?
- Да.
- Почему же в таком случае её только что нашли здесь?
- Может, это подделка, - не моргнув и глазом, предположил Рикардо.
- Нет, это подлинник. Профессор Голдштейн провёл экспертизу и подтвердил это. Так вы знаете, что сейчас висит в вашем музее?
- В музее находится подлинник. Мы тоже проводили экспертизу.
- Музей проводил собственную экспертизу коллекции, вы это имеете в виду? Вы можете сказать, как давно и кем она проводилась?
Он не ответил, и разговор перестал иметь смысл. Если бы Рикардо пытался что-нибудь изобретательно соврать, мы ещё могли бы прийти к компромиссу. Но он просто прикидывался дурачком, целиком уверенный в своей безнаказанности. Мне тут же вспомнились слова Джульетты о том, как за попытку проведения экспертизы её сначала чуть не уволили, а потом чуть не убили. Обман в сфере искусства - дело обычное, но обман с покушением на убийство...
Я едва успел дописать заявление, когда кто-то принёс ещё одну картину Мондриана; по-видимому, все эти богатства всплыли, как только гости начали вскрывать все рамы подряд и обнаруживать, что под тем или иным холстом может быть вложен ещё один. Неутомимый профессор Голдштейн провёл экспертизу и заключил:
- Это подделка. Видите, здесь двойная линия? А должна быть одинарная.
Я поставил две картины рядом: подделка оказалась просто зеркальным отражением оригинала!..
- Всё в этом доме было краденое, и даже воздух какой-то спёртый... - процитировал я старый анекдот. Тем паче что из-за большого стечения народу в доме в самом деле было душно, спасали только выходы на крыльцо или в прохладный подвал.
На вилле продолжали что-то находить. Я поднялся в библиотеку, где нотариус, также без устали, составлял очередной документ о передаче очередной находки Китаю.
- Надеюсь, хотя бы картины Морелли не находятся в розыске? - на всякий случай уточнил я.
- Насколько я знаю, нет.
Я услышал, как Джульетта говорит о том, что мальчик с ранцем - это, вероятно, Малевич. Она вернулась к разгадыванию загадок? И как она пришла к такому выводу? На основе использования ранцев в России?.. Что ж, из всех имевшихся в библиотеке картин абстрактное полотно с чёрным крестом было более всего похоже на работы Малевича.
И вот настал тот миг, когда я спустился в гостиную, а там на столе стоял открытый сейф. Причём открыла его Джульетта - та самая, что отказывалась от участия в гонке. Либо она умело притворялась, либо ей очень повезло - например, с помощниками: мне-то загадки по-прежнему казались нерешаемыми. Судя по всему, в сейфе ничего не было, - по крайней мере, не было никакого кольца еврейской невесты. Виола Манчини, конечно, выглядела расстроенной.
- Можно с вами поговорить? - подошёл к ней синьор Рикардо и перехватил Виолу у меня из-под носа. Интересно, он собирался выкупить какую-нибудь одну картину или, как и я, предложить идею аренды?.. Впрочем, неважно, даже если кто-то опередит меня с моими второстепенными целями. У меня есть главная цель, и её нельзя было откладывать.
- Я вас поздравляю, - обратился я к Джульетте Манчини. - И я по-прежнему готов выкупить у вас подлинник Морелли. За любые деньги.
- Насколько я помню, существовали сомнения в его подлинности.
- Чтобы мы оба были уверены, я могу попросить своего эксперта провести повторную экспертизу. Доктор Беллини, вы готовы мне помочь?
- Да, конечно. Что нужно делать?
- Пройти со мной в подвал и взглянуть на картину Морелли.
Я пропустил доктора Беллини вперёд и последовал в подвал. Ближайшее будущее виделось мне определённым и вполне радужным: триумфально вынести из подвала выбранную картину, заключить сделку, вернуться домой. У меня будет жемчужина моей коллекции, самая прекрасная картина из всех, что я когда-либо видел в галереях или в альбомных репродукциях. Но знание о том, откуда она взялась на вилле, синьор Торлони унёс с собой в могилу. Я так и не узнал, где искать Морелли, - хотя у меня оставались контакты Сандры Тоскани и Чезаре Риччи...
Но также я не знал, что с каждым шагом вниз по ступеням приближаюсь к моменту, когда моя жизнь понесётся вскачь и перевернётся с ног на голову, чтобы более никогда не стать прежней.
В подвале нашим глазам предстала картина разгрома. На столе валялись разломанные рамы, изрезанные измятые холсты топорщились острыми треугольниками... моё сердце пропустило удар, но, к счастью, уничтожены были только портрет с лентой и портрет с ключами. Портрет с птицами не пострадал. Видимо, тот, кто это совершил, имел зуб не на Морелли, а только на подделки.
- Что здесь произошло?!.. - это спросил спустившийся в подвал Чезаре Риччи.
- Когда мы вошли, всё уже так и было, - ответил я.
Чезаре умчался - видимо, чтобы объявить о случившемся во всеуслышанье, поскольку не прошло и минуты, как в подвал ворвался Фальконе, перепуганный до паники.
- Кто?!.. - кричал он, задыхаясь. - Кто это сделал?!..
- Не мы, - успокоил его я. - Не волнуйтесь, с подлинником всё в порядке.
Фальконе схватил портрет, прижал его к груди и умчался, восклицая:
- Хватит! Я никому её не отдам! Я лучше сожгу её, чем она достанется кому-то другому!
Мы с Беллини проводили журналиста недоумёнными взглядами. Я не стал бросаться в погоню: ему всё равно не так-то просто будет покинуть остров. Моей первой машинальной эмоцией была досада: добычу увели у меня из-под носа!.. Но спустя мгновение я осознал, что попросту не смогу отнять у Фальконе картину, которая была ему настолько дорога. Важнее всего было, чтобы картина осталась целой, а кто будет ей владеть - уже не так важно. А ещё у меня были две версии: либо Фальконе был влюблён в синьору Анну, запечатлённую кистью Морелли... либо это он и написал эту прекрасную картину. И я должен был это выяснить, пока он не наделал глупостей.
Когда я поднялся в зал, Фальконе уже сидел напротив Джульетты. Я беспрепятственно протолкался к ним и присел на диван за его спиной.
- Я отдам вам за неё всё... всё, что имею... - лихорадочно бормотал он.
- Синьор Фальконе, послушайте... - я прикоснулся к его плечу. - Я куплю эту картину и отдам её вам. Если вы расскажете мне, что вы о ней знаете и чем она вам так дорога.
Но, к сожалению, Фальконе едва ли слышал и замечал меня в этот момент. Он и на Джульетту не смотрел, но она хотя бы находилась прямо напротив него и говорила более повелительно.
- Откуда у журналиста такие деньги?.. - усмехнулась она. - Хотите, я подарю вам эту картину? Пойдёмте поговорим.
Фальконе послушно встал и проследовал в прихожую за новообретённой хозяйкой виллы. Предложение подарка звучало благородно, но что-то всё же настораживало, и я остался у входа в зал ждать окончания их разговора.
- Вы тоже хотите купить эту картину? - это, кажется, спрашивал Катани.
- Я хочу выкупить её для того, кому она по праву принадлежит.
- Вы собираетесь купить картину вместе с художником?
- Нет. Художник сам сможет ей распоряжаться, и если он захочет, чтобы она находилась у меня, я не буду против.
Вернулась Джульетта одна, без Фальконе.
- Ну как, вы договорились? - спросил я её.
- Да. Я подарю ему эту картину, но на некоторых условиях.
- Каких условиях?.. - кажется, мне не удалось скрыть эмоции и я прозвучал слишком угрожающе, потому как синьорина Джульетта нарочито равнодушно пожала плечами:
- Он будет работать на меня. Если хотите, можете меня осуждать.
С этими словами она развернулась и ушла, показывая, что разговор окончен.
- Кто я такой, чтобы кого-то осуждать?.. - я развёл руками, ни к кому конкретно не обращаясь. - Всё, что я могу, это давать людям деньги.
- Ещё вы можете спрашивать за них, - добавил синьор Верди.
- И это тоже.
- Можно с вами поговорить?
Я понимал, что он намекал на то, что я давал деньги на Мондриана для Памфилли, который, вероятно, оказался перепродан, - но поговорить с Фальконе было сейчас важнее. Художник должен быть свободен - это главная истина, за которую я всегда готов был драться.
- Простите, но сначала я должен найти одного человека! - сообщил я, поднимаясь по лестнице. - И пока я его не найду, я официально очень занят.
Я вошёл в библиотеку, огляделся, но Фальконе там не обнаружил.
- Ну и где это чудо в перьях?.. - вопросил я в пространство.
- Которое из многих? - уточнило пространство у меня.
- Наш журналист.
- В подвале, наверное. Оттуда доносился какой-то шум.
Я торопливо скатился вниз по ступеням в подвал. Фальконе действительно был там. Он сидел на полу, прислонившись спиной к стене, и не то рыдал, не то истерически смеялся, а Лючия Папини и кто-то ещё пытались его утешить.
- Как низко я пал!.. - восклицал он. - Меня утешают женщины...
- Скажите, вы в состоянии сейчас поговорить со мной? - спросил я спокойно и терпеливо. Он по-прежнему не замечал меня, так что я присел рядом с ним.
- Этот портрет... единственное из всего, что я создал, что чего-то стоило... но даже это вы отняли у меня!..
- О, поверьте, не единственное, - мягко поправил я. - Вы создали немало прекрасного.
- Вот, выпейте, - Лючия склонилась к нему, протягивая бокал. - Это просто вода.
Я передал бокал Фальконе - или уже стоило называть его Морелли?.. Тот осушил его залпом, запрокинув голову, и, размахнувшись, разбил бокал о плиты пола. Брызнули осколки, несколько человек отшатнулось.
- Это всё вы! - обвиняюще выкрикнул он, вскакивая на ноги и указывая вытянутой рукой куда-то в сторону Чезаре Риччи и стоявших рядом с ним людей. - Вы и ваши разговоры... Этот ваш Мондриан... Я всех вас ненавижу! Это вы убили меня!
Он начал отступать в тупик подвала вдоль стола, на котором снова лежала картина с Анной Риччи и птицами. Я, на всякий случай, встал между ним и толпой, закрывая его собой. Кто-то - кажется, Нэнси Дрю - предложила оглушить его табуреткой, чтобы "успокоить".
- Да, я сошёл с ума! - доносилось у меня из-за спины. - Я сумасшедший, я псих... а что ещё остаётся... Как иначе мне жить в этом мире, если меня больше нет, если вы убили меня, отняли всё, и ничего не осталось?!..
Я смотрел в сторону зевак и не различал их лица - кажется, среди них была Лин Лан, был кто-то из мужчин.
- Если вы будете толпиться и шуметь, вы сделаете только хуже, - сказал я. - Пожалуйста, оставьте нас наедине. Нам нужно поговорить.
Я никогда не считал себя отличающимся особой убедительностью, но зеваки тут же рассосались, видимо рассудив трезво, что это не их проблема, а раз я собрался сделать эту проблему своей, то и флаг мне в руки. Осталась только Нэнси Дрю, решившая проявить ответственность как полицейская.
- Я могу вызвать врача, - предложила она.
- Нет. Пожалуйста, не надо, - попросил я, похолодев от мысли, что с художником могут сделать в психбольнице.
- Он бьёт посуду...
- Я куплю хозяйке новый сервиз.
- ...Он может быть опасен.
- Я способен постоять за себя, - холодно ответил я. Меня начинало раздражать, что она говорит о Морелли в третьем лице в его присутствии, как если бы он был кем-то вроде животного.
- Я не сомневаюсь. Но он может быть опасен и для других людей. Вы уверены, что сможете его удержать?
- Да.
- То есть вы готовы взять на себя ответственность за него?
- Да. Я отвечаю за этого человека.
- Хорошо, - и, успокоившись, мисс Дрю наконец-то исчезла. Я проводил её взглядом, пока не убедился, что нас в самом деле более никто не потревожит.
Я направился навстречу Морелли, медленно и осторожно, боясь спугнуть. Хуже всего будет, если он попросту сбежит от меня. Он сумасшедший? - пусть так. Все истинные художники сумасшедшие. Меня это не пугало и не отталкивало. И всё же я был уверен, что он не настолько псих, насколько казалось Нэнси Дрю и другим встревоженным обывателям. Он просто человек, которому больно, который чувствует себя загнанным в угол и не видит выхода.
- Вы что-то хотели?.. - спросил он устало, почти обречённо.
- Я давно мечтал встретиться с вами. Но не при таких... драматичных для вас обстоятельствах, - я виновато развёл руками. - Присядем?
Я обогнул стол, следуя за ним. Он сел, откинув голову затылком к стене, измождённый и напряжённый. Я сел рядом.
- О чём вы хотите говорить?.. Видите, я уже спокоен... почти спокоен... - он нервно рассмеялся.
- Прежде всего я скажу, что ничего от вас не потребую и не стану выдвигать никаких условий. Я просто хочу купить эту картину и отдать её вам. Потому что она - ваша. - я говорил медленно и чётко, чтобы каждое слово точно было услышано. - И я хочу, чтобы вы могли жить и творить. Но прежде всего - жить.
- Вы хотите, чтобы я работал на вас? - бесцветно спросил он, как о чём-то давно привычном.
- Нет. Вы можете делать всё, что сами захотите. Хотите рисовать - рисуйте. Хотите писать - пишите!..
- Я не могу рисовать... - простонал он с горечью. - Больше не могу. Она разбила мне сердце... Я написал её портрет, а она даже не взглянула на меня...
- Я понимаю: в такие моменты кажется, что вся жизнь рушится, - пусть я вовсе не был уверен, что на самом деле понимаю, каково это: быть отвергнутым женщиной, я должен был хотя бы так, нелепо, попытаться его утешить. - Но, поверьте, это не последняя женщина в вашей жизни. Будут ещё.
- Но я не знаю, зачем, для чего мне жить дальше... Меня больше нет, я уничтожен... Я прячусь под чужим именем...
- Но это всё ещё вы, - улыбнулся я. - И я понимаю, что вам может быть сложно поверить в мою искренность, но - если для того, чтобы жить и ни в чём не нуждаться, вам что-то понадобится, я дам вам это. Все мои деньги, мой дом, мои виллы... всё это ваше. Я исполню любое ваше желание.
Только бы он не подумал, что я пытаюсь его купить, как содержанку!..
- Я никому здесь не верю... - прошептал он, глядя куда-то в сторону. - Но мне так хочется верить вам...
Мы говорили долго. Из его сбивчивых, обрывистых фраз я постепенно начинал понимать, что с ним произошло. В какой-то момент я прикоснулся к его руке, накрыв его ладонь своей, и он не стал её отнимать. На другой его руке был продольный шрам на внутренней стороне запястья и тёмный кровоподтёк на тыльной стороне ладони, словно кто-то сильно ударил его по руке.
- Я боюсь... Я боюсь жить, я стал параноиком, - говорил он, и его голос дрожал, а губы подрагивали в нервной улыбке. - Один раз меня уже пытались убить... из-за этого проклятого Мондриана...
- Опять этот Мондриан, - я с досадой покачал головой. - Кажется, зря я вообще его покупал.
- Так это вы его покупали?..
- Да. И я не знаю, кто вам угрожает, но я смогу вас защитить. А я не даю пустых обещаний.
- Вы не сможете... это мафия... а мафия повсюду, они везде...
- У меня много врагов, - заметил я. - Однако я всё ещё жив, и я защищу вас также. Конечно, я не смогу завернуть вас в одеяло и унести домой на плече, но моё приглашение всё ещё в силе.
Он наверняка откажется, как отказался бы любой человек на его месте. Заберёт картину, удалится в свою мастерскую, и я больше никогда его не увижу. Больше никогда не прикоснусь. Но для того, чтобы обеспечить его безопасность, мне даже не придётся показываться ему на глаза. Потому что его свобода - дороже всего.
- Кто мог это сделать?!.. - он брезгливо притронулся к порезанным обрывкам холста. - Я убью его... в мире может быть только один Морелли...
- Это несложно будет выяснить, - пообещал я. - Если подделки ещё раз всплывут на рынке, можно будет проследить, откуда они происходят. Но давайте не будем никого убивать. Для начала я могу убедить автора больше так не делать.
Ещё он говорил о том, что у него был друг, который его спас и убедил жить дальше, помог сделать поддельные документы и устроил на работу журналистом, а потом пропал. Кажется, этот друг тоже рисовал, - но Морелли не знал ни его имени, ни чего-либо ещё. Мне почему-то сразу вспомнился китайский ёжик: если бы он мог узнать хотя бы подпись...
- Можно попробовать поискать, если у вас есть о нём хоть какая-то информация, - неуверенно предположил я. Теперь я также испытывал благодарность к этому неизвестному человеку.
Нэнси Дрю зашла проверить, всё ли у нас в порядке.
- Не удивляйтесь, если вам в какой-то момент придёт бить морду мой любовник, - с явным удовольствием сообщила она. - Он услышал, что я обещала с вами переспать.
- Замечательно, пусть приходит, - ответил я. - Какой же хороший вечер без драки!..
Было немного совестно задолжать ночь любви красивой женщине. Я даже не мог сказать, что она не в моём вкусе: офицер интерпола была и смелой, и раскованной, и привлекательной. Но рядом со мной уже был тот, кого я не мог оставить ни на мгновение.
- Какие шекспировские страсти, - прокомментировал Морелли.
- Чтоб вы знали, Шекспир все сюжеты позаимствовал у итальянцев, - напомнила мисс Дрю, удаляясь.
- И не поспоришь, - признал я. - Что ж, теперь нам нужна только хозяйка, чтобы я договорился с ней о покупке картины?..
- А если она откажется?.. - в голосе Морелли послышался нескрываемый страх.
- В таком случае у нас остаётся ещё одна наследница. Она имеет право выбрать для себя любое произведение искусства. Я выкуплю для вас эту картину, обещаю.
Но искать не пришлось: Джульетта Манчини предстала перед нами сама. Похоже, она с кем-то говорила в соседнем подвальном помещении, а мы попросту её не заметили.
- Дорогая хозяйка, вы-то нам и нужны! - обрадовался я. - Вы согласны продать мне эту картину? Я заплачу, сколько пожелаете.
- Да, я согласна.
- В таком случае нам нужен нотариус, чтобы скрепить сделку.
Старик нотариус оказался поблизости, но когда Джульетта спросила его совета, какую сумму запросить за картину, чтобы не продешевить, тот ответил, что ей понадобится оценщик. Кто-то побежал на поиски эксперта.
- Только не заставляйте нас ждать ещё полчаса!.. - попросил я.
- Значит, вы хотите, чтобы я продолжал творить?.. - уточнил Морелли. - Но я не могу рисовать...
- Я хочу, чтобы вы жили, - повторил я. - Не боялись жить. Не выживали. Именно жили.
- Но для художника творить - и значит жить... Если он не творит, он не живёт...
- Просто живите. А творчество приложится.
- Моя Анна... Ты снова будешь со мной, - Морелли смотрел на картину так, словно портрет был настоящей женщиной, которая только что дала согласие вернуться к нему. - Ты разбила мне сердце, но пусть оно и остаётся разбитым. Художник должен быть несчастен, чтобы творить...
Разве я смогу заменить её в его глазах?.. Конечно, нет. Я многое могу обещать, но только не исцелить раны в чужом сердце. И Морелли был вправе хранить любовь и верность к этой женщине. Поэтому я просто прикоснулся к его плечу.
- У каждого истинного художника есть своя боль, - задумчиво согласился я. - И вашу боль я тоже чувствовал. С тех пор, как впервые увидел ваши картины.
Я бросил взгляд на оставшиеся от подделок лоскуты, всё ещё валявшиеся на столе, и Джульетта протянула к ним руку.
- Жаль эти картины, - произнесла она. - Они были хороши.
- У их автора есть потенциал, - согласился я. - Но я надеюсь, что он найдёт свой собственный стиль и перестанет копировать чужой.
Вскоре к нам присоединилась Джованна Беллини:
- Что вы хотите, чтобы я сделала?
- Эта картина, конечно, бесценна, - сказал я. - Но мы хотим, чтобы вы её оценили.
Доктор Беллини взяла портрет в руки и поправила очки. Морелли не сводил с неё настороженного взгляда, как пациент следил бы за стоматологом, готовящимся к операции.
- Миллион?.. - неуверенно предложила она.
- Это оскорбительно мало, - отрезал я.
- В пределах десяти миллионов, - Беллини несколько стушевалась. Но не её вина в том, что ей прежде не доводилось оценивать гениев.
- Пятьдесят миллионов вас устроит? - обратился я к Джульетте.
- Пятьдесят один, если позволите?.. - улыбнулась она. - Мне нравится это число: три раза по семнадцать.
- Договорились, - кивнул я.
- С вами приятно иметь дело, - сказала Джульетта доктору Беллини. - Думаю, я ещё буду обращаться к вам в будущем.
- Могу рекомендовать, - с удовольствием одобрил я. - Я давно работаю с доктором Беллини, и всегда был доволен её работой.
Джульетта щедро отписала и доктору Беллини, и нотариусу по миллиону за содействие сделке. Дальнейшая работа была за нотариусом: он составлял документ. И что-то особенное, что заставило моё сердце биться чаще, было в голосе Морелли, когда он назвал своё полное имя:
- Джузеппе Дамиано Морелли.
Три самых прекрасных слова во всей вселенной.
- Название картины? - спросил нотариус, и Морелли ответил:
- "Портрет Анны Риччи: Птичий период, или Красные туфельки".
Затем оконченный документ пошёл по рукам, и каждый оставил под ним свою подпись: и нотариус, и доктор Беллини, и Джульетта Манчини, и я, и сам Морелли, хотя он, в общем-то, формально и не участвовал в этой сделке, будучи упомянут только как автор картины. Но я жадно наблюдал за оставленным им росчерком шариковой ручкой: однажды один только его автограф будет стоить миллионы. Я сделаю для этого всё, что в моих силах.
Во время заключения сделки в подвале возник мистер Блэк. Взглянув на меня и на картину, он произнёс:
- Я всё-таки опоздал, да?..
- Извините, - развёл руками я. Но не то чтобы я чувствовал угрызения совести. И я не сомневался: Гарри Блэк поймёт, что я делаю это не для того, чтобы его обойти. Наш счёт был примерно равным, и пусть он остаётся таковым.
Когда сделка была заключена, Морелли впервые за прошедшие десятки минут взял портрет в руки - так, словно он не мог прикоснуться к картине, пока она принадлежала кому-то другому.
- Теперь она ваша, - подтвердил я с улыбкой. - И только ваша.
- Вы... вернули мне смысл жизни. Я не знаю, как вас благодарить...
Я видел его улыбку - впервые за весь вечер. Я видел его живым - таким живым, как никогда прежде. Большей награды я и не мог желать. Слёзы счастья подступили к моим глазам, и я был не в силах их удержать.
- А вы... уже сделали меня самым счастливым, - выдавил я сквозь эти слёзы. Других свидетелей нашего разговора для меня уже более не существовало. - Простите мне эти эмоции...
- Это мне следовало бы извиняться за эмоции, - возразил он.
- Вы разбили мой бокал, - мелочно напомнила Джульетта.
- Я вам возмещу, - пообещал Морелли. Я не стал оспаривать его обещание: во-первых, он также имел право распоряжаться своими средствами, а во-вторых, меня всё ещё душили слёзы.
- Если у меня однажды будет своя галерея... Или в моей мастерской... - он так и не окончил фразы. Собирался сказать, что укажет моё имя на табличке к портрету?.. - Вы влюблены в эту картину, - он даже не спрашивал, а утверждал.
- Нет. Не в неё. В вас. - а что ещё я мог ответить, кроме правды?..
- Вы... мне симпатизируете? Как художнику?
- И как художнику, и как человеку.
- Можно с вами поговорить?.. - спросил он. Я думал, что моё признание станет концом, а оно оказалось началом.
- Разумеется. Я весь ваш.
Мы встали из-за стола. Морелли приостановился перед одной из фресок, как перед зеркалом.
- Это даже больше не я, - произнёс он. - Они обрезали мои крылья, а я хотел быть свободным... Фалько Фальконе - это ведь значит "Сокол"...
- Да. Я знаю.
Я последовал за ним вверх по лестнице, и наверху меня встретил доктор Верди.
- Я хотел бы с вами поговорить, - напомнил он.
- Простите, сначала я должен закончить другой разговор, - извинился я.
Перед ним я тоже чувствовал себя виноватым, как и перед Нэнси Дрю. Ему нужен был союзник, а я...
- У вас, наверное, есть более важные дела?.. - осторожно спросил Морелли.
- Ничто не может быть важнее, - заверил я его.
Он окинул взглядом прихожую, но даже там маячил кто-то из гостей.
- Вы хотите найти уединённое место?.. Боюсь, для этого нам придётся уйти в кладовку, - сказал я.
- Идёмте, - и он пошёл вверх по лестнице.
Как только мы вошли в кладовку и за нами закрылась дверь, Морелли растянулся на полу, закинув за голову руки, а я сел рядом с ним. И не было никого, кто мог бы нам помешать, и я чувствовал удивительную свободу.
- Вы хотели о чём-то со мной поговорить, - напомнил я.
- Это вы хотели что-то мне сказать, - возразил он. - Я нравлюсь вам?
- Да. Но не бойтесь, я не стану вас преследовать или что-то вроде...
- Я не боюсь. Я свободен, у меня никого нет. Просто скажите, что вы чувствуете.
- Я не знаю, как об этом сказать, я никогда прежде не чувствовал чего-то подобного.
Я всегда гордился тем, что единственные бабочки в моём животе - это фарфалле аль денте. Всегда говорил, что моё сердце будет отдано только искусству и красоте, и вот...
- Скажите правду, - легко предложил Морелли. - Говорить правду всегда проще всего.
- Не то чтобы я раньше никем не увлекался, - начал я издалека. - Были мужчины, женщины... И меня тоже покидали, и это было больно, но воспринималось как... естественная часть жизни. Как впечатления, которые приходят и уходят. Но теперь... теперь словно всё прочее перестаёт существовать. Становится совсем неважным.
- Да, так и есть, - откликнулся он эхом. Конечно, он знал, о чём я говорю, он сам умел так чувствовать. Должно быть, настоящие художники только так и умеют.
- Мне казалось, что я в этой жизни уже перепробовал всё, и что меня ничем невозможно удивить...
- А мне удалось вас удивить? - лукаво улыбнулся Морелли.
- Да я сам себе удивляюсь, - засмеялся я.
- Вы ведь совсем меня не знаете. Но мы чем-то похожи: безумный художник и безумный влюблённый... Безумный влюблённый в безумного художника.
- Звучит отлично, - одобрил я.
- Я снова буду искать вдохновение... - задумчиво говорил Морелли. - Но разве возможно не творить, когда видишь Колизей, этот огромный осколок прошлого посреди большого города?.. Рим, Милан, Флоренция, Неаполь...
- Венеция... - продолжил я.
- Она прекрасна. Вы знаете, что "Алые розы" я написал именно в Венеции?..
- Почему я так и думал... - прошептал я, улыбнувшись, и к горлу подступил очередной солёный ком. Так ведь просто не бывает: настолько точно угадывать, настолько сильно любить одни и те же места и вещи.
- Я тогда только-только окончил Художественную Академию... Венеция потрясла меня. Пятна на розах казались мне недостаточно красными, и я решил покрасить их своей кровью. Я порезал запястье... а кровь всё никак не останавливалась...
Я охнул, живо представив себе чистый поток эмоций юного художника: от вдохновения и озарения к страху и отчаянию, - всё то, что отпечаталось тревожной зыбкостью на натюрморте, который был больше чем натюрмортом. Должно быть, Морелли тогда спасли врачи, а на руке остался шрам. Каждый истинный гений пишет кровью своего сердца, но не все делают это буквально...
- Как в Индии: красота и боль всегда находятся рядом, - продолжал Морелли. - Но я никогда не бывал в Индии. Говорят, тот, кто постиг эту восточную мудрость, обретает спокойствие...
- Да, Индия - страна контрастов, - подхватил я. - Слева от тебя грязный нищий целует хвост тощей коровы, а справа от тебя - прекрасный древний храм или дворец...
- Как у Бальзака, проститутки и Нотр-Дам де Пари, блеск и нищета Парижа?..
- Да.
- Вы так сверлите меня взглядом, - заметил он после паузы.
- Любуюсь, - признался я. Я в самом деле не мог насмотреться.
- Можно не только смотреть, - намекнул Морелли. - Я ведь не картина.
Я очень боялся, что он сочтёт себя обязанным, что решит быть со мной из благодарности. То, что признание от мужчины его не отпугнуло, ещё само по себе ничего не значило.
- Картина не живая, и к ней я могу прикоснуться, - возразил я. - Но я не позволю себе прикасаться к человеку без его согласия.
- Картина тоже живая. Вы бы знали, как она выражает своё мнение в процессе работы над ней, да и после...
- Верю, - признал я. - Поэтому с картинами я также стараюсь обращаться бережно.
Я лёг рядом с Морелли на бок, решив счесть намёки за приглашение сократить дистанцию. Вблизи его невероятные глаза - свои розовые очки он где-то оставил - отливали малахитом. Казалось, даже воздух рядом с ним был иным - сладким и пьянящим, и невозможно было надышаться.
- Вы что-то хотите, я же вижу, - сообщил Морелли. - Хоть я и смотрю в потолок, у меня хорошо развито боковое зрение.
- Я хочу, чтобы вы были счастливы, - улыбнулся я. - Так же счастливы, как я сейчас счастлив быть рядом с вами.
- Я буду счастлив, - серьёзно ответил Морелли, обернувшись ко мне. - Буду счастлив с вами.
И после того, как мы встретились взглядами, сомнений у меня больше не возникало. Я приподнялся над ним на локте, сгрёб его другой рукой, закрывая собой от всего мира, - и так, обнявшись на полу кладовки, мы целовались долго, горячо, страстно и нежно. Я не мог, совершенно не мог оторваться от его губ, и Джузеппе охотно мне отвечал, то углубляя поцелуй до головокружения, то дразняще прикусывая мою нижнюю губу.
- Признайтесь, что хотели этого всю последнюю половину вечера, - радостно заявил он в перерыве между поцелуями. - Ну, или последнюю треть.
- Прежде всего я тогда хотел вернуть вам вашу картину, - не стал врать я и вернулся к поцелуям. Я ведь и мечтать о таком не смел, куда там хотеть!.. Пределом моих мечтаний было поцеловать его руки, создававшие прекраснейшие произведения.
- Это всё бред, что художник должен быть голодным и несчастным... - прошептал он. - Только когда он счастлив, художник может творить...
Затем он взялся за мой галстук и сосредоточенно принялся развязывать узел.
- Не люблю галстуки, - сообщил Морелли, и галстук полетел куда-то в сторону. - Только не забудьте его здесь потом!..
- Да к чёрту его, - отмахнулся я. - У меня их полно.
- Боже, на самую верхнюю пуговицу!.. - ужаснулся он, расстёгивая следом ворот моей рубашки. Я позволял ему всё: каждое прикосновение его пальцев к моей коже было таким желанным.
- Я могу одеваться по-разному, но это всё-таки было официальное мероприятие, - сказал я в своё оправдание.
- Да, и вы должны были выглядеть официально, - легко простил мне Морелли. - Это я выгляжу как свободный художник...
- И выглядите прекрасно. Зато я в брюках Элвиса, - сообщил я.
И я целовал его снова. Люблю его бесконечно.
- У вас удивительное лицо... - он протянул ладонь и вёл чуткими кончиками пальцев по моему лицу, читая его черты, а я прикрывал глаза и таял от удовольствия.
- Правда?.. Никогда бы не подумал...
- Я скульптор, я трогаю лица. Следующим портретом, который я нарисую, будет ваш портрет...
- О, - только и смог выговорить я. Занятно осознавать, что всё началось... нет, не с приглашения на виллу Торлони, а с моего желания заказать портрет у Морелли, тогда ещё не связанного с загадочным исчезновением. Я не успел познакомиться с ним тогда, но теперь... нет прекраснее портрета, написанного не на заказ, а по велению сердца.
Я бережно подхватил его ладонь и поднёс к губам, целуя его пальцы, и снова был не в силах остановиться.
- Мне всё ещё не верится... - прошептал я. - Моё сбывшееся чудо... сбывшаяся мечта...
- Мечты должны сбываться, - заметил он. - Иначе они становятся грёзами.
Он приподнялся и поцеловал мою ладонь в ответ. Снял бейдж с именем "Фалько Фальконе" и также отбросил его прочь, к галстуку.
- Это имя мне больше не понадобится. Теперь вернётся Джузеппе Дамиано Морелли... А мой редактор получит последний сенсационный материал.
Я смотрел на него с восхищением и гордостью. Я ведь всего лишь протянул ему руку, а всё остальное он сделал сам: отпустил прошлое, нашёл в себе силы жить дальше.
- Довольно страданий, - прошептал он.
- Да, - подтвердил я, утопая в его глазах. - Хватит.
Я не допущу. Больше никому не позволю причинить ему боль.
- Осталось только выбраться отсюда...
- А кто посмеет нас остановить?
- Шальная пуля?.. Простите. Я чуть не умер однажды, я становлюсь мнительным...
- Уедем? - предложил я. - Хотите, я покажу вам Индию?
- Хочу, - и я буквально увидел, как в обращённых на меня глазах зажглись огоньки. - Да, я хочу увидеть её вместе с вами.
- Значит, мы едем в Индию.
Потрясающе, насколько меняется знакомый мир, когда ты можешь разделить его с другим. Насколько ярче, насколько объёмнее он становится - даже в воспоминаниях. Мне казалось, что я всё видел, всё перепробовал?.. Чушь: я ещё ничего по-настоящему не испытал. Можно сотню раз пройти по улице города или по горной тропе - и увидеть всю её красоту лишь тогда, когда она отразится в любимых тобой глазах.
Я подарю ему весь мир. Весь мир к его ногам.
- Я нарисую вас на спине слона, как раджу... - пообещал Джузеппе. - Или кто там в Индии?.. Я не разбираюсь...
- Там были цари множества древних царств, - я прищурился, и сотни образов из Махабхараты и других историй встали перед моими глазами. - Я буду надоедать вам индийскими сказками.
- Это будет новый, "Индийский период"... почему бы и нет!..
Он, как и я, уже мечтал о будущем вдохновении. От былой боли не осталось и тени - только шрамы.
- Мне кажется, я только сейчас начинаю жить... - проговорил я. - Только сейчас знаю, ради чего живу.
- Вы напоминаете мне меня, - сообщил Джузеппе. - Такой же авантюрист... но вы ещё молоды, а мне уже не восемнадцать...
- Так и мне давно не восемнадцать, - улыбнулся я.
- Мне тридцать пять.
- Подумаешь, пять лет разницы!.. Они ничего не значат.
Интересно, насколько младше я ему казался?.. Он ведь тоже казался мне младше. Но я вовсе не думал о такой условности, как возраст, когда хотел - и хочу - носить его на руках. У гениев нет возраста, они вечно юны. И я хотел бы провести с Джузеппе десятки, сотню лет.
- Да, это всего лишь цифры... Но пятьдесят миллионов!.. Я никогда не держал в руках такой суммы, мне сложно её даже представить...
- Это пустяки, - покачал головой я. За его благополучие я не задумываясь отдал бы всё, что имею, до последней макаронины.
Он помянул Господа и Деву Марию, и только теперь я заметил во всём множестве безделушек, болтающихся на его шее (браслетов на нём также было множество), маленький золотой крестик. Я никогда не был верующим, но всегда относился к богам с уважением, - в Индии, например, их также множество. Но в кого бы и во что бы ни верил Джузеппе - я это приму, коль скоро вера не мешает его счастью. А моим единственным божеством будет гений Морелли.
- Я так благодарен вам...
- Не стоит, - я поцеловал его в кончик носа.
- ...Вы спасли мне больше, чем жизнь.
- Кажется, это хороший повод перейти на "ты", - улыбнулся я, и он тоже рассмеялся.
- У меня было классическое воспитание... Так что простите, если я иногда буду сбиваться. Ну вот, я опять "выкаю"...
- Это не страшно, - заверил я его. - Со временем мы привыкнем.
Мне подумалось, что в этом есть нечто особенное: говорить на "вы" о любви, как в пьесах Лопе и сонетах Шекспира. И тут, к немалой моей досаде, в дверь постучали.
- Кажется, я закрыл дверь, - сообщил Джузеппе. Это было предусмотрительно: если бы он не заперся, нас могли бы прервать раньше.
Пришлось вставать и открывать дверь. До окончания вечера оставалось пять минут, после чего нужно будет покинуть остров на пароме. А значит, мне следовало поговорить с доктором Верди. А вот на то, чтобы привести себя в порядок, времени уже не было, и я так и спускался по лестнице - в расстёгнутой рубашке навыпуск.
- Вы без галстука, я пьян... - прокомментировал Джузеппе.
- Не думаю, что кто-либо удивится первому обстоятельству, - заметил я. - Да и второму тоже.
Я быстрым шагом вошёл в зал, огляделся и позвал:
- Синьор Верди! Вы хотели со мной поговорить!
Когда заместитель директора Памфилли вышел со мной из зала, Джузеппе остался в гостиной. Я обернулся на него, но рассудил, что могу не беспокоиться, оставляя его без присмотра: вопреки всей его паранойе, никто не станет в него стрелять на глазах у всех, в доме, полном полицейских интерпола, среди бела дня. Да и сам Джузеппе держался свободно и уверенно. Так же, как в начале вечера, только более спокойно.
- Вы согласны с тем, что нынешнего директора музея необходимо сместить? - доктор Верди, остановившись на площадке лестницы, спускающейся в подвал, сразу приступил к делу.
- Да, разумеется.
- Думаю, остальные спонсоры к вам присоединятся. Нужно составить коллективное обращение в Министерство культуры.
- Я готов в этом участвовать, но давайте успеем до того, как я уеду в Индию.
Обсудить подробности мы не успели по иной причине: из-за моей спины вышла Нэнси Дрю.
- Доктор Лоренцо Верди, вы арестованы по подозрению в мошенничестве в особо крупных размерах, - объявила она.
- Ну охуеть теперь, - не сдержался я от удивления. - Вас поздравить или посочувствовать?..
Я понятия не имел, был ли доктор Верди замешан в перепродаже картин из музея, поэтому, последовав за мисс Дрю и арестованным в гостиную, я спросил о том, что волновало меня больше:
- Надеюсь, директор также арестован?
Как выяснилось, да, - как и профессор Франко Неро. Видимо, в моё отсутствие прокатилась прямо-таки волна арестов. Поскольку мне было обидно за Мондриана (и за китайскую экспедицию тоже), - придётся поучаствовать в судебных разбирательствах хотя бы дистанционно, дабы виновные понесли наказание, а невиновные не были несправедливо обвинены. Не знаю, захочет ли Джузеппе дать показания относительно Мондриана, - я уж точно не стану на этом настаивать. Незачем бередить болезненное прошлое. Да и мафию за усы дёргать незачем - я всё-таки планировал возвращаться в Италию из наших будущих путешествий.
А их будет много, я уверен. Но для начала... Завтра мы будем ужинать в Дели.

Итоги и благодарностиМне пока не хочется отпускать из воображения эту историю. Поэтому будет Индия и другие страны. Будет "Надеюсь, вы любите пасту, потому что я обожаю готовить", - на игре это никак не прозвучало (что верный показатель того, что мне ни разу не стало достаточно скучно)), но у Джулиано тоже есть своё искусство: макароны, на которых он и сделал своё состояние, подняв давний семейный бизнес на практически международный уровень. И, возможно, будет даже ограниченный выпуск эксклюзивной коробки макарон с напечатанным рисунком от Морелли, если тот согласится, и часть выручки от продаж партии можно будет пустить на благотворительность... И, конечно, новые картины Морелли можно будет продавать не тем галереям, что предложат больше денег, а тем, что готовы будут предоставить им достойное место в постоянной экспозиции. Или вовсе не продавать, а выставлять самостоятельно.
И теперь мне чертовски любопытно, чьи картины послужили в мире игры картинами Морелли. Они такие фейские! И стиль кажется знакомым, но память пасует, а выковыривать изображения из игровых материалов и забивать в гугл пока влом. (О том, что Эйприл Горник существует на самом деле, я вспомнил сам: люблю, как она рисует воду.) А ещё я теперь знаю про Ци Байши, "признанного мастера изображения креветок"(с), как сообщает википедия.
Спасибо Дикте и Лиаре за игру! Отличные истории, близкий к идеальному баланс условных "крышечек" (квестов для любителей искать и находить) и социалки, атмосфера хорошего детектива и интересное материальное обеспечение. Модель определения подлинности картин, возможность смывать краску растворителем и находить под ней другие картины, вообще практически неограниченный спектр действий с поигровыми произведениями искусства - всё это добавляло верибельности происходящему. Пожалуй, один маленький минус - отсутствие табличек к картинам, если не для персонажей, то хотя бы для игроков. Я, допустим, различаю Малевича, Ротко и Мондриана, а далее начинаются сложности, ибо давненько я не брал в руки историю изобразительных искусств, - но персонаж-то может знать больше, чем игрок. И не всегда можешь погуглить, и не всегда можешь дёрнуть мастера... Но это реально мелочь, лично мне не помешавшая играть.
И спасибо соигрокам! Жалею, что из-за насыщенности игры не со всеми персонажами получилось достаточно пообщаться. Ну да хорошая игра всегда заканчивается тогда, когда хочется играть ещё столько же, а не когда "скорей бы уже финал"...
Спасибо Ганзелю за tesoro mio Морелли. Складывающееся непредумышленно и спонтанно - всегда ценно вдвойне. Это было очень красиво, очень тепло "Фальконе" прекрасно палился, что он художник, и был совершенно волшебным.
Спасибо Лиаре за доктора Мэй, прекрасную китайскую женщину и надёжную поддержку. И мне, и Джулиано по-прежнему немного стыдно, что он уделял своей спутнице - и китайскому искусству - меньше времени и внимания, чем они того заслуживали.
Спасибо Мэлу за Гарри Блэка, дивные долгоиграющие взаимоотношения "ля ты крыса - да я крыса". Единственный соперник, заклятый друг - тот, кем Джулиано всегда будет дорожить.
Спасибо Вере за Микеле Катани, разговоры и портрет - и за главную тёмную лошадку рассказанной выше истории, которую Джулиано так и не успел вывести на чистую воду как автора подделок под Морелли.
Спасибо героическому интерполу - Арте за Нэнси Дрю и Лесе за Лин Лан. Столько протоколов и раскрытых дел, и в личную жизнь эти прекрасные женщины тоже успевали!..
Спасибо Берто за Чезаре Риччи! Когда Джулиано уже увидел картину Морелли и пропал, я подумал, что негоже всё-таки забивать на квест от мастера с еврейским кольцом, и только решил им заняться... как со мной как раз случился инициативный юноша. И квест начал благополучно решаться за меня Бегу в одну сторону - слышу из угла "бла-бла-кольцо", бегу в другую сторону - слышу уже из другого угла "бла-бла-кольцо"... делегирование решает! И Джулиано, конечно, симпатизировал юноше, пока не убедился, что Риччи явно причастны к "убийству" Морелли.
Спасибо Джулс за Джульетту Манчини, с которой удалось договориться.
Спасибо Саломее за Джованну Беллини, Блэквуд за Франко Неро, Дракону за доктора Верди, Вере Флёровой за конвейер экспертиз профессора Голдштейна, Сумирэ за Сандру Тоскани, Асмеле за Лючию Папини!.. И всем, кто создавал этот клубок историй.
Отдельный поклон Эрику, перевоплощавшемуся из Джорджа Смита в нотариуса и обратно, и к тому же нарисовавшему все те картины на игре, что были нарисованы, а не распечатаны! Китайские колокольчики и бамбуки остались в моём сердечке, но на память останется смайлик с ёжиком - произведение, которое поистине мало кто мог оценить, кроме Джулиано.

Немного послеигровогоПосле игры собрались в круг и послушали-рассказали, что у кого было в сюжетах. Ещё немного поворчу (хотя ворчание всегда занимает много буков, а относительно впечатлений это - капля дёгтя в море уютной ламповости): вот почему игрок, который после игры машет кулаками о том, как его персонаж всех нагнёт и выйдет сухим из воды, и в целом ведёт себя как трёхлетка в песочнице, - это всегда, вообще всегда мужчина?.. И, как мудро заметила Сумирэ, дело даже не только и не столько в том, что они хотят непременно выиграть корову, сколько в том, что они не умеют проигрывать. И, что хуже всего, - не умеют признавать, что их персонаж может быть в чём-то не прав и получить по заслугам. Персонаж убил, украл, обманул? - не важно, игрок-мужчина всё равно с ним солидаризируется и будет считать, что персонаж молодец. И эта этика "кто сильнее - тот и прав", если честно, пугает.
Собирая рюкзак, я чуть было по жизни не забыл тот-самый-галстук (нет, не на люстре), и не собрал, конечно, все бейджи, - но пусть они ещё пригодятся на последующих играх. Дошёл с толпой игроков до станции и поехал до Курской. Курский вокзал - всё ещё нокерский лабиринт, когда ты спускаешься со станции в переход, идёшь по указателям(!), показывающим направление к метро, но оказываешься на какой-то другой платформе, чешешь по ней до конца, упираешься в тупик, где охранник открывает кованую калитку в заборе, и спускаешься в тот же переход с другой стороны, чтобы обнаружить-таки вход в метро прямо перед собой.
Когда я вернулся домой, сил на то, чтобы накручивать бигуди, ни у меня, ни у Птахи уже не было. А о бале на следующий день я уже писал

@темы: friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

Как я уже не раз говорил (и не раз доказывал), я могу спать под любой крысий шум: если крысы не всерьёз п#$дятся вереща, скачут, двигают миски, хором пьют из поилок или грызут прутья - я не проснусь. Но я сразу просыпаюсь на малейшие тревожные звуки. И когда вечером четверга я вырубился на диване, проснуться под звуки приступа удушья было весьма... бодряще. Выдал приступ Элрик, хотя от респираторки у меня вообще-то лечился Бьякуя, а у альбилося ничего не предвещало. (Ветеринарные подробности)Лапы были тёплые, не синюшные, - значит, скорее всего, не сердце. Пшикнул в морду сальбутамолом, вколол скоропомощные, выяснив в процессе, что преднизолон у меня закончился (в аптечке лежала пустая коробка: видимо, в прошлый раз я в изменённом состоянии сознания использовал последнюю ампулу и забыл, что она последняя), но, к счастью, ещё оставался дексаметазон, как и запасы фуросемида.
Сидел-наблюдал, надеясь, что в случае чего можно будет напроситься в ближайшую круглосуточную ветклинику на кислород (специализированная клиника тут не нужна, тем паче что раньше девяти ни Единорог, ни Ласка не открываются, - нужен просто кислородный концентратор, который есть везде). Но достаточно быстро Элрик перестал хватать воздух пастью и просто дышал боками, а затем начал дышать нормально. Я налил ему нутридринка - и тут также выскреб последние остатки порошка из сусеков банки. Нужно покупать пред, нужно покупать нутридринк, и хорошо бы иметь под рукой кислородный баллончик... В общем, опять траты. Также я собирался в обозримом будущем довезти Элрика на рентген, чтобы понять, что могло спровоцировать приступ: пневмония, новообразование или чорт в ступе. (Не исключаю, кстати, последнего варианта, поскольку магнитными бурями плющит всех. Солнышко снова пытается нас убить...) Но вчера смотрю - а у него опухает щека (вьетнамские флэшбэки про Лань Чжаня Пушкинского с дырочкой в щеке). Значит, ехать нам к Базенкову в грядущую среду.
Когда я под утро уползал спать, Элрик уже бодро ел из миски, и с тех пор шуршит молодцом, хотя задние лапы окончательно перестали его слушаться, и сам он начал усыхать. С удовольствием залезает внутрь выданной ему шапки со свопа. Я бы уже переселил обоих Воителей в дедушатник, но не оставлять же Бьякую одного. Бьякуя даже чутка цапнул меня, когда я вынимал Элрика из клетки, - не то сослепу надеялся на вкусни, не то защищал товарища.
Тем временем Полынь по-прежнему не в курсе, что ей нужно откармливаться. Гречку не хочу, не буду, но буду пшёнку. Банан не буду и миску с ним переверну, втопчу его в наполнитель, где мой сверчок, гоните сверчка. Ля ты крыса.

В пятницу днём, едва проснувшись, я поехал ловить Беркану на Сходненской - одолжить на игру очки без диоптрий и посидеть-выпить кофе, а то давно не виделись. Хорошо посиделиПока подождал Беркану - прогулялся по первому этажу ТЦ Калейдоскоп. На удивление ламповое для торгового центра место, нечто среднее между ТЦ и рынком: просторно, светло, архитектура не давит, по периметру коридоров бутики, а по центру площадок - самые обычные прилавки с овощами, сухофруктами, мясом, куда местные люди приходят за продуктами. Наткнулся на автомат, выдающий бесплатные пробники паучей - Шебы для кошек или Цезаря для собак. Выбрал собачий пауч с ягнёнком и овощами в соусе, привёз крысам гостинец - хватило на всех восьмерых. Неизменно занятно смотреть, как младшие едят в клетке: крыс "люблю повеселиться, особенно пожрать" Джерон просто сидит перед миской и жрёт; Альбедо подкрадывается к миске на стелсе, прячась за складки рельефа (спутники, гамаки), и незаметно утаскивает кусочек во тьму; реактивный Аякс подскакивает прыжками, хватает кусок и такой же блохой уносит его в самый верхний спутник. Ну а осторожный Цзянцзай вообще предпочитает есть, когда я не смотрю.
Беркана привела меня в отличную локальную пекарню Маковка. Правда, там не было растительного молока, так что пить мне пришлось чай (считаю, что удачно сэкономил на будущее!), - зато там был прекрасный слоёный язычок в сахаре: большой, дешёвый и вкусный. (И в крошках слоёного теста - я, пол, стол, небо и Аллах.)) Посидели немного, но уютно, поговорили о фандомном, о DnD, о планах на будущие игры. У Берканы с начала года игр было всего ничего, тогда как у меня - как-то даже слишком. Но ни одна из них не была проходной или лишней, - просто рассказывать обо всех не успеваю. Ну да ничего, впереди двое выходных без игр И если на что и соглашусь, то только на НРИ или настолки вроде Аркхэма. Беркане мур, и надо чаще!

А в субботу у нас дома был второй прогон Слова Владыки. Этот скворечник не участвовал в фестивале - только переставил клетки, пропылесосил, около часа впустил дисциплинированную Агату и уполз работать из спальни, периодически выползая за водой и тырить у игроков зефирки. Вылазки осложнялись тем, что трон Владыки поставили аккурат у меня под дверью (заблокировав вторую уборную). И у трона было музыкальное сопровождение-нагнетофон, которое в какой-то момент выдало совершенно западный хорал в обработке (это таки Древний Китай или Нотр-Дам?..). Но игрокам вроде поигралось, мастер доволен. А я к половине восьмого удрал работать к Амарту, таки реализовав идею коворкинга О хорошем вечере
То есть формально Амарт не работал, а ходил в триал, но, сколько бы тысяч слов я ни добавил что к рабочей статье, что к отчёту, - рекорд по количеству нажатий на клавиши однозначно Амарту принадлежит Я не наблюдал за происходящим на экране, но помпонил и подливал пива. В пиве не было недостатка: Амарт запасся тёмным и манговым, я привёз бутылку бархатного и две банки "обезьяньего" стаута. И на сей раз макаруны, которыми Амарт меня баловал, были малиновыми, и они не менее прекрасны, чем фисташковые Амарт закончил бить боссов в одиннадцать, и у нас был ещё час на то, чтобы посидеть.
...Но стоит ли добавлять, что в час мы не уложились? Мне было хорошо, я пригрелся в ламповом полумраке, и за временем я не следил, - да и думал, что немного засидеться заполночь не так страшно. Амарт продолжал вдохновлять меня на мастерёжку (где бы только найти время на всё, на что он меня вдохновляет!..)), и мне не хотелось прерываться, не обсудив всё, что могло быть важным и ценным. Не будьте, дети, как я, - отслеживайте своё "немного"!.. Обычно я выхожу от Амарта в полночь, а в этот раз вышел около часа. И уткнулся в закрытые двери метро.

Дружелюбный охранник сообщил мне, что ходят ночные автобусы, и Птаха подтвердила, что я могу добраться на них до дома через пересадку в центре. Об увлекательных ночных приключенияхОдин такой автобус от меня успел сбежать, но я дождался следующего, сел и поехал по Ленинскому и далее, любуясь огоньками ночного города и читая Киндрэт. Давно мечтал прокатиться на ночном автобусе, но разве можно собраться на такую авантюру нарочно?.. Нет, она может случиться только спонтанно. Вот за бортом темнота, темнота, и лишь светящиеся вывески проносятся мимо, - и вдруг над морем фонарей выплывает ХХС. Это днём он приземлённый, громоздкий и давящий, а ночью - невесомо парит, как белый мираж, и кажется, что сильный порыв ветра перенесёт его на другое место. А дальше - Болотная, Манежная, Лубянка, Китай-город...
Когда автобус описал полукруг и вернулся на Лубянку, я вышел, увидев на очередной остановке пересадку на нужный мне номер Н2. К тому же ко мне подсел мужик, желавший поговорить о том, что я читаю, а я, во-первых, не был настроен общаться, а во-вторых, плохо понимал его русский, - так что я готов был выйти где угодно, лишь бы от него отвязаться. Ожидание Н2 заняло около получаса - ничуть не обременительных: я читал, мне не было холодно. Н2 шёл по Кутузовскому проспекту и далее по Можайке, в наиболее близкий ко мне кусок запада. И есть какая-то магия в том, что в книжке описывается четвёрка коней на крыше оперного театра - и вскоре ты проезжаешь мимо Большого театра; в книжке персонажи выходят на Кутузовский проспект - и ты вскоре оказываешься там же. Такое интерактивное путешествие, неслучайные совпадения. Пожалуй, если бы их не случилось, заигрывание автора со знакомыми топонимами меня бы скорее раздражало.
Я собирался выйти на Гришина, чтобы оттуда дойти пешком через Рабочий посёлок. Я встал со своего места заранее, нажал на кнопку выхода. Водитель не остановился. Я громко вслух попросил остановить на следующей остановке - он снова не остановился. Названия остановок сменялись на табло, а водитель, видимо, очень спешил в депо и возомнил себя экспрессом, проехав без остановки, кажется, с самого Славянского бульвара. Остановился этот м$#%@ла только на конечной, на Беловежской (мы туда к Рыське в гости ездили на автобусе). Жаль, я не додумался записать его номер, - но рядом со мной оказалась юная китаянка, перепуганная тем, что очутилась посреди нигде. Её приложение Убера вообще не показывало никаких точек и ориентиров.
Строго говоря, цивилизации в том месте действительно не было: ни фонарей, ни даже пешеходного асфальта - просто пустырь вдоль трассы. Я едва не за ручку довёл девушку по грязному бездорожью до подземного перехода под проспектом и оттуда - до автобусной остановки "кинотеатр Минск" (где уже вечность нет никакого кинотеатра). Там её Убер прочихался, и она смогла вызвать такси. К сожалению, я не смог бы упасть ей на хвост, даже если мы смогли бы об этом как-то договориться: ей нужно было на Гвардейскую. И я почапал пешком - по Кубинке, пока не упёрся в тупик Кунцевского рынка, и по Маршала Неделина до Рабочего посёлка. Шагая в ночи, можно отлично вролиться в вампира, - правда, мне это к воскресной игре вообще не требовалось
Эта ночная прогулка практически превзошла по вср@тости мой давний побег из больнички: тогда и расстояние было поменьше (хотя я чувствовал себя в тот раз куда как хуже), и время было утреннее, светлое. Морально меня поддерживало в бодром расположении духа, во-первых, то, что это стоило того - если бы я мог отмотать время вспять и поступить иначе, я всё равно не захотел бы уходить слишком рано, - а во-вторых то, что я хорошо провёл время с книжкой (да, тут можно шутить шутки о том, на что готов пойти Марк, чтобы почитать подольше)). Физически меня поддерживало в вертикали осознание того, что если я остановлюсь и сяду - я немедленно засну. На этой тяге и дошёл до дома - от Рабочего посёлка уже привычным маршрутом. Практически по прямой, как назгулы летают, - срезая по газонам и через дороги в неположенном месте, даром что совершенно пустые.
Дома я был к пяти утра, упал спать, как-то толком и не заснул до птахиного будильника в восемь, а сегодня прошла игра. И на адреналине я её отбегал, хотя до и после - пытался сдохнуть. Да, мне по-прежнему не восемнадцать, ну как так-то
Уф улям.

@темы: moments of life, friendship is magic, вот такой весёлый джир!, это крыса и ей не стыдно, короли ночного бирюлёво

Уже и не упомню, как давно я впервые услышал от Лисс про фригольд в степи и произнёс обещание "ну, шамана-то я тебе сыграю". И вот игра подкралась незаметно (то есть видна была издалека, сиречь значилась в календаре, - но лишь незадолго до неё я получил основу персонажа, вернее суть завязки, а всего остального шамана прикладывал к хронологии и облекал в слова буквально впритык к игре). И, кажется, что-то обо мне говорит тот факт, что в ту субботу, когда я буквально лежал-загибался от отравления, я вообще не мог пилить правочки по работе - концентрируешься на тексте, и сразу мутит, - но смог припасть к Сокровенному и к датам в Википедии и в час по чайной строчке написать мастеру подобие квенты. То, что игра встала не на субботу, а на воскресенье, - вообще промысел Грёзы, не иначе: я просто не мог её пропустить, не было такой опции.
Поскольку я горячо люблю Кокочу (и всё, что с ним делал Фобс)), - визуальный реф (и отчасти реф квенты) был очевиден, примерно так внешне я шамана Нерги и представляю Потому мне и было важно убедиться, что Нерги также плюс-минус ровесник Темуджину (и в тайминге игры ему около тридцати лет).
(с)отсюда, и там есть больше
Не зря, не зря Птаха шила мне синий прикид на вождя синих человечков на'ри Крикито!.. Правда, шерстяное пончо я брать не стал - оно всё-таки для полигона, в квартире я бы в нём сдох, - но бисерный обвес, как оказалось, отлично сочетается с голубой эльфорубашкой и синей восточной накидкой с нарисованной на спине луной. Луна - Неблагой символ, и тут удачно совпало. Аж фотосет теперь хочется, но где ж я денег на всё найду. Ещё доигрового пожизняка
Я, конечно, и в воскресенье не был ещё вертикален - отравление за один день бесследно не проходит, - но восстал, покормил крыс и раздал им лекарства, и решил, что пора выдвигаться, ибо идти наверняка буду медленно. Играли у Луара, и ближе было бы только сразу у нас. Я запихал в рюкзак прикид и плед, фиалочий грунт и горшки для Луара, прихватил чай от Соласа, он же шаманский чай (ещё одно удачное совпадение: в составе этих травок - имбирь и мята, которые как раз показаны при отравлении, и весь сбор в целом называется "для лёгкости", т.е. для помощи пищеварению), - и стартовал. В наруже в толстовке и кожанке оказалось не то что тепло - жарко. А я неожиданно быстро дошёл до цели и зашёл в Пятёрочку за сухарями, дабы есть их всю игру, макая в чай.
Заявился я, конечно, первонахом к самому началу сбора игроков, когда у Луара ещё ползал робот-пылесос, отыгрывающий зачарованного хуньдуня, поглощающего хаос. Всё-таки эти роботы бесконечно трогательны в своём сосредоточенном маневрировании Коты же отыгрывали внучат пака-манула - Весемуур (Этот кот) и Тэрмуур (Тот кот). Начал я с чёрного чая, чтобы взбодриться, прежде чем на траву переходить, и мог не торопиться прикидываться. Добрался Тоха, добралась Оливия, постепенно собирались игроки, а вскоре после прибытия мастера смогли начать играть - благо двое персонажей могли войти по игре.
Конечно, находясь среди фей, я был скорее Мечтателем, нежели шаманом, но это неизбежное следствие сеттинга - всё-таки играли по Подменышам, а не историчку. Равно как и то, что обсуждались скорее дела и проблемы фей, нежели людей, - в том числе и потому, что игроки из общего культурного контекста куда лучше знают о крестоносцах, нежели о тёрках крупных и малых государственных и племенных образований, кои после поглотит Монгольская империя. И это нормально, я и не ожидал иного, а впервые сыграть Мечтателя было интересным опытом. То есть формально шамана можно впихнуть в линейку магов Сферы Духа, но я всё ещё не курю магов и посему не составлял спеллбук, а опирался на нечто среднее между фольклорным функционалом шаманов и тем, что я знаю о духах Умбры из разных книжек Мира Тьмы. Не могу похвастаться тем, что не слил, - из головы вылетели имена, сказки, всё вылетело, Наташ, честно. Но нагло списываю на то, что раз я был отравлен, то и шаман был пожёван болезнетворным духом.
И этот Мечтатель смотрел, слушал, обнимал бешеного своего, и было ему хорошо. Нерги вообще пребывает в каком-то перманентном восторге от того, что вот такой волшебный эшу, которого окружают такие волшебные и красивые существа, и который бывает в далёких дивных землях, снова и снова возвращается - к нему. И выбирает - его. Не бывает же так. И мне тоже было хорошо: после какого-то марафона неприкаянных персонажей вроде Суюки, Алифаса, Хелейны - было очень ценно сыграть нечто благополучное. (Вообще всегда "лучший способ предотвратить - это возглавить": напроситься на личку, чтобы хотя бы во время игры не смотреть со стороны на счастье других персонажей.))

Пункты о персонаже вместо квенты~ Нерги родом из Трёхречья (не буду упарываться в подробности, там было много племён, например джалаиры).
~ Лет с десяти он начал глючить - слышать и видеть духов, ловить видения о происходящем вдали от него и о вероятностях будущего. Уже весьма дряхлый шаман племени взялся его учить, но в основном по принципу "ты делай, а я посмотрю, но сам не полезу". Видимо, никогда особенно тот шаман никуда и не лез, потому и дожил до своих лет Постепенно Нерги научился - скорее на собственной шкуре, нежели на чужом примере - шастать в условную Умбру, договариваться или сражаться с духами. Рос наглый и отбитый - богов и предков почитал, а вот людей и духов не боялся.
~ Когда прежний шаман помер от старости, вождь племени стал ходить за советами к Нерги. Предшественник явно говорил вождю то, что тот хотел слышать, - как его духи и люди любят и как его ждёт успех во всех начинаниях, - и всё у него было пучком. А Нерги в какой-то момент, насмотревшись видений, преследовавших его с детства, начал загонять вождю следующее: что-де был такой Есугей, не успевший стать ханом, и после его смерти его вдов и детей бросили прозябать в нищете, а его старшего сына родич посадил в колодки, - так вот этот сын, потомок волка и лани, совершит много великого, если кто-то придёт ему на помощь и не даст сгинуть. Вождя это подбешивало (и, откровенно говоря, я не могу винить того, кому несли такую пургу)), он хотел сидеть на ж@пе ровно и не ссориться с какими-то далёкими тайджиутами.
~ Также вождя бесило, что Нерги был явно сильнее предыдущего шамана (и к тому же палился с этой силой: если наставник больше заботился о собственном комфорте, то Нерги - там кого-то вылечил, тут кому-то пропажу нашёл, и так силу замечают и о ней говорят), но отказывался применять свою силу для реально полезных с кочки зрения вождя дел. А кочка зрения была такова, что-де прогнать от никому не нужной старухи злую лихорадку и потом полдня лежать пластом - сила на ветер, а вот сманить табун у соседей и прочие пакости с целью отжатия чужих угодий и добра - это другое дело. Вопросы "а чем, вождь, духам за это платить будешь?" не помогали - в общем, классическая логика "пусть у меня корова сдохнет, а у соседа сдохнут две". И это всё усиливающееся "дай-дай" Нерги бесило также.
~ Видимо, совокупность двух предыдущих пунктов и привела однажды к тому, что во время очередной ссоры с вождём Нерги намекнул, что тот так себе вождь, раз не хочет славы, а хочет богатства, которое всё равно в могилу не унесёшь. Вождь, в свою очередь, как раз на днях про#$@лся (видать, соседи поймали за руку на горячем, отвесили люлей, и драпать пришлось впереди собственного коня) и получил удачную возможность обвинить в этом шамана - дескать, ты камлал как м#$@к на удачу моих врагов и вообще предатель, и избавлюсь я от тебя как от предателя.
~ Но проливать кровь шамана - плохой план, поэтому шамана со связанными сзади локтями посадили на его коня задом наперёд и прогнали коня в степь зимой: дескать, если ты и вправду хороший шаман, а не г@вно собачье, то духи тебя спасут, только к нам не возвращайся. Сколько-то дней Нерги проболтался на коне, пытаясь его куда-нибудь отрулить в надежде наткнуться на чужие стойбища, но началась метель, и заблудились оба. В конце концов шаман оголодал, замёрз и с коня свалился. Остатков условно-магических сил без ритуала хватило только на то, чтобы послать эдакий сигнал SOS в Умбру с полным пониманием, что скорее сожрут, зато быстро. Когда эшу Шанкар, а по-нашему Сорхебаяр, об эту тушку в степи споткнулся, тушка была уже в отключке. (Кстати подозреваю, что пальцы в таких условиях Нерги не потерял только благодаря той самой магии, но шрамы от обморожений - укусов снежных духов - у него с тех пор местами имеются.)
~ Очнулся Нерги уже в чужом племени, где ему сбивчиво рассказали, что принёс его дух с чёрными глазами, ух и страшный, и велел о нём позаботиться, и что он для племени станет большой удачей. Нерги от нового дома отказываться не стал, даром что оттаивать предстояло долго и болезненно. Впоследствии сказки о нём в округе могли рассказывать разные - и что боги его послали, и что сам он из метели вышел... Шаман эти сказки не оспаривал и в чём-то даже подогревал, не распространяясь о своём прошлом и предпочитая говорить, что мало что помнит. А до кучи он узнал (и поначалу даже не поверил), что в том племени, откуда он родом, вождь погиб. В снегах заблудился...
~ А потом, когда Нерги встал на ноги и обжился немного, к нему прибился неведомо откуда взявшийся мальчишка - поседевший, напуганный и ничего не помнящий. Не одержимый, - но духи как-то иначе на него реагировали, нежели на самого шамана, из чего тот заключил, что духи парня отметили и это может быть будущий шаман (и "куда мне ученика, Небушко, я сам ещё молод!"). Впрочем, в любом случае найдёныша следовало сперва накормить, обогреть и обустроить, - и только после Нерги начал ему помаленьку рассказывать и показывать всякое, как людям помогать и как духам не поддаваться, а мальчишка говорил о том, что ему духи в уши шепчут. И вот Нерги наблюдал, слушал, раздумывал, как не спугнуть, да и сказал однажды: хорош притворяться, покажись каков есть, я же не испугаюсь. Ну, эшу и показался. Ох ты ж ничего себе, сказал шаман. КРАСИВОЕ.
~ Эшу приходил ещё несколько раз, показывал Грёзу, рассказывал истории о своей далёкой родине, и как-то раз шаман, залюбовавшись, осознал, чего хочет, а осознав - молчать не стал. Попросил - позволь, дескать, поцеловать, а то невозможно же просто так смотреть. Ну, его и поцеловали, и не только (Вообще Нерги, как архаичный монгол, представляется мне очень... плотским: он любит телом, щедро и полно, чтобы после разлуки сразу упасть в траву или на баранью шкуру, а уже потом - говорить-говорить-говорить. И в разлуке он не сказать чтобы страдает, но успевает соскучиться и изголодаться, так что Шанкара всякий раз встречают как самый бесценный дар и не отлипают, пока снова дороги не разведут.) И вот так прошло лет десять - должно быть, миг для истинной феи, но весьма немало для человека.

Нерги. Отперсонажный отчёт эпизодами. Слэш, антиклерикализм includedЗа годы я многое узнал и многому не удивлялся. Узнал, что Сорхебаяр и подобные ему - из тех народов, что живут на два мира сразу: и в мире духов, и в мире людей, и без чарования люди их истинного облика не видят. Узнал, что правит над их землями народ золотых да серебряных всадников, и что есть среди них свой золотой хан. И узнал, что силу для жизни и для своих чар черпают они из Очагов, что хранят в своих стойбищах, чтобы огонь никогда не гас. Один из таких Очагов был у Белого Камня, а хозяйкой и стойбища, и кочевий была лунная госпожа Сарангэрэл, давняя подруга Сорхебаяра. Порой, когда он возвращался из своих вечных странствий, возможно было застать хозяйку в стойбище, а не на кочевье, - и тогда он навещал её и брал меня с собой. Как и в этот раз, когда на Белом Камне праздновали приход весны.
Но путь с самого начала был непрост. Я давно не видел Сорхебаяра, но радость встречи омрачилась тем, что вернулся он мрачный и злой, и помочь ему было ничем нельзя. И долго в моих объятиях мой золотой змей шипел и капал ядом на неких людей полумесяца - служителей неизвестного мне бога, пришедших разорять его родные земли, - прежде чем смог говорить и думать о чём-то ещё. А пока мы были в дороге до Белого Камня, и я заснул в незнакомом мне месте, - во сне напал на меня болезнетворный дух, поскольку такие духи всегда крепко не любят шаманов. Мне удалось его изгнать, но проснулся я изрядно ослабевшим, а тут ещё и началась метель - пришлось поторопиться, чтобы добраться до Белого Камня прежде, чем снежные духи разгуляются вволю. Но вот и большая юрта, и тепло Очага, и Сорхебаяр, откидывая полог, приветствует хозяйку, спрашивая позволения войти.
- Так заходи, не стой на пороге.
- Здравствуй, госпожа, - и я склонил голову перед Сарангэрэл, нестареющей, с косами белыми, как молодой месяц.
- Суровая погода нынче, - заговорил Сорхебаяр, с тающими на седой макушке снежинками, стоя перед хозяйкой. - Видать, не хочет зима сдаваться.
- Тем ценнее противник, который готов сражаться, - отвечала она.
- И есть доблесть в том, чтобы сражаться до последнего, когда силы неравны и заведомо знаешь, что суждено тебе проиграть.
- Когда силы неравны, можно и отступить и накопить сил, пересмотреть позиции, - возразила, улыбаясь, Сарангэрэл.
- А знает ли зима о том, что есть куда отступать?
- А ежели не знает, то почему всякий раз возвращается?
- И то верно: мир стоит на том, что всё повторяется, приходя в свой черёд.
Я бы поспорил, что неизменности жизненного круга должны всегда сопутствовать перемены, иначе не шла бы жизнь вперёд, как река, а стояла на месте, - но негоже было перебивать чужой разговор, да и казалось мне, что говорят Сорхебаяр с владычицей Белого Камня вовсе не о зиме, а о чём-то ином, лишь им известном. И потому я стоял рядом с Сорхебаяром молча - ещё немного продержаться на ногах.
- Мы привыкли к тому, что всё возвращается, - но что если происходит так лишь потому, что мы помогаем ему вернуться? Есть ли тебе что сказать об этом, эшу?
- Нечего, госпожа, - признал Сорхебаяр. - Будем праздновать, поможем весне вернуться.
Нечасто бывает, чтобы Сорхебаяр уступил, не оставив за собой последнее слово, - и бывает так только с госпожой Сарангэрэл. Мудрые вещи она говорила: ведь в самом деле не стоит никому забывать о том, что солнце не взойдёт, если некому будет ждать его, и никто не поддержит сражение света с тьмой, оставив его в одиночестве. И сила предков - в тех, кто их помнит, и сила богов - в тех, кто в них верит, а как рассказывал мне Сорхебаяр, - такие, как он, живут, пока люди мечтают о дорогах и странствиях, о кострах на перекрёстках и славных историях. А сама по себе только трава растёт.
- Так садись, - пригласила хозяйка. - В ногах правды нет.
- Ну, урони меня в каком-нибудь углу, - обратился я к Сорхебаяру.
Я взял кружку и заварил себе трав, чтобы восстановить силы. В юрте сидели также старый манул Эрдеммуур со своей курительной трубкой, привезённой из земель Сун, и лучница госпожи - Соронго, некогда доставшаяся ей, как говорят, от золотого хана вместе с Очагом, которым он пожаловал Сарангэрэл. То, что Соронго не жаловала Сорхебаяра и всякий раз, как он приходил в гости, пересчитывала лошадей, стало уже давно предметом для шуток. Сорхебаяра стали спрашивать, откуда он прибыл на этот раз, но он отвечал уклончиво:
- Вот, встретил Нерги и сразу прибыл к вам.
- А вы разве же путешествуете не вместе?
- Нет, я кочую со своим племенем, - ответил я вместо него. - А он много где бывает, да не обо всём рассказывает. Расскажешь сейчас? - обратился я к Сорхебаяру. - Или когда к слову придётся?
- Когда к слову придётся.
Тут полог юрты снова распахнулся, впуская швыряющий пригоршни снега стылый ветер, и ввалился путник, поджарым сложением схожий с Сорхебаяром, но волокущий на себе спешенного воина, явно человека. Путник просил о помощи, а я напрягся, ожидая, что мне придётся за этого человека просить, кем бы он ни был, - больше ведь некому, - но незваному гостю позволили опустить свою ношу на шкуры у входа. Делать нечего - встал и я с насиженного места и подошёл взглянуть, кому на сей раз повезло выжить в метель.
- Кого ты притащил? - спрашивала Соронго. - Не враг ли он нам?
- Он в степи замерзал, - ответил гость. - А бросать умирать без помощи и врага негоже.
Но воин вовсе не был похож на умирающего и открыл глаза, оглядываясь и спрашивая, где это он.
- Соронго, сможешь его вылечить? - спросила Сарангэрэл.
- Я смогу, - сказал я. - Дайте подойти только.
Сорхебаяр посторонился, пропуская меня, и я опустился на колено перед раненым воином, протянул руку к ране, над которой по тёмной одежде растекалось прихваченное инеем пятно. Работы немного: вытянуть помаленьку то зло, что сидит на кончиках копий да на остриях клинков, прогнать его прочь, остановить кровь, - а дальше само заживёт. Вот только и сил у меня нынче немного.
- Злые духи больше не налетят на кровь, - пообещал я, поднимаясь на ноги. - Рана закрылась.
- Спасибо тебе, госпожа, - произнёс воин, назвавшийся Хулуном. - И тебе спасибо, - взглянул он на меня.
- Не стоит, - усмехнулся я. - Я всегда так делаю.
- А я тебя помню! - воскликнул он. - Ты - синее пятно с новостями.
- Я многим приносил новости, - я склонил голову, присматриваясь к нему, но вспомнить не мог. - И дурные, и хорошие.
Сорхебаяр встал за моей спиной и положил ладонь мне на плечо, как если бы уже привык, что многие из тех, кто оказывался со мной знаком, хотели меня убить.
- То синее пятно из ущелья. Когда о засаде предупредил.
- А, из того ущелья... - догадался я. Тогда духи привели меня так, что я встал аккурат перед ханским отрядом, который мог угодить во вражескую ловушку. - Так ты из темуджиновых, что ли? Передавай поклон хану. Как его дела?
- Хан со своим братом сражался с меркитами на востоке.
- Слышал я об этом, - кивнул я. Стало быть, Джамуху, дважды названого брата темуджинова, уже величали его братом?.. Хотелось спросить, всё ещё живут ли братья одной ордой, но не успел, а затем и придержал язык. Может статься, что в будущем обратятся побратимы друг против друга, но может и иначе выйти. Незачем прежде времени баламутить простых людей предсказаниями.
- А как так вышло, что ты один в степи оказался? - спрашивала Соронго. - Бросили тебя свои, что ли?
- Я послание нёс хану, об угрозе с запада.
- И где же послание? Или ты и есть - послание?
- Я и есть послание. И если я опоздаю и не прибуду в срок, много дурного может случиться. А уж если хан подмётное послание получит...
- Вот поправишься, и стихнет метель, и я тебя своими тропами проведу, - пообещал я. - Завтра же будешь уже у хана.
- А не опасно это?
- Опасно, - не стал скрывать я. - Но ты ведь не один пойдёшь, я с тобой буду.
Не хотелось мне, конечно, расставаться с Сорхебаяром так скоро после столь долгого его отсутствия, - да только нет ничего важнее в степи, чем дела хана.
- Вот, выпей, - сама Сарангэрэл поднесла Хулуну чашу вина: зачаровала, значит. Он поднялся на ноги, с поклоном принял чашу из её рук и произнёс почтительные пожелания её дому, а когда отпил глоток, посмотрел на всех вокруг уже другими глазами.
- Ты здесь, что ли, единственный человек?.. - спросил он меня.
- Я человек, - подтвердил я, посмеиваясь. - Но я шаман.
- Где я? - спрашивал он. - Мне на восток нужно.
Эрдеммуур выпустил из трубки облачко дыма, которое указало на запад с подписью "Восток там". Сорхебаяру пришлось объяснять, что народ паков не способен говорить правду.
- Когда мы пойдём, тебе не нужно будет знать, где восток, - успокоил я Хулуна. - Мы пойдём напрямик, как иголка сквозь складки ткани.
- Но когда он будет возвращаться, ему нужно будет знать, где запад, - возразили мне.
- Ну тогда уж он сориентируется.
Услышав, что Сорхебаяр и тот гость, что Хулуна приволок, называют друг друга сородичами, я понял, что он тоже из народа эшу. А называл он себя Селим.
- Вы все, что ли, людей из сугробов вытаскиваете? - поинтересовался я. - Традиция у вас такая?
- И тебя тоже?.. - догадался Селим, сперва обернувшись ко мне непонимающе.
- Было дело.
- А ты здесь какими судьбами? - спросили Селима, который, в отличие от Хулуна, о цели своего путешествия рассказывать не спешил.
- Я посланник от хатуни эшу. Я нёс весть золотому хану...
- ...А принёс человека к нам? - продолжила Соронго. - И что же это за весть?
Я слышал от Сорхебаяра, что у эшу, единственного из всех народов, принадлежащих двум мирам, была своя правительница, отчего они не подчинялись золотому хану. Да и как их подчинишь, если они не сидят на одном месте, а странствуют по всему свету?.. И между хатунь и ханом не было вражды, но не было и большой дружбы: каждый, как водится, считал именно свой род более древним и более достойным править.
- А весть - не секрет. С запада идут на нас войной.
- А кто идёт? - уточнил я. - На западе много племён.
- Люди креста. Среди них есть разные народы, например, франки...
- Франков я знаю, - вставил Хулун. - Это ведь у них мужчины вдовьи платья носят?
- Да, это их шаманы.
- Нужно предупредить хана, - кивнул я. - А если чужаки ступят на нашу землю, духи мне об этом сразу расскажут.
- А чего они хотят, эти люди? - спросила Соронго.
- Они идут воевать с теми, кто, как они думают, убил их бога. А мы просто попались у них на пути.
- Убил бога? Как это возможно? - изумились мы все хором. - Разве бог может умереть?
- Видимо, может, - развёл руками Селим. - Они идут за его гробом, а султан его, конечно же, им не отдаст. Я этот гроб даже видел...
- Странные они какие-то, - пожала плечами Соронго, выразив явно общую мысль. - Все племена идут за землями, за добычей. Или за местью. А эти идут за гробом?..
- И за местью также. Но, на самом деле, идут они и за землями, и за добычей, а гроб - только предлог.
И вправду странные люди. Почему бы им было не предложить своему богу походы во славу его имени? Зачем объявлять его мёртвым, словно простого человека, и искать доказательство этому, добывая тот ящик, в котором гниют не преданные огню останки? Какому богу будет приятно такое?.. Не раз именами богов прикрывали люди собственную жадность, но ещё ни разу на моей памяти не унижали богов утверждениями, что их возможно убить.
- А они хотят разграбить наши земли и пойти дальше, или остаться на них жить? - продолжала спрашивать Соронго.
- Думаю, они хотят остаться.
- А они не боятся? Они ведь ничего не знают о нас и о наших землях.
- Они думают, что с ними их бог, - отвечал Селим.
- Погоди, как он может быть с ними, если он мёртв? - запутался я.
- Он не просто умер, он победил смерть, - пояснил Хулун. - Воскрес и вернулся на небо.
- Так или иначе, наши боги с нами, и мы с этими захватчиками справимся, - подытожил я. - Вовремя у нас появился хан. Надеюсь, он успеет объединить племена.
- Посмотрим, что ты скажешь, когда Дом Бомайн придёт за тобой, - проговорил Селим. - Как увидишь их, лучше просто беги. От таких бежать не зазорно.
- Я отродясь ни от кого не бегал, - пожал я плечами.
Я уже знал, что золотые всадники именуются далеко на западе народом ши, и свои племена они называют Домами. Выходит, не только людям предстоит воевать между собой?..
- И есть у людей креста какое-то оружие против нас, - продолжал Селим. - Не знаю, как это описать, да только от рыцаря ши, который против них вышел, как будто Грёза отказалась. Сам бы не поверил, если бы не видел собственными глазами.
- Отказался потому, что он пошёл против Грёзы? - уточнила Соронго.
- Нет. Он словно перестал быть самим собой.
- Значит, появилось нечто более смертоносное, чем Холодное железо? - проговорил Сорхебаяр.
И тут мне стало чутка не по себе. Он рассказывал однажды, что таких, как он, возможно убить только Холодным железом, и что не все люди ещё знают этот секрет. Здесь, в степи, железо ковали только в огне, - но каждый раз, когда Сорхебаяр уходил в далёкие края, я просил духов сопутствовать ему и уберегать его от такой беды.
- И никакие наши чары на них не действуют, - продолжал рассказывать Селим.
- Выходит, духи рядом с ними умирают?.. - предположил я.
Вот это было дурно: значит, духи могут не суметь предупредить меня о появлении пришельцев. Остаётся полагаться только на людей: и людям, и народам золота-солнца и серебра-луны.
- Зато стрелы и копья убивают их так же, как прочих.
- Значит, это всё-таки просто люди, - сказала Соронго. - А как их отличить?
- Да, в самом деле, - присоединился я. - Ты говоришь: люди креста. У них этот крест на лбу, что ли, нарисован? Али на одежде?
- На одежде. А ещё у них тонзуры... как у меня, - он указал на свою бритую макушку. - Но чем много рассказывать, лучше один раз покажу.
И Селим вышел вперёд и начал творить свои чары. И перед нами предстали трое пеших людей в длинных чёрных одеждах с крестами, в капюшонах, скрывающих лица. Они были похожи на нищих бродяг: шли медленно, без оружия, не призывали духов, вовсе не угрожали ничем. Им навстречу вышел воин в блестящих железных доспехах, с прямым мечом. При виде него бродяги не остановились, даже не замедлили и так неторопливого шага, как если бы вовсе его не замечали, - они просто приближались, и когда приблизились достаточно, воин упал на землю и начал корчиться в агонии, словно от сильной боли. Затем беззвучное видение исчезло, оставив всех в тягостном молчании.
- Что ж, кажется, пришла пора вам оставаться за нашими спинами, а нам - защищать вас, - сказал я Сорхебаяру.
- Об этом я и сообщу золотому хану, - подытожил свою историю Селим.
- Можно мне пойти к нему с тобой? - спросила Сарангэрэл.
- Вы пойдёте к одному хану, мы пойдём к другому, - порадовался я. Не зря Селим и Хулун нашли друг друга, и не зря именно здесь, у Белого Камня.
- Как-то многовато безысходности для праздника, - говорила Соронго.
- Нет ничего безысходного, - возразил я.
- А что наши провидцы об этом говорят?
- Так ведь у них тоже есть свои провидцы, - вздохнул Селим. - У Дома Бомайн.
- Как же они могут провидеть, если рядом с ними духи умирают?.. - удивился я.
Непонятное. И тревожное. Почему другие ши не выдерживают находиться рядом с людьми креста, а ши Бомайн идут в поход вместе с ними? И как действуют их чары?..
Среди этого разговора прибыл ещё один гость, которому, похоже, и метель была нипочём, - также из золотых всадников. Нездешний, - но я привык к тому, что дорогами Грёзы путешествовать можно повсюду. Он приветствовал хозяйку, назвался Хладогонь, и пришёл не с пустыми руками, а с дарами из своих краёв. Тут Сорхебаяр вызвался нагреть в печи воды для чая, а я за ним увязался, - и Селим согласился попробовать мой травяной отвар. А когда, поставив котелок на огонь, Сорхебаяр вернулся, - то предложил рассказать историю, дабы развеять мрачные новости. И заговорил о Бхарате, своей родной земле, о которой я уже столько раз от него слышал.
- На земли Бхараты, где ещё чтили старых богов, пришли люди полумесяца, и разрушали они храмы, статуи и сады на своём пути, - рассказывал Сорхебаяр.
- А ты хорошо умеешь развеять безысходность, как я смотрю, - заметила Соронго.
- И делали они это всё во славу своего жестокого бога, который запрещает людям веселиться. Или не запрещает, - поправился Сорхебаяр, встретив удивлённые взгляды, без слов вопрошающие, как вообще возможно запретить веселиться. - Может, его слова трактовали неверно, как нередко случается у людей.
- Бедные их боги, - пробормотал я. Одного хоронят, другого не понимают. Такие боги наверняка оставят своей поддержкой свои никчёмные племена.
Вода в котелке давно вскипела, но я не мог отлучиться и перестать слушать рассказ Сорхебаяра. И не только потому, что истории эшу обладали особыми чарами.
- И однажды, когда люди полумесяца убили всех воинов и входили в город, женщины укрылись под сводами храма. И, хотя в этих краях уже забыли о возможности для женщин идти в бой наравне с мужчинами, - не хотели гордые женщины Бхараты становиться добычей врага, и предпочли смерть. Они вознесли молитву Агни, огненному богу, о том, чтобы он сохранил их честь, и о том, чтобы город не достался людям полумесяца, - и пламя поглотило и храм, и весь город.
- Это и есть тот случай, когда некуда отступать?.. - спросил я негромко, вспомнив первый услышанный в этот день разговор.
Ведь если бы было, куда отступить, и женщины могли бы бежать, - то рано или поздно они родили бы новых людей, и народ бы выжил. Смерть женщин - смерть надежды, но порой надежды нет, когда враг окружает со всех сторон. И всё же мне странно и дико было представлять себе, как воочию, добровольную смерть в четырёх стенах каменной ловушки. Сорхебаяр много рассказывал мне - и показывал видениями - о дворцах и храмах Бхараты, и я любовался ими: разноцветными росписями, резными узорами из глянцевого дерева. Любовался, но не хотел бы жить там - как в драгоценной шкатулке, захлопывающей крышку над головой.
- Гордость? Честь?.. - насмешливо заговорила Соронго. - У женщин, о которых ты говоришь, нет ни гордости, ни чести. Они сами выбрали свою участь, когда слезли с коня.
- Не все народы сражаются верхом, - возразил я, хоть и понимал в глубине души, что я немногое смогу сказать в защиту народа Бхараты. Но и согласиться с нарочно несправедливыми словами Соронго я также не мог.
- Если ты хотела оскорбить меня, госпожа, то тебе это удалось, - сдержанно заметил Сорхебаяр.
- Я не хотела вас обидеть, случайно просто повезло, - пожала плечами лучница.
Но слова её, конечно, не были случайны, и всё шло к поединку. Оставалось решить, каким он будет. Уж точно не лучным: снаружи ветер был таким сильным, что всякую стрелу пронесёт мимо мишени.
- Сейчас куда попадёшь - там и мишень, - усмехнулся я. - Можно сперва выстрелить, а затем мишень нарисовать.
Пришлось поединщикам драться на клинках, и внутри юрты. Сарангэрэл просила не драться до смерти, так что и Соронго обещала своей госпоже не лишать её дорогого гостя, и Сорхебаяр обещал её не лишать верной лучницы, - но я с самого начала не слишком боялся за то, что эти двое убьют друг друга. У Сорхебаяра были с собой лишь короткие ножи, и Хладогонь протянул ему свой клинок, подлиннее.
- Давайте уж до первой крови, - предложил я. - Чтобы злые духи на кровь не слетелись.
Но и обидчице, и самому эшу, отстаивавшему честь женщин Бхараты, этого показалось мало, и они стали драться до трёх касаний, - и это был красивый бой. Сперва Соронго дважды задела Сорхебаяра, но, когда дело могло показаться решённым, он перехватил первенство и также ранил её дважды. Счёт сравнялся, и когда противники сошлись в последний раз - победа всё же осталась за эшу. Условия оговорены были заранее, и по этим условиям Соронго в случае поражения должна была признать, что среди народа Бхараты есть достойные воины.
- Что ж, признаю: есть в народе Бхараты один умелый воин, - нехотя произнесла Соронго.
- А ведь она могла сказать, что исключение только подтверждает правило, - усмехнулся я, приобнимая усталого, но довольного Сорхебаяра. - Скажи спасибо, что не сказала. А ты всё говоришь нам про прекрасных женщин Бхараты, - и хоть бы одну привёл с собой показать!..
Посидели ещё, и сняли котелок с огня, и заварили чай, - и стоило только мне отлучиться: вхожу - а у Очага вновь говорят о людях креста да полумесяца. Видать, Селим Хладогоню, как новоприбывшему, всё пересказывал.
- Опять вы об этом!.. - сплюнул я. - Да сколько можно об этой гадости!..
- В самом деле, не праздничные это речи.
- Праздничными они будут, если мы станем говорить о том, как они горят, или как тонут, или как из лука их подстрелить... - ворчал я. - Пусть уж лучше люди креста да люди полумесяца сами перебьют друг друга.
- Они перебьют, - пообещал Селим. - Но прежде по нам пройдутся.
И мы говорили о том, что нам не хватит чая, чтобы купать в нём коней, - а Соронго вылила чашку вина на голову Эрдеммууру. И к чему так вино переводить?..
- Ну вот, теперь придётся отмывать кота, - посетовал Сорхебаяр.
- Зачем отмывать? - пожал плечами я. - Сам вылижется. Только кот теперь липкий.
- А давайте эшу вином обольём, - задумчиво предложила Соронго.
- Зачем меня обливать?.. - удивился Сорхебаяр. - Но для тебя, госпожа, я буду танцевать, даже если ты обольёшь меня вином, - пообещал он Сарангэрэл.
- Я тебя и так, без вина оближу, - пообещал я, ловя губами задевавшие их кончики острых ушей эшу, который возлежал в моих объятиях, норовя уронить меня к ногам хозяйки и упасть сверху. - Давай и ты просто так, без вина станцуешь?..
А Хладогонь, наслушавшись этих разговоров, устроил дождь из медовухи прямо под пологом юрты. Те сладкие капли, что падали на кожу да на одежду, тут же высыхали, исчезая без следа, - а те, что попадали на губы, оставались душистой сладостью. Я подставил дождю пустую кружку, и она наполнилась до трети. Вот таков и должен быть праздник!
Тут Селим выглянул за полог юрты и воскликнул:
- Там женщина!.. - но затем, вернувшись, признал: - Нет, показалось.
- Когда женщины мерещатся, известно что делать надо, - покачал головой я.
Так бы и я подумал, что это снежные духи подшучивают над обитателями стойбища, словно не зная, что только смертных людей можно обмануть приманкой, - но следом за Селимом насторожился Сорхебаяр и вышел за порог.
- И правда женщина! - послышался его голос, перекрывающий завывания ветра.
- Вот Сорхебаяр не приводил к нам своих женщин, а они его здесь догнали!.. - посмеялся я.
Я ожидал, что сквозь метель могли ходить только такие, как Хладогонь. Однако Сорхебаяр впустил в юрту девушку, продрогшую, уставшую, с окровавленными ссадинами на лице, но - смертную. По крайней мере, взглянув на неё одним глазом, я не увидел, чтобы она была одержима духами. Соронго встретила её на пороге, бесцеремонно ухватила её двумя пальцами за подбородок и повернула лицом к свету, рассматривая, - того и гляди, заглянула бы ей в зубы, как кобылице. Но и без того видно было, что девица не из здешних племён.
- Кто ты такая и откуда пришла? - спрашивала Соронго. - И есть ли здесь твои враги?
- Погодите такие сложные вопросы задавать, - вступился я. - Пусть сядет, отдохнёт, выпьет горячего.
Гостье поднесли чаю, а я занялся её ранами. Не были они серьёзными, но были дурными, - пришлось повозиться, чтобы они её больше не беспокоили.
- Значит, я не умерла?.. - спросила она слабым голосом.
- Нет, не умерла. Видать, пришла ты сюда людскими тропами через земли тех, кто вовсе не умирает, - ответил я.
А увидев Хулуна, так и расположившегося на шкуре у входа, девица гневно отшатнулась, - тот же рассмеялся в ответ и поздоровался с ней.
- Ты её знаешь? - удивилась Соронго.
- Знаю. И говорил, что если в третий раз встретимся, то будет она моей.
- А сейчас - третий?
- Второй.
- Опасные вещи ты говоришь, - усмехнулся я. - Прежде третьего раза она ведь может тебя и убить.
- Не хочу я быть твоей, - насупилась гостья.
- Видишь: не хочет она, - развёл руками я. - А любовь насильно не возьмёшь.
- За что же она тебя так не любит? - поинтересовалась Соронго.
- Так воевали мы с ними, - не стал скрывать Хулун. - Только давно уже дело было, несколько месяцев тому назад.
- Месяцев?.. - изумилась меркитка. А что была она из меркитов, разгромленных Темуджином и Джамухой, сомневаться уже не приходилось.
- Сейчас начало весны, - пояснил Сорхебаяр.
- В землях духов время может течь иначе, - добавил я.
- Я должна вернуться, - заявила она. - Мне нужно найти свою мать и сестёр.
- Если они живы, - заметила Соронго.
- Найдём, - пообещал я. - Не прямо сейчас, поскольку я и так уже много сил потратил, но найдём.
- Если они живы, то они у нас, - сказал Хулун. - Мы женщин не убиваем, а забираем с собой.
- Значит, тебе с нами по пути, - сообщил я меркитке, назвавшей себя Алтан. - Это что же выходит, мне твою родню придётся у хана торговать?.. Ничего себе вышел за хлебушком.
- И зачем тебе это зерно?..- спросил Хладогонь с такой неприязнью, словно сеять хлеб было чем-то зазорным.
- Так из поговорки слова не выкинешь, - усмехнулся я. - От торговцев с запада слышал.
- А родная ли тебе твоя мать?.. - поинтересовалась Соронго, продолжая вглядываться в лицо гостьи, как если бы искала знакомые черты.
- Что ты имеешь в виду?.. - сил у той было мало, чтобы возмутиться. А я, кажется, уже понял, к чему клонила лучница.
- Что, твоя?.. - улыбнулась Сарангэрэл.
- Ещё чего не хватало! - вскинулась Соронго. - Но она золотой крови.
- Ты не выжила бы в мире духов, не будь солнца в твоей крови, - с улыбкой пояснил я Алтан. - А так духи тебя за свою принимали.
- Ну, была в моей семье легенда, что как-то раз встретил мой отец золотую всадницу... - робко произнесла она. - Значит, она и есть моя настоящая мать? Где же её искать теперь?
- И её найдём, - устало пообещал я.
- Вот выучишься, тогда и сама её найдёшь, - строго произнесла Соронго.
- Это что же теперь получается: у золотой всадницы её сватать?.. - посмеивался, изумляясь, Хулун.
- Если не хочешь трудностей, сватать будешь у приёмной матери, - посоветовала Соронго.
А я, убедившись, что девице больше ничего не грозит, вернулся в объятия Сорхебаяра: ежели и кого третьего за один день из сугроба вытащат, мои силы на этом точно закончатся.
- Делать мне больше нечего - её учить, - отпиралась Соронго, когда Сарангэрэл спрашивала, кто же займётся обучением девицы золотой крови.
- Раз ты так говоришь - значит, уже согласилась, - заметил я.
Занятно мне было наблюдать, как меркитка смотрит на обитателей и гостей Белого Камня: когда-то я и сам был таким, когда мне всё было внове.
- Ты, должно быть, дух горного леса? - спрашивала она, глядя на Эрдеммуура.
- Где же ты посреди степи горы и лес найдёшь?.. - удивился Селим.
Затем Соронго приставила её к делу: дала ей гребень и усадила вычёсывать манула. После эту шерсть можно будет прясть или валять: вот что значит - появилась в юрте хозяйка от слова хозяйство, людского племени, обученная не чарам, а всякому ремеслу!..
- Надобно будет мне ей гребень медный подарить, - сказал Хладогонь.
- А отчего не деревянный? - спросил я. - Вроде в ваших краях дерева много.
- В наших краях медь добывают. Сияет она, как золото, и изделия из неё чеканные славятся.
- Кажется, слышал я об этом, - признал я. А всё же вспоминал смолистый запах и живое тепло деревянных вещиц, которые доводилось держать в руках.
- Рукояти ножей у вас хороши, - присоединился Сорхебаяр. - Совсем как ваш янтарь.
- Да, рукояти у них сосновые, - подтвердил Хладогонь.
А когда в очередной раз помянули людей креста, идущих с запада, Алтан наивно спросила:
- Они потому идут сюда, что у них там беда какая-то случилась?
- Они сами с бедой идут, - возразил я.
- Но, может, ещё и не дойдут...
- А если не дойдут - значит, это мы их остановили, - сказал Селим.
Кто-то предложил выпить за то, чтобы одолеть крестоносцев, и за это я охотно поднял чашу вина:
- Да чтоб им провалиться!.. А впрочем, нет: пусть просто сгинут. А то провалятся ещё в Нижний мир...
- Разве там не найдётся, кому их встретить? - возразил Хулун.
- Найдётся, - признал я. - Но всё равно негоже соседям гадить.
- А то снизу постучат?..
- Вот именно.
- А не забыл ли ты вызов нашей хозяйки? - спросил Хладогонь, глядя на Сорхебаяра.
- Когда вы успели?!.. - возопил я, подумав, что Сарангэрэл также вызвала Сорхебаяра на поединок. - Я ведь даже отвернуться не успел!
- Так ведь танец, - пояснил Хладогонь.
- А, ты об этом!.. Хорошая у тебя память.
И Сорхебаяр согласился танцевать (покуда его никто вином не облил), а я устроился поудобнее, приготовившись смотреть во все глаза. Много чудес я повидал за годы с тех пор, как Сорхебаяр начал показывать мне Грёзу, - но всё же не знал ничего красивее, чем его танец, всякий раз новый. Вот и в сейчас эшу был подобен живому пламени, бьющемся в ритме ярого сердца, - было в нём и страстное, и опасное, и решимость, и вызов, и непокорность.
- После такого танца только на бой идти, - сказал я, обнимая его сзади, разгорячённого, часто дышащего. - Или ещё куда.
- Или в постель, - продолжил Хладогонь не высказанное мной.
Но всякий раз, как я давал ему почувствовать своё желание, Сорхебаяр говорил, что впереди ещё долгая ночь, а в юрте довольно места. И я не торопил его и ждал, поскольку в ожидании есть своя сладость, тягучая, как мёд.
После танца Сорхебаяр предпочёл долго о чём-то говорить с хозяйкой, а ко мне неожиданно обратилась Соронго:
- Есть ли хозяйка в твоих землях?
- Есть, - отвечал я, думая, что имеет она в виду золотую всадницу, такую же, как Сарангэрэл.
- А как зовут её?
- Много у неё имён, да настоящего имени не припомню. Не очень-то она жалует людей.
- Не бойся, я её не украду, - усмехнулась Соронго.
- У нас чаще всего называют её Огненной девой.
- И как найти её?
- А найти её можно, только если она сама того захочет. Тебе видней, госпожа, а не мне, кто владеет Трёхречьем.
- Мне дела нет до того, кто вами владеет, - возразила Соронго. - Твои украшения. Я вижу, их создавала не смертная мастерица, а кто-то из нашего рода?
- Да, верно. Я встретил её на тропах духов, когда ещё совсем юн был. Тогда учитель дал мне непростое задание, видимо думая, что я не справлюсь, - а ей, должно быть, понравилось на меня смотреть, и она решила сделать мне подарок. Издалека она была, из тех краёв, где в озёрах драгоценный жемчуг добывают.
- Подарок, значит... А знаешь ли ты, как её найти?
- Увы, нет, госпожа. Но ежели встречу её снова, то передам, что ты интересовалась её искусством.
Прости, госпожа, но свой шаманский убор я не смогу тебе подарить: каждая жемчужина в нём, каждый камушек - прибежище для духа.
- Ну что, заговорил хозяйку?.. - улыбнулся я эшу, когда он закончил беседовать с Сарангэрэл и вновь обернулся ко мне.
Тут неожиданно и Хулун заинтересовался Сорхебаяром и спросил:
- А не ты ли связан с той историей с вымершим племенем?
- Это какое ещё племя ты истребил? - полюбопытствовал я.
- В том племени вождь в метель в степи замёрз, - пояснил Хулун.
- А, это... так это уже давно было, - выдохнул я с облегчением.
- С тех пор кто-то сгинул, кто-то к другим племенам прибился, но нет больше того племени.
- Если хочешь, я расскажу, - предложил Сорхебаяр.
- Рассказывай, а то ведь и я рассказать могу, - пригрозил я.
- Так начало этой истории - твоё, - сказал он, но всё же не стал передавать мне слово, желая рассказать обо всём самому. - В том племени был старый шаман...
- Это ты больно издалека рассказываешь, - заметил я.
- Но иначе истории не получится.
И Сорхебаяр рассказал, по своему обыкновению приукрашивая, как у старого шамана выучился преемник, и как старый шаман отошёл в мир духов; и как вождь племени любил, чтобы к нему приходили, "расстилая перед ним ковры да речи медовые", но не любил, чтобы ему говорили правду, и всё ссорился с соседями и хотел от шамана силы.
- Что же он, набеги совершал на соседей? - спросила Соронго.
- Так если бы набеги, я бы ему и слова против не сказал, - заметил я. - Но ведь он табуны хотел уводить, а негоже вождю опускаться до воровства.
А Сорхебаяр продолжал рассказывать о том, как вождь со своими людьми посадили меня связанным на коня. Могли возмутиться слушатели, что он отправил меня в степь в метель на верную смерть, так что я уточнил:
- Метель тогда ещё не началась, а они говорили, что если я настоящий шаман, то духи меня спасут.
- Вот и спасли, - подтвердил Хулун.
- Спасли, - кивнул я.
Затем рассказал Сорхебаяр, как меня нашёл и отдал тому племени, где шамана не было, и как выяснил, из какого племени меня изгнали, и как поступил с его вождём так же, как он поступил со мной: посадил на коня лицом к хвосту да отправил в степь. Там, подумалось мне, раз не смог он найти дорогу к чужим стойбищам - значит, стал он добычей волкам, а то и волкам в человечьей шкуре.
- Справедливо, - признал Хулун. - Опасно обижать тех, кого духи защищают.
И закончил Сорхебаяр свою историю тем, как прибился ко мне под видом найдёныша и как наблюдал за мной, убеждаясь, что я в самом деле всегда говорю правду.
- Выходит, он тебя за честность выбрал? - Соронго вновь предпочла обращаться ко мне.
- Он говорит, что так, - я с улыбкой пожал плечами. - Хоть и не единственный я честный человек на свете, много нас таких.
- Так странно, что представитель такого лукавого племени, как эшу, критерием выбора сделал честность...
- Не путаешь ли ты эшу с паками, госпожа? - возразил Сорхебаяр.
- Нет, не путаю. Паки просто врут, и понять их несложно, а эшу наговорят с три короба, и не будет в них ни одного правдивого слова.
- Просто нужно уметь их слушать, госпожа, - улыбнулся я.
- А ты мне не указывай.
- Так я не только тебе советую, госпожа.
В самом деле, за все те годы, что он приходил ко мне, Сорхебаяр ни разу мне не лгал - в этом я мог поклясться. Зато недоговаривал - просто мастерски.
- А что есть правда? - заговорил Селим. - Взять хотя бы один город: мы называем его Стамбул, на западе называют его Царьград, а для людей креста он вообще Константинополь. И всё это будет правдой.
Ещё Сорхебаяр просил госпожу Сарангэрэл о чести петь вместе с ним, и она ему не отказала. Затем, как стало клониться к вечеру, Сорхебаяр решил, что самое время печь лепёшки, и направился к печи.
- Вот только я один туда не пойду, - сказал он.
- Я с тобой пойду, куда же ты от меня денешься, - откликнулся я и последовал за ним.
Помощи от меня не было никакой - я только смотрел, как на волшебство, как Сорхебаяр обрывает листья у пахучей травы и бросает их в котелок, сверху сыплет муку, разбивает яйца... Он стоял ко мне спиной, и я не удержался - коснулся губами загривка. Сорхебаяр обернулся, увлёк меня в поцелуй - ещё одно обещание того, что будет, когда ночь целиком накроет степь.
- Похоже, Алтан в хороших руках, - говорил я. - Глядишь, и не придётся мне её родню у хана торговать: мне и отдавать-то ему нечего.
- Не стоит за чужую свободу своей свободой расплачиваться, - предупредил Сорхебаяр.
- Так хороший хан от меня свободы и не потребует. Но у него и кроме меня есть советчики, а я и так помогаю ему, чем могу.
Сорхебаяр замешивал тесто, и я, стоя вплотную к нему, мог беспрепятственно рисовать узоры поцелуями по его не прикрытым широким воротам плечам и шее. И оторваться не мог, так и вечность бы целовал, - только рукам старался воли не давать, чтобы не испортить готовку. Комочки теста плюхались на раскалившийся металл противня, покрывались золотистым румянцем...
- Что ты делаешь?.. - поинтересовался Сорхебаяр.
- Помогаю. А ты не отвлекайся, - откликнулся я.
- Добавляешь огня, чтобы лепёшки были погорячее?
- Ага, - промурлыкал я, не переставая целовать и касаться кончиком языка выступающих позвонков.
- Не зря я тебя с собой позвал!
- Ты меня не звал, я сам за тобой увязался, - возразил я.
- Всё сам, всё сам?..
- Именно.
Заглянул Хулун, посмотрел на нас, сказал Сорхебаяру:
- Мне кажется, или он с тобой заигрывает?
- Тебе не кажется, - откликнулся я. - Мы уж десять лет так живём.
- А когда бы это мешало?..
- Да ничуть не мешает.
И Хулун незаметно исчез, вновь оставив нас наедине.
- Кажется, мы его спугнули, - заметил Сорхебаяр.
- Немудрено: думаю, такого ему ещё не доводилось видеть.
Темуджин, может статься, и казнил бы за такое, - да только шаманам людской закон не писан.
- Ты всё рассказываешь нам о далёких странах... - говорил я Сорхебаяру. - А я бы послушал, что ты в далёких странах обо мне своим красавицам говоришь!
- Да вот примерно то же, что я здесь о тебе рассказывал, - ответил он. - А ты что, ревнуешь?
- Ничуть. Разве же удержишь ветер?.. Не смогу и не хочу.
- Так и я тебя не держу, - сказал Сорхебаяр.
- А мне, кроме тебя, никого не нужно.
А из прохода от центральной комнаты юрты к печи слышались голоса Соронго и Сарангэрэл. Лучница спрашивала, что делать с человеком, - и уж явно имела в виду не меня и не Алтан. Сорхебаяр попросил меня спросить Эрдеммуура, который заведовал в стойбище хозяйством, есть ли нож для сыра, - и я осторожно прошёл между госпожами.
- А хуй его знает, - ответил манул на мой вопрос, так что и Сорхебаяр из-за войлочной стены его услышал.
Проходя обратно и вновь протискиваясь между беседовавшими женщинами, я случайно задел чашку чая, которую держала Соронго, и чай расплескался. Я извинился и хотел найти тряпку, но подле печи её не было, а в третий раз проходить мимо Соронго мне совершенно не хотелось. Когда она вошла сама, гневно поджав губы и оттого удивительно походя на обиженную девчонку, я обратился к ней как мог ласково:
- Всё сердитесь, госпожа? Что я могу сделать, чтобы загладить свою вину?
Но она ушла, не ответив.
- А такой хороший шанс упустила, - вздохнул я, проводив её взглядом.
- Какой шанс? - переспросил Сорхебаяр.
- Попросить у меня чего-нибудь. Я не так часто такое предлагаю.
- И отчего она видеть меня не желает... - посетовал эшу.
- Ничего себе "не желает": так, что глаз с тебя не сводит, - усмехнулся я.
- А что же тогда ничего не скажет?
- Так некоторые не говорят ничего. Кому гордость не позволяет, кому ещё что...
- Ну, раз хочет и молчит, то и пусть её.
Хотелось мне сказать, что Соронго, неровен час, со свету меня сживёт от ревности, - но не стал волновать Сорхебаяра лишний раз такими шутками. И когда в другой раз вошла Соронго, то обронила только:
- Ты всё ещё здесь?.. - как если бы со стыда я должен был провалиться сквозь землю или рассыпаться пеплом.
- Так прогони, - ответил я.
Вскоре лепёшки были готовы, и я тут же урвал себе одну, ещё горячую, обжигающую пальцы. Сорхебаяр вышел предложить лепёшки Сарангэрэл и Соронго, стоявшим всё на том же месте, и одна лепёшка упала на пол: видать, самое узкое место в юрте кто-то однажды проклял. Затем блюдо с лепёшками предстало перед остальными жителями и гостями юрты. И какими же они были вкусными! Может статься, я отродясь ничего вкуснее не ел.
- А я ведь у тебя добавки попрошу, - сказал я Сорхебаяру, и он протянул мне ещё половинку лепёшки.
Когда мы вернулись, Селим вновь что-то рассказывал Хладогоню о борьбе с людьми креста, и о тех, кто может к ней присоединиться, и о каких-то "пиявках"; но затем оборвал сам себя:
- И хватит, в самом деле, не праздничный это разговор.
- ...Сказали они в сороковой раз за вечер, - подхватил я. - Нечего о них говорить, их бить надо.
- Не забудь позвать меня, когда бить понадобится, - сказал Хулун.
- И меня позовите, - добавил Сорхебаяр.
- Ну уж нет, - отказались мы хором. - Теперь наша очередь вас защищать.
И затем Селим рассказал о кораблях - больших лодках, в которых плавают по большой воде, такой же большой, как степь. А сами корабли большие, как юрты или даже как дворцы, а движутся, ловя ветер.
- Почему через воду нельзя просто перелететь? - пожала плечами Соронго.
- А как ты по воздуху табун коней переправишь? - возразил Селим. - Есть, правда, на западе поверье, что мы каждый год по осени проносимся верхом по небу и забираем с собой людей.
- А мы здесь людей из сугробов собираем, по весне, - сказала Соронго.
Хладогонь припомнил, что видел, как перевозят коней на других больших лодках - драккарах, и даже сам плавал на таких. А Селим показал корабль видением - и если Соронго идея плавать явно пришлась не по душе, то мне корабли понравились. И захотелось даже повидать такую большую воду, которую называли морем.
Хладогонь всё подбивал Селима рассказать какую-то историю - и сам рассказал о незадачливом менестреле, которого прокляли так, чтобы он молчал, покуда не удовлетворит своим ртом не то сотню, не то тысячу женщин.
- Сколь многие женщины сказали спасибо тому проклятию!.. - восхитился я.
- А ведь он до сих пор молчит!.. - рассмеялся Хладогонь и добавил, обращаясь к Сарангэрэл: - А на знамени того рыцаря был золотой сокол на зелёном поле.
- Это как-то влияет на его умение работать ртом? - заинтересовался я.
- Это влияет на размеры его гордости, - ответил Хладогонь.
- В гордости размер - не главное.
Тогда и Селим рассказал историю, а точнее - прочитал стихи о том, как ругаются на его родине. И к тому моменту, как он замолчал, все пребывали в благоговении. Восхищало и разнообразие ругательств и проклятий, и ещё более - способность всё это запомнить. Каждому из слушателей запомнились свои ругательства, так что, возможно, если собрать нас всех, мы сумеем воспроизвести сие сказание целиком.
- Кому расскажу - не поверят, - покачал головой Хулун. - В то, что золотую всадницу видел, поверят. В то, что зверя-духа видел, курящего трубку, - поверят. Но в такое...
Уставший с дороги, Хулун первым же и попросил места для ночлега. Я пообещал, что наутро, как только метель уляжется, мы отправимся в путь.
- Может, увижу сестру хана, - говорил я. - Что за красавица!
- А у хана есть сестра? - заинтересовалась Сарангэрэл.
- Конечно, есть. Темулун её имя.
- Не слыхала о ней, но была бы рада на неё посмотреть.
А стоило ли рассказывать?.. Пожалуй, стоило: Сарангэрэл уж точно не обидит ту, в чьей крови золото и железо.
Но вот и остальным пришла пора отходить ко сну - или другим, не менее приятным, времяпровождениям. Завтра Селим и Сарангэрэл будут говорить с золотым ханом, а Хулун и я - с ханом Темуджином. И пусть нас услышат, пусть нам поверят. Пусть грядущие битвы не станут последними.

Итоги и благодарностиНе знаю или не помню, что будет дальше с Нерги, - но жизнь шамана и опасна, и трудна, и однажды он закончится, как и положено всем смертным. А Шанкар, пойдя по Пути Подменыша, однажды воплотится в одном из далёких потомков Нерги - для чего, собственно, шаману нужно будет размножиться. А мне чертовски нравится хэдканон Фобса о том, что у Темулун была дочь от Кокочу, родившаяся так удачно, что никто ничего не заметил и все решили, что она родилась в браке с Боту из икересов. И что эта дочь унаследовала шаманский дар отца и возглавила знаменитое посольство от Бату в Рязань, о котором в летописях писали, что оно прибыло под предводительством "чародейки".
Что до крестоносцев, то с ними монголы столкнутся, когда уже не станет ни Темуджина, ни его детей, а его внуки будут править в многочисленных улусах. К этому времени монголы уже будут весьма многоконфессиональным народом: среди ханов и их людей будут и тэнгрианцы - последователи старой веры в Великое Синее Небо, - и ревностные христиане (в основном несторианцы), и мусульмане, и буддисты. Несколько сражений между монголами и тевтонцами даже произойдёт, но по большей части крестоносцы будут заинтересованы в обретении союзников против общего врага - арабов. Между ханами и западом будут курсировать послы. Вот только монголы воспринимали один-единственный тип военного союза: когда им подчиняются. И когда французский король Людовик IX пришлёт в Каракорум посольство с дорогими подарками, это будет воспринято как жест вассальной преданности, и в ответ Его Величеству сообщат, что отныне ему надлежит присылать такую же богатую дань каждый год. Король психанёт, союза не случится, и это спасёт арабский мир от удара с двух сторон сразу - а монголов, возможно, от окончательной христианизации. Впрочем, я увлёкся. Но люблю эту историю
Спасибо Лисс за идею и за игру! Очень насыщенно и атмосферно получилось, очень классные истории переплелись. Ожил ещё один кусочек Грёзы, нетривиальный и самобытный. И, конечно, хочется ещё, - у региона и его культуры огого какой потенциал! А также спасибо за Шанкара, Сорхе (ничего не могу с собой поделать, мысленно Нерги сокращает его именно так)), за прекрасного эшу, приносящего издалека пряный огонь своей родины. За вкусные лепёшки (просто удивительно, что в них был сыр, но вообще не давал неприятного молочного вкуса и запаха, а давал только тянущуюся текстуру под хрустящей корочкой).
Спасибо всем соигрокам! Руш - за ослепительно сиятельную серебряную госпожу Сарангэрэл, радушную и загадочную хозяйку. Оливии - за Соронго, острую стрелу, которой в колчане тесно, которая никого не признает равным себе. Амарту - за Хладогоня, янтарное и медовое тепло тайги, так красиво разбавившее холодное молоко нашей зимней степи. Тохе - за Селима, мудрого и хитрого, смелого и свободного эшу с отчётливым привкусом Ходжи Насреддина, над которым из всех царей - только дорога. Тас - за Хулуна, несгибаемого темуджинова воина, один из пальцев в кулаке великой степи. Ортхильде - за Алтан, кинейна-меркитку (меркиты вообще очень интересны, поскольку, когда бежали от Темуджина, разбежались от Афганистана в одну сторону до Крыма в другую...)), решительную женщину, готовую жить на стыке двух миров. Луару - за Эрдеммуура, хозяйственного пака, который был весьма котским котом: обеспечивал уют, мяв и хобу.
Ведро кумыса, всех обратно!

И немного послеигрового пожизнякаПосле игры можно было морально разлагаться, провожать игроков, подождать Амарта, чтобы возвращаться вместе. Я даже позволил себе попробовать ежевичную медовуху без пагубных последствий (сладковато, но прикольно), и спас остатки сухарей, одолжив у Луара контейнер. Напоследок Луар разбил заварочный чайник, мы с Лисс собрали осколки, но когда я смахивал пыль с пятки - разумеется, порезал палец (пятка при этом не пострадала). И получил от Лисс идеальный пластырь - красный и с надписью Love Hurts! Так бы и носил с гордостью (хотя лучше бы на лбу)), но дома всё-таки пришлось снять. Мастера мы оставили у Луара, и я догулял с Амартом до метро, после чего упал домой.

@темы: внутренняя монголия, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, мечтай, иначе мы пропали