Сегодня я был внезапно!затащен профессором О.А., нежно мною уважаемой, на театральную конференцию Modus operandi, устраиваемую продюсерами. Ну, они на нашу театроведческую конференцию Volume в этом году пришли - отчего бы и не ответить взаимностью? Тема была заявлена расплывчатая - Современная культура: взгляд из будущего. Каким тардисом докладчиков перенесло в будущее, осталось невыясненным. Грех, конечно, глумиться над людьми, но я таки немного расскажу, выделяя названия докладов жЫрненьким шрифтом.
Женщина - муза или автор. Докладчик поведал миру о том, что автором (конкретно - писателем) может быть только мужчина, а женщина - существо несамостоятельное: дескать, если муж болеет за Спартак, то и жена болеет за Спартак, если муж - ярый коммунист, то и жена - тоже, а после развода перестаёт таковой быть. "Ни один нормальный мужчина" за советом к женщине не обратится, если только он не "очень хитрый подкаблучник или гомосексуалист". Из этого докладчик делает вывод, что женщина может быть только музой, а автором - в отсутствие музы-то - быть не может, кроме случаев, когда выполняет мужскую работу. Например, Сапфо, поведал докладчик, была лесбиянкой, а это всё равно что мужчина. А Джейн Остин, оказывается, не сама сочиняла свои романы, а перерабатывала письма каких-то моряков и солдат. Его партнёрша (доклад был парным) добавила о том, что муза-женщина была непременно-непременно у каждого писателя, даже если портила ему жизнь. Доклад был одобрительно встречен женской половиной аудитории - кто-то заявил, что мозг мужчины больше женского, кто-то продолжил перечень "муз". О.А. начала извиняться, что притащила меня туда, но я-то веселился от души)
Грязь в искусстве. Этот самый эпичный эпик в исполнении двух докладчиц начался фразой "Мат является богохульством, как всем присутствующим известно, а театр - это храм". Я могу не продолжать, да? В понятие "грязи" были лихо включены все "пошлость и эротика", а аргументы докладчицы явно передрали у возрастной категории зрителей 70+, например - "кто хочет увидеть голое тело, пусть идёт в стриптиз-бар". Сначала мы с О.А. мужественно сдерживали хохот и, как школьники, переписывались на бумажке, но вскоре уже помирали со смеху, сгибаясь пополам, и потом переводили дух, держась за животы. Попытки дискуссии с залом докладчицы зарубали на корню: на напоминания о роли мата в лингвистике упорствовали, что все нецензурные слова как один привнесены некими "монголами", а разговаривать надо на родном великом и могучем. Впрочем, нашлась и поддержка - в лице, чего уж греха таить, моей коллеги, - заявившей, что "исследования учёных" уже доказали библейский тезис о разрушительном воздействии бранных слов на окружающий мир. Да-да, знаем, что от сатанинской рок-музыки гибнут ромашки
После перекура...Второе отделение этого спектакля было поспокойней.
Проблематика выбора произведений в постановках современного театра. Доклад ничем не отличался от конспекта лекции какого-нибудь старичка-препода, для которого "современный театр" начался и закончился тогда, когда режиссёры впервые озаботились какой-никакой адаптацией и интерпретацией произведений под окружающие их реалии и возможности. Скукота.
Непопулярность театра среди молодёжи. Вообще не запомнил этот короткий доклад. На самом деле, почти ни одна конференция не обходится без причитаний на тему "телевизор им природу заменил", что с этим делать и кто виноват. Самое забавное в них то, что молодые докладчики говорят о пресловутой "молодёжи" как о группе, к которой сами не принадлежат, и наделяют эту группу примитивно-ситкомовскими чертами.
Вечные сюжеты и национальный менталитет. Чем дальше - тем расплывчатей названия. За этой формулировкой кроется причитание докладчика о том, что культурной политики в нашей стране нет, тогда как она нужна. Но поскольку западная политика, по его мнению, неприемлема, он предлагает обратиться к прошлому, на которое почему-то все "смотрят агрессивно", и перенять... культурную политику СССР. Чтобы отделить "хорошее искусство" (на этом до боли знакомом словосочетании у нас с О.А. дружно встали дыбом волосы по всему телу) от "грязи", коей был посвящён второй доклад. No comments
Театр как воспитательная конституция и возрастные лакуны реципиента.
- Вот тут и смерть моя пришла, - проккоментировала О.А. прозвучавшее название доклада.
- Мужайтесь, - я взял её за руку.
На самом деле всё было не так страшно - докладчик причитал о том, что театр для детей - есть, для взрослых - есть, а для "тинейджеров" - нет. Мне такое разделение в принципе непонятно - всегда казалось: вырос из пелёнок - хватай с полок всё, до чего дотягиваешься. Я так в дошкольном возрасте дотянулся и до "Гамлета", и до "Купца Калашникова", и до "Сирано де Бержерака", я уж не говорю про ещё менее популярные в театре прозаические формы. Но сильнее, чем докладчик, отжигали реплики из зала. Оказывается, "За двумя зайцами" (Островский) - "это, конечно, не для школьников", но, так уж и быть, "можно" посмотреть, а "после школы можно уже и "Идиота". Господа, только мне кажется, что после школы "Идиота" уже поздновато?..
Теперь, после конференции, я пишу из "Шоколадницы", куда уже сбежали после первого отделения двое моих коллег. То есть дописал и улетаю до дома. Хочется закончить, как диктор с НТВ, - берегите себя. Держите свои мозги подальше от продюсеров

Во время Золотой Маски мне было не до чайной лавочки, и накопилось четыре новых многообещающих пакетика, с которыми и буду знакомиться по порядку. Начну с чая с подарочным названием, который я, тем не менее, подарил себе сам - ну, а на ком ещё, как не на себе, ставить эксперименты прежде, чем друзьям советовать)

Чай для друга
Белый чай Мао Фен (Ворсистые Пики), цукаты ананаса, папайи и манго, красная смородина, (похоже, и клубника затесалась), бессмертник, лепестки розы и жасмина
Аромат у заварки с таким щедрым составом предсказуемо яркий - дотягивается до обоняния на значительном расстоянии от закрытого пакетика. Дразнит насыщенными нотками горьковатых трав и сочных тропических фруктов. Если рискнуть в эту необычную сборную солянку сунуть нос, мультифруктовая волна - и манго, и папайя, и ананас угадываются в ней без труда - будет преобладающей: сладкой, аппетитной, не лёгкой и не тяжёлой, а ложащейся на язык, как щедрая порция медленно тающего мороженого-щербета. Сладкоежки наверняка оценят - и не только: навязчивой приторности в этом аромате нет, как, впрочем, нет и воздушной свежести, которой ощутимо не хватает для полной картины курортного изобилия, которую навевают некоторые другие купажи. "Чай для друга" - скорее погружение в сердце джуглей, горячее и душное, где можно почувствовать себя каким-нибудь ленивым орангутаном, которому достаточно протянуть руку, чтобы все экзотические фруктовые деликатесы оказались в его распоряжении.
Заваренный чай очень красиво смотрится со всплывшими лепестками, соцветиями и ягодами, пахнет очень скромно, практически неуловимо, как луговые цветы. Вкус оказался таким же терпким, горьковато-кисловатым, резковато-вяжущим, с деликатно-нежным вступлением и почти лишённый послевкусия. Травяной сбор чахлым букетиком перебил плодово-ягодный ассортимент - и перед нами уже не девственные дождевые леса, а "поооле, русское поооле". Съедобно, но банально - хотя наверняка полезно. Друзьям я этот гербарий из прошлогодних листьев, увядших клумб и перезимовавших ягод предлагать точно не стал бы - микстура на редкого любителя родной природы.

И выглядит бессмертник почти так, как на картинке:

"Без аккредитации никого не пускаем, - сказали мне вчера на Платформе, что на Винзаводе. - Никакой администрации и дирекции фестиваля мы не приглашали. Только членов жюри".
Уже не первый раз слышу этот забавный парадокс: московские театры и проекты, едва номинация резко повышает их крутизну, начинают считать, что делают огромное одолжение, снисходя до членов жюри, которые их, на минуточку, и будут награждать.
Шагая по Винзаводу назад, завернул в шоу-рум "Бабушка", со стенда которого на прошлогоднем МомФейре покупал сову-брошь, поселившуюся на столе. И унёс валяного мыша, которого видел и в первый, и во второй день посещения МосФейра минувшего. Ибо судьба, видимо, у мыша на меня.


Сегодня мне предстояло добраться в театр Сац, где я не был с дошкольных лет. В квесте сказано: сел на троллейбус, две остановки проехал. Фигушки! Попру пешком и заблужусь
Вышел из метро и радостно ломанулся по проспекту туда, куда номера домов уменьшаются. Шёл и радовался припекающему солнышку, свежему ветерку, травке на проталинах, запаху краски, щебету птичек и прочим признакам смены сезонов. И только после пересечения с Ленинским осознал, что иду не по проспекту Вернадского. А по Ломоносовскому.
Вернулся, нашёл Вернадского, увидел свой троллейбус, сел. Прокатился не в ту сторону, вышел, перешёл дорогу, догнал встречный троллейбус и поехал обратно. Выяснилось, что театр - в пяти минутах ходьбы от метро, прямо за цирком, но о цирке квест не упоминал ни гу-гу.
Охранник послал меня к кассиру, кассир - к администратору, администратор запер дверь и на стук не среагировал.
Дошёл до метро, купил книжку на развале и поехал в Шоколадницу питаться.
Для интересующихся вечерним спектаклем
Театр "Кукольный формат" (Санкт-Петербург) и Ярославский театр кукол
Русалка Света из деревни Перемилово (2012)
Московский художник Владимир Любаров уже прославил на весь мир глухую деревню Перемилово, где живёт и творит каждое лето. О наиболее необычных персонажах его картин Екатерина Любарова написала сказку, а декорации и куклы, из этих картин словно вырезанные, переезжают из Ярославля в Питер и обратно, где в каждом театре - свои актёры, исполняющие сказку. В основе сюжета - неоднократно отражённые в живописи Любарова перемиловские наводнения.
Русалка Света буянит от одиночества и грозится устроить "катаклизм", если ей не найдут жениха. Художник, её некогда нарисовавший, берётся за поиски, но троих кандидатов - Василия с бородой-самобранкой, Володю-Магнита, притягивающего металлические предметы, и Колю с третьим глазом - русалка последовательно отвергает и, получив сковородой от жены последнего, затапливает деревню. В антракте зрителям проводят инструктаж по спасению на водах, примеряют плавсредства и продают пакеты пайка, включающие бутерброд с колбасой, кубик куриного бульона, чайный пакетик, печеньку и коробочку сока. Покупающим бесплатно наливают водки.
Во втором действии выпившие зрители с большей охотой соглашаются попытать счастья в качестве потенциального жениха - спеть, станцевать или произнести слова любви. Всем русалка после выступления задавала вопросы - и отметала по ряду критериев: в частности, тех, кто ест рыбу, выпивает или женат. В финале кастинга у перемиловцев рождается более здравая идея: нарисовать русалке жениха, что тот и делает. Женихом оказывается голландский моряк Петер.
И, правда, это был бы красивый и даже смешной спектакль, если бы 2/3 в нём не ушло на художественную самодеятельность пожилых мужчин.

Умер наш профессор Илья Петрович Ильин, преподаватель истории зарубежной литературы и теории драмы, доктор филологических наук, крупнейший специалист по постмодернизму, семиотике, эстетике - и очень добрый, отзывчивый и сильный человек, которому никогда не изменяло чувство юмора, с любовью и серьёзностью относившийся к своему делу.
Я никогда не видел, чтобы он жаловался, злился, и тем паче - профанировал свой предмет.
Мне невероятно повезло слушать лекции таких людей, как Илья Петрович.
Запомню, как мы смеялись об "Отверженных" (не над).

20.03.1933 - 12.04.2013
Расскажите ангелам все сказки мира.

12 стульев (2012)
Театр музыкальной комедии (Новосибирск)
Режиссёр сделал беспроигрышную ставку на ожидания публики - потащил за уши на сцену "полюбившийся" фильм Марка Захарова, соединяя "народный роман" с "народной музыкой" Гладкова. Получился насквозь вторичный мюзикл, из которого так и лезут наружу вовсе не достоинства книги и фильма, а сплошь недостатки частностей: примитивные стихи либретто Кима, переизбыток болтовни, составленной исключительно из ушедших в народ афоризмов, повторяющиеся, однообразные мелодии. Сценография - проезжающая из кулисы в кулису громоздкая вокзальная стена с дверьми да сменяющиеся полотнища задника с напечатанными "знаковыми" словами, напоминающими облако тэгов. Массовка мельтешит в пёстрых костюмах из подбора в духе детсадовских утренников, изредка переодеваясь в нечто вопиюще иллюстративное: например, на шахматистах написаны координаты клеток, а шахматистки, похожие на санитарок, танцуют с шахматными досками. Вокалисты тоже приплясывают в скромную меру сил, заполняя музыкальные паузы.
Впрочем, всех переплюнул кордебалет... "воображаемых стульев". Художнику по костюмам Анне Сорокиной явилась дивная мысль нацепить на балерин спинки и сиденья стульев с болтающимися ножками - по одной паре: вторую пару изображают собственные ноги балерин. Ближе к финалу маньяк отец Фёдор, перебрав ассортимент инструментов, набрасывается на них с серпом и молотом, инсценируя зверское массовое убийство, потрошение (а сиденья стульев прикреплены к дамам на уровне понятно какого места) и даже поедание выпотрошенного. Пантомима не для слабонервных.
Непринуждённые переходы от разговоров прозой к исполнению припевов выглядят фальшиво, персонажи карикатурны и неубедительны, а их клоунские ужимки способны рассмешить разве что младшую ясельную группу. Добрые две трети паноптикума, перечисленного в программке мелким шрифтом, - и вовсе лишние. Сюжет, который мог бы быть увлекательным и динамичным, безнадёжно увязает в плохо связанных между собой эпизодах, чередующихся, как эстрадные номера вечера-бенефиса. Единственным звеном между поочерёдно кишащими аукционистами, отдыхающими, официантами etc. становятся неспокойный дух тёщи Воробьянинова да неустанно вскрываемые ножом один за другим искомые стулья.
Сам Остап Бендер здесь слишком юн для великого комбинатора и больше похож на малолетнего уголовника, нагло эксплуатирующего и поколачивающего немолодого и пугливого Кису. Сочувствовать обоим искателям наживы не получается, а два с половиной часа скучать ради того, чтобы дважды ностальгически прослушать "Белеет мой парус..." с закосом под Миронова (а голоса-то разные!), я считаю нецелесообразным. На этом заседание закрыто, господа присяжные заседатели

"Скорая театральная помощь" сама по вызову не приезжает - я поднял себя в девять, полтора часа ехал до станции Достоевская. Минут 20 кружил вокруг Суворовской площади - ибо Москва кривая, здесь у одной улицы не два направления, а пять, и Гугль, советуя идти "на восток", не подозревал, что у меня нет компаса.
Ровно в 12, когда должен был начаться спектакль, я вырулил к театру "Тень" и издалека заметил машину "скорой" - микроавтобус, багажник которого использовался вместо фургона театральных балаганов прошлого. Окна были задраены клеёнкой, багажные створки распахнуты, и перед ними расположилась съёмочная группа, заслоняя салон собой. Чтобы не попасть в кадр, отошёл в сторонку, стал ждать отмашки на начало представления, наивно полагая, что спектакль будет в багажнике, а публика - снаружи. И что мы с телевизионщиками - единственные зрители.
Из театра появилось двое бородатых мужчин, и я подошёл к коллегам из ящика поближе. И тут они погрузились в свою машину и уехали, а мужчины залезли в багажник и закрыли двери за собой. Вскоре изнутри послышалась музыка - играли "Евгения Онегина" под запись оперы Чайковского. Видимо, спектакль начался без меня. Когда я дошёл обратно до конца переулка, фургон снова открылся, мужчины вылезли и опять закрыли его за собой.
Позор, тоска, о жалкий жребий мой.

Зато вечером - после продуктивной работы (часа три в одной Шоколаднице и часа три в другой, чтоб не подумали, что я у них жить остался) - у меня было моё третье Графство. Первые два - здесь.)

Август: графство Осейдж (2011)
Молодёжный театр "Глобус" (Новосибирск)
"Спокойной ночи, сволочь"
Многолюдную и многословную пьесу Трейси Леттса Марат Гацалов делает максимально удобоваримой для зрителя: сокращает текст и переносит привыкшую к большим сценам постановку в камерное пространство. Публику рассаживает вокруг дома Уэстонов, стены которого обозначены рядами камней, через которые легко перешагнуть при необходимости. Внутри - бардак и запустение: в одном углу - холодильник, ржавая садовая тележка - в другом. Множество неработающих вентиляторов. Источники света - только "естественные": люстра, настольные лампы и светильники, экраны мобильных телефонов. Впрочем, с подвохом: одна из ламп постоянно светит на приставленный к ней железный поднос.
Несколько телевизоров транслируют видео в режиме реального времени: некоторые камеры припрятаны в комнатах, одна - в руках домработницы Джонны. Молчаливая девушка из индейского племени незаметно фиксирует всё, что видит - снимает она и последнюю речь хозяина дома, Беверли, затем проигрывает запись ещё раз. "Вот и всё", - говорит он и уходит, чтобы больше никогда не вернуться. Единственный запущенный им вентилятор - мотор лодки, на которой он уплывёт навстречу смерти.
Его супруга Вайолет, по случаю пропажи мужа наевшаяся амфетаминов, столь безнадёжно погружена в наркотический бред, что попросту не может восприниматься, как в других постановках, источником добра или зла. Она восседает в облупленной ванне, наполненной мусором - пустыми и полупустыми картонными упаковками от лекарств, - и закапывается в него, как зверь в гнездо. При этом сама она считает "мусором" книги и тетради Беверли, сбрасывая их со стола и на стуле, как на тележке, норовя вывезти их на свою домашнюю свалку. Её не интересует ничего, кроме ревностной охраны своей территории от всех прочих людей - включая прибывающих родственников. Но особенно, конечно, её раздражает Джонна - "чужой человек", на самом деле находящийся на земле своих предков. В ночь, когда все узнали о смерти Беверли, Вайолет пляшет под громкую музыку, крича: "Беверли вернулся!", катается по столу, ползает под столом. А Джонна развешивает ловцы снов, с которых вместо перьев свисает всякий хлам: обереги для дома, покинутого хозяином, отравленного безумием хозяйки и житейскими разборками её семейства.
Читать дальше!Гацалову удаётся удержать динамику спектакля не вопреки, а благодаря отсутствию ставших традиционными истерик и скандалов: к чему крики, когда зритель услышит шёпот? Лишь несколько кратких вспышек прорвут всеобщее напряжение, в котором людям, скорее, необходимо выговориться, нежели вцепиться друг другу в глотки. Они слишком долго прожили вместе и слишком хорошо знают друг друга, чтобы испытывать такое сильное чувство, как ненависть, к родителям, сёстрам, мужьям и детям. Вынужденно сосуществуя под одной крышей с теми, кто пробуждает излишние воспоминания о несбывшихся мечтах и надеждах детства и юности, здесь каждый равнодушен к ближнему своему и, раздражаясь этой близостью, может сказать от души только одно: уезжай. Прямо сейчас.
Вайолет тоже есть, что вспомнить. И, похоже, трудное прошлое диктует все её поступки, как навязчивая идея маньяка: от жгучей зависти к малейшему, даже мнимому, благополучию отпрысков до косвенного убийства Беверли, которого она, как известно, предпочла не удерживать от самоубийства. Не верится в рациональный расчёт этой впавшей в детство старухи: она явно не осознаёт, что творит, зациклившись на единственной цели - получении наследства, которое спасёт её от вымышленной бедности, угнетавшей её, когда она была ещё ребёнком. Под дозой она не замечает ни смерти, ни траура, ни похорон - за поминальным столом, где все плачут, она хохочет. Остальные вынуждены поддерживать хлипкую видимость беседы в присутствии неадекватной наркоманки - пока терпение не лопается.
Разношёрстные стулья и прочая мебель из-за стола сразу отправляются на свалку. Туда же, в мусорных мешках, - все таблетки Вайолет. Разъезжаясь, гости берут с собой что-нибудь на память - как люди, в спешке бегущие из зачумлённого города и ещё не заметившие, что больны, уносят с собой заразу, готовую распространиться по всему миру. Вайолет Уэстон уже потеряла человеческий облик, её дни сочтены, но её инстинкт - любой ценой урвать то, что недодали - постепенно проявляется в её потомстве. Барбара, услышав от шерифа о смерти отца, вздыхает о том, как целовалась с будущим шерифом на выпускном. Карен, девочкой воображавшая, как муж повезёт её в Белиз, готова выйти замуж за наркомана и совратителя малолетних - ради поездки в Белиз. Даже внучка Вайолет - и та не упускает возможности покурить травы со взрослым дядей.
Как и её мать, Барбара оказывается покинутой мужем и дочерью. Как и в других постановках, она превращается в копию Вайолет - и вместе они составляют жуткий дуэт паясничающих маразматиков, осточертевших друг другу до помешательства. Только здесь её романтический шериф, которого дожидается Барбара, едва не насилует её. По сюжету, Барбара уезжает, разочаровавшись в матери, когда вскрывается последняя тайна - причина исчезновения Беверли (с истинно детской непосредственностью Вайолет сваливает всю вину на других и искренне в это верит). В этом спектакле она уезжает, разочаровавшись в себе.
В опустевшем доме - всё вынесено на свалку, как она и желала - Вайолет ложится на пол, отгородившись стулом. Терпеливая Джонна дождалась своего часа - игнорируя убийственно громкую музыку из магнитолы Вайолет, она завешивает коврами все телевизоры. Вновь начинают работать все вентиляторы - в затхлый дом врывается свежий воздух. На ветру позвякивают обереги: не иначе как духи предков возвращаются к родным камням. Рухнуло не просто семейное гнездо Уэстонов - рухнула цивилизация, в которой принято в слабом видеть добычу: пожирать своих детей и стариков. Населявшие этот дом инфантилы и эгоисты, мстительные неудачники и жалкие бунтари - нежизнеспособные особи. Марат Гацалов, возможно непредумышленно, подарил истории упадка оптимистичный финал: очищение, оздоровление почвы.

Несмотря на все радости дня минувшего я таки напишу про сегодняшнего (уже вчерашнего) масочного номинанта. Ибо благодаря им же, радостям, мозг не в состоянии переключиться, то есть я всё равно не смог бы писать посты. Извиняюсь за задержку, но мои выходные такие выходные. Зато завтра у меня полдня свободных. Перед четырёхчасовой чеховщиной, kmp

Кукушки (201?)
Танцевальная компания "Каннон данс" (Санкт-Петербург)
Не наседки
Восемь женщин появляются как племя незнакомое и одновременно узнаваемо-стереотипное: яркие платья, синхронные движения в стиле фитнесс-зарядки с примитивным эротизмом. Развешивают шторки в цветочек, устанавливают столик и диван, стелят ковёр - минимальный уют создан. Всё время что-то теряют ("Где моё ку-ку?") и находят (под диваном обнаруживаются трусы). Разговаривают о недостатках - чужих ("Какой у меня нос? - Картошечкой") и своих собственных ("У меня дряблые мышцы!"), переходя на хоровое щебетание вразнобой, постоянно конкурируя - и побеждает наиболее уверенная в своём совершенстве. Азартно навешивают ярлыки на сидящих в зале мужчин, тыкая пальцем ("Козёл!") или строя глазки ("Котик!"), выкрикивают-зовут романтические имена выдуманных возлюбленных ("Стефан! Рауль! Сусанна!"). Постепенно у каждой проявляется индивидуальность - а две близняшки во всём дополняют друг друга.
Время от времени героини рассаживаются на диване - и начинают по очереди вспоминать своих прародительниц, даже это превращая в соревнование. Как меня хотела назвать мама? Кем работала моя бабушка? - отвечая на эти вопросы, они будто хвастаются. Но когда очередь дойдёт до третьего поколения, выяснится, что далеко не все помнят что-то о своих прабабушках. Разочарованные, они молча уходят.
Диалоги и реплики между танцами часто смешны, да и сами танцевальные номера остроумно обыгрывают повседневную женскую деятельность - например, уборку, приготовление куриной тушки, огуречные маски, продолжительные телефонные разговоры. Не сразу обращаешь внимание на высокое мастерство постановки - ни суетливого мельтешения, ни провисания темпа она не допускает, а слаженность столь высока, что при должном освещении мизансцены выглядят как плавно движущиеся картины с идеально выстроенной композицией. Удачно подобранная музыка задаёт настроение и атмосферу в целом - вместе с мелодией усложняется танец, усложняются конфликты между женщинами.
Читать дальше!Одна из них мечтает о Париже - он предстаёт перед ней в образе дамы, то сладострастно жующей багет, то коварно режущей ножом плакат с Эйфелевой башней. Переодеваясь в дам, современные женщины словно примеряют на себя жизнь своих прабабушек, хотя отличия невелики. Под Чайковского, прорывающегося из допотопного телевизора сквозь шумы и хрипы, они вновь разыгрывают вечное противостояние - лишь более изысканное и величественное. Даже когда ковёр становится импровизированным татами, это не кажется противоестественным. За что сражаются насмерть эти хищницы, закусывающие змеями? За то, чтобы выпихнуть из гнезда чужих птенцов, чтобы выжить в таком тесном мире?
Чайковский уступает "Реквиему" Моцарта, азарт расталкивания толпы - трагизму одиночества. Достаточно одной лишь паузы в движении, чтобы героиня, остановившись посреди сцены, предшествовавшим пароксизмом всеобщей ярости очищенной от мебели, запорошенной снегом, вызвала сочувствие - и узнавание в ней уже совсем другой женщины. Той, которая на протяжении всей истории культуры вглядывается куда-то, не то провожая, не то ожидая возвращения.
К сожалению, столь прекрасный финал мне немного подмочили. Когда женщины вновь рассаживаются на диване, перед ними появляется гнездо с птичьими яйцами. Последние реплики - о том, какими могли бы быть или будут глаза дочери или сына. После этого дамы, сняв платья и оставшись в нижнем белье, с весёлыми-отчаянными-страшными воплями бьют яйца о сцену. И зеркало, слепящее зрителей отблеском от софита, и прозрачный зонт, которым пытаются закрыться, - уместные метафоры, легко вписывающиеся в лаконичную эстетику спектакля, выверенного и сыгранного на европейском уровне драматургии контемпа. Брызги же яичного содержимого грубо выламываются из глубины исследования женской агрессивной природы в банальную плоскость дискуссии вокруг чайлдфри. Прабабушки, бабушки, мамы... и вот - род прервался. Но где в этом трагедия? Главное - будьте здоровы, дорогие наши женщины.

Влюбился. Вернулся. Купил.
На скъёрров я, конечно, уже опоздал - когда прибежал, весь прилавок BakeNeko был раскуплен и я смог только посмотреть на чужого чёрного скъёрра. Да, надо было хватать вчера, но я, видимо, устал, во-вторых - боялся, что не хватит денег, и в-третьих - боялся, что домашние встретят тварьку в штыки. Но я не расстроен и буду теперь ловить своего скъёрра осенью, на выставке в Манеже, а то и раньше - смотря где появится их неуловимая создательница, давно не реагирующая на электронные воззвания слишком многочисленных поклонников скъёрров.
Зато маленькая Ёрк из Ярославля, из семейства монстров Инны Ивановой, меня дождалась, и это весьма достойное начало будущего монстрячника! Тушка у Ёшки белая и пушистая - из искусственного меха, а ушастая мордаха и когтистые лапы - из пластика. На ленточке на шее - розовая яшма.
По выставке Ёрк гуляла на ладони - я мог уже никуда не торопиться, не следить за тем, чтобы обежать всю экспозицию, и всё равно, кажется, побывал везде. Внимание художников привлекала повышенное - спрашивали, кто это, брали в руки поиграть, благо Ёрк сама ко всем тянула лапы. Большинство согласилось с тем, что она милая и добрая, несмотря на виднеющиеся в улыбке клычки, - хотя и "вампирёнышем" обозвали один раз. Ну, и с йети сравнили, конечно.)
Сейчас мы с Ёрк сидим в Шоколаднице, пьём капучино на соевом молоке, а потом поедем в театр. Передаём вам путевой фотоспойлер - а когда окажемся дома, снежная зверушка покажется во всей красе.)

Почему именно монстры? Не знаю. Наверное, потому что среди множества авторских игрушек, которыми я интересуюсь всю сознательную жизнь, собирая их фото и контакты мастеров, - игрушек красивых, шикарных, роскошных, умилительных, удивительных, причудливых etc., - они единственные - настоящие. Живые. С характером.
Остальных хочется видеть на витринах коллекционеров. Их - в изголовье кровати.
Скъёрры - и Ёрк - непосредственные и любопытные. Они похожи на ленивцев, напоминают книжку Where the Wild Things Go... и при этом - ни на кого не похожи.
Потому что не ты обнимаешь монстра, а монстр обнимает тебя

Опоздал сегодня в камерный музыкальный театр им. Покровского, потому что в КофеХаосах у официантов милая привычка не приносить сдачу до последнего в надежде, что ты уйдёшь и подаришь им 300 рублей. И перед ними, мирно щебечущими в далёком углу зала, надо минут 5-8 просидеть в пальто, сложа руки, чтобы они убедились в серьёзности твоих намерений дождаться любой ценой.
Администрация уже отошла, охранник меня пускать не собирался, но добрая тётя-кассирша продала мне билет за 150 рублей в последний ряд. Когда я что-то оттуда посмотрел и послушал, выяснилось, что сегодня в программе была не одна одноактная моноопера, а две, и, по счастью, та, которая фестивальная, - как раз во втором отделении. В антракте вышел купить программку, и меня сразу окружили две старушки с просьбой прочитать сюжет первой оперы. Такового не находилось, но они не верили. Я честно всё перелопатил - нашлось только слово режиссёра.
Тут они и спрашивают: а Вы сами-то как поняли, о чём это было?
И этот неловкий момент...

Русская тетрадь (201?) - либретто, составленное Валерием Гаврилиным из текстов восьми народных песен и положенное на музыку для фортепиано и струнного квартета. По сути, это даже не опера, а вокальный цикл, объединённый образом женщины из русской деревни. Хороводные, скорбные, обрядовые песни с простыми повторяющимися куплетами ("Ах моя зима, Ты морозная, Уходи, зима, Я боюсь тебя") превратились в арии, отделяемые одна от другой затемнением. Режиссёр Денис Азаров, по счастью или к сожалению, фольклорных элементов в оформление не допустил - в качестве декораций выступают чемоданы, в одном из них растут цветы. Исполнительница Екатерина Большакова (меццо-сопрано) щеголяет в телогрейке поверх белого платья, рассыпает по сцене ведро яблок, бросает игрушечного младенца (второй подвешен под колосниками), пританцовывает. Обращается к персонажу в чёрном с чайными блюдцем и чашечкой, с прикреплённым к лицу чёрным валенком наподобие клюва тукана. Вскоре я начал клевать носом и просто слушать)
Второй акт
Дневник Анны Франк (2011) - моноопера Григория Фрида, которому также не пришлось писать текст с нуля: из 230 страниц самого известного в Европе дневника он выбрал 10-12 самых главных и написал музыку для прозы. Партитура была окончена в 1969 году, но доныне опера не пользуется популярностью в России. Режиссёр и сценограф Екатерина Василёва на фоне задника с панорамой города поставила квадратную чёрную коробку убежища - без окон, вращающуюся на колёсах, наподобие фургонов для перевозки скота, только каждую стену можно открыть створкой, разворачивая коробку и складывая обратно. Внутри меняется мебель, снаружи суетятся женщины в чёрных платьях с белыми передниками - не то горничные, не то школьницы.
Анна (Мария Симакова, сопрано) в девчачьем платьице получает подарки на день рождения, хотя в процессии дарителей есть нечто траурное. Пишет и рисует мелом на стенах дома-куба, но появившуюся надпись "повестка из гестапо" пытается стереть белым платком и не может. Окно в убежище тоже становится нарисованным, но Анна не унывает - предаётся воспоминаниям, наблюдает за прохожими и инсценирует перепалку соседей. Однако напряжение постепенно нарастает, приходя со страхом непрошеных гостей, которые могут выдать, с кошмарными снами. Взрослея, Анна переодевается в алое платье и перемещается на крышу чёрного куба. Но до момента, когда он начнёт обозначать вагон последнего эшелона, я начинаю клевать носом.)

Каждый год, вот уже лет шесть как, мы с мамой посещаем международную выставку авторских игрушек (в основном мишек и кукол) Moscow Fair. На этой выставке я не фотографирую - иначе невозможно было бы выбрать, что интересней, пришлось бы снимать всё, а на всё не хватило бы времени: я и так завтра могу провести в залах Тишинки весь день с утра до спектакля.
Наверняка на выставке будет присутствовать Московский Аукционный Дом Кукол. Имеет ли смысл захватить с собой мерки своей будущей куклотушки и присмотреть приданое прежде, чем он прибудет, или покупать одежду без примерки чревато перепродажей не подошедшего?..

Злая девушка (2011)
Театр юных зрителей им. Брянцева и театр Post (Санкт-Петербург)
Hipster pride world wide
Ещё один спектакль из цикла совместных работ драматурга Павла Пряжко и режиссёра Дмитрия Волкострелова - в первую очередь презентация ещё одного способа написать пьесу так, чтобы она перестала соответствовать привычным принципам драматургии. Персонажи чаще зачитывают ремарки, чем реплики - сначала следует указание места действия, затем само действие, не несущее смысловой нагрузки, например: "улица. Паша идёт". На самом деле никакой улицы на сцене нет и никто никуда не идёт, сцены просто перелистываются вслух, как страницы странного киносценария, написанного на сюжет съёмки со скрытой камеры, - и нередко такая сцена состоит из одной ремарки или одной реплики. Бассейн обозначают синим пластиковым полотном и переодеванием в купальники, зато чебуреки едят настоящие, из микроволновки.
Герои модно одеты то в разноцветные брюки, то в комбинезоны, а сценография воспроизводит модную квартиру-студию - мебель из IKEA, огромный светильник, книжные полки с модными книжками, винтажный проигрыватель-радиола, кухня, старые киноафиши на стенах. Неизвестно, где работают или учатся Дима, Алёна и Денис, потому что их занятия исчерпываются следующим набором: сидеть на диване и ковыряться в айфоне, а также встречаться вместе в гостях (я так и не уловил, кому из них принадлежит квартира) с вином и закуской либо звонить, сообщать "я сегодня никуда не выхожу" и оставаться лежать на диване. Конечно, в промежутках они плутают по заснеженным улицам, ездят в общественном транспорте, посещают кафе, бассейн и некое место работы Оли.
Оля - "злая девушка", но субтитры на английском языке употребляют не прилагательное evil, а прилагательное bad. Вся в чёрном, без утрированности собранная на фоне разболтанных неприкаянных приятелей, она, видимо, в первый раз вливается в эту компанию. Произнеся наедине очень серьёзный и очень подробный монолог о своих взаимоотношениях со страницей вконтакте и внешним видом ноутбука, она садится репетировать за рояль, комментируя сложность мелодии, затем играет и поёт романс. Не привыкшие к подобному времяпрепровождению, остальные делятся впечатлениями на своём диване: "Злая девушка! - Реально злая!". Ещё раз ответственность её отношения к жизни подчеркнёт второй монолог Оли: рассказывая о том, как побывала на чьём-то дне рождения, она столь же кропотливо воспроизводит каждый свой шаг до квартиры именинника. А видение Дениса и Алёны совсем иное: "Что тебе запомнилось? - Я ничего не запомнила, просто хорошо провела время".
Читать дальше!На второй совместной встрече Дима берёт гитару и исполняет модную песню - а Оля вспоминает, в каком году она была написана, говоря об иммиграции 70-х - уехавших в США Вилли Токареве и других... возникает напряжение: никто не собирается поддерживать беседу. Но вот наступает ночь, герои раскладывают диваны, все засыпают - включая некоторых соскучившихся зрителей. Ночью "голос откуда-то сверху" посещает Олю с вопросом о методике тестирования, на который она развёрнуто отвечает, - видимо, психология - и есть сфера её профессиональной деятельности. Промахнувшись, тот же вопрос он задаёт и "бабушке" - второстепенному персонажу, чей "внук Костя", школьник, тоже второстепенный персонаж, видимо, приходится братом хозяину квартиры. Утром Оля предлагает распечатки с тестами приятелям.
После ночного эпизода уже невозможно перестать клевать носом - впрочем, пропустить нечто важное всё равно не получится, потому что в спектакле по-прежнему ничего не происходит, и так - в течение часа с лишним. Но для Волкострелова принципиально, что "кажущийся событийный мусор" - сесть на диване поудобнее, нарезать лук, etc - и есть жизнь. Также нам важно знать, что Дима любит делать случайные фотографии ничем не примечательных улиц, домов и просто стен спальных районов - эти снимки перелистывают при помощи проектора, и они всё же несут чуть больше художественной ценности, чем те, из которых Пряжко составил свою пьесу "Я свободен": попадается пара любопытных, для уровня блогера, кадров с граффити и табличкой "Возможно падение плитки". Фотомусор, как и мусор бытовых телодвижений, уравнивается с важным и знаковым, предлагается на осмысление. Вот только смысла, увы, не находится.
В финале спектакля - большая вечеринка: расставлены свечи, развешаны электрические гирлянды, поставлена модная виниловая пластинка, заезженная донельзя, на экране появляются кадры модного фильма - зрители сразу узнают Годара. Герои сидят на полу в кружок и играют в настольную игру, ремарка описывает некую массу народа, разбившуюся по группам и пьющую. Из тоста одного из собравшихся выясняется, что виновнику торжества стукнуло... сорок лет! И тут появляется Оля и раздаёт результаты тестов. "Оказывается, что вы все злые, а я очень добрая", - заявляет она, и очевидно, что это шутка, но, похоже, это было последней каплей. Последней ремаркой пьесы становится: "На следующий день Дима представил друзьям свою новую девушку".
Казалось бы, то, что "злая девушка" изначально оказывается лишней и неудобной среди великовозрастных бездельников и неучей, играющих в артистическую свободу, - ей только в плюс. Однако драматург поясняет, что его пьеса - о границах толерантности: "неприятную" девушку, "всем портящую настроение", остальные персонажи терпят потому, что они "цивилизованные", но после определённого предела у них, бедных, терпение кончается, потому что "злая девушка" не меняется. Публике несут мораль о том, что для того, чтобы быть в тренде, необходимо приспособиться к лёгкости бытия - поменьше умничать и занудствовать, и люди к тебе потянутся. Художник спектакля даже проводит параллели с мигрантами - видимо, теми, которые, эдакие нехорошие, не спешат вести себя "как мы" и тем самым раздражают "местных".
Современная хипстерская субкультура - не имеющая даже элементарного представления о своих предшественниках по названию из прошлого века - вообще отличается категорическим отказом от общения с иными субкультурами и социальными группами и от понимания их ценностей, вплоть до постулата фактического уничтожения всего устаревшего, неконцептуального и неэффективного. Не имея чёткой программы развития, а часто и вовсе нося в голове наваристую кашу из внушённых стереотипов, прикрытую красивыми словами и вещами, сиречь брендами, - хипстеры, интегрированные в городскую среду, в наиболее полной мере пользующиеся её благами, сочли своим долгом диктовать новые законы искусству. Ни Пряжко, ни Волкострелов, впрочем, агрессивной проповедью модернизации не страдают и близко. Зато их спектакль чётко показал невозможность диалога с теми, кто будет тебя не слушать и слышать, а терпеть. Пока им не надоест.