Лара Равель. Отчёт отперсонажный. Часть IIНекоторое время спустя я заметила, что у Евы болит голова. Я спросила Рубина, можно ли что-то с этим сделать, - он плечами пожал, что антибиотик тут вряд ли поможет. Не заставили себя ждать и прочие признаки начавшегося заражения. Ева сидела в первом ряду партера тихая и безропотная, как тающая свечка, её лихорадило, Пётр и Андрей обнимали её, вакцина всё ещё не была изобретена.
- Я могу её вылечить, - подошла Клара. - В прошлый раз я не спросила у земли, поэтому у меня не получилось. Это моя вина. Теперь земля мне разрешила.
- Я тебе не разрешаю, - Андрей закрыл Еву собой. - Ты ещё и её убьёшь.
- И откуда ты знаешь, - спросила Мария, - Что это земля с тобой говорит, а не кто-то ещё?
- Я знаю. В прошлый раз я не была уверена, и так и говорила, что может получиться, а может и нет. В этот раз я уверена, и если что-то случится, я возьму всю вину на себя. Я уйду, как вы и хотите, я обещаю, - уйду и больше никому не смогу навредить.
Мне хотелось её остановить. Зажать рот прежде, чем слова будут произнесены. Слишком высока была ставка, слишком велик риск. Куда Клара могла уйти? В Степь? В землю, из которой, как считали некоторые с её же слов, она вышла? Но в то же время я понимала, что иначе ей не поверят. Чтобы слова имели вес, порой необходима жертва.
- Я не хочу, чтобы она ушла, - подала голос Ева.
- Ещё есть моя кровь, можно сделать сыворотку, - говорил Бакалавр.
- Твоей крови больше нет, - ответили ему. - Она вся ушла на сыворотку для Марии.
- Значит, нужна чья-то ещё кровь. Кого-то, кто заражён и при этом сидит на твирине.
- Можно заразить меня, - подал голос Пётр, но эту идею отмели.
- А что если дать ей твирина и взять её собственную кровь?
- Хм. Можно попробовать!
Пока учёные мужи ставили эксперименты на Еве, которая охотно выпила бутылку твирина и подставила руку под нож, я снова услышала, как с Владом говорила Оспина - укоряла его за колодец, который он якобы вырыл в подвале своего дома и тем нанёс оскорбление земле.
- Да не я его выкопал, - терпеливо объяснял Влад, - Не я этот дом построил. Я его купил и заброшенный колодец в подвале обнаружил. Расчистил его, конечно.
- Я не верю тебе, старший сын.
- Там камни старые, можешь сама посмотреть!
Почему ему все не верили, тогда как я ни разу не слышала, чтобы он врал? Промолчать о чём-то он мог, но изворачиваться - нет, не в его природе. Тем паче по такому пустяку, как какой-то колодец.
Когда я вновь обернулась к ней, Ева уже была полностью исцелена. Маленькое, почти незаметное чудо - как все настоящие чудеса. У всех на глазах отменили смерть, и никто не пел осанну. Может, вера того, кого исцеляли, тоже имела значение?..
А потом всем стало вовсе не до чудес, потому что вошла Мария, и у неё снова были чужой голос и чужой взгляд, которые я уже видела у неё в ту ночь. Видела, да другие, - теперь она пришла говорить с Ноткиным, теперь это был Каспар, нашедший способ вырваться из небытия к лучшему другу-врагу. И хуже всего было, что он звал его уйти с собой - в Многогранник.
- Ты умеешь говорить с детьми? - спросил меня кто-то.
- Да... наверное. Могу попытаться.
- Тогда поговори с ним. Уговори его остаться.
На самом деле я совершенно не знала, что в таких случаях полагается говорить - детям ли, взрослым, не всё ли равно. Но я встала, подошла к Ноткину, прикоснулась ладонью к его плечу, попыталась заглянуть в глаза. Говорила то же, что говорила Петру, когда не хотела его отпускать.
- Останься с нами. Останься с живыми. Ты нужен здесь, нужен всем нам.
- Хана больше нет, он умер, а ты есть, ты живой, - твердил кто-то ещё в унисон.
- И он бы хотел, чтобы ты жил, а не сгинул в песчаном облаке, - добавила я.
- Кому я нужен? Зачем мне оставаться? - отбивался Ноткин.
- Хотя бы затем, что моя сестра захочет уйти вместе с тобой, - веско заметил Влад.
Хорошо, что у Марии не было столько сил, сколько у настоящего Каспара, - она не смогла бы увести силой Ноткина, в которого вцепилось сразу несколько человек. Ноткин вырвался, отошёл в сторону, лёг на спину на полу:
- Всё. Я сдаюсь. Так и буду лежать.
Я ему даже немного позавидовала. Впрочем, ненадолго: вскоре Ноткин плакал в коридоре, сидя на полу, и это было уже совершенно по-детски - плакал от беспомощности и бессилия, Капелла его утешала, и было уже не важно, что он говорил, потому что ему нужно было выговориться. О том, что не успел помириться, о том, что мог спасти и не спас... Сырая боль, ещё не покрывшаяся чёрствой коркой, первая боль - как первая любовь: неумелая, безыскусная, искренняя.
А вот ещё одна беда: в зал забежала крыса. Чёрная, длинная, она словно отделилась от темноты и долгими прыжками промелькнула мимо. Я только и успела воскликнуть: "Крыса!", и её тут же убили.
- Никого не укусила? - спросила я, оглядывая присутствующих.
- Нет, не успела.
Но я уже видела, что Капелла держится ладонью за руку и бледнеет на глазах.
- Укусила?..
- Да... - еле слышно.
Стали спорить, куда выкинуть мёртвую крысу. Рубин бросил её сперва в мусорное ведро, на него заругались, что в мусоре могут копаться дети, и велели выбросить её наружу. Я думала, позвать ли Влада, - но зачем? Он всё равно не сможет ничего сделать - даже он, делающий микроскоп из подручных средств. Только волноваться начнёт раньше. Было совестно, что не уследила, не уберегла, не заметила крысу раньше, не предупредила раньше...
- Ну вот, стоило отлучиться на пять минут! - Влад пришёл сам, и перебинтованную руку Капеллы заметил сам. Потребовал мёртвую крысу вернуть и проверить, была ли она заражена. Проверили. Крыса оказалась заразной.
Это было неправильно, дети не должны были заражаться снова и снова. Особенно будущая Хозяйка. Особенно - его сестра. Хотелось подойти и обнять Влада, но какой с меня толк? Я тоже ничем не могла помочь. А не можешь помочь - не мешай. Я подошла только следом за Кларой:
- Ты можешь спросить у земли, сможешь ли ты её исцелить?
- Могу, наверное.
- Ты к ней не прикоснёшься, - Ноткин заслонил Капеллу собой. - Только попробуй, и я за себя не ручаюсь.
- Я ничего не сделаю без согласия всех вас, - легче прежнего отступилась Клара. - Но Еву я исцелила. Полностью.
- И у нас есть другие средства?.. - добавила я.
- Нет у нас других средств, - откликнулся Бурах.
- Так я и не утверждаю.
Нужно было использовать любой шанс, но было яснее ясного, что скорее солнце сядет на востоке, чем Ноткин позволит Кларе исцелить Капеллу своими волшебными руками. Но Капелла, похоже, и сама к этому не стремилась, а потому я опасалась настаивать.
Капеллой занялись врачи, а Ноткин ревниво следовал за ней повсюду, игнорируя риск заразиться, бегал туда-сюда и выдвигал один план спасения за другим. Сначала он требовал, чтобы Капелле дали порошочек, потому что Каспар не выпил порошочек и умер. Потом вспомнил, что Хан через Марию говорил, что спастись от заразы можно в Многограннике, - а раз в Многогранник уйти нельзя, значит, можно построить малую модель Многогранника прямо здесь, в театре.
Как ни странно, братья Стаматины эту идею подхватили с энтузиазмом. В глазах Петра словно зажглась искра жизни. Чертежи, которые он всегда носил с собой в тубусе, разложили прямо на полу.
- Дайте Петру твирина! - выкрикнул Андрей.
- А ему не хватит? - разумно усомнились с галёрки.
- Дайте моему брату моего твирина!
Новый Многогранник не имел врытого в землю основания и покоился на столе, сложенный из стульев и табурета без единого гвоздя и изоленты (моток оной служил навершием ножки табурета). Забраться внутрь могла разве что крыса. Но полёт мысли впечатлял.
- Голова болит?.. - я заметила Катерину, стоявшую у стены и потиравшую пальцами виски. Она встрепенулась, увидела меня будто впервые за вечер.
- Нет. Но странное что-то происходит. Будущая Хозяйка песчанкой заразилась... как город это допустил? Может ли город хотеть от Хозяйки избавиться?
- Может, это была просто случайность? Крыса не выбирала, кого укусить.
- В городе ничего просто так не бывает. Но чего он хочет, я понять не могу.
- Может, город тоже болеет и оттого не соображает, что делает? Если больной человек может быть не в себе, то может ли быть не в себе город?
- Возможно...
- Знать бы только, как город вылечить.
Когда Мария - с незримо стоящим за её плечом Ханом (кто бы мог подумать, что в нём - именно в нём - такая сила, как не у всякой будущей Хозяйки?..) - пришла во второй раз, она звала за собой не одного только Ноткина. Она звала многих - называя имена или просто протягивая руку: и Стаматиных, и Влада, и Бакалавра... И они соглашались идти за ней в Многогранник. Как её маленькая армия. И я чувствовала, что если можно было встать на пути одного, то встать на пути этой армии не выйдет. Ни броситься на шею, ни отговорить, ни упросить - ничего этого я бы не сделала. И с ними пойти не смогла бы - моего имени Мария не назвала.
Клара пока не сдавалась. Упрекала кого-то - Бакалавра или Андрея? - что он не дурак, чтобы верить детским сказкам про Многогранник. Влад сказал, что если людей дураками называть, они на твою сторону точно не перейдут, скорее наоборот.
- Я вообще иду туда потому, что только что девушке предложение сделал, - честно признался Данковский.
- А я - чтобы проследить, чтобы вся эта толпа на крыс или бандитов не наткнулась, - Влад.
И в этом он весь. Взять на себя ответственность за людей, за город, - не дожидаясь, пока попросят, и ничего не прося взамен. Просто потому, что люди нуждались не только в Хозяйках, не только в гениях и учёных, но и в защитнике.
- Ты останешься, - Клара цеплялась за Петра, как за соломинку. Пётр извинялся перед ней без слов, одним только печальным оленьим взглядом. - Ты же дал мне обещание, помнишь?
- Властью Хозяйки я освобождаю его от этого обещания, - сказала Мария.
- Он сам сделал выбор, - сказала я Кларе. - Он взрослый человек. Он имеет право.
- Он мой! Ты не можешь его забрать!
- Давай своим приближённым что-то большее, чем обещания. - Мария протянула к ней руку: - Или ты хочешь, чтобы я сделала это ещё раз?
- Что "это"? - Клара предусмотрительно отпрыгнула метра на два. - Провал в памяти? Не хочу больше провалов в памяти, мне не понравилось.
Мария, сквозь которую смотрел и говорил Хан, приблизилась к Ноткину, который сидел в стороне и, казалось, мечтал слиться с обивкой кресла или провалиться в театральный подвал.
- Прости. Не пойду я с тобой, - глухо проговорил Ноткин. - Кажется, я слишком вырос для этого.
Всем отправляющимся в Многогранник вкололи сыворотку от песчанки. Данковский где стоял, там и рухнул без сил. Его пересадили в кресло первого ряда, накормили общеукрепляющей микстурой. Влад стоял на ногах, но мне не хотелось представлять, что будет, если он выйдет из театра в плохом самочувствии.
- Ты общеукрепляющее съел?
- Сейчас допрошусь и съем.
Допроситься он собирался у Бураха, но это было не лучшей идеей - готовый к экспедиции Гаруспик стоял как скала и не особенно обращал на него внимания.
- Попроси у кого-нибудь ещё из докторов! - выпросить лекарство у Рубина было бы проще, но Рубин, как назло, оставался, а паломничество к Многограннику уже уходило, и Влад уже едва ли меня слышал. - И обязательно возвращайся.
Случилась заминка: дождавшись, пока выйдут остальные, остающиеся в театре коллеги попытались задержать и не пустить еле живого Бакалавра. За ним вернулись, чтобы забрать с собой. В общей свалке все вскоре запутались, кто тянул бедного Данковского назад в театр, а кто - из театра.
- Я выстрелю в каждого, кто к нему прикоснётся, - объявил Бессмертник.
- Вы хотя бы уточните, за какую Вы сторону!..
- Уходите без него, - просила я заглядывающих в театр Влада и Андрея. Совершенно не улыбалось, чтобы кто-то получил шальную пулю.
- Без него ничего не получится!
Грянул - не со стороны Марка - выстрел в воздух. В ушах зашумело как от удара по голове. Наконец, силы покидающих театр перевесили силы остающихся, и Бакалавра унесли. Я ещё несколько минут смотрела им вслед, пока они не скрылись за углом.
Обернувшись в зал, я увидела Капеллу - свернувшейся клубком на стуле и беззвучно плачущей, как бывало с ней после видений. С ней был преданный Ноткин, но я тоже подошла к ней, присела перед ней на корточки.
- Что случилось?
- Они ушли, и что теперь будет? Что если они останутся в Многограннике насовсем? Оттуда же нельзя выйти.
- Дети выходят из него...
- Но всегда возвращаются в него обратно! Зачем они ушли? Почему мы их отпустили?
- А вдруг у них что-нибудь получится? Я тоже не хотела их отпускать. Очень не хотела. И очень жду их назад.
И брата твоего очень жду... сказала ли я это вслух?..
- Ты думаешь, они вернутся?
- Непременно вернутся. Они ведь для того и ушли, чтобы попытаться спасти город. Чтобы спасти нас всех.
Почему-то я была так уверена в их возвращении, хотя, казалось, уже привыкла прощаться с людьми навсегда. Я не смогла бы поверить в то, что Влад, Бакалавр, Гаруспик, Андрей - просто дезертируют, удалятся в грёзы Многогранника и забудут о нас, оставят нас на произвол судьбы.
- Я уже не верю, что город можно спасти... я уже ничему не верю.
- Остаётся верить в людей. Мы ведь все хотим одного и того же. Хотим сохранить город, сохранить жизнь наших близких. Быть может, земля нас услышит?
- Мы хотим одного и того же, но слишком разными способами.
- А может, способы - не главное, а главное - желание?..
- Со мной говорила моя мать, - проговорила Капелла, помолчав. - Сказала, что мне не стоит становиться Хозяйкой.
- Может, это и к лучшему? Может, она хочет, чтобы ты просто была счастлива?
- Наверное, так и есть. Ведь моя мать всю жизнь положила на то, чтобы сдерживать Алую Хозяйку, и даже умерла вместе с ней... они до сих пор связаны.
- Значит, она не хотела тебе такой судьбы.
- Но тогда у города будет одна Хозяйка?..
- Может, и не одной. Может, городу сейчас не нужны Хозяйки. Посмотрим, что будет завтра.
Казалось, что вокруг что-то менялось. В воздухе, в земле. Что-то приходило в движение, словно остановившиеся стрелки часов с приближением утра снова пошли. Было немного страшно, что в новом мире, который уже скоро проснётся, нам не найдётся места. Но ещё страшнее было бы проснуться в своей постели и понять, что всё было сном, и ничего этого не было. Да, смерть Хана хотелось бы отменить. Но не надежду - ломкую, игрушечную надежду на возвращение.
Покинутое убежище театра сделалось пустым и тихим. Я села на пол рядом с Кларой, Капеллой и Ноткиным, полукругом.
- Мне сейчас кажется, - говорил Ноткин, - Что мир разделился. Что они ушли в какой-то другой, свой мир, а мы остались в своём. И у нас здесь будет, наверное, свой собственный путь. Но с ними мы уже никогда не встретимся.
- Что-то ты усложняешь, - усомнилась я. - Нет, я так не хочу, чтобы не встретиться. Я хочу увидеть их снова.
- Ты можешь пойти за ними.
- Если они не вернутся... тогда, наверное, пойду. Но пусть они возвращаются - с победой или с поражением, но только бы вернулись.
- И чего земле только не хватает... - Клара тоже думала вслух. - Может, крови ей не хватает?
- Куда уж ей больше крови? - возразила я. - Земля и так от крови бесится, как и люди.
Мы отправляем кровь степных быков большим городам, там люди пьют эту кровь и ведут бесконечную войну, и убивают друг друга, убивают наших отцов, братьев, мужей и сыновей. Вот бы перестать проливать кровь Степи и отдавать её Властям - тогда, быть может, и война прекратится...
- Может, ей какая-то другая кровь нужна?
- Кровь у всех одинаковая - красная.
Оспина сидела в стороне, но вдруг подалась к Ноткину и укусила его. То есть, не то чтобы "вдруг" - она и раньше покусывала тех, кто оказывался рядом с ней, но не сильно. Меня так покусывала раза два, а что с неё возьмёшь, если она и не человек вроде, и не шабнак, а неизвестно что? Но в этот раз укусила сильно, у Ноткина потекла кровь. Его перевязали, он отодвинулся от Оспины подальше:
- Не приближайся ко мне! Я за тобой слежу! И вы от неё подальше держитесь. У, шабнак, сжечь бы вас всех.
Я от Оспины отсаживаться не стала - это, в конце концов, обидно, когда от тебя шарахаются.
- Не надо никого сжигать. Ей тоже есть надо.
- А Вы всегда питались только кровью? - заинтересовался Рубин. - Только человеческой? Очень интересно.
И он потянулся за ножом и склянкой.
- Хотите побыть донором? - одобрила я.
Мне тоже было бы не жалко поделиться. Но Рубин напоил Оспину своей кровью, и это возымело противоположный желаемому эффект. Стоило мне встать и повернуться к ней спиной, как она бросилась ко мне, обхватила сильными жилистыми руками и вгрызлась в плечо. Зубы у неё оказались неожиданно острыми, как у собаки. Я от удивления даже не вскрикнула, только почувствовала, как кровь стекает и как Оспина, урча, её глотает. Оторвали её от меня или она сама меня отпустила - уже не помню, только села на лавку, зажимая рану ладонью. В глазах темнеть начало.
- Перевяжите меня, что ли?..
Подошёл Рубин, велел закатать рукав, туго перебинтовал плечо, дал противную, как зубной порошок, таблетку антибиотика. А голова кружилась всё сильнее, я с лавки сползла и на пол села, спиной к ней прислонившись, потом легла. После бессонной ночи таким соблазном было закрыть глаза и провалиться, как в подушку, в темноту и тишину. Но вскоре пришли головная боль и озноб, во рту пересохло, глаза обожгло, будто к ним вплотную поднесли свечу. Кто-то подошёл, заглянул мне в лицо, произнёс слово "заражение", о котором я уже подумала и сама. Это было ожидаемо. Я ведь прикасалась к Капелле... и не только. Даже странно, что продержалась так долго.
Меня взяли за руку, вкололи сыворотку. Ту самую, после которой упал Бакалавр, - а он наверняка потерял меньше крови, чем я. Тело стало тяжёлым и чужим, не пошевелиться, холодно и очень тихо, как под гранитной плитой. Я не думала, что умираю, - мыслей не осталось, как и времени, и театра, и боли, - я просто знала, что умираю: сердце билось редко, дыхание не наполняло лёгкие. Жизнь сжалась до лёгкой, невесомой, как мотылёк, точки, которой не было нужды в большом и пустом теле, - выдохнешь её и не заметишь.
Я скорее почувствовала, чем услышала, как сотрясается подо мной пол от шагов множества ног. Вернулись? И он вернулся? Последнее усилие я потратила на то, чтобы приподнять голову и посмотреть, но в глазах расплывались пятна, и я видела только свет и неясные фигуры. Может, мерещилось.
- Пока вы тут обсуждаете, - послышался чей-то голос, - Одна из вас того и гляди помереть может.
Кто это сказал? Должно быть, кто-то из статистов Бессмертника, - только у них такие громкие голоса. Я даже не сразу восприняла эту фразу на свой счёт - ведь я уже умерла, разве нет? И смотрела на всё это откуда-то со стороны.
- Идиоты! На лавку переложить не могли! - меня подняли и положили на скамью. Его голос. Его руки. Это уже померещиться не могло. Я сосредоточилась - и вдохнула жизнь обратно, чтобы на него взглянуть.
- Вколоть ей вакцину?
- Подождите. Она ещё слишком слаба. - и Влад скормил мне общеукрепляющую микстуру. Одну, вторую... должно быть, весь запас, что у него был. Опять он спасал мне жизнь. Насколько же спокойней была бы без меня его собственная.
Микстура была густой и рыхлой - и заставляла тело работать, чтобы с ней совладать. Сердце забилось чаще, в горле появился привкус крови, в голове прояснилось, руки снова меня слушались. Влад помог мне сесть. Я наконец-то его разглядела - так близко.
- Вернулся... - выдохнула самые важные на тот момент слова. - Живой.
- Да что со мной сделается? А тебя стоило ненадолго оставить...
- Ты ведь можешь заразиться!
- Я только что проглотил иммунку.
Я ещё толком не научилась заново дышать, а к моей левой руке уже подошли со шприцем, в котором было что-то густо-красное. Вкололи в вену на сгибе локтя, приложили ватку.
- Ну, теперь держи её...
- Держись за меня, - сказал Влад над моим ухом. - Держись.
Боль была стремительной и оглушающей. Словно каждую кость и каждый сустав в моём теле ломали и выкручивали одновременно, а по венам пустили расплавленный свинец. Невозможно было удержаться от крика. Влад обхватил меня крепко, обеими руками, прижимал к себе, я вцепилась пальцами в его жёсткую кожаную куртку, боясь и ему сделать больно, - и если бы не он, я давно бы каталась по полу, пытаясь выцарапать из-под кожи кипящую в крови боль. Колотило так, что я могла бы ненароком прокусить себе язык, - но подошёл Бакалавр, вложил мне в рот свёрнутую тряпицу, и стало легче закусить её и выть сквозь неё.
Сколько минут прошло - три, пять, десять? Всё равно слишком долго, чтобы можно было выдержать, - но выдержать пришлось. Я с мучительным, бьющим в висок упорством почувствовала, что не хочу умирать. Пока он был рядом - мне хотелось жить, даже если жить было больно и трудно. Боль постепенно утихала, тело по привычке ещё оставалось напряжено, ныла каждая кость, но стало возможно дышать. Стало возможно разжать сведённые пальцы, провести ими по скомканному рукаву, прикоснуться к поддерживавшей меня ладони.
- Проверьте, заражение осталось?
Я протянула руку, Рубин занёс над ней нож, приготовившись полоснуть по ладони, но Влад ругнулся - зачем резать! - нож отобрал и сквозь тряпицу осторожно проткнул кожу остриём. Несколько капель крови собрали в склянку.
Влад отпустил меня и встал, но продолжал поддерживать, сжав ладонью плечо - прямо над перевязанным укусом, на которой сполз рукав, - но после всего пережитого это даже болью было назвать нельзя. Я тоже держалась за него, и, хоть сил у меня почти не оставалось, меня можно было назвать счастливой. Пожалуй, ради этого стоило умереть и родиться заново.
- Кровь чистая!.. Кто ещё из присутствующих заражён, поднимите руки.
Влад извинился и убежал - хлопот было ещё много, по-прежнему была заражена Капелла. Поднявшись со скамьи, я быстро услышала последние новости: когда экспедиция подошла к Многограннику, у его основания из-под земли вышла кровь - кровь быков, годами скапливавшаяся в земле. И в этой крови были антитела к песчанке. Бакалавр и я были первыми, кто испытал на себе ещё не очищенную вакцину. Остальным будут вкалывать уже чистую, без побочных эффектов.
- Интересно, хорошо это или плохо, что из-под земли кровь вышла? - сказала Клара.
- Наверное, земля хотела нам помочь, и таким образом дала нам лекарство, - ответили ей.
- Но стало ли самой земле от этого легче?..
- Думаю, стало, - предположила я. - Она ведь избавилась от лишней крови. Это как кровопускание.
Все присутствующие были спасены от чумы, но этого было ещё недостаточно. Это было только началом.
- Кто со мной за вторым ведром крови? - вся ночь на ногах, а Влад даже не выглядел усталым. Бурах колебался. - Будет лучше, если ты со мной пойдёшь, - с занятыми руками сложнее отстреливаться от крыс. И нам понадобятся патроны.
Дети дружно вывернули карманы и протягивали патроны целыми горстями. Похоже, своя часть детского арсенала обнаружилась даже у Капеллы.
- Женщины и дети с нами не идут, - продолжал Влад, взглянув на меня и на Капеллу. - Сами понимаете, что без вас мы сможем двигаться быстрее.
- Конечно. Будь осторожен.
В этот раз я совершенно не сомневалась в том, что он вернётся. Что совершенно не мешало мне тревожиться.
Ко мне подошла Клара. Вид у неё был потерянный. Я совсем её забросила, пока умирала.
- Значит, всё закончилось хорошо?..
- Да. И только не думай, пожалуйста, что в этом нет твоей заслуги. Ты сделала очень многое. Спасибо тебе за то, что хотела помочь, и за то, что была рядом.
Клара меня обняла.
- Спасибо тебе за правильные слова. И за то, что в меня верила.
Я не отходила далеко от дверей театра, чтобы первой встретить возвращающихся. Влад и Гаруспик обернулись довольно быстро. Ещё одно полное ведро крови для вакцины они дотащили до лаборатории на очистку.
- И что мы будем делать теперь?
- А теперь, - сказал Влад, - Я с этой вакциной пойду открывать Термитник. Я принесу им исцеление, поэтому они ничего мне не сделают.
На что мог быть сейчас похож Термитник, страшно было предполагать. У рабочих, запертых там, не было ни запасов пищи и воды, ни лекарств. Как они избавлялись от мёртвых тел? Сколько осталось выживших? Сколько из этих выживших оставались в своём уме? Одного ведра вакцины было явно мало.
- Мы можем каждый взять по ведру и отправиться туда, - предложила я. К счастью, Влад спорить не стал. Я твёрдо решила, что к Термитнику я пойду с ним. Рук там понадобится много: мужчины смогут удерживать больных, женщины - делать уколы.
- Вот что... - Влад посмотрел на меня. - Если встретишь кого-нибудь из детей - скажи им, чтобы вывели Марию из Многогранника. Она всё ещё остаётся там.
- Хорошо. Передам. - я только теперь заметила, что Марии среди нас не было.
- Зачем куда-то идти сейчас? - возражал кто-то. - Люди ещё спят. Пойдём утром.
- Дети тоже ещё спят, - добавила я.
- Утром может быть уже поздно. - Влад забрал ведро и направился к выходу из театра. И я, и Клара, и Гаруспик, и многие другие последовали за ним.
Но театр нас не отпустил.
Нет, дверь была открыта. Но перед ней словно встала прозрачная стена - руки натыкались в воздухе на невидимое препятствие, которое не получалось ни обойти, ни оттолкнуть плечом, что превращало нас всех в мимов, прикладывающих ладони к воображаемому стеклу. Пробовали пройти и вместе, и поодиночке, - безуспешно. Мы так и сели на пороге, досадуя на промедление.
- Может, мы кого-то забыли?
- Или что-то забыли.
- Или что-то не сделали... так и не узнали, кто убил Ласку?..
Тут статисты пригласили нас в зал. Им даже не нужно было настаивать: во время всего действия мы могли распоряжаться ими, но во время антрактов власть переходила в их руки. Они собрали нас на сцене полукругом. Прежде чем наступит рассвет, прежде чем город сбросит с себя морок чумы, прежде чем умрёт старый мир и наступит новый, - каждый должен был поставить точку. Словом ли, делом, - доиграть и уйти со сцены. Те, кто провёл в театре эту долгую ночь, по очереди выходили под софиты и говорили о самом важном. Обращались к тем, кому не успели что-то сказать. Дошла очередь и до меня.
- Когда вы все думали, что я сочувствую каждому из вас, а на самом деле я просто торопилась раздать вам себя по кусочку и умереть... это было всё равно что врать вам в лицо. Больше этой лжи не будет. Потому что теперь у меня есть повод жить.
Я взглянула на Влада. Вернулась в ряд. Его очередь была следующей. Он вышел и тоже говорил о чём-то важном - о том, как мечта спасла город, о чём-то ещё, - я не столько слышала слова, сколько слушала его голос, любовалась с какой-то затаённой гордостью, потому что верила в него всегда. И это было так естественно и понятно - что в его важных словах не было места для чего-то совсем незначительного и неважного вроде меня.
А потом он повернулся ко мне.
- Лара! Этот твой повод жить - это опять какой-то человек, который не я?
- Конечно, нет!..
Я могла бы ещё сказать, что это может быть только он и никто другой, как он вообще мог подумать, будто мне нужен кто-либо ещё, - но всё это только пронеслось мыслью-птицей, а шок перехватил горло, а Влад продолжал говорить быстро, словно боялся, что я не дослушаю.
- И я уже столько раз тебя спасал, что хочу наконец делать это официально. Ты выйдешь за меня?
- Да! Ещё бы.
Он протянул мне руку, вот и что с ней прикажешь делать, хорошо хоть, что на колени вставать не стал. Я сжала его ладонь, притянула его к себе и обняла - так крепко и так долго, как всегда мечтала.
- Ну вот, взрослые опять это делают!.. - возопил Ноткин.
А рассветное небо над театром было алым. И ещё не взошедшее в зенит солнце пульсировало, как огромное сердце. Словно кровь вышла не только из-под земли, но и из-за горизонта, словно весь мир вздохнул с облегчением, избавляясь от чего-то... от чего? Словно и мира, кроме нашего города и Степи вокруг, не осталось вовсе - он утонул за алой рассветной волной и исчез вместе с его оружием и деньгами, предательствами и нелюбовью, Властями и чужими порядками.
Солнце отражалось в крови, когда мы вышли из театра и пошли открывать Термитник.

У меня получился очень последовательный, не натянутый, правильный и при этом совершенно неожиданный выход вверх. Теперь собственная боль Лары перестанет быть всеобъемлющей - и она снова сможет чувствовать чужую и по-настоящему со-чувствовать, но больше не будет забывать о себе. Снова станет той, кем была до того, как в её дом пришла смерть. Жить она будет с мужем, как Лара Ольгимская, а приют останется приютом под её управлением - Домом имени Равеля для сирот и одиноких стариков, в котором откроются рабочие места для всех, кто умеет и готов заботиться, учить, лечить.
Магия игры: никто не замечал, что у Лары болела голова. Я честно отыгрывал то, что было во вводной - чтобы кто-нибудь запараноил, что Лара заражена (это было несложно - у меня и по жизни голова болела до тех пор, пока ближе к концу игры не появился пакет сухарей, я поел и ожил). Но обратить на неё внимание могли только Клара и Влад, Кларе она говорила, что просто давно не спала и не ела, и это прокатывало, а Влад был всё время чем-то занят. Я уж думал, что отыгрываю недостаточно хорошо, стал держаться за голову подольше, постанывать тихонько, - ноль эффекта! Отдельно прекрасно было валяться в единице хитов (забыл, что повязка восстанавливает хит, и правильно сделал), когда по жизни уже устал и хотелось полежать
Единственный маленький минусЕдинственный маленький минус игр по сеттингу Мора: самая интенсивная игра - у тех, кто умеет разрабатывать вакцину. Остальные, помимо личных дел, могли бы поиграть в экономику, но дефицита как-то не случилось (возможно, слишком щедро отсыпали игрокам лекарств - я вот честно сказал, что Лара за водой с пустыми карманами пошла, но даже у неё было две аскорбинки, и одна сохранилась до конца игры), как и голодного движка (я всё ждал, когда ко мне подойдёт игротех и велит падать в голодный обморок, но, вероятно, игротехи были слишком заняты симптомами заражения и голосами в головах, надо было падать самовольно). Если бы была одна таблетка на двоих умирающих, за неё бы дрались, - с другой стороны, не факт, что более высокий уровень жести был нужен игре.

Благодарности, вопли, сердцаХэл, мастер. Ловлю себя на том, что всё время пытаюсь сказать "мастера", потому что такой немаленький проект поднять в одиночку - это подвиг. Спасибо за атмосферу мира, насыщенность сюжета, кинематографически яркие моменты - и за Алую Хозяйку, конечно. Очень хочется ещё играть по Мору (так и вижу игру-продолжение: эпидемия остановлена, но Блок и Инквиза в город всё равно нагрянули, а в городе куда ни плюнь - всё очень п о д о з р и т е л ь н о), но и по другим сеттингам у тебя с удовольствием поиграю тоже. Делай так ещё!
Айко, Влад. Эгоистично радуюсь, что сманил тебя на эту роль, получилось круто. Влад был настоящим рыцарем - заботливым, разумным, никогда не сдающимся и ничего не боявшимся. И с золотыми руками - микроскоп, божечки, микроскоп!..
Бах, Клара. Самая милая девочка-бомж на свете, такая искренняя, такая отважная. Я так боялся, что Клару кто-нибудь обидит. И как хорошо, что она останется жить в городе.
Маня, Ноткин. Какой офигенный Ноткин! Ноткин, искавший виноватых и никому не доверявший, Ноткин, старающийся быть взрослым и сделавший непростой выбор.
Марта, Капелла. Девочка под неподъёмным грузом, которую хотелось защитить от всего мира и для которой очень хочется счастья.
Веня, Пётр. ААААААААА Слишком прекрасный Пётр, прекраснее канонного. Такой пронзительный образ, нет никаких слов для восхищения.
Карина, Мишка. Безмерно классный дебют, трогательная и не от мира сего Мишка с её нежностью и мрачными пророчествами. И куколка - супер.
Джис, Бессмертник. Истинный лицедей с приветливой улыбкой и ловкими руками, непредсказуемый, опасный, вездесущий. Аплодирую стоя.
Лиса, Гаруспик. Резкий, решительный, говорящий мало и по делу, смотрящий вперёд, не замечающий препятствий. Рядом с ним было надёжно, как за каменной стеной.
Манти, Ева. Вот что я буду приводить в пример верибельного кросспола. Ева верная, самоотверженная, хрупкая, сильная - очень настоящая. Платье тоже отличное!
Айт, Бакалавр. Неугомонный, неостановимый и вообще без башни, учёный с большой буквы Ы, ты был чертовски ярким и деятельным. И самое большое спасибо за то, что посватался к Марии раньше Влада!
Дуглас, Стах. Упёртый, трудолюбивый, трезвый скептик - посреди любого абсурда и конца света будет работать и получать результат.
Ольга, Оспина. Узнаваемая с первого взгляда, пахнущая Степью, странная, нездешняя, с нелюдским говорком, нелюдскими движениями... наша домашняя хтонь. Выше всяких похвал.
Мемнох, Хан. И при жизни, и после смерти - Каспар впечатлял. Додал стекла всему полигону.
Лорь, Андрей. Чёткий и за своих горой, но внёсший свой вклад в общее дело. И твирином тоже.
Вера, Катерина. Строгая, печальная, красивая, как воплощённый декаданс.
И, last but not the least, - шикарные скотисты-статисты, следившие за нами немигающими внимательными прорезями масок, игравшие с нами, игравшие на наших нервах! Степной фотограф! Спасибо вам за ваш неутомимый труд!
Очень всех люблю, очень хочу играть ещё со всеми вами, ящик твирина и ВСЕХ В СТЕПЬ(тм)!

...А возвращаясь с игры, я только в лифте увидел в зеркале, что забыл смыть с лица театральную кровь и так и ехал в метро - с потёками под глазами и на переносице

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, город на горхоне

Балто и прочее ветеринарноеНикогда ещё так не радовался тому, что крыса гадит Балто занялся этим ещё с вечера пятницы (и занимается этим в основном во время уколов - на нервах), хотя мне говорили, что это может произойти только на третий день, когда схватятся внутренние швы и можно будет вколоть прозерин. Так что прозерин Новикова по е-мэйлу отменила - он опасный по побочке и болючий. Из наволочки Балто свил гнездо, ест овсянку и пюрешки и активно шуршит.
Что меня беспокоит, так это проплешина у него на боку - ровная такая заплатка, на которой шерсть вылезла (или выкусил) и кожа становится желтушно-прозрачной. Аллергия? Привет от печени? Поедем снимать швы - буду выяснять.
С субботы на воскресенье, на смену погоды, поплохело хронику Суини - клекотал всю ночь. Подсушил его фуросемидом и решил по его злой микоплазме тоже @бнуть байтрилом, пока есть непросроченная склянка. Так что у меня теперь колются три крысы, в день уходило сначала 12, теперь 9 шприцов, домашние запасы иссякли, а в аптеке один шприц стоит 8 рублей. Недельный расход подсчитайте сами. firnwen, кажется, нам надо увидеться - мне всё равно возвращать твою гимнастёрку
Лучшим способом выманить Кайдена на уколы был "помоги товарищу" - предложить вкусняшку не ему, а другой крысе. Потом вкусняшки кончились, а Кайден просёк, что из подвесного домика я его достать ещё могу (благо он, в отличие от Флинта, не кусит, когда в домик руки суёшь), а из трубы - уже нет. Поэтому сидит на полке мордой к трубе и в случае посягательств усасывается туда. Но и в трубе долго не просидишь, а я терпеливый - и сцапываю крыса, когда он выходит пожрать.

Сдвинулась с мёртвой точки моя давняя попытка распродать в добрые руки коллекцию авторских игрушек - спасибо Лиза Грелль, у которой теперь будет жить волчица Суру. Из всей коллекции я привязан только к скъёрру, его никому не отдам, а остальные - мне свободное место в витрине, крысам денежка.

Вчера вечером к нам наконец-то зашёл в гости Мальбург - спонтанно, ввиду отменившейся пары (люди, живущие к нам ближе всего, неизменно бывают у нас реже всех). Я представил ему крысов и скормил соевых котлет. Мальбург - это тот человек, который всегда вносит в мою жизнь названия игр, о которых я даже не слышал, или слышал, когда они уже прошли, или знал, но не осилил. (И вопрос не в том, достаточно ли я упорот, чтобы, пропустив "Хоторнский эффект" в Москве, ехать на его питерскую адаптацию, - упорот я ровно настолько, - а в том, хватит ли мне на это денег, а то февраль близко.) Мы с Птахой, в свою очередь, провели агитацию в пользу Лестницы и Улиц Киото. Мальбургу мур! :3

На этой неделе до пятничной игры я невыездной - денег на дорогу нет, если опять залезать во взносы - будет замкнутый круг. Разве что на лекцию, если она будет, - лекции окупаются. Безумно жаль пропускать все д.р., но несудьба значит несудьба. Приезжайте в гости.

@темы: moments of life, friendship is magic, это крыса и ей не стыдно

@темы: это крыса и ей не стыдно

Перевёл Кайдена с таблеток на уколы. В понедельник не нашёл тилозин ни в Бетховене, ни в ветеринарке, дошёл до Четырёх лап на Рублёвском и купил там байтрил, потому что тилозина тоже не было (и нифига там байтрил не дешевле). Видел в аквариуме взрослую крысу, чёрную дамбо, за 450 рублей. Так её жалко. Люди не любят чёрных животных, а взрослых только на корм и берут. Но хлопоты с собственными крысами не дают совершать необдуманные поступки.
Выяснилось, что у Кайдена особо толстая шкура. Это у всех рексов так, в качестве компенсации более редкой шерсти?..
ВетеринарноеИ почему Кайден во время болезни схуднул и шерсть стала хуже - я понимаю. Это поправимо, а/б проколем, viyo уже скармливаю, и серу подмешиваю в пюрешки. А вот Балто меня встревожил. Ест он с аппетитом, но кости стали выпирать, тогда как брюшко - круглое и плотное. Поскольку запоры просто так не случаются и можно запросто прощёлкать опухоль, - без УЗИ не обойтись. А тут мне как раз позвонили из Ласки и напомнили о записи на завтра - я забыл её отменить, когда умер Мафей. Значит, поедем с Балто. Пожелайте хасю - здоровья, денег - мне.

Когда ходил с матушкой по обувь, снова не удержался и купил покемона за сотку. И только когда Птаха поставила его в мой немецкий уголок - осознал, что это покемон в цветах немецкого флага... Пруф

Даже не успеваю смотреть Лигу Наций. Не спойлерите мне, буду смотреть повторы.)

СериальноеLost Girl был забавен своей незамутнённостью. ГГ - Избранная с большой буквы Ы, дочурка демона, и её все хотят, поскольку она суккуб. В каждой третьей серии вылезает какой-нибудь новый ужас из зада из ада, который нужно завонзать. Но если это лучший сериал в Канаде, то, наверное, на фоне остальных он правда неплох.
Торчвуд допересмотрели. Причём я обнаружил, что последнюю арку плохо помню - то ли в прошлый раз перед игрой мы пересматривали только до смерти Йанто, то ли я что-то проспал (я и сейчас частично проспал, если честно). Второе вероятнее, поскольку финал я всё-таки помнил (хотя я мог его помнить по прежним пересмотрам). В общем, загадочно.

Из упоротых сновНакануне игры про психушку (что логично) мне приснилось, что я пишу спайдипул. По коротенькому чёрно-белому стрипу от Мадоши (просто не спрашивайте). Поскольку стрип был хорош сам по себе, происходящую на нём юмористически-постельную сцену я описывать не стал, а ограничился предысторией. Просыпался я с мыслью о том, что кто-то должен непременно нарисовать полноценный цветной арт с Дедпулом, который делает селфи на фоне Паучка, (немного неприлично)привязанного к постели с собственной паутиной на лице. Мозг, ну ты чего, нормально же общались

@темы: moments of life, catch 'em all, moments of dream, кина не будет, електричество кончилось, это крыса и ей не стыдно, i'm a master of toys, we're from torchwood

Была долгая неделя, за которую я как-то дофига успел, а не успел и продолбал ещё больше. Так, в четверг созвонился со Школой креатива, с сожалением узнал, что чердак они уже не сдают, и внезапно подорвался смотреть лофт на Бауманской. Осознал, что я там уже играл - на Ночи в музее у Горынычей. Теперь у меня есть помещение на Лестницу (даже с лестницей), но я начинаю сомневаться, что потяну предоплату, поскольку взносы вот так сразу не сдадут, а свободных денег нет.
А Самайн в нашей квартире мотивирует выбросить к этому времени старые тумбочки во имя свободного пространства. И, может, Птаха успеет сделать камин. Теперь я понимаю, что это в любом случае будет не просто камин, а Очаг.
Опять зубсы
В пятницу же, когда мне стало можно есть после починки резцов, я радостно съел бутер с пшеничным паштетом. Мягкий хлеб. Мягкий паштет. Что-то заскрежетало. Кажется, у меня треснул ещё один зуб. Дорогой организм, мне не нравится такой размен - стоит починить одно, как ломается другое! Ну, то есть спасибо, что зубами, а не чем-то жизненно важным, но блин. Кушать кашки всю оставшуюся жизнь в мои планы не входило.

В субботу, пока Птаха ещё спала, я спёр из шкафа её рубашку (и даже погладил!) и белую простыню и поехал на психушку. Завёл будильник на семь, чтобы в 9.30 позавтракать с соигроками в Джаганнате на Таганке, и уже из метро узнал, что он открывается в 10. Встретились в итоге в Караваевых, где очень неочевидная электронная очередь и несмешные цены, а у кассирши была дивная фамилия Тяжко, но булкой с маком я хотя бы наелся. Играли на Хавской, где ремонт не кончается никогда и с каждым разом что-то меняется.

Как некоторые уже знают, я вытаскивал на эту игру персонажа, которого придумал для неслучившейся игры по Иб. КонкретикаЭто было подарком судьбы: Мэттью - современный человек и с диагнозом, а тут - игра и про современность, и про психбольницу. И тоже с мистикой, хотя вот в неё Мэттью как не верил, так и не поверил. А если Иб однажды таки состоится, охотно вытащу его снова. А то в этот раз я и очки без диоптрий поискать не успел (а Мэттью без очков плохо видит, в это тоже можно поиграть, особенно когда градус издевательств над персонажами выше), и значок Мэттью где-то продолбал (который ещё заламинировать нужно).
В среду вечером я случайно узнал, что с психушки снялась Птаха - моя критичная, можно сказать - персонажеобразующая завязка. Искать замену было уже поздно, поэтому - огромное спасибо Ильтин, которая эту завязку подхватила. Конечно, мы не успели обсудить тонкости, и сыграло не так, как могло бы, если бы времени было больше, - но это гораздо лучше, чем ничего.

Мэттью Роланди. Диагноз - боязнь острых предметов. Отчёт отперсонажный."День открытых дверей" поначалу казался хорошей идеей. Вот уже четыре месяца, как я видел одни и те же лица и существовал по неизменному распорядку дня, а в этот день в качестве эксперимента пациентам позволялось общаться с посетителями. Я толком не задумывался, каким образом о "Дне открытых дверей" узнавали те смельчаки, что были готовы приехать в гости к психам, - ведь многих пациентов даже родственники не навещали. Но пребывание в Доме восходящего солнца вообще не располагало к тому, чтобы задумываться.
С утра мы где-то раздобыли фломастеры и стихийно разрисовали стену в главном зале котиками. Получилось неплохо - у каждого был свой котик, я нарисовал Котопса, кто-то даже обводил своё произведение рамочкой и подписывал. Потом пришёл санитар, котиков стёр - ожидаемо, но всё равно жалко - и написал "Порядок. Дисциплина. Никаких котиков". Некоторых пациентов это расстроило. Они, видимо, каким-то образом решили, что вслед за нарисованными котиками у них появятся настоящие. Я говорил, что держать котиков в психбольнице - негуманно по отношению к котикам, поскольку котики совсем не хотят, чтобы их гладили когда вздумается. А фломастеры санитар отобрал, но один я припрятал на всякий случай.
Группу посетителей впустили после завтрака - сразу всех. Я тут же заметил Джерри Хоука, своего соседа по общаге, с факультета журналистики. Когда я только согласился лечиться стационарно в Доме восходящего солнца, я думал, что испугаюсь, увидев его снова. Джерри хотел помочь мне справиться со страхом, научив сталкиваться с ним лицом к лицу, но привело это только к тому, что я всё время ждал подвоха и не мог расслабиться. Однажды он обрезал мне волосы, и фобия усугубилась. Кошмары ночью, тревога днём и невозможность повернуться к кому-либо спиной. В больнице я ещё долго вздрагивал каждый раз, когда проводил ладонью по неровным краям прядей на загривке. Но сейчас волосы отросли, а я понял, что соскучился по Джерри.
- Привет. Рад, что ты добрался.
- Да вот решил посмотреть, как у вас тут всё устроено. Кто у вас тут главный?
- Новый главврач сейчас в отъезде. Поэтому за главную - старшая медсестра.
- А что случилось с прежним главврачом?
- Говорят, он умер. Он был уже немолод, так что это неудивительно. Но я его почти не застал.
- И как тебе здесь живётся?
- Неплохо.
- Неплохо?
- Нет, правда. Хорошо кормят. Спокойно. Не на что жаловаться, кроме того, что очень скучаю по рисованию. Иногда я притыриваю шариковую ручку из кабинета своего врача и рисую по ночам на краешке наволочки.
- А рисовать запрещают? Почему?
- Карандаши отбирают, потому что они опасны. Вдруг кто-то украдёт у меня карандаш и воткнёт другому в глаз, пока он спит? Но есть арт-терапия, хотя там особо не разрисуешься. Поэтому я на ней занимаюсь в основном тем, что показываю другим пациентам всякие несложные приёмы перспективы и композиции. У некоторых хорошо получается. А как твои дела? Какие новости?
- Да всё по-старому.
- Правда? Я ведь тут всё пропускаю. У нас ни телевидения, ни радио, ни газет, ни тем более интернета. Вот выйду отсюда - и все новости разом на меня обрушатся.
- Так это же здорово. Ты первым посмотришь нового "Тора".
- Я не фанат комиксов, но если он так хорош - то посмотрю.
- И новые серии "Игры Престолов"...
- Только не спойлери.
- Не буду, разумеется. Сам всё увидишь.
- И новые серии "Доктора Кто".
- Ага. Ты как, хочешь отсюда выйти?
- Конечно, хочу. Но для этого мой врач должен убедиться, что я смогу жить во внешнем мире.
- А ты сам как думаешь? Ты здесь уже так давно - тебе стало лучше?
- Стало, да. Кошмары не снятся... после успокоительных вообще ничего не снится, если честно. С другой стороны, здесь не так много факторов, которые могли бы меня травмировать. Но мне кажется, я ещё не готов.
- Извини, нехорошо тогда вышло.
- Да что уж теперь. Ничего, - я напрягся, но он не стал уточнять воспоминания.
- Может, оно было и к лучшему? Ты хотя бы понял, что тебя это парит.
- Может быть. Вот бы оно совсем перестало меня парить...
- Так в чём проблема?
- Так быстро это не лечится, к сожалению. Я лечусь всю жизнь.
С ним заговорила Катрин - наша малышка Кэт. Будучи уже взрослой девушкой, она считала себя пятилетней девочкой. Джеральд удивительно быстро включился в эту игру, но я на всякий случай внимательно следил за тем, чтобы он не сказал чего-нибудь лишнего.
- А где твоя мама?
- Моя мама спит. Её заколдовал злой волшебник. Мне надо её расколдовать, и тогда она проснётся и заберёт меня отсюда.
- А твой папа?
- Я не знаю. Папа давно от нас ушёл.
- Твоя мама обязательно за тобой вернётся, - пообещал Джерри. - Мамы всегда возвращаются.
- Очень жаль её, - негромко пояснил я, когда он снова обернулся ко мне. - Родители наверняка от неё просто избавились.
И тут, в самый разгар знакомств и разговоров, всем посетителям велели выйти. Джерри стал было возмущаться, что он проделал долгий путь ради того, чтобы увидеться со своим другом, но старшая медсестра Амбридж заявила, что пациенты волнуются из-за слишком большого количества незнакомцев и должны получить разрешение на общение с тем или иным посетителем. Это противоречило самому определению "Дня открытых дверей", но когда сестру Амбридж волновали противоречия? Я попытался успокоить Джерри, что уж мне-то наверняка разрешат с ним поговорить, и стал проталкиваться к Амбридж.
- Мне ведь можно общаться с посетителями?
- С кем конкретно из посетителей Вы хотите пообщаться?
- В первую очередь со своим другом, Джеральдом Хоуком. Он специально приехал сюда издалека, чтобы меня навестить. Но и с остальными - тоже.
Но она, похоже, была слишком занята одной из посетительниц, которой вдруг стало нехорошо. Зато я заметил незнакомого мужчину, которого санитар словно загораживал спиной от остальных... вернее, словно он укрылся за спиной санитара, и на него не обратили внимания. Он продолжал беседовать с Кэт, и я решил присоединиться. Всё-таки новые лица были здесь на вес золота.
- Вы не замечали здесь ничего необычного? - спросил он. Похоже, охотник за сенсациями.
- Необычного? Нет. От тех больниц, в которых я бывал в детстве, эта отличается только некоторыми особенностями распорядка... и меню. Инциденты, конечно, случаются, но никакого криминала.
- Вам здесь нравится?
- Знаете, да. - и я повторил то, что уже рассказывал Джерри.
- Почему всех выгнали, а Вы остались? - спросила женщина, которую я тоже раньше не видел. Но почему-то я сразу понял, что она - новая пациентка. Нас предупреждали, что одновременно с посетителями прибудут новенькие, и поначалу их было друг от друга не отличить.
- Наверное, потому что я хорошо умею прятаться, - пожал плечами тот.
Мы решили его не выдавать - он казался интересным типом, хоть и странноватым.
- Раз Вы новенькая, давайте знакомиться, - я решил сразу навести мосты коммуникации. - Меня зовут Мэттью.
- Вы давно здесь?
- Месяца четыре.
- Как долго!
- Это ещё немного. Некоторые здесь годами. Но это те случаи, которые уже не поддаются лечению.
- Вы выглядите нормальным. И все здесь выглядят нормальными...
- А Вы думаете, психи непременно должны бегать, размахивая трусами над головой? Так только в фильмах бывает. Сейчас я спокоен, но видели бы Вы меня, когда мне пытаются сделать укол.
- А что за уколы?
- Просто успокоительное. Но в основном мы пьём таблетки.
- И что бывает после таблеток?
- Ничего особенного. Просто спишь... или тупишь. Здесь можно отлично выспаться. В наши дни уже нет таких страшных лекарств, как раньше. Практически никаких побочных эффектов.
- А почему котики запрещены?
- Это мы с утра рисовали котиков. - я задумчиво стёр пальцем первые две буквы в слове "котики" и одну палочку в букве "Т", так что получилось "никаких гиков". - Домашних животных рисовать нельзя, потому что от этого пациенты слишком волнуются.
- А что тогда можно рисовать на этой вашей арт-терапии?
- То, что успокаивает. В основном цветочки, домики...
К ещё одной женщине, оказавшейся среди здешних постояльцев, я тоже подсел.
- Я не могу здесь долго оставаться, - сказала она. - У меня слишком много работы.
- А кем Вы работаете, если не секрет?
Она заговорщицки нагнулась к моему уху:
- Я работаю на правительство. Меня упрятали сюда, хотя я совершенно здорова.
- Да, это важная работа. - я давно привык подыгрывать другим больным: это было не сложнее, чем поддерживать беседу в обычной жизни. - Но, думаю, в Ваше отсутствие найдётся кому сделать Вашу работу, и всё будет в порядке. А Вы пока отдохнёте.
- Думаете, стоит отдохнуть?.. Мне в последнее время стали сниться кошмары.
- О, знаю по себе: это первый признак переутомления.
Общаясь с новыми пациентками, я заметил, что Джерри разговаривает с сестрой Амбридж. Я решил, что все посетители по очереди будут проходить собеседование, и это было разумно: так можно было убедиться, что они готовы к взаимодействию с пациентами и не причинят им вреда.
Вдруг тишина, воцарившаяся в общем зале после удаления посетителей, нарушилась. Санитары пытались отобрать у малышки Кэт её мягкие игрушки, с которыми она не расставалась. Только что она знакомила Джеймса - так звали единственного оставшегося с нами посетителя - со своим енотом Флаффи: это было её способом сходиться с незнакомыми людьми. А теперь она заплакала и убежала. Остальные побежали за доктором Кийзом - он один мог исправить ситуацию. Но его, как назло, нигде не было. Наконец, кто-то указал мне, в какой палате он находится. Я постучался и заглянул. Он беседовал с ещё одной новой пациенткой, и вездесущий санитар велел мне подождать, но я был настойчив и говорил, что это срочно. Доктор Кийз вышел и предложил мне войти, но я сказал, что не по личному вопросу.
- Вы нам нужны, - я ещё переводил дух, - Потому что у Кэт отняли её игрушки. Она плачет, ей явно стало хуже.
- Кто отнял?!
- Санитары. Как Вы понимаете, мы ничего с этим сделать не можем, поэтому повлияйте на них, пожалуйста!
Я сопроводил его в зал, где санитары как ни в чём не бывало продолжали следить за порядком.
- Где миссис де Грас?
- Она убежала. Я её найду. А Вы пока поговорите с санитарами. Объясните, что с ней так нельзя.
Я нашёл Кэт в игровой комнате, где её утешали остальные.
- Я рассказал доктору Кийзу, - сообщил я ей. - Он обещал вернуть тебе твои игрушки.
Мимо нас вверх по лестнице один из санитаров провёл Джерри, довольно крепко придерживая за плечи.
- Экскурсия? - уточнил я с сомнением.
- Да! В некотором роде.
Некоторое время спустя Джерри появился снова, ещё более недовольный, чем был.
- Безобразие. У вас тут чёрт знает что творится. Я провёл битые полчаса в палате, и ко мне так никто и не подошёл!
- Персонала мало, на всех не хватает, день сегодня хлопотный... Погоди. А ты-то что делал в палате?
- Ну, я вроде как тоже буду с вами лечиться.
Я сначала ему не поверил. Подумал, что это какое-то журналистское расследование с полным погружением, вроде гонзо, - "почувствуй себя пациентом". Даже укол ревности испытал - он тут, значит, не из-за меня, а из-за очередной статьи! Но также у меня начали закрадываться подозрения, что нас обманули и просто замаскировали под "День открытых дверей" приём новых пациентов. Похоже, только два-три человека из присутствующих по-прежнему были признаны нормальными.
Ада - Адерин Бридд - снова была в карцере за то, что залезала на скамейку ногами, а без неё мы не могли показать спектакль, который готовили ко "Дню открытых дверей": это была её идея, и она должна была выступать в самой ответственной роли рассказчицы. Пока санитаров не было видно, у дверей карцера собралась целая толпа. Особенно Адой интересовался, похоже, Джеймс.
- Он - детектив, а она - полицейская под прикрытием, и они расследуют убийство! - прокричала мне "работающая на правительство" пациентка, пробегая в том же направлении.
- О каком убийстве здесь все говорят? - спросил Джерри.
- Понятия не имею, - пожал плечами я. - Должно быть, кто-то случайно посмотрел новости по телеку или нашёл где-то обрывок газеты. В клинике на моей памяти никаких убийств не было.
Кто-то написал мелом на доске в игровой комнате "В нашем мире много психов, Каждый третий - это псих, Говори со мною тихо: Может, я один из них". Крошке Кэт этот стишок очень понравился, она использовала его как считалочку. Я дописал ещё один: "Если каждый психопат, Где на всех достать лопат". Дописывал я уже в присутствии санитара, который дождался, пока я закончу, и стёр все надписи, - но Кэт свою считалочку запомнила и повторила для новоприбывших. Оба раза "одним из них" оказывался я.
- Это Вы написали? - спросил меня санитар.
- Только второй, - честно признался я. - Первый здесь уже был. Кто его написал - не знаю.
- И что Вы хотели этим сказать?
- Ничего. Просто вспомнил второй стишок на тему психов и решил присоединиться.
"Рисунки запрещены", - написал санитар на доске.
- Лучше бы он написал "Надписи запрещены", - посетовал я.
- Тогда это тоже было бы надписью.
- Так в том и концепт.
Мел у нас забрали тоже.
- А мел-то чем опасен? - расстроились пациенты. - Потому, что его можно проглотить?
- Мел можно есть, - сказал я. - В нём кальций.
- Я однажды попробовала съесть мел, - поделилась Кэт. - Но он был цветной и невкусный.
За неимением других развлечений решили поиграть в "Крокодила": вытягиваешь наугад карточку с двумя рисунками на разных сторонах, выбираешь понравившееся изображение и объясняешь его жестами. Игра простая, но отлично убивает время, и все получают удовольствие. Правда, в какой-то момент одна из участниц по незнанию показала пальцами ножницы - да так, будто она отрезает ими пальцы другой руки... но мне, хоть и не сразу, удалось взять себя в руки. А потом Кэт стала говорить, что для того, чтобы победить злого волшебника, заколдовавшего её маму, ей, наверное, нужен меч. Я насилу её убедил, что меч ей не нужен, а нужен, например, прекрасный принц, который её маму расколдует обратно. Но вот кто-то упомянул некоего МакБрайда, Кэт предположила, что это и есть злой волшебник, а ей ответили, что МакБрайд - это убийца, которого по телевизору показывали... и все разбежались. А так хорошо начинали играть, если бы не это убийство неведомое.
- Джон Голт - это как чёрный археолог? И другие городские легенды? - спрашивал у кого-то Джеймс.
- Ничего не слышал о чёрном археологе, - заинтересовался я.
- А о Джоне Голте что-нибудь слышали?
- Это местная легенда. Пациенты верят, что однажды Джон Голт придёт и освободит их всех.
- Говорят, он полицейский? Или врач?
- Версии разнятся, но он точно не врач. Во всех легендах он против врачей. Это некая внешняя сила, выступающая на стороне пациентов.
- А как он выглядит?
- Никто не знает. Но все уверены, что когда Джон Голт явится, они его каким-то образом узнают.
Договорить мы не успели - всех созвали в общий зал на сеанс групповой терапии.
- Вы теперь тоже пациент? - спросил Джеймс у Джеральда. - Что с Вами случилось?
- Я не могу жить спокойно, когда меня окружают убийцы. В моём городе живут сплошные убийцы.
- Убийцы?.. - я приготовился было к проповеди о вегетарианстве.
- Они вернулись с войны, где все они убивали. И живут среди нас, ходят по улицам. Хотя не умеют ничего, кроме как убивать.
- Ветераны, что ли? - догадался Джеймс.
- Им тоже нелегко приходится, - примирительно заметил я, мысленно порадовавшись, что не служил и не вхожу для Джерри в категорию "убийц". Но радость была недолгой.
- И каждый из нас может стать убийцей. И ты. И ты. И я тоже. Каждого из нас могут послать убивать, и мы пойдём, и будем убивать!
Пока он убедительно разливался о том, что мы все в опасности, я всё больше понимал, что он не шутит и не притворяется. Вот так живёшь с человеком, а он становится параноиком. И ведь к этому шло. Теперь понятно, почему он был таким нервным и раздражительным. Я даже испытал некоторое чувство вины за то, что сразу не разглядел первые симптомы. Что ж, по крайней мере, теперь мы будем вместе, и я смогу за ним приглядывать. Правда, я не понимал, зачем он поначалу врал мне, что приехал просто навестить. Что-то в этом было странное и загадочное.
- Мы с тобой тут оба ненормальные, Соколиный глаз! - особенно горячо монологу Джерри обрадовалась Джинни Дарк, давняя пациентка, раскрашивавшая чем-то (не уверен, что хочу знать, чем) лицо и носящая маску. Говорили, что перевели её из тюрьмы, где она сидела за серийные убийства, и её слова это периодически подтверждали. - А мне нечего бояться, я уже убийца!
- А почему "Соколиный глаз"?
- Потому что, если назвать твоё настоящее имя, они тебя узнают и за тобой придут.
Потом всем приказали сесть. Мест на скамейках было мало, я предпочёл бы и постоять, но когда санитар гаркнул "Сидеть!", я развёл руками и сел на пол там же, где стоял. Меня всё равно подняли и усадили на скамью рядом с Джерри. Групповая терапия была посвящена Катрин - у которой, видимо, опять забрали игрушки, потому что она опять куда-то убежала, но говорить о ней в её отсутствие сестру Амбридж совершенно не смущало. Она велела санитарам привести Катрин, но доктор Кийз увязался за ними, чтобы проследить. Когда Кэт пришла, Амбридж устроила ей допрос:
- Миссис де Грас, сколько Вам лет?
- Не знаю. Наверное, пять. Или шесть.
- Вы хотите, чтобы за Вами пришла мама?
- Да. Но мою маму заколдовал волшебник. Я не знаю, как её расколдовать.
- А разве Вы не хотите повзрослеть?
- Нет. Мне не нравятся взрослые.
- Все здесь присутствующие - взрослые люди. Вы хотите сказать, что они все Вам не нравятся?
- Некоторые нравятся. Но я не хочу быть взрослой. Я решила, что не буду взрослеть, и не стала!
Сестра Амбридж заключила, что это подтверждает её слова о том, что Катрин прячется от проблем при помощи инфантилизма и, разрешая ей играть с игрушками, мы этому потакаем. Затем она предложила желающим высказаться о том, что нужно сделать, - без конкретных названий препаратов и психологических методик, - чтобы помочь Катрин поправиться и выйти из больницы. Все говорили о том, что, насильно отбирая у Кэт игрушки, ей делают только хуже и что она может повзрослеть сама, если её не трогать. Ада, которую на время терапии выпустили из карцера, всё время что-то выкрикивала с места, и Амбридж переключилась на неё:
- Мисс Брид, Вы хотите, чтобы миссис де Грас стало лучше?
- Это вопрос с подвохом, я не буду на него отвечать.
- Но Вы же не хотите, чтобы она осталась здесь на всю жизнь?
- "Как давно Вы перестали пить коньяк по утрам", - прокомментировал я. Что бы ни ответила Адерин, Амбридж вывернет это так, что если мы желаем Кэт добра - мы должны согласиться с ней, а если не согласимся - значит, не желаем.
- А почему, в самом деле, мы не пьём коньяк? Мы можем за это проголосовать?
Все дружно проголосовали за коньяк, а Адерин уволокли в карцер за выкрики "Ложь, п@дёж и провокация". Сестра Амбридж хотела было завершить сеанс, поскольку "пациенты слишком возбудились", но несколько человек, включая меня, так долго держали руки поднятыми, чтобы высказаться, что она это позволила - хотя я понимал, насколько бессмысленно вступать с ней в дискуссии. Я постарался быть краток. И вежлив.
- Я ничерта не смыслю в психологии, но мне кажется очевидным, что, показывая Катрин, что взрослый мир к ней враждебен, мы только укрепим её в желании никогда не взрослеть. Когда мы взрослеем, мы попадаем в безопасное пространство, в котором мы можем сами распоряжаться собой и своим имуществом, сами выбираем, что делать, а что нет, и никто не посягает на нашу свободу. А как можно захотеть взрослеть, если это пространство жестоко и несправедливо? Уж лучше в таком случае остаться ребёнком.
- Но когда мы взрослеем, мы также начинаем жить в обществе и следовать его законам. Например, законом запрещается хранить наркотики...
- Вы приравниваете мягкие игрушки к наркотикам? Серьёзно? Этот аргумент не имеет смысла, поскольку законами не запрещены мягкие игрушки.
- Мягкие игрушки - как и вообще любые игрушки - запрещены уставом больницы.
- На каком основании?
- Они представляют опасность. Был случай, когда один пациент задушил другого при помощи мягкой игрушки.
- Всё что угодно может представлять опасность. Я прямо сейчас могу снять рубашку и затолкать её кому-нибудь в горло. Но устав не запрещает носить одежду. А Катрин не способна причинить никому вред.
Диалог зашёл в тупик и завершился. Я всё равно ничем не мог помочь малышке Кэт. Я не был сторонником того, чтобы отпустить её на свободу и вообще распустить всех пациентов. Если о ней некому будет позаботиться, в большом мире она просто пропадёт.
Проголосовали за то, чтобы разрешить Катрин иметь при себе мягкие игрушки. Пациенты хотели, чтобы игрушки разрешили сразу всем, но сестра Амбридж предупредила, что в такой формулировке это будет уже другим голосованием, и я с ещё несколькими голосами разума убедили их, что лучше начать с малого и быть конкретнее. После этого доктор Мари Экман вынесла на голосование предложение отправить старшую сестру Амбридж в оплачиваемый отпуск. Я добавил, что повышение квалификации было бы полезней отпуска, а Амбридж сказала, что в её отсутствие её будет замещать старший санитар. Так она хотела запугать пациентов, которые этого санитара оправданно боялись. Я напомнил им, что санитар останется санитаром и не получит полномочия медсестры. Проголосовали.
После такого сеанса терапии я чувствовал себя подавленным. Я пытался подбодрить других и себя, говоря, что сегодня просто особенный день - персонал на взводе и оттого закручивает гайки. Что санитары раньше были не такими нервными. Не помогло. Пока я бродил без дела по коридорам, наша посетительница, медсестра Лэндри, которая хотела устроиться на работу в Дом восходящего солнца и говорила, что чувствует, что она здесь нужна, пригласила всех желающих в кабинет доктора Кийза. Этот небольшой, но уютный кабинет с мягким диваном был, пожалуй, единственным местом во всей больнице, где я мог чувствовать себя как дома. Конечно, я согласился.
Сестра Лэндри сказала, что мы можем поделиться тем, что нас в настоящий момент больше всего волнует. Говорить о себе, а не о других, говорить по желанию и просто с места, а не поднимая руку и не вставая, как предпочитала сестра Амбридж. И начала она с себя. Говорила о том, как важно сделать больницу домом для тех, кто живёт в ней временно - и особенно для тех, кто по той или иной причине живёт в ней постоянно. О том, как находить пациентам занятия, как ручной труд может быть наградой, а не наказанием... И всё это она хотела воплотить здесь. Меня даже немного смущало её упорство. Для того, чтобы так горячо желать помочь и не разочаровываться, нужно быть святой... или тоже чуточку сумасшедшей.
И я тоже решил выговориться. Почему-то в собравшейся у Кийза компании не страшно было показаться уязвимым. И не нужно было отстаивать свою правоту - можно было просто открыться.
- Раз мы говорим о том, что волнует прямо сейчас... Сейчас я думаю о том, что в этой больнице я мог бы чувствовать себя вполне комфортно. Я в безопасности, мне ничто не угрожает, и для меня не составляет труда не нарушать правила и тем самым избегать наказаний. Но человек - животное социальное, а так уж устроена их психика, что если в коллективе страдает кто-то один, атмосфера всего коллектива нарушается. Мы не можем чувствовать себя хорошо, когда кому-то рядом плохо и ты не можешь ничем помочь. "Эмпатия" называется. И когда у Кэт отбирают её игрушки... мне хотелось бы как-то защитить её или хотя бы утешить. Но если я скажу ей, что всё будет хорошо и её больше никто не тронет, это будет неправдой, потому что мы ничего не можем сделать против санитаров. Поэтому сейчас я не могу чувствовать себя здесь в безопасности.
И сестра Лэндри сказала, что это естественно - чувствовать себя так, и что это действительно важно - чтобы комфортно было всем. Мы ещё немного поговорили о Катрин, и кто-то высказал отличную идею: раз мы относимся к ней, как к ребёнку, то нужно помочь ей развиваться, как ребёнку - учиться новому и так становиться старше. А потом родилось прекрасное предложение поздравить её с днём рождения, подарить какую-нибудь игрушку, - чтобы она поверила, что стала на год старше. По привычке некоторые спросили, проголосуем ли мы за это, но это оказалось не нужно: предложение поддержали единодушно. В дверь тем временем стали заглядывать санитары, чтобы позвать всех в общий зал, и после третьего раза нам пришлось подчиниться.
В общем зале сестра Амбридж огласила результаты голосований. Идея с коньяком предсказуемо не выгорела, но Амбридж объяснила это не тем, что устав запрещал алкоголь из-за его несовместимости со многими препаратами и возбуждающего воздействия, а тем, что не было набрано достаточного количества голосов. Пациенты разочарованно загудели и решили в следующий раз голосовать хотя бы за пиво. Я сказал, что среди нас есть дети, которым алкоголь нельзя, поэтому не так страшно, что голосование не показало сто процентов. Провалилась и идея с отпуском - по той же причине. При этом сестра Амбридж никогда не говорила, сколько голосов нужно для положительного ответа, и ссылалась на некий документ с порядком голосования, который тоже никто в глаза не видел.
Очевидно, что "демократия" с самого начала была фикцией, но я только теперь начал замечать, как множился вокруг неё душный ком вранья. Сказать пациентам, что они на самом деле не влияют на принятие решений, было бы честнее и проще. Последней каплей стало объявление сестры Амбридж о том, что голосование за возвращение Кэт игрушек также не было учтено, поскольку не был подан список проголосовавших. Дескать, то, что Адерин не умеет писать, - наша проблема и вот такие хреновые у Катрин заступники. Но попытка настроить нас друг против друга не прокатила. Пациенты стали возмущаться, что сперва нужно было озвучить правила голосования, а уже потом - принимать голоса, и обратили внимание на то, что Адерин собирала голоса за коньяк, а не за игрушки. Следовательно, списки подменили. Те, кто составлял и подавал списки, узнали свой почерк и указали на ошибку. Успокоить пациентов удалось только тем, что можно будет проголосовать по этому вопросу ещё раз.
В качестве компромисса сестра Амбридж предложила следующее развлечение: каждому предлагалось написать свои предложения по улучшению распорядка больницы. Я спросил, ограничено ли количество предложений от одного лица, и она ответила, что не больше одного листа. Что ж, у меня мелкий почерк, а у листа две стороны. Ручка была одна на всех - я дождался, когда она попадёт ко мне в руки, и начал писать - всё, что приходило в голову, всё, что казалось важным для существования. Разрешить говорить. Разрешить молчать. Разрешить лениться. Разрешить хранить секреты. Разрешить бояться. Разрешить задавать вопросы. Разрешить возражать. Разрешить мечтать. Разрешить наслаждаться тишиной. В этом было что-то среднее между "конституцией Ужуписа" и терапией - я давно не писал на бумаге, и меня захватил сам процесс. Мне было важно донести то, что необходимы только права, и никаких запретов и ограничений. И то, что запрещать простые вещи вроде мягких игрушек - не менее абсурдно, чем разрешить дышать. С абсурдом можно бороться только абсурдом.
Адерин напомнила, что не умеет писать, и хотела продиктовать кому-нибудь свои предложения, но сестра Амбридж сказала, что в правилах прописано: написать - значит, написать. Шикарно: физическая невозможность писать правилами не учитывается, нет ножек - нет мультиков. Я начал подозревать, что устав, правила и распоряжения главврача она выдумывала на ходу, потому как у пациентов всё равно не было возможности проверить.
Начался обед, а я всё писал. Амбридж меня торопила, и я торопился, но писал. Во время обеда крошку Кэт поздравили с днём рождения и подарили белого шахматного коня - шахматы ещё не были запрещены уставом. Теперь ей исполнилось семь, и она была очень рада поздравлениям. Сработало! К этому коню бы принца, но для этого пока рановато.
Я отвлёкся ненадолго и закончил список на 58-м предложении. Влезло, конечно, не всё, о чём я думал, но правила есть правила. Я сдал листок, отдал ручку и испытал даже некое облегчение. Теперь я мог быть свободен и вышел, пока у Амбридж, чего доброго, не возникли вопросы. Я немного боялся, что листок она просто порвёт, но это было не главным. Главным было то, что она подорвала доверие к себе. Некоторые пациенты отказывались передавать ей свои предложения и хотели, чтобы их записки попали непосредственно в руки главврача. Правда, я сомневался, что главврач был на нашей, а не на её стороне, но начало было положено. И на первом же перекрёстке коридоров я услышал:
- Мне кажется, единственный способ что-то изменить - это физически нейтрализовать Амбридж.
- Убийство - это не выход, - привычно возразил я. - Нас всех посадят в тюрьму, или запрут здесь же до конца наших дней.
- А я говорю не об убийстве. Можно, например, связать...
- Это тоже считается за причинение вреда. К тому же останутся санитары.
- И что же тогда делать?
- Что-то сделать можно только снаружи. - и я неожиданно для себя самого озвучил то, что уже некоторое время как пришло мне в голову. - Я дееспособен, и могу выйти отсюда, если мой лечащий врач признает, что я могу жить во внешнем мире. Да, возможно, это преждевременно, но для общества я не опасен. И оттуда, снаружи... я могу попытаться привлечь внимание к тому, что здесь происходит.
Страшно, конечно. Неожиданно страшно возвращаться туда, где толпы незнакомых, непредсказуемых людей и предметов. Где осколок стекла от разбитой кем-то бутылки может в любой момент впиться тебе в ногу, а протягивая ладонь к поручню эскалатора, никогда не знаешь, не воткнул ли в него какой-нибудь шутник булавку. Но чем дольше остаёшься в Доме восходящего солнца, привыкая к безопасности, тем сложнее отсюда выйти. А не выйти нельзя. Некому, кроме меня.
- А вот и Вы. - Кийз как раз проходил мимо, и я вцепился в свой шанс, пока не передумал. - Мы как раз о Вас вспоминали.
- Я могу чем-то помочь?
- Да. Только Вы и можете. Я хотел поговорить с Вами... попросить дать мне разрешение выйти отсюда. Возможно, я ещё не долечился. - преувеличивать свои возможности не было смысла, да и врать я мог бы кому угодно, кроме Кийза, поэтому решил быть откровенным до конца. - Но если я не справлюсь, я вернусь - сюда или ещё в какую-нибудь больницу. А на свободе я хотя бы смогу рассказать кому-то о том, что здесь творится... дедовщина.
Согласился он неожиданно легко. Ещё более неожиданно, чем мне было произнести всё это.
- Конечно, я дам согласие. И Вы сможете приходить ко мне домой как к терапевту.
Мне показалось, или это прозвучало двусмысленно? Быть может, потому, что раньше врачи ни разу не приглашали меня к себе, а принимали в кабинете? Не важно. Я был чертовски ему благодарен.
- Спасибо. Конечно, я буду приходить.
- Я сам уже думал о том, чтобы обратиться к спонсорам больницы.
- Одних спонсоров недостаточно. В их руках только деньги. Нужно дойти до высших инстанций, до специалистов... хотя я не знаю, как всё это устроено.
Решимость доктора Кийза меня несколько успокоила. Здесь, пока за спиной сестры Амбридж маячила тень полумифического главврача, он не имел права голоса, - но если он заговорит с медицинским сообществом, к нему прислушаются охотнее, чем к какому-то психу. Это, впрочем, не отменяло моего намерения покинуть Дом как можно скорее. Не стоит всё перекладывать на чужие плечи.
События раскручивались всё быстрее. Когда я вернулся в зал, почти все пациенты уже сдали свои листочки с предложениями. Джерри преподнёс Амбридж неведомо откуда добытую им белую розу, и мы все его поддержали, надеясь, что она немного оттает. Она утверждала, что не имеет права принимать взятки, но когда её убедили, что ей делают подарок как человеку и женщине, а не как врачу, она сдалась. Казалось, что-то немного наладилось. Но тут Амбридж подозвала к себе Катрин и попросила прочитать вслух какое-то письмо. Кэт воскликнула, что не будет этого делать и это всё неправда, расплакалась и убежала. Ада взглянула на обронённое ей письмо и изменилась в лице.
- Ты оказываешь давление на ребёнка при помощи сообщения о смерти её родственника? Да что же ты за человек-то такой?
- Вы не имеете права требовать от неё разглашения личной информации, - поддержал Джеймс. В его голосе прорезались такие... особые бескомпромиссные нотки. Военный или коп?.. - Вы не её опекун.
- Я не требовала. Я предложила поделиться.
- Вы не сказали "Вы можете с нами поделиться, если захотите", - напомнил я. - Вы сказали "Прочитайте это вслух, пожалуйста". Отдали распоряжение, как старшая. А она всё ещё ребёнок.
Значит, у Катрин кто-то умер? Её мама, которая, вероятно, находилась в коме? Паршиво, очень паршиво, если надежды у неё не останется.
Адерин продолжала сидеть у Амбридж на столе и высказывать ей претензии, поэтому санитар подкрался к ней сзади, вколол успокоительное и унёс. И шапку у неё постоянно отбирали, не иначе как придумав очередной бредовый пункт устава про запрет головных уборов. После обеда Амбридж разрешила показать спектакль, но без Ады мы по-прежнему не могли это сделать. Пришлось ждать, пока она придёт в себя и санитар приведёт её под присмотром доктора Кийза.
Начались нехитрые приготовления: Джинни Дарк достала чёрную шаль, Катрин переоделась в белое платье, я за неимением лучшего взял из палаты простынь. Сдвинули скамьи для зрителей и освободили пространство сцены. Спектакль был по "Дюймовочке", мы почти не репетировали, вызвавшихся участников не хватало, и Адерин привлекла добровольцев из зрительного зала. Быстрым дайджестом "краткого содержания предыдущих серий" при помощи добровольцев показали, как к Дюймовочке сватался Лягушонок (корпорация "Жаба и сын" в одном лице) и как её похитил Жук, и как долго брошенная Дюймовочка шла по снегу. Потом на сцену вышли Мышь и Крот, а Ласточку прятали за простынёй в дверном проёме. Крот показывал Дюймовочке свои владения, а в одну комнату велел не заглядывать - это была моя идея, от которой немного веяло Синей Бородой.
Санитар немедленно пошёл проверить, что там за простынёй, поэтому, когда Дюймовочка открыла дверь, обнаружила Ласточку и освободила её, выглядело это так, будто Ласточка сбегала от санитара. Я играл принца, он же король эльфов, к которому прилетела Ласточка, чтобы позвать на помощь Дюймовочке. По идее Адерин, принц был Джоном Голтом, но я не стал это озвучивать - персонал на это имя реагировал нервно, заменял его "Тем-кого-нельзя-называть" и рвал записки, которые время от времени находили в больнице за подписью Джона Голта. Я вообще не знал, что принцу полагается говорить, и решил, что пантомима выразительней. Я накинул на плечи простыню в качестве плаща, принц и Крот фехтовали при помощи швабры и веника, и Крот был повержен. При подготовке спектакля я волновался, не подведёт ли меня воображение, если я буду делать вид, что принц вооружён мечом. Спасла положение Адерин, которая назначила Крота Дартом Вейдером, а Дюймовочку - принцессой Леей. Я представлял, что это световой меч, и азарт представления так меня захватил, что я ничего не боялся.
Ласточка и принц унесли Дюймовочку, держа вокруг неё кольцо рук - Катрин боялась прикосновений. У Дюймовочки выросли крылья, и я впервые за весь спектакль заговорил, объявив, что она будет править волшебной страной. Санитар уже стоял перед нами с наручниками вместо свадебных колец наготове, но спектакль необходимо было закончить несмотря ни на что. Я видел, как Кэт счастлива быть принцессой, а Крот сделал предложение Мыши, и для них тоже был хэппи-энд. Зрителям понравилось. Но сестра Амбридж спросила, помним ли мы об условии, при котором нам разрешали сыграть спектакль.
- Мы обещали не нарушать правил больницы, и мы их не нарушали, - недоумевал я.
- Вы должны провести полчаса в палатах поодиночке и принять успокоительное. Как и ваши друзья, которых вы об этом не предупредили.
Вышло неловко. Амбридж действительно говорила о последствиях. Я сказал, что я не против отдохнуть в палате, хоть успокоительное мне и не требуется - я был спокоен и так. Но вмешался доктор Кийз, говоря, что Адерин Бридд только что кололи успокоительное и передозировка может её убить. Затянувшееся препирательство рисковало повысить потребность в успокоительных больше, чем сам спектакль. Кийза успокоили, что речь идёт о таблетках, а не уколах, но он всё равно увязался проследить за своими пациентами. Привлечённых на эпизодические роли трогать всё-таки не стали - или же увели позже. А всю нашу импровизированную труппу разместили по одиночным палатам в одном коридоре.
- Если Вы притворитесь спящим, я дам Вам плацебо, - шепнул Кийз, когда я забрался на койку.
- Хорошо. - это было кстати: в такой день быть сонным - непозволительная роскошь.
- Притворяться придётся полчаса.
- Что поделать. Давайте.
Я устроился поудобнее, приготовившись вздремнуть. Когда голоса санитаров стихли, я приоткрыл глаза. Пару минут спустя дверь палаты, к вящему моему удивлению, тоже приоткрылась, и вошёл незнакомый мужчина. Белого халата на нём не было. Он по-хозяйски присел на стул.
- Здравствуйте. Я от Джона Голта. Могу я задать Вам несколько вопросов?
- Валяйте. Может, хоть Вы мне объясните, кто такой этот Джон Голт.
- Чего Вы хотите?
- Я? Смотря что Вы можете предложить.
- Ну почему все задают мне этот вопрос? - расстроился мужчина. - Дело не в том, что я могу предложить. Дело в том, чего хотите Вы.
- Вы из этих... из мормонов? - заняться всё равно было нечем, а разговаривать с психами я уже привык.
- Нет. Я от Джона Голта. Он может исполнить Ваши желания.
- Но он же не всемогущий, этот Джон Голт. И почему он не пришёл сам, раз так о нас беспокоится?
- Он не может сам прийти. Не в состоянии.
Понятно. Мессия всех психов, миллиардер Джон Голт лежит где-то в коме, а дело его живёт. Очень убедительно. Почему мужик сразу не назвался самим Джоном Голтом?
- Вам лучше обратиться к кому-нибудь ещё. Здесь много его поклонников.
- С некоторыми я уже говорил. Теперь я хочу поговорить с Вами. Вы хотите выйти отсюда?
- Хочу. И выйду - как только мой врач даст на это согласие.
- Чем Вы займётесь, когда выйдете?
- А это Джона Голта не касается.
- Вы хотите выйти отсюда быстрее? Намного быстрее. Почти сразу.
Я задумчиво посмотрел на окно - не самый быстрый способ, учитывая решётки. Становилось любопытно. Банда анархистов, борющихся за освобождение психов? Сектанты? Мошенники? В чём выгода подстрекать больных к побегу? Я подумал, что можно вытянуть из посетителя ещё немного информации.
- Я хочу выйти отсюда легально. Но предположим, что я соглашусь. Что для этого нужно сделать?
- А что Вы готовы за это дать?
- О, это уже интересней. А что вам нужно?
- Дело не в том, что мне нужно, а в том, что Вы готовы отдать.
- Я это уже слышал. Будьте конкретней. Я готов отдать свой старый тапочек, но вряд ли это то, что вы хотите.
- Готовы ли Вы отдать что-то ценное?
- Вот, другое дело. Значит, Вы спекулируете именем Джона Голта, чтобы выманивать у доверчивых психов ценные вещи? Умно. Но ценных вещей у меня нет. Ни драгоценностей, ни антиквариата, ни подлинников эпохи Ренессанса... только стипендия. Была.
- Джону Голту не нужны ваши деньги и драгоценности.
- А, я понял. Джон Голт - маг и волшебник и берёт плату абстрактными вещами, да? И многие покупаются и отдают свою... любовь, свободу, и что там ещё может быть?..
- Некоторые соглашаются. - проповедник обладал профессиональным терпением. - Вы всё-таки подумайте.
- Извините, но нет. Джону Голту я не готов отдать ничего. Даже старый тапочек.
Мне уже совсем не хотелось его задерживать, но он не торопился, будто ему неловко было уходить ни с чем и бросать меня вот так. В конце концов мы вежливо пожелали друг другу удачи, и он ушёл. Я хотел было возобновить попытку вздремнуть, но в коридоре появились сочувствующие, а мои соседи уже проснулись - либо, как и я, тоже приняли плацебо.
- Как ты там? - просунулся в дверь Джеральд.
- Отлично себя чувствую. Только какой-то мошенник ко мне заходил. Вот такая тут безопасность.
- Мы не слышали, как ты говорил, - сообщили из соседних палат.
- Мы тихо говорили.
- Я его не видел, - заявил санитар, дежуривший в коридоре.
- Видимо, его впустил кто-то из врачей, и так же выпустил.
- Он тебе не приснился?
- Нет. Я умею отличать сны от реальности. И прозрачным он не был, и сквозь стену не проходил. Вошёл в дверь и так же вышел.
- И что он хотел?
- Ссылался на Джона Голта, предлагал помочь выйти отсюда за какие-то ценности. Я его вежливо послал.
- Ко мне тоже от Джона Голта заходили, - подтвердил Джерри. - Твой как выглядел?
- Как мужчина средних лет. Представительный такой, усатый. Во что был одет - не помню.
- Мой был в очках... А усов, кажется, не было.
У меня возникло неприятное ощущение, что меня держат за психа больше, чем я есть. Разговор не мог мне привидеться, потому что не мог. У меня не бывает галлюцинаций. Тем более после плацебо. Или это было не плацебо?..
- А ко мне не заходили, - расстроилась Катрин. - Наверное, потому, что я ещё маленькая и у меня нет ничего ценного. Но я даже не знаю, что бы я сказала, если бы ко мне пришли.
- Надо говорить, что ты с незнакомыми дядями не разговариваешь, - подсказал я.
Когда положенные полчаса прошли, мы вышли из нашего заключения и спустились в зал. Там тоже случилось нечто странное: Джеральд остановился лицом к стене и остался стоять. На оклики и прикосновения не реагировал, будто окаменел. Я перепугался не на шутку: раньше с ним такого не случалось. Врачи не объясняли, что с ним произошло, только велели отойти от него и уверяли, что всё хорошо. Но это было, чёрт возьми, не хорошо. А они ничего не делали!
- Надеюсь, Вы знаете, что у вас по больнице свободно расхаживают мошенники? - поинтересовался я у сестры Амбридж.
- Да, знаю.
- И что? Они арестованы? Им запретили приходить? - теперь сомнения в собственной вменяемости почему-то улетучились. У Амбридж галлюцинаций точно быть не может.
- Они больше не придут.
Амбридж велела всем сесть, не обращая внимания на Джерри, и сказала, что это всё из-за "Дня открытых дверей", придуманного доктором Кийзом и другими докторами - дескать, пациенты слишком переволновались, поэтому то Стелла Макдональд падала в обморок, то Джеральд Хоук зависал на месте. Прекрасная тактика - перекладывать с больной головы на здоровую. Затем она раскритиковала спектакль: он, оказывается, искажал произведение Андерсона (который такой трэш писал, что никому и в кошмарах не снилось, вспомнить хоть Красные башмачки), высмеивал традиционные ценности Америки (что нетрадиционного в союзе Дюймовочки и принца или двух грызунов, видовое различие?) и вообще не был профессиональным (то есть для любительской постановки мы должны были выписать настоящих актёров?). Похоже, традицией спектакли не станут, а жаль.
В довершение она обвинила участников спектакля в краже планшета из её сумочки. Поскольку во время представления похожий гаджет, при помощи которого она воспроизводила саундтрек, был в руках у Адерин, крыть было нечем: Ада наверняка поняла, что просить у персонала смартфон бесполезно, а у посетителей гаджеты забрали, - вот она и решила украсть, что под руку подвернулось. Амбридж велела обыскать всех, но санитар первым делом направился к Адерин. Джеймс напомнил, что обыскивать женщин имеют право только женщины. Что бы мы без него делали? Кем бы он ни был, опыт у него явно был. Адерин восприняла идею обыска с энтузиазмом и принялась раздеваться, что закончилось, разумеется, карцером. Я тоже был не против обыска, но обо мне уже и не вспомнили.
Как только Джерри пришёл в себя, мы сразу его обступили - что его, похоже, удивило.
- Всё в порядке. Я немного задумался.
- Немного? Ты залипал минут десять. И часто с тобой так?
- У меня просто низкое давление. Всё нормально.
- Это не_нормально! Раньше такого с тобой не было!
Амбридж объявила голосование по вынесенным нами предложениям. Я, если честно, не ожидал, что предложения мы писали для голосования, но тем лучше. Первый лист Амбридж зачитывала с удовольствием: дескать, больница у нас такая замечательная, что нужно пригласить представителей телевидения, чтобы снять о нас сериал с мисс Амбридж в главной роли. У меня возникло стойкое ощущение, что написано на листе что-то совсем другое, а Амбридж снова сочиняет на ходу, выдавая желаемое за действительное. И начали закрадываться подозрения, не сходит ли она сама с ума от безнаказанности и недостатка внимания. И что делать, если они оправдаются? Кто её госпитализирует?..
- Вы палитесь, - сказал я. - Давайте лучше я прочитаю. Я умею держать каменное лицо.
- Я не палюсь, я радуюсь! Давайте проголосуем за это замечательное предложение.
Проголосовали. Хоть какая-то огласка - лучше, чем ничего.
Доктор Экман тоже озвучила предложение: провести повторный осмотр больных независимой комиссией, поскольку у неё возникли подозрения, что некоторые из них здоровы. Аккредитация больницы также означала, что осмотр пройдёт и медперсонал. Это было отличной идеей, и за неё я тоже охотно проголосовал - подспудно уже понимая, что сколько бы мы ни выводили свои фамилии на бумажке, ничего не изменится. И всё же что-то заставляло участвовать в этом ритуале убийства времени.
Амбридж взялась за мою бумажку с предложениями, и я приготовился к тому, что она снова выдаст какую-нибудь сахарную тираду - при том, что даже издалека было заметно, что фразы на листке были короткими и в столбик. Однако она честно озвучила, что-де мистер Роланди (она постоянно называла меня "Роналди", видимо, по аналогии с Роналдо, и фамилию доктора Кийза путала тоже) написал много прекрасных предложений, из которых она выберет несколько, чтобы не зачитывать все 58. Мне не терпелось услышать, какие именно пункты она сочтёт наиболее безопасными.
- Вот, например: "Разрешить гоняться за бабочками".
- Бабочек жалко, - возразил Джеймс.
- Я же не призываю их убивать! - возмутился я.
- Никто не хочет проголосовать? Нет? Тогда вот ещё: "Разрешить завтракать".
- А нам что, запрещено было завтракать? - кто-то начал осознавать абсурдность ситуации. Замечательно.
- А откуда вы знаете, что будет завтра? Вдруг запретят? - ответил я. - Игрушки поначалу тоже не запрещали.
- Ну, кто будет голосовать? Если сегодня не проголосуете, завтра завтрака может и не быть, - поддержала меня Амбридж.
- Завтрак запретить нельзя, - Джеймс оставался восхитительным занудой. - Трёхразовое питание входит в обязательный минимум ухода за пациентами.
- Хорошо. Здесь ещё много замечательных предложений. Мне очень нравится предложение "Разрешить чистить зубы". Согласитесь, что чистить зубы - это очень важно.
- А я не буду чистить зубы, - мрачно откликнулась одна из пациенток. - Может, тогда я попаду к стоматологу и хотя бы ненадолго отсюда выйду.
- Не волнуйтесь, - утешила её Амбридж, - Зубы Вам вылечат и здесь. У нас многопрофильный центр.
- И родильное отделение в нём есть? Мэттью, почему ты не написал "Разрешить заводить детей"?
- Потому что заводить детей здесь - негуманно по отношению к детям.
Голосование завершилось. Санитар снова написал на стене "Порядок. Дисциплина" и попытался нарисовать морду котика с двумя скрещенными костями. То есть, новая чёрная маска Джинни Дарк, отражающая её внутреннее состояние, по мнению Амбридж "вгоняла в депрессию" других пациентов, а кости - нет? Чтобы крошка Кэт не пугалась, я поспешил объяснить, что это кошачий пиратский флаг - Весёлый Котжер. Для верности санитар рисунок перечеркнул, но Амбридж велела его убрать. Мы предположили, что у бедняги санитара просто аллергия на котиков или какая-то детская травма.
- Разговоры о домашних животных запрещены, - объявила Амбридж.
Мы попробовали говорить о диких животных, но и их запретили очень быстро. Тогда я не выдержал.
- Давайте поговорим о растениях. Например, об огурцах. Огурцы бывают...
- ...бешеные.
- Огурцы бывают: зелёные! Продолговатые! Пупырчатые! И солёные.
- А зелёные и продолговатые одновременно?
- Ни в коем случае. Никогда не путайте между собой зелёные и продолговатые огурцы. Это разные цвета.
- Сейчас нам запретят говорить о... продолговатом.
- Это не страшно. Есть ещё такие огурцы, которые помидоры. Они отличаются краснотой и округлостью! И кабачки... чёрт, они тоже продолговатые.
Санитар написал на доске: "Разговоры о флоре и фауне запрещены с 9.00 до 23.00".
- Заметьте, - сказал я, - После полуночи мы можем превращаться в тыкву.
- И всю ночь говорить об огурцах.
Санитар написал: "Сомнительные разговоры запрещены".
- Это что же, теперь все разговоры запрещены? - недоумевал Джеймс.
- Нет. Только сомнительные. Но я не сомневаюсь! Я говорю с уверенностью!
Мой запал иссякал, хотя можно было поговорить и о неодушевлённых предметах. Но мою минуту славы привлёк шум с верхнего этажа. Все бросились туда, раздались крики: "Драка!". Когда я выглянул, из-за спин толпы было уже ничего не разглядеть, но новость передавали по цепочке: санитар подрался с пациенткой. Амбридж велела всем возвращаться в зал и отнеслась к случившемуся философски:
- Может, она сама его спровоцировала.
- Это, вообще-то, виктимблейминг, - заметил я.
Пациенты ввалились обратно в зал, бурно обсуждая увиденное и услышанное.
- Вы ничего не видели, - заявляла Амбридж, которая была дальше всех от места событий. - Санитар пытался её успокоить.
- Ничего себе "успокоил" - тумаками... Это как минимум непрофессионально. Даже если на санитара бросается буйный пациент, тот должен его удержать, а не вступать в драку.
Обеспокоенность просто зашкаливала. В этот момент снова пришла на помощь сестра Лэндри. Она пригласила всех присоединиться к разговору, просила сохранять спокойствие. Говорила, что сестра Амбридж, конечно, очень устала и старается сохранить хотя бы внешний порядок, но её методы крайне устарели. Она обращается с пациентами так, будто они притворяются и не хотят сделать над собой усилие, чтобы стать нормальными, - как делали ещё в прошлом веке.
- "У тебя депрессия? Просто успокойся" от создателей "У тебя астма? Просто подыши", - подытожил я.
- Неужели она не понимает, что делает пациентам хуже? Или хочет, чтобы они оставались тут дольше? - недоумевал кто-то.
- Может, действительно не понимает, - вздохнул я. Мне всё ещё хотелось верить в лучшее в людях. В то, что не все они получают удовольствие от власти и насилия, что некоторые просто не ведают, что творят. Мы сошлись на том, что мисс Амбридж очень нужно повышение квалификации, новые знания. В такой сфере, как психиатрия, держать руку на пульсе особенно важно. И дело даже не в её возрасте. Нужны не только молодые специалисты, но и опытные. Вот только опыт должен сочетаться с пониманием.
- Вам никто не давал права проводить занятия с пациентами, - вмешалась сама сестра Амбридж.
- Это не занятие, - кротко возразила сестра Лэндри. - Мы просто беседуем.
- Может, Вы расскажете своим новым друзьям, кто Вы такая?
- Я медсестра Онор Лэндри, - она выглядела удивлённой. - У меня есть специализация... - и сестра Лэндри стала говорить о своём медицинском образовании.
- Она мошенница, - объявила Амбридж. - Она никакая не медсестра. А вы ей верите и слушаете её, даже не зная, кто она такая.
Я задумался. Звучало слишком убедительно для блефа. Но больной человек, не являющийся врачом, а себя им возомнивший, не станет действовать как профессиональный врач!
- Какая разница, кто она такая, если мы просто разговариваем? - пытался я образумить Амбридж.
- Разница есть! Сколько Вам лет? Вы выглядите лет на пятьдесят, но на самом деле Вам лет восемьдесят!
- В таком случае она выглядит очень хорошо для своего возраста, - усмехнулся я.
- Спрашивать женщину о возрасте невежливо, - вступился кто-то из пациентов.
- Я свой возраст не скрываю, - гордо возразила Амбридж. - А её я видела на чёрно-белой фотографии медсестры, датированной сороковыми годами. Не знаю, как ей это удаётся, но она не та, за кого себя выдаёт!
- Наверное, это её родственница? - я по-прежнему не мог взять в толк, в чём проблема. - Или просто похожа. В мире бывают двойники.
- Но на фотографии было написано: Онор Лэнгтри!
- Ну и что? Что плохого в том, чтобы взять себе имя достойного человека, на которого хочешь быть похожим? Она же назвала себя не в честь Чингисхана, а в честь медсестры. Не хотите же Вы сказать, что ей почти сто лет!
- И всё-таки, сколько Вам лет на самом деле? - Амбридж не слушала меня и не отставала от Лэнгтри. - Не хотите признаться своим друзьям?
- Я... не помню. - Лэнгтри закрыла лицо руками. Ей явно становилось плохо от этой темы.
- Какое имеет значение, кому сколько лет? Давайте сменим тему, - попросил я. - У каждого из нас свои триггеры. Просто не будем говорить о возрасте, поговорим о чём-нибудь другом.
Наступившее затишье помогло нам услышать, что Амбридж распорядилась отправить Адерин на электрошок. Это было... шоком. С санитаром подралась Джинни Дарк, а Ада вообще была ни при чём, - что такого нужно было натворить, чтобы заслужить такое? Попытаться кого-то убить? От электрошока, конечно, не умирают, - но Амбридж говорила так, будто путала его с электрическим стулом. Мысль у всех была одна: нельзя этого допустить. Хотя никто не знал, как именно.
Мы поднялись наверх, где Адерин в очередной раз проводила время в карцере, и стали караулить. Пациенты хотели вызвать полицию, но телефонов ни у кого не было. На всякий случай кто-то спросил у сестры Лэндри, нет ли телефона у неё.
- Я не ношу телефон с собой, - сказала она. - Телефон слишком большой.
- Мобильные телефоны маленькие, - осторожно напомнил я.
- Мобильные? Но их тоже не носят с собой... их возят в машинах.
- Вы не знаете, что такое мобильные телефоны? - удивился кто-то ещё. - Когда Вы в последний раз пользовались телефоном?
Но я заметил, что Лэнгтри снова стала испуганной и потерянной, и попросил её не трогать. Для себя я объяснил её незнание тем, что её могли долго держать взаперти - например, в какой-нибудь другой психбольнице. Так она пропустила технические изобретения, но осталась медсестрой, которой была до заключения. Выходило, что пациентка оказалась более квалифицированной специалисткой? Представления о нормальности размывались чем дальше, тем больше.
Далее всё произошло быстро. Даже слишком быстро. Послышались крики, что санитар напал на доктора Кийза. Когда я подбежал, Кийз лежал на полу без чувств, а санитар куда-то уносил Адерин, которая также была без сознания и которую, видимо, Кийз защищал. Я помог донести Кийза до дивана, и, поскольку никаких других средств у нас не было, его привели в чувство, отхлестав по щекам. В то же время кто-то напал на санитара - похоже, это был Джеймс - и вырубил его также. Обезвредили и санитарку, которая попыталась встать на сторону коллеги. Два тела затащили в карцер.
- Связать его не забудьте! - подсказал я.
Санитаров заперли. Доктор Кийз открыл дверь больницы и дал кому-то сбежать прежде, чем подоспели остававшиеся на свободе санитары и скрутили его самого. Кто-то говорил, что с минуты на минуту здесь будут пресса и полиция. Конечно, они только увеличат энтропию, но хотя бы помогут разобраться. Сбегать, чтобы меня признали ещё большим психом и вернули назад, я не хотел, но чувствовал себя крайне неуютно.
- Мой лечащий врач заперт в карцере. И кто теперь будет решать мою судьбу?.. - риторически спросил я в пространство и у оказавшейся поблизости сестры Лэндри.
- Сейчас главное - сохранять спокойствие. - когда она так говорила, я удивительным образом сразу успокаивался. - По-хорошему, сейчас всех пациентов должны будут перевести в другие клиники, поскольку после всего произошедшего это место будет воздействовать на них травмирующе. К тому же здесь и так не хватало персонала.
И что потом? Наберут новый персонал, новых больных?.. Этого я уже не увижу.
Я вернулся в общий зал. Там по-прежнему царила Амбридж, неизменная, непоколебимая и неунывающая, как монумент. Я даже позавидовал её фантастической оторванности от реальности.
- Видите, как сразу стало тихо, когда все смутьяны сбежали, - благостно изрекла она.
- Да посто все уже задолбались, - устало возразил я. Я не видел Джерри и Катрин. Малышка нашла-таки своего прекрасного принца? Хорошо бы, если так. - Сколько у нас сбежало? Трое?
- Шестеро.
И она по-прежнему была свято уверена, что во всём виноваты Кийз и другие доктора, попустительствовавшие нарушениям дисциплины.
Кто-то выпустил санитара, которого вырубил Джеймс. На него все косились с опаской, но первым, что он сделал, было написать на стене "Порядок. Дисциплина. Котики строго запрещены".
- Импульсивно-компульсивный - страшная штука, - сочувственно прокомментировал я. - Видимо, пока он пишет буквы, он не буйный.
Ко мне подсела доктор Экман. Вид у неё был замотанный, но она по-прежнему выполняла свою работу.
- Доктор Кийз попросил меня с Вами поговорить. Теперь я буду Вашим лечащим врачом, поэтому мне нужно будет узнать о Вас больше.
- Хорошо. Я недавно говорил с доктором Кийзом о том, чтобы разрешить мне выйти во внешний мир...
- Думаю, у Вас получится. Вы художник? Доктор Кийз говорил, что Вы очень талантливы.
- Он преувеличивает, - я улыбнулся. - Но я постараюсь.
В этом было что-то трогательное - в неуловимом сокращении дистанции. Я подумал, что как только выйду отсюда, непременно найду Кийза, даже если его лишат врачебной лицензии, - просто чтобы сказать спасибо и дать понять, что я его не подведу.

Итоги и благодарностиДля Мэттью, по-видимому, всё сложится неплохо. Меня даже не смущает то, что все эти персонажи были созданы воображением психа Джона Голта, - когда у тебя есть возможность прожить свою жизнь до конца и по своему разумению, какая разница, кто твой демиург? Правда, я не знаю, какую часть своего подсознания Джон Голт воплотил в таком скучном типе, как Мэттью. Может быть, просто массовку.
...А мне-то скучно не было ни разу. Получилась история не про бунт и побег, а про то, что шоковая терапия вредна, но вредна и изоляция. И если больной человек хочет стать частью общества, ему придётся в этом обществе существовать, если только он, конечно, не опасен для окружающих. История про взросление не в том смысле, который про возраст, а то, через этапы которого мы проходим всю жизнь, когда принимаем ответственность за себя и за происходящее в окружающем пространстве.
ДУГЛАС ПРОСТИ ЗА ОГУРЦЫ. Я не удержался
Спасибо мастерам - Дугласу и Вере - за игру! Чертовски интересный получился эксперимент. И чертовски актуальный накануне голосования - я уже после дня перевыборов это осознал.
Спасибо игрокам за разношёрстное сообщество психов, которые были такими нормальными и такими классными! Отдельное спасибо Раисе за Амбридж, конечно, - и Фириэль за Онор Лэндри. Воистину получились очень контрастные и архетипические материнские фигуры.
Спасибо Ортхильде за Катрин и её развесистое стекло - малышку Кэт очень хотелось оберегать. Спасибо Мори за Джеймса - Мэттью до последнего был уверен, что этот человек тут единственный не псих.) Спасибо Терри за доктора Кийза и его тихую храбрость.
Спасибо Ди за Адерин и её непрекращающийся бунт, это было очень ярко и круто.

@темы: moments of life, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты

Прощения прошу за цитирование без спросу, но лучше заголовка не найти.
Я долго докапывался до Птахи, и она таки нарисовала мне герб Рокслеев!

(с) феникс периода полураспада

Меня восхитило не только то, что на этом гербе лось (животное с табличкой "лось" остановить не удалось), но и то, что в до-олларианские времена это был пёс. "Табличку" сменили, а девиз не изменился, как и функция охраны границ. Представьте себе сторожевого лося. О персонаже
Не знаю, почему я с такой нежностью - при всей иронии - отношусь к Генри Рокслею. Возможно, потому, что в нём есть ностальгическое сходство с теми бесхитростными персонажами про верность (верность себе, несмотря на предательство присяги, верность в чувствах, несмотря на неумение их принять), которых я без счёту наплодил ещё тогда, когда не играл в РИ живого действия. Ностальгический персонаж для ностальгического сеттинга.

Не нытья ради, а истории дляА пропустить талигойку всё же обидно - герцогиня Патриция (и это не единственное её имя, конечно, она же из Приддов) Эпинэ успела почти ожить, а у игры занятные модели, в которые я раньше не пробовал. Но я слишком поздно спохватился донести до мастера тот факт, что могу сдать взносы по частям, - Птаха уже снялась и роли уже заняли. Что ж, это повод как-нибудь выгулять пару гнедых Эпинэ куда-нибудь ещё (ролевые балы-перекрёстки существуют?).
Готов был даже подорваться после психушки последней недостающей маской, но скорее из мастерской солидарности, - знаю это чувство, когда в паззле дырка, и все соседние кусочки провисают краями. Тоже не понадобилось - не судьба, значит не судьба.
Пусть будет больше камшовок. Вот Рокслеем я всегда готов, пока он жив. И он готов - упорный, зараза. Остановить не удалось.)

@темы: соседи по разуму, окститесь, юноша, рисуют моих персонажей и коммишны

Ещё один коллаж от Хильдико_Вильнюс - про Кэролайн, прошлые жизни и путешествия. Песня уже от меня - менее позитивная, но про то же. Или хотя бы напёрсток надежды. (с)

В голове сплошная Кэр, но на Самайн её тащить смысла нет, если ни одного знакомого лица не будет (и вообще она больно Благая). А раз я самопровозглашённый мастер по нагнетанию, есть смысл тащить Варича, но имя ему решительно не придумывается, что может быть звоночком, что персонаж пока рождаться не готов. Беда. *ушёл слушать всякий паганъ*

Фото Йанто с Конференции от Грея.Йанто Джонс [впс] на Конференции, фото - aleksgrey.

Занят тем, чем и положено заниматься на конференциях, - пьёт сиречь.
Жаль, остальные участники Конференции свои фото не выкладывают. И доклады тоже. (Кроме Инги, Инги всё правильно сделала!) Ибо красивые все, а доклады - интересные.

Печаль безадреснаяИ, други... если я на какую-то игру не готовлюсь - возможно, я о ней не знаю. По возможности давайте делиться играми? Я тоже постараюсь так делать. А то случайно услышать название игры, нагуглить группу, увидеть в ней "пойдут 30 друзей" и то, что приём заявок уже закрыт, - печально. Печально вдвойне, когда тема "моя" - почти-Крабат, по сути. Я же этим Крабатом целый тэг нагнал.
Не успеваю я за прогрессом. Когда-то большинство МГ были либо в дайри, либо в ЖЖ. Потом перебрались во вконтач. Был период телеграм-каналов. А с самого Колдовстворца у меня ощущение, что подготовка к играм активнее всего ведётся в твиттере. А дальше что будет? Анонсы в инстаграме? Как всё мониторить, не забивая на работу при этом?..(

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, aesthetics, мечтай, иначе мы пропали, we're from torchwood, портрет в интерьере

@темы: moments of life, не вырубишь топором, friendship is magic, кина не будет, електричество кончилось, мечтай, иначе мы пропали

Давненько я не записывал сны, пора исправляться. Читать упрт?Ещё некоторое время назад не снилось ничего примечательного. Самое запоминающееся - как я всю ночь искал хозяев потерявшегося добермана, пока поиски не привели меня в больницу, как в Докторе Хаусе. Или - как я после долгих блужданий оказался в уютнейшем книжном магазинчике на чердаке, которым владели Руш и Келир. Ужасно скучаю по таким магазинчикам, не знаю, существуют ли они сейчас, но если узнаю - мне ведь захочется наохотить там стопку книжек, а денег нет.
Но сегодня под утро приснилось огнище. Я собираюсь на какую-то игру, пишу об этом почему-то в ЖЖ, а не здесь, ищу завязки. И тут мне Леся выкатывает в комменты простыню о своём персонаже, с перечислением пунктов, - что он андроид, что она готова играть в слэш "не дальше поцелуев" и что это первый в её ролевой карьере "седой мужчина". Вы понимаете, да? Кто откажется от невинного романа с пожилым андроидом? Вот и я бы не отказался, но проснулся

Полностью согласен с тем, что Вкусвилл - магазин не для людей. Потому что это магазин для крыс
Хвастовство обретённым прикормом
(Сушёная морская капуста, кедровые орешки, свежий салат-микс.)
Оказалось, Мафею нравится морская капуста. И, похоже, у него снова назрел жировик. Надо будет доехать удалить.
Балто и Лансу одного курса хватило, Кайден ещё чихает и пошёл на второй. Аж похудел, бедняга. Волнуюсь очень, а обследовать его до кучи - пока денег нет.

Вчера был зелёный и плоский, зато работу и отчёт добил. Сегодня пробежался с матушкой по обувному и провёл первый сбор к Безнадёжному пути в Ваби на Третьяковке - были Амарт, Айко, Мэв, Хэл и Марта. Айко научил нас играть в настоящие японские цветочные карты! Когда игра совмещается с гаданием (и весьма точным причём) - это круто, теперь тоже такие хочу. А потом семья Са-Н удалилась и очень долго замешивала очень сложные щщи, так что мы с Айко и Амартом успели поговорить за другие игры, полигоны и сеттинги. И Айко состоялся как Влад-младший на Мор, пока мастер была рядом.
В целом очень продуктивно посидели (и осознали, что нормальных в этом доме не будет). Мастерский мозг съеден до крошки и одновременно завертел шестерёнками. Кажется, я просто возьму тетрадный листочек и, как в первом классе, нарисую пункты A, B, C и стрелочки: кто откуда в каком направлении двигался. И в ближайшее время буду рассылать пинки на возможные завязки, а также слухи и сплетни тем, кто может их подцеплять.
Завтра, по-хорошему, надо перестать бегать от продолжения стоматологического квеста и повернуться к нему лицом, но как же влом. Сил нет никаких.

@темы: moments of life, friendship is magic, moments of dream, это крыса и ей не стыдно, осьминоги выходят в открытый космос

Было два челленджа в том, чтобы играть Йозефа. Во-первых, я постоянно напоминал себе подкрутить громкость голоса в минус. Фэйлд. Раньше я думал, что я тихо говорю, - оказалось, что нет. Не играть мне слуагов.
Во-вторых - этот принцип, когда играешь медика, но не реагируешь на тех, кому плохо. Потому что Йозеф на факультет некромедицины вообще-то не для того пошёл, чтобы людям помогать, а совсем наоборот. С этим я справился, хотя очень непривычно. Надеюсь, Зосим из-за этого не слишком забегался в "целителя к воротам"(тм). Блэквуд, прости!
Ну, и это, наверное, один из самых неэтичных моих персонажей. Даже хуже Грегора. После таких персонажей ещё долго не любишь людей. Потому что у него, по сути, обычная человеческая логика, только на максималках. Дальше?
Пророчество Эйш, скорее всего, сбудется. Йозеф поступит на курс Некромантии, сохранит связи с Гриндевальдом и получит то, о чём мечтал, - работу в лагере и никаких ограничений по экспериментам. Хотел бы я, чтобы он сдох пораньше, но такие, как он, обычно живут долго - к сожалению для окружающих. Так себе справедливость.
Я позаимствовал для игры костюм Птахи с Колдовстворца. Инфа о Колдовстворце в игре тоже была, а от Мордовии на меня чутка дохнуло Бедроградом, так что я предпочёл эти темы не смешивать, хотя Йозефу это было весьма интересно.
А после игры было так классно, во-первых, снова улыбаться, а во-вторых - снова материться.)

БлагодарностиСпасибо Моргану за этот мир, за истории в нём, за классный сюжет со сложными семейными щщами. Всё-таки есть потрясающая чёрная ирония в том, что именно Йозефа звали Анхелем.
Спасибо игрокам и игротехам за оживающие сказки. Было сложно держать каменное лицо Йозефа, глядя на такую красоту. Музыка, стихи, танцы - до мурашек... Невозможно было что-то пропустить.
Спасибо Тианит за Ингрид и Дор за Эйш. За тех двоих, кто взял и потащил на себе весь квест с ритуалом. Вы офигенные.
Спасибо Ксении за Гриндевальда и разговор.
Спасибо Лорю за Андриса, родственника поневоле и полную противоположность. Прямого и честного.
Спасибо Дёгред за Эльзу, её остроту и надрыв. Очень ярко и круто.
Спасибо Адри за Фредерика. Он был совсем другим, чем тот, кого я себе представлял, и это здорово. Здорово, что он может быть разным - и всё равно узнаваемым. Всё равно самим собой.
Спасибо Марго за Мину, Моргану за Мариуса, Хель за Стевана, Джонатану за Йоана. За таких разных представителей разных Домов. За дух Дурмштранга - гордость, упрямство, независимость, привычку к борьбе и умение стоять на своём.
Спасибо Блэквуд за Зосима и Волчонке за Радмилу. За миротворцев. Ибо они наследуют землю.
Спасибо Шерхану за Ионэла. Это тяжело - быть одному против всех.
Спасибо Коняше за Даниэлу и Фиори за Диту. И пусть судьба больше никогда не сведёт их с Вельцем.
Люблю всех очень.

Общая колдография - и момент после (я удачно задержался за спиной Гриндевальда).

@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, моя прописка азкабан, портрет в интерьере