Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Закон: как только появляется фотоаппарат - появляется, что фотографировать, кроме крыс на мобилу. Вот такой красивый закат показывали из окнаОранжевое золото, на глазах выгорающее через лиловый до розовых мраморных прожилок на синеве.
Прост красивый АмартВлез какой-то цивил в красном, хотя я очень старался, чтобы не. Уберите его кто-нибудь.( Но лучи солнышка! Очень рад, что поймал их.
В четверг, когда я выспался после возвращения из Питера, лекция не состоялась (внимание: на этой неделе её тоже не будет!), и я удрал гулять с Мэв. (И как это было).Рассказал о Клдвстврц, поговорили о других грядущих играх и о собаках. Прошли по Арбату, вернулись по Сивцеву Вражку, бульварами дошли до Тверской - на бульварах людно, собачно и на каждом углу грохочет музыка, а подсветка деревьев на удивление удачна и не бьёт по глазам. Оказалось, что кусок Тверской уже перекрыли, согнав туда военную технику. Я порадовался переносу лекции, поскольку народу столпилось очень много, и в Муму тоже наверняка яблоку было негде упасть. Очень жалко солдат, стоявших за ограждением как в зоопарке - их фотографировали и показывали детям. Мы хотели через Охотный ряд пройти на площадь Революции, но не преуспели - пришлось вернуться и через Камергер выйти к Театральной. Спасибо Мэв за вечер!
В пятницу мы с Птахой встретились после работы в метро и поехали к Руш и Келир. Теперь до них можно по-человечески добраться от Селигерской! (И как это было).Келир испекла офигенные кексы, мы дождались Руш и угнездились. Рассказали свои истории с Клдвстврц, послушали про Белтайн, обсудили лестницу, заказали еду в Империи. Их веганская пицца с грибами отныне моя любимая, но настолько сытная, что хватило ещё на завтрак (я! Не доел пиццу! Такое редко бывает). Во втором часу ночи я упал на матрас и ещё некоторое время слушал лёжа, пока не вырубился. Увы, утром пришлось удирать быстро и на такси, поскольку я посадил батарейку нетбука и работа меня потеряла. Руш и Келир мур! А в воскресенье было хреново.А в воскресенье я не доехал ни до др Тёрн, ни до репетиции, ни до сбора москвичей пост-Клдвстврц, потому как чувствовал себя из рук вон паршиво и по большей части лежал, спал, потел. На все 37.4. На следующий же день был огурцом. Что это было, Холмс?
Вчера сорвался гулять в Аптекарский огород с Эйрле и Амартом. Осознал, что не был там с тех пор, как вытаскивал на пленэр bjd-лося, то есть... года четыре? А в оранжерее и вовсе не бывал раньше ни разу, и вот побывал. Среди пальм и лиан очень явственно представляешь себе всяких тропических птиц, рептилий и насекомых. А сам сад утопает в тюльпанах всевозможных сортов с пафосными названиями, от гиацинтов запах стоит как в магазине Lush, цветут вишня и черёмуха... Жаль, что в пруду больше нет карпов. Мы бродили, дышали, фотографировали цветы и друг друга, и было это хорошо. (И дальше было тоже хорошо). Обойдя все тропки, мы вывалились обратно в город - к вечеру красивое солнышко закатилось, а цивилов по окончании рабочего дня стало больше. Нашли ВабиСаби и засели там. Официант Толик подсказал мне, как зарегистрировать мою бонусную карту, чтобы получать ещё больше плюшек, и согласился продать мне пина коладу без паспорта. Наконец-то я её попробовал: только в Ваби пина - без сливок, на кокосовом молоке. Очень нежная и освежающая, хочу ещё. С карты списали 1400 от общего счёта и зачислили 1111. Не знаю, как это работает, но офигительно! Получается, я смогу ещё как минимум один раз и выпить на халяву, и друзей угостить?.. Посидели очень уютно, поговорили за грядущие мастерские и игроцкие планы. Вернусь с Рейховки - буду раздавать пинки. Узнал, что у Рокслея лось на гербе (когда ты думаешь, почему же ты лось, а потом оказывается, что вот поэтому). Рассчитавшись, перешли на тему, всегда всплывающую, когда иные темы исчерпаны: на типологии. Господа знатоки, вот вам ещё один вариант: я как Дюма и Ши. Немношк засиделись, но таки разъехались. Спасибо котикам! Вытаскивайте ещё!
Сегодня снова больной, но жду пьянку по Игроку с доставкой на дом. Завтра с утра стараюсь прорваться к Новиковой с Мафеем, потом м.б. репетиция. Послезавтра иду с фандомом белого порошка на Крабата во второй раз. В пятницу вечером выезжаю на Рейховку и играю до воскресенья.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
...Всё началось с того, что Риса решила собрать маленькую ностальгическую пьяночку по Камше. Первая книга, только что выпустившиеся унары, все ещё живы. А потом всё пошло... как надо всё пошло, и у пьяночки появились сетка ролей человек на 25, игротехи, вводные, правила, два фотографа, взнос и помещение. И у примерно половины каста - заглавных персонажей - случилась игра с сюжетом, кэцхэн, выходцами и дуэлями, а у другой половины - персонажей второстепенных - таки была пьянка с игрой в "правду или вызов" (некоторые умело балансировали между тем и другим). Про графа Генри Рокслея, предположительно командира гарнизона Олларии, в каноне полторы строчки, поэтому догадайтесь, в какой половине оказался я. Чтобы добавить стекла, мы с мастером сошлись на том, что до Валентина оруженосцем Рокслея был Джастин, но меня не предупредили, что на игре будет игротехнический Джастин и как он будет выглядеть (Джастина, похоже, не предупредили тоже). Но не жалею ни о чём.
Этот неловкий момент, когда уступаешь Ашеру Кальдмеера, а он не заезжает на игру. Это не печально, ибо я, во-первых, изначально не предполагал возможности присутствия этого персонажа в данном таймлайне, а во-вторых, не заточен он под пьянки (да, в моём представлении Ледяной в незнакомой компании ещё более сдержан, чем был Рокслей). Я бы его полноценно поиграл, да негде. Но из Векши классный Вальдес. Этот прекрасный момент, когда за пару дней до игры на место снявшегося Лёна приходит Амарт, и я получаю самого правильного и настоящего... просто Валентина мечты. Что и сделало мне игру. Амарту обнимашек.
О персонаже (почти не слэш)Когда за час до игры я получил вводную и прочитал первую же строчку "Тебе никогда не было дела до женщин", а ниже следовало, что Рокслей дружит с Килеаном и уважает фок Варзова, у меня сложился паззл имени очень-латентного-приддофила. ЧОткого Человека Чести, женатого на службе, который свои предпочтения осознаёт очень смутно и криво, и преимущественно - когда пьян (а трезвея, забывает обратно). Слухи вокруг Джастина и Алвы вызывали в нём одновременно "Ябыникогда!" и "А что, так можно было?". А собственное, явно спонтанное, решение взять оруженосцем Валентина - одновременно "Больше не допустить, защитить" и "Попробовать начать с начала, дать себе второй шанс". Поэтому на игре он занимался тем, что пялился приглядывал за Валентином, волновался за Валентина, и немного ревновал. В общем, люблю теперь Рокслея как персонажа, но держать его на галёрке - немного больненько. Почему 99% моих ОТП с канонными персонажами - настолько фатально односторонние? А также - мастер, прости - мне не поверилось, что Ракан мог зацепить Рокслея с мистической стороны. Слишком граф трезвомыслящий для сказок про Великую Талигойю. Он откроет город Ракану потому, что ему надоест просиживать штаны без дела и захочется оставить свой след, надоест, что Алва вертит всё на х@ю, и только в последнюю очередь - потому, что кровь Скал не водица. Впрочем, на том он и закончится. Доигровой пожизняк и помещениеВ субботу к вечеру я оторвался от работы и отчёта с Клдвстврц и укопался в шмот. Этот неловкий момент-2, когда у тебя два прикида на Алву, но ты Рокслей. Забив на цвета Скал, решил выгулять прекрасный в своей нелепости чёрно-белый камзол (за него также спасибо Рино), к которому давно ждали своего часа чёрно-белый плащ (пришлось снять из-за жары) и цацки (ибо графьё!). Захватив шкурку Варзова, так и не пригодившуюся, стартовал на игру. Нежно люблю добиралова, в которых не написано, в какую сторону выходить из метро. Сориентировался чудом. А яркий росчерк молнии в сухом чёрном небе подстегнул внутреннюю Монголию (Тенгри с нами!). На Волгоградском, за МФЮА, было темно - ни единого фонаря - и немного стрёмно из-за выходящих перекурить обитателей дешёвых общаг и завсегдатаев различных заведений. Как всегда за полчаса до начала сбора я нашёл Art-Box-лофт - уже третий лофт на Влггрд, в котором мне довелось играть. Лофт просторный, двухэтажный, хотя узкая винтовая лестница без перил пугала меня даже трезвого. Весьма хороши настоящий камин на первом этаже и мансардные окна на втором, - увы, из-за дождя окна позакрывали, и стало жарко. В сторону крыши я не ходил и не знаю, как оно, а потом администрация на нас заругалась, что мы с крыши носим грязь. Короче, люблю играть в лофтах - особенно ценно, что сюда можно было притащить не только еды, но и алкоголя, - и совершенно не знаю, что в них ставить. Кулуаров им отчаянно не хватает. Граф Генри Рокслей. Отчёт отперсонажный....Страдания Килеана по баронессе Капуль-Гизайль начинали меня порядком утомлять. Никогда не понимал, как можно настолько убиваться по женщине. Не знаю, какая закатная тварь меня укусила, но после своего последнего визита в салон баронессы я заметил, что пол в её гардеробной неровен, и, пока никого не было рядом, приложил все силы и подвинул шкаф так, что тот теперь балансировал на трёх ножках. Стоит вздохнуть - и рухнет. Если баронесса овдовеет - Людвиг будет мне благодарен, если погибнет сама... что ж, он хотя бы утешится быстрее, чем если она останется живой и чужой. Людвига, конечно, пришлось предупредить, чтобы моя шалость не стала для коменданта сюрпризом. Тот только повздыхал, а чуда не случилось: и барон, и Марианна выжили, и, более того, я получил приглашение в их дом на празднование дня святого Фабиана. Первый выпас вчерашних жеребят во взрослом обществе без лишних церемоний. Вторая закатная тварь меня укусила, когда я выбрал в оруженосцы Валентина Придда. В первый же вечер все мои попытки поговорить с ним разбились о стену ледяной вежливости с короткими формальными ответами. Наутро ничего не изменилось. Шестнадцатилетний граф Васспард оставался безукоризненно холоден. Он, разумеется, также получил приглашение, и к условленному времени мы прибыли в особняк барона. Нас встретил новый управляющий - похоже, с прежним что-то случилось. Я склонился к ручке красавицы Марианны, поднялся в гостиную и мог быть абсолютно уверен, что Валентин следует за мной. Налив себе вина, я подошёл к даме, которую притащил с собой адмирал Вальдес - и бросил в компании других мужчин, куда-то умчавшись. - Что думаете делать по окончании обучения? - спросил он Валентина. - Служить. Где - пока не решил. Для начала я собираюсь изучить все возможности. - У вас будет целых три года, чтобы выбрать. Но в молодости годы летят так быстро... - Не могу сказать, что сейчас они медленно тянутся, - заметил я. - Быть может, секрет в том, чтобы оставаться молодым в душе? Когда рядом молодёжь, проще чувствовать себя молодым. Мне кажется, за это стоит выпить. Дама, представленная как Айвин, сказала, что прибыла из Багряных земель, и спрашивала, кто из нас служит на море. Я сказал, что и на суше есть немало интересного, а если смотреть на море каждый день, то оно может надоесть. Вальдес возразил, что море никогда не приедается. Айвин уговорила нас с Валентином сесть рядом с ней, поскольку ей было неловко, что при ней стоят, и попросила меня представить ей своего оруженосца. Услышав имя Придда, она заявила, что наслышана о нём. Я высказал надежду, что слышала она только хорошее. Оказалось, её особые симпатии вызвало то, что Валентин принадлежал к Дому Волн, а значит, имел некоторое отношение к морю. Валентин подтвердил, что в его семье любят море, чем окончательно завладел её вниманием, и она спросила у меня разрешения с ним уединиться. Только Вальдес мог заявиться в дом куртизанки с куртизанкой. - Надеюсь, он вернётся. - О, я уверен, Валентин сумеет постоять за себя, - ответил я. - И полежать за себя - тоже. - Он не похож на человека, который может за себя полежать. - Поверьте, первое впечатление бывает обманчиво. Я хотел послушать байки выпускников о Лаик, наверняка изменившейся со времён моего обучения, но те слишком скромничали и предлагали начать мне первому. Мне не припомнилось ничего, кроме случая, как в первом году обучения во время хорового исполнения какого-то марша мы всем классом вылезли в окно и продолжали петь под окном, а когда наш почтенный преподаватель обернулся из-за рояля, то увидел совершенно пустой класс. Молодёжь в ответ упомянула недавние выходки кого-то из унаров, связанные со штанами коменданта Лаик и, кажется, курами, - до меня доходили об этом слухи. Никто так и не присвоил себе славу автора этих шуток, - вот скромность, достойная истинного героя. Поскольку на красноречие оруженосцев полагаться не приходилось (в особенности мне), Вальдес развлекал нас северными сказками о тюленях-оборотнях, селки. Мне тоже доводилось встречать в книгах эти истории, сводящиеся обычно к тому, что некто недалёкий крал или сжигал тюленью шкурку. День святого Фабиана - самое время рассказывать сказки, и жаль, что в салонах такая традиция не приживётся. И тут меня отозвал в сторону Людвиг. - Я понимаю, Вы хотели как лучше, но зачем надо было давить шкафом управляющего?!.. Хм, кажется, уже поздно делать вид, что мне очень жаль. - Так вышло. Но теперь он Вам больше не помешает! - Он и раньше мне не мешал. Лучше бы Вы раздавили этого... волосатого... - Волосатого? Манрика, что ли? - Манрика?!.. - Я не разбираюсь во всех кавалерах баронессы! Манрик, Валме... Вы уж сами с ними как-нибудь разберитесь. Вызовите на дуэль, в конце концов. - Но Вы же понимаете, что мне придётся расследовать это дело? Я, конечно, постараюсь представить это как несчастный случай... - Это и есть несчастный случай, - поправил я. - Нет никаких признаков насильственной смерти. - Или я могу сказать, что это была попытка ограбления. - Нет, не стоит усложнять. Чем проще, тем лучше. Это очевидно несчастный случай. - Да, Вы правы. Что ж, спустимся в зал?.. - И хотя бы здесь не думайте о службе, - посоветовал я напоследок. - Дерзайте, ловите Ваш шанс! Одна из служанок окликнула меня и предложила сделать ставку, кого из бывших унаров выберет в конце вечера баронесса. Я поставил на Валентина, и она, делая пометку на розовом листке, сказала, что он лидирует по количеству ставок. Не успел я спуститься из опустевшей гостиной в зал, как со стороны балкона повеяло холодом, словно кто-то распахнул окно, и передо мной предстал молодой человек, как две капли воды похожий на Джастина. Служанки спрашивали его, как он попал в дом, он что-то весело отвечал им, - приглашения у него не было, - и они решили, что это очередной поклонник баронессы, пробравшийся через карниз. - Как ваше имя? - Джастин. - Это довольно... распространённое имя, - выдавил я, отчаянно надеясь, что шутка закончится. Кто-то, должно быть, выискал двойника специально для того, чтобы позлить Первого Маршала. Иначе просто не может быть. Мертвецы приходят только в сказках, и те - только по приглашению. А Джастин как ни в чём не бывало прошёл мимо. И прямо у лестницы столкнулся с Валентином. Не могу сказать, что Валентин изменился в лице: он владел собой на зависть умудрённым житейским опытом мужам. Но, судя по взгляду, он узнал брата... именно брата. Медленно поднял руку, чтобы прикоснуться. Я смотрел, как пальцы одного встретились с пальцами другого, и вспоминал, что говорилось в сказках о том, как не дать мёртвому увести живого. Позади меня Валме и другие заговорили о выходцах. - Вы вправду думаете, что это он? - Джастин? - Валме даже удивился и подтвердил с уверенностью: - Да, это точно Джастин. - Значит, вы верите в сказки... Я даже не спрашивал. Не могли мы сойти с ума все сразу, а значит, гость с того света и впрямь явился поговорить с братом. Впрочем, я даже не мог поручиться за то, что они говорили, - может быть, они понимали друг друга без слов. Затем Джастин увёл куда-то Алву, а Валентин опустился рядом на край дивана. Я взглянул на него: - Надеюсь, мне не придётся напоминать Вам об осторожности. - Мне? Не придётся. Гости вновь потянулись в зал, и я последовал вниз за Валентином, не выпуская его из вида. Он держался в стороне от шумных компаний и, казалось, скучал от пустопорожней болтовни так же, как и я, пока в кругу новоиспечённых оруженосцев мальчишки петушились и задирались. - Почему же Вы не с друзьями? - Я предпочту послушать разговоры взрослых. Только с новым управляющим он долго о чём-то говорил - какие дела могли у него быть с простолюдином?.. А затем оркестр заиграл вальс, и молодёжь не торопилась показать, чему их научили в Лаик. - Здесь прискорбно мало женщин, - заметил я. - Впрочем, танцевали же мы в Лаик друг с другом. - Но здесь не Лаик, а светский приём, - резонно ответил кто-то подле меня. И один Валентин не растерялся и пригласил леди Айвин на танец. И я гордился им, неотрывно глядя, как они танцуют, и даже немного завидовал, - я никогда не умел танцевать настолько хорошо. Музыка окончилась, Валентин проводил даму, и я не удержался от аплодисментов: - Браво! Это было красиво. Когда мы вернулись в гостиную, Марианна предложила сыграть в фанты. Валентин отказался и был занят разговором с Джастином, а я опустил в протянутую шляпу свою булавку. Фанты доставала Айрис, сестра юного герцога Окделла, по неизвестной причине пришедшая вместе с ним, а Марианна назначала им задания. Мне выпал фант спеть весёлую песенку, но ничего весёлого упорно не вспоминалось. Выручил Килеан, и мы с ним хором исполнили песню про моего тёзку, древнего короля Анри Четвёртого; текст я помнил плохо, но главное - громко и от души. Самому Килеану фант достался попроще - сказать комплимент даме, что он и исполнил перед хозяйкой дома. И никаких фантов в стиле Лаик а-ля "поцеловать соседа слева". Игра продолжалась, пока шум в зале не привлёк всеобщее внимание. Я спустился, протолкался сквозь толпу на лестнице. Роланд, новый управляющий Капуль-Гизайлей, сорвав парик и распустив длинные волосы, оказался... женщиной. Вокруг неё суетилось сразу несколько человек, пытаясь выпроводить вон, но сил у неё было явно больше, чем у иных кавалеров. Она то восклицала, что ей нечего делать в этом доме, то заявляла, что передумала, и, наконец, вышла вместе с Валентином. Я не без тревоги смотрел на закрывшуюся за ними дверь - мой оруженосец решил вляпаться во все странные истории этого вечера? Некоторое время спустя они вернулись, женщина больше не скандалила и чинно проследовала с ним в гостиную, словно была приглашена с самого начала, и никакого маскарада и не было. - Вы знаете эту женщину? - спросил я Валентина, когда его спутница удалилась переодеться. - Это моя сестра. Похоже, теперь я знаю, кому достался весь темперамент в этом семействе. - О. Я могу чем-то помочь? - Нет. Что сделано, то сделано, и ничего уже не исправишь. Мне совершенно не хотелось оставлять Валентина наедине ни с мёртвым братом, ни с безумной сестрой, но он всё-таки куда-то ускользнул, а когда вернулся - его запястье было перевязано бинтом с пятном свежей крови. Час от часу не легче. - Когда Вы успели?.. - Так было нужно, чтобы отпустить Джастина. Я уже догадывался, что это была не дуэль. Лучше бы это была дуэль. - Теперь он сможет покинуть этот мир. Его больше ничто не держит. - До этого дня я не верил в сказки... - Я также. Надо же, он говорящий. Поддерживает беседу. А я... я смогу удовлетвориться этой тенью доверия. - Надеюсь, Вы знаете, что делаете. Не хочу потерять и Вас тоже. - Я сказал то, что должен был сказать, и сделал то, что должен был сделать. Мне хотелось познакомиться с нашей незваной гостьей - в конце концов, она была сестрой моего оруженосца, а значит, не чужим мне человеком. Хотя бы узнать её имя и цель визита. Но она вела себя совсем не так, как нормальные женщины, которые держатся рядом с сопровождающим их кавалером и которых можно попросить представить. Когда я нашёл её внизу, у столика с напитками, она увлечённо рассказывала группе слушателей об истинном короле, находящемся в изгнании. Их замечания о том, что её высказывания довольно рискованны, совершенно её не волновали. - Вы же дворяне! Ваша кровь должна подсказывать вам! Как вам не противно служить ничтожеству? - А откуда Вы знаете, что другой король действительно будет достойней? - Я знала его мать. - Это ещё ничего не значит. Дети не всегда похожи на своих родителей. Я слушал этот спор, не встревая. Немудрено, что собеседники вокруг последовательницы Ракана постепенно рассасывались. - Ваша уверенность в себе делает Вам честь, - произнёс я, дождавшись паузы. А какой ещё комплимент сделаешь женщине, ударившейся в политику?.. - Но, кажется, мы не представлены. Атипичная представительница рода Приддов посмотрела сквозь меня: если ей не с кем было дискутировать, окружающие явно для неё не существовали. Объявили о дуэли, но я не испытывал желания на это смотреть - пусть Людвиг разбирается. Наверху Вальдес играл в шахматы - потерянного белого слона пришлось заменить конфетой - и уверенно теснил своего противника, пока тот не вынужден был сдаться. Я признал, что уже недостаточно трезв, чтобы сыграть с Вальдесом обещанную ему партию, а Валентин, к сожалению, в шахматы не играл. Людвиг сокрушался, что Алва всё никак не сыграет с ним в карты, о чём они заранее сговорились, - но едва ли Первому маршалу оставалось время скучать после того, как он выбрал Окделла оруженосцем. Меня же карты никогда не привлекали. Леди Айвин предложила сыграть в "правду или вызов". Все, оказавшиеся поблизости, расположились вокруг неё и Вальдеса, который вскоре задремал на лаврах и шахматах. Я сел между леди и Валентином, беззастенчиво пользуясь теснотой дивана. Леди Айвин напомнила правила: каждый по очереди говорил, что он никогда не делал, а тот, кто, напротив, когда-либо делал сказанное, загибал палец на руке. Когда кто-то поднимал сжатый кулак, то последний, кто говорил, получал право задать ему вопрос или дать задание. На вопросы надлежало отвечать честно, задания - выполнять. Валентин был, кажется, первым, кто загнул пять пальцев, и Лионель Савиньяк спросил у него: - Что Вы думаете о своём монсеньоре? И если бы у Вас была такая возможность, к кому бы Вы пошли в оруженосцы? Поскольку это два вопроса, можете ответить на один. - Я вполне доволен тем, как монсеньор обращается со мной. Затем возможность задать мне вопрос выпала самому Валентину, но леди Айвин опередила его, и он вынужден был уступить даме. - Почему Вы выбрали оруженосцем Валентина? Каких кошек другие люди всегда задают те вопросы, которые ты прежде всего должен был задать сам себе? - Я не скажу ничего оригинального... Потому что захотелось. Потому что я прислушался к своей интуиции. Кажется, это наиболее близко по смыслу к "Потому что понравился", чего я так и не произнёс. Людвигу же был задан вопрос, кому он без сомнения доверил бы свою жизнь. - Генри Рокслею. - Это лестно, - искренне откликнулся я. Валентину повезло - во второй раз я снова поднял кулак на его утверждении. - Для разнообразия - пусть будет вызов. Валентин достаточно разумен, чтобы не заставлять меня петь песенки или изображать оленя. - Хорошо. Напоите кого-нибудь из присутствующих вином из чаши, из своих рук. - Где же я Вам возьму чашу... бокал подойдёт? - Вполне. Я не был уверен, что ближайший бокал на столе был моим, но в нём определённо было вино. - Поскольку мне всё ещё лень вставать со своего места, то придётся Вам пить. Я обнял бокал ладонью, поднёс к губам Валентина и осторожно нагнул. Он сделал один глоток. Я поднял бокал и глотнул вина прежде, чем запах его губ выветрился с поверхности стекла. Вкуса "Крови" я почти не почувствовал. Должен признать: это тоже было красиво. Чем богаче жизненный опыт, тем сложнее играть в эту игру. Вдвойне сложнее играть в эту игру с женщиной. Хитрая леди Айвин нарочно выбирала то, что делали все мужчины: она никогда не ездила верхом, никогда не дралась на дуэли... Тех, кто ей проигрывал, она уводила с собой в соседнюю комнату. Эмиль Савиньяк после первого... общения с ней шатался так, словно она заставила его выпить залпом бутылку касеры, но вид имел незамутнённо сияющий. После второго мы все ожидали, что он приползёт, однако он всё ещё держался на ногах. Граф Лионель был признан мной королём формулировок, и ему вновь достался Валентин. Валентин выбрал вызов, но Савиньяка это не остановило: - Я всё же попрошу Вас рассказать, выбрали бы Вы другого монсеньора. - Я исполняю свой долг и вполне доволен тем, что граф Рокслей выбрал меня. - Хорошо, я переформулирую вопрос. Если бы Вам пришлось выбирать, к кому пойти в оруженосцы, у кого Вы предпочли бы служить? - Я не задумывался об этом. - Ну так задумайтесь об этом сейчас! Я восхищён Вашей дипломатичностью, но, уверен, Ваш сеньор не рассердится, если Вы скажете правду. - Конечно же, нет, - приободрил его я. - Я буду банален: я хотел бы служить у Рокэ Алвы. Вспомни Алву - вот и пёрышко: как всегда, на самом интересном месте к нам подошла служанка и поинтересовалась, не найдётся ли среди нас медика, поскольку Первый маршал ранен на дуэли. Компания сразу распалась. - Надеюсь, Вас не обидел мой ответ? - спросил Валентин, вставая. - Ничуть не обидел - но вызвал любопытство. Впрочем, Вы можете не объяснять. Все устремились вниз так, будто каждый был медиком. Алву обступили, обхватили и перенесли наверх, на самое просторное ложе, на множестве рук. Даже Вальдес проснулся и принимал деятельное участие. Но на этом, как оказалось, злоключения Первого маршала не закончились. На него нападали какие-то существа... не протрезвев до конца, я видел в них нечто напоминающее людей, но в полной мере людьми не являющееся. Как всклокоченные кошки, они рычали и пускали в ход когти. Валентин хотел оттащить тварь от Рокэ, я хотел вытащить из гущи свары Валентина, но кто-то оттеснил меня. Над общим гомоном возвышались его сестра и её зычный голос. Она раздавала синие свечи, велела читать заговор и сама подавала пример. Я заговора не знал - когда я читал томик "Гальтарских сказок", мне врезались в память только строки о призыве истинного короля. Там тоже говорилось про Четверых, как и сейчас. Ветер и Молнии, Волны и Скалы. Я видел капли синего воска на пальцах Валентина. Заговор был завершён, твари исчезли. Я подошёл к Валентину: - Целы? - Кто? - Вы - целы? - Да. Новость о том, что двое оруженосцев, убитых Рокэ на дуэли, воскресли, облетела особняк очень быстро. Я своими глазами видел одного из них - юного наследника графов Манриков, беседующего с Савиньяками. Вид у убитого был несколько удивлённый, но не менее живой, чем у его собеседников. Всё больше выходцев... тут впору поверить, что Вальдес привёз не просто чужестранку, а кэцхэн. Говорят же, что адмирал в фаворе у морской нечисти. А после обычных женщин молодёжь так не штормит. Рокэ, которого перевязали и не давали ему вставать с подушек, вслух страдал об отсутствии у него друзей и близких, чем вызвал возмущение всех, кто себя таковыми считали и обсели его как коты. Вальдес, пользуясь его беспомощностью, упрекал его в том, что смерть - не лучший способ воспитания оруженосцев, и многие исправляются с возрастом. Тот настаивал, что ничего хорошего из этих юношей всё равно не выросло бы (приписывая себе тем самым дар предвидения). А у сестры Валентина некстати приключился очередной идеологический приступ: - Неужели вы не видите! По улицам ходят выходцы, потому что этот город проклят! - Почему же по улицам, - пытались образумить её. - Пока их явления локальны. К тому же недолго до Излома. Перед Изломом такое всегда случается. - А город проклят, потому что на троне ничтожество! И все мы знаем, кто заправляет всем на самом деле! Я также не испытывал больших симпатий к королю и Алве, но прямой связи между ними и выходцами усмотреть не мог. Должно быть, в неурожае гречки в Надоре тоже был виноват неправильный король. - Высшие силы прокляли этот город! - не сдавалась женщина. - Но вы не хотите этого видеть, вы хотите сидеть в болоте! Вы мне противны. Как же вы все мне противны. Я бы плюнула вам в лицо. - Плюньте, - великодушно предложил за всех Эмиль. - Так подойдите же сюда. - Я не могу оставить своего друга, - гордо отказался Эмиль, склоняясь над телом Алвы. Валентин и кто-то ещё пытались увести женщину, но безуспешно. - Это Ваше мнение, - дипломатично отвечал ей кто-то из окружения Алвы. - У нас мнение другое. - Это не моё мнение! Это истина! Есть только один истинный король! - Почему Вы думаете, что в Талигойе было лучше? Триста лет назад, если верить книжкам, было ещё больше выходцев. - ...А эта женщина вообще ведьма! - парировала незыблемая сестра Валентина. - Ведьмы противны Создателю! Покайтесь! Леди Айвин предложила выпить за ведьм. Я с тоской задумывался о том, что так и не представленная мне экс-Роланд не отстанет, пока мы не попытаемся провести ритуал вызова истинного короля. Но боялся, что если предложу это сделать, меня убьют свои же. - Не нужно спорить с фанатиками, - увещевал я вышедших на новый виток спорщиков. - Это бессмысленно... Но сестрёнку было уже не остановить: - Давайте, арестуйте меня! Вы ничего мне не сделаете, потому что вы боитесь! Вы предатели, вы все здесь предатели! Я слушал её более чем вполуха, но когда она призналась в убийстве одного из Савиньяков, вечер перестал быть томным. Арно вскочил, в его ладони мелькнул нож. Я испугался не за женщину, а за Валентина, всё ещё маячившего за её плечом, - с него станется влезть между ними. - Не нужно проливать здесь кровь! - мой авторитет едва ли что-то значил для Арно в этот момент, но даже если он меня и не слышал, руки он всё же не поднял. - Для этого есть суд. Кто-то сказал Килеану, что теперь он может её арестовать. Людвиг вежливо пригласил её проследовать за ним. Это не подействовало, и становилось всё более очевидным, что несчастная сумасшедшая вредит самой себе. Прозвучала просьба её оглушить - но, к счастью, никому не пришлось бить женщину: кэцхэн прикоснулась к ней, и та заснула, рухнув на диван. Все вздохнули с облегчением. Я помог Валентину и Килеану перенести её в комнату, где её должны были запереть. В непривычной тишине мы с Валентином спустились в зал. Там у камина обсуждали ставки - Валентин, как и все бывшие унары, оставался в неведении о сути пари. - Я поставил на Вас, - сообщил я. - И, должно быть, не зря: Вы имеете успех у женщин. Я чуть было не ляпнул "И их можно понять", но Валентин ответил быстрее: - Пока что я притягиваю только неприятности. Мёртвый брат, безумная сестра... - И Вы более чем достойно справляетесь со всем тем, что сваливается на Вас. - Я просто делаю то, что должен, и что в моих силах. - Поверьте, многие не сделали бы и этого. Некоторое время спустя Рокэ был уже на ногах, но начал разговаривать с воздухом перед собой. Но следом его собеседники материализовались - перед нами предстали длинноволосый мужчина с мечом и его спутница в белом платье. Пока мужчина отчитывал Рокэ за смерть двоих подростков, женщина ходила вокруг собравшихся гостей, словно кого-то искала. Я старался закрыть собой Валентина - так, чтобы в любой момент оказаться между ним и этой женщиной: после ухода Джастина мне совсем не улыбался интерес потусторонних созданий к моему оруженосцу. Алва сам был похож сейчас на пойманного за ухо подростка - упрямо не раскаивался: говорил, что убил, потому что мог, что живёт для того, чтобы развлекаться. Леворукий и его дама обсуждали, как его наказать. Убивать его Леворукий отказывался - не для того, дескать, спасал. Жаль, я тогда не додумался попросить его забрать Алву к себе в Закат. Глядя на нас как на соучастников, незваные судьи вопрошали, не будем ли мы, докатившись до убийства детей (воскресшие дети сидели тут же, насупившись), убивать младенцев. Лионель с неуместным энтузиазмом порывался уточнить, что от нас требуется - если, дескать, кого убить надо, так это завсегда. Я молчал: раз пришельцы настолько всеведущи, то им и так известно, что детей я не убиваю и каяться мне не в чем. В голове вертелась какая-то агитация родом из Торки - "Преступник тот, кто режет молодняк". - Когда я наконец проснусь?.. - спросил я у Валентина. И если это сон, то почему мне не снится что-нибудь более приятное? Почему я, скажем, не танцую с Валентином, а выслушиваю нотации от Хозяина кошек, предназначенные не мне? - Сколько Изломов Вы видели? - спрашивал Леворукий. - Ни одного. Я живу не настолько долго, - отвечал Рокэ. - А я видел множество Изломов... Леворукий дал Рокэ и всем нам три года до Излома на то, чтобы исправиться, обозвал нас всех легендой, добавил что-то про Четверых и исчез так же, как появился. Все сразу же вспомнили про сестру Валентина - конечно, это было нашей наибольшей проблемой. Под шумок она исчезла. Все сразу же нашли виноватого - Килеана, который должен был за ней следить. Лучший способ замести вину Алвы под ковёр. Валентина тоже попытались спросить с подозрением: - Вы знаете, где Ваша сестра? - Не перекладывайте с её головы на его здоровую, - потребовал я. - Если она ушла во плоти, то далеко она не уйдёт. А если она растворилась в воздухе, то её не найдёт никто. Забавно, что за один вечер я научился учитывать возможность невозможного. - Вы так в этом уверены?.. - Дайте мне двадцать четыре часа, - встрял Килеан, - и если я её не найду, то сложу свои полномочия. Людвиг, ты дурак и сам это знаешь. Если ты устал от службы, то можно покинуть её незаметно, а не давая громких обещаний перед Вороном, который ославит твою неудачу на весь Талиг. - У Вас есть эти сутки, - милостиво согласился Первый маршал. Килеан подошёл к Валентину: - Вы можете как-то связаться с Вашей сестрой? К чему давать обещания, которые к тому же не можешь выполнить самостоятельно?.. - К сожалению, не могу, но я дам Вам знать, если она появится в моём доме. Я также разошлю письма в свои владения и предупрежу, чтобы её задержали. Как граф я готов оказывать Вам содействие. Вот человек, который достоин носить титул графа поболе многих. Я мог добавить, что в моём доме преступница также не найдёт убежища, но это было уже излишне, - я только кивнул. Баронесса - что делало честь её выдержке - вышла к гостям и объявила, что вечер окончен. Гостям хотелось узнать, чьи ставки победили, и Марианна сказала, что её выбор пал на Берто Салину. - В этом пари проиграть не жалко, - сказал я Валентину, и мы, попрощавшись с хозяйкой, ушли. Три года до Излома? Мне всё равно. Через три года мой дом вновь опустеет. Но - у меня будут эти три года. Благодарности и послеигровой пожизнякСпасибо Рисе за то, что всех нас здесь! Камши, как оказалось, не хватало в организме многим, а ты взяла и додала. Делай так ещё! Амарту ещё раз спасибо за Валентина - одновременно взрослого и искреннего, серьёзного и немного лукавого. Рокслею повезло на самого разумного оруженосца, которым он всегда будет гордиться и за которого никогда не придётся краснеть. Спасибо Гарту за Килеана - отличные получились собутыльники) Спасибо Векше за классного морского котика Вальдеса, Аннатиэль - за Айвин, Нике и Коняше - за Савиньяков, и всем-всем участникам игр в "правду или вызов" и фанты! Спасибо Ренджи за безумную женщину, это просто огонь! Спасибо Хель за юного, невесомого, стремительного Джастина и живописного Леворукого с весьма выразительным взглядом! Спасибо Алёне, героическому игротеху! Спасибо Дёгред за Первого маршала, Лезард - за великолепную Марианну, Северину - за чертовски каноничного Эстебана, и всей компании экс-унаров скопом, и остальным участникам безобразия, которых меня не хватит упомянуть! Вы были красивыми, яркими, замечательными.
Играли до семи утра, после чего меня хватило только на то, чтобы переодеться из графа в человека, пообнимать людей, упасть на хвост Амарта и дойти до метро. Дома упал и уснул.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Весь понедельник Совы играли преимущественно в Навь. Модель очень хорошая - лабиринт с бубенчиками на верёвках (задевал не столько сарафаном, сколько сапогами, надо было перед входом разуваться) и бумажками на нетканке, спрятанными так хитро и так удачно мимикрирующими под сухие листья, что я завис надолго, и будь время ограниченным, мог бы выйти вовсе с пустыми руками. Не очень хорошо, что модель была завязана на одного-единственного мастера, Этель, и Совы стояли в очереди в Навь часами. Шутки про "Навь не даёт" и "А Огнемира Незвановна выйдет? А скиньте видение?" к концу дня знал уже, кажется, весь полигон, а Совы к концу дня порядком устали быть "Окей Сова" всему полигону. От политики я отказался сам, социалки Совам досталось мало - вероятно, предполагалось, что они будут играть в свой обвм, - а в квесты по сбору крышечек я умею плохо. Помогал, когда обращались за помощью, и выполнил план минимум по Сове: в Навь сходил, в лес сходил, вещь прочитал, каждый раз с последствиями (последствия вещи надо было отыграть заметнее, конечно, памятуя об анамнезе Лю, - чтобы вокруг меня побегали, как в первые два раза, - но не умею я заплакать над текстом на бумажке; кабы мне это на ушко начитали с выражением, тогда может быть). Какого-то яркого общего события понедельнику ощутимо не хватало. Но я не в претензии - у меня было немало прекрасных моментов и разговоров. Заговор Веденеи для медитации при входе в Навь Цветок белый - белой звездой во тьме ночи, слово моё ясно Цветок белый - белым камнем среди моря, слово моё твёрдо Как цветок отыскать - не потеряешь, так и мне путь ведом Как цветок увидать - не забудешь, так и я запомню Белый цветок белым пламенем, белым снегом, Белый цветок не сорвать, слово моё не нарушить. Мысленно орнул, когда услышал инфу про Чернобога-Мельника, его Чёрную мельницу и 12 учеников. Идея про Мастера как тёмную половину, угробившую свою светлую (см. сказку Леля в отчёте ниже), теперь не отпускает. Орнул ещё раз, когда услышал про чьё-то избавление от каменного сердца, но очень краем уха, хочу подробностей. Этот волшебный момент, когда мастера курили то же, что и ты, но не палились! А тут ещё и семарглы, заставляющие вспомнить про миры Семёновой.
Веденея Сова, Лю Лан Фэн, отчёт отперсонажный. Второй деньРанним утром собрались все на ратную потеху. Сходили мы с Совами разбудить Михаила Потапыча, Старца Медведей, кто занятие проводил. На поляне Михаил Потапыч сказал, что будет нас учить у матери-земли силу брать. Разбились по парам, упёрлись ногами в землю и руки друг другу на плечи положили, и надобно было противника с места сдвинуть. Мне пары не нашлось, и Михаил Потапыч сам со мной встал, чтобы показать, как это делается. Но и без матери-земли столько у него было силы, что он одним пальцем мог меня подвинуть, а если бы больше силы приложил - улетела бы я, как шишка брошенная. Тех, у кого лучше других получалось, вызывал Михаил Потапыч в круг, посохом на земле очерченный, и кто другого сможет из круга вытолкнуть - тот и победитель. После ратной потехи переоделись и прогуливались. Ратибор Медведь расшумелся на площади на весь Колдовстворец - требовал от Вятко Волка какого-то суда, чтобы тот от отца своего отрёкся. Неужели другого времени выбрать не мог для раздора междоусобного, когда ордынцев в школе не будет? Стояли с Совами, не вмешивались. Злата всех проходящих на виду парней делила на милых, красивых и буйных. - А Дарьян какой? - Дарьян - милый. - А Белояр? Милый или красивый? Можно ведь и тем, и другим быть сразу? - Белояр - добрый. - А Осот? - А Осот - странный. Говорю же, разделов у меня много. Злата затем ушла к озеру, чтобы в Навь выйти да о Царице Ирице попробовать узнать, а Хедвиг пошла за ней присмотреть. Я же пошла на завтрак: негоже в Навь ходить на голодное брюхо. Забрала душегрею, что давеча в трапезной позабыла, когда пошёл Сэргэлэн меня провожать. Данжур-нойон с той женщиной, что сопровождала его, - Эртэнэ-хатун её звали, - сели за один стол со Старцами. Сэргэлэна я не увидела и сказала себе, что другие монголы, должно быть, завтракают у себя в юрте. Одна лишь ночь прошла, а скучала уже по нему. Завтрак мирно прошёл, но не успели собрать посуду, как вбежала в слезах Старица Белок, Марьяна Гордеевна. Кричала, что пропал Светлён Сокол, её названой сестры сын, и очелье его показывала в пятнах кровавых. Тревожно сделалось на душе: более мирного ученика, чем Лён, в Колдовстворце ещё поискать надобно. Ни с кем не ссорился, никому зла не желал, и врагов не было у него, - девушки привечали, парни защищали, когда он от любопытства своего в передряги попадал. Тут и Сэргэлэн ко мне подошёл, подал платок, что я на стуле оставила. - Прости, - говорю, - что была вчера как чужая. Больно неожиданно вы пришли, слишком много всего случилось. - Ничего. Ты усталой была после праздника. Вышел вперёд Старец Волков, Левон Иваныч по прозванию Лютый, требовать стал у Данжура, чтобы тот какими то ни было средствами выведал у своих людей, кто тронул Светлёна. Того я и боялась - что всякую беду спишут на Орду. Хотелось верить, что монголы свой порядок блюдут и обещание никому зла не чинить сдержат, но и в то, что на Светлёна свои же руку подняли, поверить я не могла. - Может, его кто из местных прибил, чтоб на нас подумали. А если это кто из наших, - обещал Сэргэлэн, - так его я лично удавлю. Вспомнили Левон Иваныч и ученики, что Светлён давеча на пиру одной ордынской девушке цветок подарил, а кто-то из монголов пригрозил его убить, ежели ещё раз увидит такое. Данжур-нойон отвечал, что это он грозил Светлёну, но не смертью. И что разузнает он, и ежели душегубом окажется его человек, то накажет по своему разумению, а ежели его человеку защищаться пришлось и в поединке победить, то будет он невиновен. Но разве разберёшь, кто первым начал, и разве Лён хоть комара обидит?.. А ученики стояли напротив, ждали ответа, а я, с Сэргэлэном рядом, со стороны ордынцев оказалась. - Не стоит тебе с нами стоять, - сказал он. - Что твои подумают? - Так я же с ними учусь не первое лето. О том, что семья моя от дани освобождена, все уже знают. И всё, что подумать могли, уже подумали. Ушли монголы вслед за Данжуром, и я заметила Злату, у стены возле входа сидящую. После выхода в Навь ей всегда дурно делалось - только у воды она выходить могла, а вода пугала её, так как отец её в детстве едва не утопил. Проводила я её до совиной избы. Много у меня вопросов было, да все не к Нави, а к себе самой. И Сэргэлэна о многом спросить могла бы: если говорил он, что монголы своих детей привели, то почему я китайца встретила? Если говорил, что с духами здешними они договорились, то почему Царица Ирица в плену оказалась? Неправду ли говорил, или сам не знал? - Но всякий раз, как виделись, времени на то не оставалось, и о другом говорить - о нём, о себе - важнее оказывалось. У Нави же мне более всего спросить хотелось, для чего она Ли Шаня ко мне привела, чем помочь ему я могла бы. Но решила, что сперва нужно другим помочь, а потом себе, - узнать, что со Светлёном сделалось, пока не обратилась боль его друзей в злобу на монголов. Когда мы к избе пришли, Варвара в Нави была, Замиля только-только из Нави вышла, а Хедвиг опередила меня и про Лёна уже узнала. И сказала ей Навь, что погиб Лён, и погиб так же, как Жданко Пёс, которого прошлым маем мёртвым в лесу нашли, в шею змеёй укушенным. Как тут не вспомнить предсказание Софьи Совы, из школы уже ушедшей, на прошлом обряде возвращения Солнца изречённое: "...Останутся тела, змеёй укушенные, волками, да не волками разорванные". Говорили Совы, что Пётр Волк из Орды бежал, как некогда и Званко, и силу свою колдовскую в Орде получил, троих князей убив, - и не был ли он тем волком, да не волком? А пока не вышла из Нави Варвара, стали мы думать, как её от замужества с Мирославом, княжичем Московским, освободить. Сговорились предсказание сочинить, что якобы сразу после свадьбы тот род, что её примет, вымрет весь, и так это предсказание изречь, чтобы княжич и его родовичи не допытались своими чарами мыслезнатскими, какая именно Сова то изрекла, и не узнали, что то неправда. Ежели ложное воспоминание навести, и то можно будет при помощи чар увидеть, а потому порешили говорить так, чтобы Варвара не видела, кто говорит. А на иной случай придумали второй способ: сварить такое зелье, чтобы Замилю в Варвару обратить и вместо неё за княжича выдать. Замиля смеялась, что если пойдёт за московского княжича, то точно сгорит Москва, как Варвара за завтраком в видении увидала. Но не хотелось Москве судьбы такой. Неправы были московские князи, что сожгли Тверь, но не простому московскому люду за то расплачиваться. Злата и иные Совы видели ещё в видениях чудище, в цепи закованное. И я рассказала свой сон, что накануне праздника мне привиделся. Будто одна птица над камнем вьётся, а другая птица из камня бьётся, и обе рвутся друг другу навстречу, силятся камень крыльями разбить. И пошла трещина по камню, но как вырвалась из него птица - обратилась чудищем когтистым, другую птицу схватила и на куски разорвала, только перья да кровь и полетели в стороны. А затем, во вспышке яркой, обратилось чудище девицей в одежде и очелье Колдовстворца, но ни лица, ни знака Рода не разглядела я. И подумали мы теперь, что не только Царица Ирица пленена да в цепи закована, но и другие Великие духи пленены могут быть, а лесовики да водяные ослабли, оттого и пропустили монголов. Варвара вышла из Нави ослепшая, усадили мы её на лавку, а она сказала, что услышала в Нави сказку про Колобка. О том, как катится Колобок из Нави в Явь, из Яви в Правь, да песенку поёт, и от Медведя ушёл, и от Волка ушёл, а от Лисы учёной, скоморошьей не ушёл. А кто этот Колобок - Лён с его нравом лёгким, или же то, что его сгубило, - поди догадайся. Говорили Совы, одна в школе скоморошья Лиса - Неждана, погибшего Жданко сестра. С ней Злата обещала поговорить. Затем, покуда Варвара ничего не видела, Хедвиг ей придуманное предсказание пересказала, а Замиля про запасной способ изложила. Так и дождались, пока Варвара прозреет. Ещё сказала Варвара, что видела в видении утреннем, как кто-то из парней сердце живое в ладонях держит, но кто это был - не видала. Слово за слово, пришла пора всем Родом поклониться тотему и алую силу от него получить. Молча Совы подходят к тотему, молча принимают дары от него, которые до следующего раза что-то сказать им должны, или защитить от чего-то. И в этот раз мне в дар браслет достался с иероглифами непонятными. Вспомнились слова Варвары перед праздником змеиным: от судьбы не уйдёшь, чему быть - тому не миновать. Помнит Сова, что Дальна я, иноземная дочь её, неродная. Как ни далёк был Китай, а сам нашёл меня, - значит ли то, что отпустить меня Сова хочет?.. Прощаясь с нами у тотема, Огнемира Незвановна поручила нам заговор для встречи с нечистью заучить да ей в другой раз пересказать. Стали учить хором, собравшись в круг, - едва упыря какого не призвали. Узнали от Дарьяна Пса, что Белояру окровавленные семарглы снились. И впрямь непростая пора пришла, раз не одни только Совы вещие сны видеть стали. А Хедвиг в Нави так сказано было: найти того, кто с крыльями, да не птица. Не иначе как о семаргле, крылатом псе. Но где искать семарглов, как не в Роду Псов?.. А проходя мимо соколиной избушки, услышали от Старца их, Леля Берендеича, что Белобога нет больше, потому как сотворил он колдовство великое, о котором давно мечтал, и создал Чернобога-Мельника, а сам исчез. Когда я заговор перед Огнемирой Незвановной сдала и у избы на скамейку села, подошла ко мне девушка в китайских одеждах, приехавшая с ордынцами. Сказала, что от Ли Шаня обо мне узнала, спросила моё настоящее имя, то есть - китайское. Любопытствовала, как мне живётся в Колдовстворце, сетовала, что наши лекарки - Белок она "зелёными девами" называла - ничего без зелий сделать не могут, даже боль унять, - а на то, чтобы зелье сделать, время надобно. У них же в Степи леса нет, и привыкли они без трав обходиться. - Может, - говорю, - наши Белки чему-нибудь и у вас научатся. - Если попросят, я урок проведу. Но у нас учат по-другому, через боль. Вашим это может не понравиться. - Так если хорошему учишься, то можно ради этого и потерпеть. - Это не все понимают. Ты понимаешь, потому что на самом деле ты наша. - Так меня ведь ничему и не учили... И спросила она, в какой земле мне бы хотелось жить, если б выбирать можно было, - в русской, китайской али в обеих. Я ответила честно, что не поставишь дом на границе, чтоб из одного окна Русь видеть, а Китай из другого, - да и нет границы меж Русью и Китаем, далеки они друг от друга слишком, совой не долетишь. Сказала, что жить хочу на земле русской, как привыкла. А сама спросила у себя мысленно, отчего я любовь к родной китайской земле не сохранила, но сохранила любовь к Сэргэлэну. И сама же себе и ответила: даже если бы не было у меня памяти о прошлом - всё равно полюбила бы его, когда встретила. А вот кстати и он - сел напротив, ждёт терпеливо, когда мы договорим. Поняла китаянка, что хотим мы остаться наедине, спросила, пустят ли её в библиотеку Соколов, и пошла туда. - Ни минутки у тебя нет свободной?.. - Да, некогда присесть из-за убитого мальчика. Но не наши его убили. - Знаю, что не вы: Навь то же говорит. Загадочная это смерть. Была уже в Колдовстворце похожая... И рассказала я ему про смерть Жданко. Сэргэлэн говорил, что могла змея и с дерева упасть, спрашивал, для чего в одиночку в лес ходить, - да и умчался вновь по зову Данжура, а я сказала ему возвращаться и осталась ждать. Подходил Белояр Пёс, спрашивал, о чём я давеча вечером с ордынцами разговаривала. Я отвечала, что только с одним ордынцем говорила - тем самым, которого в снегу нашла, и который моих родных от дани освободил, - а ещё с китайцем, который мой чаротвор заметил. Насторожилась, что ему за дело до того. Звал Белояр перед Болотницей плясать, но я отказалась - дождаться хотела. А он сушки мне на шею повесил да ушёл к лесу. И дождалась - вернулся Сэргэлэн. Сели в тени рядом, прислонилась я к его плечу: - Боюсь, да не за себя, а за тебя больше. - Что же за меня бояться? Я за себя постоять сумею. - Но ежели Хан тебе прикажет, ежели отправит куда, - тебе подчиниться придётся. - Это верно, придётся. - Слишком много мы расставались, не хочу расставаться больше. Уеду я с тобой. Только надолго ли... И я от тотема своего отказаться не смогу, и ты не сможешь. Но если люди нас разлучить не смогли, - неужели духи и боги нас разлучат?.. - А если я свой тотем Тенгри на твоей земле поставлю - как отнесутся к этому люди?.. Помолчали. Если вместе мы, то везде мы чужие. А порознь - невозможно уже. - Китайцы ваши узнали меня по чаротвору... - И что теперь? - Не бойся, в Китай не уеду. - О нас с тобой они узнать не должны. - И не узнают. Об этом я им не скажу. Услышала голос Варвары - звала меня на урок. Не сдержалась, сжала на прощание руку Сэргэлэна - и побежала. Догнала Варвару прежде, чем до полянки мы дошли, где Старица Лис, Краса Патрикеевна, общий урок по чудознанию для Сов и Лис проводила. Сели мы на скамьи, и Краса Патрикеевна рассказала, как простые амулеты, от вредоносных чар защищающие, изготовить. А на холме над нами был у Псов и Волков урок ратной потехи, и так громко Левон Иваныч ими командовал, что к Красе Патрикеевне нам прислушиваться приходилось. И нет-нет, да и взглянем, как парни на затупленных мечах друг с дружкой сражаются. И хорошо с полянки было видно, как Белояр да Дарьян из лесу на урок спешили. Поставил их Левон Иваныч друг против друга, а они и стоят, не шелохнутся, будто в гляделки играют. Что это за новый поединок такой? Те девушки, у кого с собой подходящая вещь была, могли тут же на месте свой амулет создать, пока Варвара с Красой Патрикеевной отошла о личном поговорить. Для того нужно было вещь наземь положить и чаротвором его посолонь обвести. Девочка-китаянка, которую под покровительство своё Род Лис взял, тоже достала свой чаротвор, - хотела я при случае спросить у Сэргэлэна, как они колдуют, а теперь не придётся: узнала, что чаротворами им служат кнуты да плети, как мы со Златой догадывались уже. Сама я амулет делать не стала, запомнила только порядок, потому как амулеты духов от тебя отгоняют, колдовать не дают, а когда колдовать понадобится - никогда заранее не предскажешь. После урока подошли ко мне Дарьян и Белояр - крепко всыпал им Левон Иваныч и за опоздание, и за то, что драться отказались, - и попросили о помощи. Ответила, что если чаем угостят, то помогу. Пригласили они меня в избу Псов, усадили за стол и спросили, может ли кто в Правь ходить. Сказала, что только Первые да их ближайшие помощники и хранители могут из Прави в Явь являться и обратно, спросила, для чего им ажно в самую Правь понадобилось. И пересказал мне Дарьян своё видение, что в Нави при посвящении в Род видел, - о мельнице и о том, что Первый Пёс временное имя тайное ему нарёк, сказав, что будет его носить, покуда своё истинное имя не вспомнит, и кровь проливать запретил. И хотелось ему истинное своё имя узнать и подозрения проверить, не из семарглов ли он, которые также кровь людскую не проливают. Сказала я, что мельница та может быть чёрной мельницей Чернобога, но о ней у Леля Берендеича больше можно узнать, и что ежели Первый велел самому имя вспомнить, то, быть может, ещё время не пришло его узнать. Но очень уж Дарьян просил, и я согласилась у Нави его истинное имя спросить, раз уж он мне такую тайну доверить был готов. Пошла я к совиной избе, Злату и Хедвиг по дороге предупредив, что в Навь пойду, и пойду далече, - чтобы были готовы мне после помочь. Заговор прочитала, глаза закрыв и углём по бересте рисуя, и шагнула в Навь, и было мне видение. Увидела я, как чёрный поток воды с бурунами да водоворотами на мельничное колесо несётся, а колесо не движется, вмёрзло в лёд, а с неба снег падает. Пригляделась - то не снег, а белые перья, и стон сверху слышится - не птичий, а скорее скулёж пёсий. А затем голос с небес раздался, словно раскат громовой, и молвил: иди, Элерад, такое не прощается, быть тебе отныне бескрылым, в Яви жить, покуда не искупишь содеянное, и покуда то зло, что ты сотворил, назад в Навь не провалится. И следующее видение - колдун-Сокол из литвинов мальчика по голове гладит, и вроде как заговор читает, а потом слышно: удачи тебе, Элерад. А за окном - город, и знаю, что Муром это. Долго я в Нави была, многое и ясно узнала да запомнила. И как очнулась - всё тело до самого нутра и голову вместе с ним болью страшной пронзило, как под заклятием Умжеч бывает. Так и упала, где сидела, в пыль у крыльца, и крика сдержать не могла. Кто-то меня держал, кто-то по плечу гладил, потерпеть просил, но разве такое стерпишь? Звали помощь, и кто-то из парней Кошкиной Хворобой пытался боль унять, но не смог, потому как источник боли этой - не в теле, а в уме. Никого я не видела, и не слышала почти, и ни слова сказать не могла, телом своим не владела. Подняли меня, перенесли на скамью, - так я и легла на неё ничком, и кричать уже не было сил, стонала только. Но вдруг опустился передо мной на землю Лель Берендеич, стал по волосам гладить, и голос его у меня в мыслях зазвучал. Рассказывал он сказку, и боль отступала понемногу с каждым словом. А сказка была о том, как хотел Белобог всё дурное и тёмное, что было в нём, отделить, чтобы страсти человеческие его не мучили. И так Чернобог родился, а Белобог забыл обо всём и до сих пор где-то по земле бродит. Напоследок сказал Лель Берендеич, что так же, как отделил Белобог Чернобога, заберёт он мою боль на остров Буян, где живёт сестра его, Царевна Лебедь. И боль ушла совсем, как не было, осталась одна усталость, и рук поднять не могла. Поднялась я, а Лель Берендеич сказал, что на полчаса он боль унял, а после она вернётся вновь, ежели не найдётся способ её исцелить. Отвели меня в лекарскую избу, велели лечь, да обсуждать стали, что с эдаким подарком от Нави делать: можно ли снять, как сглаз снимают, или же зелье придётся варить. Попытки - не пытки, пробы - не хворобы, но понимала я, что за полчаса Белки, со всеми помощниками, советчиками да подсказчиками, не управятся. Попросила позвать китаянку-лекарку, что говорила мне к ней обращаться, ежели понадобится. И Дарьяна Пса просила найти, чтобы скорее рассказать ему об увиденном. Лель Берендеич, что видение моё у меня в мыслях прочёл, советовал проверить, взаправду ли Дарьян семаргл, тем, что семарглы лгать не могут. Но не ошибается Навь, и коли был Дарьян семарглом изгнанным, так, значит, им и остался. Китаянка пришла, спросила, что случилось со мной, сказала на живот перевернуться, и стала ладонями мою спину вдоль, как тесто, мять, от затылка до крестца. Говорила, что они в Степи всё руками лечат. Тут уж и Белки заинтересовались, научиться захотели, но сказала китаянка, что такому годами учат. Встала я - без ломоты, без немочи, легче, чем была до ухода в Навь. Благодарила от всей души свою избавительницу. - Что же ты сразу к нам не пошла? Впредь сразу приходи к нам в юрту. - Куда уж принесли, - говорю, а сама думаю, что не хотела я Сэргэлэна тревожить, если бы он в юрте меня увидел. По себе знаю, сложно себя не выдать, видя чужую боль. Поспешила я, не откладывая, поговорить с Дарьяном. Отозвала его в сторону, пересказала своё видение. Навь, как водится, главного не сказала: что Дарьян-Элерад в прошлой жизни своей сотворил и как это исправить. Но Дарьян поблагодарил меня, сказал, что ежели мне что понадобится, то обратиться смогу. Но не за плату Совы уходят в Навь с чужими вопросами, а потому, что некому больше, потому, что правильно так. Исполнив то, что надобно, пошла я в избу со Златой чай пить. И пока ставила она самовар, решилась я попросить её выслушать меня. Ещё с вечера давешнего тяжко мне было все слова и думы при себе держать, а только со Златой одной могла я их разделить, только ей доверить самое важное. - Ежели бы он пришёл и силой велел мне под Змея идти - как это было бы просто! Я сказала бы ему "нет", и всё... - А он что? Замуж позвал? - Ох, и замуж не звал. В своём Роду, на своей земле оставаться позволил, только бы видеться. Все два лета этих, что прошли, - я и надеялась, что он не придёт, и ждала, когда же придёт, и боялась, что придёт, и тосковала, что никак не приходит... И вот он пришёл, и не могу я без него. И не хочет он меня неволить, и я неволить его не хочу. И как жить нам, где жить, - не знаю. Злата говорила, что надобно сердце слушать, и как оно подскажет, так и поступить. И сама я это знала, и выбор свой уже сделала, но не так важен был совет, как то, что не оттолкнула меня Злата, узнав, что я ордынца люблю, и желала мне счастья. О китайском прошлом не стала я говорить - сказала только, что один раз уже пошёл Сэргэлэн против воли Хана, и не позволю я ему больше рисковать жизнью. И едва я вышла из избы, как подстерёг меня Ли Шань и о разговоре попросил с почтением. Спросил, не хочу ли я основать новый китайский Род, чтобы Змея прогнать, Китай освободить и править в нём. Я отвечала, что только Первый может тотем создать, и нет такой силы у простого колдуна, но Ли Шань уверял меня, что нашёл способ, как эту силу получить. Заманчивой была эта сила: ни Хубилай-Хан, ни сам Хан Ханов не были бы мне страшны с нею, и смогла бы я делать всё, что пожелаю, - хоть Сэргэлэна китайским императором сделать. Но не хотелось мне такой судьбы. Не смогла бы я вынести этой ноши, не смогла бы себя на всех китайских колдунов разделить, - всю себя я хотела бы отдать одному Сэргэлэну, вот только Ли Шаню о том не скажешь. Сказала, что не справлюсь, а он просил подумать ещё, до завтрашнего дня. И весь Китай в лице его одного - надеялся на меня одну. Достанет ли сил целому народу отказать, свободой его пожертвовать заместо того, чтобы пожертвовать ради него своим счастьем?.. А вот ещё один с просьбой - Яшка-Ворон из Псов. Помнил он, что порой у меня выходит память вещи прочесть, а порой вещи сами со мной говорят. Протянул женское очелье старинное, просил узнать, что с хозяйкой его сталось. Не отказала я. Ушла к совиной избе, расправила очелье на ладонях, прислушалась к нему... И увидала, как девушку в том очелье шестеро силой взяли в лесной чаще, на плоском камне, поочерёдно, а она при том умом тронулась. И так явственно, так ярко её боль и отчаянье во мне отозвались, что силы алой это видение отняло у меня столько, сколько уход в Навь далёкий отнимал. Может, миг, а может, час сидела я, оцепенев, покуда не смогла на ноги подняться да Ворона найти. Беседовал он с кем-то, но я в тень его отозвала, велела сесть. Скороговоркой выложила, что увидела, на выдохе одном, - не выговорила бы иначе. Похоже, что был он к тому готов: сказал, что знал об этом, лишь в количестве лиходеев сомневался. Поблагодарил меня Яшка и бусы разноцветные на шею мне надел, собственными руками сделанные. Смешной такой - будто сам не колдун, а из простых людей, что колдунам за помощь отдариваются безделушками. Но знала я, что вещь, в которую труд вложен, дороже любого подарка, на базаре купленного. Значит, и вправду важно было для него правду узнать, и будет меня хранить его дар. Вспомнилось мне, как однажды Ворон дал мне свой нож траву срезать взамен моего, ступившегося, - обычный нож, не обрядовый, - и как я за рукоять взялась, было мне видение, как два медведя, два волка и два сокола девичье очелье треплют, друг у друга рвут, покуда оно не рвётся надвое, всё в пятнах кровавых. Пожалела теперь, что не поведала о том видении Яшке сразу, а ныне и незачем стало. Тревожилась только, что насильники где-то рядом, в Колдовстворце могли оказаться. Когда договорили - узнала я, что урок пропустила, а двоих парней в лекарскую унесли тяжелораненными. Спрашиваю, что случилось, - разногласия, говорят, небольшие. А потому небольшие, что без трупов. А что не поделили - не сказывали. Ещё время спустя - Гаян Волк и Радим Сокол позвали меня в лес за травами. Поколебалась я, но пошла. Гаян лесные тропы знал хорошо, шёл впереди уверенно, вёл нас за собой мимо топей и оврагов. На границе опушки встретил нас батюшка Леший, поприветствовал его Радим заговором, поклонились мы ему. В хорошем настроении был Леший - указал короткую дорогу, подсказал, где нужные травы найти, чтобы в болото лезть не пришлось. По самому краю озера мы прошли, и издалека Гаян заметил то, за чем пришёл. Сперва нашли Одолень-траву, которая в руки даётся лишь тому Соколу, что на том же месте проиграет в колдовском поединке, не поддаваясь. Подрались Гаян и Радим, а мне смотреть оставалось да надеяться, что смогут они меня из лесу вывести, а не мне их выручать придётся. Проиграл Радим Волку и сорвал траву. Следом пошли за Дурман-травой - две этих травы вместе могли амулетом стать от вредоносных чар. И настойка навья из Дурман-травы получалась, чтобы пить перед заходом в Навь. Дурман-траву только Сова сорвать может, рассказав тайну свою, о которой спутники не знают, и ослепнет после на целый час. Остановилась я у дерева, под корнями коего трава росла, - отступать некуда. Я, говорю, в прошлой жизни китайской принцессой была, Хубилай-Хана женой, в молодости погибшей, - только никому, никогда о том не говорите. Присвистнули парни, посочувствовали и обещали молчать. Наклонилась я, преломила стебель, и свет в глазах померк. Взял меня Гаян за руку и повёл назад из чащи, да так осторожно, что не боялась я ни на ветку наткнуться, ни о корень споткнуться. А затем и вовсе укрыл меня под плащом - надёжнее было бы только на руках вынести. Просила я усадить меня куда-нибудь на скамью, вот хотя бы и возле совиной избы, но Гаяна любопытство взяло, и так хорошо он мою тайну хранил, что прямо посреди улицы Колдовстворца вопросы задавать начал: - А к Орде ты какое отношение имеешь? - Никакого не имею. Китай уже сто лет как под игом, как и Русь. - А расскажи ещё о жизни своей в Китае, раз уж начала! - Хорошо, расскажу, - обещала, только отвязался чтобы, - но не сейчас и не здесь. А самой мерещится, что уже пол-Колдовстворца нас обступило, и всякий нас слышит. - Ты ведь здешних китайцев знаешь? Пойдём к ним! И Гаян на крыльцо одной избы меня повёл, где меня встретили и усадили. Слышала голоса, спрашивающие, что со мной, и успокаивала всех, что всего лишь рвала Дурман-траву. У кого-то Гаян спросил, вправду ли тот меня знает, и поможет ли проводить меня в трапезную, - у Ли Шаня, должно быть. Так вдвоём они и повели меня на ужин, усадили за стол Сов и там оставили. Дальше уже Совы обо мне позаботились - принесли тарелку каши с ломтем хлеба, и поужинала я вслепую. К концу ужина я как раз прозрела, и собрались мы с Совами выпить в нашей избе чаю. Но, подходя к избе, увидела я Сэргэлэна, что задержался во дворе и ждал меня. Извинилась я перед девицами, обещала, что вернусь вскоре, - спросили только, одна ли вернусь или с гостем. Подбежала к нему, обняли друг друга ладонями за плечи, а у него на щеке - ссадина багровеет от удара плетью. Услышал он мой немой вопрос: - Наказали меня, как ты уже за ужином могла видеть... - За ужином не видела: слепой была. Теперь вижу. - Это за то, что слишком много со здешними учениками знаюсь, и одному из ваших советом помог. Пригрозил Данжур-нойон, что ежели в другой раз увидит такое - подвесит меня на цепях. Нельзя нам больше открыто видеться, иначе и мне, и тебе худо будет... - Неужто всю жизнь скрываться?.. Но всё лучше, чем вовсе порознь! Повела я его на берег озера, подальше от чужих глаз, куда частенько парни с девицами сбегали из Колдовстворца, чтобы наедине побыть. Страшно за него было, но старалась виду не подавать - слезами делу не поможешь. Решила про себя, что ежели вздумает Данжур его казнить или мучить, то выйду вперёд, назовусь его невестой, и пусть он подтвердит только. Вспомнились слова, давеча Соколом сказанные: "На таких, как ты, и рассчитывает Змей". Что ж, пусть осудят, - а ради того, чтобы он жил, я и под Змея пойду, и на смерть пойду. У самой воды уже много молодых было, да сидели к нам спиной и нас не видели. А мы сели поодаль, на скамье на поляне. Сэргэлэн взял мою ладонь в свои - руки у него тёплые, и так хорошо, только смотреть надобно по сторонам, как бы нас не заметили. Ордынцы не придут сюда, но и своих опасаться приходится: скажут Старцам, а Старцы скажут Данжуру... Но никого в виду не было, одни лишь Белояр с Дарьяном вверх по холму, за избами, о чём-то разговаривали да ёлку общипывали. Я уже знала откуда-то, от Хедвиг али от Златы, что оба они семарглы, а значит, оба не выдадут. - Когда я через деревню твою проезжал, мне сказали, что ты болела после моего отъезда. Что случилось? - Всё хорошо было. Просто память вернулась разом, и слишком много мыслей передумать было надобно, две жизни в одну уложить. - Если бы ты не спасла меня тогда, я бы погиб вовсе. Как ты меня нашла? - Не знала я, что это ты. Видать, судьба. Но что же мы, как ни увидимся, всё о грустном говорим?.. - А что делать, ежели судьба такая грустная... - Бывает и хуже судьба. А пока мы вместе, радоваться надобно. Кому ведомо, увидимся ли в другой раз? Как и много лет назад, во дворце императорском, - не надышишься, не насмотришься, только тепло его рук запоминаешь с жадностью. - А знаешь, когда я жизнь свою прошлую вспомнила... То вспомнилась, среди прочего, сказка, которую мне мама на ночь рассказывала. Но не помню, рассказывала ли я её тебе или нет. - И я не помню. Расскажи. - Было у отца три сына, - да, по-русски очень начинается сказка. И когда пришла пора завещать наследство, младший сын получил старую корову, которую он всегда пас. Ушёл он с коровой и продолжал заботиться о ней и ухаживать, хоть она и не могла больше иметь молока. И однажды молвила ему корова человеческим голосом: завтра за тем холмом будут купаться в озере небожительницы. Укради одежду одной из них - она и станет тебе женой. Пастух так и сделал, и та, чью одежду он украл, оказалась ткачихой - настолько талантливой, что мать-богиня почти не отпускала её с небес, чтобы она ткала там звёздное полотно. Полюбили друг друга пастух и ткачиха, и стали вместе жить в его маленьком домике. А старая корова, прежде чем умереть, изрекла ещё одно пророчество: забери, говорит, мою шкуру, и если случится беда, накинь её себе на плечи. И вот в другой день отыскала богиня свою дочь и унесла её с собой на небо. А пастух накинул на плечи коровью шкуру, вмиг взлетел над землёй и пустился в погоню. Но не смог он догнать свою возлюбленную, потому что велела богиня разлить через всё небо молочную реку. И по сей день можно видеть в небе разделённых молочной рекой ткачиху и пастуха, которых эллины называют Вега и Альтаир. Но китайцы верят, что в один день в году через эту реку перекидывают мост, чтобы пастух и ткачиха могли встретиться. - Красиво. Но сказки никогда не говорят о тех, кто менее важен: что, например, случилось с другими двумя сыновьями?.. - Это, должно быть, уже другая сказка. Ушли мы с озера, покуда Сэргэлэна не хватились, и проводил он меня до избы. И пока безлюдно было вокруг - остановились у порога, прежде чем вновь разойтись и руки разомкнуть. - Быть может, не станет однажды Хана Ханов? - Так на его место новый Хан придёт. - А если нет? И будет на месте Орды множество ханств, как сейчас на Руси множество княжеств... - Не может такого быть. Вся Орда на одном порядке держится. Только и надежда, что новый Хан будет не так строг, как нынешний. И поняла я, что в этот порядок верит он крепко, как я верю в то, что никогда не исчезнут на Руси русская речь и церкви и не превратится она в улус Джучи. И что веры этой лишать его нельзя. Напоследок просила я его быть осторожным, как все женщины просят из века в век, попрощалась, зашла в избу - а там пусто: все Совы ушли поклониться тотему, одна я о том позабыла. Как долго ждали, как долго звали, искали ли уже? Пустилась бегом, извинилась перед Огнемирой Незвановной, - ничего она не сказала, лишь взглянула так, словно мысли все увидала, как пергамент развёрнутый. Идём вокруг тотема - и стыдно мне перед Совой, что после бега дыхание унять не могу, и что мысли мои далеко, душа далеко - осталась у Сэргэлэна в тёплых ладонях. Прежний дар тотема я отдала, руку протянула за новым. Тонкая нитка попалась под пальцы, потянула я за неё - а она за другую вещь зацепилась. Хотела я распутать, а Огнемира Незвановна велит: бери оба. Так вместе с кувшинчиком глиняным на нитке вытянула я браслет с иероглифами дважды. Значит, моя вещь, и не скроешь того. Как водится, после обряда поговорили Совы между собой о том, что узнали. Сказали, что пленников трое: Лоухи, хозяйка финских гор, Велес и Царица Ирица. Скована их сила, заперта, и оттого они с ума сходят, а освободиться не могут. Сказали, что одна тень убила Жданко, Светлёна и Джаргал, монгольскую жену князя Московского, - тень от мельничного колеса. Подошёл ко мне Ли Шань, спросил, не знаю ли я, где нож обрядовый достать можно. Сказал, что есть в нашем лесу белый лотос, и ежели срезать его ритуальным ножом, и преподнесёт мне его Лиса, то могу я прозреть нечто, для будущего всего Китая важное. И добавил как бы невзначай, что сделать это с утра будет надобно, поскольку едет к нам Хубилай-Хан: захотелось ему на русскую школу колдовства поглядеть. Меня Хубилай в лицо не узнает, разве по чаротвору только, но можно его под душегреей спрятать, - а Ли Шаня узнает, и может его погубить. Смотрела я на Ли Шаня и видела, что смерти он не боится, а боится не успеть исполнить того, что землю его спасёт. И обещала, что всё сделаю, о чём он назавтра меня попросит. Расстались мы, а мне после новости - белый свет не бел. Есть ли в Яви такое место, где от Хубилая, от прошлого моего дурного скрыться можно? И не потому ли он в Колдовстворец едет, что вызнал неведомым способом, где меня искать? Бродила я по Колдовстворцу одна, места не находила себе. Спросил Гордей Сокол, отчего я печальна, пряником угостил. Отвечала: как быть весёлой, если едет Хубилай-Хан? И вышло так, что стали мы гулять вдвоём, да на ходу разговаривать. - А правда, что все Совы будущее могут видеть? - Правда. Только одним это легче даётся, и видится явно, а другим - тяжело и путано. Да и сложнее всего будущее предсказать: немногое в нём от нас не зависит. Навь от пути неверного предостеречь может, плохое будущее показав, но будущее это своими руками изменить можно. - А хорошо бы будущее своё узнать... - Прости, Гордей, но я за будущим твоим в Навь не пойду. - Я тебя о том и не прошу. - Да и будущее своё знать не всегда полезно. Иной человек, стараясь предсказанного избежать, только хуже делает. - И то правда. И всё же нет, наверное, человека, который узнать своё будущее не хотел бы. - Я своего будущего знать не хочу. - А почему? Боишься? - Да. Боюсь. И Злата меня уже спрашивала, не хочу ли я у Нави о будущем своём спросить, - но разве изменит это мою любовь, если даже и предначертано мне иное? И ежели знает Навь, что суждено нам с Сэргэлэном расстаться или погибнуть, - так лучше мне не знать о том, а быть счастливой сегодня, о завтра не думая. - Не тяготит тебя твой дар? - Нет, не тяготит. Никого, кроме нас, на улицах Колдовстворца не было: иные по избам разошлись, иные на закат смотрели на берегу озера. И Гордей в лучах солнца закатного - словно золотой Сокол. - А что же ты, - спрашиваю, - на закат не смотришь? - Да не с кем мне на закат смотреть. Ох, Гордей, не будь моё сердце занято - не оставила бы тебя одного. А так - только удачи тебе пожелать могу от всего сердца. - Тихо слишком, - говорит, - спокойно слишком. Тут и Совой не надобно быть, чтобы напророчить: что-то должно случиться к вечеру. И впрямь будто замер в ожидании Колдовстворец, как ветер перед грозой. И в каждой избе что-то зрело: посеяно уже - пожать осталось. Гласило предсказание Софьи Совы: идёт извне золотая волна, - то про золотого Змея Тенгри. Идёт изнутри чёрная волна - то про Чернобога. Идёт волна светлая, - а про то не догадаешься, покуда не увидишь. Шум на площади: нашли и принесли тело Светлёна, разожгли в сумерках погребальный костёр и очелье его в огонь положили. Хоть с утра ещё сказала Навь, что мёртв он, - а всё же не хотелось верить. Шепнула я Огнемире Незвановне: как же так вышло? Но ничего она не ответила. Тревога в воздухе - как дым от костра едкий: не могли ученики некоторых Старцев найти, и говорили, что Ворона Пса давно не видели. Попрощалась я с Лёном молча, как могла, да ушла в избу Сов. Там Злата Веселину Белку в гости к самовару пригласила. Жаловалась та на отношения свои с двумя Волками - и от беличьей трескотни уютнее в избе становилось. - Это посложней, чем у тебя, будет, - говорила мне Злата. - А у тебя что же? - спросила Веселина. - Уж не с моим ли Псом? - Который из Псов - твой? - Белояр. - Нет, конечно. Вот чудно: пару раз подходил Белояр, глядишь - и по имени не помнил, всё Совой окликал, а того уже довольно, чтоб в интересе его заподозрить. А ежели и вправду он о чём обмолвился, - уберечь семаргла надобно от той, что на краю предательства стоит. Рассказала Злата, что Гордея сглазила, - недоумевал он о том, когда мы с ним гуляли, - потому как попросили её, а она прежде того обещание перед тотемом дала в просьбах никому не отказывать. А как ушла Веселина, я Злате сказала, что едет Хубилай-Хан, и меня он не вспомнит, а Сэргэлэна - вспомнит. Предположила она, не за невестой ли Мирославой, сестрой княжича Московского, едет Хубилай. - Кем же надо быть, чтобы дочь свою за Хубилая просватать... - Многие князья своих дочерей за ордынских ханов выдают. - Но Хубилая даже другие ханы развращённым считают. Много у него жён, наложников, наложниц, многих он искалечил и погубил, а всё ему мало. - Не доведёт его жадность до добра. На ночь глядя три Совы собрались в лес, а я их проводить вышла. Возвращаюсь - вырос передо мной Эскель Сокол, сказал, что Хубилай-Хан уже здесь, что монголы всех девушек собирают, и чтобы я шла в библиотеку Соколов, куда никто без приглашения войти не мог. Туда же Злату и Хедвиг привели, и Ласку Белку, и оставили нас одних. А что снаружи происходит - не понять, говорили только, что изба Волков девушками полна. Нет ничего страшнее неизвестности: что с Сэргэлэном, что с девицами? По запертой избе я как в клетке металась из угла в угол. Сказала, что ежели Хубилай будет меня искать, то я выйду, чтобы другие девушки не пострадали заместо меня. - А для чего ему искать тебя? - Знал он меня. Долгая это история. - Давай уж расскажи, - велела Хедвиг. - А то многие что-то знают, да не говорят, и не знаешь потом, что с ними и как помочь. И сказала я, о Сэргэлэне умолчав, что была женой Хубилай-Хана, погибла и родилась вновь, и для китайцев это будто в порядке вещей - рождаться заново. Сказала, что не может Хубилай меня узнать, кроме как по чаротвору, но ежели знает он, что я здесь, то не поможет это. Гореслава Сова первой сказала, что больно плохо Соколы девушек собирают, и ушла. Хедвиг рвалась наружу, а мы со Златой уговаривали её подождать, пока Соколы к нам вернутся. Наконец устали томиться взаперти: нельзя в библиотеку войти без спросу, да можно выйти. Вышли на крыльцо, где Эскель и другие Соколы вновь просили нас далеко не отходить. Попросили мы в ответ, чтобы кто-нибудь из Соколов с нами остался, но и с крыльца все ушли, а нас бросили. Будто нанимались мы Соколам библиотеку сторожить. Так и разошлись кто куда. Подумала: ежели впрямь захотели бы ордынцы всех девушек по Колдовстворцу собрать, то и входить бы пытаться не стали, а подожгли бы избу. Стояли мы со Златой в потёмках, и вдруг вижу: из-за угла выходят Эртэнэ-хатун с другими монголами. Не успела я и рта раскрыть, как подошла она к Злате со спины и нож к горлу прижала, шипела что-то над ухом. Я замерла: и чары уже не кинешь, ни помощи не позовёшь. Но мгновения не прошло, и бросила Эртэнэ-хатун добычу, как кошка пойманную мышь выпускает. Спросила я, кого она ищет, - та не ответила, мимо прошла, словно и не было меня, к стоявшим рядом парням приблизилась. Заглядывала в лицо, кнутовищем под подбородки приподнимая, выбирала, кто станет хорошей жертвой Змею, - будто коня на базаре. И ушла прочь, отвлеклась на потасовку какую-то на крыльце избы, - и тут же я к Злате бросилась, и Белояр со мной, что крайним стоял. Сидела Злата бледная как полотно, и на шее у неё от ножа след кровавый остался, а сверх того Эртэнэ-хатун Болиголов на неё наложила. Подхватили мы её, кликнули Белок и отвели в совиную избу. Как двор проходной сделалась изба Сов в тот вечер, все новости мы из первых рук узнали. Принесли к нам Маритэ Лису оглушённую, Злата чарой Ачуйся её оживила. Маритэ, как очнулась, заплакала, рвалась прочь, насилу удержали её: сказала она, что хотели монголы её подругу Синтту Лису забрать, а она не дала, и брат её Ольгерд Пёс заместо неё вышел, своей кровью за неё заплатить обещал. Успокоилась она, лишь когда вернулся за ней Ольгерд, обнялись они прямо в горнице. Пришли в гости Белки вместе с ордынским мальчиком, которого Род их принял - не гостем, как других новичков, а Бельчонком. Такой он тихий был да забитый, что остался сперва в прихожей стоять у стены, так что я и не заметила его сперва. Пришлось приглашать за стол, чаю выпить да пирогом угоститься уговаривать - недаром звали его Молчаном. Веселина его воспитывала, велела в нашей избе посуду вымыть. Шутили, что и впрямь переменилось что-то, если Совы добры, а Белки суровы да с тяжёлой лапой. Говорили мы Веселине Молчана не обижать, но ясно было, что не обидит, и сам он уже отвечать и даже возражать научился. Рассказал Молчан, что монголы свадьбу хотели сыграть, но прервала её Огнемира Незвановна, увела невесту в Навь, и оттого они ищут новую невесту Змею. Понятнее стало и оттого спокойней. Значит, не было покуда никакого Хубилая. Уходили Совы, оставляли гостей на меня. Вернулась Злата - сказала, что закончилась благополучно история с сердцем каменным, которое Варвара за завтраком в видении видала. А Хедвиг добавила, что ордынцы Нежату Волка забрали, потому что он Огнемиры Незвановны сын, и что среди Волков сплошь все чернобожичи, а всего их числом двенадцать. Как стихло всё в Колдовстворце, вышли мы со Златой и Хедвиг гулять под полной луной, близкой да огромной. Иду, на звёзды смотрю да пою тихонько. Остановились на главной улице, и вдруг видим - мелькает между избами фигура в белой рубахе навыпуск, вроде савана, а на груди пятно кровавое. Упырь! Всем, кто из избы ни выходил, мы говорили за нашими спинами держаться, потому как только заговора Сов нежить послушается. Но не приблизился упырь, ушёл в темноту к лесу да озеру, а мы за ним ходить не стали. Зато русалка пришла с нами да с парнями побеседовать, и Ли Шань всё спрашивал о том, как на Руси сватовство проходит. И жизнь шла своим чередом, словно и не было ни Хана, ни Чернобога, ни костра погребального.
Продолжение следует! Не могу отделаться от идеи (на которую всё равно денег нет) дождаться фоток (на рефы) и заказать иллюстрацию у Амарта (когда будут места). Потушите меня уже кто-нибудь.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Про ожидания vs реальностьОбычно перевес "ожидания vs реальность" выходит у меня в минус, потому я стараюсь с завышенными ожиданиями к играм не подходить. И, кажется, впервые у меня вышло наоборот: реальность превзошла все опасения. То есть я очень надеялся, что игра получится удачной, по трём причинам: во-первых, её долго ждали, во-вторых, она встала недёшево, и в-главных, это игра Гэлли и Юхи, а в них я верил всегда. Но - я поздновато получил вводную, а когда получил - понял, что завязываться надо было раньше и самому, ибо активных играбельных завязок в ней не было вообще. Она была большая, красивая, и вся - про прошлую жизнь в Китае. Я нервно похихикал, потому что единственный кусок Китая, который я курю (кроме театра), - это его взаимоотношения с Ордой, и я как раз освежал его в памяти для подготовки к Унгерну. Но меня не очень-то тянуло играть в китайские щщи на игре про Русь. А ещё больше опасений вызывала личка в анамнезе. Я боялся, что если пошлю (по игре, конечно, а не по жизни) игротеха с этой линией, то подведу мастеров и обломаю игру себе. И если с первым мастера меня успокоили, то по поводу второго я продолжал страдать. А на игре Веденея встретилась с Сэргэлэном, они поговорили, и... и всё. Мой любимый сорт гета, без принуждения и без розовых соплей с сахаром. Пепел старого ОТП постучался в моё сердце, и фраза "Моё солнце и звёзды" мысленно крутилась на повторе (вслух я эту форточку не распахивал, но персонажу не прикажешь, а более подходящих слов для выражения того, что она чувствовала, у Веденеи не нашлось). То, как мы совпали, - я, со скрипом играющий личку с малознакомыми игроками, и Шульдих, по его словам не умеющий играть личку вообще, - it's alaya sila. Главное чудо игры для меня. За это Шульдиху спасибо - впереди всех спасиб и мастерам за него, конечно.) Не знаю, как так выходит, что я в любом сеттинге нахожу себе Степь. А с тех пор, как после Писем Революции и посмертной Степи у меня завелась аватарка "Всех в Степь!", она регулярно находит меня сама. Для кого-то многое значит море, для кого-то - горы, а для меня вот так. Степь - это золотое солнце и буйный ветер, шум ковыльных волн и бескрайнее небо, табуны коней и недобрые сказки. Ещё напишу подробнее об игре, благодарности также воспоследуют, но пока говорить от игрока получается плохо, посему предоставляю слово Веденее; отчёт будет большим, пишу в три захода, очень хочу поделиться этой историей со всеми. Веденея Сова, Лю Лан Фэн, отчёт отперсонажный. Предыстория и первый вечер Родилась я на Брянщине, в деревеньке Глинища, у Харитона плотника была единственной дочерью. От него и переняла, что всякая вещь, человеческими руками сделанная, в которую частица души вложена, - всё равно что живая и относиться к ней надо бережно. А дороже всякой вещи - жизнь, чья бы она ни была: человека или же зверя. Любила я игрушки, которые отец из из дерева выстругивал - лошадок, собак, - больше, чем кукол тряпичных. А однажды, когда была я совсем маленькой, проезжал через деревню чужеземец и за то, что починил ему отец колесо, надел мне на шею амулет на красном шнурке, с красным узелком, монетами и серебряным змеем. И так мне понравилась эта вещица, что не расставалась я с ней больше, носила не снимая. А отец понимал и не бранил за это. Шесть лет мне было, когда Василий-князь с ордынцами пришёл воевать Брянск. Стою тогда, а на меня стрела летит и втыкается прямо у ног в землю. Взглянула я на трепещущее оперенье и своё первое видение увидала: город большой заморский, и дворец большой, у порога дворца двое ордынцев бьются насмерть, а на балконе дворца женщина стоит в богатых одеждах. И стрела летит ей в грудь, а она не уклоняется. Очнулась я, вскрикнула, будто меня той стрелой поразило, и с тех пор тот город с глиняной чешуёй на изогнутых крышах во снах мне порой приходил. Ещё четверо лет прошло, и пришла на порог дома нашего женщина в чёрных одеждах, на лицо ордынка. Родители испугались сперва, что она дань кровью пришла взымать - забирали в Орду и детей, - но когда сказала женщина, что она из школы колдовской, то приняли её радушно. Потому как хоть и не было в роду колдунов, но плотник всегда больше обычного человека видит, с духами домовыми договариваться умеет, и мой дар был отцу в радость. Ту женщину Огнемирой Незвановной звали, и увезла она меня в школу в муромских лесах, зовущуюся Колдовстворцем. Всякий новый ученик испытание проходил в совиной избе: надобно было настоя выпить и в Навь шагнуть, чтобы Первого встретить и в Род принятым быть. И было мне в Нави видение - белый цветок, тянулась я к нему, но змей золотой обвивал меня и не пускал. Вырвалась я, по ступеням к цветку поднималась, и иные ступени осыпались камнями, другие от крови скользкими были. В пропасть я сорвалась, но подхватила меня Сова, имя тайное нарекла: Дальна, душа чужедальняя... Очнулась я и не могла понять, отчего Сова признала меня за чужеземицу. Но отныне могла я выйти в Навь, заговор о белом цветке читая и представляя его, как кувшинку большую. А Огнемира Незвановна, Старица Сов, сказала, что чаротвора мне делать себе не нужно: он уж есть у меня - тот амулет на шнурке из детства. Шли лета в Колдовстворце. Со Златой Совой, что тоже с Брянщины была, подружились мы, но одна я ездила семью свою навещать, поелику Злату её отец чуть со свету не свёл. Два лета сему назад я у родителей гостила зимой. Поехали мы с отцом в лес за дровами и увидели на снегу кровавый след. Зверь ли подранок, человек ли - надо помочь. Так и нашли его - в ордынских одеждах, едва живого, не замёрзшего чудом. И как перетащил его отец на сани, а я его голову на колени к себе положила, - так и вспомнила, что зовут его Сэргэлэн и что нет для меня ничего дороже его жизни. Память о жизни прежней разом ко мне возвратилась, будто яркий сон. Звали меня в той жизни Лю Лан Фэн, и отец отдал меня в жёны Хубилай-Хану за должность при губернаторе. Вспомнила боль и страх - жестоким и пресыщенным был Хубилай-Хан, и нравилось ему мучить и брать силой. Одно было утешение: много было у Хубилая жён, наложниц и рабов, и посылал он за мной не очень часто. Вспомнила, как вступилась за танцовщицу, опрокинувшую поднос, которую Хубилай хотел казнить. В наказание отдал меня Хан молодому начальнику стражи, Сэргэлэну. А он силой меня брать не стал, был заботлив и осторожен. Говорить с ним было интересно, с ним рядом было легко и тепло. Мы полюбили друг друга, и встречи наши были тайными, редкими и короткими. Во дворце ничего нельзя скрывать долго. Узнав об измене, Хубилай-Хан велел прислать неверной жене шёлковый шнурок в знак того, что я буду задушена, а Сэргэлэну присудил драться до смерти в неравном бою, с самым сильным из пленников. Но не довелось Хубилаю увидеть мои мучения, как и мне не довелось узнать, выжил ли в бою Сэргэлэн. Когда вывели меня на балкон связанной смотреть на поединок, - и вниз не бросишься, держат крепко, - один из стражников выпустил стрелу мне в сердце. Теперь, встретив его вновь, я узнала, что Сэргэлэну победить удалось. Но думала тогда лишь об одном: только бы и сейчас выжил! Если и удивлялись отец и мать, что я глаз не смыкала над ним, то виду не подали, - да и прежде я выхаживала раненых зверей и птиц, и дома, и в Колдовстворце. А когда пришёл в себя Сэргэлэн и глаза открыл - тоже меня узнал, хоть и выглядела я иначе. Но ни слова я не знала ни по-китайски, ни по-монгольски, чтобы ему сказать, и он по-русски почти не знал, да и был слаб. А как поправился и окреп - не мог оставаться у нас дольше, уехал, а на прощание сказал, что вернётся за мной. Я же ему о Колдовстворце не сказала. А после - прибыл писец и объявил о том, что за спасение Сэргэлэн-багатура освобождён наш дом от уплаты дани. Две жизни разрывали меня на части - я заболела даже и в Колдовстворец позже положенного вернулась. Понять не могла, кто я: Веденея, русская, крещёная, Роду Сов принадлежащая, - или Лю Лан Фэн? Если и жизнь её - моя, и чувства её - мои? И где моя земля, где моя судьба, ежели нужно выбрать из двух одну? И Русь, и Колдовстворец, и друзей своих, и родных - оставить и предать не могла, но и Сэргэлэна, что жизнь был готов за меня отдать, не могла предать и забыть, и против него как против врага пойти было бы для меня горше смерти. Так и не говорила о том ни с кем, даже с Огнемирой Незвановной, и думала - каким волшебством моя душа с иной стороны вернулась? Что если цена за то заплачена чужой кровью?..
Наступил день праздничный - пора выбирать младшую дочь Царицы Змей Ирицы. Каждый Род приготовил угощение и на стол Старцев его преподнёс. Огнемира Незвановна речь прочитала и, когда другие Рода стали к озеру собираться, отвела нас-Сов в сторону и спросила, есть ли та, кто не готова от прежней судьбы отказаться и новую принять, и кто от участия в избрании уклонится. Варвара, Славница наша, сперва сказала, что не готова, но затем, видя, что прочие девушки не против, согласилась: мол, чему быть, того не миновать. Взялись мы за руки по двое, по трое, чтобы в темноте друг друга не потерять, и пошли к озеру, чашами воду зачерпнули. Я за руку Злату держала, она другой рукой держала за руку Хедвиг, вздрагивала от каждого шороха. А парни по бокам шли и от всякой нечисти нас охраняли, и затем встали вокруг нас кольцом. Русалки да болотницы снаружи приговаривали, что не нужно воду брать, не нужно камни в чаши бросать, с парнями спорили да пугали. Огнемира Незвановна всех девушек обошла и каждой опустила в чашу волшебный камень, и велела ладонью накрыть, а после - всем разом ладонь убрать. Смотрю, а у Златы камень на дне чаши светится, и глазам своим не верю. Только когда Огнемира Незвановна подтвердила выбор Царицы Змей - стали мы все славить Злату и желать ей здравия. Возвращались в трапезную вразнобой да с песнями. Пока Златы с нами не было, я взяла Хедвиг за руку, хоть и боялась её немного: порой не могла Хедвиг свою алую силу обуздать, попали мы однажды со Златой в такой миг под Удушенец, только Огнемира Незвановна нас и спасла. При свете видно стало, что над иными парнями нечисть подшутила: ходят с пятаками на месте носа и хрюкочут. Начали пир, и хозяев здешних земель на него пригласили да угощали - Водяного да Болотника с Болотницей, и жену Водяного Пучину Тритоновну. Горячее вино пили и сбитень. Я звала всех за стол нашего Рода отведать пирога, и когда Светлён угостился - пошла взглянуть, чем стол Соколов богат. Оставался там последний ломоть брусничного пирога, да больно большой - но Гордей сказал, что большому куску и душа порадуется. Забава Лиса и Ратибор Медведь условились в этот день спор свой давний разрешить о том, кто лучше готовит - яства свои гостям преподнести и посмотреть, которое им больше понравится. Долго не являлся на состязание Ратибор, чуть было не решили, что вовсе не явится. Однако дождались его, а он оправдался, что, дескать, не знал, что придётся прилюдно на суд гостей стряпню выставить, - но когда споришь с Лисой, разве иного ждать будешь? Пробовали гости пирог, Забавой испечённый, и горячий борщ с пампушками, приготовленный Ратибором, хвалили и выбрать не могли: и сладкое - хорошо, и кислое - хорошо, как их меж собой сравнить? Болотница свой голос отдать обещала за подарок, но Забава отказалась, хотела, чтобы по-честному. А Никита Волк Болотнице петушка сахарного за Забаву подарил. И всё равно были спорщики равны. Обратились тогда к Злате, дочери Ирицы, и выбрала она борщ. Так я победившее блюдо и назвала - ратиборщ. Водили хоровод, и ручеёк, и заморский скомороший танец жигу плясали, и просто так приглашали парни девок, кто во что горазд. Но едва Никита Волк ко мне направился, как предложили выпить помин за сожжённую недавно Тверь, за простых людей погибших. У многих там были близкие - и княжеского рода, и не только. А затем пошли мы чествовать Первых и Злату провожать. Праздничным шествием тотемы всех Родов поочерёдно обошли, Славники и Славницы Злате передавали дары, а та преподносила их и просила у Первых защиты и покровительства для каждого Рода. Остановились на берегу, где нужно было обычай соблюсти и дочь Ирицы не отдать Водяному, который хотел забрать её к себе в жёны. Злата от русалок и Водяного убегала, а мы не дать ей за себя ухватиться должны были, поскольку не с нами она была больше, но и от русалок её заслонить. Немного тревожно было за Злату - казалось, вот-вот поймают её русалки и утопят. Но остался Водяной ни с чем. Жарко было после танцев, и оттого, что я этот жар не растеряла, на ночном берегу было мне тепло. Теперь должна была Злата в Нави новое тайное имя получить, а мы в трапезной продолжили плясать и веселиться. Но вновь прервалось веселье, и похоже это было на беду. Закричал кто-то, что на нас идёт алый туман - колдовская завеса. Не смогли даже девушек в четырёх стенах удержать - все высыпали во двор, и я за ними. А как рассеялся туман, увидели мы дружину монголов с факелами, и впереди всех воинов - сам Данжур-нойон и при нём женщина, оба в одеждах богатых. Все так и замерли на месте. И Данжур говорил, что привёл с собой детей, чтобы учились среди нас, и если кто учинит им зло в нарушение законов гостеприимства, то падёт его гнев на всех, включая деревни и сёла муромские. А я не слушала его почти, всё приглядывалась - за спинами видно не было, - не он ли, не Сэргэлэн стоит в стороне, в тени, и как будто на меня смотрит? Обошла толпу, чтобы лучше видеть, незаметной вышла вперёд, - а тут как раз расступились ученики, и Старцы со Старицами гостей в трапезную пригласили. Помешкав, вошла следом. И при свете увидала его явно - в чёрном плаще, длинном и тонком, и шкура мёртвая на плечах, с пустыми глазницами, и будто не было двух лет, как он уехал, - и встала в дверях, и смотрю, и не знаю, как быть. Белояр подошёл, спросил, отчего я стою ни жива ни мертва, и не помочь ли чем. Мне от волнения даже смешно сделалось от того, что он подумать мог, будто я монголов боюсь, - но чего мне бояться, когда Сэргэлэн здесь, кроме чужих глаз? Не нужна мне помощь, отвечаю, сама поговорю со своим знакомцем. Кто-то сказал усадить и угощать гостей - хоть никого и не было за столами, и на столах оставалась еда, монголы вели себя не как хозяева, но как гости. Я к столу Сов подошла, положила кусок пирога на тарелку и поднесла Сэргэлэну: - Здравствуй. Не ждала тебя незваным. - Я и сам оказаться здесь не ожидал. Он спросил дозволения у Данжур-нойона отлучиться и предложил мне выйти на крыльцо, подал руку. Снаружи было тише и дышалось легче, и многие уже стояли там, обсуждая случившееся. Мы гуляли по крыльцу туда и обратно, и слышали, как иные ученики боятся, что Данжур всех парней изведёт, а девушек сгонит в гарем. Сэргэлэн говорил, что они пришли с миром, и удивлялся, почему встретили их нерадостно, а я отвечала, что судим мы по тому, что видели, - а многие не видели от Орды добра. - Как вы смогли прийти сюда? Школа ведь спрятана. - Так же, как и вы приходите. - У Колдовстворца с хозяевами здешней земли уговор. Не пропустили бы они чужих. - И у нас свои пути есть. А в лесу много духов, с ними мы договорились. Не всё он говорил, ох, не всё. Спрашивал, не холодно ли мне, и как живётся мне в Колдовстворце, и не трогают ли отца сборщики дани, замечал, что женщины у нас могут с мечом ходить. Я объясняла, что то княгини, им положено, а он отвечал, что у них в Степи женщинам иметь оружие запрещается. Признавал, что Данжур-нойон на расправу скор, и ежели кто на детей поднимет руку - сперва Муром сожжёт, а затем разберётся. Виновного накажет, даже если будет тот из его людей, - но невиновным от того легче уже не будет. Того я и боялась: что наши горячие головы учинят чего и обвинят в том монголов. - Тогда пусть пеняют на себя: один раз я уже пошёл против воли Хана, еле живым остался. - Я это помню. Не нужно так больше. - Но не так страшен Хан, как о нём говорят. Иные женщины в гареме - его коварней. - И об этом тебе - не мне рассказывать... Хорошо он по-русски говорил - почти как здешний. Все нас слышали - и никто не слушал, слишком оглушены были нежданными переменами. - Откуда ты знал, что я здесь? Я ведь тебе не говорила. - Сам догадался: у тебя же дар колдовской. Не надумала ещё, что после школы делать будешь? - Нет ещё. - А хочешь, уезжай со мной. Есть у меня собственная земля, где никто тебя не тронет, и сам я тебя не обижу... - Знаю я, что ты не обидишь. Но не может земля быть только твоей, всё равно она под Ханом да под Змеем. - Владения мои на границе, ты сможешь по родной земле ходить куда и когда захочешь. Не стану я тебя неволить - не удержишь птицу в клетке. - Да, - засмеялась, - Сову в клетку никому ещё не довелось упрятать! - А мне на вашей земле не жить: злые у вас боги, чужака не потерпят. - Будто ваши боги больно добрые... - Ты знаешь - не нравится мне Хан, но от Тенгри мне никуда не деться: уйду - убьёт. Не смогла я отказать - обещала подумать. Раз он не стал меня принуждать пойти под Змея, то и я не могла его просить тотем сменить, - тем паче что жена входит в Род мужа, не наоборот. А без замужества жить - неправильно, хоть и на это он был готов. Мы вернулись в трапезную, Сэргэлэн подле себя за стол меня усадил. Мало учеников осталось на пиру - не до праздника им было. Сэргэлэн заметил, что прибывшие дети уже смешались с местными, и что им будет чему у нас поучиться, а нам - у них. - Вот разбудят их завтра поутру на ратную потеху - посмотрим, каково будет им бегать по лесу! - В степи не проще: вовсе она не ровная. Угодит конь ногой в яму - сломает ногу. Потому привыкаем мы быть осторожными. Глядишь, будут по лесу бегать ещё быстрее ваших. Рассказала я о празднике Царицы Змей и о том, как мы ей дочь выбираем. - Значит, есть у нас похожие боги? - Нет, Ирица другая. И называем мы её и таких, как она, не богами, а Великими духами. - Но жертву ей вы приносите? - Это не жертва: дочь Царицы Змей к людям возвращается. Но другим духам она теперь вроде как родня, может перед ними за людей просить. Стемнело, и Сэргэлэн до избы меня проводил. Я говорила, как мы хозяев здешней земли на праздник пригласили - по-соседски, потому как стараемся с духами дружить и уговариваться добром. И так хорошо было с ним говорить, зная, что он меня понимает, и не хотелось прощаться. Но час был поздний, а он устал наверняка с дороги. Пожелали друг другу доброй ночи и условились увидеться на следующий день. Проводила его взглядом, закрыла дверь, - а сердце бьётся, словно догнать его хочет и вернуть. В избе - никого, и никто не спросит, почему не сразу я сумела свет-прамень зажечь. Пришли Злата и Хедвиг, поставили самовар. И пришла Варвара, велела мальчика ордынского не трогать, потому как он ей знакомым оказался. А Злата сказала, что Ирица в плену, а кто её пленил - неведомо, и что надобно ей к Соколам в библиотеку идти, чтобы узнать, как мать освободить. А ещё - что в Нави имя тайное у ней не поменялось: не новую судьбу она получила, а прежнюю. Я захотела с ней идти, хоть и стыдно было немного перед Сэргэлэном, что обещала спать идти, а сама не пошла, - будто он уже был мне муж. В библиотеку Соколы пустили, стали мы листать свиток за свитком, да ничего про змей и Ирицу не находили. Соколы же сами одним свитком любопытствовали - случайно ли пустая страница в нём, или тайные письмена на ней скрыты? Смотрели и над огнём, и в темноте, - не проявились письмена. Говорили у Соколов о том, с какой целью ордынцы пришли. Не могло всё так просто быть, чтобы только дети друг с другом опытом колдовским менялись. Все знали, что Тенгри-Змей чужие тотемы под свою власть берёт, семь последних тотемов осталось в Колдовстворце. - Я под Змея пойду, только если смертью сестры угрожать будут, - говорил Эскель, брат Хедвиг Совы. - И только если выхода иного не будет. - Вот на таких, как ты, Змей и рассчитывает, - не то Олег Сокол сказал, не то кто другой. В библиотеке Эскель на гуслях играл, и я задержалась - потеснила Гордея на лавке, села послушать. Злата звала назад в избу чай пить, но чай с гуслями не совместишь: Хедвиг спать легла. А послушать хотелось, покуда Соколы не прогонят, - развеяться, отдохнуть. Один из Соколов взялся гадать другим по линиям на ладонях. Гордею и Горану сказал, что у них на ладонях есть такие треугольники, что ежели ладонь показать и посвататься, то никто не откажет, а у меня треугольников не нашёл. Я посидела ещё и ушла - слишком каждая песня с тем, о чём думалось, созвучна была, и заместо того, чтобы успокоить, только больше они бередили душу. Когда я вновь в совиную избу пришла, у Варвары уже был гость - тот самый юноша, но не ордынец, а китаец. Говорили, что не своих детей на самом деле привели монголы на обучение, а пленников, а зачем - неведомо. Китаец назвался Ли Шань и, увидав мой чаротвор, спросил, откуда он у меня взялся и не было ли у меня предков в Китае. Я ответила, что у простой девицы из Брянщины таких предков быть не может, и рассказала про человека, который безделушку мне подарил, не зная, что она волшебная. А Ли Шань о той, кому этот чаротвор принадлежал, рассказал, - о жене Хубилай-Хана, обо мне. Но не могла я при всех раскрыть свою тайну. Говорил он и о том, каково сейчас в Китае, - все тотемы Тенгри-Змей под себя подмял, а Хубилай-Хан хотел весь род Ли истребить, да остановился лишь потому, что слишком много было людей с таким именем. И обмолвился один раз: "Ты помнишь". Ещё сказал, что видел меня в видении в Нави, когда его под защиту Рода определяли, и будто говорила я ему: "Найди меня". Понимала я, что неспроста он здесь, и при девушках сказала, что наутро выйду в Навь и спрошу, для чего она нас свела, - а в горнице, как он уходить собрался, попросила разговора наедине. Как сказала я ему, что у Нави спрашивать мне не нужно, потому как я и есть Лю Лан Фэн, - так он низко мне поклонился. Я говорила, что не знаю, как душе после смерти возродиться удалось, а он отвечал, что душа так быстро вернулась, потому что смерть была ранней да мученической, - как будто было это в порядке вещей и все в Китае рождались заново. Удивлялись только и он, и я, что жизнь моя новая была такой другой, так далеко от первой. Ли Шань не звал меня в Китай, только говорил и говорил о том, как сады засыпали песком и камнями и поставили в них юрты, как забросили по незнанию плотины и Хуанхэ затопила свои берега, - а я кивала, что всё это помню. Спросил, не держу ли я на свою родину зла за то, что отдали меня Хубилаю. Но разве ж кто виноват в том, что сделал тогда мой отец? Может, и он думал, что так для меня же будет лучше. Сказал Ли Шань, что он не невольник, что колдуны при монголах всё равно что воины - исполняют приказы, а за неподчинение бывают наказаны. Но добавил, что под Змея все по доброй воле идут, а силой заставить нельзя - разве что убить. Что сколько его ни били, - а у него на лице был шрам и шрамы на шее будто от когтей, - он поклониться Тенгри не согласился. Значит, не так силён Змей, каким кажется. Сошлись мы на том, что не должны все по одному порядку жить, как хочет Змей, - что и Китай, и Русь своими собственными путями должны идти и освободиться от ига Орды. - Может, - сказала, - Змей однажды в своей жадности укусит себя за хвост, и пожрёт сам себя. Не знала я, чем Китаю помочь, - далёкому, знакомому и незнакомому, снившемуся, но чужому, - но Ли Шань словно весточкой был о том, что жива для китайской земли надежда. Мы расстались, говоря, что рады видеть друг друга, и на прощание он поклонился вновь, и ушёл в темноту. Я легла, и хотела поговорить со Златой, но та уже спала. А я всё вспоминала слова Сэргэлэна, и чувствовала, что не смогу без него больше, что взаправду его люблю. Два лета представляла порой, что ежели придёт и позовёт в Орду - отвечу, что принадлежу земле русской, и, может, что даже люб мне другой, вот хотя бы и Гордей Сокол, кто умён, учтив и хорош собой. Но стоило увидеть Сэргэлэна, и голос его услышать, - и всё ясно сделалось. Семнадцать лет он меня ждал, ещё не зная, что дождётся, - разве отпущу я его теперь? Но утро вечера мудренее, и надобно было наутро узнать, чего сулит нам приход незваных гостей. Продолжение следует!
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
К полудню субботы в HairShopе на Киевской мне заплели косу кос. До Питера добрались без приключений.Мастерице даже удалось разговорить меня на какое-то время: она раньше мечтала поступить в ГИТИС к Хазанову, бегала на студенческие показы. После первой пачки кос устроили перекур-перечай. Двух пачек не хватило, пришлось доплетать такого же цвета вьющиеся косы - так я узнал, что у меня много волос. Вышел оттуда под проливной дождь, поехал домой паковать рюкзак. Вечером поехали на Рижский вокзал; Птаху работа не попустила, и пришлось брать с собой ноут. Ехали в купе, в ночь, 15-часовым поездом, едущим в Питер через задницу. На соседей вполне повезло: пили-ели, но сильно не шумели, накормили меня печеньками. Ещё до полуночи остановились в Волоколамске, какие-то болельщики принялись скандировать кричалки. Все проводницы сбежали от них в нашу часть поезда. Я успел перечитать всю игровую информацию и все правила, да и лёг отсыпаться на своей верхней полке. Всё удобство купе - в антресолях: не ютишься вместе со своими манатками. К полудню доехали на Витебский, пошли завтракать в Макдо, а там в Хэппи Миле - песец и медведь. Я поел картошки с сальсой, которую Птаха по ошибке взяла вместо кетчупа, и прошло моё заложенное ухо Спустились в метро; наш прежний Подорожник где-то протратился, купили новый и ждали 10 минут интервала. Докатили до конечной красной ветки в поезде со стихами Блока, привязавшимися мне намертво ("Мне провидится и снится..."). Там уже собирались игроки в ожидании автобуса. Но припарковаться автобус не мог, и за ним пришлось побегать, так что не опоздали на него даже те москвичи, что ехали утренним Сапсаном, застрявшим на полчаса. До базы под Лугой катились часов пять. Поворот на Медведь, а потом водитель повернул слишком рано - и мы оказались в селе Смерди, на улице Болотной. Болотник завёл, не иначе. Местные были в шоке от такого туристического наплыва - в автобусе народу явно было больше, чем во всех Смердях. Про базуНаконец добрались и не то чтобы приятно удивились обилию цивилов вокруг ничем не огороженной территории. Но в остальном база "Охотник и рыболов" (принадлежащая лесозаготавливающей компании, а не охотникам и рыболовам, так что жить можно), несмотря на ж*пу мира, очень удобна и очень красива: деревянные домики, перелесок, кусок реки... Фантастические закаты, волшебное полнолуние и море звёзд. После дождиков тропы слегка развозило, но играть это не помешало. Мы с Птахой разделили имущество, сиречь прикиды, и я пошёл обустраиваться в совятню. Затем заантуражили Изнасовнож - избу-на-совиных-ножках. Напротив домика со входом в Навь жил огромный белоснежный индюк и инфернально хохотал в ответ на каждую реплику.
В среду мы с Птахой выезжали на такси до Луги и Ласточкой до Питера. Ничтоже сумняшеся доехали на метро в центр и засели в Щелкунчик - облагороженную версию московских Муму, дешевле и вкуснее. Но - неужели вымерли все Ложки? Это очень грустно А поскольку нельзя просто так взять и съездить в Питер без адреналина - придя на Московский вокзал, за полчаса до отправления поезда мы обнаружили, что нам надо на Ладожский. Отделались лёгким испугом и ушибом кошелька.Попытались успеть, но опоздали на две минуты. Спасибо кассирше, оформившей нам возврат 50% с потерянных билетов и покупку новых в плацкарт, пока ещё оставались места. Посидели в Венской кофейне и стартовали в Москву. В четыре утра отец подобрал нас с Курского вокзала.
На игре про мифомистику-политику-социалку сыграть... ох@ительную личку с игротехом - умею, практикую, дайте две. Подробности воспоследуют в отчёте, а пока - у меня всерьёз и надолго внутренняя Монголия (в самом географическом смысле слова), и новый тэг (юбилейный 110-й), потому что Клдвстврц - это всё-таки оридж, которому я желаю долго жить и процветать.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Ланс и Донован добрались до обоев. Видимо, в ночь на пятницу, пока мы крепко спали, зверикам стало скучно. Обои белые, стена белая, диверсия была бы не заметна, если бы не клочки, на которых мирно спали эти комочки невинности. Чего не хватает в организме крысёночка, если корм они не доедают (даже тыквенные семечки!), дашь вкусняшку - не доедают, дашь пюрешку - не доедают? Раньше я ожидал, что после голодного зоомаговского детства они будут наедаться впрок - но, видимо, момент, когда их ещё можно было откормить, был упущен до того, как они ко мне попали. Они остались мелкими и решили, что желудок крысёнка не больше крысёнка. А я всё ещё недооцениваю их узкие морды в сравнении с квадратными ряхами крыс, выросших у меня, - и то, как далеко эти морды просовываются между прутьями...
Магнолия использует миску с рисом в качестве подушки - он тёплый и мягкий, - но потом всё-таки съедает. Кажется, она даже поправляется - то есть позвоночник всё равно старчески выпирает (даже у крупненького Мафея так же), но крысиный НЗ на бочках и брюшке заметен. В грозовую погоду, когда и мне было плосковато, она порой дышала открытым ртом и лежала свесив голову с полки (сердце? не сердце?), и я сидел на стрёме, но обошлось. Чихает реже, но часто чешет уши (отит? не отит?) - по возвращении нападу на неё с курсом отофы, но чем скорее она попадёт к Польшковой, тем меньше моей паранойи и гаданий на гуще. Чтобы приблизить этот момент, можете заказать какой-нибудь крафт у Агаты.)
Сам я попытался сегодня утром дойти к лору в поликлинику - левое ухо заложено который день. Фигушки. Запись есть только на три, но сейчас мы вас записать не можем, потому что откроется эта запись только в половине двенадцатого. И не факт, что эта запись достанется вам, а не тому, кто придёт раньше вас, мы никого заранее не записываем, а то вдруг кому-то срочно. А мне казалось, что срочные без очереди. Теперь мне светит только запись на седьмое, по телефону, в головную клинику... Встретил Алёну с её самокатом, познакомил с крысами, передал ключи, напоил чаем, потрындели за игропланы. За крыс спокоен - у Алёны есть опыт с хвостами и они поладили. Еду на Киевскую заплетаться косами к Клдвстврц (самая.дорогая.игра.эвер), вечером поезд. Наверное, ещё отпишусь на бегу, но - хорошей нам всем игры. Вернёмся из северной столицы утром четверга (вечерняя лекция будет!).
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
В среду утром я ходил закупаться кормом на время нашего отсутствия и зашёл к матушке - найти в шкафах самую затрапезную чёрную юбку. В четверг я собрался, перечитал Книгу Эстер и ещё около часа сидел в состоянии "не терпится на игру". Если бы персонажей не вызывали по очереди, Ада бы вышла первой - я всегда так делал на экзаменах, чтобы не расплескать то, что хочется сказать. В результате я приехал на Преображенскую за полчаса и болтался у проходной НИИДАР, глядя на питьевые сникерсы и прочие извращения в лавке сладостей. За 15 минут до начала брони лофта я начал паниковать, что пришёл не туда, и писать всем, но прежде, чем Хэлка ответила мне, что опаздывает, нас стало трое. Леся осталась ловить людей снаружи, а мы с Верой пошли за кофе. Взяли в Правде раф на миндальном молоке с вишнёвым сиропом. Я раньше не пил кофе с сиропами, кажется, никогда, вышло непривычно сладко, но вкусно. Когда мы вышли, собралось уже девять игроков. Хэлка подхватила нас и повела в глубь антуражных советских корпусов, где кто-то уже заблудился. Медленный лифт, бесконечный коридор, и неожиданно - очень приятный лофт с панорамным окном и уютным мягким полом. Мы сами пришили синие лоскуты с фамилиями, прослушали правила по языкам и в девятом часу стартовали. Я в третий раз играл у Хэлки, и с каждым разом импровизировать историю, рассказываемую персонажем, всё проще. Единственное, чего я боялся, - это не уложиться в пять минут. Не знаю, говорит ли это обо мне как о плохом ролевом игроке, но услышать после игры вопрос от человека с очевидным актёрским образованием, какое отношение я имею к театру, было приятно.
Я выбрал фамилию в сетке методом тыка. Ада/Авраам Гуревич. Сказал, что ещё не решил, мальчиком идти или девочкой. А потом нашёлся Авраам, и я стал Адой. И вводная неожиданно зацепила маленькую параллель с историей моего прадеда, которую я вряд ли когда-нибудь (снова) запишу. Ада не была ни революционеркой, ни мстительницей - и так и не стала таковой. Предыстория персонажаАде 15. Она родилась в Вильнюсе, еврейском культурном центре Европы, в большой зажиточной семье. Ей было десять, когда в город вошли советские войска и её отец вступил в партию. Когда дядю Ицхака арестовали и сослали куда-то в глубь СССР, отец не смог или не стал ничего с этим делать. Три года спустя его перевели в Минск. Дядя Вениамин и бабушка отказались уезжать вместе с его семьёй. В Минске Ада пошла в новую школу, а в июле снова пришли войска. Немецкие. Переселились в гетто. Партийных расстреливали, поэтому отец снова решил стать полезным и вступил в юденрат, орган правления гетто. Когда гетто должно было собрать контрибуцию, некоторая часть денег наверняка осела в его кармане - иначе как он смог бы добыть для дочери документы на имя Лейлы Гиоргадзе, грузинской девочки из детского дома?.. Требуемую сумму контрибуции собрать не удалось, и отца расстреляли - но об этом Ада узнала, когда её уже не было в гетто. Отец поступал плохо. Но он всё делал ради неё. И Ада никому не позволит назвать его плохим человеком. В детском доме можно было прокормиться с огорода. Что станет с матерью в гетто, Ада не знала. Людей оттуда куда-то увозили. От бессилия и страха снились кошмары. Тогда ей хотелось что-то сделать, отомстить за отца и мать. Она слышала о девушке, устроившейся официанткой и отравившей кучу немецких офицеров. Вот бы так же! Но у неё не было ни оружия, ни связей - ничего. А потом детский дом получил распоряжение выделить девочек, хорошо говорящих по-немецки, для работы в Германии. Ада умела быстро учить языки и в немецком была лучшей. В Германии, куда её привезли в товарном вагоне вместе с другими, было мирно и больше не голодно. Она попала на фабрику и шила солдатскую форму - на новый призыв, совсем маленьких размеров. Этим немецким мальчишкам мстить не хотелось. Многие из них уже потеряли своих отцов и многие погибнут сами. Однажды над городом появились самолёты союзников. Одна бомба чудом не угодила в фабрику - упала во дворе и не взорвалась. И опять пришли войска. Девушки с фабрики оказались в американском лагере для перемещённых лиц. Ада стала понемногу учить английский язык. Оставаться Лейлой Гиоргадзе больше не хотелось. Но когда она призналась работнице Красного Креста, кто она такая, та сказала: твой отец работал на немцев, ты сама работала на немцев - в Советском Союзе такого не прощают. Ада и не хотела в СССР. Там такие же лагеря и так же не любят евреев. Её собеседница добавила, что быть Адой Гуревич можно только в Палестине. Это казалось хорошим планом - поселиться на Святой земле, пасти овец и собирать оливки, как мечтал дядя Ицхак. Вдали от войн и лагерей. Ада сказала американскому офицеру, что она гражданка Турции, утратившая документы, и хочет вернуться домой. В Турции она села на судно "Моисей", благополучно добравшееся до Израиля. Беженцев тайно высадили в портовом складе Яффо. В тот же вечер склад накрыла английская полиция. Арабы, с которыми у англичан был договор, не хотели, чтобы в Палестине становилось больше евреев. Снова корабельный трюм. И лагерь для перемещённых лиц на Кипре. Взрослых и детей разделили. В детском лагере не так уж плохо - помимо армейских пайков иногда выдают одежду, присылаемую американскими евреями. Есть учителя и врачи. Но самые маленькие дети никогда не видели ничего, кроме палаток и колючей проволоки. Они не знают, как выглядят дом, парк, лошадь, черёмуха... От мысли о том, что в новом гетто придётся состариться, делалось тоскливо. Ада не была еврейской девочкой - потому что не была иудейкой. Ада не была советской девочкой - потому что не была коммунисткой. Она была своей собственной девочкой с комплексом выжившего, не сумевшего никого спасти. И она уже никому не верила. Отчёт отперсонажный (содержит спойлеры к игре!)Пурим. Такое непривычное слово здесь, где дети объясняются между собой на немецком с примесями русского и английского. Я не помню, кто первым сказал "Давайте...", но идея поставить Пуримшпиль для детей показалась отличным средством разбавить скуку. Все, кто услышал, собрались на бывшем складе, ещё не переоборудованном в прачечную. Кто-то привёл с собой девушку из местных, которой хотелось посмотреть на репетицию. Она выглядела старше нас всех, лет семнадцати, и могла изъясняться только на ломаном английском, но живо интересовалась происходящим и задавала вопросы. Сначала каждый должен был представить свой короткий Пуримшпиль - чтобы понять, кто что помнит и кто о чём хочет поведать при помощи этой истории. Первой была Ева Йоффе, которая лучше других знала Тору, и все имена, и колена, и дни. Её Пуримшпиль был таким, как и написано в Книге Эстер. Она двигалась так, словно танцует, и вспоминала слова священного для неё текста так, словно прислушивается к их отзвукам в воздухе. Парень, у которого на рубахе была фамилия Гуревич, игравший царя Ахашвироша, взял Амана за шкирку и "повесил", зацепив воротом за низкую балку. Потом Гуревич сам показал Пуримшпиль. Он заявил, что в его спектакле не будет главных героев, а будут только второстепенные, и не будет зрителей, а все будут актёрами. Он велел всем сесть в круг и накрыть головы тряпками, чтобы ничего не видеть. Послышались глухие удары. Приблизившись ко мне, Гуревич всадил кулак мне под рёбра - не больно, но ощутимо, кулак у него был большой и жёсткий. Затем звуки ударов стали чаще - Гуревич просто бегал по внешней стороне круга и стукал каждого по головам. Удар пришёлся вскользь, но это было уже слишком! А Гуревич только рычал: "Терпите и ждите!", - казалось, он был на что-то очень зол и просто использовал повод побить нас всех. И был Пуримшпиль Симона Леви, и я вызвалась играть Эстер. Он долго шептал мне на ухо, что Эстер - умная женщина, которая может воспользоваться своим влиянием, чтобы спасти и себя, и свой народ. Я сказала царю, что вельможа Аман, которого он приблизил, - на самом деле преступник, утаивающий часть налогов, растлевающий малолетних, а теперь замысливший истребить целый народ, мирно живущий на землях царя и трудящийся на благо его страны. А народ стоял передо мной и ждал, потому как ждать он уже привык. Я сказала, что всё должно быть по справедливости: злодей должен быть повешен, а невинный народ страдать не должен. И Симон-царь дал мне право судить, надев на меня свою шляпу. Что бы я сделала с этим правом? Аман заслуживал смерти. Я велела его повесить, и мой народ схватил его и поволок на казнь. Был ещё Пуримшпиль весёлый, как детская сказка. Меня взяли играть царя и сказали, что он должен быть очень суровым и очень любить свою жену Эстер. Аман, потешно пресмыкаясь перед царём, стал жаловаться ему на народ израилев, который ни во что не ставит его законы. Царь разгневался и велел поставить евреев в угол и оставить без сладкого, а Аману позволил наказать их по своему разумению. Но тут Эстер стала плакать, а царь - суетливо спрашивать, почему она плачет и что сделать, чтобы она не плакала. Эстер объяснила, что Аман всё врёт и на самом деле он сам злодей, и Аман сам себя выпорол. Эстер это понравилось, и она перестала плакать, а кепку и ремень Амана передали Мордехаю, чтобы он защищал свой народ. В другом Пуримшпиле я играла царя слабого и трусливого. Когда Аман пришёл говорить ему о евреях, он спросил, кто такие евреи, и очень испугался, услышав, что евреи живут по собственным порядкам, налогов не платят и того и гляди поднимут бунт. Евреи действительно пошли бунтом на царский дворец, а царь прятался за спиной Амана и кричал, почему их так много, и за что они ополчились на него, ведь он не сделал им ничего плохого. Царя и Амана изгнали, а Эстер, предводительница евреев, Долорес Сахарова, объявила, что стране больше не нужен царь, а будет власть народа, как в Советском Союзе. И царь сказал Аману: пойдём-ка мы отсюда... Но больше всего мне понравился Пуримшпиль Дарьи Фаворской. Она долго разговаривала в сторонке с Евой, которая должна была играть Эстер, чтобы Эстер, прося царя за свой народ, говорила, что хочет только мирной жизни для своего народа, а гибели для Амана и его родни не хочет. Хитрый Аман хотел сам сделаться евреем, чтобы получить право бить своих врагов, но Мордехай ему не позволил, сказав, что он не достоин, и изгнал его. Дарья сказала, что не нужно больше крови, и это было правильно. В Книге Эстер евреи перебили многих людей, но если мы заставим других себя бояться, нас никогда не станут принимать и уважать. И хорош был другой Пуримшпиль, в котором я играла простую еврейку, подслушавшую под окнами дворца разговор царя и Амана. Она предупредила свой народ, чтобы они были готовы защищаться и вооружились. Гуревич придумал, что мы притворимся мёртвыми, и когда пришли люди Амана - мы вскочили, напали на них и победили. Затем евреи вошли во дворец и спросили меня об Амане: это он? Я подумала, что простая еврейка будет бояться ошибиться. Она сказала, что не видела его, а слышала только голос. Аману велели назвать своё имя. Она сказала, что это обычный мужской голос. Но Амана нужно было разоблачить, и она сказала, что узнала его. И Амана убили, а царь вовремя присоединился к восставшим и убивал Амана вместе с ними, и потому его убивать не стали. Я помню все Пуримшпили, но описать их все будет слишком долго. Последним должен был стать Пуримшпиль Нади Ашуровой. Она просто разделила нас на две части и поставила друг напротив друга. Сказала, что взрослых расстреливали и сбрасывали во рвы, одних на других, - и мы, стоявшие справа, падали. Я упала поверх двоих парней - надеюсь, им было не слишком тяжело. Надя говорила, что у детей забирали кровь для раненых солдат, и когда кровь кончалась, дети тоже падали. Когда мы поднялись, Надя плакала. Её стали утешать. И тут оказалось, что это не последний Пуримшпиль. Девушка из местных, которую привела Надя, вдруг заговорила с нами на нашем языке. Оказалось, что её зовут не Алекса, а Микаэла. Она велела всем встать и разделиться на две части. Затем выбрала Эстер, которая должна была прыгнуть с парашютом в тыл врага. Враги хватали её и мучили, и она кричала. Тогда Микаэла назначила Гуревича Мордехаем и велела всем идти за ним и скандировать: Мордехай! Эстер! Мордехай! Эстер! Они отбили Эстер, и Мордехай вынес её на руках, а её врагов схватили, и они тоже кричали. И все должны были идти за Эстер и скандировать: Свобода! Свобода! Это было слишком просто. Наверное, когда всё слишком просто - это и есть война. А сейчас я расскажу про свой Пуримшпиль.
Что ж, начнём. У меня нет ни отца, ни матери, поэтому я буду Эстер. Эстер со своим дядей Мордехаем - кто хочет быть моим дядей? Давай ты, Ева, - жила в маленьком-маленьком домике. Они тихо сидели в нём рядышком, как на этой подушке. А вокруг была страна царя Ксеркса - большая-большая страна, почти как Советский Союз. Весь этот склад - его страна. Ты, Симон, будешь царём. Можешь прохаживаться по своей стране и гордиться ею. А наш домик становился всё меньше и меньше, меньше и меньше... И Мордехай решил идти на поклон к царю. Давай ты будешь ему кланяться, а я буду стоять у тебя за спиной. Но Мордехай хотел быть полезным царю и поэтому выдал ему его врагов. Он не очень хорошо знал, кто именно замышлял против царя, но это и не так важно. Показывай: вот этот? И вон тот? Не стесняйся! Может, и этот тоже? Царь велел их повесить и остался очень доволен. И тут я выхожу из-за спины Мордехая и, конечно же, сразу очень нравлюсь царю и становлюсь его любимой женой. А ты, Мордехай, иди пока посиди вон там, у ворот. Эстер и царь Ксеркс хорошо жили вместе, но тут появился злой Аман. Я не буду никому предлагать его сыграть - это будет как-то обидно, - так что я сама немножко побуду Аманом. И вот Аман пришёл к царю и сказал: послушай, дружище, тут такое дело. Все эти жиды меня жутко бесят, надо с этим что-то решать, а то уже невозможно. Но ты не волнуйся, я сам разберусь, ты только подпиши вот эту бумажку. Ага, спасибо. Ну, я пошёл. Мордехай услышал об этом и стал звать Эстер. Давай, привлекай моё внимание. Ну, что там ещё? А, это ты, Мордехай. Что случилось? Коварный Аман замыслил истребить наш народ? И что же мне делать? Устроить для него пир? Может, и отравить его, как собаку? - Нет! А что тогда? Кланяться? Ты научи меня, как кланяться, я же не умею. Вот так кланяться? И вот так - ох, как низко! А ты что же, не будешь кланяться? Ты уже откланялся своё? Ну, что с тебя взять. Будешь дальше стоять на воротах. И вот Эстер пригласила своего мужа и Амана на пир. Она приготовила много-много очень вкусной еды, подавала им блюда и кланялась им: и вот так, и во-от так низко - как учил её Мордехай. И царь, и Аман остались очень довольны, и Эстер пригласила их на следующий день прийти на пир снова. После пира Аман возгордился ещё больше прежнего. И когда он выходил из ворот, один Мордехай ему не поклонился. Это очень рассердило Амана, и он захотел повесить Мордехая. А поскольку Аман был очень хитрый, он пришёл к царю и сказал ему так: о царь! Что бы ты сделал с человеком, который послал других людей, возможно невиновных, на виселицу? - Поступил бы с ним так же, как он поступил с ними. Значит, повесить его? Отлично. И Аман... повесил Мордехая. Мордехай может очень удивиться и спрашивать: как это - повесил? За что?! За шею. Давай, уходи со сцены. На следующее утро Эстер снова пришла к воротам, чтобы спросить совета у Мордехая, но Мордехая там больше не было. Она увидела, что Мордехая повесили, и заплакала. Когда она готовила пир, всё валилось у неё из рук, и перед царём она продолжала плакать. А ты давай, утешай меня. Но царь не знал, почему она плачет, потому что Эстер так и не открыла ему, из какого она народа. В слезах она могла только указать рукой на повешенного Мордехая. - Ты плачешь из-за него? Но почему? Это ведь какой-то презренный еврей, такой же, как все евреи. И Эстер побоялась сказать царю, что она родня Мордехаю, чтобы не случилось с ней то же, что и с ним. Она перестала плакать и стала дальше счастливо жить с царём. Последняя из народа израилева, который Аман истребил. Потому что Мордехай научил её только кланяться. А надо было, наверное, всё-таки отравить Амана. Как собаку.
Мордехай поступил плохо, но я никогда не назову его плохим человеком. Я немного боялась, что Ева или Симон скажут что-то другое. Но они сказали всё правильно. В одном из Пуримшпилей Мордехай, задремавший в саду, подслушал, как Аман с женой замышляют отравить царя, а затем на пиру выбил из рук царя отравленный кубок. Я выбежала изобразить собачку, которая вылакала разлившееся вино и издохла. Но во время своего Пуримшпиля я не помнила об этом, а помнила о той девушке, устроившейся официанткой. Когда Пуримшпиль Микаэлы был окончен, ей стали задавать множество вопросов о том, почему она скрывала от нас своё имя и для чего она здесь. Она усадила нас в круг и согласилась рассказать свою историю. Она сказала, что её не взяли прыгать с парашютом в тыл врага, поэтому она помогала евреям, нанимаясь работать в концлагеря. Потом они с братом вступили в организацию Моссад Алия Бет и теперь переправляют евреев кораблями в Палестину. Надя, которая её привела, подтвердила, что встречала её в лагере в Бельгии. Некоторые видели её брата. Микаэла сперва говорила, что она здесь для того, чтобы мы поставили Пуримшпиль - спектакль для детей о свободе, которой они никогда не видели. Но что-то не складывалось: она узнала о Пуримшпиле только от Нади. Тогда она сказала, что прибыла освободить нас и ещё некоторое количество детей. Всё было готово - корабль ждал в порту, не хватало только человека, который мог бы подделать накладные. Дув Ландау захотел переговорить с ней с глазу на глаз, и фальшивобумажник нашёлся. Всё выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Зачем тогда нужен Пуримшпиль? Почему бы просто не вывезти детей, не привлекая лишнего внимания? Микаэла утверждала, что Пуримшпиль - это символ. Но по мере обсуждения я понимала, что это - ещё и хороший способ собрать детей. Если сказать детям заранее, весть быстро разлетится по лагерю и дойдёт до охранников. К тому же количество мест на корабле ограничено. Дети не должны драться за места. Пусть они до последнего считают всё происходящее игрой. Но почему именно дети? И что с ними будет дальше? Да, англичане могли перехватить и развернуть корабль - но стоило хотя бы попытаться. Но некоторые говорили, что и в Палестине дети не будут в безопасности. Что эта земля - такой же лагерь, только без колючей проволоки, где хозяйничают англичане, и нужно сперва отвоевать её. Гуревич спрашивал, почему мы везём на землю, где вот-вот начнётся война, детей, а не мужчин, владеющих оружием. Микаэла отвечала, что этим занимается другая часть организации, и он сможет вступить в Моссад, если пожелает. Да, война может длиться десятилетиями, а детям всё равно больше некуда идти. О том, почему выбор пал на детский лагерь, Микаэла говорила только, что таков был план. Идеи выдвигались самые разные, включая провокацию, которая отвлекла бы охрану. Но от неё отказались, чтобы не навредить тем, кто останется. Долорес пыталась говорить, что вывозить надо или всех, и никого, - но мы всю жизнь оставляли кого-то позади, иначе спастись невозможно. За оставшимися можно будет вернуться. Микаэла уверяла, что по поддельным накладным мы проведём детей мимо охраны абсолютно легально. Оставалось как-то отвлечь начальника лагеря. У Гуревича возникла блестящая идея пригласить его участвовать в спектакле в качестве царя, а Микаэлу посадить рядом с ним в роли Эстер - под видом уборщицы-киприотки, выбранной потому, что она взрослая. В случае, если начальник что-то заподозрит, она могла выхватить его пистолет и велеть не вмешиваться. С мыслей о взрослых переключились на мысли о детях. Как уговорить их пойти с нами в конце спектакля? Гуревич, единодушно выбранный Аманом, - Надя спросила, не семейный ли у нас с ним комедийный дар, но мало ли в мире Гуревичей, - придумал, что дети могут побежать за сладкими ушами Амана. Он собирался взять мешок, набить его какими-нибудь тряпками и сделать вид, что внутри сладости. Это было очень забавно, но я понимала, что всё, что может пойти не так, пойдёт не так. Что если начальник лагеря не испугается угроз Микаэлы или она его застрелит, и охрана закроет ворота? Что если охрана не поверит накладным, начнёт стрелять - хотя бы и в воздух - и дети в панике разбегутся кто куда? Что если дети, оказавшись на корабле, испугаются и захотят вернуться в лагерь? Что если?.. Меня отозвала поговорить Мэри Берензон и зашептала: - Хочешь, я вытащу тебя отсюда? Прямо завтра ты уплывёшь в Америку. У меня есть паспорта. Совершенно легально, без всяких сомнительных предприятий. Я не поверила. Было похоже на то, что Мэри просто хочет сорвать затею Микаэлы. - Почему именно я? - Потому что ты сирота. В Америке много еврейских семей. Хочешь новую семью? - Нет. Я ответила честно. У меня есть семья, я её люблю. Не важно, что их больше нет в живых. А я уже не ребёнок и могу справляться сама. - Но ты можешь помочь людям, которые потеряли своих детей. Ты сможешь помочь кому угодно ещё, если выживешь, а не останешься здесь. Это звучало заманчиво. Старики, похоронившие своих детей, не должны быть одиноки. Они нуждаются в заботе не меньше, чем дети. А в Америке можно зарабатывать деньги и покупать на них одежду и игрушки для детей в этом лагере, как делали другие американские евреи. Но это было похоже на бегство. Я не знала, буду ли я нужна здесь. Я попросила дать мне подумать до завтра и сначала посмотреть, что произойдёт. Мэри не настаивала. Мы вернулись в общий круг как раз вовремя, чтобы услышать, как Микаэла говорит о том, что нам нужна взрывчатка. Взрывчатка на корабле, полном детей! Микаэла объясняла, что если нас не захотят пропускать, мы сможем пригрозить, что подорвём себя. Допустить гибель детей англичане не решатся. Но для угроз не обязательно демонстрировать настоящую взрывчатку - можно блефовать. Если только Моссад не планировал в самом деле пустить её в ход... мне совсем не нравилось брать детей в заложники, и не только мне. Гуревич стал подозревать, не провокация ли это. Слишком часто, говорил он, за всю историю евреев загоняли в узкое место. А я вспомнила Крестовый поход детей. Но мне хотелось верить, что Микаэле незачем нам врать. Что она не желает детям зла. Но - готова рисковать ими. Лучше действие, чем бездействие? Но порой стоит задумываться о последствиях действий. Увы, у нас было всего два варианта: оставить всё как есть либо попытаться поставить Пуримшпиль и вывести детей. Полагаться на взрослый лагерь, по мнению многих, было безнадёжно. Главная беда евреев в том, что они слишком много спорят. Мы же закончили споры и взялись за подготовку спектакля. От декораций я предложила отказаться: дети сами всё представят. Рассказчиком назначили Симона, потому что он хорошо говорит. Остальные изображали еврейский народ и должны были низко кланяться царю-начальнику лагеря. Я поклоны не репетировала - мне кланяться не понравилось. После меня Мэри говорила с некоторыми другими, также наедине. Когда она во второй раз отозвала меня, она была очень взволнована и просила поехать с ней в Америку, а не прикрываться детьми, как живым щитом, чтобы попасть в Палестину. Я обещала ей, что использовать детей не стану и сделаю всё возможное, чтобы не допустить вреда для них. - Ты должна дать согласие сейчас. Иначе я не успею найти кого-то другого, и паспорт останется неиспользованным... - Может, он нужен кому-то больше, чем мне? Не хочу забирать себе чужой шанс. - Это твой шанс! Тебя уже там ждут! Она говорила так горячо и искренне, что я не могла ей отказать. Я решила, что смогу поучаствовать в Пуримшпиле, и если что-то пойдёт не так, я постараюсь предотвратить жертвы, чего бы мне это ни стоило. А потом я не уйду с другими детьми на корабль, а уплыву в Америку. Даже если у Мэри ничего не получится и охрана нас не пропустит, мы просто вернёмся в лагерь. Снова ждать. - Хорошо. Я уеду с тобой. Я согласна. Репетиция продолжалась. Я вызвалась играть Мордехая, сперва без особой охоты, но вскоре меня увлекла радость общего дела. Мордехай должен был спасти царя от злоумышленника - так, чтобы начальник лагеря не принял это за нападение, но привык к резким движениям в его сторону. Решили, что Мордехай выстрелит в злодея, сложив пальцы пистолетом, но по своей скромности не расскажет о том царю. Мне поначалу не хотелось стрелять - я боялась напугать детей, некоторые из которых знали, что такое пистолет. Но меня уговорили. Гуревич придумал, что покушавшийся на царя был братом Амана, и оттого Аман обозлился на Мордехая и пожелал, чтобы за того расплатился весь народ израилев. Аман-злодей смешно кривлялся, он должен будет нападать на актёров-евреев и заставлять их прятаться среди детей, чтобы тем проще было потом подбить их преследовать Амана. В какой-то момент подумали, что Микаэла не сможет оставаться до конца рядом с начальником лагеря, ведь ей нужно будет идти вместе с детьми и подать условный сигнал своим соратникам. Нужно было найти новую Эстер, которая могла бы переводить для начальника лагеря и не следовать вместе с ним в общей процессии, а задержать или запереть его. Я говорила, что я достаточно хорошо знаю английский и остаюсь в лагере. Я не знала, что я смогу сделать с начальником лагеря, если он решит остановить детей: уболтать его, как Эстер кланялась Артаксерксу, или убить его, как Амана? Но хотели, чтобы Эстер сыграла Мэри, потому как Мэри говорила по-английски лучше всех. Мэри отказывалась и стала спорить с Гуревичем. Он говорил, что даже если это провокация, мы должны что-то делать. Мэри возражала, что погибнуть глупо сумеет любой дурак, но не каждый сумеет выжить, чтобы спасать других. Говорила, что некоторые тоже что-то делают, но незаметно, без громких слов. Я просила их обоих не кричать. А Надя села на пол и заплакала. Мэри и Микаэла стали утешать её вместе, и в этот момент, казалось, примирились и поняли, что каждая из них занята важным делом, только по-своему. Мэри согласилась сыграть Эстер, и мне стало ещё спокойней, и всё встало на свои места. Просто и ясно, как на войне: мы играем Пуримшпиль. Мы даём детям уйти и задерживаем начальника лагеря. Если детей не выпускают - не допускаем угроз, конфликтов и насилия и берём всю вину на себя. Без Эстер прогнали задуманный спектакль ещё раз. Всё получилось отлично - и народ, внутри себя уже разделившийся на Палестину и Америку, и оторванное ухо Амана, и реплика, заготовленная для царя: я даю вам свободу. И свобода случится, для каждого - своя. Итоги и благодарностиАде Гуревич удастся уплыть в Америку. Это значит - новый паспорт и новое, уже третье, имя. Она постарается не терять контакта с другими, выбравшими такой же билет в один конец: Надей, Дарьей, конечно - Мэри... И заработать на то, чтобы еврейские и не только еврейские дети меньше голодали. Быть может, она так никогда и не ступит на Землю обетованную и больше не встретится со своим двоюродным братом Авраамом Гуревичем, сыном дяди Вениамина. История, лежащая в основе игры, - это был уже шестой прогон, - родом из романа "Исход". В нём Моссад действительно вывел на одноимённый корабль триста детей из лагеря, начальник которого закрыл на это глаза. Продолжение истории было весьма спорным: когда англичане блокировали корабль, дети действительно угрожали самоубийством, а происходящее освещал специально приглашённый Моссадом корреспондент "Нью-Йорк Таймс". Англичане вынуждены были уступить под давлением мировой общественности. В определённой степени противостояние Микаэлы и Мэри на игре демонстрировало противостояние двух подходов к сопротивлению - радикальный и цивилизованный. Оба хороши по-своему: первый - как жест отчаяния, когда по-хорошему уже не достучаться (и с этой стороны пирога мне тоже интересно было бы поиграть). Второй - как утверждение жизни и надежды вопреки этому отчаянию, когда по каплям собирается море. Отвоёвывать землю своих предков или отстраивать свой собственный мир на другой земле - выбор, в котором правых и виноватых быть не может. Спасибо Хэлке за игру. Это сильная, живая, очень качественно сделанная игра, в которую вложено так много, что за один раз точно не исчерпаешь. Даже "игрой" как-то неловко называть такие глубокие вводные, такую атмосферу и магию. Спасибо игрокам, которые собрались в это поиграть - и все как один были прекрасны. Инуки за Мэри, Лесс за Микаэлу, Льюсу за Авраама, Дёгред за Еву, Сильвер Анне за Симона, Лесе за Надю, Вере за Дарью - и всем-всем-всем. Очень много любви.
Покинув помещение, которое хозяева уже оставили на наш откуп, мы ещё постояли у проходной, обнимались и расходились. Заметил, что на кустах уже распускаются зелёные листочки, и вообще медленно возвращался в московскую реальность. Мы с Верой пошли ловить троллейбус до Семёновской - первый не догнали, дождались второго. Жаль только, что он доезжает так быстро. Дома я был к полуночи. Хочу играть у Хэлки ещё. Даже в Барраяр - оцените упорос человека, который уже давно замучен этим нарзаном! Но пока надо дошиваться к Клдвстврц. Слайд
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Мечты - это планы, на которые нет денег(с). Очень понравилась формулировка. Иногда помогает осознание, что вещь на полке и вещь на фото - это одна и та же вещь, следовательно, не обязательно покупать её, чтобы любоваться ею. ...А иногда не помогает. Я кинестетик, люблю руками, черпаю из этого ресурс и ничего не могу с этим поделать. И если украшения, посуда и прочий крафт могут пройти мимо меня, потому что, ну, нельзя сидеть в обнимку с тарелкой, то игрушки - это навсегда. Марк, двадцать пять годиков. Вот зашёл я в магаз с игрушками - скоротать время, пока мне делали копию ключа. А там на витрине лошадь. Посмотрел снизу (обычно на этом хотелка отваливается) - нет, без подков. Вернулся из магаза, написал Птахе. И Птаха после работы пошла эту лошадь покупать. А я сижу дома и чуть не плачу от счастья, потому что это... как ели бы ты привык махать палочкой, а она вдруг сработала как волшебная. В общем, вот. Мустанг (я должен был сразу это отсечь по отсутствию подков и полосатым ногам), кобыла, от Collecta. Реально классная - правильная анатомия, красивая лепка морды, длинные ноги, отличный покрас, подчёркивающий мышцы. С давних времён у меня живёт мустанг от Schleich, и сделан он явно проще. Совместное фото для сравнения Макро - это то, что я больше всего люблю в фотоаппарате и чего мне больше всего не хватало.)
ПожизнякВ понедельник я забрал ещё один заказ из шоу-рума Caboshons.ru на Кутузовском. Пока заказ собирали - посмотрел выставку конкурсных работ. Очень много красивого. Каждый раз они добавляют к заказу весьма удачный подарок: в первый раз это были камушки, подошедшие для украшения пояса, во второй - красный шнурок, как бы намекающий, что Веденее нужен красный узелок на подвеску-чаротвор. Но делать подвеску целиком мы не стали - купили в Пути к себе готовую, только дракона пришили. Вчера я встретил Тас на Шелепихе, чтобы одолжить какие-то лекарские склянки для Птахи и шаль для себя. Тас заодно поделилась гамачком для крыс. Оттуда я доехал до Лужников и на метро - до Лубянки, где раньше всех засел в Муму - с соком, ибо забыл паспорт. После шести ко мне присоединилась Керрен, и вместе мы дождались Амарта и Эйрле - мастеров Ночи в июне по WoD. Луар и Дёгред тоже добрались, и мы продуктивно поговорили о том, что у нас в мире происходит плохого, как мы все соберёмся там, где соберёмся, какими друг друга видят и чуют разные супернатуралы, и как стыковать разные способы использования магии. И, конечно, о помещении - самом остром вопросе многих игр. Неожиданно засиделись до одиннадцатого часа, когда Муму уже ритуально поставила соль полукругом. Когда прощались и расходились в метро, на меня напрыгнула Каная. Этот момент, когда ты стоишь с Фулгримом, тебя внезапно!обнимает Русс и исчезает! Доехали с Амартом до Библиотеки, и я поспешил домой. Спасибо всем за вечер
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
...если бы не Лео, я бы об этом и не задумался. А ведь раскол примархов во время Ереси во многом похож на противостояние Пандавов и Кауравов. Ваха - чёртов эпос и на эпическую космогонию Курукшетры ложится как влитая. Лоргар, когда говорит сначала о том, что больше не испытывает ненависти к Жиллиману, и сразу же после - что познал трансцендентное, вовсе не меняет тему. Причинно-следственная связь очевидна, если вспомнить наставления Кришны Арджуне: когда ты - орудие в руках богов, тебе остаётся только исполнить свою роль. "Нет зла в моём сердце, но кто-то должен упасть всё равно"(с). Стрела не выбирает цель, её задача - лететь, и если родился стрелой, а не баобабом, то отсидеться не получится, - последнее Лоргар и доносит до Магнуса. Хотя Магнус как никто знает, что случайности не случайны и семя гибели каждого заложено в семени его рождения. Слева - гибель Абхиманью, сына Арджуны, в версии Гранта Моррисона, справа - поединок Фулгрима и Ферруса. Очень сложно не думать о кроссовере. Демоны в Махе есть, ксеносы есть... И чтоб два раза не вставатьИ положительно жаль, что лоялистам не досталось таких классных авторов, как еретикам. Далеко не все из них настолько картонны, как кажутся, многие сталкивались с собственными трагедиями и переживали их с достоинством, как, например, Сангвиний. Но увы.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
СнилосьЭтот момент, когда снится красивый трэш (а как ещё назовёшь склон холма, усеянный обнажёнными телами - мужскими и женскими, белыми и темнокожими, без единой капли крови, но спят или мертвы - не ясно? Красиво очень, но всё-таки трэш), и ты из участника происходящего становишься рецепиентом, читающим об этом в книжке, а потом закрываешь её и видишь на обложке имя Эльфриды Елинек. Названия книжки не запомнил, конечно, но запомнил цитату: "Она шла, как джес форратьер, гордящийся своим сыном..." - именно так, без заглавных букв, и, кажется, фамилия тоже была написана по-другому (как Воррутьер?). Далее шло сравнение с некоей скульптурой - предполагалось, что читатель узнает её по названию, и во сне я точно знал, как она выглядит: как голова женщины в шляпке, у которой отсутствует верхняя половина лица (от середины носа - ровный спил, а шляпка "парит" над ним). Теперь я традиционно не знаю, существует ли такая скульптура на самом деле. Кто узнает - поделитесь. За свою жизнь я ушатал две мыльницы Олимпус. Вторую убитую, которой уже очень давно не пытался пользоваться, я бросил при переезде, ибо даже пристраивать там было нечего. И вот вчера мы со Stormdragon совершили натуральный обмен - грушки на фотик, и у меня появился третий Олимпус. Спасибо! Всю ночь малыш заряжался, а сегодня я его опробовал. Пасхальный дар от матушки - амигуруми-Паддингтон. Милее плюшевых (и шапка снимается). Автора, к сожалению, не знаю - мама заметила его на ярмарке на Арбате. И я снял всех десятерых крысов. Так что берегите траффик. В качестве затравки - Балто и Кайден. Смотреть дальше? Старших пропускаю вперёд. Мафей мимимикрирует под плюшевую игрушку: Кантору я вчера подарил джутовые кошачьи игрушки - мышку и мячик - в качестве запоздалого подарка на юбилей. Мышка ему понравилась особо: он отгрыз у неё хвостик. Спит теперь со своими сокровищами в обнимку. А на выгуле Кантор стесняша и прятался от фотика, так что еле удалось добыть его портрет. Голубята сливаются мастью с диваном (теперь могу смело говорить гостям, что у нас русский голубой диван, а не какой-то там серый). У Терренса ссадина на шнобеле перешла в залысину, и что-то она меня тревожит, вернусь с Клдвстврц - запишу к Новиковой. И он крупнеет, постепенно догоняя брата... ...хотя дорасти до такого жиробасика, как Этан, непросто.^^ Суини крупнеет тоже, чтобы сравняться с Флинтом, - крысы растут по весне, как вербные почки. Изображает суриката, потому что вдали пахнет Магнолией: Но если Флинт и не будет крупнее брата, то он точно рыжее. Вот он, любимец публики и сладкий пэрсик. Балто снять сложнее всего, потому что он кишит и летает. Приостановился, заинтересовавшись шахматами. Мгновения спустя он оказался на доске, и я пресёк его попытку сделать ход одной из Башен. Розовое рыльце Кайдена. Мой маленький тасманийский дьявол. Донован. Нет, не белый, а выцветший хаски. Нет, хаски не выгорают на солнышке, хотя любят его) Чернобурка Ланс. Слегка зеленоватый, потому что я уже опустил зелёную штору.) Таким дикарём на фото выглядит, хоть статью иллюстрируй о приручении чёрной крысы. После съёмок решил, что хватит это терпеть, и вытер грязные хвосты влажной салфеткой. Обзавёлся густой россыпью царапин по всему себе.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Посмотрели с Птахой в воскресенье Бегущего по лезвию-2 (спойлеры!).Бегущего по лезвию-2. Ещё одна очень одушевительская история. Радует, что авторы постарались сохранить эстетику первого фильма и развить его идеи, а не просто спекулировали на громком названии. Да, повторить то, что было продуктом своей эпохи, по прошествии 37 лет невозможно, но дань памяти получилась достойной. Те, кто не смотрели Бегущего, может, и поймут, что происходит, но мелких отсылок не уловят. Очень красивая картинка в цветах сусального золота и бронзы с акцентами чёрного и белого. Золото - это иконы, золото - это микросхемы. Немудрено, когда речь идёт не много не мало, а об ангелах. Красивый, не отвлекающий саунд и продолжительные лакуны тишины, от которой мы так отвыкли в кино. Говорят здесь редко, но метко; не для всех героев уместно изрекать афоризмы, но это тот случай, когда ёмкая фраза вызывает церебральное наслаждение. Никакого визуального и словесного мусора - всё работает на восприятие. Сюжет традиционно имеет второстепенное значение: не следует ждать от легенды быстрого развития событий, зато стоит быть готовым к совпадениям, которые никто не станет объяснять, и шаблонам высшей пробы. Затравка не оригинальна - беременная репликантка: я видел несколько фильмов, начинавшихся точно так же. Зато нов вопрос: считать ли живым существо, не способное к самовоспроизводству. Герой-репликант отправляется на поиски ребёнка, догадывается, что ищет себя самого, находит отца - и узнаёт, что на самом деле избранный тут не он, но всё равно помогает семье воссоединиться. В какой-то момент заходит речь о революции, и я начинаю сомневаться, не Вачовски ли писали сценарий, но обошлось - это даже не затравка для следующего фильма, скорее вкусная косточка зрительскому воображению. Привет и демонической женщине - я по ней не скучал. Форд уже не торт - бывают актёры, словно созданные для возрастных ролей, а это тот случай, когда в твоей голове актёр молодой и ты ничего не можешь с этим поделать. Немного не хватило раскрытия второстепенных персонажей кроме собаки-алкоголика, и эротику вырезали, но это мелочи. Не жалею, что посмотрел этот фильм.
Тяжеловато, когда твой дом принадлежит не городу, а компании ПИК. Ты вынужден платить за навязанные услуги, даже если они нифига не работают. В прошлом месяце нам пришёл счёт, в котором значилось 11 тысяч за вывоз мусора. Одиннадцать, Карл. Упс, сказали нам, ошибочка вышла-с, случайно посчитали начиная с июля, и в следующем счёте будет так же, мы исправить не успели, но вы сами как-нибудь пересчитайте. Окей, 4 тысячи в год мы за вывоз мусора заплатим, но этот вывоз выглядит как огромный контейнер, который двигают с места на место и который вечно переполнен. Да я за такие деньги хочу раздельный сбор в удобные бачки с крышечками. А ПИК ещё имел наглость пригласить жильцов на субботник по уборке территории. Но это ещё не всё. При близком рассмотрении в счетах выявилось ещё несколько "ошибочек", где некоторые показатели "случайно" умножили на три. Итого за два месяца вместо 16 тысяч насчитали 20. Внимание, лопата: ПИК не заключал договора с МФЦ, поэтому для того, чтобы заплатить не по бумажке через банкомат - столько, сколько в ней значится, - надо ехать в офис ПИКа в городе Щёлково. Спасибо, что не в Красноярск! У моих родителей были время и личный транспорт, чтобы съездить и разобраться. Вопрос знатокам: а многочисленные старушки, переселённые в наш дом из хрущёвки, вообще поймут, что их на@бывают?.. И второе. ПИК заключил договор с провайдером lovit, и любым другим провайдерам в дом вход заказан. Когда интернет падает - роутер не перезагрузишь, потому как он находится не в квартире. А со вчерашнего вечера на моём нетбуке интернет не подключается вообще. Хорошо, что остаётся птахин ноут. Обещали починить в течение трёх дней. Г-сервис.
СнилосьНа днях снилось много всякой мути, но среди прочего запомнилось крушение слона. Во сне я смотрел на слона из окна - он шёл по шоссе, у него на спине громоздилась целая гора людей, и у Кунцево-плазы собралась толпа, чтобы на него поглазеть. Слон шатался под тяжестью и еле переставлял ноги. Возница ударил слона крюком на длинной палке, и слон отбил задними ногами, как делают лошади, когда больше не могут терпеть боль. Толпа восторженно зашумела. Развернув слона перед ТЦ, возница решил послать слона ещё раз, и слон понёс галопом. Он выскочил на встречную полосу и столкнулся с автомобилями с такой силой, что одну машину подбросило и перевернуло в воздухе. В мешанине машин слон упал сам, всё это сопровождалось воплями. Вчера я начитался отчётов с чужого праздника жизни Воссоединения, и мне приснилась игра по феям у меня на даче, которую организовывал, кажется, Грей. Таймлайн был скорее средневековый. И вот я сижу во сне и перед самым началом игры придумываю персонажа. Смотрю на деревянную стойку в форме подковы (в реале на моей даче отродясь такого не водилось), смотрю на достаточное количество соков для моделирования разных напитков - и решаю стать хозяйкой кабака. Мраморной лисицей, паком. Имя ей подобралось короткое, вроде Мо или Мю (казалось бы, при чём здесь Симпсоны, при чём здесь Муми-тролли)). Но только я задумался во сне о прикиде, как меня разбудила Птаха, вернувшаяся домой за забытой картой. Где бы теперь эту лисицу сыграть?.. Во сне под мраморной я подразумевал лису грузинскую снежную, вот так она выглядит (на фото Лорхан Даши Пушкарёвой):
Хочется чего-нибудь на карму карту перед Клдвстврц Никому не надо расклада за donation? В т.ч. на персонажа? А то аудиолекции прибыли не приносят, конечно, а тут ещё и гугл-диск и гугл-доки глючат. Не могу загрузить ни отчёт с СЗ, ни трёп за японский театр. =\
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Будто мало мне пустых постов... Потащу флэшмоб от Aone.
Давайте порадуем и простимулируем друг друга следующим образом!) В комментах к этой записи или в личке вспоминаем какой-нибудь яркий эпизод на какой-нибудь игре с участием моего персонажа. Возможно, мы были задействованы в нём вместе - а возможно, вы наблюдали со стороны. Главное - чтобы какой-то из сыгранных мною персонажей в нём участвовал, и этот эпизод реально был для вас вперсонажно/игроцки ярок и значителен. (с)
Постараюсь ответить всем взаимностью, ибо некогда ходить по всем дневникам и вспоминать, у кого флэшмоб был, а у кого нет.)
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Переждав, пока откатится субботняя гроза, мы с Птахой поехали в ГД. По пути завернули в Картошку, поскольку Дредноут - по-прежнему не то место, куда стоит приходить голодным. Но настолько солёные грузди, что не чувствуешь их вкуса вообще, - это груздь. В первую очередь мы зашли поздравить и послушать Стрикс. Отрадно, что ей понравилось петь в Дредноуте на игре и она решила сделать это ещё раз - и, надеюсь, не последний. Также рад был видеть всех, кто собрался по тому же поводу - Диметру, Игниса, Волчонку, Джонта, Мэсс, Экете, Арти, Дор, Субоши, Ноэль, Андреаса, Тиндэ, Тёрн, Мару и Гарта Птаху пришибло давлением, но когда она выпила кофе и ожила, я переоделся в шкурку Камиллы, и мы (встретив по пути Челси - в ГД все свои) появились на городовке. Я решил, что Камилла некоторое время провела во Франции, и Лондон сильно изменился за лето. Микро-отчётПриходишь на светский приём, а там вместо привычной болтовни о книжках - полумрак, свечи, какие-то подозрительные склянки. Они с братом опоздали к исполнению отрывка из нового произведения - Кармины Бураны, - но мисс Лестрейндж охотно ввела их в курс дела: сообщила, что каждому следует выбрать, следовать ли путём Благого двора или Неблагого, и пройти испытание, а потом не менять сторону, иначе получится совсем не весело. Но весело и так не было - пока Ивэн вышел поговорить с типом в костюме долийского эльфа, господин более человеческого облика развлекал дам байками о Древнем Риме. Камилле даже было бы что добавить про Рим, но она всё равно поняла, что это - больше не её песочница, а секта какая-то И ушла вместе с Ивэном слушать концерт дальше. Когда мы вернулись к Стрикс, из Камиллы я не переодевался, ибо влом. В девять закончился звуковик, а помещение осталось, и Стрикс стала петь а капелла. Исполнила даже Кайрил (всё хочу его в записи на память, только текст надо подправить), а затем перешла к разговорному жанру и Осьминогам. Как давно я не слышал про осьминогов, а лучше, чем Стрикс, их никто не расскажет! И вообще это был очень ламповый вечер с байками с разных игр, а напоследок заказали вина, и Мэсс выпила горящую "Чужую Аваду". Постепенно разъезжались и расходились, мокрый ветер расходился тоже, и мы с Птахой и Диметрой как раз под него вышли. Стрикс ещё раз с наступившим! На ночер мы заказали домой веганскую пиццу из Империи. ВпечатленияОна оказалась очень щедрой и сытной: на тесте - целый салат из овощей, зелени, лука, грибов, оливок и кубиков сыра. Основа так себе - плавящийся сыр довольно пресный, не хватило кетчупа и специй, - но сама пицца вкусная. Больше всего я по-прежнему люблю пиццу из Happy Vegan Shop - тесто суховато, зато она достаточно острая для меня, - зато с пиццей из Loving Hut пицца из Империи вполне может тягаться. Теперь хочется попробовать два других веганских вида пиццы оттуда же. Свою цену они вполне оправдывают. (Если Loving Hut не найдёт новое место в центре - я снова не знаю, где праздновать др. Домой ко мне в будний день никто не поедет. Но пока у меня слишком лапки и, возможно, просто ничего не будет.)
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
В четверг лекции не было, зато я успел поработать. И в следующий четверг не будет, потому что Пуримшпиль. Надо успеть перечитать Книгу Эсфирь и понять, во что такое-что-не-жалко одеть еврейскую девочку.
В пятницу со мной случился провал морали. Я не поехал на встречу московских игроков Клдвстврц, потому что Птаха не поехала, а я там почти никого не знаю. Я зазывал Беркану в гости, но пока не зазвал. А отвлечься от желания убивать людей и руки кушать - всё равно хотелось. И тут со мной случился Игнис с предложением сходить на неведомое аниме на сеанс через два часа. И я согласился. В кинотеатре на Новокузне я ещё немного попаниковал, потому что не знал, какое место брать, а билеты расхватывали. Потом откопал ответ Игниса в вк - и чудом место рядом оказалось ещё свободно. Дождался самого Игниса, и - первый ряд, субтитры, как давно со мной этого не было. Укрась прощальное утро цветами обещания (слабые спойлеры) Очень красивая рисовка. Очень красивая музыка. И этого уже более чем достаточно, чтобы это аниме стоило посмотреть. Не слишком оригинальный мир нарисован так подробно, что становится живым и запоминающимся. Но нужно быть готовым к тому, что это аниме длинное - на два часа - и несколько затянутое в первой половине. Это история эльфийки, которая, сама будучи ещё ребёнком, подобрала человеческого младенца. Поэтому на нас сваливаются тонны пафоса и сюсюк, которые нужно просто переждать, а также смириться с тем, что юные эльфийки не очень умные и верещат на повышенных децибелах. Потом начинается война, и сюжет вспоминает о том, что он ни разу не детский. Батальные сцены - на высоте. Отдельный большой плюс: основная мораль аниме - чёткая, ясная и при этом не заезженная, и весьма мне близкая. Эльфы живут веками, тяжёлое десятилетие для них - просто прореха на ткани. Они боятся привязываться к людям из-за боли расставаний, - но жизнь продолжается, неся новые встречи, на смену ушедшим поколениям приходят их потомки. В каждом расставании есть и радость от того, что этот человек был в твоей жизни... или не человек. "Пока я его помню, его лента дней не окончена", говорит героиня аниме. Когда у моей знакомой, содержащей около сотни пожилых собак, спрашивают "Как ты их отпускаешь?", она отвечает: "А я не отпускаю". Все, кого мы любили, продолжают жить в нашей памяти. Очень классный военачальник с безнадёжными рыцарскими чувствами к принцессе, и бродяга-полукровка тоже классный. По сути, это персонажи-проводники авторской позиции, но это не помешало им быть яркими и харизматичными. И классный Ланг, и так круто наблюдать, как персонаж взрослеет. И женщины, которые не эльфийки, тоже хороши. В общем, персонажи удались. После просмотра мы прогулялись до Площади Революции. Пятница на Пятницкой - пятничка в квадрате, но люди уже не бесили, даже наоборот. Побродили по Болотной, где, как всегда, крутили фаера, прошлись вдоль реки и по Моховой, описали круг по Александровскому. Поговорили о Лестнице, Дарах и других играх. Спасибо Игнису за перезагрузку мозга и за вечер!
Заявился на Х @ заявку не приняли, потому что кросспол. На игре с кроссполом в красных флагах. Ну, буду ждать другие, не-косплейные проекты той же МГ, а аниме смотреть вместе с Птахой. Игры с кастингом по ТТХ - то, что для меня в списке "по возможности избегайте"(тм). Осознал, что не поставлю игропьянку в одиночку, а Птаха пока занята Игроком. Скоро поеду в ГД - ещё раз мелькнуть на городовке и поздравить-послушать Стрикс :3
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Мы снова ищем крысоняню - героя из знакомых, кто сможет в наше отсутствие с 29 апреля по 2 мая включительно кормить наших крыс (мы на Молодёжной рядом с метро) хотя бы раз в два дня, в любое удобное время суток. Крыс 10, клеток 4, мисок 5 (возможна +1 Магнолия). Порядок действий прост: вынул миску, наполнил миску, поставил миску, проследил за наличием воды в поилках. Крысы милые, не кусаются. Корм оставим в достаточном количестве, всё покажем, расскажем и объясним. С нас плюшки!
Найдись, ответственный человек, который при возникновении вопросов/сомнений/затруднений, даже дурацких, сразу свяжется с нами, а при отвале найдёт себе замену! Репост допустим, но умеренный, т.к. мы должны быть знакомы.
Питерские могут ловить нас в своём городе 2го с примерно полудня до шести.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Итоги и благодарностиС одной стороны - я заранее был готов к тому, что игры у маркизы будет не очень много. В итоге я успел на игре сыграть три шахматные партии, прочитать пару стихотворных сборников с вступительными статьями и полторы новеллы. С другой стороны - игра постфактум осознаётся настолько насыщенной, что больше - некуда. Всё-таки паузы между событиями позволяли почувствовать течение времени, переварить происходящие перемены. Классовая ненависть, конечно, чувствовалась только в чате. Песенка про тараканов была прекрасна! На игре, как оно всегда бывает, оная ненависть выражалась исключительно в том, что маркизу старательно игнорировали. Проблемы ограничились стартовым ограблением - насколько я понимаю, игротехническим? Интересно было бы узнать, где в итоге осел крест. А немцы, к их чести, даже не попытались украсть меч, висевший на самом видном месте.) И, конечно, расстреливали только тех, кто сам нарывался, но игротехническая команда всё равно была молодцы. Жаль только, что агитации с немецкой стороны совсем не было - её очень не хватало. Сплошь портреты Петэна - а плакаты? И по радио - только Петэн, никакой немецкой речи. Чёрт возьми, в корпус не заходили цивилы, которые могли бы чего-то испугаться и куда-то настучать. Очень грустно от того, что все боятся "статьи", тогда как другие игроки без проблем заказывают по почте из-за границы реплики погонов и нашивок, распечатывают в типографиях флаги - и играют... Финал вызвал острое дежа вю на Конец Света: пришла светлая армия с Запада и утопила нашу землю в крови. Оказалось - не казалось: Хэлка опиралась на ту же игру, чтобы поставить точку, но почему-то не довела ситуацию до конца. Суд - это исторически логично, а то, что не расстреляли, - было скорее прогибом под настроения игроков. Возникло ощущение, что я недостаточно старался, как в том анекдоте: "если обидели незаслуженно - вернись и заслужи" Но свой катарсис я всё равно отхватил, красивый был момент. А де Руссильонам, по той же исторической логике, в Шуа всё равно не жить. В самом лучшем случае - они успеют уехать.
Спасибо мастерской группе! За то, что взялись - и за то, что взяли. За то, что столько частных и общих историй сделали городок Шуа живым и зримым. Спасибо игротехам, в особенности соотечественникам, в особенности Джонту за кузена - а также Элли за майора, которого маркиза задолбала, Шеллару, Линди, Кире, Дракону и другим. За то, что были вопреки всему именно персонажами, и с вами было интересно. Спасибо моей прекрасной семье - Дугласу за Шарля и Альквэ за Рауля. Мне редко удаётся поиграть в семью и в дом-крепость, в то, что свои - превыше всего, в доверие друг другу. Тут - удалось. Отдельно спасибо Альквэ за антураж замка - включая конспекты, лаванду... и даже таракана! Спасибо всем, кто взаимодействовал с маркизой: Мору за бесконечно милого Мориса Ру, Мори за самоотверженность и заботу доктора Вейера, который на самом деле не Вейер, Тору и Катаринке за хлебосольное семейство Суртен, и отдельно нашим прекрасным дебютантам, игравшим Шарля и Мари Лелю! И всем-всем-всем - полиции и борделю, чиновникам и медикам, рабочим и буржуа, евреям и священнослужителям. Всем, кто наполнял Шуа голосами и поступками.
Пожизнёвое послеигровоеПосле игры Руссильоны решили вернуться в замок. Я задержался, чтобы обнять окружающих и вернуть Лесе платок, который покупала маркиза на игре, а Леся мне его подарила Я не очень умею носить такие вещи, но он классный. Когда я пришёл в комнату, Дуглас и Альквэ уже где-то продолбались, так что я подождал немного, да и лёг спать под праздник жизни. Где-то после второго по счёту исполнения "Беллы чао" я вырубился, и настолько крепко, что уже не слышал, как и когда пришли мои соседи. Встал без будильника, собрался и вышел завтракать. Выезжали после завтрака вместе с Дугласом. Я сразу направился на Горбушку за новой зарядкой для нетбука, поскольку уже знаю, в каком павильоне брать. Но голубая ветка такая голубая: чтобы попасть на Багратионовскую из центра, доезжаешь до Кунцевской и едешь обратно, а чтобы вернуться с Багратионовской - едешь в центр до Киевской и пересаживаешься на синюю ветку, ибо это быстрее и проще, чем выходить на Студенческой и ехать обратно до Кунцевской. В общем, я добрался. Павильон продавец делит с нумизматом, поэтому я прошёл мимо банкноты в пять миллионов рейхсмарок за триста рублей, кажется, только потому, что у меня уже не оставалось этих трёхсот рублей. В переходе на Киевской я догнал Инги, шедшую с вокзала после поездки, так что до Молодёги доехали вместе. Я проводил Инги до остановки и пошёл домой, а что было дальше, вы уже знаете. Холодильник после городовки до сих пор набит тем, что не допили и не доели игроки.)
Тот случай, когда очень жаль, что с игры нет фото.
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Пожизнёвое доигровоеВ пятницу с утра я сбегал за едой и байтрилом - в субботу Агата заезжала помочь Птахе с уколом, и до конца курса хвост Магнолия остаётся у нас, - и вролялся в домохозяйку, отмывая плиту перед куском городовки, который сваливался к Птахе вечером. Утрамбовал ногами в рюкзак прикид - сначала Птаха собиралась сшить мне юбку, а когда её затянуло в пошив к Колдовстворцу, уже поздно было что-то одалживать, и очень кстати пришлась ещё одна юбка, сваряженная у Мэв. В шесть я встретился с Люцией на вокзале, и мы поехали в Пушкин. В электричке я обнаружил, что штепсель моей зарядки для нетбука отломился и потерялся. Сказать по правде, он и раньше вываливался, а в этот раз рюкзак не закрылся и зарядка торчала оттуда, и толпа на платформе довершила дело. К счастью, до конца игры заряда хватило, так что маркиза могла время от времени делать заметки. Мы прибыли за 20 минут до автобуса и сделали привал в KFC. Когда мы вернулись на остановку, там уже были Линди, Лукреция и Истарни. Автобус опаздывал, а Яндекс-транспорт утверждал, что его вовсе не существует. Однако до того, как мы отчаялись и вызвали такси, автобус появился. В замке Руссильон фамильные реликвии от мастеров трогательно соседствовали с гранёными стаканами (чем чаще в них смотрю, тем больше думаю, что какая-нибудь мастерская группа просто обязана будет однажды назваться "Опытный стекольный завод"). В довершение я обнаружил, что забыл вилку. От голодной смерти меня спасли, стащив вилку из столовой - и три раза в день маркиза ела в замке роллтон. Отставив мизинчик. А чесночные пампушки, по ошибке купленные на Новый день, я теперь купил специально, ибо прекрасны - не черствеют и не крошатся. В первую ночь я просыпался от зубной боли (сквозняк?), а вот иммунитет маркизы внушал зависть. Раз в цикл полагалось вытащить рандомную бумажку из пакета на площади - пустую или с заразной болячкой. Я тащил после ужина - пусто, после завтрака - пусто, после обеда тащил трижды... пусто!
О персонаже от игрокаТо, что я был на игре, - заслуга Птахи, которая меня затащила с идеей сыграть нечто вроде семейства Малфоев. В игротехи я бы не пошёл, ибо не люблю темнятник там, где могли бы быть персонажи, - но, возможно, зря, ибо игротехническая команда в итоге подобралась отличная и играющая. Зато я выцыганил у мастера немку, и вскоре фрау Амалия стала жить. Нашлись муж и племянник - и ещё один сын. Сбежавший из дома и порвавший всяческие связи с семьёй, предпочтя жить в общежитии и работать на заводе. В этот момент я остро почувствовал, что, кажется, в очередной раз играю Вальбургу Блэк. Когда Птаха снялась, я уже не мог вычеркнуть из биографии Амалии то, что она вырастила двоих детей, и решил, что младший на время событий игры находится на учёбе в колледже, а затем в университете, приезжая на каникулы в промежутках. Фрау Амалия положительным персонажем не была - сколько-то расстрелов наверняка случилось с её содействия и одобрения, - то есть не лучше и не хуже среднестатистического большинства, всё как я люблю. А ещё она очень любила детей. И в целом как явление, и своих в частности. В триггер на слом при допросе я прописал "угрозу её детям (обоим)". Перед игрой я рассчитывал на то, что старшего, Анри, наверняка арестуют, и тогда маркиза встанет между ним и расстрельной командой. Получилось зеркально, но всё равно красиво.
Из дневников Амалии Матильды де Руссильон, 1940-1944Сегодня 1 мая, День ландыша, и все горожане собрались на главной площади Шуа. Некоторые танцевали. Недавно избранный мэр Клоарек произнёс речь, в которой призывал всех французов объединиться в один сноп или что-то вроде. Необходимо заметить, что отнюдь не со всеми французами мне бы хотелось оказаться в одной связке. Когда мы вернулись домой, Карл поднялся в сокровищницу, а затем спросил, как давно я в последний раз видела наши реликвии. Я ответила, что с утра не посещала их. Чаша и Крест, о которых написали в последнем выпуске газеты, пропали. На виду у гостей, на полке, мы храним дубликаты реликвий. О том, что подлинники находятся в витрине в верхнем помещении, известно только членам семьи. Вор не тронул сейф с векселями и документами, не взял и других ценных вещей, - он знал, что и где искать, вскрыл витрину и был таков. Те немногие слуги, кто оставался в замке во время праздника, ничего не заметили. Это было неслыханной наглостью, причём очевидно направленной против нашей семьи: реликвии невозможно продать, даже за пределами Шуа. Карл отправился в полицию и поручил мне зайти вместо него в паспортный стол, чтобы обновить паспорта. Несмотря на праздничный день, мсье Бибо был на месте и всё сделал быстро. Мне всегда нравилось смотреть, как его руки управляются с бумагами - будто пробуют их на вкус. Мэр Клоарек просил передать Карлу его личные поздравления. Вечером Карл пришёл из полиции и сказал, что сообщил о краже подлинников только начальнику полиции мсье Карпу, и тот обещал молчать. Остальным сотрудникам было сказано, что пропали дубликаты. Это разумно - не поднимется лишнего шума.
Сегодня заседание Клуба ветеранов совпало с открытием шахматного клуба по инициативе полицейского мсье Суртена. Я пришла в кафе при библиотеке, в которой проводились заседания, чтобы подождать мужа и выпить чаю. Но ветераны всё никак не собирались, а шахматы увлекли меня, и я села рядом с Карлом взглянуть, как он сыграет с мсье Суртеном. Во время партии по радио передали сообщение о том, что немецкие войска вошли в Париж и арестовали коммунистов. Наконец кто-то занялся красной заразой всерьёз. Дамы были взволнованы, а мсье Суртен говорил, что это какая-то ошибка или тактическая хитрость, что это ненадолго и всё будет хорошо. Чудаку даже теперь казалось, будто французы способны что-то противопоставить победоносной Германии. Но ведь нечего бояться простым жителям, которые честно трудятся. Пусть дрожат воры, паразиты и красные. Партию свели к победе мсье Суртена, чтобы не опоздать на мессу. Месса была посвящена дню святого Иосифа. Отцы-доминиканцы напомнили нам о том, что у Иосифа, несмотря на то, что он был простым плотником, достало мужества принять свою судьбу и вырастить Сына Божьего как своего. Это были, как всегда, своевременные и верные слова. После мессы я опустила в кружку для пожертвований тридцать франков. В замок мы вернулись с мсье Суртеном, которому было передано дело об ограблении. Там мы застали Рауля, который едва приехал в Шуа на стажировку и как раз распаковывал вещи. Мсье Суртен задал бестактный вопрос, нет ли у нас напряжённых отношений с племянником или с кем-то ещё из родственников, чем рассердил Карла. Мы заверили его в том, что со всеми нашими родственниками у нас хорошие отношения. Рауль прибыл слишком поздно, чтобы что-то знать об исчезновении реликвий, но всё равно мне казалось, что мсье Суртен смеет его подозревать. Он спрашивал, кто мог знать о реликвиях, - но о них знал весь город. Недоумевал, почему не были украдены "подлинники", - но раз те находились на виду, то это наверняка могли заметить слуги. Ни я, ни Карл не упоминали имени Анри, хотя он был самым вероятным подозреваемым: он знал про реликвии, и только у него хватило бы глупости совершить подобное хулиганство. Но разбирательство обернулось бы новым позором, чего он и добивался, - к тому же я не хотела, чтобы у него были неприятности. Карл говорил, что реликвии мог украсть кто-то из коллекционеров, предлагавших ему за них большие суммы, чужими руками; мсье Суртен обещал искать, проверять всех выезжающих из города, и откланялся. Карл даже Раулю не стал говорить о том, что пропали не реплики. Надеюсь, мэр Клоарек обратит внимание на то, что увеличение числа преступлений напрямую связано со стекающимся в Шуа сбродом, в особенности еврейским, и примет соответствующие меры.
Объявили выборы нового судьи. Мы с Карлом направились в мэрию, чтобы выяснить, как будет проходить голосование, как вдруг на улице начались шум и беготня. Мсье Суртен догнал некоего типа, явно нетрезвого, и прижал его к стене, оба они громко кричали. Остальные полицейские бестолково метались вокруг. Мы поинтересовались у мсье Суртена, почему вся полиция не может задержать одного-единственного человека, на что тот ответил, что этот человек - не подозреваемый, а его сын. Личные разборки переполошили пол-города и едва не саботировали выборы. Нам пришлось указать мсье Карпу на то, что его подчинённые не в состоянии справиться с собственными родственниками. В мэрии лежал бланк, на котором надлежало вписать свою фамилию за того или иного кандидата. Их было двое - Карл и мсье Шарль Лелю, преподаватель лицея. Мсье Лелю был очень образован, но уже немолод, и ему не хватало управленческих навыков. После выборов всех созвали на площадь послушать речь мэра; мадам Лелю спросила, проголосовала ли я за её мужа. Я с улыбкой ответила, что сделала бы это с удовольствием, но у меня есть мой муж. Позже по результатам голосования Карл был избран судьёй, хотя мне показалось, что в газете по ошибке судьёй был назван мсье Лелю. Мэр Клоарек высказался о всеобщей мобилизации, которой по указу французских властей подлежали все мужчины от 20 до 50 лет. Он велел мобилизованным явиться в мэрию, а уклонившихся объявлял дезертирами. Я сказала Карлу, что стоит прийти в мэрию и получить бронь - он был слишком важным для города человеком и уже достаточно послужил в армии. Когда Карл вернулся и сказал, что брони у него нет, я посоветовала ему писать письмо в Париж, напрямую Петэну. Мне совсем не хотелось, чтобы мой муж сражался с моими соотечественниками и родственниками. Город охватила какая-то лихорадочная ажитация. Даже служители храма явились в мэрию, будто готовые презреть обеты и взять в руки оружие. Мсье Суртен тащил своего сына едва ли не силой. Говорили о танках в Париже. Пока Карл отправлял срочное письмо, я пришла в замок и напомнила Раулю также явиться в мэрию на всякий случай, хотя его как медика не должны были призвать.
Внеочередное заседание Клуба ветеранов было очень жарким. Я пила вино в кафе, но всё равно слышала голос мэра Клоарека, который предлагал не исполнять приказы потерпевшего поражение правительства, которые через несколько дней изменятся, и не посылать ему солдат. Решено было исполнять только распоряжения маршала Петэна, под началом которого воевали многие ветераны и доверяли ему всецело. Во время заседания по радио было объявлено о формировании нового правительства во главе с маршалом Петэном, курсе на заключение перемирия с Германией и разрыве дипломатических отношений с Великобританией. Было отрадно слышать, что маршал сделал правильный выбор и обратился против англо-американского империализма, всегда старавшегося стравить между собой две державы, остающиеся оплотом европейских ценностей: Францию и её старшую сестру Германию. Несколько дней спустя Карл пришёл домой и сообщил, что долгожданный мир подписан. Слова мэра сбылись. Карл был рад, что вскоре в Шуа появятся ещё немцы кроме меня, и был готов предоставить замок для гостей. Я молча радуюсь, что он понимает, как сильно мне не хватает общения с соотечественниками.
Вечером мы с Карлом вышли на promenade и встретили моего кузена, Эриха фон Корфа, со спутницей. Они едва сошли с поезда. Мы с Эрихом были очень рады видеть друг друга - впервые с тех пор, как я в последний раз навещала родных. Карл пригласил их остановиться в нашем замке. Ему нужно было уладить ещё кое-какие дела в городе, а я проводила гостей в замок. Эрих говорил, что он здесь в отпуске, а свою спутницу случайно встретил в поезде. Он расспрашивал о моей жизни в городе. Я отвечала, что в Шуа не так много людей, с которыми можно поговорить, но порой у нас бывает мсье Оленефф - русский эмигрант, дворянин, с хорошим образованием и манерами. Рассказала про библиотеку, в которой проводятся творческие вечера, лекции и собрания Клуба ветеранов. - Я рад, что благодаря перемирию я могу быть здесь, - говорил Эрих. - Я тоже очень рада миру. Нашим странам нечего делить. - Германии и Германии?.. Мы посмеялись. Карл присоединился к нам и показал гостям наши реликвии - дубликаты, разумеется, но разве это мешает почувствовать, что прикасаешься к истории? Я с улыбкой наблюдала за тем, как Карл не без гордости оседлал любимого конька родовых преданий. Эрих продемонстрировал приятную осведомлённость - он читал подшивку газет, в которых рассказывались легенды о Чаше и Кресте. Он согласился с тем, что передавать из поколения в поколение память предков - очень важно. Это залог прочности нации. Мы выпили за новый порядок и традиции - Карл достал бокалы, а у Эриха оказался отменный золотой ром. Затем, после уютного семейного вечера, Эрих попросил устроить им экскурсию по городу и его достопримечательностям. Мы вчетвером вышли на прогулку. Пройдя мимо особняков, мы остановились перед нашим маленьким культурным центром - библиотекой. Мы с Карлом посетовали на завод, который оставался рассадником красной дряни. Карл неоднократно писал в Центр о том, что владелец завода, находясь в Париже, преступно попустительствует работающим на его предприятии маргинальным элементам, но неизменно получал ответ, что завод заключил контракт с немецкой администрацией и работает в соответствии с оным. Спутница Эриха сказала, что ей доводилось иметь дело с маргиналами и она прекрасно понимает, насколько это тяжело. Она - медик, проводит исследования в передовых областях науки, связанных с кровью, хирургией и гинекологией. Она рассказала, что благодаря новым методикам можно будет выявлять наследственные заболевания и другие вредные для здоровья нации признаки уже при рождении. Мне очень понравилась эта энергичная женщина. Будучи ещё не замужем, - по её словам, непросто встретить мужчину, работая при женском лагере, - она старалась послужить Рейху как учёная. Мы дошли до той части города, где располагались завод, административные здания и жилые дома. На улицах не было ни души - простые люди рано ложились спать. Миновали госпиталь, находившийся как бы на границе культурной части города и трущоб. Дальше мы не пошли - там были злачные места, кабак, где я ни разу, конечно, не бывала. Мимо нас прошествовал мсье Оленефф в компании брата своей жены, журналиста Андре Лелю; оба были пьяны. Услышав, что о нём говорят, Оленефф уставился на нас со скептическим выражением человека, которому море по колено, и удалился прочь. Очень неловкое зрелище. Мне пришлось объяснять, что русские - люди своеобразные, и иногда бывают невоздержанными. Эрих согласился, что мсье Оленефф мог ещё не до конца ассимилироваться. Мы пошли назад к замку. Я радовалась, что Эриху понравился Шуа и ему не терпелось познакомиться с другими жителями города. Показывая ему окрестности, я сама словно видела их свежим взглядом. Дороги были дурны, зато открывался чудесный вид на горы - особенно из замка. Не без удивления мы обнаружили, проходя мимо библиотеки, что там ещё горел свет и звучали песни. Видимо, рабочие с завода собирались там по вечерам; хотя кабак к заводу был ближе, в библиотеке не требовалось платить. Мы встретили герра майора, которого направили в Шуа из Парижа - помочь администрации с наведением порядка. Он также положительно отозвался о Шуа, сказав, что в других городах, которые он проезжал, ситуация была гораздо хуже. Это внушает надежду на то, что и в Шуа вскоре всё исправится. Мы с Карлом ушли спать, а наши гости решили ещё немного побыть в городе. Перед сном я взяла с Карла обещание сходить наутро в полицейский комиссариат и справиться о ходе нашего дела. Непохоже было, чтобы полицейские находили время заниматься расследованием. Пусть вокруг много перемен, - но это их прямая обязанность! Не видно было опросов свидетелей, хотя прямо напротив замка были доходные дома семьи Клеман, и кто-то мог что-то заметить оттуда. Если и дальше всё не сдвинется с мёртвой точки, придётся жаловаться герру майору.
Должно быть, я слишком волновалась о том, что Эрих здесь, но многие мои родные воюют на разных фронтах, и потому спала беспокойно. Мне снилось, будто Рауль выбросил наши реликвии в выгребную яму, и Карл, увидев это, злился и говорил, что всегда его подозревал. Снилось, что мне нужно обменять иностранную валюту - норвежскую и какую-то ещё странную - на французские деньги, но никак не получается. И, наконец, снилось, что в госпитале увеличилась детская смертность. Это было ужасно: глухие чёрные свёртки один за другим. Во сне в госпитале почему-то работала женщина с железнодорожной станции и плакала над ними. Закончилось всё тем, что нужно было прямо там, в госпитале, сообща составить какое-то слово, изобразив буквы позами. Мне досталась буква F. Но слова не получилось: кроме меня согласилась участвовать только одна женщина. Утром Рауль поздно спустился к завтраку, не застал Карла и наших гостей и спросил, кто они. Затем предупредил об эпидемии дизентерии и посоветовал не есть в кафе, и даже не пить чай. Я поблагодарила его и отправилась в библиотеку. Там мадам Лелю, активистка католической благотворительной организации, играла в шахматы и сказала, что общество собирает пожертвования на нужды госпиталя, в котором заканчиваются лекарства. Я спросила у Карла разрешения обналичить вексель на пять тысяч франков и пошла в банк. Там меня заметил Эрих и поинтересовался, чем я занята. - Небольшой финансовый вопрос, - ответила я кратко, чтобы не задерживать беседу с банкиром, и ещё не перейдя с французского на немецкий. - Твой муж заставляет тебя заниматься финансовыми делами? - Конечно, не заставляет. Я занимаюсь хозяйством и благотворительностью. На обратном пути меня отвлёк Карл - он снова пригласил в замок мсье Суртена, чтобы поделиться своим подозрением. Ему думалось, что реликвии украл по заказу владельца завода, не так давно в очередной раз пытавшегося предложить за них деньги, кто-то из его рабочих. Четыре векселя на тысячу франков каждый я вернула в сейф, а тысячу франков купюрами - сложила в конверт и отнесла мадам Лелю. Она была очень рада, что удалось собрать почти две тысячи франков, и поспешила отдать средства госпиталю. Когда деньги в её руках, можно не сомневаться, что все они будут вложены по предназначению. Пусть они помогут остановить эпидемию. - Конечно, это не ради тунеядцев, живущих за чужой счёт, - заметила я ей вслед в ответ на её благодарности. - Это только ради детей. Мадам Суртен предложила мне шахматную партию, но я сперва отошла поговорить с Эрихом, который представил нас с Карлом ещё одному нашему соотечественнику. Эриху хотелось поскорее познакомиться с членами Клуба ветеранов, но Карл не мог собрать внеочередное заседание, поскольку многие мужчины были заняты на службе. Он предложил господам представить их одному из членов Клуба, начальнику полиции мсье Карпу. Я же осталась закончить партию. Как раз во время партии мсье Лелю читал в библиотеке лекцию о Бурбаки - группе молодых французских математиков, печатающих книги под общим псевдонимом. Тем самым он надеялся привлечь больше средств на благотворительность, и было жаль, что его мало кто слушал. Несколько раз лекцию прерывали обращения по радио маршала Петэна, который призывал оказывать содействие немецким союзникам. Я так мало знала о математике, что прослушать лекцию было едва ли не более интересно, чем речь маршала. Конечно, Бурбаки основывались на достижениях немецких математиков и не могут с ними сравниться, но, похоже, обладают определённым чувством юмора. Я очень давно не играла в шахматы, и у нас с мадам Суртен был примерно одинаковый уровень. Мы играли осторожно, долгое время не доходя до обмена фигурами. Наконец я выманила её короля в центр поля и поставила пат.
Услышала в библиотеке, что редакция газеты теперь принадлежит Лелю, но которому - старшему или младшему - не уловила. Меж тем в последнем выпуске газеты фамилию фюрера напечатали с ошибкой: поменяли местами буквы. Только от Карла я узнала, что из-за нехватки продовольствия лавки закрыли и ввели питание по карточкам. Он сходил за карточками, принёс мне мои и сказал, что выдали половинную норму калорий. Я ответила, что это какая-то ошибка и нужно жаловаться. - А кому же жаловаться, если в мэрии сказали... - Герру майору! По радио зачитали указ об аресте нелегально проживающих евреев. Однако Карлу пришёл очередной ответ из Центра, что его запрос на выяснение еврейского происхождения владельца завода результатов не дал. В городе тут же начались усиленные проверки, и нелегалы забегали, как тараканы. Когда я сопровождала мужа к герру майору, по улице нам навстречу побежал некий тип, скрываясь от полиции. Мы вовремя отступили к стене. Полицейские открыли огонь, и преступник упал на мостовую едва ли не к нашим ногам. Пройти дальше стало решительно невозможно. Ещё какой-то человек, служивший не то в полиции, не то на железной дороге, устроил безобразную истерику - подбежал к раненому, на колени перед ним бухнулся и стал рыдать и причитать. Следом как из-под земли вырос врач, спокойный и уверенный, осмотрел тело и велел перенести в госпиталь. Назвался хирургом из Парижа, но документов у него при себе не было, и его задержали тоже до выяснения личности. Радует, что полиция действует так споро и бдительно охраняет нас от опасных элементов, но стрельба на улице!.. Так немудрено и задеть кого-то из мирных жителей. Обращение к герру майору в самом деле помогло: Карл принёс из мэрии недостающие карточки. Мы втроём с Раулем смогли получить продукты и позавтракать. Но после завтрака Карл почувствовал себя дурно - пожаловался на боль в животе и пожелал прилечь. Рауль говорил, что это может быть симптомом смертельно опасной и заразной болезни, но Карл только отмахнулся, сказав, что вскоре всё пройдёт. Я попросила Рауля за ним присмотреть и пошла в кафе выпить вина. - В такое раннее время?.. - Перефразируя, - истина в воде, а здоровье в вине. Когда-то я читала о том, что греки пили разбавленное вино, потому как в воде выживала всякая зараза, а в вине нет. А во время эпидемии следовало быть осторожной. Я очень волновалась за Карла, и, должно быть, это было заметно. Владелец склада, Морис Ру, сказал, что я бледна, и что он может помочь лекарствами, если понадобится. Он и прежде покупал мне пирожные, целовал руки; я позволяю, хоть это и выглядит предосудительно, - простые люди таким способом ищут защиты и покровительства. Хозяйка галантерейной лавки мадам Ламбер гадала ему на картах, сверяясь с записями своей бабушки. Карты говорили ему не начинать новых дел в пору перемен, но обещали всяческое процветание и исполнение желаний, хоть и не всех. Кому карточки, кому карты, - каждый зарабатывает как может. Мадам Ламбер зазывала меня в свою лавку, говоря, что у неё есть платок как раз в цвет моей блузки. Карлу на некоторое время стало лучше, и я видела, как он разговаривает с герром майором. В то же время я застала у дверей редакции младшего месье Лелю и, предположив, что это его следует поздравлять с обретением газеты, указала на опечатку в последнем номере и попросила напечатать опровержение. Похоже, он был пьян и не слишком-то меня слушал и слышал. Как руководить изданием может человек, которого я почти не вижу трезвым?.. Затем Карлу снова сделалось плохо. Он с трудом дошёл до дома и лёг, говорил, что болят живот и голова. Я уговаривала его если не сходить в госпиталь, то хотя бы послушаться Рауля и принять лекарство, но он ругался, что мы разводим панику из-за пустяка и врачам он не доверяет, а намазался мазью, оставшейся от предков, которым она всегда помогала. Я не видела от мази особенной помощи, и это не было похоже на обычное переедание, отпускающее после бокала вина и отдыха, - слишком долго Карл был слаб. Нужно было выяснить, что с ним, и если дело в некачественных продуктах, то пожаловаться куда следует. Я поспешила в госпиталь звать Рауля. На той стороне города снова происходила какая-то погоня. Мсье Ру вовремя оказался рядом и заслонил меня на случай шальных пуль. Я дошла до госпиталя и постучалась. Рауль велел не входить, так как у них карантин, и вышел сам. Я попросила его заставить Карла выпить какую-нибудь таблетку, и он обещал зайти. Меня заметила мадам Ламбер, чья лавка была как раз напротив госпиталя, и спросила, не к ней ли я пришла. В самом деле, раз я оказалась в этом квартале, - почему бы не зайти и не взглянуть на платки? Шёлковый был дороже и ярче, но тот, о котором она говорила, чёрный с красными цветами, в самом деле прекрасно подходил к моему сегодняшнему наряду. Иногда стоит баловать себя приятными мелочами: платок стоил всего сорок франков. Я накинула его на плечи и вернулась в замок проведать Карла. Рауля с ним ещё не было, но я заявила, что если через полчаса ему не станет лучше, я вызову к нему врача. Карл ворчал, и я понимала, что он храбрый человек и не хочет показывать свою слабость; но если это дизентерия - медлить нельзя! Я скоротала время, сыграв в шахматы в библиотеке с девушкой из, кажется, семейства Клеман, - их всех не упомнишь. Но мои мысли и тревоги были далеки от шахматного поля, что привело к моему разгрому на доске. На обед Карл не вышел, и, хоть он по-прежнему отказывался лечиться, Рауль, взглянув на него, всё же забеспокоился и ушёл в госпиталь за лекарством. Подождав некоторое время, я пошла за ним следом, чтобы поторопить. Когда речь идёт о жизни его родственника, другие пациенты могут и потерпеть. На сей раз меня впустили и дали поговорить с доктором Вейером. Как хорошо, что доктор понимает по-немецки! Я так волновалась, что совсем забыла французский. (Кажется, он из Бельгии или Швейцарии, - путаюсь в этих маленьких странах.) Он был так внимателен и вежлив, будто я была единственной его посетительницей за день. Расспросил о симптомах, спросил, не буду ли я против принудительной госпитализации, - конечно, я не была против, если это должно было спасти Карла. Также он спрашивал, как я себя чувствую. Я не замечала признаков недомогания, кроме волнения. К счастью, ни я, ни Рауль не заразились. Мне сказали предупредить Карла, чтобы визит врача не стал для него неожиданностью, и задержались посовещаться и приготовить лекарство. Карл встретил доктора более благосклонно, чем я опасалась. Должно быть, у него просто не осталось сил сопротивляться. Доктор осмотрел его, и Рауль спросил, подтверждает ли тот его диагноз. Доктор кивнул, отвёл меня в сторону и негромко сказал, что дизентерия очень опасна, и ближайшие несколько дней решат всё. Поскольку ложиться в госпиталь Карл категорически не желал, пришлось оставить его дома и наложить карантин на замок. Гостям и даже слугам вход теперь заказан. Я заверила доктора Вейера, что буду присматривать за Карлом и следить за его температурой. Карл не хотел лежать, но послушался, ведь всем нам и городу он нужен в добром здравии.
Сегодня по радио сообщили о восстании в южных колониях и о том, что в них войдёт немецкая армия. Без сомнения, она быстро справится с горсткой мятежников. Увы, красная нечисть в Шуа активизировалась как по команде. Прямо на столике в кофейне я обнаружила их мерзкую пропагандистскую листовку. Они писали очень выспренним безвкусным языком, про "истекающую кровью Францию" и прочие штампы. Я без промедления понесла находку в полицейский комиссариат. Полицейским было не до меня - они были заняты арестованным: кажется, владельцем цветочного магазина и братом мэра, Жоржем Клоареком. Когда его увели, я подошла к мсье Карпу и, продемонстрировав ему листовку, поинтересовалась, что это такое. Тот едва взглянул на неё и ответил, что её автора только что расстреляли. Я заметила, что коммунист наверняка был такой не один, но мсье Карп выглядел слишком усталым для продолжения разговора. Я вернулась домой и рассказала об этом Карлу. Карл очень тяготится постельным режимом. Он уже не раз требовал, чтобы мсье Карпа пригласили к нему, но карантин не позволял это устроить. Карл уверен, что его заразили нарочно, чтобы не давать ему участвовать в жизни города в то время, когда город больше всего в нём нуждается. Эти подозрения не лишены рационального зерна, хотя жертвами эпидемии стали многие другие люди из разных частей города. А у Карла устаревшие представления о том, что во время эпидемии на площади должны лежать трупы.
Как только ему показалось, что срок его лечения окончен, Карл встал с постели, и его невозможно было удержать. Он устремился в полицейский комиссариат так быстро, что доктор Вейер, направлявшийся его проведать, его уже не застал. Доктору пришлось догонять его, чтобы напомнить, что его организм ещё слаб и должен потреблять увеличенное количество калорий. Несмотря на то, что и Рауль, и я говорили ему об этом, Карл напрочь забыл о еде. Можно было поесть в кафе, но не следовало пренебрегать и продуктовыми карточками. Я, в свою очередь, совсем забыла о карточках в этот день. Доктор Вейер сказал, что их уже выдавали, и предложил поделиться в случае необходимости. Слыша такое, испытываешь неловкость и благодарность одновременно. С одной стороны, нам хватит денег, чтобы прокормиться, и не очень-то вежливо предполагать, что де Руссильоны могут нуждаться в помощи. С другой - доктор Вейер был готов пожертвовать собственными карточками ради пациента. Карл заявил, что сперва разберётся с делами, а потом поест. Когда он пришёл в комиссариат, там уже собралась вся немецкая администрация. Я проводила его до порога, и часовой помедлил, прежде чем закрыть передо мной дверь, но я всё же не стала входить вместе с Карлом. Не женское это дело. Я ждала Карла снаружи, а доктор Вейер ещё раз подходил ко мне, чтобы справиться, удалось ли мне накормить мужа. Я обещала, что сразу сделаю это, как только его перехвачу. Доктор Вейер произнёс странную вещь: что карточки закончились. Такого быть не могло: чтобы на маркиза не хватило карточек?.. Увидев герра майора, я спросила его о том, что это значит, и о коммунистической пропаганде, продолжающей появляться на стенах города. Он ответил, что передаст эти вопросы мэру, потому как они не в его компетенции и этим должна заниматься городская администрация. Пока я дожидалась Карла, объявили новость об аресте владельца завода. Вокруг заместителя мэра мсье Дюпона, читавшего бумагу, собрался небольшой круг любопытствующих. Давно пора было - года два назад как минимум - арестовать этого проходимца Жоржа Армана, покрывавшего коммунистов и воров. И так было ясно, что он еврей, но выяснили это почему-то только теперь. Но всё хорошо, что хорошо кончается, - вернее, только начинается. Мсье Дюпон упомянул, что завод будет продан, и я спросила, какую сумму за него хотят. Он пригласил меня в мэрию, чтобы свериться с документами. Сказал, что завод стоит миллион франков, но едва ли у кого-то из жителей города найдётся такая сумма. Я промолчала и даже не улыбнулась - пусть он удивится, когда Карл выпишет миллион. Карл так долго мечтал об этом! Карл вышел из комиссариата, и я сообщила ему о продаже завода. Он словно уже ждал этого и даже имел вексель на миллион франков при себе. Мы вошли в мэрию, мсье Дюпон составил бумагу, и Карл её подписал. Сделка была совершена, и я от души поздравила Карла. Теперь у него будет дело, помимо содержания земель замка, и на заводе наконец можно будет навести порядок. Конечно же, Карл захотел первым делом отправиться на завод и заняться делами, а потом только поесть. Но, к счастью, когда мы подошли к заводу, там как раз проходила проверка, и часовой посоветовал нам не лезть внутрь, потому как это может быть опасно. Кого-то арестовали и выводили - жуткого человека с багрово-красным лицом, как у аборигена, не поймёшь, мужчина или женщина. Карл согласился поесть в кафе, а мне поручил положить в сейф договор о покупке завода и заказать в типографии редакции новую вывеску. Я принесла договор в замок и встретила Рауля. Он пожаловался на инфляцию - цены растут, деньги тают. Я сказала, что если ему на что-то не хватит денег, он всегда может обратиться к нам. Я тоже замечаю, что деньги уходят быстрее, чем раньше, но их ещё более чем достаточно, тем паче завод скоро начнёт приносить доход. Для начала нужно было поесть самой. Когда я пришла в кафе, там была почти вся немецкая администрация, и нас с Карлом пригласили за их столик. Герр полковник рассказывал про проверку на заводе, упомянул, что было совершено покушение на офицера. Я спросила, не пострадал ли кто, но он не услышал моего вопроса и продолжил говорить о выстреле, который прозвучал будто из ниоткуда. По его словам, в помещении кроме него находилась в тот момент только одна женщина, которая не успела бы вытащить оружие так быстро. Карл говорил, что если рядом больше никого не было, то эту женщину и следует арестовывать. Герр полковник возражал, что он раньше был полицейским следователем и знает, что самый очевидный ответ - далеко не всегда верный. Я постаралась вежливо намекнуть Карлу, чтобы он не спорил: герру полковнику точно видней. Но звучало это очень загадочно и тревожно. Я спросила, можно ли обыскать всех рабочих на предмет оружия, но герр полковник ответил, что это слишком сложно. Тогда я предложила проверить, нет ли на заводе потайных окошек и прочих люков. Также герр полковник спросил о наших взаимоотношениях с племянником. Всё из-за того, что в газете напечатали очередную историю о реликвии семьи де Руссильон - рыцарском мече - и перепутали имена Рауля и Анри, когда в рассказе об их детских играх зачем-то упомянули, что Анри впоследствии сбежал из дома и примкнул к социалистам. Воспоминания, судя по изящному слогу, наверняка принадлежали Раулю, а газетчик словно нарочно поменял местами имена, чтобы навлечь подозрения на Рауля и отвести их от Анри. Объясняться с герром полковником, что в газете ошибка, было ужасно неловко. Ещё говорили о листовках: соотечественники спрашивали, могли ли евреи открыть подпольную типографию. Типография, конечно, стоит недёшево, но от евреев что угодно можно ожидать. А пока что единственная типография в городе - в редакции газеты, с неё и надлежит начать проверки. Офицеры как будто не очень горели желанием разбираться - говорили, что нужно сперва сравнить шрифты на листовках и в газете. Но у редакции может быть иной набор литер быть, или как там их станки устроены. К тому же листовки можно и на машинке печатать. Если в мэрии была своя машинка, то и кто угодно другой мог такую же завести. Неожиданно меня окликнул мсье Ру. Я спросила позволения у мужа и подошла к нему. Он сообщил, что мой кузен был ранен в перестрелке на заводе, но его жизни ничто не угрожает, и я могу навестить его в госпитале. Он так забавно поддерживал меня за плечи, словно боялся, что от такой новости я упаду в обморок, как французские кисейные барышни. Сунул мне в ладонь свёрток - три плитки шоколада в платке, сказал, что раненому это может быть полезно. Я хотела немедленно идти в госпиталь, но мсье Ру попросил Карла проводить меня, поскольку на улицах той части города по-прежнему было неспокойно. Герр полковник пошёл с нами, ему было по пути. Он продолжал спрашивать о Рауле, как будто в чём-то его подозревал. Почему именно Рауля?!.. Я вошла в госпиталь. Эрих лежал в постели с перевязанной рукой, прикреплённой к пугающего вида металлической конструкции. Я присела рядом, он взял меня за руку. Мы съели по кусочку шоколада - это был настоящий немецкий шоколад, горький, с мятой. Я вдруг поняла, как давно уже ввели карточную систему и как давно я не ела ничего по-настоящему вкусного, отличающегося от безе в кафе. Кто только придумал называть "поцелуями" такую сухую, липкую штуку. - Мне жаль, что твой отпуск оказался подпорчен, - сказала я. - На службе Рейху приходится рисковать жизнью, - ответил Эрих. Он не унывал и уж тем более не боялся - казалось, покушение только раззадорило его, и ему не терпелось - нет, не отомстить, но вычистить с завода красную грязь. Я сказала, что к заводу необходимо отнестись со всей строгостью, чтобы больше ни одна семья не пострадала от пропаганды. Я спросила, помнит ли он, что я писала его матери об Анри, но, похоже, он давно с ней не виделся; я кратко напомнила, что Анри убежал из дома из-за явного влияния коммунистической агитации с завода. Необходимо выявить и уничтожить очаг заражения. Эрих не мог не понять, что я говорила об этом не только потому, что завод причинил моей семье немало зла, но и для того, чтобы он не забыл, что Анри - несмотря ни на что мой сын и его нельзя трогать. - Калёным... железом... выжгу, - прошептал Эрих, приподнявшись с подушек и приблизив лицо к моему уху. Я попросила его прилечь и беречь силы. Как раз на разговоре о заводе вошёл Карл. Эрих поздравил его с приобретением завода, и они условились сотрудничать и помогать друг другу в наведении порядка. Затем Карл снова оставил нас одних. Мы с Эрихом решили сменить тему, поговорить о хорошем - о том, что Германия успешно решает накопившиеся во Франции проблемы, а Франция смотрит на неё и учится. Эрих интересовался библиотекой, в которой собирались рабочие, говорил, что нужно разъяснить женщинам, что терпимое отношение к преступным элементам вредит им же самим. Я не была уверена, что смогу выступить перед женщинами с речью, но обещала поговорить с ними по отдельности, лично. Этим же вечером Карл обратил внимание мсье Лелю на ошибку в газете. Тот отвечал, что даже не читает рукописи тех историй, которые публикуются в иллюстрированном приложении. И ещё имел наглость спорить, что Анри всё равно нам родственник, хоть и отказался от родства, потому как этот отказ в паспортном столе не зарегистрирован. Дело не в том, кто кому родня, а в том, что Рауль не Анри, а Анри не Рауль, - но мсье Лелю этого, казалось, не понимал (да был ли он трезв?) и упирался ради того, чтобы упираться. Он сказал, что напечатает опровержение, - но он и про ошибку в фамилии герра Гитлера так же говорил. Я не верю, что он не будет и дальше саботировать свои обязанности.
Я много времени проводила в госпитале с Эрихом. Рана была не слишком серьёзной, и он быстро шёл на поправку. Когда его выписали, доктор Вейер снова сказал мне проследить за тем, чтобы кузен достаточно калорийно питался, добавив, что поможет при необходимости. - Я теперь за всеми слежу, чтобы не забывали есть как следует, - ответила я с улыбкой. - Как и подобает женщине, воспитанной в Рейхе, - сказал Эрих. Я услышала в его голосе гордость. Это была высшая оценка, которую я только могла заслужить. Я два полных десятка лет прожила во Франции, нередко называла её "своей страной", но моей родиной, моей землёй всегда оставалась Германия, а её ценности - моими ценностями. Французскую небрежность я так и не переняла. Эрих сразу из госпиталя пошёл посмотреть на новый штаб немецкой администрации. Прощаясь со мной, он взял мои руки в свои: - Я рад, что ты счастлива, - а ты счастлива, это видно по твоим глазам. Возвращаясь к замку, я подобрала очередную листовку, но не успела дойти до дома, как на меня выскочил, как чёртик из табакерки, Морис Ру. Деликатно напоминая о том, что он всегда старался быть полезным нашей семье, он стал ходатайствовать за свою сестру, работающую в борделе. Сказал, что выкупил здание борделя, что после войны в этом здании непременно будет что-нибудь приличное, - я предложила открыть дом культуры, - но пока бордель нужен солдатам и офицерам. И просил, чтобы я поговорила с мужем о том, что работницы не могли украсть Чашу, которую недавно нашли в борделе, и чтобы мы не делали обвинений в их адрес. Я согласилась с тем, что девушкам незачем красть и, очевидно, злоумышленник обронил реликвию в борделе, или же подбросил нарочно. Я обещала сказать об этом Карлу - это не сложно, к тому же, как он ни был строг, он наверняка понимал сам, что девушки не виноваты. Мсье Ру рассыпался в благодарностях, и мы попрощались. Карл был возле библиотеки - читал новые указы, вывешенные на стене. Я заговорила о том, что Морис Ру выкупил бордель, и перешла к его просьбе не жаловаться на работниц. Карл ответил, что он и не думал что-то заявлять против них, и сердился только на то, что они пришли к нему за материальной компенсацией находки. На это, конечно, он был вправе: мы как пострадавшая сторона ничего им не должны. Но где мог оставаться пропавший Крест?.. Когда я подходила к герру майору с листовками, он направлял меня в полицейский комиссариат, говоря, что ему эти листовки таскают пачками, но он занят более серьёзными делами, а за порядком должна следить полиция. Поэтому я пришла в кабинет мсье Карпа - следом за мсье Клеманом, который меня опередил. Он обращался по поводу своих недавно пропавших дочерей, объявленных полицией в розыск: сказал, что они испугались проверок и хотели бежать через горы, но случился обвал или ещё какой инцидент, и одна из них вернулась, потому искать её больше не надо. А мсье Карп сказал, что они всё сделали правильно и что самому мсье Клеману следует помочь дочери в осуществлении её первоначального плана, сиречь бегства. И добавил: вы бы и сами, дескать, бежали отсюда куда подальше, пока не поздно. Я не поверила своим ушам, но так и сказал. После этого мне совсем не хотелось отдавать ему листовку, но раз я уже вошла, то нужно было делать вид, что всё в порядке. Я сказала только, что вот, опять, и он выхватил листовку так раздражённо, что было ясно: он не станет ни читать её, ни искать её автора, а отправит в мусорную корзину. Я же поспешила сообщить об этом немецкой администрации. Новый штаб был в самой глуши, так далеко от замка я ещё не уходила. У дверей стоял часовой - кажется, его фамилия Шульц. Я попросила позвать кого-нибудь из офицеров, но он ответил, что господа офицеры в кабаке. Я удивилась, почему они не ходят в более приличное заведение - в кафе. Шульц сказал, что до кафе идти долго, а кабак прямо через дорогу, и что если я хочу поговорить с офицерами, то могу войти. Он, конечно, не мог покинуть поста. Я в сомнениях смотрела на закрытую дверь кабака. Шульц сказал, что раз я там буду с офицерами, то ничего дурного не случится, и я потянула дверную ручку. Работницы борделя, делившего с кабаком одно здание, были чрезвычайно удивлены. В кабаке был только один офицер, и мне пришлось прервать его отдых. Я подсела к нему за столик, заказала вина - вино оказалось неплохим; вообще кабак не только не был так страшен, как я представляла, но и выглядел богаче, нежели кафе: на столе стояли бесплатные закуски - сыр и виноград. Должно быть, кабак стал чище и пристойней после открытия штаба и сброд с завода его больше не портил. Я передала офицеру слова мсье Карпа и сказала, что полиции, покрывающей беглые подозрительные элементы, я больше не могу доверять. Поговорили и о листовках. Герр офицер пожалел, что у меня нет листовки при себе, - но все красные писульки примерно одинаковые. Он обещал этим заняться и произвёл впечатление весьма ответственного и надёжного человека. Он также извинился за бордель и сказал, что оный существует для того, чтобы солдаты не приставали к честным женщинам. Я ответила, что все немецкие солдаты и офицеры, кого я когда-либо встречала в Шуа, вели себя исключительно вежливо и достойно. Я допивала вино, работницы и хозяйка борделя нам не мешали; заходил мсье Ру, но меня будто не заметил. Вдруг вошёл небольшой отряд во главе с Эрихом. На службе он выглядел очень внушительным, даже голос делался другим. Он объявил обыск и велел всем оставаться на своих местах. Я тихонько вышла, чтобы не мешать ему работать.
Сегодня праздновали серебряную свадьбу мсье и мадам Суртен. Они накрыли стол в кафе, поставили большую бутыль наливки - кажется, из корочек, - напоминающей тягучий, сладкий мёд; мадам Суртен испекла пироги - один с курицей, другой с кефиром и фруктами. Пригласили всех, кто ни проходил мимо. На этом же празднике ещё две молодых пары объявили о своей помолвке - это было прекрасно. Только сын мсье Суртена, Андре, сидел мрачнее тучи - девушка, которой он делал предложение, ему отказала. Пили за семью, за Францию, единственная припасённая бутылка вина быстро опустела, - а Андре произнёс тост за город без указов и расстрелов. Над этим можно было только посмеяться. Конечно, когда преступность будет полностью изжита, расстрелы больше не понадобятся, но без законов наступит анархия. Мужчины бывают такими глупышами до тридцати лет. Празднование прервал Карл, попросив Рауля и меня поговорить с ним в замке. Как только мы вошли, Карл потребовал от Рауля объяснений, почему незнакомый немец спрашивал у него, для каких целей его племянник покупал морфий. Рауль ответил, что морфий - не только отравляющее вещество, но и обезболивающее лекарство, а покупал он его потому, что этого лекарства больше нет на складе и достать его можно только у немцев, к тому же работники госпиталя не имеют права заказывать лекарства для себя. Сказал, что хочет сделать в замке запас лекарств на случай осады и собирается закупить другие препараты тоже. Он заботился о нас - но почему не поставил нас в известность? Вопросы снабжения замка решаются через хозяина замка. Мы бы его поддержали деньгами. А теперь немцы бог весть что могут подумать, ведь морфий - наркотик. Рауль оправдывался, что когда он о покупке договаривался, Карл болел, и что немцам он тоже всё объяснил. И обещал впредь с нами советоваться. Праздник продолжился. Герр майор танцевал с местной девушкой. На улице Карл и мсье Оленефф ругались из-за рабочих завода. Карл давно хотел уволить коммунистов, а мсье Оленефф кричал, что у них руки растут из правильного места, и если всех уволить, то работать будет некому. Неужели он не понимал, что коммунисты только вредят заводу - саботажничают, представляют угрозу, отпугивают честных французских граждан, которые могли бы захотеть работать на заводе? Разве не он говорил раньше, что красные уничтожили его страну? Я ещё отвечала тогда, что Германия непременно изгонит коммунистов из России. Так теперь и выходило - Рейх начал войну с большевиками. А мсье Оленефф начал вступаться за людей, которые отняли бы у него всё ещё раз, если бы у него хоть что-то осталось. Это так грустно - как овца, до такой степени напуганная волками, что защищает их от охотников. А у одного из немецких часовых возникли вопросы к одному из портретов, висящих на стенах. Он подозревал, что на нём может быть изображён не маршал Петэн, а предатель и мятежник Голль (аристократических приставок британские прихвостни не заслуживают). Кто-то предполагал, что это может быть потрет Петэна в молодости. Я подошла взглянуть на портрет. На нём был определённо изображён другой человек - ненамного моложе маршала, с совсем другой формой лица. Если маршал даже в старости был благородно красив, что выдавало чистую кровь, то Голль производил неприятное впечатление. Как можно в здравом уме поддерживать такого человека, пошедшего против своей родины?.. Мы с Карлом пошли на мессу. Отцы-доминиканцы зачитали послание Папы, но я мало прислушивалась к нему. Мне вспоминалось, как передо мной на мессе стояло двое мальчишек - а теперь я чувствовала себя немного одиноко. Я заметила, что Карл не подошёл к причастию, - но за тем, чтобы он регулярно исповедался, я не слежу. Поскольку отцы призывали помогать ближним в нынешние нелёгкие времена, я пожертвовала пятьдесят франков. После мессы Карл сказал, что послание Папы было подозрительным: не имел ли он в виду, говоря о тёмных временах, действующую власть? Я сама засомневалась. Конечно, глава католической церкви не мог заступаться за евреев, и тем паче склонять паству к бунту, но... Карл говорил, что он больше не доверяет церковникам, и никому нельзя доверять. Это грустная правда, как и в случае с мсье Оленефф, который больше не на стороне традиций и порядка. Карл велел мсье Суртену, по-прежнему занимающемуся (якобы) поиском пропавшего Креста, обыскать монастырь. Вор мог спрятать реликвию там, а монахи могли принять её за обычный крест. Мсье Суртен, как и ожидалось, вскоре вернулся доложить, что ничего не нашёл. Слишком быстро, чтобы за это время можно было обыскать большой монастырь. Карл сердился и требовал, чтобы полиция обыскала все дома в городе. Мсье Суртен парировал, что не может обыскать дом мсье Ру, в котором разместилась немецкая исследовательская лаборатория. К счастью, мимо проходил герр майор, и Карл спросил у него, можно ли обыскать лабораторию на случай, если кто-то спрятал украденную реликвию в этом здании до того, как лаборатория открылась. Герр майор дал разрешение. Следом подошёл герр полковник и стал задавать вопросы про Рауля и морфий. Карл сказал, что Рауль должен был ему всё объяснить, но герр полковник утверждал, что ему ничего не объяснили. Он не удовлетворился тем, что Карл рассказал про желание Рауля иметь запас препаратов в замке, и потребовал, чтобы Рауль повторил то же самое в присутствии герра майора и доктора, с которыми тот договаривался. Карлу ничего не оставалось, кроме как обещать организовать эту встречу. И доставил же Рауль проблем... Но герр полковник всё же слишком параноик. Лучше бы он занимался тем, что коммунисты разгуливают на свободе. После обеда в библиотеке я сыграла в шахматы с герром Шульцем. Когда он простил мне ошибку, в которой я могла потерять одного из слонов, я начала теснить его короля, но на доске было ещё слишком много фигур, чтобы поставить мат, и мой противник сопротивлялся. Следующую мою ошибку он уже не простил - я лишилась королевы, и ход партии резко переломился в пользу герра Шульца. Шансов у меня больше не было, а гоняться за моим королём по всей доске можно было бесконечно. - Похоже, мне нет смысла продолжать двигаться, - заметила я. - Вы сдаётесь? - Да. - Скажите это. - Я сдаюсь. Довольный победой, он вернулся к патрулированию. Я вышла из библиотеки; улицы во время сиесты были совсем пустынными. Я заметила девочку, раньше разносившую газеты. Я не знаю, кто её родители и есть ли они, но если да, то они совершенно ей не занимаются. Она тихо сидела у стены. Пока никто этого не видел, я вынесла из своей комнаты в замке третью, последнюю плитку шоколада от мсье Ру, которая так и лежала, завёрнутая в платок, и протянула её девочке. - Бесплатно? - Конечно, бесплатно, ешь! Она поблагодарила. Дети, которые благодарят, точно не вырастут ворами и тунеядцами. А я, никем не замеченная, вернулась в замок.
Когда евреев обязали носить жёлтые звёзды, это оказалось очень удобно. Сразу стало видно, как много в городе евреев - и все они прятались, потому как стыдно признаться, что ты еврей. Всё большое семейство Клеман! Вот бы французам и другим европейским народам быть такими же чадолюбивыми, как эти евреи, плодящиеся, чтобы заполонить всю планету. Листовки продолжают появляться. В один день я собрала их три - со стихами, довольно хорошими, в которых не было бы ничего предосудительного, если бы они не были прикреплены к обычной красной пропаганде. Стихи были подписаны именем Анри Туссена - под тем же именем публикуются стихи в газете. Это было верхом наглости. Я отнесла листовки герру майору и попросила выяснить у работников редакции, кто приносил им на публикацию рукописи с подписью Анри Туссена. Это ведь должно быть не так сложно узнать. Также меня беспокоит, что листовки появляются только в нашей части города - подальше от немецкого штаба. Необходимо усилить охрану улиц: где безнаказанно раскидывают листовки - там начнутся и грабежи, и нападения. Сегодня Карл пришёл в замок, откуда я выхожу всё реже, и рассказал, что всех евреев депортировали, при этом Андре Лелю - и какое его, не еврея, дело, или красная пропаганда совсем лишила его рассудка? - напал на мсье Карпа, и его арестовали. Странно, что его не арестовали раньше, а дожидались совершения преступления. Также Карл сказал, что некую Эсперансу, находившуюся в розыске, наконец поймали и расстреляли. Следом пришла проверка документов - уже знакомый мне герр Шульц взглянул на наши паспорта и извинился за беспокойство. Я ответила, что не стоит извиняться за бдительность - я понимаю, что это важно.
Мы с Карлом проводили время в шахматном клубе. Он играл с неким господином, который вёл две партии одновременно, а я наблюдала. Живший при кафе кот Жавер, совершенно отъявленное животное, пришёл ко мне на колени, - оставалось только гладить. Из окон было видно, как на площадь перед кафе вывели Андре Лелю. Прежде посреди города никого не расстреливали, но, должно быть, это был особый случай - либо торопились, либо хотели, чтобы видели из редакции. Я не люблю выстрелы, и кот, похоже, не любит тоже. Будем, кот, вздрагивать вместе. Когда ему дали право последнего слова, мсье Лелю грязно выругался - но если он и был нетрезв, это был первый раз, когда я не осуждала его за это. Среди бела дня некий тип подошёл, не скрываясь, и едва ли не над моей головой снял портрет маршала Петэна. Когда я снова подняла голову, там висел уже другой портрет, очевидно - снова Голля, а вредителя и след простыл, но я хорошенько его запомнила. Это было самоубийственной наглостью, граничащей со слабоумием - неужели культ их обожаемого генерала-предателя, которого никто не воспринимает всерьёз, разве что как надоедливую муху, стоит того, чтобы за него умирать? Мне не чуждо сочувствие, но такие люди настолько жалки в своих мелких пакостях, что не вызывают даже жалости. Я описала этого человека немецкому патрульному, который проходил мимо, и ещё не завершилась шахматная партия, когда я увидела, как этого вредителя вместе с хлыщом, работавшим охранником в борделе, задержали и увели. Какое-то особенное пристрастие вредитель имел к портретам и попытался сорвать ещё один, пока его волокли. Пришлось поправлять. Некий господин при виде ареста упал в обморок - пришлось звать врача, но он быстро очнулся и так и сидел посреди кафе, приходя в себя. Некоторое время спустя по улице пробежал стремглав Оленефф-младший, вооружённый, и прокричал, чтобы никто не ходил в другую часть города, потому как там опасно. Затем пришли немецкие солдаты и объявили комендантский час, велев всем немедленно расходиться по домам или местам работы. Мы с Карлом ушли в замок и стали прислушиваться к городу. Несмотря на комендантский час, Шуа и не думает затихать. Слышен даже смех, хотя с тех пор, как Клеманов депортировали, в прежде принадлежавших им домах почти не осталось жителей.
Помню, тот день начинался вполне обычно. Чтобы не скучать, мы решили, что пребывание в шахматном клубе, а не на улицах, не является нарушением комендантского часа, и снова собирались за шахматной доской. Тогда рядом со мной сидела странная женщина, которая кокетничала с мсье Карпом, говоря, что её чай отравлен и она наслаждается последними мгновениями жизни. Мсье Карпу было не до шуток - он отвечал, что потерял всех своих людей в уличных боях, выжила только секретарша, и говорил, что немцы разочарованы тем, что никто из замка Руссильон не встал на их сторону. Но у нас не было оружия, кроме фамильного меча, мы могли разве что предоставить замок в качестве убежища, - но к нам не обращались за помощью. Помню, снаружи раздались отдалённые шум, выстрелы и крики. Они приближались с факелами из темноты, становились громче. Миг - и вооружённые люди наводнили улицу. Это были британцы. Они ворвались в кафе и в библиотеку - женщины приветствовали их радостно, как своих. Они галдели, хватали меня руками, явно не все они были трезвы. Меня вытащили на улицу, кричали в лицо, что все должны идти на площадь. Мне сделалось страшно. Текущая к центру города толпа оттёрла меня от Карла, и я его потеряла. Мне хотелось отойти в сторону, слиться со стеной, переждать этот жуткий людской поток в животном оцепенении, - но меня замечали, толкали, снова куда-то волокли. Меня нашёл Рауль, взял за плечи и повёл с собой, как слепую. Только так я могла идти. - Вы знаете, где Ваш брат? Я с трудом выдавила правду: - Нет. Толпа скучилась на площади - горожане напротив британских солдат. Мы держались в стороне, впереди - стена затылков. Я оглядывалась и не видела никого из соотечественников, и уже не могла сдержать слёзы. Почему-то главаря британцев было хорошо видно - должно быть, он стоял на каком-то возвышении. Он говорил, что жители Шуа могут теперь судить кого пожелают. Я ждала, что будут названы имена, - но не ожидала услышать голос Карла, такой громкий и молодой. Он вышел перед захватчиками и заявил, что отказывается подчиняться британской власти, и если для того, чтобы не иметь с ней дела, придётся умереть, то он готов. Я стала звать его, проталкиваясь сквозь чужие плечи, Рауль побежал следом; но в тот самый миг, как только я оказалась рядом с Карлом, я поняла, что он может быть только здесь, на этом месте, и я могу быть только рядом с ним. И сразу перестало быть страшно. Страшна неизвестность, а теперь всё стало ясно и просто. Я сжала ладонь Карла, лишь на мгновение. Он отошёл к стене, я и Рауль встали по левую и правую руку. Мелькнула мысль: хорошо, что не ставят лицом к стене, - хочется видеть глаза тех, кто будет в тебя стрелять. Возле меня встал мэр Клоарек. Прямо напротив - на другом конце прямой, как выстрел, линии - стоял Анри и ничего не говорил. Британцы зачем-то тянули, требовали обвинений. Некоторые женщины плакали, - зачем их мучают? Немцы не заставляли женщин смотреть на расстрелы. Недопустимо представать перед врагами слабой. Я вытерла слёзы, поправила причёску, платье. Держать осанку, держать лицо - это первое, чему меня научила мать, а её научила бабушка. Почему так дрожат колени? Как у девчонки - это недостойно женщины, воспитанной в Рейхе. Должно быть, от холода. В тот день было очень холодно. Снова откуда-то выскочил мсье Ру и стал просить Рауля "увести маркизу". Почему он делал это теперь? Защищал меня, когда уже не мог рассчитывать на мою защиту?.. Неужели?.. Бог мой, я же старая женщина, родившая двоих детей... - Как действующая власть я приказываю Вам уйти, - с трогательной уверенностью говорил мсье Клоарек. - Вы должны подчиниться моему приказу. - Нет. Я и мой муж - единое целое. Хозяйка борделя мадам Жоржетта вышла вперёд и стала рыдать о том, что хватит проливать кровь. Мне хватило сил на то, чтобы улыбнуться ей и сказать: - Не волнуйтесь за нас. Это наш выбор. Всё будет хорошо. Затем вышел монах из доминиканского монастыря. Его было не узнать - в рубахе и штанах вместо рясы, с ружьём, висящим на груди. Он говорил уверенней, и к нему прислушались больше. Говорил он что-то о том, что он всё ещё монах несмотря на то, как он выглядит (неужели?), и что претензии у него есть только к одному человеку - мсье Карпу, но этого человека здесь нет. Если бы у меня было ещё чуть больше сил, чтобы до него докричаться, - я сказала бы ему, что ненавидимый им (так по-христиански) мсье Карп потворствовал евреям в бегстве. Но сил оставалось всё меньше и хватало только на то, чтобы стоять с поднятой головой. Британцы почему-то отступили. Не стали спорить с городом. Сделав хорошую мину при плохой игре, снисходительно велели нам уходить и жить в этом городе дальше, если получится. Я замешкалась, не веря, что таков итог и мы живы. Рауль протянул мне руку и провёл сквозь толпу, которая словно расступилась и сомкнулась снова. Британцы ещё что-то говорили напоследок. Все горожане собрались на главной площади Шуа. Некоторые танцевали.
Спасибы и постигровое не влезли - следующим постом.)
Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Жизнь идёт, работа работается, отчёт со Свободной Зоны пишется, Реборн смотрится, Некоронованный читается. Погода меняется, и в воскресенье и понедельник я днём вырубался, буквально. Прилёг и уснул. Зацепила краешком гроза с востока, и внезапно за окном уже вполне зелёные газоны, и летают первые бабочки. Очень радуюсь и дождям, и солнцу.
Посмотрели с Птахой "До свиданья, Кристофер Робин". Получилось лучше, чем я ожидал. ПодробнееКрепко сбитая история - без изысков, но удерживающая внимание. История отца, который хотел написать книгу против войны и написал сказку об игрушечных зверушках, вернувшую людям способность радоваться. И история сына, для которого сказка закончилась, как только не персонаж стал принадлежать ему, а он - персонажу, сына, сбежавшего на войну, потому что там его не станут называть Кристофером Робином, и там понявшего, что умение радоваться спасает жизни. Фильм немного портит демонизированный образ матери, должный оттянуть на себя вину отца перед сыном, зато именно из уст няни звучит главная формула счастья: "Делай то, что любишь, с теми, кого любишь". И Глисон чертовски хорош.
На вторник я завёл будильник и поймал Веру перед работой. Погуляли в окрестностях Аэропорта, обошли кругом небольшой пруд с жирненькими переговаривающимися огарями. Я решил, что мяо есть источник и основа всего сущего. Зашли в Кузину, всё ещё не располагающую к тому, чтобы в ней сидеть (длинные общие столы и табуретки без спинок - школьная столовая как есть), зато тамошний хотти (развели варенье кипятком, а какое название красивое) - недорого и вкусно. Вере муррь Проводив Веру на работу, я поехал на Кутузовскую за заказом с Кабошон.ру. Чтобы не связываться с голубой веткой - по МЦК от Балтийской, а обратно - дошёл до Парка Победы. Заказ - тоже на нужды Клдвстврц: лунники и подвески.
Вчера впервые в жизни побыл подопытной свинкой для психологического исследования. Тема показалась интересной - "Образ Я у участников ролевых игр", так что почему бы и не помочь студентке в свободное время. Встретились в ВабиСаби на Третьяковке, просидели с четырёх до половины седьмого. ВпечатленияСначала я заполнил анкету - заполнял долго и обстоятельно, по многабуков своим мелким почерком. Потом были классические тесты, аналогов которых много в интернете, - про утверждения, в большей или меньшей степени мне соответствующие, про распределение ценностей и качеств по приоритетам и так далее. Тест на дорисовывание абстрактных линий понравился особенно - когда отведённое на задание время истекает, это подстёгивает креатив, и начинаешь тяготеть к минимализму. Так у меня родились шедевры "Хорошая крыса летает сама", "Персики без девочки", "Чеширский упырь" и "Столкнувшиеся китайцы". Напоследок пару тестов надлежало пройти по второму разу, только представив, что находишься в игровой ситуации. Сперва я завис, потому как во время игры я мыслю как персонаж, а у разных персонажей самоощущение разное. Но постепенно, хрустнув мозгом, я смог абстрагироваться и вспомнить, что я чувствую как игрок, - и тогда бегунки некоторых показателей поползли вверх, поскольку пространство игры - пространство безопасное и более комфортное, нежели пожизняк. В общем, опыт был познавательный, жду результатов исследования, особенно в том, что касается сходств и различий форумных игр и игр живого действия.
КрысноеПока я был на СЗ, Птаха неровно закрыла клетку, и Магнолия обточила поддон. Старенькая больная крысонька, ага-щаз. Всё лучше ест корм, пюре и кашу, привыкла, что по вечерам после укола ей полагается добавка, и требует её, глодая прутья. Доколем байтрил до декады, а там посмотрим. Пациентка всё ещё чихает. И почёсывается от души, но обрабатывать пока просто нечего: вся холка в ожогах от байтрила. Про её братьев и говорить нечего - борьба нанайских юношей каждый вечер.
Скоро пойду читать лекцию, а навстречу мне катится совершенно безумный май с кучей игр и игропьянок...