А теперь - про игру Дикты, практически сразу с которой я и улетел в отпуск, и с учётом которой день отлёта и планировался. Кабинетка в нежно любимом сеттинге плаща и шпаги хронологически продолжала Трёх Шарлотт и Красную Голубятню, будучи при том самостоятельной историей. Было бы интересно завести в такой серии сквозного персонажа, но у меня с этим как-то не срослось, и даже не жалею: Шарлотта счастливо замужем, а новообращённый фаворит Его Величества зависит, собственно, от наличия Величества (и я робко надеюсь однажды сыграть его ещё разок). Поэтому - новая сущность, баронесса Женевьева де Шабо. Воспитанница матери Шарлотты, - что позволяло ей с полным правом говорить о том, что-де герцогиня уже удачно выдала замуж свою дочь, и чего ей, герцогине, ещё надо?.. И, кажется, впервые у моей персонажки был закадровый муж, - и это было неожиданно комфортно. Конечно, его появление во плоти где-нибудь ближе к финалу изрядно скрасило бы Женевьеве сюжетную линию, - но это мечты-мечты: я понимаю, что мастерские и игротехнические возможности на маленькой игре отнюдь не резиновые.
Вводная была восхитительным клубочком (ага, тем самым, когда персонаж играл с клубком@проиграл, и всё запуталось), за что, помимо прочего, я и люблю игры Дикты. И, что отдельно ценно, у меня даже было время осознать основной замут ещё до отъезда в Питер Один маленький минус у клубочков, строящихся на том, что у персонажа есть тайна: самому персонажу о своей тайне говорить вслух невыгодно, поэтому вся надежда на других персонажей, которые до него докопаются. Так, Женевьева не могла болтать о том, что дуэль со смертельным исходом произошла, по всей видимости, из-за неё, - только чуточку палилась своей незаинтересованностью в том, чтобы сбежавшего дуэлянта поймали (но не уверен, что это было отсекаемо). Но докопался до неё только Рошфор (спасибо ему!), а прево, например, не докопался. К условно-магистральному сюжету со скелетом в стене Женевьева не имела даже косвенного отношения, - зато породила небольшой золотой фонд комментариев, огребла вср@тых комплиментов, и нашла помощь и поддержку. В общем, не скучала
И в целом это была игра умирающих котиков(тм), сиречь сделанная умирающими котиками для умирающих котиков и про умирающих котиков. И это было очень ценно под конец года (хотя это ещё не последняя для меня игра в году): ненапряжно и атмосферно провести время.

Персонажная предыстория aka вводнаяУрождённая Женевьева де Сигоньяк родилась в католической семье в провинции Анжу. По соседству с их родовым замком жило семейство де Ленуар, с чьей единственной дочерью Рене, и своей ровесницей, Женевьева дружила, - девочки часто играли вместе. Но к десяти годам Женевьева осиротела, и её взяла на воспитание дальняя родственница матери - герцогиня де Ла Тремуй, истовая гугенотка. (По тому принципу, что обычно во вводных Дикты католики угнетают гугенотов, - а тут, для разнообразия, наоборот.))
Герцогиня хорошо относилась к воспитаннице, но очень хотела обратить в свою веру, а по прошествии примерно двадцати лет - решила выдать замуж за гугенота, господина де Нерака. Нерак даже мог Женевьеве понравиться: был открытым, благородным человеком и, похоже, был искренне влюблён, - но с её стороны не было той искры-бури-вот это всё, которая перевесила бы нежелание менять веру. (Где-то внутри этой девушки жило довольно мудрое убеждение, что ради большой любви верой можно и поступиться, - а вот когда такой любви нет, религиозные несовпадения могут стать той мелочью, со временем приводящей семью к разладу, как горошина под матрасом.) Она пыталась поговорить с Нераком об истинной вере, - но он отметал все её доводы, целовал руки и говорил комплименты (и в примерно таком положении их и застукал Рауль де Буа - гостивший в парижском особняке Ла Тремуев друг младшего сына герцогини)).
Возможно, рано или поздно Женевьева бы сдалась и согласилась на замужество: противопоставить герцогине в её положении было нечего, куковать старой девой-приживалкой не хотелось, а Нерак был далеко не худшим вариантом. Но на одном из светских приёмов с ней случился барон де Шабо - спортсмен, католик и просто красавец. Женевьева влюбилась, барон - тоже, та самая искра-буря произошла. Некоторое время они скрывали свои отношения от всех в доме Ла Тремуев, - даже любовные письма барон передавал через своего друга, шевалье де Тьерри. На следующий месяц после разговора Женевьевы с Нераком (Рауль к этому времени уже уехал) герцогиня начала настаивать на помолвке, и Шабо, узнав об этом, предложил Женевьеве сбежать и обвенчаться. Недолго поколебавшись, она согласилась.
Тьерри снова помог всё устроить - побег в ночи, тайное венчание, - и так Женевьева стала баронессой де Шабо. Герцогиня попыталась оспорить законность брака, заключённого без её, опекунши, согласия. Барон взял и увёз молодую жену в Орлеан (не Новый, поближе)). Несколько счастливых месяцев слегка омрачались тем, что у барона появились два повода для ревности. Во-первых, оказалось, что Нерак земляк также живёт в Орлеане с матерью и сестрой, - и они с Шабо тут же невзлюбили друг друга. Во-вторых, приятель самого барона, шевалье де Левен, начал подбивать к его жене клинья - да так, что тот что-то заподозрил (хотя Женевьева ему не жаловалась, чтобы не тревожить понапрасну) и стал реже звать его в гости. Разумеется, сама Женевьева не оказывала никаких знаков внимания Нераку и не отвечала на подкаты Левена, - но если поведение Левена её возмущало (разве друзья так поступают - кладут глаз на чужих жён?!..), то Нерак, который никак не пытался её "вернуть", вызывал всё больше уважения. Тот случай, когда с достойным человеком тебе хотелось бы быть друзьями, - если бы это не причинило боль сразу двоим: и твоему мужу, и самому Нераку.
А летом муж (имени которому так и не отросло, пусть будет Шарль)) уехал на войну - Франция тогда воевала с Испанией на севере Италии за герцогство Савойское, - взяв с Женевьевы обещание не общаться ни с Нераком, ни с Левеном. Она и рада была бы это обещание исполнить, - вот только в отсутствие барона поползновения Левена стали более откровенными. В сентябре в Орлеане давала спектакль итальянская труппа дель арте, и после представления Левен стал настойчиво приглашать Женевьеву в пустой альков. Она уклонялась как могла, - и кто знает, чем бы это закончилось, если бы не появились Нерак и Рауль де Буа с женой (он приехал в Орлеан навестить родственников жены, Франция - большая деревня)). Нерак предложил Женевьеве проводить её домой, и она согласилась: выбора тут особенно не было - Левена она откровенно опасалась, а Нераку могла доверять. Рауль же был не тем человеком, который стал бы распускать сплетни.
Но всё, разумеется, пошло не так: на следующий же день стало известно о дуэли между Левеном и Нераком, закончившейся смертью первого и арестом второго. О причинах дуэли не сообщалось, и Женевьеве очень не улыбалось, чтобы в связи с этим инцидентом всплыло её имя - и дошло до мужа в чёрт знает насколько искажённом виде. Шёл суд, и Женевьева ожидала, что он, как это обычно бывает, признает смерть Левена несчастным случаем, - но семья Левена оказалась слишком влиятельна и жаждала мести, так что Нераку вынесли смертный приговор и через десять дней должны были привести оный в исполнение. Женевьева была в ужасе: если Левена было не очень-то жалко (она даже вздохнула с облегчением, что не её мужу пришлось с ним драться, поскольку рано или поздно к этому бы пришло), то смерти Нерака ей совсем не хотелось. А тут ещё и нотариус сообщил, что герцогиня де Ла Тремуй обращается в суд, чтобы признать брак Женевьевы недействительным. И Женевьева пребывала в полной растерянности: как помочь Нераку (спойлер: никак) и себе, сиречь - как сироте найти союзников для противостояния герцогине? (Видимо, со стороны мужа знатных знакомых не было, сплошные Левены.))
Когда Нерак сбежал из тюрьмы накануне казни, Женевьева испытала смешанные чувства: с одной стороны - радостно, что он выживет, а с другой - стало ещё страшнее, не сочтут ли её причастной теперь уже не к дуэли, а к побегу (который явно не обошёлся без посторонней помощи). Но, несмотря на всё это, она продолжила бывать в гостях у подруги детства, Рене, появившейся в Орлеане месяц назад в качестве жены местного маркиза де Лерана. Рауль также там бывал - вместе с супругой, оказавшейся кузиной маркиза. Заодно где-то неделю назад в Орлеане объявился де Тьерри - и его маркиз также приглашал (ну, или он сам заходил)). И тут бы порадоваться знакомому лицу, с которым можно было бы посоветоваться, - но что если Тьерри напишет барону о злополучной дуэли?.. А тому на войне никак нельзя волноваться!..

Как и в случае с Шарлоттой, я столкнулся с тем, что у меня нет женского платья на семнашку. Есть одинокий кринолин, - но он, во-первых, не для квартиры, а во-вторых, на него всё равно нечего надеть. Ещё немного прикидного бла-блаШарлотта собиралась из юбки-блузки-корсажа, - но с тех пор свою единственную женскую белую блузку я где-то продолбал (не удивлюсь, если на дне бельевой корзины, - хотя я уже столько времени не могу её найти...), и остались только чёрные рубашки. И если приличной гугенотской девушке лук "белый верх-чёрный низ" очень подходил, то молодой жене быть во всём чёрном было бы грустно: чай, не вдова. Спасла меня Ортхильда, выдав своё запасное розовое платье, очень симпатичное и как раз в мой размер (жаль, что фоточек, кажется, не случилось). Правда, я не понял, чем оно по крою отличалось от моего недавно пошитого зелёного ампира И, в целом, игроки в большинстве своём явно не заморачиваются эпохой (и правильно делают), лишь бы было не слишком современное платье. Но пошиться на семнашку всё равно хочется, чтоб по красоте, а то игры и балы наверняка ещё будут.
Играли у Веры, и играли с вкусным сидром и пирогами (Да, накануне отпуска в режиме "В доме надо было всё доесть, а не наготовить нового" это тоже было ценно!))

Вместо-персонажный кратко-отчётКак утро начинается с кофе, так игра начинается с сидра: на приёме клювом не щёлкают, надо успеть себе налить. Женевьева в процессе лавирования к столу выразилась в том духе, что сидр - это замечательно, особенно когда сухой. Хозяин дома, маркиз [Лиара], ответил, что сухого нет, но можно послать за ним слуг. Женевьева попросила не затрудняться - она не настолько привередлива, - и налила себе того сидра, который был. И тут дорогой де Тьерри [Векша], аки фокусник кролика из штанов шляпы, извлёк откуда-то красивую бутылку именно сухого сидра. И удостоился комментария:
- Да вы волшебник!
Это немедленно подхватил младший брат маркиза, Мишель де Лимож [Сумирэ], и вот уже Женевьева стала причиной случайного обвинения в колдовстве. А стоило один раз... Впрочем, разговоры о колдовстве продолжились естественным образом, поскольку маркиз собрал всех постоянных гостей с целью выяснить, что за чертовщина творится в его особняке: кто-то раскладывает в разных местах веточки с ягодами боярышника, растущего в окрестностях, а ночью видели таинственную фигуру в белом. Но если призрак никого особенно не удивил (в каждом старом замке должна быть своя легенда о призраке, распространяемая впечатлительной челядью, которая могла видеть, как кто-то в ночной рубашке пошёл до ветра), то выбор боярышника у всех вызывал недоумение. Почему, чёрт возьми, именно боярышник?!..
Женевьева, конечно, вспомнила о том, что в народе оберегом от нечистой силы считают рябину, - но о боярышнике ничего такого не помнила. Возникла версия, что это влюблённые обмениваются посланиями, и тогда Женевьева вспомнила о языке цветов, - вот только боярышник сейчас не цветёт! Он цветёт весной, и тогда его добавляют в свадебные букеты, - но что могут означать ягоды? Полагаться на их количество (пять ягод - встреча в пять на сеновале)) - ненадёжно: засохшие ягоды легко теряются. В результате самой верибельной Женевьеве показалась версия о том, что кто-то из слуг где-то прослышал, что боярышник отпугивает крыс или, там, привлекает деньги (а может, наоборот - привлекает крыс, если хочется напакостить).
Также прозвучала версия, что красные ягоды подбрасывают в качестве угрозы, но она показалась сомнительной: угрожать следует более доходчиво, а чего угрожающего в боярышнике?.. Кто-то вспомнил, что боярышник связан с Варфоломеевской ночью (но, опять же, цветы: по легенде, на кладбище невинно убиенных засохший боярышник расцвёл во второй раз), - а предыдущие владельцы особняка погибли, вроде как, как раз в Варфоломеевскую ночь. Но это было полвека назад, и эту версию отмели как неубедительную (а зря).
Прибыли новые неожиданные гости - граф Рошфор [Вера] и виконт Арман де Морен [Дикта]. Мишель незамедлительно просветил виконта, что де Тьерри - колдун, а сам де Тьерри заявил де Морену, что тот-де придирается к словам, как фея. Когда Женевьева позволила себе удивиться - она слышала сказки о том, что феи не могут врать, но других сказок не слышала, - де Тьерри уверенно пояснил, что феи так и норовят поймать человека на слове. В таком случае, решила Женевьева, все прокуроры - феи. А в том, что появившийся неведомо откуда Морен не был феей, она не была уверена.
Собравшиеся гости постепенно перешли к разговору об охоте на зайцев (и о том, что у прево из тюрьмы заяц сбежал, а тот мышей зайцев не ловит) и о натюрмортах с дичью. Кто-то заметил, что художникам проще изображать мёртвых животных, поскольку они неподвижны, нежели живых. Женевьева припомнила, что на картинах со снедью и цветами встречаются и живые животные - например, кошки и морские свинки. А Рошфор добавил, что кошки на натюрмортах обычно воруют еду и выглядят как дикие хищные зверьки, а не домашние и ухоженные. И что в голландских натюрмортах всё имеет какое-то значение (как не до конца очищенный лимон, который мог означать двуличность, а мог - скоротечность времени), и, следовательно, кошка тоже может быть символом. (В чём-то Рошфор даже был прав, хотя кот-вор, противостоящий преданному стражу-собаке, - всё-таки скорее фольклорный анекдот, нежели философская аллегория.))
Некоторое время спустя сообщили, что на камине в соседней комнате обнаружили книгу "Молот ведьм" вместе с очередной веточкой боярышника, что этой книги совершенно точно не было в библиотеке особняка, и что маркиз повелел её (книгу)) сжечь. Женевьева, возможно запоздало, посоветовала ценную улику не сжигать: во-первых, жечь книги вообще нехорошо (в XVII веке "Молот ведьм" ещё вполне себе был руководством к действию, а не ересью, и ведьм перестанут казнить только после 1682 года - ещё через полвека!), а во-вторых, кто-то мог использовать книгу как шифр, и следовало бы поискать в ней пометки и всё такое прочее.
Хозяева дома продолжали пребывать в растерянности: всех слуг они, разумеется, уже опросили, и слуги, разумеется, молчали. Рассчитать всех слуг и набрать новых - требует слишком много времени и денег. Тогда Женевьева предложила идею на недельку обменяться слугами: все слуги де Леранов будут жить и работать в её доме, и наоборот - у де Леранов будут её слуги. И если в её доме тоже начнут появляться веточки боярышника, - значит, дело точно в слугах, а не в гостях. (Пресловутых ведьминских проклятий Женевьева не боялась, поскольку не верила в них, - а в отсутствие мужа дома было скучновато, и новые слуги внесли бы какое-то разнообразие.)) Рене [Ранвен] спросила Женевьеву, такой ли же скверный характер у её старшей горничной (ну, терпимый, хотя оная горничная помнила её мужа ещё младенцем и порой считала, что лучше его знает), и не будет ли она так же бегать к кузнецу. Но лишиться горничной или переманить чужого кузнеца посредством служебного романа Женевьеве не хотелось
Разговор плавно перешёл со слуг на телесные наказания. Женевьева сказала, что никогда не наказывала слуг, а только один раз служанка настолько её разозлила, что она пригрозила обрезать той волосы, - и служанка расплакалась, повинилась и была прощена. Рене тут же впечатлилась, что найдено самое жестокое наказание. Но ведь угроза не считается! Женевьева не собиралась, разумеется, приводить угрозу в исполнение, - она ж не зверь какой.
Де Морен, дабы развлечь остававшихся в гостиной дам, предложил погадать на красивых "метафорических" картах со всякими диковинными существами из бестиария. Гадания, конечно, - грех, но Женевьева рассудила, что если относиться к этому не серьёзно, а как к игре, то можно. Она не задавала вслух какого-то конкретного вопроса, но про себя подумала о том, как разрешится её ситуация. Ей выпал единорог - пожалуй, самый красивый зверь во всей колоде и вообще благоприятный знак. Единорог - символ невинности, и Женевьева решила, что это означает, что в её невиновности не усомнятся ни правосудие, ни, что самое важное, дорогой супруг. Неизменно люблю мантику на играх А кто-то - кажется, Мишель - задал вопрос о том, кто помог Нераку бежать (после игры выяснилось, что он и помог)), и Женевьева старательно молчала, когда во фразе "Если эта карта выпадает в комбинации с..." прозвучала её карта. (В целом, описания были не сильно информативными: сплошь все карты сулили что-то хорошее, и давалась общеизвестная информация о мифических тварях. Но я в целом не понимаю метафорички как инструмент и не умею ими пользоваться, - а для игры карты реально красивые.)
Поскольку Тьерри постоянно путал боярышник с рябиной (а всё феи виноваты!), Женевьеве настойчиво пришёл на ум рябинышник. И крыжимолость (не.спрашивайте)). Мишель тут же захотел крыжимолость на свой личный герб. Рауль [Мориэль], также с целью развлечь оставшихся за бортом некоего расследования, стал рассказывать о своих путешествиях в Новый Свет и о поджидающих там опасностях вроде неведомых болезней и хищных животных.
- ...А ещё койоты, вполне естественные для этой местности...
- А противоестественные койоты? - полюбопытствовала Женевьева. (Где-то внутри игрок тихонько заорал, приложив ник "противоестественный койот" к двум персонажам разных сеттингов.))
Рауль серьёзно предположил, что противоестественные койоты - это шаманы индейцев, которые, по легендам, умеют превращаться в койотов и других зверей. Женевьева сказала, что за этим далеко ходить не надо: у нас есть оборотни дома(тм) и свои противоестественные волки есть - например, Жеводанский зверь. Это был, честно говоря, анахронизм (я как-то запамятовал, что Жеводанский волк - это уже восемнашка), - зато Женевьева с Мишелем подумали о нём одновременно и чокнулись бокалами с сидром.
Затем речь вновь зашла о призраке и о том, что слуги, вероятно, видели кого-то, кто пробрался на ночное свидание (...вот только почему в белом?!), - и Мишель выдал фантазию о призраке, который, напротив, защищает девичью честь, отпугивая от девицы ухажёров и говоря с ней о благочестии (отсутствие в доме хотя бы одной незамужней девицы его не смутило)). И, вероятно, это призрак священника (звучало богохульненько, но Женевьева не стала вмешиваться в полёт воображения). А почему в белом, а не в рясе? - Так потому что в белом саване похоронили. Или потому что это был монах-цистерцианец, ведь цистерцианцы носят белое облачение. Как этот цис-священник попал после смерти в особняк - Мишелем не уточнялось.
Заодно Мишель рассуждал, что ему, как младшему сыну в семье, прямая дорога в священнослужители. То, что ещё полчаса назад он говорил, что по натуре он рыцарь, и слова рассудительной вдовы де Теван [Джулс] о том, что к этому служению должно быть призвание, вот как у аббата д'Эрбле (да, у нас была эдакая AU-версия Арамиса, который сразу пошёл по духовной стезе, минуя стадию мушкетёра)), - Мишеля, как водится, не останавливало. Приятели припугнули его тем, что ему придётся ездить на муле или на осле - для благочестия.
- Или вдвоём на одном осле, как Тамплиеры: для двойного благочестия! - предложила Женевьева. - Только осла жалко.
Ей, конечно, напомнили, что Тамплиеры и доныне считаются еретиками (я вообще не был уверен, реабилитировал ли их Ватикан до сего дня, - но гугл говорит, что спустя 700 лет таки реабилитировал). Но Мишель всё равно был в восторге и выдал:
- Баронесса, дайте мне знать, когда овдовеете.
- Это... самый ужасный комплимент, который я когда-либо слышала.
- Но всё-таки вы его слышали!(с) это комплимент!
Что примечательно, такие подкаты Мишеля Женевьева вообще не фиксировала как опасные, поскольку воспринимала его мальчишкой-шалопаем, - даром что этот мальчишка был её старше на десяток годиков. Но от мужа его всё равно придётся держать подальше, дабы не ляпнул чего-нибудь подобного в его присутствии...
Вернувшийся маркиз пригрозил, что всё-таки отдаст великовозрастного младшего братца в обучение к иезуитам.
- Проявите христианское милосердие, - попросила его Женевьева. - К иезуитам...
Слово за слово наши и.о. следователей вспомнили некоего человека, который лет двадцать назад вышел из дома маркиза - и пропал без вести: с тех пор его не находили ни живым, ни мёртвым. Мишель утверждал, что в последний раз видел его покидающим особняк. Болот, в которых можно было бы сгинуть, в окрестностях не водилось, и разбойников тоже не ловили... В связи с историей с призраком уже всплывала мысль о людях-сомнамбулах, которые ходят по ночам и могут при этом навредить себе, шагнув, к примеру, из окна или с крыши. И предлагали что-нибудь рассыпать в коридорах, чтобы лунатик мог проснуться либо оставить следы, по которым его возможно будет вычислить, - вот только замучаешься рассыпанное прибирать. Теперь, по поводу исчезнувшего человека, Тьерри вдруг вспомнил (сиречь Векша перечитала вводную)), что видел его однажды ночью стоящим в коридоре и смотрящим в стену. Женевьева тут же подумала, что тот человек наверняка был лунатиком, из-за чего и попал в беду где-нибудь вдали от дома.
Но всё оказалось сложнее: каким-то чудом Тьерри опознал конкретный участок стены с резной деревянной панелью, - и мужчины, видимо за неимением травы, принялись трогать стену. Женевьева и Рене с немалым интересом наблюдали за ними, баронесса комментировала. А именно:
~ Если долго смотреть в стену, стена посмотрит в тебя.
~ Может быть, здесь есть дверь?.. - Если есть ломик, всё становится дверью! (И ещё немного восхищения от Мишеля.))
~ Сколько мужчин нужно, чтобы взломать стену? - Двое: один ломает, другой его держит и разбегается. (Мишель тут же вызвался побыть тараном.))
И в целом подруги нашли это зрелище увлечённых мужчин очень трогательным: мальчишки такие мальчишки, придумали себе игрушку и разбирают её. Женевьева сказала, что если бы её муж был здесь, то тоже наверняка бегал бы вокруг этой стены, как восторженный щенок. И тут... к стене подошла вдова де Таван, припомнила какую-то детскую считалочку, нажала на деревянные цветы в правильном порядке, - и деревянная панель действительно открылась. А за ней - ступени и каменный мешок, в котором обнаружился... человеческий скелет. Вдова взяла украшения, которые были при этом скелете, и зарыдала, повторяя, что ему не стоило это делать ради неё, что она его об этом не просила. А в ответ на всеобщее непонимание - выкрикнула, что это был её старший брат, и что они принадлежат к фамилии прежних владельцев дома. Видимо, её брат хотел каким-то образом выкурить семью маркиза, чтобы отдать дом сестре, но где-то просчитался.
Женевьева ничегошеньки не понимала в конфликтах почти полувековой давности - и при виде скелета решила всё-таки в обморок не падать, но присесть на диван и выпить ещё сидра. Она всячески убеждала себя (и окружающих заодно), что либо кто-то спрятал в стене труп, либо несчастный упал с лестницы, сломал себе шею и был уже мёртв, когда панель за его спиной каким-то образом закрылась. Потому как даже предположить, что человек мог быть замурован в стене заживо, было жутко до тошноты; впрочем, против такой версии событий говорило то, что домочадцы не слышали криков о помощи, - хотя не слышали они и трупного запаха: очень уж толстые стены. Слабым голосом Женевьева попросила распорядиться, чтобы останки перенесли в церковь, - и надеялась, что аббат д'Эрбле [Тикки] так и поступил.
Раньше все разбегались по всему дому, а теперь все собрались в одном месте, - и я решил, что Женевьеве пора и своими проблемами женщины-в-беде заняться. Ибо спасение утопающих - дело рук самих утопающих. Женевьева всё собиралась осторожненько спросить де Тьерри, не писал ли ему её муж, но так и не собралась, - и прежде всего пошла за советом к подруге. Сказала Рене, что её, Женевьевы, проблемы, конечно, меркнут на фоне проблем, с которыми столкнулся дом маркиза, - но Рене тут же предложила ей поговорить в укромном уголке, где на них никто не обращал внимания. Женевьева поведала ей о притязаниях герцогини, - и Рене как никто поняла и поддержала её в том, что брак по любви - редкое счастье, которое необходимо сберечь и за которое нужно бороться. Венчание было, - значит, сказала Рене, браки заключаются на небесах.
При этом обе дамы не могли понять, какой у герцогини, чёрт возьми, мотив. Деньги? - Точно нет: герцогиня ни в чём не нуждается, и уж точно богаче сироты, которая едва ли получила значимую долю в наследстве и за которой ещё приданое нужно дать. Связи? - Ну, могла хотеть выдать воспитанницу за знатного гугенота для укрепления родства, - но, во-первых, Женевьеве было известно только о переговорах с Нераком (даже не дошедших до помолвки), а Нерак как честный человек отказался от любых на неё притязаний; а во-вторых, герцогиня и так не была обделена связями: Женевьева, нагнетая, говорила, что у её опекунши немало влиятельных знакомых, ибо гугеноты держатся друг за друга, - и тем не грешила ни против исторической действительности, ни против реалий той игры про Шарлотт, где герцогиня действовала как игрок. А игрока не спросишь (Да и не в курсе игрок наверняка.)) Сошлись на том, что герцогине просто хотелось власти над воспитанницей, которую она привыкла считать своей собственностью - и которая посмела ускользнуть из её рук.
Во время разговора подруг в другом конце зала Мишель вновь громко и во всеуслышанье заявил, что не собирается жениться, - разве только если баронесса овдовеет. Во второй раз Женевьеве стало уже не смешно, а Рене заставила родича извиниться. Извинения были приняты - Женевьева по-прежнему не могла сердиться на этого золотисто-ретриверного щенка: первые сорок лет - самые сложные в жизни мальчика А вот Рене даже испугалась, не причастны ли намерения Мишеля к планам герцогини оспорить брак баронессы, - и Женевьева её успокоила, что, во-первых, она с Мишелем знакома всего месяц, тогда как опекунша начала протестовать с самого её замужества; а во-вторых, Мишель - католик, а герцогиню интересуют только мыши единоверцы. Так что Мишель герцогине точно ничего не обещал, как и она ему.
Но необходимость найти влиятельных друзей самой Женевьеве - оставалась, и Рене попросту взяла и громко спросила, кто может считаться представителем закона и мог бы помочь. Откликнулся, что логично, прево де Бриссак [Дуглас], - но Рене мудро не стала посвящать его в щепетильные детали. В конце беседы к дамам присоединилась Луиза де Буа [Ортхильда], и при ней Женевьева сказала, что это в общем-то не тайна - то, что её опекунша хочет оспорить её брак. (И у Луизы Женевьеве было бы любопытно спросить, каково ей, католичке, быть замужем за гугенотом, - но без близкого знакомства такое любопытство выглядело бы неприличным, а в связи с существованием Нерака - ещё и подозрительным.) И когда Луиза сказала, что ничем не сможет помочь, - Женевьева возразила, что очень даже сможет: ведь её муж был вхож в дом де Ла Тремуев, а значит, может знать, что на уме у герцогини, и попытаться повлиять на неё как друг семьи и единоверец. Луиза пообещала поговорить с Раулем и дать Женевьеве поговорить с ним. И это было куда как лучшим планом, нежели самостоятельно искать беседы с мужчиной, пусть и женатым!..
Но Рауль пока был занят, так что первым о разговоре с ней попросил Рошфор. Они вышли в сад, - и бдительное солнышко Тьерри отказывался уходить оттуда, пока Женевьева не заверила его, что ей нужно поговорить с графом конфиденциально, а он, если пожелает, может оставаться неподалёку. Рошфор был галантен и внимателен и сперва спросил, может ли задавать личные вопросы, которые могут быть баронессе неприятны. Женевьева решила, что отпираться будет подозрительным, и лучше честно рассказать, как есть, - ведь она в самом деле даже не знает, действительно ли из-за неё произошла дуэль: Нерак с Левеном могли столкнуться и поссориться по совершенно любому стороннему поводу. Так Рошфор стал первым, кому она рассказала об инциденте в театре и его предыстории: о том, как Левен вёл себя так, что хоть и не дал повода отказать ему от дома, но добился того, что барон перестал его приглашать; и о том, как согласилась, чтобы Нерак её проводил, поскольку она боялась за свою безопасность, а Нерак показал себя благородным человеком. Рошфор, к счастью, не стал делать никаких лишних выводов, а просто поблагодарил баронессу за ответ, поскольку его просто интересовала судьба его друга.
Как выяснилось после игры, - не то Левен, не то Нерак был бывшим агентом и любовником Рошфора, решившим от обиды переметнуться. Собственно, Женевьева понимала, что у графа личный, а не служебный интерес, - что также позволило говорить всю правду. Немного жаль, что для ещё большей взаимной откровенности им не хватило знакомства: Женевьева не могла ни выразить Рошфору сочувствие, ни попросить его о помощи в своей тяжбе с опекуншей. Не знаешь, насколько можешь доверять человеку, которого видишь впервые в жизни и чьему близкому косвенно доставила проблем вплоть до гибели!..
Когда Женевьева в сопровождении графа вернулась в гостиную, Рене затеяла там новое гадание - по томику "Доктора Фауста" Кристофера Марло. Прежде чем пойти говорить с Раулем, Женевьева попросила подругу открыть ей строчку. Ей выпало что-то о том, "что может дать Тамерлан" (я, конечно, не помню цитату наизусть, - я из всей пьесы помню только "Мой ад везде, и я навеки в нём"). Рене спросила, кто такой Тамерлан, и Женевьева ответила, что это древний полководец, которого варвары-англичане идеализируют и о котором Марло также написал другую пьесу. Про себя же баронесса подумала, что тема даров от щедрот Тамерлана может как сулить ей желанную помощь высокопоставленных лиц, так и предостерегать от обращения к власть имущим. Это предсказание ещё больше укрепило её в мысли, что не обращаться за помощью к Рошфору было правильным решением. А вот Рауль де Буа - он почти свой...
Рауль, услышав историю Женевьевы, немало удивился и так же, как и Рене, задался вопросом мотивации, сиречь - что на герцогиню нашло, ведь он знал её совсем другой. Женевьева сама хотела бы это знать! Ведь у неё с опекуншей были хорошие отношения - до побега. Но герцогиня даже не была неправа, заявляя, что её воспитанницу увезли из дома без её, опекунши, согласия. Однако - снова повезло: Рауль согласился, как будет такая возможность, поговорить с герцогиней и постараться её образумить. И в его красноречие можно верить!..
Далее вновь наступило некоторое затишье. Обсуждали призраков и то, насколько с точки зрения христианства возможно их существование (Мишель припомнил, что тень Самуила являлась Саулу, - но некоторые богословы считают, что то был демон). Плавно перешли к теме бессмертия, к библейским пророкам, которые жили по 900 лет, - и решили, что Мишель в свои 900 лет как раз позврослел бы. Это был бы примерно две тыщи пятисотый год! Вспомнили и Вечного Жида, - и Рене попросила аббата д'Эрбле просвятить её, был ли такой персонаж "в каноне", и вправду ли то был иудей, толкнувший Христа во время его крестного пути. Аббат подтвердил, что Вечный Жид - это апокриф, и что в разных источниках его происхождение различается.
Женевьева припомнила версию, согласно которой Вечный Жид - это Каин (хотя, по мнению аббата, вечные скитания - больно мягкое наказание за братоубийство), - и впервые услышала версию о том, что Вечный Жид - один из ангелов, не примкнувших ни к Богу, ни к Люциферу (я этого, честно говоря, даже в википедии не нашёл, но верю, что Тикки лор курила)). То есть этот ангел (и даже странно, что он был один такой)) решил подождать, чем всё закончится и кто победит. И когда Тьерри удивился, почему это грех, - Женевьева припомнила "Ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч!"(с). У падших ангелов есть шанс раскаяться, а у равнодушия такого шанса нет.
Немного погодя Женевьева сама случайно оказалась пророчицей: когда прево де Бриссак сказал что-то в духе "ПОКА всё хорошо", кто-то ответил: "Вы меня пугаете", а Женевьева заметила, что у прево профессия такая - пугать. (После игры выяснилось, что прево - по большей части из любви к искусству - помогал вдове де Таван продолжать стратегию запугивания владельцев особняка, начатую её погибшим братом, посредством подкидывания боярышника, и даже лихо лазил в окно.))
Затем, стоило Женевьеве наполнить свой бокал сидром, - как мимо прошёл маркиз, как ни в чём не бывало сцапал этот бокал со стола и начал пить (слегка удивившись наличию сидра в нём)). Оказалось, что бокалы у них были одинаковые Женевьева, пожав плечами, взяла второй такой же, пустой, и наполнила его заново, - порадовавшись, что никто не пытается её отравить. (Обычно я беру с собой свой игровой кубок, чтобы ни с кем его не путать, - но, как выяснилось, его отсутствие порождает отличные игровые моменты.))
Напоследок (поскольку игра подходила к концу, а время ещё оставалось) Женевьева решила, что недурно бы спросить совета и у духовного лица, и попросила аббата о разговоре. Они с д'Эрбле вышли в соседнюю комнату, и баронесса изложила свою ситуацию с опекуншей. Аббат сказал, что она всегда сможет найти приют в монастыре, и что он знает подходящий монастырь неподалёку. Женевьеве, прямо скажем, не улыбалось при живом муже прокуковать свои лучшие годы (ну ладно, месяцы, но их тоже не улыбалось!) в монастыре, - и она как-то не предполагала, что сторонники герцогини могут решить её похитить и силой вернуть в лоно приёмной семьи. С другой стороны, - когда решат (не то чтобы из ряда вон выходящая практика для XVII века, сдаётся мне), может оказаться уже поздно, тогда как надёжные монастырские стены гугеноты точно штурмовать не станут. Также аббат посоветовал писать вышестоящим лицам церкви (надо полагать - в Париж, кардиналу, - Женевьева уже и сама была готова писать хоть Папе Римскому), и баронесса попросила его поставить свою подпись под её прошением: письмо от какой-то женщины никто читать не станет, тогда как ходатайство аббата придаст ему веса.
Аббат заверил Женевьеву, что церковь будет на её стороне, - а это значительная сила. Что Франция - всё ещё католическое государство, и, несмотря на Нантский эдикт, гугенотам следует помнить своё место. Его уверенность воодушевила Женевьеву, и она искренне поблагодарила аббата за утешение: очень важно знать, что ты не одна, не брошена на произвол судьбы. В гостиную они вернулись аккурат на словах о том, что переодетая мужчиной женщина не вызывает у прево затруднений. Контекст оказался таковым: кто-то предположил, что Нераку могла помочь бежать переодетая женщина, - но прево де Бриссак утверждал, что это точно был мужчина, и что он смог бы отличить от мужчины переодетую в мужское платье женщину. Женевьева незамедлительно свела тему к шутке, сказав, что все домыслы закончатся версией, что Нерака освободили три зайца в плаще. Зайцев тут же принялись обсуждать как потенциальный фольклорный образ.
И уже в конце - и даже после игры - Рене решила, что они с мужем уедут и возьмут Женевьеву с собой. Это было куда более приятным выходом, нежели монастырь: герцогиня не будет знать, где находится воспитанница, а мужу можно будет написать из нового места и сообщить, что-де я в безопасности, беспокоиться не о чем. И когда он вернётся - тогда уже вместе решить все проблемы. Всё-таки у нас с Ранвен вышла очень ценная связка: о той женской дружбе, когда помогаешь друг другу, что бы ни случилось, потому что больше никто, кроме подруги, тебе не поможет.

...А после - допивали-доедали, и были раскрыты карты персонажных историй с игры, - а дальше я убежал собираться в полёт, и всё как в тумане Но рад, что не расплескал эту историю по дороге, ибо она хороша.