В этом году по моим заявкам было написано аж два текста в рамках райтобера. Преимущественно участники флэшмоба вокруг меня писали про БуроЯр (что сделало количество текстов по этой игре ещё более фантастическим), ну а я зашёл с другими персонажами. Конечно, я не мог не заказать Шаману Бермессера, - и получил чудесную историю. Очень верится в такой вариант её развития - потому что Говард во всех реальностях бесконечно любит своего Вернера и всегда рванёт за ним хоть за край света, при любых обстоятельствах. Я в этот текст заворачивался как в подорожник и сидел урча: буквально весь месяц не мог закрыть вкладку с ним, нет-нет да заглядывал приложить слова к сердечку. И рисунки Они тоже были с нами как иллюстрации, - потому что это именно наши Вернер и Говард. Посмотрите на них по Этерно-тэгу, если ещё не, - они стоят того.
Ссылаться мне особо некуда, но вот оригинал текста на телеграфе, если вдруг вам удобнее читать оттуда

Вернер фок Бермессер, ключ - "аргументы иссякли"Вернер лежал в темноте и смотрел в потолок.
Принц Фридрих Зильбершванфлоссе тихо и мирно дышал рядом - вот уже целый час как. Не зная, что его любовник и верноподданный снова перебирает в голове аргументы - как в предыдущую ночь, как и много ночей подряд - почему он не должен перерезать горло своему принцу прямо сейчас.
Вернер не до конца понимал, откуда у него такие мысли спустя восемнадцать лет бытия фаворитом. Только в последние годы было невыносимо тошно - после каждого приказа... и каждый раз после того, как Фридрих вызывал его в свои покои, чтобы трахнуть, изобретая всё более унизительные вещи. Казалось бы, можно и потерпеть - ради положения, славы, да просто преданности, в конце концов...
Я больше не хочу терпеть.
И всё же Вернер не мог решиться. Стоило в деталях представить, как он приставляет нож к горлу спящего принца, как в сознании начинал вопить какой-то голос: "Это бесчестно!.."
Ха. Как будто тебя волновало благородство поступков раньше, когда вы с Фридрихом подставляли, оговаривали, отравляли кого-то ради продвижения к престолу...
Но его поймают, обязательно поймают. Даже расследование проводить не придётся - слишком у немногих есть возможность остаться с принцем наедине, слишком немногих не обыскивают при входе в его покои... Если это делать, придётся бежать, и бежать далеко.
Может, это как раз и есть шанс начать новую жизнь?..
Последний аргумент раз за разом оказывался самым сложным. "Он же любит тебя, а ты любишь его", - уговаривал внутренний голос. Принц действительно много говорил ему об этом, - стоило только Вернеру в очередную встречу выглядеть более печальным или угрюмым, как Фридрих становился намного ласковее. Осыпал подарками, гладил по лицу, да и в постели был куда более нежен, чем обычно. Вернер жадно цеплялся за эти крохи тепла. И, если уж быть совсем честным, - он уже просто не представлял своей жизни без принца.

Может быть, он так и лежал бы ночами без сна в постели принца - а затем и кесаря, перебирая аргументы, словно бусины на чётках. Может быть. Если бы вчера вечером, лениво перебирая волосы Вернера, по приказу сидящего у его ног, Фридрих вдруг не обронил лениво и будто мимоходом:
- Да, и я хочу, чтобы ты убрал фок Хосса. Он слишком много общается с шавками этого Фельсенбурга, я начинаю сомневаться в его преданности.
Вернер закаменел, не решаясь шевельнуться, чувствуя, как рушится что-то внутри. А принц лишь недовольно вздёрнул бровь:
- Тебя что, ещё учить надо? Смещаешь с должности, лишаешь чина - ты придумаешь, за что. Выжидаешь несколько дней и подстраиваешь самоубийство - мол, не выдержал несчастный позора и отвержения.
Вернера тогда хватило только на то, чтобы сдавленно выдохнуть: "Да, мой принц".
И с того самого момента привычные аргументы казались блёклыми. Всё ещё крутились в голове, но уже ничего не значили.
В тот же вечер он написал письмо Говарду - с коротким сухим предупреждением, что ему, вероятно, надо будет срочно уехать по делам на неопределённое время. Фок Хосс был в отъезде, письмо должно было застать его позже. Вернер понимал, что чудовищно рискует с этой запиской, но... но просто не мог оставить Говарда в совсем уж полной неизвестности. Это было бы чересчур жестоко.

...Фридрих не успел закричать, он даже проснуться не успел. Кровь хлынула на простыни, пока Вернер в каком-то отупении смотрел на тело принца, распростёртое перед ним, на кинжал в своих руках. До сознания словно всё никак не доходило произошедшее. Однако медлить было нельзя.
Он покинул дворец и спешно отправился к порту. Хорошо, что принц Фридрих и вся его свита уже несколько месяцев жили не в Эйнрехте, а в Хартванде, городе не самом крупном, но с собственной гаванью. Небольшие резиденции здесь были у всего фридриховского дворянства, значит, и Говард, возвращаясь, застанет письмо...
Вернер растолкал одного из лодочников, дремавших у причала. Осведомился о том, какой корабль отправляется на юг в ближайшее время. Силуэт парусника в заливе проглядывался сквозь туман раннего-раннего утра. Дальше задачу выполнят деньги.
Он уже собрался шагнуть было в лодку, как вдруг услышал за спиной торопливые шаги - человек явно бежал.
- Вернер!..
О, Создатель. Вернер медленно обернулся - и напоролся взглядом на бледное лицо Говарда фок Хосса.
Тот не стал задавать вопросов. Только шагнул ближе, встал - рядом, тоже готовясь забираться в лодку. А потом выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду:
- Я с тобой.
- Да ты хоть знаешь, что я наделал? - Вернер почувствовал, что еще немного - и он истерично засмеётся. Вся ситуация была до ужаса нелепой... и заставляла сердце болезненно сжиматься.
А Говард шагнул ближе и осторожно взял его ладонь в свою. И сказал тихо и уверенно:
- Нет. Если ты захочешь - расскажешь однажды. Но я - с тобой.
Он забрался в лодку и подал Вернеру руку, пока тот тупо стоял и смотрел, не в силах поверить.
Не в силах поверить, что все эти годы он был чудовищно слеп, что не разглядел Говарда, не заметил его чувств - и оглушительной, безусловной преданности.

...лодка тихо плыла к кораблю, который должен был отплыть уже через полчаса. Вернер слушал скрип вёсел в уключинах и думал, что у него больше нет ни дома, ни страны, ни правителя, за которым он мог бы идти.
И всё же он был не один под этим блёклым дриксенским рассветом, освещавшим путь в его новую, пока совсем неизвестную жизнь.

(с) Шаман

А Манулу я заказал Стервятника, которого он играл на своей игре. Я старый Ральф и не знаю слов встречал в своей жизни очень разных Стервятников, поэтому мне стало интересно, каким его видит и чувствует Манул. И то, что я прочитал, - отозвалось и зацепило.
У Манула есть паблик во вконтаче. Только оттуда я и узнал о песне, цитируемой в тексте.


Стервятник, ключ - "судорожный вдох"Рассвет потихоньку вползает в окно. Утро всегда наступает, безжалостное и отрезвляющее. Утро не даёт отсрочек, ему неважно, что и у кого произошло этой ночью. Белая полоска света режет глаза, обещая стать только ярче и беспощаднее.

Клянись же, ешь землю, что вместе со мною сгоришь...

Не сейчас. Увы, не сейчас. Сейчас надо встать, откинуть с лица налипшие волосы, промокнуть мокрые щёки от слёз и крови. Он знает, что выглядит отвратительно и жалко. И знает, что здесь его никто не осудит. Если человек был с тобой в самую страшную минуту, если он не отвернулся тогда, то сейчас тем более нечего скрывать. Это та степень душевной наготы, которая уже равна содранной коже.

Он обязательно поблагодарит. Позже. Не словами, а делом. А сейчас утро, утро листает страницы дальше, не спрашивая, хотим ли мы остаться в прошлом. Утро - это и есть дальше, в которое ты приходишь, даже если уверен, что не можешь идти, смотреть, дышать, даже если кровь вытекает медленно, по капле. Мешается с холодной, пахнущей ржавчиной водой из лейки душа.

Кровь - это ржавчина, застывая, она становится рыже-коричневой и разъедает металл. Кровь - тоже мера времени, как и вода, как и собственное дыхание. Вдох-выдох, остаточные всхлипывания, воздух движется с трудом. Дышать больно. Каждый раз будто вталкиваешь воздух не только в свои, но и в чьи-то ещё лёгкие против воли их обладателя - и так же судорожно выталкиваешь его наружу. Бесполезное занятие.

Вода стекает, падая из лейки и исчезая в проржавевшем сливе.

Он привыкает дышать за двоих

(с) Манул

С одной стороны, мне очень хотелось бы написать своё алаверды. Благо у меня бродили идеи и про Бермессера, и про Стервятника - ещё в те времена, когда я писал кинктобер. Но - сейчас у меня не нашлось сил развить эти идеи до полноценных текстов. Значит, пока не время.