Как я уже упоминал, однажды на понедельничных вальсах я подался в игротехи на игробал по Монте-Кристо, и проснулся с уже назначенной постоянной игротехнической ролью - журналиста Феликса Костье. У него была одна-единственная функция: если Бошан, игровой персонаж (Сумирэ), откажется публиковать изобличительные статьи, подкинутые ему Монте-Кристо, - их опубликует Костье, его конкурент. Также, как и всем игротехам, мне следовало помнить, как работают механики персонажей, и помогать их осуществлять при необходимости. Механики были, по сути, суперспособностями каждого персонажа - примерно как было у меня на Пасьянсе.
Я никогда не был фанатом именно этого романа Дюма, но когда я прочитал квенту Монте-Кристо - по сути, краткий пересказ романа на 23(!) страницы, - я вспомнил, насколько же это фэнтези Немного об игреМонте-Кристо фантастически везёт: его никто не узнаёт, все ему верят, все обстоятельства складываются в его пользу; денег у него неограниченное количество, и всеми знаниями и навыками он владеет в совершенстве. Все марти-стю (не люблю этот термин, но тут иначе не скажешь), созданные после него всеми авторами мира, меркнут на его фоне и нервно курят в кустах, - потому что Дюма достаточно прямо намекает на то, что его герой - уже не человек. Эдмон Дантес погиб в мешке, сброшенном в море, - а с морского дна вышел уже демон мщения. Я бы не хотел именно играть по Монте-Кристо, - потому что это значит играть в то, что за тобой придёт Монте-Кристо в лице играющей мастерицы Коррианны и либо сломает тебе жизнь за твои грехи прошлого, либо использует тебя для того, чтобы сломать кому-то жизнь Очень специфическая play-to-lose, и очень понимаю, насколько Фернану (Софи) было тяжело вывезти персонажа, по сути обречённого на убой без возможности выхода.
Как игротех я видел изнутри игровой кухни, что Монте-Кристо был реально неуязвимым и непобедимым: он мог отразить любую механику обратно на применяющего (т.е. если его пытаются обокрасть - он сам может что-то свистнуть у того, кто попытался, а если пытаются пырнуть ножом - оказываются ранены, etc.), на дайсе всегда(!) выкидывал шестёрку, мог сварить любое снадобье, владел любым оружием в совершенстве (что значило автоматическую победу в практически любой дуэли), а неисчерпаемые финансы позволяли подделать любые документы и подкупить любого внеигрового персонажа. Отравить его также было невозможно (он не пил и не ел, сиречь игрок буквально не подходил к фуршету). Таков канон, и он неумолим
Но я прежде встречал только вариант мастерского персонажа-"коробки" (от термина настолок - "играть против коробки", как в Аркхэме), когда игроки должны объединиться, чтобы его победить (и то я чувствовал себя неловко, когда играл Клауда и его в итоге спасли). Ну, и вариант мастерского персонажа-"мессии", который является, когда игроки уже отчаялись решить игровые проблемы, - чтобы повести всех к свету истины и победе, и опционально пожертвовать собой (что для меня несколько обесценивает усилия персонажей, - но есть игроки, которым именно это нужно и которые с удовольствием играют в следование за лидером). И ни разу не встречал - чтобы мастерский персонаж был эдаким неотвратимым стихийным бедствием (мастерско-игротехнические Тёмные Блоки во главе с условным Сауроном не в счёт - это другой сорт аттракциона, позволяющий персонажам насладиться моральной победой, пока они страдают)), и всем было норм!.. Я бы на такое не решился И зря, наверное, - но пусть лучше мои мастерские персонажи в сторонке постоят.

А сейчас будет преамбула: мне нужно было починить гештальт. ПреамбулаКогда-то на заре моей ролевой юности, лет 8-9 назад, была игра по Монте-Кристо "Маскарад в Ливорно". Я играл некоего светского типа, которого его приятели буквально перед стартом или на старте игры принялись подговаривать убить мастерского персонажа - крупного вельможу. Дескать, достаточно сделать вид, что ты его соблазняешь, зайти со спины - и ножичком. И да, вот прямо сейчас, чего тянуть. Я сперва сомневался как игрок, стоит ли это делать в самом начале игры, - но соигроки настаивали, и я рассудил: мастерские персонажи нередко вводятся в игру, чтобы быстро погибнуть и тем самым запустить сюжет. Если покушение удастся - может быть интересно, и если не удастся - может быть интересно. И мой персонаж пошёл "на дело".
Несколько топорное (персонаж-то был гетеросексуален!) соблазнение сработало, мы с мастерским персонажем уединились. Ответственный момент, когда массаж плеч должен перейти в кулуарку... И тут жертва оборачивается, перехватывает нож, зовёт стражу. А дальше мой персонаж оказался посажен в темницу и выключен из игры до самого её конца. Пара игротехов, временно исполнявших роль стражников, понятия не имели, что со мной делать: никаких моделей допросов и пыток предусмотрено не было, и такой поворот событий явно был для техов такой же неожиданностью, как и для меня, - так что наше взаимодействие свелось к словесному "Ну давай мы тебя, типа, попинали, а ты покричи". Я пытался что-то выжать из игровой ситуации: попросил позвать к себе кардинала для исповеди, порыдал в кардинала, сморкаясь в собственное жабо. Попросил в качестве последнего желания позвать певицу, чтобы она спела для меня (певицу играла Стрикс, так что было что послушать), - но она так и не пришла: видимо, была занята игрой. Писал какие-то признания, писал прощальное письмо внеигровой жене, которую сам себе нафанонил... А потом игра, за которую я платил взнос, закончилась, - и единственным, что я видел на этой игре, была моя личная отдельная комната, в которой я просидел несколько часов.
Я до сих пор не знаю, было ли это дурацким розыгрышем с целью не допустить меня до игры (хотя можно было просто не принимать заявку) - или, скорее, игроки и мастера просто не подумали о пожизнёвых последствиях, действуя из логики персонажей (у меня впоследствии была ещё одна игра, на которой моему персонажу объявили бойкот из-за его желания служить в армии и закрыли от него игровое пространство на замок, так что мне тоже пришлось до конца игры ждать в неигровом помещении). Сейчас-то я бы докопался до мастеров с вопросом, а во что МНЕ играть-то, - а тогда мне крепко вбили идею, что игрок сам за себя отвечает и сам должен находить себе игру. В общем, на Ливорно я выгуливал прикид опереточного злодея, который Птахе когда-то сшили на Байерли Форратьера: маскимально попугаистый, никуда больше такой не выгуляешь. И с тех пор мне хотелось выгулять его снова - но на сей раз НОРМАЛЬНО. И вот, dream comes true.

Перед субботой я снова не слишком-то выспался (пол-ночи мёрз, и непонятно, то ли в доме действительно похолодало, то ли моя терморегуляция улетела от переутомления), но встал по будильнику, собрал вышеупомянутый прикид, чудом не забыл перчатки - и поехал. Играли в уже знакомом танцзале MyClub, где был др Гречи и куда я доезжаю автобусом от Семёновской. Предусмотрительно я захватил из дома ножницы, поскольку на игротешке предстояло много резать и клеить. Какая же у этой игры была красивая раздаточная типография! Аусвайсы, паспорта, документы, письма... Как игрок - всегда такое сохраняю на память. Немного доигрового и поигрового пожизняка
Я резал карточки оружия и карточки механик, потом заклеивал изолентой ламинированные листы для тех, кто владел механиками, позволяющими что-то узнать о других персонажах. Эти листы заняли больше всего времени и персональную летучку всех игротехов на тему того, как действовать в случае применения таких механик, - но в результате игроки, кажется, так ими и не пользовались, поскольку эти механики кажутся мне наиболее бесполезными. Например, что может дать возможность узнать механику того или иного персонажа? Если возможность узнать, кто именно из персонажей владеет той или иной механикой, - это шанс обратиться к кому-то за помощью или понять, кто совершил преступление, - то тык пальцем в небо, скорее, просто удовлетворит любопытство. И что может дать возможность узнать "цвет души" другого персонажа - светлая она, тёмная или серая в зависимости от склонности ко злу?.. Впрочем, - может, что-то дать и может.
Когда резать-клеить было уже нечего - я пошёл к игрокам в раздевалку прикидываться, а потом началась чиповка. Оказалось, что есть и игроки без квент, которые просто пришли потанцевать на балу, - но, в отличие от Малахитового бала, они были не только в образах, но и вполне себе общались по игре, а не "тут играем, тут не играем, тут рыбу заворачиваем". После парада игра должна была начаться с арии "Ад у порога" из мюзикла, но... Мы же помним, что на играх происходит с техникой из-за разлитого в воздухе волшебства? - Колонка наотрез отказалась включаться, и музыкального трека не случилось. Зато у Монте-Кристо для каждого персонажа был заготовлен трек, который мог включиться при общении (и порядочно мешать расслышать, что происходит)).
И у нас были прекрасные фуршетные техи (изображавшие условных служанок), которые оперативно добавляли на стол канапешки, печеньки и фрукты, и иногда даже выходили танцевать! Правда, одну из них немного напугала Джулс, когда схватила и припёрла к стенке с вопросом (согласно её персонажной механике, позволяющей услышать правдивый ответ, причём во время секса, - то есть она фактически изнасиловала служанку), кто нападает на людей с ножом. Служанка, разумеется, была ни слухом ни духом, а Джулс ещё удивлялась, "как это, игротех - и не знает". Но блин, есть разница между пожизнёвым знанием игротеха и знанием персонажа И мы не могли предугадать, что на параде фуршетным техам тоже стоило проговорить, фуллконтактные они или нет... Но всё разрулилось благополучно. А фуршет был очень вкусный: черешня, персики и сливы, ананасы(!), и залипательные аки семечки сушки-тарталлини. Не переводился лимонад с листочками мяты, а под финал появился зефир. Голодным я не остался!

Феликс мог бы стать довольно стереотипным беспринципным журналистом, но получился... нет, не идейным, как, например, Симонна, - а, скорее, человеком, который дорожил своей репутацией и старался не столько поступать, сколько выглядеть благородно.
Вместо игротехнического и персонажного отчётаМоя игра началась с того, что со мной, т.е. с Феликсом, заговорили как раз "неигровые" персонажи - они очень старались в ролевую игру, это было очень трогательно Дама спросила, чем я занимаюсь "в 1839 году" (да, именно так и спросила - как гостья из будущего)), затем радостно пересказала это своему подошедшему супругу.
- В таком случае мне нужно держать рот на замке, - решил он.
- Почему же? За каждым генералом стоит великая женщина!
- А за каждой славой стоит летописец, - добавил Феликс.
Некоторое время, в течение первого отделения бала, я занимался тем, что общал кого-нибудь, кто начинал скучать в одиночестве. Обращал внимание на Монте-Кристо, эффектно появившегося "с опозданием", считая его "тёмной лошадкой" (такой родословной или таких владений, как Монте-Кристо, Феликс раньше не встречал и подозревал, что баснословно богатый граф попросту купил титул), и говорил, что чует сенсации. Был приятно удивлён, когда, представившись мадемуазель д'Армильи (Ранвен), услышал в ответ, что его ведь знает весь Париж.
- Не все дочитывают статью до подписи автора...
- Но это ведь самое интересное: узнать, кто выразил своё мнение!
- Это мудрое замечание. Хотя даже мы не всегда знаем, чьё мнение публикуем...
- Вам пишут инкогнито?
- Да, мы публикуем анонимные статьи. И это также интересно: попытаться догадаться, кто стоит за ними, кому это может быть известно.
Познакомился с другими "тёмными лошадками": во-первых, с Андреа Кавальканти (Джилл), который, как мы помним, на самом деле был воспитанником Монте-Кристо, а никаким не князем (других, впрочем, также удивляло, почему человек с явно итальянской фамилией говорит на французском как на родном).
- Всему обществу интересна история вашей карьеры - и вашей любви, - подкатил к нему Феликс, имея в виду его назначенное на этот день заключение брака с Эжени Данглар, дочерью банкира.
- Карьера в любви - это тонко подмечено, - ответил он.
- Карьеры И любви. Через запятую.
- Но в моём случае любовь действительно похожа на карьеру.
- Это точно: вам досталась одна из самых завидных невест Парижа. Но, надеюсь, имеет место не только расчёт, но и чувства?
- О, чувства всегда есть! Всё зависит от того, какие именно это чувства, - совершенно беспалевно заявил Кавальканти. И на такой интригующей ноте к ним подошла мать невесты, баронесса Данглар (Джулс), - и жених, не моргнув и глазом, пояснил ей, что мы говорим "о важности чувств".
И, во-вторых, - с Максимилианом Моррелем (Ильдэ), которого отрекомендовали как офицера, "только вчера из Африки". Правда, рассказывать о боевых действиях в колониях тот отказался, отговорившись, что в этом нет ничего интересного. (Жаль, что к игре не было никаких материалов об исторических реалиях XIX века: когда никто не знает, что происходит буквально "за окном", - это сильно сокращает темы для разговоров.) Феликс согласился, что настоящие боевые действия, конечно, не так живописны, как их изображают баталисты в Париже, никогда их не видевшие. К Моррелю присоединился ещё один офицер, которому также довелось послужить в Африке, - с прекрасным именем Диего Веласкес (это Векша также заехала "внеигровым" персонажем на потанцевать, и в результате получился вполне колоритный испанец, который всё надеялся, что на вечере будет хотя бы одна дуэль)).
Не удержался я и от того, чтобы обратить внимание на висевшую над фуршетным столом картину с девушкой у моря и порассуждать о том, что это популярный мотив у романтиков: изобразить женскую или мужскую фигуру в пейзаже со спины. (Для тех, кто не в теме: на постере мюзикла Московской Оперетты изображён главгерой спиной к зрителю; Каспар Фридрих на момент игровых событий как раз написал все свои картины и перестал писать из-за паралича.) Зритель не знает, кто это, - но фигура словно вот-вот обернётся, и каждый может представить знакомое лицо. А почему море? - Быть может, девушка ждёт кого-то из плавания. Паруса на горизонте пока не видно, поэтому она, должно быть, тоскует.
- Недаром говорят: есть живые, есть мёртвые, а есть те, кто в море.
- Хорошо сказано, - одобрил Моррель, сын судовладельца.
- Мы никогда не знаем, вернётся ли тот, кто отправился за море, - и вернётся ли прежним, или вместо него вернётся уже кто-то другой. Я знавал немало случаев, когда невеста ждала жениха, а он находил себе за морем другую женщину и возвращался с ней, или вовсе оставался там...
- Главное, чтобы он не остался в море, - заметил Моррель, и за это и выпили.
Ну, и с дорогим конкурентом Бошаном Феликс тоже пересёкся и полюбопытствовал его ожиданиями от сегодняшнего вечера.
- Я ожидаю то, что должно состояться. Но зачем освещать события, если можно их просто выдумать?..
- Для вас, быть может, и можно, но правда всегда интереснее всякого вымысла, - возразил Феликс. - Нужно только уметь её замечать.
- А как же ребёнок с двумя головами, родившийся на рынке?
- А что - ребёнок? У меня на рынке больше одного осведомителя, и, поверьте, это не какие-нибудь бродяги, которым померещилось с пьяных глаз.
- О, у клошаров часто в глазах двоится: где одна голова, там и две!..
Но самый прекрасный разговор у Феликса состоялся с графиней Мерседес (Миль), которой так легко и приятно было говорить комплименты - потому что они были искренними. Он начал с того, что у де Морсер самый гостеприимный дом (а ему есть с чем сравнивать, он много где бывал), - а потом они беседовали, прогуливаясь по просторному залу.
- Я всего лишь простой служитель правды, а правда - жестокая госпожа. Она не пощадит даже меня.
- Правда жестока, как это верно! Но она же и справедлива.
- Да. И она не знает полумер или полутонов. Стоит один раз солгать - и ложь превратится в цепь: одно звено будет цепляться за другое...
- Как часто одна маленькая клевета становилась причиной гибели целой семьи!
- Мир знал немало таких случаев. Пусть вашу семью такая беда обойдёт стороной.
- Ваши бы слова - да богу в уши.
- Не уверен, что слова старого грешника достигнут небесного престола...
- О, он всех слышит. И всем воздаст по заслугам.
- Что ж, даже если на небесах нас всех рассудят, - всё же здесь, на земле, мы должны отстаивать правду, каждый на своём месте.
- Для некоторых отстаивать правду - их долг. Например, у прокурора...
- Это тяжёлая профессия! Ведь зачастую так сложно отделить правду - даже не от прямой лжи, а от недомолвок и недопониманий. То, что сперва кажется истинным, может перевернуться с ног на голову. Поэтому - перепроверять и ещё раз перепроверять!..
На этом Феликс и Мерседес раскланялись.
Помимо общения и танцев, я (и все игротехи) следил за чёртовым металлическим кубком Полина играла Эдуарда де Вильфора, восьмилетнего сына прокурора, - который в каноне всячески изображался мерзким жестоким ребёнком (потому что выдёргивал перья у павлинов), ведь у испорченных родителей дети тоже непременно испорченные, и ничего хорошего из них уже никогда не вырастет (чуете, как густо запахло Камшой?)). И на игре милый мальчик украл у мамы склянку с ядом (я бы тоже мог перепутать: картинки с ядами были красного цвета, а лекарства - зелёными, по принципу светофора, - но мне зелёные склянки казались нурглитскими и не внушали доверия, тогда как красные выглядели витальными, как мана)) и подсыпал его в рандомные бокалы. Но из отравленного металлического кубка всё никак никто не пил! Наконец, к нему приложился Максимилиан, к вящей радости всех техов Но никаких последствий для Максимилиана я как-то не заметил (впрочем, возможно, он вовремя обратился к доктору). Затем мы следили за чьим-то ещё стаканом...
Наконец, пришло время вбрасывать первый газетный спецвыпуск - прямо сейчас из типографии, с пылу-с жару-со станка, ещё дымится!.. - посвящённый тому, что прокурор де Вильфор некогда закопал живьём своего новорожденного внебрачного сына. Да-да, такая ужасная история, что самому не верится, но источники заслуживают доверия: они не могли более хранить тайну. Прокурор (Фалир) сперва попытался арестовать Феликса "за клевету". Рядом Бошан жизнерадостно поддакивал про презумпцию невиновности ("Да-да, посадите его в тюрьму! - Бошан, я вас тоже... очень уважаю"). Феликс терпеливо объяснял, что арестовывать его никак не можно, потому что он не выдвигает никаких обвинений, а только публикует подтверждённые факты из надёжных источников. Семейного доктора прокурора, д'Авриньи (Дантэ), он уже заверил, что если тому есть что добавить - то опровержение или дополнение, заслуживающее внимания, он также охотно опубликует; прокурору он повторил то же самое. И держался как партизан, утверждая, что не может выдать свои источники, и что тираж нельзя выкупить: газеты раздаются бесплатно, потому что Феликс не станет наживаться на приёме у графа - всё на исключительно добровольных началах, по дружбе В конце концов прокурор отозвал его в сторону:
- Сколько стоят ваши осведомители? Я не верю, что их имена нельзя купить. У всего в мире есть цена!
- О нет, эти люди бесценны. Они ещё ни разу меня не подводили.
- Неужели вашей редакции не нужны деньги?
- Видите ли, наша репутация - дороже денег. Если мы начнём выбирать, что публиковать, а что нет, - мы перестанем быть беспристрастными, как некоторые, - Феликс выразительно посмотрел в зал, в сторону Бошана. - Но именно потому, что мы публикуем всю правду, люди могут нам доверять.
Кажется, прокурор проникся неподкупностью журналиста и отстал. Собственно, впоследствии он стал единственным персонажем из объектов мести, кто раскаялся и получил прощение Монте-Кристо. (Тоже, к слову, - специфическая play-to-lose: я, например, предпочитаю персонажей, которые стоят на своём, и очень не люблю сюжетные арки про покаяние.)
Затем по расписанию вечера пришла пора заключения первого брачного договора - между Андреа Кавальканти и Эжени Данглар. Кавальканти это несколько застало врасплох (в расписании церемонии поменяли местами), а он и так очень волновался. Феликс ободряюще похлопал его по плечу:
- Пусть этот первый раз будет запоминающимся в хорошем смысле!
Сперва долго ждали и искали прокурора (без него бумаги не могли быть подписаны!), потом самого банкира (опаздывал на свадьбу собственной дочери!)... Наконец, все были в сборе, и Кавальканти сделал заявление, что он - и есть тот самый похороненный заживо сын прокурора и баронессы Данглар, о котором было написано в газете. Все сразу заинтересовались газетой, у Феликса расхватали последние экземпляры, и было такое чувство, что за самый последний впору было бы устраивать аукцион Рядом Бошан усердно строчил в блокнотике, - но он уже опоздал. Брак, естественно, не состоялся, а Майрет потом вышла мужской ролью (которая осталась мне неизвестна) - видимо, просто потанцевать.
После сего инцидента умница Бошан не преминул перехватить Феликса за локоть:
- У меня к вам есть разговор. О профессиональной этике.
- Весьма необычная для вас тема для беседы...
- Признайтесь: вы не только не хотите назвать имена своих осведомителей, но и не можете, поскольку сами их не знаете?
- Отчасти, - не стал отпираться Феликс.
- А не доставлял ли вам информацию некий немой негр?
- И он в том числе.
- Почему в таком случае вы уверены, что это подтверждённая информация?
- Потому что были доказательства. У ребёнка была пелёнка с инициалами.
- И он носит её до сих пор?
- Ребёнок, как видите, вырос, - Феликс усмехнулся, кивнув на "Кавальканти". - А пелёнку сохранили его спасители. Но, стало быть, этот немой негр приносил сведения и вам, а теперь по той или иной причине решил обратиться ко мне?.. Я не удивлён: не смогу поручиться, что кто-то из моих осведомителей не работает также и на вас. Просто в этот раз...
- ...Вам больше повезло.
- Именно так. Сегодня повезло мне, завтра повезёт вам: удача - штука переменчивая.
- Скажите, каких ещё публикаций нам следует сегодня ждать?
- Зачем вам это знать? Вы уже не успеете добежать до редакции и опубликовать новость первым.
- Мне просто любопытно. Обещаю, что не буду ничего публиковать.
- Конечно же, я вам верю. Тем более вы всё равно не успеете. Но вы сами всё увидите, я не хочу портить вам удовольствие.
Тут Феликс снова держался как партизан... Чтобы не использовать современное слово "спойлер" Он понимал, что если анонсирует последующие разоблачения, - Бошан может предупредить их жертв и дать им фору подготовиться. А эффект неожиданности был необходим!
Но самую большую проницательность снова проявила дама из "неигровых", спросив, как так вышло, что ребёнок, спасённый из могилы, стал князем и богачом. Феликс предположил, что у богатых покровителей этого ребёнка были свои счёты к прокурору:
- С одной стороны, ему повезло получить воспитание и состояние. С другой, ему не повезло оказаться орудием справедливости. Но если бы правда не вскрылась вовремя, могло бы произойти непоправимое, и последствия были бы ужасными.
Так у Феликса появилось железное оправдание его публикации: скандал не допустил брака между сводными братом и сестрой.
Тем временем послышался шум, и прошёл слух, что распорядитель бала Дювье (Орф) вызвал на дуэль самого хозяина дома, графа де Морсер. (На самом деле Дювье был Кадруссом, но я даже как игрок не ожидал от этого персонажа такой прыти.) Сперва шутили, что распорядитель принял слишком близко к сердцу нарушение регламента бала; Феликс предполагал, что могло иметь место какое-нибудь оскорбление, которого немолодой уже Дювье не смог стерпеть. Затем стало не до шуток: комнату, куда удалились граф и Дювье, заперли, а все переживающие и любопытствующие столпились под дверью. Доктор д'Авриньи даже предложил ломать дверь, но Феликс сказал, что без разрешения хозяев ничего ломать не стоит, и всё-таки пошутил, что если все помолчат, то можно будет подслушать, что происходит. Из-за этого сын графа Альбер (Дикта) - такой серьёзный котик, которому тоже так нелегко пришлось - пригрозил вызвать его на дуэль, к чему Феликс отнёсся философски: угрожали ему часто, на самом деле вызывали - редко, и не то чтобы он не умел постоять за себя, раз до сих пор был жив.
Когда двери открылись, Дювье уже вроде как схватили, а граф - вроде как был ранен. Больше ничего Феликс разглядеть и понять не успел, потому что Люсьен Дебрэ (Вовочка) попытался выставить его вон, будучи точно таким же гостем, как он сам... Боги, никогда не иссякнут поводы угорать над самоуверенностью мужиков на играх Феликс сказал, что уйдёт, только если услышит это от хозяина дома или представителей власти, и подошёл к графу спросить, стоит ли ему уйти. Граф сказал, что стоит, и Феликс удалился, ответив, что слово хозяина для него закон. Снаружи гости недоумевали, почему Дювье арестовали, ведь дуэли не запрещены законом (...то есть формально, конечно, запрещали давно и неоднократно, но для игры ликбеза по преступлениям не было - только по законам чести, а это не одно и то же). Но теперь говорили, что это была не дуэль, а Дювье напал на графа с ножом, и прокурор его за это арестовал. Феликс предполагал, что дуэль могли выдать за нападение, чтобы упечь победителя в тюрьму, как не раз бывало: после всего вскрывшегося у него было мало доверия к прокурору. В общем, "всей правды мы не узнаем"(тм). Однако граф де Морсер вероломного нападения не отрицал, а ему Феликс верил больше. Орф же после исчезновения Дювье вышел ещё одной восточной женщиной.
И тут Элли, координировавшая игротехов, сообщила мне, что Бошан с любовником (я только после игры узнал, что этим вторым был Рауль)) спалили мою редакцию И выкинули на это шестёрку, так что и они остались неузнанными, и всё сгорело дотла, включая черновики будущих публикаций. Начать возмущаться по этому поводу мне сказали попозже, а пока МГ ушла думать. Когда же мне дали добро на возмущения, прокурора не было видно в поле зрения, - поэтому Феликс пожаловался всем, до кого дотянулся. Сетовал о том, как это подло и низко - воевать с печатными станками и простыми рабочими вместо того, чтобы высказать претензии в лицо. Говорил, что люди чудом не погибли. Пожаловался даже Мерседес, что-де ему теперь предстоит воскресать из пепла, как фениксу, и начинать всё с чистого листа. В общем, Бошан сделал "Раскрытой правде" такую рекламу, что после восстановления редакции газету, которую пытались заткнуть поджогом, будут как горячие пирожки разбирать
И я неожиданно хорошо поиграл с другим игротехническим персонажем - казначеем Управления приютов де Бовилем (Эйтн). Обычно я такого избегаю, но тут на вролинге как-то забыл о том, какие персонажи тут мастерские или игротехнические. Де Бовиль сказал, что в Управлении есть печатный станок, который он мог бы сдать в аренду, и Феликс был ему очень признателен, - вот только станок не смазан, бумага не закуплена...
- В таком случае у вас есть не станок, а какая-то видимость станка, - с лёгкой досадой заметил Феликс.
Однако де Бовиль заверил его, что барон Данглар обещал выплатить Управлению некую сумму, которая позволит поправить дела. Одна из сгоревших статей как раз касалась того, что барон разорился и не только заложил всё имущество, но и растратил деньги вкладчиков, - и это было хорошим поводом вбросить информацию в игру:
- Мой вам совет: не слишком-то полагайтесь на барона. Он сам беден, как церковная мышь.
Де Бовиль сказал, что спросит барона сам, и некоторое время спустя сообщил, что Данглар не моргнув и глазом выплатил обещанную сумму.
- Видимо, он успел поправить свои дела, - не без удивления признал Феликс.
- Не удивлюсь, учитывая, как быстро здесь сменяются события.
- Тем паче что благосостояние барона во многом зависит от удачи его супруги на бирже. Сегодня можно выиграть, завтра - проиграть.
- А её удача зависит... Впрочем, вам, кажется, известно больше, чем мне.
- ...От её любовника, вы хотели сказать?
Опять же как мы помним, разорению барона способствовал секретарь Дебрэ, который на самом деле был разбойником, служившим Монте-Кристо.
Но как же вовремя редакцию сожгли! Это избавило Костье от игротехнической необходимости публиковать следующий памфлет - про Фернана, который сдал туркам Янину вместе с пашой, которому служил, - и, возможно, быть убитым графом на месте Потому как, во-первых, выводить на чистую воду хозяина дома, в котором находишься по его же приглашению, - реально самоубийственно; а во-вторых, Феликсу очень не хотелось причинять боль Мерседес, - потому что ну вы видели эту женщину? Совершенно невозможно не влюбиться в самую красивую женщину Франции А теперь - статья про Янину вышла в газете Бошана. Бошан тоже наверняка не хотел это печатать (Альбер де Морсер был его другом), - но его вроде как шантажировали. Сунув нос в чужую газету, Феликс тут же понял, где Бошан подсмотрел сенсацию, - но вместо того, чтобы его обличить, мог с полным правом ходить и возмущаться, что это бред и что он не ожидал такого от Бошана. Уж он-то, Костье, никогда бы так не поступил!..
Как раз объявили второе заключение брачного контракта - между Францем де Кенелем, бароном д'Эпинэ, и Валентиной де Вильфор, дочерью прокурора, - но неожиданно отложили подписание бумаг до выяснения некоторых обстоятельств (как мы знаем - отца Франца некогда убил Нуартье де Вильфор, отец невесты). Все собрались в круг, и рядом с Феликсом оказалась Мерседес, которой только теперь попала в руки газета Бошана. Она повторяла, что такого не может быть, - и Феликс заверял её, что это клевета или какая-то ошибка. Скомкав газету, Мерседес сунула её Феликсу в руки, - и в этот момент выступила наложница Монте-Кристо, Гайде (Адэль), и объявила, что она - дочь того самого паши, которого предал Фернан.
- Несчастная женщина может сказать что угодно, что её заставляют говорить, - сказал Феликс, но Мерседес уже шагала вперёд, защищать своего мужа, и никто не смог бы её удержать.
В качестве доказательства Гайде представила документы о продаже её самой и её матери Фернаном некоему купцу. Феликс, как и многие другие в толпе, вопрошали, может ли кто-нибудь проверить бумаги на подлинность, - ведь нарисовать можно что угодно. Фернан всё отрицал и сказал, что готов драться на дуэли с любым, кто заступится за эту женщину. Готовность высказал Кавальканте (который на самом деле Бенедетто), - но его как будто никто не услышал, и драться вызвался Монте-Кристо, хотя для Фернана куда как лучше было бы иметь дело с воспитанником графа.
Появился прокурор, и человеческий клубок перекатился к нему. Прокурор подтвердил, что документы подлинные, - хотя Феликс по-прежнему не очень-то ему верил: да, раньше Вильфор защищал де Морсера, - но теперь мог и отречься от него, чтобы не рисковать репутацией ещё больше. Затем Фернан и Монте-Кристо по уже сложившейся традиции заперлись для дуэли. Мерседес воспользовалась своей механикой - через игротеха в моём лице передала Фернану розовую ленту (похожую на подвязку, если честно)), позволяющую взять на себя травмы защищаемого. Но Коррианна сказала, что уже поздно. А ведь если бы я успел быстрее (или Мерседес успела быстрее), - могла бы случиться драма, в которой Мерседес бросилась бы под пулю или клинок. Но этого не случилось, двери оставались запертыми, Феликс сбегал за водой для графини (на фуршете не было воды - только лимонад, - но была на мастерке)). Фернан ворчал, что теперь с этой лентой даже застрелиться не сможет, - но, видимо, всё-таки нашёл выход и то ли застрелился, то ли закончился об Монте-Кристо. Гостям ничего не сообщили, и выглядело диким, что бал как ни в чём не бывало продолжается без хозяев.
Некоторое время больше ничего не происходило. Некоторые родственники прокурора всё ещё считали вымыслом историю с найденным ребёнком, а некоторые персонажи, кажется, путали две разных газеты, и Феликс пояснял, что из его редакции вышла только первая, а вторая - дело рук Бошана. И он наконец докопался до прокурора с заявлением о поджоге редакции.
- У вас есть подозреваемые?
- Нет. У нашей редакции много недоброжелателей и конкурентов. Мне не раз угрожали, пытались меня убить, подкупить...
- Я тоже пытался вас подкупить, - напомнил Вильфор.
- Это нормально, все так делают, - снисходительно простил его Феликс. - Но нападать на редакцию!.. Чёрт с ними, со станками: можно купить новые. Но то, что могли погибнуть люди!..
Кажется, прокурор проникся во второй раз и пообещал немедленно послать на место преступления отряд полицейских.
- Я вам очень признателен. Конечно, моему адвокату потребуется время, чтобы составить опись пострадавшего имущества и подсчитать сумму убытка. Но найти злоумышленников важнее всего!
Солнышко Вильфор даже не поленился донести до Элли заявку о наряде полиции. Но полицейские всё ещё старались зря, раз Бошан выкинул шестёрку. Зато слоники побегали
А доктор, заставший Феликса в обнимку с плюшевым медведем, предположил, что ему нужен собутыльник, и налил в раздевалке немного гранатового вина
Мерседес пропала из виду, и я беспокоился, не вышел ли Миль тоже из игры, как Софи. По крайней мере, я бы играл Мерседес именно так: когда твой бывший вдруг является и убивает твоего нынешнего мужа - остаться с мужем до последнего. Да, Фернан поступил с ней жестоко, когда упёк её жениха в тюрьму, - но он, по крайней мере, любил её все эти годы, а Мерседес любила его. И Монте-Кристо поступил с ней жестоко, когда походя разрушил её семью, - но не ради любви, а ради мести. Однако - Монте-Кристо тоже не было видно, и я понял, что они с Мерседес где-то играют вдвоём (0% осуждения, 100% понимания, - я по себе знаю, что с Милем можно играть тет-а-тет по часу, и время пролетит незаметно). А пока в игре было некоторое затишье, - я вспомнил, что на мастерке есть чистые шаблоны для газет, взял фломастер и сел писать "спецвыпуск на арендованном печатном станке". Написал о разбойном нападении на редакцию - и о том, что он меркнет в сравнении с тем, что произошло в доме графа де Морсера. Поскольку снять несколько копий с рукописного листа не представлялось возможным, я прикрепил его к колонне на бумажный скотч.
Вернулась Мерседес довольная, даже прямо-таки счастливая, и часто проводила время в обществе Монте-Кристо. Феликса, конечно, до крайности интриговало такое отношение новоиспечённой вдовы к виновнику гибели её супруга, и он даже напал на неё с вопросом:
- Я верно понимаю, что у вас нет претензий к графу Монте-Кристо?..
Но кто-то вклинился между ними, отвлёк и похитил Мерседес, и она так и не ответила. В следующий раз они оказались рядом, когда её сын Альбер сделал предложение Нюи д'Ивер (Кэти), и Мерседес говорила, как отрадно смотреть на молодость и красоту.
- Вы тоже молоды и прекрасны, - заметил Феликс.
И некоторое время спустя он вновь присоединился к одинокой прогулке Мерседес по залу.
- Развейте моё любопытство! Не для печати - просто очень хочу порадоваться за вас, - попросил он с улыбкой.
- О свадьбе моего сына?
- О, это и так было вполне очевидно. Развейте моё любопытство о графе Монте-Кристо.
- Монте-Кристо? Он - как ветер: сегодня он здесь, а завтра будет уже далеко отсюда.
- Что ж, если человека ничто не держит - он может путешествовать по всему свету, - согласился Феликс, но не без осуждения. Он заподозрил, что Монте-Кристо может уехать, бросив Мерседес одну в незавидном положении, но сам был слишком незнатен, чтобы сделать вдове предложение.
- У корабля есть якорь, однако же он свободен.
Они немного помолчали, и Феликс всё же решился:
- Но коль скоро мы остаёмся в Париже... Если я смогу чем-то помочь - только скажите. Я всегда на вашей стороне.
- И вы обращайтесь, если нужна будет помощь. Я постараюсь помочь, чем смогу.
- Спасибо вам! Я очень это ценю. С восстановлением редакции, думаю, мы справимся.
А под конец игры игроки, видимо, соскучились, и начала твориться дичь в количестве. Вжух - и прошёл слух, что умирает старик Нуартье (Греча). Не то чтобы это было само по себе удивительно: дедушка старый, мог решить уважать себя заставить по естественным причинам, или сердце не выдержало всех волнений дня... Но баронесса Данглар утверждала, что раз на вопрос "Что происходит?" кто-то ответил "То же самое", - значит, Нуартье тоже отравили. Однако выяснилась истинная причина: бедного паралитика оглушили, ударив по голове. Доктору удалось его спасти.
Вжух - и барона Данглара (Каро) неизвестный в маске унёс на плече (возможно, просто выбрав для этого самого лёгкого человека на полигоне)). Свидетели проследили за ним взглядами со сложными лицами. Феликс философски заметил, что Данглар, чай, - не прекрасная дама, чтобы бросаться его спасать, и сам сможет за себя постоять (но если он кому-то остался должен денег - те пусть спасают). Некоторое время спустя банкир вернулся, целый и невредимый.
Вжух - и двое неизвестных в масках ударили ножом Рауля де Шато-Рено (Ястреб) и похитили госпожу де Вильфор (Донна). Я и по жизни-то не знал, существовала ли возможность как-то остановить похитителей, - но в любом случае находился слишком далеко. Феликс мог только позвать врача, к раненому бросилась Мерседес (потому что на самом деле Рауль, конечно, был Эдмоном Дантесом-младшим). Затем раненого перенесли, Феликс подал руку Мерседес, и все мужчины единодушно решили не отходить от женщин, дабы не допустить повторения похищения. Что-то подсказывало, что злоумышленники приходили не снаружи, а изнутри поместья, - и Феликс посоветовал графине уволить всех слуг, на всякий случай.
Прокурор подошёл ко мне как к игротеху, продемонстрировал письмо от похитителей с требованием выкупа и задал эпический вопрос: как ему получить гарантии(!), что его не обманут. Я честно ответил, что гарантий никаких нет, но можно написать ответное письмо (я как-то не задумался в суете, что похитители едва ли указали обратный адрес), можно опубликовать открытое обращение в газете, можно послать полицию расследовать... Прокурор выбрал первый вариант, и я передал Элли его письмо.
Затем, когда я после передачи письма застрял в узком месте коридора, - Феликс услышал, как Альбер обсуждает с друзьями отъезд графини из Парижа: она уже осведомлена и готова, им нужно только её сопроводить.
- Я уже обещал вашей матери помощь, - сказал Феликс. - Если понадобится ещё один человек и ещё одна шпага, можете распоряжаться мной.
Альбер посмотрел на него даже не скептически, скорее неприязненно, - и не то чтобы не за дело (хотя Бошан тоже не святая невинность). Но я не стал навязываться - благо я не игрок и понимал, что Феликса не стоит выводить из игры раньше времени (а персонажа было уже не остановить: конечно, навсегда покинуть Париж ради прекрасных глаз Мерседес он не был готов, но был вовсе не против хорошего отпуска на время восстановления редакции).
Заодно ко мне подошли похитители (уже без масок) и, вручив оба скреплённых письма - требование выкупа и ответ прокурора, - попросили их опубликовать и полить грязью прокурора как можно гуще. Мимо пробегавшая Элли дала добро выполнить этот заказ. Я заглянул в письмо Вильфора и понял, что даже выдумывать ничего не придётся: он буквально отказывался заплатить выкуп, утверждая, что без гарантий не готов тратить "ни своё время, ни свои деньги". Феликс вместе со всеми повозмущался, как так можно, что прокурор, богатый человек, не хочет выкупить собственную жену. Его осенила идея:
- Вот что я сделаю: я объявлю сбор средств на выкуп госпожи де Вильфор. И пусть ему будет СТЫДНО!
- Это очень благородная мысль, - одобрил кто-то из толпы.
Но донести письма на публикацию Феликс не успел. Вжух - и аккурат в тот момент, когда в коридор вышла графиня, не то доктор напал на Морреля с ножом, не то Моррель на доктора... Эти двое покатились клубком по полу, а Феликс закрыл собой Мерседес и сказал, что очень вовремя она решила уезжать. Дерущихся растащили, но оказать помощь раненому мог только сам доктор: сам калечишь - сам лечишь, под строгим присмотром. Вскоре Альбер решил, что уезжать надо прямо сейчас, не откладывая, - но Мерседес возражала, что ехать прямо сейчас она не может.
- Если вы не хотите оставлять какие-то вещи - я могу забрать их для вас и догнать вас позже, - вновь предложил Феликс, но дело было явно не в этом.
Игра подходила к концу, и я стремительным домкратом метнулся на мастерку за газетным шаблоном, прикрепил к нему переписку прокурора с похитителями и успел накарябать пару строк про сбор средств, высказав надежду, что "несчастная женщина, которой не повезло в супружестве, благополучно вернётся домой". Новый спецвыпуск повис на колонне рядом с первым. Эйтн потом говорил, что сразу видна рука опытного копирайтера Напишу не приходя в сознание любую дичь любого объёма, обращайтесь!
Объявили последний танец. Мерседес танцевала с Монте-Кристо, а потом обнимала его посреди зала, при всех, - так что не осталось никаких сомнений, что там, куда она уезжала, они найдут друг друга, и что за графиню можно было быть спокойным. И мы с Феликсом были так тронуты, когда сперва де Бовиль предложил ему пользоваться печатным станком в Управлении, а затем - Бошан сказал ему, что у его редакции будет новое здание

Меня можно поздравить с первым балом, целиком пройденным за кавалера. Оказалось, что кавалером без дамы на балу быть ещё грустнее, чем дамой без кавалера Немного про танцыТы приглашаешь даму - она тебе отказывает, потому что устала/хочет пропустить/не знает танца, а потом идёт танцевать с кем-то другим. Так у меня было как минимум с тремя разными дамами. (Я, конечно, так себе кавалер, начинающий, - но блин, когда я хожу дамой, я соблюдаю бальный этикет, и кто первый пригласил - того и тапки, даже если мне больше хотелось бы потанцевать с кем-то ещё.) Или - дама сначала соглашается, но передумывает в последний момент, когда уже поздно искать другую. И в целом дамы были в дефиците, и периодически по залу шарахались по четыре-пять кавалеров, печально переглядываясь друг с другом: танцевать не с кем!..
Не с кем мне было идти в Гранд-марш, зато я нашёл себе даму на Официальный бранль. И на Па-де-грас - хотя в какой-то момент дамы в нём ушли не в ту сторону, и мы с Векшей ненадолго остались без дам Также я сходил в марш Карусель и утащил Джулс на павану графа Солсбери. На Гребите дружно то ли мне дамы не нашлось (а я не очень-то и рвался), то ли не собралось кворума в принципе; Чёрной алемандой пожертвовали заочно. На Казуарину я посмотрел со стороны, и бодро вписался в пятёрку на Домино-5. В этом танце, кстати, Феликс и столкнулся впервые с "Кавальканти" и решил после оного подойти и познакомиться.
Так прошло первое отделение, в котором ещё никто не выдохся. Во втором отделении готовых танцевать дам стало уже меньше: я так и не смог никого пригласить ни на Бевериджа, после которого пронеслась Богемка, ни на Чёрную лошадку и Зимний сон. Только в From Among Dragons решительно утащил незнающую партнёршу, потому что это тот контрданс, где ты фактически не выпускаешь свою даму из рук ни на секунду Так что мы вполне благополучно его прошли. И я сходил с Кэти в Летучую мышь! Моя первая Мышь, пройденная за кавалера! Забыл, правда, развернуться при расходе пар галопом, чтобы и на обратном движении разойтись спинами кавалеров, - но, как я вижу на видео в интернете, об этом часто забывают А окончание отделения снова было без меня: Малый фигурный, Почтовая джига (а состоялась ли она вообще? - возможно, желающих не набралось) и Кембриджский вальс.
Третье отделение началось с Конского бранля, в который я успешно сходил. Пробежала Цыганская полька, а Красный дракон тоже, кажется, не состоялся. И даже в Шапелуаз я дамы не нашёл - настолько к последнему отделению все устали и не хотели прыгать. Без меня станцевали и Девятую булавку, и Пламя свечи (но в вальсы я и сам не ходил). Затем мы с Джилл совершили жест отчаяния и станцевали Морячку кавалерской парой. Перерыв на Малахитовую шкатулку - и я предложил повторить тот же жест в Свечах в темноте. Это было забавно, и Кавальканти сказал, что после такого будет обязан на Феликсе жениться Был (наверное) Французский интимный, и финальным танцем должен был быть второй Па-де-грас (что породило некоторые шутки о том, что если один раз не падеграс, то что если второй?..), и я даже нашёл на него даму, - но тут вместо па-де-граса поставили вальс. Пришлось сваливать из круга, получилось неловко.

По окончании игры моя помощь уже как-то и не требовалась, так что я ещё немного погрел уши, переоделся и засобирался домой. Мог бы в одиночку сесть себе на автобус, но пошёл с Векшей, Сумирэ и Ястребом до метро пешком, хотя лодыжка моя уже раздулась после нагрузки и я хромал. И вообще не пожалел об этом благородном безумии. Немного послеигрового пожизняка
Сначала мы бодро пошли в вообще противоположную сторону до самого конца улицы, где упёрлись в трассу и решили на неё не сворачивать, а вернуться чуть назад и свернуть где поприятнее. Но в результате мы возвращались до самой точки старта и дальше, потому что сворачивать было больше негде. В конце концов мы углубились во дворы спальных кварталов и петляли по ним - в полумраке без фонарей. Дворы были с алкашами (вдалеке), котами, дровами, помойками, трансформаторными будками со всратыми граффити с пальмами, и с прочими неотчуждаемыми признаками дворов. Один раз попалось красивое дерево с вайбами тоскливого октября. ...И вдруг из всего этого однообразного лабиринта эстетики е#$ней мы вышли - и оказались перед неоновыми огнями торговых центров, окружающих метро. Там я всё-таки отпочковался и спустился в метро, а остальные пошли гулять дальше.
Ящик тосканского и всех обратно! Ваш феникс Костье