За неделю до Атенрая прошла ещё одна долгожданная игра. В макро-фоне - Тридцатилетняя война (о которой я тут уже писал), в микро-приближении - тёрки между двумя ландграфствами, Касселем и Дармштадтом, за спорное ландграфство Марбург, а в частном - загадочные убийства и запутанные взаимоотношения между персонажами, как личные, так и политические. "Шпионы, ритуальные убийства, - обычный вторник", как я выразился на игре после единственного внеочередного совещания Совета. Очень насыщенная история - мой любимый цвет, мой любимый размер Вообще чем дальше, тем больше ценю детективы Дикты - и Веры - за то, что если в них и есть мистика, то она не перетягивает на себя одеяло (и никаких ритуалов)).
Дикта не стала изобретать велосипед и предложила мне персонажную завязку из моего же вишлиста, который я когда-то вешал и здесь, в дайре, и в телегоканале. С некоторыми поправками, что было мне только на руку, поскольку создавало интригу: ведь дрим дримом, но не настолько интересно, когда заранее знаешь, что будет А моим персонажем стал генерал Иоганн фон Гейзо - вполне реальное историческое лицо (но тоже, разумеется, с художественными поправками). Немного о персонажеДикта польстила моему знанию немецкого, приведя во вводной цитату из немецкой википедии, - но эта фраза действительно очень красиво и ёмко описывает персонажа. Er mehr Muth des Herzens als des Geistes habe - "У него больше мужества в сердце, чем в уме". Он солдат, а не дипломат, слишком старомодный и бескомпромиссный для этой новой войны, на которой каждый воюет туда, куда ему выгодно, и на которой нужно уметь заключать союзы и договариваться - иногда и с бывшими противниками. Слишком привык к тому, что есть только две стороны - наша и не наша, и следует придерживаться своей. С чьей-то кочки зрения генерал Меландер - умный мужик, который чует, куда ветер дует, и знает, что кто победит, тот и добро, - а с кочки зрения фон Гейзо он предатель. Наёмников Гейзо не любит, к французам-датчанам-шведам относится с недоверием: сами же справлялись.
У игры была интересная модель слабых мест персонажей (это могли быть как страхи, так и мечты), на которые можно было надавить, чтобы узнать правду. Самым очевидным слабым местом генерала было то, что он без памяти любил свою жену (и боялся её потерять), менее очевидным - страх стать беспомощным и жалким (тяжело заболеть или опозориться, что могло бы перечеркнуть и благосклонность жены, и военную карьеру). Немного об игреПравда, ко мне модель так и не применили, и я не применял (увы, генерал - человек честный и прибег бы к шантажу только в самом крайнем случае). И отыгрывать слабые места было явно затруднительно: это ж надо, чтобы повод был, чтобы к слову пришлось, - а у персонажей было много актуальных инфоповодов для разговоров, так что времени на беседы на общие темы просто не оставалось. В целом испытываю ощущение, что этой игре стоило быть хотя бы на пару часиков подольше (хотя многие хорошие игры оставляют такое впечатление)).

Заранее на игры никто, конечно, не собирается (мне говорили, что такие люди есть, - но это фантазии, наверное)), так что я собирался субботним утром одновременно с Птахой, собиравшейся на своп. Немного о доигровомВ процессе раскопок ролевого короба был даже обнаружен голубой мундир, пошитый, кажется, ещё на Альмейю... но на нём не оказалось пуговиц - он их успел чему-то пожертвовать. Пришлось брать мой дефолтный чёрно-серебряный мундир с синей подкладкой (зато оказался вполне под цвет с женой)), и к нему чёрную рубашку и те же, что спасли Усяня, чёрные бархатные штаны. Просчитался я только в том, что во всём этом не было ни одного кармана, и ремня тоже не было. Дуэльные карты пришлось затыкать за пояс сзади, а выданный мастером нож - засунуть в ботинок (который независимо от этого к концу игры окончательно стал просить каши, надо подклеивать или менять).
С прошлого раза я уже знал, как ехать в ТеНер автобусом от Семёновской (их оттуда ходит даже два разных). Приехал, прикинулся, обнаружил, что в театральном подвальчике не один коридор, а целых два Совершенно фантастическое количество кулуаров, по которым 16 человек могли полностью рассосаться попарно (правда, нигде не закроешь дверь, - но кто не рискует, как говорится...)). Прибыли осетинские пироги, но мои надежды позавтракать-пообедать горячим умерли при осознании, что они все с сыром (перед отлётом я доел всю еду в доме и уже ничего не готовил, поэтому где-то с пятницы по воскресенье жил в режиме "один дошик в день")). Зато я был сыт чёрным хлебом, орехами и изюмом
То, что генерал временами оставался с парой дам единственным кавалером в главном зале, наглядно иллюстрирует его востребованность и в расследовании (которое параллельно вели глава полиции, фон Браубах и троица молодёжи), и в политических интригах. То есть, заговор у нас вроде как был, - но убедившись, что это заговор на двоих и больше сторонников не предвидится (фон Розен однозначно будет на стороне ландграфини, Мюнхгаузен тоже её друг, и за что брать главу полиции - непонятно), генерал осознал полную несостоятельность этой затеи. Но было красиво, когда дорогая жена фактически отговорила генерала от заговора парой фраз

Персонажная предыстория aka вводная с дополнениямиЕсли следовать в хронологическом порядке, то первым важным для нас событием в жизни Иоганна фон Гейзо было то, что в 1626 году в возрасте 33 лет он женился на фрейлейн Амалии фон Хоффман (с лёгкой руки Дугласа она стала тёзкой её светлости ландграфини фон Кассель: и имя красивое, и запоминать меньше)). Это был выгодный брак: брат невесты, Фридрих фон Хоффман, делал успешную карьеру при дворе и в 1637 году, когда умер старый ландграф Вильгельм V, вошёл в Регентский совет. Спустя три года у Иоганна и Амалии родился единственный сын Габриэль, и когда мальчику было 11 лет, его мать тяжело заболела сердцем. Её лечили лучшие доктора, но сам генерал был в армии и не мог часто к ней приезжать, так что за Амалией и сыном приглядывал её брат. Лечение не помогло, и в 1640 году генерал овдовел.
Да, Иоганн дослужился до генерала, - но при прошлом главнокомандующем, генерале Меландере, подняться выше ему не светило. Однако в 1641 году Меландер удачно поссорился с ландграфиней и перешёл на службу императору, после чего должность главнокомандующего за неимением других подходящих кандидатур досталась фон Гейзо (и он также стал членом Регентского совета). Понимая, что это было назначением из соображений "на безрыбье", Гейзо очень старался доказать свою профпригодность.
В том же 1641 году Гейзо сидел в городе Дорстене, на который поглядывали имперцы. Весной Иоганн познакомился в этом городе с прекрасной вдовой Шарлоттой фон Швальбах, хлопотавшей там по поводу дома, оставшегося ей от покойного супруга, - и влюбился с первого взгляда. Несмотря на то, что вдова была вдвое его младше, - а может, во многом благодаря этому, - генерал совершенно пропал, не мог скрыть свой интерес и начал благопристойно ухаживать за этой женщиной. Шарлотта принимала ухаживания благосклонно, но затем случились две вещи: она заболела, а имперские войска осадили Дорстен. Во время осады Гейзо всячески старался, насколько это было возможно, позаботиться о безопасности дамы сердца. В сентябре он начал переговоры о капитуляции и сдал город имперцам на достойных условиях - ему с остатками гарнизона и сопровождающими было позволено уйти. Генерал вынужден был вернуться в Кассель, но некоторое время спустя туда прибыла и его возлюбленная.
Гейзо незамедлительно сделал ей предложение руки и сердца. Она согласилась, и в 1642 году сыграли свадьбу. Госпожа фон Гейзо стала статс-дамой ландграфини. Если с первой женой Иоганна связывала тёплая дружба с поцелуем в щёчку раз в год на Пасху, и он вообще не очень-то представлял, как можно любить женщину как-то иначе (хотя никогда не изменял и не обижал Амалию, разве что ворчал про "не женского это ума дело" в ответ на советы или вопросы, которые были ему не по нраву), - то Шарлотту он обожал, сдувал пылинки и баловал. Габриэль, который был очень привязан к покойной матери, был явно не рад, но держался вежливо и учтиво, - а Гейзо и не ожидал, что уже не маленький сын воспримет его новую жену как мать, так что уважительного отношения ему было вполне достаточно.
В 1644 году армия под командованием фон Гейзо отправилась в ландграфство Магдебург, где должна была помочь шведским союзникам добить имперские войска. Там генерал однажды пробирался от одного полка к другому с маленькой свитой и нарвался на врагов (это было похоже на случайность, а не на засаду: Гейзо сам не знал, по какой дороге поедет). Завязался бой, в ход которого внезапно - но очень кстати - вмешался неизвестно откуда взявшийся молодой офицер: он спас генералу жизнь, оттолкнув его из-под выстрела. Когда враги были повержены, Гейзо спросил у офицера имя и услышал: Энгельберт фон Хиршгульденберг. Имя было запоминающееся, и генерал припомнил, что видел его в списке погибших. Однако офицер заявил, что произошла ошибка: он был тяжело ранен, и его оставили в деревне, сочтя, что его положение безнадёжно, - а он взял и выжил, и вот пробирался к своим. Гейзо решил оставить спасителя при себе в качестве адъютанта, а впоследствии удачно оказалось, что он - кузен первой статс-дамы, баронессы фон Рюден.
А в 1645 году у Гейзо появилась дополнительная мотивация в лице потенциального конкурента: ландграфиня переманила у французских союзников молодого наёмника Райнхольда фон Розена, поссорившегося с их командиром, и тут же сделала его командующим кавалерией (и членом Совета, да). Ещё в 1642 году ландграфиня купила заключения юристов о том, что договор 1627 года, отдавший Марбург Дармштадту, недействителен, - и в сентябре 1645 года Гейзо осадил Гиссен, небольшой городок в ландграфстве Марбург. Занять Гиссен не удалось, и дипломаты ландграфини заявили, что её войска просто собирались встать на зимние квартиры. Единственной радостью Гейзо от этого провала было то, что фон Розен был ранен и вернулся в Кассель, а не продолжал блистать в армии своими талантами.
Спустя месяц артиллерия Касселя обстреляла город Марбург, а в ноябре Гейзо взял его в осаду. Комендантом Марбурга был младший брат ландграфа Дармштадта, молодой генерал Иоганн фон Браубах. Гейзо опасался, что из Дармштадта придёт помощь, и пытался договориться о сдаче города: ему была очень нужна эта победа после неудачи с Гиссеном. К началу января 1646 года фон Браубах согласился на условия почётной капитуляции: город не разграбят, его людям позволят уйти, а в плену останется только он сам. Гейзо радостно согласился и лично доставил знатного пленника в Кассель. Однако ему показалось, что ландграфиня оказала ему недостаточно тёплый приём, а Розен слишком популярен при дворе.
Также возвращение из-под Марбурга омрачилось тем, что до Гейзо, которому и так никогда не нравились пьянки-гулянки его сына с юным ландграфом Вильгельмом и его младшим братом Филиппом, дошли слухи о том, что Габриэль бывал в доме с плохой репутацией (проще говоря - в борделе) и увивался вокруг самой популярной местной певицы-куртизанки Луизы-как-то-там. В начале марта последовал серьёзный разговор с сыном, переросший в скандал. Гейзо требовал от Габриэля прекратить беспредел, угрожая отослать даже не в армию (это не было бы наказанием: сын с детства увлекался военным делом), а "в деревню, в глушь, в Саратов". Поскольку генерал вообще-то редко злился дольше минуты, - для него это был случай из ряда вон выходящий, после которого он ещё долго был расстроен и выбит из колеи. Шарлотте пришлось успокаивать супруга, а Габриэль сильно обижался и сердился.
Тогда же шурин фон Хоффман (с ним Гейзо сохранял дружеские отношения - они были ровесниками - и сочувствовал его одинокому холостому положению; ходили слухи, что некогда Хоффман был влюблён в одну женщину, но не смог на ней жениться) начал аккуратно заговаривать с Иоганном о том, что юному ландграфу пора избавиться от материнской опеки: дескать, он потому никак не перебесится, что мать привязала его к юбке и не даёт реализовать свои силы. Гейзо был с этим согласен: он хорошо относился к Вильгельму, но считал, что ему не хватает мужского воспитания. Хоффман намекал, что до своего совершеннолетия ландграф вполне может править - только при помощи Регентского совета. И нужно для этого всего ничего: провести через Совет решение об отстранении ландграфини с поста регентши. Обиженному на ландграфиню Гейзо это было вполне выгодно: он точно продолжит рулить армией (и никаких больше Розенов), и появится возможность "воспитать себе ландграфа", который в будущем будет к тебе благосклонен.
8 марта 1646 года ландграфиня объявила, что весь двор переезжает из Касселя в Охотничий замок. Гейзо только порадовался: там, подальше от всяких певичек, молодёжь не сможет так кутить, - и, несмотря на приступ язвенной болезни (который он списал на то, что перенервничал после ссоры с сыном), плохое самочувствие и общую слабость, он вместе с семьёй последовал за двором. Генерал втайне очень боялся болезни как признака подступающей старости: боялся потерять положение в армии, стать ненужным, превратиться в глазах любимой жены из бравого кавалера в дряхлую обузу, - и надеялся, что за городом ему станет лучше. Но не стало: язвенная болезнь то отступала, то возвращалась.
При дворе тоже было не всё гладко. 13 апреля произошёл несчастный случай на охоте: лошадь Вальтера фон Шелленберга (спасибо Дикте за форточкой по морде)), приятеля младшего брата ландграфа, взбесилась и чуть не затоптала оказавшихся рядом дам, но никто не пострадал. Одна из отделавшихся лёгким испугом, фрейлейн Гертруда фон Мюнхгаузен, младшая сестра барона, села на свою лошадь, чтобы продолжить охоту, - но несколько минут спустя ей стало дурно, она упала, ударилась головой и потеряла сознание. И с тех пор в сознание не приходила.
15 апреля на неофициальном вечернем приёме у ландграфини всё тот же Вальтер фон Шелленберг высмеивал молодого художника Каспара Фридриха, недавно приглашённого хозяйкой в Охотничий замок, и дело явно шло к дуэли. На следующий день оба исчезли, а к вечеру труп художника выудили из ближнего озера Ауэтайх. Иоганну, впрочем, было не до художников: в ночь с 15 на 16 апреля они с Хоффманом как раз культурно выпивали и культурно обсуждали локальный госпереворот. Гейзо согласился присоединиться к заговору при условии, что Регентский совет не будет пытаться склониться на сторону католиков и отказываться от притязаний на земли, т.е. сохранит прежний внешний курс, который генерал был готов поддерживать армией. Шарлотта заглянула после полуночи, чтобы узнать, ждать ли мужа в спальне, и поняла, что не ждать.
Поздним вечером 18 апреля в дальнем углу сада нашли тело Якоба фон Ротвальда, гувернёра ландграфа и кузена начальника полиции, с простреленным сердцем. Он состоял при ландграфе последние три года, и только в последний месяц между ними пару раз замечали ссоры. А Гейзо снова было не до того: с вечера у него начался острый приступ язвенной болезни, он промучился всю ночь и сам отправил жену в другую спальню, чтобы она могла отдохнуть. В районе полуночи послали за доктором Вернером, но прибыл он только с утра, - после Иоганн понял, что доктора задержал осмотр тела. С тех пор минула пара дней, и вот мы здесь; прошёл слух, что в Охотничий замок должны перевезти почётного пленного, фон Браубаха.
Итак, на момент событий игры Иоганну фон Гейзо 53 годика, и он уже четыре года как счастливый муж. Буквально накануне игры я осознал, что имени жены нет ни в моей вводной, ни в сетке ролей, - и узнал у Тикки, что её зовут Шарлотта. А когда женщину на игре зовут Шарлоттой (Анной, Луизой...)) - это, как правило, неспроста

На игре я всё ждал, когда же меня дотравят Как игрок я подозревал, что приступы язвы - совсем не приступы язвы, и гадал, чьих это рук дело: любимой жены или всё-таки нет? Когда на игре Хиршгульденберг оказался ни разу не Хиршгульденберг (о чём я как игрок также догадывался, но для генерала это стало сюрпризом и ударом), - Иоганн допустил предположение, что его мог травить адъютант как единственный кроме членов семьи человек, вхожий в его дом и видевший его каждый день. Немного о поигровомНо ни мне-игроку, ни генералу и в голову не приходило, что горе-отравителем окажется мой п#$дюк Опасно ругаться с сыном! Особенно испугавшимся разлуки с возлюбленным (о чём генерал, разумеется, также не догадывался). Одно утешает: раз это отравление, а не болезнь, - есть шанс, что пройдёт. По крайней мере, исторический фон Гейзо доживёт до 68 лет, после блестящих побед и окончания войны будет заседать в национальном комитете.
Теоретически жена тоже могла бы его отравить - если бы у неё закрутился роман с фон Розеном. Но они, опять же, не успели (...что я говорил про "на пару часиков подольше бы"?)), и было бы недальновидно травить прежнего мужа, не заручившись согласием будущего Немного жаль, конечно, что у них не было прописанного начавшегося романа, - с другой стороны, игроки не игротехи, я всегда за то, чтобы давать им больше свободы. Больше жалею о том, что так и не вызвал фон Розена на дуэль, не нашёл повода: каждый раз, когда генерал видел, что тот разговаривает с его женой, - они сохраняли пионерскую дистанцию и действительно говорили о делах А Иоганн боялся оскорбить жену подозрениями (да и в самом деле ей верил), так что в последний раз, увидев их вместе, я подумал: всё, в следующий раз сделаю фон Розену замечание в резкой форме. А следующего раза и не было!.. Долго раскачиваться на коротких играх - зло, не будьте как я.
С одной стороны - вроде как поиграл только в своей голове в то, что даже если бы Иоганн узнал, что его жена - тайная католичка и имперская шпионка, он всё равно бы её любил; и если бы она ему изменила, и если бы она его отравила - он всё равно бы её любил. А с другой - как же классно было чувствовать взаимное доверие! Иоганн рассказывал жене обо всём, включая сказанное на заседании Совета, - потому что она не просто красивая женщина, но и очень умная женщина, и он ценил её мнение. А Шарлотта рассказала ему о том, что к ней подкатывал покойный гувернёр, - и Иоганн сказал только: если бы ты сказала мне раньше, я бы убил его первым
Да, грустно узнавать, что замужество было для Шарлотты вынужденным: она отравила прежнего мужа, который её избил, но попалась полиции, и её поставили перед выбором между судом и казнью - и шпионажем на пользу империи. Конечно, она выбрала второе, и её заданием было стать любовницей генерала фон Гейзо, - который взял и сделал ей предложение. Но в последнее время империи стало не до неё, она превратилась в "спящего агента" и весьма ценила свою спокойную жизнь при кассельском дворе. И также грустно узнать, что слабым местом Шарлотты был страх получить увечье, которое испортит её красоту, - поскольку красота помогала ей выживать. Но - буду верить, что у Иоганна получится как-нибудь дать понять Шарлотте, что он никогда не поднимет на неё руку и всегда будет на её стороне (и сможет защитить от императора - до Касселя его руки не дотянутся), и что будет её любить, даже если она лишится своей красоты в глазах окружающих (поскольку для него она будет самой красивой всегда).

Вместо-персонажный отчёт в довесокИгра началась с технического сбора членов Совета, на котором глава Совета, барон Мюнхгаузен, сообщил, что ему стало известно о заговорщиках в Дармштадте, которые хотят сместить ландграфа и посадить на его место фон Браубаха. Тогда фон Гейзо мысленно поржал, что сместить нашу ландграфиню и их ландграфа одновременно будет как-то нелепо, и заподозрил, не было ли это хитрым планом дармштадтцев, чтобы мы повелись и освободили фон Браубаха.
Затем начали постепенно стартовать. Поводы для бесед были невесёлые, и Иоганн всячески разделял всеобщее желание, чтобы последующие новости были радостными - например, чтобы очнулась бедняжка Гертруда. Он советовал осмотреть лошадь на предмет мелких травм - поскольку есть много способов заставить лошадь взбеситься (вспомним д'Артаньяна), и это не лекарства, от которых животное скорее будет вялым, а именно боль. Начальник полиции фон Цоллерн, как водится, вёл расследование, утаскивая всех на разговоры по одному, - но также спрашивал и при всех, кто что делал в некий конкретный день в феврале. Решительно никто не мог ответить на этот вопрос: этот день не был ничем примечательным. Шарлотта рассуждала, что если бы кто-то в этот день совершил преступление, то постарался бы обеспечить себе алиби, - а раз никто не может вспомнить, что делал, то они вне подозрений.
Одна хорошая новость всё же была: фон Цоллерн сперва обмолвился, что ему известно местонахождение фон Шелленберга, и некоторое время стойко не разглашал подробности (фон Гейзо понимал, что так могло быть нужно в интересах следствия); но всем было так любопытно (особенно Шарлотте - будь Иоганн ревнив, то напрягся бы, почему его жена так беспокоится о судьбе какого-то юнца)), что фон Цоллерн сдался и рассказал. Он арестовал Шелленберга за попытку дуэли с художником (который так и не успел закончить портрет Шарлотты, и было непонятно, сохранились ли наброски, или пропали, или все личные вещи покойного пока в руках полиции), поместил под стражу, так что у него было железное алиби: убить Фридриха он никак не мог. А обвинение за несостоявшуюся дуэль - куда утешительнее, чем обвинение в убийстве!..
Любопытной была и смерть фон Ротвальда: было ли это самоубийство - или убийство? В последнем случае кто-то должен был стрелять в упор, а для этого нужно было подойти ну очень близко (даже когда человек, которому ты доверяешь, приставляет тебе дуло к груди, - ты всё-таки отпрянешь)). Следов оглушения на голове фон Ротвальда не было, а тащить его связанным в сад, чтобы там пристрелить, было бы крайним идиотизмом. Да и зачем вообще убивать кого-то в замковом саду, пусть и в отдалённом "уголке для свиданий", где кто угодно мог услышать выстрел?.. Иоганн несколько сомневался в версии убийства, пока фон Цоллерн не предположил, что убийцей могла быть женщина. Генералу, несведущему в женской одежде, объяснили, что в складках оной вполне возможно спрятать пистолет, а приблизившись вплотную во время поцелуя - незаметно выстрелить. Звучало убедительно, но как высший пилотаж, - так что про себя Иоганн терялся в догадках: могла ли то быть женщина, защищавшая свою честь от покусившегося на неё мерзавца, или же для такого убийства женщине нужно готовиться (а бывают ли вообще женщины-профессиональные убийцы?!..).
Как и обещалось, появился фон Браубах. Иоганн был рад его видеть: он вообще с немалым уважением относился к своему пленнику и говорил жене, что когда кругом одни наёмники, интересующиеся только тем, кто больше заплатит, - встретить честного человека, который дорожит своими людьми, - настоящая отдушина. Но с фон Браубахом было толком не поговорить: он подолгу пропадал, разговаривая с фон Розеном. С одной стороны - всё хорошо, когда фон Розен занят не с Шарлоттой и даже не с ландграфиней С другой - подозрительно и как-то даже невежливо. Фон Гейзо старался развлекать дам беседами, что в отсутствие хозяйки было необходимым минимумом, - но в конце концов женская делегация явилась позвать фон Браубаха и фон Розена назад. Даже сын счёл нужным сообщить Иоганну о том, что фон Розен больно много времени проводил с пленным, - но, увы, ничего интересного не подслушал.
Впрочем, дамы скучали не так уж часто, поскольку в этот вечер постоянно что-то или кого-то искали. Первым объектом поисков стали украшения. Кристиан фон Гауф, дальний родственник Мюнхгаузена, сообщил, что ему в библиотеке буквально на голову упал древний свиток о "родовом проклятии". Фон Браубах вызвался зачитать свиток вслух, успокоив собравшихся, что если не дочитывать формулировку проклятия до конца - то оно не падёт на всех, кто его услышит. Однако никакого проклятия в свитке не было, а говорилось о некой сожжённой ведьме, которая прокляла пару цацок перед смертью. Кольцо с листьями дуба и красным камнем (фон Гейзо не запомнил, каким именно) должно было приносить множественные беды, а подвеска сулила несчастья только незамужней женщине, тогда как замужней - наоборот (внезапная ведьма за семейные ценности). К сожалению, монах, написавший свиток, не зарисовал при этом проклятые украшения, - но советовал их обладателям взять простое советское помолиться о спасении.
Кольцо так и не нашли: хоть в одном из колец ландграфа и был подходящий камень, - разглядеть в его оправе дубовые листья было решительно невозможно даже при самой смелой фантазии (разве что трилистник). А вот подвеска баронессы фон Рюден соответствовала описанию, что немало её встревожило. Иоганн склонен был считать, что свиток был чей-то шуткой, написанной сейчас, а не сто лет назад, - чтобы завладеть украшениями (хотя указания "оставить кольцо в дупле" там не было) или просто взбаламутить двор и отвлечь всех от поисков убийцы. Есть также множество способов состарить бумагу, - и Хиршгульденберг обмолвился, что один его друг умел подделывать документы, но более ничего полезного не сообщил. А если кто-то в самом деле боится колдовства - так пусть, считал фон Гейзо, лишний раз помолится, вреда не будет. Он даже пошутил, что может быть такое проклятье, из-за которого на голову Кристиана всегда будут падать свитки про проклятья, куда бы тот ни полез.
Стали обсуждать, что даже если свиток действительно столетний и с подвеской вышло совпадение, - то кольцо за прошедшие годы могли неоднократно разобрать и переплавить. Будут ли разделённые камень и оправа считаться за половинку проклятия?.. Тогда фон Гейзо и предложил подбросить проклятую серебряную оправу имперскому казначею, чтобы её переплавили на монеты. Тогда всех солдат Империи, получающих жалование этими монетами, будут преследовать неудачи (а подвеску лучше не трогать: женщины-то ни в чём не виноваты). Шарлотте идея понравилась: ведьму сожгли католики, - вот пусть её проклятие и борется с католиками. Ландграфиня также одобрила план (оставалось найти шпиона). А фон Гейзо радовался, что его шутка пошла в народ и немного разрядила обстановку: над колдовством лучше смеяться, чем бояться.
Что до заговора, то фон Хоффман один раз вызвал Иоганна на разговор и сообщил, что всё плохо: на свою сторону склонять некого, ландграф также не торопится проявлять самостоятельность. Всё, что мог предложить фон Гейзо, - это попытаться повлиять на ландграфа через сына (но ухудшившиеся отношения с сыном были очень некстати). Иоганн вообще начал сомневаться, что прямо сейчас стоит менять ландграфиню на переправе: успех казался сомнительным, а отсутствие у дорогого шурина союзников - подозрительным. Фон Хоффман посетовал, что не получится повесить убийства на кого-нибудь из сторонников ландграфини; они действительно знали о случившемся явно меньше, чем фон Цоллерн, чтобы рисковать наговорами. Но фон Гейзо по-прежнему был бы рад избавиться от фон Розена и попросил шурина, если что, делиться компроматом.
А затем в дело вступила Шарлотта. В первый раз она сказала, что-де случайно услышала, как кто-то говорит с Иоганном о ландграфине. Вот чёрт, подумал Иоганн, она же статс-дама, через неё ландграфиня может всё узнать!.. Он признался, что по возвращении из-под Марбурга в самом деле был обижен на ландграфиню (врать Шарлотте было тяжело, проще было сказать полуправду), и некоторые члены Совета, заметив это, пытались говорить с ним о её смещении, но дальше дело не зашло. Шарлотта спросила, кто именно с ним говорил, и Иоганн решил не выдавать родственника, а назвал имена Мюнхгаузена и фон Цоллерна - чтобы проверить, станет ли ландграфиня относиться к ним с подозрением. Шарлотта выразила сожаление, что в Совете наметился раскол, и сомнение насчёт Мюнхгаузена, - на что Иоганн предположил, что тот мог проверять его лояльность.
Во второй раз Шарлотта прямо сказала Иоганну, что надеется, что он доволен своей службой у ландграфини, поскольку ей не хотелось бы менять хорошее место при дворе. Тут-то фон Гейзо и задумался, что быть статс-дамой правящей ландграфини-регентши - наверное, не то же самое, что быть компаньонкой просто вдовствующей ландграфини, матери правителя Касселя. И что ради жены можно, пожалуй, оставить всё как есть (только хорошо бы женить фон Розена на баронессе фон Рюден, чтобы заодно проверить, принесёт ли ей подвеска счастье в замужестве)). Поэтому он заверил Шарлотту, что вполне всем доволен, намерен служить ландграфине и дальше, а что был обижен - так не за славу же служит, а за правое дело. Не то чтобы опасения потерять пост главнокомандующего испарились как по волшебству, - но можно было надеяться, что если Шарлотта стала близка к ландграфине, то замолвит за мужа словечко.
Второй этап поисков инициировал фон Розен, когда начал всех спрашивать о некоем человеке, которого никто не знал. Затем он делегировал поиски своему новоиспечённому адъютанту, Филиппу фон Касселю, и они перешли на второй круг (Иоганн советовал юноше найти сироту и дать ему искомую фамилию - и технически задание будет выполнено). С одной стороны, фон Гейзо одобрял внезапно начавшуюся военную карьеру младшего брата ландграфа, но с другой - предпочёл бы держать его поближе к себе. А вот Габриэль не на шутку встревожился и поделился тревогами с отцом. Оказалось, что Филипп так боялся, что Вильгельм и Габриэль уйдут в армию и оставят его одного, что пошёл на опережение и попросился в армию сам Теперь Габриэль боялся, что фон Розен втянет его друга в какую-нибудь беду, - но фон Гейзо рассудил, что если Розен вздумает предать ландграфиню и поменять сторону, Филипп всегда сможет, в свою очередь, его оставить.
- Отец, ты его видел?!.. Он же думает только о том, как бантики на туфлях завязывать!
- Некоторые юноши думают о том, как понравиться девушкам. А как станет офицером, да ещё в бантиках, - будет нравиться девушкам вдвойне!
- НУ ПАААП
Иоганн не видел ничего предосудительного в том, чтобы волноваться о друге, который толком не тренировался, в отличие от самого Габриэля, - и когда сын следом попросился в армию, чтобы быть поближе к Филиппу и приглядывать за ним, генерал пообещал взять Габриэля к себе на какой-нибудь младший офицерский чин. В самом деле, уже пора, - а ландграф, оставшись без компании, быть может, и возьмётся за ум.
Когда ландграфиня ненадолго появилась среди гостей - решено было провести учения, чтобы подготовить новобранцев. Найти большое поле - не беда, но Мюнхгаузен почему-то так впечатлился байкой фон Гейзо про "лекарственный дуб" ("Мой дед все болезни лечил лекарственным дубом: нарубишь дрова - и всё пройдёт"), что заявил, что непременно нужен дуб, или два. А у Иоганна же воображение имеется, он же представил себе конницу на дубе... Пойдёт налево, пойдёт направо... Но картиной картонного коня на дубу гон не ограничился, и ландграфиня решила, что нужен ФЛОТ. У Касселя, конечно, нет выхода к морю, - зато вон есть озеро, и вообще - речной флот тоже бывает! Да, корабли нужно сначала построить, - но фон Гейзо был готов отправить солдат рубить, хм, дубы (но лучше сосны). Кристиан фон Гауф был скоропостижно назначен адмиралом - пока что сухопутным.
И в остальном вечер шёл своим чередом. Доктор Вернер проводил беседу с Магдаленой фон Гауф, сестрой Кристиана, которая взяла какие-то успокоительные таблетки у служанки (а также взяла уроки у покойного художника и весьма годно рисовала). Фон Браубах решил со своей стороны взяться за расследование и спрашивал фон Гейзо о связанных с местным озером легендах (генерал допускал, что обо всех живописных местах существуют легенды, но сказками как-то не интересовался). Троица молодёжи спела скучающим дамам британскую балладу про Вересковый мёд, такие солнышки Потому как идея сочинять или декламировать стихи как-то не взлетела (Иоганн, опять же, несколько чужд таким салонным играм). Что до Хиршгульденберга, то он никаких подозрений не вызывал - только рассказал при дамах непристойный анекдот: "Петер, тебе пора жениться, кто тебе нравится? - Наш конюх Генрих. - Это возмутительно! Он же католик!". Иоганн решил, что терять уже нечего, и озвучил продолжение анекдота: "Хоть кому-то в этом доме нравятся женщины?! - ...Сестра Петера, Луиза, поднимает руку".
И вот фон Хоффман инициировал третьи поиски: сообщил, что получил от проверенного человека письмо, в котором некоего господина с невыговариваемой фамилией называли шпионом. В отличие от предыдущего искомого, с этой фамилией даже нашлись знакомые: баронесса припомнила, что этот человек был их с кузеном другом детства, и вроде как фон Цоллерну он тоже другом детства приходился (но это не точно). Барон Мюнхгаузен пригласил фон Гейзо в себе и попросил рассказать, как к генералу попал его адъютант. Иоганн рассказал - и спросил (...я всё ловлю на лету)), неужели Хиршгульденберг может оказаться не тем, за кого себя выдаёт. Это ведь в самом деле удобный способ внедриться: назваться именем погибшего Хиршгульденберга! Немного утешало, что доступа к совсем уж секретным бумагам адъютант вроде как не имел, - но фон Гейзо, разумеется, не раз посылал его и с устными, и с письменными приказами, так что чёрт его знает, что могло через самозванца утечь на сторону. Мюнхгаузен предложил напрашивающийся вариант проверки: слить Хиршгульденбергу что-нибудь - и посмотреть, где всплывёт. И как только генерал согласился...
...Как в соседней комнате раздался выстрел, и все сбежались туда. Хиршгульденберг застрелился - и оставил записку, в которой сообщал, что не совершал ничего плохого, и во всём просил винить того типа с невыговариваемой фамилией. Иоганн сперва протолкался к телу, поскольку это всё-таки был его адъютант, - но, убедившись, что спасать уже нечего, не стал мешать доктору выполнять его работу и увёл подальше дам. И Иоганн не скрывал от дам и прочих явно подтвердившуюся (поскольку в замок никак не мог пробраться лишний человек, носивший ту невыговариваемую фамилию) теорию о том, что Хиршгульденберг был не настоящим, а настоящий, по всей видимости, погиб. И хорошо бы, если бы это таки было самоубийство, и если окажется, что тот же лже-Хиршгульденберг был виновен в случившихся убийствах, - поскольку, если это убийство, то это будет значить, что некий злоумышленник побоялся быть раскрытым и всё ещё среди нас.
Тогда фон Гейзо и задумался о том, не мог ли адъютант его травить, и не спросить ли доктора о том, можно ли спутать симптомы отравления с симптомами язвенной болезни, - но доктора лишний раз дёргать не хотелось. Доктор Вернер вышел с серым лицом и, сказав, что невозможно спасти человека от самого себя, подтвердил тем самым самоубийство Хиршгульденберга. Доктора во всей этой истории было жальче всего: целая череда трупов, убийства, самоубийства, никому не поможешь... Хотя баронессу тоже было жалко: она ведь верила в то, что самозванец - её брат, и не могла не скорбеть о его потере. Она даже списывала это несчастье на "проклятую" подвеску, хоть все и уверяли её в том, что всё обернулось к лучшему: ведь самозванец больше не будет обманывать ни её, ни других. После лежавшая на столике подвеска "таинственно" пропала, но оказалось, что её просто кто-то (кажется, доктор) забрал для проверки.
Между делом фон Гейзо решил наудачу зайти с другого бока и ещё раз поговорить с Мюнхгаузеном, раз уж тот ему доверял. Сказал (он всё ещё очень плох во вранье)), что-де раньше не обращал на эти слухи внимания, но сейчас, в свете всей охоты на шпионов, припомнил, что ему доносили о контактах фон Розена, ещё в Касселе, с некими подозрительными неизвестными людьми. Что-де раньше считал, что ему об этом говорят, чтобы угодить, зная, что ему не нравится Розен (тут Мюнхгаузен уточнил, почему не нравится, - и Иоганн честно сказал, что Розен не настолько хороший солдат, как его выделяет ландграфиня, которая как женщина не очень-то разбирается в военных), - но сейчас задумался. Мюнхгаузен даже не спорил, что ландграфиня слишком пристрастна к Розену (честность всегда располагает людей, что и говорить), - и фон Гейзо доверительно попросил его поговорить об этом с Её Светлостью, поскольку самого генерала она не будет слушать. Дело было гиблое, конечно, - все в Совете были так или иначе повязаны, - но попробовать стоило Заодно высказал сомнение в дармштадтских заговорщиках.
Иоганн даже честно рассказал жене, что-де убедился в том, что Мюнхгаузен точно на стороне ландграфини, и счёл нужным поделиться с ним информацией о том, что Розен подозрительный. Чисто для того рассказал, чтобы посмотреть на её реакцию, - но Шарлотта вовсе не торопилась за Розена заступаться. Зато она, в свою очередь, после разговора с фон Цоллерном честно сообщила мужу, что глава полиции её, кажется, подозревает из-за того, что фон Ротвальд как-то странно пытался к ней подкатывать, а она его отшила. Вызывать из-за этого фон Цоллерна на дуэль было вроде рано, но фон Гейзо насторожился: откуда тому известно о частных разговорах?.. А потом доктор Вернер вежливо похитил у Иоганна жену, чтобы поговорить с ней "как с женщиной". Говорили они так долго, что генерал начал беспокоиться, не заметил ли доктор у Шарлотты каких-то признаков недомогания, - но оказалось, что доктор ТОЖЕ расспрашивал её о чёртовом гувернёре! Ещё капля - и Иоганн пошёл бы вытрясать из доктора или фон Цоллерна, какая крыса им всё это напела. (Оказалось - это была баронесса, завидовавшая положению Шарлотты при дворе. А женщину даже на дуэль не вызовешь, если узнаешь!..)
Перед самым концом игры сама ландграфиня собрала-таки внеочередное заседание Совета и сообщила, что узнала от своих агентов в Дармштадте, что там такая же фигня случались точно такие же серийные убийства с вырезанием сердца из груди жертвы. И либо действует целая организация, либо это дело рук одного человека, переместившегося из Дармштадта в Кассель, - а кроме фон Браубаха никто так не перемещался. Но у фон Браубаха было железное алиби: пока происходили убийства в Охотничьем замке, он сидел в крепости в Касселе до нынешнего дня. В общем, следствие красиво заходило в тупик, у фон Гейзо не было идей, кроме как ловить маньяка на живца, - а игра постепенно заканчивалась. Как я уже упоминал, о сказанном на Совете Иоганн рассказал жене - и пока убийца не будет пойман, старался не выпускать из виду её и Габриэля и попросил её по полнолуниям из дома не выходить (вроде как фон Цоллерн рассчитал, что ритуальные убийства могли совершаться в полнолуние).

Итоги, благодарности, послеигровоеУзнавать после игры, как всё было на самом деле, - отдельное удовольствие. Гертруда упала с лошади из-за того самого успокоительного, резко понижающего давление. Художник стал жертвой Мюнхгаузена, который искал "орган гениальности" и потому выковыривал сердца у талантливых людей (а первой его известной жертвой стал мальчик-слуга - видимо, пропавший как раз в феврале, о котором спрашивал фон Цоллерн). Да, когда Мюнхгаузена играет Лиара - это тоже неспроста, но никогда заранее не знаешь, насколько У барона были и единомышленники, включая фон Розена, - но они об убийствах не знали и честно теоретизировали о выявлении и выведении полезных государству людей. А гувернёра, кажется, из ревности убила баронесса (но тут я уже могу ошибаться).
Спасибо Дикте за отличную историю, отличного персонажа и отличный кусок эпохи!
Спасибо Тикки за Шарлотту - совершенно прекрасную сильную и умную женщину Очень можно понять, почему Иоганн настолько влюблён в такое невероятное.
Спасибо Берто за Габриэля - за доверие и поддержку сына, несмотря на все разногласия в прошлом. Очень редко удаётся поиграть старшую фигуру, и очень здорово и ценно, когда это удаётся так хорошо. И Кэти и Каро спасибо за остальные две трети молодёжи! Уважение ландграфа было также чертовски приятно.
Спасибо Дугласу за почти состоявшегося партнёра по заговору (и шпиона, конечно, не без того)) и Вере за почти состоявшегося соперника! Фон Розен и фон Гейзо были взаимно осторожны, но тем красивее напряжение в нюансах.
Спасибо Саломее за адъютанта-с-подвохом Хиршгульденберга, убедительно лихого и придурковатого И спасибо Лиаре за разговоры с Мюнхгаузеном.
Спасибо таким разным и непростым дамам - Ксандре за баронессу фон Рюден и Ортхильде за Магдалену (которая, о чём Иоганн также не узнал, помаленьку шантажировала его жену и хотела выйти замуж по любви, что будет непростой задачей, ибо это любовь к ландграфу)). Спасибо Элис за профессионального суетолога Кристиана!
И, конечно, спасибо тем, кто работал, пока все отдыхали: Мэлу за фон Цоллерна и Арте за доктора Вернера! Самые честные и героические персонажи любой истории - всегда в тени.

Когда мы собрались, я увязался с Мориэль до Измайловской. Отлично прогулялись по тёплой погоде, хотя я нифига не запомнил извилистый маршрут через дворы до МЦК-моста