Да, опять начну не по порядку, с воскресной игры прошлых выходных, потому что могу.
Я ехал сразу с игры на игру, с Валентиновки до Ярославского и оттуда близко на Менделеевскую. Поскольку не посмотрел заранее - спросил Птаху, как выйти к Джонджоли, где мы собирались перед игрой. Хотелось жрать, хотелось кофи, но я помнил, какие в Джонджоли цены, - на это только как в музее любоваться (к тому же там нет растительного молока). Примечательно, что персонажи-рабы пришли на сбор первыми полным составом - вот что значит дисциплина А потом начали подтягиваться персонажи-гости. Вивьен раздала бейджи, конверты с аусвайсами и маркеры контактности. "Светофор" моделировался уже знакомыми мне светящимися палочками "глэмора", а в качестве чёрных маркеров - на случай желания вообще не участвовать в фестивале - были простые кожаные чокеры, оставшиеся на сувениры. В ДжДж вообще не торопились с подачей, а времени у нас было немного, - но все успели доесть, а я выпил чашечку чая. И мы отправились в БадСам.
О помещении я уже писал в прошлом посте, не буду повторяться, - разве что добавлю, что там есть форточки и свежий воздух, что для меня особенно важно. Мы распределились по комнатам, чтобы прикинуться (неожиданностью для меня стало отсутствие щеколд в уборных, но, наверное, в этом есть какие-то соображения безопасности). Рене заплёл мне косу (не люблю, когда волосы лезут везде, плюс за косу и держаться удобней, - хотя именно поэтому она до конца игры не продержалась)). Вивьен героически продлила срок аренды, поскольку игроки, конечно, тормозили. Но вот, наконец, мы провели парад, обсудили всё и стартовали. Мастер выгнала персонажей-гостей, чтобы они вошли не сразу, - а они, заразы, ушли курить на улицу, вот так и жди их, стоя на коленях, и вроливайся
Ворнинг: в персонажной истории внезапно нет какого-то ужаса-ужаса, но всё равно должен предупредить, что это тема борделя, определённой степени недобровольности и болевых взаимодействий, плюс слэш и гет рейтинга R/NC, местами матерно, и много чего упоминается (война, плен, вещества). Читать на ваш страх и писк. Если кто пропустил предысторию сеттинга и персонажа - её читать туть, чтобы было понятней.

Ингмар Логарен. Отчёт отперсонажный. Неизбежны неточностиЕщё один день всегда начинается рутиной. Приводишь себя в порядок, выходишь в коридор встречать гостей, выстраиваясь вдоль стены. В такие минуты - редкие минуты, когда мы с товарищами по несчастью видим друг друга без посторонних, - сложно оставаться серьёзными и не обмениваться шутками между собой. Смех - лучшая психологическая защита, это уяснил даже я, далёкий от модных философских веяний. В этот раз хохмой дня стало утверждение Терри о том, что-де раз мы "монпейские животные", то наш дорогой врач (который уже с утра успел обозвать нас соответствующим образом) - получается, ветеринар.
- А если мы мебель - то он, выходит, плотник, - откликнулся я.
Терри Аль - крупный, грубоватый мужик, служивший в кавалерии под моим началом. На первый взгляд может показаться неотёсанным бревном, но на самом деле толковый, - я не раз прислушивался к его советам как старшего пусть не по званию, но по возрасту. В борделе он считался буйным, продавался за самую низкую цену (если я говорил, что стою как беспородный жеребёнок, то Терри отвечал, что стоит как ржавая подкова), и это также становилось предметом регулярных шуток о том, что вскоре бордель начнёт доплачивать, чтобы его наконец избавили от Терри. В чём-то я Терри даже завидовал: ему даже после тюрьмы было не занимать физической силы, и доктор Морель, например, его откровенно побаивался.
Я не успел развить метафору о плотнике: послышался негромкий стук в дверь - сигнал от леди Лидии, - и мы опустились на колени, чтобы приветствовать гостей. Следом дверь распахнулась, и наши сегодняшние посетители начали входить один за другим. В такие моменты следует смотреть в пол, но мне ещё никогда не удавалось преодолеть любопытство: я косился на гостей, надеясь понять, чего можно ожидать. Порой это дельцы и торговцы - шумные, грубые, чьей фантазии хватает только на то, чтобы облапать, трахнуть, иногда выпороть до крови; в этот раз собралось светское общество - а их развлечения более изысканны. И это не значит, что менее болезненны - чаще наоборот, - но отчего-то их проще вытерпеть и не хочется потом немедленно отмыться.
Так, поглядывая украдкой, я увидел рядом с господином Серго, нашим завсегдатаем, Его. Того самого алемандского майора, которого я вытащил с края обрыва, - тогда я смотрел вплотную в его лицо, на котором застывшее выражение отчаяния медленно менялось на неверящую надежду и изумление, и не мог не запомнить каждую его черту. Показалось - или теперь он поймал мой взгляд, который я невольно задержал на нём?.. Когда он проходил мимо и останавливался рядом, мне всё же приходилось опускать взгляд, так что я мог видеть только его высокие сапоги и его руки, - крупные, жёсткие руки человека, с детства привыкшего держать оружие и поводья. Красивые руки. Многие гости уже выбрали приглянувшихся работников, господин Серго окликнул своего любимчика - Матиаса, - а майор всё прохаживался туда-обратно по коридору вдоль редеющего ряда рабов, а я поворачивал склонённую голову, не в силах оторвать взгляда от его рук.
Раз за разом эти руки прикасались к Эрику, стоявшему на коленях по правую руку от меня: ладонь то опускалась на светлую макушку, то проводила пальцами вдоль скулы. Само по себе это было ожидаемо: мой кузен - юный и миловидный, - но меня руки майора игнорировали, явно нарочно, и я не знал, как это истолковать. Мне отчаянно хотелось заговорить с ним, шепнуть "господин майор", - но сильнее бордельного этикета меня сдерживало то, что нас могли услышать другие гости, и к нему могли возникнуть вопросы, откуда мне известно его звание. Впрочем, вскоре хозяйка сама это озвучила:
- Как вам у нас, господин майор? - вежливо спросила она.
- Очень разнообразно, - ответил тот, и так я впервые услышал его голос. - Глаза разбегаются.
В какой-то момент леди Лидия попросила внимания гостей и представила им нового работника. Это был Альберт Хегильнар, некогда пехотный лейтенант. Однажды - казалось, в прошлой жизни, - когда им пришлось жарковато при наступлении, мне удалось прорваться к ним с небольшим отрядом и предложить совместный маневр. Мы спрятали лошадей за холмом и сели в окопы, а когда алемандцы пошли в контрнаступление на сближение в рукопашную - мы неожиданно осуществили конную атаку с фланга. Удачно вышло тогда. А вчера Альберта притащила в бордель полиция, помятого и побитого. Эрик тут же бросился к нему - оказалось, они служили вместе. Я успел только поблагодарить Альберта за то, что сохранил моего кузена живым, - более поговорить не удалось. А теперь он стоял на коленях с каменным лицом, и леди Лидия рассказывала, что он ещё свежий "девственник". Такое удовольствие выходит дороже, но выбрали его сразу. Я мысленно пожелал ему удачи.
Наконец и майор велел Эрику следовать за ним. Пожалуй, для Эрика это было не худшим вариантом, - по крайней мере мне хотелось в это верить. Было чертовски интересно, кого я спас тогда от падения в пропасть: благородного человека или подлеца. Говорят, будто красивые люди красивы и душой, - но тем больнее бывает обмануться в этой аксиоме. Но если повезёт... если Эрик приглянется майору... и если майор пожелает отплатить мне добром за спасение его жизни... Тогда я смогу попросить его позаботиться об Эрике. Да, парень стоит недёшево, и для офицера это может быть накладно, - но я буду благодарен, даже если майор просто порекомендует Эрика хорошему хозяину или хозяйке. Кому-нибудь, кому нужен секретарь, а не секс-кукла.
- Что ж, вас пока никто не выбрал, - прозвучал голос леди Лидии над головами оставшихся в коридоре. Кажется, нас было трое. - Идите и постарайтесь понравиться.
Следом за Колином по прозвищу Цепной Заяц - работником, который был здесь ещё до того, как в бордель привезли военнопленных, - я направился в тот зал, куда удалились майор и Эрик. Колин почтительно опустился на колени у входа, я повторил его движение, продолжая украдкой наблюдать. Господин Серго восседал на деревянном троне, Матиас стоял на коленях у его ног. Господин Серго пока только ласкал - как и майор несколько рассеянно ласкал Эрика, словно собаку, - а Матиас рвано дышал и, когда господин Серго проходился ногтями по его спине, громко стонал.
Дурно так говорить, но казалось, что Матиас Майер здесь и сейчас - на своём месте. Так что даже не верилось, что в недавнем прошлом он тоже был офицером. Я не мог его осуждать: он не притворялся, он в самом деле обладал такой чувственностью. В чём-то я завидовал и ему также... Хотя, наверное, втайне завидовали многие: ведь господин Серго был хорошим клиентом, очень хорошим. Говорили, он даже болью способен доставить удовольствие, и я вполне этому верил. Я слышал, как он объяснял майору, что можно одним лишь взглядом угадывать желания работников - и исполнять их. Каким было моё желание?.. - Узнать майора получше. Тот подходил ко мне и Колину, рассматривал, трогал. Приподнял моё лицо за подбородок - мы вновь встретились взглядами, и я чуть улыбнулся ему. Мне нравились его прикосновения, но они были слишком мимолётны, чтобы прижаться щекой к ладони. Во мне вновь боролись жажда заговорить и страх испортить о себе впечатление.
Минуты спустя господин Серго поднялся с места и подвёл Матиаса к кресту. Приковал и взялся за плеть. Пахнуло знакомым кисловатым запахом страха - запахом загнанного в угол зверя, - только с нотками возбуждения; совсем скоро, как и каждый день, я вовсе перестану замечать его в воздухе. Матиас продолжал стонать и вскрикивать, явно наслаждаясь.
- Встань, - велела леди Лидия, подойдя ко мне сзади. - Тебе полезно посмотреть.
- Да я уж насмотрелся, - миролюбиво заметил я, поднимаясь. К таким зрелищам я был совершенно равнодушен.
- Если будешь вести себя так же, тебя тоже будут выбирать.
- Куда уж мне до Матиаса...
Я не смог бы притвориться, даже если бы захотел, - а я не хотел. Я стоял, подпирая спиной дверной косяк, и теперь я был вровень с гостями. Майор подошёл, ещё раз внимательно заглянул в моё лицо. В его глазах мелькнуло замешательство узнавания. Конечно, руки он мне не подаст. Мы были почти одного роста, только он - шире в плечах и крепче. Удивительно, что я считанные месяцы назад смог его вытащить. Пожалуй, сейчас, после тюрьмы, - сил бы уже не хватило.
- Мне кажется знакомым ваше лицо, - наконец осторожно произнёс он. Всё ещё сомневается?..
- И я вас помню, - ответил я. - И искренне рад вас видеть. Живым и целым.
- Не ожидал встретить вас... в таком месте.
А где же ещё я мог быть после поражения Монпея? Или здесь, или в могиле.
- Только жалеть меня не вздумайте, - выдавил я неожиданно севшим голосом, так что он даже не сразу меня услышал, и мне пришлось повторить. За попытку ставить условия клиентам мне полагались удар по морде и незамедлительное наказание. Но мне казалось важным сказать об этом именно с ним.
- Не любите жалость? - поинтересовался майор как ни в чём не бывало.
- Не люблю. Она унижает, знаете ли.
- Нет, - пообещал он, подумав пару мгновений. - Жалеть вас я точно не буду.
- Спасибо.
Что-то в коридоре привлекло его внимание, и он отвернулся, потеряв ко мне интерес. Я несколько секунд пожирал взглядом его загривок. Хотелось ткнуться в него губами, прошептать, что я хочу его уже сейчас и позволю ему всё, что он пожелает, и что он сделает мне большое одолжение, если перехватит меня раньше, чем кто-нибудь из аристократических стерв. Многие женщины, приходившие в бордели, потеряли на войне мужей, сыновей, братьев - и искали мести. Всякий монпеец виделся им лично виновным в гибели их родных, и им было невдомёк, что на войне ты либо убьёшь, либо будешь убитым. Они превосходили в жестокости иных мужчин - резали, жгли и пороли, возомнив себя палачами. Но я не осмелился просить - и не успел: майор ушёл, а затем вернулся к оставленному им было Эрику.
Диспозиция поменялась: теперь майор занял оставленное господином Серго деревянное кресло. Эрик стоял на коленях между его коленей, лицом к нему, и майор одной рукой перебирал его волосы, а другой похлопывал стеком по его ягодицам. Неловко было бы подглядывать, хотя на эти руки я мог бы смотреть вечно, - поэтому я лишь иногда прогуливался мимо открытого зала. К тому же пристальное внимание могло бы выглядеть так, словно я ревную, а ревности я не испытывал. Разве что самую капельку зависти. Едва я увидел Эрика выходящим из зала, я спросил с нескрываемым любопытством:
- Ну как он тебе?
- Не знаю. Он пока ничего толком не сделал.
Глупый мой мальчик... Для того, чтобы понять, нравится ли тебе мужчина, ему вовсе не обязательно что-то делать. Достаточно одного взгляда, одного короткого разговора, одного прикосновения.
- Но он ведь красивый мужчина, не правда ли?..
Эрик равнодушно пожал плечами. Когда я увидел освободившегося Альберта, к нему я также подошёл:
- Как ты?
- Нормально. - выглядел он в самом деле неплохо для "первого раза". Наверное, повезло. Я после своего "первого раза" не мог стоять на ногах.
- Это хорошо. Бывало такое, от чего кричал даже я... Но лучше не буду пугать тебя прежде времени.
Гости с работниками распределились по залам и закрытым комнатам, и бордельный быт шёл своим чередом. Откуда-то вновь доносились "звуки Матиаса" - сладострастные стенания, которые ни с чем невозможно было спутать. Он всегда был нарасхват.
- Если мы будем пить каждый раз, когда Матиас кончает, то очень скоро надерёмся в хлам, - заметил я.
Я же оставался невостребованным, и пока я молча стоял у стены, господин Серго, отступая спиной вперёд, чуть на меня не наткнулся.
- Я тебя не заметил, - сказал он.
- Сочту за комплимент, - я изобразил поклон кивком. Говорят же, что хороший раб должен быть незаметным? Вот и в борделе порой лучше не бросаться в глаза. То, сколько выручки мы приносили хозяйке, всё равно никак не влияло на наше положение.
Коротая время, я донимал пробегающего мимо доктора Мореля. Это было особенным удовольствием - дёргать его за усы и смотреть, как он злится. После первого же моего комментария он от души наступил мне на ногу, так что я зашипел и проводил его умилённым взглядом.
- Какая же зараза, - сообщил я с нежностью. - Но работа у него собачья.
- Потому что ветеринар, - откликнулся Терри. - Лорд-вольноотпущенник...
Пакостил "бордельный лорд" совершенно по-детски, так что я расслабился и не учёл, что он может быть по-настоящему опасным. На вопросительный взгляд кого-то из гостей я легкомысленно пояснил:
- Это мы так... флиртуем. Не обращайте внимания.
Терри и Альберт, как двое простолюдинов, прошедших войну, быстро нашли общий язык и обсуждали что-то в терминах военной медицины. До меня донеслось утверждение, что-де святые мученики выглядят так, словно их несколько дней мучила жестокая диарея, и вот наконец отпустила.
- То есть "экстаз святой Терезы" - это от облегчения? - уточнил я. - Что наконец-то попустило?
- Нет, "экстаз" - это как сейчас у Матиаса, - пояснили мне. - А мученики на фресках выглядят так, словно несколько дней не ели. И ещё почему-то в такой драной и грязной одежде...
- Потраченные святые, - резюмировал я со вздохом, садясь спиной к стене.
- Вот из Фанни получится отличная святая, - заявил Терри. - Если ещё сложить руки и возвести очи долу... Да, вот так. Можно с неё фреску писать.
Фанни, хрупкая ангелоподобная девушка со светлыми кудрями и светлыми глазами, послушно сложила ладони в молитвенном жесте и подняла взгляд к потолку.
- Я в церковь не дрочить прихожу, - фыркнул я весело.
Но в действительности я не понимал, как у кого-то могло встать на Фанни. Она была похожа на невинного ребёнка с вечной полуулыбкой. Если Матиас, который поначалу не мог сказать ни слова, со временем оттаял и заговорил, - то она как говорила о себе в третьем лице (хотя вообще говорила чрезвычайно редко), так и продолжала. И я не знал, тронулась ли она умом в рабстве или всегда была такой. В борделе ходили легенды, что-де она выглядела точно так же, как девушка, возглавившая последний всплеск монпейского сопротивления из добровольцев и военных. В это не очень-то верилось, но людям нужны свои... святые. Как Жанна.
Затем я заметил, что Эрику нехорошо. Он тоже сидел, прислонившись спиной к стене, но сжавшись при этом в комок и спрятав лицо в коленях. Я не видел, чтобы кто-то его обижал, - по крайней мере, я был уверен, что майор не мог этого сделать.
- Эй, что с тобой? - окликнул я его, сев напротив. - Ты ел? Ты спал?
- Да, - невнятно пробурчал он.
- Как ты себя чувствуешь? У тебя что-то болит? Голова?
- Всё болит, - он не облегчал мне задачу.
- Попросить у доктора обезболивающее?
- Обезболивающее не поможет, - Эрик мотнул головой. - Мне нужна доза.
- Твою мать... - шёпотом взвыл я. - Тебя чем-то накормили? Кто?!..
- Доктор и накормил, - признался он. - Эйфоретиком.
И как я не заметил, когда Эрик был под кайфом?!.. Впрочем, у меня бывали рабочие дни, когда я и света белого не замечал, не то что ближних.
- Вот же сука... - прошипел я. - Мелкая мстительная сука! Ладно, я с ним поговорю.
- Не надо... Я тоже с ним отлично говорю.
Не знаю, почему я тогда не сообщил хозяйке сразу. Наверное, слишком привык решать проблемы своими силами, и слишком привык, что применение всякой химии было в борделе в порядке вещей. К тому же доктор должен был лучше знать побочные эффекты веществ и то, чем они снимаются. Да и проблема не казалась серьёзной: отчего-то я решил, что Эрик успел принять всего одну дозу. Так или иначе - похоже, моя голова была занята чем-то другим, и это не оправдывает меня, а наоборот. Но я начал высматривать Мореля и заметил, как тот, поговорив с кем-то, оставил свой чемоданчик у стены в тупике коридора и вознамерился уйти.
- Дорогой доктор, - окликнул я его.
- Чего тебе? - он всегда близко заглядывал мне в глаза, должно быть думая, что выглядит угрожающе.
- Во-первых, вы нужны Эрику. Во-вторых, вы кое-что забыли.
- Не указывай мне!
- Я же о вас забочусь, - невозмутимо заметил я. - Вы заботитесь о нас, а о вас кто позаботится?..
Доктор ответил мне пощёчиной. Я сплюнул, но промолчал. Он подхватил чемоданчик, но только для того, чтобы, дойдя до комнаты, в которой его кто-то ждал, вновь поставить его в дверях. Когда дверь за ним закрылась, чемоданчик остался снаружи.
- Как наивно с его стороны ожидать, что мы что-нибудь спиздим, - заметил я.
Воровать медикаменты - себе дороже, проблем потом не оберёшься. И доктор прекрасно это понимал и нарочно провоцировал рабов. Оставалось надеяться, что Эрик достаточно умён, чтобы не попытаться украсть дозу. Из закрытой комнаты тем временем доносились занимательные разговоры, касающиеся бывшей невесты господина Мореля. Бедный доктор! Даже невеста его не любит. Интересно, речь шла о ком-то из присутствующих женщин?..
Доктор вышел и встал перед висевшим на стене прейскурантом на выкуп рабов. Некоторые работники борделя не продавались, и когда гости спрашивали леди Лидию о причинах, она отвечала, что не вправе разглашать эту информацию. Власти не хотели, чтобы кто-то покидал хорошо охраняемые стены? И даже не потому, что этот кто-то может кому-то навредить, а потому, что слишком много знает?.. Или это я слишком много подозреваю, а на деле не продающиеся рабы попросту слишком выгодны борделю.
- Вы каждый день на такие большие цифры любуетесь?.. - заметил я.
И тут Терри пошутил что-то очень, крайне неудачное. Что-то о том, что сам доктор таких денег не стоит. И в крайне неудачный момент воцарившейся вдруг в коридоре тишины, когда все его услышали и обернулись в нашу сторону. Ситуацию нужно было срочно спасать, пока Морель не пришёл в бешенство и не закатил скандал.
- Потому что вы у нас бесценный, - подхватил я с самой невинной улыбкой. - Куда же мы без вас?
Морель шумно выдохнул, раздувая ноздри, как бык, и прижал к моему горлу под подбородком свою смешную маленькую шлёпалку, которую носил в кармане халата и обычно не применял иным способом.
- Мы же любя, - продолжал увещевать я. - Вы правда бесценный, единственный и незаменимый. Это комплимент, между прочим!..
Доктор ничего бы мне не сделал - он даже бить не умел. Максимум - трахнул бы, но к этому не привыкать, - а глядишь, и не осмелился бы во время рабочего дня. Но Эрик зачем-то влез между нами, как воробушек между двумя сцепившимися воронами, неловко оттолкнул одного от другого:
- Прекратите!..
- Вот зачем ты вмешиваешься! - шуганул его я. - Мы с доктором просто беседуем. Ко взаимному удовольствию. Нам обоим это нравится!
Но, похоже, я никого не убедил, поскольку Морель продолжал пыхать гневом и наступать на меня. Тогда, не менее некстати, заступился Альберт:
- Он имел в виду именно то, что имел. Хотел сделать вам приятное!..
- Я не нуждаюсь в переводчиках, - холодно возразил я. - Мы с доктором без вас разберёмся.
Морель резко развернулся, демонстрируя, что разговор окончен, но чёрт меня дёрнул сочувственно предложить:
- Валерьяночки?..
- Как ты меня достал!.. - лицо доктора вновь возникло прямо перед моим, и я вдруг заметил, насколько у него измождённый взгляд. Словно за этот день он уже узнал что-то такое, отчего был на грани нервного срыва, а тут ещё и я. Издеваться над ним, даже несмотря на то, что он сделал с Эриком, показалось низким, как пинать упавшего, и мне стало стыдно.
- Я просто снова о вас забочусь... Ладно-ладно, признаю, я перегнул.
- Немедленно извинись! - прошипел Морель. На мой взгляд, извиняться мне было не за что, поскольку я не сказал ничего оскорбительного, но раз для его душевного спокойствия это было важно... Я не переломлюсь.
- Простите. Правда, простите, вас и так жизнь не балует... Мне не стоило добавлять.
Доктор вздохнул, отстал от меня и пошёл жаловаться хозяйке, что я ему хамлю. Не прошло много времени, как леди Лидия подозвала меня к себе.
- Почему ты дерзишь доктору? - поинтересовалась она. Зайдя мне за спину, она положила ладонь мне на горло и запрокинула мне голову, укладывая её затылком себе на плечо. Поза получилась достаточно неудобной, чтобы мои шейные позвонки беззвучно заныли, но достаточно надёжной, чтобы я не шевелился.
- Я о нём забочусь, - возразил я. - Слежу за его вещами. К тому же без меня ему будет скучно.
- И снова ты споришь... Так ты никогда не понравишься гостям, и тебя никто не выкупит. А ты ведь хочешь, чтобы тебя выкупили?
Её вторая ладонь скользила по моему телу, лаская и массируя, от ключиц до низа живота, и это было чертовски приятно. Нельзя не признать, что леди умела возбуждать... нет, не так: словно пробуждать твоё тело. Настраивать на нужный лад, как настраивают инструмент.
- Смотря кто, - прохрипел я. Говорить с запрокинутой головой, особенно когда её пальцы сжимались на моём горле, было не очень-то сподручно и располагало к лаконичности.
- А кто из гостей тебе нравится? - она словно нарочно развернула меня лицом к одному из открытых залов. Там развлекались втроём господин Серго, майор и одна из женщин. Заяц Колин, прикованный к кресту, красиво выгибался под плетьми всем мускулистым, поджарым телом.
- Господин майор - красивый мужчина, - не стал скрывать я и повторил то, в чём уже признался Эрику.
- Да, Штефан Рихтер - человек видный, - согласилась хозяйка.
- О, теперь я знаю его имя... Штефан... - я посмаковал имя на языке. Оно было одновременно жёстким и мягким, как взъерошенная шерсть.
- Расслабься, - посоветовала леди Лидия. - Ты такой деревянный, что не сможешь никого соблазнить. Двигайся вместе со мной.
Если я и был напряжён, то лишь потому, что моя поза также была неустойчивой, а я опасался наваливаться на леди Лидию всем своим весом, чтобы не уронить. Она плавно покачивалась, переступая с одной ноги на другую, и я покачивался вместе с ней, также перенося баланс. В чём-то это было похоже на обучение вальсу в Академии перед выпускным балом. Воспоминание из прошлого мимолётно царапнуло по сердцу.
- Я эдак скоро начну мурлыкать, - предупредил я, улыбаясь от удовольствия.
- Можешь мурлыкать, - разрешила леди Лидия. - Все вы у меня котики...
Сильная независимая женщина и сорок рабов. Похоже, хозяйка была сегодня в хорошем настроении.
- Ну какой же я котик, - добродушно поправил я. - Я у вас, скорее, бессмертный пони... Ауч!
Леди весьма чувствительно укусила меня за ухо. А впрочем, зачем я преуменьшаю?.. Очень сильно укусила меня за ухо - так что и на следующий день мне было больно прикасаться к месту укуса. Словно откусила кусочек.
- Неужели так сложно это понять? Если ты ведёшь себя хорошо - я делаю тебе хорошо. Если ты дерзишь - я тебя наказываю.
- Ммм, даже не знаю, что и выбрать... - мечтательно протянул я. - Всё такое вкусное.
- Иди и постарайся понравиться тому, кто нравится тебе, - напутствовала меня леди Лидия.
- Спасибо, госпожа. Я буду стараться.
Легко сказать - постарайся! Как хотя бы приблизиться к майору, если он всё время занят с другими? Будет невежливо вклиниваться в его общение с его друзьями и с работниками. Так что я был бы не против привлечь к себе внимание, получив наказание от хозяйки, - но, увы, она сочла воспитательный процесс оконченным.
Пару раз майор Рихтер выходил в коридор, и тогда я пользовался всякой возможностью заговорить с ним под тем благовидным предлогом, что гостю-новичку, впервые посетившему наш салон, следовало всё показать и рассказать. В первый раз кого-то одёрнул доктор:
- Ты чего лыбишься?..
- У нас же это в правилах предписано, - заметил я. - Пункт третий: "Улыбайся". И негласный пункт 3.1: "Не рычи, когда улыбаешься", - доверительно пояснил я стоявшему рядом майору.
- И часто ты рычишь, когда улыбаешься? - спросил он. Кажется, он расслабился и перестал обращаться ко мне на "вы". Это было хорошо: ему не следовало подставлять себя, общаясь со мной на равных.
- Я вообще не рычу, - ответил я с улыбкой. - И не кусаюсь.
- А этот разговорчивый, - прокомментировал господин Серго, неизменно державшийся рядом с майором. Не одобряя и не осуждая, просто констатируя факт.
В другой раз майор сам спросил Колина:
- Почему "Цепной Заяц"?
Колин ответил не сразу, молчал так долго, что я почти уже приготовился ответить за него, - но, обдумав, сформулировал:
- Это всё слухи. Когда-то здесь был один работник, который распустил обо мне слух, будто мои... возможности превышают среднестатистические.
Как изящно он перевёл на вежливый язык фразу "трахает всё, что движется"! Но слух в самом деле был нелепый: в домогательствах до других работников и гостей Заяц ни разу замечен не был.
- Это не самый худший слух, - заметил майор Рихтер, разглядывая тонкую цепь, вплетённую прямо в рыжую косу Колина. - Хуже было бы, если наоборот.
- Он был не очень умный, - уточнил Колин.
- Видимо, потому и "был", - не удержался я от предположения.
Гостья, носившая траур, - кажется, её называли леди Натали, - что стояла рядом и слушала нас, жестом выразила одобрение моей шутке. Леди была немой: говорили, что потеряла голос, овдовев. Рабы, с которыми она уже развлекалась, называли её истинным чудовищем, - но сейчас я видел просто женщину, которая могла улыбаться. У чудовищ же обычно нет чувства юмора, знаете ли.
- Спасибо за комплимент, - светски поклонился я ей.
Также вечер разнообразили новости, доносившиеся из старой радиоточки над входом в салон. Похоже, хозяйка переключилась с официального государственного канала на какую-то независимую радиостанцию. Первая новость была о совершённом на территории Монпея покушении на некоего алемандского государственного деятеля - кажется, при этом пострадала его секретарша, её было жаль. Диктор сообщал об этом таким жизнерадостным тоном, что, похоже, в Алеманде этого деятеля тоже не любили. Заявил о поиске террористов, об арестах. Ничего особенно интересного. Неужели алемандцы не ожидали, что жители оккупированных территорий будут сопротивляться?.. Да, мы первые начали. Но это не значит, что монпейцы стерпят чужаков на своей земле.
Вскоре после новостного выпуска в холле раздался телефонный звонок. Леди Лидии не было поблизости, и к телефону подошла одна из клиенток. Позвала Альберта Хегильнара. У Альберта после разговора сделался ещё более мрачный вид: какие-то тревожные вести из дома. И с Терри они начали переговариваться шёпотом. Плели заговор?.. Пусть бунтуют без меня, а мне ещё есть что терять. Даже если гордость я уже потерял.
Следующие новости были о том, что по подозрениям в антиправительственной деятельности было арестовано множество монпейцев, и те, чья вина будет доказана, будут обращены в рабство; эта угроза не касалась только детей. А ведь Алеманд клятвенно обещал не трогать мирное население... Неужели у них закончились рабы на продажу? И это после такого количества военнопленных?.. Я не мог понять, что это за акция "раба в каждый дом". Ведь рабы не работали на заводах и на полях - для этого существовали крестьяне и рабочие, - и приносили только убыток своим хозяевам. Содержать раба - не дешевле, чем большую собаку. И чем выше будет расти масса монпейцев на территории Алеманда... В общем, это не могло закончиться хорошо. А радиоведущий жизнерадостно хвастался, что у него теперь тоже есть раб, которого также зовут Жан, и они будут вести передачи вдвоём. Тёзки. В моём воображении почему-то похожие, как близнецы.
Затем позвали к телефону Андрэ. Его также привезли в бордель недавно, - позже, чем всех, кого не выкупили на аукционе. Выговор у него был алемандский, а на лице ожоги. От телефона он вернулся с таким похоронным лицом, что краше лезут в петлю. Леди Лидия спросила его, кто звонил.
- Ошиблись номером, - бесцветно прошелестел он.
- Совпадение? Не такое уж распространённое имя, - заметил я.
- Имя Андрэ?.. Нет, отчего же, - возразил он.
За короткий срок своего здесь пребывания Андрэ уже не раз отхватывал от клиентов, хотя казался тихим и послушным; впрочем, господин Серго также выбирал его в услужение и при этом не мучил. А пару дней назад Андрэ получил наказание от хозяйки, да такое, что только сейчас встал на ноги. До него на моей памяти сурово наказывали только Колина - и то не настолько. А ведь Колин тогда... неправильно побрился, как он сам выразился. Видимо, вдоль, а не поперёк.
Я замечал, что Андрэ о чём-то подолгу говорил с доктором Морелем. После этого Андрэ снова рыдал, и я принёс ему стакан воды. Об остальном, пожалуй, леди Лидия позаботится лучше, чем я: из меня плохой утешитель. Но всё это выглядело так, словно Андрэ и Брейд Морель были родственниками или давними знакомыми. Вот уж не подумал бы, что у доктора здесь отыщется кто-то близкий.
Неопределённость и ожидание неизвестного утомляли похлеще наказаний. Альберт даже спрашивал меня, как можно нарваться на что-нибудь, дабы отвлечься от тягостных мыслей. Я его понимал: в иные рабочие дни мне самому хотелось поскорее отмучиться, а не гадать подолгу, кому из клиентов подвернусь под руку.
- Понятия не имею, - ответил я, пожав плечами. - Я, например, считаюсь здесь наглым. Непонятно, почему.
- Значит, это ты здесь разговорчивый? - спросила та клиентка, что подходила к телефону. Леди Эмилия, так её называли. Дочь министра, едва не погибшая при обстрелах пригородов. Говорили, она часто выкупает рабов, а потом приходит за новыми. Неужели игрушки так быстро ломаются? "Папа, мне нужен новый пони"?..
- Говорят, что так, - подтвердил я с улыбкой.
- Иди за мной.
Ну вот: вместо того, чтобы дать полезный совет страждущему, невольно нарвался сам. Леди Эмилия провела меня в один из залов, велела:
- На кровать. Жди, я скоро приду.
Я не знал, в какой позе мне следовало расположиться, поэтому встал на колени на краю кровати, спиной к зрителям. Должно быть, леди выбирала инструменты для развлечений.
- Снимай штаны, ложись на подушку, - вновь прозвучал её голос, и она бросила подушку поперёк кровати.
Я без спешки стянул щнурованные брюки, оставшись с обнажённым задом, - мне давно уже было не привыкать к наготе, и не важно, сколько гостей и коллег и какого пола смотрело на меня при этом. Аккуратно сложил штаны и повесил на высокое изножье кровати. Лёг поудобнее, подложив подушку под бёдра и опираясь на локти. Было приятно, что леди позаботилась обо мне, дав возможность устроиться так, как хотелось мне самому.
Многохвостая плеть начала плясать по моим ягодицам и ногам, разгоняя и разогревая кровь. Я старался дышать ровнее. Глядя вбок, саму леди Эмилию я видеть не мог, но она всё равно приказала:
- Голову опусти.
- Как будет угодно леди, - я послушно уткнулся лбом в простыню.
Леди время от времени разговаривала с кем-то, не слишком отвлекаясь, но порой это всё же давало мне небольшую передышку. Я узнал голос доктора Линча, ещё одного приятеля господина Серго. В этот день я видел его впервые и не знал, на что он может быть способен, а вот он явно не впервые был здесь.
- Вы хотели с ним поговорить, - сказал доктор Линч, имея в виду кого-то, кто не присутствовал в зале.
- Как видите, я отвлеклась, - ответила леди Эмилия.
- Я сегодня прямо-таки собираю комплименты... - протянул я с удовольствием.
- Комплименты? О чём ты?
- Если вы отвлеклись от разговора ради меня, то это безусловно комплимент.
- Нет, это невозможно, - констатировала леди Эмилия после ещё нескольких ударов. - Посмотрите на него, мне кажется, ему это нравится. Тебе что, нравится? - обратилась она ко мне.
- Нет. Мне это не нравится, - не стал врать я, переведя дух. - Но мне нравится говорить с вами, леди.
- Доктор, вы мне поможете?..
Я не знал, что происходило за моей спиной, но теперь ставки повысились. Леди сменила плеть на более хлёсткий, жалящий хлыст, жгуче обвивающий меня за бедро. Казалось, ещё немного - и он вспорет и сорвёт кожу. Доктор Линч встал рядом с ней, и тяжёлая плеть обрушилась на мои лопатки, выбивая воздух из лёгких. Приложи доктор чуть больше усилий - и, быть может, он переломил бы мне хребет. Удары приходились то одновременно, в унисон, то вразнобой, поочерёдно.
- О чём ты теперь думаешь?.. - поинтересовалась леди Эмилия.
- Думаю?.. - переспросил я с удивлением. - О нет, я сейчас вообще ни о чём не думаю.
Да и как можно думать, когда всё твоё существо сосредоточено в твоём теле?.. В редких паузах я вытягивал руки вперёд, потягиваясь всем телом и стараясь расслабиться, - если напрягаться, пытаясь избежать удара, а не принять его, выйдет больнее. Но я всё равно чувствовал, как при каждом ударе мой многострадальный зад вздрагивает, и в конце концов я просто ухватился за край матраса. Леди жаловалась, что у неё устала рука, но у меня не нашлось сил извиниться. Порой она проводила прохладными кончиками пальцев по оставленным её орудием вспухшим полосам на моей коже, и это было бесконечно приятно. Как если бы она уже сняла с меня шкуру, и мягкость легче пёрышка нежила мои обнажённые нервы без всяких преград. Поистине невозможно узнать, что такое ласка, не узнав боли. А потом экзекуция продолжалась.
- Чем ты занимался раньше? - спросила леди Эмилия, не останавливаясь. - До того, как оказался здесь?
- Воевал, как и многие, - откликнулся я.
- И кем был по званию?
- Капитан кавалерии.
- Кавалерии? Значит, хорошо умеешь обращаться с лошадьми?
Ещё не хватало, если она вздумает меня купить в качестве конюшего. Впрочем, можно будет попробовать сбежать. Возможно, даже верхом.
- Никто не жаловался.
- И лошади не жаловались?
- А лошадей никто не спрашивал, - заметил я. - Совсем как меня сейчас.
Всё можно выдержать, потому что всё рано или поздно заканчивается. Леди Эмилия была удовлетворена и оставила меня в покое. Я слышал, как она делится впечатлениями с другой гостьей, леди Адрианой:
- Кажется, его цена за этот вечер повысится. Представляешь, он не издал почти ни звука!
- Ну, я всё-таки люблю, когда они издают звуки, - капризно возразила леди Адриана. - Иначе неинтересно.
- Нет, какие-то звуки он всё-таки издавал. Но он также мог связно говорить и отвечать на вопросы.
- А вот это действительно ценно, - признала та. Я даже почувствовал гордость, хотя повышение моей стоимости будет мне явно не на руку.
- Раз никто не приказывал мне продолжать лежать, то я, пожалуй, встану, - сказал я сам себе и сел на постели, глядя перед собой, как едва проснувшийся.
Меня трясло. Я снова откинулся назад, на спину, и поднял руки над головой, глядя, как они крупно дрожат, словно впустую бьющиеся крылья схваченной кошкой птицы. Как если бы моё тело ещё не вполне мне принадлежало, и следовало вернуть его себе и заставить подчиняться. Я знал, что если я продолжу прохлаждаться вот так, дрожь не пройдёт; её можно было укротить, лишь перестав замечать и встав на ноги. Я взял свои брюки, надел их и, чуть пьяно пошатываясь, вышел из зала. Последствия порки тут же остались в прошлом.
Меня встретила новость куда более удивительная, нежели те, что передавали по радио к этому моменту: леди Натали выкупила Терри. Его имя было вычеркнуто на прейскуранте.
- Он же её загрызёт и обратно к вам вернётся, - сказал я леди Лидии. - И сможете продать его ещё раз.
- Не загрызёт, - ответила она. - Ты бы только видел, как он обнимал её ноги, как благодарил... Я никогда раньше его таким не видела.
- Ничего себе, что я пропустил, - присвистнул я. - Впрочем, не жалею: я тоже приятно провёл время.
Я был абсолютно уверен, что Терри притворялся, что это было частью его плана побега из борделя. Иначе было бы впору думать, что Терри подменили - того Терри, который обслуживал клиентов в колодках или в цепях, чтобы он никому ничего не сломал. А хрупкую, невысокую леди Натали он и вовсе сможет раздавить одним пальцем. Должно быть, она его пожалела - как выбирают самого некрасивого и кусачего щенка в помёте, чтобы его не утопили, - но вскоре пожалеет об этом.
- Тебя поздравить или посочувствовать? - спросил я самого Терри, когда он появился в коридоре. Вид у него был неприкрыто довольный.
- Можешь поздравить. Она прекрасная женщина.
Радиоточка снова ожила. Ведущий начал зачитывать длинный список арестованных. Даже на его, алемандца, взгляд это был уже перебор. Кто-то из работников салона напряжённо вслушивался в перечень фамилий, а я пропускал его мимо ушей. Моя семья не занялась бы протестами, мне не за кого было волноваться. Конечно, отец ненавидел алемандцев, но он достаточно осторожен и к тому же слишком немолод. Он заботится о младшем сыне, а значит, не станет рисковать. Да и кто в здравом уме будет арестовывать одного из советников главы правительства?..
- Тебе не кажется, что Эрику нужен врач? - спросил кто-то. Мой кузен снова сидел у стены, обхватив себя руками, и, по-видимому, так до сих пор и не поговорил с доктором, как собирался.
- Давно уже кажется. Но я был немного занят, - ответил я. - Сейчас я его найду.
Я прошёлся по коридору, заглянул в залы. Казалось, притихли даже посетители, пока голос по радио не закончит перечислять потенциальных будущих рабов. Мореля нигде не было видно. Затем вновь зазвонил телефон. К трубке пригласили Эрика. Если кто-то узнал, что он здесь... Вспыхнул робкий огонёк надежды, что его вытащат - а может, и меня, если он замолвит обо мне словечко, - но тут же погас: после разговора лицо у Эрика было совсем не радостным.
- Что у нас плохого? - поинтересовался я.
- Отца арестовали, - сообщил он ничего не выражающим голосом. Представляю, каких сил ему стоило держать себя в руках. - Кажется, твою фамилию я тоже слышал, но могу ошибаться.
- Чёрт... паршиво, - только и смог ответить я. Хуже всего, что я не мог дать ему никакой, даже ложной надежды. Отсюда мы ни на что не могли повлиять. Утешало одно: отец Эрика, Ричард Уоллес, уж точно не окажется в борделе. Да и кому вообще нужен в качестве раба немолодой чиновник?.. Даже секретарей выбирают так, чтобы на них было приятно смотреть. Но будет неплохо, если кому-нибудь понадобится, скажем, управляющий. Хуже, если сгноят в тюрьме.
Из одной из гостевых комнат вышел доктор Морель, и я уцепился за него, как за соломинку. Проблемы тех, кто находился здесь, были куда ближе проблем тех, от кого нас отделяла уже де-факто не существующая государственная граница. Когда ты не можешь помочь кому-то, кто далеко, его для тебя как будто не существует - иначе ты только изведёшь себя бесплодным беспокойством.
- Дорогой доктор, вас-то я и искал!..
- Опять ты, - скривился он, словно раскусил горошек перца во фрикадельке. - Чего тебе?
- Вы нужны Эрику. Очень нужны.
- А сам он разве не может подойти?!.. - раздражённо поинтересовался Морель.
- Как видите, он сейчас в том состоянии, когда не может.
Этот аргумент подействовал, но не так, как я ожидал. Вместо Мореля к Эрику подошла леди Лидия. Ей не потребовалось прикладывать никаких особенных усилий, чтобы тот ей признался, что его недомогание - последствия приёма эйфоретика. А затем события вокруг Эрика завертелись в вовсе неожиданную сторону. Для начала леди Лидия вызвала Мореля на ковёр и отчитала его за самоуправство в одном из залов.
- Кажется, дорогой доктор сейчас получит пизды, - отметил я с удовлетворением, прислушиваясь из другого конца коридора. Слышно было плохо, но и так можно было догадаться, что применять вещества имели право только гости салона.
Затем я услышал, как с леди Лидией говорила леди Эмилия. Она хотела выкупить Эрика, но леди Лидия предупредила её о случившейся с ним неприятности. Обычно ломка от эйфоретика проходила за пару часов, но, как выяснилось, у Эрика это была уже не первая доза, и чтобы преодолеть начавшуюся зависимость - придётся побыть под наблюдением дня три... Леди Эмилия, к её чести, не стала отказываться от покупки, но благоразумно рассудила, что не справится одна, и решила оставить Эрика в салоне до тех пор, пока он не придёт в себя. Поэтому Эрик теперь значился в прейскуранте не как "продан", а как "забронирован". Но какого чёрта он не сказал, что принимал эйфоретик неоднократно, ни леди Лидии, ни мне?!.. Глупый мальчишка! Ему что, это нравилось?!.. А впрочем, может, и нравилось, и Морель вовсе не кормил его этой дрянью насильно. Эрик мог просить сам, а наш дорогой доктор может быть щедр, если его ублажить.
- С Эриком всё хорошо? - спросил меня Андрэ.
- Ну, как сказать. Его отца арестовали, и это плохо. Но его, по крайней мере, собирается выкупить умная женщина, и это меня радует.
Ну вот я и дожил до того, что радуюсь, что мой кузен попадёт в не самые плохие руки. А что ещё мне оставалось? Ведь на это я также не мог никак повлиять. И Андрэ тут же озвучил мои мысли вслух:
- И как мы дошли до того, что этому радуемся...
- Да, я сам только что подумал, как так вышло, что я радуюсь хорошей хозяйке. Но для нас есть только несколько вариантов худшего. Приходится радоваться наименьшему злу.
Хорошо, что не придётся прощаться с Эриком сегодня же. За два-три дня я успею свыкнуться с мыслью, что кузена больше не будет рядом - и увижу ли я его снова?..
- Ну что, тебя можно поздравить? - поприветствовал я его, когда он вновь появился в коридоре.
- С чем поздравлять? - хмуро откликнулся он. - Лучше бы я остался здесь!
- Здесь ты вернее сгинешь, - возразил я. - А с одним человеком всегда проще договориться.
- Да лучше каждый день видеть разных людей, зато они приходят и уходят... Чем каждый день видеть одну и ту же женщину!
- Это очень... адекватная женщина, - подобрал я подходящее слово.
Я не мог назвать её доброй после той проверки на выносливость, что она мне устроила. Но не мог назвать и жестокой. И она умела обращаться с хлыстом - а, как известно, никто не причинит такой боли, как неумелый палач. Между среднестатистическим клиентом-мужчиной, приходящим насиловать и бить, и леди Эмилией - я точно выбрал бы последнюю.
- Поговори с ней, - продолжал я. - Ты ведь столько всего знаешь, столько умеешь! Гораздо больше, чем я. Ты можешь стать её секретарём.
Но Эрик был непреклонен и, разумеется, вскоре нахамил не то леди Эмилии, не то леди Лидии, не то доктору, не то всем сразу. Это явно было не тем, в чём ему следовало брать с меня пример. Должно быть, думал, что после этого его передумают покупать?.. Леди Эмилия увела его наказывать. Возразить было нечего: он нарушил правила и добился, чего хотел. В ином случае я бы ещё за него заступился, но сейчас мне подумалось, что ему даже полезно будет отвлечься от ломки. Иногда боль - хорошее лекарство. В Академии, бывало, помогала бороться с похмельем...
- Иди, посмотришь, - злорадно сообщил Морель, взяв меня за плечо и затащив в зал, где леди Эмилия приковала Эрика к кресту. Эрика даже не очень-то было слышно.
- А что я там не видел?.. - я прислонился спиной к столбику кровати. - Я это вижу каждый день.
Но Морель просчитался: к моменту моего появления наказание уже закончилось. Леди Эмилия усадила Эрика на кровати рядом с собой:
- Доктор, окажите ему помощь.
- Обезболивающее не нужно? - с надеждой уточнил Морель, деловито открывая саквояж.
- Нужно, - решила леди Эмилия.
- То есть не нужно? Я не расслышал.
- Давайте уже обезболивающее!
Поскольку меня никто не выгонял - я, не меняя положения в пространстве, наблюдал за этой сценой. Это выглядело так, словно дурачились двое старых приятелей. Но забота леди Эмилии о своём приобретении мне импонировала. Да, мне она обезболивающее не предлагала, - но так я и не был её собственностью и должен был сам получить причитающееся мне у доктора. А уж каким способом - не её дело.
Одной проблемой меньше: теперь не придётся просить за Эрика майора Рихтера. А за себя я просить не стану.
Впрочем, не все разделяли мой оптимизм по поводу леди Эмилии: другие работники явно переживали о судьбе Эрика. Терри припомнил слухи о том, что выкупленные ею рабы исчезают, после чего она сообщает леди Лидии какие-то "грустные известия" и присматривается к новым рабам.
- А ты уверен, что исчезнуть - значит непременно погибнуть? - возразил я. - Я говорил с ней. Всё может быть не так просто.
Пожалуй, я успокаивал себя, а более всего успокаивал других - чтобы никто не вздумал вмешаться и не сделать Эрику только хуже. Так, что даже блефовал: ведь я говорил с леди Эмилией вовсе не об этом. Но мне в самом деле не верилось, будто это женщина способна замучить кого-нибудь насмерть, пусть её отец и мог себе позволить прикрывать убийства живой собственности. Зато я мог себе представить, как "исчезающие" рабы живут себе на обширных землях поместья министра, словно в заповеднике, а то и получают новые документы для свободной жизни.
А радиопередача двух Жанов становилась всё смелее. Жан (признаться, я их путал) заявлял, что как бы кто ни относился к канцлеру, его решение подвергнуть монпейских "террористов" публичной порке просто возмутительно. В конце он добавил, что полиции неизвестно местонахождение его радиостанции, и отследить радиоволны у них тоже не получится. На его месте я не был бы в этом так уверен, если только он не находился где-нибудь в нейтральных водах.
- Кажется, скоро ко мне привезут двух новых рабов, - прокомментировала леди Лидия. - И обоих будут звать Жан.
Затем мне показалось, что происходящее где-то там, в Монпее, и здесь, в борделе - слились в одно, как в дурном сне. Две женщины, леди Натали и леди Анна, её подруга или родственница и, кажется, также вдова, увели Алексиса в тот зал, где недавно пороли меня. Вскоре оттуда раздались звуки ударов и крики. Алексис Галлант был из военной аристократической семьи, но до войны мы так и не сошлись: в Академии он не учился, и развлечения предпочитал более изысканные, чем я. Даже в борделе он просыпался раньше всех и старался держать себя в форме, но розог, видимо, в своей жизни не знал. Вскоре он сорвал голос криками и перешёл на какой-то звериный хриплый рёв, как если бы с него заживо сдирали шкуру. Никто не осмелился войти и посмотреть, что именно там происходит, но и делать вид, что не происходит ничего, и заниматься личными разговорами никто из работников также не мог. Кто-то вздыхал, кто-то шептал проклятия. Я просто надеялся, что дамы не убьют Алексиса. Формально это было запрещено, но если выплатить ту же сумму, за каковую раба можно было выкупить... В общем, - всё равно что разбить чашку в кофейне.
И словно дамы подгадали экзекуцию нарочно - почти сразу после того, как воцарилась тишина в зале, радиоточка заговорила вновь. Обычно жизнерадостный голос Жана стал более серьёзным. Он сообщил, что во время публичной порки лидер сопротивления был забит до смерти, что вызвало массовые народные волнения как в Монпее, так и в Алеманде, где крики приговорённых транслировались по государственному радио. И, уже более воодушевлённо, он добавил, что ситуация выходит из-под контроля, рабы покидают своих хозяев, и это похоже на начало настоящего восстания; был введён комендантский час и штрафы. И пообещал держать в курсе происходящего "снаружи". Или он даже сказал - "наверху"?..
- У них там что, перископ?.. - предположил я.
Я не мог похвастаться тем, что перспективы государственного переворота мне нравились. Рабы не всегда хотят свободы. Нередко они хотят стать хозяевами. И если Монпей поступит с Алемандом так, как Алеманд поступил с нами, - это обернётся чудовищным откатом в прошлое и потерей наших принципов и ценностей. Но вслух я, конечно, только шутил.
- Вот победит революция - и уже не вы нас, а мы вас выкупать будем, - с мечтательной улыбкой сообщил я доктору. - Тогда я о вас не забуду.
- Не дождётесь, - фыркнул Морель.
А с майором Рихтером пора было брать инициативу в свои руки. Мне не хотелось отпускать его просто так, когда рабочий день подойдёт к концу и он, может статься, больше не вернётся.
- И почему в борделе такие узкие коридоры? Чтобы все об нас спотыкались?.. - рассуждал я вслух.
- Может, это нарочно, чтобы обратить на вас внимание, - откликнулся майор, как раз проходивший по коридору. Он остановился и снова прикоснулся к кому-то, но не ко мне. И я позволил себе очередную - недопустимую с другими гостями - фамильярность.
- Господин майор... Как скоро мне впору будет начать обижаться, что вы меня игнорируете?..
- Я... испытываю сложные чувства, - ответил он.
- Чувства - плохой советчик, - заметил я с улыбкой.
Мой милый майор!.. Чувства, которые испытываю я сам, предельно просты: я вас хочу. Хочу быть с вами. Хочу быть вашим, хотя бы на полчаса.
- После того, как вы спасли мою жизнь, видеть вас в таком месте...
- Это отнюдь не худшее место, - возразил я беззаботно. - В тюрьме было хуже. И вы скрасите моё пребывание здесь, если будете заходить... хоть иногда.
Жить от встречи до встречи, жить одними разговорами с ним?.. И этого будет довольно, чтобы называть это жизнью, а не существованием. Чтобы не потерять себя, не превратиться в покорную куклу с пустым взглядом.
- Я хотел бы отблагодарить вас, - произнёс он.
- Так отблагодарите, - предложил я, прищурившись и понизив голос. Казалось, такой явный намёк невозможно толковать превратно, но благородство майора и теперь превзошло все мои ожидания, когда он ответил:
- Пойдёмте поговорим.
Я последовал за ним в зал, в котором в тот момент никого не было. Он сел в деревянное кресло, я устроился у его ног. Теперь он прикасался ко мне, чуткими пальцами изучал лицо, и я таял и прикрывал глаза, совершенно искренне показывая ему своё удовольствие.
- Как вы смотрите на то, если я вас выкуплю? - спросил он прямо, не блуждая вокруг да около.
Больше всего мне хотелось остаться с ним. Меньше всего мне хотелось быть для него обузой.
- Я буду рад этому, но прошу вас не делать это только из чувства благодарности или долга.
- Но из какого чувства вы спасли мне жизнь? - задал он вопрос, на мгновение поставивший меня в тупик.
- Я не хотел и не мог допустить, чтобы вы погибли просто так, не в бою. Вы на моём месте поступили бы точно так же, разве нет?
- Да, - признал майор. - Я поступил бы так же.
- Вот видите. Я сделал то, что сделал бы любой благородный человек, и вовсе не ожидал никакой ответной услуги. Это ведь не бартер, знаете ли.
Так странно... Послушать со стороны - и просто два дворянина рассуждают о благородстве. И то, что один - свободный человек, а другой - раб, лишившийся и титула, и звания, и статуса человека, - как будто вовсе не имеет значения.
- Я хочу выкупить вас не только из благодарности, - медленно произнёс майор Рихтер, глядя на меня, и моё сердце пропустило удар. - А вы? Вы не из благодарности соглашаетесь?
- Вы красивый мужчина и благородный человек, - ответил я сдержанно. - Это гораздо больше, чем всё, о чём я мог только мечтать.
- Хорошо. Я поговорю с твоей хозяйкой, - он снова расслабился. - Тебя уже покупали сегодня?
- Да. Я уже приятно провёл время в компании одной леди... Всё время забываю её имя. Той, которая выкупила моего кузена.
- Твоего кузена?..
- Эрика, - пояснил я и полюбовался тенью неловкости на лице майора. Как если бы ему виделось неприемлемым уединяться с моим родственником.
- Он ваш кузен?.. Вот как.
- Да. Думаю, я могу быть спокоен, что он попал в хорошие руки.
Тут, легка на помине, в зал вошла сама леди Эмилия:
- Я вам не помешала?
- Думаю, мы уже договорили?.. - ответил я за майора, пребывавшего в задумчивом молчании, и приветствовал даму светской улыбкой. - А я тут как раз хвалю ваши умения.
- Вы решили его выкупить? Хороший выбор, - одобрила леди Эмилия, не глядя на меня. - Вы не могли бы со мной поговорить?
- Да, конечно. - и, поднимаясь, майор ещё раз пообещал мне: - И я поговорю с твоей хозяйкой.
Когда он положил ладонь на подлокотник кресла, опираясь, чтобы встать, - я успел её поцеловать:
- Спасибо.
Когда-то я подал руку ему. Теперь он подавал руку мне - и также вытаскивал из пропасти.
Я выждал несколько мгновений, пока они не вышли из зала, и поднялся на ноги. Я ещё не вполне верил своему счастью. Конечно, я не сомневался, что майор сдержит слово и не передумает, - но открыто радоваться было всё же преждевременно. Да и не хотелось делиться сокровенным со всеми подряд: не все смогут понять мою радость. Разве что двоим людям я мог в этом довериться - и, как ни странно, первым из них оказался Брейд Морель.
- Дорогой доктор, - окликнул я его. - Мне есть чем вас обрадовать.
- Да что ты говоришь, - с сомнением протянул тот.
- Совсем скоро мы с вами расстанемся. Меня выкупят, и вы больше меня не увидите.
- О, это действительно хорошая новость! Неужели нашёлся кто-то, кто на тебя позарился...
- Нашёлся. Я буду скучать, - проникновенно сообщил я напоследок.
Затем я нашёл Эрика, который по-прежнему был унылым из-за ломки и из-за обретения хозяйки.
- Меня выкупил хороший человек, - сообщил я. - Так что, глядишь, ещё увидимся.
Почему-то в горле встал ком. Когда я успел стать таким сентиментальным?.. Я ведь даже не знал всех тонкостей бытия личным рабом в Алеманде. Могли ли они свободно передвигаться, или только сопровождая хозяев?.. Но даже если второе, - майор Рихтер и Эмилия Лавуазье явно были знакомы, а значит - я смогу видеться с Эриком не реже, чем до войны.
Леди Лидия была чем-то занята, и майор всё никак не мог с ней поговорить. Я слышал, как она рассказывает кому-то из женщин о том, как Терри обнимал колени и целовал руки своей хозяйки, и как она не видела такого прежде. Зайдёте в гости к майору Рихтеру - увидите ещё и не такое, подумал я. Целовать ноги этому человеку вовсе не казалось мне чем-то унизительным.
Тем временем по радио передавали всё более тревожные новости о захлестнувших Алеманд беспорядках. Это меня не удивляло: как бы это ни звучало из уст раба, - отнюдь не все алемандцы умели воспринимать рабов рабами и обращаться с ними соответственно, как умел, к примеру, господин Серго. Некоторые из них покупали не рабов, а друзей и любовников. Немудрено, что когда родные и близкие их новообретённых друзей оказались в опасности, эти алемандцы присоединились к ним в протестах. А что меня удивляло - так это то, что в Алеманде ужесточался комендантский час. Нарушивших его граждан угрожали обратить в рабство, а нарушивших его рабов - уничтожить. Канцлер, что ли, сошёл с ума?.. Не понимает, что чем больше усиливаешь давление, тем скорее получишь взрыв?.. При этом гибель лидера сопротивления опровергалась - якобы при порке тот просто потерял сознание, и все понесшие наказание получают медицинскую помощь и находятся в добром здравии (насколько возможно в нём находиться после сотни ударов плетью).
Господин Серго собрался уезжать - и кто осмелится остановить его автомобиль?.. И почти так же, как в начале вечера, он позвал:
- Матиас, ты со мной?
Почти - потому что теперь он как будто давал выбор. Но Матиас, которого он выкупил, последовал за ним, молча и не оглядываясь. И я мог за него только порадоваться. Я слышал, как господин Серго спрашивал и об Андрэ, который не продавался, - и я тихо надеялся, что влияния господина Серго хватит на то, чтобы однажды вытащить и Андрэ. А потом раздался телефонный звонок.
- Ингмара Логарена к телефону, - услышал я.
- Ну, вот и до меня добрались, - заметил я с наигранным оптимизмом.
Но после всех прошлых звонков я уже не удивился и не обрадовался. Должно быть, Алеманд обнародовал места пребывания военнопленных, но вовсе не для того, чтобы их могли выкупить родственники. Я думал, что готов к любым дурным новостям. Ожидал услышать отца или кого-нибудь из командования. Чётко проговорил в трубку:
- Я слушаю.
И услышал женский голос на грани истерики. Это была моя мачеха, леди Эсса.
- Как вы там? Как отец? - спросил я спокойно, игнорируя её тон и надеясь добиться от неё ответов.
- Это всё из-за тебя! - выкрикнула она. - Это из-за тебя Этана арестовали! Если бы не ты, он не вышел бы на демонстрацию!
- Что с отцом? - повторил я невозмутимо. Нельзя было давать волю эмоциям. Мне нужна была вся информация, которую я только мог вытянуть. Оправдываться и извиняться я не собирался. Я не говорил с Этаном о необходимости протестовать против рабства в Алеманде. Я вообще ни с кем об этом не говорил. Я не предполагал, что младший брат примкнёт к протестам, и испытал даже некоторую гордость за него: он ведь впервые пошёл против воли отца.
- Разумеется, он совершенно разбит! Не находит себе места! А всё ты виноват! Лучше бы ты погиб на войне!
- Если вас это утешит, можете считать меня мёртвым, - проговорил я.
- Можешь не возвращаться! И даже не пытайся больше звонить сюда!
И голос оборвался гудками. Что ж, я звонить и не пытался - не был на настолько хорошем счету у хозяйки, чтобы мне позволялось пользоваться телефоном.
Я вернулся из прихожей на ватных ногах и привалился спиной к стене. Я отпустил сжатую пружину напряжения, когда нужно было держать голос и лицо, и теперь слёзы потекли сами собой. Случись этот звонок лишь немногим раньше, ещё до того, как я поговорил с майором Рихтером, - и вместе с этим звонком умерла бы моя единственная надежда выбраться из борделя. Но даже теперь лишаться корней, терять дом было больно - пусть я и понимал, что выбрал бы Штефана, а в этом доме нас с ним не приняли бы никогда. Было больно от разбившихся розовых очков: отец переживал за младшего сына, но едва ли переживал о том, что я был в плену.
- Плохие новости? - меня обступили мои коллеги.
- Всё хорошо, - выдавил я. - По крайней мере никто не умер. Кроме меня. Родня меня похоронила. И крест поставила.
Я живо представил себе свою могилу и надгробие с именем, фамилией и годами жизни, выбитыми в граните. С какой-нибудь дежурной эпитафией - "Помним, любим, скорбим" - и букетиком цветов, вянущим на свежевскопанной земле. Ингмар Логарен, наследник своего рода, "героически" погиб на провальной захватнической войне, не запятнав репутации.
- Ну и денёк... три свадьбы и одни похороны, - я нервно рассмеялся. - Совсем как в пьесе.
Терри приобнял меня своей тяжёлой лапищей, Колин сунул в руку стакан воды. Оттого, что я был этим тронут, мне было только сложнее успокоиться. Мы ведь в самом деле стали братьями здесь. Я и не заметил, как обрёл новую семью взамен прежней.
- Сейчас, - пообещал я сам себе. - Я же мужик. Сейчас возьму себя в руки.
- Что случилось? - спросил, остановившись возле меня, мой майор. Мой Штефан. И его я уж точно не мог позволить себе тревожить своими проблемами.
- Всё хорошо, - повторил я и залпом допил стакан. Рядом с ним я в самом деле успокоился и смог говорить связно. - Все живы. Брат арестован, но он ещё несовершеннолетний...
- Да, детей обещали отпустить, - подтвердил майор убеждённо, и ему я сразу поверил.
Кто-то спрашивал его, о нём ли идёт речь в газете, где было написано о благородном поступке майора Рихтера, якобы выкупившего не то одну рабыню, не то двух. Он ответил, что это, по всей видимости, ошибка и имелся в виду его отец, барон Рихтер. Сам он о приобретениях отца ничего не знал - но, похоже, шёл по его стопам.
Он поговорил с леди Лидией, и моё имя также было вычеркнуто из прейскуранта. Теперь были выкуплены все рабы, которые вообще продавались, и Фанни также, - все, кроме Колина. Майор спросил хозяйку, может ли он купить и его также. Заяц Колин стоил вдвое дороже меня - это было если не разорением, то уже близко к тому. Пока я лихорадочно соображал, как заработать денег, чтобы помочь майору и окупить наше содержание, - принимают ли вообще рабов на оплачиваемую работу? - Колин опустился на колени и прижал к губам его руку.
- Я не планировал покупать рабов! - пожаловался тот. - Я понятия не имею, что делать с рабами!..
До чего же он всё-таки милый... Не хочешь никого бить - и не нужно, по этому скучать не стану. Но ни за что не поверю, что алемандец и друг господина Серго и с мужчинами никогда не спал.
- О, я уверен, вы знаете, что делать, - возразил я с улыбкой. - Иначе вы не пришли бы сюда.
- Это правда, - согласился он.
Я подхватил его руку и также поцеловал.
- Спасибо, - прошептал я снова. - И за него - тоже.
Штефан сжал мои пальцы своими и так, за руку, повёл меня за собой. Он быстрым шагом прошёл мимо нескольких залов, которые были уже заняты, вошёл в ту комнату, в которой мы говорили, закрыл за собой дверь и мягко толкнул меня спиной к стене. Прошёлся ладонями по моему телу, стянул брюки, ласкал и целовал. Он мог бы развернуть меня к стене лицом и просто взять, как делали многие, - но мы были равны, и я также мог обхватывать его руками, гладить и целовать короткий ёжик волос. Я был не в силах остановиться и осыпал поцелуями его шею и лицо, скользил языком по краю его уха, касался губами краешка его губ, но не навязывал поцелуи в губы, пока он не был к этому готов. Он был бережным, без толики грубости, но уверенным и настойчивым, - и я плавился в его руках как воск, когда он наматывал мою косу на кулак, я подставлял горло его губам, я отдавался ему самозабвенно, как никому и никогда прежде.
Его ладони с силой шлёпали и тискали мой зад, ещё горящий после порки, и это было так невероятно хорошо, что я вздыхал, стонал и выгибался, прижимаясь к нему ближе. Никогда бы не подумал о себе такого, но - даже боль от желанных рук оказалась наслаждением. Он удерживал поднятым моё бедро, двигаясь сильно и глубоко во мне, и опираться на одну ногу было крайне неустойчиво, особенно когда я терял опору в виде стены за спиной, - но я знал, что он не даст мне упасть. Он обнимал меня так сильно, так крепко и тесно, что мы в самом деле были одним целым.
- Какой же ты сладкий... - прошептал он.
- Ты такой сильный... такой горячий... - шептал я в ответ, всем телом подаваясь ему навстречу.
Как же я его люблю! Всё то, что я испытывал прежде, влюбляясь, - это щемящее чувство нерастраченной заботы и ласки, - не шло ни в какое сравнение с тем, что я чувствовал теперь: с этим глубоким, безбрежным, неутолимым, невыразимым счастьем.
- Я твой... только твой, никому тебя не отдам, - шептал я. - Что бы ни случилось там, снаружи, я не оставлю тебя...
- Мой... - вторил мне Штефан восхищённо. - Только мой!..
Оргазм накрыл нас одного за другим. Я вновь с благодарной нежностью покрывал его голову и шею поцелуями, куда только мог дотянуться. Казалось, мы не могли насытиться друг другом после долгой разлуки, - хотя не могу сказать, чтобы я часто вспоминал о нём, пока был в тюрьме и в борделе. И было что-то особенное в том, чтобы любить друг друга, пока снаружи рушился привычный мир. Я был монпейцем, он - алемандцем; я был рабом, он - моим хозяином, - но всё это не имело никакого значения. Здесь, наедине, я мог говорить с ним на "ты", я мог целовать его и ласкать, как мне хотелось.
- Как с тобой хорошо... - выдохнул я между поцелуями.
- И с тобой. Как хорошо, что я решил заглянуть в этот бордель!..
- И как хорошо, что я тогда проезжал мимо, - улыбнулся я.
Обычно это называют судьбой. Даже Провидением с большой буквы Пэ. Тем, кому суждено встретиться, кто предназначен друг другу, - встретятся несмотря ни на что.
Штефан подхватил мои бёдра и оторвал меня от пола, поднял без видимого труда, продолжая целовать. Перенёс и опустил спиной на постель, но она была слишком высокой, чтобы было удобно устроиться у её края вдвоём, и Штефан решил, нехотя от меня отрываясь:
- Давай вернёмся, а то нас уже, наверное, хватились.
Я стёк с постели и вместе со Штефаном перешёл через коридор в соседний зал. Там нас встретила леди Натали и поздравила его с приобретением. Они обменялись парой фраз, и тут Штефан спросил с удивлением:
- Погодите... Вы говорите?!..
- Вот и я удивился, но счёл невежливым спрашивать, - присоединился я. - "Ааа, она говорящая! - Ааа, он говорящий!"... Впрочем, нет: о том, что я говорящий, тут уже все знают.
Леди Натали выглядела настолько счастливой, что не обратила никакого внимания на мою наглость. Она сказала, что жизнь и дар речи вернулись к ней, когда она встретила Терри. Терри, сидевший здесь же, смотрел на неё неподдельно влюблённым взглядом.
- А вы как познакомились? - спросил меня Терри. - Видно же, что не здесь, в борделе.
- Ты не поверишь... В первый раз мы встретились на войне, но это нельзя было назвать знакомством, - ответил я. - Мы даже не представились друг другу. И нет, это не то, что ты думаешь!
Хитро улыбающийся Терри примирительно поднял ладони, показывая, что ни о чём предосудительном вовсе и не думал.
- Тогда он проебал лошадь, проебал оружие... - продолжал я. - И нет, снова не в том смысле, о котором ты можешь подумать!..
И мы со Штефаном вместе пересказали историю нашей короткой встречи.
Леди Адриана, выкупившая Фанни, попросила Штефану помочь ей приковать её рабыню к кресту, и тот не мог отказать даме: для кого-то развлечения только начинались. Я встал перед Штефаном, закрывая его собой, чтобы кончики плети леди Адрианы при замахе задевали меня, а не его. Затем к нему подошла леди Эмилия:
- Скажите, Штефан, а вы только по мальчикам, да?..
- А почему вы спрашиваете? - насторожился тот.
- Вам понадобится наследник. Мы с вами могли бы объединить усилия.
- Давайте обсудим это не в борделе!..
- Почему бы и не в борделе, - возразил я. - Будет о чём рассказать внукам!..
Мы вышли в коридор как раз к следующему новостному выпуску. Жан сообщал, что когда все ожидали публичного выступления канцлера Николаса Люмье, на балкон вместо него вышел глава правительства Монпея, Эдвард Лесли, и заявил, будто убил своего хозяина. Конечно, когда прежде официальное радио сообщало, что Эдвард Лесли "гостит" у герцога Люмье, можно было догадаться, что речь идёт об удержании в плену, - хотя мне и не верилось, что в рабстве. Я надеялся, что главам государств всё же удастся договориться. Но чтобы оба повели себя настолько радикально?..
- Не поверю, пока не увижу тело своими глазами или не получу подтверждение из официальных источников, - разумно прокомментировал Штефан.
Я прильнул к нему, массируя и поглаживая плечи, ластясь к шее и затылку осторожными поцелуями. Он отвечал на ласку, привлекая меня к себе за талию, оглаживая, запуская пальцы под тугой ошейник и оттягивая его. Мне хотелось - и казалось важным - отвлекать его от дурных новостей, успокаивать и показывать, что я рядом, что нас ничто не сможет разлучить. И к тому же меня заводило целовать его у всех на виду, словно никого и ничего вокруг, кроме него одного, не существовало, - и плевать мне было на чьё бы то ни было осуждение. В Монпее я и мечтать не мог о такой открытости.
- Того и гляди, будем строить баррикады и оборонять бордель, - заметил я. - Знать бы только, от кого.
От вырвавшихся на свободу монпейских рабов, готовых сжечь оплот угнетения вместе с угнетателями? Или от армии Алеманда, снявшей последние предохранители и готовой превентивно убивать всех монпейцев на территории страны?.. Жаль, что рабам едва ли дадут в руки оружие, хотя бы нож. Но мы с Колином и в рукопашной кое-чего стоили. Да, сколь это ни покажется вам забавным - мне хотелось защищать Штефана, человека явно сильнее меня, не говоря уж о влиятельности.
- И предлагаю заночевать в борделе, - добавил я. - Так оно безопасней.
Я уже предвкушал первую ночь наедине со Штефаном - ночь с привкусом осады, ночь на островке хрупкой тишины посреди хаоса, ночь накануне возможной гражданской войны. Быть может, последнюю спокойную ночь, после которой что-то решится и что-то случится, после которой придётся сражаться или прятаться. Помнится, так в старину проводили самую долгую и тёмную ночь в году - празднуя и занимаясь любовью, чтобы не слышать дыхание теней, подступающих к самым дверям и окнам. Хотя и засыпать в объятиях Штефана я также был бы не против.
От очередного телефонного звонка я вздрогнул.
- Этот звук мне в кошмарах будет сниться!.. - воскликнул я.
На меня зашикали. Кого-то позвали к телефону. Но новости из Монпея меня больше не слишком интересовали.
- Ты сейчас свободен?.. - заметила меня леди Анна. Я так и думал, что после новостей кому-нибудь понадобится спустить пар, и не мог отказать даме.
- Я уже продан, так что, если мой хозяин будет не против... - я взглянул на Штефана. - Вы ведь не отрежете мне чего-нибудь?..
- Будьте с ним бережны, - попросил Штефан, кивнув в знак согласия. Вот как можно быть настолько хорошим...
Я проследовал за леди Анной в освободившийся зал, к тому кресту, у которого недавно стояла Фанни.
- Что будет угодно леди?
- Мне угодно, чтобы ты доставил мне удовольствие, - туманно заявила она. - Но сначала - встань.
- Мне раздеться?..
Но такого приказа не поступило, и леди Анна даже не сочла нужным меня приковывать. Я сам встал лицом к кресту, поудобнее взявшись за него руками. Плеть леди Анны била не сильно - я что-то чувствовал, только когда удары приходились по свежим следам от предыдущей порки. Пожалуй, это было просто чем-то вроде прелюдии для нас обоих. Когда леди Анна закончила, я уточнил:
- Как именно леди желает, чтобы я доставил ей удовольствие?
Рабам не положено было быть сверху, а леди Анна была пышкой вполне в моём вкусе. Я опустился на колени перед краем постели, собираясь поцеловать её ножку и удовлетворить её языком. Но леди удивила меня, когда сама устроилась на постели, опираясь на колени и локти и глядя на меня через плечо:
- Я люблю пожёстче.
Поистине удивительный день!.. Я не любил быть грубым с женщинами, но бордель быстро приучает исполнять любые, даже самые необычные желания. Я всё же не удержался от поцелуя близ ягодиц и поднялся на ноги. И вот - я постепенно наращивал темп, удерживая леди Анну за бёдра, и слышал одобрительные стоны, и вполне наслаждался сам. Затем придержал её за плечо, двигаясь резче. Не сдерживая силу, навалился на её бёдра последними глубокими, сильными толчками. Похоже, ей действительно понравилось. Неужели в Алеманде так прискорбно обстоят дела с мужчинами, что красивая женщина вынуждена платить за секс?..
- Даже жаль, что тебя уже купили, - промурлыкала она. - Майор Рихтер сделал хороший выбор. Ему определённо с тобой повезло.
Я прежде и не задумывался, захочет ли Штефан однажды побыть снизу. Но если захочет... я буду рад подарить ему всего себя и так тоже.
Я вернулся к нему. Он вновь говорил, будто не знает, что ему делать с двумя рабами, и что у него теперь всегда будет достаточно чая. Боже, да я принесу ему и чай, и кофе, и минет в постель...
- Я могу сделать вам массаж, - предложил Колин.
Мы втроём удалились в один из залов, где постель была достаточно широкой и не слишком высокой. О том, чтобы закрыть дверь, Штефан больше не заботился. Он снял нечто среднее между пиджаком и мундирной курткой, оставил лежать на краю постели.
- Вы не против, если я буду сзади? - спросил Колин, забираясь на постель.
- В таком случае я буду спереди, - решил я, опускаясь на колени между ног Штефана.
Штефан сам расстегнул ремень, остальное я сделал сам. Впервые в своей жизни я отсасывал кому-то полностью добровольно - и мне это нравилось. Никогда бы не подумал, что навыки, поневоле полученные в борделе, пригодятся мне для того, чтобы доставить удовольствие любимому мужчине... Похоже, что ни случается - всё к лучшему. Мне нравилось, что Штефан был бережным со мной и сейчас, положив ладонь мне на затылок, удерживая и направляя, но не применяя силу. Нравилось чувствовать его возбуждение, возрастающее благодаря моим стараниям, нравились непристойные звуки, с которыми я брал на всю глубину и сглатывал. И нравилось, что Штефан, чувствуя, что я буду не против, начал двигать бёдрами, задавая темп, не ослабляя при этом хватку, - так безумно нравилось, что он мог брать моё горло, а я снова мог отдаваться ему без остатка, без ограничений, и с наслаждением.
Я не позволил пролиться ни капле - проглотил до последней. Штефан приподнял моё лицо за подбородок, и я довольно облизнулся, глядя ему в глаза. Он откинулся назад, на колени и руки Колина, в расстёгнутой рубашке, и я не преминул пройтись цепочкой поцелуев вверх по его животу и груди. Пальцы Колина массировали его лицо, а он лишь прикрывал глаза, расслабившись... Какое доверие! А ведь эти руки с лёгкостью могли бы свернуть ему шею. Даже я не доверял Колину настолько, чтобы оставлять их вдвоём без присмотра, - хотя, безусловно, напрасно: Колин был слишком ему благодарен. Как и в моём случае, Штефан спас ему больше чем жизнь.
- Так вот почему тебя назвали Зайцем: за сильные лапы!.. - улыбнулся я.
Когда Штефан выпрямился вновь, я оседлал его бёдра, стоя коленями на краю постели. Колин массировал его плечи и шею, а я проходил жадными, нежными поцелуями там, где уже прошли умелые пальцы, прихватывал губами разогретую кожу. Пусть делать массаж я и не умею, но Колину я не уступлю!.. В какой-то момент Штефан обернулся к Колину, и они поцеловались, - что ж, если можно одному, значит, можно и мне. И когда, целуя его лицо, я вновь приблизился к губам Штефана и осторожно коснулся их своими, - он ответил мне. И целоваться с ним было упоительно хорошо. К тому же моя поза была достаточно удобна, чтобы, приподнимаясь и опускаясь, целовать Штефана везде: ключицы и горло, выбритые подбородок и скулы, ёжик волос на висках и макушке, переносицу, брови, мочки ушей... Колин также целовал его сзади, и наши губы того и гляди могли встретиться, но - не встречались. Я был бы даже не против поцеловаться и с ним, но сейчас мы оба были слишком заняты нашим невероятным мужчиной.
Руки Штефана прижимали меня к себе, ласкали, звонко шлёпали ладонями по ягодицам и сжимали их именно там, где прикосновениям отзывались свежие следы. Забирались под мою рубашку, сгребали в кулак и натягивали обвивающие моё тело ремни. Моя коса уже растрепалась оттого, что он охотно наматывал её на кулак, и волосы лезли мне в лицо, мешая с ним целоваться; а о том, что мой ошейник мешал ему целовать мою шею, я и вовсе тогда не подумал, - слишком сроднился с этим повседневным рабским аксессуаром. И затем я сделал то, что мечтал сделать весь этот день: поймал его ладонь, поцеловал каждый его палец, обхватывал их губами и забирал в рот, а эти пальцы играли с моим языком. Кто-то входил в комнату, сообщал новости, смотрел на нас... Кто-то принёс нам газетный листок с обращением Эдварда Лесли. Штефан положил рядом с собой пистолет, чтобы не мешал, - это зрелище также успокаивало.
Мы прервались, когда мимо нас прошмыгнул Эрик, очевидно собиравшийся проникнуть в комнату доктора. Его преследовал Альберт и пытался его остановить. Мне также пришлось вмешаться, и Штефан последовал за мной, хотя был вовсе не обязан заниматься проблемами моих родственников. Эрик замахнулся, но Штефан ловко перехватил его руку за запястье и заломил ему за спину. Леди Эмилия также подоспела, с совершенно растерянным видом.
- А вы идите в жопу, - сообщил ей Эрик.
- Эрик! Вот сейчас ты не прав, - строго заметил я. - Леди Эмилия пытается тебе помочь.
- И ты тоже иди в жопу, - Эрик и для меня нашёл симметричный ответ.
- Вот и что мне с ним делать? - пожаловалась леди Эмилия. - Снова наказывать?
- Полагаю, сейчас это для него простительно, поскольку он не вполне... - я пытался подобрать слово.
- Не вполне в своём уме?
- Именно. И не вполне контролирует свои действия.
Мы без труда могли удерживать вырывающегося Эрика втроём или вдвоём, но как долго ещё продлится его ломка?.. Невозможно было часами его сторожить, а в борделе попросту не было запирающихся на ключ помещений. Тут Альберт сказал, что может его связать: до войны он был промышленным альпинистом. Нашлись подходящие верёвки, и Альберт показал своё мастерство. Эрик дёргался, но теперь его руки казались надёжно зафиксированными за спиной.
- Это для твоего же блага, - увещевал я его. - Лучше сейчас потерпеть немного, чем быть торчком всю жизнь!
Дёргающемуся Эрику быстро удалось развязаться - я и не ожидал, что в нём столько силы. Тогда в ход пошли колодки. Спасибо Колину - он также не оставлял Эрика одного и говорил с ним, поскольку я не мог уследить за всем сразу. В послание Эдварда Лесли я толком не вчитывался, лишь пробежал взглядом из-за плеча Штефана, - и так было ясно, о чём тот говорил: о том, что рабства больше нет, все рабы теперь свободны, и что все равны, вне зависимости от происхождения. Он не призывал к насилию в отношении рабовладельцев, но все понимали, что ему не удастся одним мановением руки остановить хаос на улицах Алеманда. Леди Натали сказала, что её отец арестован за нарушение комендантского часа. Штефан тут же сказал, что позвонит и попробует разобраться. И я опасался, как бы он не подставил себя, заступаясь за всех.
- Выпустите меня уже, - ныл Эрик. - Меня уже отпустило. Видите, я уже в порядке, я спокоен!..
- Отпустило? Сейчас проверим, - решила леди Эмилия. - Доктор, где там у вас хранится эйфоретик?..
- Не надо!.. - запротестовал Эрик, задёргавшись в колодках.
- Надо. Ты же говоришь, что тебя отпустило?.. - леди Эмилия продемонстрировала ему баночку с полупрозрачными жёлтыми пилюлями. Отвратительными даже на вид.
- Хорошо, хорошо! - тут же согласился Эрик, дрожа и пытаясь отвернуться. - Нихрена меня не отпустило!..
Я сел на пол напротив него. Рядом на маленьком пуфе лежал забытый альбом, в котором Андрэ что-то рисовал всё свободное время со дня своего появления в борделе. Заглянуть внутрь без спроса я не решился. Когда в дверях появился сам Андрэ, я окликнул его, протягивая альбом:
- Это ведь твой?
- Да. Спасибо. - он взял альбом и сел рядом. Вид у него был всё такой же убитый, как и весь этот день.
- Куда думаешь теперь податься? - поинтересовался я.
- Не знаю, - он безразлично пожал плечами. - Мне некуда идти.
- Но у тебя, быть может, есть родственники?..
- Моей семье не нужна шлюха.
- Да уж, понимаю... Тогда ты можешь отправиться куда-нибудь подальше отсюда, устроиться на работу. В мире достаточно мест, где никто не знает, кто ты такой.
- Скорее всего, я так и поступлю. Один человек обещал мне с этим помочь.
- Во-от, - обрадовался я. - Это уже хорошо. Что за человек?
- Господин Серго.
- Что ж ты молчал и сразу не сказал!.. - присвистнул я, не всерьёз возмущаясь. - А я-то уже начал думать, что у тебя всё плохо и тебя пора спасать, а моему хозяину будет многовато вытаскивать ещё и кого-то третьего.
Почему-то я был уверен, что господин Серго не оставит в беде своих любимчиков и что за Андрэ можно не беспокоиться.
- Такая неопределённость, - проговорил Андрэ чуть погодя. - Неизвестно, что будет завтра. Как тогда, в штабе, накануне штурма...
- В котором штабе? - уточнил я, начиная подозревать.
- Восточном.
- Ничего себе!..
Я был почти уверен, что Андрэ - алемандец. Впрочем, что мешало человеку алемандского происхождения воевать на стороне Монпея?.. Видимо, за это его и не любили некоторые алемандские клиенты.
- Я вас помню, - неожиданно добавил Андрэ. - Вы тогда заходили в штаб, пролили чернильницу на карту...
- О!.. Прости, я тебя не запомнил. Я тогда не замечал ничего, кроме этой проклятой чернильницы и этого огромного расплывающегося пятна. Это было очень неловко...
- Ничего страшного, я сидел за картой и меня сложно было бы запомнить. Но сведения, которые вы тогда доставили, оказались верными. Они нам очень помогли.
- Это хорошо. Но всё-таки прости за чернильницу. Я испортил тебе карту.
Я посмеивался, вспоминая безвозвратно прошедшую жизнь. А Андрэ теперь обращался ко мне на "вы". Вот она, иллюзия равенства, которого на самом деле не существует и никогда не существовало. Что до неопределённости... То я чувствовал себя на удивление спокойно.
- Мне, пожалуй, легче, - поделился я. - Для меня по крайней мере две вещи являются определёнными.
- Какие же?
- Первая: дома меня уже похоронили и не ждут. Подозреваю, они давно этого хотели. И вторая: за этого человека, - я указал взглядом на Штефана, стоявшего в дверях, - я буду драться, если придётся. Всё равно, с кем: с чужими или с нашими...
Эрик сверкнул на меня взглядом волчонка. Я и не представлял, что у книжного мальчишки может быть такой взгляд, - но война и тюрьма изменили нас всех. Что ж, пусть считает меня предателем Монпея - это будет справедливо. Пусть ненавидит - лучше раньше, чем позже.
- За которого человека? - спросил Андрэ.
- Штефана.
- Он твой друг?
- Да... Пожалуй, это правильное слово, - согласился я. - Лучше отражает суть, чем то, что он мой хозяин.
- За хозяев не дерутся, - заметил Эрик убеждённо.
- И это верно.
Тут я почувствовал, что уже слишком много времени провёл не рядом со Штефаном. И не потому, что это делало меня плохим непочтительным рабом, а потому, что я всё ещё волновался о его безопасности. Тут в коридоре как раз послышался шум: его наделал очередной выпуск газеты. В нём сообщалось о формировании нового правительства Алеманда, которое, в частности, официально отказывалось от рабства. Я мельком взглянул на листок с перечнем членов правительства и увидел имя барона Рихтера.
- Сердце моё, это ведь твой отец?.. - окликнул я Штефана через коридор, поскольку не мог протолкаться к нему сквозь толпу.
Отец Штефана в правительстве - это очень хорошая новость. Во-первых, можно было понадеяться, что власти компенсируют ему расходы на выкуп рабов, - а там уж я найду работу, чтобы не сидеть у Штефана на шее. Во-вторых, я также понадеялся на то, что знакомство с бароном поможет мне устроиться на какую-нибудь армейскую должность, чтобы применять навыки, полученные в Академии, - например, обучать будущих кавалеристов. И не тратить на службу слишком много времени, ведь я хотел, чтобы большая часть моего времени принадлежала Штефану.
- Теперь ты можешь быть свободен, если хочешь, - сказал Штефан оказавшемуся рядом Колину.
- Мне больше некуда идти, - возразил он. - Так что, если не прогонишь, я останусь.
- Ты тоже можешь вернуться домой, - Штефан взглянул на меня. Я с улыбкой покачал головой:
- Я ведь уже сказал тебе, что никуда от тебя не денусь, что бы ни случилось.
- Помогите, мои рабы не хотят от меня уходить!.. - но Штефан выглядел вполне довольным.
А Терри, недолго думая, сделал леди Натали предложение. Богатая вдова и простолюдин-кавалерист - вот это мезальянс!.. Кто-то посетовал, что нет колец, и Терри сказал, что может разве что согнуть кольца из звеньев цепей.
- Надеюсь, вы не будете писать на меня жалобы о дурном обращении? - спросила леди Лидия. Хозяйка опустевшего борделя также не выглядела расстроенной.
- Ну что вы, леди, - возразил Терри. - А вот на нашего доктора я бы жалобу написал.
- А я не буду на него жаловаться, - благодушно решил я. - Я не злопамятный.
- Не трогайте доктора! - между нами и державшимся в стороне Морелем неожиданно выскочил Эрик, расставив руки, словно доктора собирались бить прямо здесь и сейчас. - Иначе будете иметь дело со мной!
- Ну, только ради тебя, - примирительно откликнулся Терри.
Вот это был самый непредсказуемый роман за весь этот безумный день. Пожалуй, даже более непредсказуемый, чем медведь Терри и его маленькая хрупкая монпейская женщина. Но, быть может, доктор Морель подсовывал Эрику эйфоретик, потому что жалел?.. И, может, им в самом деле было хорошо вместе?.. Не буду спрашивать, как Брейд Морель заслужил такое солнышко, как мой кузен. Наверное, каждый заслуживает шанса на счастье.
- И что ты в нём нашёл?.. - беззлобно усмехнулся я. Вопрос был риторическим и не нуждался в ответе. - Ну, так или иначе, заходите в гости.
- Я вернусь в Алеманд, но сначала поеду в Монпей, - ответил Эрик. - Мне нужно проведать родных и закончить обучение.
- Передавай привет Элизабет, - попросил я, улыбаясь. Вот теперь-то я точно был для неё не парой. Зато я бы на её месте обратил внимание на Этана.

Итоги и благодарностиА вот теперь мне впору посмеяться над ачивкой, что даже на BDSM-игре я как человек с кинком на равные отношения сыграл историю про равенство. Да, я тот нехороший "чёрный" SM-щик, для которого на первом месте стоит тактильность (я отношу болевые взаимодействия к тактильности, и что вы мне сделаете, я в другом городе)), этикет кинкует разве что на уровне вассального (вот это всё "сидеть у ног, преклонить колено, поцеловать руку/ногу", - но это также в конечном счёте упирается в тактильность), а вся психология полного подчинения и тем паче унижения - вообще как-то мимо. НО - при этом я не нуждался в хэппи-энде с мировой революцией и отменой рабства, хотя я понимаю, зачем игрокам такие хэппи-энды нужны. Я ехал на игру про бордель и полностью отдавал себе отчёт в том, на что я иду, так что для меня персонажным выходом вверх стала бы и возможность вытащить из борделя кузена, и возможность быть выкупленным в личное владение адекватным хозяином.
И также я понимаю, что с точки зрения DS-психологии такой хэппи-энд - спорное решение, поскольку ломает расстановку сил. На игре (и в мире в целом) не так много свитчей, чтобы вписаться в ситуацию смены ролей с той или иной стороны. Неожиданностью такой финал для меня тоже не стал - я читал красные флаги, и там прямо было сказано как то, что мастер благословляет игроков на революцию в рамках отдельно взятого борделя, так и то, что верхним также нужны браслеты контактности на случай, если рабы взбунтуются и захотят отдоминировать бывших хозяев, - но были игроки, для которых игра фактически закончилась, как только запахло революцией.
Так или иначе, это получилась прекрасная история. Местами невероятно кинематографичная и атмосферная, с невероятно яркими, фактурными, архетипичными персонажами. Мне теперь так хочется увидеть нарисованными их всех: кряжистого Терри и его миниатюрную леди Натали, мужественного и благородного Штефана, поджарого мускулистого Колина, изысканного господина Серго и по-караваджийски чувственного Матиаса, печального Андрэ и язвительного доктора Мореля. Кажется, они со мной навсегда, как маленький фандом.

Спасибо Вивьен за игру - от идеи до воплощения, за оживший мир Монпея и Алеманда, за развитие истории (такую насыщенность новостей - да на игру бы подлиннее, когда по игре проходит не один день, а хотя бы два-три!..), и за леди Лидию. Конечно, хотелось потемачить с мастером - и, конечно, этого предсказуемо не хватило, поскольку мастер прежде всего отслеживает игру. Но дорогая хозяйка была истинным психотерапевтом всея борделя.
Спасибо героическим игротехам - Ане, вписавшейся буквально в отходящий поезд, и Сету за обеспечение всех стеклищных телефонных разговоров!
Спасибо Лорю за Штефана - отчётом уже всё сказано, Ингмар любит его и счастлив Всегда здорово вот так совпасть с завязкой, из которой разворачивается красивая история.
Спасибо Йаххи за кузена Эрика - мой п#$%юк! Чудесный мальчик, не потерявший веры в людей, чья мечта говорить людям о человечности наконец сможет исполниться.
Спасибо Тали за доктора Мореля - до игры и на игре было прекрасно и комфортно обмениваться колкостями. Обожаю такие вроде-конфликтные завязки, когда персонажам в чём-то даже нравится бесить друг друга.
Спасибо Аннетте за Зайца Колина - третью составляющую нашей будущей семейной ячейки, бывшего дезертира, сумевшего не сломаться.
Спасибо Тас за Терри и Рене за Альберта - неунывающих старших, которые очень поддерживали Ингмара. Спасибо Птахе за Андрэ и Андреасу за Матиаса - "моих малахольных", за благополучие которых Ингмар очень рад.
Спасибо Азилиз за леди Эмилию и Тэнху за доктора Линча - за мой единственный поигровой экшн, это было хорошо (Да, ещё не все синяки сошли.))
И спасибо всем, кто создавал свои истории, не все из которых я мог увидеть. Однозначно всех обратно - и больше BDSM-игр богам BDSM-игр

После игры было достаточно времени, чтобы переодеться и собрать по полигону девайсы, обниматься и договариваться о встречах, доедать и разбирать еду. Со мной уехали не только грецкие орехи (получить на орехи и получить орехи - не одно и то же, да)): Сет привёз мне детские пюрешки для крыс, которые забыл отдать, когда я забирал Минцзе (жаль, что она так и не успела их доесть). А Тас одолжила пару девайсов, чтобы Птаха могла практиковаться... Так я и вёз в сумке прекрасный набор: "Агуша Мой первый салатик" и кожаную плеть, и эту сумку в метро на ленту ставил
А когда мы вышли из отеля - нас встретила висящая на стене в рамке фотография с подписью в духе "Последствия революции". Поскольку БадСам делит здание с музеем-подпольной типографией К вечеру жара спала, и мы с Птахой прогулялись до Белорусской. Мне не хотелось снимать ошейник, и я с удовольствием гулял в нём (и няшной рубашке с совушками, ага)).