![:vv:](/picture/12203805.gif)
Я перечитал былой отчёт, обсудил завязку с Диктой. И пусть тайминг прошлой игры - на 13 лет позже нынешней, при том, что её события были раньше: время - облачко. И как же я рад, что эта история продолжилась - и продолжилась хорошо. Винсен - очень простой персонаж, описываемый в три слова: он любит Вальмона (и будет любить, что бы ни случилось). Но порой такие простые персонажи додают больше, чем можно было бы ожидать. Перед игрой я испытывал всё более острое желание пересмотреть экранизации, и прежде всего, конечно, формановскую: если фризовские "Опасные связи" ближе к поучительной букве канона, то "Вальмон" ближе к его игривому духу; и Вальмон у Дикты был не тем "ужасающим предупреждением"(тм), холодным рассудочным хищником, - такого Винсен и не полюбил бы, - а тем Дон Жуаном, который по-настоящему любит каждую женщину, которой уделяет внимание. Что ж, вернувшись с игры, я и не отказал себе в удовольствии "Вальмона" пересмотреть. Ещё о доигровом
(И чёрт возьми, какой же всё-таки красивый, остроумный и музыкальный фильм. Какие красивые актёры, которым не замазали маниакально каждую родинку и морщинку. И какой в самом деле прекрасный Вальмон: он и сам обезоруживающе искренен, и всё принимает за чистую монету - и условия пари, и уверенность в том, что в самом деле помогает юным влюблённым обрести счастье, - но сталкивается с подставами опять и снова. И этот его максимализм совершенно юношеский, с которым он вкладывается целиком и с головой во всё, что делает: любить так любить, рисковать так рисковать, без полумер и до последнего итога. И даже не скажешь, что режиссёр в своей интерпретации оправдывает мужчину и вешает всех собак на женщину, поскольку маркиза де Мертей у него тоже более человечна - и они с Вальмоном просто полярно противоположны: его искренность и отсутствие страха сталкиваются с её недоверием к миру и мужчинам и неверие в хорошее в них, и её можно в этом понять. Я ещё могу, конечно, пересмотреть и спектакль с Аланом Рикманом, - но, похоже, Вальмон молодого Фёрта отныне точно любимый.)
Навязчивая идея завиться меня не покинула, и то, что в пятницу не было игры, было этой идее только на руку. Птаха намотала мне бигуди на влажные волосы - с кипятком мы не стали экспериментировать, - и я лёг в них спать. Это оказалось проще, чем я думал: бигуди просто лежат рядом и не особенно мешают, так что я и заснул, и видел сны, и выспался. С утра перед игрой немного надышался своими конспектами о том, что читали в актуальный исторический период, и кто играл на сцене. И как же причудливо по нынешним временам вспоминать, при каких обстоятельствах Вольтер написал своего "Кандида, или Оптимиста": с одной стороны Европы - война, с другой её стороны - землетрясение со множеством жертв, а посреди этого стоит Вольтер и с горькой самоиронией понимает, что "этот лучший из миров" не исправить к лучшему философией и просвещением...
В бигудях я и поехал до Веры, напихав их в капюшон толстовки, - ибо если бы я их снял, то мои кудри не прожили бы долго: мои волосы катастрофически прямые, что, видимо, компенсирует то, что всё остальное во мне ни разу не straight. Снял я бигуди уже на месте, что, опять же, оказалось проще, чем ожидалось, - и Вера полила меня лаком, так что кудрявость благополучно прожила до конца игры. Дополнялась оная кудрявость наконец-то получившей возможность быть выгулянной
Стартовали мы снова практически вовремя - с получасовым опозданием, - и игра пролетела стремительно. Впрочем, в редких паузах я успел отдать должное не только шарлотке, но и пирогу с капустой, и особенно тофу
![:lip:](/picture/1141.gif)
![:gigi:](/picture/1134.gif)
Всех женщин вы любили?
Казанова
Всех.
Франциска
Всех разлюбили?
Казанова
Всех.
(с) Марина Цветаева, "Феникс"
Но, признаться, мне льстило быть единственным его любовником среди многочисленных любовниц. И когда бы он ни позвал - я откладывал все планы, чтобы только быть с ним, пусть его внимание и придётся делить с женщинами, где бы мы ни оказались. Вот и теперь он пригласил меня съездить с ним в Анжу, в поместье его дальней родственницы, год назад овдовевшей, - и я практически не сомневался, что родственница была настолько дальней, что он не станет ночевать в своей комнате. По прибытии я был представлен не только молодой вдове, но также её падчерице, лишь ненамного её младше, и её кузине, а также соседкам, - но неожиданностью для меня было встретить в доме и свою дальнюю родню: мадам де Росер была вдовой моего дяди, коего я почти не знал, поскольку он служил секретарём в посольстве в Вене и редко бывал в Париже.
Вместе с дамами и Вальмоном я ездил смотреть на руины, а по возвращении он уединился с родственницами, а мне ничего не оставалось, кроме как уделить внимание тётушке, - я надеялся, что дядя и не вспоминал обо мне, но, к несчастью, выяснилось, что без моего участия он построил далеко идущие планы на мою жизнь. Вечер же был омрачён досадным происшествием: молодого дворецкого нашли мёртвым в беседке в саду. Признаков насильственной смерти на теле не было, и присутствовавший аббат, сведущий в медицине, подтвердил остановку сердца. Труп перенесли до похорон на ледник, настроение дам было испорчено, и я был уверен, что на следующее же утро гостей попросят удалиться. Однако вышло всё наоборот.
За завтраком аббат и я ухаживали за дамами, наполняя их бокалы, и ко мне подошла тётушка, достаточно выспавшаяся, чтобы все мои надежды избежать её энтузиазма разбились во прах.
- Дорогой племянник! А расскажи мне, чем ты занимаешься в Париже.
- Хожу в театры, салоны... - я несколько удивился, не зная, что она имеет в виду под занятиями.
- И у тебя есть лошадь? У каждого дворянина должна быть лошадь.
- Конечно, у меня есть лошадь, и не одна!..
- А ты не думал о том, чтобы поступить на службу?
Несколько мгновений я раздумывал, как бы не слишком резко ответить, что я не столь отчаянно нуждаюсь в средствах, - но тут хозяйка дома, мадам де Флуа, попросила всеобщего внимания, избавив меня от неудобного разговора. Она заявила, что ввиду смерти дворецкого она вызвала полицию из Парижа. Гости с недоумением зашумели: разве смерть по естественным причинам - повод беспокоить полицию?..
- Он, конечно, был очень молод, но у иных людей бывает слабое сердце с рождения, - предположил я.
- Он всегда был сильным и здоровым! - возразила хозяйка.
- Но кому могло понадобиться убивать дворецкого?..
Может, я и не знаток женских душ, но было ясно как белый день: молодой и обаятельный дворецкий был любовником вдовушки, и теперь ей требовалось найти виноватого, дабы утешить свою скорбь и скрыть её под праведным гневом.
- И вы что же, подозреваете нас? - раздался голос Вальмона с другого конца залы.
- Пока я никого не подозреваю. Но, как вы знаете, мой муж был коллекционером, и полиция должна всё осмотреть и проверить, не пропало ли что-нибудь.
- Но вы лучше знаете, какие вещи у вас были, нежели полиция, - заметила тётушка. - Вы обнаружили пропажу?
- Пока нет. Но Клод мог погибнуть, пытаясь задержать вора.
Пожертвовать собой за дорогие игрушки хозяев?.. Да никакой пудель не выкажет такой преданности и будет прав.
- Что ж, раз мы здесь застряли, постараемся провести это время с удовольствием, - резюмировал я, обращаясь одновременно и к тётушке, и к прошедшему мимо меня Вальмону.
Вальмон удалился с кем-то из дам - кажется, художницей Тербуш, - а хозяйка принялась рассказывать о самом ценном экспонате в коллекции покойного супруга, эскизе работы Да Винчи. Она даже предложила на него взглянуть, хоть мне и показалось странным, что хозяйка дома, в коем произошло, по её мнению, преступление, хвасталась хранящимися в нём ценностями. Я последовал за дамами, дабы полюбопытствовать и не скучать в одиночестве. Мадам де Флуа провела нас в кабинет, где эскиз в раме висел прямо на стене. Эскиз изображал женщину с котом на коленях, что показалось всем оригинальным: не дама с горностаем, не Мадонна с младенцем... Но, как по мне, это была явно не Мадонна: просто натурщица, не кровь с молоком, но весьма миловидная и живая, - и сейчас можно встретить на улицах девушек с такими немного усталыми улыбками. Мне не очень верилось, что это в самом деле был Да Винчи, но я не сведущ в живописи - и потому промолчал, пока дамы наперебой отмечали узнаваемый стиль и характерный мазок.
Молчал я, стоя у входа, и когда хозяйка стала рассказывать о своём прошлом дворецком, которого она выгнала после того, как он украл серебряные украшения. Было это совсем недавно, так что, выходит, покойный дворецкий служил ей всего несколько месяцев, - не так много, чтобы успеть узнать человека и тем паче особенности его здоровья. Мадам де Флуа утверждала, что уволенный дворецкий мог "вернуться, чтобы отомстить". С одной стороны, ему уже были известны все входы и выходы в доме, а с другой...
- Было бы странно возвращаться на место преступления дважды, - заметил я.
Тут над моим ухом раздался стук, и вошли двое: уже знакомый мне комиссар Ле Флок и сопровождавший его молодой инспектор с тетрадкой и в очках. Я поздоровался и отступил в сторону, дабы не мешать полицейским говорить с хозяйкой, однако не мог выйти, пока они стояли в дверях. Она сообщила о гибели Клода и повторила свои подозрения относительно прежнего дворецкого.
- Где он сейчас? - уточнил Ле Флок.
- Я его выгнала.
- Он живёт где-то неподалёку?
- Понятия не имею.
Рядом с Да Винчи я мысленно заключил в рамочку картину маслом "Следствие заходит в тупик": искать единственного наличествующего у пострадавшей подозреваемого - всё равно что булавку на сеновале. Полиция пожелала взглянуть на тело, и хозяйка повела их в подвал, а за ними потянулись остальные; даже Вальмон и Тербуш, выглянув на шум, присоединились. И что за зрелище - лишний раз смотреть на покойника?.. Я предпочёл вернуться в гостиную.
- Мне тоже нужно найти нового управляющего, - говорила тётушка другим дамам. - Мой прежний был дурён и воровал, так что я тоже выставила его вон.
- Без расчёта, надеюсь? - спросила кузина хозяйки.
- Разумеется! Он и так уже обеспечил себе сытую жизнь.
- Что ж, если он ещё и некрасивый, то тем паче следовало выгнать.
- До того, как он выглядел, мне дела не было, лишь бы работал. Под "дурным" я имела в виду, что человек он был плохой.
В отсутствие дворецкого и остальные слуги в доме, видимо слишком привыкшие к его распоряжениям, старались лишний раз не попадаться на глаза и работали из рук вон плохо, так что приходилось подменять их везде, где дамы норовили управиться своими силами: то сходить на кухню за салфетками, то передвинуть загородившую коридор табуретку... И некому было объявить о прибытии нового гостя, которого никто не ожидал. Он вошёл в гостиную и представился как граф ди Луна из Италии; он состоял в переписке с хозяином дома и, перестав получать письма, собрался его навестить, - но, похоже, не слишком торопился, по дороге заехав в Париж. Он с грустью узнал от падчерицы хозяйки, мадемуазель Камиллы, что её отец скончался, - а также мы сообщили ему, что он многое пропустил, а именно убийство дворецкого, и что хозяйка сейчас занята разговорами с полицией, ненамного его опередившей на дороге из Парижа.
- Дорогой племянник, мы не договорили, - какая жалость, что тётушка ещё слишком молода для проблем с памятью!..
- О чём, тётушка?
- Ты говорил, что увлекаешься театром, верно?
- Да, это так.
- И что же тебя в нём привлекает? Актрисы?
- Не только. И актрисы, и актёры...
- И актёры!.. - тётушка, увы, явно знала лишь об одной цели, с которой можно приходить в театр.
- ...И актрисы, и актёры в равной мере выражают суть театра своими талантами, - невозмутимо продолжил я.
- Но что же вы делаете, кроме как ходите в театр?.. Присядьте, мне неудобно говорить с вами, когда вы стоите!..
Мне пришлось подчиниться и присесть перед тётушкой на диван.
- Иногда пишу.
- Эпиграммы?
- О нет, я не поэт. Я пишу статьи.
- И о чём же ты их пишешь, о театре?
- Ну да. Критические заметки, письма...
- Письма! Любовные?
- Письма, которые публикуются в журналах! - я начал терять терпение. - Ну, знаете, эпистолярная полемика двух критиков через журнал...
- Я слышала, как через журнал вели любовную переписку, зашифровывая послания другими словами, - сказала кузина хозяйки, мадемуазель де Польми, которая, похоже, уже некоторое время стояла рядом и слушала наш разговор. Я тут же поднялся:
- Мне, право, неловко сидеть, когда стоят дамы, я лучше уступлю вам место.
Это позволило мне ускользнуть из разговора: дамы начали обсуждать любовные письма. Подошедшему к нам Вальмону мне даже захотелось пожаловаться, что я вновь начал говорить о театре, а женщины свели всю беседу к любовной переписке. Но Вальмон вновь похитил кого-то из дам прогуляться - впрочем, я ожидал, что он будет нарасхват в здешнем малиннике, и не расстраивался. Тем паче что милостью тётушки уже каждая собака в поместье слышала, что я театрал, и у меня также не было отбоя от собеседников.
- Я слышала, вы давний друг виконта де Вальмона? - это Амалия де Лафлёр, с которой мы вновь столкнулись у столика с напитками. Она с самого начала показалась мне умной женщиной, с которой приятно было и поговорить.
- Не сказать, чтобы давний, но да, он мой друг, - согласился я. - Виконт - остроумный и приятный собеседник. Мы сошлись... на почве любви к театру.
- О, так вы познакомились в театре?
- Мы виделись в салонах у общих знакомых, но да, также и в театре, - признал я.
- Мне кажется, он сам - хороший актёр, - заметила она.
- Да, пожалуй. Порой мы читаем пьесы вслух в салонах, и виконт безусловно талантлив в этом.
- Значит, вы интересуетесь театром?
- Верно, интересуюсь.
- И что из последнего, что вы видели на сцене, вас особенно впечатлило?
- Мадемуазель Дюмениль в роли Электры, пожалуй.
- А из мужских ролей? Или это не по вашей части?
- Да нет, отчего же? Мне интересен театр целиком, во всех его проявлениях. Пожалуй, из актёров сейчас интереснее всего Лекён, самый прославленный из учеников Вольтера.
- И что он играет? Я уже два года как не бывала в театре...
- О, он как раз начал расширять свой репертуар и браться не только за трагические, но и за комические роли. Правда, он порой ещё несколько злоупотребляет характерными жестами, но... Знаете же, как говорят: нечто кажется странным только в двух случаях - когда входит в моду и когда выходит из моды.
- То есть вы считаете, что он может войти в моду?
- Да, мне кажется, что у него есть потенциал сформировать новый стиль.
- И что вы посоветуете у него посмотреть?
- Пожалуй, стоит начать с классических для него, прославленных ролей в трагедиях Вольтера. А уже затем взглянуть на него в мольеровских комедиях.
- Я запомню ваши рекомендации. И, быть может, мы с вами ещё встретимся в театре.
- Непременно! Приезжайте в Париж, и я буду рад сопроводить вас.
И наверняка будет рад Вальмон, - если мне не изменяла память (единственная, от кого я хотел бы верности!), то между ним и мадам де Лафлёр также что-то было, и мне даже казалось, что он несправедливо обделял её вниманием в этот вечер.
- Вы ведь смотрели вместе с нами руины. Как они вам понравились? - спросила она.
- О, они весьма живописны и романтичны. Мне жаль, что я совершенно не умею рисовать: хотелось бы запечатлеть их и забрать это воспоминание с собой.
- Здесь есть художница, - заметила Лафлёр. - Вы могли бы заказать у неё пейзаж.
- Пожалуй, я так и поступлю.
- В этих руинах есть нечто волшебное, не находите?
- О да. Знаете, когда я был ещё совсем маленьким, в поместье моего покойного отца также были руины. Всего несколько старых камней посреди болота, но мне казалось, что когда проходишь в арку меж деревьев и они вдруг открываются перед тобой - ты словно попадаешь в другой мир...
- Мир, в котором можно случайно задержаться и вернуться спустя сто лет!..
- Да, время в нём словно остановилось.
- Или же осталось в прошлом... так и кажется, что навстречу выедет рыцарь на белом коне. А может, и единорог?..
О, никто из нас не привлечёт единорога, хотелось сказать мне: бедные твари давно вымерли вслед за исчезновением из мира невинности.
- Сейчас всё стало таким прагматичным, таким приземлённым, - продолжала Лафлёр.
- Воистину, порой очень не хватает волшебной сказки. Как у позднего Шекспира...
Развлекал дам в гостиной не я один - оригинальным светским развлечением стали допросы: помощник Ле Флока, каждый раз заново (и достаточно громогласно, так что все имели возможность запомнить его имя против всякого желания) представляясь кому-то как инспектор Бурдо, время от времени приглашал кого-либо на разговор. От Ле Флока же, проходившего мимо, я услышал только:
- Позвольте пройти, Винсен.
- Приятно, что вы помните моё имя, - заметил я. Хорошо бы ему помнить ещё и фамилию...
А на меня вскоре обратила внимание и мадемуазель Камилла де Флуа, всё с тем же поводом завязать разговор:
- Я верно понимаю, что вы - знаток театра?
- Ну, не то чтобы знаток, но определённо любитель.
- И что сейчас ставят в Париже?
- Вольтера, Расина, Мольера... и, конечно, Париж захватывают итальянцы.
- Итальянцы умеют захватывать не только театр, но и сердца, - заметила Лафлёр. - Говорят, они выше ценят и более настойчиво добиваются женщин, нежели французы.
- Быть может, вы нас разбаловали?.. - улыбнулся я.
- Я не очень сведуща в театре... Что вы посоветуете посмотреть? - спросила мадемуазель де Флуа.
- Смотря что вам больше по душе. Трагедии Вольтера или трагикомедии Мольера?..
- Наверное, больше трагикомедии.
- В таком случае - Комеди Франсез. Сейчас там самое лучшее время: можно видеть, как ученики Мольера и Расина работают вместе и, перенимая друг у друга лучшее, создают новый стиль...
И снова тётушка, улизнуть от которой надолго совершенно не получалось.
- Ты знаешь, что твой дядя очень тебя любил...
- Рад это слышать.
- И он хотел бы, чтобы ты занял место в посольстве в Вене.
- Я очень вам благодарен, но я не могу покинуть Париж.
- Отчего же? Что удерживает тебя в Париже?
- Все мои родственники здесь. Кто, если не я, позаботится о моей тёте и кузине? - я безбожно преувеличивал, но воззвать к добродетели было наиболее веским аргументом. - Театры здесь, вся моя жизнь здесь...
- В твоём возрасте не так сложно изменить жизнь, - отрезала тётушка. - Родственникам можно писать письма и высылать деньги, а театры есть и в Вене, и ничуть не хуже.
- Это верно, и я с удовольствием посетил бы Вену, её театры и балы... Но ненадолго. Я не хочу уезжать навсегда.
- Только из-за театра, из-за актрис?.. Мне кажется, ты мне что-то не договариваешь, - и тётушка проницательно сощурилась.
- Если вы полагаете, что я намерен жениться, то вы ошибаетесь.
- Ну, не обязательно же жениться. Мой покойный муж назвал бы это "не нагулялся".
- Вот именно, - охотно подтвердил я. - Позвольте мне сполна насладиться моей юностью.
Ну нет, увезти с собой Вальмона в Вену я не смогу, а значит, щедрое посмертное предложение дядюшки (неужто он был или бездетен, или настолько рогат, что более всего заботился о племяннике?..) останется без ответа. Как и не смогу признаться в этом тётушке. Правда, я уже видел её прогуливающейся с Вальмоном, и она что-то говорила ему об их давней первой встрече... Не сказать ли ей однажды, что она сможет меня понять?.. Но увы: порой то, что позволено женщине, не позволено мужчине. И грешно роптать об этом, памятуя о том, сколь многое позволено мужчинам, а женщинам недоступно!..
В конце концов я отступил к выходу из зала, где можно было видеть и слышать и происходящее в гостиной, и происходящее в коридоре, - мне было любопытно, как продвигается расследование: пока все гости отдыхали, господа полицейские работали, а на то, как работают другие, можно смотреть, как известно, бесконечно. Там меня и нашёл Вальмон - и спас от одиночества:
- Скучаете?
- Не вполне, - я улыбнулся ему, показывая, что не жалуюсь, но по нему скучал безумно. Вальмон подхватил меня под руку и решительно увлёк в свою комнату. - Все уже прознали, что я увлекаюсь театром, и мне приходится раз за разом повторять одни и те же рекомендации.
Я вошёл, закрыл за собой дверь и испытал знакомое облегчение, прислонившись к ней спиной и почувствовав себя отрезанным от остального общества. Наедине с Вальмоном всегда было легко, даже дышалось свободнее, - и я был благодарен ему за то, что он нашёл время и для меня.
- Повторяйте другие, - посоветовал он, не моргнув и глазом, и расположился на краю постели.
- Эдак рекомендации закончатся, - заметил я и пожаловался: - А тётушка хочет не то устроить меня на службу в Вене, не то женить в Париже.
- Женить?.. - он усмехнулся.
- Представьте, ей кажется, что меня в Париже удерживает женщина, - я подошёл медленно, любуясь им. Хотелось или опуститься к его ногам, или упасть вместе с ним на постель, но днём в чужом доме, где работала полиция, эти решения были самоубийственными, и потому я просто сел рядом. Вальмон протянул ко мне руку, но вовсе не для того, чтобы прикоснуться, а чтобы поправить мой воротник:
- Застегнись, так уже не носят.
- Зато не жарко, - оправдался я. Меня уже не столько смущали его ворчание и возня с моим внешним обликом, сколько доставляла отдельное удовольствие.
- Из какого только места руки у твоего портного?!.. - раздражённо сокрушался Вальмон.
- Кажется, здесь предполагалась шнуровка, но она ему не удалась, - я был склонен с ним согласиться: я давно не носил эту рубашку, поскольку её крой был не самым удачным, но в загородной поездке мне хотелось чего-то более свободного.
- У меня есть кое-что для тебя, - заявил он.
- О, вот как...
А вот своими подарками без повода у него всегда получалось меня смущать. Он ведь купил подарок ещё в Париже, но молчал о нём, - и, быть может, забыл, а теперь вспомнил; а может, хотел дождаться подходящего момента, но явление полиции сорвало все планы, а нетерпение победило, - и вот подарок возник передо мной. Маленький мешочек чёрного бархата, из которого Вальмон извлёк золотую шпильку для галстука и, не дав мне её в руки, попытался приколоть её на мой воротник.
- Вот так будет лучше... А впрочем, нет, никуда не годится... - бормотал он, и его руки подрагивали от ненужной спешки, выдавая волнение. - Это шпилька для другого галстука, не кружевного...
Мне хотелось поймать его ладони в свои и прижать к губам, но я не стал прерывать его занятия. Он был рассержен, но не на меня, так что мне оставалось только довериться его рукам, зная, что шпилькой он меня не заколет. Мне всегда нравилось, когда ему удавалось сделать мой вид лучше, и нравилось быть таким, каким я мог нравиться ему, - но, увы, сейчас был не тот случай. И я чувствовал себя несколько виноватым, словно я испортил подарок и не смог поднять Вальмону настроение.
- Да, пожалуй, - признал я и примирительно заверил: - Значит, она ещё дождётся своего выхода.
Вальмон убрал обратно в мешочек шпильку, которую я так и не успел рассмотреть - но не сомневался в её исключительном изяществе. Тёплый металл не смотрелся бы на чёрном кружеве, это правда; но на белом платке эта шпилька будет выглядеть просто чудесно.
- Тебя что-то тревожит, - сказал я негромко. - И что-то кроме моего портного.
- Твой портной - это наименьшая наша проблема, - признал Вальмон. - Меня тревожит это расследование, а точнее, отсутствие его результатов.
- Мне тоже всё это не нравится... - я подобрал лежащий поверх одеяла мешочек и сжал его в ладони, шепнув: - Спасибо.
Мне хотелось открыть мешочек или поднести к губам, но тут раздался стук в дверь, и Вальмон, с досадой отстранившись, пригласил:
- Войдите!
Стук повторился, словно не поверив, что не застанет ничего компрометирующего. Бывает, злит, когда такой стук прерывает нечто приятное, - но, знаете ли, ещё печальнее, когда ему нечего прерывать!..
- Не заперто, заходите уже, - поторопил я, и дверь отворилась.
На пороге вырос долговязый Бурдо и промямлил что-то о том, что его долг - собрать свидетельские показания всех присутствующих.
- Не тяните, объясните конкретнее, чего вы от нас хотите, - поторопил его я.
- Я уже обо всём вам рассказал, что вам нужно ещё?!.. - Вальмон не то что потерял терпение: он, похоже, не находил оное ещё с прошлого взаимодействия с полицейскими.
- Я поговорю с вами чуть позже, инспектор, хорошо? - пообещал я, надеясь скорее его спровадить.
Но куда там: Бурдо продолжил нудеть, что-де Вальмон не оставил ему свою подпись, а по протоколу показания без подписи недействительны, и потому он обязан...
- Подите прочь, - прорычал Вальмон.
- Как вы позволяете себе разговаривать с полицией! Я, между прочим, при исполнении!.. - неубедительно возмутился уже собравшийся было удалиться Бурдо, поправляя очки, как учитель, пытающийся произвести впечатление на учеников.
- Оставьте нас, пожалуйста. Мы сможем нарисовать вам свои закорючки в любой момент, - я с нажимом повторил обещание, надеясь, что до Бурдо дойдёт предостережение между строк: если он задержится и произнесёт ещё хоть слово, Вальмон запустит в него чернильницей, или что там ещё подвернётся ему под руку.
Бурдо проявил догадливость - выскользнул за дверь и притворил её за собой. Ле Флок не зря за него извинялся: он был совершенно не обучен хорошим манерам.
- Как вы с ним вежливы, - усмехнулся Вальмон.
- Иначе он всё равно не отстанет, - пожал плечами я.
- Но отстал же, - он улыбнулся.
- Кстати о расследовании... этот несчастный, Клод, показался мне знакомым. Как будто пару сезонов назад в Комеди Франсез он выходил на сцену в мелких ролях... - я поймал загоревшийся интересом взгляд: Вальмон даже приблизил ко мне лицо. - Что, тебе тоже так кажется?
- Нет, я его не помню, но это подтверждает одно моё подозрение.
- И какое же?
- Пока не скажу.
- Даже мне? - я улыбнулся, не обиженный, но заинтригованный.
- Даже тебе.
Меня почему-то позабавило представить, что он не говорил мне ничего на случай, если меня захотят пытать. Порой не знать о чём-то - безопаснее, чем знать, и мне хотелось бы верить, что Вальмон меня бережёт... раз уж редко бережёт мои нервы. Он расслабленно откинулся на постель, наверняка зная, сколь соблазнительно выглядит в такие моменты.
- Но я не могу быть уверен. Я не успел у него спросить: к слову не пришлось, да и невежливо было бы брать чужого дворецкого за пуговицу и спрашивать, не играл ли он или кто-то из его родственников в Комеди Франсез...
- Знаешь, хорошо, что ты его не спросил, - заметил Вальмон задумчиво. - Иначе у нас мог бы быть ещё один труп.
- И чей же?
- Если он на самом деле был актёром и не хотел, чтобы его узнали, он мог захотеть избавиться от свидетеля.
- Это правда, - согласился я и улыбнулся. - Значит, мне повезло. Как думаешь, стоит сказать об этом полиции, или это только больше всё запутает?
- Знаешь... скажи Ле Флоку, - посоветовал Вальмон.
- Хорошо, скажу, - кивнул я. Если Вальмон доверял Ле Флоку, значит, и я мог тому доверять. Я уже видел, как они двое разговаривают как явные союзники, и это утешало: ничто не успокаивает так, как то, что полиция ни в чём его не подозревает.
Я прикоснулся к его ладони, лежащей рядом с моей, но Вальмон отнял руку и встал, не дав мне шанса даже на короткий поцелуй:
- Не сейчас. Нас могут заметить.
- Я понимаю... и всё равно я соскучился.
Хотя бы держать его за руку, о большем я в тот момент и не думал, - такая малость, и даже она недоступна, когда вокруг чужие глаза и уши. Словно мы вампиры из романа, которым принадлежат только ночи, но не дни. Вальмон вышел, а я задержался, чтобы убрать мешочек со шпилькой в свои вещи - и чтобы нас не видели выходящими вдвоём. А выйдя в коридор, я как раз наткнулся на Ле Флока.
- Я обещал вашему коллеге дать показания, - сообщил я и проводил взглядом спину Бурдо, которая чрезвычайно удачно удалялась по коридору в компании очередного допрашиваемого. - Но раз он пока занят, лучше я дам их вам, чтобы не тратить время, верно?
- Верно. Вам есть что рассказать? - Ле Флок даже с места отходить не стал, благо нас никто не подслушивал. С ним явно приятнее было иметь дело, нежели с Бурдо.
- На самом деле совсем немногое. Видите ли, у меня хорошая память на лица, и когда я увидел покойного дворецкого, Клода, мне показалось, что я уже видел его раньше. Пару сезонов назад он как будто выходил на сцену Комеди Франсез, в эпизодических ролях, вроде "Кушать подано". Но я не успел спросить его об этом.
- Вы знали его фамилию?
- Нет, я не интересовался именами третьестепенных актёров.
- А он вас узнал?
- Не думаю. Я ведь не подходил к нему тогда за кулисами, а был одним из многих сидевших в зале. Нас разделял партер, он не мог меня видеть.
- А вчера вы ездили смотреть на руины, верно? Вы видели его после этого?
- Нет, - я задумался, припоминая, и повторил с уверенностью: - Нет, он встретил нас и поприветствовал, а после я его не видел. А затем его нашли мёртвым.
- Хорошо, спасибо, - кивнул Ле Флок. Тут как раз подошёл Бурдо и уставился на меня, и я понадеялся, что мне не придётся повторять для него всё то же самое.
- Где вам поставить свою закорючку?.. - смирился я с неизбежным.
Бурдо протянул мне лист и перо, и я оставил на листе своё имя и роспись. Поблагодарив и Ле Флока в ответ (как-никак он честно работал), я с чистой совестью вернулся в зал.
Более я никому не говорил о том, что дворецкий мог оказаться не дворецким, но высказал удивление, когда услышал, что у него, столь молодого, уже были рекомендации. Также мне показалось странным, что когда хозяйке напомнили о том, что вместо последнего жалованья покойному следовало бы помочь деньгами его семье, та ответила, что ничего не знала о том, есть ли у него семья.
- А вы что думаете о расследовании? - спросил меня граф ди Луна.
- Ну, я ведь не полицейский.
- Неужели у вас нет никаких подозрений?
- Никаких. Я приехал недавно, не успел познакомиться с покойным. Но, конечно, можно пофантазировать о причинах убийства дворецкого: может, он узнал о чём-то, чего не должен был знать... как это обычно бывает в авантюрных романах.
- А вы увлекаетесь не только театром, но и литературой? Мне это кажется достойным увлечением.
- Отрадно это слышать, - откликнулся я. Жаль, что моя тётушка не разделила бы его взгляды.
- Вы приехали с виконтом де Вальмоном, верно?
- Да. Виконт познакомил меня со своими родственницами, и показал мне местную природу и архитектуру.
- Вам понравились здешние руины?
- Они весьма живописны. Я вообще люблю выбираться на природу...
...Особенно - вдвоём с Вальмоном. Когда вокруг нет никого, и только мы, - так и выглядит мой рай. Вальмон так невероятно красив, когда в одной рубашке едет верхом или ложится на траву в тени деревьев, что мне кажется - моё сердце не выдержит всей любви к нему.
- В Италии, должно быть, тоже красивая природа, - продолжил я, дабы поддержать разговор. - Кипарисы...
- В Италии полно руин, на каждом шагу, всех исторических периодов и эпох, какие только пожелаете.
- Театр, руины и кипарисы... хотел бы я побывать в Италии, - улыбнулся я. - Жаль, что у меня нет тётушки в Италии. А впрочем, не зарекаюсь: может и найтись.
- Вы интересуетесь театром, верно? - спросил ди Луна.
- Это, кажется, уже ни для кого не секрет, - усмехнулся я.
- А сами не пробовали выступать на сцене?
- О нет, я только зритель. К тому же все мои родственники устроят скандал: всё же актёрская профессия...
- ...Да, я знаю: считается презренной и не одобряется церковью и моралью, и потому недостойна для дворянина. Но вы, должно быть, замечали проблему: когда в пьесе роль аристократа играет простолюдин, не имевший с детства соответствующего воспитания, то получается неубедительно - если, конечно, это не "Мещанин во дворянстве". А если бы на сцену вышел настоящий дворянин, но не под своим именем и, пожалуй, не в столице, а где-нибудь в провинции?..
- Мне нравится ваша идея, - признал я. - Но, боюсь, чёрствый актёрский хлеб не для меня. Я привык к другой, комфортной жизни. Разве что выйти на сцену один раз, когда меня занесёт в провинцию... И, разумеется, не в столице. Что-то меняется к лучшему, но - не сейчас, когда великих актрис хоронят за церковной оградой...
После этого разговора, как ни странно, меня как-то спросила тётушка:
- Говорят, ты не только ходишь в театр, но и выступаешь на сцене?
- Что вы, тётушка. Только когда в салонах читают или разыгрывают пьесы вслух, в качестве игры.
Мадемуазель Камилла пригласила нас осмотреть экспонаты коллекции, что висели на стенах гостиной, украшали книжные полки и камин. Коллекция покойного месье де Флуа поражала разнообразием: от портретов кисти старых мастеров до современного натюрморта с портретом (весьма остроумно и свежо - включить в композицию натюрморта другую картину), от потемневших икон с востока до изящных статуэток. Граф ди Луна ещё не видел эскиз Да Винчи, и мы рассказали ему об оном.
- Более всего художнику удался кот. "Кот Да Винчи", - шутил я. - Мне нравится выражение его морды. Должно быть, ему не нравилось позировать: попробуй заставь кота долго сидеть на одном месте!..
И, произнеся это, я немедленно вспомнил о Вальмоне. Он ведь в самом деле как кот: удержать его никому не под силу - он сам, когда пожелает, приходит ласкаться, а затем вдруг выпускает острые коготки и удаляется прочь.
- Терпеть не могу позировать... - признался я.
- Но иногда результат того стоит.
- Да, бывает и так. Однажды меня нарисовал один заезжий итальянский художник. Правда, он не отдал мне эскиз: сказал, что будет писать с него какого-то архангела где-то у себя в Венеции...
- По крайней мере вы знаете, где искать этого архангела.
- О да, если меня однажды занесёт в Венецию, и я зайду в какую-нибудь маленькую часовню и вдруг увижу себя... Если, конечно, он действительно писал эту фреску в Венеции, а не ещё где-нибудь в Италии. Но найти - это ведь не главное в поездке по Италии.
Некоторое время спустя я увидел, как мадемуазель Камилла рисует в своём альбоме.
- О, вы рисуете!.. Впрочем, живя в таком красивом месте - должно быть, нельзя не начать рисовать.
- Вам следует поехать в Париж, учиться живописи, - посоветовал граф ди Луна.
- Это может быть непросто для женщины, - заметил я.
- А я и так уже всё умею, - ответила Камилла.
- И всё равно стоит непременно приехать в Париж, - заверил я её. - Наверняка найдётся немало желающих заказать портрет у такого... бойкого карандаша.
- Кстати о портретах... вот, держите пока, - и она протянула мне лист с карандашным наброском моего профиля, и наброском весьма удачным.
- Спасибо, - поблагодарил я. - В таких эскизах порой больше жизни, чем в иных засушенных парадных портретах, на которых ты выглядишь на десять-двадцать лет старше, так что хочется убрать его на чердак и никогда не доставать оттуда. Когда-то мы с кузиной позировали так по просьбе родственников...
- Зато такой портрет может оказаться актуален через двадцать лет.
- Возможно. И всё же на том портрете от заезжего итальянца я был больше на себя похож.
Я отлучился, дабы бережно убрать эскиз в свои вещи, и вернулся в зал. И не избежал тётушки.
- Ты говорил, что любишь своих родственников, кузину, тётю, - скорбно говорила она. - Но ты совсем не любил своего дядю.
- Отчего же, тётушка? Я отвечал на письма.
- На каждое второе!
- Мы с кузиной отвечали.
- Вы с кузиной... Твой дядя не одобрил бы твой образ жизни. Ты просто прожигаешь жизнь и заглядываешь актрисам под юбки, и больше ничем не занимаешься!
- А чем же ещё я должен заниматься?.. - в удивлении от общего посыла я решил игнорировать и не опровергать прочие обвинения.
- Работать! У каждого человека должна быть работа.
- Работа?!.. Помилуйте, тётушка, это понятие давно устарело.
Прошли времена, когда всякий дворянин выбирал между шпагой и судейским париком, чтобы служить короне. Сейчас настали мирные времена, но кто знает, как долго они продлятся? И пока Его Величество не требует нам вставать в строй, лучше наслаждаться жизнью, которую позволяют доходы с поместья и наследства.
- Виконт! - Тётушка обратилась за помощью к проходившему мимо Вальмону, но выбрала самого неподходящего союзника. - Вот вы - работаете?
- Нет, - удивление на его лице говорило само за себя.
- Я же говорил, что это устаревшее понятие, - победно подтвердил я.
- Скорее уж вы опережаете время, - заметил Вальмон. Это тоже было правдой: нынешние философы что-то писали об облагораживающем труде, но я не читал философов.
- И всё равно у человека должно быть достойное занятие, - настаивала тётушка. Её наступление было не так просто остановить.
- Быть просвещённым зрителем и читателем - это достойное и уважаемое занятие! - возразил я. - Вспомните Вольтера.
- Вольтер, насколько я помню, что-то писал...
- Да, он писал, но также он и давал советы сильным мира сего, с которыми состоял в переписке. Я, конечно, не Вольтер...
- Вот именно, что ты не Вольтер. Что ты оставишь после себя?
- Кто знает? Быть может, однажды, с возрастом, я напишу мемуары.
- О чём, о театре?
- Ну да, о театре. О жизни за кулисами...
Ускользнув от тётушки, я следом за Вальмоном подошёл к мадам Тербуш, показывавшей свои рисунки. Она рисовала красками в альбоме круглой формы - и это были, как я увидел, портреты.
- Да, я заказал мадам Тербуш сделать для меня копию с рисунка Да Винчи, - говорил граф Ди Луна.
- Это непростая задача! - оценил я. - А я собирался заказать пейзаж со здешними руинами на память, но сейчас я увидел, что мадам рисует портреты, и у меня появилась другая идея...
Я уже почти произнёс, что хотел бы заказать портрет своего друга, но Вальмон меня опередил:
- Я первым хотел сделать заказ! Мадам, вы не могли бы нарисовать Винсена?
- Да, конечно, с удовольствием.
Нам пришлось искать место с хорошим светом, где я мог бы позировать, и в конце концов я сел в кухне у окна, а художница устроилась напротив.
- Виконт коварен: знает, как удалить меня от общества на двадцать минут, - вздохнул я.
- Для чего же? - спросила она.
- Не знаю. Быть может, я уже всем надоел разговорами о театре. Но я захочу отмщения: буду просить вас нарисовать портрет виконта.
- Ох уж эта нежная дружба, - мягко попеняла она.
Но когда Вальмон зашёл на кухню и она сообщила ему о моём намерении, он сказал только:
- Это опасная идея.
- Отчего же?.. - спросил я. Я ведь не собирался вешать его портрет в своей гостиной, для всеобщих любопытных глаз! Такому портрету место только в спальне, куда вхож только сам Вальмон и более никто. Конечно, мне не нужно изображений, дабы держать его образ в сердце, когда его нет рядом... Но я всё равно был бы рад, засыпая и просыпаясь в одиночестве, любоваться картиной.
Мы с Тербуш ещё о чём-то побеседовали, пока она рисовала, но мыслями я был с Вальмоном, вновь сделавшим мне неожиданный подарок. Затем её отвлекли полицейские, она ушла, и я, подождав её немного, также встал и вернулся в гостиную. А некоторое время спустя послышался шум у выхода в сад, и я подоспел, только чтобы услышать, как Вальмон требует графа ди Луну выбрать себе секунданта - любого, кроме Бурдо. Затем они удалились в глубь сада, а я остался чуть поодаль.
- Что происходит? - поинтересовалась Тербуш, подойдя ко мне.
- Похоже, дуэль. Между виконтом де Вальмоном и графом ди Луной.
- А по какому поводу?
- Понятия не имею.
- Вас выставили, или вы сами не вмешиваетесь?
- Меня не приглашали в качестве секунданта, но я предпочту не отходить далеко. На всякий случай.
- Волнуетесь за своего друга?
- Не сомневаюсь в его победе, но кто бы не волновался?..
И как у Вальмона получалось на каждом вечере находить повод для дуэли?.. Он словно притягивал грубиянов больше, чем кто-либо другой, или же был особенно к ним внимателен и не давал спуску ни одной мелочи. А ведь граф ди Луна показался мне приятным собеседником - и пусть и не лишённым авантюризма, но вежливым человеком... Я подошёл, едва звон шпаг утих, - Вальмон стоял на ногах. Граф был жив, но сидел на траве, и я предоставил другим оказывать ему помощь.
- Закончили? Вы в порядке?
- Как видите, чего не скажешь о моём сопернике, - ответил Вальмон.
- До вашего соперника мне дела нет. Вы сами ранены?.. - подойдя ближе, я заметил прореху на его правом плече.
- Просто царапина, - отмахнулся он.
- И царапину также следует перевязать. Обратитесь, пожалуйста, к аббату.
- Непременно.
Так мы и вернулись: я - впереди, уверяя дам, что никто не умер, а следом - сам Вальмон, объясняя, почему не мог не вызвать графа ди Луну: тот толкнул даму и не извинился. Полиция, к счастью, согласилась признать произошедшее "происшествием на тренировке", - вернее, согласился наверняка Ле Флок, а Бурдо смирился. Вальмон обещал дамам, что готов избавить их от общества Бурдо.
- Его вы тоже вызовете на дуэль? - поинтересовалась хозяйка.
- Как можно? Он простолюдин. Я просто выкину его в окошко.
- И ваши любимые розы не пострадают, - поспешил добавить я.
- Можете выкидывать в пруд, - разрешила она. - Или в фонтан.
Когда Вальмон и мадам де Лафлёр устроились побеседовать на кухне, а я оставался рядом, пользуясь тем, что разговор не был приватным, - служанка пронесла мимо них горячий благоухающий пирог с ягодами и унесла его в зал.
- Принести вам кусочек? - спросил я.
- И мне, - попросил Вальмон.
Я сходил в гостиную и принёс на тарелке два куска.
- Винсен, вы чудо, - поблагодарил Вальмон.
Смешно признаться, но я живу ради таких его слов, улыбок и взглядов, каждый из которых словно зажигает внутри меня огонёк, и становится светлее. И каждый я помню и вспоминаю ещё долго, как нищий помнит каждую монету, поданную щедрой рукой.
Также Вальмон, похоже, успел побеседовать с моей тётушкой, поскольку сообщил мне:
- Ваша тётушка намерена увезти вас в Вену.
- Я откажусь, - я с улыбкой покачал головой.
- Уверены? Это хорошая карьерная перспектива.
- Уверен. Не свяжет же она меня и не увезёт в багаже!
- Зная вашу тётушку, я бы не исключал такой возможности, - заметил Вальмон.
Я вовремя прикусил язык, чтобы не спросить, не говорит ли Вальмон из собственного опыта, будучи когда-то связанным моей тётушкой. Ну нет, связать меня я только ему и позволю...
- Что свяжет? Я всё равно сбегу.
- Как же вы сбежите, если будете связаны?
- Рано или поздно она должна меня развязать: я же не смогу быть на службе связанным!
- Как знать, как знать...
- Я найду способ, - пообещал я, просто наслаждаясь тем, что могу видеть его так близко и, говоря о пустяках, на самом деле говорить о том, что не оставлю его. - И даже тётушка меня не остановит.
Проснулся и спустился в зал кузен хозяйки, офицер де Боннэ, который накануне после смерти дворецкого зверски надрался. Затем хозяйка дома собрала всех, чтобы сделать очередное объявление. Она сказала, что рисунок Да Винчи пропал - его вырезали из рамы, - и сопроводила это гневной тирадой о том, что-де впустила нас всех в свой дом, а мы не оправдали её доверия и опустились до воровства. Я был, мягко говоря, обескуражен таким беспочвенным обвинением в адрес всех присутствующих.
- Позвольте, но никто из гостей не может быть вором, - возразил я. - Да и зачем воровать тому, кто не сможет отсюда уехать?..
- В своём доме я не нуждаюсь в чужих советах, - отрезала хозяйка.
По тому, как её эмоции накалялись всё больше, я начал подозревать, уж не сама ли она изобразила похищение картины, чтобы подставить кого-то, кого она сочла убийцей дорогого дворецкого.
- Это не совет, а предположение. Почему вы не считаете, что в краже замешан кто-то из слуг? Слугу может подкупить человек со стороны.
- Слугам была неизвестна ценность этой картины.
Ой ли?.. Слуги слышат всё, что происходит в доме, и хозяйское хвастовство - в том числе.
- Злоумышленник может описать сообщнику картину. Сказать слуге, чтобы принёс ему рисунок женщины с котом, оный ведь такой один?.. И заплатить за это.
- Но я думаю, что не все здесь присутствующие - те, за кого себя выдают, - заявила хозяйка. - Кроме моих родственников, конечно.
- Де Вальмон?.. - тут же предположил де Боннэ.
- Он тоже мне родственник, в какой-то степени.
- За него я могу ручаться, - добавил я на всякий случай. - Как и за себя.
Вечер, даже не смотря на присутствие Вальмона, переставал мне нравиться, а тайны тревожили. Когда чувствуешь разлитую в воздухе опасность от возможного присутствия преступника, способного на убийство, но не знаешь, с какой стороны ожидать удара... Не говоря уж о том, что я не люблю, когда меня подозревают и запирают.
- Я был рад пользоваться гостеприимством, но неприятно быть под арестом, - резюмировал я.
Тем паче когда приходится выносить хамство женщины, тыкающей своих гостей носом в пропажу, как котят в лужу. Конечно, потом она вроде как извинилась, и я был готов простить её, ведь на неё столь многое свалилось за последнее время, - но, как говорят, осадок остался.
И от тётушки невозможно было отделаться. В очередной раз увидев меня, она заявила:
- Дорогой племянник, мне очень жаль, что ты мне врёшь.
- Я? Вру вам?! В чём же?.. - я еле удержался от того, чтобы драматическим жестом упасть перед ней на колени, поскольку моё терпение было на исходе.
- Ты не хочешь сказать мне, почему ты не можешь покинуть Париж. Ты что-то от меня скрываешь.
- Я люблю Париж! Люблю театр! Разве этого недостаточно?!..
- Недостаточно. Твоим сердцем наверняка владеет женщина! А может, мужчина?..
- Что вы говорите, тётушка!..
- А что? Я знаю, как бывает в этом вашем Париже.
- Вы несправедливы к Парижу, тётушка. Высший свет одинаков везде: и в Париже, и в Берлине, и в Вене...
- Вот видишь, ты даже не заметишь разницы. Вена похожа на роскошную женщину, она тебе понравится! И знаменитая венская опера...
- Я охотно посещу оперу, но ненадолго. Чтобы познакомиться с городом, не обязательно связывать себя... узами службы!
Как и для того, чтобы провести время с женщиной, не обязательно связывать себя узами брака.
- Но с Парижем тебя что-то связывает. Точнее, кто-то, я уверена в этом! Но в Вене ты непременно встретишь ещё кого-нибудь, получше.
- Я так не могу, тётушка, - я с улыбкой покачал головой. Может, теперь она поймёт и отвяжется?..
- Только не говори, что ты однолюб. Это же ужасно.
- Увы, - я развёл руками. - Когда уже нашёл лучшее, иного больше не нужно.
- А откуда ты знаешь, что это лучшее? А как же сравнить с другими?
- Я не из тех, кто считает, что в жизни нужно попробовать вообще всё.
Вот я и сказал вам всё, тётушка, признался буквально во всём. Не назвал одного только имени - но к чему оно вам?.. Даже если бы на месте Вальмона была женщина, я не стал бы впутывать её в свои семейные дела. Но моя откровенность не закончила разговор, а наоборот.
- Присядь, нам нужно серьёзно поговорить, - и мадам де Росер опустилась в кресло.
Я придвинул табурет и сел напротив неё:
- Как пожелаете, тётушка.
- Поживаю я плохо! - не расслышала она. - Знаешь, я любила своего мужа, твоего дядю. Он был хорошим человеком. И хотел для тебя лучшего будущего. Его большим желанием было, чтобы ты занял место в посольстве.
- Я тронут это слышать. Но помилуйте, тётушка, ну какой из меня чиновник?!..
- В твоём возрасте для начала карьеры опыт ещё не нужен, ты всему научишься.
- ...И если вдруг случится так, что мне понадобятся деньги, я смогу поступить на службу здесь, в Париже. Здесь меня уже знают.
- А в более позднем возрасте найти работу без должных навыков будет сложнее! Вот что ты умеешь? Только писать?!..
- Что же ещё я должен уметь? К тому же мир так быстро меняется. Мы не знаем, что будет через десять или двадцать лет. Быть может, люди, умеющие красиво складывать слова, будут в самом большом почёте.
- Если ты не послушаешься, я... я лишу тебя наследства! - прибегла тётушка к последнему аргументу. - Хотя у тебя столько родственников, что тебя это вряд ли смутит.
И то правда, особенно учитывая то, что я и не рассчитывал на это наследство. Видать, детей у тётушки в самом деле нет, - но ничто не помешает богатой и отнюдь не старой вдовушке быстро найти мужа по душе. И вот его воля на мой счёт едва ли совпадёт с волей покойного дядюшки... Так или иначе, меня не получится купить деньгами.
- Это ваше право, тётушка.
- Твой дядя был бы тобой очень недоволен! - заявила она, удаляясь.
- У меня много родственников, и у меня никак не получится удовлетворить пожелания их всех!..
Бог свидетель, я не хотел ссориться с тётушкой, но всему есть предел.
Я спросил мадам Тербуш, когда она закончит мой портрет, и она ответила, что он уже готов. Мы прошли на кухню, и она отдала мне лист. Не знаю, стоило ли надеяться, что Вальмон заберёт портрет себе, как и на то, что он будет сам позировать, - но пока он был в моих руках. Красивый и как-то особенно интимный.
- Спасибо, - поблагодарил я. - Это очень красиво.
- Мне кажется, в этом портрете есть что-то... от той легенды, когда мужское и женское ещё не разделились на две половины, если вы меня понимаете.
- Да, пожалуй, в самом деле что-то есть.
Легенда о гермафродите, или как его там?.. И правда, если смотреть на портрет, не зная о модели, - то по нему нельзя было сказать наверняка, мужчина на нём изображён или женщина. Значит, мадам Тербуш разглядела что-то женское во мне? Уж не за это ли женское Вальмон держал меня при себе?.. Пусть так (а рассуждать о том, не думает ли он о других женщинах во время близости со мной, - значит сойти с ума от ревности, а я не ревнив). Но хотел бы я стать женщиной, даже если бы он согласился жениться на мне и возвращался ко мне после всех своих похождений?.. - Точно нет. Женщина не сможет встать на защиту друга, если понадобится, - и женщине надлежит родить ребёнка, отчего её красота быстро увядает, а дети отнимают время. Лучше пусть всё остаётся как есть.
- Можно с вами поговорить? - спросила мадам Тербуш.
- Да, конечно.
С портретом в одной руке и бокалом в другой я последовал за ней. Сад или комнаты не показались ей достаточно уединёнными, и она провела меня в пустовавшую кладовку для слуг, где нас точно никто не стал бы искать. Когда за нами закрылась дверь, я запоздало догадался, чего она от меня желала. Но почему именно я?!..
- Чем я могу вам помочь?
- Вы... нравитесь мне.
- Ох... - этого я и боялся. Если бы она просто искала близости с любым молодым мужчиной, я мог бы отказать не раздумывая; но ведь когда-то и я был на её месте, произнося первые слова признания. - Мне очень жаль, но я ничем не смогу вам ответить.
- Вы любите Вальмона, верно?.. - она произнесла это без тени осуждения, и я улыбнулся:
- Это настолько заметно?..
- Да. Но ему нравятся женщины, а вам?..
- Мы разные с ним. Его сердца хватает на многих, а моё сердце принадлежит ему одному.
- Но неужели в вашем сердце не найдётся хотя бы небольшого уголка для меня?..
- Ну, разве что небольшого... - ответил я с улыбкой и поцеловал её.
Она, во-первых, была хороша собой, а во-вторых, мне не хотелось ранить её чувства... К тому же, и более всего, - соглашаясь, я понимал со всей ясностью, что Вальмон не только не осудит, но и одобрит мой поступок. Мне бы, признаться, льстило, если бы он ревновал меня хоть немножко, - но на это рассчитывать не следовало.
- Но у меня заняты руки... - посетовал я, извиняясь, и Тербуш забрала у меня бокал и портрет и отставила их в сторону. Слегка беспокоясь за сохранность рисунка, я, тем не менее, смог взяться за пышные юбки художницы. В кладовке было тесно, но... Да, я умею доставить удовольствие женщине, и получить при этом удовольствие самому.
Приведя одежду в порядок, мы вышли, пока нас не хватились, - прошло, должно быть, совсем немного времени, но мне казалось, что я пропустил пол-вечера. Никто, к счастью, не видел нас выходящими вместе, и Тербуш улизнула куда-то в направлении кухни, а я с портретом пошёл к своей комнате. В коридоре я наткнулся на группу что-то обсуждавших гостей, среди которых был и Вальмон; обойти их было невозможно, не присоединившись хоть немного к беседе.
- Мне наконец отдали мой портрет, - сообщил я Вальмону.
- Только портрет? - уточнил он. Рисунок его, похоже, вовсе не интересовал.
Конечно, у меня и в мыслях не было не то что ему соврать, но и что-то скрыть, - но мне не хотелось компрометировать женщину в присутствии других гостей, и я ответил уклончиво:
- Тут ведь как.
Всех позабавил Бурдо, появившийся без сюртука, который он снял, потому что ему стало жарко. Все зашумели на него, что выходить раздетым неприлично, к тому же при дамах, и чтобы он немедленно оделся. Смутившись, Бурдо при всех принялся натягивать сюртук.
- Право, некоторым людям стоит приплачивать за то, чтобы они оделись, - отсмеявшись, шепнул я Вальмону, когда Бурдо был уже достаточно далеко, чтобы меня не услышать.
Портрет я также отнёс в свою комнату, вернулся в зал и вскоре узнал, что пропажа нашлась: кто-то вложил украденный рисунок в альбом мадемуазель Камиллы. Поскольку ей, разумеется, незачем было красть в собственном доме, всё это казалось чьей-то глупой и нелепой шуткой.
Звон шпаг в саду... стоило на минуту отвернуться! Я выбежал в сад - там уже сгустились сумерки, а Вальмон и граф ди Луна фехтовали левыми руками, поскольку оба уже были ранены в правое плечо. И упали оба одновременно, но продолжали сражаться взглядами. Я подоспел вместе с Ле Флоком, который принялся устало отчитывать дуэлянтов, что дуэли запрещены и что они задерживают и затрудняют его расследование.
- Это не дуэль, мы тренировались, - заявил Вальмон, не поведя и бровью. - У нас слетели защитные колпачки. Оба. Одновременно.
- Вам следует брать уроки фехтования, - холодно заметил ди Луна. - Вы всякий раз пропускаете один и тот же удар.
- То же могу сказать и о вас, - откликнулся Вальмон. - Вы открываетесь с одной и той же стороны.
Я сбегал в гостиную за аббатом и, сообщив, что он очень сильно и срочно нужен, подхватил его под руку, вырвал из какого-то разговора и уволок за собой. Аббат был достаточно обескуражен, чтобы не сопротивляться. Он занялся перевязыванием Вальмона, к которому я его притащил, а я помогал как мог, пока рядом не оказалась Тербуш. При свете свечей она увидела кровь - Вальмон был ранен в левое плечо, но сильнее, чем в прошлый раз, - и рухнула в обморок.
- Дайте ей нюхательные соли, - с досадой сказал Вальмон, но Ле Флок умело делал вид, что его происходящее не касается.
- Может, кто-нибудь поможет мне её перенести?.. - понадеялся я, поднимая мадам Тербуш на руки. Я донёс её до гостиной и опустил на диван, где её окружили взволнованные дамы, и посыпались новые распоряжения:
- Принесите воды!..
Я не стал ходить далеко: взял стакан и плеснул в него морса из стоявшего на столике графина.
- Надеюсь, у кого-нибудь из дам найдутся нюхательные соли, а я более ничем не могу здесь помочь, - сообщил я и бегом вернулся к Вальмону.
Но моя беготня не могла не привлечь внимание, и у него уже не было отбоя от дам. Я чувствовал себя оруженосцем, защищающим рыцаря от принцесс, - приговаривая, что им не следует здесь находиться и что это зрелище не для женских глаз, я подхватил одну даму под правую руку, другую под левую и мягко, но настойчиво повёл в дом. А в спину мне доносилось:
- Винсен, уведите вашу тётушку!
- У меня всего две руки для двух дам, а не три!..
- Я сама могу идти, - решила тётушка и последовала за мной.
Заверив всех дам, что я также беспокоюсь, однако жизни виконта ничто не угрожает, - я отпустил их в коридоре, где они могли разойтись по своим комнатам. Когда я в очередной раз оказался рядом с Вальмоном, граф ди Луна проходил мимо него и, наклонившись, шепнул достаточно громко время и место следующей... встречи. Дела шли всё более паршиво - прямо-таки катились туда, что в приличном обществе не называют.
- Винсен, принесите дуэльные пистолеты, они в моих вещах.
Я позволил себе пропустить эту просьбу мимо ушей и не подчиниться: в конце концов, я не слуга Вальмону, и не я укладывал его вещи, чтобы знать, где копаться. И я робко надеялся, что полиция не допустит выстрелов в саду. Положительно, для того, чтобы брать с собой в загородную поездку к родственникам дуэльные пистолеты, нужно быть Вальмоном!.. Но что если он знал, что встретит графа ди Луну здесь, и заранее намеревался свести с ним счёты? Насколько же давней и серьёзной должна быть вражда, чтобы не ограничиться первой кровью, а значит - быть готовыми убить друг друга?.. Я привык волноваться за Вальмона, но никогда ещё не боялся за него так сильно.
Когда и аббат, и Ле Флок покинули сад, и я хотел предложить Вальмону проводить его в комнату, - пришла мадмуазель де Польми, и Вальмон попросил оставить его наедине с дамой. Я остался стоять поодаль, у входа в сад, откуда мне ничего не было слышно, да и видно было в сумерках не очень, - но я по крайней мере мог быть уверен, что Вальмон не улизнёт, и ди Луна также не пройдёт мимо меня незамеченным. И плевать, что обо мне могли подумать.
Следом за мадемуазель Польми в сад проследовала хозяйка, мадам де Флуа. Я видел, как она взгромоздилась Вальмону на колени (это сложно было не заметить) и слышал, как она упрекает его в том, что он уделял ей мало внимания (что сложно было не расслышать, даже не подслушивая). Интересно, какого внимания она хотела, если сама же обвиняла нас всех в воровстве и всячески давала понять, что мы - нежеланные гости, которых она вынуждена терпеть... Получив своё, она ушла в дом, пройдя совсем рядом со мной и даже не взглянув на меня, как если бы я был деревом. Что ж, и к лучшему. Наконец, поднялся и подошёл ко мне сам Вальмон.
- Сторожишь?
- Я от тебя теперь ни на шаг не отойду, иначе ты себя угробишь!.. - прошипел я шёпотом. - Скажи на милость, что вы не поделили с графом?..
- Это не имеет значения, - Вальмон, несколько бледный, но решительный, проследовал в свою комнату, я не отставал.
- Хорошо, я спрошу иначе. Почему тебе настолько не хочется жить?!..
- Я не собираюсь умирать, - спокойно парировал Вальмон, без спешки доставая и осматривая пистолет, коего я, впрочем, даже не замечал в его руках. - Я просто убью его, и всё.
- А если он убьёт тебя?!..
- Ты в меня не веришь? - он выпрямился, развернулся ко мне, и его лицо оказалось очень близко.
- Я верю в тебя, - заверил я примирительно. - Но ты ранен!
- Ну и что? Это не шпага. Поднять пистолет и выстрелить я смогу.
- И он также сможет. Риск слишком велик.
Вальмон был прекрасным фехтовальщиком, в чём я не раз убеждался. Но когда двое жмут на спусковой крючок, слишком многое решает случай, и стоить этот случай может слишком дорого.
- Не волнуйся. Со мной всё будет хорошо.
- Ты так в этом уверен?..
- Я уверен.
Я смотрел в его глаза, стараясь прочесть в них хоть что-то, о чём он мог не говорить вслух, успокаивая меня. Но в этих глазах не было ничего, кроме уверенности, - ни сомнения, ни страха: он попросту не предполагал, что может проиграть. И в это отчаянно хотелось верить - в то, что фортуна настолько любит его, что не позволит такому случиться. Вот только она была слишком вероломной дамой.
- Но ты не заговорённый! И никто не заговорённый!..
- Тогда помолись за меня, - предложил Вальмон.
- Этого недостаточно!
- А что достаточно?
- Я могу принять вызов за тебя.
- Почему это вдруг?
- Потому что я не ранен. И потому что ты должен жить.
Тут в оставшуюся приоткрытой дверь ввалилась шумная стайка взволнованных дам. Увидев пистолет в руках Вальмона, они загалдели все хором.
- Милые дамы, что вы все делаете в моей комнате?.. - осведомился Вальмон.
- Мы можем выйти, - дамы дали задний ход, но Вальмон вышел сам и обвёл опустевшую комнату широким жестом:
- Извольте, вся моя комната - ваша.
- Но вы же ранены, присядьте!..
- Я могу даже прилечь, но, боюсь, больше ничего не сумею для вас сделать.
Врачи говорят, что если раненый шутит - значит, будет жить. А если Вальмон язвит - это верный признак того, что его уже не получится остановить, даже если небеса рухнут на землю. Но это не значит, что я не попытаюсь. Дамы обступили его, не давая пройти, наперебой спрашивая, зачем ему драться с графом.
- Но он же может вас убить!.. - воскликнула одна из них.
- Ну убьёт, ну и что с того?.. - пожал плечами Вальмон. Однако с дамами он заговорил иначе, чем со мной!.. Значит, в том, что мне не всё равно, он не сомневался?..
Дамы что-то отвечали. Послышался, кажется, голос мадам де Флуа, заявляющей, что больше не потерпит смертей в своём поместье. Не о том нужно говорить, не о том!.. Но что ответить мне? Если сказать при всех, что люблю его, - от этого будет больше вреда, чем пользы.
- Вы нам живым нужны, - сказал я за всех.
- Но неужели ничего нельзя сделать?!.. - ещё один женский голос.
- Ничего, мадам, - ответил Вальмон. - Вызов брошен, я не могу его не принять.
- Можно, - возразил я. - Я приму этот вызов за вас. Я не ранен. И я имею на это право!
- Не делайте глупостей, Винсен. Мадам де Росер, уведите своего племянника.
Хотел бы я знать, что говорило в нём сейчас: он не желал позволить мне покушаться на его свободу поступать как вздумается, или не мог допустить, чтобы я оспаривал его уверенность в победе, или хоть немного хотел меня уберечь? Или всё сразу, или - что-то иное?..
- Я уже не ребёнок, чтобы тётушка могла мне что-то запретить, - напомнил я уважительно, но твёрдо.
- В таком случае я вам запрещаю, - сказал Вальмон.
- Позвольте мне всего лишь раз в чём-то вас не послушаться, - попросил я негромко, склонив к нему голову.
- Учтите, что этот раз будет последним, Винсен.
Он не шутил. Первый раз - и он же последний?.. Это жестоко, Вальмон. Потерять тебя вот так - потерять твоё расположение, нашу дружбу, наши дни и ночи - для меня всегда было страшнее собственной смерти, вот только хоронить тебя - ещё страшнее.
Воспользовавшись мгновением замешательства, Вальмон всё же прорвался сквозь строй дам и устремился в сад. Дамы метнулись к комнате графа, и меня понесло туда же этой живой лавиной. Однако я не успел - и никто не успел - сказать ни слова: увидев такую делегацию, ди Луна, не раздумывая долго, попросту выпрыгнул наружу через окно. Когда я выбежал в сад - уже совсем стемнело, - эти двое уже стояли друг напротив друга.
- Послушайте, граф, - я окликнул его, и он обернулся ко мне.
- Это будет последний раз, Винсен, я вас предупредил, - повторил Вальмон. - Вы сможете вызвать его после, если, конечно, будет кого вызывать.
- Ваш противник ранен. Дважды. И ему не следует драться в таком состоянии, - продолжал я. - Позвольте мне принять ваш вызов вместо него.
- Я тоже ранен, - возразил ди Луна. - Это будет честный поединок.
Я не подумал об этом заранее (ещё бы: я думал только о Вальмоне), и того мгновения, когда я, признав правоту графа, задумался, как можно было бы уравнять наши силы, хватило Вальмону на то, чтобы вскинуть пистолет. Ди Луна ответил тем же, два выстрела слились в один, вскрикнули дамы, сбежались полицейские и слуги, словно выросли из-под земли, стало светло и суетно, как в дурном сне... Вальмон, к которому я подбежал, был без сознания - выстрел пришёлся ему в руку, и сама по себе рана не была слишком серьёзной (я мысленно благословил графа, который, похоже, хотел выстрелить мимо, но промахнулся), однако он уже в третий раз терял кровь.
- Это покушение на убийство!.. - нудел Бурдо, который был здесь настолько неуместен, что и мне захотелось засунуть его в фонтан вверх ногами.
- Это не покушение, это дуэль, - терпеливо разъяснял ему Ле Флок.
- Но дуэли запрещены законом!..
Ну, только попробуй заикнуться о том, что арестуешь благородного человека за дуэль!..
- Ваше расследование не здесь, Бурдо, занимайтесь им где-нибудь подальше отсюда, - напомнил я.
- Да нет, предмет нашего расследования очень даже здесь, - возразил Ле Флок, стоя над ди Луной, который также был жив и без сознания. - Этого господина нам нужно будет допросить.
- Если расследование окончено, то мы можем быть свободны? - осведомился я.
- Да, но вы же не повезёте раненого прямо сейчас, - резонно заметил Ле Флок.
- Разумеется, нам придётся задержаться.
Аббата тащить не пришлось - после выстрелов он появился сам, но воздвигся над полем сражения и также начал о чём-то говорить. Но никто не нуждался в проповедях, особенно раненые.
- Прошу вас, не время для разговоров, помогите раненым, - торопил я, подводя его к Вальмону. - Сделайте всё, что возможно, пожалуйста!..
Я был готов целовать ему крест, только бы он остановил кровь и перевязал рану. Я старался быть вежливым, а впрочем... громом выстрела из меня словно вышибло все эмоции: ни гнева, ни радости, ни страха, ни облегчения. Лишь колючий комок из боли и благодарности судьбе, оставшийся ворочаться в груди, когда всё для меня могло закончиться, и я ничего не смог бы с этим сделать, - но не закончилось, и жизнь продолжалась, и снова билось сердце.
- Быть может, стоит перенести раненых в комнаты?.. - предложил я, когда аббат закончил свою работу.
- За врачом уже послали, и лучше их не трогать до его прибытия, - с сомнением возразил Ле Флок.
- Но не лежать же им на улице?!.. - ещё час-другой, и выпадет роса, и во дворе станет совсем сыро и холодно, что будет точно не на пользу раненым.
И вновь, стоило мне отвлечься, как полицейские подошли к перевязанному и начинающему приходить в себя Вальмону, их спины заслонили его от меня - и, судя по звуку, Бурдо (ибо кто это ещё мог быть!) отвесил ему пощёчину, чтобы привести в чувство.
- Что вы себе позволяете!.. - воскликнул Вальмон. - Ваше счастье, что я ранен, иначе вы точно вылетели бы в окно.
- Да что вы творите?!.. - одновременно с ним возмутился я и отодвинул прочь Бурдо, который даже не сопротивлялся.
- Винсен, оставьте нас ненадолго, - попросил Ле Флок. Я отошёл в сторону, но он велел: - Ещё дальше.
- Я вас не услышу.
- А мне почему-то кажется, что вы всё прекрасно слышите.
Я вышел за пределы освещённого круга дожидаться конца разговора. Появились слуги, где-то раздобывшие носилки, и когда Ле Флок закончил задавать свои вопросы - раненых погрузили на оные и разнесли по их комнатам, словно двух котов, которых приходится разливать водой и запирать, чтобы они не убили друг друга. Я помог бережно перенести Вальмона и устроить его на постели, но едва слуги с носилками исчезли, как вошла мадемуазель де Польми.
- Оставить вас наедине? - спросил я.
- Да, пожалуйста.
- Уступлю даме, - и я, как вечный постовой, вышел в коридор. Вскоре мимо меня вновь прошла в комнату мадам де Флуа, и не мог же я сказать ей, чтобы она заняла очередь за мной?.. Она не обладала тем тактом, который заставлял меня ждать, и вклинилась в беседу.
- Ваш веер в опасной близости от моего лица, - вежливым предупреждением послышался голос Вальмона.
Хозяйка поместья опять позволяла себе лишнее?.. Ещё одна самовлюблённая вдовушка, для которой мужчины - игрушки, словно котята для ребёнка: будет "наказывать", считаясь только с собственными желаниями, а не с тем, что те могут не хотеть с ней играть, устать или болеть. Следом заглянула моя тётушка, но затем подошла ко мне.
- Больше не впускай к нему женщин, - посоветовала она. - По крайней мере, не трёх одновременно.
- Сложно отказать женщине, - я развёл руками.
Но то ли дамы поняли, что раненому стоит дать отдохнуть, то ли Вальмон попросил их об этом, - и обе женщины вышли. Я проводил их взглядом, убеждаясь, что нас более никто не потревожит.
- Ты что, стоишь там в дверях? - насмешливо окликнул меня Вальмон с постели.
- Уже нет, - ответил я, входя и запирая дверь.
- Тогда сядь.
Я подошёл и опустился на пол у его постели, чтобы видеть его лицо. Взял его ладонь в свою - он больше её не отнимал. И почему, как и в тот, самый первый раз, о самом важном у меня получается говорить, только когда он ранен?.. И лучше бы он сердился на меня, чем смотрел вот так устало, без улыбки, словно я чем-то его разочаровал, - и ждал, что я скажу.
- Сколько ещё твоих шрамов я буду потом целовать... - прошептал я с грустной улыбкой.
- А они тебе чем-то не нравятся?
- Я люблю всё в тебе.
- Тогда в чём проблема?
Я вздохнул. Объяснять ему, что мне больно от его боли, которую он как будто вовсе не замечал?.. Нет, не сейчас, когда он и так устал за этот безумный день.
- Береги себя... пожалуйста.
Если не ради меня - чего я стою! - то хотя бы ради всех, кого любишь, и кто, быть может, любит тебя.
- Для чего?
- У меня нет ничего дороже тебя.
- В таком случае тебе следовало быть понастойчивей.
- Настойчивее в чём?..
- Забудь, - отмахнулся Вальмон.
Ну уж нет, в эти игры я не играю. Отбирать его право на поединок - плохо, не отбирать - тоже плохо?..
- Не могу же я тебя запереть!
- У тебя бы и не получилось. Я делаю то, что хочу.
- И таким я тебя и люблю.
Я понимал теперь, что Вальмон ввязывался в дуэли не потому, что искал смерти, как некоторые, - нет, ровно наоборот: он так жил - так, словно он бессмертен. И отнять у него такую жизнь - всё равно что убить. Но, может, у него и вправду девять жизней...
- А как тебе мадам Тербуш? - полюбопытствовал он, сменив тему.
- Она... славная, - признал я. - С ней хорошо. Но грустно, что я ей, кажется, нравлюсь...
- Ты нравишься ей, она нравится тебе - ну и что тебя не устраивает?
- Я только твой, ты знаешь, - я покачал головой.
- Ну и глупо.
- Пусть так, ведь любят не разумом.
- А если кое-чем другим, так всё ещё проще: это лечится, если чаще бывать в постели с разными людьми.
- Сердцу не прикажешь, друг мой.
Моё сердце само выбрало, в чьих руках хочет быть, и я не пожалею и не пожалуюсь. А столь старательно отрицать, что любят сердцем, может только такой человек с открытым и чутким сердцем, как Вальмон. И ранить его сердце я никогда не посмею.
- А у разума ты спрашивать не пробовал?
Я честно прислушался к голосу разума. Все мысли были заняты Вальмоном.
- Он не против, - ответил я, выслушав их.
- Значит, у тебя его нет, - заключил Вальмон скучающим тоном.
- Но я счастлив быть рядом с тобой.
- Я уезжаю в Италию, - сообщил он.
"Как надолго?" и "Ты ведь вернёшься?" - неправильные вопросы. Я же не Пенелопа, чтобы ждать его на берегу. Я могу последовать за ним хоть за край света.
- Я буду нужен тебе там?
- Я еду с тремя женщинами.
- Это значит "нет"?
- Ничто не помешает тебе также поехать в Италию самому.
- Я поеду, - решил я. - Я поеду, если только ты не запретишь и не скажешь, что я помешаю тебе.
Навязываюсь? Пусть. Вальмон - большой мальчик и вполне способен сказать, когда мне следует отступить в сторону, а когда он на самом деле не против моего присутствия и участия.
- Рад, что хоть к каким-то моим просьбам ты готов прислушиваться.
- Меня ты можешь просить о чём угодно.
Но это не значит, что все твои просьбы я выполню: я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить. И без необходимости не стану вредить себе, - но об этом, я знаю, ты не попросишь.
- Когда можно просить обо всём, это скучно.
Тут из-за дверей послышался звучный голос Ле Флока, призывавшего всех, кроме раненых, собраться в зале.
- Раненые тоже могут прийти, - заявил Вальмон. - Ты ведь мне поможешь?
- Конечно.
Он поморщился, просовывая раненую руку в рукав камзола, но я не мог возражать. Несмотря ни на что, Вальмон всегда будет выглядеть безупречно и не давать себе поблажек, иначе он не был бы Вальмоном. Я подал ему руку, он оперся на неё, и мы вышли в коридор. Когда мы неспешно дошли до гостиной, дамы уже заняли сидячие места, и я мог не найти, куда усадить раненого Вальмона, если бы они не потеснились. Ле Флок что-то говорил о том, что граф ди Луна - самозванец и был арестован (ему следовало бы выразить благодарность Вальмону: может статься, без последней дуэли лже-графа не удалось бы задержать), - но я не особенно его слушал. Всех итогов расследования нам всё равно не сообщат.
А у меня впереди ещё будет время на то, чтобы дать понять Вальмону, что я люблю его не за близость с ним и не за его подарки - хотя всё это, безусловно, приносит мне счастье, - а просто за то, что он есть, и именно таким, каков он есть, и не пожелаю его переделывать. А после - Италия. Театр, руины и кипарисы... и его женщины, почему бы и нет. Когда-то, ещё до того, как признаться ему, я говорил, что не ревную, поскольку никто из его женщин не любит его так же сильно, как я; с тех пор я видел Вальмона со многими женщинами, а с некоторыми из них даже разделял его постель, - и можете считать меня самонадеянным, но я по-прежнему думаю так. Никто из них - тех, кто жаждет его внимания или проявляет холодность, тех, кто в его объятиях может почувствовать себя королевой, богиней, единственной в целом свете... Никто не целует его пальцы так, как я, - как величайшее сокровище. Не шепчет ему о том, как он красив, желанен и любим. Не окружает его заботой и не отвлекает от дум, когда он не в духе. И более никто не будет любить его до седин (хоть он и ведёт себя как человек, что до седин не доживёт) - и дольше, - поскольку моя любовь умрёт только вместе со мной.
Итоги и благодарностиПо итогам игры Вальмон отправится в Италию с тремя дамами - рассчитывал на двух, но третья сама увязалась. И Винсен, поскольку дамы не против, особенно Тербуш, - увязался тоже, так что впереди приключения на пятерых. И хорошо ещё, что тётушка не едет в Италию, иначе вышло бы н е л о в к о. Винсен и так уже отказался от тройничка с Вальмоном и кузиной (с прошлой игры) из-за н е л о в к о с т и
![:gigi:](/picture/1134.gif)
Спасибо Вере за игру (и Дикте за идею с убитым дворецким), спасибо игрокам! Получился очень атмосферный и живой кусочек литературной исторички, очень кинематографичный в лучшем смысле этого слова, с очень яркими типажами. Жить внутри таких историй - всегда огромное удовольствие. И сразу начинаешь хотеть и ждать следующей лефлоковки, хоть бы и ещё через пару лет
![:small:](/picture/1156.gif)
Мастер перед игрой: можешь забить на разговоры о театре, если достало.
Я: когда б меня достало говорить о театре, я сам всех достану
![:-D](/picture/1133.gif)
Спасибо Дикте за чудесного Вальмона - бесконечно обаятельного, остроумного, бесстрашного и свободного. Уж не знаю, насколько Винсен ему ещё нужен, а насколько тот уже не чает, как от него избавиться, - но здесь и сейчас Винсену правда очень повезло.
Спасибо Вере за Анну-Доротею Тербуш - за портрет, за понимание и симпатию. Если Винсен однажды узнает, что Тербуш поспорила с Вальмоном, сможет ли его соблазнить (справедливости ради - не его конкретно, Винсен выпал случайным фантом из шляпы), - то что он скажет Вальмону?.. - Ля ты крыса, люблю тебя очень
![:gigi:](/picture/1134.gif)
Спасибо Лесе за Пенелопу де Росер - тётушка была огонь, додала немалый кусок игры и не давала скучать ни минуты. Тётушкиной настойчивостью можно забивать гвозди!
Спасибо Сули за графа ди Луну, оказавшегося вором Картушем, за отличные идеи выйти на сцену и за движуху вокруг портрета и дуэлей.
Спасибо Тикки за Ле Флока, невозмутимого и рассудительного, и Иволге за восхитительного инспектора "Чем больше я на вас смотрю, тем ближе Французская Революция" Бурдо
![:gigi:](/picture/1134.gif)
Спасибо прекрасным дамам - Лиаре за Амалию де Лафлёр, Нике за Мари-Анн де Польми, Ортхильде за Камиллу де Флуа, и Джулс за взвинченную и раздосадованную(тм) хозяйку дома Анну де Флуа. Пересекались мало, но поговорить о театре и живописи - всегда хорошо!
И всем-всем-всем - ящик анжуйского сидра и всех обратно
![:gh:](https://secure.diary.ru/userdir/0/0/6/7/0067/50181663.gif)
(Птаха разблокировала воспоминание: когда-то на лефлоковке мой очередной мальчик-в-беде - как его звали, я тоже не помнил, но поиск показал, что Корнель - вляпался в её журналиста, который был на крючке у Тайной полиции. Как вспомнил - так вздрогнул, чем это для мальчика обернулось: вывезти из страны и тащить на себе алкоголика-суицидника, и не видеть от него ничего, кроме равнодушия, пренебрежения и насилия... У того мальчика личных границ не было вообще - а у Винсена они есть, и он умеет сказать "нет", вот только ему в общем-то и не приходится это делать, потому как Вальмон никого не станет ломать и использовать. Так что - да, Вальмон делает больно иначе(тм), но у него есть благородство и есть сердце, и с ним действительно хорошо
![:ddove:](/picture/85415554.png)
И немного послеигровогоПосле игры, как обычно, собрались в круг (...вокруг Вальмона собралось небольшое уютное кубло)), рассказали, что у кого было, - а потом, переодевшись в человека, я соблазнился чаем и перебрался на кухню. Там травили байки об играх и полигонах, обсуждали мастерёжку и планы, вспоминали вальсы - и вообще очень лампово посидели. Допив чай и осознав, что пора бы и держать курс к дому, я присоединился к Дикте, и мы дошли пешком до метро. Шли под совершенно прекрасным пушистым снегопадом, и только когда он облепил мои волосы - кудри от влаги и прохлады наконец распрямились. Птахи не было дома - она уехала пить к Джонту на новоселье, - потому я и нашёл себе "Вальмона" в оригинале и включил на компе.
@темы: friendship is magic, кина не будет, електричество кончилось, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, стихи не ведают стыда
Какой благостный Вальмон в глазах Венсана)
Резким-дерзким в его глазах Вальмон тоже бывает, но что взгляд любящий - этого не отнять))
всего лишь?) я б это не так назвала... видимо, я слишком лайтово сыграла
Ну и как я уже говорил - хорошо же, что Вальмон не был просто конченым мерзавцем и тем канонным хищным нарциссом, который скорее отталкивает, чем притягивает. и не только потому, что игра ламповая, и что играть мудаков нелегко и затратно, - но и потому, что полутона всегда вкуснее и интересней, и стекло тоньше
В общем, очень люблю твоего Вальмона, и вот ни разу он не лайтовый и не плюшевый - жёсткости и яда сколько надо.)
напросилась на комплименты))) спасибо))))