Продолжая забивать на хронологический порядок - пишу по горячим следам (ну как по горячим, неделю спустя) о маленькой мушкетёрке от Дикты и Веры, встраивающейся в общую линию мушкетёрок. Конечно, Шарлотте на последующих играх было уже нечего делать, но я с удовольствием смотрел на уже знакомых персонажей (и врубал мощный игроцкий склероз)) и на то, как продолжались линии с прошлой игры (не то чтобы сильно, но - Атос aka д'Отвиль сказал королю, что отсидел в Бастилии за попытку отравления английского посла, хотя на самом деле - за организацию побега дю Валлона)). Ну и сам я вписался новой сущностью. После получения вводной я встал перед необходимостью как-то обозвать юношу. Посмотрел в одну сторону инфопространства, вздохнул и дал ему фамилию дю Лак. Затем посмотрел в другую сторону инфопространства и чуть было не дал ему имя Рауль, но вовремя спохватился, что один Рауль на игре уже будет, и назвался Рене. Ещё немного доигрового
Из-за смерти Хаку как раз в тот момент, когда я вынырнул из работы и начал писать соигрокам, я успел списаться только с Верой, но, кажется, это ничего не испортило. Мы могли бы играть буквально в соседнем от Веры доме, в квартире Аси, но накануне в пятницу у Аси заболела мама, и игра переехала обратно к Вере. Что, наверное, и к лучшему: может, пространства и меньше (но иногда по кулуарам умудряются рассосаться буквально все)), зато пространство уже наигранное и знакомое. Утром субботы я начал собираться и обнаружил, что в бардаке, приехавшем с Голодных духов и равномерно распределившемся по квартире, можно найти только рубашку, и то чужую Сиречь рубашку Кано, которую Лисс одалживала на Самайн. На месте обнаружилось, что у рубашки продолбалась одна ленточка в манжете и продолбал её явно не я, - пришлось закалывать булавкой в опасной близости от вен Сейчас бардак уже ликвидирован, но, кажется, легче что-то найти не стало.
Итак, с рубашкой, откопанными на игротешку чёрными брюками и ролевыми ботинками я приехал к Вере. Ждали на кухне опаздывающих игроков и считали, скольких ещё не хватает. В результате начали мериться, кто скольких дам знает по вводной, и поржали, что можем быстренько разыграть дам в карты и сообщить им, что они могут уже не приезжать Но дамы приехали, и оперативно прикинулись, так что и игра не то чтобы задержалась.
Основной целью Рене было охмурение короля, но первую половину игры Его Величество Людовик были инкогнито в маске, и Рене, хоть методом исключения и догадывался, кто это, - не форсировал события, а надеялся на общие беседы (но куда там, король в общем зале толком не появлялся). А во второй половине игры, когда Величество маску сняли, его и вовсе стало не застать - он из кулуаров не высовывался. Лишь в последний момент пришлось брать короля за рога пуговицу и выкатывать козырь из рукава. Зато это был, похоже, и самый удачный момент, поскольку к этому времени король окончательно убедился, что ВСЕ ВРУТ(тм), никому верить нельзя и вокруг одни нехорошие люди. А тут вдруг бац - и преданный человек. Причём, хоть и не был во всём честен, - в самом деле преданный, тут король не ошибся: Рене ещё в том восторженном возрасте (да, первые тридцать лет в жизни мальчика самые сложные)), когда против Его Величества не пойдёт ни за что.
В остальное время Рене старался не давать дамам скучать традиционными разговорами о погоде и лошадях; неспешно выбирал между двумя своими женщинами, и сделал вполне удачный выбор; выпил какое-то немереное количество сидра и в целом приятно провёл время.

Предыстория персонажаШевалье Рене дю Лак родился в 1603 году, его отец был придворным из партии королевы-матери и близким другом братьев де Марийяк, и Луи де Марийяк (граф де Бомон-ле-Роже, с 1629 года маршал Франции) стал крёстным отцом Рене, как и графа Шарля-Сезара де Рошфора. Вращаясь в разных кругах, Рене с Рошфором не стали близкими друзьями, но и враждовать со своим крёстным братом, сподвижником кардинала, Рене совсем не хотел - хоть ему и не нравился Ришельё по самой простой причине: тот очень уж самостоятельно действовал от лица короля. Рене думалось, что Ришельё не сообщал королю всего, тогда как у короля могло быть иное мнение о том, как поступить.
В 1615 году отец договорился о помолвке Рене с единственной дочерью господина де Лавуа, приближённого к Кончино Кончини, который на тот момент заправлял всем во Франции. Договорённость была подтверждена у нотариуса, но, поскольку жениху было двенадцать, а невесте пять, - свадьбу отложили на будущее. Однако уже два года спустя Кончини был убит, семья де Лавуа поспешила уехать в своё поместье в Пуату, и более Рене их не видел. Ещё через два года его отец сумел восстановить своё положение при дворе, когда Мария Медичи помирилась с сыном. Вероятно, после тех событий Рене, взрослея, и сделал для себя два вывода. Первый: когда жених и невеста не выбирают друг друга - тогда нет ничего дурного в любовницах и любовниках, это даже может помочь супругам жить душа в душу (главное - быть осторожными и не наплодить бастардов). И второй: отец не всегда прав в том, на кого делать ставку, - народная молва донесла, что Кончини весьма непочтительно относился к Людовику. А с королём так НИЗЯ.
В феврале 1626 года во время заключения в Париже мирного договора между гугенотами и королём Рене познакомился с госпожой Соланж де Бельвиль. Соланж была старше, замужем и гугеноткой, но Рене это не остановило, и он начал за ней ухаживать. Будучи католиком, но не истово верующим, он не питал к гугенотам никаких дурных чувств и считал, что мирное сосуществование всех конфессий, при условии присяги королю, - лучший выход. Также он вовсе не планировал когда-либо жениться на Соланж: в его идеальной картине мира он мог бы быть её любовником... Вот только сама Соланж оказалась более принципиальна - ухаживания принимала с явной благосклонностью, но "до известного предела"(тм), и было бы недостойно быть настойчивым. С господином де Бельвилем у Рене не задалось - а и правда, с чего бы вдруг Бельвиль ревновал и пытался спровоцировать Рене, но тот старательно сливал конфликт избегал скандала, памятуя и о том, что король только что запретил дуэли, и о том, что Соланж едва ли понравится, если с её мужем что-нибудь случится. Так продолжалось до конца марта, когда дю Лак и Бельвиль крупно поссорились, и, боясь, что ещё немного - и он не сдержится и у него не останется иного выбора, кроме вызова, Рене удалился. А на следующий день узнал, что Бельвиля закололи на дуэли.
На самом деле - о чём Рене не знал - Бельвиль тоже психанул, ушёл из дома бухать и жаловаться на жизнь и неверных баб. В том же трактире как раз бухал и жаловался на жизнь и женщин Атос. Слово за слово - и дворяне забили стрелку на следующее похмельное утро. А Рене, понимая, что подозрения падут на него, помчался к Соланж, чтобы объясниться. Безутешная вдова отказалась его принять - и в тот день, и после, когда он несколько раз пытался с ней увидеться. В конце концов она уехала в провинцию, а Рене обиделся на такое небрежение - она что, принимает его за убийцу?! и это после всего, что было?!.. - и более не пытался с ней связаться. Позже, и остыв, и выяснив, кто настоящий виновник гибели Бельвиля, он подумывал написать письмо, но счёл, что это будет запоздало, навязчиво и неуместно. К тому же счастье этого кота было за закрытой дверью - его привлекала замужняя Соланж, а теперь он опасался, как бы она не выразила готовность выйти за него замуж. Сноху-гугенотку отец бы точно не пережил!..
Тем временем и отец, и королева-мать убеждали Рене, что он мог бы стать фаворитом короля и поспособствовать уменьшению влияния, а то и отстранению Ришельё. Конечно, их прежде всего волновало то, что нынешний королевский фаворит, Клод де Сен-Симон, не пожелал принимать сторону Марии Медичи. Но Рене и без всяких политических мотивов был бы не прочь сблизиться с Его Величеством: милость короля - это ведь мечта всякого придворного!.. Королева утверждала, что Людовик слишком добродетелен, чтобы спать с фаворитами, и что его просто привлекают те, кто способен спасти его от скуки. Рене не знал, обнадёживает ли его это или разочаровывает: с одной стороны, он ни разу не был (и как-то и не хотел) с мужчинами, а неизвестность всегда пугает. С другой стороны - это же КОРОЛЬ, а с кочки зрения Рене - ну кто в здравом уме не даст королю Но к королю не так просто было подступиться.
Но вот подкупленный королевский камердинер сообщает выехавшему в направлении Ла-Рошели, куда отбыл король, Рене, что Людовик будет в захудалой харчевне "Красная голубятня" недалеко от военного лагеря. А отец на днях присылает ему письмо, в котором рассказывает, что пару месяцев назад королева-мать зачитала при нём письмо от Ришельё. Этим письмом Ришельё откровенно издевался, поздравляя Её Величество с поражением англичан, - но по одному только тексту невозможно было понять, которой из королев оно адресовано. Посему отец придумал план - выдать письмо за присланное Анне Австрийской, благо Мария Медичи в очередной раз поссорилась с невесткой. Если Людовик решит, что кардинал подбивает клинья к его супруге, охлаждения отношений между ним и Ришельё не избежать. Это письмо отец и передал Рене с надёжным человеком, и теперь можно было подкатывать к королю не с пустыми руками.

Рене дю Лак. Отперсонажный отчёт эпизодамиМне до последнего не верилось, что в такой дыре, как "Красная голубятня", можно будет встретить короля, но проверить стоило. Я прибыл туда под вечер, одновременно с ещё одним господином, ехавшим по той же дороге. Когда мы вошли в зал трактира, там были лишь две дамы, беседовавшие между собой, и одну из них, как только она на нас обернулась, я сразу узнал. Это была Соланж, в простом чёрном платье, подобающем вдове.
- Приветствую, дамы... госпожа де Бельвиль, - я поклонился, не зная, не пожелает ли Соланж прогнать меня прочь, ведь это поставит под удар мою встречу с королём.
Мой попутчик сразу же направился к ней, так что я подумал, что он и был её спутником, отставшим в дороге, - но испытал не ревность, а облегчение оттого, что о ней было кому позаботиться. По крайней мере она не велела мне убираться, а значит, быть может, простила за прошедшие годы. Предоставив её знакомому ей господину, я подошёл к девушке помладше, которую принял за её компаньонку, поскольку невежливо было бы оставлять её одну без внимания.
- Кажется, мы не представлены? Рене дю Лак, к вашим услугам.
- Элоди де Лавуа.
- Приятно познакомиться, - ответил я по привычке, не сразу сообразив, откуда мне знакома эта фамилия.
- Погодите, как вы сказали?.. Дю Лак?.. - переспросила она, глядя на меня с удивлением. Тут я понял свою оплошность в медлительности и смущённо усмехнулся:
- Да, признаться, когда я услышал ваше имя, я тоже был удивлён... Прошло столько лет, что я вас не узнал.
- Вы и не могли бы меня узнать, - заметила мадмуазель де Лавуа примирительно.
- Это правда. Мы были детьми... Должно быть, вы устали с дороги? Налить вам что-нибудь?
- Да, пожалуйста.
Я подошёл к столу, накрытому для гостей, но нашёл в единственном кувшине сидр, который мне впору было пить самому. Да, разумный человек посоветовал бы мне сохранять трезвую голову, - но сразу две за один вечер встречи с женщинами, которые обе могли предъявить свои права на мою свободу?!..
- Здесь только сидр. Быть может, вы желаете чаю?
- Да, если вам не трудно.
Труднее мне было бы собраться с мыслями, посему, за отсутствием слуг, я охотно капитулировал на кухню. Там в уединении беседовали двое путников, и было бы бестактностью невольно подслушивать их тайный разговор, - потому я пояснил, что дамы желают выпить чего-нибудь, не содержащего алкоголь, забрал кувшин морса и удалился. Лицо одного из собеседников показалось мне знакомым, но я не придал этому значения.
- Расскажите же, как вы поживаете сейчас, вы обещали, - напомнила мне Элоди, когда я с извинениями принёс ей стакан морса. - Как ваша семья?
- Всё в порядке, спасибо. Мы живём в Париже. То есть матушка предпочитает жить в загородном поместье...
- Это правильно, свежий воздух полезен.
- Верно. Ну а отцу больше по нраву придворная жизнь.
- Значит, вы... вернулись ко двору после той... истории? - оказывается, она даже не знала... а впрочем, откуда ей было знать. Мне стало немного неловко за то, что отец даже не замолвил словечка за семью Лавуа, хоть это было и не в моей власти.
- Да.
Тут меня отвлёк раздавшийся снаружи шум. Видимо, пьяный конюх не стал закрывать денники, а кто-то - волки или всё тот же пьяница - распугал лошадей, и они выбежали из конюшни. Я выскочил во двор и попытался помочь слугам их ловить, но куда там: перепуганные лошади умчались в лес, и слугам ничего не оставалось, кроме как отправиться на их поиски. Я вернулся под крышу трактира почти одновременно с женщиной, одетой по-дорожному, для верховой езды. Она держалась не так, как другие женщины, а почти как мужчина (хотя я понимал, что переодетые женщинами мужчины встречаются только в комедиях), сама подошла к столу и налила себе сидра. Ей я так же представился, и она, запнувшись, назвалась леди Винтер - видимо, была англичанкой.
- Видите, я теперь хромаю, - сказал я, извиняясь. - Я хотел остановить своего коня, но он лягнул меня в лодыжку.
- И ваша нога при этом не сломана? - спросил тот господин, что говорил с Соланж.
- По крайней мере я могу на неё опираться.
- Как же так вышло, что ваш конь вас не послушался? - поддержала разговор леди Винтер.
- Мы с ним пока не так давно вместе, и он ещё не вполне ко мне привык. Наверное, не стоило тому итальянцу, у которого я его купил, называть его Педролино... Все побежали - и он побежал.
Говорить с этой женщиной тоже было - как с мужчиной: просто и легко. Казалось, она понимает те же шутки и даже, вероятно, разбирается в лошадях.
- Вы приобрели его недавно?
- Да, пару месяцев назад. Признаться, итальянские лошади - моя слабость.
- Хороший конь для дворянина дорогого стоит.
- Это правда, - усмехнулся я. - Даже если этому дворянину придётся потом затянуть пояс потуже.
Леди Винтер сказала, что её спутник пошёл догонять свою лошадь, и я понадеялся, что он достаточно хорошо знает здешние места, иначе придётся искать ещё и его.
Следом за этой женщиной в трактир вошли ещё двое постояльцев, также лишившихся своих лошадей. И это были собственной персоной кардинал Ришельё и мой крёстный брат, граф де Рошфор. Занятый беседой с леди Винтер, я даже не успел толком поприветствовать Рошфора, посему, извинившись, сказал, что мне нужно поздороваться со своим родичем.
- Простите, что не поздоровался сразу, - я подошёл к Рошфору. - Мне нужно было...
- Да, я видел, вы разговаривали с дамой.
- Не ожидал увидеть вас здесь.
- Отчего же? Здесь недалеко лагерь, а я сопровождаю Его Высокопреосвященство.
- Стало быть, вы из-под Ла-Рошели? Какие новости из первых рук? Или вы уже слишком устали от этого?
- Да, пожалуй, - Рошфор с явной благодарностью уцепился за возможность не разглашать подробности осады. Когда я приближался к трактиру, со стороны крепости не было слышно выстрелов, так что я понадеялся на очередное перемирие. - А откуда вы здесь?
- Верите ли, по чистой случайности. Навещал дальнего родственника, проезжал мимо и решил остановиться здесь на ночлег.
Похоже, все мы здесь застряли теперь, пока слуги не соберут лошадей; я предложил и Его Высокопреосвященству налить сидра, но тот отказался, заняв удобное кресло напротив входа. В разговорах выяснилось, что Элоди прибыла сюда одна, без сопровождения, только со служанкой, которая так устала, что ушла в комнату отдыхать. В "Красной голубятне" Элоди собиралась встретиться с родственником, который ещё не приехал. Также она рассказала, что в дороге на её карету напали какие-то пьяницы, но неизвестный путешественник оказался рядом как раз вовремя, чтобы прогнать их. Во мне всё задрожало от злости при мысли, как пьяные ублюдки могли напугать её. Рошфор заметил, что это могли быть дезертиры или солдаты.
Знакомый Соланж - он представился как Рауль де Буа - незамедлительно предложил Элоди сопроводить её туда, куда бы они ни она направлялась, дабы ей более не приходилось путешествовать одной. Я не желал ему уступать и сказал, что также могу быть провожатым. Но если Элоди была окружена вниманием, то Соланж, сидя в кресле в противоположном углу зала от кардинала, оставалась в тени; я и боялся, что она скучает, и не знал, о чём уместно будет с ней говорить. И я говорил о том, как удивительно встретить здесь и женщину, которую не видел двенадцать лет, с самого детства, и своего родственника.
- Граф Рошфор - ваш родственник? - спросила она как будто с опаской.
- Да, мы крёстные братья.
Я заметил, что она, в отличие от Элоди, не говорила о целях своего путешествия, но спрашивала о моём. Я ответил то же, о чём говорил Рошфору:
- По поручению отца ездил навестить дальнего родственника по вопросам наследства.
- Надеюсь, с вашим родственником всё в порядке?
- Он уже весьма немолод, но держится молодцом. Пока у него есть любимое дело - думаю, он ещё долго будет радовать всех нас своей музыкой.
- Он музыкант? Или композитор?
- Играет на фортепиано, и немного сочиняет тоже.
Тем временем в трактире появлялись новые лица, и частично знакомые: я узнал королевского мушкетёра, которого порой видел на часах во дворце. Более того: я видел, как он передавал месье ла Порту, камердинеру Анны Австрийской, записки, - и теперь я планировал выдать письмо Ришельё за одну из таких записок. Всё, что я смог выяснить об этом мушкетёре, это что он называет себя странным именем Атос. Его присутствие здесь могло затруднить мне дело. Впрочем, я надеялся, что он не вскрывал и не читал те записки, что передавал, а значит, мог не знать, от кого они. Если же он обвинит меня в клевете, правда будет на моей стороне: записки он действительно передавал, и это подтвердит не только моё слово дворянина, но и другие возможные свидетели и участники, включая месье ла Порту.
- Я видел вас во дворце, - сказал я ему, представляясь.
- Вы часто бываете во дворце? - спросил он несколько настороженно.
- Не слишком, но у меня хорошая память на лица.
Также одновременно с молчаливым мушкетёром появился человек в маске. Дамы гадали, по какой причине он носит маску: быть может, у него на лице ужасные шрамы?.. Или же он назначил свидание женщине и не желает её скомпрометировать?.. Я сказал, что, скорее, этот человек не хочет быть узнанным, ведь Его Высокопреосвященство уже узнали - и ему не удалось посидеть в своём кресле спокойно: кто-то уже попросил его об исповеди. Как по мне, так в том, чтобы желать исповеди непременно от самого кардинала, есть некая гордыня: не всё ли равно, кто станет посредником между тобой и Богом?.. Я же был почти уверен, что человек в маске - и есть король. Конечно, Его Величество мог появиться в трактире и позже, но на всякий случай я вёл себя как можно более вежливо в присутствии незнакомца в маске. Мне хотелось бы поговорить с ним, но он мало показывался в общем зале. Я даже назвался ему, и он сказал, что его имя - месье де Люк.
Наконец, появление ещё одного человека было встречено Элоди с воодушевлением, и я спросил:
- Это и есть тот самый спаситель?
- Да, это тот герой, который спас меня от разбойников.
- Я не считаю это подвигом, - миролюбиво возразил "герой". - Я просто сделал то, что сделал бы каждый мужчина на моём месте.
- То, что вы сделали, - нормально, это правда, - согласился я. - Но я всё равно вам за это благодарен.
Лодыжка распухала, посему, поприветствовав всех прибывших, я присел на диван, откуда удобно было участвовать в беседе. Всех гостей трактира более всего волновал вопрос, насколько надолго они здесь застряли. Спаситель Элоди, месье дю Валлон, утверждал, что это не случайность и трактирщик нарочно велел разогнать лошадей, увидев таких знатных посетителей, как Его Высокопреосвященство. Быть может, трактирщик хотел, чтобы у него снимали больше комнат и на более долгий срок, - вот только комнат не хватит на всех.
- Полагаю, комнаты мы отдадим дамам, - заметил я. - А мы можем и здесь плащи расстелить.
Но версия со злонамеренным трактирщиком не казалась мне убедительной: в конце концов, если слуги найдут не всех лошадей и ему придётся компенсировать кому-либо потерю лошади, - он потеряет больше, нежели приобретёт. К тому же не у всех посетителей могло хватить денег на то, чтобы долгое время арендовать комнату. Дю Валлон рассказал какую-то байку о том, как однажды в трактире у него закончились деньги, и я также вспомнил историю, которой мог позабавить дам.
- Как-то раз я тоже застрял в одном городке, поскольку не мог переправиться на другую сторону реки: вниз по реке с озера спустился такой густой туман, что паром остался на том берегу. Горожане в такие дни даже не выходят из дома, поскольку, когда ничего не видишь на расстоянии вытянутой руки, всякое может случиться.
- Да уж, ограбить могут, - согласилась Элоди.
- А я остановился в трактире, но деньги на постой у меня закончились. Ничего не оставалось, кроме как расплатиться отрезом шёлка, который я вёз в подарок матери. А ведь за этот шёлк я мог бы купить целый трактир.
- Вот это вы крупно продешевили!.. И не жалко? - глаза дю Валлона аж загорелись: похоже, деньги были его больным местом и он испытывал к ним немалую приязнь.
- Жалко, а что было делать? Иначе трактирщик выставил бы меня вон.
- Выставил бы вон дворянина?!.. Вы могли бы дать честное слово, что заплатите позже.
- Но я не собирался более возвращаться в этот город. А дать слово и обмануть я не мог, пришлось расплачиваться тем, что было. А матери я после купил другой подарок.
- Значит, вы много путешествуете? - заинтересовалась Элоди.
- Не то чтобы очень, но отец порой посылает меня с поручениями, которые не желает доверять слугам. Особенно часто он гонял меня в юности, говоря, что мне полезно увидеть свет.
Волновала всех и судьба лошадей, и Соланж я также рассказал о своём Педролино:
- Это наш первый дальний выезд, но, думаю, мы ещё найдём общий язык.
- А какой он масти?
- Вороной, с белыми носками.
- Вороные красивые, - одобрила она искренне.
- Я очень люблю итальянских лошадей. Немцы - слишком тяжеловесны, англичане - резвы, но недостаточно выносливы, а единственный недостаток итальянцев - в том, что они теплолюбивы и не любят холод. Вот и нынешнюю дождливую погоду мой Педролино очень не одобрял.
- Вот и оставался бы в тепле под крышей, а не убегал в холодный лес, - заметил дю Валлон.
- Я только на то и надеюсь, что он успокоится и вернётся к тёплому жилью.
Каждый раз, как я подходил к окну, за ним всё так же было пасмурно и дождливо. Его Величество были всё так же неуловимы. Кто-то даже предположил, что человек в маске может быть женщиной, переодетой в мужское платье.
- Я как-то читал роман с таким сюжетом, - заметил я. - В нём женщина носила маску и притворялась мужчиной, поскольку осталась единственной в роду и желала отомстить за гибель своего отца.
- И ей это удалось? - спросила Элоди.
- Честно говоря, для неё всё закончилось довольно печально. По мнению автора, она зашла в своей мести слишком далеко, и потеряла не только женский, но и человеческий облик...
- А мне кажется, в книжке всё было по-другому, - встрял дю Валлон. - И, кажется, она как раз итальянская. Там женщина переодевалась в мужчину, чтобы отомстить за брата, и у неё всё получилось...
- Кажется, это комедия, о которой я тоже слышал, - заметил я. - Это две разных книжки. Роман и пьеса могли черпать из одного источника.
Дю Валлон восхищался тем, какие у человека в маске великолепные рыжие волосы, без всякого парика. Я отвечал, что можно обратиться к цирюльнику и попросить его покрасить тебе волосы шафраном. Также я сказал, что незнакомец назвал мне своё имя, так похожее на моё, - де Люк. Мне не нравилось, что дю Валлон так пялится на короля, как если бы он что-то подозревал. Мне дю Валлон казался проходимцем без хороших манер, который словно добивался того, чтобы его бестактность стала поводом для дуэли.
А когда я спросил Элоди, кто её родственник, с которым она должна встретиться, - она ответила, что его зовут Клод де Сен-Симон. Вот так сюрприз, как тесен мир! Его присутствие, как и присутствие Атоса, также могло не сыграть мне на руку... а могло и наоборот.
- Кажется, я встречал его при дворе, - сказал я, стараясь не выдать удивления.
- О, значит, вы знакомы?
- Нет, мы не общались близко. Просто при дворе все так или иначе знают друг друга в лицо и по имени.
Наконец, он появился, - и оказался тем самым человеком, которого я видел на кухне. Элоди радостно его приветствовала, а вот он, похоже, был вовсе не рад: не то оттого, что не хотел, чтобы она выдавала его личность, не то оттого, что он не ожидал её здесь увидеть. Также он был явно не рад вниманию со стороны меня и шевалье де Буа, пожелавшим познакомиться и представиться.
- Ваше лицо не зря показалось мне знакомым, я видел вас при дворе, - заметил я.
- У вас хорошая память, - откликнулся он неприязненно.
История Элоди о том, что в дороге на неё напали, не добавила ему благостного настроения. Он заявил, что она больше не будет путешествовать одна и вернётся домой. Его воля очевидно шла вразрез с планами самой Элоди, и то, что и я, и де Буа повторили о своём намерении сопроводить её туда, куда она пожелает, вызвали его неприязнь только больше. Глядя на то, как Элоди не хочет ехать с де Сен-Симоном, дю Валлон даже усомнился, точно ли он ей родственник. Видимо, у него была привычка подозревать всех и вся на своём пути.
- Мадмуазель говорила, что ожидает здесь родственника, и узнала его, - сказал я. - Не очень-то вежливо обсуждать чужие семейные дела.
Мне самому очень хотелось бы вмешаться и защитить Элоди, но я понимал, что для неё я - никто, равно как и де Буа. И Сен-Симон, безусловно, вправе не позволить ей куда-то ехать с незнакомым мужчиной, что могло бы её скомпрометировать. Однако что-то мне подсказывало, что Элоди, уже добравшаяся сюда, несмотря на все препятствия и треволнения, всё равно не отступится и поступит по-своему. И мне нравилась эта смелость.
- Куда вы думали направиться отсюда? - спросил я её.
- В Париж.
- В таком случае, если ничто не изменится, нам будет по пути, и я смогу вас сопроводить. С какой целью вы туда едете? У вас родственники в Париже?
- Я хочу стать фрейлиной королевы.
О, эта мечта каждой провинциальной девушки! Без связей, без рекомендательных писем... Но Элоди не была "просто девушкой". Я успел узнать её с хороших сторон, и она заслуживала хотя бы иллюзии шанса.
- Какой именно королевы: Её Величества Анны Австрийской или королевы-матери? - уточнил я.
- Я не знаю, - ответила она искренне. - Кому фрейлина нужнее?
- Я тоже не знаю, испытывает ли кто-то из них недостаток во фрейлинах, - усмехнулся я. - Но мой отец вхож к королеве-матери, я мог бы представить вас ей.
- Правда?.. А это не доставит вам проблем из-за... того случая?..
- Думаю, нет, - я покачал головой. Мария Медичи точно не станет отрекаться от прежних соратников, но захочет ли она рисковать отношениями с сыном, приближая их вновь...
- А расскажите, какая она - жизнь в Париже?..
- У каждого своя. Кто-то домосед и иногда сам принимает гостей. А кто-то встаёт пораньше, чтобы на завтрак быть принятым в одном доме, на обед в другом, на ужин в третьем... А вечером балы, салоны, театр...
- Я всегда хотела побывать в театре в Париже!..
- Сказать честно, мне не нравится парижский театр. Но неплох театр при английском посольстве.
Но Элоди интересовалась не только Парижем, но и мной, спрашивая чуть позже:
- А чем ещё вы увлекаетесь? Мы уже поняли, что вы много путешествовали, - но чем ещё?
- Ну, я люблю лошадей...
Боже, в последние годы мне было совсем не до того, что считается приличествующими занятиями среди просвещённых дам!..
- Пишете стихи?
- Нет. Как многие, пытался в юности, но понял, что у меня не выходит.
- А что читали из последнего и можете рекомендовать?
- Недавно мне попал в руки один сборник современной поэзии, весьма достойный, - припомнил я не без облегчения. - Я могу прислать вам его. Только удалю пару страниц со стихами, слишком... фривольными для женских глаз.
- О, я буду признательна!..
Король-в-маске как раз вновь вошёл в зал, когда заговорили о волках, которые могли угрожать нашим лошадям и которые порой становились настоящим бедствием, - правда, чаще всё же голодными зимами, нежели летом, когда скорее волки боялись людей, а не люди волков. Подумалось, что Его Величество могли нарочно посещать инкогнито придорожные трактиры, дабы слушать, о чём говорят его подданные и на что жалуются. Впрочем, я сомневался, что волки станут загонять здоровую лошадь, и припомнил одну сказку:
- Да, всех нас в детстве пугали волками!.. А я слышал одну историю, кажется как раз итальянскую, о том, как один плут запряг лошадь в повозку и поехал, и за лошадью погнался волк. И волк стал съедать лошадь на скаку, начиная с зада, и так до тех пор, пока сам не оказался в упряжке. А плут не растерялся и стал погонять волка, так и доехал.
- И правильно, нечего чужих лошадей есть, - согласилась Элоди.
Продолжение сказки, в которой волк выскочил из своей шкуры и убежал нагишом, я умолчал: во-первых, это звучало не слишком пристойно, а во-вторых, мне всегда было жаль этого волка.
Я не заговаривал с Элоди о помолвке, но понимал, что рано или поздно придётся столкнуться с этим вопросом лицом к лицу, - правда, не ожидал его со стороны её родича. И когда Сен-Симон предложил мне поговорить, я не сразу догадался, чего он от меня хочет.
- Не уверен, что смогу чем-либо вам помочь, - заметил я, пока он вёл меня на кухню, где, похоже, освоился вести приватные разговоры. Там он предложил мне присесть, что намекало на то, что разговор будет долгим. К счастью, он не стал ходить вокруг да около, а сразу спросил прямо:
- В каком статусе находится ваша помолвка?
- Она не была расторгнута, и как человек чести я от неё не отказываюсь. Но я также не стану неволить мадмуазель де Лавуа и напоминать ей об обязательствах.
- То есть вы не намерены жениться?
- Я готов жениться, но только если она пожелает. Если же она полюбит кого-то другого...
- Я верно понимаю, что вы перекладываете на неё ответственность?
- Она вправе выбирать.
- И в этом случае вы откажетесь от притязаний, так?
- Именно так.
- Спасибо за разговор, - он встал, направляясь обратно в зал, и уже в коридоре я догнал его с ответом, считая необходимым проявить вежливость:
- Спасибо и вам. Этот вопрос следовало прояснить.
- Вот только ничего не прояснилось, - заметил он резонно.
Сен-Симон и без характеристик от королевы-матери казался мне скользким типом, - но и я, должно быть, выглядел в его глазах тем ещё угрём на сковородке. Я ведь и сам не знал, на что надеюсь больше: на то, что для Элоди найдётся (или на самом деле уже есть?) кто-то, с кем она будет счастлива, и мне не придётся объясняться с отцом, - или же на то, что у меня есть шанс стать законным супругом этой прекрасной девушки, и не придётся расторгать помолвку у нотариуса, чувствуя себя предателем... самого себя из детства, ещё не понимавшего серьёзности брачных уз. Но...
- Я написала письмо матушке, чтобы она не волновалась, - сообщила мне Элоди, когда меня увидела. - Ничего, что я упомянула в нём вас? Она будет рада узнать, что у вас всё хорошо. Вы не против?
- Я не против и только рад...
И, признаться, я был тронут. Тронут - и почти в смятении, что имел такое значение для неё. И уже не удивлён, когда и она попросила меня о разговоре. Конечно, мы не стали уединяться, - отошли в дальний угол зала. Правда, среди посетителей негласно установилась общая привычка - замолкать, как только кто-то начинал шептаться между собой.
- Ваш кузен говорил с вами о нашей помолвке?.. - спросила она смущённо.
- Да.
- И... что вы ему ответили?
- Что я не отрекаюсь от слова чести, пусть оно и было дано в прошлом и не мной. Но я ничего не стану от вас требовать. Только если вы пожелаете... Но для вас это будет неравный брак: вы всё же богаче меня.
Это было моим единственным аргументом в её пользу: я слышал, что Лавуа по-прежнему очень богаты. И, быть может, разговором со мной Сен-Симон прежде всего желал уберечь семейное состояние. Но Элоди была отнюдь не глупа (и потому мне и нравилась), чтобы не понимать, что у меня есть аргумент и в свою пользу. Аргумент, гласящий, что брак с опальной провинциалкой не только не понравится моему отцу, но и может стать препятствием к приближению к королю.
- А для вас? Вам он не доставит проблем?
- О, мой отец, конечно, будет не в восторге, - я усмехнулся, стараясь выглядеть как можно более легкомысленно. - Но, в конце концов, я уже большой мальчик и могу принимать собственные решения, не опираясь на его мнение.
- Спасибо. И... простите, что я заговорила об этом.
- Вам не за что извиняться, об этом стоило поговорить.
Приближение к королю. Вот ради чего я здесь, а я ещё ничего для этого не сделал. И первым шагом можно избавиться от Сен-Симона. Прежде у меня не было для этого повода, а теперь, когда все видели, как мы удаляемся для разговора... И я подошёл к Рошфору.
- Вы не могли бы уделить мне всего пару минут разговора, по-родственному?
- Да, конечно.
- Тогда, думаю, нам стоит найти уединённое место, где нам никто не помешает.
Это оказалось непростой задачей: комнаты были заняты (и я готов был спорить, что лучшие апартаменты были отданы королю, и именно там то и дело пропадали кардинал с Рошфором), кто-то уже разговаривал на кухне, а выходить на крыльцо под дождь не хотелось. Так мы зашли в тесную подсобку для слуг в конце коридора возле кухни, в отсутствие слуг пустовавшую.
- О чём вы хотели меня спросить? - Рошфор явно дорожил своим временем не меньше, чем Сен-Симон, и желал говорить только по делу.
- Что вы знаете об этом человеке, Сен-Симоне?
- Сен-Симоне?..
- Говорят, это нынешний фаворит Его Величества. Кстати, вон он, - я кивнул на Сен-Симона, который как раз подпирал дверь тех самых королевских покоев. И мог к нам прислушаться. - Так что давайте-ка прикроем дверь.
- Я ничего о нём не знаю. А что?..
- Я имел с ним разговор... тоже по-родственному, так как я был помолвлен с его кузиной, ещё в детстве.
- Его кузина - мадмуазель де Лавуа? - уточнил Рошфор.
- Да. Наши родители заключили договорённость, когда мне было двенадцать, а ей пять.
- И о чём вы с ним разговаривали? - поторопил меня Рошфор.
- Он спрашивал меня, собираюсь ли я возобновлять помолвку, и делал при этом странные намёки.
- Что за намёки?
- Он упоминал, что Его Высокопреосвященство имеет слишком большое влияние на короля, и что если я, как придворный, поспособствую тому, чтобы силы кардинала и Его Величества проиграли в войне с гугенотами, то это сможет скомпрометировать Ришельё и ослабить его положение при дворе... И всё это - полунамёками, но несложно было догадаться, к чему он клонит.
- Очень интересно, - задумчиво протянул Рошфор. Похоже, вложить в уста Сен-Симона рассуждения людей из окружения королевы-матери было достаточно убедительно. Мне же всегда думалось, что победа гугенотов станет ударом и для самого короля, не меньшим, нежели для кардинала, и что это будет слишком большой ценой за колебание позиций Ришельё.
- А мадмуазель де Лавуа желает стать фрейлиной, и Сен-Симон, похоже, хочет и её использовать в своих грязных играх, что ей совсем не нравится.
- Да, я заметил, что он довольно грубо с ней обращается, - согласился Рошфор.
- Вот именно. И мне вовсе не хочется, чтобы она оказалась втянута... во всё это.
- Я понимаю. Так вы намерены жениться?
- Я не против. Но только если она согласится.
- Что ж, спасибо, что предупредили.
Озабоченный, почти расстроенный вид Рошфора заставил меня почти устыдиться того, что я добавил ему проблем. Но теперь я мог не сомневаться, что кардинал постарается держать Сен-Симона подальше от короля. А враг моего врага - не обязательно мой друг... Убрав Сен-Симона руками Ришельё и заручившись уверенностью кардинала, что я на его стороне, я смогу, быть может, однажды добиться и того, что король ограничит полномочия своего министра и станет править своею рукой. А Сен-Симон, как это ни смешно, стоял как между мной и королём, так и между мной и Элоди. Но что если мне удастся сделать её фрейлиной?..
Мой разговор с Рошфором не укрылся от внимания Сен-Симона, и, стоило мне вернуться в зал, как тот взволнованно подхватил меня под руку и увлёк меня в угол коридора.
- Вы говорили с ним о вашей помолвке? - спросил он.
- Нет, о других семейных делах.
- Надеюсь, он не знает, что вы помолвлены с мадмуазель де Лавуа?
- Ну, полагаю, он помнит, что я был помолвлен в детстве, но не знает, с кем именно. А если и знал, то наверняка не помнит имени.
- И вы не станете говорить ему об этом?
- Нет, зачем? - я пожал плечами. - Это моё дело, ему незачем об этом знать.
- Обещайте, что и не скажете, даже если помолвка будет расторгнута.
- Обещаю, что об этом никто не узнает, кроме меня и моего отца.
- Хорошо, - в голосе Сен-Симона звучало неприкрытое облегчение.
С одной стороны, я выбрал удачный момент для разговора с Рошфором: Сен-Симон подумал, что я говорил о помолвке, и уже не опасался ничего другого. С другой, его желание сохранить помолвку в тайне только укрепило меня в подозрениях, что дело не только в приданом, но Сен-Симон в самом деле ведёт какую-то свою игру в отношении своей кузины. Которая мне отнюдь не нравилась. Но оставалась ещё Соланж... И с ней я объяснился также.
Всё началось с того, что дю Валлон вновь начал напрашиваться с кем-то на дуэль, и я заметил:
- Если вы так стремитесь умереть или попасть в тюрьму, для этого есть и другие способы, не нарушающие указ короля.
Это вызвало живейшее обсуждение дуэлей, и я, вдруг вспомнив то, что узнал о гибели де Бельвиля, сказал:
- Нет ничего дурного в поединках до первой крови, но нередко дуэлью прикрывают обычное убийство. Всегда найдётся скучающий мерзавец, который походя разрушит чужую жизнь.
Разговор перешёл на другую тему, а я, пользуясь случаем, обернулся к Соланж, рядом с которой сидел:
- Тогда, два года назад, я так и не смог объясниться с вами. Должно быть, сейчас уже поздно, но я всё же хочу, чтобы вы знали...
- Говорите.
- Я узнал, кто убил вашего мужа.
- И кто же?
- Некто д'Отвиль. Я не знаю, кто он и как он выглядит, только слышал, что после этого убийства он скрылся, и мне не удалось его найти. Всё, что мне удалось выяснить о нём, - это что он был замешан в каком-то скандале с женитьбой и не то он, не то его жена, не то они оба были арестованы по приказу кардинала.
- Вот как... Спасибо вам. Стыдно признаться, но все эти годы я думала, что это были вы. Что это вы вызвали на дуэль моего мужа.
- Я понимаю, - кивнул я. - И всегда понимал, что это выглядело так, что всё указывало на меня. Мне следовало передать вам письмо, но... Я был молод, глуп - и я был обижен на ваше молчание.
- А сейчас... вы не сердитесь на меня?
- Конечно, нет. Говорю же, я был молод, - а мне стоило быть сдержаннее и понимать, что вы имели все основания подозревать именно меня. А теперь, боюсь, уже слишком поздно.
- Никогда не поздно узнать правду.
- Да, пожалуй, вы правы. Но, признаться, я до сих пор испытываю злость, когда думаю об этом д'Отвиле, который поступил с вами так...
Тут бесцеремонно вмешался дю Валлон, возникнув прямо перед нами:
- О чём вы говорите? Какую правду не поздно узнать?
- Это семейные дела, - сухо заметил я.
- Я узнала о том, кто убил на дуэли моего мужа, - поделилась Соланж.
Быть может, у неё лучше, чем у меня, получится разыскать д'Отвиля, которого я не особенно и разыскивал: лишь наводил справки среди сплетников. А дю Валлон, кажется, успел всё же уговорить Атоса размяться с ним во дворе со шпагами.
Время пролетело незаметно, и вот Его Величество явились перед нами без маски. Все, и я в том числе, приветствовали его поклоном, и только Рауль де Буа шепнул, стоя позади меня:
- Кто этот человек?..
- А вы не знаете?.. - я удивился: должно быть, де Буа ни разу не бывал при дворе. - В таком случае вам лучше присесть, и я вам поясню.
- Пожалуй, я постою.
- Перед вами Его Величество.
- Вот как, - он, конечно, был удивлён, но не настолько, как я ожидал.
И лишь дю Валлон, войдя и увидев Его Величество, замер в дверях, как баран перед воротами, и вновь начал рассыпаться в детских восторгах о прекрасных рыжих волосах короля. Кардинал, Рошфор и другие выразительно промолчали, но дю Валлон, как обычно, не понял или не пожелал понимать своей бестактности.
- Кажется, на латыни это называется обсессией, - заметил я.
- Как? - с интересом переспросил дю Валлон.
- Обсессия. Нездоровая навязчивая заинтересованность в одном предмете.
- Простите, если вызвал у вас неприятные чувства, - дю Валлон без единого признака раскаяния раскланялся перед королём как шут.
- Боюсь, это чувство называется иначе, - вздохнул я. - Когда говорите вы, а стыдно другим.
- Я не принимаю советов от детей и книжных червей, - заявил дю Валлон, наконец-то почувствовав, что он вызывает сарказм, когда я уже и не надеялся, что до него дойдёт. Но даже несмотря на ожидание я был несколько удивлён, что он обращается с такими нелепыми оскорблениями именно ко мне после всех моих признаний в том, что мне некогда читать.
- Я не стану принимать это на свой счёт, поскольку вы ошиблись и в моём возрасте, и в роде моих занятий, - пожал плечами я. - Но если вы так желаете получить взбучку, я готов вас удовлетворить.
Да, я заговорил о дуэли при короле, но я вынужден был это сделать, защищая свою честь. Если бы дю Валлон не струсил продолжить вызов, я испросил бы у Его Величества личного дозволения пресечь насмешки поединком до первой крови, но тут прозвучал голос Элоди, одновременно взволнованный и уверенный:
- Вы ведь шутите, правда?
- Конечно, я шучу, - ответил я. - Я ведь уважаю и указы Его Величества, и присутствующих здесь дам.
Король, показавшись всем на глаза, вновь удалился. Некоторое время спустя, услышав от крыльца крики "Врача!", я подумал было, что дю Валлон всё-таки нарвался с кем-то на дуэль, и не спешил вмешиваться, тем паче что и не обладал врачебными навыками. Но затем кто-то сказал, что напали на женщину, и я выбежал во двор. Пострадавшей была леди Винтер, и она была серьёзно ранена, но жива. Столпившиеся вокруг неё мужчины не торопились ничего делать, и я предложил:
- Быть может, перенесём её в дом?
- Я это сделаю, а то вы надорвётесь, - заявил, не изменяя себе, дю Валлон, поднял раненую на руки и перенёс в те комнаты, которые занимал король. Ею тут же занялся Сен-Симон и велел всем выйти и не мешать. Так я остался за закрытой дверью и мог только гадать, где Сен-Симон обзавёлся навыками врачебной помощи.
Говорили, что первым раненую обнаружил дю Валлон, и это настораживало. Конечно, они с леди Винтер называли друг друга спутниками, но если они были преступной парочкой - то кто знает, что они не поделили? С мошенниками с большой дороги всегда так: сегодня общее дело, завтра нож в спину. Также меня настораживало и то, что Сен-Симон подтвердил, что в жертву стреляли, но мы не слышали выстрела - хотя со стороны Ла-Рошели по-прежнему было тихо. На всякий случай сказали дамам, чтобы они не выходили из трактира поодиночке и брали с собой кого-нибудь из вооружённых мужчин. И, похоже, у леди Винтер ничего не пропало, - быть может, нападавший попросту не успел её ограбить, когда его спугнули.
За врачом послали, использовав того единственного коня, которого удалось вернуть, - кажется, он принадлежал дю Валлону. Это нарушило планы Соланж: похоже, она настолько спешила, что была готова одолжить у дю Валлона этого коня и скакать куда-то прямо в ночь, не дожидаясь утра. Что могло вызвать такую спешку? Она столкнулась с кем-то, с кем хотела бы поскорее расстаться, или получила известие, которое должна была немедленно передать?.. Я понимал, что меня она не посвятит в свои дела, и не знал, что и делать: сопровождать ли Элоди в Париж, или же предложить свою помощь Соланж, если шевалье де Буа не сделает этого?..
Так или иначе, посланный за врачом конь задерживал Соланж ещё на несколько часов, а если к утру лошади не вернутся, придётся идти пешком до ближайшего посёлка и одалживать лошадей. Но состояние леди Винтер тревожило меня больше судьбы коней. Я говорил дамам, что рана не слишком опасна и леди Винтер выживет, - но понимал, что после выстрела в живот она вполне могла и умереть. Кардинал прошёл к ней, чтобы на всякий случай исповедовать, а затем я увидел, как туда же входит король (хотя он мог просто продолжать пользоваться другой комнатой).
- Ей должно стать легче: с ней Её Величество, - говорил я.
- Главное, что с ней Его Высокопреосвященство, - поправил кто-то. - Всё же кардинал - духовное лицо.
Пусть говорят, что только простолюдины верят в то, что руки короля, помазанника Божьего, способны исцелять. Но если бы я умирал, и Его Величество лично посетили бы меня, - я уверен, что поднялся бы и со смертного одра.
В тревожной обстановке, когда никто не знал, кто напал на леди Винтер и кого следовало опасаться, - кто-то из местных разбойников или слуг, либо кто-то из гостей трактира, - также непонятно было, чем развлечь дам, терзающихся неизвестностью и ожиданием. Если бы не было грустного обстоятельства, я предложил бы потанцевать или ещё что-то в том же духе. Играть в карты с другими мужчинами было бы невежливо по отношению к дамам, - да у меня и не было при себе карт... А Сен-Симон сбился с ног, принося нам новости о раненой.
Наконец, решили скоротать вечер, рассказывая занятные истории из путешествий. Я, уже рассказавший одну историю в тот день, решил уступить другим и послушать. Атос начал рассказывать о том, как однажды поднимался с друзьями в гору на карете, запряжённой четвёркой лошадей.
- Почему не верхом? - удивился я. - С вами были дамы?
- Нет, с нами не было дам, мы просто... так хотели.
Горная дорога становилась всё более крутой, и лошадям стало всё сложнее тащить карету наверх. Атос и его друзья сперва вышли из кареты и пошли рядом с ней, затем и кучер слез с козел. Но и этого оказалось мало, и они начали выбрасывать из кареты лишние вещи, а следом и подушки, - в общем, разобрали всё внутреннее убранство кареты.
- Я уж думал, вы распряжёте лошадей, и карета укатится вниз по дороге, - усмехнулся я.
- Нет, карету нам было жалко!
Похоже, герои истории не искали лёгких путей и также не стали пытаться развернуть карету, а продолжали восхождение на вершину горы. В конце концов им пришлось толкать карету сзади, помогая лошадям, что почему-то очень удивило дю Валлона.
- Толкать сзади? Почему бы не идти впереди и тянуть лошадей под уздцы?
Как будто от этого карета станет легче и лошади смогут шагать быстрее!..
- Мы уже тянули, в самом начале, - ответил Атос.
В результате карета всё же вскарабкалась на гору, и Атос закончил историю тем, что с вершины открывался замечательный вид на окрестности.
- Я ожидал, что вы скажете про замечательный вид на спираль горной дороги, витки которой были усеяны брошенными то там, то здесь подушками...
Я не стал спрашивать, как господа, отдохнувшие на горе, спускались вниз, не разогнались ли лошади под гору и не разбили ли карету, и подобрали ли они свои вещи. В этой истории было что-то неправдоподобное, но в то же время весёлое, - хотя от самого Атоса невозможно было увидеть и улыбки, так что не верилось, что когда-то он мог так развлекаться с приятелями.
Затем историю стала рассказывать Соланж. Это была история о бродячем театре, в котором, как водится, двое актёров были супругами, и жена закрутила роман с другим актёром. В одном спектакле вышло так, что играли они такой же расклад: актриса играла неверную жену, её супруг - обманутого мужа, а её любовник прятался в шкафу. И вот, выйдя на сцену, муж набросился на жену с обвинениями вовсе не по тексту пьесы, а публика с интересом следила за зрелищем, думая, что перед ними всё ещё разыгрывается комедия.
- Я-то думал, он проткнёт бутафорский шкаф шпагой, почти как у Шекспира, - предположил я.
Но, увы, я ошибся: вместо того, чтобы разбираться с соперником, ревнивый супруг убил свою жену прямо на глазах у зрителей. Всем стало очень жаль несчастную погибшую женщину, а сама Соланж, кажется, более всего сочувствовала зрителям, которые стали невольными свидетелями преступления и не могли его предотвратить. Её заверили в том, что горожане, бывшие на представлении, ещё будут передавать историю из уст в уста, перевирая и приукрашивая, а те, кого на спектакле не было, будут им завидовать.
- Это правда, - согласился я. - Маленькие городки только тем и живут, что пересказывают проезжим все трагедии соседей наподобие этой. И забывают о них, как только случится что-нибудь новое. Сколько таких историй мне доводилось выслушать...
Но я не стал бы рассказывать чужие истории, да и круг прервался с очередным появлением короля. В присутствии Его Величества все столь неловко замолкали, что тишина становилась невежливой, так что я всякий раз кратко сообщал ему, о чём шла речь в его отсутствие. Мне бы хотелось, чтобы он хоть раз присоединился к разговору, что дало бы возможность незаметно попросить о приватной беседе... Но увы. Зато Его Величество сами пригласили к себе Элоди, и, вернувшись, она сказала, что король поддержал её желание стать фрейлиной королевы-матери и сопроводил свою волю письмом. Пахло расплавленным воском: письмо было скреплено королевской печатью.
Если бы я, как дю Валлон, подозревал всех вокруг в подвохе, - я бы подумал, что в письме содержится что-то другое, а девушку просто используют в качестве посыльной. Но я мог бы ожидать такое разве что от кардинала, а королю я верил больше, чем себе самому. И всё же мне не верилось... Ай да Элоди, ай да умница, добилась своей мечты самостоятельно, прежде, чем я замолвил бы за неё словечко!..
- Поздравляю вас, - сказал я. - Его Величество разбирается в людях и сделал правильный выбор. Теперь мы будем видеться чаще.
- Вы расскажете мне, как вести себя при дворе? - спрашивала она.
- Базовый этикет вы и так знаете, - ответил я. - А все слухи и сплетни вам и без меня расскажут, а вы сами решите, верить им или нет.
- Но я боюсь сделать что-то не так...
- Не волнуйтесь. Королева-мать любит окружать себя умными женщинами, с которыми можно поговорить. А я всегда буду рядом, чтобы подсказать, если вам понадобится помощь.
Теперь мы буквально будем находиться при одном дворе, а значит, у моего отца больше не возникнет возражений против нашего брака. Оставалось спросить самого себя: хотел ли я этого?.. Да, хотел. Но прежде мне нужно было узнать мнение Его Величества. Раз не получалось как бы случайно вызвать его на разговор, дабы скрыть, что я прибыл сюда специально для встречи с ним, - значит, придётся просить об аудиенции. А чтобы эта просьба не выглядела внезапной и не вызывала подозрений - стоит заговорить о ней заранее и дать окружающим понять, что речь о чём-то незначительном.
- Пожалуй, мне тоже стоит попросить Его Величество об аудиенции, хоть он и очень занят, - говорил я. - Дело, конечно, не срочное, и я мог бы дождаться, пока мы оба будем в Париже, но кто знает, что будет завтра?.. Времена нынче опасные, во дворе стреляют в людей, и вдруг я просто не доеду до Парижа, потому что меня убьют по дороге?..
- А давайте вас не убьют, - попросила Элоди.
- Я тоже на это надеюсь, но всякое может случиться. Так что лучше сделать всё сейчас, раз уж Его Величество здесь.
- А о чём вы хотите говорить с королём? - спросил Атос. - Он ещё нескоро окажется в Париже. Я мог бы передать ему ваши слова.
Он показался мне настороженным, как и при первом нашем диалоге. Неужели он что-то подозревал?.. Мне следовало срочно придумать что-то на случай, если он пожелает присутствовать при моём разговоре с Его Величеством как королевский мушкетёр.
- По семейному делу. Боюсь, я должен передать слова отца Его Величеству лично.
- Что за семейное дело?
- Ничего слишком важного, но я хотел бы, чтобы об этом знали только члены семьи и Его Величество. По крайней мере, пока всё не разрешится.
К счастью, Атос отступился, видимо поняв, что я как мог более вежливо объяснял, что это его не касается. Он сказал, что сообщит королю о моём желании его видеть, и я поблагодарил Атоса, не особенно надеясь, что он сдержит обещание. То, что он часто разговаривал наедине с этим проходимцем, дю Валлоном, также вызывало у меня подозрения. Какие общие дела могут быть у королевского мушкетёра и этого типа?..
К вящей всеобщей радости, леди Винтер не только очнулась, но и встала на ноги и, выйдя в общий зал, села в кресло. Она была ещё бледна и слаба, но рана оказалась не так опасна, как я боялся. Но, как и следовало ожидать, она не запомнила своего неудавшегося убийцу: она видела лишь тёмный силуэт стрелявшего в неё человека. А кто вовсе не скучал в тот вечер, так это шевалье де Буа и Рошфор: они вдвоём корпели над какой-то бумагой в углу зала. То, что я увидел со стороны, не став совать нос слишком близко, было похоже на шифр, так что я даже не мог предложить свою помощь: я никогда не был силён в математике.
Когда я уже озвучил свои намерения, ожидание аудиенции стало особенно мучительным, и я не мог удержаться от того, чтобы нетерпеливо мерить зал шагами в ожидании короля. И вот он вновь появился - и сразу оказался в окружении толпы, ожидавшей любых новостей. Мне было крайне неловко присоединяться к числу тех, кто вынуждал Его Величество заниматься делами без отдыха, но - отступать было некуда. Того и гляди все разойдутся спать, а письмо Ришельё жгло мне нагрудный карман.
- Ваше Величество... - решился я. - Я понимаю, что у вас много дел. Но вы позволите мне поговорить с вами пару минут?..
Его Величество согласились неожиданно быстро и охотно, возможно считая, что чем скорее он управится со всеми просителями, тем скорее сможет отдохнуть. Он сразу отошёл от стола и быстрым шагом направился по коридору к своим апартаментам, так что мне пришлось его догонять.
- Быть может, вам налить чего-нибудь?.. - спросил я, надеясь как-то загладить то, что я отнимал его время, но он отказался.
Когда мы вошли, Его Величество закрыли за нами дверь, и мы остались наедине, - моё сердце забилось как птица, хотя это был всего лишь разговор. Луи XIII держался настолько уверенно, что вовсе не думал о безопасности, приглашая к себе малознакомого придворного, и, казалось, вовсе не устал за день, отказавшись присесть и оставшись стоять. Любой обычный человек выглядел бы утомлённым после всех треволнений войны, но только не король. Впрочем, отказ садиться также означал, что разговор не должен быть долгим, и я постарался докладывать кратко.
- О чём вы хотели со мной говорить?
- Ваше Величество, я буду говорить прямо. Скажите, вы доверяете мушкетёру, который сопровождает вас и называет себя Атос?
- Да, - ответил он, но без большой уверенности. - А что с ним не так?
- Видите ли, у меня хорошая память на лица, и, бывая во дворце, я не раз видел этого мушкетёра стоящим на часах. И я стал замечать, что он передаёт записки камердинеру Её Величества, ла Порту.
- Её Величества Марии Медичи или?..
- Её Величества Анны Австрийской.
- Так-так, интересно.
- Я подумал так же и потому решил попросить одну из фрейлин Её Величества за небольшую услугу добыть для меня одну из этих записок, которые приносит камердинер. Как там бишь её фамилия... звучит как что-то съедобное...
Я пощёлкал пальцами, делая вид, что вспоминаю, - это придавало рассказу убедительности, и при этом я не подставлял ни одну из действительных фрейлин королевы.
- Что-то съедобное? Оливье? - короля это позабавило.
- Да, что-то похожее на Оливье.
- Д'Отвиль? - неожиданно предположил он, так что я рискнул подтвердить его уверенность:
- Возможно, что и д'Отвиль.
- Д'Отвиль не может быть фрейлиной. Но ладно, допустим, фрейлина, похожая на Оливье.
- Да, - согласился я с облегчением. - Её имя не так важно, ведь бедная девушка тут совсем ни при чём.
- Отнюдь, это тоже важно, - возразил король. - Так вот, у вас получилось?
- Да. Вскоре эта фрейлина передала мне письмо. Она сказала, что Её Величество бросила записку в камин прежде, чем его разожгли, и она достала записку оттуда.
- Это письмо при вас? - король требовательно протянул руку.
- Да. - я поспешно вытащил сложенное письмо из кармана и отдал его королю. - Я не стану его комментировать, вы всё увидите сами.
Его Величество пробежали взглядом по строчкам; почерк Его Высокопреосвященства наверняка был хорошо ему знаком. Убрав письмо, он сказал:
- Спасибо, что дали мне знать.
- Это мой долг, - ответил я, окрылённый его благодарностью. - Когда я увидел, что этот мушкетёр сопровождает вас, я решил, что не следует ждать аудиенции в Париже и лучше сообщить вам обо всём как можно скорее.
- Вы правильно поступили. Скажите, вы ведь находитесь при дворе королевы-матери?
- Да, Ваше Величество, как и мой отец.
- А мадмуазель де Лавуа... Это ведь вы были с ней помолвлены?
- Да, это я. - казалось, королю было известно всё и обо всех, и именно поэтому говорить с ним было легко, хоть я и не собирался ничего скрывать о себе.
- И вы намерены жениться?
- Я бы хотел.
- Это хорошо. Сообщайте мне обо всём, что ещё вы узнаете.
- Непременно, Ваше Величество!
Я не верил своему счастью: эти слова короля означали, что наша встреча не была последней. Что я и в будущем смогу получить аудиенцию, если мне будет что сообщить Его Величеству, - а мне, разумеется, будет. Король был мудр, понимая, что мой брак с Элоди обеспечит его глазами и ушами при дворе королевы-матери. А Мария Медичи будет думать, что в моём лице она получит своего человека, подобравшегося к королю, - и я не стану её разубеждать. Моя верность королю - превыше всего, и я буду на его стороне. Его, а не кардинала.
- Благодарю вас за разговор. - король вышел, и уже в коридоре я ответил:
- И я благодарен Вашему Величеству. Теперь, раз уж вы одобряете этот брак, мой отец точно не сможет сказать слова против!..
Пусть эти слова и услышат те, кто стоял у коридора, ожидая возвращения Его Величества. Но король вновь не задержался в зале надолго, сразу же пригласив к себе Ришельё. Я не был столь же уверен в успехе авантюры с письмом, как был уверен мой отец: моё слово против слова кардинала - и кому поверит король?.. Но даже если кардиналу удастся убедить Его Величество, что он писал это письмо другой королеве и оно по ошибке попало в чужие руки, - всего сказанного между мной и королём было уже не отменить. А если кардинал насторожится и захочет отстранить меня от короля - придётся и его ещё раз убедить в том, что я ему не враг.
- Ну как, вам удалось поговорить с королём? - первым вопросом меня встретил Атос, когда я присел на диван напротив него, рядом с Элоди.
- Да, - ответил я, и не думая скрывать свои радость и облегчение. - Я исполнил поручение отца. Теперь мои семейные дела улажены, и... я могу поделиться успехом.
Пусть Атос думает, что я говорил с королём исключительно о своей помолвке, и ни о чём не беспокоится. А я почувствовал вдруг, что пора сделать первый шаг, как мужчине, - ведь Элоди не сделает его первой. Время для официального предложения ещё настанет, но сейчас...
- Его Величество одобрили мою помолвку. И теперь мой дальнейший успех зависит лишь от того, ответит ли мне эта женщина согласием, - и я с улыбкой взглянул на Элоди.
Она ещё не сказала "да". Но и отказа не прозвучало. А лицо Атоса оставалось непроницаемым, словно он не мог ни порадоваться за меня, ни просто поздравить.
На том мы и попрощались ввиду позднего времени: пора было располагаться на ночлег. Впереди был день, когда мне придётся расстаться с Его Величеством и сопроводить Элоди в Париж, дабы представить отцу свою невесту. И пусть всё это было только началом, непредсказуемым, ведущим меня к мечте или к поражению, - это было началом новой жизни. И только моей.

Итоги и благодарностиВсё-таки люблю иногда поиграть эдаких не-вполне-хороших мальчиков, не умеющих в интриги (но иногда они очень вдохновенно стараются)), с интересными перспективами. Такая зона комфорта Вот и у Рене есть все шансы жениться по любви и стать фаворитом короля (тоже по любви)). Идеальная же схема: жена смотрит и слушает при дворе королевы, рассказывает обо всём своему мужу, а муж спит с королём рассказывает обо всём королю. (Конечно, над историческим Людовиком XIII никто свечку не держал, и за неимением прямых свидетельств некоторые историки считают, что у короля были слишком религиозные взгляды и слишком слабое либидо из-за болезней, чтобы со своими миньонами именно спать, - но "нежную дружбу" с ними, на фоне сравнительной холодности к женщинам, отрицать не может никто.) Да, те фавориты, что пытались копать под Ришельё, кончили плохо (простите)), - но Рене постарается быть осторожным и уступать мнению самого короля о том, насколько его министр ему полезен. Если исторически Сен-Симон посоветовал Людовику встать на сторону Ришельё, когда против того был раскрыт заговор, - то в нашей реальности и Рене сможет это сделать, если узнает, что сторонники королевы-матери планируют помимо отстранения кардинала ещё и захват короля.
Спасибо Дикте за продолжение истории, быть частью её развития неизменно интересно! И за Сен-Симона, которого мне даже жаль после всего, что у него не задалось...
Спасибо Вере за помощь с организацией и за прекрасного Рошфора, который работает, пока другие отдыхают! И остальным работающим: Мориэль за Рауля и Блэквуду за Ришельё.
Спасибо Ортхильде за Элоди - она храброе и разумное солнышко
Спасибо Лиаре за Его Величество - Людовик даже при редких появлениях в кадре был чертовски харизматичен (и рыж как огнище, да)).
Спасибо Асмеле за Соланж - и возможность отпустить прошлое. За то, что также не отдыхала, а договорилась с Ришельё о перемирии. Дела католиков и гугенотов прошли мимо Рене, но это было логично и, возможно, к лучшему.
Спасибо Нике за Атоса и Асе за Миледи - шикарные же супружеские взаимоотношения, так и гадаешь, кто кого первым убьёт
И спасибо Саломее за Портоса aka дю Валлона - неутомимое и неунывающее хамло)
И вот Рене дю Лака я бы даже охотно сыграл ещё. Хотя, конечно, в идеале на игре также должны быть король и жена (или хотя бы только король), иначе деньги на ветер, - а это, сынок, фантастика. Впрочем, всегда лучше помечтать и озвучить, чем просто помечтать

После игры сели в круг и рассказывали, у кого что на игре было, с неизбежным привлечением того, что произошло между играми и на прошлых играх. И, радостно услышав о следующей игре Дикты (на сей раз, во имя разнообразия, - детектив по околосовременности, и мне даже есть чем вдохновляться!), я поехал домой, увозя с собой, помимо рубашки Кано, ещё и блузку Ортхильды, которая стала ей мала. Ну а мне женские блузки на историчку очень не помешают!
...На грядущих выходных у меня две игры. И отчёт с Пси-корпуса я тоже обязательно напишу... надеюсь, что до Нового года. Это была самая крупная игра из прошедших, зато и самая упорядоченная по графику, так что её проще держать в памяти. Ну, а фоточки, начиная аж с Питера, я точно уже в новом году донесу