Уже не помню в точности, когда и как у Птахи возникла идея игры, во время которой персонажи играют в карты на изменения в судьбе и тут же эти изменения отыгрывают в сценах, - но я уцепился за саму возможность поиграть по Камше и сыграть тех персонажей, которых больше нигде и никак: Кальдмеера - и Рокслея, который мог бы прийти в посмертии, прямо из Лабиринта. Так что я изначально рассчитывал на два прогона.
В первый прогон мы с Птахой пошли вальдмеерами, и мне, конечно, хотелось, чтобы был ещё кто-нибудь флотский, чтобы было с кем взаимодействовать вокруг Хексберг. Но состав прогона менялся как перчатки, люди ничего не понимали и отваливались; я держался за мысль, что всё пойму в процессе. В конце концов нас осталось четверо (навечно Четверо...)) - мы да Робер с Диком, а Сех пошла Леворуким. И это было очень большой удачей - когда Леворукий досконально знает и любит канон! Поскольку именно на встрече мастера с Леворуким возникла идея использовать его как Джокера - в том смысле, что Леворукий может выйти в сцену любым запрошенным персонажем.
В остальном на случившемся тестовом прогоне всё было не так, как я себе представлял.
Немного об игреЯ ожидал (и обещал всем) больше социалки, когда персонажи могут общаться вне карточного стола и при желании, любым составом, садиться играть. Поскольку Кальдмееру особо нечего было желать (он чрезвычайно мало завязан на магистральный сюжет канона), я собирался сыграть разок-другой, до первого выигрыша максимум. На деле же мы вставали из-за стола только в сцены, а всё остальное время играли (и, следя за карточной игрой, особо не поиграешь в игру ролевую). Рандом - беспощадная с#ка: мне хотелось бы, чтобы каждый персонаж имел возможность хотя бы один раз заявить сцену про изменение, но - Вальдес выигрывал постоянно, а Робер не выиграл вообще ни разу. Я выиграл дважды и во второй раз просто передал ход, но не всем персонажам логично принять такое предложение, - так что, если бы я делал игру на таком движке, я бы позаботился о том, чтобы персонаж мог обозначить своё желание создать сцену, а Леворукий мог это желание поощрить. И чтобы персонаж, не желающий больше ничего придумывать, мог не участвовать в "лотерее", соответственно.
К тому же, я ожидал, что пожелания смогут быть... более абстрактными, а последствия - более отдалёнными: например, в результате самого мелкого изменения кто-то сможет выжить - и можно будет сыграть сцену про любое взаимодействие, затрагивающее выжившего хотя бы косвенно, упоминанием. На игре же прозвучала чёткая формулировка: "кто, когда, где". Сцена должна была соответствовать этим критериям, остальное отметалось как неиграбельное. Что в очередной раз подчёркивает разницу между мистериалкой, где можно представить что угодно силой воображения, и сценичкой, загнанной в рамки моделей (а то всё чаще говорят об отсутствии этой разницы, как если бы сценички не были самостоятельным жанром). И, конечно, я ожидал, что персонажи будут желать сами за себя, а не отправлять в сцены других, оставаясь зрителем за бортом.
Отдельным пунктом - я собирался поиграть в вальдмеер периода "в этом доме всё время гостит кто-нибудь": когда уже состоялся и первый разговор, и те последующие, по итогам которых Кальдмеер при переговорах с Ноймариненом уже называл Ротгера по имени, как близкого друга. Я даже предлагал сыгровку с винишком, но как-то не срослось. В результате Вальдес пришёл из тайминга до Хексберг, когда он Кальдмеера лично ещё не знал. Это освобождало Птаху от чтения соответствующих глав книжки, но и лишало меня всяких надежд на пейринг. Кальдмеер пару раз оговорился по привычке на неформальные шутки в адрес Ротгера, но, убедившись, что невежливо обращаться так к незнакомому человеку, - заткнулся. И в финальной сцене, когда Кальдмеера привезли на переговоры, я уже не мог переключиться обратно, и он был замкнут и мрачен: Вальдесу было наплевать на его судьбу, что бы ни решил Ноймаринен.Как вы уже знаете, в прошлое воскресенье я чуть не сдох.
Далее о доигровомПроснулся рано, с ознобом и слабостью, когда проснулась Птаха - попросил её потрогать мой лоб. Но Птаха померила мне давление, и оказалось 60/80, с каковым вообще не живут. Радостно списав головную боль и хождение по стеночке на давление, я выпил крепкого чёрного чаю, съел конфетку, и мне даже на некоторое время стало получше - я выполз в магаз за поляной для игроков. Вернулся и осыпался. Давненько у меня так не болела голова, когда так больно, что даже страшно
И я даже сомневался, что смогу играть, но встал на честном слове и большом желании не подвести ни персонажа, ни соигроков.
За неимением других белых рубашек в доме - кружевная рубашка от Кано, в которой был Синцю, выручила меня дважды. Конечно, я только потом подумал, что пить красное вино в чужой белой рубашке - плохая идея, но... судьба Онегина хранила(с). А за неимением времени - и речи не было о том, чтобы нарисовать мне шрам (на самом деле, следовало заранее попросить кого-нибудь захватить коллодий или БФ, но тут я уже затупил). Я испытывал острый соблазн перебинтовать голову, но так голова рисковала болеть ещё сильней.
Кстати о вине: заценив на Мондштадте белое безалкогольное вино, внесённое Луаром, я решил, что сам тоже могу такое купить. Не нашёл в Ашане секции зарубежного безалкогольного и обратился к секции безалкогольного отечественного. Точно помню, как сидел на корточках перед стоявшими на полке маленькими бутылочками и читал этикетку: вино, созданное методом деалкоголизации, бла-бла-бла... Радостно взял три бутылочки, потому как они были всего рублей по 150, притащил домой, налил себе во время игры, посмотрел на этикетку - а это обычное вино, алкогольное. Видимо, всё дело в том, что в магазе я читал этикетку полусладкого мерло, а взять решил стоявшее рядом сухое мерло той же или похожей фирмы, так как сухое люблю больше. То есть е@#чий Ашан поставил обычное вино в секцию безалкогольного
Видимо, карма моя неотменимая - не пить перед игрой колёса и пить на игре вино...Олаф Кальдмеер. Краткоотчёт отперсонажный. Очевидно нарушена последовательность.Обычно мои сны выглядели не так - не как довольно просторный зал, в котором стояли столик с закусками и карточный стол, накрытый зелёным сукном. Во главе стола сидел незнакомец, державшийся как хозяин, а напротив него сидел Вальдес, удивлённо воззрившийся на меня, когда я его поприветствовал.
- Что мы пили вчера?.. - поинтересовался он.
- Вы сами же запретили мне пить.
- Я вам запретил?..
- Да, после контузии. Равно как и долгие прогулки.
Вошёл молодой человек, который, как я понял со слов Вальдеса, был герцогом; следом ещё один гость, постарше, с ранней сединой у виска. Я предложил всем представиться.
- Ричард, герцог Окделл, - с гордостью назвался первый.
- Робер Эпинэ, - устало представился второй, занявший место напротив меня.
- Олаф Кальдмеер, адмирал цур зее. Не ожидал, что доведётся познакомиться с цветом талигойской аристократии.
Судя по тому, как присвистнул Вальдес, услышав моё имя, - он напрочь меня забыл. А пить и играть в карты во сне с двумя представителями Великих Домов Талига - то есть теперь уже Талигойи, - да к тому же мне незнакомыми, мне ещё не доводилось; впрочем, я очевидно ничего не терял. Хозяин помещения так и не представился - намеренно; герцог Окделл сказал, что так изображают Леворукого. Я видел разные изображения Леворукого, схожие и не очень, но склонен был с ним согласиться. Оставалось надеяться, что я не умер, - в конце концов, мои раны накануне не были в настолько серьёзном состоянии. Мне даже не пришло в голову жестом отвести тьму - хоть я и не забывал о Создателе. Я просто согласился на партию в карты:
- На что играем?
- На желания, - ответил Леворукий.
Обычно с таких слов, должно быть, начиналась фривольная игра в каком-нибудь салоне, но все мы были мужчинами, которым здесь и сейчас нечего было делить.
После шутки о короле, который был "не лишний, а запасной", Вальдес спросил герцогов, не из столицы ли они прибыли. Герцог Окделл ответил, что был в Надоре, - что для герцога Эпинэ, в самом деле находившегося в Олларии, оказалось сюрпризом. Перепутать Надор и Эпинэ, как предположил Вальдес, было невозможно. Значит, для герцогов, как и для нас с Вальдесом, время разнилось. Вскоре я понял, в чём дело: для Вальдеса сражение при Хексберг ещё не случилось. Он знал, что назавтра прибудут дриксенские корабли, - но я и не сомневался в том, что нас будут ждать. А более ничего, что он мог бы использовать против нас, я не выдал, - к тому же был шанс, что Вальдес, проснувшись накануне битвы, забудет обо всём приснившемся. Впрочем, был ли это просто сон? И когда в таком случае проснусь я?..
Не могу похвастаться тем, чтобы хорошо умел играть в карты, - но первую же партию я выиграл. Пришлось всерьёз задуматься над тем, что пожелать. Леворукий подсказал, что можно загадать любое изменение в судьбе - и тут же увидеть, к каким последствиям это изменение приведёт. Отразится ли это на реальности? - Кто знает, но на всякий случай следовало выбирать с осторожностью. Все мои мысли были заняты прошедшим хексбергским сражением - ничего в своей жизни я не хотел бы изменить, кроме этой бойни, на которую я привёл своих людей.
- Напрашивается мысль, что я мог бы не быть ранен, но в таком случае я не оказался бы у вас в гостях и не имел чести познакомиться с вами, - я кивнул в сторону Вальдеса.
- У меня в гостях?..
- У вас в плену. Также я полагаю, что не смогу изменить решение адмирала Альмейды... Но я мог бы изменить один фактор, повлиявший на наше поражение. Если бы бродячие волны, именуемые кэцхен, сломавшие наши ряды, случились в нашу пользу или хотя бы не против нас... Я ведь могу изменить случайность и посмотреть, что будет?..
- Вы называете это случайностью? - усмехнулся Вальдес.
- Это вы язычник, Вальдес, и можете считать, что волны обладают собственной волей. Я же предпочту считать, что это было именно случайностью.
- Это скучно, - заявил Леворукий. - Это всё равно ничего не изменит.
- Но кто-то мог бы выжить...
Что ж, теперь я по крайней мере знаю, что даже если бы бродячих волн не было, нас разбили бы точно так же, и погибшие всё равно погибли бы.
- И, конечно, я хотел бы увидеть Бермессера перед трибуналом, - усмехнулся я. - Но это вопрос будущего, а не прошлого.
- Почему вы попросту его не утопите? - поморщился Вальдес.
- Я не стреляю по своим.
- Тогда предоставьте это нам. Уж мы-то с удовольствием!..
- Вы представляете, во что превратится наступление, если я поставлю его в первую линию?.. Я не стану делать вам такого одолжения. Всё, что я могу, - это держать его в арьергарде.
Откуда он сбегает первым. Я не стал подавать Вальдесу идей и рассказывать ему о том, что фрошеры сами отпустили Бермессера, поскольку такой враг для них полезнее всякого союзника: придёт время - догадается сам.
- Но мы далековато отошли от темы моего желания...
- Вы могли бы... если не победить, то хотя бы вернуться, - подсказал Вальдес. - Разве вы этого не хотите?
- Продержаться до утра, а затем отступить, продолжая прикрывать торговцев... - задумался я вслух. - Это невозможно, но пусть будет так.
- Возможна любая фантазия, - подбодрил меня Леворукий. - Решите только: когда, кто, где.
Я взглянул на Вальдеса. Значит, любая... И нашим знакомством не обязательно придётся жертвовать.
- Ну, раз мы можем фантазировать... В таком случае: примерно сейчас, господин Вальдес, у меня в плену.
Мы все в детстве играли в игру "Всё наоборот", верно?.. Зал за нашими спинами пошёл рябью и превратился в мою адмиральскую каюту на Ноордкроне, и я шагнул из одного сна в другой. Вальдес сидел на скамье, со связанными за спиной руками, и смотрел исподлобья. За моим плечом молчаливой тенью стоял навытяжку Руперт фок Фельсенбург.
- Развяжите его, - бросил я. Незачем опасаться безоружного человека, к тому же находящегося в одиночестве на чужом корабле. Даже Вальдес не станет делать глупостей.
Вальдес мрачно потёр запястья и повёл плечами.
- Ваш маневр был рискованным, господин Вальдес. Самоубийственным. Вам повезло выжить.
- Но повезло ведь.
- Вы всегда полагаетесь на удачу, господин Вальдес... и на ваши выдающиеся способности к тактике и стратегии, конечно же.
Он не хотел говорить. Что ж, я вполне понимал его нежелание растрачиваться на вежливость.
- Вы можете чувствовать себя моим гостем.
- Значит, я могу идти?
Он встал и сразу, за один шаг, оказался очень близко, почти вплотную. Фок Фельсенбург среагировал мгновенно, попытавшись вклиниться между нами, но я жестом показал ему, что всё под контролем. Не то чтобы я безгранично доверял Вальдесу, но под рукой у него не было ничего, с чем он мог бы напасть.
- Увы, нет. Это зависит не от меня, вашу судьбу будет решать кайзер.
- Значит, я не гость, а пленник. Называйте вещи своими именами.
- И это также. Но я буду ходатайствовать о том, чтобы условия вашего плена были лёгкими, и буду рад разместить вас в своём особняке.
- Это ненадолго, - пообещал Вальдес.
- Вы думаете сбежать? Напрасно. Подождите немного, и вас обменяют на кого-нибудь из наших офицеров.
Я почти не сомневался, что если Вальдес увидит такую возможность, то сбежит с корабля вплавь, - настолько невыносимо такому свободолюбивому человеку находиться в плену. Но, на виду всего флота сохранив ему жизнь, я не мог его отпустить.
Зал вновь пошёл рябью, каюта исчезла, - это было похоже на пробуждение, когда остатки сна, как за них ни цепляйся, растворяются, как клочья тумана в полуденном воздухе. Я сел за стол, потирая виски. Чувство было крайне непривычным: когда я говорил с Вальдесом в каюте, я помнил только ту реальность, в которой я захватил его шлюпку; теперь я помнил и этот сон, и ту реальность, из которой пришёл сюда, - из дома Вальдеса, где я сам был пленником и гостем. И что было самым странным - обе этих реальности выглядели одинаково... реалистичными.
Мы продолжили играть, и следующую партию выиграл Вальдес. Неожиданно он пожелал увидеть герцогов Окделла и Эпинэ в Багерлее - тюрьме, где в нашей с ним реальности ещё сидел герцог Алва, а в реальности герцога Окделла, кажется, тому уже устроили побег. Это могло случиться, если бы герцог Алва подоспел вовремя и силам Альдо Ракана не удалось взять Олларию. Я успел убедиться в том, насколько марикъяре любили своего герцога - и никому не прощали его пленения: судя по флагам кровной мести на кораблях, ответственность за это они возлагали в том числе и на нас, как на врагов, хотя уж Дриксен никак не мог повлиять на положение герцога Алвы. Моряки Талига явно желали, чтобы герцог Алва был с ними на море, - хотя даже Леворукий признал, что сухопутный маршал бесполезен на корабле, если только дело не дойдёт до абордажа; знаменитый угон Каммористы всё же не был морским сражением. Я не замечал за Вальдесом склонности к злорадству, - но желание должно было быть исполнено.
- Удачи, - посочувствовал я герцогам. - Даже если это покажется вам кошмаром, он закончится.
Теперь я мог быть только зрителем. Зал превратился в тюремную камеру, одну на троих, - герцог Окделл выиграл по оставшимся после партии картам небольшую сделку и пожелал, чтобы с ним в тюрьме находился кансилльер Август Штанцлер. Я слышал о нём - человеке дриксенского происхождения, соратнике прошлой королевы Алисы Дриксенской. Его можно было бы назвать стариком, но он держался достойно; Штанцлер сидел на нарах, герцог Окделл сидел рядом с ним на полу, герцог Эпинэ - поодаль, под зарешёченным окошком. Мне было поначалу неловко подслушивать их разговоры. Кажется, герцог Окделл обвинял кансилльера в том, что тот его обманул, и не знал, кому дальше верить. В какой-то момент прибежала крыса и забралась прямо на руки герцога Эпинэ, и я смотрел, как его пальцы рассеянно перебирают седеющую крысиную шерсть.
Когда герцог Окделл и кансилльер Штанцлер договорили, тюремные сцены исчезли, и порядочно утомлённые герцоги вернулись к нам за карточный стол. Я уже не удивился, когда и в третьей партии выиграл Вальдес. Подумав немного, он заговорил о том, что я мог бы вернуться в Дриксен - не как пленный по обмену, а как выживший.
- Вы хотите, чтобы я доложил кайзеру о поражении при Хексберг? - уточнил я.
- Да, я бы на это посмотрел.
- Я даже догадываюсь, кто успел бы с докладом первым... - пробормотал я. - В таком случае, мне нужен будет кайзер Готфрид.
- Погодите, у меня есть идея, - вмешался Леворукий. - Как бы вы к этому отнеслись, если вас перед приёмной кайзера перехватит служитель Ордена Славы?
- Я не общался с Орденом близко, - удивился я. - Но что ж, перехватывайте.
Зал трансформировался вновь, перенося меня в приёмную дворца кайзера. Неприметный монах явно меня дожидался и выступил из тени мне навстречу, едва я появился в пустом коридоре.
- Чем могу быть полезен?
- Если сейчас вы войдёте к кайзеру, вас казнят. Как предателя.
- Несложно догадаться, по чьей милости... мерзавец, - процедил я в сторону.
- Но вы нужны Дриксен. Что если я скажу, что вы можете прямо сейчас взойти на корабль и исчезнуть?
- Почему я должен вам верить? - я склонил голову. Могло ли это быть проверкой или ловушкой?..
- А у вас есть выбор?.. - вопросом на вопрос ответил монах.
- Выбора у меня немного, это правда. Сделать доклад и взойти на плаху или на виселицу... Или прослыть беглецом и мятежником. Но, знаете... я в самом деле хочу жить. И живым я нужнее Дриксен. Я согласен. Где корабль?
- Неужели вы полагаете, что адмирал цур зее не сможет взять любой корабль?
Ноордкроне... но это будет слишком заметно.
- И куда мне направиться?
- Адмирала цур зее примут в любом порту.
Не слишком ли мало планирования для такого важного побега?.. Если прятаться на торговом корабле, какое-то время можно будет провести в море, но это время не бесконечно. Почему не Агарис - прибежище всех мятежников, и вотчина Ордена Славы?..
- Вы понимаете, что совсем скоро флот Талига будет у берегов Дриксен, - продолжал монах. - Тогда принц Фридрих поймёт, что не обойдётся без вас. Он вас вернёт.
- Хотелось бы в это верить.
Я развернулся к выходу из приёмной, а монах сделал шаг назад и вновь растворился в тени. Очертания дворца также начали растворяться. Эта история заставила меня задуматься о будущем - и дала ложную надежду. Если я прибуду в Дриксен как освобождённый пленник, возможности для побега у меня не будет. Меня смогут доставить в петлю прямо со сходней, не дожидаясь, пока корабль войдёт на внутренний рейд.
- Мы всё равно вас победили, - говорил Вальдес.
- Проиграно сражение, но не война, - заметил я. - Я верю в наши сухопутные силы.
- А я верю в наши. Ноймаринен справится. И мы ещё прибудем к вашим берегам.
- И если меня казнят, то угадайте, кто встретит вас там... Бермессер.
- Не-ет, только не это!
- Вот поэтому я надеюсь, что сам смогу вас встретить.
- И поприветствовать старого друга пушечным выстрелом? - подсказал Леворукий.
- Именно так.
Игра в карты продолжилась. Выиграл герцог Окделл и пожелал поговорить со своим эром, как если бы он не попытался его отравить, а признался. Какие интересные в Талиге отношения дворян с оруженосцами... Миг - и перед нами предстал герцог Алва, восседающий в кресле в домашнем халате. Он потянулся за стоявшим на столе бокалом вина, но герцог Окделл попытался его выхватить. Герцог Алва оказался быстрее - поймал его за запястье и вновь завладел бокалом. Тогда герцог Окделл и сообщил, что в бокале яд.
Дальнейшее было не менее занимательно. Герцог Окделл - заметно более юный, чем ныне, и потому отчаянно переживающий - некоторое время играл в шарады, не говоря напрямую, кто подучил его подсыпать яд эру, но всячески намекая, что это уважаемый им человек и друг его отца. В конце концов он выдал, что это был кансилльер Штанцлер, и что тот поведал герцогу Окделлу, что у кардинала Сильвестра якобы есть список людей Чести, которых тот намерен уничтожить, и начнёт он с Её Величества королевы Катарины. На вопрос, при чём тут герцог Алва, герцог Окделл ответил, что если избавиться от Алвы, то кардинал потеряет свою силу. Видимо, сила кардинала Квентина Дорака заключается в герцоге Алве, как иголка в яйце...
Дальше - больше. Герцог Окделл осмелился назвать королеву "Катари", что незамедлительно насторожило герцога Алву: такое фамильярное обращение компрометировало Её Величество. Конечно, наверняка близкие отношения с королевой были у юного Окделла лишь в мечтах, но выдавать желаемое за действительное и оговориться в присутствии такого опасного человека, как Алва... Юноше не позавидуешь. Также стало любопытно, как отравление произошло на самом деле, - ведь герцог Алва выжил, а герцог Окделл оказался сослан в Агарис.
Но и этот разговор закончился. Мы вновь сели за карточный стол. Вальдес, казалось, наслаждался чужими проблемами и постоянно спрашивал герцога Эпинэ, почему тот так мрачен, так что я в конце концов заметил, что герцог Эпинэ не обязан перед ним отчитываться о своём настроении. Вопросы о верности Альдо Ракану были также неуместны: тот, кто сам однажды давал присягу, должен был и так понимать, что значит верность. Вальдес ходил по тонкой грани, словно раздумывая, можно ли во сне нарваться на дуэль.
В очередной раз выиграв, Вальдес заявил, что уже устал припоминать историю Талига, и предположил, что герцог Алва мог не пройти болота Ренквахи, а восстание в Надоре и Эпинэ могло одержать победу. Королём становился один из лидеров восстания - Эгмонт Окделл, а его наследник и принц - Ричард Окделл - поступал на учёбу в Лаик наравне с остальными молодыми дворянами. Вальдес хотел взглянуть на день святого Фабиана - вернее, эту олларианскую традицию эсператисты заменили бы какой-то другой, например, днём святого Алана. Итак, в Аланов день молодой Робер Эпинэ должен был выбрать себе оруженосца среди выпускников. Это, пожалуй, был самый красочный сон - и самый короткий: площадь, реющие на ветру вымпелы, пёстрая толпа аристократов в родовых цветах... Волновались выпускники, волновался и сам наследник Эпинэ. Казалось, он колебался, но недолго: дружба Домов наверняка сделала выбор вместо него. Он принял службу Ричарда Окделла, и более ничего мы не увидели. Занятно, что, по мнению Вальдеса, для того, чтобы такое было возможно, герцог Алва должен был быть не просто пленён, а мёртв. Какое всё же огромное значение для всего государства возлагалось на одного человека...
- Кажется, я не играл в карты с тех пор, как был лейтенантом, - говорил я.
- А что же вы делаете в свободное время? - полюбопытствовал герцог Эпинэ.
- Что такое свободное время?.. - пошутил я.
Я не собирался выигрывать снова, однако выиграл. И, в отличие от Вальдеса, я не умел делегировать фантазии, заставляя других думать вместо меня; и современную историю Талига я не знал достаточно хорошо. Некоторое время поломав голову, я вынужден был капитулировать: невежливо было заставлять других ждать. Я хотел передать свой выигрыш герцогу Эпинэ, который не выигрывал ещё ни разу - мне казалось, это будет справедливым, - но тот отказался. Не принимал подачек?.. Достойно, хоть у меня и в мыслях не было его унизить. Герцог Окделл был, казалось, не столь щепетилен, но его также подводила фантазия. Вальдес пришёл на помощь: предложил взглянуть, что было бы, если бы герцог Алва отправил своего провинившегося оруженосца не в Агарис, а на флот. С рекомендательным письмом лично Вальдесу, в коем честно предупреждал, с кем предстоит иметь дело, - но, видимо, не настолько честно, чтобы юношу "случайно" утопили.
Я не без удовольствия наблюдал за разговором Вальдеса и герцога Окделла в Хексберг, в знакомом мне доме. Посреди разговора вошёл ровесник юного Окделла, из младших морских офицеров, - сын или племянник капитана Салины, дальний родич герцога Алвы. Салина спросил, прибыл ли дядя, на что герцог Окделл ответил, что он прибыл один, кажется в сопровождении слуги Ворона. Вальдес оставил их одних, и двое юношей, не видевшихся с Лаик, стали обмениваться новостями. Герцог Окделл упомянул, что побывал в Варасте, - как об увеселительной поездке; значит, так теперь называют военную кампанию против соседней страны?.. Также он сказал, что герцог Алва отдал приказ о расстреле некоего молодого генерала, Оскара Феншо, за неподчинение приказу.
- Смотря какой был приказ... - заметил я негромко, сидя за столом.
Вот привычка думать о людях хорошо, пока не докажут обратное: мне всегда по умолчанию думалось, что отказаться выполнять можно лишь преступный приказ. Ведь все понимают, на что идут и чем грозит неповиновение.
По просьбе Вальдеса младший Салина взял герцога Окделла под крыло и на тот корабль, где служил сам. Мне понравился энтузиазм, с которым Салина был готов научить товарища всем морским премудростям. Когда герцог Окделл вновь сел за карточный стол, я, забыв о том, что увиденное в этом сне может не сбыться, подбодрил его:
- Франциск - отличный корабль. Это пойдёт вам на пользу.
Вальдес же, устав выигрывать, предложил сварить шадди, - я всегда догадывался, что в Закате варят шадди, а в том, что мы находимся в Закате, уже не сомневался. Леворукий попросил Вальдеса также налить молока кошкам, а за окнами зала не было видно ничего, кроме разгоравшегося заката: близкого, яркого, золотого, какие бывают только на море. Он и притягивал взгляд, и слепил, и пугал, и восхищал.
- Говорят, смотреть в закат - плохая примета... - проговорил я.
- Я не верю в приметы, - заявил Вальдес.
- Потому что знакомы с ними лично? - предположил Леворукий.
- Пожалуй, я бы хотел однажды оказаться в Закате... лет через пятьдесят.
- Вы так рано собрались на покой, Вальдес? - усмехнулся я.
- Но только если сюда можно будет пригласить девочек...
- Я вашим девочкам не господин: они ходят где хотят, - проворчал Леворукий.
- А вы, Кальдмеер?
- Я не загадываю, - ответил я. - Я просто служу Создателю и кайзеру.
- И готовы слушать эсператистские гимны?
- Я нахожу их весьма... воодушевляющими.
Примечательно, что стоило Вальдесу выйти из-за стола, как впервые выиграл сам Леворукий. Я бы поостерёгся такой удачи: значило ли это, по старой примете, что Вальдесу не повезёт в любви (зато, похоже, крупно повезёт герцогу Эпинэ)?..
Леворукий заявил, что ему понравилась идея службы герцога Окделла на флоте, и он желает развить эту тему. Так, вместе с Вальдесом Окделл также увязался сопровождать меня на переговоры с Ноймариненом. Второе восстание в Эпинэ не состоялось, и Альдо Ракан, по-видимому, не захватил власть, отчего прибывший в Талиг по случаю смерти своего деда-герцога Робер Эпинэ оказывался в двойственном положении почти пленника: с одной стороны, он был сыном мятежника и беглецом, коему запрещено было возвращаться, с другой - в условиях войны с Дриксен никто не станет пускать в расход герцога одного из Великих Домов. В результате судьбу герцога Эпинэ также должен был решить Ноймаринен.
В этот раз мы так и остались сидеть за столом, лишь декорации вокруг сменились на двор некоего форта. Я поглядывал то на Эпинэ, с которым был в одной лодке и которому не мог не сочувствовать, то на Вальдеса, который стоял над нами, скрестив руки на груди, и держался хозяином положения. Герцог Окделл выглядел виноватым, видимо терзаясь, что не может ничем помочь бывшему соратнику своего отца, и Эпинэ несколько раз попросил его позаботиться лучше о самом себе. Вальдес так складно живописал дальнейшую участь герцога Эпинэ, что я не выдержал и спросил:
- А мою судьбу не предскажете, Вальдес?..
Но мои слова потерялись в общей суматохе. Появился Альберто Салина и предложил новоприбывшим размяться тренировкой на клинках и игрой в мяч. Если мы застряли тут надолго, то и я был бы не против развеять скуку - если, конечно, мне будет позволено взять в руки шпагу, - но Вальдес настаивал на том, чтобы встретиться для тренировки в аккурат во время переговоров. Его и так на переговоры никто не приглашал, но, видимо, он хотел быть уверенным, что всё пропустит. Герцог Окделл говорил о поэзии - он уже был знаком с неким местным стихотворцем, ставшем, видимо, притчей во языцех. Я был заинтригован упоминанием стихотворения про пень, однако его так никто и не процитировал. Окделл пытался сочинить нечто другое:
- Рэй на палубе лежит... или стоит...
- Рэй над палубой парит, - подсказал я, имея в виду флаг, использовавшийся марикъяре.
Хотелось, чтобы всё закончилось поскорей. Нет ничего нелепее ожидания. Я понимал, что ждёт меня в Дриксен, коль скоро Бермессер успел первым. Но в мире не было силы, которая заставила бы меня перейти на сторону Талига. Уж лучше признать, что Альмейда и Ноймаринен уже убили меня... если только не случится чудо. А Создатель щедр на чудеса.
Это был последний сон. Закат догорал, и я возвращался туда, где всё ещё только начиналось. Туда, где память об этих снах останется... предупреждением? Пустой игрой воображения? Знакомством с теми, с кем наши судьбы переплелись, даже того не зная?.. Так или иначе, всё случится наяву. И я открывал глаза, не зная, где я их открою.Спасибо Птахе за эксперимент и за Бешеного (которого очень канонично несло по кочкам без тормозов), спасибо Сех за Леворукого и всех джокеров (и умудрённый Штанцлер, и ироничный аспид Алва, и лёгкий как ветер марикъяре Берто были прекрасны)! Спасибо Амарту за Робера (been there, понимаю всю тяжесть этого ОБВМа, любуюсь всячески), спасибо Шокалу за Ричарда (Дикон был невероятно трогательным во всех ипостасях)! Хорошо сообразили на четверых
Ещё немного послеигрового
Второго прогона уже не будет, и хоть мне и жаль проснувшегося Рокслея-в-посмертии, - следует признать, что это идея для фанфика, мало реализуемая на игре. (Либо я однажды поставлю-таки Багерлее, и он всё скажет, будучи ещё живым.) Гештальт на вальдмеер у меня также остался незакрытым, я по-прежнему хочу флотскую пьянку. Идея игры с картами и сценами, возможно, ещё повторится с учётом замеченных недочётов; в сеттинге МоДао я не очень её представляю, а вот по ЛоГГу даже попробовал бы поиграть.
После игры тоже хорошо посидели - я наконец-то склубочился на диване после жёсткого табурета, - и поговорили внезапно о старом аниме нашего детства. Это был хороший вечер