Когда-то в марте я обидно проболел Наследство Горация - деньрожденную игру Векши, куда собирался выгулять своего вампира-итальянца, композитора Антонио Долорозо. А когда Сирша анонсировала игру по вампирам Италии эпохи Ренессанса в том же сеттинге ITL, я некоторое время сомневался, потяну ли я играть за два дня до своей игры, но потом всё-таки решился - ибо нельзя пренебрегать такими подарками судьбы: когда бы я ещё смог закрыть гештальт и сыграть Антонио, да ещё и в естественной среде обитания, буквально новообращённого?.. К тому же я давно ждал возможности выложить эту картинку, лучше тысячи слов отражающую моё намерение играть по вампирам

Итак, у меня было немножко самоуважения, толстовка прикид Алва-стайл (говорите, нужно больше бархата и шёлка? - их есть у меня)) и старые конспекты. Жаль, что по игре не было обозначено конкретного года, так что я не знал, была ли уже основана флорентийская камерата - предтеча итальянской оперы, - но решил для себя, что её идеи уже в ходу.
Доигровое пожизнёвоеНапрасно я думал, что игра Асмелы по Японии в тренировочном зале для боевых искусств была разовой акцией: что-то мне подсказывает, что столкнусь с этой территорией я ещё не раз, ибо недорогие помещения в Москве стремительно заканчиваются. А поскольку я не был уверен, что найду дорогу сам, - утром прошлого четверга я договорился упасть на хвост Ренджи на Автозаводской. Ровно в 11.45, ни минутой раньше или позже (иногда мои внутренние часы удивительно точны), я вышел из вагона и встал у инфососа. Некоторое время спустя там меня подхватила на бегу Ортхильда, поскольку оказалось, что Ренджи ждал нас на скамейке в конце станции. Добиралово от Автозаводской показалось мне не сильно длиннее или короче добиралова от ЗИЛа - просто нужно преодолеть бесконечный лабиринт надземного перехода.
На месте мы были более чем вовремя, так что я успел и прикинуться, и понаблюдать за развешиванием картин, и помочь с распутыванием гирлянд, которые очень мило эти картины подсвечивали. К параду Векша попробовала приклеить вампирские клыки, но на практике выглядело как "Фыф... фыфна... нет, это невозможно! Шестнадцать!", и клыки были сняты Всё-таки с фейскими ушами много проще!.. И игра началась. Можно было периодически заглядывать в раздевалку и пополнять кружку красным соком, а также втихаря (вампиры же не едят) трескать вафли, - голодным я не остался. Делать мне было, в отсутствие сюжета, особо нечего - в алхимический поиск крышечек я вовлечён не был, как и в разборки гильдий, - и спасибо Мориэль и Фане, что мы успели завязаться, а движухи я и не ждал. Наверное, стоило быть большей драма квин, как и подобает Антонио, - но, с одной стороны, я несколько выдохся, а с другой, не было повода. В целом и игрой, и собой я доволен: то, что доктор прописал, чтобы раскачаться на грядущий сезон в хорошей компании.

Антонио Долорозо. Отчёт отперсонажный. Неизбежны неточностиДружеский совет: если патрон отпускает вас провести время в своё удовольствие, распорядитесь этим шансом как следует. Что до меня, то я отправился во Флоренцию, где знаменитая покровительница искусств Артемизия ди Мольфета продала свою виллу вместе с коллекцией картин Франческе д'Ардженио, состоявшей в Совете города. По этому случаю, дабы скрепить сделку, покупательница устраивала приём и выставку картин флорентийских мастеров. Разве можно пропустить такое событие? Ведь все картины после выставки наверняка будут выкуплены.
Поприветствовав хозяйку, я начал осматривать экспозицию. Она была весьма разнообразна: и живописные полотна, и наброски обнажённой натуры для будущих картин, и гравюры для бестиария... А среди гостей я увидел знакомое лицо: Керта, прибывшего с менее цивилизованной стороны Альп. Однажды мы уже встречались, и он показался мне достаточно подозрительным, чтобы я счёл нужным за ним проследить и провёл за этим приятным занятием одну ночь и часть дня. Так и знал, что он меня преследует!.. Впрочем, вскоре всё оказалось куда прозаичней: он сопровождал свою матрону, Арианну фон Курен, главу Гильдии святого Луки. В этой гильдии состояли художники и печатники (оттуда и были привезены гравюры, немало привлекшие моё внимание), и Арианна собиралась распространить её влияние на Флоренцию, где живописцы входили в Гильдию врачей и аптекарей. Надо полагать, глава Гильдии врачей, Гауденца Джербино, была... не рада.
- Чем обычно развлекаются на таких приёмах? - спросил меня Керт.
- Беседуют. Иногда играют в азартные игры, но, увы, я не взял с собой карт.
- Когда всё это закончится, вы ведь покажете мне места, где можно нормально развлечься, как в прошлый раз?..
- Разумеется, - пообещал я. - Если вы задержитесь на пару дней, здесь ожидается игра в мяч.
- И как в ней можно поучаствовать?
- Можно делать ставки.
- А как в неё играют? Нужно отобрать мяч у противника?
- Да, приёмами рукопашной борьбы. На эту игру выставляют специально обученных людей. Она... довольно грубая, но это увлекательное зрелище. Кровь и песок!..
- Только смотреть - это скучно. Я тоже хотел бы поиграть.
- Но... это кровавая драка. Незачем опускаться до такого. Есть более цивилизованная версия этой игры, в которую играют вельможи, даже Папы...
- Впрочем, вы правы, - признал Керт. - С нашей стороны нечестно выходить против людей, ведь мы заведомо сильнее.
К сожалению, Гильдия святого Луки не привезла художников, которые могли бы лично посоревноваться с художниками Гильдии врачей, а Керт не рисовал. Впрочем, спутник Гауденцы, Амадео Леоне, также художником не был, - зато наверняка вдохновлял многих своей красотой. А Гауденца при знакомстве с Арианной была весьма вежлива и сказала, что если встречаться представителям гильдий, то только для обмена опытом, и ни для чего иного. Было предложено устроить конкурс художников дистанционно, передав им одну общую тему, которой надлежало придерживаться, и дав достаточно времени для работы; Арианна говорила, что её мастера могут работать очень быстро, - однако не всегда скорость означает качество.
Ещё одним примечательным гостем был маэстро Гирландайо. Недавно он сымитировал свою смерть от лихорадки как старого мастера Доменико и отныне выступал перед смертными под видом его сына Ридольфо (что при этом сталось с подлинным Ридольфо, если таковой когда-либо был рождён и записан в церковных книгах, - история умалчивает). По тому, как он сказал своему ученику Микеланджело не слишком горевать о покойном, а также по тому, как спокоен был сам Микеланджело, нетрудно было догадаться, что этот смертный понимал, что находится в обществе вампиров. Правда, светские мероприятия были ему явно в новинку: он явился в простой суконной рубахе и шерстяном плаще, чем вызывал недовольство некоторых гостей и сразу понравился Керту, решившему, что найдёт с ним общий язык.
- Это ничего: когда у него будет больше заказов, он сможет купить себе богатый костюм, - говорил я.
- Скорее, он купит ещё один кусок мрамора...
Всем было известно, даже за пределами Флоренции, что Микеланджело считал себя скульптором, а не живописцем, и состоял в Гильдии каменщиков и строителей, - хотя его фрески и полотна поражали монументальностью и скульптурным объёмом настолько же, насколько его скульптуры поражали живостью и живописным изяществом.
Я слышал, что недавно у Микеланджело погиб подмастерье, что поставило его в затруднительное положение - он и без того имел обыкновение не заканчивать работу в срок; по тому, как грубо он говорил с Лукрецией ди Морра, пророча ей "славы Герострата", можно было понять три вещи: во-первых, он запомнил хотя бы одного персонажа античной истории, что делало его уже не таким неотёсанным варваром, каковым он хотел казаться, во-вторых, он явно возлагал на Лукрецию вину за смерть подмастерья, и в-третьих - под покровительством Гирландайо он очевидно не успел осознать, что с вампирами опасно быть невежливым.
- Если вы обижены на даму, вам следует немедленно перед ней извиниться, - посоветовал я.
- Это почему же? - удивился Микеланджело. - Я не должен извиняться, если она не права! Мужчины и женщины равны, и ничто не даёт ей право...
- Помилуйте, но мы же не на научном диспуте, где все равны и каждый может отстаивать ту правду, какую считает нужным, а затем другую! Таковы правила этикета, если вы желаете сохранить благосклонность дамы.
- Этикет... - Микеланджело только отмахнулся, всем своим видом демонстрируя, что женская благосклонность ему не нужна. Я не мог с ним согласиться: несмотря на то, что нрав (чтобы не сказать - норов) Лукреции был притчей во языцех, едва ли её запомнят в веках именно за него, а не за её картины. Скандалы в сообществе вампиров и в мире людей вспыхивают и гаснут, забываясь без следа, а картины остаются.
Всеобщее внимание привлекла странная картина, которой не помнила хозяйка дома и в авторстве которой никто не признавался, - никто не знал, откуда она взялась на выставке. По мнению Микеланджело, с коим все согласились, неизвестному художнику недоставало знания анатомии, зато он смело использовал яркие цвета. Я предположил, что сюжет картины - аллегория рождения Спасителя, заказанная неким вельможей в честь появления на свет наследника. В верху полотна был изображён Творец, чьи волосы развевались среди облаков, в центре помещался герб с двуглавым орлом - по-видимому, герб заказчика, апеллирующий к орлу Священной Римской империи, - а внизу находился младенец и две коленопреклонённые фигуры, должно быть родителей либо святых покровителей. Рядом с младенцем художник пририсовал, довольно мелко, многоярусный фонтан - символ церкви и Фонтан жизни, источник веры, аллегорию зачатия. Другой символ, за спиной младенца, трудно было разглядеть, и я решил, что это павлиньи перья, почерневшие из-за неверного состава красок и сделавшиеся похожими на змей.
Тут поймали двоих подмастерьев, близнецов, юношу и девушку, которые тайно пробрались в дом следом за Микеланджело - вернее, опередив его, когда узнали, куда он направляется. Они признались, что эта картина была ими написана и повешена, и гости благосклонно отнеслись к их желанию быть увиденными. Однако Франческа велела картину снять и хотела выгнать незваных гостей вон, так что пришлось Микеланджело заступиться за них, а Гирландайо - заступиться за Микеланджело, и инцидент был улажен. Подмастерьям позволили остаться, но отправили их переодеться - зачем-то они были в масках и, похоже, обменялись одеждой, отчего угадать, кто из них какого пола, не представлялось возможным.
Когда все гости отдали должное картинам, они отвлеклись от выставки, и ряды между ширмами, на которых те (не гости) были развешаны, опустели. Беседуя с Кертом и его матроной, я краем глаза заметил, как картины рассматривает в одиночестве красивая рыжая вампирша - Фелиция, обращённая Франчески, - но не обратил на это большого внимания. Однако что-то меня тревожило, и некоторое время спустя я также прошёл среди ширм и заметил, что один холст кисти Гирландайо, с Мадонной и младенцем, повреждён - разрезан ножом поперёк. Арианна и Керт подоспели сразу после, как услышали мой возглас. Все были согласны с тем, что портить картину - варварство, но никто не видел, кто это совершил. Решено было не снимать картину с выставки, но и не говорить ничего Гирландайо, поскольку его это сильно расстроит.
Фелиция могла быть последней, кто видел картину целой, потому я подошёл к ней спросить, не заметила ли она ничего необычного.
- А что случилось? - поинтересовалась она.
- Кто-то порезал картину.
- Картину? Вы считаете то, что здесь развешано, картинами?.. - она презрительно выделила голосом последнее слово. Я даже оторопел: что-что, а избранные работы мастеров невозможно было назвать мазнёй и найти что-то, что бы их превзошло.
- Разумеется. Даже если картина вам не нравится, нельзя не оценить мастерство художников...
- Они бы ещё кресты нарисовали, - фыркнула Фелиция.
- Конечно, вампиры не могут рисовать кресты, - пожал плечами я. - Но ничего не поделаешь с тем, что большинством заказчиков остаются представители церкви.
- Вот именно.
- Но ведь это не повод портить картины. Мы можем работать над тем, чтобы античные сюжеты становились более популярными, как уже делают многие гуманисты.
Так вот в чём дело... некоторым вампирам не нравились картины на религиозную тему. Фелиция фактически и не скрывала, что это она испортила полотно, - но как я мог бы открыто её обвинить, не имея доказательств? Её матрона была хозяйкой дома, ей всё сойдёт с рук, даже при том, что она ставила репутацию Франчески под удар.
Тем временем то, что выбор пал именно на картину Гирландайо, всех удивляло. У меня было только одно объяснение, которое я держал при себе: это полотно висело в наибольшем отдалении. Но если Фелиция в самом деле имела зуб на Гирландайо лично... рискованно для юной вампирши было бросать такой вызов.
- Кому-то не нравятся женщины? Младенцы? Деревья?.. - недоумевал Микеланджело.
- Но на выставке есть ещё одна Мадонна с младенцем, - заметил я. - А деревьев хоть отбавляй.
Неизбежно вспомнили о несчастном Боттичелли, который сошёл с ума и сжигал собственные картины, - а всё из-за проклятого Савонаролы.
- Единственное хорошее, что сделал Пьеро де Медичи, - это то, что он повесил Савонаролу, - говорил Микеланджело.
И когда удивлялись, откуда в век Возрождения взялся такой человек, как Савонарола, я объяснял:
- Так бывало во все времена: чем выше поднимается дух, тем ниже падает противодействие ему.
Микеланджело, казалось, принял причинённый картине вред очень близко к сердцу. А я говорил: если хочется что-нибудь уничтожить - купи и уничтожь. Некрасиво и по-детски - портить результат чужого труда, который должен был быть дорого оценён. Франческа также была огорчена происшествием, а я впредь одним глазом всё время присматривал за картинами.
Тот подмастерье из мастерской Микеланджело, которого звали Джулиано, неожиданно показался мне знакомым, и сам обратился ко мне:
- Как продвигается работа над серенадой?
- Серенадой?.. Ах да...
Чёрт меня дёрнул тогда согласиться заплатить за портрет не деньгами, а музыкальным произведением!..
- Помните, вы заказали у меня портрет?
- Да, припоминаю, заказал... или это был не я... да, точно, было дело: мы пили в кабаке, и одна моя поклонница попросила меня заказать ей в подарок мой портрет. И я не мог ей отказать...
- Так что насчёт моей серенады? Я должен спеть её под балконом своей возлюбленной уже следующей ночью!
- О, она... в процессе. Уверяю вас, к утру всё будет готово! А вы уже нашли поэта, который напишет текст серенады?
- А вы его разве не напишете?
- О нет, я композитор, а не поэт.
- Ну, тогда я сам что-нибудь придумаю...
- А петь вы умеете?
- Нет. Но это не страшно, она наверняка оценит мои старания!
- Какая жалость. Как бы я хотел, чтобы на мою музыку писали красивые стихи, и чтобы их хорошо декламировали... Но найти настоящего поэта и талантливого исполнителя так сложно!..
И угораздило же влипнуть! Я даже вспомнил, как позировал этому парню, но предварительные наброски, которые я успел увидеть, не давали представления о том, насколько мне понравится результат. А для серенады мне было необходимо вдохновение.
- Вы знакомы? - спросил меня Керт с некоторым удивлением.
- Да, одна моя поклонница попросил меня заказать у него ей в подарок мой портрет, а я взамен согласился написать серенаду для его возлюбленной, которую он споёт... И если вы запутались, то это нормально: я тоже поначалу запутался. Но уже распутался. И моя поклонница получит мой портрет, а его возлюбленная получит серенаду!
Тем, кто меня слышал, показалось хорошей идеей менять искусство на искусство. А я ещё не раз говорил о том, что хотел бы найти поэта и исполнителя, о чём мечтает каждый композитор, - и где, как не здесь, во Флоренции, где создавались музыкальные кружки.
- Но для чего вам нужен поэт? - спрашивали меня.
- Простите мне мой пафос, но, как известно, в начале было слово, и слово - основа всего. Слова - тоже музыка, и они должны звучать, как в античном театре!..
Я видел, как Микеланджело пишет углём что-то, похожее на стихи, но он, как обычно, был слишком скромен и повторял, что он не поэт, а скульптор. Как будто человек Возрождения не может быть и скульптором, и художником, и поэтом, и много кем ещё!.. Но я щадил его скромность и не стал читать стихи, тем паче что в них, похоже (нельзя было не заметить случайно: он писал весьма крупным почерком), было нечто романтическое.
Дабы сгладить неприятные впечатления от испорченной картины и не дать гостям заскучать, Франческа предложила провести состязание художников: участники должны были сделать наброски её портрета, после чего она выберет лучший и закажет портрет у его автора. Ловко придумано! Я бы тоже не отказался от того, чтобы сразу несколько художников рисовало меня. Микеланджело был настолько благороден (или же настолько скромен?), что поначалу отказался участвовать, отправив вместо себя Джулиано, - но Франческа настояла на его участии.
- Самое время делать ставки! - предложил я.
Мою идею поддержали, и Гауденца велела Амадео записывать, кто на кого ставит. Я поставил крупный рубин на Гирландайо, Керт ставил на Микеланджело, а Фелиция поставила на Лукрецию, с которой была дружна. Ставки достались Фелиции: Франческа выбрала эскиз Лукреции. А Недда Джустиниани, жрица Карменты, была так добра, что выкупила остальные наброски. Также она заказала у Микеланджело роспись стен святилища растительным орнаментом - виноградными лозами и цветами, и Керт решил заказать у него что-нибудь, видимо в качестве поддержки.
- Если хотите ему позировать, то можете получить свой портрет, скажем, в образе Геракла, - сказал я ему.
- Нет, пожалуй, лучше я закажу скульптуру, - и он заказал Микеланджело статую единорога с девой.
- Непорочной девой? - уточнил Микеланджело.
- Можно не слишком, - ответил Керт, понизив голос.
- Хорошо. Единорог с порочной девой, - согласился Микеланджело, также шёпотом. - Никто не будет знать. У меня как раз есть подходящий кусок мрамора, не придётся никуда ездить.
Большей частью я занимал себя тем, что наблюдал за работой художников, которые представляли свои эскизы и рисовали новые прямо на столе, специально для того оборудованном. У Лукреции было много набросков женской обнажённой натуры, на основе которых она планировала создать полотна с античными героинями. Кто-то посоветовал ей изобразить Медею, раз она любит отрицательных персонажей.
- А мужчин вы не рисуете? - полюбопытствовал я. - Скажем, Прометей прикованный, святой Себастьян, Аполлон, в конце концов...
- Святой Себастьян - это избито и банально, - отрезала она.
- Да, это популярный сюжет, но ведь каждый художник раскрывает его по-своему!..
- А если бы я рисовала Прометея, то я бы нарисовала его приносящим людям огонь.
Даже Микеланджело примирялся с Лукрецией, когда они обсуждали искусство, и она готова была выслушивать его советы относительно её живописных полотен.
Гирландайо же рассказывал байку о том, как однажды так увлёкся, делая наброски с натуры на площади, что не заметил, как зашло солнце, пока оно не обожгло своими первыми лучами его пальцы. К счастью, ему удалось добраться до ближайшего дома и попросить там об убежище.
- Хорошо, что это была не церковь, - усмехнулся я.
- Нет, это был дом местного адвоката, который был не против меня принять.
- Всё равно это очень рискованно. На такие случаи следует иметь, например, паланкин...
Затем, выйдя в коридор, я обнаружил Керта, который задумчиво ходил вдоль стены с большим зеркалом.
- Вы раньше бывали в этом доме? - спросил он.
- Нет, прежде не доводилось.
- А знаете ли что-нибудь о его архитектуре?
- Я не очень хорошо в архитектуре разбираюсь...
- В таких старых домах иногда спрятано немало интересного.
- Это верно, - признал я, постучав по стене. - В них порой бывают полые стены, в которых прежние владельцы прятали тайники с сокровищами... а также замуровывали своих врагов живьём.
- И устраивали тайные проходы.
- Да, конечно, и тайные проходы!.. Но что именно вы ищете?..
Я не без удивления смотрел, как Керт принялся ползать на коленях у декоративного карниза, тянувшегося вдоль стены галереи, и что-то под ним нащупывать. Я присоединился к нему, но нащупал только клубы слежавшейся пыли.
- Не знаю точно, но чувствую, что здесь что-то есть.
Я и моргнуть не успел, как он извлёк какой-то свиток и резво засунул его к себе за пазуху. Чутьё на тайники - полезное качество!..
- Нужно отдать это хозяйке, - произнёс он.
- Да, это будет справедливо, - согласился я, думая, что он имел в виду Франческу. Но Керт прежде всего показал находку своей матроне, и кто бы стал его в этом винить?..
Впрочем, Франческу также посвятили в эту тайну... точнее, будем честны, тайны из неё не делали, напротив: чем больше вампиров могли об этом узнать, тем больше была вероятность, что кто-то знает об этом нечто могущее быть полезным. Найденные записи принадлежали некой исследовательнице-алхимичке, не успевшей завершить эксперимент. Керт и Фелиция, которая изучала алхимию, принялись собирать указанные в свитке ингредиенты. Кажется, среди оных фигурировали слёзы девственника, а также им надлежало побыть сначала соперниками (и они сыграли в кости), затем подружиться...
Недда призвала всех присутствующих вампиров почтить Карменту в её святилище. Я в числе первых направился туда: обращения к богине пока не перестали волновать и вдохновлять меня. Ещё совсем недавно я и не подозревал о том, что античные божества на самом деле существуют. И, признаться, после обращения в вампира мне не хватало торжественной церковной атмосферы, хоть я никогда и не был набожным человеком. Жрица напомнила, что в святилище нельзя входить в кожаной и меховой одежде, и я оставил сапоги за порогом, а Гирландайо пришлось снимать свою меховую накидку. И пусть у меня не было с собой даров, чтобы порадовать Карменту, и просить было не о чем, - я, как всякий раз, мысленно благодарил её за то, что она никогда не отворачивалась от тех, кто продолжал жить после смерти.
Говорили, что в эту ночь подобает исполнить волю Карменты и провести в святилище добровольное обращение нового вампира. Однако Виталь Бьянки, секретарь Гауденцы, что исполнял перед смертными роль "дневного" главы Гильдии врачей и аптекарей, но давно желал обрести бессмертие, был обращён своей матроной за пределами святилища. Гауденца не сразу сказала, кого она обратила, и я, услышав разговор о пополнении, спросил:
- Кого можно поздравить?
- Поздравьте меня, - отвечала она с улыбкой. - Не ошибётесь.
Виталь был представлен Карменте, но всё уже условие ритуала не было исполнено. И ещё кое-что омрачало вечер: Недда сообщила, что некто похитил половину ритуала на древней глиняной табличке, который позволял разорвать кровные узы между патроном и его обращённым. Без второй половины ритуал был недейственным, отчего у меня было три версии мотивации вора: либо он не знал, что попало к нему в руки, и рано или поздно реликвия всплывёт, когда он попытается её продать; либо знал, а значит, вернётся за второй половиной, и Недде, хранившей её, следует быть начеку, - зато рано или поздно она сможет схватить его за руку; либо вор намеревался уничтожить ритуал, дабы к нему никто и никогда не смог обратиться. Я предложил осмотреть картины: порой документы прячут за массивными рамами - почему бы не спрятать там же кусок глины?..
Также мы с Кертом, расспрашивая об особенностях ритуала, узнали от Недды, что для его проведения требуется добровольное присутствие обоих: и патрона, и обращённого. Я удивился:
- Но ведь в таком случае патрону, уставшему от ответственности за потомка, будет куда как проще от него избавиться, нежели потомку - избавиться от патрона, который дурно с ним обращается. Ведь патрон может не захотеть его отпускать - и в таких случаях так чаще всего и бывает.
Впрочем, я тут же предположил, что если потомок пожалуется Совету на жестокое и несправедливое обращение, Совет может своим решением присудить его патрона к участию в ритуале и таким образом... хм, вынудить к добровольности.
Джулиано заявил, что сможет окончить мой портрет прямо сейчас, и я сел поудобнее, чтобы позировать ему. Он встал перед мольбертом и взялся за кисть, как вдруг к нему подбежала его сестра Джулия и обняла его со спины - похоже, она до сих пор побаивалась вампиров.
- Вы всегда работаете сообща? - полюбопытствовал я.
- Да, она меня вдохновляет, - ответил Джулиано.
- Я понимаю. Помнится, однажды я был так вдохновлён, что написал музыку прямо на спине одной прекрасной дамы...
- Расскажите!
- Собственно, это вся история и есть. У меня были чернильница, перо... и дама. Позже ноты пришлось копировать.
- Это была смертная дама?
- Да, - но я уже не помнил её имени, хотя прекрасно помнил созданное тогда произведение.
- У вас, должно быть, уже не раз это спрашивали, но... скажите, как видит мир композитор? Иначе, нежели художник?
- Боюсь, я не скажу ничего оригинального... Да, мир звучит, как бы банально это ни звучало, простите за каламбур, - и он полон гармонии. Я могу найти вдохновение во всём: в шуме воды и ветра... Порой мне кажется, что даже отдельные цвета и краски имеют своё звучание.
Слуги сообщили, что ко мне пришёл посыльный, но я просил его подождать: работа над портретом не могла быть прервана, и мне не терпелось увидеть результат. И результат превзошёл даже мои самые смелые ожидания!..
- Это прекрасно, - признался я, любуясь портретом, на котором Джулиано изобразил меня в окружении горящих свечей. - В этом образе есть некая изящная, благородная небрежность, и есть вдохновение... меня давно так не рисовали. Вы получите свою серенаду, но примите также в подарок...
И я протянул ему нитку жемчуга и коробочку с пигментом для живописи; Джулиано благодарил и кланялся. Нет, я не разбирался в алхимии, но когда встречал купцов, торгующих пигментами, порой приобретал что-то редкое, дабы поддерживать живописцев, - ведь пигменты стоили очень дорого. Мне будет жаль расставаться с таким портретом, и я подумал, что, пожалуй, чуть позже закажу у Джулиано портрет и для своей коллекции. Приятно было, что и другие гости оценили по достоинству и красоту портрета, и мастерство Джулиано, которому уже впору было из подмастерья становиться мастером - я бы охотно называл его маэстро.
Но пора было увидеться с посыльным. Я спросил слуг, где могу его увидеть, и вышел в прихожую, поскольку дальше посыльных не пускали. Смертный, которого я увидел, передал мне записку и небольшой флакон, и, получив монетку, спешно откланялся. Флакон оказался дорогим подарком: ярлык на нём гласил, что это кровь дитя. Я вышел на свет и развернул письмо. Оно гласило (зачёркивания и орфография сохранены):
"Дорогой Любезный Прекраснейший мой Антонио!
Твоя музыка - это свет озаривший мою душу.
Моя любовь к тебе не ведает границ!
Прими же от меня этот скромный дар.
Твой тайный поклонник".
- Какой взволнованный почерк!.. - восхитился я. Автор письма так спешил или же был так вдохновлён, что даже не переписал письма на чистовик. - И он не подписался. Какая жалость! Неужели он думает, что я узнаю его по почерку?..
Я нередко готов ответить на искренние чувства, и то, что я не знал и даже не догадывался, кому именно ответить, разбивало мне сердце. Зато я мог сполна насладиться подарком: я открыл флакон и приложил его к губам, смакуя первый глоток.
- И вы так просто выпьете кровь, присланную неизвестно кем?.. - спрашивали меня. - А если вас отравят?
- Зачем моему поклоннику меня травить? - удивился я.
Дамы стояли от меня на некотором отдалении и внимательно наблюдали, говоря друг другу, что нужно немного подождать. Портили такой романтический момент! Во вкусе крови я не заметил ничего необычного; в конце концов, добавить в такой изысканный деликатес нечто чужеродное было бы непросто. Ни с чем не сравнимое наслаждение!..
- Да простит меня хозяйка, но даже здешние запасы не сравнятся со свежей детской кровью... Невинность в каждом глотке...
Может, и не стоило наслаждаться прилюдно, поскольку Арианна это заметила (трудно было бы не заметить) и попросила попробовать один глоток. Как я мог отказать даме?.. Я протянул ей флакон, и мне показалось, что одним глотком она осушила его наполовину, - но, должно быть, только показалось, ведь всякому вампиру будет жаль и капли этой драгоценной жидкости. Но невежливо быть жадным. И всё же как было грустно, когда флакон опустел...
- Всё прекрасное мимолётно, - вздохнул я. - И всё же, кто этот неизвестный поклонник? Почему он молчит? Стесняется? Может, он ждёт знака?.. Нужно подать ему знак!.. Точно: я посвящу ему... серенаду!
После выпитой крови меня переполняло вдохновение, тёплое и лёгкое. Я словно помолодел - хотя, казалось бы, дальше уже некуда, ведь я и так вечно молод. Я бережно свернул письмо и спрятал его за воротом, у сердца, но время от времени доставал и перечитывал. Мне казалось, я был уже влюблён в автора этих строк. Я сел за стол, думая о том, куда бы это вдохновение выплеснуть, когда передо мной возник Джулиано:
- Не хочу показаться навязчивым, но скоро ли будет окончена моя серенада?..
- Да! Сейчас как раз я её закончу, - обрадовался я. - Дайте мне кто-нибудь небольшой лист бумаги...
Была некая ирония судьбы в том, что серенада, которую я начал писать, наскоро расчертив лист карандашом, предназначалась незнакомой мне девушке - не то Октавии, не то Оливии. Но это не умаляло полёта вдохновения - это лишь означало, что когда я буду писать серенаду для своего неизвестного возлюбленного, я должен буду превзойти самого себя. Не прошло много времени, как я протянул лист Джулиано:
- Вот ваша серенада. Я хочу попросить музыкантов хозяйки сыграть её, чтобы услышать, как она звучит в достойном исполнении.
- Спасибо! Я спою её этой же ночью!
- Я запрещаю вам ходить куда-либо по ночам, - заявил Микеланджело. - По ночам нужно спать, чтобы днём работать.
- Но если отказывать себе в радостях плоти и духа, работа станет менее продуктивной, - заступился я за подмастерьев.
- Хочешь, я спою её вместо тебя? - предложила Джулия. - Ты же пел для моего Рикардо, и он ничего не заподозрил. Голоса у нас похожи.
- А если она захочет, чтобы я поднялся к ней?!..
Я верил, что Джулия справится с Октавией (или Оливией?..) и в таком случае, но дожидаться окончания обсуждения не стал - отправился говорить с главным музыкантом приглашённого Франческой оркестра. Они весь вечер и всю ночь играли без устали, исполняя лучшие произведения современных композиторов, - хотя мне порядочно не хватало танцев; я видел, как Амадео показывал Микеланджело танцевальные движения, и у того даже вполне сносно получалось их повторять, - но общих танцев не объявлялось.
Немного времени потребовалось, чтобы раздать музыкантам копии моих нот. Я дирижировал, Джулиано слушал, - жаль, что в этот момент в зале почти не оставалось гостей, но главной для меня всё же была оценка заказчика. И Джулиано, похоже, был под впечатлением, - да, мне, подобно Фаэтону, не удалось удержать колесницу вдохновения в узде, и произведение получилось несколько более масштабным и монументальным, нежели простая серенада. Это была, не побоюсь этого слова, ода страсти торжествующей, что бывает порой и разрушительной.
- Мне кажется, я вижу пылающий Рим, - воскликнул Джулиано.
Когда музыка была окончена и музыканты опустили инструменты, я спросил его с нетерпением:
- Вам понравилось? Похоже, я немного... увлёкся и переборщил.
- Да, пожалуй, это ещё слабо сказано, но... мне понравилось! Надеюсь, я сумею это исполнить.
- Эти ноты вполне можно переложить для лютни... и, скажем, волынки, - предположил я.
Окончание вечера было отмечено тремя примечательными событиями. Во-первых, Гирландайо всё же обнаружил, что его картина испорчена, и был весьма рассержен, говоря, что если в этом повинен смертный, то он его убьёт, а если вампир - то будет мстить. И его можно было понять: фреску восстановить проще, холст же спасти гораздо труднее. Зная, что Лукреция не одобряет религиозную живопись, он потребовал, чтобы она поклялась именем Карменты, что не делала этого, - и та поклялась. Но не прошло много времени, как выдала своё отношение и Фелиция, и Гирландайо также спросил с неё клятву.
- Это несложно, - подбодрил её я. - Я тоже могу поклясться.
- От вас мне клятва не нужна, - возразил Гирландайо, расценив мои слова как попытку защитить Фелицию, а не наоборот.
Конечно, клясться она не стала, но я толком не расслышал её признания - таким тихим оно было. Зачем бояться признаваться в содеянном и стыдиться этого?.. Как говорил мой наставник - делая то, что считаешь правильным, не извиняйся, а то, что считаешь неправильным, просто не делай. Сделанным следует гордиться или хотя бы быть готовым нести за это ответственность.
- Такие картины похожи на иконы, - говорила Фелиция в своё оправдание.
Я никогда не видел греческих икон, но что-то мне подсказывало, что освящённые предметы культа, враждебного вампирам, всё же отличались от предметов искусства, которые могли использовать любой сюжет для выражения помыслов художника.
И Гирландайо, а ещё более него - Микеланджело были в ярости. Многие согласились с тем, что Фелицию отныне не станут принимать в знатных домах Флоренции, но Микеланджело зашёл ещё дальше, называя её животным и другими обидными словами. Фу, как грубо! Тот, кто оскорбляет других, и не важно, даму или мужчину, сородича или смертного, - прежде всего унижает себя самого, выдавая дурное воспитание.
Впрочем, чего я вовсе не ожидал - так это того, что Гирландайо нападёт на Фелицию с серебром, держа его сквозь плащ, - как я узнал позже, это был кубок, принесённый кем-то из смертных и стоявший на столе. Серьёзное преступление - бросаться на безоружного, да ещё с серебром, пронесённым в дом человеком с очевидностью без ведома хозяйки! Пусть кубком нельзя было ранить всерьёз, но оставленный им ожог я счёл бы даже оскорбительнее раны. Так что возмущение Фелиции было вполне объяснимо:
- Где это видано: вампир нападает на вампира с серебром! - вскричала она. - Что же будет дальше? Кресты? Святая вода? Осиновые колья? Костры инквизиции?..
- Почему бы не решить вопрос поединком?!.. - недоумевал я, и в конце концов противники пришли к той же идее, даже если и не услышали меня. Теперь оскорбление было нанесено обоюдно, и только фортуна посредством честного боя могла рассудить в подобных случаях.
Фелиция не была хорошим бойцом, потому Лукреция согласилась выступить за неё. Поединщики вышли во двор дома, и я последовал за ними, чтобы посмотреть. Из-за спин столпившихся зевак мне плохо было видно сражение, но я не мог не оценить, сколь яростно дрались двое вампиров, не уступая друг другу и не желая сдаваться, пока могли стоять на ногах.
- Разве это не прекрасное зрелище?.. - проговорил я.
- Что же в этом прекрасного? Это насилие, - откликнулся Микеланджело.
Похоже, Гирландайо вышел победителем, хоть и сам был серьёзно ранен. Требовалась помощь смертного - свежая кровь, и Микеланджело сказал, что ему не впервой. Однако Гирландайо велел ему помочь Лукреции, что было с его стороны благородно по отношению к даме и противнице, но... разумеется, Микеланджело был не рад, но вынужден подчиниться. Вот так мы, бессмертные, порой о том не задумываясь, злоупотребляем доброй волей преданных нам людей!.. Лукрецию держали двое, чтобы вовремя оттащить и не дать ненароком выпить человека досуха; к счастью, Микеланджело был человеком более чем крепким и после укуса остался на ногах. И Гирландайо, и Лукреция остались, надо полагать, удовлетворёнными.
Второе происшествие было более радостным: Керту и Фелиции удалось произвести алхимическое преображение и получить кристалл, похожий на серебряное перо, переливающееся всеми цветами радуги. Их поздравляли и восхищались. Но это была лишь часть замысла: на основе этого кристалла предполагалось создавать красящие пигменты, возможно - невиданные дотоле смертными. Похоже, дела Гильдии святого Луки отныне пойдут в гору.
К слову о делах гильдий: между делом было перехвачено письмо со следами пожара, которое указывало на то, что в поджоге склада с пигментами Гильдии врачей был замешан кондотьер Луиджи Замбони, некогда, если мне не изменяет память, побеждённый в поединке Франческой. И если я правильно понял многоходовочку, - злоумышленники сперва ограбили и подожгли склад, дабы скрыть следы ограбления, затем продали ворованные пигменты Гильдии святого Луки, а после ограбили вторично принадлежавший этой гильдии торговый караван. Сделано всё это было, по всей видимости, с целью рассорить гильдии, в надежде, что первая обвинит вторую в поджоге, а вторая первую - в нападении на караван. Теперь же случилось событие историческое: гильдии заключили перемирие, точнее - временный союз (ибо и не враждовали официально), - дабы объединить усилия против общего врага.
Происшествие же третье заключалось в том, что, согласно воле Карменты, всё же следовало обратить нового вампира в святилище, - вот только и Микеланджело, и присутствовавшие трое подмастерьев не горели желанием обрести бессмертие. Тогда Арианна сказала, что с ней есть девушка, которая подойдёт для этой цели. Ту, кого она привела, была совсем ещё девочкой, робкой и смущённой, в накинутом на голову платке, - но страха в ней не было, и это было главным. Девочка и Арианна вошли в святилище, прочие остались снаружи, в дверях. Таинство обращения не требовало лишних глаз. Первый вдох новообращённой, очнувшейся из небытия, и так сказал обо всём.
- Я жива!.. - и шок перерождения выразился тем, что девочка от души ударила кулаком стену святилища, почти пробив камень, так что оно сотряслось до основания. - Всегда мечтала это сделать!..
- Пойдём, пойдём, солнышко, - Арианна пыталась её увести. - Покушаешь, и спать.
- Мама, не обзывайся!..
- А ведь вампира и вправду не стоит называть "солнышком", - признали мы с Кертом.
- Кажется, совсем недавно и я был на её месте... - вздохнул я, вспоминая. - Только, конечно, в другом святилище.
Наконец, вторая половина глиняной таблички также нашлась, и позже я узнал, что Керт и Арианна воспользовались ритуалом, и отныне он был свободен от своей матроны. Если они были в тягость друг другу, то можно было их только поздравить, - тем паче что Арианне теперь хватит забот с новой питомицей.
- Кажется, нам пора найти кого-то, кто пьёт пиво, - сказала Керту Арианна, и ей тут же подвернулся под руку Джулиано.
Я даже слегка позавидовал, когда она его укусила, а он был вовсе не против. От эйфории после укуса его развезло даже на удивление сильно, он повис на Арианне, хватаясь за наиболее выдающиеся места, - быть может, он просто хотел удержаться на ногах, но Арианна истолковала это по-своему, и она утащила его в святилище. Или он - её?.. Так или иначе, любовь - тоже способ порадовать Карменту пред её алтарём, не приемлющим мёртвых жертв.
Так ночь незаметно приблизилась к концу. Хозяйка милостиво позволила неместным гостям при желании провести день в её доме, чем я был не против воспользоваться; остальным пора было уезжать, дабы успеть вернуться домой. Помнится, Керт любил рисковать, прибывая в новый для него город и не зная заранее, где укроется от дневного светила, - и при нашей первой встрече я поспособствовал тому, чтобы он нашёл себе кров; но я и сам, бывало, забывал позаботиться об убежище, или забывал о времени, - не знаю, сколько времени должно пройти, чтобы я вполне привык быть вампиром. Полвека, век?.. Время летело так быстро, и хрупкость смертных ощущалась особенно остро. Как они спешили жить, создавать, оставить свой след... не потерял ли я больше, чем обрёл? - Кто знает, но вечность впереди - всё же вдохновляет. Бесконечно вдохновляет.

БлагодарностиПриятно побыть, хоть и на полшишечки, нарциссичным персонажем, который знает, что он прекрасен Я, конечно, не могу такое играть без некоторой комичности, но всё равно приятно - мало у меня таких типажей.
Спасибо Сирше за кусочек мира и нетривиальных исторических реалий, пусть и в художественной интерпретации! Люблю Ренессанс и virtu Получилось лампово и атмосферно. Танцев действительно не хватало (в смысле не только Антонио, но и мне)), но - и со всеми взаимодействиями вокруг живописи было нескучно.
Спасибо Мориэль за деятельного и любознательного Керта, будущее знамя крестьянских революций! С ним всегда было о чём поговорить, обсудить происходящее и обменяться комментариями, и в лице Антонио он всегда найдёт друга и сможет рассчитывать на поддержку - видимо, противоположности притягиваются.
Спасибо Фане за Джулиано, за идею с серенадой (что это было, Dies Irae?..)) и за офигенский портрет! Отсканирую его в самое ближайшее время и буду неистово хвастаться.
Спасибо Лизе за хозяйку дома Франческу, поддержку творцов и бесконфликтность.
Спасибо Люции за Фелицию - всегда непросто играть против полигона, а этот огонь энтропии как другой стороны ренессансной пассионарности был прекрасен.
Спасибо Асмеле за Недду, мудрую и принимающую, истинное воплощение материнской фигуры, рядом с которой не было и шанса не уверовать в Карменту.
Спасибо Руш за Гауденцу, умную, витальную и умеющую брать всё от жизни после смерти.
Спасибо Андреасу за Амадео, красивого и трагичного.
Спасибо Орке за Арианну, рачительную хозяйку гильдии, которая никогда не упустит ни выгоды, ни удовольствия.
Спасибо Ортхильде за Лукрецию, сильную и сознающую свою силу, не уступающую никому, и за рисунки. В мире людей всегда правят мужчины, но в мире вампиров, похоже, однозначно правят женщины
Спасибо Векше за Гирландайо, непредсказуемого гения, для которого искусство превыше всего - и своей, и чужой жизни. Отличный образ в духе Ренессанса!
Спасибо Ренджи за Микеланджело - именно таким я его всегда и представлял: большим и сильным человеком с ранимым сердцем, прямым и искренним, немного наивным. Рядом с вампирами необходимы такие... очень человеческие люди - получается шикарный контраст.
Спасибо Той за Виталя - хоть с ним почти не пересекался, но любовался всячески: тоже очень яркий образ, лёгкий-цветной-звенящий.
Спасибо Кано за Микеле, трудолюбивого и обаятельного подмастерье.
Спасибо Вороне за Джулию, чудесную авантюристку многих талантов, храбрую и неунывающую. И отдельное спасибо за картину с Фулгримом, я настолько вролился, что реально не признал аквилу Теперь я хочу это видеть, и здесь будет ваха-тэг для памяти!
Ящик крови и всех обратно

Послеигровое пожизнёвоеИгра закончилась, я переоделся в человека, немного порекламировал своих фей и дождался, кому можно упасть на хвост на обратный путь. Упал в результате на Мориэль и Люцию, и, кажется, даже запомнил со второго раза дорогу до Автозаводской и смогу попробовать повторить её самостоятельно. Уруру за компанию!
...Вот, всего неделя прошла (ну, плюс сутки)), умею же быстро писать отчёты, когда хочу.^^