Самайнская зарисовка ко дню Кризалиса (aka рождения) одного там ши(тм) должна была случиться ещё месяц назад... Вернее, она случилась - а записать я смог только сейчас. По возможности избегайте носить тексты в голове так долго: потом сложно вспоминать. Получился, кажется, не столько Самайн, сколько время между Самайном и Йолем. Сердце, вечность и коньки(с).
Как обычно - сомнительная художественная ценность, скачущее время, Неблагая ламповость.

704 слова, слэш с элементом R/NCДо затерявшегося в хитросплетении улочек входа на нужный трод они шли по городу - Клауд встретил Галата после каких-то неотложных учебных дел. Один опирался на трость - согласился обзавестись для прогулок в Осени: серпом или охотничьим рогом изогнутая рукоять, в стволе из чёрного клёна прячется клинок - на всякий случай. У другого - на отложном воротнике короткой куртки небрежно мерцала миниатюрная серебряная роза, словно брошенная рукой севильянки на тёмный пурпур тента перед боем быков. Дарить созданное чужими руками Клауд не хотел - и взялся сам, хотя ковать серебро - занятие, требующее столько терпения, что, казалось, он истратил весь отмеренный ему запас. Слишком много жара - и лепесток рассыплется, слишком мало - откажется податливо изгибаться. А лепестков - больше двух десятков.
Самайн - как нож в преддверии, в предсердии зимы. Если забудешь о холоде, привыкнув к теплу, - он не простит промашки и нанесёт удар, проберёт до костей, застревая в рёбрах. Клауд смотрел, как брызги солнца, которых нигде уже не оставалось под низким небом, шершаво расписанным углём и мелом, задержались на ресницах Галата на несколько долгих мгновений - и не мог их осуждать. Слушал, как звенит в остывающем воздухе беззвучной мелодией то, что всегда звенит между ним и Галатом - сколько бы лет ни прошло. Старый мост выгибался округло и глянцево, как раковина улитки, река зеленела под ним бархатной изнанкой - так последний дождь превращается в первый снег и тает рябью на поверхности дремлющих вод.
Почти ни души в предвечерний час - лишь на перекрёстке чей-то упрямый огонёк сигареты, и не ярче него - фонари. Клауд остановился на верху моста, оперся поясницей о чёрный чугун перил, привлёк Галата к себе - и волна свободного тёплого шарфа, лежащего между открытых лацканов, и волны волос, потемневших от влаги до черноты, скрыли от глаз ослеплённый позёмкой город. Такие волны движут луной - не наоборот; они сами себе берега и сами себе горизонт. Самайн пахнет белой полынью и гелиотропом, и сквозь тишину между вдохом и выдохом Клауд прошептал:
- Я соскучился.
- За сутки?
- Раньше. За каждый удар сердца без тебя - хочу отплатить двумя с тобой.
Так легко согреть поцелуем прохладные губы, укрывая от ветра, которым простуженно дышит река. А как иначе, если всё терпение - ушло в серебро, как в сплав?.. И чёрт разберёт: то ли замирает сердце и колотится душа, то ли ровно наоборот. Ни выдоха, ни вдоха.
А после - шагнуть из яви на трод, всегда - как надеть крапивную рубашку для одного рукава и одного крыла. Каменные арки сменились рваным кружевом обнажённых ветвей, сумрачность леса - предпраздничной суетой фригольда. Гости будут позже, а если понадобится - подождут, а пока - в покоях хозяина ему так удачно подвернулось на пути глубокое кресло, что сесть в него было проще, чем обойти. Того, кто привык довольствоваться малым и быть требовательным к себе, Клауд мог только беречь и баловать - и окружать красивыми и удобными вещами. А если требовалось - удобные вещи окружали Галата сами, не оставляя ни малейшего шанса забыть об отдыхе.
- Ты позволишь?..
- Позволю ли себе?.. Раз ты просишь, то - да.
Быть может, это непросто, - но, похоже, Галат в самом деле позволяет себе расслабиться. Клауд расшнуровывает высокие сапоги, освобождая его ноги, целует пальцы и изгибы стоп, тонкую кожу щиколоток. Ремень и брюки отправляются следом за сапогами, поцелуи следуют вверх по ногам - а Клауд опускает голову только ниже, поскольку ноги Галата уже устроил у себя на плечах. На столике рядом с креслом - тоже, конечно, случайно - оказывается бокал вина: смочить губы, обожжённые слишком жарким дыханием. Здесь - не кузница. Здесь можно - слишком.
- Я ведь был достаточно пугающим сегодня и заслужил сладкое?..
Губы Клауда трогает улыбка, верная спутница всякой нежности, прежде чем он, осыпав поцелуями раскрытые бёдра, проводит языком между ягодиц - и более не отвлекается от этого занятия. Закрыв глаза. Увлечённо. Глубоко и страстно. Лаская Галата ладонью - и чувствуя в один момент, как поверх его пальцев сжимаются пальцы с гладкими гранями колец.
И эти пальцы, и напряжённый живот, и грудь он также вылизывает дочиста, довольно жмурясь. Дотягивается до бокала, который Галат почему-то ещё не осушил, и смакует букет, которого никакому виноделу не повторить.
- Когда я говорил, что мне нужно переодеться и привести себя в порядок, я немного не это имел в виду, - заметил Галат севшим голосом.
- И кто, взглянув на тебя, скажет, что ты не в порядке?..
А к концу долгой ночи приходит туман - и запутавшийся в нём лунный свет можно потрогать рукой. Клауд выходит на порог и вдыхает острую, налитую холодом тишину - и она на вкус как серебро.

А Беркана тут на днях обнаружила в группе химкинского Чумодана картину явно с той Чёрной рекой, на которой Чёрная Мельница. Окрестности фригольда - вот как из моей головы. И даже вороны присутствуют - и, как им и положено, мерещатся тоже: можно насчитать семь, а можно, если считать каждое чёрное пятно, - хоть десяток.

И даже по деньгам подъёмно, но мне картину некуда и незачем, не предназначены для такого наши интерьеры. Так что просто сохраню в качестве зимней иллюстрации.