Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Прошла игра по Конгрегации - первому набору Академии святого Макаренко Макария. И было это даже лучше, чем я ожидал, - лампово и при этом насыщенно.
Накануне игры я был слишком оптимистичен, полагая, что управлюсь с правочками к четырём-пяти и заведу будильник на восемь. В результате в восьмом часу я только лёг, сильно не сразу смог заснуть, и часа через полтора Птахе, ехавшей на другую игру, удалось меня растолкать. Прочее доигровоеК счастью, долгих сборов не требовалось - белая рубашка да ботинки, букет колдстилов и пенка для тренировки, и вперёд. Несмотря на погоду - после очередного снегопада, растаявшего слякотью, - маршрутка от ВДНХ домчала меня с ветерком, но я всё равно опоздал: добрался одновременно с Ортхильдой, ехавшей на такси. Мы были последними и уже после парада. Из-за этого было решено, что Брандольф стартует из карцера, что весьма ему подходило.
Когда игра была только заявлена, я, конечно, хотел податься оборотнем - "я всего лишь пёс господень, я встаю на все четыре"(с), вот это всё. Оборотня мне не пропустили, так что я просто дал мальчишке "волчье" имя (Брандольф - "огненный волк" или "меч волка" по разным вариантам перевода с древнегерманского). Получился типичный беспризорник, в какой-то степени Сюэ Ян на минималках - родителей не помнил, воровал, дрался насмерть за еду, видел некоторый ж(изненный)опыт. В возрасте примерно 12 лет его поймали светские власти в Регенсбурге и, вероятно, отрубили бы руку, но Конгрегация подсуетилась и забрала волчонка в Академию. Дальше о персонаже?А где крыша над головой и кормят, там и хорошо. В Академии Брандольф с охотой работал (в его картине мира задарма не жрут, да и сидеть без дела он не привык), полезные знания впитывал, бесполезные пропускал мимо ушей, но, как известно, можно вытащить мальчика с улицы, но нельзя вытащить улицу из мальчика. Поэтому он матом не ругался, а разговаривал, так что я оторвался на мытье посуды
И бил лица тем, кто пытался над ним насмехаться или смотреть свысока. Боли не боялся, к холоду тоже привык - выпорют так выпорют, карцер так карцер, всё это не повод притворяться святошей.
Перед игрой я получил мастерский вопрос, мог ли Брандольф кого-то убить уже в стенах Академии. Да, теоретически мог бы: если этот кто-то полез бы на него всерьёз, с намерением его самого убить или трахнуть, - Брандольфу не чужд принцип "или я его, или он меня", и в его жизни такие убийства наверняка уже были. А вот втихую удавить подушкой... нет, для него - не по понятиям, иначе это был бы совсем другой типаж. Когда противник сильнее его - для Брандольфа это повод стать сильнее самому, а не бить в спину. Впрочем, и драться непосредственно на игре ему было особо не с кем: по логике мира, в Академии все ученики должны были быть сплошь такими же, как он, малолетними преступниками, за редким исключением. Но я заранее понимал, что играть такое мало кто любит, посему большинство воспитанников получились вполне интеллигентными,чисто Облачные глубины, и игра - более плюшевой, нежели канон. Но, знаете... это тот случай, когда так даже лучше. Мне неизменно чужд принцип Поповой, проходящий красной нитью как через отношение её главгероя к людям, так и через отношение его воспитателей к нему самому: "быдло надо п#@дить, чтобы из него получился человек". Уж лучше ламповость, чем верибельно и реалистично поиграть в стаю грызущихся зверят, которых пытаются сломать физически и морально более сильные взрослые, под лозунгом "это для твоего же блага и спасения души".
О том, что будет, когда он выучится, Брандольф пока особо не задумывается. Сейчас его мнение таково: Академия мне нужна, чтобы стать сильнее, научиться лучше драться, выбираться из ловушек, разбираться в людях и нелюдях, в ядах и оружии. Поэтому сбегать пока рано. А вот перед выпуском - можно будет и сбежать, применив к тому все полученные навыки. Клейма на шкуру Брандольф не хочет, методы Конгрегации ему претят. Это Курт Гессе может наслаждаться превосходством над людьми, а Брандольфа от всеобщего страха и заискивания будет тошнить. И если до игры он ещё представлял, что выслеживать стригов и оборотней, колдунов и ведьм может быть увлекательно, то, услышав на игре от лекаря о пытках, твёрдо решил, что заниматься такой мерзостью не будет. Конечно, он догадывается, что сейчас-то наставники стоят на позиции "вас здесь никто не держит, не будете учиться - вернём откуда взяли", а на самом деле просто так уйти не дадут и будут охотиться, - но... мир большой, и даже христианским миром не ограничивается. Может, и получится однажды в этом мире затеряться.
Брандольф Кляйн. Отчёт отперсонажный. Ворнинг: многоматерно! местами богохульно!Этой ночью долго не выходило согреться и заснуть. Приходили в полудрёме воспоминания об оставшейся в прошлом жизни, невнятных голосах и лицах из толпы, летящих в меня камнях и льющихся из окон помоях. Проснулся ещё засветло - разбудили возня и пыхтение. Не без труда разлепив глаза, я разглядел в полумраке Эмиля и Теодора, которые катались по полу, пытаясь достать друг друга кулаками. Рыкнул, чтоб не мешали спать, и... проснулся.
Келья была залита полуденным светом, соседние койки - аккуратно застелены. Похоже, я проспал всё на свете, начиная с завтрака, и ни одна сволочь не удосужилась разбудить. Подскочив, я потянулся за своей одеждой, которая должна была быть сложена возле койки, - но её на месте не было. Зверея всё больше, я огляделся и заметил край штанины, торчащий из щели между дверью и косяком. Толкнул дверь - она не поддалась. Суки! Мало того, что не разбудили и раскидали одежду, так ещё и заперли! Выйду - убью! Но, дабы не поднимать шум в одних подштанниках, я решил сперва одеться и потянул штанину на себя. И, стоило мне к ней прикоснуться, как за спиной раздался вопль - словно кого-то резали. Я аж вздрогнул от неожиданности: был ведь уверен, что в келье кроме меня не было ни души! И... проснулся.
Проснулся в карцере, где и засыпал, - от холода. Тьфу ты, пропасть! Ненавижу сны во сне, так и кажется, что завязнешь в них насовсем и никогда не проснёшься. Где-то поблизости, в тёмном углу, шуршали крысы, а звук отчаянного крика всё ещё стоял эхом в ушах. Судя по голосу, кричал Ульрих. Приснилось, или в самом деле услышал?.. Не подумайте, будто я за него тревожился, но всё же паршиво было, что все - там, а я - здесь. Интересно, как долго до подъёма? Сверху уже доносились голоса - значит, завтрак уже готовили. Нужно было согреться, а заодно скоротать время, да и обрывки муторных снов вытряхнуть из головы. И я начал отжиматься.
На верху лестницы послышались неторопливые шаги - стук щёгольских сапог: монахи семенят бесшумно, а приближение мессира Сфорцы ни с чем не спутаешь.
- Доброго утречка! - отозвался я, усаживаясь на полу. Мог бы продолжать своё занятие, но вышло бы слишком похожим на показное рвение.
- Можете быть свободны, - Сфорца отпер дверь карцера. - Выходите и присоединяйтесь к вашим товарищам. И не такое уж оно и доброе.
- Отчего же не доброе? - возразил я. - Вы про меня не забыли - уже хорошо. Завтрак готов - тоже хорошо...
Я поднялся в коридор перед столовой, где уже соблазнительно пахло съестным и топтались сонные воспитанники. Прислонился к столбику лестницы, рассматривая однокашников - все целы, и Ульрих тоже. И сердиться-то не на кого, потому как никто меня в келье не запирал.
- И спалось вам тоже хорошо? - полюбопытствовал Сфорца.
- Вашими молитвами! - бодро откликнулся я. - То есть паршиво. Холодно, знаете ли.
- Чтобы не было холодно, можно выполнять физические упражнения, например отжимания... - включил зануду кардинал, приближаясь ко мне размеренным, под стать речам, шагом.
- Так я как раз отжимался, когда вы пришли! - подхватил я, не дав ему договорить. - Видите, от меня аж пар валит.
- Похвально, - оценил Сфорца. Я в самом деле неплохо разогрелся, так что он и при желании не смог бы уличить меня во лжи.
- А что, так можно было?.. - удивился Эмиль. - Когда хотят заставить отжиматься - сказать, что ты уже?..
- Ага, пятьдесят раз, - хмыкнул кто-то из толпы.
- Так я не считал! - пожал плечами я. - Я считать не умею.
- А как тебя зовут, напомни?.. - Эмиль уставился на меня заинтересованно.
- Брандольф меня зовут. Я тебя вроде по голове не бил...
Ждали, пока спустятся опаздывающие. И почему бы не оставить их вовсе без завтрака?..
- Может, они не так уж и хотят завтракать? - робко предположил Франц.
- Если у кого-то нет завтрака, значит, у кого-то их два, - предложил я идею.
Филипп чертыхнулся, но стоявший перед толпой отец Бенедикт услышал и строго сказал:
- Чтобы я этого больше не слышал!
- Но...
- Просто говори так, чтобы ему было не слышно, - подсказал я шёпотом, но в наступившей паузе все, разумеется, услышали меня и засмеялись.
- Дьяволу не слышно, конечно же, - уточнил я как ни в чём не бывало.
- Дьявол услышит вас всегда и везде, - наставительно возразил отец Бенедикт.
- Вот чёрт, - сокрушённо прокомментировал я.
Не прошло много времени, как Эмиль завопил:
- Там крыса!
- Ну крыса и крыса, - пожал плечами я. - В подвале полно крыс.
- В подвале пусть будут, но я не хочу видеть их прямо здесь!
Я проследил за направлением его взгляда и указующего перста. На плече Дитера сидел бурый крысёныш и с любопытством принюхивался к окружающим.
- Он ручной! - защищался Дитер, прикрывая крысёныша ладонью.
- Чтобы я этого здесь больше не видел! - вынес вердикт мессир Сфорца.
- Один не должен слышать, другой не должен видеть... задача усложняется! - заметил я.
- Кто-то третий не должен говорить, - добавил кто-то ещё.
Дитер отступил в глубину коридора и принялся копаться с завязками рубашки, чтобы запихнуть крысу за пазуху и устроить её там с должными удобствами.
- Суй-в-шта-ны! Суй-в-шта-ны! - начал скандировать я, хлопая в ладоши.
- И желательно - не в свои, - добавил Филипп.
- А ты сечёшь, - порадовался я.
В конце концов терпение старших лопнуло, и они отправили Юргена наверх, поторопить кого-то, кого недоставало. Юрген застрял. Послали Эмиля.
- Вы же понимаете, что они так и будут пропадать по одному?.. - заметил я.
Сверху раздались какие-то странные, приглушённо-задушенные звуки, словно завязалась драка. Кардинал плюнул - не буквально, само собой - и пошагал наверх сам.
- А если и мессир Сфорца пропадёт?.. - с опаской предположил кто-то.
- Мессир не пропадёт, - с уверенностью возразил я. - Грядут пиздюли.
Первым спустился Юрген, как всегда очень спокойный.
- Что там, что там? - обступили мы его.
- Ничего хорошего, - сообщил он похоронным тоном.
- А именно? - уточнил я.
- Я не видел. Я заключил по выражению лица мессира Сфорцы.
- Ничего себе ты умеешь по лицам читать! - восхитился я. - Одна бровь мессира приподнята - пиздец, две брови приподняты - полный пиздец...
- А если три? - подхватил Теодор.
- А если три - вызывайте экзорциста! - заржал я.
Но мы недолго пребывали в неведении, поскольку следом за Юргеном по лестнице скатился Эмиль с расширившимися глазами, как ошпаренная кошка.
- Там труп там труп там труп там труп!..
- Ты что, трупов не видел, что ли?.. - досадливо поморщился я. - Чей труп, где?
- Да тот... бродяга-доходяга... С подушкой на лице лежал... - Эмиль не помнил имена, но я догадался, кого он имел в виду. Я сталкивался с Рихардом ещё в Нюрнберге, а здесь, в Академии, мы частенько дрались, поскольку он задирал кого ни попадя. У жертв его неуёмного нрава были причины его не любить, но чтобы вот так, задушить подушкой?..
Спустился Сфорца и призвал галдящую толпу к порядку. Неприятная новость не испортила той радости, когда нам наконец-то позволили пройти в столовую, и только одну мысль по поводу смерти Рихарда подсказывал голодный желудок: нам больше достанется.
- Возьмите стулья себе и своим товарищам и садитесь за стол!
- Я один стул возьму, - решил я. - Для своей жопы.
- Брандольф!.. - возмутился Сфорца.
- Хорошо, только ради вас возьму для двух жоп.
- Получишь наряд по кухне перед обедом!
- Так я же не против!.. И не меня наказываете, между прочим: в кашу-то плюну я.
Я взял тарелку поглубже, ложку побольше и сел за стол. Ароматный постный суп из капусты, толстый ломоть хлеба, пареная репа и не успевший остыть в кувшине компот - что может быть лучше?.. Начали жрать даже без утренней молитвы - отец Бенедикт с братьями были слишком заняты образовавшимся покойником. Правда, ни ректору, ни мессиру Сфорца ничто не помешало встать у нас над душой в середине обеда.
- Вы, должно быть, ещё не до конца понимаете это, но сегодня один из ваших товарищей был убит... И это значит, что его убийца сейчас находится среди вас.
- А может, он это... всё-таки сам?.. - предположил Франц.
- Ага, случайно упал на нож десять раз, - фыркнул я.
- Тот, кто совершил это, может сознаться и облегчить душу, на которую он взял страшный грех, - тем временем продолжал отец Бенедикт. - Если же кому-то известно о случившемся, пусть также сообщит об этом...
- Ну, всё ясно: кто первым побежит на исповедь - либо убийца, либо стукач, - резюмировал я.
- Напрасно вы шутите, - заметил Сфорца. - Следующей жертвой можете оказаться вы сами.
- Обижаете, - возразил я. - Я не окажусь, я чутко сплю. Думаете, меня эдак убить ни разу не пытались? Однако я до сих пор жив.
- Не стоит переоценивать свои силы. Убить человека очень легко.
- Вот в вас я верю, у вас получится, - Сфорца говорил со знанием дела, и это всегда вызывало во мне уважение. - А у этих... не-а.
- Вот выучитесь - и у каждого из вас тоже будет получаться, - пообещал он.
- О, я понял, зачем нас всех тут держат! - обрадовался я. - Чтобы в конце остался один сильнейший!.. Буду теперь всегда ночевать в карцере.
Главной темой для болтовни за завтраком был, конечно, вопрос, кто мог убить Рихарда, и что слышали или видели те, кто спал с ним в одной келье. Оказалось, что не мне одному плохо спалось и снились дурные сны, - но при этом убийцу никто не заметил.
- Мне казалось, что кто-то кричал, - сказал я. - Как будто бы Ульрих. Но, может, показалось.
- Да, Ульрих кричал, - подтвердил Франц.
- Значит, не показалось...
Я даже удивился, что звук достиг моих ушей в подвале, сквозь два потолка. Может, всё дело в шахтах внутри стен для обогрева и вентиляции?..
- А ты чего орал-то? - стали расспрашивать Ульриха со всех сторон, но тот замялся и не хотел говорить, так что я заступился:
- Ну, херня какая-то приснилась, бывает.
- А давайте все по очереди скажем, как кого зовут? - предложил Эмиль. - А то я учусь с вами уже несколько месяцев, и так и не знаю всех имён...
- Надо же, снизошёл, - присвистнул я.
- Некоторые имена я, конечно, слышал, но не запомнил, а теперь постараюсь запомнить.
- Да я тоже не всех помню! - пожал плечами я. - Всё просто: Маляр, - я указал на Франца, - Девка, - на Дитриха, - Задохлик... - на Эдмунда, который после драки с Рихардом провёл ночь в лазарете.
Но ученики согласились и поочерёдно представились, и очередь дошла до меня. Эмиль уставился на меня с доброжелательным ожиданием.
- Я же тебе сегодня уже представлялся!
- Ну повтори ещё раз! - взмолился он.
- Ладно. Брандольф. В третий раз повторять не буду.
Но именно в тот момент, когда я заговорил, на другом конце стола кто-то зашумел.
- Я не расслышал!.. - в отчаянии воскликнул Эмиль.
- Всё, теперь пеняй на себя.
- Тогда ты будешь Трепло.
А он быстро учится!..
- Давайте и я представлюсь: Эмиль фон Люттвиц!
- Просто Фон, - резюмировал Филипп под всеобщий смех.
Да и Ульрих помаленьку учится шутить - хотя по-прежнему, непонятно зачем, лезет прислуживать.
- Тебе помочь? - спросил Ульрих у меня под боком, когда я зачерпывал суп.
- Ты это... мне? - уточнил я.
- Тебе.
- Так у меня, вроде, руки на месте, - заметил я. - Или ты хочешь помочь мне жрать? Ну ешь.
Покончив с супом, я пригляделся к стоявшей на другом конце стола тарелке:
- Что там, грибы?..
- Вроде грибы.
Я потянулся к тарелке и попытался подцепить её содержимое странной кривой ложкой, лежавшей на ней, но у меня толком ничего не вышло: из ложки всё скатывалось и вываливалось.
- Это, блядь, ложка вообще, или лекарский инструмент какой-то...
- Давай помогу, - вновь храбро предложил Ульрих, и я сдался:
- Ну, покажи класс.
Ульрих, словно это доставляло ему самому какое-то удовольствие, уверенно зачерпнул полную ложку и плюхнул в мою тарелку целую горку.
- Хватит, хватит... молодец! Добытчик! - похвалил я.
Вот только грибы на поверку оказались не совсем грибами. Я сунул в рот что-то круглое, наткнулся зубами на косточку, обсосал с неё сладкую шкурку и выплюнул.
- Я думал, это грибы, а это херня какая-то...
- Это сухофрукты, - пояснил повар, хлопотавший как раз у меня за спиной. - Из компота.
- Вот оно что...
Я привстал и заглянул в ещё один котелок. Там обнаружилась овсянка - ещё горячая, очень вкусная. С мочёными кусками фруктов есть её оказалось вдвойне удовольствием. Правда, добыть её для меня снова вызвался Ульрих.
- Ты чего подлизываешься? - беззлобно поинтересовался я. - Хочешь от меня чего?
Но Ульрих промолчал. По правую руку от меня ныл, как неудобно есть левой рукой, Эдмунд - правая у него была забинтована, а помочь ему никто не торопился. Я - в особенности.
- Тренируй левую руку, - посоветовал я.
- Особенно на наедайтесь, - пригрозил нам мессир Сфорца. - А то кабы на моём занятии вам не пришлось со съеденным расстаться.
- Мы что, будем закапывать труп?.. - спросил я. - Теперь мне даже интересно, удастся ли вам найти что-то, от чего меня бы стошнило.
- Сильное мышечное напряжение также может вызвать такую реакцию, - ответствовал Сфорца.
- Ну, я знаю, что у повешенных так бывает... вжух - и всё вываливается наружу, - заметил я и покосился на нашего барона: удалось ли нам с кардиналом испортить ему аппетит.
- Почти то же самое может и с вами произойти, - невозмутимо согласился Сфорца.
- В таком случае, наоборот, следует нажраться перед смертью, - постановил я, налегая на кашу.
Перейти с овсянки на пшёнку я уже не успел: Сфорца велел выходить из-за стола.
- А кто выйдет из кухни последним - будет мыть котлы!..
Я без спешки поднялся, запихнул в рот последнюю ложку каши, прихватил кусок хлеба и стакан компота, и проскочил в узком проходе, оттерев назад более мелкого Юргена.
- В следующий раз, когда я скажу, что у вас осталось пять минут, - доедайте заранее!
- Так доесть можно и потом, - заметил я, дожёвывая хлеб и запивая остатками компота. - Вы же сказали - выйти из-за стола, но не сказали не брать с собой посуду.
Вернув стакан на кухню, я отправился в келью за своим собственным - в карцер-то его захватить не дозволялось, - а заодно взглянуть, не изменилось ли чего за ночь.
- Жмурика уже убрали?.. - полюбопытствовал я, поднимаясь наверх. В келье, где раньше жил Рихард, уже ничто не напоминало о его существовании: там были лишь застеленные койки и бессловесный Ульрих, наводивший порядок.
Я спустился в коридор между лестницами и присоединился к компании учеников, сидевших и стоявших на ступеньках и на полу.
- Франц нарисовал мне женскую щиколотку! - с придыханием сообщил Эмиль, показывая маленький квадратный клочок пергамента. Рисунок изображал женскую (предположительно) ногу в туфельке, над туфелькой был намечен подол платья. Весьма живо и искусно, но...
- И что в ней такого? - удивился я.
- Ты не понимаешь! Это же самое главное - увидеть женскую щиколотку! Они их никогда не показывают!..
- Погоди... то есть, чтобы посмотреть на щиколотку, ты, как только видишь женщину, ложишься перед ней на землю и такой: "Наступи на меня"?..
- Фу, не-ет, - поморщился Эмиль.
- Если лечь на землю, можно не только щиколотку увидеть, - заметил Теодор.
- Ты сечёшь, - одобрил я. - Но почему бы не нарисовать что-то более интересное?..
- А может, он рисует по частям?
- Но эдак он нескоро доберётся до самого главного...
- Так в этом и интерес. Аттракцион "собери женщину"!
- Главное - не перепутать и не собрать в неправильном порядке.
- А ещё можно начать собирать... а это окажется мужик!
- Вот подстава! - ужаснулся я.
Эмиль только недоумённо хлопал глазами, и я уточнил:
- Ты что, серьёзно никогда голую девку не видел?..
- А как же купающиеся в озере селянки? - подхватил кто-то.
- Ну, крестьянки - это совсем не то! - с уверенностью отмахнулся Эмиль.
- Поверь мне, ножки у всех женщин совершенно одинаковые.
- И то, что между ножек, - тоже одинаковое, - добавил я.
- Да ну не-ет, - наш барон выглядел таким разочарованным, словно ребёнок, которому в рождественский мешочек для подаяний бросили гнилое яблоко. Но тут же переключился на другую тему:
- А что если Рихард станет призраком и будет мстить?
- Его дух вселится в подушку, которая будет приходить по ночам и душить! - сказал Теодор. - Чёрная подушка, одержимая местью!
- Вот отберут у нас подушки, - пригрозил я.
- А ещё одеяла, и вообще всё, чем можно душить...
- А мы на тренировку не опоздаем?.. - вспомнил Франц.
- Думаю, мы услышим, - заметил я.
И я был прав: почти сразу же снизу послышался зычный голос мессира Сфорца, собирающий всех в фехтовальный зал в подвале.
- Вспомни солнце - вот и лучик, - проворчал я, разминая плечи на ходу. Ворчал я для порядку: уроки кардинала мне нравились. По крайней мере, пока мы не дошли до шпаг, которые казались мне неудобной игрушкой аристократов.
Мы встали в круг в небольшом зале. Перед началом тренировки Сфорца вновь заговорил о том, как легко убить человека - весьма вовремя. Он раздал тренировочные ножи в мягких чехлах, затем вызвал вперёд Ульриха и стал на нём показывать смертельные удары: как бить в кадык или в глаза, как достать ножом до сердца между рёбер - и как сзади, под лопатку. Эмиль очень серьёзно следил за его движениями, старался повторять и спросил:
- А что делать, если нож соскользнёт по рёбрам?
- Если застрянет, то всё, нет у тебя больше ножа, - заметил я.
- Бей в живот, - посоветовал Филипп. - Раны в живот тоже очень скверные.
- Ты молодец, - похвалил Сфорца Эмиля и потрепал по голове. Вид у Эмиля сделался такой счастливый, словно его благословил Папа Римский.
- Вы же понимаете, что он больше не будет мыть голову?.. - сказал я.
После Сфорца продемонстрировал, как перехватывать руку с ножом, и велел разбиться на пары и отрабатывать удары и блоки. Я оказался в паре с Юргеном. Тот пару раз вяло замахнулся на меня ножом, позволяя с лёгкостью поймать его за запястье.
- Нет, так дело не пойдёт... давай быстрее!
Постепенно Юрген вошёл во вкус, почувствовал азарт и научился задевать меня ножом по руке, подставленной для защиты. Может, он и был мелким книжным червяком, но я чувствовал, что из него выйдет толк.
- Вот, другое дело! Молодец! - похвалил я. - У тебя неплохо получается. Теперь давай я.
Когда он научился отбивать мои удары, мы перешли к почти полноценному бою на ножах, кружа друг перед другом, делая выпады, стараясь увернуться и подловить, где противник откроется. И, похоже, не мы одни так же весело проводили время, так что мессиру Сфорца даже пришлось прикрикнуть на начинавшуюся драку. Я же не настолько увлекался - мне было любопытно не только потренироваться с Юргеном, но и посмотреть, как обращаются с ножом другие однокашники. Всегда полезно изучить боевые навыки не только врагов, но и друзей... ведь никогда не знаешь, когда они могут стать врагами.
- Ну что, устали? - поинтересовался мессир Сфорца, и в его голосе прорезалась такая юношески-самодовольная надежда.
- Даже не запыхался, - пожал плечами я.
Следующим приёмом Сфорца показал, как можно отобрать у противника любой клинок, если подобраться достаточно близко и схватиться за гарду, выламывая рукоять через большой палец (иногда вместе с самим пальцем и запястьем). Чем лучше гарда защищает руку, тем удобнее воспользоваться ей как рычагом: за всякое преимущество приходится платить уязвимостью. Для этого упражнения Сфорца раздал более длинные тренировочные кинжалы, и я с наслаждением повертел в руке доставшийся мне клинок, искривляющийся полумесяцем. Пары поменялись, но - я вновь оказался лицом к лицу с Юргеном. Любопытно, ученики не хотели иметь дела с ним - или со мной?..
- Я не понял, - признался Юрген, держа нож в руках.
- Сейчас покажу. Через большой палец вверх, вот так, - я медленно провернул рукоять, и Юрген сразу понял.
Мы несколько раз аккуратно изобразили приём с выворачиванием запястья друг на друге - одной рукой, поскольку для работы двумя руками требовалась бы гарда меча, - и я усложнил задачу: заставил Юргена пытаться перехватить кинжал в движении, не зная, куда именно я намерен нанести удар.
- Не так быстро!.. - растерялся он.
- Зачем ты машешь руками? Ты что, котёнок, который ловит верёвочку? Резче! Хватай мою руку, вот так!
У Юргена почти начало получаться, но Сфорца перешёл к очередному упражнению. Он продемонстрировал удар со спины и то, как от этого удара можно увернуться, почувствовав прикосновение клинка, - чтобы отделаться менее серьёзной раной и не позволить себя убить. Сфорца утверждал, что со временем наша интуиция позволит нам угадывать нападения сзади. Откроется третий глаз на жопе, не иначе... Теперь мне в пару достался Эдмунд. Он встал ко мне спиной, я взмахнул кинжалом - и он присел на корточки.
- Погоди, ты же не срать присаживаешься, - остановил его я. - Уворачивайся! Уходи плечом вперёд!
Пусть и не очень быстро, но нужное движение Эдмунд освоил. Затем попробовал уворачиваться я. Я даже приноровился, как, разворачиваясь под удар, можно достать нападающего в ответ где-нибудь снизу - да вот хотя бы и по яйцам. Сложнее стало, когда мы разнообразили упражнение и я не знал, с какой стороны атакует Эдмунд: главным было не развернуться аккурат навстречу удару и не подставиться. Так я довольно чувствительно напоролся на острие кинжала... если бы не защитный чехол, я бы сам себя убил по самонадеянности.
Когда мы вновь поменялись ролями, Эдмунд счёл за лучшее вовсе не поворачиваться ко мне спиной, и так я кружил вокруг него, стараясь зайти к нему за спину.
- Почему вы ничего не делаете? - окликнул нас Сфорца.
- Я пытаюсь обойти его со спины! - объяснил я.
Последним пунктом тренировки Сфорца выбрал кувырок. Он велел расстелить на каменном полу три толстых ковра, один поверх другого, и рассказал, что при помощи кувырка можно придать себе ускорение, сбегая из-под удара. Также оный пригодится, если падаешь или тебя швыряют - например, в тюремную камеру. Даже со связанными руками.
- Когда вы научитесь, я буду швырять вас постоянно, - пообещал Сфорца.
- И мы будем постоянно падать с лестниц, а вы каждый раз будете на верхней ступеньке?.. - предположил Эмиль.
А я представил, как по ночам кардинал будет вышвыривать нас из кроватей. С него станется! Хоть и рискованно: спросонок я могу и двинуть.
- Сейчас я покажу, что можно сделать, если у вас за спиной стоит человек с арбалетом...
И сам Сфорца кувыркнулся первым - оттолкнулся руками от ковров и буквально улетел в противоположный конец зала с лёгкостью мяча, которую сложно было от него ожидать. Вы когда-нибудь видели, чтобы кардинал кувыркался, как заправский циркач?.. А я теперь видел всё.
- На месте человека с арбалетом я бы поаплодировал, - искренне восхитился я.
- Ну, кто хочет попробовать?
- Я могу попробовать, - неуверенно ответил я. - Но вам придётся говорить мне, что делать.
Я опустился на корточки перед коврами, постарался опустить голову. Оставалось нырнуть вперёд... Но приземлиться на макушку - верный способ свернуть шею, а руки моего веса могут не выдержать. Значит, пока опираемся на плечо и перекатываемся через него. Для первого раза вышло довольно неуклюже, но если практиковаться... А ведь в детстве, когда был вдвое младше, чем теперь, такое получалось само собой!..
После меня попробовали все. Некоторые просто ложились и катились, как если бы хотели завернуться в ковёр; некоторые, как и я, кувыркались через плечо и валились куда-то вбок, высоко задирая сапоги и рискуя зашибить ими рядом стоящих и не увернувшихся вовремя. Когда упражнение было окончено и Сфорца продолжил разглагольствовать о важности кувырка на все случаи жизни, я задумчиво рассматривал ковры: они манили попытаться ещё раз. И я не отказал себе в этом удовольствии. Может, во второй раз и получилось чуть лучше, но пока я всё равно смеялся над самим собой. Нужно будет повторить на койке - матрас достаточно мягкий.
- Можно вопрос? - подал голос Эдмунд. - А призраки бывают?
- Об этом Конгрегации неизвестно, - ответил Сфорца. - Бывают стриги, оборотни и малефики. Малефики - это злые колдуны...
- А что, бывают добрые?.. - хмыкнул я.
- Имея дело с колдунами, главное - не смотреть им в глаза, иначе они могут вас околдовать.
- А нас, наоборот, учили смотреть в глаза противнику, - сказал Эмиль. - Видимо, они не знали про колдунов.
- Глядя в глаза, можно прочесть намерения противника, - ответил Сфорца. - Но и он в таком случае сможет прочитать ваши намерения, верно?..
- Лучше смотри на ноги, - посоветовал я. В ногах зарождается каждое движение, каждый выпад, и если рука может обмануть ложным маневром, то ноги всегда выдадут правду.
- К тому же, - продолжал Сфорца, - вы можете не отличить колдуна от обычного человека.
- Это что же, значит, теперь никому в глаза не смотреть?.. - растерялся Эмиль.
- Короче: будешь трахать ведьму - клади её на живот, - шепнул ему я.
Все засмеялись, а Эмиль вновь уставился непонимающе. И как нашему барону удалось сохранить невинность, словно он вырос в монастыре?..
- Лучше вообще не трахать ведьм, а только деревенских девок, - соученики быстро подхватили тему.
- А деревенские что, ведьмами не бывают? А как же знахарки?..
- Говорят, у ведьм хвостик есть, поросячий, - припомнил я.
- Даже в бордель не ходите без оружия, - наставительно сообщил Сфорца.
- То есть, нам можно будет выходить из Академии? И даже ходить в бордель?.. - сразу оживились ученики. - А где оружие прятать?..
Но тут Сфорца сообщил, что время урока подошло к концу и мы можем быть свободны. Мы взглянули на расписание уроков: из-за утреннего происшествия оно всё сдвинулось вперёд на полчаса, так что у нас ещё оставалось немного времени до следующего урока. Я устроился на диване, погладил собаку:
- Никчёмное ты животное... совсем как баронский сынок: глазища такие же бессмысленные, и никакой пользы, только жрёшь и спишь.
С учениками вышел поговорить отец Вильгельм, гостивший в Академии, - об убийстве, разумеется. Я тоже подошёл послушать и поделиться - тем, что ничего не знал.
- Как вы вообще к этому относитесь? - спросил он. - К тому, что произошло.
- Само убийство не удивляет, - я пожал плечами. - А вот способ... способ мерзкий.
Тогда отец Вильгельм стал расспрашивать, кто что видел и слышал, и я сказал, что ночевал в карцере.
- И за что же вас отправили в карцер?
- Как обычно, за драку.
- С кем?
- Да с покойничком нашим.
- По какому поводу была драка?
- Да он сам ко всем лезет... то есть лез. Цеплялся, гадости говорил всем подряд. Я сам ему эдак говорил иногда: ты зачем пристаёшь к тем, кто слабее тебя? Хочешь драки - приставай к тем, кто равен тебе по силам.
- А равный по силам - это кто?
- А это вот такие, как я: кто может за себя постоять и, если что, дать в морду.
- Разве у вас кто-то не может? Мне казалось, у вас здесь все такие.
- Некоторые не могут. Этот не может, - я ткнул в Ульриха. - И этот не может, - в Дитера. - Да и этот не особенно, - указал на Франца.
- Значит, этот Рихард много кому насолил?
- Да, пожалуй. Не самый приятный был тип, многие его не любили. Но чтобы вот так, подушкой... Не знаю, кто мог это сделать, подозрений у меня нет.
Для того, чтобы навалиться всем весом на подушку, много сил не надо, и даже пораненные руки тут не помеха. Дитер говорил об этом громче всех - и вряд ли он стал бы так откровенно делиться знанием дела, если бы был замешан. Юрген и Эмиль видели Рихарда последними, когда поднимались в келью перед завтраком, и Эмиль так кричал о трупе, что это вызывало подозрения, а потом боялся, не появится ли призрак... Но к завтраку Рихард уже должен был быть мёртв - иначе крик Ульриха разбудил бы и его и он спустился бы вместе со всеми.
- А кто должен был помогать по кухне? - припомнил надзиратель за дисциплиной. Имени его я не помнил, зато хорошо помнил его плеть, с которой он ни на миг не расставался.
- Перед обедом же, - уточнил Сфорца.
- Так скоро обед.
- Вот он я, - откликнулся я. - Что сделать нужно?
- Да уже ничего не нужно, всё сделали, - ответили с кухни. - Можешь стол протереть.
И как, скажите на милость, успеть с занятия на кухню? Тут уж либо одно, либо другое.
Пока я переставлял по столу кувшины с компотом и вазочки с вареньем и вытирал его от крошек, раненые тянулись очередью на осмотр в келью лекаря, майстера Рюценбаха, находившуюся по соседству. Дитер накануне, когда рубил дрова, решил проверить, сможет ли разбить бревно кулаком, - и, разумеется, разбил руку. Майстер Рюценбах велел ему протянуть руку, снял бинты и посыпал заживающую рану каким-то порошком, а Дитер тоненько запищал, так что я не сразу понял, что этот звук исходил от него.
- Это ты там так хорошо изображаешь давленную крысу?.. - окликнул я.
Следующим к лекарю был Эмиль. И когда только успел получить плетей?.. Я замечал, что за какую-то провинность надзиратель заставил его бегать по лестнице со стулом в руках, - видимо, бегал он недостаточно хорошо. Майстер Рюценбах выдал ему мазь и велел ему справиться самому со своей спиной и задницей, и Эмиль, смущаясь аки барышня, скрылся за ширмой.
- Стол чист, как мои помыслы! - объявил я.
- Можешь быть свободен, - разрешил повар.
- Что, совсем?..
- Ну, можешь помыть посуду.
А вот это другое дело. Я засучил рукава - и зачем их только делают такими огромными для ученических рубах?!.. - и принялся плескаться в тазу с холодной водой, напевая:
- Однажды с девкой я одной на сеновал пришёл,
На ней рубашку развязал, а сисек не нашёл.
Её кругом поворотил - а жопы тоже нет...
За что я только заплатил четырнадцать монет?..
С посудой я как раз управился, когда пришло время урока богословия с отцом Бенедиктом. Стулья мы перетащили в общую келью, где лежали книги. Я хотел было поставить стул и отцу Бенедикту, но он, как всегда, отказался и остался стоять. Стоял и Эмиль - майстер Рюценбах сказал, что тот не сможет сидеть до самого обеда, включительно. Спросив, что мы читали в прошлый раз, отец Бенедикт объявил, что сегодня мы будем читать Нагорную проповедь, и протянул книгу Францу. Тот взял её, стоя к нам спиной.
- Ты хоть лицом проповедуй, - окликнул его я. Все засмеялись, а отец Бенедикт разрешил:
- Можете сесть и читать со своего места.
- Блаженны нищие духом... - начал Франц, а я старался не клевать носом. Конечно, отец Бенедикт был подслеповат, что позволяло мне сидеть с закрытыми глазами и опустив голову, но если заснуть, недолго и рухнуть со стула, а это уже сложно будет не заметить.
Дочитав отрывок, Франц спросил, что значит "нищие духом". Я думал, что это - когда силы духа мало, а оказалось, что это - смиренные.
- Но там ведь уже было сказано про кротких, - удивился Франц. - Зачем два раза повторять?
- Это разные вещи, - пояснил отец Бенедикт. - Кротость - отсутствие гордыни, а смирение - отсутствие гнева.
- То есть можно быть кротким, но не смиренным, или смиренным, но не кротким? - уточнил я.
- Мессир Сфорца точно не смиренный, - заметил Эмиль.
- Мессиру Сфорца можно не быть смиренным, он кардинал. А вам нельзя.
Это что же получается, Папе Римскому вообще никакие заповеди не писаны? Не знал, что это так работает.
- А как быть с негодяями? - спросил Эдмунд. - Если ничего с ними не делать, они ведь так и продолжат творить зло!
- Их можно передать суду. Для этого существует справедливость.
- Но ведь написано: если ударили по одной щеке, подставь другую, - припомнил Юрген.
- А ты не помнишь уроки мессира Сфорцы? Подставь, а сам бей под ребро, - посоветовал я.
Франц передал книгу Юргену, который также хорошо умел читать, но никогда не мог удержаться от комментирования.
- Блаженны алчущие правды, ибо они насытятся... - прочитал он. - Вот это я понимаю: скоро будет обед, и мы насытимся.
- Здесь имеются в виду жаждущие истины, - поправил отец Бенедикт.
- А где же её взять, эту истину?
- А книга, что у тебя в руках, - разве не истина?
- Нет, - уверенно возразил Юрген. - В ней много неправды. Зачем Бог сказал Аврааму убить своего сына? Зачем он устроил Потоп и убил столько невинных людей?..
- Авраам сам дурак, - я пожал плечами. - А Ной спасся.
- Ной взял с собой только свою семью! Одна-единственная семья на весь мир! А остальные разве были в чём-то виноваты?
- Вовремя не научились плавать, - заметил я.
Отец Бенедикт остановил этот диспут и велел продолжать Теодору.
- Блаженны гонимые за правду, ибо есть их Царствие небесное... - Тео читал медленно, по слогам, как и я, и зафыркал от смеха на слове "поношение".
- Поношения - это оскорбления, - невозмутимо сообщил отец Бенедикт. - Слова похожие, а ударение разное.
- Где же их найти, чтобы гнали? - спросил я, когда Тео дочитал. - Мы же сами всех гоним...
- Здесь говорится о первых христианах, которых преследовали за их веру, - пояснил отец Бенедикт.
- А сейчас преследуют христиане, - вновь заговорил Юрген. - Еретиков и язычников.
- А язычники разве ещё остались?..
- Говорят, на севере, - блеснул познаниями Франц. - Там с ними сражаются рыцари Тевтонского ордена.
- Вот я и говорю, - подхватил я. - Мы сами кого хошь гоняем - и как теперь войти в Царствие небесное?..
- А если язычник живёт праведно, по всем заповедям, но просто ещё не знает о Господе, потому что наши рыцари ещё не дошли до него и не рассказали? А рядом с ним живёт христианин, который грешит направо и налево? Кто из них тогда попадёт в рай? - спросил Эмиль.
- Ну, для начала, такой христианин в рай точно не попадёт, - ответил отец Бенедикт.
- А язычник будет сидеть в аду и ждать Второго пришествия, - добавил я.
- Брандольф совершенно прав, - к немалому моему удивлению подтвердил отец Бенедикт.
- Но он ведь ничего плохого не сделал! За что его в ад? - не сдавался Эмиль, очень переживающий за выдуманного им язычника.
- А его мучить не будут, он просто посидит в уголке, - успокоил его я. - Тёпленько...
- Ага, с нижних кругов пригревает, - подхватил Теодор.
- А... А если он перед смертью узнает о Господе? - продолжал Эмиль. - Тогда в рай попадёт?
- Только если вёл праведную жизнь, - ответил отец Бенедикт. Но Эмиля было не так-то просто остановить.
- А как же разбойник, который перед смертью раскаялся и попал в рай?
- Его раскаяние было искренним.
- А как понять, искреннее раскаяние или нет?.. - вмешался Ульрих.
- Брандольф будет читать дальше, - заключил отец Бенедикт.
- Так я же читать плохо умею!.. - взмолился я.
- Ничего, как раз и научишься.
Я забрал книгу у Тео и уткнул палец в строчки убористого письма.
- Вы - соль земли... Но если соль потеряла силу, то чем сделать её солёною... Погодите, а это точно всё ещё Библия, а не Книга о вкусной и здоровой пище?..
- Читай дальше, - подбодрил меня отец Бенедикт.
- Она ни на что не годится, разве что выбросить её вон, на попрание людям. Но соль же очень дорогая! Зачем её выбрасывать?
- А если она перестала быть солёной, то для чего она нужна?..
- О, кажется, я понял, о чём это! Если человек никчёмный, то его нужно просто вышвырнуть, да?
- А что в твоём понимании - никчёмный человек?
- Ну... человек, который не приносит никакой пользы и только зря жрёт хлеб?..
- А мне кажется, что это мерзкий и злой человек, - возразил Эдмунд.
- Но человек же может просто приуныть... его что же, тоже выбросить? - спросил Эмиль.
- Уныние - смертный грех, - строго напомнил отец Бенедикт. - Но здесь говорится о людях, которые потеряли веру и любовь к ближним, и больше не хотят нести в мир добро.
Почему-то эти строчки про дурацкую соль встали у меня в горле солёным комом. Меня ведь тоже когда-то вышвырнули на улицу, под ноги людям, - или я уже родился где-то в подворотне. Все считали, что я ни на что не гожусь. И даже здесь, в Академии, я отличался от тех, кого учили читать и считать, - не говоря уж о том, что райские врата захлопнутся перед моим носом.
- Мне кажется... если я и был таким человеком, который верил людям и хотел делать добро, то в таком раннем детстве, что уже и не помню, - сказал я.
- Передай книгу Эмилю.
- Там дальше тоже что-то интересное и полезное в хозяйстве, про свечу, - пообещал я Эмилю, указывая ему на нужное место на странице.
- Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на вершине холма... Но город же правильно строить на вершине, - удивился барон. - Можно сверху кидать на врагов камни, лить кипящую смолу...
- Продолжай дальше, - поторопил отец Бенедикт.
- Зажжённый светильник не ставят под сосуд, напротив, его ставят на подсвечник, чтобы он освещал всё в доме. Ну, тоже правильно... Так воссияет ваш свет перед людьми...
- Кто понял, о чём этот отрывок? - спросил отец Бенедикт, когда Эмиль дочитал.
- Когда сделал что-то хорошее, нужно забраться повыше, чтобы все это видели? - предположил я. Надо же, а я думал, что следует быть скромнее.
- Верно. Нужно делать добрые дела для всех. А тот, кто делает добро только для себя, подобен светильнику под сосудом. Он и прогорает быстрее.
Следующий отрывок читал Ульрих:
- Не думайте, будто я пришёл свергнуть закон и пророков...
- Сюжет потерялся, - пожаловался Теодор.
В самом деле, что это за проповедь: то про соль, то про светильник, то про пророков? Зуб даю - те, кто впервые слышал всё это, наверняка нихрена не понял.
- ...Если не превзойдёте вы книжников и фарисеев, не войдёте вы в Царствие небесное. А кто такие фарисеи?
- И где их найти, чтоб превзойти? - добавил я.
- Фарисеями были учёные люди, которые очень хорошо знали закон и соблюдали его, но веры в них не было, - объяснил отец Бенедикт. - И сейчас тоже есть такие люди.
- Но Иисус же дал людям новый закон, - встрял Юрген. - Зачем тогда было давать людям старый, плохой закон?
- Он не был плохим. Просто к новому закону люди ещё не были готовы.
- Не то чтобы они оказались готовы к Иисусу, - заметил я. - Иначе бы не распяли.
- Но некоторые были готовы.
- А почему еретиков сжигают? - спросил кто-то. - Ведь гореть заживо очень больно.
- Говорят, рожать больнее, - заметил я.
- Могли бы просто вешать...
- Повешенный может сорваться, - возразил я.
- Это редко бывает, - добавил Франц. - К тому же, могут повесить заново.
- А могут сказать, что такова была воля Божья, и помиловать.
- Сжигают для устрашения, - пояснил Юрген.
- А ещё я слышал про ветки... - припомнил я. - Что где-то в Священном писании есть о том, что плохие ветки бросают в костёр. Как плохую соль, только ветки.
- Очищение огнём, - кивнул отец Бенедикт. - И устрашение, да. Чтобы толпа боялась.
- А она боится? - удивился я. - По-моему, обычно толпе весело.
- Но не стоит забывать, что казнь - это всё равно убийство, - добавил отец Бенедикт. - И тот, кто принимает такое решение, потом раскаивается и говорит об этом с Богом.
На этом чтения закончились. Всё, что я понял, - это что войти в Царствие небесное мне вообще не светит. Столько условий: и быть гонимым, и превзойти фарисеев... Ной был особенный, и апостолы, сколько их там было, тоже были особенные, и у них всё получилось, - но зачем простым людям забивать себе голову всей этой ерундой, предназначавшейся для апостолов? Мы не готовы, мы утонем. Нам всем всё равно гореть в аду - и это едва ли будет отличаться от земного прозябания. На этом уроке я даже не слишком много спал - так меня зацепила мысль о том, что я - негодная соль.
Отец Бенедикт отпустил нас всех, а Юргена попросил задержаться. Беседовали с еретиком долго.
- Там битва титанов, - говорил я. - Кто кого перезанудствует.
Когда дверь наконец открылась, Юрген вылетел, хлопнул ею так, что вздрогнули стены, и убежал наверх, в келью. Отец Бенедикт пригласил к себе Эмиля - но перед этим мы проводили время в компании скучающего лекаря.
- Научились сегодня чему-то у отца Бенедикта? - поинтересовался майстер Рюценбах.
- Ага. Что город надо строить на холме, - сообщил Эмиль.
- И что делать что-то хорошее нужно у всех на виду, - добавил я.
- И почему же нужно на виду?
- Ну, чтобы с тебя брали пример...
- А ещё зачем?
- Там ещё что-то было про веру... во: если ты делаешь что-то хорошее во имя веры, то вера тех, кто это увидит, тоже может укрепиться.
- Хорошо. А что ещё?
- Что можно быть кротким, но не смиренным, и смиренным, но не кротким, а если ты кардинал, то можно не быть ни кротким, ни смиренным и убивать людей! - радостно добавил Эмиль.
- Ну, про убийства нам всё-таки не говорили, - возразил я справедливости ради.
- Можно убивать, если потом раскаиваться.
Центром притяжения учеников в свободное время, как обычно, стал рыжий кот, обитавший в лекарской.
- А оборотни-коты бывают? - полюбопытствовал я.
- Нет, - ответил майстер Рюценбах.
- Хорошо. Иначе это было бы страшное оружие: ни у кого не поднялась бы рука на кота... А бывают оборотни-крысы? Они могли бы пролезать везде...
- Нет. У крысы массы не хватит.
- А если превратиться в стаю крыс? - предположил Тео.
- Хорошая идея! - одобрил я, живо представив, как человек рассыпается на разбегающихся крыс из-под упавшей на пол одежды.
- И что будет, если, скажем, убить одну крысу?..
- Среди людей и так крыс достаточно, - мрачно заметил Филипп.
- Это точно, - согласился я.
Я на кота не претендовал и гладил пса, ласково вопрошая:
- Кто тупая псина? Кто бесполезное животное?..
- Он не бесполезный, - заступился Франц. - Это же охотничья собака, спаниель.
- Охотничьим он был до дурацкой причёски, - возразил я. - Таких спаниелей специально вывели, чтобы они на подушках лежали. Охотиться он может только на крошки со стола.
- Ну, зато он красивый...
- Это точно. Кто тут бессмысленное создание? Кто безмозглая собака?
Пёс смотрел на меня заинтересованно и доверчиво. Франц неожиданно стукнул меня по руке, словно кот, не выпустивший когти:
- Перестань!
- Что перестать?
- Перестань так говорить!
- Ему нравится.
- Ему нравятся твои интонации, а не то, что ты говоришь!
- Так это ведь главное, - я пожал плечами. - С людьми иногда так же работает.
- Да ну тебя, - насупился Франц.
- Если хочешь, можешь вызвать меня на дуэль за оскорбление псины, - предложил я.
- Я подумаю.
- Можно сохранить на память её локон! - добавил Тео.
- О да, - согласился я, поглаживая кудрявые уши. - Локонов тут хоть отбавляй...
Эмиль после разговора с отцом Бенедиктом тоже почему-то исчез наверху, - но пришло долгожданное время обеда, и всех созвали вниз. После молитвы я занял своё прежнее место за столом и прежде всего зачерпнул себе в миску ещё капустного супа, а управившись с порцией, отдал должное бобам - они оказались коварно горячими.
За обедом Эмиль рассказывал свою запутанную историю о том, почему его никто не ждал (или ждал, но не с добром) в его родовом замке, где он попытался кого-то убить, но не добил. Так вот почему он спрашивал мессира Сфорцу о кинжале, соскользнувшем по рёбрам... Я жевал и слушал вполуха - мне бы его проблемы! Вернётся домой инквизитором Конгрегации - и никто не посмеет ему и слова поперёк сказать. Затем Ульриха всё же уговорили рассказать свой сон, как будто это могло помочь в расследовании убийства.
- Мне снилось, что в мой дом пришёл нотариус, - нехотя сказал Ульрих.
- Что такое "нотариус"? - не понял я.
- Судебный секретарь.
- Это так страшно?..
Ульрих рассказал, что нотариус забрал всё имущество его отца в пользу какого-то бастарда. Видимо, так он и оказался на улице, совершенно не умеющим выживать...
- Вот сука, - искренне резюмировал я. - Я бы нашёл и уебал.
- Кого, нотариуса?
- И его тоже.
У всех проблемы из-за бастардов, наследства и прочей ерунды... хорошо быть сиротой.
- Готовьтесь к завтрашней тренировке, - напомнил мессир Сфорца. - Иначе отобьёте себе все выступающие части тела.
- А у некоторых ничего не выступает, - заметил я, потыкав пальцем в мягкого барона.
- А некоторые только из выступающих частей и состоят, - осмелевший Ульрих покосился на меня.
- Кто бы говорил! У меня есть мышцы и жилы, - отрезал я. - А ты ешь давай, а то ветром сдует.
Эдмунду к обеду уже сняли повязки с руки, что не меня одного несколько удивило, но Эдмунд сослался на мастерство лекаря.
- А мы же виделись в Нюрнберге, да? - спросил он меня.
- Ага, виделись.
- А почему ты тогда из шайки ушёл?
- Да потому что иначе мы бы с Генрихом убили друг друга.
- Почему? Генрих же хороший.
- Ага, хороший, как же. Та ещё скотина. Мы бы с ним не ужились.
Эдмунду легко говорить: как был при Генрихе шестёркой, так, похоже, и остался.
В этот раз мы успели доесть до напоминания мессира Сфорцы и вовремя вышли из-за стола.
- А у тебя наряд по кухне! - заявил мне надзиратель.
- Так ведь я уже...
- Тебя тогда было не доискаться!
- Я же рядом был! И мог в любой момент...
- Мог бы и сам прийти! Давай, живо!
Взъелся он на меня за что-то, что ли?.. За то, что под плетью не кричу?..
- Да мне не жалко. Но ведь никакого разнообразия! - посетовал я. - После завтрака - я, и после обеда - снова я...
- Если хочешь разнообразия, в следующий раз придумаю для тебя другое задание, - пообещал мессир Сфорца.
- Буду очень признателен! - искренне откликнулся я, принимаясь драить котлы.
Пока я был занят котлами, майстер Рюценбах внезапно решил прочитать ученикам лекцию про дурные болезни, передающиеся от девок. Может, и вправду нас из Академии выпускать начнут?.. Я толком ничего не слышал за плеском воды и скрежетом шкурки по чугунному днищу, но особенно и не прислушивался. Заразы бояться - к девкам не ходить, вот только не нужны мне те девки, которых за деньги продают. А селянки, которые по любви, - глядишь, и почище будут.
- Котёл сияет, как баронская задница! - отчитался я поварам об оконченной работе.
- И много ты видел баронских задниц?
- Одну точно видел, - заметил я, покосившись в сторону Эмиля.
- И где же ты вырос?
- Так известно где - в канаве.
- И это была канава возле баронского дома? В которую сливали помои?
- А канавы разве какими-то другими бывают?..
Я вернулся к лекарской как раз в тот момент, когда майстер Рюценбах закончил своё увлекательное повествование про отвалившиеся носы.
- А вот и главный специалист пришёл, - провозгласил Тео. Это было, чёрт возьми, лестно.
- И что я пропустил до слова "жена"? - поинтересовался я с самым невинным видом, но лекарь не повёлся и повторять не стал.
- Короче, не изменяй жене, - вкратце объяснили мне однокашники.
- А до того, как женюсь?
- Не прелюбодействуй!
Ага, как же. Инквизиторы Конгрегации вон обета безбрачия не дают...
Скоро должен был состояться урок брата Отто по обыску, но тут на кухне освободился ещё один котёл, и я продолжил прерванное занятие.
- Все на занятие!
- У меня котёл!.. - прокричал я в ответ.
Когда я освободился, всех однокашников уже и след простыл.
- И как мне узнать, где урок?..
- А это будет твоим первым заданием по поиску, - сказал майстер Рюценбах.
Но тут сверху послышались громкие голоса, и я поспешил по лестнице к кельям - чтобы почти столкнуться с Юргеном, которого уводили, словно задержанного преступника. Что он натворил - похоже, никто так и не успел понять.
- Вы так шумели, что я сразу вас нашёл, - сообщил я.
Урок ещё не начался. Брат Окко разделил нас на две группы и сказал, что наша задача - обыскать две кельи. Уж что-что, а находить припрятанное я умел и с энтузиазмом взялся за дело. В первые же пары минут я извлёк из-под шкафчика пузырёк чернил и несколько перьев.
- И это тоже? - я продемонстрировал брату Окко свою добычу.
- Да. Всё, что только можете найти.
С более мелкими предметами оказалось сложнее. Я заглядывал под койки, под матрасы и под подушки, встряхивал одеяла, и под простынёй нащупал кусок пергамента с одним-единственным словом "и". Мои однокашники тоже находили такие же записки - а также, на глазах брата Отто, Эдмунд извлёк откуда-то самодельную колоду карт. Её брат Отто велел положить на стол вместе с остальными находками. Я не отвлекался на происходящее: я хотел найти больше. И какова была моя радость, когда я догадался отодвинуть кровать от стены и обнаружил записку, прикреплённую к спинке кровати с внешней стороны!..
Конечно, я гордился собой. Записки складывались в одно послание: "Нашедший и собравший сие может получить у повара порцию сладкого". Но прежде, чем брат Отто вернулся взглянуть на наш результат, Эдмунд решил припрятать карты, а наставнику сказать, что ему показалось. Это не было хорошей идеей, но что я мог сделать? Сдать его и стать стукачом? Ну нет, меня это вовсе не касалось. Я даже не смотрел, куда Эдмунд дел колоду, - должно быть, сунул в штаны или за пазуху.
- А где карты? - спросил брат Отто.
- Какие карты?..
Ну вот, началось. И что за радость отрицать, уже попавшись с поличным?..
- Я не видел, - честно сказал я. Не люблю врать без веской причины, а в этот раз моя совесть была практически чиста. - Вот всё, что я нашёл. Ничего больше я не находил.
- Я видел карты у Эдмунда. И они лежали здесь на столе. Куда они потом делись?
- Вам, наверное, показалось, - нагло заявил Эдмунд. - Не было никаких карт.
- Ищите, - спокойно распорядился брат Отто. - Они точно были здесь.
Чтобы не сидеть без дела, я ещё раз прошёлся с обыском по комнате, прочесал кровати, но, разумеется, ничего не нашёл.
- Нет их здесь! - объявил я, начиная сердиться. - Поверьте, искать я умею. Я здесь всё носом перерыл. Нету здесь карт, иначе я бы их нашёл.
- Вон там под окном что-то белое... - заявил Эдмунд. Я выглянул в окно.
- Снег там под окном, - ответил я. - Если карты выкинули из окна, мы их не увидим: крыша покатая.
Мы расселись по койкам, брат Отто возвышался над нами. Говорил, что если тот, кто спрятал колоду, не отдаст её, то выпорют всех. Стало скучно, и я растянулся на койке, подложив руки под голову.
- Быстрее новую колоду нарисовать, - заметил я. - Был бы только пергамент...
- Пока не отдадите карты, вы отсюда не выйдете, - постановил брат Отто. - Будете здесь сидеть, пропускать занятия, без еды и воды...
Ага, пока не съедим друг друга, как же. Что ж, всё лучше, чем в карцере: так же скучно, зато тепло. А вот риск пропустить занятия - это неожиданно оказалось действительно обидно. Брат Отто вышел, и ученики тут же начали шёпотом переговариваться между собой о том, что теперь делать. Мне же со своего места лёжа было отлично видно, что брат Отто стоит под дверью и всё слышит. Какие же кретины.
- Не было у бабы заботы... - вздохнул я. Так хорошо всё начиналось, и просрали свою награду за урок из-за какой-то колоды карт!..
Заглянул мессир Сфорца, и брат Отто пожаловался ему на произошедшее. Тот подключился к увещеваниям. Я уж было думал, что начнёт по очереди морды бить, - но, видимо, бесполезность этого метода он уже усвоил. Вот бы они с таким же усердием искали убийцу Рихарда, как эти несчастные карты!.. Велели бы обыскать друг друга, и дело с концом.
Я, и не думавший изменить лежачее положение, огрызнулся, но Сфорца взглянул на меня не столько укоризненно, сколько измождённо, так что мне стало его жаль, и я прикусил язык. В конце концов, иметь дело с упрямыми юнцами - та ещё работёнка, и он, должно быть, чертовски устал.
- Простите, - буркнул я, но совершенно искренне. Да, я не сдержался, потому что меня самого раздражало то, что я застрял здесь зазря по милости своих однокашников. Не люблю, когда меня подозревают в том, чего я не совершал.
- Думаете, мне нравится тут с вами стоять?.. - вопросил Сфорца в продолжение моих мыслей. Мне захотелось предложить ему присесть, но это было бы оскорбительно, и я промолчал.
Дальнейшие переговоры я в основном пропускал мимо ушей.
- Просто отдайте мне карты, и нарисуете себе новые. Вы же знаете, кто их нарисовал? - в голосе Сфорцы появилось нескрываемое удовлетворение своей идеей. - Франц, верно?
На его беду, Франц оказался в коридоре перед открытой дверью кельи. Сфорца окликнул его и спросил, не он ли нарисовал найденные его товарищами карты. Тот сразу же признался. Ещё один кретин. И как только дожили до своих лет...
- Раз это ваша колода, то пусть ваши товарищи её вам и отдадут.
- Ну, может, у них её правда нет... - предположил Франц. - Может, они её выкинули...
- Тогда, в самом деле, не будем наказывать тех, кто карты не нашёл, они не виноваты, - радостно постановил Сфорца. - Плетей получит тот, кто нарисовал. А вы можете быть свободны.
Ну наконец-то! Пока остальные пристыженно медлили, я поднялся, потянулся и вышел из кельи. Там, в коридоре, с уводившим Франца кардиналом столкнулся брат Отто и начал спрашивать, что он делает.
- Франц признался, что карты нарисовал он, - ответил Сфорца, лучащийся спокойствием. - И получит за это наказание. А тех, кто ничего не видел, наказывать не за что. Я им верю. Я их отпустил.
- Но... - брат Отто попытался возразить. Франц стоял на ступенях лестницы и ждал.
Чтоб их, этих взрослых, - даже о наказании договориться не могут!.. А Сфорца всё-таки сукин сын: выбрал того, у кого самая нежная шкурка из всех. Думал уязвить чью-то совесть? Чёрта с два: Франц рисовал? - рисовал. Сам признался? - сам. За рисование карт наказание положено? - положено, он и за карикатуру уже огребал, также по собственному разумению. Никто Франца под руку не толкал и за язык не тянул - кроме самого Сфорцы, который вздумал его в качестве воспитательного пособия употребить; вот со своей совести пусть кардинал и спросит.
- Если так уж надо хоть кого-то выпороть, так давайте меня, что ли, - предложил я брату Отто. - Я этих карт, правда, в глаза не видел, но мне не жалко. Лучше уж меня, чем задохлика этого.
Но Сфорца в своих намерениях был непреклонен - ну, хоть за это уважаю: не грозится попусту, а все угрозы исполняет до конца, - а брат Отто был занят с учениками в соседней келье.
- Вы там ещё не закончили? - полюбопытствовал я. - Можно мне там тоже поискать?
- Ну, поищи, - разрешил брат Отто.
- Мы уже всё обыскали, - пожаловался Эмиль. - Тут больше ничего не найти.
- Спорим, я найду? - во мне снова включился охотничий азарт.
Я повторил уже опробованное прочёсывание комнаты: заглянул под кровати, под матрасы, прощупал простыни и одеяла... приподнял даже напольный подсвечник - но Эмиль каждый раз говорил, что они там уже смотрели. Становилось только интересней.
Вдруг Филипп обнаружил записку, прикреплённую к подушке: белое не было заметно на белом. Я повертел каждую подушку со всех сторон, но больше записок не было. Эмиль тем временем перелистывал толстые книжные тома. Но некоторое время спустя голос Эмиля провозгласил:
- Мы идиоты, ребят!..
Он нащупал ещё одну записку, прикреплённую снизу к раме кровати. Да, я заглядывал под койки, - но чтобы разглядеть внутреннюю сторону рамы, нужно было подлезть под кровать лицом вверх, а Эмиль для этого был слишком... объёмный.
- Подвинь жопу! - велел я сидевшему на койке Ульриху. - Дай посмотрю.
Я заполз под койку на спине, потом под другую.
- Ох и подметём мы сегодня полы своими волосами...
Но единственной моей находкой была старая монета, закатившаяся между досками пола. Сдавшись, я склонился над найденными в этой келье записками. Они тоже могли сложиться в послание, но каких-то частей не хватало.
- Погодите... а что если их можно объединить с нашими записками?..
Я сбегал в соседнюю келью - кажется, ранее наказанные продолжали там торчать по своей воле - и забрал найденные клочки пергамента. Брат Отто утверждал, что в разных кельях были разные задания, но, не слушая его, мы сложили головоломку - и вот теперь из клочков получился целый лист пергамента, линии разрезов совпадали. Правда, некоторые клочки повторялись, и их копии мы отложили отдельно.
- Ладно, молодцы, - похвалил брат Отто. - Теперь можете спуститься на кухню и получить порцию сладкого.
Ученики поспешили по лестнице вниз, а Ульрих почему-то остался стоять в коридоре.
- А ты чего ждёшь? - поторопил его я. - Ты тоже заслужил.
Я задержался, поскольку мне было любопытно, где брат Отто мог спрятать то, что я не нашёл.
- А где то, что мы не нашли? Покажете? - я увязался за ним в келью.
- Мы заготавливали два одинаковых пергамента и разложили их части в двух кельях, - проговорил брат Отто, оглядываясь. - Видимо, в этой келье кто-то нашёл и забрал с собой клочки ещё до урока. Молодцы, сами себе усложнили задачу.
Значит, всё не так интересно, как я ожидал, и недостающие части просто лежали на видном месте?.. Но я мог засчитать себе два найденных клочка - уже неплохо.
- А всё-таки, куда вы спрятали карты?.. - доверительно поинтересовался брат Отто, когда мы вышли из кельи. Любопытство в ответ на любопытство.
- Понятия не имею! - откликнулся я. - Я эти карты в глаза не видел. Может, и правда в окошко выкинули, и ищи их теперь. Как-то обидно даже... Кабы довелось хоть раз в них поиграть, было бы не так обидно.
- Они были у Эдмунда, я их видел. Что ж, если он не захотел признаться... Может, на будущее это послужит ему уроком.
- Как знать... может, и послужит, - пожал плечами я, спускаясь по лестнице. - Уроком, как прятаться получше...
Внизу, на кухне, ученики намазывали на ломти хлеба обещанные мёд и варенье. Позвали и меня, и Тео - как мило с их стороны...
- Я не люблю сладкое, - отказался я.
- Да брось, - удивился Эмиль.
- Нет, правда не люблю, - я пожал плечами. - Наесться им невозможно. Вот хлеб - другое дело, но я сейчас не голоден.
В лекарской сидел мрачный Юрген, держа перед собой руки, связанные бинтом. Майстер Рюценбах пояснил, что связал его потому, что он сопротивлялся лечению. Пришёл мессир Сфорца и сел напротив Юргена вести душеспасительную беседу.
- Почему ты не хотел лечиться?
- А зачем?
- Потому что наше тело дано нам Господом, и негоже бросать ему этот дар в лицо. Самоубийство - смертный грех.
- Какая разница? Я всё равно великий грешник.
- Похоже, кто-то больно много кушал, - заметил я.
Его кормят, дают крышу над головой, не вырезают язык за богохульство, ещё и лечат, - а он всё недоволен? Посмотрел бы я на то, как он шагнул бы с моста, живя на улице, где никто не бросится его спасать. Никому твоя жизнь даром не нужна, кроме тебя самого. И моя - никому. А Конгрегации просто нужны цепные псы в овечьих шкурах.
- Ты же из одного города с Эдмундом, да? - подошёл ко мне Франц.
- Мы встречались в Нюрнберге, но недолго. Я бродил по разным городам.
- Но родился ты в другом городе, не там?
- Да, в другом. А что? Ищешь совпадения?
- Да так...
Пользуясь свободным временем после урока, ученики устроились на ступеньках лестницы. Эмиль рассказывал, что ему приснилось, как он убивает Рихарда подушкой, - именно поэтому, по его словам, он, проснувшись, хохотал (некоторым показалось, что он рыдал), и именно поэтому не рассказал об этом при наставниках. Хотел прикинуться лунатиком?.. Но если бы был виновен в убийстве - мог бы вовсе не говорить об этом...
Тут раздался стук от дверей Академии, Франц позвал брата Отто, и тот впустил позднего гостя. Гость был в блестящем от дождя чёрном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо.
- Здрасьте, - поприветствовал я равнодушно скользнувший из-под капюшона взгляд.
- Это экспертус Конгрегации, - сообщил брат Отто. - Он приехал на вас посмотреть.
- Да что на нас смотреть, как на поросят на ярмарке... - пробормотал я. Пока ведь и не выучились ничему толком, чтобы было, что показывать.
Брат Отто вдохновенно пожаловался гостю на совершённое утром убийство, в очередной раз посетовав, что мы, дескать, "не понимаем" да "не осознаём" серьёзности происшедшего. Интересно, осознание должно было выражаться рыданиями, заламыванием рук и битьём земных поклонов?.. Экспертуса пригласили в столовую выпить горячего вина и перекусить с дороги, но он как будто спешил исполнить то, за чем приехал.
- Ты, ты и ты, - ткнул пальцем он. - Возьмите себе стулья и пройдите в общую келью.
Поскольку выбор пал на меня, я подхватил стул поудобнее и перетащил его в келью, где проходили занятия. Мы с Тео сели рядом и переглянулись: хорошо сидим, но дальше-то что?.. Экспертус, с чем-то возившийся у стола, велел нам вытянуть руку вперёд, ладонью вверх, и вновь надолго замолчал. Он что, хотел проверить, как долго мы сможем сидеть с вытянутой рукой?..
- Имя? - он подошёл ко мне первому.
- Брандольф. - фамилию, которую приписали мне в Академии, я называть не стал: я и забывал-то о ней через раз.
В пальцах экспертуса мелькнуло крошечное лезвие, и он надрезал мне запястье на вытянутой руке. Я недовольно ойкнул от неожиданности, а тот подставил такой же крошечный стеклянный пузырёк с каким-то белым порошком и нацедил кровь в него. Затем он отошёл, позволив опустить руку, и я прижал к порезу край рукава. Послышалось шипение Тео, которого подвергли той же процедуре.
- Вы свободны, и позовите ещё троих.
Я вышел и объявил:
- Следующие!..
Ульрих, ближе всего стоявший к двери кельи, замер в нерешительности.
- Не бойся, ничего страшного там с тобой не сделают, - пообещал я, потрепав его по плечу.
И чем меня так забавляло поддерживать этого задохлика?.. Будто галчонка, выпавшего из гнезда, ей-богу. Другие, у кого раньше был родительский дом, уже освоились здесь, а этот...
- И что это был за упырский ритуал, кто-нибудь может мне сказать?.. - поинтересовался я, зализывая полученную царапину.
- Может, он это... - и Теодор изобразил, как экспертус выпил бы из флакона.
- Похоже на то!
А если без шуток: я слышал, что колдуны и ведьмы, заполучив кровь человека, могут сделать с ним что угодно - проклясть или болезнь наслать, или всегда знать, где он находится, куда бы ни спрятался. Но так то - колдуны... Неужели Конгрегация прибегает к тем же средствам, и все мы теперь повязаны?.. Один за другим ученики выходили с порезами на запястьях. Некоторые говорили, что их также просили прочитать молитву на латыни.
Пока наставники о чём-то совещались с экспертусом, майстер Рюценбах вновь заскучал и предложил ученикам разгадать загадку - расследовать дело. Он начал рассказывать, что дело происходило в небольшом поселении, где начали вдруг пропадать дети. Местный барон уехал к невесте, оставив своего управляющего. Также в деревню прибыл некий чужак.
- И все, конечно, подумают на него, - предположил я.
- Но дети начали пропадать ещё до его прибытия.
- И всё равно подумают на него, он же чужак...
Следом выяснилось, что рядом с поселением добывали серу, но не в шахте, а на склоне холма у озера.
- Что мы знаем о сере? Что она хорошо горит, - размышлял я вслух. - Значит, легко избавиться от тел.
Между детьми не было ничего общего, кроме малого возраста, - это были и мальчики, и девочки. Пропадали они без следа, и среди бела дня, - хотя все жители деревни присматривали за детьми.
- Значит, детей уводил тот, кого они хорошо знали, раз они не шумели и не сопротивлялись, - я, как и прочие, продолжал делиться догадками. - Кого могут знать все дети? Местного священника?..
- Священника - возможно, - кивнул лекарь. - Но думайте не только о том, "как", но и о том, "зачем".
- Кому могут понадобиться дети?.. - недоумённо спросил Эмиль.
- Туркам продать, зачем же ещё, - заметил я. - Нужно искать кого-то, кто с ними торгует.
- А туркам они зачем? - вмешался повар.
- Так в рабство, разумеется...
- Подумайте, что может привести к крестьянскому бунту, - подсказал майстер Рюценбах.
- Неурожай, голод, налоги... проще сказать, что НЕ приведёт к крестьянскому бунту, - со знанием дела заметил Эмиль.
- Кто-то похищал детей, чтобы крестьяне взбунтовались?.. - удивился я. - Слишком многоходовочка.
Когда Эмиль спросил, может ли в озере водиться русалка, майстер Рюценбах заявил, что нужно сперва думать о человеческом факторе, и в самую последнюю очередь - о сверхъестественных существах. Он заговорил о том, что озеро в том поселении было щелочным и могло растворять тела.
- А как отличить такое озеро от обычного? - спросил я. - А то так полезешь купаться...
- Можно кинуть кролика, - предложил кто-то.
- Это что же, постоянно кролика с собой таскать?!..
- Кролика лучше сожрать! - заметил Теодор.
- А если ветку кинуть? - предложил Франц. - Она тоже растворится?
- Да, только очень медленно, - ответил майстер Рюценбах.
- На задании лучше вообще не купаться, - заметил мессир Сфорца, также принимавший участие в разгадывании загадки. - В воде, без одежды и без оружия, вы слишком уязвимы.
- Держать кинжал в зубах? - предложил я.
- Голый и с кинжалом в зубах... - впечатлился кто-то. - Страшное зрелище.
- Можно положить оружие на выступающий камень рядом, - заметил майстер Рюценбах.
- Если хочется помыться, лучше просто обтереться мокрой тряпкой, - сказал мессир Сфорца.
Что б они понимали! Тряпочкой пусть обтираются богачи, боящиеся показаться грязными. А вот плавать - оно не для чистоты, а для удовольствия.
- А почему бы не ходить купаться вдвоём? - предложил Эмиль. - Один моется, другой караулит...
- Действительно, почему это мы всегда отправляли на задание только одного инквизитора? - мессир Сфорца развеселился так, что это немного пугало. - Как мы не могли додуматься до такой гениальной идеи - отправлять двоих инквизиторов!..
- У нас нет стольких инквизиторов, - серьёзно урезонил его отец Бенедикт.
- К тому же с тем, чтобы подержать твой кинжал, справится и слуга, - заметил я. - Но мы слишком далеко отошли от загадки. Что там было, с этими детьми?..
Майстер Рюценбах заговорил о том, что, оказываясь где-либо, нужно прежде всего расспрашивать о местных легендах и суевериях, всяких запретных местах и прочем.
- Но вы же сами сказали: думать об этом в последнюю очередь... - протянул Эмиль. - Если дети были примерно одного возраста, то, значит, родились в одно время?
- Не было ли какого-нибудь пророчества относительно детей, родившихся в один месяц? - спросил я.
- Они родились в разные месяцы.
- По одному ребёнку на каждый месяц? И все из разных семей?
- Да.
- Знаете, это выглядит так, будто жители деревни сами сговорились отдавать детей, - сказал я. - Один ребёнок из каждой семьи... похоже на дань.
- Мы можем узнать, каких месяцев не хватало, и какие дети могут стать следующими, - предложил Франц.
- Верно, - подхватил я. - И проследить за ними.
Выслушав все версии, майстер Рюценбах сообщил, что в деревне существует легенда о ведьме, которую много лет назад сожгли сами селяне, без участия Инквизиции. Она похищала детей, но их всех нашли живыми в её доме. Они были ослеплены - у некоторых были вырваны глаза, некоторые ослепли под воздействием какого-то зелья и прозрели позже. Дочь ведьмы, которая была больна и которой, по-видимому, мать искала исцеление, смогла сбежать. Многие пострадавшие и их потомки также уехали из деревни.
- И теперь кто-то из них вернулся? Но зачем ему похищать детей?..
- Чужак приехал позже, - напомнил лекарь.
- А если вернулась дочь ведьмы? Что если исцеление было временным? И его нужно обновлять раз в пару десятков лет?.. - ученики засыпали его вопросами.
- Но дочери ведьмы нет в деревне. Нашли только её портрет. Молодая девушка из аристократической семьи...
- Такая же, как невеста барона? - догадался я, усмехнувшись.
- На портретах все девушки похожи.
- Значит, всё-таки управляющий?..
- На самом деле никакой ведьмы не было, - заявил майстер Рюценбах. Он рассказал, что управляющий раньше жил в соседнем баронстве, которому крестьянский бунт был бы весьма на руку: можно было под шумок отжать себе чужие земли.
- Всё-таки многоходовочка... этому управляющему романы бы писать, - хмыкнул я.
План длиной в почти два десятка лет... ждать, пока подрастёт "дочь ведьмы", чтобы его осуществить? Слишком неправдоподобно. Напугать крестьян можно чем угодно ещё, кроме повторения давнего сценария, а гробить кучу детей - слишком хлопотно. Впрочем, майстер Рюценбах наверняка это всё придумал, чтобы нас развлечь. На деле люди более просты и предсказуемы, а инквизиторы... не тратят время на то, чтобы докопаться до всего этого, тем паче что порой докопаться не представляется возможным, - и тащат на костёр первого подвернувшегося.
- ...Вы должны будете научиться анализировать информацию, - наставительно резюмировал майстер Рюценбах.
- Анал-что? - переспросил я.
- Анализировать. Это значит - разбирать и изучать.
- Звучит как-то непристойно.
- Ну вот тебе новое слово в копилку. Однажды научишься материться на латыни.
- А это мне нравится, - оценил я.
- Брандольф, - окликнул отец Бенедикт. - Подойди. Мы ещё не разговаривали сегодня.
Ну вот, не удастся отвертеться от исповеди... Я вошёл в общую келью, прикрыл дверь и сел напротив ректора. Я ожидал, что он будет спрашивать о Рихарде, но вместо этого он спросил:
- Брандольф... с тобой в последнее время не происходило ничего необычного или странного?
- Вроде нет, - я неуверенно пожал плечами. - Сны паршивые, но это как у всех.
- А какие-то... необычные способности не проявлялись?
- По воде не хожу. Сквозь стены не смотрю, - хмуро ответил я, начиная нервничать.
К чему он клонит с такой уверенностью? Откуда он знает? Кто ему донёс?!..
- А что насчёт хорошей интуиции?
- На интуицию не жалуюсь, раз до сих пор жив. Но бывало и битым валяться в канаве, так что... ничего особенного. Разве что... но это, конечно, просто предрассудки...
Если он знает, то лучше сказать самому. Всё равно выжигать будут калёным железом... Может, потому меня и приметила Конгрегация? А я-то, дурак, повёлся, что в самом деле будут учить.
- Может, и не предрассудки.
- Ну, я порой замечал... когда бывал избит не только я, и мы с товарищем по несчастью где-то отсиживались вместе... то у него всё заживало быстрее, как на собаке. А у меня самого при этом - нет! Некоторые мне даже говорили, что я вроде оберега. Смешно... какой я оберег?.. И вот здесь тоже... у Эдмунда, который рядом со мной сидел, всё так быстро зажило, что все удивились. Но это, наверное, просто мастерство лекаря.
- И ты при этом что-то делал? Прикладывал руки?
- Нет! Я ничего не умею, меня никто этому не учил! Мы просто... болтали, и всё. Мне даже не нужно было хотеть, чтобы это произошло. Так что я думаю, что это совпадение.
- Это не совпадение, - торжественно изрёк отец Бенедикт. - У тебя, мальчик мой, - дар Божий.
- Вы шутите, да?.. Я же слышал, как исцеляют наложением рук...
- И что же ты слышал?
- Ну, как какой-нибудь король выходил на площадь, и к нему стекались всякие нищие, прокажённые... а он протягивал руки и всех исцелял. Но так то - король, помазанник Божий. А то - я. Обычный бродяга. Откуда у меня дар?..
- Но твой дар - врождённый, он именно от Бога. Если только ты не заключил сделку с демоном.
- С демоном - точно не заключал. Нужен я демонам...
Да если бы на меня обратил внимание какой-нибудь завалящий демон, я бы попросил чего-нибудь более полезного, чем такая бестолковая способность. Подыхать будешь - и сам себя не сможешь спасти, зато какой-нибудь подонок рядом с тобой сможет выжить... Заберите-ка свой дар назад! И я никогда не обвинил бы отца Бенедикта во лжи, но - ни за что не поверю, что такими дарами разбрасывается Господь. После всех слов о том, что даже вход в рай нужно заслужить, - назначать избранником кого попало? Ну нет, что-то мне подсказывает, что в Священном писании о таком ни словечка. И ничем этот "дар" не отличается от способностей ведьм да колдунов. Выходит, деревенский знахарь на костре - язычник и малефик, а инквизитор с таким же "даром" - просто удачно оказался по другую сторону костра?..
- И откуда вы знаете, что это дар от Бога? - спросил я.
- Мы проверили твою кровь, - объяснил отец Бенедикт.
Я что-то слышал о том, что жиды считают, будто душа человека находится у него в крови...
- Это правда, что в крови находится душа? То есть вы взяли частицу моей души?
- Не совсем так. Но у нас есть... свои способы. И они достаточно точны.
- И что мне с этим даром делать?..
- А ты хочешь помогать людям?
- Нет. Люди слишком разные. Вот вы - хороший человек. Если на вас нападёт какой-нибудь мерзавец с ножом, я, наверное, даже рискну своей шкурой, чтобы вас защитить. Но большинство людей - такая же дрянь, как и я сам. И я никаких симпатий к ним не испытываю.
- Никто не святой, и я также. Но ты хотел бы служить Конгрегации?
- Я могу работать, как скажете. Если вы считаете, что я могу приносить пользу таким образом, - что ж, я попробую. Мне всё равно.
- Поступишь в распоряжение майстера Рюценбаха. Он научит тебя всему.
На этом мы и расстались. Я вышел из кельи, огляделся и обнаружил, что в столовой и лекарской моих однокашников не видно. Поднявшись наверх, я заметил прикреплённую к зеркалу записку. Это были очередные смешные стихи - наставники давно охотились за ними, но автора вычислить не могли. Я старался успеть прочитать и запомнить их, чтобы пересказывать, пока записку не сорвали, но с моим плохим умением читать это было затруднительно. К счастью, рядом очутился Франц и прочитал вслух. Стихи с каждым разом становились всё лучше и лучше!..
В углу библиотеки склонились над столом Дитер и Ульрих - видимо, что-то писали. Они просили не толпиться рядом, чтобы не привлекать к ним внимания, но вокруг всё равно собралась компания учеников. Я, оставаясь возле зеркала, заметил поднимающегося по лестнице брата Отто и громко прошипел:
- Осторожно!..
Двое тут же изобразили потасовку, и брат Отто отвлёкся на них. Отчитав их за неподобающее поведение, он прошёл мимо, даже не посмотрев в сторону библиотеки. Закончив, Ульрих и Дитер прикрепили другую записку со стихами к стене на лестнице. Их мы прочитали тоже. Во всеобщем веселье я даже не спросил, кто сочинял эти стихи, а кто записывал (вторая записка была со множеством ошибок), - это в любом случае было здорово и смело.
Франц говорил, что Эдмунда задержали и что он, видимо, и есть убийца Рихарда. Я возражал, что не стоит судить прежде времени: о том, как всё обстоит на самом деле, нам наверняка расскажут. А потом мы заметили, что Францу нехорошо: он пошатывался, опираясь на лестничный столбик, словно перегревшийся или пьяный.
- Эй, что с тобой? Сходил бы ты к лекарю, - посоветовал я.
- Не хочу к лекарю... - заныл тот и цапнул меня за руку. Но не всей ладонью, как тот, кому трудно стоять, а эдак мизинцем, как если бы думал, что я не замечу. Или не заметят другие. Ах да, его должны были выпороть за карты... И он, значит, тоже верил в эту ерунду с исцелением? Ну уж дудки! Возиться со всеми малохольными я не подписывался.
- Тогда присядь и выпей воды, - предложил я. - Кстати, лекаря нужно навестить мне: отец Бенедикт отправил меня к нему учиться. Буду практиковаться на вас, - пригрозил я, спускаясь по лестнице. - А пока что ничем не могу помочь!
Когда я постучался в лекарскую, майстер Рюценбах беседовал с надзирателем и велел мне присесть и подождать. Некоторое время спустя он наконец обернулся ко мне.
- Отец Бенедикт направил меня к вам учиться лекарскому мастерству, - сообщил я.
- Ты хочешь стать лекарем?
- Не то чтобы. Мне кажется, у меня лучше получается рубить дрова и драить котлы. Но отец Бенедикт считает, что я могу быть полезен в таком качестве.
- И почему же он так считает?
- Он думает, что у меня дар Божий, - пожал плечами я.
- Предположим... и что ты умеешь?
- Ничего. Так что это вам теперь со мной мучиться.
- Что ж, давай проверим, что ты знаешь. Если поранишься, что будешь делать?
- Промою рану от грязи...
- Чем промоешь?
- Найду чистую воду. Я знаю, что у лекарей есть на этот случай всякие отвары трав, но когда я жил на улице, у меня ничего такого не было.
- Запомни, что рану можно промыть алкоголем. Любым, но лучше крепким, например - креплёным вином.
- Если бы у меня был алкоголь, я бы его лучше выпил! - воскликнул я. Переводить продукт на раны? Может, богачи в вине и купаются, но только не я.
- Употребить внутрь - тоже полезно, - усмехнулся надзиратель.
- Да я какого только пойла не пил... - припомнил я. - Когда изобьют до полусмерти - что угодно выпьешь, лишь бы отрубиться. А как придёшь в себя - глядишь, и заживёт.
- Будешь помогать мне обрабатывать и перевязывать раны своих товарищей, - сказал лекарь.
- Винищем?
- Не только. А что будешь делать, если поймёшь, что тебя отравили?
- Блевать.
- Можно есть золу. Только не всегда это помогает. Поэтому вас будут учить ядам и противоядиям, а я буду учить тебя дополнительно всему необходимому. Станешь моим помощником, научишься собирать и высушивать травы...
Я живо представил себе, как остальные будущие инквизиторы получат щёгольский наряд, хорошее оружие и коня, и отправятся на своё первое задание. А я буду собирать на поле цветочки да чахнуть в келье, перебирая их в ожидании раненых героев, ждущих, что я приложу к ним подорожник. Тьфу.
- Что-то бабское это какое-то дело... уж не сочтите за оскорбление.
- Разбираться в ядах - полезно, - майстер Рюценбах не повёл и бровью. - А ещё ты будешь разбираться в пытках.
- Пытать я не собираюсь, - отрезал я.
- Так ты определись, бабское дело или пытать не хочешь, - усмехнулся надзиратель.
Смейся, смейся. Вот только с привязанным к столбу - и девица справится, если ей дать в руки плеть или заточенный ножик. Издеваться над тем, кто ответить не может, - прежде всего себя не уважать, даже если он тысячу раз твой враг, даже если скажут, что "для дела". Богоугодного дела, надо полагать... Известно ли святошам, что человек, которому больно и страшно, в чём угодно признается и что угодно выдумает?.. Уж наверняка известно.
- А знаешь, почему палачи - лучшие лекари? - продолжал майстер Рюценбах.
- Догадываюсь, - хмыкнул я. - Знают, как в человеке всё устроено.
- Верно. А тебе, как лекарю, придётся иметь дело с теми, кого пытали, и с теми, кто не захочет, чтобы их лечили. Труд лекаря Конгрегации - это кровь и грязь, но этот труд очень важен для нашего дела. Готов ты к такому?
- Будто я крови и грязи не видел... Лечить так лечить.
А всё оказалось ещё гаже, чем ждать раненых героев. Мои дорогие коллеги будут сбрасывать мне своих жертв из застенков, чтобы я их штопал, вправлял суставы, не давал им сдохнуть раньше времени, - только чтобы они могли подольше калечить их заново... Да я бы всем таким пациентам сворачивал шею. Что там отец Бенедикт говорил о том, что каждый сам находит для себя равновесие между милосердием и справедливостью?.. Значит, моё равновесие таково. Спасибо майстеру Рюценбаху за честность.
Когда я вышел из лекарской, отец Бенедикт велел всем собраться в общей келье. Он подтвердил, что Рихарда убил Эдмунд, сознался в этом (интересно, как?..), и что показания других учеников помогли отвести подозрения от невиновных. Также он сказал, что Эдмунд отправится в монастырь осознавать свой поступок - а когда-нибудь потом, быть может, вернётся к нам. Вернётся, говорите?.. Видимо, для того, чтобы "случайно" упасть с лестницы. Кто-то говорил, что с Рихардом так и надо было поступить, а я спросил:
- А почему других - вешают, а нас - нет?
Ответом мне была пространная проповедь о том, что-де все мы знаем притчу о пастухе, у которого была сотня овец, но когда одна овца потерялась, он пошёл её искать и радовался, когда нашёл. Глупая история. Пока ты ищешь любимую овцу, остальные остаются без присмотра и могут подвергнуться опасности. Не говоря уж о том, что человек - не овца и сам отвечает за последствия своих решений. Но, надо полагать, убийца в рядах Конгрегации - уже не убийца, как и колдун - уже не колдун?.. Быть может, умение задушить спящего подушкой входит в число негласных добродетелей инквизитора?..
Мне надоело стоять, и я сел на пол. Отец Бенедикт продолжил рассказывать о том, что у некоторых из нас были выявлены особые способности, именуемые "искрой Божьей" - вроде обострённой интуиции или исцеления.
- О, я слышал, слышал, как лечат наложением рук, - обрадовался Эмиль.
- Я никого руками трогать не буду, и не просите даже, - предупредил я.
- А у кого какие способности?
- А это ваши товарищи пусть сами вам скажут, если захотят.
А если не захотят, то всё равно все узнают. Когда я только появился в Академии, я вправду думал, что буду кому-то нужен... что ж, я буду - в качестве дармовой примочки. И никогда не узнаешь, говорят ли с тобой потому, что хочется поговорить, или потому, что спина от плетей чешется.
К чёрту Конгрегацию. Помогать людям? - Может быть. Но там, где я захочу, и так, как я захочу. Там, куда инквизиторы обращают свой взор, только чтобы выловить из мутной воды очередного обвиняемого - или одарённого. Но сначала - выучиться. Всему, чему меня только захотят научить.
Итоги и благодарностиУ Брандольфа, по сути, не было друзей, и, возможно, стоило прицельно докопаться за завязками, - но это тот случай, когда, опять же, всё логично и хорошо и так. Брандольф не склонен кого-либо подпускать близко, - а общая компания таких разных учеников, собранных вместе и научившихся уживаться, получилась на игре очень хорошо.
Когда мне в качестве моральной компенсации за отсутствие оборотничества пообещали кое-какие способности - я, конечно, думал, что персонажа уличат в магии и он огребёт по полной. Но превращения Академии святого Макария в Академию супергероев я никак не ожидал
Не знаю, есть ли эта фишка с "искрой Божьей" в каноне, но если есть, то порадуюсь, что не дочитал. Не люблю, когда засовывают "христианскую магию" в якобы-исторический сеттинг - тут уж либо трусы, либо крестик: либо скажите, что у нас тут другой мир, Этерна какая-нибудь, либо не пытайтесь скрестить ужа с ужом - христианский менталитет с базово противоречащими ему элементами. К тому же мне так импонировала (и, пожалуй, это было единственным, что мне там импонировало) идея первой книжки о том, что колдовство - это не в лягушку превратить, а навык убеждения, харизматического лидерства и гипноза, чтобы заставлять людей тебе верить и следовать за тобой...
Так или иначе, Божья искра нашла, конечно, кого осенить - гопника без капли альтруизма
Впрочем, подумалось, что если Брандольф однажды и станет лекарем, то кем-то вроде Андерса с его клиникой в клоаке: на досуге помогать тем, кто пострадал от инквизиции и светских властей, давать приют беглым еретикам-язычникам-знахарям, может - организовывать вылазки, чтобы снять кого-нибудь с костра. А перед этим, вероятно, станет таким же, как Андерс, рекордсменом по побегам и возвращениям - пока не сбежит окончательно. Ну, или закончится, - хотя у Конгрегации, вроде, нет аналога Усмирения.
Спасибо мастерам - Вере, Дари и Анориэль - за этот кусочек мира, и за возможность пожить в этом кусочке и в этой шкурке! Делайте так ещё
Спасибо соученикам! Кано за Тео и Лиаре за Филиппа - за то, что поддерживали шутки и были очень верибельными юными раздолбаями.
Нике за Ульриха - такого трогательного кудрявого агнца. Не жалкого, но милого - так, что даже в Брандольфе проклюнулось желание позаботиться.
Тэнху за Дитера - славного неунывающего нелепца с ручной крысой.
Йаххи за Юргена - доставучего еретика-лемминга, который ничего не боялся.
Сирше за Эмиля - нашего барона, в чём-то наивного, а в чём-то явно сообразительного. Эту тёмную лошадку Брандольф подозревал больше всего.
Вере за Франца - самого интеллигентного котика с рисунками, которого сложнее всего представить на службе Инквизиции.
Ортхильде за Эдмунда - который красиво палился своими обидами на Рихарда. Забавно, что у меня когда-то тоже был персонаж, названный Эдмундом с отсылкой к Нарнии "от противного", который тоже много говорил о "справедливости", и в результате кинул всех в беде и спасся сам
Спасибо наставникам! Векше за кардинала Гвидо Сфорцу - неожиданно самого светского из старших в Академии, с которым можно было говорить по-человечески и который учил полезным вещам. Теперь ловлю себя на желании заново научиться кувыркаться, как в детстве...
Анориэль за отца Бенедикта - с его поистине безграничным терпением к малолетним придуркам и верой в то, что их можно изменить.
Дари за брата Отто - спокойного и строгого, и увлекательный урок по обыску. Очень здорово порой почувствовать себя ребёнком, который старается отличиться.
Ларне за майстера Рюценбаха - прекрасного циничного доктора, который был честен с учениками и додал много интересных взаимодействий.
Дикте за отца Вильгельма - незаметного, вездесущего и обаятельного.
Тикки за типа с кнутом, которого я не осознал по имени. А всё-таки жаль, что Рихарда не было, и не с кем было конфликтовать!..
И спасибо офигенной кухонной команде за такое разнообразие невероятно вкусных и сытных, антуражных постных блюд!
Вы просто герои!
Из Дружбы я уехал тоже на маршрутке - встречать Птаху с Ночной охоты и спать.
Накануне игры я был слишком оптимистичен, полагая, что управлюсь с правочками к четырём-пяти и заведу будильник на восемь. В результате в восьмом часу я только лёг, сильно не сразу смог заснуть, и часа через полтора Птахе, ехавшей на другую игру, удалось меня растолкать. Прочее доигровоеК счастью, долгих сборов не требовалось - белая рубашка да ботинки, букет колдстилов и пенка для тренировки, и вперёд. Несмотря на погоду - после очередного снегопада, растаявшего слякотью, - маршрутка от ВДНХ домчала меня с ветерком, но я всё равно опоздал: добрался одновременно с Ортхильдой, ехавшей на такси. Мы были последними и уже после парада. Из-за этого было решено, что Брандольф стартует из карцера, что весьма ему подходило.
Когда игра была только заявлена, я, конечно, хотел податься оборотнем - "я всего лишь пёс господень, я встаю на все четыре"(с), вот это всё. Оборотня мне не пропустили, так что я просто дал мальчишке "волчье" имя (Брандольф - "огненный волк" или "меч волка" по разным вариантам перевода с древнегерманского). Получился типичный беспризорник, в какой-то степени Сюэ Ян на минималках - родителей не помнил, воровал, дрался насмерть за еду, видел некоторый ж(изненный)опыт. В возрасте примерно 12 лет его поймали светские власти в Регенсбурге и, вероятно, отрубили бы руку, но Конгрегация подсуетилась и забрала волчонка в Академию. Дальше о персонаже?А где крыша над головой и кормят, там и хорошо. В Академии Брандольф с охотой работал (в его картине мира задарма не жрут, да и сидеть без дела он не привык), полезные знания впитывал, бесполезные пропускал мимо ушей, но, как известно, можно вытащить мальчика с улицы, но нельзя вытащить улицу из мальчика. Поэтому он матом не ругался, а разговаривал, так что я оторвался на мытье посуды

Перед игрой я получил мастерский вопрос, мог ли Брандольф кого-то убить уже в стенах Академии. Да, теоретически мог бы: если этот кто-то полез бы на него всерьёз, с намерением его самого убить или трахнуть, - Брандольфу не чужд принцип "или я его, или он меня", и в его жизни такие убийства наверняка уже были. А вот втихую удавить подушкой... нет, для него - не по понятиям, иначе это был бы совсем другой типаж. Когда противник сильнее его - для Брандольфа это повод стать сильнее самому, а не бить в спину. Впрочем, и драться непосредственно на игре ему было особо не с кем: по логике мира, в Академии все ученики должны были быть сплошь такими же, как он, малолетними преступниками, за редким исключением. Но я заранее понимал, что играть такое мало кто любит, посему большинство воспитанников получились вполне интеллигентными,
О том, что будет, когда он выучится, Брандольф пока особо не задумывается. Сейчас его мнение таково: Академия мне нужна, чтобы стать сильнее, научиться лучше драться, выбираться из ловушек, разбираться в людях и нелюдях, в ядах и оружии. Поэтому сбегать пока рано. А вот перед выпуском - можно будет и сбежать, применив к тому все полученные навыки. Клейма на шкуру Брандольф не хочет, методы Конгрегации ему претят. Это Курт Гессе может наслаждаться превосходством над людьми, а Брандольфа от всеобщего страха и заискивания будет тошнить. И если до игры он ещё представлял, что выслеживать стригов и оборотней, колдунов и ведьм может быть увлекательно, то, услышав на игре от лекаря о пытках, твёрдо решил, что заниматься такой мерзостью не будет. Конечно, он догадывается, что сейчас-то наставники стоят на позиции "вас здесь никто не держит, не будете учиться - вернём откуда взяли", а на самом деле просто так уйти не дадут и будут охотиться, - но... мир большой, и даже христианским миром не ограничивается. Может, и получится однажды в этом мире затеряться.
Брандольф Кляйн. Отчёт отперсонажный. Ворнинг: многоматерно! местами богохульно!Этой ночью долго не выходило согреться и заснуть. Приходили в полудрёме воспоминания об оставшейся в прошлом жизни, невнятных голосах и лицах из толпы, летящих в меня камнях и льющихся из окон помоях. Проснулся ещё засветло - разбудили возня и пыхтение. Не без труда разлепив глаза, я разглядел в полумраке Эмиля и Теодора, которые катались по полу, пытаясь достать друг друга кулаками. Рыкнул, чтоб не мешали спать, и... проснулся.
Келья была залита полуденным светом, соседние койки - аккуратно застелены. Похоже, я проспал всё на свете, начиная с завтрака, и ни одна сволочь не удосужилась разбудить. Подскочив, я потянулся за своей одеждой, которая должна была быть сложена возле койки, - но её на месте не было. Зверея всё больше, я огляделся и заметил край штанины, торчащий из щели между дверью и косяком. Толкнул дверь - она не поддалась. Суки! Мало того, что не разбудили и раскидали одежду, так ещё и заперли! Выйду - убью! Но, дабы не поднимать шум в одних подштанниках, я решил сперва одеться и потянул штанину на себя. И, стоило мне к ней прикоснуться, как за спиной раздался вопль - словно кого-то резали. Я аж вздрогнул от неожиданности: был ведь уверен, что в келье кроме меня не было ни души! И... проснулся.
Проснулся в карцере, где и засыпал, - от холода. Тьфу ты, пропасть! Ненавижу сны во сне, так и кажется, что завязнешь в них насовсем и никогда не проснёшься. Где-то поблизости, в тёмном углу, шуршали крысы, а звук отчаянного крика всё ещё стоял эхом в ушах. Судя по голосу, кричал Ульрих. Приснилось, или в самом деле услышал?.. Не подумайте, будто я за него тревожился, но всё же паршиво было, что все - там, а я - здесь. Интересно, как долго до подъёма? Сверху уже доносились голоса - значит, завтрак уже готовили. Нужно было согреться, а заодно скоротать время, да и обрывки муторных снов вытряхнуть из головы. И я начал отжиматься.
На верху лестницы послышались неторопливые шаги - стук щёгольских сапог: монахи семенят бесшумно, а приближение мессира Сфорцы ни с чем не спутаешь.
- Доброго утречка! - отозвался я, усаживаясь на полу. Мог бы продолжать своё занятие, но вышло бы слишком похожим на показное рвение.
- Можете быть свободны, - Сфорца отпер дверь карцера. - Выходите и присоединяйтесь к вашим товарищам. И не такое уж оно и доброе.
- Отчего же не доброе? - возразил я. - Вы про меня не забыли - уже хорошо. Завтрак готов - тоже хорошо...
Я поднялся в коридор перед столовой, где уже соблазнительно пахло съестным и топтались сонные воспитанники. Прислонился к столбику лестницы, рассматривая однокашников - все целы, и Ульрих тоже. И сердиться-то не на кого, потому как никто меня в келье не запирал.
- И спалось вам тоже хорошо? - полюбопытствовал Сфорца.
- Вашими молитвами! - бодро откликнулся я. - То есть паршиво. Холодно, знаете ли.
- Чтобы не было холодно, можно выполнять физические упражнения, например отжимания... - включил зануду кардинал, приближаясь ко мне размеренным, под стать речам, шагом.
- Так я как раз отжимался, когда вы пришли! - подхватил я, не дав ему договорить. - Видите, от меня аж пар валит.
- Похвально, - оценил Сфорца. Я в самом деле неплохо разогрелся, так что он и при желании не смог бы уличить меня во лжи.
- А что, так можно было?.. - удивился Эмиль. - Когда хотят заставить отжиматься - сказать, что ты уже?..
- Ага, пятьдесят раз, - хмыкнул кто-то из толпы.
- Так я не считал! - пожал плечами я. - Я считать не умею.
- А как тебя зовут, напомни?.. - Эмиль уставился на меня заинтересованно.
- Брандольф меня зовут. Я тебя вроде по голове не бил...
Ждали, пока спустятся опаздывающие. И почему бы не оставить их вовсе без завтрака?..
- Может, они не так уж и хотят завтракать? - робко предположил Франц.
- Если у кого-то нет завтрака, значит, у кого-то их два, - предложил я идею.
Филипп чертыхнулся, но стоявший перед толпой отец Бенедикт услышал и строго сказал:
- Чтобы я этого больше не слышал!
- Но...
- Просто говори так, чтобы ему было не слышно, - подсказал я шёпотом, но в наступившей паузе все, разумеется, услышали меня и засмеялись.
- Дьяволу не слышно, конечно же, - уточнил я как ни в чём не бывало.
- Дьявол услышит вас всегда и везде, - наставительно возразил отец Бенедикт.
- Вот чёрт, - сокрушённо прокомментировал я.
Не прошло много времени, как Эмиль завопил:
- Там крыса!
- Ну крыса и крыса, - пожал плечами я. - В подвале полно крыс.
- В подвале пусть будут, но я не хочу видеть их прямо здесь!
Я проследил за направлением его взгляда и указующего перста. На плече Дитера сидел бурый крысёныш и с любопытством принюхивался к окружающим.
- Он ручной! - защищался Дитер, прикрывая крысёныша ладонью.
- Чтобы я этого здесь больше не видел! - вынес вердикт мессир Сфорца.
- Один не должен слышать, другой не должен видеть... задача усложняется! - заметил я.
- Кто-то третий не должен говорить, - добавил кто-то ещё.
Дитер отступил в глубину коридора и принялся копаться с завязками рубашки, чтобы запихнуть крысу за пазуху и устроить её там с должными удобствами.
- Суй-в-шта-ны! Суй-в-шта-ны! - начал скандировать я, хлопая в ладоши.
- И желательно - не в свои, - добавил Филипп.
- А ты сечёшь, - порадовался я.
В конце концов терпение старших лопнуло, и они отправили Юргена наверх, поторопить кого-то, кого недоставало. Юрген застрял. Послали Эмиля.
- Вы же понимаете, что они так и будут пропадать по одному?.. - заметил я.
Сверху раздались какие-то странные, приглушённо-задушенные звуки, словно завязалась драка. Кардинал плюнул - не буквально, само собой - и пошагал наверх сам.
- А если и мессир Сфорца пропадёт?.. - с опаской предположил кто-то.
- Мессир не пропадёт, - с уверенностью возразил я. - Грядут пиздюли.
Первым спустился Юрген, как всегда очень спокойный.
- Что там, что там? - обступили мы его.
- Ничего хорошего, - сообщил он похоронным тоном.
- А именно? - уточнил я.
- Я не видел. Я заключил по выражению лица мессира Сфорцы.
- Ничего себе ты умеешь по лицам читать! - восхитился я. - Одна бровь мессира приподнята - пиздец, две брови приподняты - полный пиздец...
- А если три? - подхватил Теодор.
- А если три - вызывайте экзорциста! - заржал я.
Но мы недолго пребывали в неведении, поскольку следом за Юргеном по лестнице скатился Эмиль с расширившимися глазами, как ошпаренная кошка.
- Там труп там труп там труп там труп!..
- Ты что, трупов не видел, что ли?.. - досадливо поморщился я. - Чей труп, где?
- Да тот... бродяга-доходяга... С подушкой на лице лежал... - Эмиль не помнил имена, но я догадался, кого он имел в виду. Я сталкивался с Рихардом ещё в Нюрнберге, а здесь, в Академии, мы частенько дрались, поскольку он задирал кого ни попадя. У жертв его неуёмного нрава были причины его не любить, но чтобы вот так, задушить подушкой?..
Спустился Сфорца и призвал галдящую толпу к порядку. Неприятная новость не испортила той радости, когда нам наконец-то позволили пройти в столовую, и только одну мысль по поводу смерти Рихарда подсказывал голодный желудок: нам больше достанется.
- Возьмите стулья себе и своим товарищам и садитесь за стол!
- Я один стул возьму, - решил я. - Для своей жопы.
- Брандольф!.. - возмутился Сфорца.
- Хорошо, только ради вас возьму для двух жоп.
- Получишь наряд по кухне перед обедом!
- Так я же не против!.. И не меня наказываете, между прочим: в кашу-то плюну я.
Я взял тарелку поглубже, ложку побольше и сел за стол. Ароматный постный суп из капусты, толстый ломоть хлеба, пареная репа и не успевший остыть в кувшине компот - что может быть лучше?.. Начали жрать даже без утренней молитвы - отец Бенедикт с братьями были слишком заняты образовавшимся покойником. Правда, ни ректору, ни мессиру Сфорца ничто не помешало встать у нас над душой в середине обеда.
- Вы, должно быть, ещё не до конца понимаете это, но сегодня один из ваших товарищей был убит... И это значит, что его убийца сейчас находится среди вас.
- А может, он это... всё-таки сам?.. - предположил Франц.
- Ага, случайно упал на нож десять раз, - фыркнул я.
- Тот, кто совершил это, может сознаться и облегчить душу, на которую он взял страшный грех, - тем временем продолжал отец Бенедикт. - Если же кому-то известно о случившемся, пусть также сообщит об этом...
- Ну, всё ясно: кто первым побежит на исповедь - либо убийца, либо стукач, - резюмировал я.
- Напрасно вы шутите, - заметил Сфорца. - Следующей жертвой можете оказаться вы сами.
- Обижаете, - возразил я. - Я не окажусь, я чутко сплю. Думаете, меня эдак убить ни разу не пытались? Однако я до сих пор жив.
- Не стоит переоценивать свои силы. Убить человека очень легко.
- Вот в вас я верю, у вас получится, - Сфорца говорил со знанием дела, и это всегда вызывало во мне уважение. - А у этих... не-а.
- Вот выучитесь - и у каждого из вас тоже будет получаться, - пообещал он.
- О, я понял, зачем нас всех тут держат! - обрадовался я. - Чтобы в конце остался один сильнейший!.. Буду теперь всегда ночевать в карцере.
Главной темой для болтовни за завтраком был, конечно, вопрос, кто мог убить Рихарда, и что слышали или видели те, кто спал с ним в одной келье. Оказалось, что не мне одному плохо спалось и снились дурные сны, - но при этом убийцу никто не заметил.
- Мне казалось, что кто-то кричал, - сказал я. - Как будто бы Ульрих. Но, может, показалось.
- Да, Ульрих кричал, - подтвердил Франц.
- Значит, не показалось...
Я даже удивился, что звук достиг моих ушей в подвале, сквозь два потолка. Может, всё дело в шахтах внутри стен для обогрева и вентиляции?..
- А ты чего орал-то? - стали расспрашивать Ульриха со всех сторон, но тот замялся и не хотел говорить, так что я заступился:
- Ну, херня какая-то приснилась, бывает.
- А давайте все по очереди скажем, как кого зовут? - предложил Эмиль. - А то я учусь с вами уже несколько месяцев, и так и не знаю всех имён...
- Надо же, снизошёл, - присвистнул я.
- Некоторые имена я, конечно, слышал, но не запомнил, а теперь постараюсь запомнить.
- Да я тоже не всех помню! - пожал плечами я. - Всё просто: Маляр, - я указал на Франца, - Девка, - на Дитриха, - Задохлик... - на Эдмунда, который после драки с Рихардом провёл ночь в лазарете.
Но ученики согласились и поочерёдно представились, и очередь дошла до меня. Эмиль уставился на меня с доброжелательным ожиданием.
- Я же тебе сегодня уже представлялся!
- Ну повтори ещё раз! - взмолился он.
- Ладно. Брандольф. В третий раз повторять не буду.
Но именно в тот момент, когда я заговорил, на другом конце стола кто-то зашумел.
- Я не расслышал!.. - в отчаянии воскликнул Эмиль.
- Всё, теперь пеняй на себя.
- Тогда ты будешь Трепло.
А он быстро учится!..
- Давайте и я представлюсь: Эмиль фон Люттвиц!
- Просто Фон, - резюмировал Филипп под всеобщий смех.
Да и Ульрих помаленьку учится шутить - хотя по-прежнему, непонятно зачем, лезет прислуживать.
- Тебе помочь? - спросил Ульрих у меня под боком, когда я зачерпывал суп.
- Ты это... мне? - уточнил я.
- Тебе.
- Так у меня, вроде, руки на месте, - заметил я. - Или ты хочешь помочь мне жрать? Ну ешь.
Покончив с супом, я пригляделся к стоявшей на другом конце стола тарелке:
- Что там, грибы?..
- Вроде грибы.
Я потянулся к тарелке и попытался подцепить её содержимое странной кривой ложкой, лежавшей на ней, но у меня толком ничего не вышло: из ложки всё скатывалось и вываливалось.
- Это, блядь, ложка вообще, или лекарский инструмент какой-то...
- Давай помогу, - вновь храбро предложил Ульрих, и я сдался:
- Ну, покажи класс.
Ульрих, словно это доставляло ему самому какое-то удовольствие, уверенно зачерпнул полную ложку и плюхнул в мою тарелку целую горку.
- Хватит, хватит... молодец! Добытчик! - похвалил я.
Вот только грибы на поверку оказались не совсем грибами. Я сунул в рот что-то круглое, наткнулся зубами на косточку, обсосал с неё сладкую шкурку и выплюнул.
- Я думал, это грибы, а это херня какая-то...
- Это сухофрукты, - пояснил повар, хлопотавший как раз у меня за спиной. - Из компота.
- Вот оно что...
Я привстал и заглянул в ещё один котелок. Там обнаружилась овсянка - ещё горячая, очень вкусная. С мочёными кусками фруктов есть её оказалось вдвойне удовольствием. Правда, добыть её для меня снова вызвался Ульрих.
- Ты чего подлизываешься? - беззлобно поинтересовался я. - Хочешь от меня чего?
Но Ульрих промолчал. По правую руку от меня ныл, как неудобно есть левой рукой, Эдмунд - правая у него была забинтована, а помочь ему никто не торопился. Я - в особенности.
- Тренируй левую руку, - посоветовал я.
- Особенно на наедайтесь, - пригрозил нам мессир Сфорца. - А то кабы на моём занятии вам не пришлось со съеденным расстаться.
- Мы что, будем закапывать труп?.. - спросил я. - Теперь мне даже интересно, удастся ли вам найти что-то, от чего меня бы стошнило.
- Сильное мышечное напряжение также может вызвать такую реакцию, - ответствовал Сфорца.
- Ну, я знаю, что у повешенных так бывает... вжух - и всё вываливается наружу, - заметил я и покосился на нашего барона: удалось ли нам с кардиналом испортить ему аппетит.
- Почти то же самое может и с вами произойти, - невозмутимо согласился Сфорца.
- В таком случае, наоборот, следует нажраться перед смертью, - постановил я, налегая на кашу.
Перейти с овсянки на пшёнку я уже не успел: Сфорца велел выходить из-за стола.
- А кто выйдет из кухни последним - будет мыть котлы!..
Я без спешки поднялся, запихнул в рот последнюю ложку каши, прихватил кусок хлеба и стакан компота, и проскочил в узком проходе, оттерев назад более мелкого Юргена.
- В следующий раз, когда я скажу, что у вас осталось пять минут, - доедайте заранее!
- Так доесть можно и потом, - заметил я, дожёвывая хлеб и запивая остатками компота. - Вы же сказали - выйти из-за стола, но не сказали не брать с собой посуду.
Вернув стакан на кухню, я отправился в келью за своим собственным - в карцер-то его захватить не дозволялось, - а заодно взглянуть, не изменилось ли чего за ночь.
- Жмурика уже убрали?.. - полюбопытствовал я, поднимаясь наверх. В келье, где раньше жил Рихард, уже ничто не напоминало о его существовании: там были лишь застеленные койки и бессловесный Ульрих, наводивший порядок.
Я спустился в коридор между лестницами и присоединился к компании учеников, сидевших и стоявших на ступеньках и на полу.
- Франц нарисовал мне женскую щиколотку! - с придыханием сообщил Эмиль, показывая маленький квадратный клочок пергамента. Рисунок изображал женскую (предположительно) ногу в туфельке, над туфелькой был намечен подол платья. Весьма живо и искусно, но...
- И что в ней такого? - удивился я.
- Ты не понимаешь! Это же самое главное - увидеть женскую щиколотку! Они их никогда не показывают!..
- Погоди... то есть, чтобы посмотреть на щиколотку, ты, как только видишь женщину, ложишься перед ней на землю и такой: "Наступи на меня"?..
- Фу, не-ет, - поморщился Эмиль.
- Если лечь на землю, можно не только щиколотку увидеть, - заметил Теодор.
- Ты сечёшь, - одобрил я. - Но почему бы не нарисовать что-то более интересное?..
- А может, он рисует по частям?
- Но эдак он нескоро доберётся до самого главного...
- Так в этом и интерес. Аттракцион "собери женщину"!
- Главное - не перепутать и не собрать в неправильном порядке.
- А ещё можно начать собирать... а это окажется мужик!
- Вот подстава! - ужаснулся я.
Эмиль только недоумённо хлопал глазами, и я уточнил:
- Ты что, серьёзно никогда голую девку не видел?..
- А как же купающиеся в озере селянки? - подхватил кто-то.
- Ну, крестьянки - это совсем не то! - с уверенностью отмахнулся Эмиль.
- Поверь мне, ножки у всех женщин совершенно одинаковые.
- И то, что между ножек, - тоже одинаковое, - добавил я.
- Да ну не-ет, - наш барон выглядел таким разочарованным, словно ребёнок, которому в рождественский мешочек для подаяний бросили гнилое яблоко. Но тут же переключился на другую тему:
- А что если Рихард станет призраком и будет мстить?
- Его дух вселится в подушку, которая будет приходить по ночам и душить! - сказал Теодор. - Чёрная подушка, одержимая местью!
- Вот отберут у нас подушки, - пригрозил я.
- А ещё одеяла, и вообще всё, чем можно душить...
- А мы на тренировку не опоздаем?.. - вспомнил Франц.
- Думаю, мы услышим, - заметил я.
И я был прав: почти сразу же снизу послышался зычный голос мессира Сфорца, собирающий всех в фехтовальный зал в подвале.
- Вспомни солнце - вот и лучик, - проворчал я, разминая плечи на ходу. Ворчал я для порядку: уроки кардинала мне нравились. По крайней мере, пока мы не дошли до шпаг, которые казались мне неудобной игрушкой аристократов.
Мы встали в круг в небольшом зале. Перед началом тренировки Сфорца вновь заговорил о том, как легко убить человека - весьма вовремя. Он раздал тренировочные ножи в мягких чехлах, затем вызвал вперёд Ульриха и стал на нём показывать смертельные удары: как бить в кадык или в глаза, как достать ножом до сердца между рёбер - и как сзади, под лопатку. Эмиль очень серьёзно следил за его движениями, старался повторять и спросил:
- А что делать, если нож соскользнёт по рёбрам?
- Если застрянет, то всё, нет у тебя больше ножа, - заметил я.
- Бей в живот, - посоветовал Филипп. - Раны в живот тоже очень скверные.
- Ты молодец, - похвалил Сфорца Эмиля и потрепал по голове. Вид у Эмиля сделался такой счастливый, словно его благословил Папа Римский.
- Вы же понимаете, что он больше не будет мыть голову?.. - сказал я.
После Сфорца продемонстрировал, как перехватывать руку с ножом, и велел разбиться на пары и отрабатывать удары и блоки. Я оказался в паре с Юргеном. Тот пару раз вяло замахнулся на меня ножом, позволяя с лёгкостью поймать его за запястье.
- Нет, так дело не пойдёт... давай быстрее!
Постепенно Юрген вошёл во вкус, почувствовал азарт и научился задевать меня ножом по руке, подставленной для защиты. Может, он и был мелким книжным червяком, но я чувствовал, что из него выйдет толк.
- Вот, другое дело! Молодец! - похвалил я. - У тебя неплохо получается. Теперь давай я.
Когда он научился отбивать мои удары, мы перешли к почти полноценному бою на ножах, кружа друг перед другом, делая выпады, стараясь увернуться и подловить, где противник откроется. И, похоже, не мы одни так же весело проводили время, так что мессиру Сфорца даже пришлось прикрикнуть на начинавшуюся драку. Я же не настолько увлекался - мне было любопытно не только потренироваться с Юргеном, но и посмотреть, как обращаются с ножом другие однокашники. Всегда полезно изучить боевые навыки не только врагов, но и друзей... ведь никогда не знаешь, когда они могут стать врагами.
- Ну что, устали? - поинтересовался мессир Сфорца, и в его голосе прорезалась такая юношески-самодовольная надежда.
- Даже не запыхался, - пожал плечами я.
Следующим приёмом Сфорца показал, как можно отобрать у противника любой клинок, если подобраться достаточно близко и схватиться за гарду, выламывая рукоять через большой палец (иногда вместе с самим пальцем и запястьем). Чем лучше гарда защищает руку, тем удобнее воспользоваться ей как рычагом: за всякое преимущество приходится платить уязвимостью. Для этого упражнения Сфорца раздал более длинные тренировочные кинжалы, и я с наслаждением повертел в руке доставшийся мне клинок, искривляющийся полумесяцем. Пары поменялись, но - я вновь оказался лицом к лицу с Юргеном. Любопытно, ученики не хотели иметь дела с ним - или со мной?..
- Я не понял, - признался Юрген, держа нож в руках.
- Сейчас покажу. Через большой палец вверх, вот так, - я медленно провернул рукоять, и Юрген сразу понял.
Мы несколько раз аккуратно изобразили приём с выворачиванием запястья друг на друге - одной рукой, поскольку для работы двумя руками требовалась бы гарда меча, - и я усложнил задачу: заставил Юргена пытаться перехватить кинжал в движении, не зная, куда именно я намерен нанести удар.
- Не так быстро!.. - растерялся он.
- Зачем ты машешь руками? Ты что, котёнок, который ловит верёвочку? Резче! Хватай мою руку, вот так!
У Юргена почти начало получаться, но Сфорца перешёл к очередному упражнению. Он продемонстрировал удар со спины и то, как от этого удара можно увернуться, почувствовав прикосновение клинка, - чтобы отделаться менее серьёзной раной и не позволить себя убить. Сфорца утверждал, что со временем наша интуиция позволит нам угадывать нападения сзади. Откроется третий глаз на жопе, не иначе... Теперь мне в пару достался Эдмунд. Он встал ко мне спиной, я взмахнул кинжалом - и он присел на корточки.
- Погоди, ты же не срать присаживаешься, - остановил его я. - Уворачивайся! Уходи плечом вперёд!
Пусть и не очень быстро, но нужное движение Эдмунд освоил. Затем попробовал уворачиваться я. Я даже приноровился, как, разворачиваясь под удар, можно достать нападающего в ответ где-нибудь снизу - да вот хотя бы и по яйцам. Сложнее стало, когда мы разнообразили упражнение и я не знал, с какой стороны атакует Эдмунд: главным было не развернуться аккурат навстречу удару и не подставиться. Так я довольно чувствительно напоролся на острие кинжала... если бы не защитный чехол, я бы сам себя убил по самонадеянности.
Когда мы вновь поменялись ролями, Эдмунд счёл за лучшее вовсе не поворачиваться ко мне спиной, и так я кружил вокруг него, стараясь зайти к нему за спину.
- Почему вы ничего не делаете? - окликнул нас Сфорца.
- Я пытаюсь обойти его со спины! - объяснил я.
Последним пунктом тренировки Сфорца выбрал кувырок. Он велел расстелить на каменном полу три толстых ковра, один поверх другого, и рассказал, что при помощи кувырка можно придать себе ускорение, сбегая из-под удара. Также оный пригодится, если падаешь или тебя швыряют - например, в тюремную камеру. Даже со связанными руками.
- Когда вы научитесь, я буду швырять вас постоянно, - пообещал Сфорца.
- И мы будем постоянно падать с лестниц, а вы каждый раз будете на верхней ступеньке?.. - предположил Эмиль.
А я представил, как по ночам кардинал будет вышвыривать нас из кроватей. С него станется! Хоть и рискованно: спросонок я могу и двинуть.
- Сейчас я покажу, что можно сделать, если у вас за спиной стоит человек с арбалетом...
И сам Сфорца кувыркнулся первым - оттолкнулся руками от ковров и буквально улетел в противоположный конец зала с лёгкостью мяча, которую сложно было от него ожидать. Вы когда-нибудь видели, чтобы кардинал кувыркался, как заправский циркач?.. А я теперь видел всё.
- На месте человека с арбалетом я бы поаплодировал, - искренне восхитился я.
- Ну, кто хочет попробовать?
- Я могу попробовать, - неуверенно ответил я. - Но вам придётся говорить мне, что делать.
Я опустился на корточки перед коврами, постарался опустить голову. Оставалось нырнуть вперёд... Но приземлиться на макушку - верный способ свернуть шею, а руки моего веса могут не выдержать. Значит, пока опираемся на плечо и перекатываемся через него. Для первого раза вышло довольно неуклюже, но если практиковаться... А ведь в детстве, когда был вдвое младше, чем теперь, такое получалось само собой!..
После меня попробовали все. Некоторые просто ложились и катились, как если бы хотели завернуться в ковёр; некоторые, как и я, кувыркались через плечо и валились куда-то вбок, высоко задирая сапоги и рискуя зашибить ими рядом стоящих и не увернувшихся вовремя. Когда упражнение было окончено и Сфорца продолжил разглагольствовать о важности кувырка на все случаи жизни, я задумчиво рассматривал ковры: они манили попытаться ещё раз. И я не отказал себе в этом удовольствии. Может, во второй раз и получилось чуть лучше, но пока я всё равно смеялся над самим собой. Нужно будет повторить на койке - матрас достаточно мягкий.
- Можно вопрос? - подал голос Эдмунд. - А призраки бывают?
- Об этом Конгрегации неизвестно, - ответил Сфорца. - Бывают стриги, оборотни и малефики. Малефики - это злые колдуны...
- А что, бывают добрые?.. - хмыкнул я.
- Имея дело с колдунами, главное - не смотреть им в глаза, иначе они могут вас околдовать.
- А нас, наоборот, учили смотреть в глаза противнику, - сказал Эмиль. - Видимо, они не знали про колдунов.
- Глядя в глаза, можно прочесть намерения противника, - ответил Сфорца. - Но и он в таком случае сможет прочитать ваши намерения, верно?..
- Лучше смотри на ноги, - посоветовал я. В ногах зарождается каждое движение, каждый выпад, и если рука может обмануть ложным маневром, то ноги всегда выдадут правду.
- К тому же, - продолжал Сфорца, - вы можете не отличить колдуна от обычного человека.
- Это что же, значит, теперь никому в глаза не смотреть?.. - растерялся Эмиль.
- Короче: будешь трахать ведьму - клади её на живот, - шепнул ему я.
Все засмеялись, а Эмиль вновь уставился непонимающе. И как нашему барону удалось сохранить невинность, словно он вырос в монастыре?..
- Лучше вообще не трахать ведьм, а только деревенских девок, - соученики быстро подхватили тему.
- А деревенские что, ведьмами не бывают? А как же знахарки?..
- Говорят, у ведьм хвостик есть, поросячий, - припомнил я.
- Даже в бордель не ходите без оружия, - наставительно сообщил Сфорца.
- То есть, нам можно будет выходить из Академии? И даже ходить в бордель?.. - сразу оживились ученики. - А где оружие прятать?..
Но тут Сфорца сообщил, что время урока подошло к концу и мы можем быть свободны. Мы взглянули на расписание уроков: из-за утреннего происшествия оно всё сдвинулось вперёд на полчаса, так что у нас ещё оставалось немного времени до следующего урока. Я устроился на диване, погладил собаку:
- Никчёмное ты животное... совсем как баронский сынок: глазища такие же бессмысленные, и никакой пользы, только жрёшь и спишь.
С учениками вышел поговорить отец Вильгельм, гостивший в Академии, - об убийстве, разумеется. Я тоже подошёл послушать и поделиться - тем, что ничего не знал.
- Как вы вообще к этому относитесь? - спросил он. - К тому, что произошло.
- Само убийство не удивляет, - я пожал плечами. - А вот способ... способ мерзкий.
Тогда отец Вильгельм стал расспрашивать, кто что видел и слышал, и я сказал, что ночевал в карцере.
- И за что же вас отправили в карцер?
- Как обычно, за драку.
- С кем?
- Да с покойничком нашим.
- По какому поводу была драка?
- Да он сам ко всем лезет... то есть лез. Цеплялся, гадости говорил всем подряд. Я сам ему эдак говорил иногда: ты зачем пристаёшь к тем, кто слабее тебя? Хочешь драки - приставай к тем, кто равен тебе по силам.
- А равный по силам - это кто?
- А это вот такие, как я: кто может за себя постоять и, если что, дать в морду.
- Разве у вас кто-то не может? Мне казалось, у вас здесь все такие.
- Некоторые не могут. Этот не может, - я ткнул в Ульриха. - И этот не может, - в Дитера. - Да и этот не особенно, - указал на Франца.
- Значит, этот Рихард много кому насолил?
- Да, пожалуй. Не самый приятный был тип, многие его не любили. Но чтобы вот так, подушкой... Не знаю, кто мог это сделать, подозрений у меня нет.
Для того, чтобы навалиться всем весом на подушку, много сил не надо, и даже пораненные руки тут не помеха. Дитер говорил об этом громче всех - и вряд ли он стал бы так откровенно делиться знанием дела, если бы был замешан. Юрген и Эмиль видели Рихарда последними, когда поднимались в келью перед завтраком, и Эмиль так кричал о трупе, что это вызывало подозрения, а потом боялся, не появится ли призрак... Но к завтраку Рихард уже должен был быть мёртв - иначе крик Ульриха разбудил бы и его и он спустился бы вместе со всеми.
- А кто должен был помогать по кухне? - припомнил надзиратель за дисциплиной. Имени его я не помнил, зато хорошо помнил его плеть, с которой он ни на миг не расставался.
- Перед обедом же, - уточнил Сфорца.
- Так скоро обед.
- Вот он я, - откликнулся я. - Что сделать нужно?
- Да уже ничего не нужно, всё сделали, - ответили с кухни. - Можешь стол протереть.
И как, скажите на милость, успеть с занятия на кухню? Тут уж либо одно, либо другое.
Пока я переставлял по столу кувшины с компотом и вазочки с вареньем и вытирал его от крошек, раненые тянулись очередью на осмотр в келью лекаря, майстера Рюценбаха, находившуюся по соседству. Дитер накануне, когда рубил дрова, решил проверить, сможет ли разбить бревно кулаком, - и, разумеется, разбил руку. Майстер Рюценбах велел ему протянуть руку, снял бинты и посыпал заживающую рану каким-то порошком, а Дитер тоненько запищал, так что я не сразу понял, что этот звук исходил от него.
- Это ты там так хорошо изображаешь давленную крысу?.. - окликнул я.
Следующим к лекарю был Эмиль. И когда только успел получить плетей?.. Я замечал, что за какую-то провинность надзиратель заставил его бегать по лестнице со стулом в руках, - видимо, бегал он недостаточно хорошо. Майстер Рюценбах выдал ему мазь и велел ему справиться самому со своей спиной и задницей, и Эмиль, смущаясь аки барышня, скрылся за ширмой.
- Стол чист, как мои помыслы! - объявил я.
- Можешь быть свободен, - разрешил повар.
- Что, совсем?..
- Ну, можешь помыть посуду.
А вот это другое дело. Я засучил рукава - и зачем их только делают такими огромными для ученических рубах?!.. - и принялся плескаться в тазу с холодной водой, напевая:
- Однажды с девкой я одной на сеновал пришёл,
На ней рубашку развязал, а сисек не нашёл.
Её кругом поворотил - а жопы тоже нет...
За что я только заплатил четырнадцать монет?..
С посудой я как раз управился, когда пришло время урока богословия с отцом Бенедиктом. Стулья мы перетащили в общую келью, где лежали книги. Я хотел было поставить стул и отцу Бенедикту, но он, как всегда, отказался и остался стоять. Стоял и Эмиль - майстер Рюценбах сказал, что тот не сможет сидеть до самого обеда, включительно. Спросив, что мы читали в прошлый раз, отец Бенедикт объявил, что сегодня мы будем читать Нагорную проповедь, и протянул книгу Францу. Тот взял её, стоя к нам спиной.
- Ты хоть лицом проповедуй, - окликнул его я. Все засмеялись, а отец Бенедикт разрешил:
- Можете сесть и читать со своего места.
- Блаженны нищие духом... - начал Франц, а я старался не клевать носом. Конечно, отец Бенедикт был подслеповат, что позволяло мне сидеть с закрытыми глазами и опустив голову, но если заснуть, недолго и рухнуть со стула, а это уже сложно будет не заметить.
Дочитав отрывок, Франц спросил, что значит "нищие духом". Я думал, что это - когда силы духа мало, а оказалось, что это - смиренные.
- Но там ведь уже было сказано про кротких, - удивился Франц. - Зачем два раза повторять?
- Это разные вещи, - пояснил отец Бенедикт. - Кротость - отсутствие гордыни, а смирение - отсутствие гнева.
- То есть можно быть кротким, но не смиренным, или смиренным, но не кротким? - уточнил я.
- Мессир Сфорца точно не смиренный, - заметил Эмиль.
- Мессиру Сфорца можно не быть смиренным, он кардинал. А вам нельзя.
Это что же получается, Папе Римскому вообще никакие заповеди не писаны? Не знал, что это так работает.
- А как быть с негодяями? - спросил Эдмунд. - Если ничего с ними не делать, они ведь так и продолжат творить зло!
- Их можно передать суду. Для этого существует справедливость.
- Но ведь написано: если ударили по одной щеке, подставь другую, - припомнил Юрген.
- А ты не помнишь уроки мессира Сфорцы? Подставь, а сам бей под ребро, - посоветовал я.
Франц передал книгу Юргену, который также хорошо умел читать, но никогда не мог удержаться от комментирования.
- Блаженны алчущие правды, ибо они насытятся... - прочитал он. - Вот это я понимаю: скоро будет обед, и мы насытимся.
- Здесь имеются в виду жаждущие истины, - поправил отец Бенедикт.
- А где же её взять, эту истину?
- А книга, что у тебя в руках, - разве не истина?
- Нет, - уверенно возразил Юрген. - В ней много неправды. Зачем Бог сказал Аврааму убить своего сына? Зачем он устроил Потоп и убил столько невинных людей?..
- Авраам сам дурак, - я пожал плечами. - А Ной спасся.
- Ной взял с собой только свою семью! Одна-единственная семья на весь мир! А остальные разве были в чём-то виноваты?
- Вовремя не научились плавать, - заметил я.
Отец Бенедикт остановил этот диспут и велел продолжать Теодору.
- Блаженны гонимые за правду, ибо есть их Царствие небесное... - Тео читал медленно, по слогам, как и я, и зафыркал от смеха на слове "поношение".
- Поношения - это оскорбления, - невозмутимо сообщил отец Бенедикт. - Слова похожие, а ударение разное.
- Где же их найти, чтобы гнали? - спросил я, когда Тео дочитал. - Мы же сами всех гоним...
- Здесь говорится о первых христианах, которых преследовали за их веру, - пояснил отец Бенедикт.
- А сейчас преследуют христиане, - вновь заговорил Юрген. - Еретиков и язычников.
- А язычники разве ещё остались?..
- Говорят, на севере, - блеснул познаниями Франц. - Там с ними сражаются рыцари Тевтонского ордена.
- Вот я и говорю, - подхватил я. - Мы сами кого хошь гоняем - и как теперь войти в Царствие небесное?..
- А если язычник живёт праведно, по всем заповедям, но просто ещё не знает о Господе, потому что наши рыцари ещё не дошли до него и не рассказали? А рядом с ним живёт христианин, который грешит направо и налево? Кто из них тогда попадёт в рай? - спросил Эмиль.
- Ну, для начала, такой христианин в рай точно не попадёт, - ответил отец Бенедикт.
- А язычник будет сидеть в аду и ждать Второго пришествия, - добавил я.
- Брандольф совершенно прав, - к немалому моему удивлению подтвердил отец Бенедикт.
- Но он ведь ничего плохого не сделал! За что его в ад? - не сдавался Эмиль, очень переживающий за выдуманного им язычника.
- А его мучить не будут, он просто посидит в уголке, - успокоил его я. - Тёпленько...
- Ага, с нижних кругов пригревает, - подхватил Теодор.
- А... А если он перед смертью узнает о Господе? - продолжал Эмиль. - Тогда в рай попадёт?
- Только если вёл праведную жизнь, - ответил отец Бенедикт. Но Эмиля было не так-то просто остановить.
- А как же разбойник, который перед смертью раскаялся и попал в рай?
- Его раскаяние было искренним.
- А как понять, искреннее раскаяние или нет?.. - вмешался Ульрих.
- Брандольф будет читать дальше, - заключил отец Бенедикт.
- Так я же читать плохо умею!.. - взмолился я.
- Ничего, как раз и научишься.
Я забрал книгу у Тео и уткнул палец в строчки убористого письма.
- Вы - соль земли... Но если соль потеряла силу, то чем сделать её солёною... Погодите, а это точно всё ещё Библия, а не Книга о вкусной и здоровой пище?..
- Читай дальше, - подбодрил меня отец Бенедикт.
- Она ни на что не годится, разве что выбросить её вон, на попрание людям. Но соль же очень дорогая! Зачем её выбрасывать?
- А если она перестала быть солёной, то для чего она нужна?..
- О, кажется, я понял, о чём это! Если человек никчёмный, то его нужно просто вышвырнуть, да?
- А что в твоём понимании - никчёмный человек?
- Ну... человек, который не приносит никакой пользы и только зря жрёт хлеб?..
- А мне кажется, что это мерзкий и злой человек, - возразил Эдмунд.
- Но человек же может просто приуныть... его что же, тоже выбросить? - спросил Эмиль.
- Уныние - смертный грех, - строго напомнил отец Бенедикт. - Но здесь говорится о людях, которые потеряли веру и любовь к ближним, и больше не хотят нести в мир добро.
Почему-то эти строчки про дурацкую соль встали у меня в горле солёным комом. Меня ведь тоже когда-то вышвырнули на улицу, под ноги людям, - или я уже родился где-то в подворотне. Все считали, что я ни на что не гожусь. И даже здесь, в Академии, я отличался от тех, кого учили читать и считать, - не говоря уж о том, что райские врата захлопнутся перед моим носом.
- Мне кажется... если я и был таким человеком, который верил людям и хотел делать добро, то в таком раннем детстве, что уже и не помню, - сказал я.
- Передай книгу Эмилю.
- Там дальше тоже что-то интересное и полезное в хозяйстве, про свечу, - пообещал я Эмилю, указывая ему на нужное место на странице.
- Вы - свет мира. Не может укрыться город, стоящий на вершине холма... Но город же правильно строить на вершине, - удивился барон. - Можно сверху кидать на врагов камни, лить кипящую смолу...
- Продолжай дальше, - поторопил отец Бенедикт.
- Зажжённый светильник не ставят под сосуд, напротив, его ставят на подсвечник, чтобы он освещал всё в доме. Ну, тоже правильно... Так воссияет ваш свет перед людьми...
- Кто понял, о чём этот отрывок? - спросил отец Бенедикт, когда Эмиль дочитал.
- Когда сделал что-то хорошее, нужно забраться повыше, чтобы все это видели? - предположил я. Надо же, а я думал, что следует быть скромнее.
- Верно. Нужно делать добрые дела для всех. А тот, кто делает добро только для себя, подобен светильнику под сосудом. Он и прогорает быстрее.
Следующий отрывок читал Ульрих:
- Не думайте, будто я пришёл свергнуть закон и пророков...
- Сюжет потерялся, - пожаловался Теодор.
В самом деле, что это за проповедь: то про соль, то про светильник, то про пророков? Зуб даю - те, кто впервые слышал всё это, наверняка нихрена не понял.
- ...Если не превзойдёте вы книжников и фарисеев, не войдёте вы в Царствие небесное. А кто такие фарисеи?
- И где их найти, чтоб превзойти? - добавил я.
- Фарисеями были учёные люди, которые очень хорошо знали закон и соблюдали его, но веры в них не было, - объяснил отец Бенедикт. - И сейчас тоже есть такие люди.
- Но Иисус же дал людям новый закон, - встрял Юрген. - Зачем тогда было давать людям старый, плохой закон?
- Он не был плохим. Просто к новому закону люди ещё не были готовы.
- Не то чтобы они оказались готовы к Иисусу, - заметил я. - Иначе бы не распяли.
- Но некоторые были готовы.
- А почему еретиков сжигают? - спросил кто-то. - Ведь гореть заживо очень больно.
- Говорят, рожать больнее, - заметил я.
- Могли бы просто вешать...
- Повешенный может сорваться, - возразил я.
- Это редко бывает, - добавил Франц. - К тому же, могут повесить заново.
- А могут сказать, что такова была воля Божья, и помиловать.
- Сжигают для устрашения, - пояснил Юрген.
- А ещё я слышал про ветки... - припомнил я. - Что где-то в Священном писании есть о том, что плохие ветки бросают в костёр. Как плохую соль, только ветки.
- Очищение огнём, - кивнул отец Бенедикт. - И устрашение, да. Чтобы толпа боялась.
- А она боится? - удивился я. - По-моему, обычно толпе весело.
- Но не стоит забывать, что казнь - это всё равно убийство, - добавил отец Бенедикт. - И тот, кто принимает такое решение, потом раскаивается и говорит об этом с Богом.
На этом чтения закончились. Всё, что я понял, - это что войти в Царствие небесное мне вообще не светит. Столько условий: и быть гонимым, и превзойти фарисеев... Ной был особенный, и апостолы, сколько их там было, тоже были особенные, и у них всё получилось, - но зачем простым людям забивать себе голову всей этой ерундой, предназначавшейся для апостолов? Мы не готовы, мы утонем. Нам всем всё равно гореть в аду - и это едва ли будет отличаться от земного прозябания. На этом уроке я даже не слишком много спал - так меня зацепила мысль о том, что я - негодная соль.
Отец Бенедикт отпустил нас всех, а Юргена попросил задержаться. Беседовали с еретиком долго.
- Там битва титанов, - говорил я. - Кто кого перезанудствует.
Когда дверь наконец открылась, Юрген вылетел, хлопнул ею так, что вздрогнули стены, и убежал наверх, в келью. Отец Бенедикт пригласил к себе Эмиля - но перед этим мы проводили время в компании скучающего лекаря.
- Научились сегодня чему-то у отца Бенедикта? - поинтересовался майстер Рюценбах.
- Ага. Что город надо строить на холме, - сообщил Эмиль.
- И что делать что-то хорошее нужно у всех на виду, - добавил я.
- И почему же нужно на виду?
- Ну, чтобы с тебя брали пример...
- А ещё зачем?
- Там ещё что-то было про веру... во: если ты делаешь что-то хорошее во имя веры, то вера тех, кто это увидит, тоже может укрепиться.
- Хорошо. А что ещё?
- Что можно быть кротким, но не смиренным, и смиренным, но не кротким, а если ты кардинал, то можно не быть ни кротким, ни смиренным и убивать людей! - радостно добавил Эмиль.
- Ну, про убийства нам всё-таки не говорили, - возразил я справедливости ради.
- Можно убивать, если потом раскаиваться.
Центром притяжения учеников в свободное время, как обычно, стал рыжий кот, обитавший в лекарской.
- А оборотни-коты бывают? - полюбопытствовал я.
- Нет, - ответил майстер Рюценбах.
- Хорошо. Иначе это было бы страшное оружие: ни у кого не поднялась бы рука на кота... А бывают оборотни-крысы? Они могли бы пролезать везде...
- Нет. У крысы массы не хватит.
- А если превратиться в стаю крыс? - предположил Тео.
- Хорошая идея! - одобрил я, живо представив, как человек рассыпается на разбегающихся крыс из-под упавшей на пол одежды.
- И что будет, если, скажем, убить одну крысу?..
- Среди людей и так крыс достаточно, - мрачно заметил Филипп.
- Это точно, - согласился я.
Я на кота не претендовал и гладил пса, ласково вопрошая:
- Кто тупая псина? Кто бесполезное животное?..
- Он не бесполезный, - заступился Франц. - Это же охотничья собака, спаниель.
- Охотничьим он был до дурацкой причёски, - возразил я. - Таких спаниелей специально вывели, чтобы они на подушках лежали. Охотиться он может только на крошки со стола.
- Ну, зато он красивый...
- Это точно. Кто тут бессмысленное создание? Кто безмозглая собака?
Пёс смотрел на меня заинтересованно и доверчиво. Франц неожиданно стукнул меня по руке, словно кот, не выпустивший когти:
- Перестань!
- Что перестать?
- Перестань так говорить!
- Ему нравится.
- Ему нравятся твои интонации, а не то, что ты говоришь!
- Так это ведь главное, - я пожал плечами. - С людьми иногда так же работает.
- Да ну тебя, - насупился Франц.
- Если хочешь, можешь вызвать меня на дуэль за оскорбление псины, - предложил я.
- Я подумаю.
- Можно сохранить на память её локон! - добавил Тео.
- О да, - согласился я, поглаживая кудрявые уши. - Локонов тут хоть отбавляй...
Эмиль после разговора с отцом Бенедиктом тоже почему-то исчез наверху, - но пришло долгожданное время обеда, и всех созвали вниз. После молитвы я занял своё прежнее место за столом и прежде всего зачерпнул себе в миску ещё капустного супа, а управившись с порцией, отдал должное бобам - они оказались коварно горячими.
За обедом Эмиль рассказывал свою запутанную историю о том, почему его никто не ждал (или ждал, но не с добром) в его родовом замке, где он попытался кого-то убить, но не добил. Так вот почему он спрашивал мессира Сфорцу о кинжале, соскользнувшем по рёбрам... Я жевал и слушал вполуха - мне бы его проблемы! Вернётся домой инквизитором Конгрегации - и никто не посмеет ему и слова поперёк сказать. Затем Ульриха всё же уговорили рассказать свой сон, как будто это могло помочь в расследовании убийства.
- Мне снилось, что в мой дом пришёл нотариус, - нехотя сказал Ульрих.
- Что такое "нотариус"? - не понял я.
- Судебный секретарь.
- Это так страшно?..
Ульрих рассказал, что нотариус забрал всё имущество его отца в пользу какого-то бастарда. Видимо, так он и оказался на улице, совершенно не умеющим выживать...
- Вот сука, - искренне резюмировал я. - Я бы нашёл и уебал.
- Кого, нотариуса?
- И его тоже.
У всех проблемы из-за бастардов, наследства и прочей ерунды... хорошо быть сиротой.
- Готовьтесь к завтрашней тренировке, - напомнил мессир Сфорца. - Иначе отобьёте себе все выступающие части тела.
- А у некоторых ничего не выступает, - заметил я, потыкав пальцем в мягкого барона.
- А некоторые только из выступающих частей и состоят, - осмелевший Ульрих покосился на меня.
- Кто бы говорил! У меня есть мышцы и жилы, - отрезал я. - А ты ешь давай, а то ветром сдует.
Эдмунду к обеду уже сняли повязки с руки, что не меня одного несколько удивило, но Эдмунд сослался на мастерство лекаря.
- А мы же виделись в Нюрнберге, да? - спросил он меня.
- Ага, виделись.
- А почему ты тогда из шайки ушёл?
- Да потому что иначе мы бы с Генрихом убили друг друга.
- Почему? Генрих же хороший.
- Ага, хороший, как же. Та ещё скотина. Мы бы с ним не ужились.
Эдмунду легко говорить: как был при Генрихе шестёркой, так, похоже, и остался.
В этот раз мы успели доесть до напоминания мессира Сфорцы и вовремя вышли из-за стола.
- А у тебя наряд по кухне! - заявил мне надзиратель.
- Так ведь я уже...
- Тебя тогда было не доискаться!
- Я же рядом был! И мог в любой момент...
- Мог бы и сам прийти! Давай, живо!
Взъелся он на меня за что-то, что ли?.. За то, что под плетью не кричу?..
- Да мне не жалко. Но ведь никакого разнообразия! - посетовал я. - После завтрака - я, и после обеда - снова я...
- Если хочешь разнообразия, в следующий раз придумаю для тебя другое задание, - пообещал мессир Сфорца.
- Буду очень признателен! - искренне откликнулся я, принимаясь драить котлы.
Пока я был занят котлами, майстер Рюценбах внезапно решил прочитать ученикам лекцию про дурные болезни, передающиеся от девок. Может, и вправду нас из Академии выпускать начнут?.. Я толком ничего не слышал за плеском воды и скрежетом шкурки по чугунному днищу, но особенно и не прислушивался. Заразы бояться - к девкам не ходить, вот только не нужны мне те девки, которых за деньги продают. А селянки, которые по любви, - глядишь, и почище будут.
- Котёл сияет, как баронская задница! - отчитался я поварам об оконченной работе.
- И много ты видел баронских задниц?
- Одну точно видел, - заметил я, покосившись в сторону Эмиля.
- И где же ты вырос?
- Так известно где - в канаве.
- И это была канава возле баронского дома? В которую сливали помои?
- А канавы разве какими-то другими бывают?..
Я вернулся к лекарской как раз в тот момент, когда майстер Рюценбах закончил своё увлекательное повествование про отвалившиеся носы.
- А вот и главный специалист пришёл, - провозгласил Тео. Это было, чёрт возьми, лестно.
- И что я пропустил до слова "жена"? - поинтересовался я с самым невинным видом, но лекарь не повёлся и повторять не стал.
- Короче, не изменяй жене, - вкратце объяснили мне однокашники.
- А до того, как женюсь?
- Не прелюбодействуй!
Ага, как же. Инквизиторы Конгрегации вон обета безбрачия не дают...
Скоро должен был состояться урок брата Отто по обыску, но тут на кухне освободился ещё один котёл, и я продолжил прерванное занятие.
- Все на занятие!
- У меня котёл!.. - прокричал я в ответ.
Когда я освободился, всех однокашников уже и след простыл.
- И как мне узнать, где урок?..
- А это будет твоим первым заданием по поиску, - сказал майстер Рюценбах.
Но тут сверху послышались громкие голоса, и я поспешил по лестнице к кельям - чтобы почти столкнуться с Юргеном, которого уводили, словно задержанного преступника. Что он натворил - похоже, никто так и не успел понять.
- Вы так шумели, что я сразу вас нашёл, - сообщил я.
Урок ещё не начался. Брат Окко разделил нас на две группы и сказал, что наша задача - обыскать две кельи. Уж что-что, а находить припрятанное я умел и с энтузиазмом взялся за дело. В первые же пары минут я извлёк из-под шкафчика пузырёк чернил и несколько перьев.
- И это тоже? - я продемонстрировал брату Окко свою добычу.
- Да. Всё, что только можете найти.
С более мелкими предметами оказалось сложнее. Я заглядывал под койки, под матрасы и под подушки, встряхивал одеяла, и под простынёй нащупал кусок пергамента с одним-единственным словом "и". Мои однокашники тоже находили такие же записки - а также, на глазах брата Отто, Эдмунд извлёк откуда-то самодельную колоду карт. Её брат Отто велел положить на стол вместе с остальными находками. Я не отвлекался на происходящее: я хотел найти больше. И какова была моя радость, когда я догадался отодвинуть кровать от стены и обнаружил записку, прикреплённую к спинке кровати с внешней стороны!..
Конечно, я гордился собой. Записки складывались в одно послание: "Нашедший и собравший сие может получить у повара порцию сладкого". Но прежде, чем брат Отто вернулся взглянуть на наш результат, Эдмунд решил припрятать карты, а наставнику сказать, что ему показалось. Это не было хорошей идеей, но что я мог сделать? Сдать его и стать стукачом? Ну нет, меня это вовсе не касалось. Я даже не смотрел, куда Эдмунд дел колоду, - должно быть, сунул в штаны или за пазуху.
- А где карты? - спросил брат Отто.
- Какие карты?..
Ну вот, началось. И что за радость отрицать, уже попавшись с поличным?..
- Я не видел, - честно сказал я. Не люблю врать без веской причины, а в этот раз моя совесть была практически чиста. - Вот всё, что я нашёл. Ничего больше я не находил.
- Я видел карты у Эдмунда. И они лежали здесь на столе. Куда они потом делись?
- Вам, наверное, показалось, - нагло заявил Эдмунд. - Не было никаких карт.
- Ищите, - спокойно распорядился брат Отто. - Они точно были здесь.
Чтобы не сидеть без дела, я ещё раз прошёлся с обыском по комнате, прочесал кровати, но, разумеется, ничего не нашёл.
- Нет их здесь! - объявил я, начиная сердиться. - Поверьте, искать я умею. Я здесь всё носом перерыл. Нету здесь карт, иначе я бы их нашёл.
- Вон там под окном что-то белое... - заявил Эдмунд. Я выглянул в окно.
- Снег там под окном, - ответил я. - Если карты выкинули из окна, мы их не увидим: крыша покатая.
Мы расселись по койкам, брат Отто возвышался над нами. Говорил, что если тот, кто спрятал колоду, не отдаст её, то выпорют всех. Стало скучно, и я растянулся на койке, подложив руки под голову.
- Быстрее новую колоду нарисовать, - заметил я. - Был бы только пергамент...
- Пока не отдадите карты, вы отсюда не выйдете, - постановил брат Отто. - Будете здесь сидеть, пропускать занятия, без еды и воды...
Ага, пока не съедим друг друга, как же. Что ж, всё лучше, чем в карцере: так же скучно, зато тепло. А вот риск пропустить занятия - это неожиданно оказалось действительно обидно. Брат Отто вышел, и ученики тут же начали шёпотом переговариваться между собой о том, что теперь делать. Мне же со своего места лёжа было отлично видно, что брат Отто стоит под дверью и всё слышит. Какие же кретины.
- Не было у бабы заботы... - вздохнул я. Так хорошо всё начиналось, и просрали свою награду за урок из-за какой-то колоды карт!..
Заглянул мессир Сфорца, и брат Отто пожаловался ему на произошедшее. Тот подключился к увещеваниям. Я уж было думал, что начнёт по очереди морды бить, - но, видимо, бесполезность этого метода он уже усвоил. Вот бы они с таким же усердием искали убийцу Рихарда, как эти несчастные карты!.. Велели бы обыскать друг друга, и дело с концом.
Я, и не думавший изменить лежачее положение, огрызнулся, но Сфорца взглянул на меня не столько укоризненно, сколько измождённо, так что мне стало его жаль, и я прикусил язык. В конце концов, иметь дело с упрямыми юнцами - та ещё работёнка, и он, должно быть, чертовски устал.
- Простите, - буркнул я, но совершенно искренне. Да, я не сдержался, потому что меня самого раздражало то, что я застрял здесь зазря по милости своих однокашников. Не люблю, когда меня подозревают в том, чего я не совершал.
- Думаете, мне нравится тут с вами стоять?.. - вопросил Сфорца в продолжение моих мыслей. Мне захотелось предложить ему присесть, но это было бы оскорбительно, и я промолчал.
Дальнейшие переговоры я в основном пропускал мимо ушей.
- Просто отдайте мне карты, и нарисуете себе новые. Вы же знаете, кто их нарисовал? - в голосе Сфорцы появилось нескрываемое удовлетворение своей идеей. - Франц, верно?
На его беду, Франц оказался в коридоре перед открытой дверью кельи. Сфорца окликнул его и спросил, не он ли нарисовал найденные его товарищами карты. Тот сразу же признался. Ещё один кретин. И как только дожили до своих лет...
- Раз это ваша колода, то пусть ваши товарищи её вам и отдадут.
- Ну, может, у них её правда нет... - предположил Франц. - Может, они её выкинули...
- Тогда, в самом деле, не будем наказывать тех, кто карты не нашёл, они не виноваты, - радостно постановил Сфорца. - Плетей получит тот, кто нарисовал. А вы можете быть свободны.
Ну наконец-то! Пока остальные пристыженно медлили, я поднялся, потянулся и вышел из кельи. Там, в коридоре, с уводившим Франца кардиналом столкнулся брат Отто и начал спрашивать, что он делает.
- Франц признался, что карты нарисовал он, - ответил Сфорца, лучащийся спокойствием. - И получит за это наказание. А тех, кто ничего не видел, наказывать не за что. Я им верю. Я их отпустил.
- Но... - брат Отто попытался возразить. Франц стоял на ступенях лестницы и ждал.
Чтоб их, этих взрослых, - даже о наказании договориться не могут!.. А Сфорца всё-таки сукин сын: выбрал того, у кого самая нежная шкурка из всех. Думал уязвить чью-то совесть? Чёрта с два: Франц рисовал? - рисовал. Сам признался? - сам. За рисование карт наказание положено? - положено, он и за карикатуру уже огребал, также по собственному разумению. Никто Франца под руку не толкал и за язык не тянул - кроме самого Сфорцы, который вздумал его в качестве воспитательного пособия употребить; вот со своей совести пусть кардинал и спросит.
- Если так уж надо хоть кого-то выпороть, так давайте меня, что ли, - предложил я брату Отто. - Я этих карт, правда, в глаза не видел, но мне не жалко. Лучше уж меня, чем задохлика этого.
Но Сфорца в своих намерениях был непреклонен - ну, хоть за это уважаю: не грозится попусту, а все угрозы исполняет до конца, - а брат Отто был занят с учениками в соседней келье.
- Вы там ещё не закончили? - полюбопытствовал я. - Можно мне там тоже поискать?
- Ну, поищи, - разрешил брат Отто.
- Мы уже всё обыскали, - пожаловался Эмиль. - Тут больше ничего не найти.
- Спорим, я найду? - во мне снова включился охотничий азарт.
Я повторил уже опробованное прочёсывание комнаты: заглянул под кровати, под матрасы, прощупал простыни и одеяла... приподнял даже напольный подсвечник - но Эмиль каждый раз говорил, что они там уже смотрели. Становилось только интересней.
Вдруг Филипп обнаружил записку, прикреплённую к подушке: белое не было заметно на белом. Я повертел каждую подушку со всех сторон, но больше записок не было. Эмиль тем временем перелистывал толстые книжные тома. Но некоторое время спустя голос Эмиля провозгласил:
- Мы идиоты, ребят!..
Он нащупал ещё одну записку, прикреплённую снизу к раме кровати. Да, я заглядывал под койки, - но чтобы разглядеть внутреннюю сторону рамы, нужно было подлезть под кровать лицом вверх, а Эмиль для этого был слишком... объёмный.
- Подвинь жопу! - велел я сидевшему на койке Ульриху. - Дай посмотрю.
Я заполз под койку на спине, потом под другую.
- Ох и подметём мы сегодня полы своими волосами...
Но единственной моей находкой была старая монета, закатившаяся между досками пола. Сдавшись, я склонился над найденными в этой келье записками. Они тоже могли сложиться в послание, но каких-то частей не хватало.
- Погодите... а что если их можно объединить с нашими записками?..
Я сбегал в соседнюю келью - кажется, ранее наказанные продолжали там торчать по своей воле - и забрал найденные клочки пергамента. Брат Отто утверждал, что в разных кельях были разные задания, но, не слушая его, мы сложили головоломку - и вот теперь из клочков получился целый лист пергамента, линии разрезов совпадали. Правда, некоторые клочки повторялись, и их копии мы отложили отдельно.
- Ладно, молодцы, - похвалил брат Отто. - Теперь можете спуститься на кухню и получить порцию сладкого.
Ученики поспешили по лестнице вниз, а Ульрих почему-то остался стоять в коридоре.
- А ты чего ждёшь? - поторопил его я. - Ты тоже заслужил.
Я задержался, поскольку мне было любопытно, где брат Отто мог спрятать то, что я не нашёл.
- А где то, что мы не нашли? Покажете? - я увязался за ним в келью.
- Мы заготавливали два одинаковых пергамента и разложили их части в двух кельях, - проговорил брат Отто, оглядываясь. - Видимо, в этой келье кто-то нашёл и забрал с собой клочки ещё до урока. Молодцы, сами себе усложнили задачу.
Значит, всё не так интересно, как я ожидал, и недостающие части просто лежали на видном месте?.. Но я мог засчитать себе два найденных клочка - уже неплохо.
- А всё-таки, куда вы спрятали карты?.. - доверительно поинтересовался брат Отто, когда мы вышли из кельи. Любопытство в ответ на любопытство.
- Понятия не имею! - откликнулся я. - Я эти карты в глаза не видел. Может, и правда в окошко выкинули, и ищи их теперь. Как-то обидно даже... Кабы довелось хоть раз в них поиграть, было бы не так обидно.
- Они были у Эдмунда, я их видел. Что ж, если он не захотел признаться... Может, на будущее это послужит ему уроком.
- Как знать... может, и послужит, - пожал плечами я, спускаясь по лестнице. - Уроком, как прятаться получше...
Внизу, на кухне, ученики намазывали на ломти хлеба обещанные мёд и варенье. Позвали и меня, и Тео - как мило с их стороны...
- Я не люблю сладкое, - отказался я.
- Да брось, - удивился Эмиль.
- Нет, правда не люблю, - я пожал плечами. - Наесться им невозможно. Вот хлеб - другое дело, но я сейчас не голоден.
В лекарской сидел мрачный Юрген, держа перед собой руки, связанные бинтом. Майстер Рюценбах пояснил, что связал его потому, что он сопротивлялся лечению. Пришёл мессир Сфорца и сел напротив Юргена вести душеспасительную беседу.
- Почему ты не хотел лечиться?
- А зачем?
- Потому что наше тело дано нам Господом, и негоже бросать ему этот дар в лицо. Самоубийство - смертный грех.
- Какая разница? Я всё равно великий грешник.
- Похоже, кто-то больно много кушал, - заметил я.
Его кормят, дают крышу над головой, не вырезают язык за богохульство, ещё и лечат, - а он всё недоволен? Посмотрел бы я на то, как он шагнул бы с моста, живя на улице, где никто не бросится его спасать. Никому твоя жизнь даром не нужна, кроме тебя самого. И моя - никому. А Конгрегации просто нужны цепные псы в овечьих шкурах.
- Ты же из одного города с Эдмундом, да? - подошёл ко мне Франц.
- Мы встречались в Нюрнберге, но недолго. Я бродил по разным городам.
- Но родился ты в другом городе, не там?
- Да, в другом. А что? Ищешь совпадения?
- Да так...
Пользуясь свободным временем после урока, ученики устроились на ступеньках лестницы. Эмиль рассказывал, что ему приснилось, как он убивает Рихарда подушкой, - именно поэтому, по его словам, он, проснувшись, хохотал (некоторым показалось, что он рыдал), и именно поэтому не рассказал об этом при наставниках. Хотел прикинуться лунатиком?.. Но если бы был виновен в убийстве - мог бы вовсе не говорить об этом...
Тут раздался стук от дверей Академии, Франц позвал брата Отто, и тот впустил позднего гостя. Гость был в блестящем от дождя чёрном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо.
- Здрасьте, - поприветствовал я равнодушно скользнувший из-под капюшона взгляд.
- Это экспертус Конгрегации, - сообщил брат Отто. - Он приехал на вас посмотреть.
- Да что на нас смотреть, как на поросят на ярмарке... - пробормотал я. Пока ведь и не выучились ничему толком, чтобы было, что показывать.
Брат Отто вдохновенно пожаловался гостю на совершённое утром убийство, в очередной раз посетовав, что мы, дескать, "не понимаем" да "не осознаём" серьёзности происшедшего. Интересно, осознание должно было выражаться рыданиями, заламыванием рук и битьём земных поклонов?.. Экспертуса пригласили в столовую выпить горячего вина и перекусить с дороги, но он как будто спешил исполнить то, за чем приехал.
- Ты, ты и ты, - ткнул пальцем он. - Возьмите себе стулья и пройдите в общую келью.
Поскольку выбор пал на меня, я подхватил стул поудобнее и перетащил его в келью, где проходили занятия. Мы с Тео сели рядом и переглянулись: хорошо сидим, но дальше-то что?.. Экспертус, с чем-то возившийся у стола, велел нам вытянуть руку вперёд, ладонью вверх, и вновь надолго замолчал. Он что, хотел проверить, как долго мы сможем сидеть с вытянутой рукой?..
- Имя? - он подошёл ко мне первому.
- Брандольф. - фамилию, которую приписали мне в Академии, я называть не стал: я и забывал-то о ней через раз.
В пальцах экспертуса мелькнуло крошечное лезвие, и он надрезал мне запястье на вытянутой руке. Я недовольно ойкнул от неожиданности, а тот подставил такой же крошечный стеклянный пузырёк с каким-то белым порошком и нацедил кровь в него. Затем он отошёл, позволив опустить руку, и я прижал к порезу край рукава. Послышалось шипение Тео, которого подвергли той же процедуре.
- Вы свободны, и позовите ещё троих.
Я вышел и объявил:
- Следующие!..
Ульрих, ближе всего стоявший к двери кельи, замер в нерешительности.
- Не бойся, ничего страшного там с тобой не сделают, - пообещал я, потрепав его по плечу.
И чем меня так забавляло поддерживать этого задохлика?.. Будто галчонка, выпавшего из гнезда, ей-богу. Другие, у кого раньше был родительский дом, уже освоились здесь, а этот...
- И что это был за упырский ритуал, кто-нибудь может мне сказать?.. - поинтересовался я, зализывая полученную царапину.
- Может, он это... - и Теодор изобразил, как экспертус выпил бы из флакона.
- Похоже на то!
А если без шуток: я слышал, что колдуны и ведьмы, заполучив кровь человека, могут сделать с ним что угодно - проклясть или болезнь наслать, или всегда знать, где он находится, куда бы ни спрятался. Но так то - колдуны... Неужели Конгрегация прибегает к тем же средствам, и все мы теперь повязаны?.. Один за другим ученики выходили с порезами на запястьях. Некоторые говорили, что их также просили прочитать молитву на латыни.
Пока наставники о чём-то совещались с экспертусом, майстер Рюценбах вновь заскучал и предложил ученикам разгадать загадку - расследовать дело. Он начал рассказывать, что дело происходило в небольшом поселении, где начали вдруг пропадать дети. Местный барон уехал к невесте, оставив своего управляющего. Также в деревню прибыл некий чужак.
- И все, конечно, подумают на него, - предположил я.
- Но дети начали пропадать ещё до его прибытия.
- И всё равно подумают на него, он же чужак...
Следом выяснилось, что рядом с поселением добывали серу, но не в шахте, а на склоне холма у озера.
- Что мы знаем о сере? Что она хорошо горит, - размышлял я вслух. - Значит, легко избавиться от тел.
Между детьми не было ничего общего, кроме малого возраста, - это были и мальчики, и девочки. Пропадали они без следа, и среди бела дня, - хотя все жители деревни присматривали за детьми.
- Значит, детей уводил тот, кого они хорошо знали, раз они не шумели и не сопротивлялись, - я, как и прочие, продолжал делиться догадками. - Кого могут знать все дети? Местного священника?..
- Священника - возможно, - кивнул лекарь. - Но думайте не только о том, "как", но и о том, "зачем".
- Кому могут понадобиться дети?.. - недоумённо спросил Эмиль.
- Туркам продать, зачем же ещё, - заметил я. - Нужно искать кого-то, кто с ними торгует.
- А туркам они зачем? - вмешался повар.
- Так в рабство, разумеется...
- Подумайте, что может привести к крестьянскому бунту, - подсказал майстер Рюценбах.
- Неурожай, голод, налоги... проще сказать, что НЕ приведёт к крестьянскому бунту, - со знанием дела заметил Эмиль.
- Кто-то похищал детей, чтобы крестьяне взбунтовались?.. - удивился я. - Слишком многоходовочка.
Когда Эмиль спросил, может ли в озере водиться русалка, майстер Рюценбах заявил, что нужно сперва думать о человеческом факторе, и в самую последнюю очередь - о сверхъестественных существах. Он заговорил о том, что озеро в том поселении было щелочным и могло растворять тела.
- А как отличить такое озеро от обычного? - спросил я. - А то так полезешь купаться...
- Можно кинуть кролика, - предложил кто-то.
- Это что же, постоянно кролика с собой таскать?!..
- Кролика лучше сожрать! - заметил Теодор.
- А если ветку кинуть? - предложил Франц. - Она тоже растворится?
- Да, только очень медленно, - ответил майстер Рюценбах.
- На задании лучше вообще не купаться, - заметил мессир Сфорца, также принимавший участие в разгадывании загадки. - В воде, без одежды и без оружия, вы слишком уязвимы.
- Держать кинжал в зубах? - предложил я.
- Голый и с кинжалом в зубах... - впечатлился кто-то. - Страшное зрелище.
- Можно положить оружие на выступающий камень рядом, - заметил майстер Рюценбах.
- Если хочется помыться, лучше просто обтереться мокрой тряпкой, - сказал мессир Сфорца.
Что б они понимали! Тряпочкой пусть обтираются богачи, боящиеся показаться грязными. А вот плавать - оно не для чистоты, а для удовольствия.
- А почему бы не ходить купаться вдвоём? - предложил Эмиль. - Один моется, другой караулит...
- Действительно, почему это мы всегда отправляли на задание только одного инквизитора? - мессир Сфорца развеселился так, что это немного пугало. - Как мы не могли додуматься до такой гениальной идеи - отправлять двоих инквизиторов!..
- У нас нет стольких инквизиторов, - серьёзно урезонил его отец Бенедикт.
- К тому же с тем, чтобы подержать твой кинжал, справится и слуга, - заметил я. - Но мы слишком далеко отошли от загадки. Что там было, с этими детьми?..
Майстер Рюценбах заговорил о том, что, оказываясь где-либо, нужно прежде всего расспрашивать о местных легендах и суевериях, всяких запретных местах и прочем.
- Но вы же сами сказали: думать об этом в последнюю очередь... - протянул Эмиль. - Если дети были примерно одного возраста, то, значит, родились в одно время?
- Не было ли какого-нибудь пророчества относительно детей, родившихся в один месяц? - спросил я.
- Они родились в разные месяцы.
- По одному ребёнку на каждый месяц? И все из разных семей?
- Да.
- Знаете, это выглядит так, будто жители деревни сами сговорились отдавать детей, - сказал я. - Один ребёнок из каждой семьи... похоже на дань.
- Мы можем узнать, каких месяцев не хватало, и какие дети могут стать следующими, - предложил Франц.
- Верно, - подхватил я. - И проследить за ними.
Выслушав все версии, майстер Рюценбах сообщил, что в деревне существует легенда о ведьме, которую много лет назад сожгли сами селяне, без участия Инквизиции. Она похищала детей, но их всех нашли живыми в её доме. Они были ослеплены - у некоторых были вырваны глаза, некоторые ослепли под воздействием какого-то зелья и прозрели позже. Дочь ведьмы, которая была больна и которой, по-видимому, мать искала исцеление, смогла сбежать. Многие пострадавшие и их потомки также уехали из деревни.
- И теперь кто-то из них вернулся? Но зачем ему похищать детей?..
- Чужак приехал позже, - напомнил лекарь.
- А если вернулась дочь ведьмы? Что если исцеление было временным? И его нужно обновлять раз в пару десятков лет?.. - ученики засыпали его вопросами.
- Но дочери ведьмы нет в деревне. Нашли только её портрет. Молодая девушка из аристократической семьи...
- Такая же, как невеста барона? - догадался я, усмехнувшись.
- На портретах все девушки похожи.
- Значит, всё-таки управляющий?..
- На самом деле никакой ведьмы не было, - заявил майстер Рюценбах. Он рассказал, что управляющий раньше жил в соседнем баронстве, которому крестьянский бунт был бы весьма на руку: можно было под шумок отжать себе чужие земли.
- Всё-таки многоходовочка... этому управляющему романы бы писать, - хмыкнул я.
План длиной в почти два десятка лет... ждать, пока подрастёт "дочь ведьмы", чтобы его осуществить? Слишком неправдоподобно. Напугать крестьян можно чем угодно ещё, кроме повторения давнего сценария, а гробить кучу детей - слишком хлопотно. Впрочем, майстер Рюценбах наверняка это всё придумал, чтобы нас развлечь. На деле люди более просты и предсказуемы, а инквизиторы... не тратят время на то, чтобы докопаться до всего этого, тем паче что порой докопаться не представляется возможным, - и тащат на костёр первого подвернувшегося.
- ...Вы должны будете научиться анализировать информацию, - наставительно резюмировал майстер Рюценбах.
- Анал-что? - переспросил я.
- Анализировать. Это значит - разбирать и изучать.
- Звучит как-то непристойно.
- Ну вот тебе новое слово в копилку. Однажды научишься материться на латыни.
- А это мне нравится, - оценил я.
- Брандольф, - окликнул отец Бенедикт. - Подойди. Мы ещё не разговаривали сегодня.
Ну вот, не удастся отвертеться от исповеди... Я вошёл в общую келью, прикрыл дверь и сел напротив ректора. Я ожидал, что он будет спрашивать о Рихарде, но вместо этого он спросил:
- Брандольф... с тобой в последнее время не происходило ничего необычного или странного?
- Вроде нет, - я неуверенно пожал плечами. - Сны паршивые, но это как у всех.
- А какие-то... необычные способности не проявлялись?
- По воде не хожу. Сквозь стены не смотрю, - хмуро ответил я, начиная нервничать.
К чему он клонит с такой уверенностью? Откуда он знает? Кто ему донёс?!..
- А что насчёт хорошей интуиции?
- На интуицию не жалуюсь, раз до сих пор жив. Но бывало и битым валяться в канаве, так что... ничего особенного. Разве что... но это, конечно, просто предрассудки...
Если он знает, то лучше сказать самому. Всё равно выжигать будут калёным железом... Может, потому меня и приметила Конгрегация? А я-то, дурак, повёлся, что в самом деле будут учить.
- Может, и не предрассудки.
- Ну, я порой замечал... когда бывал избит не только я, и мы с товарищем по несчастью где-то отсиживались вместе... то у него всё заживало быстрее, как на собаке. А у меня самого при этом - нет! Некоторые мне даже говорили, что я вроде оберега. Смешно... какой я оберег?.. И вот здесь тоже... у Эдмунда, который рядом со мной сидел, всё так быстро зажило, что все удивились. Но это, наверное, просто мастерство лекаря.
- И ты при этом что-то делал? Прикладывал руки?
- Нет! Я ничего не умею, меня никто этому не учил! Мы просто... болтали, и всё. Мне даже не нужно было хотеть, чтобы это произошло. Так что я думаю, что это совпадение.
- Это не совпадение, - торжественно изрёк отец Бенедикт. - У тебя, мальчик мой, - дар Божий.
- Вы шутите, да?.. Я же слышал, как исцеляют наложением рук...
- И что же ты слышал?
- Ну, как какой-нибудь король выходил на площадь, и к нему стекались всякие нищие, прокажённые... а он протягивал руки и всех исцелял. Но так то - король, помазанник Божий. А то - я. Обычный бродяга. Откуда у меня дар?..
- Но твой дар - врождённый, он именно от Бога. Если только ты не заключил сделку с демоном.
- С демоном - точно не заключал. Нужен я демонам...
Да если бы на меня обратил внимание какой-нибудь завалящий демон, я бы попросил чего-нибудь более полезного, чем такая бестолковая способность. Подыхать будешь - и сам себя не сможешь спасти, зато какой-нибудь подонок рядом с тобой сможет выжить... Заберите-ка свой дар назад! И я никогда не обвинил бы отца Бенедикта во лжи, но - ни за что не поверю, что такими дарами разбрасывается Господь. После всех слов о том, что даже вход в рай нужно заслужить, - назначать избранником кого попало? Ну нет, что-то мне подсказывает, что в Священном писании о таком ни словечка. И ничем этот "дар" не отличается от способностей ведьм да колдунов. Выходит, деревенский знахарь на костре - язычник и малефик, а инквизитор с таким же "даром" - просто удачно оказался по другую сторону костра?..
- И откуда вы знаете, что это дар от Бога? - спросил я.
- Мы проверили твою кровь, - объяснил отец Бенедикт.
Я что-то слышал о том, что жиды считают, будто душа человека находится у него в крови...
- Это правда, что в крови находится душа? То есть вы взяли частицу моей души?
- Не совсем так. Но у нас есть... свои способы. И они достаточно точны.
- И что мне с этим даром делать?..
- А ты хочешь помогать людям?
- Нет. Люди слишком разные. Вот вы - хороший человек. Если на вас нападёт какой-нибудь мерзавец с ножом, я, наверное, даже рискну своей шкурой, чтобы вас защитить. Но большинство людей - такая же дрянь, как и я сам. И я никаких симпатий к ним не испытываю.
- Никто не святой, и я также. Но ты хотел бы служить Конгрегации?
- Я могу работать, как скажете. Если вы считаете, что я могу приносить пользу таким образом, - что ж, я попробую. Мне всё равно.
- Поступишь в распоряжение майстера Рюценбаха. Он научит тебя всему.
На этом мы и расстались. Я вышел из кельи, огляделся и обнаружил, что в столовой и лекарской моих однокашников не видно. Поднявшись наверх, я заметил прикреплённую к зеркалу записку. Это были очередные смешные стихи - наставники давно охотились за ними, но автора вычислить не могли. Я старался успеть прочитать и запомнить их, чтобы пересказывать, пока записку не сорвали, но с моим плохим умением читать это было затруднительно. К счастью, рядом очутился Франц и прочитал вслух. Стихи с каждым разом становились всё лучше и лучше!..
В углу библиотеки склонились над столом Дитер и Ульрих - видимо, что-то писали. Они просили не толпиться рядом, чтобы не привлекать к ним внимания, но вокруг всё равно собралась компания учеников. Я, оставаясь возле зеркала, заметил поднимающегося по лестнице брата Отто и громко прошипел:
- Осторожно!..
Двое тут же изобразили потасовку, и брат Отто отвлёкся на них. Отчитав их за неподобающее поведение, он прошёл мимо, даже не посмотрев в сторону библиотеки. Закончив, Ульрих и Дитер прикрепили другую записку со стихами к стене на лестнице. Их мы прочитали тоже. Во всеобщем веселье я даже не спросил, кто сочинял эти стихи, а кто записывал (вторая записка была со множеством ошибок), - это в любом случае было здорово и смело.
Франц говорил, что Эдмунда задержали и что он, видимо, и есть убийца Рихарда. Я возражал, что не стоит судить прежде времени: о том, как всё обстоит на самом деле, нам наверняка расскажут. А потом мы заметили, что Францу нехорошо: он пошатывался, опираясь на лестничный столбик, словно перегревшийся или пьяный.
- Эй, что с тобой? Сходил бы ты к лекарю, - посоветовал я.
- Не хочу к лекарю... - заныл тот и цапнул меня за руку. Но не всей ладонью, как тот, кому трудно стоять, а эдак мизинцем, как если бы думал, что я не замечу. Или не заметят другие. Ах да, его должны были выпороть за карты... И он, значит, тоже верил в эту ерунду с исцелением? Ну уж дудки! Возиться со всеми малохольными я не подписывался.
- Тогда присядь и выпей воды, - предложил я. - Кстати, лекаря нужно навестить мне: отец Бенедикт отправил меня к нему учиться. Буду практиковаться на вас, - пригрозил я, спускаясь по лестнице. - А пока что ничем не могу помочь!
Когда я постучался в лекарскую, майстер Рюценбах беседовал с надзирателем и велел мне присесть и подождать. Некоторое время спустя он наконец обернулся ко мне.
- Отец Бенедикт направил меня к вам учиться лекарскому мастерству, - сообщил я.
- Ты хочешь стать лекарем?
- Не то чтобы. Мне кажется, у меня лучше получается рубить дрова и драить котлы. Но отец Бенедикт считает, что я могу быть полезен в таком качестве.
- И почему же он так считает?
- Он думает, что у меня дар Божий, - пожал плечами я.
- Предположим... и что ты умеешь?
- Ничего. Так что это вам теперь со мной мучиться.
- Что ж, давай проверим, что ты знаешь. Если поранишься, что будешь делать?
- Промою рану от грязи...
- Чем промоешь?
- Найду чистую воду. Я знаю, что у лекарей есть на этот случай всякие отвары трав, но когда я жил на улице, у меня ничего такого не было.
- Запомни, что рану можно промыть алкоголем. Любым, но лучше крепким, например - креплёным вином.
- Если бы у меня был алкоголь, я бы его лучше выпил! - воскликнул я. Переводить продукт на раны? Может, богачи в вине и купаются, но только не я.
- Употребить внутрь - тоже полезно, - усмехнулся надзиратель.
- Да я какого только пойла не пил... - припомнил я. - Когда изобьют до полусмерти - что угодно выпьешь, лишь бы отрубиться. А как придёшь в себя - глядишь, и заживёт.
- Будешь помогать мне обрабатывать и перевязывать раны своих товарищей, - сказал лекарь.
- Винищем?
- Не только. А что будешь делать, если поймёшь, что тебя отравили?
- Блевать.
- Можно есть золу. Только не всегда это помогает. Поэтому вас будут учить ядам и противоядиям, а я буду учить тебя дополнительно всему необходимому. Станешь моим помощником, научишься собирать и высушивать травы...
Я живо представил себе, как остальные будущие инквизиторы получат щёгольский наряд, хорошее оружие и коня, и отправятся на своё первое задание. А я буду собирать на поле цветочки да чахнуть в келье, перебирая их в ожидании раненых героев, ждущих, что я приложу к ним подорожник. Тьфу.
- Что-то бабское это какое-то дело... уж не сочтите за оскорбление.
- Разбираться в ядах - полезно, - майстер Рюценбах не повёл и бровью. - А ещё ты будешь разбираться в пытках.
- Пытать я не собираюсь, - отрезал я.
- Так ты определись, бабское дело или пытать не хочешь, - усмехнулся надзиратель.
Смейся, смейся. Вот только с привязанным к столбу - и девица справится, если ей дать в руки плеть или заточенный ножик. Издеваться над тем, кто ответить не может, - прежде всего себя не уважать, даже если он тысячу раз твой враг, даже если скажут, что "для дела". Богоугодного дела, надо полагать... Известно ли святошам, что человек, которому больно и страшно, в чём угодно признается и что угодно выдумает?.. Уж наверняка известно.
- А знаешь, почему палачи - лучшие лекари? - продолжал майстер Рюценбах.
- Догадываюсь, - хмыкнул я. - Знают, как в человеке всё устроено.
- Верно. А тебе, как лекарю, придётся иметь дело с теми, кого пытали, и с теми, кто не захочет, чтобы их лечили. Труд лекаря Конгрегации - это кровь и грязь, но этот труд очень важен для нашего дела. Готов ты к такому?
- Будто я крови и грязи не видел... Лечить так лечить.
А всё оказалось ещё гаже, чем ждать раненых героев. Мои дорогие коллеги будут сбрасывать мне своих жертв из застенков, чтобы я их штопал, вправлял суставы, не давал им сдохнуть раньше времени, - только чтобы они могли подольше калечить их заново... Да я бы всем таким пациентам сворачивал шею. Что там отец Бенедикт говорил о том, что каждый сам находит для себя равновесие между милосердием и справедливостью?.. Значит, моё равновесие таково. Спасибо майстеру Рюценбаху за честность.
Когда я вышел из лекарской, отец Бенедикт велел всем собраться в общей келье. Он подтвердил, что Рихарда убил Эдмунд, сознался в этом (интересно, как?..), и что показания других учеников помогли отвести подозрения от невиновных. Также он сказал, что Эдмунд отправится в монастырь осознавать свой поступок - а когда-нибудь потом, быть может, вернётся к нам. Вернётся, говорите?.. Видимо, для того, чтобы "случайно" упасть с лестницы. Кто-то говорил, что с Рихардом так и надо было поступить, а я спросил:
- А почему других - вешают, а нас - нет?
Ответом мне была пространная проповедь о том, что-де все мы знаем притчу о пастухе, у которого была сотня овец, но когда одна овца потерялась, он пошёл её искать и радовался, когда нашёл. Глупая история. Пока ты ищешь любимую овцу, остальные остаются без присмотра и могут подвергнуться опасности. Не говоря уж о том, что человек - не овца и сам отвечает за последствия своих решений. Но, надо полагать, убийца в рядах Конгрегации - уже не убийца, как и колдун - уже не колдун?.. Быть может, умение задушить спящего подушкой входит в число негласных добродетелей инквизитора?..
Мне надоело стоять, и я сел на пол. Отец Бенедикт продолжил рассказывать о том, что у некоторых из нас были выявлены особые способности, именуемые "искрой Божьей" - вроде обострённой интуиции или исцеления.
- О, я слышал, слышал, как лечат наложением рук, - обрадовался Эмиль.
- Я никого руками трогать не буду, и не просите даже, - предупредил я.
- А у кого какие способности?
- А это ваши товарищи пусть сами вам скажут, если захотят.
А если не захотят, то всё равно все узнают. Когда я только появился в Академии, я вправду думал, что буду кому-то нужен... что ж, я буду - в качестве дармовой примочки. И никогда не узнаешь, говорят ли с тобой потому, что хочется поговорить, или потому, что спина от плетей чешется.
К чёрту Конгрегацию. Помогать людям? - Может быть. Но там, где я захочу, и так, как я захочу. Там, куда инквизиторы обращают свой взор, только чтобы выловить из мутной воды очередного обвиняемого - или одарённого. Но сначала - выучиться. Всему, чему меня только захотят научить.
Итоги и благодарностиУ Брандольфа, по сути, не было друзей, и, возможно, стоило прицельно докопаться за завязками, - но это тот случай, когда, опять же, всё логично и хорошо и так. Брандольф не склонен кого-либо подпускать близко, - а общая компания таких разных учеников, собранных вместе и научившихся уживаться, получилась на игре очень хорошо.
Когда мне в качестве моральной компенсации за отсутствие оборотничества пообещали кое-какие способности - я, конечно, думал, что персонажа уличат в магии и он огребёт по полной. Но превращения Академии святого Макария в Академию супергероев я никак не ожидал

Так или иначе, Божья искра нашла, конечно, кого осенить - гопника без капли альтруизма

Спасибо мастерам - Вере, Дари и Анориэль - за этот кусочек мира, и за возможность пожить в этом кусочке и в этой шкурке! Делайте так ещё

Спасибо соученикам! Кано за Тео и Лиаре за Филиппа - за то, что поддерживали шутки и были очень верибельными юными раздолбаями.
Нике за Ульриха - такого трогательного кудрявого агнца. Не жалкого, но милого - так, что даже в Брандольфе проклюнулось желание позаботиться.
Тэнху за Дитера - славного неунывающего нелепца с ручной крысой.
Йаххи за Юргена - доставучего еретика-лемминга, который ничего не боялся.
Сирше за Эмиля - нашего барона, в чём-то наивного, а в чём-то явно сообразительного. Эту тёмную лошадку Брандольф подозревал больше всего.
Вере за Франца - самого интеллигентного котика с рисунками, которого сложнее всего представить на службе Инквизиции.
Ортхильде за Эдмунда - который красиво палился своими обидами на Рихарда. Забавно, что у меня когда-то тоже был персонаж, названный Эдмундом с отсылкой к Нарнии "от противного", который тоже много говорил о "справедливости", и в результате кинул всех в беде и спасся сам

Спасибо наставникам! Векше за кардинала Гвидо Сфорцу - неожиданно самого светского из старших в Академии, с которым можно было говорить по-человечески и который учил полезным вещам. Теперь ловлю себя на желании заново научиться кувыркаться, как в детстве...
Анориэль за отца Бенедикта - с его поистине безграничным терпением к малолетним придуркам и верой в то, что их можно изменить.
Дари за брата Отто - спокойного и строгого, и увлекательный урок по обыску. Очень здорово порой почувствовать себя ребёнком, который старается отличиться.
Ларне за майстера Рюценбаха - прекрасного циничного доктора, который был честен с учениками и додал много интересных взаимодействий.
Дикте за отца Вильгельма - незаметного, вездесущего и обаятельного.
Тикки за типа с кнутом, которого я не осознал по имени. А всё-таки жаль, что Рихарда не было, и не с кем было конфликтовать!..
И спасибо офигенной кухонной команде за такое разнообразие невероятно вкусных и сытных, антуражных постных блюд!

Из Дружбы я уехал тоже на маршрутке - встречать Птаху с Ночной охоты и спать.
@темы: соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, излечит любые фрустрации священный огонь конгрегации
Я с первых реплик обожаю этого ядовитого колючего остроумного паршивца.
Хотя учиться с Брандольфом в одном классе - такое себе удовольствие. Получишь два матерных посыла по цене одного. Зато не скучно.
Кстати, я почему-то люблю размышлять на тему, что закон не один для всех, а особый для своих. Не так уж оно и плохо. Хотя по мне эта тема била, когда меня увольняли за то, что простительно шефовскому племяшке или тётке с зубастыми знакомыми в администрации. Но тем не менее. Законы очень суровы. А правила на бумаге часто несовместимы с реальной жизнью. Иногда выполнишь инструкции чётко, и все на тебя смотрят как на идиота... Я считаю, что суровость законов и правил компенсируется необязательностью их выполнения. А по уму надо бы переделать все законы и правила под реальную жизнь. Как в притче. Жил садовник, у которого НИКТО не топтал и не портил газоны. Ни лошади, ни люди. Он разбил парк так, чтобы вдоль аллеи для всадников не росло ничего ценного, одна трава, а дорожки для людей проложил там, где раньше люди пробегали стихийно, топча газон и сокращая путь... Он ориентировался не на идеал, а на реальность. Парк не был красиво спланирован, зато он был приспособлен к жизни, не вступал с ней в противоречие.
Нам с Брандольфом приятно
Получишь два матерных посыла по цене одного. Зато не скучно
О да)) Он вообще не злой в том плане, что буллить, унижать, пинать слабых - это не про него. зато всевозможные подколки, подначки и подъёбы всех окружающих - и сверстников, и взрослых, и чтобы посмотреть на реакцию, и из любви к искусству - это святое.)
Он ориентировался не на идеал, а на реальность
О да, этого часто не хватает... особенно прокладывающим газоны.) сколько раз наблюдал: люди бегают напрямик, протаптывают дорожку через газон до каменной твёрдости, казалось бы - смиритесь и положите на неё асфальт. но нет - её перекапывают, засыпают чернозёмом, а через неделю... там снова бегают и протаптывают. сизифов труд.
Местами последоватльность событий вроде была другая, но какая разница, отчет сам по себе уже самостоятельный текст.
Франца, кстати, не выпороли, а плохо ему было из-за того, что он подрался с Филиппом и не рассчитал сил).
подрался с Филиппом и не рассчитал сил)
Играл с клубком - проиграл. натурально котик.))
мадмуазель Бенкендорф, возможно, он сделал это, прочитав данную китайскую притчу. Или сам по себе.
Между тем, Юрген посмотрел на толкотню и ажиотаж и нарочно замешкался, оставшись последним. Если всем так надо, штош, пусть последним будет он, ему не принципиально, а лезть вперёд и толкаться ему нафиг не надо.
А тут его, оказывается, назад оттёрли. А он вперёд и не стремился.
Забавно.
Было очень классно с тобой поиграть!
Да, и это, пожалуй, тоже. но ему норм.)
Ася Живаго,
Ну это персонажное восприятие, Брандольф впритирку прошёл - видимо, потому, что сам не торопился, дожрать было важнее.))
(Я чуть не треснул по шву с персонажем, у которого уличная привычка наедаться впрок.))
Я тоже был очень рад увидеться и поиграть!
(глянь личку вконтача как сможешь пжлст)
А что за дочь ведьмы?
Ничего со мной не делали, если что, я тупо психанул))) ну то есть я к концу дня был очень накрученный и ожидал уже не знаю, чего угодно (а как игрок я следила, чтобы не признаваться сильно рано), когда меня окончательно замучило осознание всего этого, я рассказал Тео, ну и рассказал, что Рихард нас предал тогда, а потом до меня дошел отец Бенедикт, и я сначала пытался врать, но выходило плохо))
Угу, рандом такой рандом. пока он не рад быть человеком-подорожником)) но, думаю, с возрастом оценит полезность этого дара, когда найдёт тех, кому действительно захочет помогать.
А про дочь ведьмы в истории я сам не до конца понял. похоже, управляющий её просто выдумал, чтобы народ подумал, что барон на ней женится, и взбунтовался
Orthilde,
Как игрок я догадывался, что скорее всего ничего, но Брандольф подозревака
А мне как-то не пришлось к слову спалиться, что Рихард тоже был в той шайке. из головы вылетело(