Идея с самого начала была хороша: просто собраться и поиграть, без мастера, без сюжета, без именных. Когда встречаешь такое - сразу остро чувствуешь, насколько устал от "мастер должен...", "игрок должен...", от подсчётов, кто кому сколько недодал, от уроков и пособий, как "правильно" играть. Мастером я далее буду называть Шелли, поскольку идея исходила от неё и организацией осуществления тоже занималась она, а это весьма немало! Особенно при том, что незадолго до игры подмосковные леса закрылись из-за пожароопасной обстановки, и пришлось искать платный полигон. Повезло, что была свободна Зеленоградка, оно же Кощейково.
А я с самого начала думал, что просто хочу в лес (после прошлого лета вообще невозможно упустить ни одного шанса выбраться в лес), поигротешить, побегать волколаком по родным Подосинкам. Потом начал сомневаться, не хочу ли поиграть, посидеть у костра в хорошей компании, - и догадался выгулять персонажку, проявлявшуюся к карантирнику. Со сменой полигона на платный - соскакивать было уже поздно, ну и бывает такая интуиция, которая не чувство ж#пы, а наоборот: говорит, что точно будет отлично и тебе туда надо. Несмотря на то, что ты остаёшься один в отряде, несмотря вообще ни на что. Не играл эльфов много лет, поскольку после неофитского катарсиса на своей первой полигонке по Последнему союзу больше не находил в неименных ничего цепляющего, - но Первый дом это Первый дом. Далее о добиралове и полигоне

Когда мне стало не с кем ехать на электричке, я, поскольку пешего пути до дальней части полигона не знал и в группе он описан не был, присоединился к Джейн на автобус от ВДНХ. Так я до Зеленоградки ещё не добирался. Автобус мы нашли на стоянке (вот поэтому я люблю ездить не один - можно использовать человека с интернетом)), протиснулись бочком по проходу и оставили рюкзаки на площадке в центре салона (вот поэтому я люблю электрички - за широкие багажные полки и широкие проходы). Остановки в автобусе не объявлялись никак - ни аудио, ни бегущей строкой, поэтому Джейн смотрела на навигатор, но это нас не спасло. Вопрос "это Кощейково?" водитель просто проигнорировал, закрыл двери и поехал дальше, видимо считая, что все пассажиры - местные, знают маршрут наизусть и заранее нажимают кнопку просьбы об остановке. Пришлось ехать до следующей, а между остановками 10 минут езды - пешком не вернёшься. В общем, автобус неудобнее и дороже электрички - по карте проезд обошёлся в 190 рублей.
Выйдя на следующей остановке посреди нигде, мы, конечно, оказались возле надземного перехода, но на противоположной стороне трассы остановки... не было вообще. Нам не улыбалось ждать следующего автобуса по прежнему направлению (интервалы - минут 15) и ехать до конечной - вызвали такси. Подождали такси в блаженной тени от виадука и потом чесали до машины вдоль отбойника, поскольку у перехода даже не было возможности остановиться. Водитель довёз нас до пропущенной остановки, а далее мы полагались на пешее добиралово вдоль Ярославки. Прошли мимо ресторана "Сказка" с фигурой слона в полный рост, выкрашенной золотой краской, перебежали дорогу (как позже выяснится, именно эта дорога ведёт к станции) - и на месте. Ныне эта часть полигона принадлежит страйкбольному клубу Extreme Play.
Что сказать о полигоне? - Преобладающей флорой является борщевик, им заросла вся лесная часть (вообще государственные лесхозы борщевик травят, но частному полигону, видимо, плевать), так что можно ходить только по тропинкам. Конечно, в боевых столкновениях мы изрядно этот борщевик потоптали и даже без последствий (у меня длинное платье, в нём можно спокойно падать на колени, например), но это далеко не тот лес, где можно поставить несколько локаций и перемещаться отрядами между ними. Играбельная поляна по сути одна, впритык к дороге, по которой ездят на машинах и мотоциклах местные отдыхающие. Когда бОльшую часть этой поляны занимают палатки, остаётся место под небольшой тент, под которым могут сидеть вокруг костра человек 10-12 (и места под палатки тоже быстро закончились - по сути, когда заехали мы с Джейн, уже не приходилось выбирать, где поровнее). Для боёвки больше чем один на один приходится выходить на дорогу, сразу за дорогой начинается страйкбольная часть - сиречь строяк в виде кирпичных домиков. Итог захода в строяк: Филин отбросил лук, лук упал на камни и сломался Возможно, за строяком есть ещё лес, но я там не был. По дороге в сторону выхода можно дойти до цивильной части с биотуалетом, поэтому копать туалет не стали - и, с одной стороны, хочется завести лопату и впредь брать её с собой, а с другой стороны, его реально негде было копать
В общем, я скучаю по ближней части полигона, на которой в последний раз был на Улицах Киото, - по плоскому как стол лесу, где можно хоть целый город выстроить. И хочется пострадать, что всё сожрал проклятый долгоносик цивил и лесов в подмосковье много, а для игры остаются одни Подосинки. И по Хотьково скучаю - давненько не слышал об играх там.
Палатку поставил, но не ночевал - видимо, для того, чтобы убедиться, что могу в одни щи, вообще без посторонней помощи, поставить палатку, и собрать тоже То есть, конечно, с палаткой спокойнее - игра закончилась довольно рано, но могла перейти и в ночь. Хотя место для палатки (см. выше - выбирать не приходилось) было с углублением по центру, можно было положить спальник вдоль этого углубления и спать как в люльке, - но вечером после дождя в этом углублении на дне палатки скопилась лужа. Не знаю, протекла ли она сверху или снизу; может, сквозь пенку она бы и не просочилась, но такоэ.

О поигровом и персонажном вкратцеДо парада, задержавшегося всего на полчаса, я успел поставить палатку и влезть в платье, а зашнуровывали меня уже на параде в две руки (я нажрал себе жыр на бицепсах, и они теперь с трудом пролезают в рукава)). После парада - успел взять игровую сумку с запасом еды, а воспользоваться репеллентом не успел. Так что я теперь аутентично пожранный как никогда.
Игротехи пугали, что у меня будет часа полтора маршрута Так что я выпросил себе от игротехнических щедрот фляжку с водой в дорогу. Очень здорово было идти вслепую через лес, когда куда-то ведут (сразу плюсмного к атмосферному входу в игру), но возвращался по маркерам я, конечно, быстрее. Полтора часа могли бы выйти с боёвкой на каждом чекпойнте, но поскольку я был один, без отряда и без целителя, а боец из меня так себе, - я бы такими темпами быстро закончился и до лагеря доехали бы только уши. Спасибо игротехам, которые меня не доели Правда, порой хотелось побыть с лесом наедине, пройти кружным путём, а не прямо по тропе (маркеры-то были видны, заблудиться было невозможно), - но у меня было два персональных игротеха, которые всё время находились в поле зрения и указывали дорогу.
В плен не сходил, но ничуть не жалею, так как игра, со всеми разговорами, знакомствами и боёвкой, и так была насыщенной, а конвейер плена выглядел бы неверибельно - и гораздо больший эффект достигается, когда в плену побывали несколько эльфов и рассказали остальным.
Охрип. Потому как иногда эдак через всю стоянку: ЧТО ЗНАЧИТ "ПРОСТО КАМНИ"?!.. И не только через всю стоянку, а просто Анорелотэ должно было быть слышно по определённым темам, на которые она не может не реагировать резко. Меня ещё спрашивали после игры, норм ли мне быть единственным на игре перводомовцем, вроде как играть против всего полигона. Так вот - мне только так и отлично, и можно мне пожалуйста ещё и почаще. Хотя нолдорского шовинизма особо не получилось, когда старшая на стоянке - всё помнит, а младший - всё понимает.
И я довольно запоздало понял - уже когда мы с Птахой свернули словарь квэнья трубочкой и скурили, - что имя Анорелотэ (солнечный цветок) было дано ещё до появления Солнца. Но - мне нравится думать, что это слово существовало раньше, как обозначение того источника света, который не огонь, обозначение зари (когда свет одного Древа гас, а другого зажигался, - не могло не быть слова для этого момента). А потом Солнце просто стали называть уже имеющимся словом - "светило".

Анорелотэ. Отчёт отперсонажный. Возможны неточностиЯ не так далеко отошла от лагеря, глядя всё время вверх, на звёзды, и сличая их с тем, что зарисовала ещё в Амане; никогда там не было так темно, и никогда звёзды не были видны так ярко и так близко. Вдруг на небе вспыхнул столь яркий свет, что я, не успев отвести глаз, ослепла и остановилась, не зная, как скоро это пройдёт и пройдёт ли. В тот же миг я услышала голоса, нашёптывающие мне что-то о проклятии, и неведомая сила стала увлекать меня за собой - я только и могла, что придерживать меч, чтобы он не запутался в кустах и зарослях. Голоса не замолкали, и сперва я старалась их не слушать, а затем стала отвечать - больше самой себе, дабы не падать духом. Они говорили, что меня все бросили, - я отвечала, что меня ждут и верят в то, что я жива. Говорили, что я не знаю, где искать выход, - я отвечала, что никто из тех, кто находил выход, не знал заранее, где он находится. Говорили, что все, кто прежде пропадал в этих лесах, остались в них навсегда, - я отвечала, что буду первой.
Местные майар - а это были они, без сомнения - насылали чувства одиночества, страха и тоски, отчего сложнее было сопротивляться. Ни птиц, ни зверей, ни ветра не было слышно. Травы цеплялись за мои ноги, как множество рук, и идти сквозь них было сложнее, чем сквозь бурную воду, а ветви хлестали по лицу - так я понимала, что меня заводят во всё более глухую чащу. Без тропы, без направления меня заставляли спускаться со склонов и перелезать через поваленные деревья, разворачиваться и возвращаться, - нарочно кружили, чтобы я не запомнила дорогу, и это оставляло надежду на то, что меня оставят в живых, желая потешиться тем, как я буду выбираться на ощупь.
И вот о чём я расскажу, когда вернусь.
Когда голоса оставили меня в глуши и я прозрела, я сразу увидела двух орков, подкрадывающихся ко мне. У меня ещё было довольно сил, чтобы обратить их в бегство, но преследовать их в одиночку я не стала, хоть они и могли сообщить обо мне своим сородичам. Вместо этого я присела под деревом, чтобы съесть кусок хлеба и выпить немного воды из фляги, готовя себя к тому, что это будет мой последний хлеб и последний глоток воды на долгое время: следовало беречь свой небольшой запас. Я осмотрелась - лес вокруг был залит светом, непохожим на свет Амана, но всё же ясным. То тут, то там я замечала незнакомые красные ягоды, но не знала, не ядовиты ли они. А хуже всего было то, что на небе больше не было видно звёзд. Валар нарочно зажгли этот светильник, чтобы не давать нам находить дорогу по звёздам и сбить нас с пути?.. Но мы найдём дорогу и так.
Я двинулась в сторону гор, видневшихся впереди за деревьями, в надежде подняться повыше и обозреть окрестности, и по мере того, как я шла и шло время, свет с небес тускнел. Но лес на взгорье оказался порублен и потоптан, а уходившую в горы тропу охранял один орк. Он был умён - пытался заманить меня к пещере, отказывался выходить на ровное пространство и собирался меня измотать, держась за углом тропы, в выгодной позиции, где до него было не дотянуться. Он даже отвечал мне на языке, который сложно, но возможно было понять. Он несколько раз задел меня по ногам и сумел рассечь правое предплечье, так что я защищалась, держа меч обеими руками, и вынуждена была отступать. Орк всё же не стал заходить на открытую поляну далеко: быть может, опасался, что за мной стоят лучники, а может, тянул время, ожидая своих. Так или иначе, рисковать не стали мы оба; я уже поняла, что горы кишат орками и не стоят того, чтобы пробиваться наверх.
Я вернулась под сень лесных крон, где сделалось совсем сумрачно. У корней, где оставила свои припасы, я как могла привела себя в порядок, перевязала рану. Напилась воды, не считаясь с тем, что руки дрожали и несколько капель выплеснулись мне на грудь. На мгновение мной овладела слабость: я подумала о том, что могу больше никогда не увидеть звёзд, которые составляли всю суть моего мастерства, и никогда не выбраться из леса, а если и выберусь - то со своими картами стану бесполезна. Но нужно было идти, чтобы не стать добычей тёмных тварей и диких зверей, наверняка чуявших пролившуюся кровь.
Но вскоре яркое светило погасло совсем, и вид звёзд, которых не затмевало другое, серебряное светило, ободрил меня. Я не узнавала их расположения - должно быть, майар завели меня так далеко от лагеря, что не обошлось без колдовства, - но могла теперь определить части света и держать путь к северу. Когда и серебряный свет начал тускнеть, я услышала впереди крики о помощи на языке синдар, который уже был мне знаком после первой битвы под звёздами. Я так обрадовалась тому, что более не буду одна, что побежала вперёд и напала на орка, который с мечом теснил кого-то, упавшего в кусты. Орк опешил и отступил; был он неповоротливым и тощим - должно быть, его изгнали свои же оттого, что он был уже слишком стар или искалечен. Но тут второй орк, помельче, прятавшийся в кустах, напал на меня со спины - это он звал на помощь и обманул меня. Орки действительно были умны, вот только мне от этого было не легче.
Мне тяжело было сражаться раненой правой рукой, и я перекладывала меч в левую и так защищалась от двух орков, которые были, похоже, очень голодны и видели во мне лёгкую добычу. Они ещё несколько раз задели меня по ногам, но мне удалось убить старшего орка, а младший пустился наутёк. Я взглянула на труп с мыслью увидеть на нём хотя бы флягу - мои запасы подходили к концу, а за время пути я не встретила ни одного ручья, из которого можно было бы напиться или умыться; но от него так разило, что я побрезговала даже прикасаться к этой падали и отошла подальше, чтобы перевести дух. Мне казалось, что сама я скоро одичаю и буду думать лишь о трёх вещах: воде, пище и укрытии, и позабуду обо всём другом.
После первой смены светил я приучилась отдыхать в дневные часы, когда свет был особенно ярким и меня легче было заметить среди деревьев, и двигаться под звёздами, когда было прохладнее и жар не утомлял. Так, закидав сосновыми ветвями мёртвого орка, которого не могла сжечь, дабы не устроить пожара, я заставила себя идти вперёд, как только стемнело, опираясь на меч. Из-за ран, пусть и незначительных, ковыляла я совсем медленно, но увеличивать промедление значило быстрее остаться без хлеба и воды. К утренним сумеркам я вышла к долгому оврагу, по другую сторону которого что-то мелькало среди деревьев - без сомнения, орки; наверняка и они меня видели, но у меня не было другого пути, кроме как обойти овраг. Тут позади меня послышался шум - я обернулась, вынимая меч из ножен, но увидела молодого лося, смотревшего на меня с любопытством.
- У меня нет сил для охоты, - сказала я ему. - Я не опасна для тебя.
Лось не уходил, а постепенно приближался, бесшумно переступая длинными мосластыми ногами.
- И у меня нет для тебя ничего: ни хлеба, ни соли.
Когда лось был уже совсем близко, я протянула к нему руку, но он склонил голову и мотнул ей в сторону, а затем сам шагнул вбок, продолжая глядеть на меня и как бы приглашая последовать за ним. Я не знала, чего ожидать, - быть может, он хотел от меня помощи, которой я не могла ему оказать?.. Но, по крайней мере, он не стал бы заводить меня в ловушку, и я согласилась. Он провёл меня между деревьев и вниз, там, где склон оврага был пологим, и я просила его только идти помедленней - я насилу за ним поспевала. Пройдя по дну оврага, лось поднялся на ту сторону по такому же пологому склону, который был под силу даже мне; судя по отсутствию следов, орки об этом кратком пути и не подозревали. Но, увидев впереди сторожившего дорогу орка, я спросила лося негромко:
- Ну и куда ты меня завёл?..
Однако лось повёл меня мимо, кружным путём, где за деревьями орк нас не видел и не слышал. Я успела поблагодарить лося, после чего он одним скачком скрылся в чаще. С тех пор я старалась идти через глушь, в стороне от орочьих троп, избегая приближаться к ним, даже когда пробраться сквозь заросли было непросто. Порой я видела орочьи патрули, но у них было не настолько острое зрение, чтобы заметить меня, и не такой острый слух, - к тому же они не присматривались к лесу, видимо привыкнув, что там нет никого, кроме диких зверей. Но в конце концов я вышла к перекрёстку подле малинника. Как я рада была видеть малину, пусть и не такую крупную и сладкую, как в Амане! В тот момент она показалась мне самым желанным лакомством, и всего горсть ягод, оставленных птицами (орки, похоже, ими не интересовались), утолила мой голод на весь день.
От перекрёстка ничего не оставалось, кроме как двигаться вблизи дороги. Наблюдая за патрулями, я поняла, что тёмное время было не только для меня удобным временем, но и для орков, которым, очевидно, особенно не нравилось дневное светило; пришлось мне вновь идти днём, когда орки слабели и прятались. Так я подошла к поваленному поперёк дороги дереву, видимо служившим оркам чем-то вроде засеки. По обе стороны от дороги были всхолмья - можно было подлезть под дерево на дороге и оказаться окружённым с трёх сторон естественными преградами, а можно было попытаться влезть по крутому склону холма. И то, и другое было опасно, но я выбрала второе, благо орки, сторожившие дорогу впереди, пока ещё меня не заметили - они были увлечены сварой друг с другом. Я смотрела на них из-за дерева, надеясь, что они передерутся и сами переубивают друг друга, - больше меня было не обмануть звоном оружия.
Тут откуда-то вновь появился тот лось и поманил меня за собой. Один раз я доверилась ему, и он не обманул, - значит, можно было довериться и во второй раз. Лось показал мне, как обойти поваленное дерево с другой стороны соседнего холма, и убежал. Орочья застава осталась позади. Теперь я шла туда, откуда слышался шум воды: вода вернее приведёт к озеру, в воде можно очиститься от грязи и крови, и наполнить флягу, что было наиболее важно. Старая вода во фляге согрелась и прогоркла и уже не освежала, а росы было слишком мало.
Некоторое время спустя я действительно вышла к ручью - почти реке, но обмелевшей по жаре. Ближний берег был заболочен и загажен орками, но через реку вёл неширокий мост, сработанный основательно и надёжно. На другом берегу и встретили меня орки. Их было двое, и в другое время я сказала бы - всего двое, но у них было много сил, а у меня после долгого пути - их почти не осталось. Орки теснили меня к обрыву, и отступать было некуда - разве что с берега в бурную воду, бежавшую по камням. Я приготовилась дорого продать свою жизнь - пусть знают, каково загнать в угол феаноринга!.. Орки смелели постепенно, подходили ближе, и вот я уже пропустила удар по груди, - пока вскользь, но это только пока.
Третью фигуру в чёрном, ворвавшуюся на берег из-за деревьев, я поначалу тоже приняла за орка, - но двигалась фигура иначе и обрушилась на орков с мечом, застав их врасплох и отвлекая их внимание на себя. Я собрала последние силы, забыв про боль, чтобы поддержать неожиданного спасителя и вместе с ним оттеснить орков, - но после этого рывка силы оставили меня окончательно. Незнакомый квэндо подставил мне плечо и поддержал, и на вопрос "Кто ты такой?" назвал своё имя. Своего меча я ему не отдала, но отдала сумку, и он отвёл меня к лагерю, устроенному на незаметной поляне среди деревьев и кустов. Нас встретили другие, такие же странные квэнди, - одежды у них были грубые, из некрашеных или тёмных тканей, и другие волосы, и другой говор. И всё же это были квэнди, и мне больше не грозила гибель.
Я назвала своё имя, и оно показалось им необычным: слово "лотэ" они знали, но не знали слова "анорэ", знали только "нар" - огонь. Но сил объяснять у меня почти не было. Меня провели под навес, усадили у костра, и мной занялись лекари и целители. Мою рану на груди перевязали, а затем я услышала Песнь исцеления, и хотя старые шрамы уже не могли исчезнуть, я почувствовала, как свежие раны затягиваются, а боль уходит. Кузнец, что спас меня, принёс хвороста и назвал меня "Цветочной зарёй", но я попросила его потрудиться запомнить моё имя.
Пока другие квэнди стоянки были заняты обсуждением нападения орков так близко от их лагеря, я спросила об именах лекарку, растиравшую травы в деревянной плошке, и её совсем юного брата. Непривычные имена было непросто запомнить, но иначе было бы невежливо благодарить их за гостеприимство. Мне предложили орехов и сушёных фруктов, протянули плошку с хмельным напитком из ягод и трав, похожим на сладко-горькое вино. Увидев, что я пришла в себя, старшая на стоянке стала спрашивать, из чьих я буду.
- Едва ли вам о чём-то скажет это имя, - сказала я. - Я из Верных Морифинвэ.
- Погоди, как ты сказала... Финвэ? Уж не родич ли он Финвэ?
- Он его внук.
- Вот, значит, как? Так Финвэ всё-таки женился? Недаром они с девой Мириэль так смотрели друг на друга!..
- Да, он был женат, - ответила я с горечью. - Дважды.
- Дважды?!.. Но как такое возможно? Как валар могли допустить нарушение закона?..
Я видела, что в этих землях знают и помнят Финвэ молодым ещё вождём, и мне не хотелось говорить о братьях Феанаро, и я сказала только:
- Финвэ мёртв. Моргот убил его.
- Мор...гот?..
- Мелькор.
- Чёрный Всадник? Но он ведь был пленён и заключён! Что произошло? Квэнди выпустили его?
- Его освободили валар, потому как он такой же, как они. И мы считали его своим другом, а он предал нас, убил Финвэ и похитил Сильмарили. Потому мы здесь: чтобы вернуть то, что принадлежит нам, и отомстить за смерть Финвэ.
Тут меня спросили, что такое Сильмарили, и я ответила кратко, что это величайшее сокровище, в котором был заключён последний свет Амана, и величайшее творение Феанаро. Все порадовались, что Финвэ вырастил поистине достойного сына, и вопросы вновь посыпались со всех сторон, один за другим, быстрее, чем я успевала на них отвечать: и сколько у Финвэ было сыновей, и много ли внуков...
- Не знаю, много это по вашим меркам или мало, - отвечала я, - но сыновей Феанаро семеро.
О гибели Амрода мне говорить также не хотелось, и прежде, чем хозяева сполна удовлетворят своё любопытство, сказала:
- Слишком много вопросов! Вы только спрашиваете, а о себе ничего не рассказываете.
- А что нам о себе рассказывать?.. Мы здесь живём. Да ты и не спрашиваешь.
Тут предложили помянуть Финвэ, я встала на ноги, и все подняли свои кубки и плошки, и "Айа Финвэ!" впервые, быть может, прозвучало под небесами Эндорэ. Я сказала, что король Финвэ достойно сражался и пал вместе со своим домом - крепостью Форменос, не отступив ни на шаг. Мне протянули деревянную чашу с хмельным напитком и подсказали, что нужно сделать глоток от общей доли и передать чашу дальше по кругу - такой у них был старинный обычай.
Все были обеспокоены тем, что Чёрный Всадник возвратился в Эндорэ, и говорили, что нужно предупредить об этом другие племена и народы. Так я узнала, что Эльвэ, коего именовали теперь Элу Тинголом, женился на майа Мелиан и правил в своём королевстве вместе с ней. Младшим, что слушали меня, я рассказала о первой битве с тварями Моргота и об огненных духах ростом в пол-сосны, вокруг которых всё обращалось в пепел и которые были вооружены длинными огненными бичами, не позволяющими к ним подступиться, - и о том, как лишь Феанаро мог вступить с ними в схватку. Я видела их лишь издали, но никогда уже не забуду, - а обитатели Эндорэ никогда прежде не видели таких тёмных созданий.
О светиле, что ослепило меня, я знала так же мало, как и местные квэнди, называвшие себя авари, и сказала только, что если валар создали его, чтобы остановить нас, то этого у них не выйдет. Конечно, авари заинтересовались тем, зачем было валар удерживать нас от возвращения в Эндорэ, свою родину, и от мести врагу. Не могли они поверить, что Намо Мандос, не вмешивавшийся прежде в дела детей Эру, изрёк проклятие. Но охотно я ответила, почему валар воспротивились нам:
- Быть может, потому, что испугались нас.
- Прости, что не верю тебе, - старшая из авари рассмеялась, - но это невозможно! Вы только послушайте: чтобы валар, и испугались квэнди!..
Её смех обидным не был: они в самом деле многого не знали и не понимали. Едва ли они сильно изменились с тех пор, как пробудились под звёздами, в то время как мы в Амане совершенствовались во всех занятиях, не зная опасностей и тревог.
- Да, они испугались - того, что встанем мы наравне с ними! Творения Феанаро могли уже сравниться с творениями валар.
И я рассказывала, как хотели валар стоять выше всех других, и авари качали головами и не верили - для чего ставить себя выше, ежели все разные?.. Я отвечала, что поистине многое изменилось, и если сперва все мы учились у валар, и они смотрели на нас, как на детей, - то теперь дети выросли, и нам стало тесно на благословенных землях, и захотелось исследовать новые для нас, некогда покинутые отцами и дедами земли. Хотя никто из нас не ожидал, что отправиться в путь придётся так быстро.
- А как вы попали сюда? Как прошли по морю?
- На кораблях.
- Кораблях? Это такие большие лодки?
- Да. Очень большие.
- Вы сами их построили?
- Нет. У нас не было на это времени. Мы их забрали.
Лжёт только Моргот, поскольку стыдится своей правды. Мне же стыдиться было нечего, и я говорила, хотя понимала заранее, что и этого не поймут.
- То есть как это - забрали?!..
- Мы просили тех, кто их сделал, отдать их нам и присоединиться к нам. Они могли бы вместе с нами отправиться в погоню за Морготом. Но они струсили! Они предпочли таскать угли из огня чужими руками и остаться под крылышком валар. Они послушались их запрета и подняли оружие против нас, и мы ответили тем же.
- Вы сделали - что?!..
- Мы ответили тем же! Мы хотели договориться. Никто из нас не шёл убивать. Но вышло - так.
- И по какому праву вы забрали творение чужих рук? И море пропустило вас?
- Право имеет тот, у кого достаточно сильная воля. Море пыталось нас остановить, но воля Феанаро укротила корабли, и они прошли по волнам. Его воле покорялось всё - и море, и огонь, и земля!
- Но разве может всё быть подвластно одному? Даже валар не всё подвластно.
- Это верно - всё подвластно только Эру.
И всё это время я присматривалась к приютившим меня авари, и заметила и запомнила вот что.
Единого вождя, с коим можно было бы договориться, у них не было; они делились на рода и кланы и считали лесных зверей своими ближайшими родичами. Одна из авари, по имени Драугвен, была вроде как Волчицей, а старшая, Лингвен, - Рысью.
Они охотились, как и мы в Амане, но помимо того употребляли в пищу всё, что нам и не пришло бы в голову назвать пищей. Так, сперва я услышала, что они пьют лосиное молоко, оставляя, впрочем, и лосятам их долю, и даже готовят из молока хмельной напиток; затем я увидела, как целительница очищает от скорлупы пустое птичье яйцо, чтобы съесть. Также я узнала, что в Эндорэ животных поражают болезни, и худшая из них - бешенство, при котором даже мирный зверь может сделаться агрессивным и бросаться на всех, кого увидит. Хлеба авари не сеяли, но выменивали хлеб у оседлых квэнди, и ухаживали за плодовыми деревьями в местах своих частых стоянок.
Они добывали металл и ковали оружие, грубое, но превосходящее примитивные клинки орков. Лингвен показала мне изогнутый нож, рукоять которого была сделана из звериной кости, никак не обработанной, - такая рукоять была очень лёгкой и в самом деле удобно лежала в ладони. Камни они не гранили и называли их "слезами гор", а также выделывали кожу.
Домов из камня они не строили, кочуя с места на место, но знали, что такое крепость, - Элу Тингол выстроил себе горную крепость под названием Менегрот. Кузнец рассказал, что порой они возводят деревянные платформы вокруг древесных стволов и поднимаются на них по верёвкам, так что орки, неспособные лазать по деревьям, не могут их достать. Я запомнила эту идею: можно будет использовать подобные сторожевые башни, недоступные для орков, откуда можно обозревать окрестности и стрелять из луков.
Я показывала авари свои звёздные карты, и оказалось, что они помнили имена звёзд, данные им ещё в давние времена, - например, Вильварин и серп Валакирки.
- После распри с валар дали мы между собой этому созвездию другое название - Плач по Финвэ, - рассказала я. - Вот этот квадрат похож на гробницу, первую в Амане, а эта линия звёзд - на череду тех, кто пришёл проститься с ним, теряющуюся во мраке.
- Какое грустное название для созвездия, - сказала целительница. - Впрочем, имена звёзд не обязательно должны быть весёлыми...
- И у вас также две звезды в рукояти серпа называют Конём и Всадником? - спрашивала я Лингвен, что помнила больше всех и внимательно рассматривала мои рисунки.
- Да, называют.
Вдруг со стороны севера послышались звуки оружия. Я ещё не вполне оправилась от ран и не стала вмешиваться, и увидела только, как привели квэндо с изуродованным лицом и телом. Более свежие шрамы лежали на нём поверх старых рубцов, а кости, должно быть, много раз ломались и срастались неправильно. Он уставился на меня, как на призрака, и стал выкрикивать что-то бессвязное о Доме Феанаро. Я спросила его, кто он такой и по какому праву говорит со мной.
- Моё имя Храванон, из Дома Финарфина!
- Как ты сказал, Арафинвэ?!.. Но как вы попали сюда?!..
- Вы нас бросили! Вы сожгли корабли, чтобы мы не могли последовать за вами!
- Это не мы бросили вас, а вы струсили и решили послушаться валар!
Он готов был броситься на меня, но его удержали. Я поднялась с места:
- Если хочешь драться со мной, то дай мне сначала взять мой меч.
Но тут вмешались хозяева и сказали, что в их доме распри запрещены и что оружие полагается оставлять на стойке. Я не позволила никому взять мой меч и сама отнесла его к грубо сколоченной стойке, где стояли другие клинки, - и когда я сделала это, маленькая певчая птица спорхнула на ветку рядом с самой рукоятью меча, почти сев мне на руку. Я обещала хозяевам не ссориться с их новым гостем, но Храванон, пока лекари перевязывали его раны, продолжал спрашивать.
- Они знают о том, что случилось в гаванях Альквалондэ? - он имел в виду авари. - И несмотря на это они приютили тебя?
- Да, они знают. И если пожелают, я уйду.
- Скольких ты убила? - спросила Лингвен.
- Я не считала.
- Разве не запоминается жизнь каждого квэндо?
- Я помню первого. Дальше - уже нет.
- А почему вы сожгли корабли? - спрашивал Храванон.
- Почему я должна отвечать тебе, если ты не ответил мне, как вы пришли сюда?
- Мы можем договориться: ты ответишь мне, а я отвечу тебе.
- Не стану я с тобой торговаться. В конце концов, мне всё равно, как вы пришли, - не по дну же, и не через льды!.. Вы всё равно уже здесь. Последыши...
Я не сомневалась, что Дом Арафинвэ станет только обузой или помехой. Те, кто шёл последними, таща за собой все свои богатства и прощаясь с родичами, те, кто повернул назад... Но авари также было интересно, как они пришли.
- Может, вброд?..
- У моря нет брода, - возразила я.
- Мы пришли через Хэлкараксэ, - ответил им Храванон.
- Хэл...караксэ?.. - произнесла Лингвен.
- Вздыбленный лёд, - пояснила я. - Ледяная пустыня. Там нет ничего, кроме льда, и ничему живому там не выжить!..
Я была удивлена, что другие нолдор пошли на такое, и авари были удивлены не меньше. Все мы стали спрашивать, почему они передумали оставаться. Храванон отвечал, что Феанаро слишком хорошо смог настроить всех против валар, и хотя сам Арафинвэ остался, его дети всё же отправились в Эндорэ, так же как и Дом Нолофинвэ. Авари спрашивали, жив ли Ингвэ, третий из вождей, и я кивнула Храванону:
- Ты скажи - ты возвращался позже меня!
- Я не знаю; когда уходил я, то был жив.
Пока мы говорили, пошёл дождь. Все те дни, что я пробиралась по лесу, ни капли не упало с небес, - теперь же, словно в насмешку, хлынул ливень. Авари вышли под дождь и стали радоваться и плясать; вышла и я, запрокинула голову и со смехом вымокла до нитки, не чувствуя при том холода. Полог, под которым сидели, наполнялся дождевой водой и провисал, его подпирали палками и мечами до тех пор, пока ливень не прекратился так же быстро, как начался, принеся долгожданную свежесть.
И снова авари спрашивали Храванона о том, кто такой Арафинвэ, и узнали от него, что Финвэ взял себе вторую жену.
- Что же случилось с Мириэль? Она погибла?
- Нет. Она устала, - пояснила я. - Родив ему сына, она добровольно ушла в чертоги Мандоса.
Во всём был мудр дед Финвэ, но этого его выбора я не могла понять. Квэнди связывают себя брачными узами для того, чтобы получить право иметь детей, - но право это не может быть целью, как и брак не может быть средством достижения этой цели.
- Должно быть, сын этот был очень силён.
- Ему нет и не будет равных! Когда Феанаро погиб, его пламенный дух вырвался с такой силой, что испепелил его тело без остатка.
Затем, когда авари спросили, как вышла распря между сыновьями Финвэ, Храванон сказал, что всё это было оттого, что поверили Мелькору. И вновь те удивились, как Мелькору можно было поверить.
- Я сказала уже, что это было ошибкой! - напомнила я. - Но он хорошо умел говорить. И учил нас, как прочие валар.
- Чему же он мог научить?!..
- Он учил нас ковать оружие. Он был талантливым кузнецом.
- Но ведь был ещё Ауле...
- Ауле считал, что нам не нужно оружие в Амане, кроме охотничьих копий и стрел.
- А для чего в Амане оружие?
- Он говорил, что рано или поздно нас предадут.
- Каждый говорит то, что есть у него в мыслях! - сказала Лингвен. - Как может случиться то, чего нет?
- Теперь мы понимаем всё то, что ты говоришь! Но тогда он говорил слишком убедительно, и немногие умели говорить так.
- Значит, если бы валар не освободили Мелькора...
- Можно продолжать эти "если" до сотворения мира! Но сделанного не вернёшь.
Когда Лингвен говорила, что мы должны были знать от наших старших о том, что нельзя верить Чёрному Всаднику, - я сама удивлялась, почему рассказы дедов казались нам чем-то далёким, как сказки, почему мы слушали Моргота, а не их. Но дело было не только в красноречии Моргота, но и в том, что другие валар скрывали от нас правду и не рассказывали о том, что происходит в Эндорэ. Они делали вид, что победили тьму, и забыли об Эндорэ, отвернулись от неё, - а все эти столетия на этой земле плодились орки и прочие твари. И мне казалось, что прибыли мы как раз вовремя, чтобы показать валар, что это наша земля и мы можем очистить её от тьмы. Они не стали преследовать Моргота? - Тем лучше, мы справимся без их помощи.
Тут Храванон припомнил, что Феанаро не поверил Морготу, и уважение к Феанаро в его голосе примирило меня с ним.
- Это правда, - кивнула я. - Феанаро с самого начала не верил никому из валар.
И выпили в память о Феанаро, великом мастере и великом воине, и "Айа Феанаро!" прозвучало над костром, над которым встретились кубки и хозяев, и гостей.
Тяжело было Храванону вспоминать о том, как он был в плену, но он говорил о крепости к северу, в которой были тёмные майар, и я спросила, сможет ли он указать её местонахождение на карте: не лишним будет на пути к врагу раздавить все следы, что он оставил. Ещё Храванон сказал, что в плену слышал от кого-то из майар о клятве.
- Клятве? - удивились авари. - У майар и квэнди не принято клясться.
- Сыновья Феанаро дали Клятву, - произнесла я.
- И в чём же они поклялись?
- Я не стояла близко тогда, и не передам дословно. Поклялись они вернуть украденные Сильмарили и отомстить Морготу за предательство.
- А что всё-таки важнее - вернуть Сильмарили или отомстить за смерть Финвэ?
- Государя Финвэ уже не вернёшь, он пребывает в чертогах Мандоса. А Сильмарили не могут оставаться в руках врага.
Тогда Храванон припомнил слова Клятвы, как он их услышал или как ему передали, и когда изложил их, авари сказали, что это страшные слова.
- Песня не станет плоха от того, что её напоют дурным голосом, - возразила я.
- Дело не в голосе, а в ламатьявэ. Для чего нужна клятва? Разве не достаточно честного слова?
- Клятва - это больше, чем просто слово, - постаралась я объяснить. - Это слово, которое услышит мир, слово, которое воплотится и определит судьбу.
Странно мне было, что авари порой понимали что-то легко и быстро, поскольку происходили мы от одного корня и между "тогда" и "теперь" не стояло для них многих перемен, - а порой не понимали вовсе, словно мы и вправду жили в разных мирах. Не понимали, почему я следовала с феанорингами, хотя не давала Клятвы, - словно есть что-то новое в том, чтобы выбирать тех, кто близок тебе, пусть и не по крови; может, сила Клятвы их страшила?.. И не понимали ценности Сильмариллей. Я объясняла, что это не "просто камни", а творение, которому нет равных, дарующее вдохновение, - может, только сам Феанаро и смог бы создать нечто столь же прекрасное, если бы остался жив, а может, даже и он мог создать такое лишь один раз.
- А как сияют они, так же ярко, как это светило в небе?
- Ярко, но иначе. Светлее, чище...
- А смотреть на них не больно?
- Нет. Они обжигают глаза и руки только тёмным созданиям.
Подивились авари, зачем тогда Моргот украл их, но сошлись на том, что поступки его никогда нельзя было понять, да и мог он желать владеть чем-то единственным в целом свете.
- А ты их видела?
- Одним глазком, но не забуду их уже никогда.
- А покажешь через осанвэ?
Тут бы насторожиться, но в этой просьбе была такая детская непосредственность, что я согласилась и показала то, что помнила, тем двоим, кто протянул ко мне руки.
- Красиво! Теперь мы знаем, как они выглядят, и если встретим, то отдадим их вам.
- Остерегитесь - это наша добыча!
И как хорошо это слово легло - здешнее, лесное, звериное, что должно было быть лучше всего понятно авари, братавшимися с дикими хищниками. Не стой между готовым к прыжку - и его добычей.
- А что значит - "Будь проклят тот, кто в руке сожмёт..."?
- То и значит: каждый, кто из честолюбия ли, или по иной причине, пожелает опередить нас и прежде нас завладеть Сильмарилем, будет враг нам.
Тут меня удивило, что лучше прочих всё понял самый младший из авари: сказал, что и так ясно, что нельзя брать чужое, у чего есть хозяин. А в той идее, что Сильмарили можно просто так найти, в мешок сунуть да принести, не вступая в схватку с Морготом, - тоже было нечто детское и сердиться на то смысла не было. Я верила, что простые и честные авари не пожелают присвоить Сильмарили, даже увидев их: не было у них вождей, королевских венцов и сокровищниц. Но могла признаться себе, что всем квэнди - не верила, и порой думала даже, что и без наущения Моргота младшие сыновья Финвэ могли бы однажды проникнуться завистью. Слишком соблазнительны были Сильмарили, и может из них получиться испытание для слабых душ.
Когда Храванон упомянул, что в Сильмарили был заключён свет Древ, оказалось, что о падении Древ авари не знали; я думала, что во всём мире это будет заметно, - но в столь глубокую тьму была погружена покинутая Эндорэ, что для неё ничего не изменилось. И авари сказали, что им жаль Древ, и спросили, возможно ли будет от Сильмарилей зажечь однажды новые Древа.
- Если для того достаточно будет их света, то почему бы и нет, - предположила я. - Но если для того нужно будет их уничтожить, то это недопустимо.
И всё же - не понимали... Всё же говорили, что и мастера Альквалондэ могли бы поклясться вернуть свои корабли, и отомстить за их пепел. Как если бы можно было поставить Сильмарили в один ряд с венцом или мечом, кораблём или дворцом, - тем, что всякий одарённый мастер мог повторить. И спрашивали:
- А зачем Феанаро сжёг корабли?
- Чтобы никто не струсил и не повернул назад.
- Но разве Клятвы было недостаточно?..
И снова они не знали, что некоторые уже в пути усомнились и, как им казалось, "опомнились", и стали думать о возвращении; что некоторые дрогнули, ступив на неведомую землю, и тешили себя надеждой, что всегда смогут отступить. Но не должно было быть иного пути, кроме как вперёд. Обширная земля ждала нас - теперь здесь был наш дом. Авари говорили, что хотели бы взглянуть на Аман, - но не была я уверена в том, что возгордившиеся валар допустят их туда.
К исходу первого дня к стоянке пришёл небольшой отряд. Среди них были раненые, пришлось потесниться, - и и некоторых из них обитатели стоянки знали. Это были местные синдар, и им интересно было узнать, что мы с Храваноном прибыли из-за моря. У них были родичи среди тэлери, ушедших в Аман, и мне пришлось заново рассказывать о том, что случилось в Альквалондэ.
- И как я узнаю теперь, не погибли ли там мои родичи?..
- Никто из нас теперь не узнает, что станется с нашими родными и друзьями, оставшимися в Амане, - отвечала я. - Многие думали, что вскоре вернутся, и обещали родичам привезти подарки, - но больше никогда мы их не увидим.
Тут ко мне приблизился Храванон и прикоснулся к моему плечу, и сказал, что раз мы оба замешаны в Исходе, то он не оставит меня и может меня защитить по дороге к своим, но мне это не понравилось.
- Не нужно: у меня есть свои.
Местные квэнди, говоря о Чёрном Всаднике и его злодеяниях, коими тот прославился ещё до его пленения валар, называли орков словом "ирчи" и рассказывали о том, что первых из них Моргот сотворил из пленённых квэнди. Оттого в некоторых из этих первых орков можно было узнать квэнийские черты - к примеру, прядь золотых волос, - и даже черты своих родичей; оттого некоторые из них, осознавая случившееся с ними, сами хотели умереть. И не хотелось мне верить, что единственным способом помочь этим несчастным было убить их. Неужели никто не пытался их исцелить?.. Авари и синдар пеняли нам за убийства, но знали ведь на своём же опыте, что прежде всего ты защищаешь свою жизнь, а защитить жизнь того, кто посягает на твою, не всегда успеваешь - и не всегда в силах.
Ещё рассказывали о странных существах, живущих в горах, - маленького роста, покрытых волосами и говорящих на своём языке; они случайно убили одно такое существо, приняв его за животное, и после очень раскаивались, поскольку с этими существами, которых они прозвали "наугрим", можно было договориться. Я немало удивилась, ведь и орки говорили на своём примитивном языке, а даже представить себе создание, ходящее на двух ногах подобно квэнди, но низкорослое и волосатое, было противно. Однако авари и синдар утверждали, что наугрим отличаются от орков и не враждуют с ними, - возможно, и с этими созданиями нам придётся ещё столкнуться.
Я же рассказала о том, что Моргот, прежде чем уничтожить Древа и прийти в Форменос, сговорился с великой паучихой, но неведомо, не поссорились ли они уже из-за того, что он забрал себе все Сильмарили. Это заинтересовало некоторых авари и синдар, и кто-то даже предположил, возможно ли договориться с этой паучихой. Но я сказала, что это невозможно: паучиха способна только жрать, и её отродью всё равно, кого жрать, - орков ли, квэнди ли; быть может, Моргот сейчас прячется от неё.
- Хорошо бы они с Морготом сожрали друг друга!
- Как говорит лорд мой Морифинвэ, - еб@ла жаба гадюку...
Вновь заговорили об Элу Тинголе и о его жене, которая, как майа, наверняка уже знала о многом, - по меньшей мере о возвращении Чёрного Всадника; я сказала, что передам лордам сведения о нём и что мы будем с ним говорить, и не станем ничего утаивать. А далее пусть решает сам: захочет ли присоединиться к нам, поскольку у нас общий враг, - или же отвернётся от нас. Одно я повторяла: мы справимся и сами - но и от помощи отказываться не станем.
- Возможно, Элу Тингол захочет говорить с вами, если вы раскаетесь и извинитесь за гибель его родичей в Альквалондэ.
- Нам не за что извиняться! Наши родичи также погибли там - кто извинится за них?
- Если так, то сложно вам будет заручиться его дружбой: он бывает вспыльчив. Кто из ваших лордов будет говорить?
- Того я не знаю. Но мой лорд Морифинвэ также говорит прямо и может быть резок.
Некоторые синдар решили отправиться к Тинголу, и лекарка обрадовалась, что сможет попроситься на обучение к Мелиан, а Храванон сказал странное, что удивило всех: почему, дескать, Мелиан упоминают так часто, будто правит она вместо Тингола, а он слушается её во всём.
- Мы упоминаем её, поскольку она более сведуща в делах мира. Я думала, всегда у квэнди муж прислушивается к жене, а жена - к мужу.
- Так и есть, - подтвердила я.
За время стоянки авари посещали разные звери, которых они привечали, делились едой и кровом, а с некоторыми говорили. Одним из тех, кто приходил под навес и разговаривал с ними, был волк.
- А ты, Анорелотэ, понимаешь язык животных?
- Немного. Здесь не то, что в Амане: понимать их сложнее.
Волк о чём-то спросил меня, и Лингвен перевела его вопрос - каковы волки на моей земле.
- Эта земля не то чтобы моя теперь... но волки в Амане были вдвое больше здешних, и шкура у них была густая, блестящая, серебристая.
И рассказала я о псе Хуане, что был щенком от борзых собак Оромэ, и ростом превосходил обычных собак и волков даже в Амане, - меня он мог бы нести на спине, а под пиршественный стол в Форменосе пробирался ползком и клал голову на колени, выпрашивая вкусности. В первой битве под звёздами уже убедились мы в том, что среди орков есть умелые лучники, - но Хуан ловил их стрелы пастью, крутясь волчком. Ещё рассказала, как внезапная атака орков застигла одну деву, когда она шла к озеру за водой и уже не успевала добежать до своего меча, - так она надела орку на голову одно ведро, ударила коромыслом сверху, а под ноги подставила второе, и как только он наступил ногой в ведро и упал, подоспевшие её товарищи отрубили ему голову.
За те дни, что пробыла я в лагере авари, они смотрели на ночное небо вместе со мной и также замечали, как меняется ночное светило. Кто-то предположил, что светила - это майар, и что у ночного светила есть лодка.
А в лагере мне пришлось задержаться из-за того, что начались нападения орков из той крепости, что была на севере, и следовало помочь хозяевам с обороной. Когда орки пришли в первый раз, с ними был тёмный майа, колдун, который сперва сделал так, что стрелы не попадали в цель, а затем создал невидимую стену, границу, через которую никто перешагнуть не мог, чтобы его орки могли отступить безопасно. Когда во второй раз они вернулись, я говорила, что прежде всего нужно добраться до этого майа, который держался за орочьими спинами.
И почти добрались - он отбросил свой лук, выхватил меч и сказал, что хочет драться честно с кем-то одним. Бой уступили кузнецу Моровану, но после нескольких ударов майа исчез, и тут заметили, что орки утащили Драугвен. Тех, кто был ранен, отправили назад в лагерь, под попечение целителей, и кто-то остался сторожить, - а остальные устремились в погоню, и я с ними. Все уступили предводительство Лингвен как старшей и лучше других знающей эти места. Шли по орочьим следам, разделившись, дабы быть незаметнее, но не сводили друг с друга глаз. На подступах к чаще, где у орков был лагерь, всё окутывал густой колдовской туман, и пришлось держаться друг к другу ближе, общаясь жестами.
Всё тот же майа вышел нам навстречу и вновь возвёл невидимую стену перед собой, а когда мы попытались обойти её и вступить в схватку с его сторожевыми орками - наложил на меня заклятие паралича. Я просто стояла, как безвольное пугало, и видела, как на обронённый мной меч села бабочка, а кроме неё ничего. Когда майа снял свои чары, Морован исчез, а нам ничего не оставалось, как вернуться в лагерь ни с чем - зализывать раны. Драугвен возвратилась сама, и никто не знал, чего добивается враг, отпуская пленных: напугать нас тем, что они расскажут?.. Или был какой-то подвох в том, что вместе с ними возвращалось нечто вредоносное?.. Но мы бы это почувствовали - и враг напрасно мог надеяться посеять раздор между нами.
Лингвен много говорила о том, что жизнь всякого квэндо бесценна, и о том, что если сражаться за каждую жизнь и противостоять злу, то только так можно приблизить Арду Энвиньянтэ, Арду Исцелённую, раз уж Арда Алахаста, Арда Неискажённая, более невозможна и искажение, так или иначе, коснулось каждого. Нельзя было не согласиться с ней, но и слушала я вполуха, - силы и раздумья следовало копить на то, чтобы повторить атаку. Если майа не подпускал нас к себе - значит, боялся, а чары его рано или поздно иссякнут, и тогда станет он уязвим.
Вылазки с разведкой, постоянная тревога за захваченных в плен - сделались почти рутиной, но хотелось боя, а боя нам не давали. Когда в очередной раз подступали мы к лагерю орков, майа во второй раз наложил на меня оцепенение, но кто-то подхватил меня под руку и потащил назад к стоянке - и кабы то был не Морован вновь, как и тогда, когда отбил он меня у орков на переправе. Паралич сходил медленно - тело уже слушалось меня, но тяжёлой была голова, я никак не могла её поднять и всё время роняла её на руки; мысли путались, слышать других не получалось. Прежде я не знала такой слабости - даже раны оставляли голову ясной. Вот, значит, чего стоило сражаться с майар?.. Из произошедшего тогда я поняла только, что Морован вернулся из плена с перерезанными сухожилиями - так, чтобы больше не мог он поднять молота и ковать.
Когда я вполне пришла в себя, Храванон рассказывал, что говорил с одним майа по осанвэ и что знает его по той поре, когда сам был в плену, - прозвище того майа было Палач, и состоял он когда-то при Намо, и брал на себя боль квэнди, приходивших в чертоги Мандоса из Альквалондэ. Но затем переметнулся он к врагу и с тех пор стремился отомстить квэнди за испытанную им боль, и стремился, чтобы они испытали то же, и потому любил пытать пленных - просто так. И потому этот майа передал это всё Храванону, а Храванон теперь передавал нам, что Палач хотел вернуться к свету, и нужно ему было, чтобы его простили непременно десять квэнди - ни больше, ни меньше. Лингвен рассудила, что тому, кто не терпел обид от Палача, и прощать его будет не за что, и прощение выйдет неискренним, - а из тех, кто побывал в плену, десятерых не наберётся. Значит, придётся тем, кто вернулся из плена, показать остальным через осанвэ всё то, что они пережили, - и тем самым пережить всё это заново самим.
Драугвен показала одной из синдар, как откусила ухо орку, и та говорила, что это ужасно и отвратительно, - но никого это не остановило в том, чтобы попробовать помочь. Все поднялись на ноги, и встали в круг, и взяли друг друга за руки, - так пришлось мне взять за руку Храванона. Как только все открыли свой разум, побывавшие в плену стали вспоминать поочерёдно, и Храванон был первым. И прежде всего он вспомнил исполинскую чёрную тень, увенчанную зубчатой короной, и в этой короне горел свет, не узнать который было невозможно... Сильмарили! И прежде, чем сказали Храванону вспоминать не Моргота, а Палача, я невольно сжала его руку, - а он зачем-то сжал мою. И злодеяния Палача, которые я видела после того, уже меня не трогали, - довольно было того, что он служил Морготу, и виделся с ним, и исполнял его приказы, и ни капли раскаяния не было в нём. Простить того, кто служит Морготу по доброй воле, - не всё равно ли, что простить Моргота? И будет ли, в самом деле, в таком прощении искренность?..
Связь прервалась, утомив всех, - и теперь поочерёдно все говорили, что готовы простить. То, что майа Палач не убил ни тех, кто попадал в плен в эти дни, ни тех, кто приходил в надежде их вызволить, а лишь игрался, как кошка с мышью, вменялось ему почему-то в заслугу.
- Я не умею прощать врагов, - сказала я, покачав головой. - Чем заслужил он прощение? Заплатил ли он жизнью за то, чтобы перестать служить Морготу? Нет. Искупил ли он свои злодеяния, попытавшись совершить нечто благородное? Тоже нет.
В том, что Храванон с готовностью простил своего мучителя, видела я только то, что Палачу удалось сломить его волю и заставить отказаться от борьбы; в том, что все поддержали его, - то, что тьма глубоко пустила корни в этих землях, настолько, что со злом мирились, и выполняли просьбы врагов, и считали, что тем делают лучше для мира. Удивлялись, почему валар в Амане поверили в раскаяние Мелькора и дали ему шанс, - но только что сами поступили так же. И такие же последствия смогут получить, когда майа предаст их.
Не знали, как сообщить Палачу о том, что желаемое прощение он получил, - и Драугвен решила приехать к нему верхом на лосе и передать письмо. Почтовый лось - не хотелось, а пришлось... Говорили потом, что Палач обрадовался и исчез, и мог вернуться на службу Намо, - но наверняка мы того не узнаем.
К исходу того дня посетил нас странный морок. Я лежала под навесом и смотрела на небо, когда пришли двое бесплотных духов - тэлери, дева и юноша. На их синих одеждах была кровь, и видно было, что раны были смертельными. Они опустились передо мной, глядели полными слёз глазами, имён своих не называли и твердили только: "За что?".
- Я вам не судья, чтобы решать, за что, - отвечала я, глядя на них прямо.
Они поднялись и собрались уходить, и никто не смог их задержать - они растворились в воздухе. Я подумала о том, что это наваждение местных майар, поскольку все фэа после смерти направляются в чертоги Мандоса, а не блуждают неупокоенными так далеко от Амана. Но чего желали здешние духи, насылая морок, я не знала; должно быть, подслушали разговоры и хотели избавиться от меня. Но я и сама не хотела задерживаться долее после того, как все пленные были отпущены, и авари собирались откочевать подальше от северных земель, как бы признавая их за врагом.
Я успела застать ещё одно примечательное событие: целительница Этуилвен, сестра кузнеца Морована, хотела исцелить его руки и вернуть ему возможность заниматься своим делом. Для этого она должна была сплести для него такой долгий сон, какого не сплетала прежде, и просила подстраховать её на случай, если ей сложно будет вернуться из сна. Морован лёг и положил голову ей на колени, а остальные авари обступили её, и она начала свою песнь. Я смотрела со стороны, но также не сводила с неё глаз - большого мастерства и большой смелости требовало то, что она делала, и большой любви. И у неё получилось - и первым, что сделал Морован, обретя вновь сильные руки, было бросить в огонь кнут майа Палача, извивавшийся чёрной змеёй. Люблю запах палёной кожи по утрам.
Когда собралась я уходить в ночь, определив уже по звёздам, что нахожусь на другом берегу озера Митрим, - меня, как и было обещано, вызвалась проводить и показать дорогу одна из синдар. Берег озера мы обогнули без происшествий и расстались там, где я знала уже, куда идти и как найти своих. С собой уносила я вместе со своей картой звёздного неба - ещё и карту окрестных земель с теми именованиями, что синдар дали рекам, горам и лесам на своём языке.
И вот что прежде всего расскажу я: что авари готовы сражаться с Морготом; и если сперва я думала, что, раз нет над ними вождей и военачальников, то мы дадим им командиров, чтобы привести их к военному порядку, - то после поняла, что полезнее будет, если отряды авари будут неожиданно атаковать силы врага на лесных дорогах и исчезать в чаще, нанося ему урон и изматывая. Как говорили мы с Лингвен и Драугвен: в охотящейся волчьей стае у каждого своя роль - одни гонят оленя без устали, другие нападают на него с боков, кусая за брюхо и за ноги, а вожак выжидает момент и бросается утомлённому оленю на горло. Так же они будут теми, кто покусает хорошенько вражеские отряды, дозоры и обозы, а мы будем теми, кто загонит врага и нанесёт последний удар. И я уже обещала нашим друзьям большой, невиданный дотоле праздник, когда Моргот будет повержен, - и да будет так.

Итоги и благодарностиЯ мог бы сказать, что починил внутри себя игры по Арде, - но справедливости ради скажу, что произошло это всё же раньше, на Форменосе, бесконечно настоящем и правильном. И всё же я восхищаюсь тем, как прошёл Митрим, - без натужного ложного пафоса и белых плащей, без избитых фраз, давно заученных, просроченных и прокисших... просто - "ломтиком жизни" оттуда, просто персонажами, которые в самом деле впервые слышали и говорили о всех тех вещах, о которых каждый из нас читал много раз, и в самом деле увлечённо их обсуждали, и не знали, что будет дальше. Эта свежесть взгляда, эта возможность посмотреть изнутри, пережить под немного другим углом восприятия - и есть то, чего так не хватало. И для этой свежести не нужно даже уходить в AU - достаточно верить в происходящее и не загонять его в жёсткие рамки.
Что до Анорелотэ... не знаю, насколько у меня получилась эта заносчивая эльфийская женщина, которая пила только вино и все имена собственные употребляла только на квэнья, - со стороны видней. Но общее внешнее впечатление было очень про разницу культур и взглядов, про столкновение архаичности с пассионарностью, приношений духу реки - с готовностью повернуть реки вспять. А внутренняя общая тема - очень про "Пора вернуть эту землю себе"(с). Анорелотэ в своём бремени бел нолдорском шовинизме в самом деле считает, что пока в Эндорэ не было нолдор - земля была покинутой и всё стало плохо, а теперь, вернувшись, нолдор быстро наведут порядок (а что какие-то там авари и синдар могут считать эту землю своей - ну, в их интересах будет сотрудничать или не мешать). И она в самом деле считает, что Морготу наваляют уже довольно скоро. Конечно, реальность всё расставит по своим местам, и мне ещё предстоит подумать, в каких событиях Анорелотэ поучаствует, и как отнесётся к ним, и какой придёт к концу Долгого мира.
Я не знаю, каким будет Митрим на следующий год, - играть те же события теми же персонажами по второму кругу неинтересно, так что охотно могу заявиться другим персонажем.

Ещё раз и много раз спасибо Шелли за эту идею! Она правда взлетела.
Спасибо героической игротехнической команде - Ранвен, Люции, Демиургу, Филину и Лосю - за то, что вывезли эту игру, проложили маршруты, без устали выходили разнообразными НПС, додавали стекла по вкусу и были нежны в боёвке! Вы офигенные котики
Спасибо всем соигрокам, добравшимся до этой авантюры несмотря ни на что! Вы были невероятно живыми, яркими, запоминающимися. Дикие авари из дикого леса - Аллор и Кшись, Смехель и Шокал, Ортхильда и Векша. Немногословные, держащиеся своих синдар. Анджей-Храванон за весь Третий Дом. Мы это сделали, и сделали здорово!
И полигон играл - и дождём, и совершенно бесстрашной птичкой, которой нас благословила Йаванна. Видимо, слёток какой-то неопознанной певчей; жаль, что её фоток, скорее всего, нет.

Немного пожизняка послеигровогоКогда доиграли и плавно перешли в пожизняк - я пал на хвост Ортхильде и Векше и съехал вечером, успел собрать палатку аккурат до темноты. Чуть было не посеял телефон (но, собирая палатку, нашёл), всех обнял и со всеми попрощался. До станции шли пешком вдоль трассы - так что теперь знаю, как идти. Не удержался и по пути погладил большую жабу, вышедшую на обочину.