Собравши рюкзак с ночера, утром субботы я мог без спешки покормить крыс, цветы и себя. Птаха героически дошила за ту же ночь наши прикиды на Мост, так что я больше не был востребован в качестве манекена и мог пораньше заехать на полигон. Поймал Луара на Электрозаводе, мы дождались электрички и воссоединились в вагоне с Амартом, Шером и Лисс. Фригольд забаррикадировался рюкзаками, пил черносмородиновый ламбик и гнал. Породили мысль, что "друг мастера" - это в нашем случае не тот, кому достаются козырные роли и загрузы, а тот, кто приезжает помочь мастеру с обустройством на полигоне до игры. Далее о доигровом
Заняли ближнюю поляну на Подосинках. Посветлу я не без помощи Шера собрал палатку и, поскольку в ней аутентично пахло болотом (и где она так вымокла и не просохла, на Солнце же не было дождя?..), оставил её проветриваться. С Амартом и Луаром совершили противоестественное - огородили сортир белой нетканью (нет, не Гондолин!), причём полотно было таким длинным, что можно было бы устроить лабиринт до сортира от самой поляны. Затем я занялся тем, на что уже набил руку на игротешках - клеил диоды (когда белые диоды светят синим, зелёные - жёлтым, а жёлтые - оранжевым!) до последней батарейки. Лисс зашила мне рубашку, я переоделся и скинул туфли, поскольку невозможно лишить себя удовольствия бегать по лесу босиком. Влажные подушки мха прохладны и пружинят, шишки можно хватать пальцами ног, и, собирая хворост, залипаешь жрать уже созревшую чернику. Сперва я опасался, что в одной рубашке и плаще мне будет холодно, но нет - было тепло до самого утра.
Героический Шер добыл подпорки для тентов, приехали Ноэль и Мина и привезли мангал и воды, в которой мы вымыли овощи (много нокерских шуток про огурцы!), и по сумеркам я распутывал гирлянды, развешивал вокруг поляны ленты глэмора. Доехали Оливия и Руш и ещё больше огонёчков, доехал Тоха, которому совместными усилиями соорудили повязку на глаз (и даже не из изоленты!), доехала Птаха... Уже по темноте на меня натянули парик - брать длинный и тяжёлый Амарт справедливо поостерёгся, но даже более короткий с меня безбожно сползал. Птаха полила меня клеем, но как-то он пролился в основном на лоб и лицо и парик на него не прилип. Пора обзаводиться собственным клеем и навыками прибивания к нему париков уровня Ликс, иначе я задолбаюсь, все ближние задолбаются, и парик жалко. Хотя в какой-то момент всё равно перестаёшь его замечать - вернее, начинаешь воспринимать косу, заплетённую глэмором, как свою.
И всё-таки диоды в ночном лесу смотрятся волшебно - они создавали совершенно особенную атмосферу на Купале, создали и теперь.
И всё-таки, когда я играю фей, огонь меня не обжигает - проверено до Каллы ещё сэром Квентином, который пак-выдра. Протянуть руку к костру, почти прикоснуться, поздороваться, посмотреть, как язычки огня танцуют и ластятся к пальцам, - для них обычное дело, тогда как я бы по жизни такое провернуть не смог. При этом у Квентина случился кризалис во время степного пожара - но он научился не бояться огня ("Если кругом пожар, я не хочу бежать"(с)), а Калла видела сожжения на городской площади - но знает, что огонь не на стороне людей, которые ошибочно считают, будто сумели его укротить.

Я давно ждал "Змиюшника" - с тех пор, как Амарт в первый раз о нём рассказывал, и особенно с тех пор, как решил, что хочу сыграть гилли-ду. Быть Каллой тяжело - отчасти я понял это ещё до игры, когда думал о ней и списывался с Ноэль и Миной, отчасти это стало открытием на игре, как всегда бывает с оживающими персонажами, - но несмотря ни на что я выбрал бы именно её ещё хоть тысячу раз. Сложно сформулировать, в чём заключается это "тяжело": когда ты более близка к духам природы, нежели к феям, живущим среди людей, но постепенно очеловечиваешься, и оказывается, что человеческие чувства - это прежде всего больно; когда ты знаешь, что твой удел - всегда оставаться позади, и знаешь, что это не менее важно, чем идти вперёд и сражаться, но всё же порой очень хочешь дотянуться и быть рядом; когда, в конце концов, узнаёшь, что такое одиночество существа, которое уже сейчас - одно в своём роде и останется таковым. Очень люблю Каллу, очень люблю Штюрмор и все его истории
Некоторое время назад я писал текст о прошлом Каллы, так что не буду повторяться и лучше дам слово ей - она сама обо всём расскажет. Традиционные ворнинги на упоминания секса и антиклерикализм.

Калла. Середина XIV века. Отчёт отперсонажный.Я была здесь всегда, с тех давних пор, когда у озера близ края леса не смолкали голоса фей и людей. Я была здесь, когда одни люди уходили, и приходили другие, и называли эту землю своей, и сражались с чужаками. Мы и моргнуть не успели, как пришлые люди с крестами обрели такую силу, что она сделалась угрозой. Когда-то мне казалось, что это пройдёт, как проходит всё в быстрой жизни смертных, - но становилось лишь хуже, и всё больше людей забывали о своей земле и не рассказывали о ней потомкам, и уходили за городские стены, и феи уходили тоже. Кто-то следовал за людьми, кто-то искал лучших земель, кто-то искал сражений, кто-то находил смерть. Возвращались всё реже, и однажды перестали возвращаться вовсе, и недругов вокруг стало больше, чем друзей, и Грёза спрятала от них свой источник в глубь болота, и лишь иногда кто-то находил туда дорогу, чтобы получить недолгий приют. Очаг угасал, и вместе с ним таяли мои силы, и весна, и лето стали похожими на осень.
Вигго ап Балор пришёл пару столетий назад. До него так давно никто не называл эту землю своей, и земля откликнулась ему - через меня. И поющее пламя Очага вновь разгорелось, почти как прежде. С тех пор минули лета и зимы, и некоторые приходили, чтобы остаться, и многих из них Змий выручал из беды и приводил сам. Земля, что была отныне нашей, принимала всех, не делая различий между китами, - каждому находилось место в старом замке или его окрестностях. Я следила за тем, чтобы фригольд был не только крепостью, но и местом, куда уходящим хотелось бы возвращаться, - местом, где и свой, и гость, и знакомый, и незнакомый, если приходит с добром, будет встречен, обогрет и сыт, где раненый получит помощь, уставший - отдых, потерянный - кров и совет. Я учила оруженосца барона и других ходить по болоту, использовать травы и коренья для еды, лечения и украшения, говорить с лесом так, чтобы он укрывал от врагов и против врагов обращался.
Минувшей осенью появился нокер Нэйл и просил барона о помощи, а затем появился Квентин ап Дугал, и мне не доводилось прежде видеть живыми фей, настолько истерзанных человеческими руками, настолько истощённых. Мне пришлось задержаться почти до первого снега, дабы убедиться, что его раны зажили, и жизнь вне опасности. Но утраченное зрение я не могла ему вернуть, и утешения для него у меня не было: его мастерством было смотреть на звёзды, а на слух да на ощупь звёзд не увидишь. И всё же я о нём не тревожилась, мне было на кого оставить заботы о нём, когда я уходила на зиму в землю: Нэйл всё время был рядом с ним и поддерживал как мог, и столько тепла от одного создания к другому я, кажется, тоже не видела прежде. Не то чтобы я не знала, что так - бывает: и прежде люди и феи сходились друг с другом и между собой; но эшу передавали слова мудрецов о том, что истинное счастье родилось в мире после несчастья, - так, должно быть, и истинная любовь рождается не в клятвах, а в испытаниях.
Я не сомневалась, что Нэйл что-нибудь придумает. И весной, когда я пробудилась, у Квентина уже были новые глаза, и хоть он не всегда мог видеть, чувствовал он себя уже уверенней. В праздничную ночь Литы удалось даже уговорить его выйти из замка на поляну, к костру, - и там также Нэйл не отходил от него и присматривал. В эту ночь фригольд был открыт для гостей, и болотные огоньки провожали по безопасным тропам всех, кто не боялся навестить Грозовые болота и их хозяина. Почти накануне вместе с Вигго прибыл витязь Дома Варич по имени Златояр, оба были ранены, и пока я занималась раной барона, слуаг Штерн помог привести в чувство гостя, - после шутили, что Варич, фыркая от слуага как от спирта, сознания не терял. Так витязь Златояр остался на праздник, а Штерн удалился в тени, оставив на столе приготовленных им самим червяков.
А в саму ночь середины лета гостей было много, одного за другим приводили огоньки, - и называли гости свои имена, и порой оказывалось, что встречались давние знакомые. Леди Туа ап Дугал, гостья из южных земель, уже бывавшая в Штюрморе, взяла с собой арфу, что звучала волшебной музыкой, и струны переливались лучами всех цветов радуги. Эшу по имени Лето, столь же юный, как и оруженосец Ярош, тут же затеял с ним шумную беготню вокруг поляны, обещался удивить болото, а меня приветствовал поклоном. Я сама удивилась: всё чаще гости звали меня "госпожой", хотя я не владела этой землёй, я просто на ней росла. Леди Таис из Дома Фиона принесла к столу угощение, и, отведав пирожное с нездешними розовыми бобами, я тут же захотела танцевать. Даже ривер-хаг Вассерфарн, обычно нелюдимый страж границ болота, вдруг приблизился ко мне, прикоснулся к плечу и сказал, что ценит нашу дружбу.
- Я тоже, - ответила я. - Без тебя мне пришлось бы совсем нелегко.
Гостья, назвавшаяся Эрной, говорила, что ищет ши из Дома Скатах, но таковых давно в этой округе не было. Услышав об этом, она сказала, что проведёт здесь праздничную ночь и наутро отправится дальше.
- Но ты можешь и остаться здесь, - предложила я.
- А как я смогу приблизиться к своей цели, оставаясь на месте?
- Твоя цель может сама прийти к тебе. Ты можешь дождаться здесь эшу Брейгеля...
- Я уже сказал, что найду их сам, - возразил Змий.
И я знала, что его слово твёрдо, и, значит, Эрну ап Скатах Грёза в самом деле не зря привела сюда: раз Змий сказал так, то действительно найдёт способ связаться с Домом Скатах. Златояр же всё присматривался к ней и говорил, что ей нужна помощь, а та утверждала, что с ней всё в порядке. Я не смогла бы сказать, что с ней не так: я видела не столь много ши Скатах, чтобы знать, какими они должны быть и чем отличаются. Эрна как будто стояла одной ногой в ином, недолговечном человеческом времени, и хоть выглядела юной и полной сил, - казалась хрупкой однодневной бабочкой, с коей попрощаешься, не успев приветствовать. Но в то же время это не ощущалось проклятием, противным Грёзе.
- Ты потеряла часть тебя, - горячо убеждал её Златояр.
- Мы все меняемся, - говорила я. - Каждый, кто уходит, всегда возвращается другим, и всё же остаётся собой.
Другой гость, ши из Дома Дайреанн, лишился глаза и носил повязку, и, увидев это, леди Туа стала просить барона допустить её в замковую лабораторию. Несмотря на праздник, уговорить её дождаться утра было невозможно: всем известно, что для ши Дугал работа - больше, чем просто работа. Поскольку некому было сопроводить её и проследить, Вигго распорядился принести ей все необходимые инструменты прямо на поляну. Я издали смотрела на работу, окутанную мягким сиянием глэмора; стекло, в котором был сведущ и Нэйл, оставалось для меня во многом чудесным, но я успела понять, что выгнутое стекло, называемое линзой, подобно капле росы на листе - вбирает в себя свет и позволяет сквозь него лучше видеть то, что далеко или то, что мелко. Такими линзами мастера и заменяли утраченные глаза. И вскоре раздался восхищённый крик Гэвина ап Дайреанн: "Я вижу! Я вижу!.."
Змий окликнул меня по имени, когда я уже стояла у него за спиной, и сообщил, что некто пришёл ко мне. Самый поздний гость стоял в тени, почему-то не пересекая освещённого костром круга, так что мне пришлось приблизиться к нему, чтобы разглядеть и узнать его лицо. Мы виделись недавно: ши Бомайн по имени Гаэтано немало дней провёл в этих местах, когда ещё не было здесь болота, а затем возвращался - до того, как пришёл Змий, - и, как многие, нуждался в исцелении. Не то его тогда преследовали враги, не то он преследовал врагов, - но он ушёл, и вот вернулся вновь.
- Здесь многое изменилось, - сказал он, не торопясь сделать шаг вперёд.
- Это правда. Теперь Очаг вновь ярко пылает, и кто только ни поселился здесь. Проходи же!..
Гаэтано по-прежнему предпочитал держаться тени, словно не желал привлекать к себе излишнего внимания, - но во фригольде уже находился его сородич по Дому, Ги ап Бомайн, спутник леди Таис, и я сообщила ему о Гаэтано. Двое ши встретились и ушли говорить за пределы поляны, и долго их не было ни видно, ни слышно.
Эшу Лето, заняв место у костра, стал рассказывать историю, и я присела послушать, потому как всегда любила сказки эшу. Я немногое запомнила и немногое поняла из этой сказки, но это была красивая сказка - тем более красивая, что, должно быть, была былью, - о брате и сестре, о далёких горячих песках. И, слушая не слова, но образы, я словно видела воочию эти золотые пески, плавящиеся на солнце, и следы босых ног на песке, и нездешних людей со смуглой кожей и большими тёмными глазами, чем-то похожих на Лето.
Гости выходили танцевать с оружием, радуя Грёзу, - но в беседах вспыхивали и настоящие споры, и решались они настоящими поединками. Эрна и Златояр сражались до первой крови, и она быстро пролилась на землю, и поединок был остановлен. Затем Златояр поспорил с ши Бомайн о судьбе. По их мнению, изменить судьбу было невозможно, а по мнению Златояра - каждый сам был хозяином своей судьбы. Леди Таис была против того, чтобы этот спор разрешился оружием, и я сказала, что поединок можно устроить и на стихах, и на песнях. Леди Таис направилась к хозяину фригольда, намереваясь спросить у него совета и невзирая на то, что Змий разговаривал с кем-то в стороне от костра; я последовала за ними из любопытства. Неужели кому-то хотелось растрачивать на споры короткое время праздника?.. Я множество раз прошла через зиму и смерть, чтобы знать, что в жизни есть вещи куда более важные, чем споры о судьбе, и даже чем сама судьба.
- Ты ведь сам сказал сейчас, что здесь многое изменилось, - с удивлением напомнила я Гаэтано, когда он подошёл. - Разве перемены не свидетельствуют о том, что судьбу возможно изменить?..
Ничего бы не случилось, если бы Вигго не выбрал этому случиться. Если бы я не выбрала. Каждый выбор меняет мир. Каждый поворот Колеса меняет мир. Хотя суть остаётся прежней.
- Как узнать судьбу этого дерева? - спросил кто-то.
- О его судьбе мы узнаем, только если спилим его и посмотрим на годовые кольца, - ответила я.
- Я могу сказать о его судьбе, - произнёс Гаэтано. - Его срубят и сделают из него корабельную мачту.
Это возмутило Златояра, и он вступился за наше дерево, поскольку деревья не должны становиться жертвами чужих споров. Он использовал Искусство Хроноса, обойдя дерево кругом и обвивая его ствол серебристыми потоками глэмора, и сказал, что в ближайшие сто лет это дерево никто не срубит, и что тем самым он смог изменить судьбу этого дерева. Я же сказала, что уверена, что и гораздо дольше, чем какие-то сто лет, будет кому защитить это дерево на этом месте.
- Оно будет помнить всех нас, - заключил Златояр.
- И не только нас, - добавила я. - Дерево запомнит, какая погода была сегодня, и куда дул ветер, и шёл ли дождь. Деревья помнят всё.
Ярош, услышав про дерево, которому стоять ещё сто лет, написал на нём "Здесь был Ярош" и порадовался, что однажды эта надпись будет высоко над его головой. Я не стала говорить ему о том, что деревья не растут так, чтобы надпись поднималась, - все мы просто порадовались тому, что хорошо научили Яроша читать и писать и написал он даже без ошибок.
- Я слишком мало выпила для философских споров, - признала я, и Ги ап Бомайн протянул мне свою фляжку.
- Этих ши Бомайн так непросто понять... - сказал после Златояр. - Быть может, потому, что они видят что-то, чего не видим мы?..
- А может, потому, что они сами не могут понять то, что они видят, - предположила я.
Праздник шёл своим чередом. Змий оделял гостей добытым на недавней охоте вепрем. Квентин говорил с гостями о витражах и обещал показать их днём, и обсуждали, как стекло может превратить в пламя тёплый свет солнца или свечи, но не может - холодный свет луны и звёзд. Я слушала его и радовалась за него, и когда он сказал, что ничего этого не было бы, если бы мы не вылечили его, я обняла его и ответила, что в этом не меньше его заслуги.
- Это ты справился сам. А мы лишь помогли.
Музыканты играли, и Гаэтано вдруг позвал меня танцевать. Танцевать я толком не умела, но музыка была медленной, Гаэтано весь вечер был грустен, и, похоже, ему нужно было поговорить.
- Теперь я свободен от клятвы, и я должен буду уйти, - сказал он.
- В Аркадию? - я уже много раз слышала эти три слова: я должен уйти. Уже знала, о чём эти слова.
- Да. Жаль, что ты не сможешь уйти тоже.
Я покачала головой: моё место здесь.
- Здесь, с тобой, я, кажется, впервые пожалел об этом выборе.
- Отчего же?
- С тобой мне спокойно и легко.
- И только со мной?.. В твоей жизни будет ещё много фей, с которыми тебе будет легко.
- Быть может, так уже не будет.
- Глупый, - я обняла его на прощание.
Некоторые феи привязываются так быстро. Порой это значит, что так же быстро они забывают, порой - нет. Но мне в самом деле хотелось бы, чтобы Гаэтано сделал со своей судьбой что-нибудь очень хорошее, - потому что всегда есть выбор и есть возможность справиться.
Гаэтано ушёл - отдыхать перед дорогой, или сразу в дорогу?.. - А светлым лучом в предрассветную пору стали слова Квентина о том, что он хотел бы остаться во фригольде и не возвращаться в свой Дом. И Змий, конечно, позволил ему остаться.
Самая короткая ночь катилась к рассвету, и вот уже стало совсем светло. Вокруг костра говорили о врагах с крестом и с полумесяцем, и о вечной битве с Банальностью и холодными ветрами Осени, и о том, что произошло с леди Эрной, возвратившейся после смерти и плохо помнившей прежнюю жизнь, - это называли Путём Подменыша. Гэвин ап Дайреанн горячо говорил, что если таков единственный способ выжить и продолжить сражаться, то он готов на это пойти и отказаться ради этого от части своей сути. Змий говорил, что он и так намерен остаться и сражаться до последнего. И в этом разговоре не было тех, кто был бы не прав, как и тех, кто мог бы знать наверняка, как поступит. Незачем зарекаться.
Затем Змий встал и пошёл прочь от костра к ручью. Я проводила его взглядом, затем поднялась и встала под деревом, чтобы встретить его, когда он пойдёт назад. Мне не хотелось нарушать его уединения, но хотелось разделить то, что могло его тревожить.
- О чём ты думаешь?
- О том, что будет дальше.
- Дальше будет дальше. Важнее то, что есть у нас здесь и сейчас.
- Как у тебя всё просто.
- Всё и есть просто. Ты защищаешь эту землю, и она защитит тебя.
Я положила ладонь на его плечо, и хотя, когда он носил доспех, его невозможно было почувствовать, это всё равно было мне нужно.
- А может, я погибну в бою.
- Может, и так. Но я бы хотела, чтобы ты однажды вернулся. Даже если не сумею дождаться.
- Ты говоришь так, потому что я сказал "никогда"?
- Нет. Я всегда так думала, - я осеклась и посмеялась над собой, поймав себя же на этом "всегда". Нет никакого "никогда", и никакого "всегда" тоже нет. - То есть, конечно, не всегда, а последнюю сотню лет.
За короткие два столетия я привыкла к тому, что Змий, уходя, возвращается... всегда. Привыкла ждать его вместе со всей землёй, которая жила и процветала, пока он был жив. Даже научилась считать дни, как... никогда прежде, когда он задерживался дольше обычного, - несмотря на то, что каждый во фригольде знал, что делать в случае, если он не вернётся. И я тоже знала, и знала, что справлюсь, - но тревожилась не поэтому.
Я всегда прощалась с уходящими с лёгким сердцем. Я слишком много раз умирала, чтобы не сомневаться: смерть - это не конец. Но всё меняется, и что-то изменилось. Что-то во мне хотело, чтобы неведомая Аркадия сберегла то, что я не сумею сберечь. А за Осенью и Зимой всегда приходит Весна, а значит, ушедшие туда вернутся, и земля вновь обретёт своего хозяина.
Змий подошёл к притихшим музыкантам, и музыка заиграла вновь. Я танцевала, затем смотрела, как танцует он - с теми, кто умеет. Я не заметила, как вышла танцевать леди Таис ап Фиона, но стоило ей появиться - и стало ясно, что танец, стремительный как охота, только для них двоих, и никого и ничего для них более не существует. Закружившись, леди Таис легко упала на траву и, протянув руки, увлекла Вигго за собой, и в объятиях друг друга они со смехом покатились по земле. Нечасто Вигго доводилось встретить кого-то себе под стать, - и я имею в виду вовсе не титулы. Все отвели глаза, а я, отойдя к дереву, давшему мне опору, продолжала смотреть, и земля смотрела на них - через меня. Глупо лишать себя хотя бы права смотреть, если нет ничего другого, если никогда не сможешь гореть так же ярко; и это тоже - плата за выбор, который я совершила и о котором не пожалею.
Праздник середины лета должен был закончиться таким ритуалом на радость Грёзе: чёрное, жёсткое, как ночь, - и воздушное, невесомое, цвета золотой и розовой зари. Как пламя и вода, сходящиеся воедино лишь в такую ночь. Вигго и Таис поднялись, но для того только, чтобы вместе уйти к ручью. И как это было красиво, как нестерпимо красиво.
У костра как ни в чём не бывало говорили о ненависти и любви. Быть может, я так и не научилась понимать эти слишком человеческие чувства.
- Не скучаешь? - только Змий заметил меня в стороне от костра, и подошёл, с запутавшейся в волосах прошлогодней сухой листвой.
- Нет. Любуюсь.
- Не хочешь утащить Варича?
- А ты думаешь, ему это нужно?
И думаешь, что это нужно мне?.. Я не знаю Златояра: срок, исчисляемый днями, - не срок. Я не знаю, о чём мне быть с ним, чтобы ему - ши - не было скучно.
Эшу Лето сел у корней моего дерева и говорил - говорил о своей родной земле, где много лиан и много ярких, разноцветных цветов, и я представляла воочию это диковинное буйство красок, изумрудных, алых, густых, закрывающих небо и воздух, - а ответить ему уже не могла. Голос вдруг исчез, ушёл в землю, - деревья молчат, и цветы молчат. Дерево не расколет буря, не расколет зимняя стужа, - но расколет тоска, когда время утечёт песком меж корней и однажды наступит день, в который вовсе ничего не останется - даже возможности смотреть.
Сэр Вальтер, кларикун, верный помощник барона, давая отдых музыкантам, взял свою гитару и стал играть и петь, и Лето подыгрывал ему на флейте. И, расслышав песню, которую люблю, я могла петь только без голоса, шёпотом.
Змий вышел на поляну, держа в ладони свой боевой топор, и Лето сказал, что хочет с ним танцевать - с ним и его топором. В руках у самого эшу был при этом лишь кинжал, которым невозможно было бы достать противника, - но, в конце концов, это был танец, а не бой. И это тоже было красиво - и боевой топор, казавшийся лёгким и летучим в сильных руках, и не останавливающиеся движения, и храбрый эшу с росчерками шрамов на лице, словно когда-то он сунул голову в пасть хищному зверю. И Змий похвалил его за ловкость.
Можно ещё недолго смотреть на красоту, и затем солнце восходит, и праздник завершается, отпуская жителей и гостей ко сну, - и ещё одна песчинка текучего времени падает в ладони бесценным, золотым здесь-и-сейчас.

Итоги, благодарности, сердцаДораскольное время - облачко, и игра показалась мне пролетевшей во мгновение ока. Калла наверняка что-то забыла и упустила, прошу её за то простить.
Калла - не провидица, но она действительно понимает, что когда все уйдут - и Змий, и Квентин, к которому она также успеет привязаться, - то много веков спустя они вернутся, но она этого уже не дождётся. Некоторое время - быть может, долгое, особенно по человеческим меркам - её ещё будут навещать феи, ступившие на Путь Подменыша: и те, кто сумеет её вспомнить, и те, кто случайно наткнётся на тропу, уводящую в сердце болота; а потом Осень её поглотит, поскольку для гилли-ду Путь Подменыша - не вариант. То есть автору, конечно, виднее, - но что-то мне подсказывает, что Калла не ошибётся и вернувшихся не встретит.
Это была чудесная игра - я могу и буду ещё долго и много орать о том, насколько чудесная. То самое чувство последнего рубежа, сопротивляющегося холоду вокруг, упрямо хранящего тепло - для всех, кто в нём нуждается, и готового сражаться за это. Та самая атмосфера волшебной ночи, когда огонь, вода и земля тоже празднуют и насыщаются дарами, и пролитая кровь прорастает лозой, - ночи, которая не закончится, пока не будут сказаны все слова, совершены все поступки. Поворот Колеса, привязанный не к цифрам календаря, а к духу той самой Литы.
Спасибо Амарту за ещё одну ожившую часть Грёзы, настоящую и дышащую историю, и за возможность стать её частью. Сбылось, воплотилось - и продолжит жить, потому что у всякой хорошей истории нет конца.
И спасибо за Змия - очень круто было увидеть его снова, и не только в современности, но и в его "исторических" владениях. Да, правда красивый - очень! И очень умный - а ещё надёжный хозяин, держащий свою землю, спокойная сила, которую не сдвинешь, опасность для чужих и опора для своих. Змий присутствовал во всём происходившем, немногословный, уверенный, и рядом с ним ничто не могло пойти не так.
Спасибо Птахе за Гаэтано - печального рыцаря в чёрном, который отчасти уже не здесь. Странный и непонятный, и в то же время приблизившийся на то расстояние тепла, после которого невозможно не запомнить. И остаётся пожелать ему доброй судьбы.
Спасибо Ноэль за Квентина и Мине за Нэйла - вы фонили таким невероятным теплом и тихим счастьем, искренним, правильным, без пафоса, что я влюбился в эту историю больше прежнего. Было всё, что в ней так цепляет: и бережная защита, и вдохновение общего дела, и возможность единства непохожих, и выбор быть вместе, несмотря ни на что. Амарту, придумавшему этих двоих, тоже спасибо, - но отдельно волшебно видеть столь удачное попадание.
Спасибо Лисс за Лето - эшу, который принёс с собой запахи дорог и перекрёстков, неведомых стран и нездешних историй. Эшу, который будет возвращаться - и Калла очень понимает его в том, что Штюрмор стоит того, чтобы оставить в его прохладных уголках хотя бы частичку сердца.
Спасибо Мориэль за Златояра - порывистого и любознательного, защищающего деревья и стоящего на своём. Раз он по душе Грёзе, природе и хозяину фригольда, - значит, и Калле также.
Спасибо Ортхильде за Эрну - за храбрость первого шага на пока неизвестном пути, за верность своему выбору, за силу в хрупкости. Не знаю всей истории, но очень здорово, что линия Пути Подменыша была и обсуждалась.
Спасибо Луару за Яроша - за "пан Змий и йожин с бажин", за непосредственность и открытость, за напоминание о том, какова искристая фейская юность даже в мире, стоящем на пороге тёмных времён.
Спасибо Тохе за Гэвина, - мы толком не пересекались, но его прозрение и его решения были очень красивы.
Спасибо Асмеле за леди Туа - волшебные звуки арфы, любимые мелодии, свет мастерства и уместное доброе слово. Калла чувствовала в леди из Дома Дугал родственную душу - хозяйку, в чьей неторопливости скрывается умение всё подмечать и настраивать вокруг себя "погоду в доме", как настраивают чуткий инструмент.
Спасибо Оливии за леди Таис, истинно фионское щедрое пламя, величественность и максимализм, - и Руш за Ги ап Бомайн, ироничного фаталиста, страстно преданного мечте.
Спасибо Шеру за Вальтера, за все комментарии неунывающего кларикуна, за песни, попадающие точно в цель, и - ещё много раз - за неоценимую помощь с обустройством фригольда.
Спасибо Вассерфарну - имени не знаю - за доброго болотного друга, за разговоры о съедобном, за доверие, которое особенно ценно от такого не компанейского существа, как ривер-хаг.
Очень много любви ко всем, кто создавал и приносил свои истории, - вы все были во всех смыслах красивыми и вдохновляющими.

ПослеигровоеПосле волшебного слова "стоп-игра" ко мне сразу вернулся голос, я первым делом снял парик и сразу же почувствовал холод, - зато как приятно зарываться босыми ногами в тёплый, почти горячий пепел вокруг мангала!.. Игроки постепенно разъезжались или расходились спать; Амарт, как обычно, остался дожаривать остатки шашлыка, а сонно клубочиться вокруг мастера остались только мы с Лисс. Грибы я решил унаследовать на следующую игру, дабы не тратить на них шампуры и время, да и есть не хотелось, - и в конце концов мы тоже расползлись по палаткам хотя бы ненадолго. И я снова хорошо выспался в лесу, а о следующей игре в следующий раз расскажу.