На Тарантеллу у меня было две завязки. Первая - то, что Птаха внесла меня на эту игру в ковре поиграть в межкультурное развитие отношений. Сколько раз я пересекался с Птахой на игре? - дважды: в самом начале и после финала.
Вторая - на Жанну. Когда я приходил к мастеру с вопросом, есть ли у моего персонажа информация о том, кому мстить, или это можно будет узнать через Жанну, отвечено мне было, что да, через неё. Вы, наверное, уже догадались, что узнал я от неё ничего В игроцких противопоказаниях (особенно незнакомым мастерам) я всегда пишу про ситуации, когда на игре нет возможности попытаться выполнить принципиально важную для персонажа задачу (ключевое слово - возможности: мне норм проиграть, но не норм, если на решение вообще не предусмотрено выхода). И это была именно такая ситуация: задача персонажа - отомстить, но на игре отсутствуют и цель, и средства. Не убился я об эту ситуацию я исключительно потому, что уже ожидал нечто подобное.
А согласился на ковёр я в том числе и потому, что Птаха с самого начала продавала мне козу тамплиера - при том, что история крестовых походов и сопутствующих рыцарских орденов всегда была, благодаря Харитоновичу и его книжке, одной из моих любимых и прокуренных тем (и однажды я таки осилю поставить игру). Но я так и не понял, зачем на игре тамплиер.Но я так и не понял, зачем на игре тамплиер, попаданец из начала века, никак не завязанный на общий сюжет с делёжкой наследства. Да, интересно поиграть в менталитет осени средневековья посреди менталитета раннего ренессанса, когда на смену рыцарским ценностям приходят ценности деловых людей, а религиозная картина мира начинает дополняться научной, - но, будем честны, играешь в это в основном у себя в голове, поскольку отыгрыш менталитета очевидно не стоял целью игры. А потом этот самый менталитет персонажа просто ломается о происходящее (каково христианину увидеть, что молитва используется по принципу магии?), и всё, что ему остаётся, - это отползти из игры. Пора мне уже зарекаться играть верующих персонажей в альтернативно-исторических сеттингах - причём любых верующих А то мне уже доводилось играть язычника в системе, оказавшейся христианской, а теперь вот наоборот. И оба раза ощущение, что персонаж заведомо заблуждался, - это так себе ощущение.
Зато план посмотреть на сеттинг - выполнен. Теперь знаю (...а мог бы и догадаться!), на стороне какого блока симпатии автора и мастера и куда следует заявляться, чтобы поигралось.
Далее о предыгровом
Нам с Птахой повезло - мы получили вводные в пятницу вечером, ближе к полуночи. Я открыл эту художественную простыню, закрыл и прочитал её утром, на свежую голову. Возможно, история семьи персонажа и имела какой-то выход на игру (но не срослось - подходить к дари с историей "знаете, мой брат убил дари" как-то несподручно, а люди не заинтересовались), но к чему был красивый фанфик о суде над Жаком де Моле, свидетелем которого персонаж даже не был..? Окей, я сам люблю писать не сухие, а эмоционально подкрашенные вводные, но при этом считаю, что вводная должна быть максимально краткой и информативной, без эпизодов с прямой речью и прочая. Фанфикам место в дополнительных материалах к игре. А кому-то повезло меньше: они получили вводные только на полигоне (также в электронном виде, т.к. принтер отказался работать).
На первых порах, получив стартовые данные о персонаже (в незнакомых сеттингах я предпочитаю делегировать создание основы персонажа мастеру), я задумался, как он может зарабатывать на кров и стол, выйдя из Холмов через 80 лет и не имея на руках ничего, даже меча. А потом я увидел, что в сетке ролей он обозначен как священник - ну, в самом деле логичный способ подобраться к монахине, не вызывая подозрений. Мастер одобрил мне нож (что при отсутствии на игре кулуарки и добивания было бесполезно в деле мести, но это я понять могу, сам редко ввожу такие правила), прикидом должна была стать ряса. Спасибо Птахе, которая подкинула мне слизеринскую мантию вместо привычной мне чёрной шерстяной - летом в шерсти я бы сдох.
Играли в лофте в одной из башен Измайловского кремля - вторым моим планом было посмотреть на помещение. Добиралова как такового не было, я знал вход только на рынок-вернисаж (где уже несколько лет не бывал, но там ничего не изменилось), но навигатор нас вывел. Кремль сам по себе производит впечатление "немного убого" - снизу исторические кирпичи, сверху крашеный гуашью картон, - и лофт также антуражностью не блещет. В нём четыре этажа, но он кажется тесным, т.к. на каждом этаже довольно мало пространства. На втором этаже низкий потолок (который дари задевали рогами)) и полумрак, третий и четвёртый - на открытом воздухе и там можно дышать. Один плюс: залетавший тополиный пух в лучах солнца, пробивавшихся сквозь бойницы, выглядел красиво. Можно надеяться на интересные фото.
Так, мы с Птахой успели позавтракать в KFC, добраться до места, прикинуться, а я успел найти "свой блок" ("где их взять-то, чтоб были свои"(с)) и обсудить, что мы друг о друге знаем. В конвертах раздали разноцветные бусины, значение которых объяснили только для дари, потом раздали бусины веры (и не совсем ясно, зачем, если теху всё равно быстрее было спросить "сколько?"). Церковники, заручившись разрешением мастера, решили начать игру ещё до официального старта, заняв четвёртый этаж. Получилось несколько сумбурно, с переходом от полупожизнёвого обсуждения повестки к персонажному.
Просили не таскать еду со стола до игры, но есть и пить хотелось и удержаться было сложно, так что я понемногу тырил яблоки и редиску, а лучше бы не стеснялся. Потому как, когда я добрался до стола после начала игры (см.выше - я с церковниками стартовал на верхних этажах), с него уже смели весь хлеб, пироги (я так и не узнал, с чем они), а также (для тех, кто всё это ест) сыр и не идентифицируемые красивые деликатесы. Остались только фрукты-овощи-зелень. Меня спасла репа - я горячо люблю сырую репу, она вкусная и сытная, и была лучшим, что было на игре В общем, аутентичная еда - это хорошо, но ещё лучше, когда еды много, - и я вполне понимаю тех, кто в итоге заказал пиццу (между прочим, тоже аутентично, даже слово "пицца" достаточно древнее). Впрочем, сам прокалывался с закупками на игры и с тех пор считаю, что принцип "каждый принесёт еду на себя и немного на того парня" лучше всего накормит игроков на кабинетке.

Предыстория персонажаСижисбер Аруэ был сыном рыцаря Храма, первого помощника третьего магистра Ордена, что и предопределило его собственное вступление в ряды тамплиеров. Вот только отца он не помнил: был ещё в колыбели, когда того похитила Эос О'Эрис - очевидно, являвшаяся дари. Старший брат Сижисбера, Франсуа, с юных лет мечтал о мести и сведения искал повсюду, в том числе среди нелюдей. В конце концов и он пропал, а вернувшись несколько месяцев спустя, сообщил, что соблазнил Эос и убил её железным ножом. Сижисбер не осуждал брата, но ему не нравились перемены, произошедшие с Франсуа: тот сделался надменным, уверенным в своей правоте и готовым на всё ради собственных убеждений. Когда Франсуа присоединился к Модераторию и звал Сижисбера с собой, чтобы защищать людей от нечисти, тот отказался. Ему хотелось верить, что феи созданы Господом, как и люди, и не хотелось видеть в каждом из них врага, - просто феям не следовало вмешиваться в дела людей, а людям - в дела фей.
Ещё несколько лет спустя Орден был обвинён в ереси - идолопоклонстве, богохульстве и колдовстве. Все сколько-нибудь достоверные свидетельства относились к деятельности Модератория, который пребывал под крылышком Ордена и пользовался его обширной инфраструктурой. Но вместо того, чтобы помочь тамплиерам, Модераторий изящно переобулся в прыжке, открестился от бывших союзников и встал на сторону обвинения в качестве Особой службы при Инквизиции. Начались аресты. Сижисбер был в числе арестованных, а судьба брата была ему неизвестна. Предал ли тот Храм вместе со всем Модераторием? Или сражался и также оказался в тюрьме?..
Сижисбер был зол. На Модераторий - за подлое предательство. На Инквизицию и всю церковь - за унижение и уничтожение христианского рыцарства. Каяться ему было не в чем.
Когда к его тюремной камере явился рыцарь в чёрных доспехах, Сижисбер сразу догадался, что перед ним не человек. Но в обмен на свободу незнакомец просил даже не душу, а всего лишь информацию о местонахождении сокровищницы тамплиеров - и исполнение одной его воли при следующей встрече. Свобода была необходима - чтобы попытаться освободить братьев-рыцарей, отыскать Франсуа, позаботиться о матери, отомстить. А то, что сокровища не достанутся королю, - даже к лучшему: пусть подавится своей жадностью.
Чёрный рыцарь сдержал слово и действительно вывел Сижисбера из тюрьмы, где ему грозила казнь. Вот только привёл не в безопасное место, а в диковинный лабиринт коридоров и залов - и бросил там. Сижисбер долго искал выход, думая, что прошло больше одного дня, а когда наконец нашёл... не узнал местности вокруг. Он оказался на итальянских землях, а начав осторожно прислушиваться и расспрашивать - вскоре не узнал и мира. Прошло восемьдесят лет.
Он узнал, что король Филипп и все трое его наследников умерли, и с тех пор Англия посягает на французский трон, и войны следуют одна за другой, а за малолетнего короля Карла ныне правят его дядья. Узнал, что в Риме восседает Папа Урбан VI, и одновременно с ним в Авиньоне - Папа Климент VII. Всё это свидетельствовало для Сижисбера о том, что после гибели Ордена и Великого Магистра Франция проклята и богооставленна. Также он узнал о чёрной смерти - чуме, бушевавшей почти полвека и опустошившей Европу, всего несколько лет как пошедшей на спад. Она казалась карой господней, обрушившейся на весь христианский мир.
Все родичи Сижисбера и их потомки наверняка были уже мертвы, его земли - меняли хозяев, названия и границы. Как жить, когда всё, чем ты был, исчезло?.. Сижисберу хотелось мстить - и неважно, что королевская династия прервалась, неважно, что состав Модератория уже не мог быть прежним. Для него предательство было вчера - и кто-то должен был за него ответить.

Сижисбер Аруэ. Отчёт отперсонажный, 1385 год от Р.Х. Возможно нарушение хронологической последовательности. Ворнинг: слэш!Первый город, до которого я добрался, назывался Болоньей. Ранним утром я услышал доносящуюся с главной площади музыку и шум пляски. Издали казалось, что там весёлый праздник, но вблизи открылось ужасное. Лица танцевавших были искажены мукой, по ним текли слёзы, одежды их промокли от пота, а ноги опухли. Движения больше походили на агонию, танцующие цеплялись друг за друга, и кто-то время от времени падал. Моим первым желанием было прийти на помощь несчастным, но меня остановили, говоря, что танцевальная чума перекидывается подобно обычной, и тот, кто поднесёт танцующему воды или попытается его остановить, сам начнёт танцевать. Считали, что нужно только дать танцующим время, и тогда напасть прекратится сама собой. Иные из упавших лишались сознания и, приходя в себя, более не танцевали, другим же везло меньше и они отдавали богу душу, без покаяния и причастия. Всё это выглядело как чудовищное колдовство.
В Болонье я провёл около двух недель, и танцевальная лихорадка не коснулась меня. Порой мне казалось, что среди танцующих и в толпе зевак возникала женщина в пёстрых одеждах - и её лицо, в отличие от прочих, было радостным, но я никак не мог запомнить её черт. Христиане уповали на чудо, и я услышал о монахине из Ордена святой Клары, Жанне де Моле, которая якобы унаследовала память Великого Магистра. Это было ересью, и я знал, что у Великого Магистра не могло быть потомков, - но понадеялся, что сестра Жанна могла что-то знать. Ей могли достаться записи, свидетельства... что угодно, что могло пролить свет на последнюю волю Великого Магистра, указать цель. Без цели я не знал, кому мстить и за кем следовать.
Я узнал, что сестра Жанна как раз недавно покинула Болонью в сопровождении некоего рыцаря и направилась в Римини. Я пустился следом под видом странствующего священника и догнал их только у городских ворот. Спутник сестры Жанны, Теодор, был очень молод и очень бледен, словно смертельно болен, и позволил мне присоединиться к ним. В городе нас встретил доминиканский священник, явно давно знакомый с сестрой Жанной и назвавшийся учёным-богословом по имени Гийом де Сен-Пурсен. Сестра Жанна говорила, что чувствует себя дурно, и отец Гийом проводил её к богатому дому семьи Малатеста, где попросил для неё приюта. Что-то мне однако подсказывало, что это было лишь уловкой, позволившей сестре Жанне проникнуть в дом в разгар мирских событий: прежний глава дома скончался, и его родня собиралась для дележа наследства.
В доме находились также представители Инквизиции, которых, видимо, интересовали обстоятельства смерти синьора Малатеста и его завещание, - и сестра Жанна, позабыв о недомогании, изъявила намерение присутствовать при совещании. Никто не мог ей препятствовать, а мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ней на площадку на верху башни. На совещании были трое итальянских инквизиторов, один прибывший из Германии, по следам танцевальной лихорадки, и так называемые эксперты, в числе коих были и женщины. Одна, с огненно-рыжими волосами, сидела подле врача, который, судя по говору, был немцем; другая сидела подле отца Гийома и давала комментарии относительно светского права. В её руках был хрустальный колокольчик, в который она звонила, когда хотела что-то сказать или когда нужно было дать слово кому-то другому.
Я ничего не знал о семье Малатеста и был удивлён тем, как свободно говорили женщины, - потому поначалу я по большей части молчал или увещевал сестру Жанну, что вопросы юридические - не в ведении церкви и не должны нас касаться. Как я успел понять, синьор Малатеста умирал от продолжительной болезни, и были основания полагать, что он был отравлен; первым вопросом на повестке собрания был осмотр его мёртвого тела. В том, что вскрытие тела недопустимо, я поддержал сестру Жанну и отца Гийома, и сошлись на том, что придётся поднять крышку гроба и осмотреть тело внешне, в присутствии священника. Я согласился присутствовать.
Вторым вопросом был состав завещания, а именно: синьор Малатеста незадолго до смерти переписал его, указав, что наследником станет тот, кто будет чист перед законом светским и церковным и явит народу Римини волшебный подводный город, скрытый на дне морском. Это казалось бредом, но отец Гийом подтвердил, что когда он заверял это завещание, синьор Малатеста находился в здравом уме. Сестра Жанна настаивала на том, что человек, поднявший город из-под воды, не может быть чист перед церковью, но в этом я склонен был согласиться с синьориной с колокольчиком: условие не имеет обратной силы. Собравшиеся перечитали текст документа и убедились в последовательности условий: сначала - чистота перед законом, явление города - потом. Поднятие города повлечёт за собой и вступление в наследство, и осуждение инквизицией, - но в таком случае осуждённый сможет передать унаследованное владение своим потомкам.
Итого, следовало выяснить, был ли синьор Малатеста убит, и не были ли нелюди замешаны в убийстве и изменении завещания, - в таком случае расследованием займётся Инквизиция. Всё казалось ясным и мало меня занимало, но сестра Жанна, похоже, не была удовлетворена результатами совещания и попросила экспертов уйти, а представителей церкви - остаться. И вновь ей никто не перечил и все сделали так, как она хотела. Я также сел, поскольку устал стоять.
- Надеюсь, все здесь присутствующие служат Господу, а не закону, - заговорила она.
- Я не стал бы противопоставлять, - возразил я.
Инквизиторы и отец Гийом также напомнили, что людские законы созданы на основе закона божьего и не противоречат ему. Сказано: не суди, - но преступления не должны оставаться безнаказанными хотя бы для того, чтобы не повторяться. Суд даёт преступнику возможность раскаяться - или же предстать перед судом божьим. У церкви и суда - задачи разные, и инквизиторы не имеют духовного сана; незачем церкви вмешиваться в дела следствия, а следствию - в дела церкви.
Я никак не ожидал, что окажусь на одной стороне с Инквизицией в споре, но не мог согласиться с сестрой Жанной и тогда, когда она заговорила о Модератории и о том, что Таллийский пакт не должен существовать, поскольку он есть сделка с дьяволом. Напрасно инквизиторы говорили о том, что Таллийский пакт, признаваемый дари, прежде всего защищает людей, как и о том, что Господь создал дари и допускает их существование, - сестра Жанна, похоже, обвиняла фей во всех человеческих бедах, включая чуму и танцевальную лихорадку. В конце концов отец Гийом произнёс:
- Вести здесь богословские споры можем только я с моим коллегой - и вы, сестра Жанна, с некоторыми оговорками.
Я кивнул ему с благодарностью, сидя напротив, и добавил:
- Никто из нас не святее Папы Римского, чтобы решать вопрос о происхождении дари.
Сестру Жанну заверили, что у всех нас общие цели и все постараются не допустить поднятия подводного города: наследник синьора Малатеста будет на виду, и богопротивное колдовство будет прервано. И всё же сестра Жанна казалась разочарованной и хотела уйти. Я встал и подошёл к перилам лестницы, когда она уже спускалась с башни.
- Сестра Жанна, я хотел бы поговорить с вами, когда у вас будут силы на это. Желательно наедине.
- Да, конечно. Но мой рыцарь всегда находится рядом со мной, - ответила она.
Я хотел сказать, что готов отдать её рыцарю своё оружие, но она добавила, что Теодор сейчас как раз от неё отлучился. Во время совещания Теодор столь душевно обнялся с одним из инквизиторов, что я решил, что он обрёл после долгой разлуки дорогого друга или родича. Мы с Жанной спустились во внутренний двор, и там, в беседке, нас никто не мог потревожить. Я предложил ей присесть и сел сам.
- То, что я скажу вам сейчас, вы наверняка сочтёте ересью, - заговорил я. - И всё же я прошу выслушать меня до конца. Видите ли, я не священник. Я рыцарь Храма.
- Вы тамплиер?
- Да. Вы, полагаю, спросите, как такое возможно. Но арест моих братьев случился для меня словно накануне.
- Вас бросили в тюрьму?
- Да, как и прочих. И там меня, несомненно, ждала казнь. Но я пошёл на то, что вы называете сделкой с дьяволом. Я понимал, что тот, кто явился мне, не был человеком, и он предложил мне свободу в обмен на сокровища. Я согласился, ведь сокровища суть прах и тлен, а на свободе я мог попытаться спасти своих братьев.
Сестра Жанна слушала меня и не осуждала, и это настораживало. Только что она утверждала, что договариваться с нечистью недопустимо даже ради спасения многих. Почему молчала теперь?..
- Но, разумеется, я был обманут, - продолжал я. - Меня завели в диковинный лабиринт, а когда я выбрался оттуда, в мире прошло восемьдесят лет, и все мои братья давно мертвы. В Болонье я услышал о вас - хотя то, что о вас говорят, также звучит совершенной ересью...
- И что же?
- То, что вы каким-то образом унаследовали память нашего Великого Магистра, Жака де Моле.
- Это так, - с лёгкостью согласилась сестра Жанна. - Я всё помню.
Это было совсем уж подозрительно. Не говорят вот так походя о божественных откровениях. Сестра Жанна о чём-то не договаривала - или же просто старалась говорить то, что от неё ожидали услышать. Но я рассудил, что если отвернусь от неё сразу - то не смогу подобраться к тем сведениям, которыми она могла владеть. А значит, пока следовало не задавать слишком много вопросов и подыграть ей.
- Я не знаю, как такое возможно, но... я пришёл к вам в надежде, что вы что-то знаете. Королевская династия прервалась, и я не знаю, кому мне мстить за смерть моих братьев и Великого Магистра.
- Месть - это грех, - произнесла сестра Жанна кротко. - Отринь свою месть. Отринь свой гнев.
- Я постараюсь, но это сложно. Что я могу сделать, чтобы их смерть была не напрасна?
- Доверься мне.
- Я уже ни во что не верю, кроме Господа...
- Только в него и надо верить!
- ...если даже Инквизиция, сама церковь, папский престол...
- ...Прогнили, это правда. Но мы можем это изменить.
- Но каким образом?
- Нас много, нас больше, чем кажется. Я уже основала свой Орден, свою Белую церковь. Мы очистим церковь, чтобы она вновь была тем, чем должна быть...
Очищение... как это было похоже на то, о чём когда-то говорила Инквизиция! Когда видишь чистыми только самих себя. Мне доводилось слышать о еретиках, основывавших собственные церкви, и на мой взгляд - ни одна из них не была лучше той, от которой откалывалась.
- Но церковь уже так давно перестала быть похожа на тот храм, который Христос воздвиг в качестве дома своего. Неужели возможно обратить всё вспять?
- Нет, не вспять. Это движение вперёд...
- Ты умеешь говорить, и за тобой пойдут. Но я ничего не смыслю в интригах и умею только сражаться. Чем могу быть полезен я?
- Возможно, сражаться придётся, чтобы низвергнуть нынешнюю церковь.
- Хорошо. В таком случае я последую за тобой, и мой меч послужит тебе. Это не месть - в самом деле, месть мелочна, - это нечто большее... Но, боюсь, до конца этого вечера мне придётся притворяться священником, чтобы меня не прогнали. Я знаю, что это грех, но мне и так во многом предстоит каяться.
Мне хотелось, чтобы сестра Жанна хоть в чём-то меня упрекнула, - но, похоже, я был нужен ей пока, как и она была нужна мне. Тут нас прервали (хотя та рыжая женщина, эксперт Инквизиции, едва ли заметила нас, с кем-то споря), и я предложил вернуться в дом, пока нас не хватились.
В доме было полно гостей. И первым, что привлекло моё внимание, было то, что некоторые из них... танцевали. В нижней зале музыканты играли простую мелодию, и люди водили странный хоровод, медленно шагая то в одну сторону, то в другую. При этом они улыбались и вовсе не выглядели больными. Но это было весьма рискованной затеей!
А во вторую очередь я заметил, что многие гости вокруг нас и в зале были одеты так ярко, что рябило в глазах, с раскрашенными лицами, с блестящими украшениями. И были это вовсе не люди: острые уши, у некоторых - рога... Они не скрывали свою сущность, что было прямым нарушением Таллийского пакта. Однако они вели себя мирно и едва ли представляли опасность, ведь не в интересах нелюдей было нарушать закон на человеческих землях, тем паче в присутствии Инквизиции.
С высоты галереи я заметил фигуру в чёрном, показавшуюся мне знакомой. Рыцарь был без доспехов, но я узнал его лицо - он ничуть не изменился, как и я. Сестра Жанна отошла в сторону, чтобы помолиться, и я присоединился к её молитве. Я просил Господа и Деву Марию укрепить мою волю и дать сил моей руке и моему мечу, чтобы защитить честных христиан, если что-либо будет угрожать им. И, окончив молитву, я ощутил, словно что-то подтолкнуло меня, как порыв ветра, вдруг ворвавшийся в окно. Сестра Жанна куда-то отлучилась, а я спустился в зал.
Пройти мимо рыцаря в чёрном я не смог бы, даже если бы захотел. Он единственный был виновен в том, что я не смог ничем помочь своим братьям и они, возможно, умирали, думая, что я предал их, - хотя я понимал, что он сдержал слово и вызволил меня из темницы. Я остановился, глядя на него, и он взглянул на меня в ответ, явно узнавая, - ошибки быть не могло. Я подошёл к нему.
- Ну здравствуй. Вот мы и свиделись снова.
- Здравствуй.
- Не хочешь ли сказать мне кое-что прежде, чем я спрошу тебя?
- Я не из тех, кто отвечает на вопросы до того, как они будут заданы.
- Ты обманул меня. Обещал свободу, а завёл в ловушку.
- В ловушку?.. - казалось, он не сразу понял, о чём я говорю. - О! Точно, это же ты. Я совсем забыл. Хотел вернуться за тобой, но отвлёкся.
- Ты отвлёкся!.. Прошло восемьдесят лет. Все мои братья мертвы. Моя семья мертва.
- Но я спас твою жизнь.
- Да, ты её спас. Но как и для чего мне теперь жить, если ничего не осталось?!..
- Этого я не смогу тебе подсказать, я не знаю, чем живут люди. Но, думаю, ты сможешь найти свою дорогу, если будешь слушать своё сердце.
Он был так серьёзен, что это одновременно и раздражало, и не позволяло разозлиться на него по-настоящему. Если бы он злорадствовал, насмехался... - это было бы куда как проще.
- Да, я найду. Но только то, что ты спас мою жизнь, мешает мне отнять твою прямо сейчас.
- Я могу предложить тебе поединок, если ты хочешь.
- Да, я хочу. Но у меня нет меча, только нож.
- Я согласен биться на ножах. Я только спрошу разрешения своей королевы.
И он склонился к женщине-дари, также одетой во всё чёрное, с короной на голове. Затем мы вышли во внутренний дворик и прошли в глубину сада, где никому не смогли бы помешать. Я снял рясу, чтобы не путалась в ногах, а чёрный рыцарь намотал свой плащ на левую руку. Мы взялись за оружие, и я не успел даже дотянуться до него своим клинком - так стремительно он двигался, а белая подкладка его плаща, отражая свет, мелькала перед моими глазами, мешая рассмотреть его чёрную фигуру. Он задел меня по плечу и затем ранил по рёбрам, сталь чиркнула вкользь по кости, - и вскоре я опустился на одно колено, намереваясь защищаться. Рыцарь остановился:
- Вы удовлетворены?
- Да, вполне.
На звуки боя уже сбежались зеваки, и я поспешил заверить их, что это был честный поединок и всё в порядке.
- Вы не могли выбрать другое место? Вас могли видеть дамы!
- Мы нашли самое уединённое место в вашем доме, - возразил я.
Впрочем, похоже, хозяев дома среди собравшихся не было, что было только к лучшему. Чёрный рыцарь подал мне руку, и я вынужден был на неё опереться. Это благородство, не показное, но всё же немного неестественное, как в балагане, по-прежнему и раздражало, и привлекало. И угораздило же связаться с сидом... смириться с поражением было непросто. Но я стал чувствовать себя лучше, словно дал ток застоявшейся крови, вспомнил былые навыки после прозябания в темнице. Мстить чёрному рыцарю я больше не хотел, и мне даже любопытно было узнать его получше.
- Позовите врача, пусть окажет помощь раненому, - сказал он.
Откуда-то из толпы вынырнул доктор Бреннер, тот самый, что присутствовал на совещании. Он хотел поддержать меня, но я отказался и сам доковылял до беседки, где с наслаждением рухнул на скамью. Чёрный рыцарь маячил поблизости, пока доктор перевязывал меня; поверх повязок я завязал рубаху - хорошо, что на чёрном не видно крови.
- Если бы не этот твой колдовской туман... - ворчал я сквозь зубы.
- Вас околдовали? - тут же поинтересовался доктор. - Об этом стоит сообщить Инквизиции.
- Нет-нет, это я так...
Чего-чего, а проблем с Инквизицией из-за меня рыцарь точно не заслужил.
- Советую вам промывать рану отварами целебных трав, например зверобоя, - говорил доктор. Часть рекомендаций я пропустил мимо ушей.
- А внутрь что-нибудь принять можно?..
Я поднялся и направился в дом. Подниматься по лестнице было поначалу тяжело - свежая рана тянула, - но вскоре я совершенно о ней забыл. Мне хотелось добраться наконец до вина, которым так славился Римини, - но судьба распоряжалась иначе.
Я очутился на галерее как раз вовремя - когда сестра Жанна, в окружении инквизиторов, стояла напротив небольшой компании дари, выставив перед собой маленький железный крест, висевший у неё на шее. Дари не возмущались, хотя закономерно сочли такое приветствие невежливым, а также недоумевали, почему их называют нечистыми.
- Можете счесть это за комплимент, - подсказал один из инквизиторов.
Сестра Жанна утверждала, что она просто защищается, тогда как дари говорили, что вовсе не собирались ей угрожать и всего лишь хотели познакомиться.
- Никто ни на кого не нападает, - резюмировал я примирительно. - Быть может, нам всем стоит представиться?..
- Не разговаривай с ними, - одёрнула меня сестра Жанна. - Если дьявол задаёт тебе вопросы, ты не обязан на них отвечать.
- Почему вы нас так боитесь?.. - дари, выглядевший совсем юным, с закрученными рогами на голове, как будто был в самом деле расстроен, и хотелось его утешить и защитить. Приходилось напоминать себе, что хрупкое очарование фей обманчиво. Но всё же, если не соблюсти вежливость, напряжение может нарастать.
- Многие из нас видят вас впервые в жизни, - объяснил я. - Нам нужно время, чтобы привыкнуть.
Удалось разойтись мирно; к тому же после этого я видел, что и Теодор, и сама сестра Жанна разговаривали с другими дари и ходили куда-то с ними, отчего мне казалось, что этот спектакль с крестом был нарочно разыгран ею перед инквизиторами.
Но тогда, не успел я отойти (а я всё ещё стремился к вину), как сестра Жанна позвала меня помолиться вместе с ней и тем инквизитором, которого при встрече обнимал Теодор. Они желали молиться за некоего человека, но при том не знали, каким именем его назвать, как будто не доверяли мне и опасались открыть мне его имя. Но я и так догадывался, что речь шла о Теодоре, чья бледность по-прежнему могла вызвать страх за его жизнь.
- Следует назвать имя, данное при крещении, - подсказал я.
- Я хочу помолиться с вами о том, чтобы этот человек снова был жив, - сказала сестра Жанна.
- Что значит - "снова"?.. - насторожился я. - Если человек мёртв, то Господь призвал его, и мы не можем просить его вернуть. Это ересь!
- Почему же? Мы хотим просить Господа о чуде, - возразила сестра Жанна.
- Господь воскресил одного только Лазаря. Это было чудом, а о новых чудесах мы просить не можем.
Сестра Жанна поняла, что меня не переубедить, и заговорила иначе:
- Нет, не воскресить. Он не мёртв, не похоронен. Он... просто ни жив ни мёртв.
- Он находится под действием злых чар? - сам подсказал я.
В конце концов, Теодор, если это действительно был он, мертвецом явно не был. Но колдовство дари порой может продлить жизнь тому, кто должен был умереть, вопреки воле Господа и законам природы. В таком случае, если колдовство спадёт, его жертва наконец умрёт и её мучения прекратятся.
- Да!.. Он находится под проклятием.
- Что ж, я готов помолиться за то, чтобы добрый человек освободился от проклятия, - согласился я. - И пусть Господь сам рассудит, что будет с этим человеком.
- Дай мне руку, - велела сестра Жанна и в самом деле взяла меня за руку. Монахини на моей памяти не то что никогда не прикасались к мужчине, но и разговаривали с ними только через решётку. - Ты веришь мне? Магистр твоего Ордена не переродился бы во мне, если бы я была не права.
Великий Магистр вообще не переродился бы, подумал я, поскольку души не рождаются заново, и пользоваться его именем - мошенничество. Но я сказал только:
- Я помолюсь с вами. От молитвы не будет вреда.
И преклонил колени, думая, что Господь всё равно прочтёт в моей душе и узнает, о чём я молюсь. Сестра Жанна молилась вслух, и я слышал, что вопреки тому, что она сказала мне, она произнесла: "Пусть он оживёт". Возможно ли, что колдовство столь велико, что за сестрой Жанной ходит вместо живого человека - труп, как марионетка?.. Сложно было вообразить, чтобы даже еретичка могла допустить такое без страха.
Позже, когда меня оставили одного, я слышал, как в тени галереи некая женщина разговаривала с отцом Гийомом и представляла ему, по-видимому, их сына; я не видел её внешности, но предполагал, что она могла быть дари. Я не знал, поздравить отца Гийома или посочувствовать, но ясно было одно: ему ещё долго будет не до нас.
Затем я стал свидетелем ещё одной сцены - между инквизитором со шрамами на лице и рыжеволосым дари. Сестра Жанна с Теодором также были рядом, и когда я приблизился, она сказала своему рыцарю, что мне можно доверять. Инквизитор пояснил, что в детстве в сиротском приюте он дружил с двумя детьми, а после этот дари забрал их - и он понял, что эти дети также не были людьми. Значит, сказки о подменышах, подброшенных фейских детях, - не сказки... Ещё он говорил, что его самого извиняет то, что он был мал и не умел отличать людей от дари. Рыжеволосый посмеивался над его страхом, но без злобы.
- В дружбе как таковой нет греха, - заметил я. - Если друзья не склоняют друг друга к дурным поступкам.
Я бы многое отдал, если бы хоть кто-то из моих друзей был сейчас рядом, а не на небесах. И никогда не пожалел бы о том, что они у меня были, даже если бы узнал, что кто-то из них был сидом. Тем паче что улыбка этого рыжеволосого чем-то напоминала мне одного из братьев-храмовников, так что видеть её было почти больно.
Наконец обзаведясь вином, я пользовался и тем, что могу беспрепятственно перемещаться по открытой части дома, смешавшись с другими гостями, и тем, что на правах спутника сестры Жанны могу встревать в её разговоры с другими. Так, выйдя во внутренний дворик подышать свежим воздухом, я застал её беседующей о Модератории с инквизитором со шрамами.
Как я и ожидал, она говорила о том, что Модераторий не нужен, - и, пожалуй, то, во что он превратился, действительно не шло на пользу ни людям, ни дари. Его функции может исполнять и светская власть, которая будет на виду и не будет ни покрывать тёмные дела нелюдей ради своей выгоды, ни устраивать охоту на демонов среди честных христиан. Но сестра Жанна продолжала тем, что не нужен Таллийский пакт.
- Это верно, закон должен быть только один, - сказал инквизитор. - Встретил дари - убей дари.
Я мысленно усмехнулся: если бы это было так легко! Чёрный рыцарь мог бы сам с лёгкостью убить меня, задайся он такой целью, - как, вероятно, и многие другие дари.
Инквизитор соглашался с сестрой Жанной во всём, и вот она уже предлагала ему присоединиться к ней, и говорила ему то же, что и мне, - что за ней уже стоит немало людей. Многие армии мечтают о таком вербовщике, как сестра Жанна. Забавно, что у нас на первый взгляд был общий враг, но по разным причинам: я презирал Модераторий за лицемерие, она - желала большей жёсткости в отношении нелюдей. И то, что для этого она искала союзников в рядах Инквизиции, настораживало только больше.
У этого инквизитора были, похоже, какие-то счёты с тем рогатым, который хотел познакомиться. Где бы они ни сталкивались, инквизитор со шрамами тут же начинал с ним препираться.
- Да подеритесь вы уже наконец, как мужчина с мужчиной, - посоветовал я, проходя мимо.
Инквизитор поднял свою трость с набалдашником в виде драконьей головы и упёрся им рогатому под подбородок. Кто-то из других дари попытался защитить сородича колдовством. Я только покачал головой: за этот день я видел проявления агрессии только со стороны людей, а не дари. Конечно, не стоит забывать, что дари коварны и не показывают свои истинные намерения, они могут провоцировать людей, выставляя их не в лучшем свете. И всё же такие нападки демонстрируют только слабость и страх. Я же замечал за собой, что нелюди меня не пугают. Я видел много более страшных вещей, нежели юнец с бараньими рогами.
Некоторое время спустя мне довелось самому пообщаться с дари. Меня позвали поговорить с дочерью покойного хозяина дома, Маргаритой Малатеста, подвели к ней и женщинам, с которыми она беседовала. Я поздоровался, но тут было сказано, что синьорина Маргарита желает говорить с сестрой Жанной, и они вдвоём с сестрой Жанной отошли, а я остался с другими женщинами, и бросить их одних было бы невежливо.
- А почему люди в чёрном не танцуют? - спросила меня одна из них, в золотом платье. И тогда только я понял, что она дари: острые уши скрывала пышная причёска.
- Чёрный - цвет траура и священства, - пояснил я.
- Но я видела на улицах много людей в чёрном. Они все в трауре?
- Нет... некоторые одеваются в чёрный бархат или шёлк просто потому, что им так хочется.
- А вы почему не танцуете?
- Я священник. К тому же я не знаю этих современных танцев. - некоторые танцы к тому же требовали, чтобы мужчина непременно танцевал с женщиной, что выглядело довольно-таки непристойно. - Они похожи на арифметику.
- Да, но это красиво.
- Во времена моей юности мы просто плясали на площади. Это было куда как веселее.
- На площади всё иначе, но в богатых домах танцуют так.
- Видите ли, я впервые оказался в таком богатом доме. Если бы я не сопровождал сестру Жанну, никто не впустил бы меня сюда.
- Вот как! И вам здесь не нравится?
- Честно говоря, не особенно.
Снаружи дом Малатеста был похож на крепость, каковой, должно быть, и являлся сто лет назад. Но изнутри в нём было столько резной мебели, ковров и статуй, что он напоминал изнанку барельефа, и негде было дышать. А дари в золотом сказала, что живёт в том самом городе под водой, - до этих пор я сомневался, не был ли город плодом фантазии умирающего синьора Малатеста, но теперь убедился в его истинности. Непохоже было, чтобы дари хотела меня разыграть.
- И не темно это - жить под водой? - спросил я.
- Мы тоже используем в домах светильники.
- А за окном вместо птиц проплывают рыбы, - мечтательно добавила другая женщина, которая была, видимо, компаньонкой синьорины Малатеста.
- Пожалуй, я не смог бы долго жить под водой, - признал я. - Без солнца, звёзд, деревьев...
- Но вы ведь можете выходить за пределы своих городов? Так же и мы можем выходить на поверхность.
Затем дари стала рассказывать, что у них под водой есть оранжереи и сады, дабы не подниматься на сушу всякий раз, как захочется съесть яблоко, и что некоторые её сородичи содержат в подводных домах певчих птиц.
- А люди к вам попадают? - спросила компаньонка.
- Сами они не могут прийти, иначе утонут, - улыбнулась дари. - Но иногда мы приглашаем в гости.
Беседа окончилась сама собой. Другие гости редко заговаривали со мной, а дари и вовсе как будто избегали, видимо боясь креста; порой кто-то спрашивал меня, откуда я, и я отвечал, что родом я из Франции, но много где странствовал и ныне прибыл из Болоньи. Все думали, что я сопровождаю сестру Жанну, на что я возражал, что встретил её только у ворот города и помог добраться до дома: мне не хотелось, чтобы меня напрямую связывали с её именем.
- Странно, - сказал кто-то, будто не веря. - Кажется, будто вы давно знакомы.
Но меня вновь просили поговорить с синьориной Маргаритой об осмотре тела её отца. Я подошёл к ней и её неизменной компаньонке и сообщил, что я к её услугам, но она попросила меня подождать, пока она окончит молитву. В её руках было Евангелие в переплёте, богато инкрустрированном рубинами. Вдруг она подняла голову от книги, повернула голову к пустому креслу и стала говорить с кем-то невидимым.
- И часто ли ваша госпожа разговаривает с пустым местом? - полюбопытствовал я у её компаньонки.
- Нет, такое с ней впервые! - та выглядела очень встревоженной. - Что же делать?
Я не беспокоился: я вспомнил о том, что дари могут становиться невидимыми.
- Не очень-то вежливо показываться только одному собеседнику, - сообщил я пустоте.
Синьорина Маргарита была напугана и пыталась прогнать непрошеного гостя крестным знамением, и даже замахнулась книгой.
- Дочь моя, вы не обязаны говорить с ними, - окликнул я мягко. - Просто вернитесь к нам.
- Святая Маргарита не отворачивалась от дьявола, и я не буду, - заявила синьорина Малатеста храбро. - Она встретила его лицом к лицу и ударила его молотком.
- Но у вас нет молотка, - улыбнулся я.
- У меня есть Библия.
Она стала молиться, и как раз в тот момент, когда к нам подошёл инквизитор-немец, вскочила и убежала с галереи в зал.
- Что здесь произошло? - спросил инквизитор.
- Молитва, - ответил я.
- После молитвы обычно говорят "аминь", а не "да, конечно", и не убегают прочь.
- Она говорила с кем-то, кого видела только она, а я не видел, - поделился я. - Похоже, кто-то из гостей ведёт себя невежливо. И я не знаю, как заставить их соблюдать правила приличия.
- Будьте рядом с ней, укрепите её молитвой, - напутствовал меня инквизитор.
- Да, конечно. - я испытал некоторую неловкость оттого, что не был священником, но есть такая убедительная вещь, как "кроме меня некому". Я пустился догонять синьорину Маргариту.
- Давайте помолимся вместе, - предложил я ей, догнав её в зале, но к этому моменту дари, смущавшая её покой, уже стала видимой, и синьорина Маргарита уставилась на неё с ужасом.
Дари была похожа на цыганку - в пёстрых юбках, лёгкая, быстроногая, и кружилась теперь вокруг танцмейстера, также явно сбитого с толку. Вся галерея, включая королев и королей дари, столпилась у перил взглянуть на это шумное зрелище. Затем дари как ни в чём не бывало села в кресло. Я подошёл к ней.
- Значит, это вы напугали синьорину Малатеста? - спросил я с укоризной.
- Напугала?..
- Я хотел бы просить вас быть более... предсказуемой. Иначе люди вас боятся.
Это должно было быть в интересах самих нелюдей, не так ли? Когда люди напуганы теми шутками, что могут показаться невинными, они сочиняют истории о демонах и бесах, а затем появляются те, кто считает, что всех дари необходимо уничтожить, хотя ни разу в глаза не видел настоящих дари.
- Предсказуемой? Но это скучно. Это противоречит нашей природе.
- Хорошо, я неверно выразился. Постарайтесь быть хотя бы более... явной. Понимаете ли, многие из нас столкнулись с такими, как вы, впервые. Будьте к нам снисходительны.
И именно в этот момент ко мне подошла женщина-эксперт с колокольчиком и вновь попросила поговорить с синьориной Малатеста об эксгумации.
- Я как раз собирался это сделать, - ответил я. - Нас прервали. Но я помню об этом.
- Пожалуйста, сделайте это. Это очень важно.
- Спасибо, что напоминаете. Я сделаю это прямо сейчас.
Поистине этот день научил меня быть вежливым как никогда.
Я вышел во внутренний двор следом за синьориной Маргаритой и увидел, что она, разговаривая с кем-то, пританцовывает, бездумно совершая одинаковые взмахи ладонями. Я помнил, что её компаньонка, сказав, что хочет подышать воздухом, поднималась на башню, - и взбежал на смотровую площадку. Там я остановился: девушка стояла между двумя зубцами, и я боялся, что если резко окликну её, она сорвётся. Но она заметила меня и обернулась.
- Не хочу вас пугать, когда вы в таком положении, - заговорил я. - Но ваша госпожа... начала танцевать.
Компаньонка поняла меня сразу, спрыгнула с бойницы и побежала вниз. Я догнал её уже во внутреннем дворе, сказал, что найду доктора. Но доктора Бреннера не пришлось искать долго: он сидел тут же, в беседке, и вместе с рыжеволосой женщиной возился с какими-то склянками. Мне он сказал, что они как раз работают над лекарством от танцевальной лихорадки, но поскольку в доме нет подходящей лаборатории, дело идёт медленно.
Чем я мог помочь? Только молиться - ведь я успел проникнуться уважением к храброй синьорине Маргарите и вовсе не хотел, чтобы она умерла. Это я и сделал: нашёл уединённое место и обратился к Господу и Деве Марии.
- Я очень мало могу, у меня нет здесь ни сил, ни влияния, - говорил я. - Но я прошу не за себя, а за тех, кто создаёт сейчас спасение или лекарство от танцевальной чумы. Что бы это ни было, я верю, что это будет угодно Господу, и прошу для этих людей сил и помощи, чтобы Господь вдохновил и направил их руку.
Вскоре я увидел, как доктор Бреннер спешит к больным, сжимая в руке пузырёк, и испытал прилив радости от того, что моя молитва, быть может, была услышана.
Но, казалось, я многое пропустил: на галерее вокруг королей и королев дари, облюбовавших один угол, собирались церковники, и я подошёл к сестре Жанне, чтобы послушать и узнать, что происходит. Но она сказала, что посторонним здесь не место, и хотела выставить и меня, и рыжеволосую женщину, но та воспротивилась, говоря, что это очень даже её касается. В отношении меня сестра Жанна всё же настаивала, пообещав, что всё расскажет мне потом, и я отступился. Короли и королевы, чтобы совет не прерывали, окружили место собрания стеной, и их больше не было ни видно, ни слышно. Оставалось лишь ждать, чем это закончится.
Я подошёл к синьорине Маргарите и её компаньонке. Говорить об эксгумации было нужно, но совершенно не хотелось. Незачем навязывать услугу первым, даже если ты священник.
- А кем вы были до того, как стали священником? - спросили у меня.
- Сражался, - ответил я коротко.
- То есть вы были солдатом, а потом пришли к Господу?
- Можно сказать и так.
Мы посидели ещё немного времени, и я увидел, как отец Гийом прошёл сквозь стену со словами, что всё это не имеет смысла, и подошёл к нам. Я спросил его, что произошло.
- Сестра Жанна предлагает отменить Таллийский пакт, - сообщил он.
- Что?!..
- Неужели она не понимает, что это значит войну?..
Возможно, именно этого она и добивалась. Хаоса, чтобы церковь и дари уничтожили друг друга, - и править на пепелище. Было очевидно, что без пакта люди и феи не смогут сосуществовать мирно: люди боялись и ненавидели чужаков, дари смотрели на людей свысока и не задумываясь играли их судьбами. Но что я мог сделать? Спорить с сестрой Жанной с самого начала? Но она явно слишком давно решила осуществить свой план, чтобы я мог переубедить её за один день.
- В общем, мне это совсем не нравится, - резюмировал отец Гийом.
- Мне это тоже не нравится.
На время совета зал почти опустел. Спустившись к столу, я познакомился с ещё одним членом семьи Малатеста - кажется, это был Карло. Он воскликнул, что ему нужен священник, и я спросил, чем я могу помочь.
- Кажется, мы не представлены, - заметил он.
- Я сопровождал сестру Жанну и не был представлен хозяевам дома, - ответил я. - Можете звать меня отец Сижисбер.
Итальянцы с трудом выговаривали моё имя, тогда как я едва запоминал их вычурные имена. Синьор Карло пояснил свой возглас тем, что хотел бы поскорее жениться на своей невесте. Осознав, что я не знаю чина венчания, я поспешил сказать, что его отец, синьор Малатеста, умер совсем недавно и нужно сперва выдержать траур, а затем уже проводить обряд. К счастью, синьор Карло не стал со мной спорить.
Я стал свидетелем ещё пары случаев танцевальной лихорадки. Некий господин в чёрном пытался пригласить меня танцевать, но я отказался; инквизитор из Германии быстрее меня понял, что с этим человеком не так: скрутил его плащом и прижал к стене. Больной протестовал и вырывался, утверждая, что он не болен, но его не отпускали, пока не пришёл доктор Бреннер и не сделал нечто странное: раздел его и пустил кровь из предплечья. После этого, похоже, тот в самом деле поправился. Следующей пританцовывающей оказалась дари. Доктор Бреннер сказал, что таких случаев в его практике ещё не было и дари прежде не заражались, - впрочем, эта женщина была полукровкой. Лекарство, которое доктор называл "вакциной" (при чём тут коровы?..) было предназначено для людей, и он не знал, как оно подействует на дари.
Чтобы это выяснить, доктор затем сделал нечто ещё более странное, в моих глазах выглядевшее форменным колдовством. Говоря, что вакцина для людей сделана на основе человеческой крови, он уколол палец дари и собрал её кровь в склянку, и с этой склянкой ушёл. Я ещё некоторое время оставался рядом с больной, поскольку ещё в Болонье убедился, что по неизвестной причине танцевальная чума ко мне не пристаёт, и предупреждал других гостей, чтобы они были осторожней и не приближались к ней, на случай, если и дари смогут теперь заразиться. Молиться я больше не стал - незачем обращаться к Господу слишком часто; ему и так было известно, что я желал выздоровления - для всех, и людей, и нелюдей.
Когда совет подошёл к концу, и я, и отец Гийом устремились за сестрой Жанной, которая, отказавшись что-либо комментировать, направилась во внутренний двор. Мы нашли её там в беседке вместе с рыжеволосой женщиной. Вот только мы ничего от них не услышали: они сказали, что с них взяли клятву не упоминать о том, что говорилось на совете, и не отвечать на вопросы об этом. Каждая поклялась тем, что для неё было важно: сестра Жанна - именем Господа, женщина-учёная - наукой. Сестра Жанна могла лишь утешить нас тем, что срок их молчания невелик и истечёт сегодня же, и вскоре мы всё узнаем. Но и за короткое время многое может измениться необратимо. Какой толк нам будет узнать о войне, когда она уже начнётся?..
- Скажи мне хотя бы, какова твоя цель, - спрашивал сестру Жанну отец Гийом. - Чего ты добиваешься?
- Того, о чём ты слышал, - был ответ.
Я ощущал смесь бессилия и равнодушия. Сестра Жанна ловко вела игру, оставляя за дверью тех, кто мог ей помешать, и не гнушаясь вести переговоры с "дьяволом". Быть может, дари окажутся более благоразумны и не пойдут на отмену пакта, - а может, они тоже хотели войны.
- ...Я не старею, - произнёс отец Гийом как бы между делом.
- Как вас угораздило? - полюбопытствовал я.
- Я убил свою жену. Она была дари, обманом заставившая меня на себе жениться, - поэтому другая дари наложила на меня проклятие. Она, - он кивнул на королеву в красном, сидевшую в соседней беседке в окружении своей свиты. Не похоже было, впрочем, чтобы отец Гийом был сильно на неё в обиде.
- Моего отца тоже когда-то похитила дари, - сказал я. Если бы я только знал, что случилось с ним после!..
- Дари обладают своеобразным чувством справедливости, - заметила рыжеволосая женщина. - Вы ведь понимаете, что будь на её месте человек, он мог бы убить вас также?
- Разумеется, - согласился отец Гийом. - И всё же с человеком я бы находился в одном правовом поле. Я имел право убить свою жену, поскольку она принадлежит мне.
- Это правда. Но мешает ли вам это проклятие? Может, это и не проклятие вовсе?..
Заговорили о том, что танцевальная лихорадка коснулась и дари. Я рассказал, что доктор Бреннер как раз работает над новой вакциной, чем бы это ни было. Доктор как раз появился в беседке и сообщил коллеге, что ему не хватает лекарства на всех больных. Та убедила его в том, что ему нужно отдохнуть - танцующие не умрут, если потанцуют немного, а затем она присоединится к нему в работе.
- Я не ушёл... то есть не устал, - упрямо возразил доктор Бреннер, уходя, хотя по тому, что он уже заговаривался, я бы не был в этом так уверен.
Рыжеволосая учёная сказала, что в создании лекарства для дари нужно заручиться помощью дари, и мы перешли в соседнюю беседку. Сестра Жанна утверждала, что танцующим якобы становится хуже в присутствии дари, но в качестве доказательства своих слов могла привести только всем уже известную историю о крысолове из Хамельна, где, как считалось, впервые началась танцевальная лихорадка. Но даже если сил одного дари хватило на то, чтобы болезнь докатилась до Италии (что сомнительно), - то при чём здесь другие дари?.. Я помнил, конечно, о женщине, которую замечал в Болонье, но не собирался никого обвинять голословно, не поймав за руку и не узнав.
Наконец, доктор Бреннер закончил с лекарством и, видимо, заручился разрешением семьи Малатеста на проведение эксгумации. Для этого ему требовалось присутствие меня, одного из членов семьи и некоего дари, но он никак не мог собрать всех вместе. Я не упускал доктора из виду, чтобы он не потерял хотя бы меня, и ходил за ним. Когда мы поднялись на смотровую площадку, моим глазам предстало зрелище дикое и невероятное. На подушках в центре площадки лежали два тела, лицами друг к другу, мужское и женское, и первым был Теодор; тела не подавали признаков жизни и выглядели совершенно мёртвыми. Над ними, сидя в круг, колдовала компания, состоявшая из дари, инквизитора и учёных-экспертов.
- Я просто сделаю вид, что меня там не было и я ничего не видел, - сказал я доктору, спускаясь с башни. - Иначе мне придётся сжечь весь этаж.
- Там есть представитель Инквизиции, - заметил доктор.
- Я с удовольствием сжёг бы его вместе со всей Инквизицией, если бы мог.
Тут снизу послышался звучный голос немецкого инквизитора, созывавший всех честных христиан на мессу в часовню семьи Малатеста. Я спустился в зал.
- Кто-то остался наверху? - спросил он меня.
- Уверяю вас, честных христиан наверху не осталось, - заверил его я.
- О, спасибо, вы избавляете меня от необходимости туда ходить.
Не то чтобы мне хотелось покрывать тот шабаш с мертвецами, но и поднимать шум, который ни к чему не приведёт, не хотелось также. Инквизитор из Германии мне чем-то нравился, казался честным и незлым человеком, - незачем ему было видеть то, что видел я.
- А где доктор? - спохватился кто-то. - Нужно позвать доктора.
- Я позову, - вздохнул я и снова пошёл наверх.
Доктору Бреннеру удалось собрать всех действующих лиц для процедуры эксгумации, и ему настолько не терпелось приступить к делу, что он отказывался идти на мессу, говоря, что можно будет потом покаяться. Я убеждал его, что сперва следует посетить мессу, а после вернуться к работе. Видеть такое отношение учёных людей к Богу было мне так же странно, как и видеть женщин, во всём выступающих наравне с мужчинами. Когда-то учёные люди были монахами и постигали законы природы, чтобы постичь Божий замысел, ведь одно неотделимо от другого. Теперь то, что называли "наукой", превратилось в идола, противопоставленного Богу. Люди всё больше походили на дари, у которых мужчин было зачастую не отличить от женщин, а женщин от мужчин, и которые служили химерам как языческим богам; и люди при этом считали, что, копируя дари, они развиваются, а не возвращаются к тёмному дикарству.
Я всё же уговорил доктора Бреннера прийти в часовню, и отец Гийом начал мессу. Он предложил помолиться о том, чтобы чума - и обычная, и танцевальная - оставила этот дом, этот город и весь христианский мир. При этом им были сказаны странные слова, которым я сперва не придал значения: "...если нам хватит сил". Я просто рад был молиться вместе со всеми, сохранившими веру, и радовался, когда на моё лицо упали брызги благословлённой воды. Выходя из часовни и касаясь воды пальцами для крестного знамения, я сказал отцу Гийому, сомневавшемуся, не спрятать ли её, что освящённая вода может нам ещё пригодиться.
А что показалось мне ещё более странным - так это то, что несмотря на подъём духа после молитвы, я почувствовал себя дурно, выходя из часовни. И не я один: кому-то из дам сделалось так худо, что её вели под руки, и я поспешил поднести ей стул. Чьё злое колдовство настигло всех нас?.. Даже доктор Бреннер, подойдя ко мне, спросил, в порядке ли я и могу ли присутствовать при эксгумации, - значит, и он что-то ощутил или заметил. Мне не хотелось поддаваться этому колдовству, и я ответил, что вполне стою на ногах и готов его сопровождать.
- ...Вы же священник, - проговорил доктор, вводя своих спутников в курс дела.
Мне так осточертел маскарад, и мне почему-то казалось, что доктору Бреннеру я могу доверять, так что я откликнулся:
- Да из меня такой же священник...
Один из наследников синьора Малатеста - кажется, его прозвище было Белфьоре - провёл доктора, меня и невысокого дари с короткими рыжими волосами в фамильную усыпальницу, к гробнице своего отца, и сдвинул крышку гроба. Мне было не привыкать видеть покойников различной степени свежести - что, возможно, выгодно отличало меня от университетских богословов. Доктор Бреннер осмотрел зубы и дёсны мертвеца и сообщил, что его травили небольшими дозами свинца в течение долгого времени; видимо, это делал кто-то из близкого окружения синьора Малатеста. Затем он попросил дари проверить, не применялось ли к покойному колдовство, и тот сказал, что нет.
- Дари не могут врать, - объявил доктор Бреннер. - Значит, это было убийство, но дари к нему не причастны.
- Дари тоже могут пользоваться ядами, - возразил я. - Но пусть это решит следствие.
Я перекрестил тело синьора Малатеста, прежде чем гробовая доска вернулась на место, и мы покинули усыпальницу. Синьор Белфьоре мог сообщить о результатах осмотра своей родне, и моего участия в этом более не требовалось.
Проводя время в зале, я стал свидетелем того, как один из дари - в нём сложнее всего было признать мужчину, и то я не был уверен в этом до конца - склонился перед инквизитором-немцем и поцеловал ему руку. Тот, к его чести, отреагировал спокойно, но был немало удивлён, ведь он не был священником. Рыжеволосая женщина пояснила, что это одна из традиций дари и беспокоиться не о чем. Она откуда-то многое знала о дари - возможно, жила среди них.
- Что ж, если это не означает ничего дурного, а значит что-то хорошее, то и хорошо?.. - предположил я.
- Спасибо, теперь мы об этом знаем, - поблагодарил её инквизитор.
- И знаем, к кому в случае чего обращаться за разъяснением, - добавил я.
- Здесь достаточно много дари, - ответила женщина-учёная.
- Но не все они будут готовы о себе рассказывать, - заметил инквизитор.
Затем эта женщина говорила с доктором и чёрным рыцарем об этой странной вакцине и о том, что не нужно было молиться об избавлении от чумы, и что обычная чума была вызвана химерой, а танцевальная лихорадка - вроде как нет. Доктор говорил, что от чумы также можно создать вакцину, только это лекарство будет сложнее, на основе плесени, - а женщина отвечала, что нужно упрощать и что главное, чтобы все поверили в то, что лекарство действует. При этом все трое произносили незнакомые мне слова, и я ничего не понимал.
То, что было после, я видел издали. А видел я вот что: несколько человек собрались как будто для молитвы, но встали на колени полукругом и вместо того, чтобы сложить ладони в молитвенном жесте, соединили их друг с другом, как в том хороводе, который был первым, что я увидел в этом доме. С ними были и сестра Жанна, и отец Гийом, и они стояли в центре этого полукруга. Не успел я понять, что происходит, как все собравшиеся обратили взоры с восклицаниями на окна, выходившие к морю. И за окнами было видно зрелище величественное и ужасное: морские волны поднялись и разошлись, и из них, как из чудовищного бутона, в слепящем голубом сиянии возник остров с башнями и шпилями, переливающимися всеми цветами радуги, словно хрусталь на солнце. Так, закрыв собой морской горизонт и небо, он сиял несколько мгновений, после чего начал опускаться ко дну, и море вновь вспухло волнами, скрывая и поглощая его.
- Узрите чудо Господне! - провозгласила сестра Жанна при этом, сквозь отдалённый грохот волн. - Господь явил нам этот город по нашей молитве!
Я не верил своим ушам больше, чем своим глазам. Те, кто более других настаивали на том, что необходимо не допустить поднятия города, - сами же способствовали этому колдовству и к тому же богохульствовали, поминая при том имя Господа всуе. Не могло быть воли Господа на то, чтобы кто-то из наследников Малатеста исполнил отцовское завещание, смущая умы людей видом обиталища дари, к коему люди не были готовы.
При этом один из королей дари произнёс странные слова: "Дар Прометея в действии". И я испугался самого себя. Совсем недавно я радовался, что Господь услышал мои упования и лекарство от танцевальной лихорадки было создано вовремя - прежде, чем поветрие охватило весь дом. А теперь я понимал, что невольно участвовал в колдовстве, в чёрной мессе, и добровольно отдал свои силы демону, исполнявшему желания в обмен на жертвы. Мне не нужен был такой дар, я не хотел, чтобы мои желания - грешного человека - сбывались, я не хотел платить. Господь дал нам волю для того, чтобы люди сами несли свой крест, не прибегая к помощи нечисти.
На улицах Римини началась паника. Многие, очевидно, решили, что настал конец света: люди искали, где спрятаться, расталкивая друг друга, кто-то падал на колени и каялся, рыдая от страха... Члены семьи Малатеста решили выйти к своему народу и говорить с ним, и успокоить людей. Сестра Жанна и тут не растерялась и стала призывать всех помолиться о том, чтобы люди успокоились сами, на что инквизитор из Германии посоветовал помолиться лучше о том, чтобы правители Римини справились со своими обязанностями. Сестра Жанна заметила меня и позвала меня также, и я сперва ответил, что слышу её и издали, а когда она пригласила меня молиться с ней, я подошёл и сказал:
- Я опасаюсь молиться сейчас, не будучи уверенным, что тот, кто отвечает нам, - это Бог.
Так же издали я наблюдал за оглашением завещания. Все наследники синьора Малатеста получили что-то для себя, и решено было, что город Римини будет принадлежать им всем (отчего они рано или поздно перегрызутся, особенно когда обзаведутся собственными наследниками). На Элизабетту Гонзага, невесту Карло Малатеста, была возложена епитимья сроком на полгода или год, что означало невозможность венчания.
Пока я подпирал колонну, ко мне подошёл чёрный рыцарь - и так же, как я при первой нашей встрече в тот день, остановился напротив, внимательно глядя, как на диковину.
- На что ты смотришь? - спросил я.
- На воина.
- Неужто ты никогда не видел..? Впрочем, воинов в самом деле осталось мало. Кругом одни торговцы.
- Будет война, - произнёс он. - Последняя война, в которой мы, скорее всего, проиграем.
- Война с кем? - спросил я.
- С вами. Люди победят в этой войне, хоть цена той победы и будет огромна.
- Вот как. - я пожал плечами. - Может, это и к лучшему.
- Война честнее, - кивнул рыцарь. - На ней видно, кто чего стоит.
Мы вынуждены были прервать беседу: Элизабетта Гонзага прямо рядом с нами легла на пол крестом. Лицо её было безмятежно, но она явно была не в порядке и повторяла слово "первопричина" на латыни, словно одержимая. Я стал звать врача, так что в конце концов охрип. Синьорину Гонзага окружили люди и дари; она задыхалась, и доктор Бреннер, протолкавшись сквозь зевак, пытался чем-то ей помочь. Сказали, что на неё наложили заклятие близнецы, - и это было явным нарушением Таллийского пакта, который ещё не отменили. Позвали близнецов-дари - брата и сестру в тёмных одеждах, видимо из свиты той же королевы, коей служил и чёрный рыцарь. Вскоре жертве заклятия стало легче.
Вокруг становилось слишком много колдовства. Я уже ушёл бы, если бы время не шло к ночи, - но знал, что наутро уйду не с сестрой Жанной. Я понял, что она напоминала мне моего брата Франсуа: такая же неразборчивость в средствах при стремлении к личной цели, когда говоришь людям одно, говоришь дари другое, используешь и тех и других и стравливаешь их друг с другом, и в конце концов ничем не отличаешься от тех, против кого собирался бороться. Такая же неуёмная гордыня, когда считаешь, что всё знаешь лучше самого Господа.
Значит, за Гладом и Мором грядёт Война... И гори оно всё огнём.
Я нашёл себе место на полутёмной галерее и слышал оттуда, как стало известно, что синьор Малатеста сам просил врача добавлять свинец ему в пищу. Значит, его придётся перезахоронить на неосвящённой земле как самоубийцу.
Многие проходили мимо меня на башню и обратно, и неожиданно чёрный рыцарь сел рядом со мной. Я спросил его о том, что происходит, но больше из вежливости, чем из интереса, и честно сказал ему, что мне уже всё равно.
- Зачем же тогда ты пришёл сюда?
- Случайно, - я пожал плечами.
- Я думал, что из-за меня.
- Ты больно много о себе думаешь, - усмехнулся я. - Я даже не ожидал, что встречу тебя здесь. Я просто хотел поговорить с сестрой Жанной.
- И как, поговорил?
- Поговорил. Но у неё не было ответа на мой вопрос.
- Ни у кого нет ответов ни на какие вопросы.
- Это правда. Но мне нужно было хоть за что-то зацепиться в этом мире - как за ниточку, как за соломинку, чтобы понять, куда двигаться дальше.
- И, как я вижу, ты нашёл свой путь?
- Нет, - я покачал головой. - Единственное, в чём я уверен сейчас, - это в том, что Бог оставил это место, а может, и этот мир.
- Вашего бога никогда не существовало. Вы сами создали его.
- А кто же тогда создал мир, и людей, и вас?
- Таэн - те, кто создали мир - покинули его, оставив химер и дари за ним приглядывать, и их самих больше нет в этом мире. Но они наделили людей даром менять этот мир по своему желанию - конечно, не поодиночке, а сообща. И тот, кто отвечает на ваши молитвы, - химера, которую люди своими желаниями исказили до неузнаваемости. И есть другая химера, у которой два лика, и один лик её прекрасен, а другой ужасен. Люди увидели первый лик и нарекли его святой Бригиттой, а затем увидели второй её лик, Калех, испугались его, и началась чума...
Я слушал всё это, что казалось ересью, и вспоминал слова доктора Бреннера о том, что дари не лгут. И, как ни странно, мне становилось легче. Я получил подтверждение тому, что чувствовал и так. Бог - та творящая сила, что вдохнула жизнь равно и в людей, и в дари - действительно покинул этот мир, но не теперь, а с самого начала. И в этом богооставленном мире вера всё равно давала нам утешение - и когда в походе я молился на рукоять меча, на мою душу нисходили покой и свет. В том же, чтобы пленить химеру и мучить её, заставляя "творить чудеса", веры нет, а есть лишь корысть и гордыня. Я решил, что продолжу носить крест как знак того меча, в котором я видел отражение крестной жертвы Спасителя, - жертвы, которой каждый воин должен быть достоин.
- Если вы знали всё это... то почему молчали? - спросил я только.
- А за это нужно сказать спасибо тем из нас, кто боялся говорить и предпочёл молчать. Модераторий, который должен был рассказать людям правду, не сдержал своего обещания. И вот к чему это привело. Теперь уже слишком поздно.
Модераторий... Снова Модераторий и его ложь. В то, что мудрые, беспечные феи наблюдали долгими веками, как их соседи-люди строят церковь, вооружающуюся против них огнём и мечом, так не верилось... и было так похоже на правду.
- Лучше бы я сгорел тогда, - усмехнулся я.
- Почему? Пока ты жив, ты ещё можешь что-то сделать.
- Потому что - вот я сижу здесь, человек, который боится той власти, которой обладает, и не знает, куда ему идти.
- Власти?..
- Менять мир, как ты сказал. Я не считаю себя вправе что-либо менять.
- Тогда умри, сражаясь.
- Именно это я и собираюсь сделать, - усмехнулся я. - Сражаться - это всё, что я умею. Но за кем мне теперь следовать?..
- Следуй за своим мечом.
- Ты прав. Я хотел мстить за своих братьев, но мне не достигнуть этого в одиночку.
- А какова цель твоей мести?
- Нынешний глава Модератория, для начала, - усмехнулся я.
- Почему именно он?
- Потому что Модераторий кажется мне сейчас наиболее похожим на то, что не должно существовать.
- Не всё так просто, но, пожалуй, это так.
Его безжалостная честность была тем, что и было мне нужно. Рыцарь ушёл, а я остался думать, что хотел бы войны, но не хотел бы сражаться против него. Но и сражаться рядом с ним против рода человеческого - мне не хотелось также, хоть я и немного завидовал ему в том, что у него была королева.
Я видел, как сестра Жанна предстала перед всеми в мужском платье и с остриженными волосами, и это оказался мужчина, которого называли теперь братом Жаком. Для чего он устраивал весь этот маскарад?.. Может, он и хотел убедить кого-то в том, что он и есть - Великий Магистр Жак де Моле, - вот только Великий Магистр не стал бы объявлять себя главой новой церкви и предлагать дари войну. Быть может, скромность его и погубила...
И тут я задумался о том, что делал бы Великий Магистр, если бы в самом деле оказался жив здесь и сейчас, как и я. Он делал бы то, что считал должным и правильным, - вот и ответ на все мои вопросы. Он бы сражался за свою веру, своих людей и свою землю, и хотя у меня осталось только первое, я тоже могу выйти из душного дворца и взяться за меч.
Чёрный рыцарь вернулся чуть погодя, спросил:
- Значит, ты уйдёшь?
- Да.
- А твоя госпожа?
- Госпожа?.. - переспросил я с усмешкой.
- Жанна. Я слышал, её везде сопровождает верный рыцарь.
- О, это про Теодора.
- Мы тоже уходим. Наверное, ты мог бы присягнуть моей королеве, если захочешь. Тогда ты сможешь уйти вместе с нами - может быть.
Я покачал головой. Я успел обдумать идею такой присяги - и решить, что не хочу более никому подчиняться. В моей жизни была только одна присяга - присяга Храму.
Рыцарь пришёл попрощаться?.. Но кто-то окликнул его, сказал, что он нужен его королеве, - и он умчался, не оглядываясь. Я думал, что больше его не увижу.
Но к ночи, когда гости начали расходиться или готовиться к ночлегу, он вновь нашёл меня.
- Кажется, я всё же увижу конец твоей истории, - произнёс чёрный рыцарь.
- О чём ты?
- Не все дари покинут этот мир, - сказал он. - Некоторые останутся.
- Останутся? Почему?
- Одни слишком сильно связаны с людьми и не могут без них существовать. Другие просто слишком сильно любят этот мир.
- Я даже завидую им, - усмехнулся я. - Они видят в этом мире то, за что его можно любить...
- Я тоже решил остаться.
- Ты любишь этот мир больше, чем свою королеву?..
Я удивился. В этом мы были несхожи. Если бы я был на месте этого рыцаря, если бы у меня были королева и народ - я бы не раздумывая последовал за ними.
- Королева отпустила меня. А в этом мире есть дари, которых я люблю и которые также остаются здесь, и есть люди, которых я люблю.
Я помолчал. Как же сильно нужно любить, чтобы продолжать любить, зная, что переживёшь всех, кого любишь? Зная, что однажды останешься, как и я, один, с памятью, которую никто не разделит...
- Чем думаешь заняться? - полюбопытствовал я.
- Честно говоря, пока не знаю.
- Следуй за своим мечом, как ты говорил мне.
- Думаю, так я и поступлю.
- Значит, однажды мы снова свидимся.
- И, в конце концов, другой я поднялся на корабль.
- Другой ты?..
- Существует множество вероятностей. Каждый раз, когда мы делаем выбор, создаётся новый мир.
- Слишком сложно, - отмахнулся я.
- Забавно, - вдруг сказал чёрный рыцарь. - У меня было два поединка сегодня, и один из них закончился схваткой... другого рода.
- Не худший финал, - усмехнулся я. Рыцарь взглянул на меня, и мне сделалось забавно. Он, даром что был дари, совершенно не умел заигрывать.
Чёрт возьми, почему бы и нет?.. Да, я даже не знал его имени, да, он был дари, - но ещё ни один дари даже не попытался причинить мне вред. Как давно я был с мужчиной?.. До тюрьмы, - и восемьдесят лет назад. Все, кого я любил, мертвы, и в одном сестра Жанна права: если нет возврата назад, то нужно двигаться вперёд. И кто сказал, что это грех?.. - Церковь, которая ошибалась во многом.
- Мы упустили уже немало времени после поединка, - заметил я, поднимаясь. - Но продолжить никогда не поздно. Только есть ли в этом доме уединённые места... Впрочем, я могу довериться тому, кто уже это делал.
Чёрный рыцарь вывел меня в опустевший внутренний двор, где только слуги суетились безмолвными тенями, наводя порядок, и провёл к нише позади беседки, за которую и в самом деле никто не догадался бы заглянуть. Я отдался воле рыцаря во многом из любопытства, как далеко он сможет зайти, - и не был разочарован: похоже, не зря говорили, что для фей любить так же естественно, как дышать.
- И что ты во мне нашёл... - пробормотал я. - Впрочем, ты уже говорил...
- Ты храбрый и честный, и не боишься следовать своим путём.
- А ты мне льстишь. Хотя мне кажется, вы порой идеализируете людей... как люди рассказывают сказки про фей, так и феи, должно быть, представляют себе людей особенными.
После рыцарь сказал мне:
- Я попрошу тебя об услуге. Ты ведь обещал исполнить одно моё желание.
- Чего ты хочешь?
Оказалось, он хотел отдаться мне в ответ - и это было лучшим исполнением клятвы из возможных.
- А впрочем... у меня есть одно желание для тебя, - сказал он. - Проживи подольше.
- Только не прокляни меня бессмертием, - усмехнулся я, вспомнив отца Гийома.
- Я этого и не умею.
- А я всё ещё намерен сдохнуть в бою, а не дряхлым стариком в койке.
А затем я позвал его сражаться с Модераторием вместе со мной - но это будет уже совсем другая история.

Итоги, благодарности и послеигровоеКогда игра только была анонсирована, я думал пройти мимо потому, что не люблю танцевальный движок. А в результате танцевальной лихорадкой были затронуты единицы, и, кажется, главная "страшилка" сюжета никак не выстрелила. Если бы приплясывал одновременно десяток человек, это было бы по-настоящему крипотно, но доктора зашились бы, и вот почему...
...Потому что $#@чая модель медицины (и вообще науки) на деревянных головоломках! Очень радуюсь, что никакими научными талантами не обладал.
В остальном я уже всё сказал: вера как магия - плохое дао. К тому же непонятно, кем в структуре этого мира был Иисус (многие игроки, кажется, вовсе забывали о том, что помимо Ветхого Завета есть ещё Новый Завет, и католическая церковь вообще-то строится именно на нём). Венсан в этом отношении выкрутился более изящно: во-первых, там изначально прозрачно прописывалось использование "святой силы", и поскольку сеттинг был заявлен как фэнтези, а не альтернативная история, эта сила и воспринималась как "праведная магия". Во-вторых, в мире Венсана просто не было Иисуса (и лучше исключить то, что сложно объяснить и вписать, нежели проигнорировать и получить разные картины мира у разных игроков).
Спасибо Джонатану за интересный мир (о котором просто хотелось бы побольше информации)! За интересных фей, которые - редкая приятная неожиданность - не были прямой калькой с C:tD, и интересный срез истории.
Спасибо Птахе за Альбино, который, как ни удивительно, в самом деле починил Сижисберу мировоззрение, поскольку знание всегда лучше незнания. За то, что всё же хорошая получилась история для двоих, оставшихся в мире двумя одинокими анахронизмами.
Спасибо Альме за Жанну/Жака - отличный был кукловод, совершенно беспринципный и фанатичный. И ведь местами это работало!
Спасибо Марине за Гийома де Сен-Пурсена - правильного и последовательного, по крайней мере до финала, предренессансного священника, хорошо знающего законы и порядки.
Спасибо Райне за голема Новеллу - эти "Закон говорит!" и прозрачный колокольчик были восхитительно хороши по идее и исполнению, и случайно мной услышанное "Как вы думаете, есть ли у меня душа"... Очень жаль, что не было повода пересечься поближе.
Спасибо Мори за Маргариту Малатеста, такую храбрую девочку, и Асмеле за верную и искреннюю Беатриче. Вы обе были очень светлыми!
Спасибо Вернеру за доктора Бреннера, который без устали и жалоб выполнял свою работу, и с которым было чрезвычайно приятно иметь дело.
Спасибо Субоши за Юргена Ланге - инквизитора с трезвой головой и здравым смыслом! Самый не-душный инквизитор, вызывавший всяческие симпатии.
Спасибо Моргану за Таддеа - женщину, которая делилась знаниями и была буфером между людьми, в частности Инквизицией, и дари. И которая взрывала мозг своей свободой.
Спасибо дари всех четырёх Дворов - вы были чертовски красивыми и яркими, что тут ещё скажешь! Редко на какой игре можно так много и разнообразно любоваться визуалом.

...А после игры оказалось, что от лофта до выхода из Кремля совсем близко (правда, мы всё равно немного заплутали, определяя направление к метро). И, кажется, я посеял на игре нож...