Ввиду незапланированно свободного вечера (думал съездить за плакатом, но его передадут в магазин только 13-го, а Птаха ушла из дома до полудня и вернулась в половине десятого - со сбора на зумосбор) записал нечто, свалившееся на меня целиком в около-Белтайн под утро. Видимо, от концентрации в ноосфере фей, Дома-в-котором, Крабата и прочая - ко мне внезапно пришла Полынь, в условно современных предлагаемых обстоятельствах (что ей, хтонине, время, - да и создавалась она изначально в похожий на Дом сеттинг). Скучаю по Купале, два года почти прошло - а будто вчера всё это волшебство было.
Текст бессюжетный, даже зарисовкой в полной мере не назовёшь, но пусть будет, раз случился.

Жалкие 600+ словМальчик сидит на подоконнике, болтает ногой ("А дома ты тоже на подоконнике сидишь?" - вообще-то да, а иногда лежу) и смотрит в окно. За окном - серая изнанка забора, за забором - лес.
- В собачий час, - девочка говорит негромко, размеренно, - смерть накрывает мир. Как простыня. А потом уходит. Оставленная вода в этот час прогоркнет, оставленный хлеб - зачерствеет. Если не допил - вылей. Если не доел - выбрось.
Мальчик кивает, косится на стакан. Стакан пуст уже не на половину даже, воды в нём на донышке, а еду забирать с собой из столовой не разрешают: однажды какая-то комиссия увидела, как он доедает печенье (ещё и сидя на подоконнике, который не успели как следует отмыть), - влетело всем.
- А почему "собачий"?
- Не знаю, - девочка пожимает плечами. Не знать не страшно. - Говорят, собаки смерть чуют и просыпаются. Иногда даже могут залаять и отогнать.
Мальчик вздыхает. Собак здесь нет, кошек нет тоже.
- Если в такой час не спишь, лучше не быть одному. А если один, лучше встать в текущую воду. Или под воду, душ тоже подойдёт. Смерть воды не любит и по воде не ходит.
Мальчик вздыхает снова - на этот раз по поводу душа, куда пускают только по расписанию и сразу всех, в очередь. Когда очередь доходит до него, под ногами уже по щиколотку плещется мыльное и грязное нечто, которое водой не назовёшь.
- А если утонуть?..
- Тогда смерть не заберёт, станешь русалкой.
- Но ведь русалки - только девочки? - уточняет мальчик с надеждой.
- Отчего же? И девочки, и мальчики.
Мальчик зябко передёргивает плечами. Он знает, что забор снаружи покрашен облупившейся разноцветной краской, голубой и жёлтой, а за забором - ров, наполняющийся дождевой водой. Утонуть в нём, пожалуй, невозможно, но и выбраться из него, если вздумаешь сбежать, - тоже. Бежать всё равно некуда, но иногда хочется - назло.
Девочка смотрит за окно, сквозь подсвеченные тусклым рассветным солнцем разводы на стекле, и её серебристо-серые глаза... не взрослые - у взрослых бывают совершенно пустые глаза, - просто глубокие. Как два таких рва, как омут, на глубину корней.
- Что у русалок души нет - это неправда, - встряхивает короткими волосами. - Есть она, просто замёрзшая, как лягушка в зимней спячке. Держишь в руках - холодное, неживое. Но отогреть можно.
- Как в сказке "Царевна-лягушка", что ли?
- А ты думал, - усмехается, будто само собой разумеется, что сказка именно об этом.
Земля во дворе чёрная и вымокшая, вытоптанная прогулками: можно гулять слева направо, можно справа налево, бегать нельзя. Над лесом - облака, будто дедушкой накурено, ниже облаков небо жёлтое, выше - розовое. За окном мир плоский и полосатый, как матрас.
- А ты тоже русалка? - спрашивает мальчик, набравшись храбрости.
Девочка смеётся коротко, недоверчиво - не понимает, шутка или нет.
- Я сестра лесная твоя. Ты чего звал-то?
- А ты чего пришла? - мальчик насупился. Когда смеются, обидно. - Живёшь здесь, что ли?
- Живу. Где лес, там я. А вы тут устроили... слово такое жуткое - "санаторий". Как гербарий. Ни земли, ни воды, ни солнца. Того и гляди высохнешь.
- А возьми меня с собой?
- Нельзя. И не ходи за мной. - девочка встаёт, отступает назад от солнечного луча, ложащегося лениво на отдраенные доски пола. - Придумаем что-нибудь. И не таких вытаскивали.
Уходит, а в комнате ещё несколько минут пахнет не хлоркой, а так, словно растёр горький лист между пальцами.
А наутро - после побудки на завтрак - вдоль забора растёт в тени бархатистая трава, серая на сером. Все говорят, что проросла за ночь после дождя, но мальчику кажется, что в собачий час там были только трещины на бетоне.
Лесная сестра уходит, над головой - вечный дуэт кукушки и дятла, будто спор, кто кого упрямей. И всегда же так - находят люди, в чём увязнуть. То в болоте - когда лезли непрошеными, незваными, думая, что смогут лесных перехитрить. То в окопе - в котором собирается теперь дождевая вода, остывшее железо на дне рассыпается в труху от ржавчины. И теперь вот - в... этом. С номером на табличке возле ворот.
И всегда зовут.