То, как истории фей перекликаются и переплетаются, наводя мостки между разными играми разных мастеров, - всё-таки ни в каком другом сеттинге не увидишь. Так после Йоля и Хрустальных осколков, поставленных Амартом, история нойшванштайнского фригольда Лебединый Утёс тоже получила продолжение. Я подумал-подумал, кого из моих персонажей может занести в Германию, да и вспомнил про пака Лышко, благо он местный. Насколько ситуация на игре будет зеркалить его первую жизнь, я, конечно, осознал уже постфактум (хотя историю Клементины от Берканы знал, ибо наставник оной прошёл с Клаудом войну - вот так это всё продолжает взаимосвязываться).
Пандемия вновь вмешалась в планы, Нойшванштайн пришлось переносить, равно как и сандерсоновку, из-за чего у меня три игры встали почти подряд, но ни от одной невозможно было отказаться. На Нойшванштайне сменилось двое игроков, был шанс переезда игры на нашу территорию, - но в конце концов всё сложилось так, как нужно, и там, где нужно.
Предыстория персонажа aka квента и вводная
В новой жизни Лышко родился в одной из альпийских деревушек, в многодетной семье - небогатой, набожной и вполне дружной. В 94-м году схлопотал кризалис, в буквальном смысле провалившись сквозь землю - в подвал давно снесённого дома, когда не мог ни выбраться, ни докричаться и внезапно превратился в лиса. После этого ещё некоторое время шарахался по окрестностям, прячась от людей и собак, пока местные феи, привлечённые Танцем Грёз, не нашли его и не объяснили, что к чему. Ему нашёлся даже наставник-пак, старый барсук, который и успел кое-чему научить Лышко - но со временем начал спиваться и скатываться в Банальность. Лышко, к тому времени уже подрабатывавший в Осенней жизни в кофейне-кондитерской, рассудил, что и в жизни фейской нужно как-то устроиться, поскольку повторить судьбу наставника его совсем не прельщало.
О Лебедином Утёсе - большом и богатом фригольде, принадлежавшем самому настоящему ши - Лышко знал давно, но сомневался, что ему там будут рады. Некоторое время он крутился вокруг фригольда, присматривался, прислушивался, и в конце концов подсел в пабе к группе фей, посетивших Лебединый Утёс в качестве гостей-туристов, и расспросил, нагло пользуясь пачьим обаянием. Его заверили, что фригольд прекрасен, а хозяин добр, и Лышко осуществил заход на "а вам лисёночек не нужен?". И к вящему его удивлению, барон Адальберт ап Фиона принял его к себе на службу.
Обстоятельства своих прошлых жизней Лышко помнил плохо - на уровне ощущений, дежа вю; по крайней мере он не помнил никого из постоянных обитателей Лебединого Утёса, а они не помнили его, - следовательно, в этом фригольде он оказался впервые. Ши вызывали в нём восхищение, вообще-то несвойственное свободолюбивым немецким простолюдинам, - а Адальберт был первым ши, которого он увидел так близко, и с ним уже никто не мог сравниться. Лышко любил хозяина - насколько может любить пятнадцатилетний подросток, - и очень старался ему угодить, заслужить хотя бы одно слово одобрения или благосклонный взгляд за день: тогда день был прожит не зря.
Лышко не работал сам, зато смотрел, как не_работают другие, и сообщал старосте-троллице Одетте или хозяину. Некоторые обитатели фригольда недолюбливали его за стукачество, но Лышко был уверен, что просто делает своё дело, и делает хорошо. Из-за пачьей речи он мог, пытаясь наябедничать, кого-то выгородить, - зато никогда не клеветал. За типично пачьи Неблагие шуточки и розыгрыши Лышко недолюбливали тоже - зато он не обижался на ответные пакости и даже одобрял их: это куда веселее, нежели когда долго и скучно читают нотации. Только ши не становились объектами шуток - Лышко даже мог сделать кому-то замечание, если кто-то, на его взгляд, вёл себя с ши с недостаточным почтением. Вскоре Лышко знал во фригольде всё - и присматривал за гостями и новичками, ревностно оберегая хозяйское добро. Своих всегда защищал перед чужими - а своими становились все, кто сваливался во фригольд в Кризалисе.
Так, в октябре 99-го схлопотал Кризалис ши Квентин, и хотя пробыл он до Йоля, прежде чем отбыть в Мюнхен, в Дом Дугал, - Лышко успел хорошо его узнать: тот не гнушался отвечать на вопросы "а как вот это работает" и "а что это ты читаешь". А ещё Квентин иногда переставал видеть - и тогда Лышко мог что-то подать, куда-то проводить; быть полезным ши - это же так здорово! А в ноябре того же года в Лебедином Утёсе появился ши-Дитя Раймунд со своим наставником, Элоисом ап Эйлунд. Адальберт поручил Лышко поиграть с мальчиком, но так, чтобы тот сумел сам открыть игрушку-головоломку. Раймунд с игрушкой справился и остался пожить во фригольде, но Лышко с тех пор почему-то сторонился.
Через некоторое время после того, как Адальберт оставил Раймунда, Лышко за пределами фригольда повстречал некий ши, одетый в цветах Дома Фиона (но очень уж напоказ одетый). И предложил докладывать ему о том, как поживает Раймунд, а главное - не обижает ли кто ребёнка. Было и дураку ясно, что отказ от предложения не был предусмотрен, и Лышко согласился, тем паче что к Раймунду все относились хорошо. Так начались сношения через дупло(тм) - незнакомый ши не всегда являлся лично, но, что особо нервировало Лышко, находил его везде, будь он в человеческом обличье или лисьем, в Осени или на тродах, - и в ходе этих сношений Лышко в основном упоминал посторонних: дескать, такой-то гость косо посмотрел на Раймунда, читавшего книжку даже за столом...
А потом была ночь Самайна, и сатир Кастор, будучи нетрезвым и буйно танцуя, случайно налетел на Раймунда и сбил его с ног. Лышко, конечно, выговорил сатиру, что с ши так нельзя, а потом понял, что утаить этот инцидент от своего заказчика не получится - а ну как тот поговорит с Раймундом сам и всё вскроется?.. Пришлось рассказать, старательно сглаживая углы.
А пару недель спустя Кас пропал, а Адальберт велел Лышко проследить за сатирами. И на следующий день супруг Каса, сатир Поллукс, прибежал во фригольд, рыдая и говоря, что видел Кастора во сне, убитого холодным железом. Отчаянно хотелось, чтобы это оказалось неправдой, но, тайно последовав за Полом по Осени, Лышко убедился, что полиция нагрянула к сатиру с вопросами об обнаруженном теле Кастора. Поневоле задумаешься, не ты ли его подставил...
А спустя ещё полторы недели настал день, чёрный для всего Лебединого Утёса. Барон Адальберт собирался испытать новое, самое масштабное изобретение нокерши Клементины - орнитоптер, летающую машину. Взял с собой, помимо самой Клементины, богганов Грету и Югена и - чтобы развеялся - Поллукса. Ничто, как говорится, не предвещало. Но прошёл час в отсутствие Адальберта, и Очаг начал беспокойно биться, а погода в Грёзе - меняться как сумасшедшая. Тут во фригольд вбежала Грета с криками, что "хозяина убивают". Лышко, вместе с остальными, бросился к площадке для испытаний.
Орнитоптера на площадке не было. Клементины и Пола - тоже. Юген был ранен и без сознания. А Адальберт - мёртв. Бесповоротно. Его фейский облик постепенно истаивал на глазах, и вместе с ним, как бы пафосно это ни звучало, рассыпался весь мир Лышко, который он два с половиной года назад так легко и незаслуженно получил.
Контуженный Юген нёс околесицу про нападение фоморов. Лышко тосковал, перекинулся в Благой модус, и хотя мог бы беспрепятственно уйти в поисках нового тёплого местечка - не мог расстаться с фригольдом, где всё напоминало об Адальберте. Злился на богганов, Клементину, Поллукса - за то, что не уберегли, а больше всех - на себя самого. По ночам он стал видеть кошмары, в которых Мельница горела, хозяин пропадал в огне, а простолюдины разбегались, хватая всё, что подворачивалось под руку: кто книгу, кто клинок, кто плащ из шкур химер или просто мешок с зерном... Он вспоминал, что Мастер спас его от собак, а кого-то спасал от костра, но пламя пришло за ним самим, и что хуже всего - что он, Лышко, был как-то причастен к тому, что волшебница Певунья пришла на Мельницу, хоть и не знал о последствиях. И в голове стучало в унисон: это я убил Мастера... Это я убил Адальберта.
Поговорить бы о своём прошлом, о Мельнице с Кастором, который был провидцем. Но и Кастор был мёртв. Последнее распоряжение хозяина Лышко продолжал исполнять и следил за последней оставшейся сатиркой - Юттой, приёмной дочерью Каса и Пола. Подарок Адальберта - зачарованные очки нокерской работы, позволявшие видеть следы феи - помог Лышко проследовать за Юттой в Крумбах. Там, в полицейском участке, был Пол, и Ютту пустили с ним поговорить, но Лышко, оставаясь снаружи, не смог ничего услышать.
А за несколько дней до игровых событий на Лышко вновь вышел его наниматель-Фиона. И посулил большую награду, если Лышко поможет Эриху ап Скатах (не уточнив, поможет с чем?..) и если новый хозяин фригольда отпустит Раймунда из Лебединого Утёса и в целом хорошо обойдётся с мальчиком, поможет и позаботится. Лышко награда уже была не мила - он очень боялся, что фригольд разрушится, пусть не буквально, как Мельница, но как созданная Адальбертом сказка, и что все разбегутся; очень хотел, чтобы новым хозяином стал кто-то свой, но в то же время хотел, чтобы это был ши. А Эрих был хорошим, раньше он частенько гостил в Лебедином Утёсе, хоть и вёл себя очень уж восторженно. Вот только принесёт ли мир во фригольд тот, в чью пользу говорил вероятный враг Адальберта?..

Лышко, пак-чернобурый лис. Отчёт отперсонажныйНочь Йоля ещё никогда не приходила настолько мрачной; впрочем, тучи начали сгущаться ещё с Самайна. Пару дней назад прибыл Квентин, теперь уже сквайр Дома Дугал, и в его присутствии стало как-то полегче, но Очаг без хозяина горел неярко - выдержит ли он гостей?..
А гости приходили - и первым был нокер Йокке. Я его помнил: он пару раз сопровождал мастера Локка, с которым у барона Адальберта были давние дела. Староста Одетта усадила его напротив себя и велела рассказать о цели его визита. Йокке удалось сдержаться и ни разу не выругаться - вернее, он вовремя подбирал более человеческие синонимы; из его речи я понял, что у мастера Локка был контракт на техническое обслуживание фригольда, и Йокке пришёл этот контракт возобновить. Вот только нет хозяина - не с кем и договариваться. Староста Одетта была в отсутствие хозяина хранительницей Очага, а Грета - хранительницей кухни.
Кто-то по ошибке назвал Одетту тётушкой, хотя у неё, в отличие от Греты, не было племянников.
- Хочешь, я буду твоим племянником? - предложил я. - Можешь меня усыновить.
- Я, конечно, могу уматерить пака... - задумчиво произнесла Одетта. - Но если ты будешь моим племянником, мне придётся тебя воспитывать.
- И это ему не понравится, - подсказали со стороны, пока я обдумывал такую перспективу.
- Это мне не понравится! - отрезала Одетта.
Между делом она назвала Раймунда "Рэй", и я собирался было сказать, что не подобает обращаться к ши неполным именем, но не успел: ворота вновь отворились.
Следующий гость был мне незнаком. Высокий, черноволосый и в доспехах, он выглядел так, словно пришёл не на праздник, а на войну. Одетта не была готова его впускать, пока за него не поручится кто-нибудь из жителей фригольда, поскольку на его счёт распоряжений барона не было. Однако Мист, троллица-оруженосец Адальберта, сказала, что это рыцарь Скатах и что она встречала его в Огненной марке. Я успел потрогать доспехи и поинтересоваться, зачем он в железе, и проверить его уши, скрытые под волосами - острые ли, - но рыцарь обращал на меня не больше внимания, чем на муху.
- А всё-таки, почему он в консерве? - я на всякий случай последовал за рыцарем, когда его впустили. - Он что, нас боится? Так мы не едим ши! Мы вообще никого не едим.
Одетта велела мне не надоедать гостю и пригрозила, что отправит меня стоять на воротах, чтобы я подумал о своём плохом поведении и потом ей рассказал. Но ворота меня не пугали, мне и так было не до праздничных развлечений, а о своём плохом поведении я мог рассказать и сразу, вот только никто не хотел меня слушать (о чём я и пожаловался Квентину, рядом с которым устроился у Очага). Мист и рыцарь незамедлительно уединились на террасе, где было довольно холодно.
- Не примёрзла! - обрадовался я, когда они вернулись.
Тем временем у ворот замаячил ещё один гость, и Одетта послала меня встречать. Гостем оказался Эрих ап Скатах, который раньше бывал в гостях у Адальберта часто, а в последние полтора года, несмотря на то, что барон собирал больше гостей, совсем не появлялся. Меня Эрих также помнил и стал спрашивать, как у меня дела, и мы так задержались в воротах, что Одетта окликнула меня и спросила, что происходит.
- Эрих ап Скатах происходит! - доложил я.
- Так пригласи его сюда!
- Произойдите, пожалуйста, внутрь, - церемонно предложил я.
Эрих и его сородич по Дому встретили друг друга весьма сердечно. Юген же утверждал, что нокер собирается вызвать демона, выложив огоньками пентаграмму. На мой взгляд, огоньки были больше похожи на чей-то профиль.
- Юген, расскажи о плохом поведении, - велела Одетта.
- Его? - Юген с надеждой указал на меня.
- Нет, о своём. Это и будет твоим наказанием.
- Я о своём не знаю! Могу только о его рассказать.
А вот и новые гости... Леди ши в белом плаще и прячущаяся за её высокой спиной пак-кошка Лиз, которую весь фригольд знал даже слишком хорошо. Когда она гостила во фригольде в первый раз, вскоре после Кризалиса, я присматривал за ней, как за всеми новичками, и не зря: она чуть было не стащила из кабинета Адальберта какую-то старую картину. Тогда я подумал, что кошку просто подвело любопытство, и предупредил её, что она может застрять во фригольде, как Клементина, которую, по слухам, барон оставил отрабатывать попытку его ограбить. Кошка в тот же день смылась, а позже возвращалась переночевать на конюшне и, как я узнал впоследствии, стащила пару уздечек, сделанных при помощи Клементины. То есть, на мой взгляд, она была обязана мне по меньшей мере свободой, но отплатила чёрной неблагодарностью. При этом ей хватало наглости делать вид, что ни о каких уздечках она и слыхом не слыхивала. Поскольку Одетта, разговаривая с леди ши, велела всем замолчать, мы с Лиз перешли на общение жестами, в ходе которого я постарался ей напомнить, от какой участи я её избавил.
- Может, пояснишь, о чём вы так оживлённо разговариваете? - предложил Эрих.
- Если бы не я, она бы уже давно! - объяснил я. - Я её тогда, а она опять! И теперь, как видишь!
- Ничего не понятно, но очень интересно, - вздохнул Эрих.
Уздечки я требовал вернуть. Спорить с ши - занятие неблагодарное, но речь как-никак шла об имуществе Адальберта.
- У вас нет доказательств, - утверждала леди.
- А то, что вещь была, а теперь её нет - разве не доказательство? - спросил я.
- Не доказательство. Мало ли, кто её украл!
- А если вещь была, потом пришла кошка, вещь исчезла и кошка исчезла?!..
- Тоже не доказательство.
- И вообще, может, это ты украл, - добавила Лиз. - Потому и пытаешься свалить вину на меня.
- Зачем мне здесь красть? - опешил я. - Я здесь живу!
- А может, и не было никаких уздечек?
- Как это не было? У нас всё должно быть записано! У Одетты наверняка такая книга есть.
Грета меня поддержала, но сделать мы ничего не могли.
- Даже в одной старой книжке было написано - не забывать про уздечку, - ворчал я.
В конце концов и леди ши, и её кошку всё-таки впустили. Леди также ссылалась на некие договорённости с бароном и едва ли не напрямую говорила, что пришла позаботиться об оставшемся без хозяина Очаге. Похвальная самоуверенность! Вот только хозяином станет кто-то свой. И вообще, где все они были со своими договорённостями, когда Адальберта убивали? Слетелись, как стервятники, на опустевший дом, чтобы чем-нибудь поживиться.
Лиз, как только её пропустили к Очагу, увидела белое кресло и принялась с наслаждением точить о него когти. Пришлось её останавливать, объяснять, что портить кресло, на котором барон сидел у Очага, нельзя, и даже я сам на нём не сижу, чтобы не оставить на нём шерсть. И что, так уж и быть, трогать можно, но только если втянуть когти. Кто-то предложил ей обратиться к нокерам за колпачками для когтей, и я одобрил эту идею. Они могут быть разноцветными, и по крайней мере это красиво. И почему паку, сопровождающему ши, приходится объяснять, что во фригольде всё должно находиться в том порядке, в каком повелел хозяин? Неужели ши не занималась её воспитанием? Или подобрала её только что, потому что та уже знала, где что находится во фригольде?.. Всё это было очень подозрительно.
Не успел я убедиться, что хозяйское кресло в безопасности, как пришли ещё гости, и тоже леди ши, двое. Одну из них, леди Ривер, я помнил: когда она в первый раз приходила в наш фригольд, барон был занят в сокровищнице, и Одетта её не впустила. Я сообщил об этом Адальберту, и он распорядился, чтобы в следующий раз гостью приняли - и в этот самый следующий раз они долго общались наедине. Одетта, похоже, и сейчас почему-то не горела желанием впускать гостей, но Эрих за них поручился. Интересно, он вообще всех знает?.. Это тоже было подозрительно.
Грета поручила Югену позаботиться о гостях, но тот очень уж долго со всеми разговаривал, а леди ши, которая пришла с леди Ривер, сидела одна-одинёшенька. Она мне сразу понравилась, потому что не вела себя по-хозяйски. Я хотел было указать Югену, что на ши следует обратить внимание в первую очередь, но тот отмахнулся, что справится сам. Пришлось ещё немного подождать и подойти к леди самому.
- Чай, кофе, пива?
- Кофе. С сахаром. Или с молоком.
Я умчался на кухню и застал там Грету, которая рассказывала Квентину, что произошло в тот роковой день, когда погиб Адальберт. Грета ничего толком не увидела, кроме того, что на барона напали, и это также было подозрительно. Я счёл своим долгом присоединиться и дополнить её рассказ, где нужно. Я пытался донести, что Кас точно мёртв, а Пол не пропал, а жив, и что на площадке для испытаний не было орнитоптера, а выследить Клементину я не смог - очевидно же, что она на своём изобретении и улетела. Но, похоже, я всё только больше запутал, и Квентин изъявил желание взглянуть на место преступления - пусть там ничего и не осталось, можно было поговорить хотя бы с землёй.
Посреди разговора я вспомнил, что пришёл за кофе для леди ши, и попросил у Греты чашку.
- С сахаром или с молоком?
- С сахаром. Или с молоком. Или и с тем, и с другим...
Я добавил в чашку пару ложек сахара, долил молока и отнёс её леди, после чего вернулся на кухню. Там была Ютта, и я предложил ей самой рассказать о том, что она узнала от Пола, - не мне же за неё рассказывать! А то меня несколько настораживало, что она держала свою встречу с Поллуксом в секрете. Ютта согласилась и сообщила, что Пол видел некоего ши в чёрно-золотом, который говорил про Адальберта всякие гадости, обвинял чуть ли не в сговоре с фоморами и изрёк какие-то страшные слова, звучавшие как "пездьетц мудаку". Я предположил, что это может быть по-японски: мудаку, судоку - звучит похоже. А Грета спросила, знает ли Одетта, и мы пошли с Одеттой говорить.
Пока в зале перед Очагом не было никого из гостей, Одетта собрала в круг всех своих (правда, кажется, только простолюдинов - Квентина и Раймунда я в этом кругу не заметил), чтобы обсудить то, что нам стало известно от Ютты. Вспоминали, какой Дом ши носит чёрное и золотое.
- Не Балор ли?..
- А у них разве не чёрный с серебром?
- Чёрный с серебром - это Скатах, - припомнил я. - Может, посмотреть в книгах?..
Тут кто-то вспомнил про Дом русских ши, Варич. Это вполне увязывалось с тем, что убийца был иностранцем. Правда, я думал про себя ещё и о том ши, носившем цвета Фиона, что приходил за мной. Мог ли это быть один и тот же ши? Я стал говорить о том, что ши может и переодеться в чужие цвета, но мне возразили, что на бой ши обычно всё-таки идут в цветах своего Дома. Если ши Варич прикинулся Фионой, мог ли я не распознать иностранца? Или всё же двое ши были в сговоре?..
Ещё Ютта упомянула, что убийца, со слов Поллукса, обвинял Адальберта во владении холодным железом. А, говорят, ши Варич к слухам о холодном железе особо нетерпимы. Мы все сразу смекнули: это всё Клементина и её механизмы и железяки! Это она подставила Адальберта и смылась на орнитоптере.
- Найду её и оторву ей голову, - мрачно пообещал я.
- Это она призвала фоморов, - говорил Юген. - Полчища фоморов.
- А хозяина ты не уберёг, - напомнил я.
- А тебя вообще там не было!
- Да если бы я там был, я бы там и лёг!
- Юген тоже сражался, - примирительно заметила Грета.
Сход закончился, как вдруг Юген закричал, что он "всё понял", побежал в кабинет барона и приволок картину, почти полностью затянутую паутиной. Когда паутину убрали и отдали слуагу Лиховиду, оказалось, что на картине была изображена леди ши, чрезвычайно похожая на нашу гостью, - а чтобы сомнений и вовсе не оставалось, рядом с ней художник нарисовал чёрную кошку, точь-в-точь Лиз. Когда все посмотрели на портрет, я настоял на том, чтобы вернуть картину на место: если барон считал нужным хранить её в кабинете на шкафу, значит, там она и должна находиться. Кто-то объяснил, что леди уже бывала в Лебедином Утёсе в прежней жизни Адальберта, просто её никто не помнил из-за её принадлежности к Дому Бомайн - Дому, обречённому на забвение. И что этот Дом имел тесные отношения с людьми, почти как Скатах, но иначе, и вроде как даже переняли человеческую веру...
- Это они что же, христиане, что ли?.. - изумился я.
Недаром на белом плаще леди Бомайн был красный крест, ох недаром!.. Против простых христиан вроде моих родителей я ничего не имел, но слышал, что когда-то именно христиане открыли секрет использования холодного железа против фей. Всё становилось подозрительней и подозрительней, и мне начинало казаться, что фригольд в осаде.
Когда картину внесли обратно в кабинет барона, Лиз ворвалась следом и хотела было схватить стоявший там портрет Адальберта. Я потребовал убрать лапы, поправил портрет и смахнул шерсть. Богганы и так забывали протирать его от пыли... Ещё не так давно, когда барон был жив, я не мог оторвать от него взгляда - мог просто слушать его голос, смотреть на его лицо, его жесты. Теперь же я не мог оторвать взгляда каждый раз, как оказывался перед его портретом - единственным, что осталось. Портрет не мог меня прогнать, и на него хотелось смотреть бесконечно, не обращая внимания на происходящее вокруг, становившееся вдруг совершенно неважным. Поэтому я не сразу понял, когда позади меня раздался смех леди Бомайн.
- У нас не принято смеяться над умершими, - сказала Одетта.
- Я смеюсь не над его смертью. Он был моим мужем, я знаю, каким он был... И вот каким он стал.
Подумаешь, мужем! У лорда Фиона в былые времена могло быть и больше одной жены, и это никак не было поводом ни претендовать на фригольд, и тем паче смеяться. Все, кто знал Адальберта действительно хорошо, относились к нему уважительно.
Одетта послала меня следить за Очагом, чтобы я не просиживал перед портретом. Но как только я вошёл в зал, мне сообщили, что назначена дуэль! Квентин вызвал леди Бомайн за то, что она говорила дурное об Очаге, фригольде и хозяине. Конечно, нарушать распоряжение Одетты было нехорошо, но за своих полагалось болеть - так ещё мой наставник говорил, когда по единственному в деревне телевизору показывали футбол. К тому же я беспокоился за избирательную зрячесть Квентина. Во время тренировок с Адальбертом он периодически пропускал удары - но когда на территорию фригольда пробралась хищная химера, Квентин одолел её как и подобает воину ши.
Местом дуэли была выбрана та самая площадка, на которой был убит Адальберт. Когда я прибежал, там уже собралась небольшая толпа зрителей, так что из-за их спин я практически ничего не видел и боялся что-либо кричать в поддержку Квентина, чтобы его не отвлекать. Поединок начался - и быстро закончился, так как был до первой крови. Квентин вышел победителем. Значит, Грёза признала его правоту как защитника. И почему Очаг ещё его не признал?.. Конечно, я понимал, что у Квентина наверняка была своя жизнь в Доме Дугал и становиться хозяином фригольда не входило в его планы, и всё же очень хотелось, чтобы Очаг поскорее попал в хорошие руки и на него больше никто не покушался.
Зеваки начали расходиться, а я пропустил всех вперёд и задержался, чтобы сказать Квентину спасибо. Сам он остался на площадке вместе с обоими Скатах, выступавшими в качестве секундантов, дабы осмотреть место убийства. Я вернулся к Очагу. Там всё время что-то происходило: то Эрих разговаривал с Очагом, то ши, пришедшая с леди Ривер, раскладывала карты.
Леди Бомайн предложила ей объединить усилия в прорицании, чтобы приподнять завесу тайны над гибелью Адальберта. Для этого им была нужна или вещь, принадлежавшая барону, или его портрет. Выбрали второе, дабы собраться в кабинете барона. Одетта разумно пригласила Лиховида, который, как все слуаги, также был сведущ в прорицаниях, - трое могут работать эффективнее двоих, - однако леди Бомайн наотрез отказалась прорицать при слуаге, равно как при прочих посторонних. Выходило, что присматривать за ши, пока они будут в кабинете, будет некому.
- Но как же так?.. - спрашивал я Одетту, оставшись перед закрытой дверью кабинета. - Это ведь единственный портрет, копий нет... Что если с ним что-то случится?..
Повода портить портрет у ши, разумеется, не было. Но результатов прорицания они нам попросту не сообщили. Вот и кто так делает? Вот так и пускай их к портрету. Адальберт был нашим хозяином, мы имеем право знать. А теперь это выглядело даже не как осада, а как будто мы были в нашем же фригольде лишними.
Я отлучился проверить портрет, как вдруг из зала послышался шум. Кто-то из местных поссорился с Лиз за то, что она говорила про барона гадости. Одетта велела обеим сторонам извиниться. Хорошо, что меня при этом не было, иначе дело закончилось бы дракой.
Затем на кухне окружили нокера Йокке, который обмолвился, что Клементина была его наставницей, и решили допросить. Даже паяльник не понадобился - Йокке отвечал на вопросы добровольно. Но он знал только, что в какой-то момент Клементина пропала из мастерской (и, видимо, появилась в Лебедином Утёсе), а когда она пропала у нас - в мастерской не появлялась. Куда она могла направиться, Йокке не знал, и о её делах с холодным железом - тоже.
Откуда-то всплыли слухи о том, что несколько фригольдов в окрестных городах были уничтожены холодным железом. А Эрих, зайдя на кухню, рассказал, что слышал о некоем безумном сатире, который бродит по Огненной марке, и предположил, что это может быть Поллукс. Я удивился: Пол ведь в клетке! В той, что люди называют полицейским участком. Пришлось объяснить, что я при помощи хозяйского подарка - очков, видящих следы - проследил за Юттой до Крумбаха, но пробраться в участок не смог бы, потому остался снаружи и ничего не слышал, но видел Пола. Было решено, что Полу нужен Осенний адвокат, если его в самом деле подозревают в убийстве Кастора.
А следом и ши Бомайн стала задавать странные вопросы, и от неё уже нельзя было так же легко отделаться, как от кошки. Она спрашивала, не приносил ли барон Адальберт во фригольд холодное железо - и, конечно, мы не могли озвучивать наши подозрения относительно Клементины, ведь поди докажи, что барона подставили, а не имел место сговор. Но мы вполне честно отвечали, что если бы во фригольде появилось холодное железо, мы бы это почувствовали, и Очаг бы среагировал. Я заверял, что Адальберту и в голову бы не пришло прикасаться к холодному железу, и что холодным железом во фригольде даже не пахло. В конце концов, насколько плохо нужно знать Адальберта, чтобы предполагать такое?.. Для таких истинных детей Грёзы, как он, близость холодного железа была бы попросту губительна.
- Вы предлагаете мне поверить словам пака?.. - поинтересовалась леди Бомайн. - Паки всегда врут.
- Я не вру, когда речь идёт о важном, - насупился я. - А важнее доброго имени хозяина нет ничего.
- Этот пак находился рядом с бароном и знает лучше вашего, - возразила Одетта. - К тому же своему паку вы верили, когда она говорила, что ничего не украла. А мы верим нашему.
- Хорошо, они могут положить руки в пламя Очага, посмотрим, кто прав.
- У меня рук всего две! - запротестовала Лиз.
- А у меня есть хвост, - напомнил я. - И мне его не жалко. Могу и в огонь сунуть.
Я уже не боялся бывшей жены Адальберта, хоть она и была ши. Словно сам Адальберт стоял у меня за спиной. Я мог прямо сказать, что беспочвенные подозрения - это вообще-то клевета и я могу за такое и на дуэль вызвать. Конечно, ши ни за что не примет такой вызов, но оттого он не становился менее серьёзным.
- А ваш хозяин не начинал вести себя странно в последнее время? - продолжала расспрашивать леди Бомайн. - Вы знали Сванту? И что между ними произошло?
Конечно, мы знали Сванту. Троллица гостила у Адальберта некоторое время и пользовалась его большим расположением. Вернее, не пользовалась: хотя он позволял ей то, чего не позволял не то что другим гостям, но даже и своим подданным, например, заглядывать в сокровищницу, - Сванта вежливо отказывалась злоупотреблять гостеприимством. А, как известно, чем холоднее и недоступнее объект чувств ши Фиона, тем сильнее разгораются эти чувства. По мне, так Сванта сама себя лишила многого - любая женщина и любой мужчина только мечтать могли об Адальберте. Но она уехала, и это вовсе не сломило барона, хоть он и болезненно переживал разлуку. Какая связь может быть между его грустью и холодным железом, где бы оно ни было, даже если Кастор в самом деле был им убит?!..
- Когда сердце разбито, обычно идут на преступления, разве нет?
- Сейчас сердце разбито у всех нас! - воскликнул я. - И что же, мы совершаем преступления?..
Ши странные. И иногда судят по себе. Считать кого-то преступником только на основании разбитого сердца? И эта леди ещё что-то говорила мне об отсутствии доказательств?..
Было решено, что все гости поочерёдно поклянутся перед Очагом, что не принесли во фригольд холодное железо. Эрих поклялся и за тех, за кого поручился, и за себя - хоть это и стоило ему немалой траты глэмора. Я проследил, чтобы не забыли и о втором ши Скатах, и только тогда ушёл на кухню за пивом. Очаг и так был слаб - и кто мог бы желать погубить его, спрятав холодное железо при себе?..
Вернувшись, я увидел леди ши, пришедшую с Ривер, - она сидела, низко опустив голову.
- Вы в порядке?
- Да. Просто устала.
- Кофе? Чай? Погладить лису?
- Погладить лису.
И она в самом деле меня погладила, затем подошёл Эрих и присоединился.
- Я помню, ты хотел со мной поговорить, - сказал я. - Когда мы с Гретой говорили с Квентином.
- Да. Мне нужна твоя помощь.
Я сразу вспомнил слова того ши, что хотел от меня помощи Эриху.
- Давай так, - предложил я. - Я помогу тебе, если ты ответишь на два моих вопроса. Но чем тебе может помочь простой пак?..
Эрих предложил поговорить наедине, и мы ушли в кабинет барона.
- Я поклялся Адальберту, что буду оберегать этот фригольд и его жителей, - сообщил Эрих.
Конечно, я не смог бы проверить, говорит ли он правду, но ши обычно не врут о таких вещах, как клятвы, - о таком не врут даже паки.
- Что ж, значит, мой первый вопрос теряет смысл, - сказал я.
- Что это был за вопрос?
- Не был ли ты врагом Адальберту.
- Нет, никогда. Я всегда восхищался им.
Адальберт не принял бы такой клятвы с кого-то, кому бы не доверял. Значит, я тоже мог доверять Эриху.
- Тогда вот первый вопрос. Как ты связан с ши, который одевается в цвета дома Фиона? Не так, как нормальные Фиона, такие, как Адальберт, которые могут одеться как угодно, но по ним и так видно, что они Фиона, - а как бы... слишком. Так, чтобы за два километра заметили, что он Фиона, и понимаешь, что это совсем не Фиона.
- Боюсь, я такого не знаю.
- А он говорил о тебе, - прищурился я.
- Обо мне?.. И что он говорил?
- Говорил, что если я не помогу тебе, будет плохо. И мне, и всем. Мне, конечно, терять уже нечего, но я не против тебе помочь, просто хочу понять. Ещё тот ши говорил о Раймунде. Что если его кто-то обидит, ему, опять же, будет плохо. И что новый хозяин фригольда должен будет его отпустить.
- Странно. Я знаю только одного ши, который знает и меня, и Раймунда, - это Элоис ап Эйлунд.
- Наставник Раймунда? - насторожился я. - Но я его видел. Впрочем, вы, ши, умеете ведь менять внешность?.. Мог ли он убить Адальберта?
- Нет, - с уверенностью сказал Эрих. - Он никогда не желал Адальберту зла.
Мог ли я верить ему в этом? Эрих явно был склонен думать о других лучше, не замечая дурных намерений, и колдуну Элоису ничего не стоило бы его обмануть и просто использовать для освобождения Раймунда. И почему я сразу не сообщил Адальберту, что у Раймунда есть покровитель?.. Или это не помогло бы, барон не стал бы меня слушать?..
В этот момент нас прервали - кабинет постепенно превращался в проходной двор, куда все уходили поговорить, - и, решив, что мы уже всё обговорили, я ушёл на кухню. Эрих вскоре нашёл меня там.
- Нас прервали, - сказал он.
- Я уже услышал всё, что хотел, - пожал плечами я. - На мой второй вопрос ты ответил сам.
- И какой это был вопрос?
- Что тебя связывает с Раймундом. Но в таком случае у меня остался ещё один вопрос, верно?
- Верно.
- Ты знаешь что-нибудь о русском ши?
- Нет... ничего.
- Что ж, тогда я не понимаю одного: если ты поклялся Адальберту хранить этот фригольд, почему ты просто не возьмёшь Очаг?
- Не всё так просто. Сначала мне нужно кое-что найти. В этом ты и можешь мне помочь. Вдруг ты что-то знаешь о том, как договариваться с Очагом?..
- Об этом я ничего не знаю, - честно признался я. - Я пришёл в этот фригольд уже после того, как Очаг принял Адальберта.
Когда мы ушли с кухни и проходили мимо кабинета, там оказалось неожиданно людно: Одетта, Мист, Грета и другие обитатели фригольда. Квентин работал над найденной шкатулкой с письмами Адальберта - как Дугал, он мог избежать всех ловушек в механизме. Да, нехорошо читать чужие письма, но только так мы могли понять, были ли у барона недоброжелатели, - так что я просил не шуметь, чтобы не мешать Квентину. Шкатулка открылась, и Одетта стала перебирать бумаги; Эрих сказал, что там должны быть и его письма.
Она нашла любовное письмо, очень длинное и написанное очень красивым почерком, и не стала его читать. Нашла письмо настолько банальное, что её передёрнуло и она отложила и его тоже, сказав, что его можно будет прочесть потом. Я предложил дать его прочесть мне - я готов был пожертвовать собой на случай, если в этом письме окажется что-то важное, но Одетта уже листала дальше. В шкатулке лежало несколько писем от Вильгельма Локка подряд. Он весьма официальным языком сообщал о задержках заказа, о трудностях, связанных с работой с опасным материалом, и, наконец, о том, что требования заказчика могут привести к гибели работников. С каждым письмом голос Одетты становился всё более упавшим. Она велела открыть дверь, говоря, что нам нечего скрывать, а я просил дверь закрыть - недоброжелателям было вовсе не обязательно знать о делах барона.
Почему все сразу подозревали самое худшее? Разве химерический материал не мог быть опасным?..
Ещё было длинное и пространное письмо от Элоиса ап Эйлунд, в котором излагалась чуть ли не вся история Грёзы, упоминались фоморы, и заканчивалось всё предостережением не следовать по опасному пути. И письмо, отмеченное вместо подписи знаком змеи - знаком Дома Балор, - о том, что свидетель устранён и караван может пройти беспрепятственно. Дочитав, Одетта велела позвать всех - и местных, и гостей. Все набились в кабинет, и Одетта объявила, что нашла в вещах Адальберта холодное железо (было ли это правдой?..), что он заказывал изделия из холодного железа у Вильгельма Локка и переправлял их кому-то из Дома Балор.
Наверное, все были шокированы. Я тоже был не настолько глуп, чтобы отрицать подтверждённое. Но мне почему-то всё ещё казалось, что кому-то, кроме меня, может быть важно, кто убил Адальберта. Я уже ничего не хотел скрывать, я хотел рассказать всё о том ши, который находил меня и которому я по неосторожности помог, - но меня, как всегда, никто не дослушивал до конца.
- Есть ли тут хоть кто-нибудь, кто меня выслушает?.. - спросил я без особой надежды.
- Я выслушаю тебя, - вдруг сказал Квентин.
Я собрал всю волю в кулак, чтобы говорить как можно более кратко, не привирая и не приукрашивая. Я попытался успеть рассказать, что тот ши, притворявшийся Фионой, хотел знать, кто обижает Раймунда, и что Кастор толкнул Раймунда на Самайне и погиб... Но всё равно не успел. Одетта вызвала из толпы Раймунда, и всё внимание переключилось на него.
- Ты можешь покинуть фригольд? - спросила она.
- Нет. Только если хозяин фригольда освободит меня от клятвы.
- Кто-нибудь ещё знал об этой клятве? - спросил я. - Кроме тебя, Адальберта и твоего наставника?
Раймунд мне не ответил. А ведь это было важно! Если тот ши упоминал как обязательное условие, чтобы новый хозяин отпустил Раймунда, - значит, ему было известно о клятве, и значит, Элоис был наверняка причастен к заговору против Адальберта! А даже если Адальберт зачем-то удерживал Раймунда во фригольде против его воли - он не причинял мальчику вреда, и это не было достаточно веским поводом, чтобы его убивать. Что до холодного железа... почему никто даже не задумался о том, что Адальберта так же могли вынудить, заставить, обманом привести к клятве?.. Ведь всем известно, что ши горазды давать опрометчивые клятвы и из-за них творить что попало.
От всего, что было дальше, меня словно отделило стеной тумана. Здесь больше не было никого, кто был бы на стороне Адальберта, и я заслонил собой его портрет, как если бы мог защитить его от обвиняющих слов и мыслей, а потом просто остался рядом с ним, когда все ушли. Эрих вскоре вернулся - или остался, я уже не помнил точно. Сел в кресло за моей спиной, гладил меня по голове, много говорил о том, что постарается, чтобы во фригольде всем было хорошо, - поскольку я не оборачивался, я его почти не слышал.
- Ты станешь хорошим хозяином, - сказал я.
Это правда было лучшим вариантом из доступных. То, с каким восхищением Эрих когда-то смотрел на красоты Лебединого Утёса... едва ли он станет здесь всё переделывать. Наверное, он хотел сказать, что мне тоже будет во фригольде хорошо, но я уже понимал, что не останусь, хотя пока не имел сил об этом говорить.
Эрих тоже ушёл, а я всматривался в нарисованное лицо Адальберта, не замечая, что слёзы текут неостановимо. Могло ли это лицо быть жестоким, безжалостным?.. Несомненно могло. И всё же это было лицо ши - гордого, благородного, следующего за своей мечтой, какой бы она ни была.
Всё это уже было... всё это когда-то уже было. Когда горела Мельница, и чёрный дым заволакивал небо, - все так же легко отреклись от хозяина. Заклеймили злодеем и убийцей, потому что так проще - не сдержать данного ему слова, забыть всё то добро, что он сделал для каждого.
Зашла Грета, спросила, буду ли я присягать новому хозяину. Я покачал головой:
- Нет.
У меня был и есть только один хозяин. Смерть не меняла в этом ничего. Я столько раз за прошедшую ночь говорил, отвечая на вопросы, почему я, например, продолжал следить за Юттой: "приказ хозяина обратной силы не имеет". Кажется, я неправильно употреблял этот человеческий термин (впрочем, если бы я делал это правильно, это было бы слишком банально), но все, полагаю, понимали, что я имел в виду. Приказы должны быть исполнены. Клятвы - тоже. А что я мог сделать в исполнение своей клятвы? - Только отомстить. Пусть это не будет ни справедливым, ни правильным, - это будет моей платой за всё, что в этой жизни подарил мне Адальберт.
- Я не останусь, - сказал я, улыбнувшись. - Я хочу найти его убийц.
- Ты очень смелый пак.
Я засмеялся и снова покачал головой. Я был трусом - иначе сказал бы "нет" тому ши в фионском маскараде. Иначе нашёл бы способ пробраться к Полу. Иначе... Привычка дорожить своей шкурой въедается глубоко. Но и она постепенно отпадала.
Заходил Лиховид с озабоченным видом.
- Что-то ищешь? - спросил я.
- Правду.
О, правду найти нелегко. У каждого она своя - кому как не слуагам об этом знать? Говорят, слуаги всегда на своей собственной стороне. Но Лиховид что-то подолгу обсуждал с рыцарем Скатах, укрываясь в тени, и я не вслушивался.
Приходила та леди ши, которой я приносил кофе.
- Знаешь... из тех мест, где тебе было плохо, лучше бежать.
- А если - наоборот? - усмехнулся я. Мне было слишком хорошо здесь. Было.
- Есть у людей такое выражение: твой дом там, где твоё сердце.
- То, что в моём сердце, теперь всегда будет со мной.
Она поцеловала меня в макушку и ушла. Такая хорошая. Ши - не все, но многие - такие хорошие. Такие красивые, так много знают, и ничего не боятся. И Квентин, и Эрих, и Раймунд тоже, хоть он пока и маленький. Все они достойны и любви, и верности. Но никто из них не был Адальбертом.
Снова вошла Грета.
- Хочешь, хозяин подарит тебе этот портрет?
- Я ведь и так его помню, - ответил я. Я так много смотрел на портрет, что мог, закрыв глаза, представить его до мельчайшей чёрточки.
- Но ты этого хочешь?
- Пожалуй, да. Хочу.
Да, я сам не хотел, чтобы те вещи, которым их место определил Адальберт, куда-то перемещались. Но пора было признать, что Лебединый Утёс больше не был фригольдом Адальберта с вассалами Адальберта. Рано или поздно портрет уберут в недра сокровищницы, где он будет пылиться в забвении. Уж лучше пусть он будет с тем, кто никогда о нём не забудет.
Ещё заходила Одетта. Кажется, ей я тоже сказал о том, что наутро уйду.
- Ты можешь попросить хозяина отдать тебе этот портрет, - сказала она.
Похоже, я был прав и никто не хотел, чтобы портрет оставался во фригольде.
- Он отдаст, - ответил я с уверенностью. Я ещё не получил согласия Эриха лично, но не сомневался в том, что он не откажет.
- Мы все его любили, - произнесла она и накрыла мою ладонь своей. - Он совершил ошибку, но мы все его любили.
Пусть и в прошедшем времени, но мне важно было это услышать. Когда Одетта убрала руку, я поймал её ладонь и сжал:
- Я знаю. Спасибо тебе.
Приходили вместе Ютта и Раймунд. Он спросил:
- Зачем всё-таки ты меня подставил? Зачем подсунул ту головоломку?
- Такова была воля хозяина, - ответил я спокойно. - Он сказал, что так нужно.
- Ясно, - ответил Раймунд, всецело удовлетворившись таким объяснением либо тем, что сам в этом услышал. После они говорили между собой, уже не обращая внимания на моё присутствие.
- Вот видишь, читать иногда полезно, - говорила Ютта.
- Кажется, сегодня я прочитал много лишнего, - отвечал Раймунд.
Если бы я знал, разве я позволил бы прочесть письма Адальберта? Если бы я знал... Но ни один ши никогда не посвятит в свои дела простого пака.
Мист приходила тоже.
- Я тоже могла бы сидеть здесь, - сказала она, и в тоне её голоса слышалось большое невысказанное "но".
- Но ты знаешь, где ты нужнее, - ответил я.
Даже будучи оруженосцем, тролль Огненной марки принадлежал Огненной марке. Я бы никогда не стал осуждать Мист за то, что она не осталась с Адальбертом, потому что рано или поздно она всё равно покинула бы его.
Эрих заходил ешё раз передал мне долю глэмора из Очага. Это означало, что Очаг признал его и для обитателей фригольда всё возвращалось на круги своя. Когда Эрих вышел, я отдал часть глэмора портрету. Где бы Адальберт ни был сейчас - быть может, Грёза передаст ему весточку?.. Даже люди держат при себе вещи, принадлежавшие тем, кого они любят, в надежде, что это создаст связь сквозь расстояние и время. Почему бы и феям не верить во что-то похожее?
В последний раз Эрих пришёл, когда ночь уже подходила к концу. Снова говорил, спрашивал. Я снова отвечал, ничего не утаивая, что уйду и буду искать убийц Адальберта, и лишь мысленно надеялся, что мне никогда не придётся стать с Эрихом врагами.
- Надеюсь, однажды у тебя будет что-то кроме этого портрета, - сказал Эрих.
- Этого уже много, - возразил я.
- Ты всегда сможешь приходить сюда.
- Спасибо. Не уверен, что понадобится, но мне правда ценно знать, что у меня есть место, куда я могу возвращаться. И я рад, что у фригольда будет хороший хозяин.
Эрих говорил ещё что-то, гладил меня по голове, я опять слышал его плохо, но вправду был тронут.
- Я справлюсь, - пообещал я. И строго добавил: - И ты справишься. Я в тебя верю.
- Спасибо, что веришь в меня, маленький лис, - улыбнулся Эрих. - Я тоже верю в тебя. И он в вас верил. В каждого из вас, - сказал он и вдруг тоже заплакал.
Это было так неожиданно - плачущий ши, что я, не переставая плакать сам, обнял его, насколько мог дотянуться снизу до сидящего в кресле, гладил по плечам.
- Теперь я могу плакать о нём, - проговорил Эрих. - Он был самым волшебным.
- Да, - только и мог согласиться я. - Да.

ИтогиНаутро Лышко действительно уйдёт, прихватив с собой портрет и - на всякий случай - какую-нибудь принадлежавшую Клементине вещь, и добрый Эрих очень зря отпустит живым того, кто так много знает. То есть немного, на самом деле, но больше, чем ничего.
Лышко пойдёт к Вильгельму Локку - единственному союзнику Адальберта, которого знал по имени - и сообщит о том, что барона убил некий Варич и что Клементина смылась на орнитоптере. Упоминать о том, что о содержании писем известно всему фригольду, не станет. Вероятно, после этого Локк быстренько соберёт чемоданы куда-нибудь в Перу. Конечно, когда Клауд узнает, чем занимался выпускник его мастерской, он захочет и не поленится крепко пожать Локку шею, но - доживёт ли Клауд до этих времён, вопрос открытый.
Также Лышко попросит Локка связать его с теми союзниками Адальберта, кому сможет быть полезен. И, вероятно, Теневой Двор найдёт, как использовать лиса - и будет это недолго, зато нескучно. А что самое смешное - Лышко, похоже, так и будет оставаться Благим. Потому что нет ничего страшнее вкрай упоротого Благого, для которого цель, которую он считает правильной, оправдывает любые средства. "Разбитое сердце приводит к преступлениям", всё так, всё так.
А что до тайника, и кто успеет к нему быстрее... Ну, на Йоле в Даларне сейчас не только Ласар и Златояр, но и Белозорь, который всегда готов вписаться в кипеш за Грёзу. (И чо-т теперь так и вижу очами души своей эту троицу: Алый Альв, весёлый и злой(тм), в своём плаще, сосредоточенный и собранный Златояр в чёрном, и хищно-напряжённый в предвкушении крови Белозорь. Рисовать не умею - хоть пиши.) В остальном, опять же, - вопрос открытый.
Финал этой заварухи оставляю на откуп мастеров, ибо очень интересно, чем всё может закончиться!

БлагодарностиСпасибо Беркане и Мориэль за игру, за ещё одну историю в Грёзе! Эта история получилась очень интересной, красивой и завершённой. Тот случай, когда не было слишком легко и очевидно, но и не перемудрили - каждый смог внести свою деталь в общую картину, и существовало несколько вариантов решения. А ещё было очень атмосферно, и живые детали фригольда добавляли погружения - и огоньки, и портреты, и паутина на одном из них, и шкатулка с письмами, и артефакты... Очень люблю, когда минимум моделек, максимум материального воплощения. Делайте так ещё, много игр про фей не бывает, всегда нужно больше игр про фей!
Спасибо соигрокам! В особенности - всем обитателям (и выпускнику) Лебединого Утёса. Мне как-то раньше не доводилось играть постоянных жителей фригольда, все мои персонажи были либо гостями, либо хозяевами. А тут - это удивительное чувство, что мы все, очень разные, действительно были одной семьёй, держались друг друга и доверяли друг другу.
Спасибо Птахе за солнышко Эриха, у фригольда будет хороший хозяин! И пусть будет подольше. Восхищаюсь тем, насколько разные у тебя Скатахи.
Спасибо Амарту за Квентина, это прекрасное сочетание кажущейся хрупкости и истинно дугальской железной воли! Пусть он обязательно встретит Нэйла - это тоже красивая история, о возможности дождаться множество жизней спустя
Спасибо Райне за Одетту, у которой хоть и не было племянников, но она в самом деле ощущалась строгой, но внимательной и заботливой тётушкой всего фригольда. Совершенно не раздражает занудство, когда так фонит тролльской надёжностью, уютом и теплом!
Спасибо Асмеле за Ютту и Люции за Раймунда - наших младших, так рано оказавшихся втянутыми в столкновения интересов сильных мира фей. Вы были очень непосредственными и искренними, и вас хотелось защитить - по крайней мере игроку, ибо Лышко было не до всего. И, конечно, отдельное спасибо за то, что подхватили осиротевшие роли и спасли сюжет!
Спасибо Ортхильде за Мист и Тохе за Лиховида - тролль-оруженосец на страже Грёзы и слуаг, который всегда незаметно где-то рядом, очень гармонично уравновешивали друг друга и стали неотъемлемой частью нашего разношёрстного фригольда.
Спасибо Оливии за леди Бомайн - это очень интересный Дом ши, на который я раньше не обращал должного внимания, но после такого красивого образа захотелось вкурить глубже. Спасибо Руш за Лиз - кошка была такая кошка, распространяющая хаос и спонтанность!
Спасибо Луару за Йокке - неунывающего нокера, спасибо Той и Кесс за ши-с-картами, спасибо Анрилу за сурового Скатаха! Хоть и пересекались мало, вы были колоритны и хороши.
Также спасибо Кшись, нарисовавшей Адальберта таким, что в него невозможно было не влюбиться!
И ещё раз спасибо всем-всем за взаимодействия - даже если оные были совсем короткими, почти каждый из персонажей сказал лису какие-нибудь правильные и запоминающиеся слова. Это был поистине значимый Йоль, и ощущение поворота - несмотря на то, что игра с Йолем по датам не совпала.

Посмотрел на обилие нокеров в этой истории, и теперь хочется сыграть нокера... когда-нибудь.
А от того, чтобы когда-нибудь поставить игру о фригольде Чёрная Мельница, меня сейчас удерживают две вещи: что я порвусь персонажно, и жёсткий сюжет...