Конечно, из кроткой Катерины, впервые оказавшейся в таком блестящем обществе, комический элемент явно не вышел бы, да и прошения не принято зачитывать вслух, - но она отлично провела время, внося по мере возможности фольклор про вупырей. Быть может, вместе с прошением доберётся до Петербурга - но это будет уже другая история.
Воскресным утром я в очередной раз взял премию "бытовая травма месяца" - как?полез в птахин рюкзак за балетками, вытащил, погладил платье, сел гуглить добиралово и заметил, что белая клавиатура в кровище. И что кровища - из большого пальца. Заклеил, недоумевая, чем мог поцарапаться, пока не вспомнил, что в рюкзаке была катушка ниток с иголкой, на которую я и наткнулся. И белый утюг, разумеется, в кровище тоже. Н-наблюдательность, хорошо, что платье не белое!
![:facepalm:](http://static.diary.ru/userdir/0/0/6/7/0067/67280105.gif)
Потепление - это...это когда выходишь выносить мусор и пробираешься вброд по щиколотку, и опции "обойти лужу" не предусмотрено, так как весь двор - одна сплошная лужа. Но и в центре, по Ордынке, я шёл примерно так же: либо плывёшь, либо скользишь по наклонной плитке. Кто вообще придумал плитку для городов, в которых случается гололёд?.. А играли в довольно приятном месте - гриль-баре Лавка. Он небольшой, но по-домашнему уютный и с нейтральным антуражем. Стоит иметь в виду.
Прекрасное розовое платье, отливающее в золотой, долго ждало своего часа, но не всё так просто.когда я его примерил (и хорошо, что примерил! Слишком привык, что все платья в доме мои)) - оказалось, что оно на двоих меня. Было установлено, что когда-то оно принадлежало Вере и что подшить его прямо на мне невозможно - разве что перешивать лиф целиком, - зато возможно заколоть парой булавок на спине, чтобы я не вываливался из декольте. А других платьев, что подошли бы на восемнашку, у меня не было - ну, кроме белого форратьерского, которое очень уж претенциозно-свадебное. Так что перед игрой меня спасли булавки Эри - и шарф в качестве пояса, который на меня намотала Векша по идее Тёрн. Во-первых, кремовый шарф был весьма под цвет платью, а во-вторых, так у меня (именно у меня, а не у платья)) появилась талия - и я при этом мог дышать! Спереди приколол камею, и получилось совсем хорошо. Жду фоток, но, кажется, платье имеет смысл переотдать Беркане, дабы не мучить добровольцев каждый раз.
Екатерина Згуслая. Отчёт отперсонажный, традиционно эпизодами, возможны неточностиГубернатор граф Пётр Александрович принимали Её императорское величество во дворце в Липках, принадлежавшем некогда моему деду по материнской линии. Когда я вошла, фрейлины как раз обсуждали, что за розовая солома валяется на полу, а Его сиятельство губернатор объясняли, что это специально насыпано от сырости. Я сказала, что это не солома, а сено.
- А сено, что ли, лучше?
- Не лучше, но мягче и пахнет приятно.
- Так неужели Её величество императрица должна ходить по сену?
- Её императорское величество достойны ступать по облакам, но за неимением оных...
- И красная ковровая дорожка уже устроена, - заверили Его сиятельство.
- Красная? Как это вульгарно, - сказала старшая из фрейлин.
- Так ведь, с вашего позволения, - заметила я, - это не красный, это бордо.
Её императорское величество вернулись из поездки в Лавру и жаловались, что у кареты слетело колесо и пришлось часть пути проделать пешком, потому как в Киеве ужасные дороги. Однако, невзирая на это обстоятельство, наверняка испортившее Её величеству настроение, Её величество подошли к каждому, кто склонился перед Её величеством в поклоне, и каждого поприветствовали, включая иностранных гостей; когда Её величество приблизились ко мне, я думала, у меня сердце выпрыгнет из груди. Кажется, Её величество спрашивали моё имя, и сказали что-то ещё такое обо мне хорошее, чего я никак не ожидала удостоиться. Затем Её величество сказали, что желают говорить с генерал-губернатором, и заняли место, причитавшееся Её величеству.
После ко мне подошли Его светлость князь Григорий Александрович, также спросили моё имя.
- Вы здешняя?
- Да.
- Здесь есть кто-то с вами из родственников, или вы одни?
- Я одна. Отец преставились, матушка болеет, сестра замуж вышла, братец маленький ещё...
- В таком случае вам придётся представиться самой.
- Катерина Харитоновна Згуслая.
- О, Екатерина, - князь улыбнулись, и даже склонились к моей руке.
- Я с прошением к Её императорскому величеству...
Князь пригласили присоединиться одну из фрейлин, Варвару Александровну, сказав, что она также уроженка этих мест, и спросил, не родственницы ли мы.
- Представьте же нашу гостью государыне, - сказали Его светлость.
Варвара Александровна подвела меня к Её величеству, мы обе сделали реверанс.
- У меня прошение к Вашему императорскому величеству, когда Ваше величество пожелают его выслушать...
- О чём же вы печалитесь?
- Да как можно печалиться, когда Ваше императорское величество наш скромный край своей милостью осеняют!
- Вот, я то освещаю, то осеняю... Вас кто-то обидел?
- Не то чтобы обидел, Ваше императорское величество, да только заступиться за меня больше некому: отец скончались, матушка болеет, сестра замуж вышла, живёт далеко...
- Так это же хорошо, - сказали Её величество, - если замуж.
- ...А брат ещё маленький, и некому за меня заступиться. А дело в наследстве...
- Вот о том я и спрашиваю, в чём обида.
- Не то что обида, да только несправедливо вышло, что наследство дядюшки моего всё моему куму досталось, хотя в родстве мы одинаковом. Дохода я иного не имею, потому нет даже приданого, и на Вашего императорского величества милость вся моя надежда.
- Наследство, значит... мы рассмотрим ваше прошение. Варвара Александровна, возьмите у неё бумагу и передайте Алексею Наумовичу.
Я с поклоном отошла к прочим дамам, что беседовали между собой и с вельможами, сетуя на то, что им придётся расположиться на квартирах, как солдатам, хоть и с видом на Днепр.
- Если бы имение моего покойного дядюшки было моим, я бы вас пригласила, - сказала я.
Я заметила, что старшая фрейлина, графиня Александра Васильевна, всё время дружески препирается со Львом Александровичем, и их обоюдное остроумие служит немалому развлечению окружающих.
- А у вас... ниточка торчит! - указала графиня в ответ на очередную колкость.
- Как это мелко, - отвечал тот.
- Если ниточка, то скорее - длинно, - поправили Его светлость князь Потёмкин.
- Говорят, если ниточка прицепилась, то кто-то на вас глаз положил.
- Ниточка светлая, значит, блондинка, - добавила я.
- И надобно ниточку на палец намотать, чтобы узнать имя своей невесты.
- Это как я узнаю, если намотаю?
- А сколько оборотов, такая и буква. Правда, все в основном на букве Б останавливаются: ниточки короткие.
- Аз, буки, веди... А какие есть имена на букву Г?
- Галина.
- Или Георгий, - сам себе ответил Лев Александрович.
- Ваша невеста - Георгий?!..
Так принялись вспоминать разные, в том числе иноземные, женские имена, хотя то, что называли, было, как мне казалось, названиями цветов: Георгин, Гортензия... Сама я припомнила имя Глория, хоть так чаще называют лошадей.
Александра Васильевна всё желала Льву Александровичу к полу прилипнуть и подозревала, что он в зеркалах не отражается, да грозилась пригласить его в анатомический театр.
- Так то вупыр, если не отражается, - сказала я.
- Не вупыр, а вомпер.
Ещё Александра Васильевна сказала, что вомперы, хоть и вылезают из своих могил, могут быть румяными, совсем от человека неотличимыми, - очень это было удивительно.
- Они ведь мёртвые, - возражала я. - И оттого бледные.
Всем сразу сделалось интересно про вупырей: откуда они берутся и где водятся.
- У нас говорили, что один мужик так сильно при жизни любил выпить, что после смерти сделался вупырём, - припомнила я.
Но в то, что среди нас вупыр может быть, я не верила: во дворце средь белого дня было светло, а всем известно, что вупыри света боятся и появляются только ночью.
Один из зарубежных гостей, доктор Рэдклифф, сопровождавший графа Фалькенштайна, хорошо говорил по-русски и охотно участвовал в беседах, и угостил всех гранатовым вином, когда Её императорское величество провозгласили тост - как часть того, что немцы называют "фолклор".
- Гранаты - это такие камни?..
- Говорят, одного вельможу лечили алмазной крошкой, отчего он и умер.
- Камни полезны, только если их прикладывать к телу, - сказал доктор Рэдклифф.
Её императорское величество сказали, что в Петербурге в Кунсткамере большая коллекция минералов, только женщинам туда нельзя, потому как каждому посетителю наливают рюмку водки для храбрости.
- А ещё есть камень куриный бог, - сказала я. - Как раз вупырей отпугивает.
- Это какой? - поинтересовался доктор Рэдклифф.
- А это если в нём дырочка насквозь. Ещё можно веточки рябины крестом связать - тоже от вупырей помогает.
- Ну, крест - это само собой...
- Только непременно рябины.
- А ведь у нас тоже есть поверье, что рябиной можно отпугивать сидов.
- Кого?..
- Сидов, ши. Маленький народец, живёт в холмах.
- Это, что ли, как татары?
- Нет, скорее, как... духи природы. Как у вас леший.
- А! Леший и кикимора тоже рябины боятся.
- Кикиморы боятся? А домовой - он чего боится?
- А домового обижать не следует, его угощать надо молоком или сметаной.
- Вот, значит, как...
- А ещё есть банник, который живёт в бане. И можно гадать так: выставить в баню, простите великодушно, голый зад, и если банник мохнатой лапой погладит, то муж будет бородатый, если гладкой рукой - то молодой и красивый, если шлёпнет - то муж бить будет...
- Надо же, какой... любопытный обычай.
- А в овине живёт овинник...
- А вы правда во всё это верите? Или это просто... как это называется... сказки?
- Сказки мне матушка тоже на ночь рассказывала. Но края у нас такие - на три поместья и один хутор церковь одна, а кругом леса, поля, - что и гувернантка моя, немка, во всё поверила.
- Надо же. Хорошо, когда сохраняют старые обычаи...
И он стал говорить о том, что на его родине лесов почти не осталось, всё застроили большими городами с фабриками, и хоть он и сторонник прогресса, но всё же хотел бы чаще бывать на природе; видимо, эта тема взяла его за душу.
- Бывайте у нас почаще, - сказала я. - А то и оставайтесь: дохтур нам нужен.
- Я буду сопровождать императрицу, но, думаю, мы непременно ещё увидимся, - и он дотронулся пальцами до моего локтя, явно не случайно. Пальцы у него были холодными.
Мы говорили вдвоём, как это называется - тет-а-тет, - дольше, чем того позволяли приличия, так что он мог бог весть что обо мне подумать; но я была благодарна ему за то, что он занимал меня, покуда Её величество играли в карты с подданными.
Когда доктора Рэдклиффа спросили, какое место из его путешествий понравилось ему больше всего, я ожидала, что он ответит нечто патриотичное, как обычно бывает, - но он заговорил о далёком севере, где много водопадов, которые не замерзают летом. Ещё говорил, что видел много разных людей, и что люди в разных странах не так уж сильно меж собой различаются.
- У христиан, пожалуй, и правда есть общее, - признала я. - Но есть ведь и дикари. Даже с пёсьими головами. Вы таких видали?
- Нет, с пёсьими головами не видел. Но видел людей с жёлтой кожей, и темнокожих - но темнокожих, наверное, и вы здесь видели.
- Нет, я сама не видала, но слышала, что в Петербурге есть пажи, сиамские принцы, и кожа у них тёмная, как... как земля.
- Да, у людей, которые живут на юге, где очень жарко и много солнца, кожа тёмная, чтобы не сгореть на солнце. Вы ведь на солнце загораете?
- Да, конечно. Так, значит, это они просто загорели сильно?
- Нет, они такие от рождения. Это как-то передаётся от родителей потомкам... как и цвет глаз, и даже характер.
- Это правда: у деда моего глаза были тёмные, и у меня тёмные.
Об этом ещё мой дядя знал, когда собак и лошадей разводил, - а всё же этот доктор много знал и много где побывал, так что даже удивительно было, что он успел повидать столько, будучи таким молодым. Говорил, что у него от природы кожа светлая, оттого он на солнце может обгореть; я уж не стала ему говорить о том, что для нас белокожесть - признак болезненности, ибо здоровый человек крепок и румян, а известно, что белая собака или лошадь нежнее здоровьем, нежели пегие, - а то, чего доброго, обидится.
Ещё он говорил, что в ихней Академии наук слушает и читает лекции, это вроде как уроки, по анатомии, сиречь устройству человека изнутри. И рассказывал, что у них в Англии охотятся на лисиц, и дамы также охотятся верхом, - но этим нас было не удивить: и у нас дамы на охоты ездят, и сама Её величество императрица славится любовью к охоте.
- У вас, я слышал, охотятся и на медведя?
- Охотятся, но дальше на севере. Здесь всё больше на зайцев да на фазанов.
Подошли Его светлость князь и стали рассказывать, как охотятся на медведя: что надобно его поднять, чтобы он на задние лапы встал и пошёл на охотника, а затем ударить рогатиной прямо в сердце, - и вот уж это даме будет не по силам. Я хотела ещё сказать, что собака лайка, чтобы медведь поднялся, кусает его за яйцы, но подумала, что будет неприлично.
- А ежели медведь охотника повалит, - говорили Его светлость, - то может кожу с головы содрать вместе с волосами.
- Так хорошо, что только волосы, а не голову, - сказала я.
- Но разве можно без кожи на голове жить?
- А парики как же?..
Доктор Рэдклифф всё восхищался, что в России много мехов, - но так у них и зим таких, как у нас, не бывает.
- А правда, что у вас в Англиции русских медведей покупают и потом в тиятрах травят их собаками? - спросила я доктора.
- Этого я не знаю. Театры - простонародное развлечение, я в них не бывал... Но точно покупают шкуры, и знаю, что русские торговцы приплывали ещё при королеве Елизавете.
Он был весьма сведущ в истории, - или, быть может, о России за морем говорят много. Я спрашивала ещё:
- А правда, что в Англиции есть морские разбойники?
- Зачем нам разбойники? У нас есть флот!
- У нас тоже теперь есть флот, после императора Петра Алексеевича, - сказали князь Потёмкин. - А я слышал, королева пирата в рыцарское звание произвела.
- Это правда: за заслуги перед короной.
Значит, всё-таки были пираты, - или те, которые лыцари, за разбойников уже не считались?.. Чудное дело, когда у королевы так денег мало, что ей пираты награбленное отдают.
- А я слышал о новгородских пиратах, - сказал Рэдклифф.
- Новгородских? Может, то казаки были?..
Это, видимо, давно было, ещё до Петра Алексеевича, а то и до Ивана Васильевича, - у нас бы эдакого беззакония не позволили.
Когда речь зашла о волках-людоедах, подошёл и Лев Александрович:
- Вспоминается мне история о жеводанском волке.
- Расскажите, - попросила я.
- Боюсь, что для дам это будет слишком...
- Так ведь я знаю, что волки-людоеды бывают. И медведи-шатуны...
- Леди не робкого десятка, - заверил его доктор Рэдклифф.
И Алексей Наумович рассказал о том, что во Франции завёлся однажды волк-людоед, которого не могли изловить ни охотники, ни королевские егеря, ни даже привлечённая армия; что неоднократно объявляли о его поимке, но он возвращался снова, так что в конце концов никто уже не верил в то, что очередной убитый волк окажется тем самым, - но наконец его бесчинства прекратились. Ещё говорили, что он был необычайно велик и оружие его не брало.
- Так то был вовкулак, - сказала я. - Стало быть, и во Франции есть вовкулаки...
Ещё подходил адъютант Её императорского величества, Александр Матвеевич, с секретарём-немцем, говорить с доктором о медицине. Доктор говорил, что кровь - это жизнь, и мне на словах о крови едва не сделалось дурно, но я взяла себя в руки и сказала:
- Я слышала о кровопускании.
- Да, ежели кровь застаивается, то её можно выпустить...
- У нас для этого пиявок ставят.
Далее доктор рассуждал, что слабым детям надобно пить кровь; разговор прервался, когда он сказал Александру Матвеевичу, что тому нехорошо и что стоит отойти, дабы он мог оказать помощь.
- Вы так наблюдательны, - восхитилась я. - Я бы ничего не заметила.
И в самом деле, Александр Матвеевич не был даже излишне бледен, и выглядел вполне здоровым.
- Я заметил, что он хромает.
Доктор и Александр Матвеевич извинились и удалились, и секретарь Александра Матвеевича последовал за ними. Так я в первый раз оказалась ненадолго одна.
Татьяна Фёдоровна, дочь Фёдора Поляновского, дворянина, с которым мой кум Григорий состоял в родстве, прибыла чуть позже других гостей. Её императорское величество встретили её очень тепло. Но, едва меня завидев, Татьяна Фёдоровна заявила:
- Отчего вы государыне прошение подаёте заместо того, чтобы решить дело мирно? Это семейное дело, а вы его вот так выносите через нашу голову!.. Разве это хорошо?
- Так я бы и рада его решить, но за меня заступиться некому, а вашей семьи это дело никак не касается, разве что косвенно...
- Как это не касается, если это наша земля?
- Отчего же ваша? Это моего дядюшки покойного имение. Его кум Григорий унаследовал, а родство у меня и у него одно. А имение ему не нужно, он его промотает...
- Ну уж и промотает! Мне кажется, вы просто хотите устроить скандал.
- Зачем же скандал, ежели у меня иного дохода нету, и приданого нету?.. Мы только на наследство дядюшки и рассчитывали.
- Это вы хотите давить на жалость Её величеству, вот и всё.
- Зачем же жалость? Ежели бы дядюшка был жив, а не уважать себя заставил, то он сам рассудил бы поровну.
- А всё же я думаю, что с этим делом надобно в Сенат, а не к Её величеству и не сейчас.
- Так Сенат далеко, в Петербурге! А Её императорское величество здесь, и неровен час уедут.
- Разве Её величество должны такими делами заниматься?
- А кому же ещё? Кто, как не Её величество, закон и справедливость олицетворяют? На Её величество вся моя надежда.
- Ну хорошо. Тогда я тоже подам Её величеству прошение, и посмотрим, на чьей стороне правда будет!
Татьяна Фёдоровна приходилась фрейлине Варваре Александровне родственницей, а всё же я верила, что для Её императорского величества не родство будет иметь значение, а истина. Я не боялась, что Татьяна Фёдоровна будет мне помехой, - боялась только, что о прошении забудут или оно затеряется, не дойдя до Её величества, и напоминала о нём Алексею Наумовичу.
Позже Татьяна Фёдоровна вновь пригласила меня побеседовать.
- Я говорила с Её величеством. И дело нужно передать в Сенат.
- Кто же его для меня передаст? Отец преставились, матушка больна, сестра замуж вышла и уехала, братец мал ещё...
- Теперь вы меня разжалобить пытаетесь?
- Как можно? Это ведь правда.
- И земли заполучить хотите?
- У вас ведь её и так много, а у нас нет ничего. И в имении дядюшки все мы в детстве бывали...
- Но сперва вам следовало бы с моим отцом поговорить.
- Так разве же с ним не говорили?.. Говорили, и не раз, да всё без толку.
- Я вот что думаю: вы могли бы моему отцу дать денег за это имение.
- Вы, должно быть, напутали... Как можно дать денег за то, что нам и так полагается? Это, напротив, ваш батюшка мог бы нам денег дать заместо половины имения.
- И вас бы это устроило?
- Конечно. Ежели требуется разделить наследство, а землю делить при этом нельзя, то можно деньги за эту землю разделить, - нам ведь всё равно...
- Я скажу отцу. Только думаю, что он не согласится.
- Вот оттого я к Её величеству и обращаюсь!
- А я всё же считаю, что вы поступаете дурно, занимая Её величество такими делами.
- Так ведь одного слова Её императорского величества будет довольно, чтобы ваш отец одумался, поступил по справедливости и поделился с нами по-родственному малой толикой своих владений, коя и так нам причитается. Иначе, боюсь, без слова Её величества его не сдвинуть.
- Батюшка упрям, это верно, а только я думаю, что он прав.
- Ваш батюшка потому на стороне кума Григория, что дела у них общие, а на моей стороне никого и нет.
- Но столько беспокойства из-за какой-то мелочи!..
Вот так: кому-то мелочь (а всё же с этой мелочью они расставаться не желают), а нам - вопрос, жить или умирать. И не упрекнёшь Татьяну Фёдоровну, что отцу не перечит и что Её величество тревожить не желает, - ан легко говорить, когда у её отца жалование и несколько сот душ, а нам отец ничего не оставил, окромя долгов и доброго имени.
Подали обед: жареную репу и дичь с торчащей кверху костью; Лев Александрович дурно пошутил, что это нога человеческая. После обеда он подсел ко мне и сказал:
- Государыня рассмотрели ваше прошение. Его следует подать в Сенат.
- Значит, всё-таки в Сенат...
- Вам придётся найти кого-то, кто едет в Петербург, чтобы передать его от вашего имени. Есть ли у вас родственники в Петербурге?
- Нет.
В наших краях никого, кто собирался бы дальше Киева, не сыщется, значит - ехать самой. Тут бы впору спросить, не затруднит ли самого Льва Александровича доставить прошение в Сенат, но мне не хватило смелости на такую просьбу: я и так заняла слишком много внимания Её величества и подданных Её величества, и если бы передать прошение было возможно, уж наверняка мне сказали бы об этом.
- Вернуть вам прошение?
- Не нужно...
- Оно вам ещё понадобится для подачи в Сенат. Можете найти кого-то, кто перепишет...
- Что ж, тогда давайте.
Я почти не вникала в его слова от волнения: пусть Её величество и не ответили мне отказом, а всё же и избавления не пожаловали, и путь до Петербурга, почти через всю Россию, страшил меня своими опасностями. Прошение всё равно требовалось переписать, и я могла сделать это уже в Петербурге... Но Лев Александрович уже вытащил бумагу из рукава, извиняясь, что она помялась, и подал мне. Я, поблагодарив, убрала её за пояс.
После обеда дамы за столом остались беседовать, и я присоединилась к ним; они беспокоились, что иностранные гости не поели, хотя, быть может, те поели незаметно за отдельным столом.
- А вы объясните, что такое "электричество"? - спрашивали дамы фрейлину Марью Алексеевну.
- Лиричество? - переспросила я. - Это лирика?
- Нет, э-лек-тричество. Сложное слово! Это когда молния во время грозы. Или когда проводишь гребнем по волосам, и как будто искры... или котик трётся о платье...
- И трещит?
- Да! Вот это и есть электричество.
Чудеса! Я бы в жизни не подумала, что потрескивание в волосах или шерсти, напоминающее треск лучины - хотя искр я при этом ни разу не видела, - сродни треску грома, такому громкому, что только с треском льда на Днепре можно сравнить.
- Но так ведь искры малые, а молния большая, - сказала я.
- А доктор говорит, что малое - это часть большого.
- Что же происходит на небесах? Облака трутся, как котики?.. - попыталась я представить.
- Он говорит, что вода трётся о воздух.
- А как о воздух можно тереться, разве воздух твёрдый? - недоумевали другие дамы.
Попросили у доктора Рэдклиффа объяснений. Он сказал, что силу воздуха можно почувствовать, когда, к примеру, машешь веером.
- Это понятно: воздух сопротивляется, - согласилась я. - И когда ветер сильный дует, то может и с ног сбить. Получается, что когда гроза, то сильный дождь с ветром сталкивается? Это ведь насколько могучим поток воды должен быть... как водопад... чтобы искру высечь!
Доктор говорил, что он сам не до конца понимает, как оно выходит, поскольку не сведущ в физике. А я уже вспоминала самые ранние свои детские фантазии, когда казалось, что ветер - это кто-то большой среди облаков надувает щёки, а гром - это кто-то гневается... И представляла, как во время грозы сходятся две силы, как коса на камень, и искра молнии от них так велика, что способна сжечь дом или целый лес. Это, значит, и есть наука?..
А доктор уже рассказывал, что бывает и сухой дождь - когда в пустыне, где очень жарко, дождь высыхает, не успев долететь до земли.
После, для развлечения, позвали музыкантов, чтобы сыграли какой-нибудь танец; доктор Рэдклифф пригласил Татьяну Фёдоровну и показал современный танец, как лендлер, только ещё быстрее. Дамы напомнили Его светлости князю Потёмкину, что и он знает этот танец, и он пригласил государыню. Затем доктор пригласил и меня.
- Вы позволите?..
- Конечно, вот только я не училась...
- Это не страшно: здесь всё зависит от мастерства кавалера.
- Значит, вы талантливы, - заметила я.
Он кружил меня долго - дольше, чем позволяли бы приличия, - и говорил, что, начав танцевать, бывает трудно остановиться; я могла с этим согласиться - быстрый танец пьянил, - но было в этом нечто почти страстное, почти хищное, так что мне на мгновение сделалось не по себе.
- Вскоре и я приобщусь к путешествиям, - поделилась я во время танца.
- Это замечательно, - откликнулся доктор. - Вы повидаете мир...
- Я повидаю Петербург, - усмехнулась я. - Мне нужно подать моё прошение в Сенат.
- Значит, мы ещё увидимся.
Мы не останавливались, пока не остановилась музыка, - у меня даже закружилась голова, но доктор подвёл меня к стулу и усадил. Сердце колотилось как оглашенное, но минуту спустя, отдышавшись, я снова была на ногах. Тем, что доктор за мной ухаживал, я не обольщалась - я видела, что и за Татьяной Фёдоровной он ухаживает также, выбирая явно тех, за кого некому было вступиться; и всё же это было приятно, да и небесполезно на случай, ежели потребуется помощь.
Конец вечера омрачили два странных происшествия. В течение дня видели тёмную тень со стороны подземного хода - под Киевом было немало пещер и катакомб, и я знала из рассказов о деде, что и этот дворец имел в них выход; слышали, как что-то звякало, будто колодезная цепь. Один раз послышался вой - я тут же подумала о вовкулаке. Но всё оказалось проще.
Вдруг в один момент появилась фигура в чёрном балахоне, держа перед собой руки, скованные цепями. Поначалу все замерли от страха, но несколько мужчин, и прежде всех Александр Матвеевич, храбро выступили вперёд. Когда фигуру ухватили за цепь, сразу стало ясно, что это живой человек, к тому же сам себя сковавший кандалами, отчего его плохая шутка против него же и обернулась. Его подвели к государыне, поставили на колени, спрашивали, кто он таков; он отвечал, что бурсак, и всё твердил про какого-то голову, - насилу разобрались, что Головатого. И Его сиятельство генерал-губернатор продолжали расспрашивать, покуда Её величество не велели ему избавить Её величество от следственных мероприятий и позже о результатах доложить.
Нам, простым подданным, о тех результатах знать не полагалось, - да только Её императорское величество подзывали к себе Варвару Александровну и спрашивали о некоем монастыре, говорили, что "заигрались", и сетовали, что здесь Её величество не любят и встречают дурно. Её величество изъявили желание оный монастырь на следующий же день посетить.
А ввечеру, когда все дела были улажены, графиня Александра Васильевна собирались ехать в Вену, и всё прочее, - ворвался курьер к губернатору, доложил, что монастырь горит, и библиотека, когда он уезжал, уже горела, а люди - кто тушит, кто глазеет. Его сиятельство Пётр Александрович курьера не дослушали и услали прочь, повелев, чтобы выяснил обо всём.
Вскоре после сей грустной новости, связанной как-то с тем самым Головатым, - мне доводилось слышать, что так звали атамана, что в Петербург ездил на коронацию Её императорского величества, а позже ходатайствовал о сохранении Сечи, - Её императорское величество распорядились всем по квартирам отправляться спать.
Итоги и благодарностиСпасибо мастерам! Получилось, как всегда, душевно и лампово, атмосферно и красочно. А из маленькой истории Катерины Згуслой даже какая-то некрасовско-гоголевская трагикомедия начала проклёвываться - когда веришь, что приедет царица, приравненная к богине, и мановением руки сделает хорошо, но чуда не происходит, а в лабиринтах петербургской бюрократии, не имея достаточно денег, связей и деловой жилки, немудрено будет и сгинуть. На более длинной игре я бы, пожалуй, не смог долго держать такой уровень наивного верноподданничества, а для короткой сыгровки попробовать другую сторону батона - в самый раз. Теперь - настраиваться обратно на Олену, которая на понаехавших смотрит со здоровой долей иронии.
Спасибо соигрокам! Спасибо Векше за доктора Рэдклиффа и разговоры о научном и ненаучном (кажется, это уже не первая моя дама, знакомая с этим доктором?.. И вероятно не последняя)), спасибо Эри, Вэлу и Анориен за кавалеров с безупречными манерами, спасибо Ортхильде за прекрасный квартирный вопрос (не ахти шумно у нас вышло, но это же не главное!), спасибо Тёрн и Дракону за великолепный дуэт закадычных врагов с неистощимым чувством юмора и заразительным ребячеством, спасибо всем - Блэйзу, Вере, Асмеле, Ранвен, - не со всеми толком пересекался, но все прекрасны! И, разумеется, отдельное спасибо Кервену за блистательную императрицу - которая прежде всего живая сильная женщина со своими простыми достоинствами и недостатками.
Спасибо Инги за игротехнику и фото!
@темы: moments of life, friendship is magic, соседи по разуму, ролевиков приносят не аисты, in tenebris lucet, осокорье и гости
- Зачем нам разбойники? У нас есть флот! мухаха!
Доктор Рэдклифф, чувствуется, жуткий сердцеед и опасный человек. Заставил быстрее биться девичье сердце... н-да. Хотя и дЕвица тоже не промах, сразу соображает, что новые знакомства могли бы ей пригодиться.
Вот так: кому-то мелочь (а всё же с этой мелочью они расставаться не желают), а нам - вопрос, жить или умирать. - ОЧЕНЬ сильно зацепило. Сам был в такой же ситуации в реале, с поправкой на современность, и ел кактус. Жизненно, слов нет.
Ещё конечно очень забавно как "этот розовый пиздец", или как ты там мило выразился перед игрой, вдруг оказывается "прекрасным платьем"![:(](http://static.diary.ru/picture/1146.gif)
Я просто толком не знала, согласны ли мы договариваться о выкупе земли или нет, поэтому на этом моменте я затупила)
Да, невеста Георгий - один из лучших перлов игры))
А кабы девица соображала лучше (и игрового времени было больше) - то активнее бы поискала заступников. но это не было игроцкой целью, да и социалка пошла более несерьёзная. но ситуация поистине показательная и в целом, и исторически - когда схема выживания складывается из наследство >приданое > замужество, а первый пункт выпадает, это по сути рушит все шансы.
мадмуазель Бенкендорф,
Его по крайней мере можно было на сетку, для эффекта пышности. остальные платья у меня ну совсем современные (ты некоторые видела - это Бета, Цетаганда...), так что вопрос встал как "либо я влезаю в это, либо мне не в чем идти на игру"
А что платье прекрасное, я сразу сказал!) прости, пожалуйста, и не принимай всерьёз, когда я матерюсь
Orthilde,
О, спасибо, я в группе не заметил. сейчас уберу отовсюду, никто ничего не видел
А ты очень правильно сделала с "отец не согласится", поскольку если бы вы мне дали денег - на этом закончились бы конфликт и движуха.)
Ну в общем, да, я тоже решила, что уж раз конфликтоватьь, то надо до конца, но в какой-то момент у меня закончились аргументы, а персонаж тоже не настолько скандалистка, чтобы поднимать совсем уж ор на все мероприятие))
Угу, я после игры быстро уполз, ибо был сдохл.
А нас и так заметили))
eamele,
Тебе спасибо!
Сейчас поправлю, мне почему-то приглючилось, что это был отец Нарышкиной.%)