Прежде всего скажу, что очень рад, что несмотря на карантинный перенос эта игра состоялась. И тихо надеюсь, что Вера ещё будет делать игры по Междуцарствию, потому что там столько вкусного! Так, в Лондоне 1781 года Неблагой слуаг Эбенезер Сладж, чьё имя никто не мог выговорить, стал мимом, поскольку вокруг - как раз период расцвета пантомимы.
Приехав к Вере после суток в Подмосковье, я ещё некоторое время ходил, как Мечтатель по Грёзе: вау, канализация! Вау, водопровод! Переоделся (если бы не делегировал сборы прикидов Птахе - подобрал бы какую-нибудь цацку, но главное - это белые перчатки!), был утащен Верой и Руш в ванную на финальный прогруз, всё запомнил (Жан-Луи и Луи-Винсент - разные люди, а Генрих - не Фридрих)). Обнаружилось, что Империя пиццы больше не хочет доставлять пиццу к Вере (видимо, закрылась ближайшая точка). Но, как говорится, это нас огорчит, но не остановит, и я употребил пирог из Вкусвилла. А на игре попробовал восхитительную слуажью шарлотку "с плесенью" - видимо, с зелёным красителем.

Эбенезер Сладж. Отчёт отперсонажныйВысокий Чай на этот раз собирался у Генриха, моего давнего знакомого, имеющего необычную склонность к перемене мест. Не так давно он вернулся из Италии, откуда привёз немало любопытной информации, так что его репутация оставалась самой высокой в городе, а общество, которое он принимал, обещало быть выдающимся. Он пригласил даже вампира-итальянца, по прозвищу Анри Флорентиец; вампир сидел за столом напротив хозяина и поначалу был чрезмерно громким, но со временем из уважения к присутствующим привык говорить шёпотом, а Генрих, в свою очередь, из уважения к гостю, говорил вслух, обращаясь к нему. Также на этот Чай была впервые приглашена дебютантка, Дитя по имени Мэдлин, воспитанница Лигейи.
Мэдлин, как младшая, разливала первые чашки чая. Я жестами показал, что мне не нужно сахара, но нужно молока. Позаботившись обо всех гостях, Мэдлин села на своё место и поочерёдно положила в свою чашку несколько кусочков сахара. Залив их чаем (не возьмусь ручаться, что чая хватило, чтобы весь этот сахар растворился), она добавила ещё один кусочек. Генрих объявил о начале чаепития и первого круга беседы, в котором принято было делиться несерьёзными и не имеющими большого значения, но занимательными историями, дабы представиться, познакомиться и задать общий тон вечера.
Будучи большим оригиналом, Генрих передал слово Мэдлин, так что таким образом круг пошёл в обратном порядке, от пока не заслуживших высокой репутации к наиболее почтенным слуагам. Мэдлин начала так: "Вы, должно быть, уже задались вопросом, почему я кладу в чай так много сахара?" - и затем объяснила, что некий пак научил её брать один кусочек сахара на одну каплю бренди. Они поспорили, кто выпьет больше, но Мэдлин проиграла. Все за столом сошлись на том, что не стоит спорить с паками.
Гостям предложили итальянскую уличную лепёшку, известную как пицца. Обратив внимание на содержимое одной из лепёшек, я уточнил у Анри:
- Это правда, что добавление в это блюдо ананасов является нарушением традиций?
- Да, правда. Это оригинальный рецепт.
- Я слышал, однажды ирландские пираты пытали итальянского торговца, прямо у него на глазах добавляя в пиццу ананасы.
- Какая жестокость, - впечатлился Серни, ещё один путешественник из слуагов. - Что же они хотели у него узнать?
- Об этом, к сожалению, история умалчивает. Они перешли к анчоусам, и бедняга не выжил.
Круг же перешёл к Лигейе, гувернантке, посвящавшей больше времени воспитанию детей как в мире Осени, так и в Грёзе, нежели сбору информации. Она рассказала о ребёнке, который так сильно боялся своей тётушки, что породил в Грёзе химеру, принимавшую облик оной тётушки. Лигейя избрала компромиссное решение: избавила подопечного от химеры и нашла ей новый дом во фригольде, где та и развлекалась, периодически меняя обличье.
- Такие химеры обычно заводятся в шкафах, - заметил я.
Предсказательница Филлис добавила, что дети с их способностью верить в волшебное были бы неплохи, если бы не были такими шумными, когда кричат и топают от радости.
- Как хорошо, что в театре обычно нет детей, - сказал я. - А восторг там принято выражать иными, более изящными способами.
- Аплодисментами?
- Да. И мелодичным трепетанием вееров...
- Публика реагирует так, словно происходящее в театре - часть реальности?
- Театру не нужна реальность, - возразил я. - Зритель хочет быть частью вымысла.
- Когда декорации слишком реалистичны, зрители не могут развивать воображение, - поддержала меня Лигейя.
- Верно, подробные декорации отвлекают внимание, - кивнул я. Почему бы вовсе не демонстрировать нокерские машины и их человеческие подобия отдельно от театров?.. - Для того, чтобы возник театр, достаточно циновки на полу и исполнителя на ней. А всё остальное зритель представит сам по его словам или жестам: и лес, и замок, и бурю...
Я замолчал, понимая, что, оседлав любимого конька, могу говорить долго, а занимать слишком много времени было бы неприлично.
Очередь пришла к вампиру Анри, который начал рассказывать о некоем морском законе, введённом в Осеннем мире, согласно которому любой товар, который везли в Италию в ящике, принадлежал королевской семье или что-то в этом роде. Это казалось не слишком интересным, но вампир продолжил, что однажды некий принц из Османской империи сбежал на корабле и, хоть всё прочее время проводил, разумеется, в каюте, на время проверок оказывался в ящике, так что его так и не смогли вернуть. Это было остроумно, хоть и рискованно.
- Выходит, что он теперь - собственность Италии? - уточнил я, представляя себе возможность распродать принца по частям: по крайней мере украшения могли стоить недёшево.
- Говорят, за него заплатил некий кардинал из Ватикана; возможно, к нему тот принц и сбежал.
История вышла пикантной - если, конечно, не предположить, что принц всё же не имел возможности выбирать покупателя.
- Всегда лучше путешествовать в ящике, нежели в нескольких ящиках, - резюмировал я и после паузы поинтересовался у Анри: - А ваши сородичи во время путешествий берут с собой гробы?
- Не так важно, в чём путешествовать, как важно, с кем, - ответил он.
- С кем-то в одном гробу?.. - уточнила Мэдлин.
Я с лёгким нетерпением ожидал, когда какую-нибудь историю о своих путешествиях расскажет Серни.
- Бывали ли вы в Париже? - поинтересовался я. - Не правда ли, отвратительно?
- Вам не понравилось?
- О нет, напротив. Театральный квартал Парижа - это такой особенный тлен... весьма вдохновляюще.
Рассказ Серни был о том, как он однажды пообещал некоему эшу проводить его до дома, а этот дом оказался весьма далеко. История вызвала дискуссию о том, было ли это со стороны эшу намеренным обманом или всё же нечаянным умолчанием. Всеобщее мнение склонилось в пользу второго варианта: для эшу расстояния значат так мало, что им ничего не стоит забыть о нём упомянуть. Как по мне, так эшу в целом болтают слишком много лишнего и слишком мало внимания уделяют по-настоящему важным деталям. Говоря короче, давать обещания эшу, не уточняя, - всё равно что спорить с паками.
- Раз речь зашла о путешествиях, я тоже расскажу одну забавную историю, - вступил я.
Я рассказал о знакомом мне слуаге, уроженце Франции, обладавшем редким даром предвидения: он видел будущее во сне. Однако его Осенние родственники и знакомые не могли оценить его дар по достоинству, особенно в том, что касалось предсказаний смерти, разводов или банкротства. Однажды он получил приглашение в детективное агентство на родине и стал готовиться к путешествию: собрал вещи, купил чемодан и билет на пароход. Прибыв в Париж, он снял комнату, но на следующий же день его подстерегли в тёмном переулке и избили конкуренты - ведь детективных агентств в Париже как крыс, и они были вовсе не рады столь одарённому коллеге. А потом... он проснулся и решил не ехать в Париж.
- Надо же, это история с хорошим концом.
- Бывает и так, - ответил я. - Вот только того слуага уже долгое время никто не видел.
- Было бы разумно с его стороны пока затаиться, - заметила Лигейя.
- Но если его предсказание не сбудется, доверять им перестанут, - добавил Серни.
- Быть может, он действительно залёг на дно, - согласился я. - А может, конкуренты всё-таки встретили его в тёмном переулке, только не в Париже.
Пришла очередь Филлис рассказывать историю. Это была легенда о пирате, в чьей команде был мастер некоего Искусства, заставлявшего всех, на кого нападал этот пират, видеть больше кораблей, чем было у него на самом деле. Из-за этого одно его имя внушало страх, и он всегда побеждал. Сам капитан мог не знать о мастере, а мог и знать - но благоразумно молчать об этом. Затем что-то, как водится, пошло не так, и пират погиб (подробности я упустил, так как мне подумалось, что победить его можно было бы, завязав людям глаза и стреляя на звук).
- Должно быть, ему было очень скучно при жизни, - предположил я. - Если все сдавались прежде, чем он приближался, лишая его удовольствия от битвы...
- Сдавались не все, - возразила Филлис. - Некоторые сражались.
- Это делает им честь.
За этой историей последовало обсуждение того, что разные люди могли видеть разное, ведь у каждого свои страхи. И как могли бы поступить матросы, если бы их капитан систематически приказывал стрелять по пустому месту - тому, где он видел несуществующие пиратские корабли? Ведь развернуть пушки, не развернув самого корабля, чтобы незаметно нарушить приказ и спасти свои шкуры, невозможно.
- Начался бы бунт на корабле, - предположил я.
- На корабле королевского флота? Едва ли. Скорее, капитан "случайно" оступился бы на скользкой лестнице.
- Или доктор велел бы ему принять опиум и не выходить из каюты, - продолжил я.
Мы так и не узнали, каковы в точности были возможности помощника пирата: воздействовал ли он на зрителей подобно эшу, или же создавал иллюзии. Я предположил, что если бы противники видели, что палубы его кораблей полны котиков, то они точно не желали бы вступать в бой.
Последним в этом круге рассказывал историю сам Генрих. Будучи художником (вы можете знать его в Осени как Генри Фюсли), он также и поведал о художнике, с которым был знаком в Париже. Этот художник начинал с подделывания бумаг, а затем начал копировать картины, да так удачно, что вскоре сам не мог отличить копии от подлинника. Копии пользовались большим спросом, и, разумеется, никто не говорил об этом вслух, если собирался перепродавать их под видом оригинала; с мастера (надо полагать, он не оставлял свою подпись) взятки были гладки.
- Следующей ступенью мастерства было бы, если бы копии были лучше подлинника и ценились выше, - сказал я.
- Но в таком случае ему пришлось бы раскрыть своё авторство.
На этом первый круг историй был окончен, мы налили себе каждый ещё чаю, перебродившего яблочного сока в бокалы. И вновь Генрих, не изменяя себе, предложил Мэдлин открыть круг.
Она попросила не судить её строго, и её заверили, что все с чего-то начинали. Мэдлин рассказала весьма запутанную историю о том, как представители двух или более газет пожелали объединиться через брачные узы. На первый взгляд брак казался выгодным для обеих сторон, но...
- Чем выходить замуж, лучше купить типографию, - заметил я. Расходы те же, зато можно ни от кого не зависеть. Недаром говорят, что создатель печатного станка придумал, как обращать свинец в золото.
- "Еженедельный понедельник" и "Еженедельная среда" могут объединиться в "Еженедельный вторник", - предположила Филлис.
- Но будет ли это лучше для читателей? - сказал Генрих. - Обычно в случаях такого слияния теряется то лучшее, что было в обоих изданиях, и усугубляется то худшее, что в них было.
С этим я не мог не согласиться: при объединении театральных трупп зачастую происходит то же самое.
Взяла слово Лигейя и рассказала о старой церкви, находящейся где-то в Европе. Фрески в этой церкви были нетипичными, не соответствующими католическим канонам: так, неизвестный художник изобразил воительниц с мечами.
- Полагаю, когда-то это здание не было церковью, - предположил я. - Иначе зачем было мастеру выбирать для своих картин столь банальное место?..
- Конечно, раньше это не было церковью. У этого здания и архитектура нетипична для церкви.
- Кажется, я знаю тех, кому это может быть интересно, - сказал я.
- Далеко ли находится это здание? - спросил Генрих.
- Не так уж далеко. Когда вечер закончится, я покажу вам его на карте, - пообещала Лигейя.
Она и сама могла не догадываться, какой ценной порой оказывается подобная информация! Люди любят устраивать свои церкви в бывших фригольдах, думая, будто тем самым надёжно "очищают место от зла"; там могут спать угли Очага, которые, быть может, ещё возможно разжечь.
Анри стал рассказывать о диадеме, хранившейся в некоей часовне, для оценки которой его нанимала некая женщина. Некоторое время спустя, на глазах публики, эта женщина опустила диадему в шкатулку, а вынула оттуда уже копию - сработанную настолько точно, что лишь взгляд такого специалиста, как Анри, и тем паче острый взгляд вампира, мог отличить подделку от оригинала. И даже он сам не понял, где в шкатулке пряталось двойное дно.
- Должно быть, там система зеркал, - предположил я. - Я видел такое у фокусников.
- И вы её не остановили? - удивилась Лигейя.
- И испортить такое хорошее представление?.. - я так удивился, что даже ответил на вопрос, предназначавшийся не мне.
Так или иначе, диадема была ловко похищена, а в часовне с тех пор оставалась заменившая её копия. Я порадовался, что и от часовен бывает польза, а Генрих добавил, что на вещь, находящуюся всё время перед глазами, перестаёшь обращать внимание: так не раз подменяли картины, висевшие в самом центре больших галерей, мимо которых каждый день проходил их владелец. Поистине - хочешь спрятать детали, спрячь на виду.
Увидев, что и Серни, и я заинтересовались такой авантюрой, Анри рассказал, что в одном английском поместье хранятся уникальные золотые часы, украшенные драгоценными камнями. Он описал их довольно точно и обещал предоставить рисунок, дабы нокер-ювелир крепкой руки мог создать дубликат со стеклянными камнями. Я спросил про начинку часов, но она была обычной, механической, и не представляла интереса; едва ли механические часы сумеют когда-либо сравняться в точности с песочными, хотя некоторые гости припомнили слухи, что в некоей швейцарской мастерской простые смертные работали над этим и намеревались преуспеть.
Дело встало за малым: проникнуть в дом и заменить часы. Мэдлин очень хотела присоединиться к приключению, но Лигейя считала, что её воспитаннице следует сперва окончить обучение, прежде чем рисковать своей и её репутацией. Вот только чему можно научиться, не узнавая ничего нового и не применяя на практике идеи, свойственные юным годам?..
- Она может не участвовать в похищении, но обсуждать и советовать, - говорили другие гости. - Если вы возьмёте её с собой.
- Так она наберётся опыта на вашем примере, - добавлял я.
Но Лигейя не желала в этом участвовать, потому что у часов не было истории, которая бы её заинтересовала.
- У них появится история, когда мы доберёмся до них!.. - сказал я.
Увы, все аргументы не подействовали, и позже, когда Лигейя отлучилась, мы втроём с Серни и Мэдлин сговорились получить от Анри всю необходимую информацию и провернуть дело. Я собирался научиться у знакомых фокусников кое-каким вполне Осенним приёмам, благодаря которым проникнуть в дом не составит большого труда.
Так прошло немало времени, прежде чем собравшиеся за столом вернулись к кругу историй; поистине наш мёртвый гость привнёс в церемонию неожиданное оживление.
Серни рассказал о двоих братьях, которые искали наследство умершего отца. Однако в склепе, куда они спустились, они нашли лишь сундук с костями. Кости обратились сторожевой химерой, которая пронзила ребром, как рогом, сердце младшего брата, который верил во всё волшебное. Старший же был столь банален, что под его взглядом химера рассыпалась, - но Банальность его не спасла: не став разбираться долго, его обвинили в убийстве брата. Похоже, он и сам невольно способствовал приговору, ведь не в силах был даже допустить, что в склепе мог находиться кто-то ещё, кроме них. Эта поучительная сказка вызвала в Анри немало сочувствия, он даже спросил, состоялся ли уже суд, или же можно найти хорошего адвоката; но, похоже, было уже слишком поздно, и неудачника казнили. Загадкой осталось, а были ли когда-либо в сундуке обещанные отцом сокровища?..
- Сегодня много говорят о произведениях искусства и прочих ценностях, - сказал я, когда подошла моя очередь. - И, пожалуй, после истории о банальности я расскажу историю более волшебную.
Эту историю мне рассказал один почтенный слуаг, бывший добрым знакомым моего наставника. Однажды к нему обратилась богганка, нашедшая в антикварной лавке странную картину: на полотне была изображена женщина, чрезвычайно похожая на её химерическую внешность. Женщина сидела верхом на белом коне, который бросался в море с борта корабля. Богганка уже спрашивала о картине других специалистов, и все говорили разное: кто-то считал всадницу аллегорией, кто-то - некоей святой, а сходство - случайностью. Тогда она решилась просить слуага поискать ответ в её прошлых жизнях.
Работа по прорицанию сквозь Туманы была долгой и сложной. Наконец, удалось кое-что узнать. Давным-давно в эту богганку влюбился некий рыцарь ши из благородного Дома. Он похитил её и запер в своём замке, а её возлюбленного из простолюдинов, явившегося ей на помощь, убил в поединке. Но эта история никак не проясняла тайны картины с конём, и слуагу пришлось ещё потрудиться. Так он выяснил, что и в следующей жизни той богганки рыцарь ши, ставший к тому времени могущественным колдуном, отыскал её. И хотя она вовсе его не помнила, он стал буквально одержим ею и преследовал её повсюду. Его же самого преследовал химерический белый конь её возлюбленного: стоило колдуну приблизиться к месту, где Грёза была близка к Осеннему миру, как он слышал топот копыт и ржание за спиной. Ему пришлось встать перед выбором: избегать Грёзы и умереть от банальности, или же всё сильнее сходить с ума. Он выбрал второе, и его одержимость лишь усилилась.
Наконец, он настиг и схватил богганку и взошёл вместе с ней на корабль, надеясь, что в море конь за ним не последует. Однако вскоре он услышал, как конь бьёт копытами в трюме, и бьёт так сильно, что в днище корабля появилась пробоина. Тогда один из простолюдинов, бывших в команде корабля, открыл люк, выпустил коня и вскочил на него верхом, а колдун, увидав его, умер от страха. И корабль, державшийся лишь на силе его чар, начал рассыпаться на части и тонуть. Тогда простолюдин посадил богганку на коня и велел ему прыгать за борт. Очнулась она уже на берегу и от страха забыла обо всём пережитом, так что и в последующих жизнях вспомнить не смогла. Теперь она знала обо всём - но принесло ли её это успокоение?.. Напротив: теперь богганка боялась, что колдун вновь придёт за ней.
- Но почему они не спаслись вдвоём? - спросила Мэдлин.
- Быть может, потому, что в старых сказках кто-то всегда должен пожертвовать собой, - сказал я.
- А может, просто Боливар не вывез бы двоих...
- Это более рациональное объяснение.
Также слушателям стало интересно, как колдун-ши мог встречаться с богганкой дважды, если не шёл путём Подменыша; то, что он попросту дожил до следующего её воплощения, свидетельствовало о том, что эта история произошла очень, очень давно, незадолго после Раскола, когда некоторые ши ещё могли оставаться на земле. Само собой, от того колдуна ничего не осталось, и он не мог вернуться, - что, впрочем, не мешало богганке его бояться.
- Говорят, остались только ши Скатах...
- ...Вот только их никто никогда не видел.
- Она скрываются в тенях, а в тенях все похожи.
Генрих даже припомнил слух, что где-то в Германии есть замок, в котором и сейчас продолжают жить последние истинные ши. Звучало сомнительно, но - чего только ни бывает в Грёзе.
- По мне, так где бы они ни были, только бы от нас подальше, - заметил я.
Также от слушателей не укрылась загадка, кем была написана картина с всадницей - выжившим ли свидетелем, или же Мечтателем, который случайно увидел эту историю во сне? Вторая версия показалась всем более красивой и правдоподобной (а чтобы её проверить, можно найти кого-то, владеющего Шёпотом ивы - Искусством разговаривать с памятью вещей). Также им нравилось думать, что в какой-нибудь новой жизни влюблённые вновь смогут воссоединиться.
История Филлис была чем-то похожа на мою, что лишь подтверждало, что компания на этот Высокий Чай подобралась верно. В этой истории был и влюблённый чародей, и плывущий по морю конь. Она начиналась с прекрасного фригольда на острове, в который колдун проник обманом, надеясь завладеть сердцем королевской дочери. Но принцесса отвергала его, а челядь смеялась над ним, и он задумал погубить фригольд, открыв тайную дверь в плотине. Фригольд затопило, но королю и его дочери удалось спастись верхом на коне. Тогда колдун принял облик королевского советника и убедил короля, что это его дочь открыла запретную дверь. Король поверил ему, сбросил дочь с коня и остался ни с чем, а принцесса, как говорили, не погибла, а осталась жить в море.
Наверняка тот колдун тоже был ши: лишь они были способны из-за своей прихоти, называемой любовью, погубить Очаг!..
- Я слышал, существуют морские феи, непохожие на нас, - сказал я. - Говорят, их видели на побережье Уэльса.
Серни стал рассказывать о созданиях Грёзы, обитающих в море и других заповедных местах, и о том, что у каждого из них есть свой якорь. Мэдлин слушала его, глядя во все глаза.
- Якорь? Это как у призраков, которых что-то удерживает? - спросила она.
- Нет, по-другому. Якорь - это метафора.
"Метафора" было любимым словом писателя Серни, в Осени - автора готических романов Каспара Скодлива, так что я не мог не поиронизировать:
- Метафора якоря?.. Мне приходит в голову только что-то скандинавское, вроде... зуб коня моря.
- Почему зуб?
- Потому что вгрызается в дно.
- Тогда уж копыта...
- Нет, копыта не подходят: они движутся, а якорь держится на одном месте.
- Значит, привязь.
- Точно! Привязь коня моря.
Завершая круг, Генрих вновь поступил необычно: сказал, что хотел бы, чтобы мы все продолжили историю о Мечтателе, который был полон вдохновения, а потом вдруг изменился и перестал видеться с друзьями. Все мы знали этого Мечтателя - это был молодой поэт и писатель Майк Моррисон. И Генрих, получивший от него странное письмо, надеялся узнать, что с ним произошло.
- Теперь я знаю, зачем я здесь! - обрадовался Анри.
Филлис сказала, что Майкл упоминал некоего "самого важного критика", и по его тону она предположила, что это могла быть женщина; возможно, считала Филлис, Майкл заперся в доме, чтобы доработать и исправить рукопись после замечаний человека, чьё мнение для него было особенно ценным.
- Я заходил к нему с неделю назад, чтобы напомнить об одном долге, и он ничего не писал, - возразил я. - Он вообще ничего не делал, а только сидел у камина, смотрел в одну точку и был готов выставить меня вон. Всё это похоже либо на чёрную меланхолию... либо на Опустошение.
- Он выглядел больным?
- Я не врач, но внешних признаков болезни я не заметил. Он выглядел утомлённым, но если он болен, то скорее душевно, чем физически.
- Вы не заметили рядом с ним каких-нибудь странных предметов?
- Нет, всё как будто было по-прежнему.
Филлис спрашивала, не могла ли критика так повлиять на Майкла. Серни сказал, что критиков в жизни Майкла было множество, и тот не раз заявлялся к нему домой, чтобы на них пожаловаться, но неизменно это заканчивалось предложением от Майкла пойти выпить. Значит, произошло нечто более серьёзное, нежели просто критика, чтобы выбить Моррисона из колеи. Любознательный Анри взял на себя роль детектива, записывая все высказанные детали и версии.
- Если мы ищем Опустошителя, то мы ищем того, кому могло понадобиться сразу много глэмора, - сказал я.
Филлис предложила искать связанные события, произошедшие в то же время, когда случилась беда с Майклом. Она вышла из комнаты, чтобы заняться прорицанием, а затем сказала, что недавно появившаяся в Лондоне редкая книга, принадлежавшая некогда магу из числа людей, равно как и содержащиеся в ней ритуалы, не были связаны с Майклом напрямую, хотя могли быть связаны косвенно.
- А что это за ритуалы?
- Я слышала, при помощи этой книги возможно усилить или даже разжечь Очаг.
Ничего себе!.. Прорицать во время Высокого Чая - не вписывалось в рамки обычаев, и сообщать за просто так столь значимую информацию - также не вписывалось, но благодаря Генриху весь протокол уже пошёл не так. Мне первым делом подумалось, не мог ли некто воспользоваться Опустошением, чтобы использовать глэмор в ритуале усиления Очага, ведь один Очаг в Лондоне уже чувствовал себя слабо. Но для косвенной связи такого было многовато...
Анри с интересом расспрашивал о Мечтателях: кто они такие, чем отличаются от фей, для чего нужны, и может ли увиденное Мечтателем волшебство напугать его настолько, чтобы повергнуть в состояние, подобное состоянию Майкла. Я отвечал, что человека не зачарованного от риска стать случайным свидетелем волшебства оберегают Туманы, но если Мечтателя зачаровать, то он вполне может чего-то испугаться. А значит, кто-то мог зачаровать Майкла и даже не знать о том, что он увидел после этого...
- Варианты случайностей - бесконечны, - сказал я. - Но всё же от сильного страха обычно впадают в безумие. Состояние Майкла больше похоже на Опустошение.
- Что такое Опустошение? - спросил Анри.
- Это... всё равно что для ваших сородичей - выпить из одного человека всю кровь сразу.
- Это плохо? Серьёзное преступление?
- Нет. Не настолько плохо, как уничтожение Очага, и некоторые делают так, но всё равно неприятно.
- Кому могло понадобиться, чтобы Мечтателей стало меньше?..
Всем собравшимся неожиданно захотелось навестить Майкла, поговорить с ним подробнее (Анри упомянул, что знает способы заставить человека говорить, что бы это ни значило), помочь ему. Он приходился Мэдлин Осенним дядей, так что она могла подсказать, в какой день лучше к нему нагрянуть. Я относился с некоторым скепсисом к этой затее массового визита: у семи нянек дитя без глазу.
- Но если мы сообща вывернем на него ведро глэмора, не станет ли ему только хуже?..
- Если книга способна усилить Очаг, то, может, она и ему поможет?.. - предположила Филлис.
- Хомячка порвёт, - возразил я.
Рассмотрели и ту версию, что Майкл попросту был отвергнутым влюблённым; слова о "главном критике" в самом деле меня настораживали, но смертные нечасто впадают в меланхолию от любовных переживаний. Наконец, Лигейя поднялась и призналась, что это она могла сгоряча наговорить ему лишнего. Это вызвало ещё больше вопросов: чем он мог так сильно её рассердить? Но Лигейя отказывалась сообщать подробности.
- Он раскрыл какую-то вашу информацию? - предположил я. - С Мечтателями так бывает.
Я знал не понаслышке, как Мечтатели, воспринимая увиденное в Грёзе как собственные фантазии, делают истории знакомых им фей достоянием общественности в романах, стихах и картинах, порой усложняя этим феям жизнь. Конечно, Лигейя имела полное право промолчать о том, что именно Майкл рисковал обнародовать в своей будущей книге.
Но Анри со своей записной книжечкой всё задавал и задавал ей уточняющие вопросы о том, что она сказала Майклу, и Мэдлин, наблюдавшая за этим, не выдержала. Она, не спрашивая разрешения, налила в бокал Лигейи перебродивший яблочный сок, выражая тем самым своё неодобрение, а затем встала и произнесла:
- Хватит. Это ведь не преступление.
- В самом деле, что за допрос, - поддержал я. - Каждый может накосячить. Мне кажется, мы слишком зациклились на этом разговоре. Выводы могут быть преждевременными.
За неимением новых сведений Серни вновь предложил прийти к Майклу в подходящее всем время, например, в четыре утра.
- В четыре утра он кинется в вас чем-нибудь тяжёлым, - предупредил я. - И я пойму его в этом.
Ещё некоторое время послушав обсуждения Майкла, Лигейя во второй раз поднялась с места и спросила, как мы отнесёмся к этому, если она скажет, что могла по неосторожности опустошить Майкла.
- С кем не бывает, - заметил я.
Лигейя вновь продолжала каяться, да так, что просила всех в случае чего позаботиться о Мэдлин, - я едва верил своим ушам. Всё-таки Благие слуаги - причудливое зрелище. К чему бурные сожаления и посыпания пеплом? Не такая уж страшная ошибка произошла. Куда хуже, чем случайно опустошить Мечтателя, - не то что не сообщить информацию сразу по просьбе хозяина дома, при желании назначив за неё разумную цену, а сообщить сперва неполную информацию. "Сказала не то" - отнюдь не то же самое, что "опустошила"...
- У нас здесь не реконструкция Благого судилища из древних легенд, - напомнил я. - Мы никого не собираемся наказывать.
Кто-то даже предложил Лигейе, в качестве способа исправить ошибку, написать Майклу письмо с признанием в любви - дескать, шоковая встряска может помочь ему выйти из оцепенения. Я возразил, что если писать неправду, то она так или иначе вскроется и приведёт к ещё более глубокому разочарованию в жизни.
- Такое трогательное единодушие в желании спасти Мечтателя, - заметил я.
- Это любопытство, - возразил Серни.
- Любопытство я также испытываю, - признал я. - Можно поэкспериментировать.
- Как бы не сделать хуже... - сказала Лигейя.
- Я уже предупреждал, что Мечтатель может испортиться, - согласился я. - Но кто не рискует, тот ничего не узнает.
Между делом Анри спрашивал также о том, кто из фей может насылать кошмары и как можно этому научиться. Сперва на это не обращали должного внимания, но когда вопрос с Майклом прояснился, у Анри уточнили, с какой целью он этим интересовался. Он рассказал, что у него был гуль по имени Луи-Винсент, который все пять лет, что они были знакомы, мучился ночными кошмарами и в конце концов умер от страха.
- Как была его фамилия? - спросил я.
- Леблан.
- Я слышал о нём. От его родственника.
- Что вы слышали?
- Ничего особенного. Я был знаком с его кузеном, когда был в Париже. Он вскользь упоминал, что у его родственника Луи-Винсента не всё в порядке с головой, а я не стал расспрашивать. Возможно, когда-то и этот Луи-Винсент тоже был Мечтателем.
Если некоторые гости вначале предположили, что смена статуса с человека на гуля, включающая в себя смерть, могла повлиять на состояние несчастного, то теперь стало ясно, что Луи видел кошмары и до того, как стал гулем, - и даже покровительство вампира его не спасло.
- Я тоже слышала об одном человеке по имени Луи-Винсент, - сказала Лигейя.
- Расскажите. Едва ли это совпадение.
Лигейя стала рассказывать о некоем мальчике, и о слуаге, с которым этот мальчик был знаком, - можно было не вслушиваться, чтобы понять, что говорила она о себе. Слуаг был юн и неопытен и... перестарался в насылании кошмаров. Когда Лигейя в третий раз встала, как перед судом, и стала каяться, я задумчиво произнёс:
- На месте этого слуага я бы гордился такими способностями. Разве что поработал бы над тем, чтобы получше отточить контроль.
Возможно, Лигейя вновь что-то не договаривала, ведь для того, чтобы остановить мёртвое сердце гуля, даже очень сильного страха должно быть недостаточно. Свершённое "по неосторожности" тянуло по меньшей мере на проклятие - и впрямь впору было позавидовать.
- Меня давно не было в Лондоне, - заговорил Генрих, когда и этот вопрос был закрыт. - Поделитесь новостями: что за это время произошло и изменилось?
- Это долгая история, - заметил я. - Уточни, что или кто конкретно тебя интересует?
- Равновесие сил между фригольдами... у кого были удачи или неудачи...
- Скажи проще: сплетни, - сказал Серни.
- Например, как дела у того нокера, Гарри Шестерни?
- К сожалению, он покинул наши ряды...
И Генриху вкратце рассказали, что хозяин одного из лондонских фригольдов женился и погиб под грузом Банальности, и с тех пор во фригольд, запечатанный химерическим замком, являвшимся предметом особой гордости нокера, никто не мог проникнуть.
- Случилась и ещё одна свадьба, - припомнил Серни. - Вышла замуж сатирка Элисон.
- Да, её можно поздравить, - заметил я не без гордости.
Элисон некогда обратилась ко мне с просьбой устроить её брак с неким богачом. Пришлось потрудиться, но некоторое время назад богач, под давлением лёгкого шантажа и убедительных перспектив обретения деловых связей с некоторыми друзьями сатирки, поддался, и торжество состоялось. В качестве награды я получил старинный кожаный диван, на котором друзья Элисон пользовались её благосклонностью, - он навевал прекрасные сны. Некоторые гости тут же высказали опасения, не произойдёт ли с Элисон то же, что произошло с Гарри, но я в этом сомневался: напротив, с деньгами мужа она сможет развлекаться ещё больше прежнего.
- Ты как будто не рад этой новости, - сказал я Генриху, который, услышав о свадьбе Элисон, помрачнел. Неужели опасался потерять её благосклонность?..
- Я просто сожалею, что ещё одной феи больше нет с нами.
Значит, он был дружен с Гарри?.. Но, так или иначе, для меня эта информация не была ценной.
- Кто же теперь откроет фригольд Гарри?
- Этот фригольд - как спящая принцесса из сказки, - сказала Мэдлин. - Которую разбудит поцелуй принца.
- Значит, следует поцеловать замок? - предположил я.
- Я слышала, Гарри был влюблён в Элисон, бедняга, - сказала Филлис. - Говорил, что отдал ей ключи от своего сердца.
- Можно попросить Элисон поцеловать замок.
- Я могу поговорить с ней, - сказал я. - Думаю, она не откажется.
- Может, "ключи от сердца" - это метафора?.. - предположил Серни.
- Нокеры не склонны к метафорам, - возразил я. - Не удивлюсь, если Гарри действительно отковал ключ и всучил его ей. А уж как она его потом использовала...
- Мистер Сладж, - Мэдлин укоризненно покачала головой.
Я же вспоминал о том, что в один прекрасный момент, когда я возлежал на своём диване, из недр его кожаной обивки появилась серебристая звезда и уколола меня в седалище. Украшение было явно химерического происхождения, и я припрятал её, дабы аккуратно выяснить позже, кому из друзей Элисон оно могло принадлежать. Новая информация говорила о том, что звезда вполне могла быть подарком Гарри, принадлежавшем самой сатирке - и тем самым ключом. Стоило попробовать им воспользоваться, ведь собственный фригольд - или хотя бы собственноручно открытый - никому не помешает.
Близилось утро, и официальный Высокий Чай подходил к завершению, сменяясь Высоким кофе. Филлис куда-то вышла с Анри, и пока они отсутствовали (речь между ними зашла о некоем украшении, и я опасался, не существовала ли вторая половина ключа, попавшая кому-то из них в руки), Мэдлин предложила помечтать, каким каждый из нас сделал бы свой собственный фригольд, если бы он у него был. Серни говорил, что устроил бы лабиринт, а ещё множество загадок для тех, кто бы в него приходил, а также - удобное место для написания готических романов.
- Ну а вы, мистер Сладж? Каким был бы ваш фригольд?
- Я плохо умею мечтать без конкретных планов. Но я сделал бы фригольд местом, уютным для слуагов. И... пожалуй, устроил бы свой театр.
- Но вы же и так работаете в театре. Зачем вам ещё один?
- Каждому мастеру хочется работать самостоятельно, ни от кого не зависеть. К тому же - как знать? - я мог бы готовить учеников...
- Но слуагам уютно в темноте, а в театре должно быть много света.
- Для моего искусства достаточно и свечи.
Когда Анри вернулся, на его пальце блестело изящное кольцо. Я присмотрелся, но оно не выглядело как нечто парное к "моей" звезде из дивана.
- Вас можно поздравить с помолвкой? - спросила Мэдлин его и Филлис.
- Нет...
- Но вы так долго вместе отсутствовали.
Пришла пора прощаться с хозяином и друг с другом. Прощались ненадолго, назначив следующее место встречи в доме Майкла Моррисона.

Итоги и благодарностиОтличная модель репутации, для камерного слуажника подходящая идеально! Эбенезер поднял репутацию с 4 до 6, сравнявшись с хозяином приёма. В ближайшем будущем он наудачу помашет звездой над замком запертого фригольда - а что будет дальше, не загадываю. Быть может, он станет новым хозяином фригольда, а может, Очаг примет в качестве хозяйки только Элисон, или только нокера, а может, от этого Очага можно будет взять уголёк и при помощи магической книги раздуть новый Очаг слуажьего фригольда... Больше фригольдов хороших и разных!
Один минус игры про слуагов: когда все шепчут, а ты глуховат по жизни Но со временем я научился поворачиваться корпусом к тем, кто сидел сбоку от меня, когда они говорили, чтобы слышать обеими ушами, а не угадывать контекст по отдельным словам. Самому от шёпота потом непросто отвязаться - и когда оглушаешь звонкие согласные, получается какой-то немецкий акцент; возможно, над слуажьей речью стоит поработать, как над пачьей.
Спасибо Вере и Руш за ещё один кусочек Грёзы! Игры по феям всегда играют себя сами, такой уж это волшебный мир, но - для того, чтобы всё взлетело, немаловажно создать атмосферу и истории и всех накурить. И у нас получился очень живой Лондон - и весь окружающий мир, простирающийся аж до Италии через Париж.
Спасибо всем остальным игрокам! Вы были классными слуагами - и вампиром, - очень разными, антуражными, с интересными историями. Травить байки в хорошей компании и ввязываться в авантюры - бесценно. Мориэль, Асмела, Ортхильда, Сирша - уруру за игру!
Охотно поиграл бы Эбенезера ещё, буде возможность. Вполне непринуждённо представляю его в последующих жизнях, будь то XX или XXI век.

А пока я, начав клевать носом после двух игр подряд, уехал вместе с Мориэль, поорал по дороге про Кнгргц, и вернулся домой, где к тому времени уже прошла кабинетка по Системе.