Предыдущий пост закончился - в нём были зело большие тексты. Ну а мы не останавливаемся, пока сижу дома - вытрясаю из Амарта заявки и продолжаю строчить. :3
Первые пятьСяо Синчэнь (и Сун Лань), ключ - "намёки и невинность". MoDao ZuShi, джен, 664 слова- Раз нам понадобится отдых после Ночной охоты, - Сун Лань указал на неприметную вывеску, на которой был намалёван не то куст, не то курильница сянлу, не то облака, - то почему бы не на постоялом дворе? Денег на комнату нам хватит.
- Как хочешь, - легко согласился Синчэнь, глядя на небо над городскими крышами. Накануне дождевые тучи прошли стороной, но к утру могли вернуться, и устраиваться на ночлег под открытым небом было рискованно. Прежде ему не доводилось гостить на постоялых дворах, но в этот раз никто не оказал им гостеприимства, и Синчэнь целиком положился на опыт своего спутника в путешествиях.
Его слегка удивило, что за спиной хозяина, вышедшего им навстречу, из-за отделявшей тесный обеденный зал от хозяйственных помещений ширмы с любопытством выглядывала целая стайка девушек. Но Синчэнь подумал, что у хозяина, должно быть, много дочерей, и они помогают ему на кухне.
- Нам нужна комната, - решительно проговорил Сун Лань. - На одну ночь.
- Вы вдвоём? - поинтересовался хозяин, видимо разочарованный тем, что вместо двух комнат ему заплатят за одну. - У нас как раз есть комната с широкой кроватью. Или, может, господа совершенствующиеся желают парадное ложе?
Синчэнь вопросительно взглянул на Сун Ланя: он понятия не имел, чем парадное ложе отличается от обычного.
- Благодарю хозяина, но нет. Нам нужно самое простое.
- Полагаю, господа заклинатели пожелают выбрать вино и закуски, которые мы можем подать в комнату, - не сдавался хозяин. - Или, быть может, чай?..
Сун Лань неопределённо хмыкнул. Синчэнь же был растроган такой заботой: сложно было представить, чтобы кто-то принимал пищу прямо в постели, не будучи больным. Вероятно, хозяин решил, что после Ночной охоты заклинатели будут так валиться с ног, что у них не хватит сил спуститься и позавтракать.
- Не стоит беспокоиться, - поспешил он заверить хозяина. - Когда я утомлён, мне только и нужно, что выспаться. Вам не нужно подниматься в ранний час, мы сами спустимся чуть позже.
Хозяин понимающе крякнул, услышав про утомление, но всё же уточнил:
- Закуски приношу не я. А как же мои девушки..?
Сун Лань открыл было рот, однако Синчэнь вежливо, но строго перебил обоих:
- А девушкам вовсе не должно смотреть на мужчин в таком виде.
Синчэнь спал в нательных штанах и нижней рубахе, и видеть его настолько неодетым было бы для девушек неприличным. Неужели хозяин думал, что заклинатели так и спят в полном одеянии, не разуваясь и не снимая меча?..
Радушная улыбка хозяина окончательно стала жалобно-кривоватой, так что Синчэнь попытался хоть немного утешить его грусть от отказов:
- Мы могли бы заплатить вам за...
- ...За тёплое масло? - в глазах хозяина вновь вспыхнула надежда. - У нас есть самое лучшее.
Синчэнь припомнил, что лекари использовали разогретое масло для того, чтобы разминать мышцы после особенно тяжёлых физических нагрузок. Заклинатели в такой помощи практически не нуждались, но откуда хозяину постоялого двора было знать об этом?..
Сун Лань кашлянул, как если бы подавился словами, и отвечать снова пришлось Синчэню.
- О, это излишне, - улыбнулся он. - Мы справляемся и без него.
- Ну хорошо, - сердито выдохнул хозяин. - Пойду подготовлю вам. Комнату. Попроще.
И, отвесив довольно небрежный поклон, он развернулся и пошёл вверх по ступенькам, словно нарочно ударяя каждую пяткой, так что они противно скрипели. На ходу он бормотал себе под нос что-то о любителях воровать чужие персики, которых выперли из почтенных кланов заклинателей и чья жадность на лишнюю монетку для красавицы скоро совсем разорит (далее неразборчиво).
- Я сказал что-то не то? - Синчэнь обернулся на Сун Ланя, у которого почему-то покраснели уши, как на холоде. - Я его обидел?..
- Н-нет, не совсем, - Сун Лань наконец прокашлялся. - Он просто принял нас за...
И Сун Лань сжал свой подбородок ладонью и уставился в окно, точь-в-точь похожий не на воина, а на философа, подбирающего единственно верное слово для стихотворения.
- Принял нас..? - подсказал Синчэнь, когда молчание слишком уж затянулось.
- За сбежавших любовников, - скороговоркой выговорил Сун Лань.
Синчэнь, к явному ужасу Сун Ланя, негромко рассмеялся в рукав.
- Ты находишь это смешным? - печально спросил Сун Лань, как будто пришла его очередь обижаться.
- Я думаю, что в следующий раз нам стоит поспрашивать у местных жителей, где можно остановиться на ночлег, - примирительно ответил Синчэнь. - А то я как раз собирался у тебя спросить, что означают иероглифы "Опавшие лепестки" на вывеске...
Йокоя Канзаки, ключ - "не решить по-другому". Loveless, карантин!AU
![:gigi:](http://static.diary.ru/picture/1134.gif)
Канзаки обернулся и окинул Кирицу оценивающим взглядом.
- Возможно, они будут только за, - заключил он наконец. - Но против буду я. Потому что они будут отвлекаться, а я - в особенности. Хотя бы надень футболку!..
Шёл второй месяц чрезвычайной ситуации в Токио.
Теперь первый утренний будильник означал, что Канзаки, не открывая глаз, перекатывался по футону, чтобы сцапать Кирицу, и, убедившись, что он никуда не денется, засыпал обратно, уткнувшись носом в плечо. Второй означал, что Кирицу всё-таки придётся отпустить готовить кофе и настраиваться на учёбу и работу. В городе не замерла только офисная жизнь - а университеты решили, что осваивать программу по специальностям, не требующим непосредственного контроля преподавателя, студенты могут и самостоятельно. Большинство же клиентов Канзаки предпочли перейти на видеосвязь. Раньше он практиковал только личные встречи, но раз по-другому нельзя, не прерывать же терапию.
Также участились случаи, когда Кирицу всю ночь не ложился вовсе - и тогда отсыпался под разговоры Канзаки с клиентами, всецело соблюдая требования конфиденциальности. К геймерскому креслу, в котором Кирицу проводил время за монитором, Канзаки даже чуточку ревновал - но, в конце концов, он сам участвовал в выборе модели, утверждая, что кровно заинтересован в том, чтобы Кирицу не подводила поясница. Кресло себя оправдало, равно как и футон выдерживал регулярные краш-тесты.
А пока клиентов нет - можно бесконечно смотреть на жилистые запястья и пальцы, стучащие по клавиатуре. Канзаки всегда досадовал, что на синтезаторах и пианино не устанавливают видеокамеры, - и вот, любуйся сколько хочешь. Бонусом - вспоминай, как эти пальцы умеют прикасаться. И очень хотелось в такие моменты превратиться в кота и улечься прямо на клавишах, а ещё - ходить по пятам и тереться о лодыжки. И за что одному человеку столько соблазнов?..
Впрочем, время от времени Канзаки всё равно путался под ногами Кирицу на кухне - когда не было риска прервать священнодействие, а результат оного уже был помещён в духовку или кастрюлю. В такие вечера проверке на прочность вместо футона мог подвергнуться стол.
- Кажется, теперь я знаю, зачем нужна скатерть, - поделился осознанием Канзаки.
- Затем же, зачем простыня?
- Ага. Кинул в стирку и порядок.
В целом ничего не изменилось - где-то по прежнему проходили бои на Арене, где-то госпожа мэр говорила с телеэкранов ободряющие слова, а они существовали здесь, между этими двумя мирами. Только сакура расцвела в этом году чуть позже обычного, и это тоже было соблазном, - но смотреть на розовые облака, похожие на пену для ванны, можно было и с крыши. (Спонтанно возникшая идея любования сакурой посредством полевого бинокля была отметена как абсурдная.) Хорошо, что переехать успели вовремя - и что не поскупились на красивый вид под боком.
Вишнёвые деревья, мостики и фонари между ними были далеко, зато Кирицу был близко, и главное - рядом не было больше никого, что Канзаки полностью устраивало. Он знал, как со свежевымытых волос Кирицу падают на широкую спину капли воды, так что тянет собрать их губами, - и мог не отказывать себе в этом удовольствии. И знал, что на рубашке, выбранной им для дистанционного сеанса, Кирицу достаточно расстегнуть всего две пуговицы, чтобы его ладонь целиком поместилась под ней. И этих знаний - хватало, чтобы быть уверенным в завтрашнем дне в ту пору, когда о прочих планах и перспективах можно было лишь гадать.
Были отменены концерты и Олимпиада, огоньки кафешек вечерами гасли, делая панораму ещё более живописной - будто в мире никого больше не оставалось, - а ночи по приближении лета становились всё короче, и всё проще было застать рассвет, случайно... увлёкшись друг другом. Раньше Канзаки думал, что это всё книжные и киношные штампы: и что самые сильные люди способны на самую искреннюю нежность, и что когда эдак щёлкает что-то внутри, как колёсико зажигалки, - просто горишь, кончаются слова и мысли, словно в первый и в последний раз... Оказалось - нет, не штампы.
А утром - поздним утром, солнце почти в зените - снова пел любимую песню будильник, шелестел вентилятор, разгоняя майский зной, и Кирицу держал глиняный калебас с вычерченными на выпуклых боках стволами бамбука. Канзаки, приоткрыв один глаз, наблюдал, как его пальцы неосознанно гладят шероховатые впадины рисунка, - и на то, чтобы такой день карантина повторялся снова и снова, был совершенно согласен.
Клауд ап Балор, ключ - "шрамы и корни". C:tD, поток сознания, 472 словаПо утрам уже не мерещится, что всё сбывшееся было сном: тонкая ткань всеми порами и волокнами сохраняет тепло и аромат неведомых смертным цветов, запутавшийся в волосах Галата. Клауд вдыхает, насколько хватает лёгких, прежде чем открыть глаза, - этот запах ему не сравнить ни с чем, и если знатоку и под силу было бы различить в нём оттенки, неуловимо меняющиеся по мере смены сезонов, то Клауд предпочитает для себя оставлять их тайной. Как не воссоздать в лаборатории запах сада после дождя, даже зная, какие масла испаряются из земли, - так же всё, что окружало Клауда теперь, он с полным правом считал чудом. Начиная с малозаметного шрама по центру груди - скоро исчезнет вовсе - от смертельной раны. Прицел не сместился вбок, не пощадил, - это и правильно.
Клауд помнит: всё проходит, пройдём и мы - как проходит последний весенний, первый летний ливень с ветром, укладывающим наземь негнущиеся тростники, с вздувшимися ручьями, с хлещущими воздух ивовыми плетьми, с пузырями на воде и промокшей травой, после которого даже звёзды умыты до блеска. Мы однажды растаем - через десять лет, или вдесятеро больше, но не раньше последней капли крови, летящей к земле, - переплетя пальцы, вернёмся в Грёзу, как корни, сплетаясь, уходят в землю. Сказка об одном из последних ши в Междуцарствии, связавшем срок своей жизни с заключённым под стеклянный колокол волшебным цветком, который всё равно увядал... быть может, не сказка. Цветы без корней недолговечны - но пока нас питает и слышит Грёза, из сотни - или вдесятеро меньше тому - исходов нет варианта "сдаться".
Клауд уже почти не корит себя за то, что едва не сдался.
До смерти - целая жизнь, чтобы ей надышаться. Данное даром не ценят - но когда оплачено сполна, наслаждаешься каждым мигом. Когда сердце с новой точки отсчёта стучит, как молоток по рукояти резца, - и ты знаешь, чьё имя узором рун оно выбивает на внутренней стороне податливой кости рёбер. Когда шрамы - всего лишь история под обложкой плаща, не для посторонних глаз. В тени вообще не в почёте прямые взгляды - и учишься их ломать, когда все хотят посмотреть, что ты за фигура. На поле, у самих себя отвоёванном, не осталось ни белых, ни чёрных клеток, - и ради чего было порвано столько сердечных жил? Не ради ли того же - чтобы ценить дороже?..
Может, в том и секрет, почему дети Дан когда-то приняли человеческий облик. С течением лет и веков всё больше власти над ними брало человеческое сердце, всё меньше оставалось в их плоти безразличной стихийной вечности. И нет разницы между тобой и тобой - сердце и Грёза сливаются в одно, стихийное не даёт сердцу устать, сердце не даёт стихии сделаться бездумно губительной. Счастье - быть живым и бессмертным одновременно.
Остался ли шрам на сердце - не так уж важно. Сказка о мастере-ши, вырвавшем сердце и заменившем его на камень, - быть может, не сказка, но сердце Клауда - каждым утром беря разбег - в тех руках, что выбрало само. И тот соврёт, кто расскажет о любви к жизни больше, чем это сердце.
Магнус Красный (и Леман Русс), ключ - "глубокое погружение". Warhammer, джен, 1588 словПо мере того, как Магнус взрослел, ему находили лучших наставников, но он превосходил их одного за другим, доводя себя до изнеможения в изучении путей Ниоткуда - так жрецы Просперо называли взаимодействие с варпом. Силы же варпа, которые они призывали для колдовства, они именовали Сущими; далеко за краем солнечной системы, по их словам, таились великие Сущие - боги, сильнейшим из которых был бог войны Ан-Нунурта. Никто не знал, чего эти боги ждали там - огромные, вечно голодные, чужие. Каждый колдун стремился избежать их внимания, отвлекая его от себя при помощи жертв. Магнус же не выказывал Сущим никакого почтения и задавал вопросы, на которые у жрецов не было ответа. Так в своём обучении он дошёл до верховного жреца Бел-Кенека.
Верховный жрец сидел перед жертвенным костром, что не гас никогда, и лиловое пламя бросало отсветы на его сморщенное, как урюк, безбородое лицо.
- Я хочу знать о богах, - сказал ему Магнус, садясь на камень по другую сторону костра. - Кто они такие? Такие же духи, как те, что мы используем, или такие же колдуны, как ты и я?
- И то, и другое, - проговорил Бел-Кенек, и его губы, растрескавшиеся морщинами, тронуло подобие улыбки. - Но ни то, ни другое. Мы, конечно, воспринимаем их по-разному, но на самом деле все, как ты говоришь, духи похожи друг на друга.
За всю свою жизнь Магнус ещё не встречал человека, кроме себя самого, кто воспользовался бы словом "духи" с такой лёгкостью.
- Большинство из нас не задумываются ни о том, что они такое, ни о том, откуда они берутся, - продолжал Бел-Кенек. - Но есть среди нас искатели знаний, что вот уже много веков спорят о природе Сущих. Одна из популярных гипотез утверждает, что духи пожирают друг друга, как морские твари. Сильный поглощает слабого. И чем крупнее духи, тем труднее им переносить увеличение кривизны пространства, возникающее возле тел большой массы. А чем дух мельче, тем проще призвать его в наш мир, где он может не опасаться своих более сильных собратьев.
Магнус с сомнением хмыкнул.
- Я тоже не признаю этой теории, - кивнул Бел-Кенек. - Я стал колдуном так давно, что ты и представить себе не сможешь, и ни разу не видел, чтобы духи охотились друг на друга. Более того, даже вблизи царства великих Сущих обитают мелкие духи. Их там миллионы, и каждый не больше моей ладони.
- Ты призывал духов оттуда? - перебил его Магнус с жадным любопытством, но Бел-Кенек словно не заметил вопроса, заданного без должного порядка.
- Другая теория гласит, что духов вообще не существует. Возможно, её возникновением мы обязаны тем нашим братьям, которые не верят в то, что нельзя измерить и потрогать руками. Она состоит в том, что духи - лишь отражения сознания колдунов, пытающихся перекроить пространство на свой лад. Утверждается, что это не более чем символы, помогающие нам пользоваться энергией Ниоткуда. Если бы мы не воспринимали наши отражения как нечто отдельное от нас, мы потеряли бы самих себя.
- И какая из этих версий верна? - на этот раз Магнус дождался, пока жрец договорит.
- И та, и другая, - Бел-Кенек вновь улыбнулся. - Почему тебя так интересует мир Сущих? Твоя собственная психическая сила уже сейчас так велика, что тебе больше следует думать о том, как сдерживать её, нежели о том, как увеличить её.
- Я сдерживаю, - хмуро вздохнул Магнус. Он заметил глянцево-чёрного жука, проползавшего мимо, и щелчком пальца отправил его в огонь. - Сдерживаю, чтобы не навредить никому. Взгляни, как материя хрупка и недолговечна. Ты говоришь - отражение нашей психической силы? Но что если это мы - отражение, зыбкая и уязвимая тень подлинных нас, способных повелевать силами Ниоткуда?
Бел-Кенек медленно выдохнул, прежде чем ответить.
- Ты знаешь больше меня, упавший с неба. В этом мире больше некому тебя учить.
- Потому я хочу говорить с теми, кто выше тебя. Я хочу говорить с богами.
- Никому не под силу призвать великих Сущих, - этот ответ Бел-Кенек дал быстро и с уверенностью.
- Но если мы призываем духов Ниоткуда и подчиняем их, то что будет, если мы сами отправимся Ниоткуда?
- Ниоткуда подчинит нас. - Бел-Кенек ответил ещё быстрее и, казалось, волновался. - Оно обладает волей и разумом, необъятными и непостижимыми, поскольку их источником является не один человек, а сознания всех мыслящих существ во вселенной.
- Не ты ли говорил, что когда первые люди прибыли на Просперо, их чёрные корабли вынырнули Ниоткуда?
- То были корабли. Но каждый, кто хоть одним глазком заглядывал Ниоткуда в одиночку, погибал либо лишался рассудка. Там нет ни времени, ни расстояния, ни ближнего, ни дальнего, ни долгого, ни быстрого.
- Одним глазком, - повторил Магнус, и его лицо просветлело. - Спасибо, наставник.
- Будь осторожен.
- Я буду осторожен, - серьёзно пообещал Магнус. - Я ещё не достиг всего, чего хотел.
- Будь очень осторожен, мальчик, - повторил Бел-Кенек.
- Мальчик?..
- Каждый колдун - ребёнок, непрестанно изобретающий новые игры так, словно бы всё сущее принадлежало ему. Запомни это, Найденный, Ищущий правды.
Магнус прошёл несколько бесконечно долгих шагов по церемониальной дороге для ритуальных процессий, связывавшей Пирамиду Фотепа с уже разрушенным комплексом садов. Ещё издали он разглядел седые пряди в бороде Лемана Русса и новые шрамы на его лице - брат изменился с тех пор, как Магнус в последний раз его видел, и всё же это был тот Волк, которого он знал когда-то.
- Ты нарушил слово, Леман, - попенял он с усмешкой. - Видишь, я сдался. А ты всё равно продолжаешь сбрасывать бомбы.
- Неужели ты сам поступил бы иначе? - оскалился Русс. - Тебе много раз давали шанс исправиться, а ты? Ты опять принимался за старое. Как будто желал, чтобы было уничтожено всё.
- Возможно.
- Всё, включая память о твоих же славных делах, Магнус!
Алый Король коротко рассмеялся. Вокруг него из разрывов в варпе били в разные стороны лиловые, чёрные и золотые молнии, не позволяя никому приблизиться, а реки крови стекались к пирамиде за его спиной и, поправ все законы физики, текли вверх по её покатым обсидиановым стенам.
- Все они и так давно забыты. Славные дела никому не интересны. Я помогал братьям рассеять тьму, а они перегрызлись из-за контроля над светом, который я им принёс. Сам я интересую их постольку, поскольку обладаю силой. Одни из них хотят лишить меня этой силы, другие - использовать её в своих интересах. Даже отец видел во мне только топливо для своего Золотого трона. Понимаешь, Леман? Всего лишь батарейку.
- Потому ты и предал нас? Пошёл против тех, кто стремится освободить человечество от власти проклятых колдунов?
- Это хуже всего, Леман, - Магнус покачал головой. - Это противно самой природе. И в глубине души ты понимаешь это. Твой мир ближе к тому, что мы называем эмпиреями, а вы называете обителью туманов, нежели мой. Ты пытаешься остановить наводнение, вычерпывая воду ковшом, но тебе не удержать того, что уже началось.
- Ты лжёшь, - отрезал Русс. - Время чернокнижников миновало. И ты виновен в этом больше, чем я.
Он поднял Презирающий - болтер с укороченным, похожим на волчью морду стволом.
- Но если бы не ты, миллионы душ на этой планете не высвободили бы свой психический потенциал. Без тебя мы были бы теми, кем нас хотели видеть обвинители - новыми диктаторами. Наследниками древних культов. А ты превратил нас в мучеников.
Дрогнувшими от ярости руками Русс снял болтерный пистолет с предохранителя.
- Ты можешь меня убить, но это ничем тебе не поможет, братец.
- Отец несколько раз поддавался чувствам и оставлял тебя в живых, Магнус. Больше я эту ошибку не совершу. И если, сдаваясь, ты рассчитывал на моё милосердие...
- Нет. Я никогда на него не рассчитывал. Ты можешь перебить всех до единого на Просперо, но это ничего не изменит. Неужели ты не заметил, как я расчистил тебе путь к этому великому жертвоприношению? Ты сам совершил все эти перемены, а мне оставалось лишь направить их в нужное русло. Ты - Лучший из псов, и благодаря тебе мир стал совсем другим.
- Не называй меня псом!
- Почему? Ты, тот, кто ничего не боится, - боишься правды?
- Не смей, - прорычал Русс, и его глаза налились кровью.
- Ты знаешь, что это правда, Леман. Ты следуешь тропой рока, и за твоей спиной остаются одни лишь трупы. Кто же ты, если не Пёс?
Русс нажал на спуск и изрешетил видение Магнуса болтами. Но его руки ходили ходуном, отчего пули попадали в каменные руины, в окруживших место встречи сестёр и десантников. Один из болтов рикошетом задел самого Русса.
От удара и слабой боли он пришёл в себя, отшвырнул бесполезный болтер и с рёвом бросился вперёд. Мьялнар сверкнул в его руке серебряным сполохом.
Как только флот покинул систему Форзар, варп-связь и обслуживающие её команды постепенно начали приходить в себя. Множество сообщений заполнило эфир.
Средства связи... как всё-таки изменился мир вокруг примарха Лемана Русса со времён его детства! Когда он рос на Фенрисе, коммуникации, конечно, существовали, но знали об этом немногие. Всё-таки этот мир был низкотехнологической зоной, и выживание целиком зависело от рунных волхвов, умеющих договариваться со стихией. А теперь технологии были повсюду, и даже Великая Зима не могла с ними тягаться.
Во время редких визитов в родной мир Русс попросту не обращал внимания на то, что в нём происходит. А следовало бы замечать.
Всё это произошло по его вине.
Прошлого уже не вернуть. А знания, память крови, обретённая человечеством задолго до Имперских истин, - это и есть прошлое.
Возможно, Магнус был прав. Леман Русс действительно изменил мир. В припадке ярости сокрушил последнюю, быть может, цивилизацию, сохранявшую эти знания. Или же помог ей превратиться в нечто чудовищное.
Что ж, по крайней мере, в будущем человечества больше не будет Колдуна. На Просперо не осталось ни одного мятежника - Волки никогда не щадили своих врагов. Они выполнили свою работу, которая вызывала в людях лишь страх и ненависть к ним. Но Руссу было всё равно. Пусть думают что хотят. Пусть однажды начнут охоту и на него. Теперь это уже не важно.
Перед отлётом он убедился, что вывел из строя все боевые системы, уничтожил все населённые зоны Просперо. Он выполнил приказ Воителя, а затем на своём флагманском корабле нырнул в варп, даже на безопасном расстоянии от зоны битвы выплёскивающийся штормовыми волнами. Но мысли о братоубийстве терзали его сердце. Волчий Король прекрасно понимал, что Магнус и мёртвым будет его преследовать.
Джагатай-Хан (и Хорус), ключ - "невыносимо больно и запредельно сладко". Warhammer, джен, 1207 словДжагатаю опять снился сон - всё тот же сон о скачке в пустоте среди бесчисленных звёзд. Он проснулся в ярости. Этот сон был ложью. Ему никогда не добраться до звёзд!
Когда он заснул вновь, ему приснился другой сон. И это был уже обычный ночной кошмар, родной брат того кошмара, что посещал его после гибели его племени. На этот раз за ним гнался огромный дух. Он с воем мчался за ним по всему миру - какое-то мифическое существо, кровожадное, безликое, неутомимое. Кровавая слюна капала из его раскрытой пасти. Тварь настигала его. Ещё миг - и она его сожрёт. А он, как бы ни был быстр, не сможет убежать.
На этот раз Джагатай проснулся утомлённым и встревоженным. Неужели этот сон сбудется? А что тогда означает огромная тень? Мстительного духа-дракона Кофасты, столицы покорённой им империи? Нет, дух определённо был другим - он чуял это. И запах был почти знакомым.
Этот сон был дурным предчувствием.
Познакомившись ближе с отцом и наблюдая издали за братьями, Джагатай рано понял, что Император не был тем Великим ханом, каковым тот показался ему тогда, когда его вознесение к звёздам сотрясло стены Куан-Чжоу до основания. Безусловно, отец занимался собиранием и объединением миров, - но его сыновья чем дальше, тем больше отдалялись друг от друга. А отец как будто нарочно подчёркивал их различия и сталкивал их между собой, вынуждая соревноваться за его внимание и одобрение. Джагатай не ощущал Империум единым, и пышные общие празднества и парады не меняли, а лишь подтверждали это.
Зато у Хоруса Луперкаля, принявшего Джагатая таким, каким он был, и предложившего учиться друг у друга, задатки Великого хана были. Джагатай чувствовал, что Хорус сумел бы объединить братьев, найдя к каждому подход, когда унаследует Империум от отца, - вот только Император намерен был править вечно. И Джагатай не говорил Хорусу об этом, дабы тот не возгордился больше прежнего. Зато с Хорусом он и поделился своими опасениями:
- Я не хочу пророчить, брат, но не знаю, как далеко зайдёт напряжение между всеми нами. Сейчас оно даёт энергию для движения вперёд, но может разорвать Империум изнутри. У нас в Степи нет худшего проклятия, чем пожелать врагу, чтобы его сыновья враждовали друг с другом, - это означает потерять всё, что имеешь. Я не хотел бы однажды увидеть, как брат поднимает копьё на брата.
Облик Хоруса был связующим звеном между выходцами из суровых земель, носившими на плечах шкуры, а на коже - шрамы, и воспитанниками просвещённых миров, облачённых в сияющие на солнце доспехи и плащи. В нём было и то, и другое, и немного нарочито-тяжеловесной грубости любителей оружия, машин и инженерных сооружений. Если каждый из братьев не был похож ни на кого, то Хорус был схож со всеми - и вызывал восхищение и зависть. Восхищение потому, что в нём можно было увидеть то, чего в тебе не было, и зависть потому, что в том, что было у тебя с ним общим, ты его превосходил. Последнее обстоятельство вынуждало некоторых считать себя более достойными.
- Странно слышать это от тебя, - заметил Хорус. - Ведь тебя называют варваром, позволяющим своим детям убивать друг друга.
- Так и есть, - усмехнулся Джагатай. - Племена сражаются друг с другом, как и братства в моём легионе. Так мы избавляемся от слабейших, неспособных постичь свою силу и совладать с ней. Ястребы и другие хищники убивают и пожирают себе подобных в бою. Но не должно быть вражды между равными.
- А ты считаешь, что мы равны?.. - поинтересовался Хорус без вызова, со спокойной уверенностью.
- Ты-то, конечно, считаешь себя выше всех, - парировал Джагатай, обидно улыбнувшись.
- Но и ты лучше многих, - не стал спорить Хорус. - Ты убиваешь силой мысли.
- Не совсем так, - от неуместного комплимента Джагатай досадливо поморщился. - Я не думаю о том, чтобы убивать. Я становлюсь убийством. И пока другие успевают лишь подумать, как защититься, смерть настигает их - но убиваю я оружием, как и ты.
- Ты убиваешь со скоростью мысли, так точнее. Кажется, это называется "транс"?
- Транс бывает двух типов. Шаман отправляется в путешествие души, отпуская её в мир духов. Воин впускает духов в себя и управляет ими.
- Так или иначе, отец намерен искоренить эти предрассудки.
Усмешка Джагатая стала горькой.
- Я немного изучил историю Терры. Мне думается, проблема человечества в том, что оно вечно всё разделяет. Даже когда его наука узнала, что всё сущее подчиняется одним законам, его религия продолжала отделять небо от земли и утверждать, что людям незачем лезть в божественный замысел, а следует лишь смиренно ожидать снисхождения. И на протяжении этой истории те, кто говорил об освобождении от прежних предрассудков, на самом деле желали порабощения людей под властью новой веры. Я опасаюсь и этого, Хорус. Мы разделили материальное и духовное, забывая о том, что это единое целое.
- Ты хочешь сказать, что духи..?
- Это лишь легенда, означающая, что ты без страха смотришь в глаза своей силе и контролируешь её, останавливаясь на самом краю.
- А что за краем? Кровавое безумие, как бывает у детей Ангрона?
Джагатай хохотнул снова.
- Пожиратели убивают от боли. Нам убийство приносит удовольствие.
Он прищурился, вспоминая, как убил в Кофасте чудовищного тигра, которому приносили человеческие жертвы; тигр был сильнее любого из людей, с коими Джагатай сталкивался прежде, - его первым почти равным противником. Вспоминая, как наступил ногой на некогда могучее, а теперь бившееся в последней агонии мускулистое полосатое тело, и как чувство гордости поднялось из его живота по позвоночнику и упёрлось в грудь, раздвинуло плечи, заиграло редкими волосками на руках.
- А разве невыносимая боль и запредельное удовольствие - не одно и то же?
- Не знаю, Хорус. Быть может, однажды я это выясню.
- Не хотел бы я в таком случае оказаться на месте тех, с кем ты будешь сражаться.
- Этого не произойдёт.
- А будешь ли ты сражаться на моей стороне? Даже если придётся перейти грань?
- И этого не будет. Я хотел бы, чтобы все мы либо сражались за Императора, либо были сами по себе.
- Разве ты не желаешь будущего, в котором каждый из нас будет править?..
- Я так и не научился править. Я желаю, чтобы будущее просто было - у моих детей и моего народа. Быть может, я желаю слишком многого.
Джагатаю казалось, что он сделал всё.
На ледяных пиках гор Хум-Карта, ближе всего к звёздам, не гасли погребальные костры, чтобы души павших братьев нашли сквозь пустоту дорогу к дому.
Но сам он слишком давно не возвращался домой.
Многим было неведомо, что долг хана перед своими людьми - выше, чем долг людей перед ханом. Он приносил клятву Императору и исполнил её, но принадлежал - всегда только этим людям и этой земле. Хан отдавал им всё, что имел, как реки отдают воду для посевов, как горы отдают камни и железо, как леса отдают дерево и дичь. И жизнь даже горстки людей, оторванных от своей земли, - стоила жизни хана. В конце концов, он всегда хотел заглянуть за грань.
Шаманы говорили, что лишь духам известны постоянно изменяющиеся течения Мальстрима. Говорили, что он ведёт в другую галактику, где всё устроено наоборот. Говорили, что, войдя в его центр, как в дырку ноля, можно вернуться назад и начать всё с начала - проснуться в шатре на шкуре горного барса и заново встретить судьбу, быть может свободную от замыслов богоподобного диктатора.
Джагатай шёл по Степи, оставляя в пыли цепочку глубоких следов. Никто из ходящих по земле не может быть избавлен от необходимости оставить на ней след, но ей безразлично, кто по ней ступает. Наследить нельзя лишь в пустоте, среди звёзд. Значит, там и затеряется его путь.
Даже ястреб в небе, не оставляющий следов, отбрасывает тень. Лишь пустота не отбрасывает теней, поскольку приемлет в себе и солнце. Когда заходит солнце, исчезают и тени. Значит, пора отправляться на охоту.
Феррус Манус (и Фулгрим), ключ - "я хочу любить тебя руками". Warhammer, джен, слэш pg, 1676 словФеррус чувствовал.
Чувствовал запястьем щекотное тёплое дыхание Фулгрима, тяжесть его руки на своей пояснице, а открывая глаза - видел небрежный ореол его жемчужных волос.
Всё это было частью чего-то непостижимого, невозможного, и Феррус закрывал глаза снова, позволяя себе ещё немного побыть не собой, побыть кем-то другим. Это нарушало все известные ему законы, весь порядок вещей - машина для убийства не может чувствовать ничего, кроме удовлетворения выполненной работой. Но его уверенность в том, что удовольствия делают воинов слабее, дала трещину, когда Фулгрим предложил высадиться с этой целью в полярной зоне недавно открытой им планеты. Он не шутил, и Феррусу пришлось признать, что каюта примарха лучше подходит для удовольствий: по крайней мере, здесь нельзя было вызвать сход лавины.
Сам Фулгрим также был непостижим. Обычно Феррус лишь саркастически хмыкал, когда кто-то из братьев заявлял, что создан для чего-то большего, нежели война: их увлечения традициями родных миров, написанием трактатов или коллекционированием знаний и артефактов всевозможных цивилизаций отец не то что не поощрял, но и терпел постольку, поскольку оные не мешали им покорять обитаемые системы. Фулгрим же воплощал собой то, чем человечество никогда не было - и чем едва ли когда-то сумеет стать. Воплощал то, что на тысячах диалектов называли "мечтой".
Феррус никогда не умел мечтать, он умел лишь добиваться решения поставленной перед ним задачи, а если решения не было - то создавать решение, чего бы это ни стоило. Но почему-то именно он, не привыкший подолгу спать и запоминать сновидения, сейчас оберегал сон Фулгрима - единственное, что оставалось беззащитным, когда речь шла о примархе, способном в одиночку справиться с исполинским орочьим вожаком. Когда Фулгрим просыпался, Феррус всегда спрашивал его, что ему снилось, - и тот рассказывал ему об идеях, порождённых его никогда не дремлющей фантазией.
В этот раз Фулгрим произнёс всего несколько слов:
- Я знаю, как остановить ледник.
С орбиты той самой планеты, над которой они в этот раз встретились, была видна чернота, сквозь которую почти не просвечивали огоньки звёзд. Чернота была самым центром пылевого облака, в который двигалась звезда - и вместе с ней вся система. Облако, не пропускающее солнечный свет, будет становиться всё плотнее, пока планета не пройдёт его середину. А выйдет она из него через пять тысяч лет - настолько долгой и будет зима. Граница вечных снегов уже доползла до городов, сожрав множество северных стойбищ, похоронив их под ледяным панцирем в сотни футов толщиной. Население мира всегда было невелико, но и возделанной земли было мало, и её не хватало для прокорма скученных на одной территории переселенцев. Неумолимо подкрадывался голод.
- Что?.. - заинтересованно переспросил Феррус.
- Я хочу представить лояльной правительнице этой планеты большой проект, осуществление которого поможет ей остановить похолодание.
- Большой, - пробормотал Феррус. - У тебя, братец, талант к преуменьшению.
- Проект глобальный, но выполнимый - правда, потребуются совместные усилия всех союзов и гильдий. А добиться этого будет труднее, чем спроектировать и построить необходимые технические сооружения.
- Продолжай, - попросил Феррус.
- Итак, проблема. Пыль поглощает солнечные лучи, отчего поверхность планеты перестала прогреваться. Решение. Я предложу увеличить поток излучения.
- Ты планируешь подмести пыль в межзвёздном пространстве? - Феррус прищурился, беззлобно поддразнивая его. - Или подбросить топлива, чтобы солнце горело ярче?
- Вовсе нет. Нужно лишь собрать рассеивающуюся в пылевом облаке солнечную энергию и перенаправить её на планету. Этого можно достичь, построив большие зеркала.
- Большие, - повторил Феррус с сомнением.
- Очень большие, - поправился Фулгрим, не дрогнув и бровью. - Я признаю, что тут возникнут определённые сложности. У планеты слишком много спутников. Трудно будет удерживать зеркала на стабильных орбитах. Но я уже некоторое время изучаю этот вопрос. Это всё же осуществимо. Если они смогут вывести зеркала в переднюю и заднюю солнечные троянские точки и стабилизировать их там...
- То зеркала должны быть того масштаба, который они не смогут даже себе представить. Если ты хочешь установить их не в лунных троянских точках, а в солнечных, то есть там, где притяжение планеты уравновешивается притяжением звезды, то для того, чтобы поток энергии заметно возрос, им понадобятся зеркала огромного размера.
- Да, я имею в виду именно эти точки. Там будет гораздо легче стабилизировать зеркала. Но, как ты только что отметил, их размеры превзойдут всё, когда-либо возводившееся на этой планете. Насколько я себе представляю прежде расчётов, диаметр большого зеркала должен быть не менее пяти тысяч миль.
- Боюсь, ты опять здорово преуменьшаешь.
- Они уже знакомы с вычислительными машинами, - продолжал Фулгрим. - Мы предоставим им более мощные компьютеры. А ремесленные общины должны будут предоставить металл, технологии и квалифицированную рабочую силу. Останется помочь им обеспечить подъём грузов на орбиту. Отражающий слой...
- Звучит как самое слабое звено, - подхватил Феррус. - Насколько я понимаю, им предстоит построить сложную несущую конструкцию из титановых балок, к которой будет прикреплена прочная отражающая поверхность. Но алюминий слишком хрупкий.
- Я уже подтолкнул их к идее создания пластика. Ты, возможно, удивишься, но они используют нефть - в качестве топлива. Я понимал, что без этого шага нельзя даже говорить о проекте.
Фулгрим действительно выглядел всерьёз заинтересованным, и Феррус не мог не любоваться им. Когда-то Фулгрим рассказывал ему о божестве своей родной планеты, в честь которого он получил своё имя. Бог, приносящий воду, был также богом мудрости, он сотворил мир и людей, научил их сельскому хозяйству и единственным из всех богов не относился к ним враждебно. Но имя божества забылось через несколько поколений, а имя Фулгрима по праву будет почитаться на Кемосе тысячелетиями. Вода была самой жизнью - таким же был и Фулгрим.
- Итак, два больших отражателя, о которых я уже говорил, дадут постоянный поток энергии. Кроме них, нужно будет построить малые отражатели на геоцентрических орбитах и в лунных троянских точках. С их помощью люди смогут перераспределять энергию. Направлять её туда, где она нужнее всего - например, подогревать замерзающие поля.
Фулгрим принялся расхаживать по каюте, бормоча что-то себе под нос.
- Так ты и правда считаешь, что это возможно? - осторожно спросил Феррус.
- Абсолютно убеждён. Да, проект осуществим - при условии, что все общины и союзы захотят включиться в него. А они... будут вынуждены включиться.
И прежде, чем Феррус задал очередной вопрос, Фулгрим остановился у иллюминатора, оформленного готической аркой, и произнёс:
- Итак, я опять это сделаю. Погублю эту цивилизацию.
Ощутив неясное беспокойство, Феррус, следивший за ним с края постели, поднялся и подошёл к нему, но Фулгрим, казалось, даже не заметил тяжести его ладоней на своих плечах.
- О чём ты, Фулгрим?
- О том, что я выпущу на свободу демона, как только предложу этот проект. Пойдут слухи, и новость достигнет ушей тех, кто увидит в ней единственную возможность спасения. И тогда у общин просто не будет выбора. Им придётся взяться за дело, даже если оно окажется невыполнимым, иначе их растопчут простолюдины. Заявляя, что план осуществим, я сделаю его осуществление неизбежным.
- Это плохо?.. - Феррус по-прежнему не понимал.
- Подумай о социальных последствиях, Феррус. Они изменят общество гораздо сильнее, чем глобальное похолодание. Я хочу, чтобы учёным, преследуемым традициями и предрассудками, начали доверять. Хочу, чтобы два десятка общин объединили свои усилия во имя общего дела вместо того, чтобы тратить их на грызню друг с другом. Мастерам придётся обучить множество простых людей - ведь специалистов у них очень и очень немного. Вот последствия, которые я могу назвать сразу, а если подумаю, то добавлю ещё. Неужели это не пришло тебе в голову?..
- Нет. Я думал о практической стороне вопроса. Но ты... разве ты думал не о том, чтобы усовершенствовать этот мир?..
- Этот мир всё равно пропадёт. Разница лишь в скорости процесса. Либо на планете не останется мест, пригодных для жизни, либо социальные перевороты изменят её до неузнаваемости. У каждой организации - свои интересы, что несомненно приведёт к многочисленным конфликтам и столкновениям. Многие не пожелают подчиняться своим старым врагам или соперникам. Мало кто захочет прислушиваться к учёным, даже в тех областях, где они являются экспертами. И уж совсем никто не станет обращаться с простолюдинами как с равными. Если однажды мы вернёмся сюда, даже меньше чем через тысячу лет, мы увидим новую культуру, выросшую на могиле прежней. Тысячи погибнут, Феррус. Вот цена совершенства. За перемены приходится платить.
Феррус молчал.
- Ты ведь оставил бы всё как есть, верно? - мягко заметил Фулгрим. - И, возможно, ты был бы прав. Это стоило бы меньших жертв. Но тебя назвали бы жестоким. А не меня.
Даже смотреть в иллюминатор на дурацкий шарик неправильных пропорций, бывший планетой, незаметно и неуклонно приближающейся к темноте, было холодно, и руки Ферруса сгребли Фулгрима в объятия - только руками он всегда мог выразить то, что чувствовал, лучше всего. Живые железные руки тоже были невозможны, были поперёк всех принципов и норм, так что Феррусу порой казалось, что он жульничает в какой-то игре, пользуясь ими, - но почему-то он мог думать об этом, когда от его рук отскакивали патроны, но совершенно не думал, когда ладонь Фулгрима ложилась поверх его.
- Я редко оставляю всё как есть, - ответил Феррус. - Чаще уничтожаю. И ещё реже - что-то меняю.
- Если бы ты ничего не менял, ты сейчас не стоял бы здесь, - Фулгрим бархатно рассмеялся.
- Эта перемена будет мне чего-то стоить? - Феррус также усмехнулся.
- Не знаю. Пока ты ещё здесь - не хочешь проводить меня и взглянуть на мир, который скоро перестанет существовать?..
Феррус мог бы сказать, что видел сотни таких миров - но не мог отказаться.
Посадочный шлюп снижался быстро. Выгнутый огромной дугой горизонт, вдоль которого мерцало свечение солнечных лучей в атмосфере и пылевом облаке, постепенно распрямлялся. Дабы не привлечь излишнего внимания прежде времени, они пролетели над горным хребтом - грядой невысоких зелёных холмов, - на их вершинах, что повыше, снег уже не таял. Фулгрим поднял корабль повыше, и очертания холмов расплылись. В лёгкой дымке у самого горизонта появились леса, перемежавшиеся озёрами в пятнах островов. Все озёра стекали в одну большую реку, ниспадавшую водопадом шириной в целую милю. В водяных брызгах висела радуга.
- Мы как будто поставили этот мир на паузу, - произнёс Феррус. - И сбежали в него.
На горизонте показались предместья - десятки общин-спутников. После стала видна и сама столица. Её называли "городом сотни городов", и она была похожа на огромную шахматную доску, состоящую из маленьких отдельных городков. Территории разных союзов разделяли парки, реки и заповедные леса. С такой высоты город казался пустым и безжизненным.
- Но скоро ты высадишься, и время вновь потечёт к концу. Это кажется невозможным.
- Невозможным?.. - переспросил Фулгрим с любопытством. - Что именно?
- Ты. И я. И то, что ты рассеиваешь холод. Даже здесь.
Феррус говорил, глядя на снежные тучи, висящие далеко на севере, но, произнеся "здесь", еле заметно стукнул себя по груди тыльной стороной железной ладони.
- Разве невозможность что-то значит?
- Ты мне скажи.
- По мне, так она значит, что однажды кто-то сложит о нас легенды, - Фулгрим улыбнулся взглядом, обернувшись на него на мгновение. - И им придётся соврать от первого до последнего слова.
Принц Рубин, ключ - "между тенью и тьмой". Цикл by Кальтэ, джен, 993 словаПорой Рубину становилось стыдно перед собственной кровью. Как будто он был недостоин того, что текло по его же жилам. Казалось, что наследник королевского рода должен чем-то выделяться среди сверстников, - а замени его любым из беспечно бегающих в балаган на площади мальчишек, и никто не заметит разницы. Вспоминалась старинная сказка о некой семье, в которой из поколения в поколение рождались два брата - могучий вождь и талантливый маг, и о том, какая путаница началась, когда в этой семье родились две дочери... Развязки этой сказки Рубин не помнил; казалось, из сестры Турмалин выйдет отличная правительница, а из него - ни то ни другое. Но в такие мгновения слабости он не посвящал даже самых близких. Особенно - самых близких, рассчитывавших на него.
- Ваше Высочество, не отвлекайтесь, - недовольно произнёс Тайный советник Кианит. - Разве я многого прошу?
- Пожертвую всем во славу великих предков, - вздохнул Рубин и возвёл взгляд к небесам. За отсутствием в учебной комнате небес его взгляд упёрся в потолок, на котором не происходило ровным счётом ничего интересного - в отличие от павильона в дворцовом парке, где пятнадцать минут назад его друзья уже должны были собраться для чтения стихов. Посозерцав потолок, Рубин вздохнул снова и уставился на противоположный конец стола. Прямо перед собой он старался не смотреть, поскольку на столе возлежала его проверочная работа по хронологии законодательства. Красные пометки едва успели просохнуть, и от них хотя и слабо, но явственно пахло свежими чернилами.
- По-вашему, я пригласил вас сюда для развлечений?
- Счастье, что нет, - Рубин добродушно усмехнулся. - Иначе я бы точно удавился. Невозможно всё время развлекаться. По мне так праздничных приёмов и охот и так многовато.
- То есть вам не понравилось, когда прошлой весной на первой охоте вас и ещё пятерых оболтусов отрезало паводком? - лорд Кианит скептически приподнял бровь, усомнившись в забрезжившем у воспитанника здравом смысле.
- Понравилось, - честно признался принц. - Тогда нам пришлось объединить усилия, чтобы выбраться с островка при помощи магии. Но обычно охоты - это скучно и пустая трата времени.
- Если так, то в ближайшем будущем скучать вам не придётся, - сухо заметил лорд Кианит. - Ваше Высочество помнит главу налоговой службы?
- Не помню по имени, - Рубин пожал плечами. - Помню, что он, когда выпьет лишнего на фуршете, всегда начинает цитировать оды собственного сочинения. А когда трезв, не любит ездить верхом.
- Видите ли, он должен направиться на юг для улаживания одного давнего бюрократического конфликта. Но лорды заявили, что мы не проявим к проблеме должного внимания, - лорд Кианит едва заметно скривился, а в его голосе мелькнула и исчезла фармацевтически выверенная доля яда, - если не пришлём вместе с ним особу королевской крови. Они же не знают, что единственная особа королевской крови, которая сейчас может почтить их своим веским словом, - это вы.
- Скоро узнают, - примирительно пообещал Рубин.
- Вообще-то я планировал им ответить, что единственный не занятый иной поездкой младший член королевской семьи допустил пять ошибок в двадцати датах. Но на вас невозможно всерьёз сердиться, Ваше Высочество.
- Пожалуй, это хорошее качество для будущего короля?..
- Я надеюсь, что это не единственное ваше достоинство, - устало покачал головой лорд Кианит.
Как угодить всем? Если не отрывать глаз от книг, тебя все позабудут, да и теоретическими знаниями не заменишь практики. Но и всё время быть на виду и вращаться в свете за пустыми разговорами о моде на зонты с кружевами - утомительно и бессмысленно. Одни требовали неукоснительного следования традициям и шарахались от любых перемен, даже необходимых. Другие смотрели на первых как на отсталых варваров и мечтали изменить мир, пренебрегая даже самыми его основами. Можно пытаться усидеть на двух стульях, вот только трон всё равно один. А хотелось быть самим собой.
- Как скоро нужно будет отправляться?
- Послезавтра.
- Отлично. Значит, я могу идти? - ребячески ёрзать от нетерпения Рубину было уже не по годам, но стул всё равно показался особенно жёстким, а красноватый из-за занавесей полумрак в учебной комнате - особенно душным.
- А как скоро вы возьмётесь за ум?.. - скорбно вздохнул Тайный советник.
- Послезавтра!..
Приготовления к поездке прошли быстро; Рубин даже предвкушал её - какая-никакая, а возможность выбраться из столицы. У сестры было больше свободы - и, пожалуй, больше смелости, чтобы самой находить себе дела по душе. Визит на юг был поводом посоветоваться с отцом - почти как равному с равным - и изучить пыльные архивы прошений. Хотя по большей части они выглядели совершенно бестолковыми.
- Позвольте сопровождать вас в поездке, Ваше Высочество.
Это не было вопросом, и Рубин не стал отвечать согласием. Ещё некоторое время назад, будучи совсем неопытным юнцом, он мог бы промямлить что-то вроде "Если вас не затруднит, лорд-Хранитель", и получить в ответ что-то вроде "Это мой долг". Ему и сейчас порой казалось, что защищать его - ненужная формальность. Кто в здравом уме покусится пролить королевскую кровь?.. Но откуда-то всё же брались мятежники, которых ссылали на рудники. Быть может, мир незаметно сошёл с ума. И наставники то и дело повторяли, что за спиной подосланного убийцы, который в тюремной камере разгрыз себе запястья и умер прежде, чем от него что-либо узнали, мог стоять кто-то, кого ты считаешь другом.
- Возможно, вам тоже не повредит развеяться, лорд Агат.
Эта реплика также не звучала вопросом: к беседе незачем принуждать.
Лорд Кианит говорил, что Хранителей можно... "приручить". Рубин никогда не соглашался с этим, хоть и не мог аргументированно объяснить, почему. С людьми можно дружить или враждовать, но использовать их... Впрочем, сейчас ему не казалось, что лорд Агат был глазами и ушами отца. Тот был сам по себе. Пожалуй, такой человек никому не позволит себя использовать. Хотя и для того, чтобы попытаться с ним подружиться, он был слишком непонятным.
"Дружба драгоценна", - прозвучал в голове Рубина его собственный детский голос. "Но есть и высшие интересы, - отвечал ему голос лорда Кианита. - Они оправдывают выбор любого пути. Правитель порой совершает то, что кто-то не сможет одобрить. И даже то, что кто-то не сможет простить. Но этот выбор подсказывает ему его кровь". Выходило, что выбор есть всегда, - но второй вариант обычно ещё чернее, чем первый. Как тьма чернее тени. Вступая на путь, с которого некуда свернуть, одним опрометчивым шагом можно рухнуть вниз. А это значило, что выбора на самом деле не было.
Но пока на его голове ещё не было королевского венца, не приходилось жертвовать ничем, кроме свободного времени, и кровь молчала, а обвиняюще алели лишь пометки на проверочных работах.
Инугами, ключ - "глаза цвета рока". РИ Озеро духов, pov, 660 словПёс думал, что найдёт нового хозяина и встретит смерть, - а он провёл Пса мимо смерти, незаметно и легко, не боясь её, ничего у неё не прося и не вступая с ней в поединок.
Пёс был ему верен и не требовал ничего взамен. Привязанность изменяет, а если изменится один из тех, на ком держался мир, - кто знает, что с миром произойдёт.
Правда, он сказал, что мир тоже постоянно меняется, хоть и остаётся всё тем же, каким был, и что именно поэтому можно ускользнуть от смерти. Пёс не понял.
- Мир похож на мяч. Мяч ты ведь можешь себе представить?
- Я давно уже не щенок, чтобы играть с мячом, - проворчал Пёс. - Но я знаю, что мир круглый.
- Я не об этом. Представь, что мяч скачет по большому дому, в котором множество комнат и множество окон. И некоторые комнаты пролетает целиком, от одного края до другого, а некоторые едва задевает по уголку. Люди этого даже не замечают, но в каждой комнате действуют свои правила. И в каждом мяч оставляет след, поэтому смерти нет. Я прав или ты не понял?
Пёс по-прежнему не понимал, но положил морду на лапу, изображая предельное внимание, чтобы он продолжал говорить. Псу нравилось слушать его голос.
- Или как линька. Это ты можешь представить?
Пёс поднял голову и кивнул.
- Только не как у собак, а скорее... как у змей. Шкурка сбросила тебя и ушла.
- А, - начал понимать Пёс. - Ты тоже - чья-то шкурка?
- Не совсем. Я надел подходящую шкурку.
И он рассказал о том, как взялся играть роль, и эта роль до сих пор играет с ним. И как хотел освободиться - точно так же, как хотел Пёс, - а потом оказалось, что всё это время он был свободен.
Это вот последнее Пёс понимал очень хорошо - он сразу почувствовал, что его человека больше не гнетёт этот мир, когда тот продрал глаза утром после праздника и ещё некоторое время не мог найти свои тёмные очки. Пёс смотрел ему в глаза, хотя успел наслушаться страшных сказок о том, что если этот дух внимательно посмотрит на кого-то или на что-то, что сомневается в себе, то всё это непрочное попросту сотрётся из мира под его взором. Пёс и других сказок успел наслушаться - что это никто иной, как демон, на заре времён прошедший по земле в поисках своего небесного отца. Там, где демон проходил, всё живое погибало или лишалось рассудка, и лишь люди успели спрятаться от него и сохранили разум и речь. Пёс смотрел ему в глаза и не только не исчез, но и говорить не перестал.
Просто молчать Псу нравилось больше.
А он говорил или пел - и Псу слышались в его голосе те же ноты, что в колыбельных, доносившихся по ночам из окон века тому назад. Он танцевал - и Псу виделись взмахи рукавов-крыльев, века назад рассеивавшие тени там, где не заходило солнце. Пёс смотрел в его глаза, как в светлую реку с моста, - и золотые круги на воде щекотали ему нос.
Пёс привык, что с середины моста не было видно краёв. Он соединял одним лишь взглядом времена и земли, а Пёс следовал за ним, не боясь ступать в пустоту по его следам.
Пёс помнил, как в первый раз прошёл вот так. Как будто сквозняком потянуло - узкой прохладной струёй низко над землёй. Пахнуло влагой, зеленью, сырой древесиной. Как из-под приоткрытой двери. А за дверью не было ничего - ни света, ни темноты, - но он был. Не заметить его было невозможно. Пёс прошёл за ним, не отрывая глаз, всего шагов пять, - но показались эти шаги длиннее, чем весь его прежний путь. Потом даже лапы тряслись, как у новорожденного ягнёнка.
Куда такая дорога выведет - заранее не загадывали. Там, где нет правил, - как сделаешь, так и будет правильно. Где упрётся, где почуешь дыхание жизни - значит, туда и надо. У Пса на этот запах было хорошее чутьё, даром что уже умирал. А жизнь - она заразная, стоит только к ней прикоснуться...
И раз был запах у жизни, то и цвет у неё был наверняка. Цвета Пёс различал куда хуже, но был уверен, что глаза у его хозяина, менявшиеся то и дело, были точно такого цвета.
Ноэми Серрано, ключ - "лозы солнца". Отблески Этерны, джен, 844 слова- Только представьте, Федерико, за это время я могла бы успеть вырастить детей, но вырастила вместо этого виноград. Пожалуй, так даже лучше.
Они шли вдоль лоз, покачивающихся на ветру, - Ноэми и тот, с кем она в детстве убегала смотреть на падающие звёзды с прибрежных скал в месяц Летних Молний, а после подкладывала под подушку белую морскую звезду, чтобы увидеть во сне жениха. Дор Барбудо был уже семь лет как счастливо женат и потому интересовался виноградником больше, чем его хозяйкой, впервые получившей возможность высылать приглашения посетить замок Серрано тем, кого она действительно хотела здесь видеть.
- Всё это посадил ваш покойный муж?..
- Да. Если Эамон и научился чему-то в армии, так это копать траншеи.
Федерико Барбудо усмехнулся в слегка подведённые усы. За прошедшие годы он перебрался в имение, унаследованное его женой, а также располнел и теперь, под полуденным солнцем, то и дело вытирал пот кружевным платком. На краю террасы Ноэми задержалась и склонилась к шпалере, лоза на которой была обрезана сильнее обычного.
- Вы сохраняете все лозы? Это память?..
- Я была бы рада забыть старика как паршивый сон, но виноград здесь ни при чём. Мне дважды приходилось сжигать больную лозу, чтобы болезнь не распространилась на весь виноградник. Но эта лоза сильная. Она сможет ожить заново.
- Откуда вы знаете, что эта лоза сильнее других?
Теперь уже Ноэми усмехнулась, выпрямилась и окинула виноградник долгим взглядом.
- Я знаю каждую лозу на этом холме. Знаю, откуда она прибыла, как прижилась и насколько глубоко пустила корни. Большинство родилось здесь, в Кэналлоа или на Марикъяре. Вон та, - она указала рукой, - привезена из оранжереи Монклерель, а та - прислана в подарок из Сакаци, а раньше произрастала в Гайифе. Когда знаешь корни, знаешь и плоды, которые они принесут.
- Вы говорите мудро для женщины, - Барбудо потёр подбородок сквозь платок. - Вы могли бы поучить самого короля разбираться в людях.
- О людях не всегда разумно судить по происхождению, однако в отношении кэналлийцев это обычно справедливо. Здесь не принято стесняться ума. А вы отвыкли от местных женщин. Выпьем холодной Слезы?..
Барбудо энергично закивал. Ему страстно хотелось освежиться, тогда как Ноэми, казалось, знойный воздух, будто укутывающий плотным одеялом, нисколько не смущал. Она привела гостя в беседку, и смуглый мальчишка из челяди принёс из погреба мокрую от испарины бутылку.
- Вы совершенно одна здесь... не считая слуг. - Барбудо пригубил вина, прижмурился, смакуя кислинку. - Я мог бы помочь насчёт сватовства...
- Не стоит. - Ноэми покачала головой. - Вот вам ещё одна мудрость, Федерико: место, куда хотел бы попасть после смерти, нужно создавать при жизни. Я не покину дом, где можно засыпать под шум волн. И впущу в него только того, кто также не может жить вдали от моря и кипарисовых лодок, рыбных рынков и светильников с оливковым маслом.
- Простите, но я слышал, что ваши двери открываются каждый раз, когда в порт возвращаются кэналлийские корабли.
- Это правда.
После они пили молча - Ноэми давала старому другу время свыкнуться с тем, что он узнал. Хорошо, что её репутация не распространялась за пределы Алвасете, - иначе его визит выглядел бы для его семьи предосудительно.
Некоторое время спустя она протянула руку перед собой.
- Передать вам хлеба?..
- Дайте мне руку. Мне не хватает людей, когда корабли уходят.
Барбудо послушно приподнял руку, и Ноэми обхватила его пальцы, не обращая внимания на тяжёлый обручальный перстень с выпуклым камнем.
- У вас холодные руки, - заметила она. - Выпейте ещё вина.
- Если я выпью ещё, я не смогу встать на ноги, - запротестовал гость. - А я и без того сомлел от жары.
- А вы превращаетесь в северянина, друг мой! Да, вино ударяет в голову совсем как солнце. И когда я держу в руках ростки винограда, я держу всходы солнца... Помните сказку? О том, что первые лозы были лучами молний, и когда Астрап подарил их людям, лозы обжигали им руки и лица, но они всё равно донесли их до своей земли?..
- Вы в это верите?
- Уж лучше в это...
Бутылка почти опустела. Сверху кричали чайки, снизу поднимался аромат жасмина. Солнце быстро опускалось к морскому горизонту, сгущались медовые сумерки, а тени масляно чернели, как горючее для закатного пожара. С вершины холма были видны золотисто-зелёные воды залива, подёрнутые рябью, стены домов, выглядывающие из объятий зелени, звёзды белых лилий в садах. Крепость Алвасете, в форме подковы, походила издали на рубец, стягивающий края раны. Ноэми, глядя в сторону бастионов, отпустила уставшую руку Барбудо и встала - чуть пошатнувшись при этом, но удержавшись на ногах так же естественно, как матрос на качающейся палубе.
- В крепости Алвасете есть старейшая лоза, посаженная ещё в прошлом Круге, больше четырёхсот лет назад, - произнесла она негромко. - Пока она даёт плоды, Кэналлоа остаётся Кэналлоа. Не так давно здесь жили нар-шады, с их гаремами и евнухами, жрецами и астрологами... Всё изменилось, но вино - по-прежнему вера и суть этой земли. Недаром его называют Слезами и Кровью.
- Вы так счастливы со своим виноградником, - Барбудо добродушно улыбнулся, растирая затёкшую ладонь. - Теперь я даже удивляюсь, что вам нужен кто-то ещё.
- Человек не заменит весь мир, но и всему миру не заменить человека. Жизнь - это танец, который танцуют вдвоём, Федерико. Даже если партнёры меняются.
Барбудо также встал, собираясь прощаться.
- Вы похожи на сильную лозу, дорита Серрано, - произнёс он.
- В самом деле?.. Возьмите с собой на ваш север бутылку Вдовьей Слезы. Только в Кэналлоа у неё есть привкус соли и перца.
Пост кончился.)
@темы: все побежали - и я побежал, соседи по разуму, сорок тысяч способов подохнуть, окститесь, юноша, ruby prince & foes, фанфикшн, мансайраку, возьми собаку, демоны по вызову круглосуточно, be.loved, мечтай, иначе мы пропали
Люблю детальки, очень рад, что верибельно получается)
Даочжан Сун просто не очень внимательный...
Спасибо!
Канзаки очень счастливый и очень кинестетик, вот и выходит так
Впихнуть ключ в Хана было отдельно интересно, да х)
И очень интересно было читать про проект и все эти технические детали - очень вкусно.)
Спасибо.)
И у меня, конечно, тройка по физике, я наверняка что-то напутал, но утешает опять же, что и в каноне физика местами уходит покурить
Спасибо и тебе!
Вышло очень вкусно, Рубин у тебя получается такой... живой. Хрупкий в чём-то одном, стальной в чём-то другом. И его сомнения здесь, ещё при живом отце, когда ему нужно слишком многое понять и принять для себя...
В общем, спасибо, что закрыл заявку, и тонна лучей любви просто
Спасибо, мррр^^
LordKalte,
Я долго торчал тебе бонусную заявку, думая над темой про королевский красный, но в итоге две темы слегка объединились
Спасибо, я очень рад, что получилось передать эту многогранность (банальное слово в отношении персонажей с "драгоценными" именами, да, - но что поделать, если в этом мире они правда такие)) и что ты дошёл!
Ярко, образно, текуче)
Восхитительно!