Я никогда не загадывал быть любимым, Но я загадал любить - и дано просящим. (с)Субоши
Ворох спасиб за мои тексты по ЯнСину в команду - как и за все мои тексты по ЯнСину, на самом деле - направляем к Амарту, ибо без его заявок это карантинное одноклеточное, которое я, ничегошеньки бы не придумало. Поначалу заявок было две, но в исполнение первой из второй пролез Сун Лань, поэтому вторую я пока держу в уме на случай, если мне опять захочется написать про Сун Ланя
Название: Его следы
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 1015 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Сун Лань
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Саммари: прошлое оставляет следы. Но их можно перекрыть своими.
ЧитатьПрошлое оставляет следы как связь - и хотя ты не сможешь вернуться по ним назад, прошлое всегда догонит тебя по следу, ударит в спину, не даст забыть.
А порой ты сам становишься всего лишь следом, всего лишь шрамом, жестоким напоминанием прошлого о том, что будущее мертво.
- Уходи, - хрипит, с кровью выталкивая слова, не слыша обещаний и заверений, и невидящие расширившиеся зрачки плавают в набухшей крови вместо белков. - Прошу тебя, уходи и не возвращайся. Я не держу зла на тебя, но я не смогу забыть... Твой голос, звук твоего меча будут всегда напоминать мне о том, что ты не убил его тогда, что этого кошмара не случилось бы, если бы ты прислушался ко мне! Если хочешь что-нибудь сделать - оставь меня и убей его сейчас, пока не слишком поздно!
- Если я уйду, кто поможет тебе?.. - шепчет Синчэнь, но Сун Лань, лишившись сознания у него на руках, уже не услышит, даже если захочет. Едва ли захочет.
Оставить его сейчас без помощи - значит убить, но можно отдать ему всю свою ци, а можно - вложить её в перелёт на мече. Синчэнь выбрал второе. Он уже знал, как поступит, каким бы безумным ни было такое решение. Если Сун Ланю не нужен тот, кто готов служить его глазами, - значит, у Сун Ланя будут глаза. А ему, Синчэню, они ни к чему, раз всё, что он видел впереди, - прямой и ясный путь, общие помыслы, новые лица, что станут семьёй, собравшись со всех концов Поднебесной, - размокло в крови и сузилось до окончательной точки мёртвого зрачка, не прикрытого веками.
Он сдержал обещание и ушёл - пусть раны не дадут сразу уйти далеко, Сун Ланю по той же причине не позволят подняться с постели прежде, чем приживутся глаза. А когда он вернётся к прежней жизни, след Синчэня уже рассыплется пылью и будет смыт дождём, и ничто не напомнит о прошлой ошибке, о том, что посчитал надёжной опорой непрочный лёд, и можно будет начать всё с начала.
А Синчэнь не останавливался, пока хватало сил идти, от одного поселения до другого, а расстояние и время размечал следами крови, пропитывавшей бинты. Он менял повязки, скрываясь от людей, - в стороне от дорог и водопоев, после ночлега на задних дворах домов, где к нему подходили собаки и козы, единственные, кто не боялся вида и запаха кровоточащей плоти, - и сжигал потемневшие заскорузлые ленты, чтобы не привлечь голодных до крови духов. Но следы оставались с ним, заставляя снова и снова касаться больной, незаживающей памяти: ты хотел войти в мир и показать ему правду, скрытую от него, а мир воспалился и отторг тебя, как занозу.
Синчэнь уходил всё дальше, помня, что в мире у него есть враг - и что он перед этим врагом, словно заяц на раннем снегу, уязвим. Всякий, кто видел безглазого заклинателя, укажет путь. Медленно таяли под лунным светом следы Шуанхуа - каллиграфия росчерков инея на едва примятой шагами траве, на камнях и телах мертвецов и чудовищ, - и случайный свидетель также их не забудет. Порой Синчэнь почти хотел, чтобы Сюэ Ян нашёл его наконец и убил, избавив от ожидания. А затем - примирился и уже ничего не ждал, живя для других, - и жизнь почему-то длилась и длилась.
Когда в его жизни вновь появился... друг - Синчэнь с первых слов догадался, что этот человек так же бежал от прошлого, как и он сам. И, перевязывая его раны покрасневшими и опухшими от воды руками, отдавая все пилюли и мази, что хранил для себя, после Ночных охот принимая плату от горожан сытным бульоном, собирая для отваров целебные травы и ненадолго засыпая с ним рядом, чтобы просыпаться на каждый шорох, - Синчэнь только лучше понимал различие между собой и Сун Ланем.
Сун Лань был готов умереть, но уничтожить зло. Синчэнь был готов умереть, но сохранить жизнь другого. А кто из них был прав, вовсе не имело значения.
После Ночной охоты времени остаётся мало, край солнца уже щурится из колыбели гор, и вместо его лучей пустые глаза сквозь повязку целуют губы - и становится до дрожи тепло. Синчэнь тянется за поцелуем сам, и весь раскрывается ему навстречу; пусть говорят, что наяву не бывает так радостно и легко, - значит, вот уже сколько лет он живёт как во сне. Вдали от троп человеческих и звериных - одежды падают на траву, зрячие руки Синчэня знают каждый шрам наизусть, но он никогда ни о чём не спросит. Все раны обоих зажили, и не о чем вспоминать, - Синчэнь научился жить здесь и сейчас, когда узнал, что между вдохом и выдохом может уместиться бесконечность.
Там, в прошлом, похоронено имя, окутанное шлейфом домыслов и басен, - а в мгновении настоящего от его горячего шёпота "Даочжан...", словно сухая стружка от единственной искры, вспыхивает тело. В прошлом - ласковыми шёлковыми стежками стягивал петлю политический расчёт, теперь - в его ладонях, жёстких от рукояти клинка, кожа и мышцы плавятся податливой глиной. Когда-то ты был воплощённый холод, неизменный, как порядок звёзд на небесном своде, - но с ним, только с ним забываешь дышать от страсти, выгибаясь струной, отдавая себя до капли. До боли, до обоюдоострой грани - и вовсе за гранью всего, что чувствовал прежде.
Он кусает ключицы и плечи - и Синчэнь нарочно подставляет ему горло; заострённые клыки, которые столько раз Синчэнь осторожно обводил языком, оставляют на коже ямки, наливающиеся винной синевой. И нет тревог, когда ощущаешь его неукрощённую силу, наполняющую тебя до краёв - и растягивающую края под себя, - и ощущаешь, как он опасен - для всего, что обратится против тебя, но не для тебя. Как крепко сжимаются и держат зубы, желая тебя целиком, и не вырвешься, даже если захочешь, - но никогда не надорвут до крови.
Солнце в такое утро поднимается последним. На рассветном ветру, уносящем в горы обрывки темноты, Синчэнь остужает жар на зацелованных скулах, что мог бы выдать их тайну. После, дома, - засыпает быстро и сладко, припав губами к его ладони. И всякий раз, одеваясь, наслаждается тем, как томительно саднят от прикосновений ткани свежие метки его зубов - и тем, что они укрыты безупречной белизной от постороннего взгляда. Ещё недавно он и предположить не мог, что, будучи невидящим, столь приятно иметь нечто невидимое для других.
Эти следы, тлеющие под одеждой, - как ожоги от сгоревшего прошлого, удерживающие в настоящем, отнимающие право обернуться назад, не позволяющие усомниться в выборе. Незачем растравлять исцелённое, подкармливать кровью остывшие, ставшие пресными воспоминания.
Синчэнь знает, что если призраки прошлого явятся по их следам - любых врагов они встретят вдвоём.
А этот текст я написал в довольно тряпочном состоянии и на случай, если не успеем закрыть оргмин. Опасался зря - у нас уже к первому дню игры было три работы, а вскоре и оргмин закрылся, так что свою зарисовочку я отправил на внеконкурс. Но она тоже кому-то понравилась, приятно.
Название: Дай мне руку
Автор: Mark Cain
Размер: драббл, 731 слово
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
ЧитатьВпервые Синчэнь чувствовал - руками.
Чувствовал, что к спасённому им человеку давно - или никогда - никто не прикасался не с целью причинить боль, и как в ответ на просьбы не шевелиться он, умеющий спокойно эту боль переносить, настороженно замирал, словно зверь, не привыкший к рукам. И Синчэнь старался быть осторожней, перевязывая чужие раны бережнее, чем свои, направляя свою энергию упрямой струйкой света в чужой обжигающий хаос, и уговаривал потерпеть, и обещал, что всё заживёт, - пока не таяло напряжение под кончиками пальцев, и найдёныш насмешливо фыркал:
- Я не хрустальный, даочжан.
- Конечно же нет, - соглашался Синчэнь. - Ты живой. Это куда дороже.
И он чувствовал также, что внутри - там, где меридианы питали не ту часть души, что содержала в себе разум и гармонию, а ту, что полнилась тёмными страстями, как если бы по пересохшему руслу некогда чистой реки устремилась вязкая лава, - этот человек был изранен сильнее, чем телом. И Синчэнь не желал отпускать его прежде, чем он исцелится, даже если исцеление вовсе было невозможным.
Первая зима в доме, не предназначенном для живых, выдалась особенно тяжёлой. Успели поправить крышу и дверь, но обветшалые стены и ставни требовали ещё много работы, тепло от очага мгновенно выдувалось сквозь щели - и дом коченел, как мертвец. Спали, забившись втроём на единственную постель, укрывшись всеми покрывалами, что удалось достать, - ничто не согреет лучше живого тела рядом, это знал всякий бродяга, кому доводилось ночевать под одним навесом с овцами или свиньями, и только глупец усмотрит в этом непристойность. Синчэню же вовсе не казалось, что он недостоин такой судьбы, - напротив: он ощущал нечто правильное, что-то, чего он был лишён с тех пор, как его, сироту, забрала с собой Баошань-санжэнь.
А-Цин наотрез отказалась спать рядом с "этим", поэтому Синчэнь ложился посередине и, подолгу не засыпая, учился обнимать прильнувших к нему во сне членов своей новой семьи. И чувствовал, что его младший друг тянется к теплу, которого прежде не получал, и ловил в себе желание дать ему больше тепла - прижать к себе теснее, оберегая от холода и ночных кошмаров, сперва опасаясь задеть рубцы недавних ран, затем убедившись, что друга они уже не тревожат.
Первым, что Синчэнь полюбил, были руки.
Руки, поддерживавшие и направлявшие его лишь тогда, когда это было необходимо, позволявшие не беспокоиться о слепоте, напоминавшие, вместе с голосами и смехом, что он не останется один на один со своей кровоточащей тьмой... Приличнее было бы дотронуться до рукава, но уже не раз, протянув руку, Синчэнь встречал раскрытую ладонь - и всё чаще понимал, что ждёт и желает этих прикосновений. Что возможность столкнуться пальцами, как будто случайно, передавая и принимая плошку риса или чашку чая, не только смущает, но и притягивает, как свеча - мотыльков.
Он был благодарен своему другу за терпение: тот никогда не торопил, не настаивал, не требовал. А заставлял - лишь желать большего; Синчэнь видел странные сны, в которых лежал у него на груди, и его дыхание было так близко, что оставалось совсем немного податься вперёд, чтобы коснуться губами губ, и во сне это было естественно и просто. Просыпаясь, он осознавал не сразу, что позволил себе это не наяву, и, задерживая руку в руке, переплетая пальцы, пока коротали вечера перед очагом, боялся оскорбить своей непрошеной жадностью до тепла, не верил, что в самом деле может быть настолько нужен. Он знал, что люди любят глаза в глаза, о взглядах, заменяющих слова, - и о том, что следует быть выше желаний тела. Тем паче тела неполного, вызывавшего в людях только жалость, отвращение и страх.
Но руки вели за собой, и Синчэнь доверялся им, и не было места безопасней, чем вложить в эти руки свою душу и тело, - а следом за руками пришли поцелуи, и оказались ещё горячее, чем он представлял. И всё то же его желание отдать своё тепло без остатка, и не остыть при этом, а разгореться жарче, сминало границы одну за другой, столь быстро, что удивляло обоих. Теперь Синчэнь чувствовал всем своим существом, как отчаянно его друг - и это слово уже значило больше, чем прежде - жаждал удержать его, присвоить, словно боялся, что кто-то может отнять его даочжана, как раньше отнимали всё, что он имел. И Синчэнь был рад убеждать его в том, что их ничто не сможет разделить. Без слов - телом.
И сколько бы граней страсти не открывалось перед ним, подобно вееру, и как бы хорошо он не знал чужое тело - ладонями, губами, и изгибами собственного, - Синчэнь снова и снова просил: "Дай мне руку". И целовал ладонь и каждый палец поочерёдно - с благодарностью за то, что эти руки так терпеливо и осторожно вывели его из ледяной клетки условностей.

Название: Его следы
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 1015 слов
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь, Сун Лань
Категория: слэш
Жанр: драма, романс
Рейтинг: R
Саммари: прошлое оставляет следы. Но их можно перекрыть своими.
ЧитатьПрошлое оставляет следы как связь - и хотя ты не сможешь вернуться по ним назад, прошлое всегда догонит тебя по следу, ударит в спину, не даст забыть.
А порой ты сам становишься всего лишь следом, всего лишь шрамом, жестоким напоминанием прошлого о том, что будущее мертво.
- Уходи, - хрипит, с кровью выталкивая слова, не слыша обещаний и заверений, и невидящие расширившиеся зрачки плавают в набухшей крови вместо белков. - Прошу тебя, уходи и не возвращайся. Я не держу зла на тебя, но я не смогу забыть... Твой голос, звук твоего меча будут всегда напоминать мне о том, что ты не убил его тогда, что этого кошмара не случилось бы, если бы ты прислушался ко мне! Если хочешь что-нибудь сделать - оставь меня и убей его сейчас, пока не слишком поздно!
- Если я уйду, кто поможет тебе?.. - шепчет Синчэнь, но Сун Лань, лишившись сознания у него на руках, уже не услышит, даже если захочет. Едва ли захочет.
Оставить его сейчас без помощи - значит убить, но можно отдать ему всю свою ци, а можно - вложить её в перелёт на мече. Синчэнь выбрал второе. Он уже знал, как поступит, каким бы безумным ни было такое решение. Если Сун Ланю не нужен тот, кто готов служить его глазами, - значит, у Сун Ланя будут глаза. А ему, Синчэню, они ни к чему, раз всё, что он видел впереди, - прямой и ясный путь, общие помыслы, новые лица, что станут семьёй, собравшись со всех концов Поднебесной, - размокло в крови и сузилось до окончательной точки мёртвого зрачка, не прикрытого веками.
Он сдержал обещание и ушёл - пусть раны не дадут сразу уйти далеко, Сун Ланю по той же причине не позволят подняться с постели прежде, чем приживутся глаза. А когда он вернётся к прежней жизни, след Синчэня уже рассыплется пылью и будет смыт дождём, и ничто не напомнит о прошлой ошибке, о том, что посчитал надёжной опорой непрочный лёд, и можно будет начать всё с начала.
А Синчэнь не останавливался, пока хватало сил идти, от одного поселения до другого, а расстояние и время размечал следами крови, пропитывавшей бинты. Он менял повязки, скрываясь от людей, - в стороне от дорог и водопоев, после ночлега на задних дворах домов, где к нему подходили собаки и козы, единственные, кто не боялся вида и запаха кровоточащей плоти, - и сжигал потемневшие заскорузлые ленты, чтобы не привлечь голодных до крови духов. Но следы оставались с ним, заставляя снова и снова касаться больной, незаживающей памяти: ты хотел войти в мир и показать ему правду, скрытую от него, а мир воспалился и отторг тебя, как занозу.
Синчэнь уходил всё дальше, помня, что в мире у него есть враг - и что он перед этим врагом, словно заяц на раннем снегу, уязвим. Всякий, кто видел безглазого заклинателя, укажет путь. Медленно таяли под лунным светом следы Шуанхуа - каллиграфия росчерков инея на едва примятой шагами траве, на камнях и телах мертвецов и чудовищ, - и случайный свидетель также их не забудет. Порой Синчэнь почти хотел, чтобы Сюэ Ян нашёл его наконец и убил, избавив от ожидания. А затем - примирился и уже ничего не ждал, живя для других, - и жизнь почему-то длилась и длилась.
Когда в его жизни вновь появился... друг - Синчэнь с первых слов догадался, что этот человек так же бежал от прошлого, как и он сам. И, перевязывая его раны покрасневшими и опухшими от воды руками, отдавая все пилюли и мази, что хранил для себя, после Ночных охот принимая плату от горожан сытным бульоном, собирая для отваров целебные травы и ненадолго засыпая с ним рядом, чтобы просыпаться на каждый шорох, - Синчэнь только лучше понимал различие между собой и Сун Ланем.
Сун Лань был готов умереть, но уничтожить зло. Синчэнь был готов умереть, но сохранить жизнь другого. А кто из них был прав, вовсе не имело значения.
После Ночной охоты времени остаётся мало, край солнца уже щурится из колыбели гор, и вместо его лучей пустые глаза сквозь повязку целуют губы - и становится до дрожи тепло. Синчэнь тянется за поцелуем сам, и весь раскрывается ему навстречу; пусть говорят, что наяву не бывает так радостно и легко, - значит, вот уже сколько лет он живёт как во сне. Вдали от троп человеческих и звериных - одежды падают на траву, зрячие руки Синчэня знают каждый шрам наизусть, но он никогда ни о чём не спросит. Все раны обоих зажили, и не о чем вспоминать, - Синчэнь научился жить здесь и сейчас, когда узнал, что между вдохом и выдохом может уместиться бесконечность.
Там, в прошлом, похоронено имя, окутанное шлейфом домыслов и басен, - а в мгновении настоящего от его горячего шёпота "Даочжан...", словно сухая стружка от единственной искры, вспыхивает тело. В прошлом - ласковыми шёлковыми стежками стягивал петлю политический расчёт, теперь - в его ладонях, жёстких от рукояти клинка, кожа и мышцы плавятся податливой глиной. Когда-то ты был воплощённый холод, неизменный, как порядок звёзд на небесном своде, - но с ним, только с ним забываешь дышать от страсти, выгибаясь струной, отдавая себя до капли. До боли, до обоюдоострой грани - и вовсе за гранью всего, что чувствовал прежде.
Он кусает ключицы и плечи - и Синчэнь нарочно подставляет ему горло; заострённые клыки, которые столько раз Синчэнь осторожно обводил языком, оставляют на коже ямки, наливающиеся винной синевой. И нет тревог, когда ощущаешь его неукрощённую силу, наполняющую тебя до краёв - и растягивающую края под себя, - и ощущаешь, как он опасен - для всего, что обратится против тебя, но не для тебя. Как крепко сжимаются и держат зубы, желая тебя целиком, и не вырвешься, даже если захочешь, - но никогда не надорвут до крови.
Солнце в такое утро поднимается последним. На рассветном ветру, уносящем в горы обрывки темноты, Синчэнь остужает жар на зацелованных скулах, что мог бы выдать их тайну. После, дома, - засыпает быстро и сладко, припав губами к его ладони. И всякий раз, одеваясь, наслаждается тем, как томительно саднят от прикосновений ткани свежие метки его зубов - и тем, что они укрыты безупречной белизной от постороннего взгляда. Ещё недавно он и предположить не мог, что, будучи невидящим, столь приятно иметь нечто невидимое для других.
Эти следы, тлеющие под одеждой, - как ожоги от сгоревшего прошлого, удерживающие в настоящем, отнимающие право обернуться назад, не позволяющие усомниться в выборе. Незачем растравлять исцелённое, подкармливать кровью остывшие, ставшие пресными воспоминания.
Синчэнь знает, что если призраки прошлого явятся по их следам - любых врагов они встретят вдвоём.
А этот текст я написал в довольно тряпочном состоянии и на случай, если не успеем закрыть оргмин. Опасался зря - у нас уже к первому дню игры было три работы, а вскоре и оргмин закрылся, так что свою зарисовочку я отправил на внеконкурс. Но она тоже кому-то понравилась, приятно.
Название: Дай мне руку
Автор: Mark Cain
Размер: драббл, 731 слово
Пейринг/Персонажи: Сюэ Ян/Сяо Синчэнь
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: PG-13
ЧитатьВпервые Синчэнь чувствовал - руками.
Чувствовал, что к спасённому им человеку давно - или никогда - никто не прикасался не с целью причинить боль, и как в ответ на просьбы не шевелиться он, умеющий спокойно эту боль переносить, настороженно замирал, словно зверь, не привыкший к рукам. И Синчэнь старался быть осторожней, перевязывая чужие раны бережнее, чем свои, направляя свою энергию упрямой струйкой света в чужой обжигающий хаос, и уговаривал потерпеть, и обещал, что всё заживёт, - пока не таяло напряжение под кончиками пальцев, и найдёныш насмешливо фыркал:
- Я не хрустальный, даочжан.
- Конечно же нет, - соглашался Синчэнь. - Ты живой. Это куда дороже.
И он чувствовал также, что внутри - там, где меридианы питали не ту часть души, что содержала в себе разум и гармонию, а ту, что полнилась тёмными страстями, как если бы по пересохшему руслу некогда чистой реки устремилась вязкая лава, - этот человек был изранен сильнее, чем телом. И Синчэнь не желал отпускать его прежде, чем он исцелится, даже если исцеление вовсе было невозможным.
Первая зима в доме, не предназначенном для живых, выдалась особенно тяжёлой. Успели поправить крышу и дверь, но обветшалые стены и ставни требовали ещё много работы, тепло от очага мгновенно выдувалось сквозь щели - и дом коченел, как мертвец. Спали, забившись втроём на единственную постель, укрывшись всеми покрывалами, что удалось достать, - ничто не согреет лучше живого тела рядом, это знал всякий бродяга, кому доводилось ночевать под одним навесом с овцами или свиньями, и только глупец усмотрит в этом непристойность. Синчэню же вовсе не казалось, что он недостоин такой судьбы, - напротив: он ощущал нечто правильное, что-то, чего он был лишён с тех пор, как его, сироту, забрала с собой Баошань-санжэнь.
А-Цин наотрез отказалась спать рядом с "этим", поэтому Синчэнь ложился посередине и, подолгу не засыпая, учился обнимать прильнувших к нему во сне членов своей новой семьи. И чувствовал, что его младший друг тянется к теплу, которого прежде не получал, и ловил в себе желание дать ему больше тепла - прижать к себе теснее, оберегая от холода и ночных кошмаров, сперва опасаясь задеть рубцы недавних ран, затем убедившись, что друга они уже не тревожат.
Первым, что Синчэнь полюбил, были руки.
Руки, поддерживавшие и направлявшие его лишь тогда, когда это было необходимо, позволявшие не беспокоиться о слепоте, напоминавшие, вместе с голосами и смехом, что он не останется один на один со своей кровоточащей тьмой... Приличнее было бы дотронуться до рукава, но уже не раз, протянув руку, Синчэнь встречал раскрытую ладонь - и всё чаще понимал, что ждёт и желает этих прикосновений. Что возможность столкнуться пальцами, как будто случайно, передавая и принимая плошку риса или чашку чая, не только смущает, но и притягивает, как свеча - мотыльков.
Он был благодарен своему другу за терпение: тот никогда не торопил, не настаивал, не требовал. А заставлял - лишь желать большего; Синчэнь видел странные сны, в которых лежал у него на груди, и его дыхание было так близко, что оставалось совсем немного податься вперёд, чтобы коснуться губами губ, и во сне это было естественно и просто. Просыпаясь, он осознавал не сразу, что позволил себе это не наяву, и, задерживая руку в руке, переплетая пальцы, пока коротали вечера перед очагом, боялся оскорбить своей непрошеной жадностью до тепла, не верил, что в самом деле может быть настолько нужен. Он знал, что люди любят глаза в глаза, о взглядах, заменяющих слова, - и о том, что следует быть выше желаний тела. Тем паче тела неполного, вызывавшего в людях только жалость, отвращение и страх.
Но руки вели за собой, и Синчэнь доверялся им, и не было места безопасней, чем вложить в эти руки свою душу и тело, - а следом за руками пришли поцелуи, и оказались ещё горячее, чем он представлял. И всё то же его желание отдать своё тепло без остатка, и не остыть при этом, а разгореться жарче, сминало границы одну за другой, столь быстро, что удивляло обоих. Теперь Синчэнь чувствовал всем своим существом, как отчаянно его друг - и это слово уже значило больше, чем прежде - жаждал удержать его, присвоить, словно боялся, что кто-то может отнять его даочжана, как раньше отнимали всё, что он имел. И Синчэнь был рад убеждать его в том, что их ничто не сможет разделить. Без слов - телом.
И сколько бы граней страсти не открывалось перед ним, подобно вееру, и как бы хорошо он не знал чужое тело - ладонями, губами, и изгибами собственного, - Синчэнь снова и снова просил: "Дай мне руку". И целовал ладонь и каждый палец поочерёдно - с благодарностью за то, что эти руки так терпеливо и осторожно вывели его из ледяной клетки условностей.
ненужное мнение тт пролистнуть
и даже так, очень понравилось
Что в каноне отношения начались как абъюзивные и закончились так же - это факт. А фаноны даны нам на то, чтобы представить, что было между строк - и что могло бы быть, если бы всё сложилось несколько иначе. При этом мне совершенно не заходят версии с "исправившимся" Сюэ Яном, который раскаивается и становится учеником Синчэня на светлом пути, - мне он интереснее таким, какой он есть: обидчивым, вспыльчивым, агрессивным, собственником. И версии с физическим насилием и стокгольмским синдромом не заходят тоже, поскольку, на мой взгляд, Синчэнь вышел бы из такой ситуации либо ногами через дверь, либо в смерть, но не поддался бы. Так и получается картинка с привязанностью-зависимостью, в чём-то взаимной (с поправкой на более здоровую голову Синчэня)) и в этом по-своему гармоничной.
Однако, да... Согласна, у него был шанс, если подумать. Если бы он не натравливал ССЧ на людей, планируя издалека свою месть, если бы иначе поступил с СунЛанем, то все могло сложиться куда приятнее
В каноне есть ремарка, что к моменту прихода
по авторским рельсам рояля из кустовСун Ланя Сюэ Ян уже давно не развлекался со своим волшебным порошочком на Ночных охотах, - то есть, теоретически, если бы после их встречи всё не покатилось стремительно по звезде, в похоронном доме могла бы продолжаться спокойная жизнь без убийств: Сюэ Ян получил своего даочжана, а что ещё надо. Да, это жизнь на спящем вулкане, который е@#нёт при малейшем катализаторе, но жизнь.)в первый рассказ прям задел за живое, славный, спасибо