Очень спонтанно для такого немаленького и недешёвого проекта я вписался в Улыбку Радуги. Походил вокруг анонса, потом меня пригласили, и я не отказался. Довольно быстро на меня упал персонаж целиком, так же быстро я сдал взнос, пока он ещё был подъёмен, и обратного пути не стало, хотя сомневался я не раз. Но мощными аргументами были хорошие соигроки в отряде и ностальгия по Винчестерам и Пустошам, вопреки тому, что с форматом подготовки к подобным играм я очень плохо совместим. Я заходил в вк, видел в чате тысяч семь непрочитанных сообщений флуда и скиповал; немудрено, что сборы пропускал также, поскольку отдельного информационного чата не было.
Но о том, что я был на этой игре, я ни минуты не пожалел.

О до(е)бираловеПока я был на игре и на Весконе, мастера успели меня потерять и немножко запаниковать. Я сперва удивился, ведь у меня всё готово и я не раз подтверждал, что я в деле, - а потом увидел, сколько народу отвалилось за считанные дни до игры, и удивляться перестал.
А ещё, пока я был на игре и на Весконе, игроки успели договориться на заезд по машинам. Я-то привык, что за пару дней до игры флуд приостанавливается и переключается на обсуждение расписания электричек, а в идеале - что появляется отдельная тема в группе для координации заезда, но не тут-то было. Я начал мониторить общий чат вечером среды и за сутки опух читать флуд, несколько моих вопросов о том, кто-когда едет, тонули и игнорировались, а в чате отряда мёртвые стояли с косами. В конце концов я отчаялся и пошёл по личкам и узнал, что люди действительно перестали пользоваться электричками. Каждый раз поражаюсь, открывая эту америку, поскольку такси от Москвы должно стоить столько же, сколько взнос на игру, и даже деля эту сумму на троих, я бы не осилил.
Так я честно собирался заехать вечером четверга, но нашёл одну-единственную попутчицу на утро пятницы. На шесть сорок утра. Даже порадовался этому, поскольку в четверг чувствовал себя из рук вон паршиво, ползал медленно, соображал ещё медленней. Зато весь четверг был у меня на то, чтобы без спешки собраться. В маленький рюкзак влезло: пижама (верх, низ); рубашки - 3шт.; пиджак - 1 шт.; джинсы -1 шт.; футболка для физкультуры - 1 шт.; туфли - 1 пара; и самый маленький из плюшевых мишек. Плюс нетбук с зарядкой, минимальная аптечка и неприкосновенный запас из четырёх батончиков (не съел ни одного - был либо сыт, либо некогда). Также по заезду я обнаружил, что в рюкзаке катается помада Ортхильды, которую я опять забыл вернуть. Решил, что это знак, и Винни всю игру таскал помаду в кармане, а личных обысков не было! Ни одного!(
Итак, я встал в пять утра, убедился, что такси до вокзала мне не по карману, и посайгачил на метро. Там мы поймались с Лэс и успели на электричку. Я планировал пару часов здорового сна, но мы очень душевно разговорились о детях и живности, учёбе и играх, и так доехали до Коломны. Вызвали такси. Таксист остановился на краю поля посреди нигде и дальше ехать отказался, но мы вспомнили об упомянутом в добиралове посёлке и доехали до него. За проезд через шлагбаум посёлок сдирал 50 рублей (итого сотка в оба конца) и наверняка неплохо поднял на этих наших ролевых играх. Когда посёлок закончился и снова началось поле, разъезженное в месиво, таксист с нами таки попрощался.
Осёнки и раньше были теми ещё пердями, но теперь, когда закрылся рыбхоз, оспорить у них звание самых недоезжаемых гребеней сможет разве что Святогорово. Топая по колеям, я радовался, что грязь подмёрзла, и вторично радовался тому, что не поехал вечером, поскольку в темноте там можно было либо утонуть, либо поскользнуться и сломать ногу. И кто-то в чате ещё удивлялся, что я вёз джинсы не на себе! Да те джинсы, в которых я заезжал, угваздались по уши. К тому же, когда я надел их на физкультуру, они при первом же приседании разошлись по шву на заднице Так что запасные очень пригодились. В туфлях ещё можно было бегать между корпусами, но на стоянке был риск потерять туфлю, попросту не вытащив её из грязи.
Также, памятуя о том, как холодно было на Пустошах, я прихватил спальник, но так и поленился его доставать. В этом смысле Осёнки исправились: в каждой комнате был обогреватель, спать под одеялом было прохладно, но можно. Винни, правда, всё равно мёрз всегда и везде, где открывали окно, но спишу это на персонажную особенность. Минутка ностальгии: точно такая же очередь на медосмотр на Пустошах, все отчаянно мёрзнут и удивляются, почему не мёрзну я. А тут наоборот - трястись от холода было для Винни абсолютной нормой.

О персонаже от игрокаЯ подумал, что было бы скучно создать в Синий отряд просто мальчика-гея, и так появился Винни. Мальчик, который хотел быть девочкой.
Я бы не осилил сыграть жёсткую гендерную дисфорию, с неприятием своего тела и отказом от мужской одежды, - по крайней мере, на длительной игре. Винни нравилось считать себя девочкой, потому что "женская" модель поведения - бесконфликтность, аккуратность, любовь к красивым вещам и украшениям - была ему более близка. О том, что девочка может быть сильной, резкой и в камуфле (и при этом быть вовсе не монстром), а мальчик может быть неагрессивным, изящным и в блёстках (и при этом вовсе не быть ангелом), он узнал только в лагере.
В детстве Винни любил играть с дедом в "давай я буду принцесса, а ты будешь дракон и сначала меня похищаешь, а потом будешь рыцарь и меня спасаешь", и родители это не одобряли (особенно когда дракон похищал принцессу из-за стола с тарелкой овсянки). В начальной школе он стеснялся пользоваться туалетом для мальчиков; чуть позже сверстники нашли в его рюкзаке куклу, но как-то отболтаться ему ещё удалось, хотя контроль незаметно ужесточился. Первый скандал разразился, когда родители нашли его первый дневник, в котором он описывал свою жизнь, как если бы был девушкой, и вырезки из модных журналов. Всё это отправилось в помойку, а Винни затаскали по психологам, которые советовали занять его мужественными видами спорта. Последняя капля упала, когда мать обнаружила лёгкий беспорядок в своей косметике, а затем обнаружила и сына, вышедшего погулять в её платье и макияже. Так и было выбито непосильными стараниями место в исправительном лагере.
Винни нравилось нравиться, но ему не нравились мужчины, окружавшие его - грубые, заносчивые, агрессивные, недалёкие, - поэтому он не считал себя геем. Он мечтал стать актрисой, потому что в таком случае зрители будут влюбляться в образ, дарить цветы, но никто не будет присваивать, унижать и контролировать. И, кажется, это именно тот случай, когда "просто мужика нормального не было". И, опять же, именно после лагеря он будет знать, что бывает и по-другому.
Перед игрой я сделал персонажный дневник с вырезками из польского журнала мод 76-го года (более старых в Чумодане не нашлось). Краткое содержание дневника: хочу в Голливуд; хочу синее платье; хочу умереть на сцене как Долорес. И всё это (смерть была понарошку, конечно) в обратной последовательности сбылось, хотя раньше Винни считал это несбыточным. Фотопруфы прилагаются, просто поверьте, что игровая магия существует Плохие фоточки

На игре Винни ни разу никто не ударил, не порезал, не изнасиловал, он инстинктивно обходил все наркоманские тусовки, не ловил глюков и снов... Но я и не стремился к трэшу ради трэша, а тот выход вверх, который с Винни случился, очень дорогого стоит.

Уинфред Уотерс. Отчёт отперсонажный. Warning: мат, насилие и слэш упоминаются. День IЗа завтраком Джерри опять пререкался с Эсфирью из Красного отряда. Нравится она ему, что ли? Даром что совсем не похожа на девочку - носит грубую одежду, дерётся и говорит о себе в третьем лице, хотя неплохо знает английский. Но потом объявили, что Синий отряд дежурит, и стало не до неё. Мы устроили живой конвейер, передавая тарелки из рук в руки, и когда все кроме нас были обеспечены едой, нам почти не досталось фасоли.
Поздравили с днём рождения одного из братьев Эвансов из Красного - я так и не научился их различать. Торт нарезали на маленькие кусочки, и Эванс всех угостил. Торт был очень вкусный, я успел забыть, как давно не ел сладкого.
Сразу после завтрака всех собрали на медосмотр. Первым построили и увели Красный отряд, а наш ещё долго мёрз на улице под взглядом кураторши миссис Гудмен, дожидаясь, пока всех найдут. До сих пор немного странно, когда девочки говорят друг другу "Ты горячая". И когда мы выстроились в очередь перед кабинетом врача и остались на некоторое время без присмотра - то, как Элайджа обнимал Адриана, тоже нельзя было не заметить. Я уже почти привык, что так бывает, но ещё не научился угадывать, насколько всё это всерьёз или в шутку. Элайджа с Айзеком шутили, что усыновят Адриана, и Айзек очень похоже изображал крики чайки и дельфина и играл на губной гармошке.
Когда собрались вместе, оказалось, что почти все получили утром странные записки, подсунутые под двери комнат; некоторые не получили ни одной, а некоторые - сразу две. Кто-то говорил, что содержание было оскорбительным, и не хотел показывать свою записку, а у кого-то текст был вполне нейтральным. Несложно было догадаться, что те, чьими именами записки были подписаны, на самом деле их не писали. Но кто тогда, и зачем?.. Я предложил сложить все записки в один круг, чтобы понять, есть ли между ними что-то общее (может, кому-то было нужно, чтобы в какой-то комнате никого не осталось в определённое время, или наоборот), но меня никто не услышал. Моя записка была якобы от Тео Норта из Жёлтого отряда: "Приходи вечером, у меня есть для тебя подарок". Джерри вызвался сходить вместе со мной, и я был благодарен ему за поддержку. Конечно, никакого подарка нас не ждало, но можно было хотя бы попробовать разобраться, что это за шутка.
Я вовсе не торопился в кабинет врача, напротив, старался оттягивать этот момент. И очень надеялся, что не придётся раздеваться - это всегда было так унизительно. Перед самой дверью кабинета Элайджа делился блёстками с девочками и Айзеком, и это разрядило обстановку.
- А мне можно? - спросил я.
- Ты тоже хочешь блёстки?
- Ещё бы. Они же красивые.
Я подставил ладони под блёстки и провёл ими по лицу. Блёстки к тому же приятно пахли - и хрустели на зубах. С Элайджей легко иметь дело - совсем как с девочками. Хотя есть в нём что-то недосягаемое, как будто смотришь на него снизу вверх, даже когда он стоит рядом.
Доктор Лайтон открыл дверь в очередной раз, и я вошёл. Расчёт на то, что к концу очереди он устанет и не будет докапываться подолгу, оправдался.
- Так... на что жалуемся? Ничего не болит?
- Нет, всё в порядке.
- Не дрался?
- Нет.
- Ничего не ломал? С лестницы не падал? А с потолка? С пола на потолок?
- Не падал.
- Удивительно. Свободен!
Правда, по выходу из кабинета мы с Айзеком наткнулись на администратора мистера Бойла, и он отправил нас отмываться от блёсток - что было непросто: блёстки оставались на мыле и полотенце. Всё хорошее заканчивается быстро, но главное, что оно было.
После медосмотра едва успели переодеться на физкультуру.
- Я недавно купил эту майку, - сказал мне Дилан, мой сосед по комнате. - Ты не знаешь, что это за символ?
- Это Супермен. Герой комиксов.
- Ничего о нём не слышал. Кто он такой?
- Чувак, который свалился из космоса. У него есть суперсила...
- И летать он, вроде, умеет?
- Да, и летать тоже. Он много чего умеет. Борется с преступниками.
- То есть он хороший парень?
- Ага.
- Ясно, спасибо.
Это было особенно забавно ввиду того, что я ходил на физкультуру в синей майке с символом Капитана Америки.
Пока Марк из Жёлтого снимал свою цепь, с которой в последнее время не расставался, физрук и куратор Красных мистер Брукс велел всем отжиматься или приседать. Затем разбились на пары и стояли в планке один над другим. Иван из Красного это предвидел и нарочно встал напротив меня, чтобы мы друг друга не задавили, если упадём. Мистер Брукс обещал конфетку тому, кто останется стоять последним, и я продержался довольно долго, но не видел смысла надрываться: всё равно никто никогда не получал никаких призов.
Разбившись на тройки, переносили друг друга по коридору - двое подхватывали одного за руки и за ноги. Я лёгкий, но нести меня в одиночку не разрешили. Я определённо не так представлял ситуацию, в которой меня могут захотеть носить на руках!
И, наконец, играли в подобие "вышибалы". Мистер Брукс сказал начертить на полу прямоугольник, в центре вставал тот, кто был мишенью, и выбирал себе защитника, который отбивал мяч. Удобнее всего было пасовать кому-то, кто стоял за спиной мишени и успевал выбить её в спину, и побеждал тот, кто лучше всего умел перебегать и прятаться за защитника. Когда мяч попал в руки Дилана, он затормозил, разглядывая картинки на нём. Пришлось прийти на помощь - Дилан был лунатиком, и такие паузы случались с ним и наяву.
- Это тоже кто-то из комиксов. Я тебе потом расскажу, кидай, - сказал я.
Он коротко размахнулся, швырнул мяч, и Айзек возмущённо вскрикнул. Видимо, Дилан не рассчитал и ударил его мячом слишком сильно.
На этом урок закончился, и мы вернулись в комнату переодеваться.
- Как зовут твоего мишку? - спросил Дилан.
- Мистер Дарси.
- Потому что ты ждёшь, когда он сделает тебе предложение?
- Нет... И вообще это мама так его назвала. Потому что он похож на джентльмена.
- Твоя мама любит Джейн Остин?
- Ага.
- Это интересная писательница, и весьма недооценённая, на мой взгляд. Для женщины своего времени она была очень, очень смелой.
- Это точно. Жаль, что женщин так мало издают, даже сейчас.
Навскидку я вспомнил Агату Кристи, Маргарет Митчелл... Дилан наверняка знал больше. У него на тумбочке всегда лежала стопка книг.
- Это мама отправила тебя сюда? За что?
- И она, и отец. Они немного не поняли моё желание играть женские роли.
- Неужели такие образованные люди не знают истории театра? В Японии, в театре кабуки, если я правильно помню, до сих пор существуют труппы, где все женские роли исполняют мужчины.
- Да, так. Но когда-то их запрещали.
- А сейчас это весьма уважаемая профессия.
- Но мы не в Японии... Кстати, я раньше и писать пытался. Тоже от лица женщины. И родителям это тоже не понравилось.
- Что же такого ужасного ты писал? Вряд ли это было похоже на сочинения маркиза де Сада.
- Конечно, нет. Я его даже не читал, только слышал.
- И не читай, оно того не стоит, впустую потратишь время. Есть авторы, которые пишут на сходные темы гораздо лучше. Я считаю, его совершенно правильно держали в Бастилии.
- Если он был сумасшедшим, то, конечно, больше ничего не оставалось, - признал я.
На этой странной ноте Дилан попрощался - у него была назначена встреча с директрисой, и я пожелал ему удачи.
Тут Джерри позвал меня в свою комнату - сообща готовиться к конкурсу талантов. Раньше он говорил только, что готов объединить всех, кто хотел бы откосить от конкурса, и вместе поставить пьесу, что для всех найдутся роли. А теперь, когда все собрались, он объявил, что нашёл дневник Долорес и подозревает, что её убили, поскольку она упоминает о некоем пугающем её человеке и о дурных предчувствиях. Он хотел поставить на сцене эпизоды о взаимоотношениях Долорес с разными людьми в лагере, чтобы посмотреть на реакцию убийцы и вывести его на чистую воду, совсем как в "Гамлете". Все, кроме того, кто её пугал, были названы в дневнике Долорес по имени, что означало, что нам придётся играть других воспитанников и кураторов лагеря. И закончится это наверняка наказанием.
- Кто не хочет в этом участвовать, пусть выйдет сейчас, только не сдавайте нас.
Если бы Джерри затевал это ради веселья, я бы сам не хотел иметь к этому отношение, но он был другом Долорес и рисковал, чтобы открыть людям правду, поэтому я остался. Джон Поттер из Жёлтого, несмотря на то, что был упомянут в дневнике, согласился играть сам себя. А Валери сказала, что для неё это слишком, и покинула нашу труппу. Больше девочек в нашей компании на тот момент не было.
- И кто будет играть Долорес? Я, если честно, рассчитывал на Валери.
- Это, конечно, очень сложно и очень важно... - решился я. - Но я бы хотел попробовать.
- Да, ты же хотел женскую роль, - легко согласился Джерри. - Отлично, Винни будет Долорес. Найди себе какую-нибудь юбку.
- Где же я её найду? Да и не каждая юбка на меня налезет...
- Можем завернуть тебя в это, как в тунику, - сосед Джерри, Проспер, указал на плед в стиле Мондриана. - В цветах всех трёх отрядов - символично.
- Вот ты и завернёшь так, чтобы не сползло в самый ответственный момент.
Время было ограничено, так что Джерри решил, что будет читать текст прямо из дневника, а мы будем иллюстрировать его пантомимой. У Долорес оказалась насыщенная личная жизнь, мне даже с трудом верилось, что дневник написала именно она. Впрочем, она могла и фантазировать - я тоже так делал в своём детском дневнике. Пока у нас не хватало одного актёра, но кто-то мог выйти дважды, к тому же я не сомневался, что Джерри сумеет завербовать ещё участников.
- Мне пора бежать к директрисе, - сказал Поттер.
- Ты ведь ей нас не сдашь?
- Конечно, нет!
Остаток свободного времени прошёл относительно спокойно. На стенах появлялись красивые рисунки с обнажёнными женщинами, но кураторы оперативно их срывали. Я недоумевал, что в этом плохого, ведь в художественных школах рисовали с обнажённой натуры. Девочкам назначили за что-то наказание, выдав ведро и тряпку, и я вызвался помочь. Оказалось, что предстояло мыть машину. До блеска мы её, конечно, не отмыли, но если в тот день мы были не последними - у неё были все шансы засиять. Элайджа вновь предложил всем обсыпаться блёстками перед обедом. Я ожидал, что нас всех вместо обеда отправят отмываться, но не мог не согласиться. Закрываешь глаза, блёстки сдувают с ладони тебе в лицо... И весь диван в холле - в блёстках. Дилан прошёл мимо с чёрными от земли руками - они с Индиа из Красного опять хоронили какую-нибудь мышь.
За обедом Эсфирь неожиданно стало плохо - она закашлялась, её увели в медблок. Поттер посреди столовой признался Индиа в любви, наверняка на спор, и она сказала, что поверит, только если он докажет свои слова кровью. Он мог бы просто уколоть палец - а взял и воткнул вилку себе в запястье. Один удар - четыре дырки. Крови для доказательства было более чем достаточно.
Все вокруг и после обеда продолжали что-то делать на спор. Радостный крик "Светофор сосёт дереву!" означал, что Макс из Красного, прозванный Светофором за то, то попал в лагерь уже трижды и каждый раз - в новый отряд, должен был изобразить бобра. Эдвин ходил в рубашке, надетой наизнанку и задом наперёд.
Дилан остался в столовой и наклеивал вырезки на треугольную маску из тетрадного листка.
- Это маска Бэтмена? - полюбопытствовал я.
- Нет. Просто подарок. Ты не знаешь, что там с Эсфирью?
- Говорит, просто подавилась.
- Увлечение Ницше и Хемингуэем до добра не доведёт.
Он как раз обсуждал с Эсфирью Ницше в очереди на медосмотр. Когда она вошла и Дилан повторил ей то же самое, она уронила в его чашку с чаем один из стеклянных шариков, которые постоянно вертела в руке.
- Я бы не советовал это пить, - заметил я.
- Это же просто шарик.
- А кто знает, где этот шарик побывал...
Эдвин нашёл на подоконнике бумажку с шифром без ключа и, поскольку не мог разгадать его сам, пытался делегировать всем, кто не успел убежать. Я не силён в шифрах и подозревал, что это бессмысленный набор символов. Между делом Эдвин признался нам с Диланом, что это его рисунки с женщинами. В конце концов его заловил мистер Брукс и хотел заставить переодеть рубашку, но Эдвин отказывался делать это при всех.
- Прекратите сексуализировать раздевание! - тщетно призывал мистер Брукс в коридоре.
Следующим уроком как раз было естествознание, которое вела сама директриса миссис Хилл, и она решила посвятить его половому воспитанию. Мистер Бойл помогал ей следить за порядком и показал всем рисунки Эдвина, надеясь, что кто-нибудь узнает автора. Миссис Хилл велела каждой группе подготовить и изобразить удачное или неудачное свидание. За тем столом, где оказался я, думали недолго и показали пару, в которой девушка оказалась парнем, а парень - девушкой. Но самую лучшую формулировку породила Эсфирь: "Эсфирь или смерть?".
В конце урока миссис Хилл разрешила всем взять с подоконника сколько угодно презервативов. Все радостно запаслись, сетуя, что это произошло в конце смены, а не в начале. Не успел я далеко отойти от кабинета, как из душа на нашем этаже послышались странные звуки. Дверь была заперта, и на стук не открывали. Воспитанники переполошились, что там кого-то бьют, позвали взрослых... С дверью случился мощный пинок мистера Бойла, высадивший её навсегда. Из душа выбежала Эсфирь, только её и видели. Я думал, что она была там с кем-то из девочек, и последним, кого я ожидал увидеть, был Элайджа... Эсфирь и ему сделала предложение, от которого невозможно отказаться?..
По такому поводу даже объявился наш куратор мистер Дэвис. Выглядел он так, словно всю первую половину дня он плакал - и, возможно, это было недалеко от истины.
- У вас душераздирающий вид, - сказал я. - Что-то случилось? Чем-то можно помочь?
- Всё в порядке... Найди мне Эсфирь, пожалуйста.
Чтобы хоть как-то его утешить, я обошёл все этажи и весь двор вокруг нашего корпуса, и даже дошёл до заброшенного корпуса, куда воспитанники тайно убегали курить, а взрослые делали вид, что понятия об этом не имеют. Однако Эсфири нигде не было, и никто её не видел, и я вернулся ни с чем.
Когда я подошёл к нашей комнате, Дилан как раз рассказывал миссис Гудмен о репродукциях прерафаэлитов, висевших у него на стене, и о своём любимом писателе Набокове, эмигрировавшем из СССР. Я поневоле заслушался, когда он пересказывал роман "Камера Обскура" о человеке, влюбившемся в женщину младше его, которая увела его из семьи, а когда он ослеп, завела любовника. Некоторое время герой не догадывался, что в доме живёт ещё один человек, но затем застрелил женщину на слух. А название у романа такое, потому что через камеру обскуру - старинный фотографический аппарат - всё было видно вверх ногами.
- Ты интересно рассказываешь, - сказал я, когда миссис Гудмен ушла. - И коллажи у тебя здорово получаются.
Дилан много времени проводил за своим альбомом, куда наклеивал вырезки, которыми заполнил всю тумбочку в нашей комнате.
- Спасибо. А ты пробовал ещё каким-нибудь творчеством заниматься?
- Я всегда жалел, что не умею рисовать...
- Я тоже не умею. Поэтому делаю коллажи.
- На самом деле, я тоже когда-то собирал вырезки из журналов, - признался я. - Но они были выброшены вместе с моей прозой.
Дилан сочувственно вздохнул.
- Однажды мы с мамой попали на выставку Иржи Колларжа, - припомнил я. - У него были не только привычные коллажи. Например, он мог взять репродукцию, вроде тех, которые у тебя на стене, скомкать её, развернуть, и появлялось совсем другое изображение. Он называл это "комкаж". Так из какой-нибудь самой обычной гравюры с готическим храмом получалось нечто изломанное и динамичное.
- Всё ещё не понимаю, как человек, знакомый с современным искусством, сдал тебя сюда.
- Ну, мы попали на выставку довольно спонтанно. Но она произвела на меня впечатление.
- У современного искусства высокий порог вхождения, - продолжал рассуждать Дилан. - Когда смотришь на полотно Рафаэля, оно ясно и прекрасно даже ждя непосвящённого. А абстракции нужно разгадывать.
И он рассказал, что "Чёрный квадрат" - это окно. Что в восточной ортодоксальной церкви иконы вешают в углу, и Малевич свой шедевр на выставках вешал в том же углу. Что у икон обратная перспектива, с точкой схождения на зрителе, как если бы зритель смотрел в окно в другой мир. Поэтому "Чёрный квадрат" - окно в будущее, и не ясно,что мы в нём увидим. Мне очень понравилась эта теория. Я и раньше что-то слышал про иконы, но об окне никогда не задумывался.
- Опять же, Поллок, - заговорил я некоторое время спустя. - Можно не знать, что он хотел сказать, но когда видишь вот это громадное... Оно само по себе потрясает.
- Это правда.
Так мы скоротали время до "отрядного часа", который должен был проводить мистер Дэвис. Он загодя волновался, где его проводить, и я предлагал обосноваться в любой из комнат - так было уютнее. Выбрали комнату Джерри и Проспера, потому что она была самой большой.
- А как зовут мишку? - спросил я, устраиваясь на краю кровати.
- Ты не поверишь, но Тедди, - ответил Джерри. - А твоего?
- Мистер Дарси. Пожалуй, я тоже его возьму.
Это было почти как дома - сидеть, завернувшись в трёхцветный плед, держа в руках мишку. Джерри и Проспер лежали в обнимку за моей спиной, рядом сидел Элайджа, а мистер Дэвис сидел напротив и совершенно не воспринимался как взрослый, которого следовало бы опасаться.
Мы начали с попытки поиграть в представление - каждый должен был подобрать два прилагательных о себе, начинающихся с первой буквы имени, и два факта, затем следующий игрок повторял за предыдущим и добавлял от себя. Но игра застопорилась, не начавшись, когда ход перешёл от Джерри к Элайдже. Мистер Дэвис никогда не настаивал - и предложил поиграть в ассоциации.
Суть была в том, что ведущий выходил из комнаты, а оставшиеся загадывали одного человека и затем отвечали на вопросы ведущего о том, с чем этот человек ассоциируется. Задачей ведущего было угадать человека по ассоциациям. В первом туре мы дружно решили не облегчать ведущему жизнь и загадали мистера Дэвиса.
- Какое растение?
Кто-то назвал орхидею, но я, глядя на его длинные светлые волосы, хотел вспомнить что-то золотое и сказал:
- Ирис.
- Какое животное?
- Олень, - сказал кто-то.
- Афганская борзая, - сказал я.
Смотреть на мистера Дэвиса и говорить о нём было легко и приятно. Он был красивым человеком, и я не раз задавался вопросом, который невежливо было бы задавать, - где таких делают?..
- Какая профессия?
- Рок-музыкант.
- Скорее поэт, - предположил я. - Автор текстов.
- Барабанщик, - подал голос сам мистер Дэвис.
Далее все были единодушны:
- Какой цвет?
- Серебристый.
- Какая погода?
- Прохладная и солнечная.
- Какая эпоха?
- Ренессанс.
- Или викторианская Англия, - добавил Дилан.
Наша ведущая всё время хотела отгадать Элайджу. Пожалуй, между ним и мистером Дэвисом действительно было что-то общее - по первому впечатлению от внешности, - но в то же время они были очень разными. В отличие от недосягаемости Элайджи, мистер Дэвис был прямо перед тобой весь, и по нему всегда можно было прочитать, в каком он настроении. Только когда сам мистер Дэвис намекнул, что в игре участвуют не только воспитанники, его сразу угадали, и он сам стал ведущим. Было бы слишком сложно загадывать его во второй раз, поэтому загадали Адриана.
- Какой литературный герой?
- Герои Диккенса, - сказал Дилан. - Все эти несчастные сиротки.
- Да, пожалуй, соглашусь, что Диккенс, - признал я.
- Или русская литература, - добавил Джерри. - Про "маленьких людей".
- Там всё-таки слишком беспросветно, - возразил я. - А у Диккенса есть надежда.
Но мистер Дэвис отгадал Адриана практически сразу. Адриан на всех групповых занятиях сидел в стороне, забившись в угол, и в целом было видно, что в лагере ему плохо, а ты не знаешь, как к нему подступиться и чем помочь (кроме как не тревожить). Хотя в нём, как в Элайдже, было нечто нездешнее - взять хотя бы фантастически красивые волосы, я раньше не предполагал, что у людей такие вообще бывают, - они контрастировали, как свет и тень. Продолжать игру Адриан отказался, и мистер Дэвис перешёл к "Правде и неправде".
Эта игра заключалась в том, что ведущий говорил три факта о себе, только два из которых были правдой, и следующим ведущим становился тот, кто угадывал ложный факт.
- Давайте для примера я начну, - сказал мистер Дэвис. - Я гей, я спал с Дэвидом Робертом Джонсом, и я помогал Деми Мур учить роль.
- Кто такой этот Дэвид Джонс? - спросили все хором.
- Дэвид Боуи.
- А я верю, потому что у Дэвида Боуи хороший вкус, - сказал я.
Мистер Дэвис так и не признался, какой из фактов был неправдой (или все, или не один), и мы продолжили играть. В какой-то момент вошла миссис Гудмен. Похоже, ей просто нужно было к чему-то прикопаться, потому что она вырвала мишек у Джерри и у меня и заявила, что вернёт вечером, после ужина. Я не удержался и заплакал - мы так хорошо сидели, а она всё испортила! К счастью, ни мистер Дэвис, ни остальные не стали обращать на меня внимания. Некоторое время я толком не слышал, что говорили другие, но вскоре успокоился и вернулся в игру.
- ...Мой брат действительно умер, но не от гриппа, - говорил Дилан.
Ход перешёл ко мне как-то неожиданно, когда я угадал, что Валери не хотела стать юристкой (это ведь скучно), и я задумался.
- В детстве я мечтал откопать пирамиду, я боюсь собак, я хочу получить Оскар.
- Ты не боишься собак, - сказал Джерри.
- Нет, не боюсь. Ты угадал.
Но и эта игра наскучила и закончилась. Я всегда любил такие игры, потому что они позволяли узнать друг друга лучше, но некоторые считали, что оные были уместны только в начале смены, чтобы познакомиться, а не в конце. Решили просто поговорить, и мистер Дэвис охотно поддержал эту идею, предложив рассказать, кто о чём мечтает.
- Я мечтаю о пяти миллионах долларов, - заявил сам мистер Дэвис. - Чтобы обеспечить жизнь каждому из вас, потому что вы мне не чужие. Если кому-нибудь будет не нужно, сможете отправить мне деньги обратно. А на оставшееся куплю дом. И заведу собаку.
- Давайте лучше устроим коммуну, - предложил я.
Я был слишком тронут, чтобы найти другие слова. Это было так наивно и так... искренне? Единственный взрослый, которому было не наплевать, хотя это совершенно не входило в его обязанности. Я так и не решился сказать, о чём мечтаю я, - звучало и так много пожеланий, а я думал о том, неужели мистер Дэвис пришёл работать куратором только для того, чтобы попытаться спасти всех нас. Совершенно безнадёжная и неблагодарная затея, но...
Затем мистер Дэвис предложил поделиться впечатлениями от смены и пообещал никому нас не выдавать.
- Ну... по-разному, - сказал я. Я всё ещё был не совсем в своей колее, и говорить начистоту было тяжело, и было немного грустно от того, что многие высказывались негативно.
- По-разному - это как? - переспросил мистер Дэвис.
- Ну, бывали неприятные моменты, но много было и хороших. Здесь хорошие люди.
- Ты правда можешь рассказать, - он явно не поверил в то, что в лагере могло быть хоть что-то хорошее.
- Но я серьёзно! Раньше у меня не было друзей. А здесь мы можем вместе готовить постановку.
Но когда у мистера Дэвиса спросили, какие впечатления у него самого, всё как-то стремительно пошло не туда. Он стал говорить о том, что этот лагерь не соответствует своим целям и непонятно, для чего существует, поскольку не решает проблемы подростков. Говорил, что всё, что нам нужно, - выбраться отсюда, и для этого придётся притвориться, что мы исправились. Этот совет тут же приняли в штыки. Он говорил о том, чтобы быть осторожными, иначе нас отправят сюда снова, - это услышали так, будто он предлагал перестать быть собой. Добрая половина отряда возмущалась, что нельзя молчать, что женщины и темнокожие уже добились своих прав именно потому, что не были невидимыми.
- Так ведь никто не требует и не заставляет прятаться, - попытался объяснить я. - Это личный выбор каждого - бороться, осознавая последствия, или просто жить спокойно.
Мистер Дэвис же пустился в пространные объяснения на примере двух враждующих кланов итальянской мафии, дети из которых полюбили друг друга, как Ромео и Джульетта, и только от решения главы клана зависело, позволить им быть вместе или нет.
Вернувшаяся миссис Гудмен была, мягко говоря, удивлена тем, чем мы занимаемся. Слова мистера Дэвиса о том, что он согласовал с администрацией программу игр, её почему-то не убедили, и она в ярости удалилась.
- Упс. Кажется, миссис Гудмен не знала о том, что я гей, - безмятежно произнёс мистер Дэвис.
Не прошло много времени, как в комнату ворвался мистер Бойл и потребовал у мистера Дэвиса выйти. Дверь он захлопнул, так что подслушать, о чём они говорили, было невозможно. Кто-то предложил вылезти в окно и обойти с другой стороны, но меня больше волновало, что мы ничем не сможем помочь мистеру Дэвису. Я только надеялся, что у него не будет слишком больших проблем.
Нам вернули мистера Дэвиса, чтобы закончить занятие, но всё продолжило идти не так (хотя казалось бы, куда уж больше). Кто-то поделился мечтой, чтобы однажды женщины могли жениться, а мужчины выходить замуж, и Дилан сказал, что раз мы делимся мнениями, то он считает, что геев нужно исправлять, поскольку он католик и не хочет, чтобы они существовали. Разумеется, это сразу же поняли так, будто он хотел бы убить всех геев, если бы это было разрешено законом, хотя он прямо сказал, что убивать недопустимо и что есть люди, которые заслуживают этого гораздо больше.
- Однополые браки подорвут устои общества, - говорил он.
- От некоторых устаревших устоев следует избавляться, - заметил я.
- Но то, что запрещено в обществе, запрещено не просто так. Например, нельзя убивать. Какая разница?
- Разница в том, что от однополых браков никто не пострадает, - пояснил я.
Но никакого диалога не получалось. Дилана уже обозвали фашистом. Мне начинало казаться, что всеобщая нетерпимость к католикам была гораздо выше, нежели нетерпимость к геям Дилана, который разговаривал спокойно и вежливо. Как будто все католики - инквизиторы из блокбастеров.
- Я ему щас кроссовок в задницу засуну, - пообещал Айзек.
Он стащил с ноги кроссовок и попытался натянуть на него презерватив, но тот порвался.
- Вы просто говорите о разных вещах и друг друга не слышите... - тщетно пытался я призвать их к примирению. - Почему нельзя просто сосуществовать и не мешать друг другу? Я не католик и не гей, но я хочу, чтобы все были счастливы.
- Как это ты не гей? - удивились все. - А что ты тогда делаешь в Синем отряде?
- Родителям не понравилось, что я хотел переодеваться в женщину и играть женские роли.
Не то чтобы я планировал откровенничать, но это хотя бы на некоторое время отвлекло всех от Дилана.
- То есть тебе просто нравится женская одежда? - уточнил мистер Дэвис.
- Ну да. Вы что, не читали мою характеристику? - устало спросил я.
- Меня не допускали к характеристикам.
У мистера Дэвиса не очень-то получилось загасить конфликт Айзека и Дилана, и когда положенный час весь вышел, он сказал, что мы можем быть свободны.
- Мы вас расстроили, да?.. - сказал я. - Всё было понято неправильно.
Я вернулся в комнату. Мне было отчего-то стыдно и перед мистером Дэвисом, и перед Диланом - за всех.
- И почему люди просто не могут говорить и слушать...
- Я хочу, чтобы ты знал, - сказал Дилан. - Я не стал относиться к тебе хуже из-за твоих вкусов.
- Спасибо. Это взаимно.
- У меня тоже есть необычные увлечения. Так что в этом нет ничего плохого.
- Вот бы все умели так же принимать чужое мнение.
- Со своей учительницей я очень сильно не сошёлся во мнениях, - произнёс Дилан. - И она умерла.
Я что-то слышал о том, что Дилан стал свидетелем самоубийства учительницы, которая до него домогалась. Вот и сегодня он упоминал о том, что он в Синем отряде из-за травмы, а не потому, что извращенец.
- Но она ведь умерла без твоей помощи, правда?
- Есть высший суд, - пожал плечами Дилан.
- Может, и так. И никто не должен считать себя орудием высших сил.
- Наверное. А что до твоего увлечения - мне кажется, ты талантливый парень и сможешь добиться известности. А когда ты станешь знаменит, никто не сможет тебе указывать, что делать, а что не делать. Известным людям позволено больше, чем обычным. Чарли Чаплин сожительствовал с тринадцатилетней, и никто ему и слова не сказал, и также многие другие...
Я не был уверен, что хотел это знать о Чарли Чаплине и что это был удачный пример, но не успел сказать, что в случае с несовершеннолетними сложно быть уверенным, что речь идёт о любви, а не власти; Дилан извинился и сказал, что у него вновь назначена встреча с директрисой.
- Сочувствую...
- На самом деле она хорошая.
Я вышел и присоединился к сидевшей на диване Лили из Жёлтого.
- Жизнь здесь - такая иллюзия, - говорила она. - Нам всё время говорят о нашем будущем, но когда я выйду отсюда, у меня снова не будет ничего, кроме матери-наркоманки. Говорят, что здесь у нас есть друзья и здесь о нас заботятся, и в это даже веришь, к этому привыкаешь...
- А что будет с нами дальше - всем наплевать, - кивнул я.
- Всем и сейчас наплевать, - сказал кто-то, проходя мимо.
- Потому я и говорю, что иллюзия, - согласилась Лили.
После признания в том, что я не гей, я обрёл неожиданную популярность и сочувствие. Когда об этом услышал Хавьер из Жёлтого отряда, который с утра ещё не помнил моего имени, ему захотелось со мной поговорить - видимо, из солидарности. Мы вошли в нашу с Диланом комнату.
- Как у вас тихо, - впечатлился Хавьер. - А у меня на кровати, как ни зайдёшь, всё время кто-то порется, хоть кнопки подкладывай, ей-богу.
И он стал говорить о том, что все вокруг страдают, считают жизнь в лагере ужасной и невыносимой, а ему нравится, что есть крыша над головой, кормят и не стреляют. Рассказал, что у него была большая семья (вроде того мафиозного клана, о котором рассказывал мистер Дэвис), но они неудачно замахнулись на чужую территорию, и он остался один. Его изрядно помотало по всяким злачным местам, и всё это звучало как приключенческий роман. Столько пережить и повидать, будучи ещё подростком... Хавьер вдруг показался мне очень взрослым, даже взрослее некоторых кураторов.
- Однажды в одном баре мне сказали: встань и трижды скажи, что Америка - великая страна. И я сказал!..
От меня не требовалось ничего отвечать, я мог только слушать и согласно кивать. Пожалуй, мне в самом деле повезло с тем, что я родился в Америке, у меня был дом, я не голодал и мог окончить колледж. И Хавьеру повезло оказаться здесь. В какой-то момент я поймал себя на том, что слушаю не столько слова, сколько голос. Хавьер с его смуглой кожей, акцентом и бурной жестикуляцией был необычным и, что и говорить, красивым.
- ...А тебе надо просто быть хитрее. Вернуться к родителям, представить, что играешь роль, и сказать, что ты исправился, только уверенно, чтобы они поверили! А потом найдёшь себе театр и будешь играть, что захочешь.
- Да, я так и думаю сделать.
- А ещё надо сказать, что у тебя есть женщина. Невеста. Договорись с кем-нибудь, покажи её родителям, чтобы они были спокойны! Вот в нашем отряде есть хорошая девушка... такая в жёлтой юбке...
- Лили? Да, она очень славная.
Но Лили нравился Джерри. Джерри вообще периодически кому-то нравился.
- Вот и поговори с ней, пригласи её. Скажешь родителям: это моя женщина, я на ней женюсь.
- Но свадьба - это слишком серьёзно...
- Так это ведь не по-настоящему. Вы сговоритесь,чтобы они притворилась твоей женщиной.
- Спасибо. Это хорошая идея. Пожалуй, я с ней поговорю.
Мне не хотелось спорить, но я по-прежнему сомневался. Это было как-то нечестно, даже если знать заранее, что всё понарошку. Как-то несправедливо - говорить "давай притворимся, а на самом деле ты мне не нравишься", потому что это было неправдой. Мне нравилась Лили. С ней было приятно говорить, она была умная и милая. Но чем больше Хавьер говорил о том, какие в Америке классные женщины, какие у них большие сиськи, тем больше я понимал, что мне никогда не стать настоящим мужчиной, даже если они будут принимать меня за своего. Сиськи и прочие части женских тел меня совершенно не привлекали. Женщины нравились мне одетыми, либо на рисунках, вроде тех, что у Эдвина. Куда справедливее, зная, что ты гей, жениться на лесбиянке и жить фиктивным браком, как я предлагал на отрядном часе. Но и мужчины меня не привлекали.
- Я вообще думаю, что геями становятся богатые. Ты заметил? - рассуждал Хавьер. - От пресыщенности. Когда всё есть и не знаешь, что бы ещё попробовать. Жопа со скуки чешется, а золотым слитком жопу уже не почешешь.
- Не знаю, - я пожал плечами. Теория казалась сомнительной.
Пришло время ужина, я поблагодарил Хавьера за ценный совет, и мы отправились в столовую. Но за что я по-настоящему был признателен Хавьеру и Дилану, так это за то, что они верили в меня, в то, что у меня получится стать актёром и заниматься тем, чем я захочу. Накануне конкурса талантов это было очень ценно.
После ужина мы собрались у Джерри, чтобы распределить роли. Лили была с нами, и Хавьер тоже - он согласился играть мисис Гудмен. Чтобы никого из персонажей случайно не назвать по имени, Джерри сделал в дневнике карандашные пометки. Лили обещала добыть реквизит - шляпу Кейт из Красного, которую сама должна была играть, чёрную вуаль Индиа, чтобы изобразить смерть Долорес, и... платье для меня. Яне верил своим ушам. Настоящее платье! После я стал свидетелем разговора Лили с Кейт.
- Можно одолжить твою шляпу для постановки? Видишь ли, я буду играть тебя...
- Меня?
- Да. Мы ставим небольшой спектакль в память о Долорес, и ты там тоже есть.
- Спойлеры!.. - простонал я.
- Она была подругой Долорес и имеет право знать, - строго сказала Лили. - Я ей доверяю.
- Я тоже ей доверяю, - вынужден был согласиться я. - Просто считаю, что чем меньше народу об этом знает, тем меньше риск, что нам запретят это делать.
- Я буду играть тебя, если ты разрешишь, - продолжала Лили.
- Я разрешу,- решила Кейт и протянула ей свою шляпу.
С вуалью же произошла детективная история - некоторое время назад её забрал у Индиа мистер Брукс, и даже был готов отдать, но кто-то стащил её у него из кабинета.
Раз ужин миновал, Джерри объявил, что мы уже можем вызволить Тедди и мистера Дарси. На тяге его неиссякаемого энтузиазма мы зачем-то сбегали до учительской, но там никого не было. Мистер Дэвис ничем нам помочь не мог.
- А ты участвуешь в конкурсе талантов? - спросил он меня.
- Да, конечно. Мы ставим небольшую пьесу.
- А о чём?
- Сценки из подростковой жизни. Увидите.
Я дождался миссис Гудмен, и она вернула мне мистера Дарси. Я мог бы и Тедди передать владельцу, но она хотела сделать это самостоятельно.
Провели репетицию, снова в комнате Джерри и Проспера. Сам Джерри был против репетиции, чтобы мы не испугались заранее и не сбежали, а испугались уже на сцене, когда некуда будет бежать. Но вдруг ворвался Поттер, а за ним его приятель Джон Бадр, и оба стали возмущаться, почему мы считаем, будто Поттер сдал нас директрисе, и из-за этого больше не хотим ставить спектакль. Джерри насилу объяснил, что ему решительно всё равно, сдали нас или нет, и что он не хотел только репетиции, а спектакль состоится в любом случае. Потом он не без труда выставил Бадра, который никак не хотел убираться.
- Почему он меня так бесит?.. - вздохнул Джерри.
- Он какой-то истеричный, - признал я.
Репетиция прошла удачно. В первые мгновения я немного стеснялся играть с Хавьером, но он так ловко прижал меня к себе, что я сразу же расслабился. Поскольку в его гетеросексуальности сомневаться не приходилось, я мог списать это только на то, что у меня хорошо удавалось играть девушку. Джерри даже усомнился, не переигрываю ли я, но эмоциональность текста располагала к экспрессивности. И, наконец, Лили принесла мне своё платье. Оно было тёмно-синим, моего любимого цвета, с мелким белым узором из корабликов и якорей, - синее платье снилось мне однажды, но я бы никогда не поверил, что сон станет явью. Я примерил его, страшно боясь испачкать туфлями, Лили застегнула его у меня на спине - оно подходило мне идеально. Как бы мне хотелось носить его всё время...
Из комнаты я вышел, переводя дух. Впору было просить кого-нибудь меня ущипнуть.
- Что с тобой? - спросила Эсфирь.
- Волнуюсь. Предстоит играть важную роль в спектакле.
- Все мы играем роли.
- Это правда.
Я ушёл в свою комнату, думая сделать запись в дневнике, пока там не было Дилана. Но едва я остался в тишине, как из коридора раздался громкий крик:
- Да чтоб вы все сдохли, как сдохла она!
Несложно было догадаться, о чём шла речь. Я собрался с духом и вышел в холл. Кейт рыдала, сидя на диване, друзья и кураторы утешали её, - видимо, час спустя после того, как она дала Лили своё согласие, её догнало осознанием. А когда Кейт что-то догоняет - это всегда... по площадям. Теперь весь корпус слышал о том, что использовать личный дневник в постановке - это нарушение личных границ и копание в грязном белье, что Долорес этого не разрешала... И, разумеется, все свидетели были на её стороне, а не на нашей, потому что плакала именно она.
- Это память, - пытался я объяснить взрослым. - Мы делаем это, потому что мы все любили Долорес.
Неожиданная помощь пришла со стороны Дилана. Он сказал, что в искусстве не раз использовались дневники, что дневники издавались после смерти их авторов или на их основе создавали романы, и если Долорес не оставила письменного запрета, то в постановке её дневника нет ничего плохого.
- Это правда, - поддержал я. - Об известных людях после их смерти всегда ставят спектакли и снимают фильмы.
Но после Дилан стал говорить о том, что ради искусства можно делать что угодно. Где-то я уже слышал такое оправдание, что талантливому человеку всё позволено просто потому, что он талантлив, и не мог с этим согласиться. По мне, всё зависело от отношения. Глумиться над переживаниями Долорес, которая уже не могла нам ответить, было бы низко. Но мы хотели поставить спектакль ради любви и правды. И пусть мы никогда не узнаем, хотела бы она этого, - зато другие узнают, что она была не просто трагическим случаем, а живым человеком.
- А я предупреждал о вреде спойлеров, - вздохнул я.
Но наш спектакль никто не запрещал, Лили никто не винил, а Джерри ещё раз сказал, что если кто-то больше не хочет в этом участвовать, то может отказаться, - но все были готовы довести начатое до конца. А от Кейт все несколько отвлеклись, когда в корпус ворвался Дастин и добежал до окна в столовой, как если бы хотел вылезти в это окно. Но не успел - его преследовал мистер Брукс, догнал, повалил, а затем захлопнул дверь, так что никто больше не видел и не слышал, что происходит внутри. Мне стало тревожно. Сперва я подумал, что это Дастин чем-нибудь накидался и не контролирует себя, и мистер Брукс пытается с ним справиться, но...
Потом дверь распахнулась, и мистер Брукс выволок Дастина за шкирку, приговаривая, что тому нужен туалет, чтобы освежиться. Выволок в самом прямом смысле - Дастин волочился за ним по полу как мешок тряпья, не сопротивляясь. И это уже слишком было похоже на то, что не контролировал себя именно мистер Брукс. Его обступили другие кураторы и воспитанники, спрашивая, что происходит, и отбили добычу; я просто старался держаться от этого подальше. Ближе к концу смены у многих не выдерживали нервы, и хотелось просто это пережить.
- У вас снова душераздирающий вид, - сообщил я мистеру Дэвису. - Может, вас обнять?
- От этого никогда не откажусь.
И я его обнял. Он был порядочно выше, так что ему пришлось немного пригнуться.
- Вы хороший человек, - сказал я. - Не расстраивайтесь.
Началась движуха: в одну сторону сочувствующие побежали за Дастином - видимо, в медблок, в другую сторону за мистером Бруксом побежал мистер Бойл, что не обещало мистеру Бруксу ничего хорошего. В холле остался только мистер Дэвис, в растерянности присевший на пуф возле вешалки.
- Вы посмотрите, какие у него глаза, - неожиданно изрёк мистер Дэвис, воззрившись на вырулившего из-за угла Марка. - Это же что-то невозможное, они с ума меня сводят каждый раз.
- Ага, - охотно согласился Джерри. - Как у демона.
Пару мгновений Марк пребывал в ступоре от таких комплиментов, затем обошёл мистера Дэвиса по широкой дуге:
- Вы же знаете, я не из этих.
Провожал его общий мечтательный вздох.
Я посмотрел ему вслед с недоумением. Что в нём было такого привлекательного? Он был крепким, мускулистым, и, наверное, это можно было бы назвать красивым, но приближаться к нему, а уж тем более прикасаться совершенно не хотелось. Он был грубым, самовлюблённым, постоянно бил Джерри в ответ на его шутки. Как может нравиться кто-то, кто тебя бьёт?..
- Как у вас это получается?!.. - возопил я.
- Это - что?
- Почему он вам нравится?
- Ну, он же такой... такой. Красивый.
- А я его боюсь, - признался я. - И вообще многих мужчин боюсь. Вот вас не боюсь, - сообщил я мистеру Дэвису.
- И на том спасибо.
На самом деле Элайджу и Адриана я тоже не боялся, но в их случае были другие причины, по которым я бы к ним не подступился. И Джерри не боялся, но Джерри был другом, и у него был Проспер. Как-то выходило сложно.
К нам присоединилась миссис Гудмен, а мистер Брукс вернулся, в целости и сохранности. Мистер Дэвис заявил, что им нужно поговорить, и направился в кабинет, а когда мистер Брукс отстал - ухватил его за руку.
- И давно у нас кураторы за ручку ходят? - поинтересовался Джерри.
- Да не ходят они за руку, - проворчал я. - Просто пошли поговорить.
- Прекрати фантазировать, - добавила миссис Гудмен.
- Я не фантазирую! Я завидую! Они там сейчас вашу кровать займут...
Миссис Гудмен ещё немного поговорила с нами, будучи в доброжелательном настроении. Начало конкурса было отложено, но неумолимо приближалось. Перед самым конкурсом явился пьяный Бадр и что-то требовал от Лили, она спряталась от него в комнате Джерри, а тот грозился выкинуть его вон. Если раньше у Лили были с Бадром какие-то отношения, то на этом они явно закончились. Так себя вести было недопустимо вне зависимости от того, что Лили терпеть не могла пьяных из-за своего отца.
Мы бы не успели переодеться прямо перед нашим номером, поэтому Лили помогла мне надеть платье заранее. Я объяснил миссис Гудмен, что это нужно для спектакля, а остальные не обращали внимания, словно платье на мне было обычным делом, и это придавало мне уверенности.
Первым, что я услышал при входе в столовую, было восклицание: "Вау, они устроили настоящую сцену!". В самом деле столы отодвинули к стене, образовав свободное пространство, а стулья поставили рядами, так что получился партер. Я сначала сел в первом ряду рядом с Хавьером, но потом было велено освободить места для администрации, и я пересел на диван вглубь зала. Даже сам глава лагеря почтил нас своим присутствием.
Джерри хотел, чтобы мы выступили последними, поэтому мы посмотрели все чужие номера. Кто-то читал стихи, как Дилан и Индиа, кто-то пел - Айзек, Элайджа и Эми исполнили песню собственного сочинения о том, как дети счастливы в "Радуге", очень трогательную и с общим признанием "Я больше не гей! - Теперь у меня есть девушка! - А у меня появились друзья!". Наконец, когда желающих блеснуть талантом больше не осталось, на сцену вышли мы. Я попросил не загораживать обзор мистеру Дэвису, который сидел на другом диване с довольно безучастным видом и отказывался переместиться в зал, но не был уверен, что меня услышали. А потом мне стало всё равно. Я не видел зрителей. Были только я и Долорес, и под звуки голоса Джерри она писала свой дневник.
Элайджа играл "прекрасного принца". Смотреть на него с восхищением было совсем не трудно. Долорес вправду верила,что "принц" женится на ней - и кто будет её в этом винить?..
Поттер играл Поттера - с которым Долорес развлеклась, пока он был пьян. Милый, безобидный мальчишка-щеночек, которого можно потрепать по щеке и погладить по голове, и вспоминать с незлым смехом. Сам он, конечно, ничегошеньки не помнил.
Эдвин играл Марка - неприступного как скала "тёмного рыцаря". Он так вошёл в роль, что заранее завязал хвост, надел чёрную рубашку и держал во рту зубочистку, как это делал Марк. Сходство, на мой взгляд, было даже слишком узнаваемым, некоторые даже начинали их путать. Эдвин тоже хотел стать актёром, и я верил, что его ждёт большое будущее. Что до Долорес, она пыталась оказывать знаки внимания "тёмному рыцарю", но между ним и "принцем"всё же выбрала последнего.
Хавьер тоже отлично сыграл миссис Гудмен - ему напихали какого-то тряпья за пазуху, чтобы изобразить бюст, и красиво накрасили губы, из-за чего он всё время перед спектаклем прикрывал рот рукой. Он очень выразительно злился (хотя мне не удалось выудить из декольте бумажку, которую он должен был порвать) и ну очень выразительно прижимал меня к себе.
Лили сыграла Кейт. Раскладывала карты, показывала их мне, была куда мягче и нежнее, чем настоящая Кейт... Может, они были просто подругами, а может, и не только. Мне вечно не хватало продолжительности этой сцены, чтобы это понять.
Незнакомца, который напоил Долорес алкоголем и обошёлся с ней грубо, играл Проспер. Он был сильнее меня, так что это выглядело убедительно; он всё делал обстоятельно, уверенно, но бережно, так что я мог одновременно ничего не бояться как актёр и осознавать, насколько страшно было Долорес, которая не могла противостоять сильному мужчине и была словно игрушкой в его руках.
За неимением чёрной фаты мне выдали тёмно-синий шарф, который удивительно подходил к платью. В финале все персонажи начали обступать Долорес - и я медленно размотал шарф и укрыл им лицо, падая на сцену. Я лежал в темноте и думал: мы это сделали. Я восхищался Долорес и завидовал тому, что она могла играть на сцене, - и вот я тоже смог сыграть. Я ожидал, что меня захлестнут эмоции, что я буду плакать, - но этого не было. Только огромное удовлетворение от исполнившейся мечты.
Я встал, по-прежнему ничего и никого не замечая. Мы вышли в коридор и уже из-за дверей наблюдали за награждением. Денежный приз достался троим исполнителям песенки про "Радугу" - что ж, ради хорошей суммы не грех было и притвориться. К тому же песня действительно была славной и привязчивой. Мы поаплодировали победителям и ушли переодеваться. Я не без сожаления расстался с платьем. Джерри спрашивал, смотрел ли кто-нибудь в зал, на реакцию зрителей, но куда там... Кому-то показалось, что миссис Гудмен вышла на время спектакля, но сама она позже утверждала, что всё видела, просто пересела с одного места на другое.
Все мы изрядно сели на измену, когда в комнату Джерри ввалился мистер Бойл и закрыл дверь за собой, приперев спиной. Но оказалось, что его просто всё доконало и захотелось побыть в тишине, спрятаться от всех. Видимо, комната Джерри и Проспера превратилась в универсальное убежище.
- Вас обнять?.. - предположил я.
- Только попробуй, бля.
Я ожидал, что у всех нас будут проблемы, но вечно прятаться в чужой комнате было невозможно, и я ушёл к себе.
- Это было смело, - сказал Дилан. - Не ожидал, что вы дойдёте до конца.
- Спасибо. Мне кажется, теперь меня точно убьют.
- Это буду не я.
- Я знаю. Раз уж ты терпел меня столько времени...
- Ты не мой типаж как любителя историй. Скажи лучше, как ты думаешь, Долорес правда убили?
- Я не знаю. У каждого из нас своё мнение, и мы нарочно оставили открытый финал, чтобы зрители тоже могли думать по-разному. Ведь её дурные предчувствия ещё не означают, что кто-то ей угрожал.
- А всё-таки, как считаешь ты?
- Я считаю, главное - что все мы жили рядом с Долорес и не заметили, что её тревожило. Не так важно, убили её или она покончила с собой, - мы её не слышали. И мне было важно показать, что каждый видел в ней что-то своё и не видел главного. Так часто случается с талнтливыми людьми.
- А мне кажется, ваш спектакль и история вокруг него гораздо интересней, чем была сама Долорес, а в ней не было ничего особенного, - заявил Дилан и снова куда-то ушёл.
Я тоже вышел в коридор и как раз успел увидеть, как Марк, проходя по лестнице, ударил Джерри кулаком в живот. Джерри осел на пол, но идти в медблок отказался, так что мы с Проспером просто помогли ему добраться до комнаты. Не успел я подумать, как несправедливо, что Джерри огребает один, как явилась миссис Гудмен - уже совсем не в дружелюбном расположении духа. И потребовала Джерри к себе.
- Но мы все вместе ставили спектакль, - уверял её я. - Это была общая идея, а не только Джерри.
Меня никто не слышал. Как обычно. Миссис Гудмен попыталась утащить Джерри силой, Проспер молча, как сторожевой пёс, бросился на неё, хотел прижать к стене, но она оттолкнула его с силой, неожиданной для такой некрупной женщины.
- Не надо никого бить! - воскликнул я в отчаянии.
- Я никого не бью! - прокричала миссис Гудмен, обернувшись ко мне, и меня буквально отбросило её яростью.
- Я не вам! - от страха я тоже повысил голос. - Я ему!
Проспер, конечно, беспокоился за Джерри, но набрасываться на женщину было уже чересчур.
- Кто кого бьёт? - в дверях материализовался встревоженный мистер Дэвис.
- Никто никого не бьёт... - вздохнул я. - Просто мы сделали спектакль вместе, а отвечать почему-то приходится только Джерри, потому что он рыжий.
- Ваш спектакль оказался неудачным?
- Да нет, судя по отклику зрителей, спектакль удался. Просто у зрителей возникли вопросы. И мы могли бы дать комментарии все вместе, а не один только Джерри.
- Вы же актёры. Вы не должны сдаваться. Поставьте другой спектакль, который понравится зрителям. "Двенадцатую ночь", например.
- Ну не прямо же сейчас, - запротестовал я. - На коленке такое не делается. Может быть, завтра?.. Я не против продолжать.
Я не сомневался, что на следующий день мистер Дэвис забудет об этой идее, - но сейчас представлять постановку Шекспира под его руководством было заманчиво.
Так подошло время отбоя. Задерживаться и лишний раз вызывать гнев кураторов я никогда не видел смысла. Я вернулся в комнату - там с Диланом был Тео, и Дилан давал ему какие-то таблетки.
- Вашу аскорбинку я не видел, - проворчал я.
- Конечно, не видел, - согласился Дилан.
Чего я никогда не понимал, так это того, почему Дилан позволял крутиться рядом с ним любителей всяких сомнительных развлечений. Вот и ночью, когда мы уже легли спать и погасили свет, двое - я узнал по голосам Поттера и Бадра - прятались у нас от кураторов, а Дилан выходил посмотреть, делая вид, что идёт в туалет, свободен ли коридор. Бадр сказал, что я хорошо сыграл Долорес - это было неожиданно, но приятно.

Продолжение: *следует*)