В прошлую пятницу я сдал работу, хотел было прилечь, после очередного витка крысовоплей отсадил Лорхана, поел впервые после д.р. Джонта, а дальше всё как в тумане. То есть я хотел окунуться и выезжать, но на моём пути встал диван, и я вырубился. А Птаха не смогла меня добудиться. Не спать всю неделю, чтобы не опоздать на игру, и всё равно опоздать на игру - это вся моя жизнь прост
Прочий пожизнякНо когда игра и так короткая, заехать в субботу - это риск ставиться и прикидываться до конца игровых событий. Так что поехали мы затемно, на такси до вокзала и от станции до полигона тоже на такси. Зашли на мастерку, нашли место под палатку... Иметь дело с палаткой, которую видишь впервые в жизни, - всегда матерно увлекательно. Конструкция у этой палатки весьма абсурдистская, зато у неё есть тамбур! А возможность сложить туда вещи и сидеть там не на голой земле - бесценна.
Ставились мы часов до двух и в первую ночь в игру уже не выходили, хотя где-то на полигоне ещё шумели; не думаю, что многое потеряли, зато выспались и встали по будильнику в числе первых. На второй день, из-за изменившегося расписания электричек, Птахе пришлось уезжать рано вечером, и у нас был самый сильный обвмный момент - похороны бабушки. Я надеялся, что игра будет часов до двух, но финал был часов в одиннадцать - видимо, всем хватило первой ночи. Так что в полночь я уже засыпал в палатке в одиночестве.

Что мне очень понравилось? Во-первых, эстетика игры. Город из белых газебо, с узкими улочками и переулками, с мостиками через "реку" и фонарями - был потрясающе хорош и создавал ощущение погружения на все сто. Анимешные образы некоторых игроков также смотрелись шикарно. Читать дальше?До игры было много опасений, что получится эклектика в духе "запорожской двуручной катаны"(с), но нет - все выдержали стиль в рамках разумного. Цветные волосы и цветные очки, яркие кеды и банки энергетиков в руках, электронная музыка и граффити на стенах не резали глаз, а работали на атмосферу. С одной стороны, это служило отличными маркерами западного влияния, когда появление гайдзинов в традиционалистской Японии было сравнимо с высадкой инопланетян. С другой стороны - подчёркивало, что конфликты группировок - явление вне времени.
Во-вторых, правила, в которые я де-факто и не играл Прекрасная идея, что письма, которые ты носишь при себе, - это твои хиты, и для того, чтобы продолжать бой или сбежать из него, нужно разорвать и бросить письмо. Читать дальше?Порванное письмо означает, что кто-то (соратник, друг, родич) погиб за тебя. У меня была печать для одного письма, я его отправил; мне, конечно, не писал никто. Один минус: с таким количеством писем почта зашилась очень быстро, кучи писем не находили адресатов, потому что почтальоны не знали, где их искать. Очевидно, что для обеспечения модели на письмах нужны не игроки, а команда игротехов, хорошо знающая сетку и оставляющая письма в тех локациях, к которым приписаны адресаты (например, если персонаж приезжий, то в гостинице).
Не менее прекрасна идея хайратника "готовности к смерти", когда умереть может только тот персонаж, который к этому готов. Читать дальше?К сожалению, несколько нивелировалась красота этой идеи теми игроками, которые замечали и обсуждали хайратники друг на друге, хотя это маркер внеигровой.
Однако, как ни смешно, на игре, во многом заточенной под нарратив, мне сильно не хватило нарративного финала. Читать дальше?Яркого события, свидетелями которого стали бы все, общей смысловой точки. Но это мелочи. Город был, город жил, в городе складывались истории. И сны о светлых небесах (надо бы уже посмотреть одноимённый фильм).
Благодарности доигровые
Спасибо Шелли за палатки и пенки! Каждая пенка реально пригодилась - земля под палаткой была холодной, а в игровой локации нужно было на чём-то сидеть.
Спасибо Руш за ещё пенки и за горелку с автоподжигом, с которой мог справиться даже криворукий я!
Спасибо Тас за грим, Кассии за кимоно - и, надеюсь, никого не забыл.
Спасибо Хэлке за Дух Айдзу и Сацумские Письма, две игры, благодаря которым все эти названия кланов для меня что-то значат. Очень жду третью игру серии.
Спасибо Птахе за пошив прикида, за безумно вкусные моти (я же теперь хочу ещё!) и за то, что довезла меня, одела и поиграла. Без тебя я бы такую авантюру не поднял бы, даже и не взялся бы.

Кратко о персонажеНезадолго до игры я вдруг задался вопросом, есть ли у моей персонажки другое имя, ведь имя Хидедзиро, которым она представляется при шинсенгуми и под которым записана в сетке, - мужское. Но потом пришла вводная, и по вводной она была Хидедзиро, и игровой паспорт тоже был на это имя. А жаль - будь имена разными, и при проверке паспорта могло бы получиться интересно. Но документы у неё, конечно, никто не проверял
По вводной у Хиде были подружки: Ясу и Тэруко из фотографической лавки, Аи - служанка в богатом доме, Юки - работница почты, и Тецуноске, сирота, сестра самурая. По игре мы так и не нашлись, но предполагалось, что это эдакий девичий аналог "Тимура и его команды", за всё хорошее против всего плохого. Когда-то эта компания прознала, что хозяйка лавки продала какому-то самураю порох, и решила выяснить, где хранятся бочки. Одна из подруг пошла проверить бордель и сгорела вместе с ним. Хиде обнаружила ещё одну бочку в пустом сарае и, поскольку тащить бочку было тяжело, просто подожгла сарай - никто не пострадал. Если шинсенгуми или полиция и искали поджигателей, то один был у них прямо под носом... но, опять же, до Хиде никто не докапывался.
Что до переодевания в мужское, то Хиде было просто интересно. В мужском можно бегать, шутить пошлые шутки, брать в руки меч и тайком пить сакэ - столько шалостей, прямо как поход в диснейлэнд! Но ей никогда всерьёз не хотелось стать самураем и кромсать живых людей. Игра в пацана была скорее проявлением актёрских задатков, а интересы вращались всё равно вокруг благополучия дома. Очень показательной была встреча переодетой селянки с переодетой принцессой. Два разных мира, которым вообще не понять ценностей друг друга. Как в свежем интервью БГ: политика - в одном месте, жизнь - в другом.

Яки Хидедзиро. Отчёт отперсонажный. Начало (ворнинг на смерть персонажа)Утром бабушка отпустила в город: почитаешь объявления и надписи на стенах - сразу узнаешь, что происходит. Когда я вернулась, наши гости, вернее - гости сёгуна, расквартировавшиеся в нашем доме, - отряд шинсенгуми, как раз обсуждали, что кто-то вновь написал оскорбляющее сёгуна граффити.
- Он подписался как "чмо". И как его искать?
- Может, он имел в виду "Чошу", но ошибся?
- Клан Чмошу - это интересная мысль, - задумчиво произнесла я.
- Хиде!.. - бабушка всё слышала.
Пришёл из города брат Тамесабуро. Рассказал, что в додзё накануне был пожар и он сегодня помогал отстраивать пострадавшие части здания.
- Я видела объявление, что хозяин додзё уехал и занятия будет проводить приезжий мастер, - добавила я.
- Говорят, хозяин додзё чувствует себя неважно, - сказал брат. - Возможно, он поехал на лечение.
- Найдите мне бумаги, - велела бабушка. - Я ему письмо напишу.
- С пожеланием благополучия и доброго здоровья? - спросила я.
- Долгого познавательного пути я ему пожелаю, - ворачала бабушка. - Чтоб он сдох, старый хрен. То есть этот почтенный человек.
Хозяин додзё Овари Ёсикуми приходился бабушке братом, и она его всегда недолюбливала.
- Скорей бы уже вернулся ваш отец... - вздыхала она.
- Я видел его, он уже в городе, - сказал Таме.
- Что же он не зайдёт домой, не поздоровается с матерью?
- Он сказал, что у него в городе дела.
- Ах, дела? Небось опять пошёл в игорный дом.
И так раз за разом: отец возвращался из торгового путешествия с деньгами и шёл сперва не домой, а в весёлый квартал, и мог провести там время до вечера. И при жизни матушки так было, и после.
- Он сказал, что всех нас пригласили на поэтический конкурс.
- Ох, что же не предупредили заранее! - воскликнула я. - Я бы подготовилась.
Дом заполнили шинсенгуми и стали обсуждать свои ночные приключения: как дрались с ронинами и на помощь пришли самураи из Сацумы, как кто-то неизвестный напал на мосту на майко и пытался её задушить, но её успели отбить. Я испугалась, не была ли это майко Идзуми, наша дальняя родственница, с которой мы дружили в детстве. Но всё, что я поняла из этих сбивчивых рассказов, - что героем обеих историй был командир Кондо и что некоторые его соратники, патрулировавшие город вместе с ним, погибли в этих стычках.
Ещё говорили, что ищут некую девушку. Я спросила имя - назвали, вроде, Макото, торговку сладостями. И зачем она им понадобилась?.. Договорив, шинсенгуми засобирались на почту.
- Все уже поняли, что ходить по трое - это правильное количество?
- Правильное количество - это все шинсенгуми.
Неужели улицы Киото стали настолько опасны - не только ночью, но и днём?..
Но не успел отряд выйти со двора, как раздался крик: "Дорогу хану!". Хан со свитой двигались как раз наперерез шинсенгуми, так что им поневоле пришлось остановиться.
- Повезло, - констатировал Окита, младший из отряда, оставшийся во дворе.
- Говорят, повезёт, если хан дорогу перейдёт, - подхватила я. - Но пока наоборот.
Хотелось увязаться за шинсенгуми в город, но разве бабушка меня отпустит? Да и отряду от меня никакой помощи.
Брата Таме бабушка отправила в город поискать отца. И снова он вернулся ни с чем, сказав, что отец "занимается благотворительностью". Значит, теперь это так называется - благотворительностью в пользу игорных домов и гейко...
Пока шинсенгуми не было, заходил самурай из клана Мито, выглядевший как оборванец. И где это видано, чтобы к гостям приходили гости?
Мы с бабушкой сходили в лавку всякой всячины нашей соседки Мидори. Бабушка купила палочек для еды, поскольку из-за гостей, часто ломавших и терявших палочки, их стало не хватать. Мне же приглянулась акварель с зимним видом Фудзи, и я упросила бабушку купить её. Хотелось, чтобы в доме было что-то красивое, пока шинсенгуми оставляли после себя пустые бутылки.
- Как ваши дела? - спрашивала хозяйка.
- Ничего хорошего, - ворчала бабушка.
- Что-то случилось?
- Всё то же, - ответила я. - Шинсенгуми случаются.
- А какие новости в городе?
- Все новости приносят на хвосте наши гости, - сказала я.
- Хиде, следи за языком, - возмутилась бабушка.
Потом бабушка попросила меня сопроводить её по городу. Мы неторопливо прошлись, останавливаясь почитать объявления и надписи на стенах. Редкие записи были непристойными, но немало было и весьма хороших стихов, подписанных псевдонимами. Кое-где писали, что Японии нужен новый сёгун.
- Чем же им старый нехорош? - всплеснула руками бабушка.
- Кому старый нехорош, тем и новый не понравится, - заметила я.
В детстве мама рассказывала мне сказку про девочку, которой подарили курочку, но курочка ей наскучила, и она захотела кошечку. Вскоре и кошечка ей надоела, и девочка попросила собачку. Так же и здесь. Не будет сёгуна, который будет во всём хорош, как на картинке. Сёгуна нужно почитать таким, каков он есть, иначе что ты за самурай, если не служишь сёгуну?..
Писали на стенах и о вероломном нападении шинсенгуми, якобы имевшем место ночью. Многие спрашивали, что ночью произошло, и я рассказывала со слов шинсенгуми о ночном нападении на майко, надеясь, что кто-то знает подробности.
Когда к нам присоединился Таме, бабушка обратила наше внимание на объявление, гласившее, что если кто-то представляется помощником полиции и не имеет при этом полицейского значка, то верить ему не следует, а нужно сообщить о нём в полицейское управление.
- Нужно донести человеку со значком о человеке без значка, если он выдаёт себя за человека со значком, - пояснила я брату.
С главной площади перед дворцом раздался шум, и мы подошли посмотреть с другой стороны реки. Какой-то самурай громогласно вещал, что гайдзинские бутылки очень трудно открывать, но они с товарищами придумали способ, как это сделать рукоятью от катаны.
- Зачем вообще нужны гайдзинские бутылки?.. - недоумевала я.
Самурай продолжал, предлагая покупать рукояти отдельно от катаны, особенно если какой-нибудь мастер доработает их и снабдит коротким лезвием. И, разумеется, он просил денег на развитие своего изобретения - с этого и следовало начинать. В его представлении это и было победой над гайдзинами.
- Победить гайдзинов, вскрыв все их бутылки... - подытожила я.
Мы потеряли к горлопану интерес - сразу видно, что когда ронин не умеет обращаться со своим мечом, он находит ему другое применение, - и пошли дальше. Но и издалека был слышен его зычный голос, распространяющийся о том, что если у кого-то нет меча, то подойдёт и короткая палка.
- Засунул бы он себе свою короткую палку... - не выдержала я.
- Хиде! Нахваталась у наших гостей!
Наконец на городской улице мы встретили отца. Бабушка тут же накинулась на него с вопросами, почему он не появлялся дома.
- Мне нужно было уладить дела. Зато я привёз из путешествия меч работы известного мастера, - и он показал катану в красивых ножнах, какой не у всякого самурая увидишь. - И хорошее финансовое положение. Я оплачу твоё дальнейшее обучение в додзё, - пообещал он Таме.
- Хорошее финансовое положение - это хорошо, - смилостивилась бабушка. - Но что нам без тебя делать с твоими гостями?
- Они не мои гости. Они гости сёгуна.
- Но ты - хозяин дома.
- Не досаждают они вам?
- Не слишком. Но в доме всё синее, уже укачивает. Никогда не любила море.
По мне так серо-голубые хаори шинсенгуми больше напоминали цвет пасмурного неба.
- Вчера, когда я был в игорном доме, мне прямо-таки приказали явиться на поэтический конкурс, - поделился отец. - Он начнётся на площади перед буддийским храмом с минуты на минуту.
- Надеюсь, ты не ударишь в грязь лицом, - сказала бабушка.
- Думаю, мы все сможем поучаствовать, - добавила я. - Вот только отнесу рисунок домой.
Я оставила акварель на полке над очагом и поспешила на площадь. Там уже собралась порядочная толпа горожан; отец стоял в компании своих приятелей, а бубушку я нашла чуть поодаль. Конкурс проводила молодая монахиня Рэнгэцу при поддержке хозяйки лавки Мидори, предоставившей призы для победителей. Неожиданно из толпы выбежала девушка и бросилась на шею Рэнгэцу. Прямо при всех они обнимались и даже поцеловались! Рэнгэцу сказала, что это её сестра, потерянная во время эпидемии оспы много лет назад. Но неужели нельзя отложить чувства до тех пор, когда не будет смотреть вся площадь?.. А ведь буддийские монахи должны быть образцами благопристойности.
Темой поэтических экспромтов были объявлены небесные светила: солнце, луна и звёзды. Я подошла к отцу и попросила у него клочок бумаги и чернила, и передала экспромт:
Под нашей крышей луна -
Акита клубочком.
Оказалось, что не все знают, что акита - это собака, и подумали про хозяйку чайного домика по имени О-Кита. К тому же в первой строчке прочитали не "под", а "над", что сразу изменило смысл хайку. Но я и не надеялась на победу, поскольку с экспромтами выступило немало поэтов. Правда, некоторые стихи были откровенно гайдзинскими.
Следующей номинацией были злободневные юмористические стихи. В ней победил поэт под псевдонимом Пчеловод со стихотворением:
Весело журчит ручеёк в ночи:
Пять сортов чая.
Пчеловоду пообещали подарить все пять сортов чая, если он зайдёт в чайный домик и раскроет своё инкогнито.
Я же вновь одолжила у отца чернила и кусок бумаги и написала:
В ночи все хакама чёрны,
Красны под утро.
Это было наполовину идеей бабушки: когда мы увидели объявление о поиске свидетелей ночного нападения на самурая в синем хакама, она сказала, что ночью все хакама чёрные. К тому же ночью все приличные люди спят. Но и это хайку прочитали с ошибкой - "чернЫ" вместо "чЁрны", что сломало его ритм. Впрочем, оно было совсем не юмористическим.
- Злободневные стихи о том, как кто-то поскользнулся и разбил колено, - ворчали в толпе.
- Или поскользнулся и разбил кому-то... колено, - предположила я.
Жанр предсмертных стихотворений-дзисэй был особенно сложен, и я не стала даже пытаться. Для того, чтобы складывать такие стихи, нужно было быть самураем или хотя бы носить меч.
Я услышала, как отец говорит приятелям, что обещал гейше Икумацу выиграть в конкурсе. Вот, значит, кто "приказал" ему участвовать?.. Постеснялся бы говорить об этом на людях.
Однако отец складывал хорошие стихи - этого у него было не отнять. И он действительно победил в номинации предсмертных стихотворений. К вящему неудовольствию бабушки он был награждён бутылкой вина с присказкой, что оно способствует созданию новой жизни.
- Только новой жизни нам и не хватало, - вздохнула я.
- Дети - всегда хорошо, - возразила бабушка.
Когда читают много стихов, стихи начинают рождаться сами, буквально из воздуха. Предприимчивый почтальон, который прямо на площади начал выкрикивать адресатов писем, поскольку там собралась половина города, изрёк:
- Рассеянный почтальон.
Ещё много работы.
Я обратила его внимание на то, что это тоже похоже на стихи.
Перешли к последней номинации экспромтов - дабы за время конкурса все желающие успели написать пришедшее на ум. Я решила, что писать больше одного стихотворения будет нескромно. Но когда кто-то начал декламировать:
- Безлунная ночь. Случайная встреча...
- Очнулся в гипсе, - продолжила я.
Под конец и вовсе прозвучало случайное хайку из трёх последовательных реплик:
- Столик обрушился.
- Кто это сделал?
- Я здесь проездом.
Бабушка посоветовала мне непременно это запомнить и записать потом на стене, поскольку это целиком отражало ситуацию в городе, когда странствующие ронины не желали бережно обращаться с городом, в котором всё равно не собирались жить.
Конкурс экспромтов выиграл самурай в шляпе, скрывающей лицо. В течение всего конкурса он постоянно писал своей тонкой бамбуковой палочкой на свитке и передавал одно стихотворение за другим, и все его стихи были прекрасны. В том хайку, что принесло ему победу, он сравнил путь к возлюбленной с дорогой звёзд - найдётся ли в мире девушка, которая не желала бы, чтобы ей посвятили такие стихи?.. Наградой победителю было бесплатное посещение весёлого квартала.
- Хитро, - оценила бабушка. - Иначе он бы туда не попал, а послушать-то его хочется.
Я бы тоже охотно послушала его стихи ещё, но поэтический конкурс подошёл к концу, зрители стали расходиться. И мы вернулись домой, где, как обычно, застали кого-то из шинсенгуми.
- У шинсенгуми две радости - еда и выпивка.
- А как же гейши? - спросила я.
- А с гейшами мы общаемся только по работе.
С какой грустью это прозвучало! Если бы я увязалась с шинсенгуми в весёлый квартал и заплатила за гейко, то-то было бы что рассказать подругам. Но у шинсенгуми, как и у большинства самураев и ронинов, попросту не было денег на такие развлечения.
Затем шинсенгуми притащили в наш дом арестованного. Он был большой, бородатый и страшный, всё казалось, что они его и толпой не удержат, как медведя. Его обвиняли в ночном нападении на шинсенгуми, а он уверял, что понятия не имел, против кого дрался, когда встал на сторону ронинов. Бабушка забеспокоилась и велела мне немедленно бежать на почту и отнести её письмо.
Когда я вернулась домой, бабушка предложила угостить соседей сладкими моти, которые приготовила накануне. Не этих же дармоедов угощать, которые мусорили во дворе! Мы зашли в лавку, обсудили поэтический конкурс и, кстати вспомнив чайную лавочку при гостинице, решили сходить туда. Там всегда можно было узнать свежие новости.
В чайной почти все места оказались заняты, но гости сидели молча. Хозяйка чайной говорила, что прошлым вечером все наперебой говорили о последних новостях, а к сегодняшнему дню, видимо, наговорились или же ничего нового не успело произойти.
- В наше время лучшее пожелание - "скучного дня", - сказала бабушка.
- Почему же сразу скучного? Можно - радостного и безмятежного.
Хозяйка почты, Акеми, стала рассказывать, что ищет некую Руку Бога, убившую её мужа, предыдущего хозяина почтового отделения. По слухам, ей известным, этот убийца работает на сёгуна и оставляет на телах жертв бумажных журавликов.
- Но ведь хозяин почты - не важная особа, - недоумевала она. - Кому он мог перейти дорогу?
- Может, решили, что он прочитал нечто важное, - предположила я.
- На почте не читают чужие письма.
- Ну тут ведь как...
- Хиде, - предупреждающе перебила меня бабушка.
- Что? Я всего лишь хотел сказать, что кто-то мог подумать, будто читают.
О-Кита сказала, что её уже многие спрашивали о Руке Бога, она ничего не могла им ответить, зато немало услышала от них самих. В благодарность за историю она решила поделиться информацией и сказала, что когда-то Рука Бога был один, но затем взял учеников, создав нечто наподобие додзё убийц, и их стало несколько. Также она слышала, что это ронины.
- А что за драка была во время поэтического конкурса, в районе додзё? - спросила бабушка, припомнив шум и крики, доносившиеся с соседней с храмом улицы.
- Может, это у Чошу была слишком громкая тренировка? - предположил кто-то из посетителей.
- Я знаю, как звучит тренировка. Там крики более размеренные.
- Дрались ронины, - сказал другой посетитель. - Звали шинсенгуми.
Что бы ни произошло, во всём были замешаны ронины. Сколько их уже собралось в городе!
В чайной оказалась странствующая музыкантша со странным гайдзинским инструментом, у которого было семь струн. Она спела весёлую уличную песенку из многих куплетов, а между делом добавила:
- Говорят, на горе живёт тэнгу, который помогает тем, кого обижают шинсенгуми.
Кто-то рассказал, что у самых городских ворот завелось осиное гнездо.
- Тут нужен кто-то в маске, - сказала бабушка.
- Один тип в маске тут ходит.
- Это такой в маске демона? Только людей пугает.
- Может, он и есть тэнгу с горы?
- Но что-то он не помогает, - заметила я.
Я вспомнила, что одно из объявлений приглашало всех желающих в додзё на занятие цигун, подходящее даже для людей "в сложных одеждах". Не хотелось его пропустить, но я забыла время, на которое оно было назначено. Бабушка разрешила мне пойти в город и посмотреть. Я обошла все доски объявлений в городе, однако прежнего объявления на них не нашла. Когда я вернулась в чайный домик, моё место успел занять уже знакомый самурай из Мито. Он сказал, что некоторые ронины срывают объявления.
Бабушка посоветовала мне зайти в додзё и справиться о времени там. Так я впервые вошла в додзё, где тренировался брат. В это время там не было никого, кроме одного из старших учеников хозяина, который явно скучал. Он сказал, что от автора объявлений не было никаких подтверждений и, вероятно, занятие не состоится. Также он добавил, что я могу в любое время приходить потренироваться с мечом, хоть бы и прямо сейчас. Кто знает, когда ещё представится такая возможность? Я согласилась. Старший ученик дал мне один из тренировочных мечей и показал, как его держать, как стоять и как наносить удары, и как отступать, чтобы противник не успел до тебя дотянуться. Было неловко бить живого человека, пусть даже и деревянным мечом, но у меня начало что-то получаться!
Моего учителя то и дело отвлекали другие посетители и спрашивали, когда будет тренировка приезжего мастера. Я не выдержала и спросила, почему все так хотят попасть к этому мастеру. Учитель ответил, что этот мастер прославлен по всей Японии и послушать его уроки доводится не каждому. Мне стало любопытно, и хоть я уже не успевала добежать назад до чайного домика и предупредить бабушку, что задержусь, я решила остаться. Когда мастер пришёл, я спросила его, можно ли мне присутствовать, если у меня нет меча, и он разрешил.
Старшие ученики и помощники хозяина додзё, остановившиеся в городе самураи и ронины садились один за другим на татами напротив мастера и клали подле себя мечи, и я села среди них. Я одновременно и боялась, что мастер поставит меня против опытного воина и я опозорюсь, и надеялась, что он позволит отработать на практике то, что объяснит. Даже женщины собрались его послушать, столпившись позади татами. Некоторые зеваки, которым не хватило места, останавливались на улице перед воротами додзё и за забором.
Мастер сказал, что всё должно начинаться с уважения, и показал, как кланяться противнику так, чтобы не подставиться при этом под подлый удар. Рассказал, что современные самураи стали слишком тихими и забывают про крик ки-ай, обозначающий намерение сражаться. Продемонстрировав положения рук и ног для основных смертоносных ударов, он показал и крик и сказал, что с его помощью можно победить прежде, чем нанесёшь удар. Ведь самурай и его меч, сказал он, - это одно целое и ты поражаешь врага не куском железа, а всем собой. Мне очень понравилась эта фраза.
Чтобы показать, как правильно шагать, не теряя устойчивость, мастер закатал штанины хакама и обнажил ноги до колена и даже выше. Оказавшиеся в додзё женщины прикрыли лица веерами. Во время тренировки я увидела, как мимо двора додзё по улице прошла бабушка. Сделалось совестно, что я не проводила её домой, и в то же время я порадовалась, что она меня не видит.
После лекции мы почтительно поклонились мастеру и разошлись. Дома бабушки не было. Я нашла её в лапшичной - она сидела за одним столиком и беседовала с девушкой из майко, что было совсем на бабушку не похоже. Когда я подошла, бабушка сказала, что эта девушка - внучка её брата Ёсикуми, которую он продал в квартал развлечений. Звали девушку Аомэ.
- Куда ты пропадал? - спросила меня бабушка.
- Если я говорю, что иду в додзё, это значит, что я буду в додзё и никуда оттуда не денусь.
- В наши времена можно не дойти до додзё и встрять в драку на улице, - заметила Аомэ.
- Я не ввязываюсь в драки.
- А это не важно.
Доев свою лапшу, бабушка оставила меня знакомиться с родственницей наедине.
- Ты видел поэтический конкурс? - спросила она.
- Конечно. Я даже передал парочку экспромтов.
- Ух ты. Ты пишешь стихи?
- Ну, я только учусь. Это то немногое, чему меня в детстве научил отец.
- А ты не мог бы написать за меня хайку? Мне нравится начальник полицейского управления. Я посылала ему подарок, но он мог не понять... Тогда я решила послать ему письмо в стихах. Что-нибудь о том, как ирис не смеет поднять на него взгляд.
- Может, до него не дошло?
- Нет, подарок ему точно передали.
- В другом смысле.
- Но что же ему написать? Если у тебя не получится...
- Писать стихи девушкам мне доводилось, - усмехнулась я, стараясь сидеть, как сидят самураи, широко расставив колени и локти. - Но стихи начальнику полиции - это вызов!
Я принялась думать над стихами, а Аомэ рассказывала мне забавную историю о записке, произошедшую у них в весёлом доме. Некий самурай принёс записку для гейши Икумацу, но когда гейко предложили скрасить ему время ожидания, он был так скромен, что отказался. Иные даже нарочно не могут попасть в квартал развлечений, а этот парень попал туда по счастливой случайности - и не воспользовался своим счастьем!
- Икумацу - самая известная гейша в Киото, - добавила Аомэ не без зависти.
- И стоит, поди, как оба наших вола, - поддакнула я.
- А тот посетитель сочинил очень смешную хайку, - продолжала она. - Что-то про холодную ночь и меч, но я точно не помню.
- Ночью холодной - меч короче, - предположила я.
- Настоящий самурай справится и с вакидзаси, - подхватил самурай, сидевший за соседним столиком.
Я в какой-то степени восхищалась майко. Они могли свободно разговаривать с мужчинами и даже писать им письма. Но не завидовала, конечно. Это была тяжёлая жизнь.
- Вкусная лапша, - сказала Аомэ. - Мы в весёлом доме питаемся в основном сладостями.
- А наша деревенская еда - рис с рисом под гарниром из риса, - добавила я.
- Твой отец - торговец, верно?
- Ага. Сегодня как раз вернулся из торговой поездки и привёз такой красивый меч... себе, конечно. Лучше бы мне меч привёз!
Также Аомэ сказала, что из окна их дома виден зелёный фонарик над дверью полицейского управления, и стихи для главы полиции у меня получились такие:
На тростник под зелёной луной
Взгляд не смеет поднять
Скромный ирис.
На этом мы расстались: Аомэ возвратилась в свой квартал, а я вернулась к бабушке. Она, конечно, пожурила меня за то, что я осталась в додзё на урок, не спросившись её, но я рассказала ей о том, что услышала, в том числе про ки-ай.
- Это для того, чтобы снести звуковой волной? - спросила бабушка.
- Да! Именно так учитель и выразился.
Пришёл брат Таме и рассказал, что одного из шинсенгуми чуть не убили прямо в додзё: он вошёл во двор и увидел раненого человека.
- Надеюсь, ему позвали врача? - спросила бабушка.
Но раненый, к сожалению, не выжил. Придя в дом, шинсенгуми занялись приготовлениями к похоронам своего товарища. Это был Окита, один из самых вежливых и доброжелательных членов отряда. Именно он показывал мне, как держать меч, когда шинсенгуми только разместились у нас. Мы не успели хорошо его узнать, но мы были опечалены гибелью столь юного человека.
Некоторое время спустя шинсенгуми привели в наш дом торговку Мидори для допроса. Когда они стали спрашивать, кому она продала порох, я вся обратилась в слух. Шинсенгуми и не подозревали, что их кто-то слышит! Но Мидори отвечала, что не спрашивала у покупателя имени и не смотрела ему в лицо, потому как он заплатил очень хорошие деньги. Также она сказала, что поставщик был не из города. А на вопрос, остался ли у неё ещё порох после той покупки, ответила, что с тех пор, как сгорел её склад (видимо, это и был тот сарай, который я сожгла), больше пороха у неё не было.
Допрос мог бы ещё продолжаться, и мог окончиться арестом, ведь торговля порохом была незаконна, - как вдруг пришли какие-то люди и принесли документ, на котором было много печатей. Некто очень влиятельный вступился за торговку - настолько, что шинсенгуми более не могли её задерживать, разве что она сама пожелала бы остаться и поговорить. Я подумала, что её заступником мог быть покупатель пороха, не желавший, чтобы его раскрыли. Может статься, что сам сёгун или кто-то из ханов! Всё услышанное я запомнила и тут же изложила письмом к Аи. Нам всем теперь следовало быть осторожнее.
Раз я всё равно собиралась на почту, бабушка попросила найти Аомэ и спросить, поговорила ли она с дедом, как собиралась. Бабушка подозревала, что ничем хорошим этот разговор не кончится, поскольку старый Ёсикуми так и не ответил на её письмо. Также она передала для Аомэ один сладкий моти. Я попросила в соседней лавке салфетку, завернула моти и отправилась в город.
Аомэ я встретила по дороге на почту, на площади перед дворцом. Как и многие другие прохожие, она смотрела на самураев, играющих в мяч. Под звуки сямисэна она перекидывали друг другу мяч плоскими ракетками, по которым мяч перекатывался, будто приклеенный. Порой игроки сменялись, и игра продолжалась. Она была одновременно похожа и на танец, и на тренировку ловкости. Невозможно было оторваться от этого красивого зрелища. Я угостила Аомэ моти, и она осталась в полном восторге:
- В нашем доме мы едим очень много сладостей, но я никогда не пробовала ничего настолько вкусного!
- Тебе стоит чаще бывать у бабушки, - сказала я.
Мы постояли ещё немного, любуясь игрой, и Аомэ закашлялась.
- Простыла? - спросила я.
- Не знаю. Наверное, нужно сходить к доктору.
- Сходи поскорее. Кашель нельзя запускать.
- Это может быть туберкулёз. Тогда мне немного осталось.
- Даже с туберкулёзом можно жить много лет, если вовремя начать лечиться.
Не знаю, сколько минут мы смотрели на игру в мяч, - кто-то в толпе сказал, что это китайская игра. Но, поняв, что игроки закончат ещё не скоро, я всё же оторвалась и отнесла письмо на почту. Там меня и нашёл Таме - бабушка снова начала волноваться, что меня долго нет дома. Мы вернулись домой.
- Не надо спрашивать приходящих людей: "Вы в гости или на допрос?", - учила бабушка Таме. - Это невежливо. Репутация у нашей деревни и так уже хуже некуда.
И продолжала ворчать:
- Не нравятся мне приятели вашего отца. Как бы они не довели нас до того, до чего ещё не довели шинсенгуми.
- Если что, шинсенгуми недалеко нас вести, - мрачно заметила я.
Бабушка предложила сходить в недавно открывшуюся мастерскую, где при помощи специального гайдзинского аппарата делали маленькие портреты - дагеротипы. Ей хотелось, чтобы у нас был портрет всей семьи, но поскольку отца вечно не было дома, сняться на дагеротип мы могли и втроём. Было ужасно интересно, как этот аппарат работает.
По пути мы услышали, как люди, говоря между собой, говорят "Мибу", подразумевая "шинсенгуми", как будто это было уже одно и то же. И увидели граффити, в котором шинсенгуми назывались "волками из Мибу", идущими по следу псов, предавших сёгуна! Будто они у нас в Мибу родились и клан основали! И в самом деле от такой репутации нам уже не избавиться.
Когда мы подошли к мосту, то остановились: на дворцовой площади собралось очень много людей со сложными лицами. Они гудели, как то осиное гнездо, и словно чего-то ждали. По бокам площади толпились зеваки. Казалось, вот-вот должна была начаться большая драка, но никто не выхватывал мечи из ножен. По-видимому, все собрались просто поговорить. Мы слегка успокоились и прошли мимо площади в мастерскую, но там никого не было: все ушли на площадь. Решив дождаться мастера, мы сами поневоле присоединились к толпе зрителей.
Мы спрашивали, что происходит. Нам отвечали, что один клан назначил встречу другому клану, а тот испугался и не явился. На площади виднелись шинсенгуми; заметили мы и отца, который, как обычно, стоял в компании своих сомнительных "деловых партнёров". Его приятели носили чёрное, словно не принадлежали ни к одному из кланов. Вдруг на площади появился тот самый аппарат, и мастер сказал, что должен сделать дагеротип для Императора. Все самураи и примкнувшие тут же встали и сели рядком, чтобы поместиться на карточку. Значит, они все для того и собрались?..
Когда мастер освободился, за нами уже была небольшая очередь. Помощница мастера указала нам на табуретку под белым зонтом. Бабушка села, а мы с Таме встали по бокам и чуть нагнулись под зонт. Нужно было не шевелиться и смотреть прямо. Всего минута - и нам протянули совершенно белую карточку, сказав, что изображение проявится и обмана нет. Мы стали внимательно смотреть на эту крошечную пластинку. Изображение в самом деле начало проступать - сначала бледное, но всё более чёткое и яркое. Казалось, мы смотрели в зеркало, которое отразило нас раз и навсегда. Я так и не поняла, как получаются дагеротипы. Какая алхимия запечатлевала отражение на карточке?..
Дома я поставила карточку на ту же полку, куда и акварель с горой.
Никого из шинсенгуми не было, когда пришёл тот самурай - или ронин? - что выиграл поэтический конкурс. Он по-прежнему не снимал шляпы, скрывавшей его лицо.
- Если вы к шинсенгуми, то можете зайти подождать во дворе, - пригласила я.
Он вошёл и стал осматриваться, как будто всё, даже метла, было ему в новинку.
- Я хочу повидать Киото. Это такой красивый город. Его дворцы, дома, мосты...
- ...Халупа, где расквартировались шинсенгуми, - продолжила я, посмеиваясь над его интересом.
- Хиде, нельзя порочить собственный дом, - сказала бабушка.
- Так я ведь любя. А вы издалека?
- С юга.
Гость был вежлив, и бабушка угостила его своим сладким моти.
- Как вкусно! Давненько я не ел ничего кроме батата.
- Видимо, вы из Сацумы, - подметила бабушка.
- Как знать, как знать, - сказал он и по-свойски сел рядом с нами.
- Вы всегда носите шляпу? - спросил Таме.
- Шляпа - это ведь не просто шляпа. Это бегство не от кого-то, а от своей внутренней сути.
- Не боитесь, что шляпа прирастёт? - поинтересовалась я.
- И придётся избавляться от сути шляпы, - добавил Таме.
- Тот, кто в шляпе, удачливей того, кто без шляпы, - ответил самурай. - Того, кто без шляпы, не пригласят так запросто в дом, и бабушка не угостит его сладким моти.
- Вы так много набедокурили? - спросила бабушка.
- Может, и так, - снова сказал он уклончиво.
На преступника он не был похож. Может, бежал из клана и теперь скрывался?..
- А чего вы хотите? - неожиданно спросил он.
- Благополучия в доме, - ответила я, растерявшись.
- А за пределами дома?
- Конечно, благополучие в доме зависит от благополучия за его стенами, - задумалась я. - Если в мире будет покой и порядок, то и в доме будет проще его сохранить.
- Я понимаю, что старики не хотят перемен, - парировал незнакомец. - Но чего хотите вы?
- Сейчас перемен так много, что за ними не угнаться. Время покажет, что к чему.
- Многие самураи недовольны сёгуном.
- Если кто-то кусает руку, которая их кормит... немудрено, что они будут биты.
Его что, подослал кто-то разузнать об отношении людей к императору и сёгуну? Мятежных речей он здесь не услышит. Или он думал завербовать нас с братом куда-то?
- А чем вы хотите заниматься в будущем?
- Знаете... может, мне и хотелось бы носить меч, стать самураем и служить сёгуну, - но кто тогда позаботится о хозяйстве?
- Многие великие самураи были когда-то крестьянами. И в рядах шинсенгуми, говорят, немало выходцев из простого сословия.
- Только те, у кого ничего нет, надевают синее хаори и бегают туда-сюда, - сказала бабушка. - Но кто-то же должен их всех кормить!
- Но вы носите хакама, как самурай, - наш странный гость будто не обращал внимания на бабушку и не отставал от меня, потому что я, в отличие от брата, ему отвечала.
- Он носит их не по своей воле, - снова вмешалась бабушка.
- Ну почему же не по своей, - обиделась я.
- Ах, значит, по своей?.. Ладно, мы потом поговорим.
- Вы сыновья торговца, верно? - задал ещё один вопрос гость.
- Всё так.
- Токугава Иэясу говорил, что торговцы ничего не производят.
- Легко рассуждать, когда набито брюхо, - обиделась бабушка. - А нам рассуждать некогда.
На этом гость поднялся и собрался уходить, не дождавшись шинсенгуми. Похоже, они его и не интересовали: он в самом деле хотел почесать языком с нами. Будто дух из сказки, который приходит к простым людям, выспрашивает об их желаниях и исполняет их по-своему.
- Вы заходите ещё, - попрощалась я.
- Спасибо за приглашение.
На соседней улице послышался шум, и бабушке захотелось взглянуть. Я последовала на всякий случай за ней. На площади перед храмом собралась толпа, как будто для какой-то церемонии, - за спинами было не разглядеть. Вдруг шинсенгуми кого-то схватили, обвиняя в нанесении незаконного граффити. Мы спросили, что происходит, и нам ответили, что кого-то собирались казнить за неправильное исполнение приказа.
- Ну, такое и раньше бывало, - не удивилась бабушка.
Неверное исполнение приказа может иметь весьма тяжёлые последствия для многих, и немудрено, что оно карается сурово.
День был примечателен ещё и тем, что шинсенгуми захватили резиденцию хана Чошу и изгнали всех самураев клана из города. Конечно, многие из этих самураев вернутся в качестве ронинов, прячущих лица под шляпами, но всё равно стало спокойней. Чошу, как говорят, давно точили зуб на сёгуна и вредили его людям, давно пора было их проучить. К тому же мы надеялись, что теперь шинсенгуми переберутся из нашего дома в более просторную резиденцию Чошу.
- Схожу-ка я в чайную погреть уши и душу, - решила я.
Но в чайном домике не было ни души. Зато на стойке у входа в весёлый дом было столько мечей! А проходя мимо лапшичной, я заметила, что хозяин наливал свежее сакэ. Мне стало любопытно попробовать, что пили самураи. У меня нашлась монетка, и я взяла стакан. Сакэ оказалось приятно согревающим, а в лапшичной обнаружился командир Кондо.
- Как ваши дела, что у вас происходит? - спросил он.
- В основном у нас происходите вы, - усмехнулась я. - Сложно воспринимать происходящее на свежую голову. Будете сакэ?
- Лучше воды. Я не пью.
Тут я и поразилась: самурай, который не пьёт сакэ! Бывает же такое!
Выйдя из лапшичной, я направилась было к дому, но заметила бабушку во дворе полицейского управления. Несколько мгновений я боялась, что её арестовали. Но стоявший у ворот брат Таме объяснил, что бабушка сама пришла сообщить, что её брата, хозяина додзё Ёсикуми, подменили. Бабушке было видней: она лучше знала, как выглядит её родной брат, хоть они и не разговаривали много лет.
Пока я стояла подле полицейского управления, ко мне подошла майко Идзуми. Наконец-то мы могли поговорить, а не просто улыбнуться друг другу в толпе. Спросив, не случилось ли чего-то у нас, она сказала:
- Возможно, уже завтра утром мне придётся покинуть Киото. Хоть я и не знаю, с кем мне ехать и куда. У меня нет покровителя.
- Я даже не могу посоветовать тебе друзей моего отца... этим людям я бы тебя не доверила.
Какое всё-таки мерзкое чувство - беспомощность! Я ничем не могла помочь Идзуми, как ничем не смогла бы помочь Аомэ, если у неё в самом деле найдут туберкулёз.
- Ничего.
- Но почему ты уезжаешь?..
- Меня изгнали. Могли бы и казнить, так что это ещё хороший исход.
Изгнать её? За что?!.. Она не имела никакого отношения к клану Чошу. Но я почувствовала, что ей не хотелось говорить об этом на улице. Ей нельзя было надолго покидать квартал, и она поспешила назад. Встретимся ли мы снова, сможем ли обняться? Напишет ли она мне с нового места?..
Начальник полицейского управления в сопровождении бабушки устремился к додзё. На ходу они недоумевали, зачем кому-то выдавать себя за хозяина додзё, которое погрязло в долгах. Быть может, кто-то так сильно хотел, чтобы додзё продолжало работать?
Но когда мы пришли в додзё, хозяина там не было. Только что я видела его седую голову, проходя мимо забора додзё по дороге в лапшичную, и вот он уже исчез! Старшие ученики сообщили, что он отправился в путешествие.
- Я же сказал ему, что зайду, и просил меня дождаться, - опечалился начальник полиции.
- Может, он потому и уехал?!..
- И что теперь делать будем? Подавать в розыск? - спросил полицейский без особого энтузиазма.
- Принести тебе сакэ? - спросила я бабушку.
- Да, принеси, пожалуйста.
Я сбегала в лапшичную и принесла бабушке стакан. Кажется, она удивилась, но выпила, и я отнесла стакан назад.
На всякий случай мы прошлись по городу - в сопровождении полицейского, поскольку не смогли бы задержать пропавшего сами, - но ни деда, ни кого-то, кто мог им прикидываться, не нашли. Разумеется, он уже исчез из города.
Вернувшись в додзё, мы познакомились с ещё одной внучкой деда Ёсикуми. Она сказала, что прибыла в Киото только накануне, поскольку её отец умер от чахотки и она осталась одна. По её словам, с утра она говорила с дедом, и он согласился позаботиться о ней. Это было очень на него непохоже. Так или иначе, мы нашли прямую наследницу додзё. Кто-то сказал, что дед Ёсикуми умер на горячих источниках, так что она могла вступить в свои права. Она была готова заниматься делами додзё, но бабушка напомнила, что ей нужно будет найти мужа из мастеров меча, который возьмёт её фамилию и станет новым хозяином додзё. Пока мы говорили, к нам подошёл каннуси синтоистского святилища.
- Это личный разговор, - сказали ему. - Если вы не родственник хозяина додзё...
- Я не родственник, но я его близкий друг.
- Замечательно! Быть может, вы знаете, где он сейчас?
- Уезжая, он просил меня позаботиться о его внучке.
- Что ж, давайте всей толпой позаботимся, - согласилась я. - Медленно сжимая кольцо.
Каннуси рассказал, что дед Ёсикуми отправился в паломничество специально для того, чтобы в его семье воцарился мир; что дед сожалел о размолвке с сестрой и надеялся с ней примириться. Своевременно, нечего сказать! Почему он не сказал всё это лично? Не потому ли, что это был уже не сам Ёсикуми и боялся, что его разоблачат?
Выходя из додзё, я увидела на пороге дома незнакомого человека в ярком фиолетовом кимоно.
- А вы деду Ёсикуми не родственник?..
- Нет. Я просто снимал у него комнату. Я актёр.
- Ну хорошо. Я то я тут узнал, что у меня есть огромная семья.
- Так это же замечательно!
Когда я подала руку бабушке и мы проследовали мимо него на улицу, актёр почтительно ей поклонился. Вот хоть кто-то в этом городе помнит о хороших манерах!
Дом встретил нас радостной вестью: шинсенгуми всё же решили переезжать в бывшую резиденцию Чошу, что через улицу. Мы с братом Таме охотно помогли им перенести все девять открытых, но не допитых бутылок и запасы провианта, снять со стены знамя, собрать разбросанные по всему дому письма и документы. Некоторые из них опасались, что самураи Чошу вернутся и отобьют резиденцию. Что ж, в таком случае - пусть возвращаются, но не раньше!
Бабушка долго о чём-то говорила с отцом, а затем подозвала к себе меня, Таме и Аомэ и сказала, что мы отныне семья и должны держаться друг друга и помогать друг другу, потому что нет ничего важнее семьи. Что бы ни происходило за пределами дома, - всё преходяще, и только семья всегда остаётся с человеком. Затем она сказала, что пора меня переодеть, и увела меня в дом.
- Сейчас наденешь красивое кимоно, найдём тебе хорошего жениха, - приговаривала бабушка.
А я и не знала, кого хотела бы себе в мужья. Командир Кондо храбрый человек и не пьёт, но он ронин, и сегодня он жив и в милости у сёгуна, а завтра неведомо что может случиться. Тот самурай, что к нам заходил, - явно бродячий поэт и философ, я даже не помнила, был ли при нём меч. Он умён, но счастья с ним не будет. Актёр, что жил при додзё, был молод и хорош собой, и с хорошими манерами, но прилично ли выходить за того, у кого ни крыши над головой, ни имени? Это всё равно что самураю жениться на гейко. Хотя самурайская кровь - только в бабушке моей и была...
В хакама я то и дело забывала, что можно быстро бегать, и чуть не села в сейдза, когда в первый раз пришла в чайную. Теперь о штанах можно было забыть насовсем. Это было интересно, но так непривычно! А в кимоно было удобно и тепло. Мы с бабушкой и братом снова пошли в чайный домик. Она всё говорила, что душно - должно быть, ночью будет гроза.
В чайном домике на этот раз не было посетителей, и хозяйка поставила для нас чайничек своей изумительной сенча. Она спрашивала про новости, а я всё боялась проговориться, что видела шинсенгуми до того, как они съехали из нашего дома. Нужно было хотя бы сделать вид, что я только что вернулась в город, даже если кто-нибудь догадается. Ох, наверняка многие догадаются! И почему, только переодевшись в женское, начинаешь задумываться о позоре?..
Из окон чайной была видна часть площади перед дворцом и мост через реку. Вдруг послышался крик: "Дорогу принцессе!" - и мы увидели принцессу издали. Изумрудный шёлк так и стекал водопадом с золотыми искрами, пока она медленно шагала по мосту. Невозможно было оторвать взгляд от этого неземного зрелища. Не каждый сможет похвастаться тем, что хоть раз в своей жизни видел принцессу! Тем паче что те, кто находился на улице, кланялись и не поднимали глаз.
- Она мне кого-то напоминает, - задумчиво сказала бабушка. - Но не могу понять, кого. Как будто я раньше её уже видела. Но не могла же я видеть принцессу!
Я на таком расстоянии и вовсе не видела толком лица принцессы, так что удивилась, что разглядела бабушка.
- Может, ты её на картинке видела?
Мы выпили чаю, и вдруг бабушке стало плохо. Я велела ей прилечь мне на колени, а брату - бежать за доктором и за отцом. Вскоре пришла лекарь, послушала пульс и сказала никуда не уходить, пока она не принесёт лекарство. Потом вернулся Таме и сказал, что не нашёл отца. Конечно, чтобы его найти, следовало искать в весёлом доме! Бабушка стала настаивать, что ей нужно идти домой.
Я её уговаривала, что она в этот день слишком много бегала по делам и ей следует отдохнуть, да и хозяйка чайной была не против, чтобы бабушка устроилась со всем удобством и полежала. Но разве бабушку переупрямишь! Она уверилась, что ей пора уходить к ками и что это нужно сделать дома. Потребовала, чтобы ей помогли встать. Мне показалось, что ей стало чуть получше, и я помогла ей подняться. На самом пороге чайной лекарь застигла нас и дала бабушке выпить какого-то снадобья, но и она не убедила бабушку остаться и не ходить через пол-города.
Я даже сандали застёгивать не стала - поддерживала бабушку. Медленно мы дошли до дома.
- Дома и стены помогают, - обещала я. - Отдохнёшь, и тебе станет лучше.
Бабушка легла, взяла меня за руку:
- Если твой отец забудет, то ты ему напомни, что кубышка, которую я скопила, - это для Аомэ. Чтобы выкупилась и жила как приличная девушка, всё-таки самурайского рода.
- Я запомню, я обязательно скажу. Но ты и сама ему скажешь, как поправишься.
Так бабушка и умерла.
Было это тихо и легко - она просто перестала отвечать мне, глаза были закрыты, ни единой черты страданий не искажали её лица. Я не сразу осознала, что произошло. Почувствовала только, что я одна, совершенно одна перед чем-то непонятным и непосильным, и что нужно звать на помощь, но кого и как?.. Я выбежала из дома, как кошка из пожара, почти налетела на брата:
- Где же отец?.. Позови отца!
- Я его видел. Он к бабушке женщину-лекаря прислал, - и Таме собрался было бежать дальше.
- Постой! Бабушка-то... умерла...
Вот я это и выговорила, вот я в это и поверила, - а дальше всё как во сне. Лекарь действительно вошла в дом за нашими спинами, деловито и молчаливо, как сама смерть, присела перед бабушкой; отец вошёл следом за ней. Она встала, покачала головой, что-то сказала. Отец закричал, бросился на тело бабушки ничком. Я почувствовала, что заплачу и что это неприлично, отошла в сторону и закрыла лицо рукавом. Но я видела, что Таме плачет и даже отец плачет, и от этого плакать хотелось только больше.
Вошёл кто-то из приятелей отца, похлопал его по плечу, пообещал распорядиться в храме о похоронах. Потом вернулся и помог перенести в храм тело. Я не знаю, как бы мы без него справились. Отец поднялся, обнял сына, а я за это время взяла себя в руки и сказала ему:
- Бабушка просила передать тебе, что кубышка, которая у неё осталась, - это для Аомэ. Чтобы выкупилась и нашла себе хорошего мужа.
- Ты знаешь эту историю? - спросил отец.
- Теперь знаю, - вздохнула я.
Раньше бабушка нам не рассказывала, что её брат собственную внучку продал в весёлый дом. Хотя что в этом такого? Наша семья тоже пристроила Идзуми к Икумацу, потому как больше ей идти было некуда, а прокормить её мы бы не смогли.
- Тогда расскажете мне потом, как найдёте кубышку, - распорядился отец.
Мы пошли к храму. У входа в храм мы с братом преклонили колени перед телом бабушки, но нам сказали выйти: в такой момент никого в храме находиться не должно. Мы вышли и только слышали снаружи молитвы. Я вновь не могла сдержать слёз и закрыла лицо рукавом, но краем глаза заметила, что актёр из додзё приостановился перед храмом. Это тоже было вежливо - оказать почтение ушедшему.
- Я не могу на это смотреть, - заявил отец и ушёл. Заливать горе вином, утешаться в объятиях женщин...
Кто-то из прохожих вслух сказал, что эти обычаи "странные". Неужели в том, чтобы открыто насмехаться над японским, странного уже не было? Может, скоро и христиане начнут публично устраивать свои обряды?.. К нам вышла Рэнгэцу, сказала:
- Не печальтесь, потому что теперь она в лучшем мире. И если она была хорошим человеком - а я уже вижу, как она вас любила, - то она переродится высшим существом. А рано или поздно все вы воссоединитесь в нирване, покинув эту юдоль скорби.
Я сердечно поблагодарила монахов, и двери храма вновь закрылись.
- Ну, что нам теперь делать? - спросил Таме.
- Для начала проводи меня домой, - ответила я, вытирая слёзы. - А то я в таком неподобающем виде.
А в городе продолжало быть неспокойно, и даже на окраинах. Едва мы вернулись в дом, как буквально напротив нашего двора кто-то напал на проходившую по улице женщину. Её успели отбить, а нападавшего догнали и зарубили.
Вечерело, а отца всё не было. Мы с Таме прошлись по городу, поискали его и остановились у додзё, куда приглашали всех желающих на турнир. Похоже, не зря в додзё был актёр: зазывал он громко, пройти мимо было невозможно. Записаться на турнир стоило один рё, а победителю обещали большой денежный приз. Я говорила Таме, что ему нужно поучаствовать. Он отнекивался, что у него нет денег, а я предлагала дождаться отца, поскольку ворота квартала развлечений были как раз напротив додзё.
- Неужели отец не заплатит за тебя один рё?
- А если отец не появится?
- Хозяйка додзё - наша родственница. Неужели она не запишет тебя по-родственному на турнир?
Мне пришлось самой подойти к хозяйке и попросить записать моего брата, чтобы он не скромничал попусту.
- А ты из какого клана? - вдруг привязался к Таме какой-то прохожий самурай.
- Я из Мибу.
- Это откуда?!..
- Деревенские мы, - пояснила я.
- А служите-то кому? Кому деревня принадлежит?
- Сёгуну, как и всё остальное.
- Заходите внутрь, чтобы не приставали, - пригласил нас актёр. - И надо бы вам всем прибиться к додзё.
- Так у нас свой дом есть, - сказала я.
- Но если помощь понадобится, вы всё равно обращайтесь.
Мы вошли в додзё и стали ждать начала турнира. Двор додзё украшали фонариками, Таме помогал. Лекарь Хаюми, также снимавшая комнату при додзё, распутывала гирлянду и философствовала:
- Я поняла, почему говорят, что у влюблённых бабочки в животе. На самом деле это не бабочки, а личинки, потому что любовь ведёт к смерти, а в мёртвом теле всегда личинки заводятся. И потом становятся бабочками.
- Я никогда ничего такого в животе не чувствовал, - признался актёр.
- Ну и отлично. Значит, глистов у тебя тоже нет.
Собрали чётное количество участников, и турнир начался. В толпе зрителей появился и отец со своими друзьями и стал предлагать им ставки. Помощницы додзё тоже собирали ставки, но я им сказала, что мне это делать неприлично. Брат Таме выступал очень хорошо - не зря учителя в додзё всегда его хвалили. Он победил даже громилу, который дрался по-гайдзински, одной рукой, к тому же правой.
Турнир прерывался дважды: сперва позвали на пожар, и все, кому долг предписывал следить за порядком, бросились его тушить. Говорили потом, что кто-то, наверняка из Чошу, сожгли резиденцию хана Айдзу. Во второй раз на соседней улице началась драка, но и её вскоре разняли.
В полуфинале Таме выступил против мечника, который и по виду был из простого сословия, и представлялся одним только именем.
- Я заплачу тебе два рё, если ты проиграешь! - выкрикнул наш отец.
Зачем же унижать гордость обоих поединщиков таким предложением?.. Бой был честным, и Таме проиграл, но не стыдно проиграть такому достойному противнику. Брат выглядел очень усталым и побитым, - удары деревянным мечом тоже болят, - но мы с отцом очень им гордились.
Все участники получили сувениры от лавки Мидори - деревянные яйца на счастье. А завершился турнир зрелищным поединком победителя и приезжего мастера, выступавшего в роли судьи.
Когда зрители разошлись, отца вновь и след простыл. Я вернулась домой, разожгла очаг. Без бабушки дом словно стал пустым и чужим, даже огонь не хотел гореть как следует. Следом пришёл Таме, взял с полки карточку дагеротипа.
- Говорят, дагеротипы воруют души. И вот теперь у нас есть потрет бабушки, но нет самой бабушки...
- Врут они всё, - сказала я. - Мы с тобой тоже есть на портрете, а с нами всё в порядке. И в эту мастерскую уже пол-города ходило.
- Тоже правда. Но всё равно не могу поверить, что так быстро...
Раздались крики из города - жителей и гостей Киото звали в лапшичную на ужин.
- Я дома поужинаю, а ты иди поешь, - сказала я.
- Я уже поел. Когда я в лапшичной сидел, вошёл отец и хотел познакомить меня с гейко. Пришлось мне оттуда быстро убегать.
Я чуть было не сказала, что ему познакомиться с гейшами будет более прилично, чем, скажем, мне. Я бы на его месте не отказывалась. Но он был ещё так юн! Лучше бы отец познакомил его с достойными людьми. Хорошо, что Таме с детства был скромен и аккуратен и не испытывал тяги к разгульной жизни. Такой нигде не пропадёт.
- Вот что, давай поищем Аомэ, - сказала я. - Отец никогда этим не займётся. Значит, мы сами отдадим ей, что завещала бабушка.
Мы вышли в город, и вскоре я увидела Аомэ в окне лапшичной. Я вошла, протолкавшись мимо куривших на пороге мужчин, и вызвала её на разговор. Мы спрятались в переулке, где никто не мог нас видеть и слышать.
- Поскольку моему отцу на нас с тобой наплевать, я сама расскажу тебе, что завещала бабушка.
- Завещала?..
- Ну да. Перед смертью она сказала мне отдать тебе кубышку, которую она скопила, чтобы ты выкупилась и жила как честная девушка. Вот, держи.
Аомэ взяла деньги, но смотрела на меня растерянно:
- Я не знала, что бабушка умерла.
- Ох, прости! Я думала, все уже знают.
Мне бы не хватило сил тогда, чтобы позвать на похороны всех родственников. Я привыкла, что слухи по Киото разлетаются быстрее пожара, но забыла, что квартал развлечений и в особенности весёлый дом были чрезвычайно закрытыми.
- А наша третья сестра знает? Нужно ей сказать.
И Аомэ устремилась в додзё. Хозяйка додзё про смерть бабушки знала. Актёр пригласил нас выпить чаю, и мы сели на татами вокруг чайного столика. Там же были другие жители додзё, и всё было так уютно и по-семейному, и чай был очень вкусным. Актёр говорил, что у него большая коллекция чая.
- Вы много где бывали? - полюбопытствовала я.
- Конечно. Объездил всю Японию, все острова.
Вдруг полыхнуло алое зарево со стороны императорского дворца. Неужели горел дворец?! Многие побежали туда по улицам. Мы остались на месте: когда ничем не можешь помочь, лучше под ногами не путаться. Некоторое время спустя пришла Хаюми с бутылкой сакэ наперевес и сообщила, что это был не пожар, а фейерверк:
- В честь спасения принцессы от тигров... или спасения тиграми принцессы...
- Или спасения тигров от принцессы, - предположила я.
- Тогда фейерверк запускали бы тигры.
Да она была пьяна!.. Я впервые видела, чтобы женщина пила. Не так, чтобы стаканчик, а так, как самураи пьют. Это было непривычно, необычно, но почему-то не вызывало отвращения. Потому что в додзё, как в большой семье, можно было быть самим собой.
- Выходи за меня, - сказал ей актёр.
- Я тебе ща сакэ на голову вылью.
И кто же от такого предложения отказывается?.. Вместе всё легче, чем поодиночке.
- Нужно там троим поскорее найти мужей, - сказала я. - Отец этим заниматься не станет.
- Он сам себе новую жену ищет, - добавил Таме. - Объявление написал.
- Для начала мне выкупиться нужно, - сказала Аомэ.
Тут же она спросила, сколько денег нужно, чтобы покрыть долги додзё, поскольку завещания бабушки ей всё равно не хватало на выкуп. Хозяйка додзё ответила, что отдавать всю сумму сразу и целиком не требуется, и додзё не отберут, если долги будут выплачиваться постепенно. Поговорили ещё немного о свадьбах, заключённых в тот день в буддийском и синтоистском храмах.
- Дедушка умер, бабушка умерла, теперь я совсем одна, - сказала Аомэ.
- Ты не одна. Нас четверо. Все мы внуки бабки Хисы и вместе не пропадём.
- В додзё будут приходить новые ученики, - добавил актёр. - Найдём вам хороших мужей.
Он всего лишь жил при додзё и, казалось, не должен был заботиться ни о самом додзё, ни тем паче о родственниках его хозяйки. Но он говорил так, словно тоже был частью нашей семьи. Отказ Хаюми как будто не слишком его опечалил, поскольку она была из самурайского рода, а он нет.
- По мне, так хоть бы и не самурайского сословия, - сказала я. - Главное, чтоб не козёл.
- Ты прямо как бабушка говоришь.
- Если бы с нами была бабушка... - вздохнула Аомэ. - Она так говорила с нами, будто прощалась.
- Бабушка Хиса и дед Ёсикуми так не любили друг друга, а умерли в один день.
- Пока я был дедушкой... точнее, пока я его играл... - начал актёр.
И тут я всё поняла и дальше его уже не слышала. Каков талант! Глава додзё, каким я замечала его днём, выглядел низеньким и сухоньким, тогда как сам актёр был высоким и статным. Можно надеть седой парик, приклеить усы и нарисовать морщины, но полностью изменить осанку, походку и голос... такое перевоплощение казалось волшебством. Немудрено, что он был так заинтересован в благополучии нашей семьи. Говорят, актёры принимают на себя часть судьбы тех, кого играют. Теперь он мог исправить всё, что не успел сделать дед Ёсикуми.
Собравшиеся женщины говорили о мужьях, проматывающих семейные состояния. Наш отец ещё не промотал всего, пока у него шла торговля, но работал над этим.
- Игорный дом разрушает семьи. Как-то и я пробовала играть, ничего путного из этого не вышло.
Тут пришёл полицейский и передал Аомэ записку. В записке некто в неплохих стихах восхищался её огненными волосами и голосом, хотя она давно уже не пела, и подписался "скромным поклонником". Аомэ обрадовалась, что это могло быть ответом от начальника полицейского управления - который, как говорили, уже передал свой пост. В письме, которое она ему посылала, было "взгляд не смеет поднять", а в записке было "не могу оторвать глаз". Аомэ надеялась, что это было отсылкой. Но что если это было совпадением? Неловко получится, если она писала одному, а ей писал другой...
- А тебе-то чего больше хочется, чтобы это был он или нет?
- Мне взаимности хочется...
Так у Аомэ, только что жаловавшейся на одиночество, появилось аж четыре варианта, кто мог быть загадочным поклонником. Я предложила написать ответное хайку на стене и тут же начала сочинять его, устроившись с клочком бумаги поближе к лампе. Аомэ похвасталась, что и первые стихи для неё написала я.
- Ты пишешь стихи? - спросил актёр.
- Ну, я только учусь. У отца получается гораздо лучше. Пожалуй, это единственное его достоинство... и единственное, чему он меня научил. Но слоги я не считаю: считать я умею хуже, чем писать.
- А кто четвёртый вариант? - спрашивали Аомэ.
- Прошлой ночью на меня кто-то напал, а незнакомый самурай спас меня.
- Шинсенгуми рассказывали, что кто-то пытался задушить майко, - вспомнила я. - Её спас командир Кондо.
- Вряд ли это был кто-то из шинсенгуми. Я бы это запомнила.
- Он наверняка был в шляпе. Ты помнишь, была ли у него борода?
Я решилась писать хайку на стене. Аомэ сначала хотела, чтобы это была самая читаемая стена в городе - у моста через реку, напротив дворца, - но потом выбрала ту стену, что ближе к додзё и к полицейскому управлению. И я написала:
Почерк твой незнаком.
Скромность свою отбрось ты,
Огнепоклонник!
Аомэ подписала стихи своим именем.
- Как бы ещё выяснить, носит ли он мой подарок?..
- Упасть при нём в обморок не предлагаю. Слишком банально.

Продолжение следует