Добрые люди (в первую очередь Марвен) рассказами о детской писанине заронили в меня нелепое желание сдуть пыль с того, чем я портил тетрадки, когда у меня ещё интернета не было. Сперва я сунул нос в то, что писал лет в восемь (датируется благодаря моей тогдашней привычке подписывать тетради как школьные), - но это некоторый трэш. Не успокоившись на этом, я вывез от родни тетрадь, маркированную 2004-м годом. Это значит, что мне было 11, взрослый совсем человек.
Так вот. Это неоконченный. Научно-фантастический. Роман "За высоким забором". Роман, Карл! Чтоб я сейчас так жил! И куда что девается
Пунктуация, орфография и прочее - авторские. Одиннадцатилетние. You'we been warned. Первая часть первого тома!

Глава I (по которой видно, что детство автора наполовину прошло на даче)Глава I
Мы привыкли говорить: за городом. Это когда населённые пункты находятся под Москвой. Под Лондоном. Под Парижем. За чертой суеты.
А этот коттеджный посёлок находился за штатом. Под Южной Дакотой. И, в принципе, тоже за чертой.
Тот, кто смотрит на карту Америки, увидит, какими ровными линиями штаты отделяются друг от друга. Можно разрезать её по этим линиям, и получится головоломка-паззл. Можно пронумеровать их, бросать кости и двигать фишки - от старта к финишу и наоборот. Можно изучать геометрию - градусы углов, площади и периметры. Высчитывать масштаб. Карта Америки - чрезвычайно полезная штука для досуга и науки.
А если провести их на самом деле? Чёрной, белой или красной краской, суриком, побелкой. По огромной линейке, из огромного баллона или длиннющего шланга. А почему нет? Шланг поднимается в небо, соединяется с цистерной, от тяжести которой надрывается вертолёт. Провести, как отрезать, поверх земли, травы, поперёк и вдоль дорог.
Если очень постараться, то нельзя сказать, что получится криво. Просто щербато. Как если бы параллелепипеды штатов вырезались и сколачивались из дерева. "Откусывают" куски от краёв болота, озёра, пруды. И коттеджные посёлки забиваются в эти щели: осушают воду, ворошат тракторами тысячелетний торф.
И эта работа стоит результата. Братство частников территории не принадлежит ни к одному из штатов. Это сплочённый коллектив, грозная стая со своими лидерами и порядками, куда не принимают чужаков. И в конце концов они обретают свой рай, в прямом смысле умершие, безвозвратно потерянные для общества. Но отнюдь не одичавшие.
Дома однотипны, кирпич и брус из общей кучи каждый черпал своей лопатой. Потом уже достраивали веранды, террасы, фазенды. Крыли крыши. Огораживали клумбы каменным ломом. Сажали деревья. ...Выкапывали бассейны. Возводили гаражи.
Да, это были всецело, поголовно богатые люди. Они знали цену комфорту и изысканности, независимости и покою. Но всё это в соседстве со стрессами и заботами, проблемами и конфликтами нижестоящих людей надоедало. Это был их отпуск на сто лет, до конца которого они вряд ли доживут.
И в этом отпуске они познали цену товариществу и равноправию. Главное, что между участками не было заборов. Максимум - это два деревянных колышка по углам границы и натянутая между ними бечёвка. По участкам и по дорожкам беспрепятственно шлялись разрозненные компании блестяще вымуштрованных легавых.
В городке Каззлс в Южной Дакоте, в большом двухэтажном универсаме порою появлялись свежие, румяные, улыбающиеся люди с пружинистой походкой, хорошо одетые. Карманы слегка устаревших в моде, но безупречно чистых, выглаженных и накрахмаленных рубашек психоделических розовых и голубых тонов заметно топорщились.
Они были набиты не менее свежими и только бумажными деньгами.
Так удовлетворяли гурманские нужды жители коттеджного посёлка.

Глава II (с альтернативной геометрией, то есть анатомией злодея)Глава II
Всё шло своим чередом, пока, свалив несколько осинок, у посёлка не замаячил внедорожник цвета хаки с внушительным профилем и мощным анфасом, чёрные, матовые бронированные стёкла, выпученные фары, защищённые металлической сеткой. Верный друг и надёжный защитник своего хозяина.
Хозяин, остановив своего стального коня без лишнего шума, словно наслаждался смятением, вызванным его появлением, и не спешил вылезать, пока его не обступили представители сильного пола и одновременно представители демократической республики вышеописанного коттеджного посёлка.
И вот дверь открылась, водитель, как орех из скорлупы, с оглушительным кряхтением, быстро переросшим в сухой кашель, вывалился из внедорожника и предстал перед своими братьями по разуму.
Предстал он в виде высокого тощего человека, которому явно перевалило за сорок. У него была прямоугольная голова, либо посаженная на шее по диагональной трактовке, либо ненормально выдающаяся вперёд подбородком. Скулы тоже выдавались так, что кожа на них натянулась, готовая лопнуть, если их обладатель зевнёт. Они представляли своей первобытной фактурой два могучих рычага, сила которых была ещё не востребована, но готова была перемолоть в муку Кавказский горный хребет.
Между скулами был зажат ястребиный нос, согнутый под прямым углом, и узкие, похожие на два стежка, выполненные чёрными нитками на коже, ноздри смотрели перпендикулярно земле под ногами мужчины. Почти налезали на нос бесформенные, как кляксы, но скорее круглые, чем овальные, глаза со зрачками ячменного цвета.
- Вы к кому? - было первым вопросом односельчан.
- Уже поздно. - голос приехавшего исходил из его тонких белёсых губ, сжатых, но не плотно, тихий, но в гробовой тишине, где замер даже ветер, отчётливо слышный, отпечатывающий в мозгу каждый звук. - Я переночую в машине. До завтра...
Пока он произнёс это, казалось, прошёл целый день, безветренный, пасмурный, но свежий и в меру прохладный. Казалось, что он сказал множество гениальных аргументов в свою пользу. Люди стояли, готовые слушать ещё и ещё.
- До завтра... - повторил гость, также не двигаясь с места, прямой, как цоколь, кажущийся величественным, значащим очень многое.
Люди ощутили, что всё тело у них затекло, а в голове толпятся фразы, мечутся образы, такие же тусклые, но запоминающиеся, как слова прибывшего. Все они сводились к одному: этот таинственный уродливый человек остаётся навсегда в этом посёлке, и они ничего не могут предпринять против этого.
Приезжий не обладал даром гипноза. Это был обычный землянин, развитый гораздо более других. Титулованный учёный, у него никогда ничего не было, чтобы выдвинуть на суд простого обывателя. Но он работал не покладая рук, кропотливо изучая живую природу и сравнивая самые несовместимые организмы.
К тому дню он уже до деталей знал, что будет делать на практике.

Глава III (в которой автор наивно полагает, что почту развозят на авто)Глава III
Следующее утро началось с прибытия сине-белой "хонды".
Учёный во внедорожнике, по стёклам которого прыгали солнечные зайчики, но свет не проникал внутрь, ещё спал. "Хонда" просигналила хриплым, простуженным голосом, однако ясно выражавшим раздражение и нетерпение её хозяина.
Сзади особенно похожий на носорога, внедорожник и не думал повиноваться. По сравнению с "хондой" это был непререкаемый авторитет. Хотя, если немного подолбить по крыше "хонды" кувалдой, она без особых неудобств для сидящих внутри может достичь толщины, необходимой для того, чтобы проехать под брюхом внедорожника.
Окружённый самыми банальными, вполне пробиваемыми и вполне прозрачными стёклами своего транспортного средства, водитель "хонды" просматривался лучше, чем муха в янтаре. Это был юноша, почти мальчик, в форме почтальона, не проигнорировав ни кепку, ни даже белых перчаток. Этакий почтальон-картинка.
Припарковавшись на бренном прахе осинок, вчера нокаутированных внедорожником, он вылез оттуда налегке, воровато огляделся, сделал несколько уверенных шагов и звучно побарабанил крепкими костяшками пальцев по заднему стеклу внедорожника.
К его величайшему удивлению, стекло беззвучно поплыло вниз и скоро исчезло вовсе. Его взору открылся салон, обитый серой бархатной кожей. Заднего сиденья не было, и ничто не предполагало его существования. Руль находился посередине, и прямо перед ним стояло кресло, столь же серое, как и салон. В кресле, положив руки на руль, сидел человек. По бокам от него лежали толстые коврики из пористой губки.
А на полу, вместо заднего сиденья, лежали длинные широкие ленты сетки, свитой из белых хлопковых нитей. К стенам прислонялись целые рулоны такой же сетки, намного более широкой. Как свитки, их можно было развернуть, держась за две перпендикулярные палочки, к которым крепились концы полотнищ.
Сквозь образовавшийся сзади проём можно было пролезть внутрь, и почтальон так бы и сделал, если бы стекло не поползло наверх, в своё обычное положение. Юноша заметил, что руки обладателя продолжали покоиться на руле, и ощущал, что боится сказать что-то в полный голос, словно рядом спал младенец.
- Зайдите спереди, - возвестил голос, словно не состоящий из голоса, а только из шума - шуршания, журчания и изредка - тихого сухого постукивания.
Почтальон, как и люди, вчера слушавшие речь учёного, ощутил, что, забыв об обязанностях, стоит у проёма целые сутки, наслаждаясь приятной погодой и мудрыми словами, изрёкшего которые он ещё и не видел.
Когда он подошёл к передней двери, он услышал, как она хлопнула. Учёный уже стоял перед машиной, бодрый, словно всю ночь не спал, а работал и это принесло ему удовлетворение. И ещё, казалось, он был несказанно рад почтальону.
- Сэр... где здесь проживает миссис Рокчер?
- Если это та, у которой умерла сестра, то я укажу вам.
- В общем, да. В телеграмме ей сообщают эту новость.

Глава IV (в которой автор заводит женщину в холодильнике)Глава IV
Учёный стоял перед почтальоном и разминал в ладони левой пальцы правой руки. Он обдумывал информацию, как компьютер.
Миссис Рокчер - его сотрудница. Она много раз рассказывала о своей сестре-близняшке, героине нашего времени, разбогатевшей, так и не заведя семью, и отправившейся на осушение болот под Южной Дакотой, где осталась жить, забыв о родственнице. И ещё миссис Рокчер-учёная обличала его в жестокости к живым созданиям. И в конце концов ему это надоело.
Он втёрся к ней в доверие и узнал много нового о жизни миссис Рокчер-миллионерши на лоне природы. Как ученик перед строгим учителем, он клялся, что вне цивилизации смог бы полюбить птичек и зверушек и начать интересоваться их повадками, их жизнью, а не тем, что у них внутри. И узнал точный адрес коттеджного посёлка.
Вторым шагом было расквитаться с сотрудницей, с доверчивой, сентиментальной тихой мышкой. Яд на основе клеток искусственных металлов растворился в фужере из бабушкиного сервиза. Он уволился и отправился в Южную Дакоту. Миссис Рокчер выпьет за здоровье коллеги. И вот - он может удостовериться в её смерти.
О третьем шаге нам уже известно. Он намеревался продолжать работу - но не в лаборатории, а на свежем воздухе, не по записям, а по тому, что преданно и верно копили извилины его серого вещества.
- Пойдёмте, - изрёк он почти отеческим тоном.
И двое мужчин, почти соприкасаясь плечами, пошли между участками. Учёный зыркал во все стороны, нахмурив брови. Если он не найдёт дом миссис Рокчер или ошибётся домом, односельчане засмеют его, перестанут благоговеть перед его голосом.
Но вот он узрел мастерски подстриженный газон кричаще-салатового цвета и посреди него - увесистого глиняного гнома в розовом колпачке. Это была примета, на которую особенно настойчиво давила Рокчер-учёная: её сестра - "философ с раннего детства", она верит в гномов, домовых и эльфов...
Всё остальное время учёный стоял в стороне, неумолимый, как судия. Миссис Рокчер стонала, пошатывалась, сопела, как загнанная лошадь, и, стоило почтальону сделать шаг по направлению к безобидной спасительной "хонде", она принималась проделывать это с особым артистизмом, и он, то бледнея, то краснея, не смел уйти.
- Понимаете, - выдавила она наконец, - я надолго покидаю это место... вернее, я уезжаю навсегда. Мне нужно много денег...
Почтальона откровенно протрясло с головы до пят. Неужели влип?!..
- ...И я думаю, что мне придётся продать дом, площадь и иже с ними.
Тогда учёный вышел из тени, от предвкушения пожёвывая губами. А для миссис Рокчер он материализовался из воздуха, как добрый волшебник.
- Я покупаю ваш дом, и вы можете ехать уже сегодня.
- Но мы не сошлись в цене...
- Я дам вам не только то, что заслуживает дом... Вы нуждаетесь в большем.

Глава V (в которой злодей пьёт коньяк по утрам)Глава V
Почтальон и миссис Рокчер на "хонде" растворились в тумане.
На небе взошла полная луна. И кто сказал, что она похожа на головку сыра? Она больше похожа на злорадно ухмыляющуюся физиономию.
Учёный еле удержался, чтобы не ударить с луной по рукам.
Первое, что он сделал, это попинал ногой меланхоличного глиняного гнома, но только отшиб пальцы. Не сочтя свой гнев исчерпанным, он расставил ноги, нагнулся и обеими руками выдернул его. Гном вышел из земли упруго, как пробка из бутылки.
В двери не было замка, и новый хозяин участка беспрепятственно вошёл внутрь. После длительных денежных операций, по ходу которых на весах колебались жадность и совесть миссис Рокчер, он изрядно вымотался телом и душой и лёг на застеленную пушистым пледом не то кровать, не то диван или софу.
Миссис Рокчер имела будильник, обладателя завидного густого баса. Его святым долгом было бескорыстно будить хозяйку в шесть утра, скорее всего, к просмотру телесериала, после которого она снова засыпала. На этот раз он разбудил учёного, и тот угостил его таким крепким ударом по башке, что сразу сбился с баса на фальцет.
Не особо обидевшийся на будильник, ибо видел радужные сны, учёный поднялся, сколотил себе вполне сносный, хотя диетический, завтрак, щедро воздав хвалу Бахусу с помощью "Хеннеси", вышел во двор, вдохнул и начал делать зарядку.
К одиннадцати утра соседи уже могли лицезреть его, развалившегося в полотняном гамаке, похожим на сытого, породистого, вальяжного кота с наглыми глазами.
К часу он поднялся на крышу коттеджа, обустроенную под вертолётную посадочную площадку. Ровная, как обложка книги, обнесённая невысоким заборчиком из стальных прутьев. По четырём углам - мощные прожектора, работают от аккумулятора.
К двум цветы на клумбах полегли, трава на газонах встопорщилась, обнажив не то землю, не то её твёрдые куски, жёлтые, похожие на мрамор, между которыми - живописные трещины. На эту самую площадку, похожий на шершня, в которого воткнули соломинку, приземлялся длиннохвостый вертолёт. На покатой крыше, как у автомобиля, решётчатый ящичек, и у него только две параллельные стенки и вместо крыши - несколько туго натянутых лесок.
В ящике были пластиковые планки, широкие и тонкие, сверху обкорнутые треугольником наподобие колышек, нежно-молочного оттенка. Мотор выключили, лопасти пропеллера остановились. Цветы остались лежать, напоминая силос; розовые кусты со вздохом облегчения с марафонской скоростью осЫпались. Из вертолёта выскочил человек, споткнулся на ровном месте, крякнул, вытащил колышки, огляделся.
- Эй, хозяин!.. - крикнул он в пустоту. - Деньги вперёд!
Учёный не умел говорить громко. Прошло минут шесть, пока он не поднялся на площадку и не сунул деньги под нос рабочему.
- Доски сбросите вниз. Обломаете - ваши проблемы.
Он развернулся на каблуках и резко хлопнул люком.

Глава VI (из которой мы узнаём, что злодеями становятся из-за пересадок метро)Глава VI
Учёный трудился не покладая рук. Он отгораживался от любопытных глаз с комичной поспешностью, как зверёк, посреди ровного места вдруг начавший копать норку, почуявший близкое столкновение с голодной кошкой.
Наконец, из-за забора торчала только крыша коттеджа. Он вышел, погладил доску рукой и отправился к своему внедорожнику. Двумя пальцами открыл дверь, влез внутрь и набил подмышки уже виденными почтальоном пожитками - свитками и рулонами сетки. Не потрудился закрыть дверь.
Буквально через час во внедорожник влезли подростки. С пафосом заняли свободное пространство. Ни ключа зажигания, ни каких-либо педалей, ни рычагов они не обнаружили. Потыкали кнопки, пощёлкали тумблерами, поковыряли крышки каких-то отсеков. Покрутили руль. Наконец, пощупали, понюхали и ушли.
Ещё через час вернулся хозяин. Он мог бы объяснить, что это не блажь.
С детства у него не ходили ноги. Начиная свою карьеру учёного, гений работал на дому. До биологического научного центра, BSC, было ехать на метро, с пересадками. Он был закомплексованным, замкнутым человеком. Две его мечты - "у меня будет питомец" и "у меня будет девушка" сводились к одной: "если будут ноги".
Человеку техника дарит ходящую ногу, когда он её потеряет. Но кто сказал, что неходящие ноги нельзя с тем же успехом поменять на ходящие?
Барри Флойд проводил рискованную операцию наедине. То есть отгороженным от коллег, от прессы. Бесплатно. Он был другом несчастного инвалида, в штуку называл его Анемоном: сидит на месте, а живёт, существует. Операция не удалась: подопытного кролика-Анемона откачивали в реанимации.
Пускали туда только Барри. Барри был озлоблен на весь мир. Плаксивая, агнецкая натура друга его раздражала. Боясь разрыва с другом, тот пытался воспитать в себе силу воли. И перестарался. Барри не только скрылся чёрт знает куда, но и вышел его пациент из белых стен бессердечным человеком, к тому же считающим домашних животных и женщин причиной своего былого кредо. Вышел человеком без комплексов, к которым он относил и совесть.
Он многое повидал, и теперь биология была не его наукой - его религией. И он заказал этот внедорожник, чтобы ездить в BSC. Там он выучился настолько, что расписал на бумажке вторичную операцию над собой. Гораздо более мучительная, она заставила его ходить на искусственных ногах.
Остальное мы знаем - он стал изучать живых существ.
Но он молчал об этой истории, истории о неизмеримой силе воли.
Ещё через час учёный утопил свой внедорожник в реке.

Продолжение следует. Самому интересно, что там дальше