В субботу зачётно отпраздновали Нинкве, и я успел забежать перед игрой в St.Piter's & St.Anton's. Поздравил виновника, вернул потеряшки тем, кто что-то забыл у нас дома, повидал Тас, Хель, Луара, Кано, Рене, Векшу, Люцию, Шелли, Шера, Амель, Марвен, Эйрле и других. Курились элвен глори, пепельные пустоши родины(тм), Вескон и ролевые байки. Нинкве ещё раз с левел-апом и мур за то, что всех нас здесь!

Оттуда я поехал на ВДНХ. Почему-то был уверен, что игра будет на Полигоне, и писал, что раньше там не был. Оказалось, что играли у Ники дома и я там уже бывал, но как топографический кретин всё равно рад, что мы встретились в метро и добрались толпой. Мороз был, прямо скажем, не Багамы.
Кажется, моим первым вопросом после получения вводной был, как Голландец может трахацца Оказалось, что у него было аж двое детей на игре. Продолжаю (после Холмов и Альмерина) играть отца года в этом сезоне: дети все в меня, хоть я их и не воспитывал. И снова выжили не все.
Вообще, когда на игре осталось в живых меньше трети каста (себя как бессмертного не считаю) - это шикарно. Без трэша-ради-трэша, но и без дружбомагии - идеальный для меня баланс неслива конфликтов, очень ценю такие игры и готовых в это играть игроков. Жалею, что не был на первом прогоне, и очень хочу ещё. Хотя бы постигровую-на-Нассау.
А теперь - всё то же самое, что в предыдущем посте, только от первого лица.

Иероним ван Стратен, Летучий Голландец, отперсонажно. Ворнинг: матерно, богохульно, много смертей, сомнительная #гетеросексуальность (без рейтинга)Долго ли истекают семь лет, когда заперт в плавучем склепе? И да и нет. Истлевший бортовой журнал, случайно встреченные суда, добыча, не приносящая радости. Забытые карты, поскольку можно отдаться воле ветров и течений и мотаться по всем океанам. Но уже за месяцы до срока я начинал ждать выхода на сушу. А за годы до последней возможности это сделать - начал думать, как попрощаюсь с человеческой жизнью. Открыть сундук, прокутить столько золота, сколько не снилось иным королям, пить, играть и окружить себя женщинами. Надеялся ли я ещё хотя бы ненадолго задержаться? И да и нет.
Проходя мимо Багамских островов, я заметил корабль, а на корабле - женщину. Это само по себе было удивительно, и я последовал за ним, держа достаточное расстояние, чтобы не напугать, а затем получил приглашение подняться на борт. Ещё больше я удивился, увидев, что женщина была как будто хозяйкой корабля, а не пассажиркой. Её звали Нэнси Осборн, и она попросила меня о помощи: сопроводить её на Сундук Мертвеца. К этому островку крайне сложно было подобраться из-за окружавших его скал и мелей, и на нём была старая пиратская база, как я слышал - давно заброшенная и проклятая. Худшего места для того, чтобы потратить последний день, когда я мог отсрочить проклятие, было не выдумать, но как я мог отказать женщине? Вдруг это был перст судьбы?
Зачем ей сдался Сундук, я не спрашивал, - какое моё дело? У неё возникла идея пересесть на мой корабль, поскольку её судно было слишком заметным и к тому же не настолько маневренным, чтобы пройти между скал. Мне не хотелось, чтобы она видела команду, и потому я сказал, что команда будет недовольна женщиной на корабле, и предложил совершить пересадку, когда остров покажется на горизонте. Я посадил на вёсла шлюпки наиболее сохранившихся гребцов, велев им надвинуть на головы капюшоны и замотать лица платками, и, разместив леди в своей каюте, самолично подавал ей чай. С ней увязался её секретарь, который плохо переносил качку и всю дорогу лежал на мешках в углу.
Мисс Осборн всё время сомневалась, не развалится ли корабль, слышала каждый шорох, которые я списывал на крыс, и засматривалась на сапоги секретаря, которого звали Страйком. Забрать их себе ей хотелось больше, нежели заказать у сапожника точно такие же.
- Из вас получилась бы отличная пиратка, - заметил я.
- В детстве я мечтала сбежать из дома и бороздить моря. Теперь уже поздно.
- Стать пиратом никогда не поздно. Слышал я об одном парне, который ушёл в пираты с английской службы.
- И как его звали?
- Имени не помню, а фамилия, кажется, была Сэйдок. Он стал старпомом на "Принцессе Анне" - как говорят, подарив своему капитану королевский патент. Романтичная история.
- В нашем мире всё меньше романтики.
- Это точно. Большинство людей расчётливы и приземлённы.
- Миром правят деньги и власть. Но не всем же быть пиратами - кому-то нужно быть, к примеру, и губернатором.
- Тоже не худший вариант. Но я бы не смог сидеть на одном месте.
- Вы были свободны в выборе, а я была женой губернатора. А вы? Были когда-нибудь женаты?
- Да, один раз. Но это продлилось недолго.
- Что же случилось?
- Она мне изменила.
- И вы убили её кавалера?
- Нет. Я даже толком не знал, кто это был.
- Вы убили её?
- Нет. Я просто снова ушёл в море.
- А она осталась одна?
- О, полагаю, одной она оставалась недолго.
- Она тоже была расчётлива?
- Я бы сказал, скорее приземлённа. Как и все.
- Вы не верите в вечную любовь?
- Уже не особенно. Впрочем, хотелось бы верить. Потому мой корабль и носит такое имя.
- Изида?..
- Богиня супружеской верности.
- Я слышала, она была женой собственного брата.
- Боги всегда так делают. А вот стоит людям возомнить себя богами и поступать так же - и получается хрень какая-то, простите.
- Однако Египет всё ещё стоит.
- Но в нём больше нет всех этих фараонов.
- А в верность своего корабля вы верите?
- В её верность - несомненно.
- Значит, это правда, что для капитана корабль - как живое существо?
- Да, правда. Свой корабль капитан... чувствует. Не знаю, как объяснить.
- Становится единым целым?
- Да. Примерно. Захватить чужой корабль - всё равно что взять женщину силой. Потому я и не менял свой корабль ни на один из захваченных.
Мы ещё некоторое время беседовали, пока Изида - это название я начертал на борту не так давно - лавировала среди скал. Наконец, мы вошли в бухту и бросили якорь. На берегу были издали видны какие-то вспышки, вероятно - от выстрелов, но другая оконечность острова была скрыта от глаз фортом, и не было видно, сколько кораблей могло там стоять. В остальном берег и форт выглядели необитаемыми. Сойдя на берег, мисс Осборн решительно направилась ко входу в форт, и мне оставалось только следовать за ней. Страйк, которого я был готов нести за ней на плече, тоже шёл следом.
В форте оказалась толпа. И эта толпа встретила нас чрезвычайно нервно - направленными на нас пистолетами. Я сказал, что крайне невежливо так встречать даму, но, похоже, её боялись как морского дьявола. За спинами пиратов виднелись испанцы - судя по всему, пленники. Я выступил вперёд, закрывая собой мисс Осборн, но пиратов было слишком много, чтобы напасть на них без ущерба для неё. Кто-то попытался схватить меня сзади и был отброшен, кто-то, особо наглый, хотел потеснить, но мои предложения просто по-мужски подраться он игнорировал.
- А ты кто вообще такой?
- Иероним ван Стратен, капитан Изиды.
- И что ты здесь забыл?
- Сопровождал даму. И её пуделя.
- А где её корабль?
- Далеко отсюда. А где ваше гостеприимство в отношении брата-пирата? Может, сядем и выпьем?
- Мы вас не ждали. А тут ещё эти испанцы. Вы их знаете?
- Впервые вижу. Почему они ещё живы?..
Пока я отвечал на вопросы, нас обошли сзади, обыскали моих подопечных - я недооценивал мисс Осборн: у неё было при себе оружие - и приставили ей нож к горлу. Одной пиратке - я наконец разглядел, что это была женщина - велели меня обыскать. Я был не против - она облапала меня, я облапал её, - но своего ножа ей не отдал.
- Отдай ей нож.
- Я с удовольствием подарю леди другой нож, но этот нож мне дорог.
- Я не леди.
- Тогда, может, вы перестанете держаться за мой нож и подержитесь за что-нибудь другое?
- Если ты не отдашь ей нож, я прострелю тебе колено.
- Стреляйте.
Не то чтобы мне хотелось так рано выдавать мисс Осборн, что я не совсем человек, но демонстрировать слабость толпе пиратов мне претило. Наглый тип выстрелил, я остался с дыркой на месте коленной чашечки. Увидев отсутствие крови, пираты удивились.
- Только призрака нам тут и не хватало.
- Я не призрак.
Кто-то полоснул ножом мне поперёк камзола, чтобы разрезать и ткань, и мясо.
- Нет, не призрак. Просто кровь не течёт.
- Может, он больной? - предположила пиратка, по-прежнему вцепившаяся в мой нож.
- Уверяю вас, я не больной. И не заразный.
Где-то в этот момент меня оглушили. Пока я не пришёл в себя, меня успели обыскать и перетащить на стул, с которого мне было прекрасно видно всё происходящее. Происходило примерно следующее: пираты торговались с испанцами. Испанцы заявляли, что взяли в плен чью-то команду, и пытались использовать это как козырь. Меня даже не связали - у пиратов нечем было связать гостя! - но продолжали сторожить.
- Леди, может, вы мне объясните, что здесь происходит и почему этих испанцев ещё не вздёрнули?..
- Говорю же, я не леди.
- А как тогда вас называть? Юноша?.. - я был сбит с толку, но чего только не встретишь. У моего лица угрожающе качнулось лезвие. - И если у вас есть свой нож, то зачем вам понадобился мой?
Переговоры затягивались и заходили в тупик. Испанцы чувствовали себя настолько уверенно, что осмеливались диктовать условия.
- Мне кажется, или эти кружева вам угрожают? - заметил я.
- Заткните его кто-нибудь.
Мне попытались зажать рот рукой. Я попытался прожевать руку. С меня хотели стащить бандану, но бандану я отобрал обратно и пообещал слушать молча. И я бы даже выполнил своё обещание, но меня оглушили ещё раз. Когда я очнулся, мисс Осборн сидела на диване, и у неё пытались что-то выведать, приставив пистолет к ладони Страйка. Не то чтобы я подписывался защищать Страйка, но это порядком нервировало: мисс Осборн ведь расстроится, если он испортится.
- Отстаньте вы от пуделя, - увещевал я. - Если так хочется в кого-то пострелять, постреляйте в меня.
- В тебя неинтересно. И почему тебя нельзя ранить?
- Это проклятие. Мы с боженькой не поладили... сказать по правде, я его заебал. А он оказался довольно мстительным и злопамятным типом.
- Хотел бы я так же.
- О, поверьте, так же вы не хотите.
Кого-то ждали, упоминая имена, которые если и были мне знакомы, то только понаслышке. Первым дождались пирата по имени Тич, который показался мне самым уравновешенным из всех - возможно, потому, что ему испанцы и неубиваемые незнакомцы на голову не падали. Затем в дверях форта показался молодой человек в британском мундире, и на него тоже направили все имевшиеся в распоряжении пиратов стволы.
- Это ещё кто такой? - поинтересовался я, выходя вперёд.
- Губернатор Роджерс, - подсказали мне.
- А он ничего так для губернатора. В смысле, молодой.
Тот, кого назвали губернатором, пытался воззвать к здравому смыслу и поговорить без оружия.
- Здесь всех так встречают, - доверительно сообщил я ему. - Даже дам. И по коленям стреляют.
- Не загораживай обзор, - потребовал Тич.
Я не стал спорить и отошёл за спину Тича, который держал на мушке печального пожилого испанца.
- Зачем вы меня держите? - печально вопрошал испанец.
- Я тобой от пуль заслоняюсь.
- Так вам обзор не загораживать или от пуль вас заслонять? - уточнил я. - Вы уж определитесь.
- Если вы заслоните меня от пуль, буду признателен.
Поскольку губернатор отказывался говорить, сколько с ним людей, а из-за его спины явственно слышались голоса, я прогулялся заглянуть ему через плечо. В меня даже не стали стрелять. Вернулся я несколько удивлённым, поскольку мне показалось, что среди спутников губернатора я заметил знакомое лицо, так что я даже забыл их посчитать.
- Ну, сколько их там?
- Немного. Где-то полдюжины.
- Это много.
- Много - это полсотни, - возразил я. - Почему ещё не началась весёлая перестрелка, как в старые добрые времена?..
Губернатора всё же убедили сдать оружие. Его люди последовали его примеру. Теперь у пиратов было столько чужого оружия, что некуда было девать, но когда я предлагал что-нибудь подержать при себе, они почему-то отказывались. Новых пленников сопроводили в угол позади стола. Я их разглядел: с губернатором, помимо прочих, были бородатый британский офицер и - мои глаза меня всё же не обманули - Вэйн. Чарльз мать его Вэйн в сутане католического священника с мать её колораткой. Сколько лет прошло с тех пор, как он - молодым прожжённым пиратом - не зассал ступить на борт моего корабля?..
- Да ты переплюнул меня в богохульстве, - крикнул ему я. - Тебя что, в самом деле рукоположили?
Он неопределённо пожал плечами. Удобно устроился - служителей божьих порой щадят даже самые отъявленные ублюдки.
- И не скучно?
- Нет. Каждому своё. Ты не мог бы позвать ко мне вон ту девушку, Энн Бонни?
Я взглянул на пиратку, на которую он указывал. Та снова караулила почётный стул для пленных.
- Боюсь, что нет. У нас с ней как-то... не сложилось взаимопонимания.
Но Энн уже красноречиво - как на восставшего призрака - смотрела на Вэйна, и он сделал ей знак подойти.
- Так вы что, тоже знакомы? - порадовался я. - Сегодня день встреч.
- Не твоё дело, - отрезала Энн.
- Разумеется, не моё...
Мисс Осборн ещё пыталась на кого-то нападать, и её тоже связали. Я подсел за стол к англичанам, которые, всеми забытые, загрустили не меньше испанцев, - однако губернатор не терял присутствия духа и не побрезговал разговором со мной.
- Скучно здесь. Может, в карты? Или в кости?
- Пожалуй, не сейчас. С кем имею честь?
- Ах да, я не представился. Иероним ван Стратен, капитан Изиды.
- Не слышал о таком. Это пиратский корабль?
- Именно так.
- Значит, вы нам помогаете?
- С чего вы взяли? Я не нападаю на корабли других пиратов. Это невежливо.
- А на какие вы нападаете?
- На все остальные.
- Это не ответ.
- Испанские. Британские. Французские. Любые торговые суда.
- Вы капитан, но вас не пригласили. Тогда что вы здесь делаете? Ищете сокровища?
- Сопровождал даму. А вот вы что здесь забыли, если не секрет?
Наша беседа прервалась бурными спорами: Тича спрашивали, почему он не добил испанского вице-короля, которого все давно считали мёртвым. Тич стоял, держа вице-короля - того самого пожилого испанца - в охапке, и вяло оправдывался. Затем что-то произошло, и вице-король был ранен. Стали звать медика, но куда там! Пришлось "падре" Вэйну протолкаться к раненому и оказать ему помощь. Старика перенесли на диван, но он был очень плох.
Губернатор куда-то отлучился и оставил на столе жемчужный розарий - дешёвую безделушку, красть которую станет только мальчишка-оборванец, - но мне всё равно показалось странным, что он раскидывался своими вещами, как у себя дома. Я потянулся к розарию, сцапал его и стал перебирать, глядя на маленький серебряный крест, оказывавшийся то и дело в моей ладони. Я никогда не умел молиться, но меня забавляло, что для человека, обличённого властью, вера заключалась в этой жемчужной нитке, грозившей порваться при неосторожном движении, и в игрушечном кресте. Как давно я держал в руках что-то настолько же хрупкое?..
- Можно с вами поговорить? - вернулся губернатор Роджерс.
- Кажется, это ваше, - я протянул ему чётки. - Давайте поговорим. Вы первый, кто хочет со мной поговорить!
Мы отошли вглубь зала, и он стал вербовать меня, используя все возможные средства, которыми на самом деле не располагал.
- На этом острове спрятан клад...
- Я знаю о нём, - усмехнулся я. Откуда он это знал, от Вэйна? Которому я и рассказывал, что не нужно искать клад в море, где затонул когда-то испанский корабль, а следует искать его на суше?..
- Если вы нам поможете, вы сможете его забрать, а мы гарантируем, что вы покинете остров.
- Не то чтобы мне был нужен клад.
- Вам не нужны деньги? Странно слышать это от пирата. Для чего же тогда вы грабите суда?
- Потому что это весело.
- Здесь тоже можно повеселиться. Достаточно устранить троих - остальные встанут на нашу сторону.
- У меня забрали оружие.
- У меня тоже. Но вы же знаете, как это делается: берёте со стола бутылку и оглушаете...
План был совершенно невыполнимый, но мне нравилась его отвага. Сопротивляться, оставшись в меньшинстве и без оружия, - это достойно вне зависимости от того, пират ты, англичанин или испанец.
- После чего сразу же оглушат меня. Меня оглушали уже дважды, до сих пор голова болит. Всё, что я могу для вас сделать, - это поймать вашу пулю, если окажусь поблизости.
- Хм. Хорошо. Спасибо.
Испанский вице-старикан тихо закончился в углу - видимо, из Вэйна был так себе целитель тел и душ человеческих. Это вызвало смятение в рядах испанцев, и, воспользовавшись суматохой, Роджерс, вероятно, всё же попробовал осуществить переворот: кто-то оглушил самого наглого пирата, которого звали Рэкхэм, прозвучало несколько выстрелов. Губернатор оставался жив: ему удавалось достаточно убедительно продвигать идею, что если его убьют, никто не выйдет из форта живыми. Некоторое время спустя ещё один молодой пират - его называли Шарп - пожелал со мной поговорить.
- Вы ведь давно ходите по морям, верно?
- Верно.
- Встречали ли вы корабль под названием Агата?
- Да, мне доводилось когда-то отужинать с её капитаном.
- И провести на ней ночь после?
- Да, я заночевал. Сказал, что выпил лишнего, а на море качка...
Капитан Агаты был экстравагантным малым: на его корабле была девушка, переодетая юнгой. Я разглядел её маленький секрет (или она нарочно помогла мне его раскрыть) и провёл с ней ночь. Её звали Пейшенс, и она была хороша. Увы, встреча в море не могла иметь продолжения, тем паче что незадолго до того я в очередной раз покинул сушу. Наутро я вернулся на собственный мостик, корабли разошлись; долее года я, как мог, наводил справки об Агате, но не имел успеха.
- Приятную ночь?
- Весьма приятную.
- Значит, вы мой отец.
- Эм... я даже не знал, что мог зачать ребёнка, будучи в море. Как поживает твоя мать?
- Я не знаю. Однажды она просто пропала.
- Увы, я также ничего о ней не слышал.
Пока мы беседовали, ко мне подкрались Рэкхэм и Тич и принялись с двух сторон перепиливать мне шею ножами.
- Да заебали уже! - возопил я. - Что вам от меня надо?
- Для эксперимента.
- Прекратите! - Шарп трогательно занервничал и выхватил оружие. - Оставьте в покое моего отца!
- Полегче, полегче, малыш, со мной всё равно ничего не случится.
- Так он твой отец? Не повезло тебе.
- Как это не случится?..
- Видишь ли, сынок, я не могу умереть. Но это не повод отрезать мне голову!
- А ты уже пробовал? Нам интересно, сдохнешь ли ты без головы.
- Я уже всё перепробовал! Меня вешали, я горел, топился...
- А если руку отрезать, она обратно отрастёт? Как хвост у ящерицы?
- Новая не отрастёт. Прирастёт старая.
- А голову тебе отрубали?
- Отрубали, саблей. Висела на волоске. И всё равно прирастала обратно.
- А если всё дело в том самом волоске? Если перерубить позвоночник?
- Поверьте, даже если я буду носить свою голову в руках, это не поможет. Но давайте не будем травмировать моего сына этим зрелищем.
- Но ты же хочешь умереть?
- Да, хочу. Но это так не работает.
- Ты просто попробовал. Давай, поговори со своим сыном, дай ему последние напутствия...
- Да нечего мне ему говорить.
- Но если ты хочешь умереть, почему бы тебе просто не закопаться в землю и перестать бесить себя и окружающих?
- Скучно лежать живым в земле. Отстаньте, - я отмахивался от ножей, как от мух.
- Тебе жалко, что ли? Ты же всё равно не чувствуешь боли.
- Во-первых, жалко. Во-вторых, мне неприятно. Я чувствую, когда... что-то не так. И чаёк протекает, - я вытер горло рукавом.
- А зачем тебе пить, если оно... выливается?
- Для удовольствия. Я не чувствую голода и жажды, но, находясь на суше, чувствую вкус. На суше я вообще чуть более живой. Даже немного бьётся сердце.
- А если сердце бьётся, то почему кровь не идёт? - Тич нашёл в лице меня увлекательное пособие, но, к счастью, его что-то отвлекло.
Некоторое время спустя меня попытались завербовать и испанцы - чуть менее изящно.
- Не хотите ли немного заработать?
- Заработать? Пожалуй, нет. Что нужно сделать?
- Всего лишь сделать так, чтобы вон тот господин в красном выжил.
- О нет, в телохранители я не нанимаюсь.
- Вы поддерживаете англичан?
- Я никого не поддерживаю. Я даже не английский подданный, я голландец! Я кладу одинаково большой хрен и на Англию, и на Испанию.
- А если начнётся война?
- И что с того?
- Погибнут люди. Много людей.
- Люди всегда погибают. По крайней мере, на море станет веселее.
- Значит, вы просто развлекаетесь?
- Именно так.
Тем временем англичан после неудавшегося покушения загнали обратно в угол, и в какой-то момент Вэйн выстрелил в сердце второй девушке-пиратке, носившей маску, - её звали Мэри, и они с Энн были обе из команды "Рейнджера", как они сказали, когда я успел познакомиться с ними не в отключке. Свой поступок "падре" объяснил тем, что она оказалась ближе всех, а он защищался. Также я успел понять, что обе были женщинами Рэкхэма - или, по крайней мере, он так считал. Не прошло много времени, чтобы он тоже выстрелил Вэйну в сердце. Обоим повезло: и Мэри, и Вэйн были ещё живы. Их перевязали, Вэйна перенесли в подвал, заменявший форту тюрьму.
- Он же священник! - возмущался Тич. - Как ты мог выстрелить в священника?
- Разуй глаза, это не священник! - защищался Рэкхэм. - Это Чарльз Вэйн!
- Мне всё равно, кто он. Если его рукоположили, то он теперь священник.
- Он мог просто надеть сутану - это тебе в голову не приходило?
- Никто не станет надевать сутану, если он не священник!
- Я мог бы надеть, - пожал плечами я.
- Ты и так уже проклят.
- А малыш Шарп в самом деле твой сын? - поинтересовался Рэкхэм.
- Да, похоже на то.
- Не повезло ему.
- А я не знаю, кто мой отец, - заметила Энн, тоже стоявшая у входа в подвал. - Может, сам морской дьявол.
- Может, ты тоже моя дочь, - усмехнулся я.
- А ты что, морской дьявол?
- Нет, но близко. Летучий Голландец.
- Да ну! Это же сказка. Летучего Голландца не бывает.
- А тебя не смущает, - деликатно вставил Тич, - Что у него на горле вторая улыбка от уха до уха?..
- Я думала, он просто больной какой-то.
- Больной? С перерезанным горлом? - изумился Тич. - Как хорошо тем, кто не знает биологию.
- А это правда, что ты продал душу морскому дьяволу? - спрашивала Энн.
- О, каких только слухов обо мне ни ходит - как выхожу на сушу, каждый раз слышу новые. Нет, не правда. Ничего я не продавал и никогда всего этого не хотел, но боженька меня проклял.
- Что же ты натворил?
- О, много всего. Грабил, убивал, богохульствовал.
- Как многие пираты. Например, Вэйн...
- О, из Вэйна вышел бы отличный Летучий Голландец. Но, похоже, он вовремя выбрал другую стезю.
- А правда, что тот, кто поднимется на твой корабль, останется на нём навсегда?
- Нет. Вэйн уже был у меня в гостях. Как охуел, так до сих пор, наверное, разохуеть не может.
- А я бы взглянула на Летучего Голландца.
- На команду трупов и разваливающийся корабль? Не на что там смотреть.
Пока всё самое интересное переместилось в подвал и в зале форта наступило затишье, я придвинул стул поближе к дивану и составил компанию мисс Осборн. Мой новообретённый сын уже признался в том, что прострелил ей колени, поскольку ему надоело за ней присматривать. Надоело ему! Мне бы препоручил! Вот что значит отсутствие воспитания.
- А ваше проклятие можно как-то снять? - спросила она.
- Да, есть одно условие. Боженька сказал, что я спасусь и смогу прожить остаток жизни как смертный человек, если меня полюбит женщина. Причём условие имело обратное действие: как только чувства остывали, корабль возвращался за мной.
- А вы уверены, что это был именно бог? Больше похоже на его рогатого помощника, - сказал Тич.
- Я ни в чём не уверен. Но я помню, что глас, который я услышал, звучал не из бездны, а с небес.
- Может, провести обряд экзорцизма? Обратитесь к отцу Коллинзу, это по его части.
- Что он смыслит в боге? Я с ним разговаривал, а он нет. И я не одержим.
- Вы уверены? Вы входили в церковь?
- Входил. Я даже был женат, я венчался, как обычный человек. Но это не помогло.
- И как давно вы прокляты? - спрашивала мисс Осборн. - Сколько вам лет?
- Мне было тридцать два, когда я был проклят. И хожу по морю уже семь раз по семь лет. Каждые семь лет я мог выходить на сушу на один день. Порой задерживался на несколько дней или даже несколько месяцев. Сейчас мой последний срок. После него я навсегда останусь Летучим Голландцем и больше не смогу ступить на берег и почувствовать себя живым человеком.
- И в последний срок вы прибыли на пиратскую базу? - усомнился Тич. - Здесь не так уж много женщин.
- Я должен был проводить даму.
- А если вас поцеловать, проклятие спадёт? - спросила мисс Осборн.
- Вы точно хотите его целовать? - удивился Тич. - У него же на горле дыра, чай вытекает и крошки высыпаются.
- Боюсь, одного поцелуя недостаточно, - сказал я. - Меня уже целовали. А речь шла о любви. Но это невозможно.
Зачем она подавала мне надежду? В жалости я не нуждался, а полюбить отвергнутую и небесами и адом тварь - задача не для человека, а для героя поэмы. Да, она не шарахалась от меня, как следовало бы приличной женщине, - но она зависела от меня: всем остальным было очевидно на неё наплевать.
- Вы ведь сопроводите меня до Нассау?
- Да, с удовольствием, если... если, надеюсь, вы выживете, - постараюсь этому поспособствовать по мере моих скромных сил.
Кто-то выходил из подвала, и я решил справиться о здоровье знакомого:
- Как там падре, жив?
- Да, пока ещё жив. Помирает и всё никак помереть не может.
- Вот живучий сукин сын! - восхитился я. - Он ещё нас всех переживёт.
Я взглянул на испанца, хромавшего с простреленным коленом и перебинтованной стрелянной головой, и пошёл в подвал сам. Там вокруг Вэйна собралось несколько человек. При слабом свете свечей они читали какие-то письма на испанском - в этом я ничем не мог помочь: что я так и не выучил за годы, так это испанский. Не хотел иметь ничего общего с этими святошами.
- Я бы хотел закончить этот разговор без пиратов, - заявил Вэйн. - И без голландцев.
Пришлось убраться и позволить им посекретничать.
Когда я поднялся, в зале форта тоже было весело: Энн обвиняла Тича в том, что он когда-то выкинул её за борт. С точки зрения Тича, она должна была быть ему за это благодарна, и я склонен был с ним согласиться: в конце концов, она была жива.
- Я тоже когда-то выкинул человека за борт, - примирительно припомнил я. - Правда, мужчину.
- Но зачем?
- Женщину я захотел. Молодой ещё был, глупый.
- А он выкинул за борт меня!
- Ну, убей его.
Вмешался Джек Рэкхэм, и после завязавшейся перестрелки раненого Тича унесли наверх. Энн мечтала его добить, но ей не давали: похоже, Тич нажил себе достаточно врагов и они выстроились в очередь. Стрелянный испанец, пользуясь вышедшим из подвала Вэйном как переводчиком, пообещал ей, что даст ей возможность убить Тича: дескать, больше всего Тич боялся недостойной смерти, а смерть от руки женщины казалась ему достаточно позорной. После этого всё самое интересное переместилось на верхний этаж форта, где почти целиком обвалилась крыша. Порой оттуда доносились вопли.
- Разве вам не интересно, что там происходит? - спросила мисс Осборн.
- Скоро мы и так всё узнаем.
- Вы ведь можете отплыть в любой момент.
- Могу. Но мне забавно наблюдать за людьми. Я так давно не был на суше и хочу сполна получить тех удовольствий, которых буду лишён навсегда. К тому же, я обещал доставить вас на Нассау.
- Это весьма благородно с вашей стороны. Вы не могли бы сделать ещё кое-что для меня?
- Да, разумеется.
- Достаньте мне пистолет.
- Зачем он вам? Если вы в кого-нибудь выстрелите, вас убьют.
- Я не буду ни в кого стрелять. Мне просто спокойнее с пистолетом.
Я видел ясно как божий день, что она очень даже собиралась стрелять, но отказывать женщинам по-прежнему не любил. Я знал, что они не так слабы, как кажутся, а уж мисс Осборн и подавно.
- Но его заметят, и у вас снова будут проблемы.
- Я его спрячу.
- Хорошо. Тогда мне придётся подняться наверх. У них столько пистолетов, что никто не заметит, если я вытащу один у кого-нибудь из-за пояса.
Когда я вошёл в комнату под крышей, в которую из пролома в потолке обильно свисали лианы, там на оставшейся сколько-нибудь целой кровати был привязан крестом Тич с перебинтованным брюхом. Он был ещё жив - слабо дышал, но больше никак не реагировал.
- Какой у вас BDSMчик, - оценил я.
- Откуда такие слова знаешь?
- Это латынь.
Все столпившиеся над телом Тича претенденты стояли спиной к стене, так что я не мог подойти сзади и украсть чей-нибудь пистолет. Сомневаясь, что Тич доживёт до правосудия, я направился вниз, и с лестницы мне открылся удачный ракурс: Мэри сидела на стуле со связанными руками, а над ней склонился кто-то из испанцев. Когда он отошёл, я приблизился к ней. Без маски она оказалась красивой женщиной.
- Леди, вы в порядке?
- Да, спасибо, всё нормально.
- Я могу вам чем-то помочь?
- Расскажите мне сказку.
- Какую же? Я здесь уже столько раз рассказывал главную сказку моей жизни...
- Я её не дослушала. Где-то с того места, в котором вы пытались снять проклятие.
- О, всё очень просто. Боженька возвестил, что меня спасёт только верная любовь. И дал мне семь раз по семь лет, чтобы её найти.
- Так и не нашли?
- Куда там. Впрочем, несколько раз я даже думал, что мне повезло, - но стоило женщине меня разлюбить, как меня снова звал мой корабль и моя мёртвая команда. Впрочем, я их не виню. Говорят, бедняжки после этого умирали, но не имел возможности проверить...
- Может, дело не в женщинах, а в вас?
- Разумеется, я был отнюдь не лучшим мужем. Но и не худшим! Я их не обижал... у меня были деньги...
Да, чёрт побери, иногда женщины втрескиваются в таких мерзавцев, что диву даёшься. А мне не везло, либо боженька и тут мне подгадил.
- Значит, любовь не живёт вечно?
- Похоже на то. Может, вас всё-таки развязать?
- А вы можете?
- Я всё могу.
- Была бы очень признательна.
Но не успел я её развязать, как ко мне подскочил один из испанцев.
- Что это ты делаешь? Что она тебе пообещала, любовь?
- Мне не нужно ничего обещать, чтобы помочь женщине. Не знаю, как теперь, а в мои времена джентльмены оказывали дамам услуги, ничего не ожидая и не требуя в ответ.
Сверху спустился Вэйн. Увидел освободившуюся Мэри. И вновь выстрелил в неё - на сей раз наповал.
- Но нахрена, Чарльз?! Она же женщина! Чем она настолько тебе насолила?
Вэйн сурово молчал, опустив дымившийся пистолет. Я перенёс Мэри на диван - она уже не дышала.
- Почему, стоит мне с кем-то поговорить по-человечески, как его сразу же убивают?!
- Меня ещё не убили, - подал голос Шарп.
- Возможно, потому, что мы не говорили по душам. Пожалуй, и не будем!..
- Можно мне с вами поговорить? - поинтересовался испанец.
- Что ж, рискните.
- Вы давно ходите по морям, верно? Вы помните, какие пираты промышляли в этих водах лет тридцать назад?
- Всех не упомню. Чёрная Борода, ныне покойный... с нашим падре мы встречались не совсем в этих водах и чуть позже... уточните, кто именно вас интересует.
- Значит, ваша память..?
- Столь же небезупречна, как у обычных людей. Впрочем, я порой веду записи в бортовом журнале, могу поглядеть - вдруг что-то сохранилось. И всё же - что вас интересует? Клад? Я знаю только, что он где-то на суше.
- Вы будете смеяться, но я ищу не клад. Я ищу своих родителей...
- О, об этом у меня точно нет сведений, увы.
Пришли новости со второго этажа: Тич мёртв. Энн мертва - кто-то добил её раненой. Хорниголд - тот бородатый британский офицер, которого Тич называл Хорни - мёртв. Рэкхэма связали и усадили рядом с мисс Осборн. За шкуру неубитого Рэкхэма спорили британцы и англичане.
- Можете его поделить, - предложил я. - Вдоль или поперёк.
Очнувшись, Рэкхэм вскоре увидел тело Мэри.
- Что с ней?..
- Она мертва.
- Как? Какой мерзавец её убил?
Все молчали или отвечали, что не видели этого. Я также не стал выдавать Вэйна: если Джек его убьёт, это не вернёт Мэри, а Вэйн был достаточно редким сучарой, чтобы я хотел видеть его живым и видеть, что ещё он выкинет.
Пока все были заняты Рэкхэмом, на столе лежали без присмотра конфискованные пиратами - и у пиратов - пистолеты. Я подобрал один из них и незаметно протянул мисс Осборн. Она спрятала его под шалью. Рэкхэм был на ногах, а англичане и испанцы разошлись для переговоров, когда мисс Осборн выстрелила в Джека. На выстрел прибежали губернатор со товарищи и отобрали у неё пистолет.
- Что здесь произошло? Зачем вы стреляли?
- Он на меня напал. Я защищалась.
- Защищались выстрелом в голову?
- Куда уж попала! Выбирать не приходилось.
- Подтверждаю, она защищалась, - сказал я. Выдавать мисс Осборн мне тем паче не хотелось.
- Почему она не связана? Свяжите её!
- Помилуйте, это безоружная женщина, к тому же она не может ходить...
К мисс Осборн наконец потеряли интерес, а Рэкхэм и вовсе никому не был нужен. Бедолага Джек, мне было его даже жаль: у него не осталось друзей, не осталось женщин. Я даже напомнил занятым своими важными делами англичанам, что у них помирает пленник, но ему так и не оказали помощи. Кто-то, если мне не изменяет память, добил его, когда у него началась агония, и я положил его рядом с Мэри.
Вэйна также связали и усадили рядом с мисс Осборн. Я осознал, что мы с Вэйном и Шарп с его капитаном - который, впрочем, выглядел таким пижоном, словно служил в королевском флоте - остались последними живыми пиратами. Все выжившие собрались за столом для обсуждения, что делать дальше. Остров, как говорили, был окружён испанским флотом, а испанцы - все или частично - были мертвы. Их смерти предлагалось списать на уже мёртвых пиратов, но нужен был переговорщик, которого при том не жалко было бы потерять, если по нему станут стрелять не разбираясь. Вэйн предлагал свою кандидатуру - он знал испанский, - но ему не верили. Моё предложение отмели также: хоть я и мог доставить письмо, испанцы могли запаниковать, увидев, что я неубиваем.
У меня вертелась на языке просьба позволить мне забрать эти два тела - мисс Осборн и Вэйна - и отчалить до Нассау. Мисс Осборн я обещал и намерен был сдержать слово, а Вэйн... Вэйна мне всё ещё хотелось бы видеть живым. Но я так и не успел озвучить своё намерение: Вэйн сообщил, что мисс Осборн стало дурно, я метнулся за водой, побрызгал ей в лицо, но она не приходила в себя.
- Она выпила из какого-то флакончика, - сказал Вэйн.
- Это белена. От неё нет противоядия.
- Как это нет?! Кто её отравил?! Кто?!..
- Она сама, - Вэйн говорил спокойно, даже слишком, но почему-то я ему верил. Ему незачем было подсовывать мисс Осборн яд, а больше никого рядом с ней не было.
- Но почему... Я же должен был отвезти её в Нассау...
Я поискал взглядом Страйка. Страйк стоял у стола и выглядел ничуть не опечаленным кончиной хозяйки. Вот тебе и верный пудель. Не заслуживал он такого прозвища.
- И куда ты теперь? Без неё? - спросил я, но Страйк не ответил.
Я был растерян и зол. Зол на то, что у меня отобрали последнюю надежду, какой бы призрачной она ни была. Смешно терять шанс, которого не было, но это было больше, чем ничего. Мисс Осборн казалась такой храброй и несгибаемой, что мне и в голову не приходило, что она могла сдаться, даже когда она просила достать ей пистолет. Какого хрена вокруг меня все умирали?! Это в моё проклятие не входило.
Но скорбеть было некогда. Того и гляди испанцы могли потерять терпение и начать обстреливать форт. Я говорил, что мог бы вывезти всех на своём непотопляемом корабле, - но, во-первых, до него ещё нужно было добраться по суше, а во-вторых, все эти благородные личности не хотели бросать свои команды и корабли.
Так дождались появления двоих вооружённых испанцев. Понятия не имею, почему их не уложили сразу же, но я вышел вперёд, уговаривая всех не лезть под пули. Губернатор Роджерс особенно активно высовывался, что изрядно нервировало, - я тут был бессмертным, а не он! Испанцы отказывались убирать оружие, требовали выдачи виновных, и их совершенно не волновало, что они имели дело с государственным лицом, - они твердили, что у них приказ и они его исполняют, а будет война или не будет войны - им всё равно. При этом формулировка приказа из их уст менялась с каждой минутой. Арестовать и препроводить всех до выяснения обстоятельств - и баста.
Слушая то, что переводил Вэйн, или то, что испанцы говорили на плохом английском, я всё яснее понимал две вещи. Во-первых, мне нравилось, что англичане называли всех присутствующих честными подданными короны и не соглашались на выдачу кого бы то ни было, хотя вполне могли пожертвовать мной, Вэйном и Шарпом как пиратами. Во-вторых, мне не нравилось, когда в меня, в моего сына и других хороших людей безнаказанно тыкали пистолетами. И перевес на этот раз был на моей стороне.
Посреди разговора я шагнул вперёд и вырвал пистолет сначала у одного испанца, затем у другого. Они успели пару раз выстрелить в меня в упор, дырки получились неприятные, но что мне было терять? Протолкавшись, я сложил пистолеты на стол за спинами собравшихся - подальше от пришельцев. Вот теперь переговоры можно было вести на равных.
Или - не совсем на равных: испанцев связали. Для того, чтобы использовать этих заложников для безопасного контакта с испанским флотом, они были не слишком ценными, посему англичане снова не знали, что делать и как выкручиваться. Пока мы продолжали сидеть в форте как мыши, Шарп и его капитан решили поискать клад, раз уж оказались в этом месте. Вэйн, помнится, твердил, что столько трупов - из-за проклятия, и надо было либо вовсе клад не искать, либо завершить начатое.
Из каких-то бумаг кладоискатели знали, что сокровища были спрятаны за самой прочной дверью у входа в форт - однако их попытки взломать дверь закончились тем, что они почувствовали себя дурно. Я предложил им свою помощь: уж со мной ничего не могло случиться. Меня сопроводили к заветной двери. Я потянул за ручку - она не поддалась, хотя как будто потеплела. Я попросил нож, попробовал поддеть дверь - и меня также замутило, как от удара по голове. Но этот опыт имел свою пользу: мы догадались, что дверь можно было открыть только голыми руками, без орудий.
- Сезам, твою мать, откройся, - велел я.
Мы попробовали потянуть за ручку втроём. Она как будто едва поддалась. Я отпустил ручку, поскольку это было несподручно, и дверь открылась. Шарп с капитаном спустились вниз. Надеясь, что они не поубивают друг друга за сокровища, я вернулся в зал. Некоторое время спустя капитан вернулся, его ладони были окровавлены, а лицо озадаченно. Он утверждал, что ничего не помнил и что не был ранен.
- Если ты хотел убить моего сына, я тебе лицо съем, - предупредил я.
На его лице отразился искренний испуг.
- Он в порядке. Сейчас он придёт.
Сын действительно появился и действительно был цел. Не то чтобы мне была сильно дорога его жизнь, но я не любил, когда посягали на что-либо моё. И кого-либо - тоже.
- Ну как? Тоже ничего не помнишь?
- У меня теперь есть способность, - сообщил он задумчиво. - Изменить что-то в своей судьбе.
- Я бы на твоём месте нашёл свою мать, - посоветовал я.
Губернатор Роджерс о чём-то спорил со Страйком. Оба были весьма эмоциональны и грозились друг друга убить. И, казалось бы, какое мне дело, - но я чертовски устал от смертей вокруг.
- Да заебали убивать друг друга, - высказался я. - Какого хрена вы, смертные, так не цените свою жизнь? Давайте больше никто никого не убьёт. Ну сколько можно.
Пленённые испанцы, за которыми особенно не следили, недоумевали, почему я не умирал:
- Очень хорошо сохранился труп нашего вице-короля... вы здесь все такие?
- Нет, только я такой. А труп просто свежий.
- То есть это не влияние места? Мы уж думали, здесь никто не умирает. А с тобой это как произошло?
- А у меня проклятие такое.
Похоже, о проклятии знали ещё не все. Страйк откуда-то добыл бутылку шампанского, пил из горла и отказывался делиться.
- Дай в последний раз шампанского выпить, - возмутился я.
- Почему в последний? Ты что, помирать собрался?
- Да если бы. Я в последний раз на суше. А потом - плавать мне Летучим Голландцем до скончания веков, и никакой мне выпивки, никакой еды, никаких женщин и других земных радостей.
- И что, нет никакого способа снять проклятие? - поинтересовался Вэйн.
- Один способ есть. Меня должна полюбить женщина. Боженька так и сказал: тебя спасёт верная любовь.
- А любовь сына не подойдёт?
- Сомневаюсь, что любовь родственников сгодится. У меня были друзья на суше, но их чувства не помогли.
- А ты пробовал? У тебя осталась семья на суше?
- Все давно умерли, - усмехнулся я.
- Жаль. Любовь семьи бывает очень крепкой. Это не влюблённость, которая быстро проходит. Потрахались и разбежались - разве же это достаточно сильное чувство, чтобы разрушить проклятие?
- Конечно, нет. Потому бог и говорил о любви. Вот только где ж её найдёшь.
- А какой была формулировка? Он говорил именно о любви женщины?
- Нет, о женщине он не упоминал, но это же само собой...
- Да уж, здесь больше нет женщин. Но, может быть, найдутся содомиты?
- Кто же в таком признается, - откликнулся кто-то.
Я фыркнул. Признаться, я достаточно отчаялся, чтобы задумываться порой о том, сможет ли меня полюбить какой-нибудь мужчина. Но я никогда не смог бы сделать к этому первый шаг, хотя бы пол-шажочка. Я не знал, не умел и не желал этого.
- Я считаю вас хорошим человеком, - неожиданно проговорил один из англичан. - Но вряд ли это поможет.
- Да, одного только уважения недостаточно. Впрочем, если на рассвете меня не позовёт мой корабль... вы узнаете о себе кое-что новое, - усмехнулся я.
И только когда все разошлись, я поинтересовался:
- Но почему, чёрт возьми, вы считаете меня хорошим человеком?
- С вами можно договориться, - пожал он плечами.
Истинные дипломаты считают способность договариваться высшей добродетелью?..
Он тоже вышел на свежий воздух, и я обнаружил, что мы с губернатором Роджерсом остались наедине.
- Почему вы встали на нашу сторону? - спросил он.
- Я просто не люблю, когда на меня наставляют пистолеты. И на моего сына. И не только.
- Значит, вы это сделали, потому что здесь ваш сын?
- Чтобы убили вас, мне тоже не хотелось, - признался я.
- Но почему именно меня?..
- Вы ещё молоды. И кажетесь мне разумным человеком.
- Надо же. Вы, наверное, единственный, кто считает меня разумным. Остальные уверены, что наоборот.
Я чуть было не ляпнул, что у меня специфические вкусы, имея в виду, конечно же, то, что только истинно умный человек не лезет на рожон попусту и при этом умеет бесстрашно стоять на своём, - но нас прервали. Губернатор сел за стол и пригубил шампанское из стакана.
- Вы... давно из этого стакана пьёте?.. - спросил его вернувшийся Страйк, и мне очень не понравилось выражение его лица. Побледневшее такое, как у человека, наступившего на гадюку.
- Да... а что?
- В нём белена. От неё нет противоядия!
- Идите блевать! Срочно! - заорал я на губернатора.
- Но я не знаю, как!
- Два пальца в рот! Хоть прямо здесь, в углу! Живо!
Страйка я не убил на месте только потому, что, во-первых, было не до него, а во-вторых, у меня не было под рукой пистолета. Ну, и в-третьих, было как-то брезгливо убивать эту безоружную болонку. Он говорил, что яд подливал не он, и предназначался яд вовсе не губернатору, а он просто знал, что в стакане яд, и потому поставил его на самый край стола... Я не то чтобы ему верил. И почему я сразу не уничтожил тот флакончик с беленой?!.. Стакан я выплеснул прочь.
Роджерс удалился блевать в подвал - я не лез, но всё больше не находил себе места от беспокойства. После всех смертей тех, кто относился ко мне по-человечески, эта последняя смерть стала бы самой нелепой и этой нелепостью приводила меня в отчаяние. Я рычал и чертыхался и чувствовал себя каким-то слишком живым, как будто пробыл на суше гораздо дольше. Может, это оттого, что в последний раз?.. Сердце колотилось, и очень хотелось кого-нибудь убить.
Вскоре я увидел, что Вэйн утащил Роджерса за ту дверь, где искали клад. Дверь захлопнулась за ними и не открывалась. Я понятия не имел, что там могло произойти, и караулил под дверью. Шарп караулил вместе со мной. Время текло тягуче, и в то же время я чувствовал, как приближается рассвет. Моё время шло уже не на часы - на десятки минут. Если бы не Роджерс, я бы уже чертовски боялся за себя - как боится приговорённый перед казнью. Но вместо этого я боялся, что он умрёт, и это будет последним, что случится со мной на берегу. Что я вернусь на свой проклятый корабль, зная, что не спас никого, и его в том числе, и что в жизни нет ни на грош справедливости. Я всецело заслуживал то, что со мной случилось, - но только не Роджерс. Он не заслуживал смерти.
Испанцы куда-то разбежались. Остававшиеся в зале разговаривали с голосами в голове. И мне было чертовски завидно. Они были не одиноки. Они даже не знали, что такое одиночество.
- Где мой голос с неба? Где этот чёртов боженька, когда он так нужен? - не выдержал и взвыл я. - Почему, стоит натворить какой-нибудь хуйни, так он тут как тут, а когда нужно чудо, его нет?!..
Я метался от входа в форт до зала и обратно, бился о запертую дверь. Роджерс должен был выжить - иного исхода я не рассматривал. Но как вымолить эту невозможную возможность - понятия не имел.
- Почему ты молчишь? Почему, блядь? Мой срок истекает! Неужели даже в мои последние часы ты меня не услышишь? А как насчёт выполнить последнюю волю умирающего? Ведь не для себя прошу! Я уже пропащий, а ему ещё жить и жить! Где твоё хвалёное милосердие?
Небеса не отвечали. Из тайника не доносилось ни звука.
- Почему.так.долго?!.. Я дождусь. Даже если солнце взойдёт раньше, я дождусь! Но что я могу сделать, что?.. Что я могу отдать? У меня ничего нет! Чего ты от меня хочешь? Чтобы я раскаялся во всех грехах? Хочешь, на колени встану?!..
- Заткнись, - взмолился Страйк. - Или я тебе язык отрежу.
- Всё равно прирастёт, - возразил кто-то.
- Сначала допрыгни. - я останавливался у стола, пил и уходил проверять дверь снова.
- Раз испанцы убрались, может, отплывём?..
- Я не могу уйти без Роджерса, - не слишком уверенно возражал англичанин-дипломат.
- А если он уже мёртв?
- Он жив, - рычал я.
- А если он выйдет оттуда живым, как мы узнаем, что это всё ещё Роджерс, а не нечто иное? - продолжал усложнять Страйк. - А если он станет таким же, как он? - он кивнул на меня.
- Если он станет, как я, тогда я возьму его с собой, - сказал я, не задумавшись.
Раньше я думал, что такого бессмертия не пожелал бы и врагу. А теперь оказалось, что страшнее всего одиночество. А коротать вечность вместе с кем-то ещё - даже не тянет на наказание.
- Это хорошо.
- Я в любом случае смогу взять его с собой. Я всё равно собирался подбросить мисс Осборн до Нассау. С тем же успехом я подвезу Роджерса. Я уже не смогу сойти на берег, но он-то сможет.
Англичане, казалось, выдохнули с облегчением. А меня больше не волновало, отплывут они или нет. Меня волновали только первые лучи рассвета над горизонтом. Почему так долго...
- Если меня потянет к кораблю, я зубами за косяк буду держаться, блядь, - пообещал я. - Я не уйду в море, пока не увижу его живым! И делай со мной что хочешь. Я от тебя не отстану. Услышь же ты меня хотя бы в мои последние минуты! Мне нужно ёбаное чудо! Я на всё готов, только скажи!
Дверь открылась. Все столпились у входа. Я протолкался вперёд, уже видя Роджерса, без сил опустившегося на скамейку, и стоявшего над ним Вэйна.
- Вы чего собрались? - спросил Вэйн. - Мы собирались туда, вниз.
- Вы только что вышли оттуда. Вы ничего не помните?..
- И долго мы там пробыли?
Я не знал, что ответить, но мне было и не до ответов. Роджерс был бледен и ещё вызывал опасения, но он определённо был жив.
- Живой... разойдитесь, дайте ему воздуха!
Сейчас никто не смог бы меня подвинуть. Роджерс клонился набок, я придерживал его за плечо и не мог перевести дух. Не мог до конца поверить. Теперь не страшно было уйти хоть в море, хоть в ад к морскому дьяволу, - с ожиданием и неизвестностью не сравнятся уже никакие адские муки. Теперь я почти даже с радостью мог вернуться на свой корабль и посмотреть в глаза вечности, зная, что чудеса возможны и что где-то в мире есть Вудс Роджерс, и он жив.
Солнце показалось над горизонтом, море вспыхнуло золотыми отблесками, я вышел на берег, ожидая шлюпки со своего корабля.
В лучах рассвета Летучий Голландец опустился под воду вместе с мачтами и дырявыми парусами, похоронив на морском дне свою мёртвую команду и своё проклятие.

Итоги и благодарности - тоже немного отперсонажные и немного матерныеУ Иеронима больше нет своего корабля, зато будет место на корабле Вудса Роджерса. Тот, кто за полвека побывал почти во всех уголках земного шара, а также награбил и запомнил немало карт, капитанских дневников и книг, наверняка будет полезен. Главное, чтобы не старпомом, а то я буду орать чайкой очень громко
Считаю, что у мёртвой команды ван Стратена душ уже не было и они были просто нежитью, а то за них обидно как-то, они же не виноваты, что их капитан ебанько. И мне нравится идея, что после смерти Энн Бонни станет новым капитаном Летучего Голландца после отца. Это красиво. Легенда должна жить.
Я ещё раз скажу, что игра была прекрасна по концентрации микросюжетов и завязок. Да, не без минусов, которые для кого-то могли быть более существенны, чем для меня. Печально, когда игрок в течение всей игры сидит на одном месте, когда играющие мастера не в состоянии отслеживать всё и всех, - но возможность обратиться к игротехам и возможность взаимодействовать с игроками не исчезли. Печально отсутствие посмертия, хотя я не сторонник перевеса в мистику (сказал самый мистический персонаж игры) и засилья призраков. Количество оставшихся в пистолете зарядов я бы на будущее маркировал, например, отклеиванием кусочков скотча, поскольку по ничейному пистолету не очевидно, заряжен он или нет. Но эти мелочи меркнут на фоне общего взлёта. И у меня ни на секунду не возникало мысли "фу, мастера ушли в данж". Я во вролинге вообще думать забыл, которые тут персонажи мастерские, а финал обеспечил мне весь катарсис. Спас Вудса, конечно, Вэйн, зато Иеронима точно спас Вудс.
Спасибо мастерам Владу и Нике! Спасибо Рисе и Ярхэ за игротехнику! Не буду говорить банальности, скажу кратко: охуенно получилось.

Вэйн [Влад], собака ты страшная, рад, что ты выжил! Но Мэри-то за что?..
Вудс [Ника], вот как у тебя получается быть таким светлым? Вон и Вэйн туда же, на свет прилетел. Ты ёбаный ангел, что ли, признавайся?
Шарп [Люция], я хреновый отец, но спасибо тебе за сочувствие и участие.
Энн Бонни [Ортхильда], я так и не узнал, что ты моя дочь, но, может, и к лучшему? Ты была прекрасной отчаянной ирландкой, истинной пираткой. Я горжусь тобой.
Нэнси Осборн [Эмбериза], я ещё более хреновый джентльмен, прости, что уделял не так много внимания, как следовало. Спасибо за то, что не боялась. Больненько сложилось...
Страйк [Рю], какой же ты был чистенький и скользкий! Среди пиратов тебе явно делать нечего. Да и на море тоже. Удачи тебе, сухопутная крыса.
Джек Рэкхэм [Алёна], а ты был такой дерзкий, любо-дорого посмотреть! Жаль, что так и не набили друг другу морды. Без тебя стало на порядки скучно.
Тич [Лён], твоё сочетание набожности и чувства юмора было удивительно. Может, ты и козёл, но мне ты нравился. Покойся с миром.
Рассел [Вера], признание меня хорошим человеком было неожиданно. А ещё ты так красиво вёл все эти политические игры, в которых я нихрена не понимал.
Наташа, Кэта, Северин, Ро, Райт, Ло, мы мало пересекались, но вы ж красавцы!
Ящик рома и всех обратно.
Радио Нассау.FM передаёт всем мою любимую песню "Ебитесь якорем"!


Уехал утром, дома упал спать. Надеюсь, найдётся бандана, которую Иероним отдавал кому-то на перевязку. Очень жду фоток, ибо мы были красивые.