Проснувшись после Лестницы, я успел только покормить крыс, собрать рюкзак и побежать (бегал я медленно: печень говорила, что Киту был не прав, но хоть бы в одном глазу!..). Традиционно приехал к Вере пить чай и морально помогать со сборами. Фасовали на кухне яд - ничто не выдавало в Горацио не совсем мирного студента, кроме лосин, обсыпанных лауданумом. Я полапал Таро Петербурга - слишком сюжетное для меня, и слишком крупные карты, но там классный Повешенный, который и на карте стандартного размера смотрелся бы отлично. Всегда считал, что Повешенный - очень питерская карта, и вот сошлось. Стыринг

(с) Отсюда
Стартовали на такси до Корсакова, на сей раз без приключений. Там нам предоставили ещё одно игровое помещение, так что я всерьёз задумался об этом антикафе по части Зойкиной квартиры (когда я таки раскачаюсь её поставить), хоть оно и недешёвое. Я занялся бутербродами и занимался ими до самого парада, потому что сложно перестать, а потом был Йорик, и как он был - вы, в общем-то, уже знаете. Как я давно не играл положительных персонажей-то, аж соскучился!
И соскучился по играм по пьесам с самой "Испании" по Лопе. До сих пор говорю ямбом и думаю ямбом, но как же это здорово и органично получается на игре!

Йорик-младший. Отчёт отперсонажный. Осторожно: слэш (без рейтинга). Осторожно: ямб!Пару месяцев назад принц Гамлет с другом приехали на каникулы из Виттенберга, а сегодня по приглашению принца в замок прибыли актёры, труппа под предводительством Просперо. Я уже знал, что труппа эта убивает не только скуку, поскольку именно я передавал актёрам перед прошлыми их гастролями поручение принца избавить его от старика отца, подкреплённое увесистым кошельком. С чего бы им возвращаться? Тут и дурак поймёт, что что-то назревает.
- Ты собирался рассказать, чему учат во Франции, - напомнила сыну королева.
- Об этом лучше пусть Лаэрт расскажет, - заметил я.
Гамлет окликнул Лаэрта, также недавно вернувшегося из Франции - и намеревавшегося туда же и отбыть в скорейшем времени. Лаэрт встал перед королевой и изящно поклонился.
- Вот этому и учат, - сказал я.
Лаэрт принялся перечислять мудрёные науки, Гамлет подсказывал:
- Химии?
- Смешению напитков, - сказала королева.
- Стихосложению...
- Сложи-ка нам стихи. Верлибр - это стихи без рифмы.
И чем тогда такие стихи отличаются от презренной прозы?..
- Так дайте тему мне.
- Пусть будет театр.
Гамлет вышел с Лаэртом сочинять стихи вдвоём, поочерёдно обмениваясь строчками. Я заметил:
- Это похоже на дуэль.
- Да ну...
- Я подобрал бы сравнение другое, да вы обидитесь.
- А ты присоединяйся, - пригласила королева.
- Нет, третий - лишний, - посмеялся я, - Третий - лишний.
А когда верлибр был завершён и заслужил похвалу королевы, я обернулся к дверям, где приветствовали очередных гостей, - и увидел Розенкранца. И больше никого уже не видел. Тот, как и Гамлет, два года назад уехал на учёбу, но, в отличие от него, ни разу не приезжал на каникулы. Эти два года были... разными. Дни то тянулись мучительно долго, то пролетали незаметно, я ему писал, ждал ответов, спал с Гамлетом, не осмеливался о нём спросить, гадал, как он изменится... Никак. Он вовсе не изменился, и то, что я чувствовал, не изменилось тоже: ожило, забилось, бросилось навстречу. Насколько было больно прощаться - настолько радостно было видеть его снова.
- Розен! Мой милый, как же я скучал.
Я хотел его обнять, но он протянул мне руку с цветной бумажкой.
- Что это?..
- Фантик. Чтобы им шуршать.
- Всё, что ты можешь мне сказать после разлуки, - презренный фантик?!..
- Ну, не всё. Но им шуршать запрещено, и я подумал, что, может, ты...
- Да к чёрту фантик. Как твои дела? А шрам тебе идёт.
- Дела неплохо. Это Гильденстерн, - он наконец представил парня, маячившего рядом, - Мой друг.
- О, вы учились вместе? Рад знакомству. Я Йорик. Шут.
- А, шут... я что-то о вас слышал.
- Вам говорили обо мне?
- Да, пару слов.
К нам подошли стражники:
- Что это у вас?
- Фантик, как видите, - ответил я.
- Но он шуршит, а им нельзя шуршать.
- Так в том и удовольствие: шуршать, когда запрещено. Шуршать украдкой.
- Но это нарушение приказа. Отдайте фантик.
Розенкранц быстро выхватил фантик у меня, и все потеряли оный из виду.
- Всё, больше не шуршит.
- Но где вы его взяли? Где конфета?
- Конфеты нет. Таков удел шутов: одним конфеты достаются, другим лишь фантики. Но фантики полезней: целее будут зубы.
Стражники уже посмеивались, забыв о фантике. Я продолжал:
- А кто сосёт конфеты, у того бывают зубы не в порядке...
Похоже, Гильденстерна я спугнул. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. И стражники ушли, а Розенкранц проговорил:
- Послушай. Дело в том, что Гильденстерн...
- Я понимаю, не освоился ещё. Стесняется. Но это ничего, привыкнет.
- Не в этом дело. Гильденстерн и я - у нас с ним всё серьёзно. Он ревнует.
- К кому, ко мне? К шуту?!..
Вот это да. Кто же увидит соперника в шуте? Ведь это всё равно что ревновать к детской игрушке, к деревянной лошадке. Но я ещё надеялся, что пригожусь, что всё ещё может устроиться, - в конце концов, втроём можно неплохо проводить время, я был не против делиться тем, кого никогда не считал себя вправе присваивать себе одному.
- Да, и к тебе.
- Но это не помеха. Нам стоит познакомиться поближе. Сойтись втроём...
- О чём вы тут? - вот кстати и Гильденстерн. Что б ему стоило отсутствовать подольше!
- Ты напрасно сердит на Йорика. Он славный малый.
- Вы давно знакомы?
- Мы вместе выросли. Он - сын шута, я - паж: всё время при дворе.
Мы подошли к столу. Я старался держаться с Гильденстерном дружелюбно. Я ему не нравился - ну что ж, не привыкать; но, может, он хотя бы скоро уедет?..
- Вы надолго в Дании задержитесь?
- Не знаю. Я ни разу здесь прежде не был. Мой отец, вы знаете, был здесь казнён по подозрению в измене...
- А, точно, - Гильденстерн, припоминаю.
- А я приехал осмотреть страну, которую не видел двадцать лет.
- Здесь нечего смотреть: здесь лишь сугробы, слякоть, снег и дождь... и кислое вино. Лучшее, что в ней есть, до Дании, увы, так редко доезжает! - я укоризненно взглянул на Розенкранца. - Принц Гамлет хотя бы на каникулах гостил, а что же ты?..
- Гостил? - переспросил Гильденстерн. - И где же, в вашем доме?
- Нет, дома у себя: его дом - Эльсинор, как, впрочем, и мой дом.
Король Клавдий также подошёл к столу, налил себе бокал.
- Ну, как вино? Попробуй, Йорик.
Я отхлебнул протянул бокал ему. Его ещё ни разу не травили, но при отце я научился распознавать яды на запах и на вкус.
- Букет хорош.
- Вино из погребов? - спросил Гильденстерн.
- Здесь всё из погребов, - ответил я. - Весь Эльсинор - один сплошной подвал, за исключением высоких башен. Но и в них темно и сыро, как бывает на чердаках.
Тем временем стражники докладывали королю:
- Ваше Величество, по вашему приказу был обезврежен фантик!
- Я не давал приказа. Это слова Полония.
- Но говорил он с ваших слов.
- Я подтверждаю, говорил Полоний, - вставил я.
- Это твой фантик? - спросил король.
- Нет. Я его нашёл.
- Он у тебя?
- Нет.
- У него, - стражники указали на Розенкранца.
- У него тоже нет, я за него ручаюсь.
Розенкранц поочерёдно достал из карманов и сапог томик сонетов, колоду карт и флягу:
- Это не фантик... и это тоже.
- Обыщите, - велел король.
Стражник Бернардо послушно облапал Розенкранца:
- Позвольте вашу руку...
- Просят руки не так, - сокрушался я и хотел уже было показать, как надо.
- Что здесь происходит? - подошёл Лаэрт.
- Просят руки, - ответил я. - И ищут фантик. Возможно, они котики в душе.
- Фантик не найден! - отчитался капитан Марцелл.
- Он ускользнул бесшумно, вероломно, - добавил я.
- Прикажете найти?
- Найдите что-нибудь другое, - отмахнулся король.
Но стражники вместо того, чтобы искать фантик, следили за Розенкранцем и Гильденстерном. Розен читал сонеты вслух, а мы читали из-за его плеча. Гильденстерн снял мою ладонь с его плеча, и я обнял Розена за талию, - хотя бы эту малость у меня никто не сможет отнять, пока он рядом. Просто прикоснуться, прижаться щекой к плечу, слушать голос - так бесконечно много в сравнении с ничем.
- Что это вы здесь делаете? - нагрянули стражники.
- Стихи читаем.
- Почему втроём?
- Чтобы запомнить лучше, - ответил Гильденстерн.
- Вы обнимались! - сказал Марцелл.
- Я скучал, - я ответил честно.
- Вы за руки держались. Содомия! - сказал Бернардо.
- Где в Дании закон, - возмутился я, - Что запрещает за руки держаться? Вы как пройдёте ночью, в темноте, за другом с фонарём, с ним за руки не взявшись?
- Я принесу лекарство, - заявил Бернардо и исчез.
- Лекарство от чего? Чтоб видеть в темноте, подобно кошке? - спросил я, но его след простыл.
- Вся стража в Эльсиноре всего за пару лет сошла с ума? - недоумевал Розен.
- Дурная атмосфера, - я пожал плечами и шепнул Гильденстерну: - Бегите. На паром, на вёсла, за границу...
- Сбегу, но не один.
Ни из-за стражников, ни из-за Гильденстерна - не знаешь, кто настырней - мне было не суждено остаться с Розеном наедине и хотя бы поговорить. Сказать любую глупость, чтобы ещё раз взглянуть на его улыбку. И что он нашёл в этом зануде?..
Чтобы привлечь внимание стражников и убедить их в том, что можно держаться за руки, мы взялись за руки впятером с Горацио и Лаэтом и стали водить хоровод, говоря, что это датский народный танец. Бернардо подтвердил, что у него в деревне так танцевали.
Гамлет пригласил всех взглянуть на представление актёров. Король позвал меня и усадил подле себя. Просперо объявил, что действие происходит в Сицилии. Один актёр изображал герцога, актриса - его целомудренную жену, а другой актёр в маске - его коварного брата.
- Целомудрие его жены не делает ему чести, - заметил я.
По замыслу спектакля брат убил герцога, когда тот спал, влив ему в ухо яд, и лживыми словами и подарками склонил на свою сторону его вдову. Она вышла за него замуж, а он принял всю власть, однако правил недолго и был убит заговорщиками, а несчастная женщина отправилась в монастырь. Я в упор не видел, в чём её вина, ведь она не знала об убийстве. Неужто Гамлет, заказывая такую пьесу, всё ещё не мог простить матери поспешный брак? Он говорил, что этот спектакль - новые веяния и что такие ужасные нравы могут быть только на Сицилии, а в Дании такого произойти никак не может.
- У нас в Дании - сразу бы в монастырь, - согласился я.
Королева показала мне кулак, но король за меня заступился.
- Он с ногами сидит на стуле! - сказала она.
- Стул не грязный, - я на всякий случай свесил ноги.
- А ноги ты помыть не пробовал? - спросил Гамлет.
- Тогда стул будет мокрым.
Король продолжал меня расхваливать:
- Мой шут сыграл бы лучше.
- А мне понравилось, - вступился я за актёров. - Особенно тот герцог. Держать такое постное лицо я бы не смог - свело бы сразу скулы.
- Какие у вас есть ещё спектакли? - спрашивали у смущённо толпящихся актёров.
- Есть пристойные с моралью, есть непристойные, и в итальянском духе, - перечислял Просперо.
Итальянский дух всех заинтриговал. Полоний говорил, что такие пьесы нельзя пускать смотреть юных девиц, Лаэрт же утверждал, что нужно непременно посмотреть такую пьесу, иначе как мы узнаем, что непристойно и чего стоит избегать. Королю даже предлагали первым просмотреть пьесы, чтобы выбрать, какие можно показывать всем, какие нет, но он заявил, что цензурой заниматься не намерен и всем разрешит присутствовать. Актёры ободрились и ушли репетировать.
Король открыл бутылку и собрал вокруг себя двор - и английского посланника.
- За что мы пьём?
- За процветанье Дании!
- И дружбу с Англией.
- За процветанье всех! - обобщил я.
- Прекрасный тост.
- Но если будет процветать Норвегия, с которой мы враждуем... - заметил друг Гамлета, Горацио.
- ...То если мы Норвегию захватим, так лучше процветающей, чем бедной, - ответил я. - Так больше нам достанется добычи.
Запоздало подошли Розенкранц и Гильденстерн, им тоже налили, представили их посланнику; как только он узнал, что они учились в Англии, все сразу же сошлись на том, что в Дании необходимо учредить Академию наук, а президентом назначить Розенкранца. За это я выпил с ещё большим удовольствием - ведь это значило, что Розенкранц останется в столице:
- За Академию! И Розенкранца в президенты!
Выдвигали, впрочем, и кандидатуру Полония, как человека умудрённого опытом, но сошлись на том, что он нужнее при дворе и не сможет совмещать обе должности.
Тем временем обещанного спектакля в итальянском духе всё не было. Пошли торопить актёров, а они сказали, что их актриса занята с епископом, а без неё они играть не могут.
- Епископ кончит - сразу начинайте, - распорядился я.
Затем на наших глазах король удалился разговаривать с Просперо
- Епископ с актрисой, а король - с главою труппы... всё сообразно статусу и вкусам, - заметил я.
Розенкранц снова нашёл удачный сонет в своём сборнике и показал нам с Гильденстерном. В оном сонете явно говорилось о мужчине. Офелия, сестра Лаэрта, заинтересовалась, что мы читаем, и я ей тоже показал - зажмурившись. Она, похоже, поняла и вежливо сказала, что сонет очень необычен. Внезапно Гильденстерн принялся отвешивать ей изящные комплименты - Розен, похоже, сам удивился такому умению своего друга. Я воспользовался случаем, чтобы попытаться увести его хоть ненадолго, хоть недалеко от Гильденстерна, - они ведь не пуповиной были связаны, как близнецы!..
- Вот, он уже заводит знакомства с местным населеньем. Пусть общается, - успокаивал я Розенкранца.
Он присел на стул - казалось, в первый раз, не считая спектакля. Так можно было не тянуться до его плеча, приподнимаясь на цыпочки, а обнять за плечи, прильнуть к затылку...
- Йорик.
- Что - Йорик?
- Ты можешь не лежать на мне?
- Нет. Не могу.
Наконец пригласили на второй спектакль, и это стало для него предлогом встать с места.
Розен, мой ангел... неужели никогда мне не обнять тебя, и не поцеловать ни пальцев, ни ключиц? Хотя бы пряди волос мне не оставишь в утешенье? Я ждал два года, засыпал, тебе шепча всё то, что повторять хотел бы вечность, и просыпался с именем твоим, уже произнесённым... Моё сердце, я ждал два года ради никогда?..
Я сел, как и прежде, по правую руку короля. Спектакль в итальянском духе оказался интересней первого, поскольку к исполнению ролей привлекали зрителей и даже спрашивали их мнения, как персонажам поступить. Речь в пьесе шла о правителе, чей верный друг нашёл ему невесту - дочь колдуна - и привёз на корабле. Колдун пообещал, что мужа его дочери настигнет смерть, но если друг раскроет эту тайну - он обратится в камень. Колдун подсылал правителю всякие опасные подарки, а друг их убивал, - так Марцелл сыграл сокола, а я сыграл коня. Но когда правитель стал подозревать, что друг желает ему смерти, и приговорил его к казни, тот признался и окаменел, а колдун добавил условие, что только кровь из сердца девы его спасёт. Дочь колдуна, недолго думая, заколола себя, и пришлось колдуну её спасать и раскаиваться. Гамлет играл соратника героя и долго спорил с ним в темнице, а затем пытался остановить невесту, - так вжился в роль, словно с ним всё это взаправду происходило. Все были очень тронуты этой историей о самоотверженности.
- А мораль сей пьесы, - резюмировал я, - Не посылайте друга за невестой, не то его она полюбит, а не вас.
Мне стали говорить, что пьеса не об этом, - но с кем дочь колдуна плыла на корабле, того и выбрала, да так, что жизнь готова была отдать. Что это, если не любовь?
Король торжественно объявил об учреждении театра, а Гамлет пообещал выделить средства из своего наследства на мрамор для его фасада, - но поскольку строительство могло занять долгие годы, было решено, что театр будет обретаться и давать представления покуда в Эльсиноре.
- И отнимать мой хлеб, - заметил я.
- Ты тоже можешь участвовать в спектаклях, - предложил король.
Что ж, если Гамлет в самом деле решил отблагодарить труппу постоянным контрактом, - и в Эльсиноре станет веселее, и сам принц развеется.
После спектакля королева загорелась написать собственную пьесу совместными усилиями и привлечь актёров к постановке. Нашли лист, перо, собрались вокруг стола; у меня был самый разборчивый почерк, и я записывал.
- Решим сначала, о чём же будет пьеса, - сказала королева.
- О любви? - я не знал других вариантов: все пьесы, все стихи - всегда о любви.
Королева придумала и начертала название: Omnia vincit amor. Из этих слов я знал только последнее. По её замыслу, в пьесе должно было быть несколько историй о том, как любовь побеждает дурные качества.
- Нужно придумать, что противостоит любви.
- Месть.
- Ревность, - сказал я.
- Осужденье общества, - добавил Гильденстерн.
- Жадность.
- Глупость.
Назвали восемь качеств и вычеркнули одно, оставив по числу участников. Затем поочерёдно придумывали истории. Предполагалось, что каждый станет рассказчиком, а актёрам придётся импровизировать - возможно, вновь привлекая зрителей. Гильденстерн сочинил историю о мести - о представителях двух враждующих семейств, забывших о вражде. Гамлет - историю о смерти, в которой чума, пришедшая в город, отступала пред ликом любви. Историю об осуждении взяла на себя сама королева, придумав принца, который влюблялся в простую девушку, а она оказывалась заколдованной принцессой. Но Розен возразил, что в таком сюжете побеждала не любовь, а волшебство. Решили, что принц покидал ради возлюбленной дворец, притворяясь нищим. Лаэрт придумал историю ревности - в ней говорилось о том, как герой отказывался от невесты, потому что она любила другого... признаться, эту историю я толком не запомнил. Розенкранцу досталась история о жадности - и он выдумал скупого ювелира, оставившего дочь без приданого, и жениха, посватавшегося к ней вопреки сему. Горацио предложили историю о предательстве, и он начал говорить о двух враждующих городах и вражеском лазутчике, проникшем в один из них.
- Влюбившись, он в том городе остался, - подсказал я, - Чтоб защищать его.
- Тогда любовь не побеждает предательство, а побуждает...
Изменили историю так, чтобы лазутчик превратился в купленного наёмника, хотя таким образом победа получалась скорее над корыстью. Глупость сперва вычеркнули, но затем, когда Лаэрт произнёс "её жених", мне послышалось "ёж", и все единодушно постановили, что мне завершать спектакль историей о глупости и еже. Я решил не сочинять её заранее, а импровизировать. В конце концов, не так-то просто полюбить ежа, даже если это заколдованный принц. Тут не поймёшь, что глупее: бросить этого глупого ежа или возиться с ним. Наверное, второе.
Королева отправилась за актёрами, а мы заметили у входа нового гостя. Тот говорил, что он англичанин, сопровождал посланника, но задержался, наткнувшись на дороге на разбойников, и был ранен в руку. Все поочерёдно представились, представился и я:
- Я Йорик.
- Просто Йорик?
- Йорик-младший. Я шут, потомственный. Отец мой был шутом, и дед...
- Ну надо же. Ни разу не слышал о династиях шутов. Вас и землёй, должно быть, оделяют?
- Да нет, зачем же мне земля? Выращивать картошку?
- Нет, той землёй, что каждому потребна: шесть футов вглубь.
- О, эту, несомненно, мне выделят однажды за оградой.
А он умел шутить, этот иноземец! Почти как шут. Похвальное уменье для дворянина.
Актёров не нашли: они исчезли. Забрали деньги и предпочли не связываться с оседлой жизнью? Мы, конечно, могли поставить спектакль и без них, силами придворных, - но не нравилось мне это бегство: как крысы с корабля. Ко всему прочему у всех дверей встали охранники и велели никому не покидать зала по приказу короля. Вслед за королевой и принцем я устремился к королю, дабы выяснить причину этого приказа. Он полулежал в кресле, вид у него был нездоровый.
- Что с вами, дядюшка?
- Голова болит, отстаньте.
- Бернардо, принеси воды!
- Да он уже принёс.
- Послать за доктором?
- Нет, доктора не надо.
Гамлет всё же хотел позвать врача, настаивал, спорил, но король был непреклонен, а отменить его приказ и дать стражникам новый - принц не мог. Я помнил, что когда мы с Гильденстерном спросили Розенкранца, откуда его шрам, он ответил, что повстречал грабителя на тёмной улице, но благодаря знанию медицины лишил того возможности и желания щипать чужие кошельки. Однако привлекать Розена мне не хотелось: когда с королями что-то случается, лекари нередко попадают в опалу.
- А в Виттенберге вы, мой принц, не изучали медицину?..
- Я - нет, но, может быть, поможет Розенкранц.
- Если король не будет против...
Гамлет позвал Розена, и, по крайней мере, я мог надеяться, что в случае чего принц возьмёт хотя бы часть ответственности за это решение на себя. Розенкранц пощупал пульс, осмотрел зрачки, отвернулся к нам и сказал только одно:
- Всё очень плохо.
- Его хватил удар?
- Нет, хуже. Его глаза... жёлтыми стали, как при отравленье.
Теперь королевский приказ можно было послать к чёрту - стражники пустились бегом за лекарем и привели его. Лекарь отворил ему кровь и вскоре заявил, что королю гораздо лучше:
- Вот видите - он улыбается. И вам, принц Гамлет, он велел кровопусканье сделать от меланхолии, которой вы страдаете, и выпить слизь улиток.
- Я не страдаю меланхолией!
- Это правда, - вступились мы с Горацио за принца. - Он играл в спектакле, смеялся, сочинял стихи, - на меланхолию всё это не похоже.
- Но я не вправе ослушаться приказа короля.
- Король был не в себе, - увещевал я, но, видя, что лекарь непреклонен, выступил вперёд и закрыл Гамлета собой, встав между ним и лекарем. - Я не позволю тыкать в принца всем этим вашим медицинским арсеналом.
- Но, может быть, хотя бы слизь улиток?..
- Я вам за процедуры заплачу, хоть вдвое, но не выпью эту гадость!
- Но таков приказ. Выпейте за здоровье короля!
- Я за его здоровье лучше выпью хорошего вина.
- А вы с вином смешайте слизь улиток - и не почувствуете вкуса.
- Может, - шепнул я лекарю, - Нам только сделать вид, что мы в вино подлили слизь улиток? Так и король останется доволен.
Так и поступили. Плеснули вина в пустую чашу, в которой якобы была слизь улиток, и принц воздел её над головой:
- Дания, смотри, как за здоровье короля я выпью слизь улиток!
- Вот мужества достойный образец! - поддержал я, и Гамлет осушил чашу.
Короля не было слышно. Он лежал так тихо, что по спине пробежал холодок. Я не осмелился подойти к нему первым, но подошли королева, Гамлет... Он был мёртв. Врача немедленно арестовали. Поднялись шум и суета, в которой я старался только держаться рядом с Розенкранцем, чтобы вмешаться, если кому-то взбредёт в голову обвинить его. Я постепенно понимал, что раз актёры сбежали, то это их рук дело, как и в прошлый раз, - а значит, им снова заплатили... Снова Гамлет. Но почему?! Его отец был тираном, они часто ссорились, и страна была измождена военными походами, - и Гамлету пришлось пойти на этот шаг, чтобы спасти себя и Данию. А Клавдий был мирным малым, внимания не обращал на увлечения и занятия племянника, войн не вёл, - неужели убивать его лишь за то, что он взял в жёны вдову своего брата? Или за то, что занял трон?..
Удел шута - хранить секрет своего принца. Теперь уже - своего короля. И волноваться только о том, чтобы никто его не раскрыл. Королева велела всем замолчать и почтить память короля, а следом - преклонить колени перед новым королём. Придворные поочерёдно присягнули, а Гамлет не только позволил Гильденстерну жить снова в Дании, но и даровал Розенкранцу рыцарское звание и назвал будущим главой Академии наук. Мне было жаль короля Клавдия, и только это мешало мне быть абсолютно счастливым. Я тоже стоял на одном колене и ждал, скажет ли мне что-то Гамлет, и думал, что ответить; как преданный слуга, я мог сказать, что душой и телом ему принадлежу, - но сердце ему не принадлежало...
Однако обо мне Гамлет не вспомнил. Он спросил у Полония руки его дочери и предложил Офелии стать его женой. Она была согласна, - но не при мертвеце же говорить о любви!..
- Где гроб стоял, столы там будут яств, - пробормотал я.
Гамлет направился к королеве за благословением. Признаться, на что уж я дурак, но и мне казалось наивным ждать её одобрения после того, как долго сам Гамлет осуждал её поспешный брак. Конечно, королева была разгневана.
- Прошу дать мне благословенье...
- А я не дам. Ведь о помолвке сына я узнаю последней, - потому, что он просил руки, пока над телом мужа я рыдала!
Только спутник английского посланника, Глостершир, выглядел довольным. Он расхаживал среди придворных и говорил, что Гамлет - достойный сын, поскольку покойного дядю он несколько раз назвал отцом.
- И что с того? Он был мне как отец.
- А вы сейчас хамите королю, а более не принцу. Берегитесь, - предупредил я его.
Розенкранц задумчиво взял со стола стакан воды. Я вовремя оказался рядом, чтобы забрать оный, тщательно понюхать и на всякий случай ещё сделать глоток.
- Чисто. Впредь ничего не пей здесь без меня. У нас, шутов, на яды нюх как у гончих.
Замечали, что королю стало плохо после того, как появился Глостершир. У меня он тоже вызвал бы немало подозрений, если бы я не знал почти наверняка, что это был Гамлет, а не он; за свои слова он, несомненно, должен был ответить, но мне не хотелось, чтобы он отвечал за убийство, которого не совершал.
- Для дипломата он не дипломатичен... Может, кто его нанял, чтоб дружбу Дании и Англии разрушить?.. - гадал я, наблюдая за Глостерширом.
Дошло до того, что Горацио попытался вызвать Глостершира на дуэль за оскорбленье Гамлета, а тот не вызывался, спрашивая, кто такой Горацио, откуда, и кто его родители, и достойно ли сражаться с кем попало. Ссылался и на свою рану, хотя Горацио был готов также не использовать левую руку. Но дуэль в виду покойника была бы так же неуместна, как и помолвка, и я увещевал Горацио:
- Оставь его: он, видно, мой коллега, шут. Ты видишь, он ломается, не даст... тебе удовлетворенья. Сплошные отговорки.
Боясь, что рано или поздно прольётся кровь, я подсел к Гамлету, беседовавшему с матерью:
- Мой король, когда ты вышвырнешь того шута? Ведь сразу двум шутам не место в Эльсиноре.
- Которого шута?
- А вон того, с рукой на перевязи, белобрысого.
Гамлет велел его арестовать, а тот не арестовывался. Говорил про международный скандал, что Англия объявит Дании войну, и между делом - что Гамлет так себе король. Гамлет рвался собственными руками его убить, мы удерживали его всем скопом, втолковывая, что такие безрассудные поступки не пристали королю.
- Давайте я его убью, - предлагал Лаэрт.
- Не надо, - отвечали ему хором.
- Давайте я ему по морде дам, - взмолился я.
- Он шут, ему всё можно, - поддержала королева.
- Ладно, - сдался Гамлет. - Иди и дай ему по морде за меня.
Не люблю бить людей, есть в этом что-то неправильное, обычно бьют шутов, а не наоборот, - но что ни сделаешь ради своего короля. К тому же этот тип действительно моего короля оскорбил. Я протолкался через обступивших Глостершира стражников и придворных, отвесил ему пощёчину и вернулся доложить королю. Гамлет на этом, к счастью, успокоился.
И стоило упустить Розенкранца из виду, как он обнаружил валявшуюся под троном булавку для плаща. Она могла быть отравлена, поэтому я сказал Розену не трогать её руками, сбегал за салфеткой и поднял её сквозь салфетку, а Лаэрт уже подставил лист бумаги. На этом листе булавку перенесли на дальний стол, где Розен, со всеми предосторожностями, изучил вещество, которым она была смазана. Я же понюхал салфетку - пахло неведомой мне дрянью. Снова припомнили, что Глостершир, когда явился, уселся, якобы по ошибке, на королевский трон.
- Я пробовал для короля питьё и пищу... но трон я для него не проверял, - сокрушался я.
А если булавка была в подлокотнике, то уколоться могли и я, и королева. Как Гамлет мог быть так неосторожен?..
- И у кого же мог быть яд? - гадала Офелия.
- У всех, - пожал плечами я.
- Он мог быть у кого угодно, - подтвердил Розенкранц. - Это контактный яд, им травят крыс. Его можно купить в любой аптеке.
На случай, если улику захотят украсть, Розен её зарисовал и протянул бумагу с рисунком мне:
- Вот, сохрани её.
- Сохраню у сердца, - я спрятал бумагу в задний карман штанов.
- Теперь мы знаем, где сердце у шутов, - сказал Гильденстерн.
- Да сердце у него везде, - обронил вдруг Розенкранц.
И это самое сердце пропустило удар, вспоминая, что где бы он ни прикасался - всё равно что прикасался к сердцу.
- Ты хотел сказать... что я - одно сплошное сердце?..
Розенкранц куда-то убежал, чтобы доложить о результатах исследования, а я остался приглядеть за опасной булавкой. Тут ко мне подошёл Гильденстерн.
- Что между вами с Розенкранцем?
- Дружба.
- А что ты думаешь о будущем её?
- Смею надеяться, что дружба, которой много лет, за годы не угаснет.
- Ты его любишь?
- Да. Люблю. Но не волнуйся: вам мешать не стану.
- Прости, что я был резок.
- Ты странен - извиняться пред шутом. Я не умею обижаться.
- Всё равно: ведь все мы - люди. Шут или король...
- ...Перед любовью все равны, ты прав.
- Я лишь хочу, чтоб он был счастлив.
- Так и я хочу того же.
- В этом мы похожи. - мы пожали друг другу руки.
- Я рад, что он - под любящим присмотром, в руках надёжных.
- Но когда случится, что меня не будет рядом...
- Я присмотрю за ним, - как, впрочем, и всегда. О том просить не нужно. Я за него, если придётся, жизнь отдам.
Розенкранц вернулся, а я заметил, что он забыл на столе свой томик сонетов - и подобрал. Я решил, что раз невозможно не тянуть руки к Розенкранцу, а Гильденстерна это нервирует, то лучше занять руки сонетами - это почти то же, зато не возбраняется. Все были так заняты распоряжениями о похоронах короля Клавдия, спорами королевы-матери и Полония вокруг помолвки Гамлета, поисками убийцы, - что никто не замечал, что я отныне хожу, прижав книжечку к груди, как молитвенник, или читаю из неё сонеты, вдыхаю запах, оставшийся на страницах, или целую строчки, к которым наверняка прикасался Розенкранц... А заодно подслушиваю английского посланника и Глостершира по просьбе принца. Но из того, о чём те беседовали, я ничего не понял. Зато случайно подслушал разговор самого Гамлета и королевы.
- Признайся, ты с ней спал. Подумал б головой: а если б обрюхатил?..
- Ну и что? - мрачно парировал Гамлет. - Я всё равно б женился.
- А если б ты не знал, уехал, и тогда?..
Гамлета, похоже, так утомили и поиск доказательств, и неясный статус его помолвки, что он ухитрился-таки арестовать и посланника, и Глостершира разом по подозрению в убийстве короля и исчез самолично их допрашивать. А я увидел стол, на нём - наполовину чистый лист с планом так и не сыгранной пьесы и нарисованным в конце ежом, перо и чернила, поглядел в книжечку раз-другой, и сел писать сонет - всё так же незаметно для всех, занятых всяк своими заботами. Один только раз меня подозвала королева:
- Шут, развлеки меня.
Я захватил недописанный сонет с собой и подошёл. Она сидела в кресле, откуда унесли мёртвого короля.
- Чем может вам помочь печальный шут?
- Расскажи мне сказку.
- Сказку? О чём же?
- Ты близко знал отца?
Я почему-то сперва подумал, что речь о Гамлете-отце.
- Насколько то возможно...
- Он что-нибудь рассказывал тебе?
- Не слишком. Что интересует вас?
- Ну, например, не был ли мне неверен мой первый муж. Ты понимаешь, я прошу не для себя...
Я уже слышал слухи, что Гамлет с Офелией могли быть братом и сестрой.
- Я понимаю. Дело в вашем сыне с Офелией. Но мой отец только шутил, имён не называл.
- Шутил? О чём?
- Вот говорил бывало, что, мол, силён король, его на всех хватает. Но без имён конкретных. Лишь один быть может способ выяснить детали.
- Какой?
- Отец оставил мне шкатулку. Сказал, что лучше б было её сжечь, иль утопить, иль закопать, - но я её сберёг. Как он велел, её не открывал. Быть может, её настало время...
- Неси шкатулку.
Что оставалось делать? Гамлет любил Офелию - я это видел. Когда любишь, без труда видишь те же признаки в другом. Но если они вправду были родичами, эта любовь могла обернуться катастрофой - для них обоих, для Дании... Жестокое лекарство, когда, чтобы спасти, нужно любовь разрушить! Я помчался в свою каморку, принёс единственное наследство отца - деревянный ларчик - и протянул королеве. Внутри оказались письмо и крупная брошь.
Королева прочла письмо вслух, коль скоро оно было написано рукой моего отца. Он передавал со слов покойной супруги Полония, что она родила от короля Гамлета двух детей, девочку и мальчика. Дочитав и убрав письмо в шкатулку, королева сказала искренне:
- Ты только что спас Данию от величайшего позора. Мы это не забудем.
- Мне ничего не нужно. Я буду рядом с Гамлетом всегда, как верный шут.
- Найдём его скорей.
Гамлету передали, что королева хочет его видеть, но он не спешил отрываться от разговоров с пленниками. Наконец, он вышел, и королева сказала ему, что Офелия - его сестра, - и мне пришлось встать между ними и схватить его за плечи.
- Это правда, - повторял я, каждым пальцем чувствуя его бессильную боль, - Увы, но это правда.
- Читай, - королева протягивала ему шкатулку.
- Возьми её, прочти, - просил я, хотя до принца было непросто докричаться. - Прочти, пожалуйста. Ты должен знать.
Гамлет открыл шкатулку, развернул письмо так поспешно, что надорвал край, пробежался взглядом. Затем он умчался, а мне оставалось лишь смотреть ему вслед. Я боялся одного: распри Гамлета и Лаэрта за трон. Но Лаэрт был достаточно благороден, чтобы не жаждать власти, и, похоже, братья поладили. Я вернулся к сонету - чем ещё заняться посреди бури? Если рушащийся мир рухнет окончательно, обидно будет не дописать. К столу, где я писал, подсела фрейлина, говоря о том, что мать Лаэрта и Офелии ей также доверялась в своём романе с королём Гамлетом, но доказательств не было, а раз теперь имеется два источника - то, значит, это правда. Я согласился с тем, что представить письмо было к лучшему, раз Гамлет не желал слушать ничем не подкреплённых слов.
- Слово шута спасает от позора... Забавный поворот.
Я вновь прервался, когда шум раздался со стороны стола, где хранилась булавка с ядом. Когда я подоспел, всё уже случилось: Офелия схватила булавку и укололась, Розенкранц не успел её остановить. Офелию перенесли на кресло, Полоний рвал и метал, Гамлет и Лаэрт поддерживали друг друга... А Розен наверняка - я же его знаю! - чувствовал себя виноватым за то, что не уследил, но подойти, сказать ему, что он не мог ничего предвидеть, уже казалось лишним. Я весь казался себе лишним, и это словно выстраивало невидимую стену между мной и теми, кто ещё жил здесь и сейчас. Словно я был призраком, вся жизнь которого осталась в прошлом.
Я дописал сонет и оставил его лежать на столе. Его дальнейшая судьба меня мало волновала; так, за этот стол королева Гертруда села говорить с придворными и то и дело ударяла по этому листку ладонью. Стражники говорили, что под стенами Эльсинора обнаружен отряд без знамён, который просто чего-то ждёт. Розенкранц немедленно пожелал идти поорать им со стены, и Гильденстерн и я увязались за ним хотя бы для того, чтоб он не нашёл себе проблем, - но прежде, чем мы покинули зал, вышел Гамлет с Глостерширом и объявил, что это не Глостершир, а Фортинбрас, король норвежский. За Фортинбрасом следовал тот самый отряд.
- Так значит, не разбойник, а король?.. - пробормотал я. У меня было подозрение, что Глостершир, раз говорил, что на него напали, был переодетым разбойником, - но чтоб переодетым королём!..
- Я присягнул Норвегии, - продолжал Гамлет как ни в чём не бывало, - Сейчас мы с Фортинбрасом подпишем мирный договор.
Я не верил своим ушам. Присягнуть Норвегии! Разом лишиться всего, за что сражались поколения! Что сошло с ума - я или мир? И как одному ничего не значащему шуту остановить пришедшие в движение валы истории, если для них и более крупные фигуры - песчинки?..
Два короля сели за тот же стол, Гамлету поднесли чистый лист и перо, он вывел пару букв... и на бумагу выплеснулась кровь. Озрик, придворный, оказался у Гамлета за спиной и перерезал ему горло. В тот же миг к Озрику бросились Корнелий и Лаэрт, и тот также свалился замертво. Убитого короля обступили так тесно, что я не смог бы ни подойти, ни прикоснуться, ни попрощаться... ни поверить хотя бы в то, что всё это было не кошмарным сном. Я только опирался одной рукой на стол, чтобы не упасть, пока мир вокруг шатался и грохотал скатывающимися в пропасть камнями, - поскольку в другой руке ещё был томик сонетов, и за него я держался так же. За один день потерять надежду, и потерять своего принца, своего короля, Гамлета, за которым собирался следовать до самой смерти...
- Дания будет возвращена под власть Норвегии, - вещал Фортинбрас. - Я не трону королеву, она может спокойно удалиться в монастырь.
Королева молча и выразительно ответила ему неприличным жестом.
- Можно я снова дам ему по морде? - спросил я её.
- Конечно, можно, Йорик, но не сейчас.
- Позвольте уйти всем женщинам, - заговорил Лаэрт, - И всем, кто ни при чём.
- Ну ладно, я сегодня добрый. Все те, кто не причастен к преступленьям короля Гамлета, могут уйти.
Я уходить не собирался - мне было и некуда. Я обещал быть с Гамлетом до конца - значит, до конца. Я видел, что в один ряд со мной встают и Лаэрт, и Горацио... Вот бы Розенкранц не задерживался - и я был бы совсем спокоен. Слава провиденью: сам он ни за что бы не отступил - да, я его знаю, - но королева оглушила его крепким ударом, и Гильденстерн уволок его на руках. Прекрасно. Он будет уже далеко, когда всё закончится.
А всё не закончилось, а только началось. Фортинбрас внезапно заявил, что видит в Лаэрте достойного человека и объявляет его королём-наместником Дании, а сам отбывает, чтобы позже вернуться за присягой. Лаэрту хватило ума принять отсрочку, и Фортинбрас удалился, оставив нас, как сирот в разорённом доме, - оглушёнными, но не сдавшимися, а только больше поверившими в то, что бог хранит Данию. Лаэрт, законный король, уж как-нибудь справится с норвежцами.
И, может быть, потом ему понадобится шут.

Итоги и благодарностиВпереди - заговор против Фортинбраса, в котором Йорик, видимо, примет участие как элемент, который не жалко. И если он не убьётся в процессе, то имеет все шансы жить при короле Лаэрте долго и счастливо, и с зачитанным до дыр томиком сонетов его и похоронят. Да, действительно счастливо, потому что ему достаточно для счастья а)любить и б)знать, что с любимым человеком всё в порядке, а быть с ним рядом уже не обязательно. Жил же он уже два года без Розенкранца, - а где два, там и двадцать, и пятьдесят в том же режиме. Только без писем, наверное. А Розен обязательно должен будет стать президентом Академии наук.
Спасибо мастеру Вере и кронмастеру Ильтин за игру! Я давно её ждал и очень-очень рад, что она состоялась. Это был настоящий Шекспир с ноткой постмодернизма, не перетягивающей одеяло на себя. Столько поворотов, ярких поступков, трагедий, сконцентрированных в одной короткой кабинетке... Офигительные игроки и офигительно шекспировский финал.
Спасибо Айко за Розена. Ну прост... ну как его не любить.)
Спасибо Ильтин за Гамлета. Принц и все его эмоции были шикарны. Йорик был готов ради него на всё, потому как быть преданным своему королю для шута так же естественно, как дышать, - но не любил его, да. Сложновато любить того, кто стоит настолько выше тебя.
Спасибо Терн за Гертруду. Железная королева, великолепная женщина, просто восторг. "Запишем в мемы левый хук Гертруды"(с)!
Спасибо Шеллару за доброго малого Клавдия. Йорик ценил хорошее отношение и немало сожалеет о смерти короля.
Спасибо Мориэль за прекрасного Лаэрта - такого канонично благородного, только ещё и с мозгами. Дания в надёжных руках.
Спасибо Ортхильде за Офелию - такую искреннюю и хрупкую. Безмерно жаль её, я ведь почти поверил, что Гамлет станет королём и всё у них с Офелией будет хорошо.
Спасибо Джулс за Гильденстерна - за то, что понял, простил и выслушал. Йорик не в обиде на того, кому повезло чуточку больше, и желает обоим счастья. Розенкранц и Гильденстерн ЖИВЫ!
Спасибо Владу, Дикте, Шелли и Лиаре за актёрскую труппу ассасинов-фрилансеров! Спектакли были отличными и очень круто вписывались в ткань игры. Жаль только, что мало.
Спасибо Хэл и Вене за до@бчивых стражников - с вами было безмерно весело общаться!
Спасибо Йори за Фортинбраса! Он вызывал много сложных чувств - вроде и с хорошим чувством юмора, но козёл, но и с кодексом чести вроде, но козёл! Одно слово - король.
Спасибо Хелль за английского посланника, и всем - за обитателей Эльсинора: Дуглас, Аонэ, Тикки, Сирша, Ди, вы все огнище! Йорик мало с вами взаимодействовал, увы, но какие же классные у всех были истории и классные образы!

После игры хорошо посидели с Верой, Айко, Ортхильдой, Джулс и Терн в Шоколаднице, а уезжал я снова на хвосте у Веры до Семёновской. Всем мур <3