Все надежды накануне третьего дня игры были связаны с Хубилай-Ханом, и не у меня одного. И, конечно, Хубилая на всех не хватило. Ачивку "на@бать Хана" засчитываю: Хубилай благословил наш брак, после чего я начал всячески светить перед Хубилаем своим чаротвором. Хубилай замечал, но не реагировал, а потом его убили. Возможность отхватить стекла номер раз - огрести от Хубилая - мы упустили.
Второй возможностью было огрести от Чернобога. Как персонаж я повисла на муже, чтобы не влез, как игрок - надеялся, что прилетит и нам. Но Чернобог про нас забыл, и вовсе перепутал Сэргэлэна с ордынскими детьми. Снова упустили стекло.
Последние два-два с половиной часа игры мы с Шульдихом маячили по полигону и говорили уже по жизни, исчерпав все игровые темы, но были готовы в любой момент включиться в игру, если бы кто-то обратил на нас внимание. Холодно, голодно, но мы сильные игроки, мы держимся друг за друга и за колу, заходя за ещом то к Белкам, то к Совам. Ждали, когда ученики Клдвстврц придут нас убивать вместе с остальными взрослыми монголами. По правилам, каждый взрослый ордынский колдун выносился своим особенным образом. Вынести Сэргэлэна можно было только руками человека, который был связан с ним в прошлой жизни, то есть моими. Это было бы стекло стекла - если бы Веденею под Владимыслом (=Империо) заставили его убить. После этого она ненадолго бы его пережила - нашла бы, на что нарваться и об кого сложиться. Но и этого стекла нам не досталось. Что ж, выжили - значит, судьба.
Уйдя в "тёмный блок", я словил все игротехнические шутки про брачное агентство "Х@й-Бей-Хан и Хохотун-Змей" и прочие игроцкие оговорки. В частности, Сэргэлэна называли Серегилом (хорошо, что я привёз на игру плюшевого ежа, а не плюшевую выдру). Отдельно прекрасна история про "я твой изба тотем ронял", когда при похищении бедному тотему Змея сломали зубс. И Тенгри честно шепелявил, пока его не починили...

Веденея Сова, Лю Лан Фэн, отчёт отперсонажный. Третий деньС нежданной новости началось утро. В горнице встретила нас Славница Варвара и сказала, что пришла к ней во сне Огнемира Незвановна. Пришла и сказала, что ушли они с другими Старцами да Старицами, а её жизнь разделилась на до и после Колдовстворца, - и то, что было после, она позабыла. Вышли мы на поляну, где собирались всегда для ратной потехи, но не было там Михаила Потапыча. И все Славники да Славницы говорили, что видели во сне Старцев и Стариц своих Родов, и слышали от них, что должны они были покинуть Колдовстворец. Также говорилось, что оставили они в школе тотемы маленькие, чтобы связь с Колдовстворцем не потерять, и надобно их найти да спрятать, дабы монголам они не достались.
Остались мы один на один с монголами. Покуда не было Старцев, Данжур-нойон велел Сэргэлэну ратную потеху провести. А он - делайте, говорит, что вы обычно делаете, а я погляжу. И одни парни стали в рукопашной упражняться, другие - на мечах, а мы с Совами в стороне стояли. Некоторые спешили скорей уйти и тотемы начать искать, но я просила подождать, не хотела Сэргэлэна подвести. Он подошёл, спросил:
- А Вы почему ничего не делаете?
- Мы, - говорю, - Совы и делаем то же, что и всегда: смотрим и осуждаем.
- Так ежели вам холодно, можете уходить...
- Нет, не холодно нам, мы привычные!
И как только хватает его обо всех заботиться? За учениками уследить, без Старцев распоясавшимися, - как кутят расползающихся собирать. И, конечно, что-то не так пошло: Ратибору Медведю в учебном поединке мечом перебили посох. Рассвирепел Медведь и бросился на противника. Чем окончилось дело, я уже не видала: Варвара увела нас всех к избе и сказала, что важнее всего новую Старицу Сов выбрать, пока монголы не видят, чтобы силу алую от тотема получать. Дружно порешили все Совы, что Варваре и быть Старицей. Только Гореславы Совы не было - видать, ушла с парнями в лес. Покликали мы её, да не дозвались, а мешкать нельзя было. Так и пошли к тотему без неё в надежде, что примет нас Сова не как детей, которым вместе держаться надобно, а как взрослых уже. Встали полукругом, по очереди сказали, что Род наш в руки Варвары передаём и имена свои тайные ей открыть готовы. Но молчал тотем, и не дала Первая Сова нам силы. Ушли на завтрак несолоно хлебавши.
А посреди завтрака - распахнулись двери, и вошёл Хубилай-Хан в китайских одеждах с другими монголами, и жуткие големы с ним, в полтора роста человеческих. Я сразу его узнала. За семнадцать лет он только отвратительней стал. Велели всем встать на колени перед Ханом, заскрипели, отодвигаясь, лавки. И прошли монголы между столами, наложили усыпляющие чары - где стояли мы на коленях, там и повалились. А как очнулись, на каждом уже ошейник был надет плетёный, с кисточкой, как на собак от сглаза вешают. Сказали монголы, что ежели кто попытается против их воли пойти или же ошейник снять, тот попадёт под Удушенец. Некоторые проверили тут же - схватились за ошейники, да задыхаться начали. Я и пытаться не стала. Помнила, как Хедвиг меня нечаянно Удушенцем едва не убила. Помнила, как прислал мне Хубилай шёлковый шнурок...
Сели за стол, а кусок не идёт в горло: среди тех, кто с Хубилаем пришёл, - Огнемира Незвановна, в монгольских одеждах. И впрямь себя не помнит, смотрит и не узнаёт. И Сэргэлэн здесь же, на учеников, опоздавших к завтраку, ошейники надевает, - а что он сделать может? Только бы не выдал себя! Хубилай во главе стола сел, где прежде Старцы сидели, стал отчитывать Данжур-нойона, что никакого порядка в школе нет. Сказал, что сам наведёт порядок, - и некому было сказать ему, что не Китай его здесь, а Тохты-Хана владения. Не нравилось ему, что ученики по своим Родам сидят за столами, велел разделить их как положено, по десяткам, чтобы каждый в десятке отвечал за других. Напоследок выбрал себе одну девицу и одного парня и увёл с собой. А у меня лишь одна мысль вертелась: в этой жизни - Хубилаю первым не бывать. Как бы только узнать у Сэргэлэна, лучше или хуже выйдет, ежели он в жёны меня возьмёт? И если хуже, то хоть на сеновал его затащить, и будь что будет.
Во главе десятков поставили учеников ордынской крови: и детей Джаргал, княгини Московской, и Нежату Волка, сына Огнемиры Незвановны. Указывая на одного за другим, разводили нас, "хойдов", в десятки, строились мы за спинами десятников. Говорил Хубилай, что только лучшие да сильнейшие колдунами станут, а другие им прислуживать будут. Не вчера ли я говорила Сэргэлэну, что в этой жизни я хотя бы не невольница?.. Видать, такая судьба. Теперь и смотреть друг на друга опасались, чтобы не заподозрил Хубилай. Попала я в десяток Мирославы, а туда же и Злата, и Вятко Волк, и Ворон Пёс. Когда каждого к тому или иному десятку приписали, велели очелья снять со знаками Родов да наземь бросить. А я как раз с утра очелье ещё не надевала, осталось оно в избе и так сохранилось. Кашель послышался: кто-то сопротивляться хотел, да не смог. Роняли очелья, или бережно опускали. Но незачем ими дорожить: не в тряпицах - сила Рода.
Затем велели Сэргэлэну вести все десятки на ратную потеху. Встали мы на поляне друг напротив друга, не смешивая десятки, а Сэргэлэн за нашими спинами ходил вокруг, присматривал. И объявили люди Хана, что будем мы учиться сражаться всерьёз. Приказывали десятникам выбирать по одному человеку и выставлять на бой. Иные ученики, до настоящей крови дорвавшись, били, покуда не разнимали их. Иные старались противнику не навредить, и едва тот падал - бой прекращали и руку ему подавали; это монголы не одобряли. Мирослава от нашего десятка выставила уже и Вятко, и Ворона, и как стали требовать по двое, - то обоих.
- Довольно с них, - попросила я, - они уже ранены.
- А кто тогда выйдет? Ты?
- Может, и я.
И в другой раз, как к нашему десятку обратились, Мирослава на меня взглянула, и я вперёд вышла, покуда она не передумала. Повезло мне, что против меня Эскеля выбрали, а не Волка какого с ножом. Вижу - Варвара напротив меня, из противоположного десятка, какие-то знаки мне показывает, напоминает ухватку колдовскую применить. Я развела руками: прости, не хочу Эскелю худо сделать. Сошлись мы с ним в простой рукопашной. Он ударил вполсилы, я - с размаху, чтобы не тянуть, уложить сразу. Аж костяшки сбила, да вернулась в ряд. С удивлением смотрели на меня собратья по десятку. Но жалеть друг друга - только хуже делать. Подумалось, что есть в таком учении польза: в первом бою лучше с другом встретиться, чем с врагом. Тяжело сейчас, но легче будет в будущем с Ордой сражаться. Словно нарочно готовили себе монголы достойных врагов.
Вот позволили разойтись и помочь раненым. Не хватало Белкам алой силы с таким их количеством справиться. Мирослава нас в сторонку отвела, сказала, что надобно монголов слушаться, покуда сил нет, а как соберём силы - тогда и дать отпор. Обещала к Хану подмазаться, нас нахваливать, чтобы нас лучшим десятком считали и больше свободы дали. Просила не обижаться, что наказывать за провинности будет строго, иначе всем будет хуже. Не всем по нраву было смиряться, но мне то разумным показалось:
- Если сдохнем, ничего сделать уже не сможем. А если выживем, сможем и себе, и другим помочь.
- Вот Веденея верные слова говорит.
Не знали мы, куда идти следовало, - но едва ли монголы стали бы нас по избам селить заново. Порешили возвращаться в избы своих Родов, и сговорились собираться у большого камня, когда десятки созывать станут. Ушла я в избу Сов, а там никого, только Замиля в одежды иноземные переодевается, чтобы перед Ханом танцевать, а вокруг неё лисица вьётся. А как вышла я - заметили меня и в избу Псов позвали, чтобы от каждого Рода кто-то был да другим передал. Многие пришли, и спросил кто-то, не слишком ли много здесь десятников. Ответили ему, что монголы нарочно нас хотят рассорить, но прошло время для раздоров, настало время своим верить да вместе держаться.
Олег Сокол, нашего князя Брянского сын, сказал, что нашли они в библиотеке соколиной ритуал, как новых Старцев назначить. Что надобна для этого Дурман-трава, чтобы навью настойку сварить, выбранных Старцев в Навь проводить, - да всех Сов собрать надобно, чтобы выход из Нави держать, не дать заблудиться Старцам. Только одна настойка готовая оставалась у нас, и предложил Олег посвятить поскорее Старца Соколов, покуда прочие в лес за травой пойдут. Побежала я Сов кликать, и первой нашла Варвару. Сказала Варвара, что прежде всего нужно Старицу Сов посвятить, чтобы у Сов больше сил было в Навь провожать остальных. А Замилю было не найти, и говорили Совы, что и искать не нужно: дескать, под Владимыслом она, коли только о том и думает, как танцевать перед Ханом. Злата же кем-то из парней уходила куда-то. Догнала я её, хотела вернуть, говорила, что важнее выбора Старцев нет сейчас ничего, - но возразила Злата так резко, как в жизни я от неё не слышала, что должна она сперва свою мать, Царицу Ирицу спасти. Не стала я настаивать, - но вскоре вернулась она сама.
Собрались в библиотеке Соколов, и прочитали вслух порядок ритуала: будущего Старца али Старицу родовичи и те, кто назад его ждёт, в Навь провожают и имена свои тайные ему с собой отдают, а сам Старец от самой дорогой ему вещи отказаться должен. И тут сказала Варвара, что не может такой вещью пожертвовать, не может Старицей Сов быть. И Злата, Царицы Ирицы дочь, не могла от судьбы своей отказаться, и Хедвиг отправлять опасно было. Посмотрели все на меня.
- И я не могу. Нет у меня дорогих вещей. Да и замуж я скоро могу выйти...
- Так разве помешает это? Старцам замуж выходить можно.
Выручила Злата - сказала твёрдо:
- Нет, ей вправду нельзя.
И более не спрашивали. А ежели стали бы допытываться, - как призналась бы я, в такую пору, что если замуж пойду, то пойду под Змея?..
Так и не выбрали Старицу Сов - пробежали гонцы из учеников, передали, что вновь собирают десятки. Пришлось к условленному камню бежать да в строй вставать на том же краю поляны, что и прежде. Опоздал один из наших парней, и велели Мирославе его наказать при всех.
- Чем же наказывать, если кнута у меня нет?
Протянул ей кнут один из монголов:
- Держи и впредь заведи свой.
Сказал перед всеми Хубилай-Хан, что украл кто-то тотем Тенгри, и ежели виновный не признается, то станут они убивать по одному, покуда тотем не отыщут и не вернут. Да отпустил на поиски. Хотела я идти поискать по избам - ведь без тотема, без алой силы уязвим будет Сэргэлэн, а смертей мне ничьих не хотелось. Но только ушла с поляны, как Варвара и Ли Шань подхватили меня с двух сторон под руки и на ритуал повели, и Забава Лиса с ними.
- Готова ты истину прозреть?
- Я в своей жизни уж столько всего прозревала, что ещё один раз хуже не сделает. Разве что заболею, как тогда, когда прошлую жизнь свою вспомнила.
Достала Забава цветок лотоса спрятанный, и в совиной избе вышла я в Навь и Ли Шаня с Забавой за собой провела. Выбрала в Нави место, что менее всего навьими туманами заволокло. И не знаю, что делать, что говорить, и как отказываться, ежели захотят меня всё же Первой выбрать. Но знала Забава, и сделала всё как нужно. Лотос мне передала и к Ли Шаню обратилась с просьбой быть нашим Первым, и возродить Китай. А я Ли Шаню лотос вручила - и увидала, как окутало его сияние алое, и расправил он крылья белого журавля. Нарёк нам Первый новые тайные имена, меня назвал Лян Чэнь или что-то вроде. А Забава хранительницей его стала. Вывела я их из Нави, и в Яви был Ли Шань вновь человеком. Надобно было место для тотема Лотоса отыскать, где его монголы не найдут, и Ли Шаня от монголов прятать: если почует Тенгри-Змей другого Первого, то подомнёт тотем под себя, как с другими тотемами делал.
Позвали мы Варвару и до края опушки дошли, где монголы не ходили. Там под деревом в низу холма поместили Лотос и наше первое поклонение тотему провели. Если бы застали нас за тем монголы - не сносили бы мы все головы. Склонились мы перед Первым, и щедро он нас наделил алой силой, и Варвару в свой Род принял. Порешили чаротворы покуда не менять, ибо новый чаротвор создать - долгое дело и трудное, но согласились, что после в Роду Лотоса чаротворами подвески будут, как у меня. А чтобы никто не узнал, что Ли Шань отныне Первый, и Змею не выдал вольно или не вольно, - поклялись хранить это в секрете.
Совестно мне было, что ничего я для Китая не сделала, что сделали всё за меня. И что недолго я под Лотосом пробыть смогу, хотя тотем молодой от того ослабеть может. Но долг мой перед Ли Шанем был теперь выполнен, и коли взял он на себя такую ношу, то уж верно справится. Разошлись мы, а тут вновь собирают десятки. И вижу - со скамьи у совиной избы Замиля ослепшая встаёт и не знает, куда идти: видать, в лес за Дурман-травой ходила. Взяла я её за руку и до поляны проводила, встала с ней у того камня, где наш десяток собирался, и затем её десятку передала. Мирославы всё не было, и сказала я десятку без неё на поляне строиться. Думала: если спросят, отвечу, что я за неё, - авось не тронут. Поняла я уже, что Змей порядок любит. Но успела Мирослава, встала во главе. И Ли Шаня я в его десятке увидела - привели, видать.
Велел Хубилай-Хан выйти из десятков тем, кто достойными мужчинами себя считает. И тем, кто уже просватан или обещание дал жениться - шаг назад сделать, а тем, кто монгольской крови, - шаг вперёд. Затем сказал тем, кто ближе к нему, подойти и в ряд встать. Вышли вразнобой: от княжичей до сына мельника. И объявил Хан, что хочет он выдать замуж сестру свою, Эртэнэ-хатун. Каждого спросил о том, кем он будет, нескольких подходящих выбрал и представил сестре на суд. Не рада была Эртэнэ-хатун, но и ей не пойти против воли Хана. Был избран женихом Ольгерд Пёс, наследник Гедимина Литовского. Спросил Ольгерд, сможет ли он жену в православную веру крестить и в платье русское переодеть. Отвечал Хан, что жена в Род мужа уходит и во всём ему подчиняется, и никто не посмеет тому противиться. Тогда Ольгерд подвёл Эртэнэ-хатун к сестре своей Маритэ Лисе, что в нашем десятке была, и сказал, что невесту на её попечение отдаёт, чтоб Маритэ всему её научила. А невесте велел сестру во всём слушаться.
После сказал Хубилай, что Тенгри-Змей великую милость оказать хочет тем, кто тотем его вернул: принять под своё крыло. И несколько парней из разных десятков, из разных Родов на колени встали. И каждый в свою очередь говорил, что не готов такую милость принять, не считает себя достойным, не может своих обещаний перед Родом нарушить. Мог Хан за отказ погубить Род каждого из них - мог, да не стал. Посетовал только, что слишком нерешительные у нас ученики. И в наказание наложили на всех Болиголов. Насилу я на ногах устояла, голову ладонями сжимая. Услышала сквозь боль, как велит Хан идти на следующий урок. Все как один явились мы, кругом встали. Спросили у нас, кто умеет Болиголов снимать, - и те, кто умел, по кругу прошли и других от боли избавили. Урок вели китаянка-лекарка, - Мэй Лин её звали, - и монгол Мансур.
- Выбирайте, - сказал Мансур, - кому из вас сейчас больно будет.
И Белояр сам вперёд вышел. На то и семаргл, чтобы боль чужую на себя принимать. Каково ему, крылатому, в ошейнике?..
Мансур обхватил его сзади поперёк груди и одним ударом спину сломал. Тот захрипел только да упал без чувств. А Мэй Лин одну из учениц подозвала и показывать стала, как руками перелом заживить. Поначалу страшно было, но как ясно стало, что не умрёт Белояр, - страх интересом сменился. Пару минут спустя перенесли его на скамью, а затем и очнулся он. Соколы, что по правую руку от меня стояли, сомневались, что в таком лечении толк может быть, но я сказала, что Мэй Лин от Умжеча меня исцелила, а это пострашнее будет. Осмелев, стали вызываться ещё ученики, чтобы Мансур им руку или ногу сломал, а кто из товарищей чтобы их под руководством Мэй Лин вылечил. И я подумала: к чему боли бояться, ежели это научиться поможет? Спросила Соколов, не хочет ли кто из них поучиться, но они отказались. Зато ко мне Замиля подошла и друг на друге научиться Болиголов снимать предложила:
- Нас ещё не раз Болиголовом наказывать будут, - куда как полезно будет уметь его снять, тем паче что сила алая на это не тратится!
- Так монголы ещё что-нибудь придумают.
- А мы не покажем, что умеем, а сделаем вид, что нам тоже больно. Хитрее надо быть! Надо у них всему, что они сами умеют, научиться, покуда они живы, а потом и прогоним их.
Ай да Замиля! Вот вам и "Владимысл". Притворяется она только, а сама к Хану поближе подбирается, прислушивается да присматривается, момента нужного дожидается.
Подошли мы к Мэй Лин, попросили научить. Мэй Лин сперва моей головы чаротвором-кнутом коснулась, помогла наземь сесть - так и боль терпеть легче, и лекарю работать проще. Показала Замиле, на какие точки пальцы ставить и сколько раз, - и в самом деле боль от каждого прикосновения отступала. Полегчало мне за считанную минуту, и как я встала да головокружение лёгкое переждала, так сказала Мэй Лин, что тоже готова попробовать. Теперь Замиля опустилась на землю, охая и постанывая, и главное - на сочувствие не отвлекаться, только о том думать, как всё сделать правильно. Мэй Лин и мне объяснила всё, и не так уж сложно оказалось это. Но сказала она: чтобы окончательно научиться, нужно ещё раз пять под присмотром повторить. И что мы всегда сможем к ней обратиться в избу Белок, а ежели её не найдём - то к Молчану. Условились мы с Замилей, что продолжим учиться.
Окончился урок, разошлись ученики. Даже жаль было, что не довелось всему сразу поучиться. А тут, как проходила по улице Колдовстворца, - позвали в совиную избу на ритуал. Всех будущих Старцев и Стариц провожали разом, имена свои тайные на кусочках бересты писали да в тряпицы заворачивали: каждый такой узелок - связь с Явью для в Навь уходящего. Старицей Сов всё же Хедвиг выбрали. Стояла она спокойная, как всегда будто уже нездешняя. Не задумываясь написала я своё новое имя тайное, Первым Белого Лотоса данное, - Лян Чэнь. Не задумываясь могла Хедвиг его доверить. Тряпицы у меня не было, и кто-то из парней своё очелье мне протянул. Затем Соколы, ритуалом руководящие, велели сказать уходящим, почему мы их в Навь отправляем, и почему ждём назад. Злата всё сказала перед Хедвиг, так что и добавить было нечего: отправляем, потому что верим. Ждём, потому что нужна. А как пришла пора Старцам и Старицам уходить, все должны были из избы выйти, и только Совы остаться. Я и замешкалась по привычке, лишь затем опомнилась:
- Ох, и мне уходить надобно. Не Сова я больше.
- Как это - не Сова?..
- Под другой тотем пошла, под китайский. Простите, не было у меня иного выбора, не смогли бы его возродить без меня. И Варвара также... А Старцев не только родовичи провожать могут, но и друзья.
И осталась Злата единственной Совой, в одиночку выход из Нави держать. Вышла я из избы, а боязно было и за неё - на её хрупких плечах такая задача тяжёлая, а ну как навредит ей Навь? - и за Хедвиг, у которой меньше всего узелков с собой было: а ну как не вернётся из Нави? И все ученики, к Родам принадлежащие, по избам разошлись да навий сон о том видели, как их Старцы будущие с Первыми в Нави встречаются. Одни мы с Варварой на улицах оставались - перед монголами делать вид, что не все ученики разом куда-то пропали. Не знала я, что будет, ежели ритуал прервать, и думать о том не хотела.
Долгим ожидание было, но вот - вернулись! Шагали, не скрываясь, повзрослевшие, сильные. Каждая и каждый - готовы Род свой осиротевший в руки свои принять. Жаль, мало теперь было Сов. Собрались, посчитались: Злата да Замиля, - сказали, что Гореслава к Лисам в Род ушла.
Стою подле Сов, радуюсь за них, что и Злата, и Хедвиг целы, и всё же жить будет Род, а впереди между избами - Хан сидит на скамье к нам спиной. Вижу - идёт нам навстречу Сэргэлэн, смотрю на него, покуда Хан не видит и смотреть можно. А он за совиную избу меня поманил. Боязно было, но побежала за ним. Остановились в виду леса, выдохнула я со счастливым укором:
- Что же ты - прямо у Хана за затылком!.. Как ты?
- Не трогает меня Хан, будто не помнит вовсе.
- А говорит что-нибудь?..
Тут, как назло, на тропке один из големов ханских показался. Тотчас же я сделала вид, что гуляю просто, - вперёд пошла не оглядываясь. Прошёл голем мимо, и не взглянул на нас. Нагнал меня Сэргэлэн на углу избы, на виду у всех Сов:
- А ты как, не надумала под тотем Тенгри возвращаться?
- Возвращаться? Никогда я под ним не была. Но ежели замуж позовёшь - пойду.
- А и позову.
- А и позови!
Подхватил он меня, через плечо закинул и бегом почти от Сов унёс. От неожиданности смеюсь ему в спину:
- Хоть бы на руки взял!
- Не могу - обычай такой!
Кабы по нашему обычаю, то согласие надо спрашивать: когда родители далече - то у Старицы. Боязно было бы у Огнемиры Незвановны согласия просить, но не было её теперь, а Хедвиг бы меня отпустила. А по монгольскому обычаю и согласия не было надобно, и лишнего шуму со сватовством. Только юрту посолонь обойти трижды, - а Хубилай юртой сеновал назначил. Опустил Сэргэлэн меня наземь, взглянул с беспокойством:
- Не будет против твоя Сова?
- Да не Сова я больше...
- А кто же?
- Долгая история. В другом Роду, под другим тотемом я была, а большего - даже тебе рассказать не могу!
Взялись мы за руки, трижды обошли вокруг сеновала. Торопились, покуда Хан нас не застал. Провёл меня Сэргэлэн внутрь, - а Хан там знатно всё обустроил, словно во дворце своём императорском: кругом ковры да подушки. И там уж ждал нас Тенгри, Первый Змей, с тотемом своим. Перед тотемом встали мы коленями на подушки друг против друга. Испили воды из одной чаши, из ладоней в ладони передавая. Прикоснулись носом к щеке друг друга - целоваться у монголов не принято. Принесли перед лицом Змея клятвы. Обещала я быть верной и послушной мужу. Принял меня Змей, и нового тайного имени не дав, и прежнего не спросив. И повёл меня Сэргэлэн представить Хану.
Сколько лет прошло, прежде чем юношу из охраны хановой - я мужем своим назвать смогла! А с ним и сам Хан не страшен. Дождались мы, как он взойдёт мимо нас на крыльцо, и обратился к нему Сэргэлэн:
- Дозволь, Хан, жену мою тебе показать.
Вышла я вперёд, поклонилась, да не слишком низко:
- Здравствуй, великий Хан.
- Как же вы так быстро сговорились? - спросил Хубилай. - Ты здесь и двух дней не пробыл.
- Мы давно сговорились, - отвечал Сэргэлэн. - Отчего не полюбить ту, что жизнь спасла?
- Жизнь спасти - это хорошо. Что ж, вот вам моё благословение.
- Благодарю, великий Хан, - ответила и к мужу вернулась, а Хан в избу-юрту свою вошёл.
Ошейник невольничий я тут же сняла и бросила. Отныне можно было чаротвор под душегреей не прятать: пусть и узнает меня Хан - но не сможет он против воли Тенгри пойти, и сам Хан Ханов не сможет. Отныне можно было руки Сэргэлэна из своей руки не выпускать - и не верилось, что больше ни от кого скрываться не нужно, ни глядеть на него из окна украдкой.
- Теперь никто не посмеет тебя обидеть, кроме Хана, если решит за что наказать.
- Не нравится мне это исключение. Но это уже - такие мелочи!
Ходили мы по Колдовстворцу, и всем, кого встречали, я говорила, что замуж вышла, и поздравляли меня. А Злата обняла меня крепко:
- Как я рада за вас! Говорила же я, что всё хорошо будет.
- Спасибо тебе! А я и не сомневалась в том.
Сели на скамью возле ханского сеновала.
- Ну, теперь рассказывай, что за тотем другой у тебя был: у тебя от мужа секретов быть не должно.
- Китайский тотем. Без моей помощи не смогли бы его основать.
И не стал Сэргэлэн спрашивать больше. А в юрту ханскую притащили Петра Волка, и страшные крики оттуда раздались. У меня всё внутри так и схватилось льдом - сколько раз я такое слышала, когда Хан во дворце своём развлекался, сколько раз он меня заставлял кричать...
- Не лучшее место мы выбрали. Пойдём отсюда?
- Нельзя. Дождаться нужно, когда Хан его отпустит, чтобы помочь до лекарей добраться да из памяти стереть то, что Хан его насиловал: незачем такое помнить.
- Ты прав: дождёмся.
Отворилась дверь, и один из ханских големов с размаху Петра с крыльца в пыль выбросил, будто пса. Упал он и не шевелился больше. Бросились мы с Сэргэлэном к нему, хотели поднять, отнести к Белкам, но Хан велел его не трогать - и пришлось отнять руки. Я попросила всё же, хоть и пытался Сэргэлэн меня удержать, хоть и стоял передо мной голем, что одним пальцем мог меня раздавить:
- Великий Хан, дозволь его увести.
- Нет, запрещаю: пусть сам ползёт! Сегодня же вечером будет он казнён.
И оставалось смотреть только, как Пётр по дороге напрямик к избе Волков ползёт. Там у самого крыльца подхватили его и внутрь втащили.
Отошёл Сэргэлэн потолковать с другими монголами, а ко мне Эскель подбежал:
- Ты мне нужна как Сова.
- Прости, но не Сова я больше. Замуж я вышла, Змеевна я теперь.
- Это ты молодец. В плохом смысле.
Сэргэлэн вернулся, а я всё Эскелю вслед смотрю. А раз секретов быть не должно - значит, любую мысль доверить можно.
- Каково мне будет теперь в Колдовстворце, раз под Змея я пошла...
- Случилось что?
- Да Эскель осерчал.
- Давай поговорим с ним. Пусть посмотрит, такие ли мы, как другие ордынцы.
Забывала я порой, что Сэргэлэн не хуже моего учеников помнит.
- Не нужно. Только больше рассердится. Со временем сам поймёт - или же нет. Так и с чаротвором моим: иные говорили за спиной, что он ордынский, иные знали, что везде люди бывают разные. И, к счастью, вторых больше.
- Не все монголы одинаковы. Вот Мансур: он тоже с вами старается по справедливости обходиться. Учил так кнутом бить, чтобы не больно было.
- Лучше всех я знаю, какими монголы бывают, - улыбнулась, а сама слова Златы вспомнила о том, что мой монгол княжича Мирослава добрее наверняка.
- А Эртэнэ поделом досталось. Пусть почувствует, каково простым людям приходится.
А мне всё же жаль её было - по-женски. Хуже нет судьбы, чем весь век коротать с нелюбимым да на чужбине.
- А Мирослава - вправду жестокая, или притворяется хорошо?
- Нет, - отвечаю, - Мирослава не жестокая. Она сама говорила, что всем нам выжить надобно.
- Значит, и впрямь хорошо играет...
Подвёл меня к Мирославе:
- Вот моя жена. Не в твоём десятке она больше, может ходить куда хочет.
- Хорошо. Счастья вам.
- И тебе удачи, - отвечаю. - И спасибо тебе!
Привёл меня Сэргэлэн погостить в избу Белок. Усадила его за стол, чтоб отдохнул наконец, а самой и присесть не хочется - хочется быть к нему поближе. Белки к нему уже как к своему привыкли, спрашивали наперебой:
- А что же, правда Петра казнят?
- Правда.
- И ничего ты не можешь сделать?
- Я чем могу, помогаю вам. Но вина Петра велика слишком. Он из Орды бежал, а такого не прощает Змей.
- А правда, что ордынцу, чтобы колдуном стать, надобно человека убить?
- Да, правда.
- И правда, что порой близкого человека убивают?
- И такое бывает.
А я смотрела на золотые отметины на его ладонях, на золотые отметины на его лице, - и понимала, что никогда не спрошу у него, кого ему убивать пришлось, ежели сам не расскажет. Не такой он человек, какому убивать не больно, и не больно вспоминать о том. А что бы ни было до того, как встретились мы впервые, - после того он навеки мой любимый, и никакому прошлому этого не изменить.
Вбежал Нежата, переполошил, что десятки собирают. Вышли мы поглядеть, что происходит. Но лишь у ханской избы Мансур перед Хубилаем на коленях стоял, - видать, наказывали его всё же за то, что вступился за свой десяток. А у совиной избы Ли Шань к Варваре сватался - по русскому обычаю: на вопросы подружек её отвечал, по ступеням к ней на крыльцо поднимаясь, и два платка предлагал, белый и красный. Согласилась Варвара, и так радостно было видеть их счастливыми, - но так опасно было им привлекать внимание Хана! Заявил Хубилай, что желает он перед свадьбой опробовать жениха. Сердце сжалось смотреть, как шёл к нему Ли Шань, а ничего не сделаешь. Сколько на его долю выпало - неужто не заслужил он у судьбы свободы?..
Вернулись мы с Сэргэлэном к Белкам, а и в их избу сватовство пришло: сразу к двум девицам, Веселине и Гинтарэ, явились женихи со сватами. Девицы и смеялись, и смущались выходить. Выглянул Сэргэлэн за дверь, но ежели и смутились сваты, его увидев, то ненадолго. Предлагал он Белкам и в окно вылезти помочь - и сам в этот миг будто одним из мальчишек был. Но заместо окна ушли Белки в светёлку прихорашиваться, да приняли женихов. И как выкрикнули, что первая пара просватана, - и жениха, и невесту потребовал Хан к себе. Но вторая пара как ни в чём не бывало продолжала весёлый обряд, а мы с Сэргэлэном с крыльца на них смотрели. И первая возвратилась вскоре: видать, не тронул их Хан. Откуда ни возьмись свалился Белояр, спрашивал, что происходит. Четыре свадьбы ты, говорю, пропустил.
Стали созывать десятки, чтобы на ужин вести, а мы с Сэргэлэном прежде всех в трапезную пришли да за стол свободный сели. И ещё до того, как явился на ужин Хан, поел он и умчался другим монголам помогать следить за порядком. И как тут уговоришь мужа взять добавки?.. За тот же стол десяток Мирославы сел. И рассказала мне Злата, что меньше прежнего осталось Сов: оказалась Хедвиг - Лоухи, хранительницей финских гор. Как вошёл Хан, всем велели встать и поклониться, и я поклонилась, а после заметила, что сижу к нему спиной, и никто из его людей не спешит меня поправить. Сама переставила стул, села боком. А когда доела, встала и к выходу направилась.
- Нельзя без десятка своего уходить!.. - зашептала Злата.
- Так я не в десятке больше...
И страшно сделалось, что они к новому порядку привыкнут. И совестно, что они в ошейниках, а я нет. Словно стена вырастала между нами, - но ведь сама я знала, что нельзя на два мира жить, и выбор сделала. Так и вышла из трапезной на глазах у всех, между големами, дверь охранявшими. Хотелось, чтобы видел Хубилай, что не всё принадлежит ему, не все соки он, как пиявка, может выпить. Выхожу, а на крыльце домовой стоит:
- Кто же тебя одну отпустил, и где твоя кисточка?
- Замужняя я теперь, батюшка. За Сэргэлэном.
- И что же, убивать его будешь?
- Ну что ты. По любви я вышла.
- И принял тебя ихний Змей?
- Принял.
- Это хорошо.
Немного легче стало на душе. Раз уж домовой, плоть от плоти Колдовстворца, меня не осуждает, то не всё потеряно. Раз прежде, когда мы втайне встречались, никто нас с Сэргэлэном не выдал, - то и теперь поймут.
Не прошло много времени с ужина, как стали созывать всех на казнь. Говорили: кто не явится, тех вместе с Петром казнят. Я стояла у края дороги, ждала Сэргэлэна, а люди, как река, текли мимо. И таким же, как река, неотвратимым казалось то, что случиться должно было. Подошёл Сэргэлэн, взял за руку, и я как слепая за ним пошла. Теперь моё место было рядом с ним, за спиной Хана. Стою, сжимаю его пальцы, а напротив, только поляну вытоптанную пересечь, - весь Колдовстворец стоит в одну линию. И взгляд Белояра, как меч огненный, прямо на меня направлен всей своей болью.
- Есть ли среди вас те, кому дороги отсутствующие? Три минуты у вас на то, чтобы их найти.
Побежали ученики к лесу - кликать тех, кто ушёл туда, и Сэргэлэн побежал за ними. Удары сердца отсчитывали секунды: успеют возвратиться, нет ли? Один за другим выходили из леса все, кто надеялся там укрыться, - так медленно, так страшно медленно! Не было в жизни моей трёх минут более долгих. Но всем позволили встать в ряд, и Сэргэлэн снова был со мной рядом. Больше всего я боялась бунта - что не просто так ходили парни и девицы в лес, что могли до самого его Сердца дойти, чтобы великую траву Огнецвет добыть. А какие силы эта трава даёт - только Первым было ведомо.
Выступил вперёд Хубилай, сказал, что пришла пора Тенгри-Змею показать свою власть. Големы выволокли в центр поляны Петра. Тот оглядел монголов, стоявших перед ним, каждого по имени назвал и попрощался с ними. Но не дал Тенгри ему лёгкой смерти: прикасался, и всякое его касание заклятием Умжеч было. Пётр кричал и бился, и только големы не давали ему наземь упасть, держали крепко. Говорят, несколько таких заклятий разом вынести нельзя, не сойдя от боли с ума. Ежели с каждым такое будет, кто Тенгри предаст, - не позволила бы я Сэргэлэну из-под Змея уйти, даже если бы сам он решился, не позволила бы на месте Петра оказаться. И пусть каждый, кто видел это сейчас, меня поймёт.
Не слышала я, что мне Сэргэлэн сказал: "Смотри" или "Не смотри". Поначалу смотрела: нечестным казалось глаза отводить. Но после - прижалась лбом к виску Сэргэлэна, смотрела в землю у его ног, только крики слышала и за руку его держалась. Я выстою, Сэргэлэн, не придётся тебе стыдиться меня. Мне кровь твою доводилось видеть, - а страшнее того Хубилаю уже не выдумать.
Вот кто-то на дальнем краю ряда, по парам разбившегося, - где парень девицу укрывал в объятиях, где друг удерживал друга от рывка, - на колени стал и у Хана просил не помиловать Петра, но даровать ему смерть. И прочие стали, один за другим, на колени опускаться. Почему у них достало смелости просить за него, но не достало у меня?.. И думала: ежели не прислушается к ним Хубилай, сама на колени стану. Но подал он знак, чтобы Петра убили. А в тот самый миг, как Пётр упал, вышел из ряда Никита, вожак Волков. Взмахнул рукой - и големы рассыпались пылью, Пётр на ноги встал, а монголы, что на него с мечами кинулись, падали. Сэргэлэн отвёл меня в сторону, заслонил собой, а я за плечо его схватилась: не отдам. А захотите забрать - так обоих только.
- Кто ты такой? - спросил Хан.
- Я - воплощение Руси, - отвечал Никита, что более не Никитой был.
- Неужто Велес... - я прошептала.
- Боюсь, что хуже, - отозвался Сэргэлэн.
- Чернобог!..
Схлестнулся Чернобог с Тенгри-Змеем и прогнал его легко, как змею из избы прогоняют веником. Обратился к русичам с гневной речью, что не должны они на колени вставать перед ордынцами, ошейники велел снять. Вывел вперёд Хубилая, сказал, что могут с ним сделать что пожелают. И вышли один или двое, и ударили его ножами, - я видела только, как он упал. Всякой жизнью я дорожу, но его - не жаль было. И оттащили на лавку китайского императора, как хлам ненужный в пёстрых тряпках. А следом Чернобог перед учениками поставил Данжур-нойона и Эртэнэ-хатун, спросил, что тем угодно сделать с ними. Предложил кто-то пороть их кнутом, но возразили ему со всех сторон, что ежели нам за кнут взяться, то ничем мы отличаться от ордынцев не будем. Сэргэлэн рванулся было к ним, но я изо всех сил за плечи его удерживала.
- Пусти меня поговорить с ним.
- О чём тебе с ним говорить?
- Попрошу за Данжура и Эртэнэ. Всё же они нам родичи. Может, и пощадит он их.
- Не станет он тебя слушать, только рядом с ними поставит! Не хочу я больше тебя терять.
- Ему меня казнить не за что. Я и ему помогал.
- Он сейчас того не вспомнит, и не посмотрит на то, кто ты и что сделал.
- Но не хочу я стоять здесь, как трус...
- Я понимаю тебя. Но наше слово ничего не изменит. И без нас найдётся довольно, кому потолковать с ним.
Покуда мы спорили, Чернобог тоже со своими людьми спорил. Но не желали ученики проливать кровь Данжур-нойона и Эртэнэ-хатун, которые никого здесь не неволили, не мучили и не казнили. Замиля просила Огнемире Незвановне память вернуть, но её будто и не слышали. Никита-Чернобог у Данжур-нойона и Эртэнэ-хатун отнял всю колдовскую силу и так, беспомощными, отпустил, сказав, что нам теперь с ними жить по своему разумению. На том и разошлись. Сэргэлэн всё же догнал Никиту, а тот по плечу его похлопал и сказал, что он всё равно что наш. Ушёл Сэргэлэн следом за Данжур-нойоном, а я к совиной избе пошла.
Приблизился Белояр - что, думаю, скажет? А на нём лица нет, и спрашивает, можно ли поговорить со мной. Усадила его на скамью, спросила, что случилось, обещала не говорить никому. А он вместо ответа поднялся - да крылья расправил. Чёрные, как ночь, словно опалённые.
Сел, рассказывает, и на рубаху белую слёзы капают. Сказал, что хотел человеку помочь, от проклятья его избавить - древнего, родового. Семь раз должен был этот человек умереть, да в седьмой раз - от руки семаргла, и лишь тогда проклятие будет снято. Вот Белояр седьмым и оказался. Запрещено семарглам людей убивать - но и в просьбе отказать человеку они не могут.
- Когда я впервые крылья расправил, это было... знаешь, как босиком по полю пробежать: так легко, свободно и радостно. А теперь всё отняли, и Правь больше не слышу. Но не жалею я о том, что сделал.
- Порой для того, чтобы поступить правильно, многим приходится жертвовать.
- А крылья твои - всё равно белые, - молвила Хедвиг, что рядом незаметно стояла. И непривычно было её видеть без чёрных рун на лице.
- Верно Хедвиг говорит. Главное - что ты знаешь сам, что человека спас, а не навредил.
- Как ты сама, Веденея? Что-то ты бледная.
Не будешь тут бледной после казни неслучившейся. Не нам, бескрылым, понять крылатых, - но то, как Белояр полёт описывал, очень на любовь похоже было. Он своё небо потерял, я своё - потерять боялась.
- Ничего, успею ещё в Степи загореть.
- В Степи?..
- Говорила же, всё ты пропустил, Белояр. Замуж я вышла за Сэргэлэна.
- Как же так? Поневоле али по сердцу?
- Конечно, по сердцу.
- Значит, уедешь теперь с ним? И Род свой, и землю русскую оставишь?
- Что ж, приходится чем-то жертвовать, когда поступаешь правильно. А ты как думаешь, правильно я поступила?
- Ежели по сердцу - значит, правильно.
Подошёл Ворон, поглядел на нас, - а я всё ещё Белояра за плечи обнимала после признания его. Хорошая, говорит, пара. Возмутились мы, а он открестился - дескать, я так, зубоскалю. Ох, шутник, хорошо, что муж мой тебя не слышал. Следом Дарьян появился, забеспокоился при виде заплаканного Белояра. Оставила я их наедине: один семаргл, что падшим был, другому лучше помочь сможет.
А Дарьян в тот же вечер пошёл свататься к Мирославе. Подошла я поглядеть: всё ж моего друга друг. Варвара да Забава и здесь как свахи отличились. И таким потешным казалось мне русское сватовство после монгольской свадьбы: как невесту в доме её будто в осаду брали, как друзей своих развлекали. Но отказала княгиня Московская Дарьяну, да в избу убежала, а брат её за ней. Неужто не врали сплетни, и Мирослав никому сестру отдавать не желал?.. Ушла я в избу к Совам, а там Злата двоих Соколов привела, а те грамоту принесли, что домовой от Леля Берендеича передал. Говорилось в ней, как Белобога с Чернобогом объединить. Едва ли я в том помочь могла, но только на то и надеялась, - иначе не стала бы учиться в Колдовстворце под Чернобогом.
И захватило Колдовстворец будто поветрие сватовства. Снова мы с Сэргэлэном гуляли по школе, рука в руке, и дивились и смеялись на то. Как на базаре, где купцы друг друга перекричать пытаются, женихи по разные стороны Колдовстворца созывали друзей. И по двое ходили свататься, дабы невеста выбрала одного, и песни пели. Словно нечто страшное старались заслонить да заглушить. Всех Осот Волк превзошёл, когда пошёл к Болотнице свататься, к духу навьему. Самые, видать, смелые с ним на болото пошли. И среди монголов сыграли ещё одну свадьбу: выдали Сарану за Мансура. Эртэнэ-хатун покрыла ей голову ковром, и покуда они вокруг юрты обходили, мы внутрь вошли ждать их. Во второй раз входили мы с Сэргэлэном в юрту, на сей раз как гости. Он меня за руку вёл, подсказывал, с какой стороны от него стоять, где и как сесть. В молчании мы встретили молодых, торжественно, без суеты. Лишь когда принесли они клятвы перед Тенгри - тогда пожелали им счастья.
Как стемнело, собрались ученики Колдовстворца изгонять Чернобога. Странно это выглядело и тягостно: сами ведь призвали его, когда с Хубилаем без него справиться не могли, а теперь отрекались, поняв, что страшен Чернобог, и не видать с ним мира. Никита-Чернобог словно знал, что придут за ним, и ждал, и не пытался сопротивляться. Взялись ученики за руки, замкнули вокруг него кольцо, стали идти хороводом да заговор читать. Мы с Сэргэлэном в стороне остановились: никому наша помощь здесь не требовалась. Смутно было видно в потёмках, не разобрать лиц и голосов, и оттого страшнее. Говорил Чернобог, чтобы каждый подошёл к нему и ударил, но отвечали ему, что нет власти Мастера над ними, и не заставит он их пролить кровь. Кто-то кричал, чтобы не размыкали круга и не прерывали ритуала, а внутри хоровода уже двое было, двое ещё живых... А как остановился хоровод, двое лежали мёртвыми: Никита и Всемил Сокол. Своими руками убил себя Чернобог.
Затем на дороге, ведущей к Колдовстворцу, Лель Берендеич появился. Позвал учеников покинуть школу и идти с ним, учиться у него в его заповедных владениях. То один, то другой подходили к нему, вставали рядом, звали друзей за собой. Звучали слова о том, что не с тем врагом мы боремся, и нужно прежде всего изгнать ордынцев. Казалось, словно изнутри рушился Колдовстворец. Кто останется в школе, что станется с Родами? И не чувствовала я уже, что хочется мне самой остаться, и даже - что есть мне что-то забрать с собой. Потому, как сняли монголы юрту и собрались уходить, спросила я Сэргэлэна:
- Ну что же, уходим с ними?
- Нельзя мне с ними идти: я изгнанник.
- Так хотя бы до границы.
- Идём, проводим их.
Видели мы, как кто-то из учеников вдогонку монголам пустился по дороге, и поспешили следом. Не чтобы спастись - чтобы помочь, если беда: всё же свои. Свои и там, и здесь. Ещё посветлу подходила ко мне Эртэнэ-хатун, сказала: когда откочёвывать будем, пусть муж твой тебя не забудет. И теперь она нас не забыла, обернулась, окликнула:
- Идём с нами, Сэргэлэн! И жену свою с собой возьми.
- Не могу я идти без приказа Хана. Да и жене моей доучиться надобно.
- Я и не доучиваться могу, - сказала я.
- Ты теперь моя жена, и моих приказов должна слушаться. Обучение закончить нужно.
И покорилась я его воле - потому, что воля его может быть только мне во благо, и верю я ему во всем. И понимала я, что сделал он свой выбор - на этой земле остаться, как сделала я выбор остаться с ним. Это и есть та верность, которой Тенгри учит, одна верность на двоих.
Вдруг, как в навьем выморочном сне: выходят из тьмы двое - или больше? - только отблески луны на обнажённых клинках. И рядом, вокруг, так близко, что слышишь сорванное дыхание, завязывается бой, и снова сделать ничего не успеваешь. Слишком мало было ученья бою, так и не научилась я. И падает Данжур-нойон, а подле него, на колени, - Эртэнэ-хатун. Не то чёрная кровь на красном, не то наоборот. И протяжный полувопль-полувой - не то слышится, не то мерещится. Пусть никому - ни друзьям, ни врагам - не приведётся видеть смерть любимых!
- Дайте нам уйти, - повторяю снова и снова в знакомые с детства лица, в темноте их не узнавая.
- Мы остаёмся, - поправляет Сэргэлэн. - Некуда нам идти.
- Дайте им уйти. Просто позвольте им уйти!
Обернулась - лежит в тени Нежата Волк. Велел мне Сэргэлэн отнести его назад в школу. Перекинула я руку Нежаты через своё плечо, Сэргэлэн с другой стороны его руку на плечи взвалил, и потащили назад по дороге. Не шевельнётся Нежата, голову склонил, ноги волочатся, будто мёртвый, - но по дыханию слышу: жив, даже не ранен. Видать, усыпил его Сэргэлэн или же притвориться сказал, чтобы тот не пострадал в битве. Шли навстречу столпившимся ученикам, шли между ними, но никто не спросил нас ни о чём: все взгляды к монголам на верху дороги прикованы были. За угол избы завернули, и там сказал Сэргэлэн, что довольно. Вмиг ожил Нежата, встал перед нами:
- Спасибо тебе, что спас.
- Видишь теперь, что мы с женой тебе не враги?
- Знаю я, что ты друг. Ты нам всегда помогал.
- Значит, выйдет из тебя толк. Вот бы все были такими, как ты. И зачем только на взрослых монголов полез? Тебя же невеста ждёт - сегодня едва просватались. Иди к ней и не оставляй её больше.
- А почему ты помогаешь нам?
- Вы ведь дети ещё. Молодые, горячие, жизнь не цените, а вам бы жить да жить...
- Ты сам таким был, - улыбнулась ему.
Обещал Нежата, что защищать нас станет. А Волк - в любом возрасте Волк: не бросает слов на ветер. Поблагодарила я его, и мы с Сэргэлэном пустились обратно - туда, где монголы остановились. А там до сих пор Эртэнэ-хатун укрывала собой мёртвое тело Данжура, а над ней стоял Осот, опустив меч.
- Клянусь, - говорила она, - что тотчас же последую за ним.
И такая горечь поднялась в горло, что я шагнула уже вперёд, чтобы Осота спросить: с кем ты воюешь? С мертвецом и с женщиной?!.. Но он отступился сам. И мы с Сэргэлэном, взявшись за руки, ушли назад в Колдовстворец. А там вернулись прежние Старцы и Старицы, что в Правь уходили с Первыми говорить. У Сэргэлэна в руках чья-то сабля оказалась, и он её мне отдал. Подошёл он сперва к Осоту, спросил, не против ли он будет, ежели мы в школе останемся. Осот не возражал, не было у него к нам притязаний. Тогда подошёл Сэргэлэн к Михаилу Потапычу:
- Не обижайте мою жену, покуда она доучиваться будет.
- За что же нам её обижать?
- Так ведь Змеевна она теперь.
- Ну, пусть учится, ежели Род от неё не откажется.
- Мы от другого, от своего тотема силу алую будем получать. Знаю, что нельзя тотем Тенгри поставить в Колдовстворце. Но рядом с ним земли довольно...
- Мне бы только под вашей крышей жить, да на уроки ходить, - пояснила я.
- Непросто это, но справиться можно. Тотем можно в лесу спрятать, как чёрная мельница спрятана была. Коли Род не отвергнет, так придумаем что-нибудь.
Знала я, что Совы позволят мне учиться с ними, хоть и не знала я, вернулась ли Огнемира Незвановна, и боязно было в Навь выходить, покровительства Совы лишившись. Но то будут вопросы для дня следующего. А покуда хотелось мне ночевать не в избе совиной, а с мужем, и смотрели мы с крыльца избы Белок, как ученики вызывают Велеса. И обряд этот был радостен и горяч - как противоположность и противовес тому, в котором Чернобога не стало. Медленный хоровод, огни факелов под огнями звёзд и дружные голоса, и надежда на то, что новый хозяин, добрый хозяин земли русской исцелит раны. Идёт, идёт волна светлая...

Благодарности будут отдельным постом!
А пока сказочке конец - дайте знать, если вдруг кто, из игравших или не игравших, её осилил. И вы героями будете, и мне будет приятно. :3