В среду утром я ходил закупаться кормом на время нашего отсутствия и зашёл к матушке - найти в шкафах самую затрапезную чёрную юбку. В четверг я собрался, перечитал Книгу Эстер и ещё около часа сидел в состоянии "не терпится на игру". Если бы персонажей не вызывали по очереди, Ада бы вышла первой - я всегда так делал на экзаменах, чтобы не расплескать то, что хочется сказать.
В результате я приехал на Преображенскую за полчаса и болтался у проходной НИИДАР, глядя на питьевые сникерсы и прочие извращения в лавке сладостей. За 15 минут до начала брони лофта я начал паниковать, что пришёл не туда, и писать всем, но прежде, чем Хэлка ответила мне, что опаздывает, нас стало трое. Леся осталась ловить людей снаружи, а мы с Верой пошли за кофе. Взяли в Правде раф на миндальном молоке с вишнёвым сиропом. Я раньше не пил кофе с сиропами, кажется, никогда, вышло непривычно сладко, но вкусно. Когда мы вышли, собралось уже девять игроков.
Хэлка подхватила нас и повела в глубь антуражных советских корпусов, где кто-то уже заблудился. Медленный лифт, бесконечный коридор, и неожиданно - очень приятный лофт с панорамным окном и уютным мягким полом. Мы сами пришили синие лоскуты с фамилиями, прослушали правила по языкам и в девятом часу стартовали. Я в третий раз играл у Хэлки, и с каждым разом импровизировать историю, рассказываемую персонажем, всё проще. Единственное, чего я боялся, - это не уложиться в пять минут. Не знаю, говорит ли это обо мне как о плохом ролевом игроке, но услышать после игры вопрос от человека с очевидным актёрским образованием, какое отношение я имею к театру, было приятно.

Я выбрал фамилию в сетке методом тыка. Ада/Авраам Гуревич. Сказал, что ещё не решил, мальчиком идти или девочкой. А потом нашёлся Авраам, и я стал Адой. И вводная неожиданно зацепила маленькую параллель с историей моего прадеда, которую я вряд ли когда-нибудь (снова) запишу. Ада не была ни революционеркой, ни мстительницей - и так и не стала таковой.
Предыстория персонажаАде 15. Она родилась в Вильнюсе, еврейском культурном центре Европы, в большой зажиточной семье. Ей было десять, когда в город вошли советские войска и её отец вступил в партию. Когда дядю Ицхака арестовали и сослали куда-то в глубь СССР, отец не смог или не стал ничего с этим делать. Три года спустя его перевели в Минск. Дядя Вениамин и бабушка отказались уезжать вместе с его семьёй. В Минске Ада пошла в новую школу, а в июле снова пришли войска. Немецкие.
Переселились в гетто. Партийных расстреливали, поэтому отец снова решил стать полезным и вступил в юденрат, орган правления гетто. Когда гетто должно было собрать контрибуцию, некоторая часть денег наверняка осела в его кармане - иначе как он смог бы добыть для дочери документы на имя Лейлы Гиоргадзе, грузинской девочки из детского дома?.. Требуемую сумму контрибуции собрать не удалось, и отца расстреляли - но об этом Ада узнала, когда её уже не было в гетто.
Отец поступал плохо. Но он всё делал ради неё. И Ада никому не позволит назвать его плохим человеком.
В детском доме можно было прокормиться с огорода. Что станет с матерью в гетто, Ада не знала. Людей оттуда куда-то увозили. От бессилия и страха снились кошмары. Тогда ей хотелось что-то сделать, отомстить за отца и мать. Она слышала о девушке, устроившейся официанткой и отравившей кучу немецких офицеров. Вот бы так же! Но у неё не было ни оружия, ни связей - ничего.
А потом детский дом получил распоряжение выделить девочек, хорошо говорящих по-немецки, для работы в Германии. Ада умела быстро учить языки и в немецком была лучшей. В Германии, куда её привезли в товарном вагоне вместе с другими, было мирно и больше не голодно. Она попала на фабрику и шила солдатскую форму - на новый призыв, совсем маленьких размеров. Этим немецким мальчишкам мстить не хотелось. Многие из них уже потеряли своих отцов и многие погибнут сами.
Однажды над городом появились самолёты союзников. Одна бомба чудом не угодила в фабрику - упала во дворе и не взорвалась. И опять пришли войска. Девушки с фабрики оказались в американском лагере для перемещённых лиц. Ада стала понемногу учить английский язык. Оставаться Лейлой Гиоргадзе больше не хотелось. Но когда она призналась работнице Красного Креста, кто она такая, та сказала: твой отец работал на немцев, ты сама работала на немцев - в Советском Союзе такого не прощают. Ада и не хотела в СССР. Там такие же лагеря и так же не любят евреев. Её собеседница добавила, что быть Адой Гуревич можно только в Палестине.
Это казалось хорошим планом - поселиться на Святой земле, пасти овец и собирать оливки, как мечтал дядя Ицхак. Вдали от войн и лагерей. Ада сказала американскому офицеру, что она гражданка Турции, утратившая документы, и хочет вернуться домой. В Турции она села на судно "Моисей", благополучно добравшееся до Израиля. Беженцев тайно высадили в портовом складе Яффо. В тот же вечер склад накрыла английская полиция. Арабы, с которыми у англичан был договор, не хотели, чтобы в Палестине становилось больше евреев.
Снова корабельный трюм. И лагерь для перемещённых лиц на Кипре. Взрослых и детей разделили. В детском лагере не так уж плохо - помимо армейских пайков иногда выдают одежду, присылаемую американскими евреями. Есть учителя и врачи. Но самые маленькие дети никогда не видели ничего, кроме палаток и колючей проволоки. Они не знают, как выглядят дом, парк, лошадь, черёмуха... От мысли о том, что в новом гетто придётся состариться, делалось тоскливо.
Ада не была еврейской девочкой - потому что не была иудейкой. Ада не была советской девочкой - потому что не была коммунисткой. Она была своей собственной девочкой с комплексом выжившего, не сумевшего никого спасти. И она уже никому не верила.

Отчёт отперсонажный (содержит спойлеры к игре!)Пурим. Такое непривычное слово здесь, где дети объясняются между собой на немецком с примесями русского и английского.
Я не помню, кто первым сказал "Давайте...", но идея поставить Пуримшпиль для детей показалась отличным средством разбавить скуку. Все, кто услышал, собрались на бывшем складе, ещё не переоборудованном в прачечную. Кто-то привёл с собой девушку из местных, которой хотелось посмотреть на репетицию. Она выглядела старше нас всех, лет семнадцати, и могла изъясняться только на ломаном английском, но живо интересовалась происходящим и задавала вопросы.
Сначала каждый должен был представить свой короткий Пуримшпиль - чтобы понять, кто что помнит и кто о чём хочет поведать при помощи этой истории. Первой была Ева Йоффе, которая лучше других знала Тору, и все имена, и колена, и дни. Её Пуримшпиль был таким, как и написано в Книге Эстер. Она двигалась так, словно танцует, и вспоминала слова священного для неё текста так, словно прислушивается к их отзвукам в воздухе. Парень, у которого на рубахе была фамилия Гуревич, игравший царя Ахашвироша, взял Амана за шкирку и "повесил", зацепив воротом за низкую балку.
Потом Гуревич сам показал Пуримшпиль. Он заявил, что в его спектакле не будет главных героев, а будут только второстепенные, и не будет зрителей, а все будут актёрами. Он велел всем сесть в круг и накрыть головы тряпками, чтобы ничего не видеть. Послышались глухие удары. Приблизившись ко мне, Гуревич всадил кулак мне под рёбра - не больно, но ощутимо, кулак у него был большой и жёсткий. Затем звуки ударов стали чаще - Гуревич просто бегал по внешней стороне круга и стукал каждого по головам. Удар пришёлся вскользь, но это было уже слишком! А Гуревич только рычал: "Терпите и ждите!", - казалось, он был на что-то очень зол и просто использовал повод побить нас всех.
И был Пуримшпиль Симона Леви, и я вызвалась играть Эстер. Он долго шептал мне на ухо, что Эстер - умная женщина, которая может воспользоваться своим влиянием, чтобы спасти и себя, и свой народ. Я сказала царю, что вельможа Аман, которого он приблизил, - на самом деле преступник, утаивающий часть налогов, растлевающий малолетних, а теперь замысливший истребить целый народ, мирно живущий на землях царя и трудящийся на благо его страны. А народ стоял передо мной и ждал, потому как ждать он уже привык. Я сказала, что всё должно быть по справедливости: злодей должен быть повешен, а невинный народ страдать не должен. И Симон-царь дал мне право судить, надев на меня свою шляпу. Что бы я сделала с этим правом? Аман заслуживал смерти. Я велела его повесить, и мой народ схватил его и поволок на казнь.
Был ещё Пуримшпиль весёлый, как детская сказка. Меня взяли играть царя и сказали, что он должен быть очень суровым и очень любить свою жену Эстер. Аман, потешно пресмыкаясь перед царём, стал жаловаться ему на народ израилев, который ни во что не ставит его законы. Царь разгневался и велел поставить евреев в угол и оставить без сладкого, а Аману позволил наказать их по своему разумению. Но тут Эстер стала плакать, а царь - суетливо спрашивать, почему она плачет и что сделать, чтобы она не плакала. Эстер объяснила, что Аман всё врёт и на самом деле он сам злодей, и Аман сам себя выпорол. Эстер это понравилось, и она перестала плакать, а кепку и ремень Амана передали Мордехаю, чтобы он защищал свой народ.
В другом Пуримшпиле я играла царя слабого и трусливого. Когда Аман пришёл говорить ему о евреях, он спросил, кто такие евреи, и очень испугался, услышав, что евреи живут по собственным порядкам, налогов не платят и того и гляди поднимут бунт. Евреи действительно пошли бунтом на царский дворец, а царь прятался за спиной Амана и кричал, почему их так много, и за что они ополчились на него, ведь он не сделал им ничего плохого. Царя и Амана изгнали, а Эстер, предводительница евреев, Долорес Сахарова, объявила, что стране больше не нужен царь, а будет власть народа, как в Советском Союзе. И царь сказал Аману: пойдём-ка мы отсюда...
Но больше всего мне понравился Пуримшпиль Дарьи Фаворской. Она долго разговаривала в сторонке с Евой, которая должна была играть Эстер, чтобы Эстер, прося царя за свой народ, говорила, что хочет только мирной жизни для своего народа, а гибели для Амана и его родни не хочет. Хитрый Аман хотел сам сделаться евреем, чтобы получить право бить своих врагов, но Мордехай ему не позволил, сказав, что он не достоин, и изгнал его. Дарья сказала, что не нужно больше крови, и это было правильно. В Книге Эстер евреи перебили многих людей, но если мы заставим других себя бояться, нас никогда не станут принимать и уважать.
И хорош был другой Пуримшпиль, в котором я играла простую еврейку, подслушавшую под окнами дворца разговор царя и Амана. Она предупредила свой народ, чтобы они были готовы защищаться и вооружились. Гуревич придумал, что мы притворимся мёртвыми, и когда пришли люди Амана - мы вскочили, напали на них и победили. Затем евреи вошли во дворец и спросили меня об Амане: это он? Я подумала, что простая еврейка будет бояться ошибиться. Она сказала, что не видела его, а слышала только голос. Аману велели назвать своё имя. Она сказала, что это обычный мужской голос. Но Амана нужно было разоблачить, и она сказала, что узнала его. И Амана убили, а царь вовремя присоединился к восставшим и убивал Амана вместе с ними, и потому его убивать не стали.
Я помню все Пуримшпили, но описать их все будет слишком долго. Последним должен был стать Пуримшпиль Нади Ашуровой. Она просто разделила нас на две части и поставила друг напротив друга. Сказала, что взрослых расстреливали и сбрасывали во рвы, одних на других, - и мы, стоявшие справа, падали. Я упала поверх двоих парней - надеюсь, им было не слишком тяжело. Надя говорила, что у детей забирали кровь для раненых солдат, и когда кровь кончалась, дети тоже падали. Когда мы поднялись, Надя плакала. Её стали утешать. И тут оказалось, что это не последний Пуримшпиль.
Девушка из местных, которую привела Надя, вдруг заговорила с нами на нашем языке. Оказалось, что её зовут не Алекса, а Микаэла. Она велела всем встать и разделиться на две части. Затем выбрала Эстер, которая должна была прыгнуть с парашютом в тыл врага. Враги хватали её и мучили, и она кричала. Тогда Микаэла назначила Гуревича Мордехаем и велела всем идти за ним и скандировать: Мордехай! Эстер! Мордехай! Эстер! Они отбили Эстер, и Мордехай вынес её на руках, а её врагов схватили, и они тоже кричали. И все должны были идти за Эстер и скандировать: Свобода! Свобода! Это было слишком просто. Наверное, когда всё слишком просто - это и есть война.
А сейчас я расскажу про свой Пуримшпиль.

Что ж, начнём. У меня нет ни отца, ни матери, поэтому я буду Эстер.
Эстер со своим дядей Мордехаем - кто хочет быть моим дядей? Давай ты, Ева, - жила в маленьком-маленьком домике. Они тихо сидели в нём рядышком, как на этой подушке. А вокруг была страна царя Ксеркса - большая-большая страна, почти как Советский Союз. Весь этот склад - его страна. Ты, Симон, будешь царём. Можешь прохаживаться по своей стране и гордиться ею.
А наш домик становился всё меньше и меньше, меньше и меньше... И Мордехай решил идти на поклон к царю. Давай ты будешь ему кланяться, а я буду стоять у тебя за спиной. Но Мордехай хотел быть полезным царю и поэтому выдал ему его врагов. Он не очень хорошо знал, кто именно замышлял против царя, но это и не так важно. Показывай: вот этот? И вон тот? Не стесняйся! Может, и этот тоже?
Царь велел их повесить и остался очень доволен. И тут я выхожу из-за спины Мордехая и, конечно же, сразу очень нравлюсь царю и становлюсь его любимой женой. А ты, Мордехай, иди пока посиди вон там, у ворот.
Эстер и царь Ксеркс хорошо жили вместе, но тут появился злой Аман. Я не буду никому предлагать его сыграть - это будет как-то обидно, - так что я сама немножко побуду Аманом. И вот Аман пришёл к царю и сказал: послушай, дружище, тут такое дело. Все эти жиды меня жутко бесят, надо с этим что-то решать, а то уже невозможно. Но ты не волнуйся, я сам разберусь, ты только подпиши вот эту бумажку. Ага, спасибо. Ну, я пошёл.
Мордехай услышал об этом и стал звать Эстер. Давай, привлекай моё внимание. Ну, что там ещё? А, это ты, Мордехай. Что случилось? Коварный Аман замыслил истребить наш народ? И что же мне делать? Устроить для него пир? Может, и отравить его, как собаку?
- Нет!
А что тогда? Кланяться? Ты научи меня, как кланяться, я же не умею. Вот так кланяться? И вот так - ох, как низко! А ты что же, не будешь кланяться? Ты уже откланялся своё? Ну, что с тебя взять. Будешь дальше стоять на воротах.
И вот Эстер пригласила своего мужа и Амана на пир. Она приготовила много-много очень вкусной еды, подавала им блюда и кланялась им: и вот так, и во-от так низко - как учил её Мордехай. И царь, и Аман остались очень довольны, и Эстер пригласила их на следующий день прийти на пир снова.
После пира Аман возгордился ещё больше прежнего. И когда он выходил из ворот, один Мордехай ему не поклонился. Это очень рассердило Амана, и он захотел повесить Мордехая. А поскольку Аман был очень хитрый, он пришёл к царю и сказал ему так: о царь! Что бы ты сделал с человеком, который послал других людей, возможно невиновных, на виселицу?
- Поступил бы с ним так же, как он поступил с ними.
Значит, повесить его? Отлично. И Аман... повесил Мордехая. Мордехай может очень удивиться и спрашивать: как это - повесил? За что?! За шею. Давай, уходи со сцены.
На следующее утро Эстер снова пришла к воротам, чтобы спросить совета у Мордехая, но Мордехая там больше не было. Она увидела, что Мордехая повесили, и заплакала. Когда она готовила пир, всё валилось у неё из рук, и перед царём она продолжала плакать. А ты давай, утешай меня.
Но царь не знал, почему она плачет, потому что Эстер так и не открыла ему, из какого она народа. В слезах она могла только указать рукой на повешенного Мордехая.
- Ты плачешь из-за него? Но почему? Это ведь какой-то презренный еврей, такой же, как все евреи.
И Эстер побоялась сказать царю, что она родня Мордехаю, чтобы не случилось с ней то же, что и с ним. Она перестала плакать и стала дальше счастливо жить с царём. Последняя из народа израилева, который Аман истребил. Потому что Мордехай научил её только кланяться.
А надо было, наверное, всё-таки отравить Амана. Как собаку.

Мордехай поступил плохо, но я никогда не назову его плохим человеком.
Я немного боялась, что Ева или Симон скажут что-то другое. Но они сказали всё правильно. В одном из Пуримшпилей Мордехай, задремавший в саду, подслушал, как Аман с женой замышляют отравить царя, а затем на пиру выбил из рук царя отравленный кубок. Я выбежала изобразить собачку, которая вылакала разлившееся вино и издохла. Но во время своего Пуримшпиля я не помнила об этом, а помнила о той девушке, устроившейся официанткой.
Когда Пуримшпиль Микаэлы был окончен, ей стали задавать множество вопросов о том, почему она скрывала от нас своё имя и для чего она здесь. Она усадила нас в круг и согласилась рассказать свою историю. Она сказала, что её не взяли прыгать с парашютом в тыл врага, поэтому она помогала евреям, нанимаясь работать в концлагеря. Потом они с братом вступили в организацию Моссад Алия Бет и теперь переправляют евреев кораблями в Палестину. Надя, которая её привела, подтвердила, что встречала её в лагере в Бельгии. Некоторые видели её брата.
Микаэла сперва говорила, что она здесь для того, чтобы мы поставили Пуримшпиль - спектакль для детей о свободе, которой они никогда не видели. Но что-то не складывалось: она узнала о Пуримшпиле только от Нади. Тогда она сказала, что прибыла освободить нас и ещё некоторое количество детей. Всё было готово - корабль ждал в порту, не хватало только человека, который мог бы подделать накладные. Дув Ландау захотел переговорить с ней с глазу на глаз, и фальшивобумажник нашёлся. Всё выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Зачем тогда нужен Пуримшпиль? Почему бы просто не вывезти детей, не привлекая лишнего внимания?
Микаэла утверждала, что Пуримшпиль - это символ. Но по мере обсуждения я понимала, что это - ещё и хороший способ собрать детей. Если сказать детям заранее, весть быстро разлетится по лагерю и дойдёт до охранников. К тому же количество мест на корабле ограничено. Дети не должны драться за места. Пусть они до последнего считают всё происходящее игрой. Но почему именно дети? И что с ними будет дальше? Да, англичане могли перехватить и развернуть корабль - но стоило хотя бы попытаться. Но некоторые говорили, что и в Палестине дети не будут в безопасности. Что эта земля - такой же лагерь, только без колючей проволоки, где хозяйничают англичане, и нужно сперва отвоевать её. Гуревич спрашивал, почему мы везём на землю, где вот-вот начнётся война, детей, а не мужчин, владеющих оружием. Микаэла отвечала, что этим занимается другая часть организации, и он сможет вступить в Моссад, если пожелает. Да, война может длиться десятилетиями, а детям всё равно больше некуда идти. О том, почему выбор пал на детский лагерь, Микаэла говорила только, что таков был план.
Идеи выдвигались самые разные, включая провокацию, которая отвлекла бы охрану. Но от неё отказались, чтобы не навредить тем, кто останется. Долорес пыталась говорить, что вывозить надо или всех, и никого, - но мы всю жизнь оставляли кого-то позади, иначе спастись невозможно. За оставшимися можно будет вернуться. Микаэла уверяла, что по поддельным накладным мы проведём детей мимо охраны абсолютно легально. Оставалось как-то отвлечь начальника лагеря. У Гуревича возникла блестящая идея пригласить его участвовать в спектакле в качестве царя, а Микаэлу посадить рядом с ним в роли Эстер - под видом уборщицы-киприотки, выбранной потому, что она взрослая. В случае, если начальник что-то заподозрит, она могла выхватить его пистолет и велеть не вмешиваться.
С мыслей о взрослых переключились на мысли о детях. Как уговорить их пойти с нами в конце спектакля? Гуревич, единодушно выбранный Аманом, - Надя спросила, не семейный ли у нас с ним комедийный дар, но мало ли в мире Гуревичей, - придумал, что дети могут побежать за сладкими ушами Амана. Он собирался взять мешок, набить его какими-нибудь тряпками и сделать вид, что внутри сладости. Это было очень забавно, но я понимала, что всё, что может пойти не так, пойдёт не так. Что если начальник лагеря не испугается угроз Микаэлы или она его застрелит, и охрана закроет ворота? Что если охрана не поверит накладным, начнёт стрелять - хотя бы и в воздух - и дети в панике разбегутся кто куда? Что если дети, оказавшись на корабле, испугаются и захотят вернуться в лагерь? Что если?..
Меня отозвала поговорить Мэри Берензон и зашептала:
- Хочешь, я вытащу тебя отсюда? Прямо завтра ты уплывёшь в Америку. У меня есть паспорта. Совершенно легально, без всяких сомнительных предприятий.
Я не поверила. Было похоже на то, что Мэри просто хочет сорвать затею Микаэлы.
- Почему именно я?
- Потому что ты сирота. В Америке много еврейских семей. Хочешь новую семью?
- Нет.
Я ответила честно. У меня есть семья, я её люблю. Не важно, что их больше нет в живых. А я уже не ребёнок и могу справляться сама.
- Но ты можешь помочь людям, которые потеряли своих детей. Ты сможешь помочь кому угодно ещё, если выживешь, а не останешься здесь.
Это звучало заманчиво. Старики, похоронившие своих детей, не должны быть одиноки. Они нуждаются в заботе не меньше, чем дети. А в Америке можно зарабатывать деньги и покупать на них одежду и игрушки для детей в этом лагере, как делали другие американские евреи. Но это было похоже на бегство. Я не знала, буду ли я нужна здесь. Я попросила дать мне подумать до завтра и сначала посмотреть, что произойдёт. Мэри не настаивала.
Мы вернулись в общий круг как раз вовремя, чтобы услышать, как Микаэла говорит о том, что нам нужна взрывчатка. Взрывчатка на корабле, полном детей! Микаэла объясняла, что если нас не захотят пропускать, мы сможем пригрозить, что подорвём себя. Допустить гибель детей англичане не решатся. Но для угроз не обязательно демонстрировать настоящую взрывчатку - можно блефовать. Если только Моссад не планировал в самом деле пустить её в ход... мне совсем не нравилось брать детей в заложники, и не только мне. Гуревич стал подозревать, не провокация ли это. Слишком часто, говорил он, за всю историю евреев загоняли в узкое место. А я вспомнила Крестовый поход детей. Но мне хотелось верить, что Микаэле незачем нам врать. Что она не желает детям зла. Но - готова рисковать ими.
Лучше действие, чем бездействие? Но порой стоит задумываться о последствиях действий. Увы, у нас было всего два варианта: оставить всё как есть либо попытаться поставить Пуримшпиль и вывести детей. Полагаться на взрослый лагерь, по мнению многих, было безнадёжно. Главная беда евреев в том, что они слишком много спорят. Мы же закончили споры и взялись за подготовку спектакля. От декораций я предложила отказаться: дети сами всё представят. Рассказчиком назначили Симона, потому что он хорошо говорит. Остальные изображали еврейский народ и должны были низко кланяться царю-начальнику лагеря. Я поклоны не репетировала - мне кланяться не понравилось.
После меня Мэри говорила с некоторыми другими, также наедине. Когда она во второй раз отозвала меня, она была очень взволнована и просила поехать с ней в Америку, а не прикрываться детьми, как живым щитом, чтобы попасть в Палестину. Я обещала ей, что использовать детей не стану и сделаю всё возможное, чтобы не допустить вреда для них.
- Ты должна дать согласие сейчас. Иначе я не успею найти кого-то другого, и паспорт останется неиспользованным...
- Может, он нужен кому-то больше, чем мне? Не хочу забирать себе чужой шанс.
- Это твой шанс! Тебя уже там ждут!
Она говорила так горячо и искренне, что я не могла ей отказать. Я решила, что смогу поучаствовать в Пуримшпиле, и если что-то пойдёт не так, я постараюсь предотвратить жертвы, чего бы мне это ни стоило. А потом я не уйду с другими детьми на корабль, а уплыву в Америку. Даже если у Мэри ничего не получится и охрана нас не пропустит, мы просто вернёмся в лагерь. Снова ждать.
- Хорошо. Я уеду с тобой. Я согласна.
Репетиция продолжалась. Я вызвалась играть Мордехая, сперва без особой охоты, но вскоре меня увлекла радость общего дела. Мордехай должен был спасти царя от злоумышленника - так, чтобы начальник лагеря не принял это за нападение, но привык к резким движениям в его сторону. Решили, что Мордехай выстрелит в злодея, сложив пальцы пистолетом, но по своей скромности не расскажет о том царю. Мне поначалу не хотелось стрелять - я боялась напугать детей, некоторые из которых знали, что такое пистолет. Но меня уговорили. Гуревич придумал, что покушавшийся на царя был братом Амана, и оттого Аман обозлился на Мордехая и пожелал, чтобы за того расплатился весь народ израилев. Аман-злодей смешно кривлялся, он должен будет нападать на актёров-евреев и заставлять их прятаться среди детей, чтобы тем проще было потом подбить их преследовать Амана.
В какой-то момент подумали, что Микаэла не сможет оставаться до конца рядом с начальником лагеря, ведь ей нужно будет идти вместе с детьми и подать условный сигнал своим соратникам. Нужно было найти новую Эстер, которая могла бы переводить для начальника лагеря и не следовать вместе с ним в общей процессии, а задержать или запереть его. Я говорила, что я достаточно хорошо знаю английский и остаюсь в лагере. Я не знала, что я смогу сделать с начальником лагеря, если он решит остановить детей: уболтать его, как Эстер кланялась Артаксерксу, или убить его, как Амана? Но хотели, чтобы Эстер сыграла Мэри, потому как Мэри говорила по-английски лучше всех. Мэри отказывалась и стала спорить с Гуревичем. Он говорил, что даже если это провокация, мы должны что-то делать. Мэри возражала, что погибнуть глупо сумеет любой дурак, но не каждый сумеет выжить, чтобы спасать других. Говорила, что некоторые тоже что-то делают, но незаметно, без громких слов. Я просила их обоих не кричать. А Надя села на пол и заплакала.
Мэри и Микаэла стали утешать её вместе, и в этот момент, казалось, примирились и поняли, что каждая из них занята важным делом, только по-своему. Мэри согласилась сыграть Эстер, и мне стало ещё спокойней, и всё встало на свои места. Просто и ясно, как на войне: мы играем Пуримшпиль. Мы даём детям уйти и задерживаем начальника лагеря. Если детей не выпускают - не допускаем угроз, конфликтов и насилия и берём всю вину на себя. Без Эстер прогнали задуманный спектакль ещё раз. Всё получилось отлично - и народ, внутри себя уже разделившийся на Палестину и Америку, и оторванное ухо Амана, и реплика, заготовленная для царя: я даю вам свободу. И свобода случится, для каждого - своя.

Итоги и благодарностиАде Гуревич удастся уплыть в Америку. Это значит - новый паспорт и новое, уже третье, имя. Она постарается не терять контакта с другими, выбравшими такой же билет в один конец: Надей, Дарьей, конечно - Мэри... И заработать на то, чтобы еврейские и не только еврейские дети меньше голодали. Быть может, она так никогда и не ступит на Землю обетованную и больше не встретится со своим двоюродным братом Авраамом Гуревичем, сыном дяди Вениамина.
История, лежащая в основе игры, - это был уже шестой прогон, - родом из романа "Исход". В нём Моссад действительно вывел на одноимённый корабль триста детей из лагеря, начальник которого закрыл на это глаза. Продолжение истории было весьма спорным: когда англичане блокировали корабль, дети действительно угрожали самоубийством, а происходящее освещал специально приглашённый Моссадом корреспондент "Нью-Йорк Таймс". Англичане вынуждены были уступить под давлением мировой общественности.
В определённой степени противостояние Микаэлы и Мэри на игре демонстрировало противостояние двух подходов к сопротивлению - радикальный и цивилизованный. Оба хороши по-своему: первый - как жест отчаяния, когда по-хорошему уже не достучаться (и с этой стороны пирога мне тоже интересно было бы поиграть). Второй - как утверждение жизни и надежды вопреки этому отчаянию, когда по каплям собирается море. Отвоёвывать землю своих предков или отстраивать свой собственный мир на другой земле - выбор, в котором правых и виноватых быть не может.
Спасибо Хэлке за игру. Это сильная, живая, очень качественно сделанная игра, в которую вложено так много, что за один раз точно не исчерпаешь. Даже "игрой" как-то неловко называть такие глубокие вводные, такую атмосферу и магию.
Спасибо игрокам, которые собрались в это поиграть - и все как один были прекрасны. Инуки за Мэри, Лесс за Микаэлу, Льюсу за Авраама, Дёгред за Еву, Сильвер Анне за Симона, Лесе за Надю, Вере за Дарью - и всем-всем-всем. Очень много любви.

Покинув помещение, которое хозяева уже оставили на наш откуп, мы ещё постояли у проходной, обнимались и расходились. Заметил, что на кустах уже распускаются зелёные листочки, и вообще медленно возвращался в московскую реальность. Мы с Верой пошли ловить троллейбус до Семёновской - первый не догнали, дождались второго. Жаль только, что он доезжает так быстро. Дома я был к полуночи. Хочу играть у Хэлки ещё. Даже в Барраяр - оцените упорос человека, который уже давно замучен этим нарзаном! Но пока надо дошиваться к Клдвстврц.
Слайд