понедельник, 12 марта 2018
Правосудие
2838 слов. Ворнинг: порка.Прошли минуты, а может, десятки минут, – когда Рэйнар наконец опустил руки, правый бицепс предательски дёрнуло, словно он сейчас не отвёртку держал на весу, а удерживал на плечах потолок, готовый на него обрушиться. Педантично пристраивая инструменты обратно в пазы футляров, он продолжал молчать, стиснув зубы, не давая выхода словам, подступившим к горлу ещё в тот момент, когда он отвернулся от связиста, неловко замершего на жёсткой арматуре.
Эти слова жглись, как спирт в солдатской фляге. Долгий выдох облегчения не принёс. Он взглянул на Андрэ, держа, как какую-нибудь кошку, его костюм на обеих ладонях.
– Кто. – упало глухо и гулко, как камень в воду. Как спокойное, без ненависти, обещание смерти совершившему им случайно замеченное. Это не Лео, не его почерк; но тогда кто же?..
– Шрамы – кто? – уточнил, спохватившись.
Андрэ было страшно неудобно на твёрдой железяке, ещё и какой-то выступ упирался в правую ягодицу. Но куда неудобнее было в голове: такая мешанина, хоть и тёплая, светлая. И оттуда – вот таким же выступающим углом – глухое, страшное, боль, злость. Что-то ему было очень не так, этому механику. Что-то его мучило.
Вопроса Андрэ в первый момент не понял:
– Что? – переспросил, удивлённый не столько словами, сколько тщательно сдерживаемой ненавистью за ними. – А... – почти забытое воспоминание царапнуло сознание, как когда-то нож царапал, рассекая кожу, глубоко утверждая в его теле то, чего так и не смог утвердить в его душе, или смог, как посмотреть. – Это давно. Не здесь. В Академии.
– Скоты... – отозвался Рэй обречённым эхом. Давно, далеко, не дотянуться, но какое это имело значение, что могло бы изменить? И здесь хватало таких же. И везде. В памяти всколыхнулась картинка – как застал часть десантной группы насилующей заморыша-аборигена, тощего, грязного, полуживого. Нет: полумёртвого, умирающего. Как проломил младшему офицеру башку о стену. А потом блевал, в стороне от двух трупов, очень долго, как никогда прежде. Рэй торопливо проглотил это воспоминание, как горькую микстуру, чтобы ни ошмётка зачерствелых от времени эмоций не досталось эмпату.
– Прости. Я не должен был вспоминать... заставлять вспомнить. Не должен был спрашивать.
Рэйнар неуверенно покачнулся с пятки на носок и обратно, будто пьяный. Если так будет продолжаться и дальше – он не выдержит и либо обнимет мальчишку, безуспешно пытаясь впитать, отнять всю доставшуюся ему в жизни боль, либо упадёт перед ним на колени, вымаливая прощение. Потому что он тоже был виноват, как и другие. Он был плотью от плоти этого мира, приспособился к его законам. Он позволял этому миру существовать.
– Тебе ведь неудобно... сядь на кровать. Пожалуйста. Я не трону, – Рэйнар наконец протянул связисту его костюм. – Всё готово. Только включить. И сможешь уйти. Но если не тяжело... побудь со мной ещё немного. – молчание длиной в несколько слов. – Ты – светлый...
Горечь. Горечь слов, чувств и воспоминаний. Эта нечаянно подсмотренная картинка заставила Андрэ пошатнуться – слишком хорошо он знал, что чувствовал тот неизвестный ему, давно мёртвый мальчишка. Но она же и удержала, не дала сделать глупость, оскорбить этого странного человека. Наверное, всё же сумасшедшего, – подумал связист и почему-то не испугался ни горечи, ни непонятного, тёплого, но вовсе не липкого желания коснуться, ни ещё более странных слов. Ну хорошо – почти не испугался: слишком привычен был его фоновый страх, ему находилось место везде, в каждой его эмоции. И всё же... механик звучал и чувствовался почему-то очень похоже на... ЛиЛи при начале слияния. А это успокаивало.
Андрэ послушно кивнул, оделся и присел на край койки. Одеяло под ладонями было колючим, но очень мягким.
Рэйнар осторожно шагнул к кровати и тоже сел – рядом, но не вплотную. Закрыл глаза, откинул голову – словно подставлял лицо невидимому дождю или солнцу.
– Спасибо...
«Ты эмпат. Ты должен почувствовать, как мне хорошо – просто дышать возле тебя. Потому что для того, чтобы выразить это, – нет таких слов, которые бы не спугнули, не удивили, которым ты смог бы сейчас поверить».
Хотелось забрать его отсюда, не отдавать никому, не возвращать в сточную яму станции с её крысиным королём Лео. Забрать немедленно, угнать катер, выжать скорость на максимум, так, чтобы сладко вдавило рёбрами в упругую спинку ложемента. Вот только – куда? У Рэйнара не было ни дома, ни имущества – ничего, кроме тошнотворного пятна на репутации, разъедающего юношеские амбиции, первые нашивки, голокарты с координатами неизвестных миров, как кислота разъедает плоть. А теперь у него было ещё и слабое место, которым Лео обязательно воспользуется.
Либо ты принимаешь этот мир таким, каков он есть, – либо однажды откажешься с ним смириться и сдохнешь.
«Ангел мой. Погибель моя...»
Это было похоже на странный круглый цветок – Андрэ видел такие в книжках в детстве. Пушистый мягкий шар, тепло пахнущий чем-то... воображение спасовало, подсунув картинку с утренним завтраком дома – из хлопьев и синтетического протеина, но это точно было не то. И вот целое поле таких пушистых соцветий погладило его колени, раскрываясь во все стороны, до горизонта настолько широкого... он и не знал такого тогда, когда вся жизнь была сдавлена и втиснута между жилыми блоками и техническими шахтами, а в Космосе горизонта не было.
Видение длилось мгновение – и вечность. Потом подул ветер и унёс белоснежные пушинки.
Снаружи в дверную панель робко поскреблись.
– Это за тобой, – бесцветно констатировал Рэйнар. Встал, надел очки, подошёл к двери и только тогда открыл, глядя сверху вниз на Луиса. Под этим непроницаемым взглядом рыжих очков секретарь заметно сжался.
– Ты что думал – что съел я его, что ли? – без всякой весёлости в голосе усмехнулся механик и отступил в сторону, давая дорогу Андрэ и полуобернувшись к нему: – Ну, заходи ещё.
Андрэ поднялся с койки и вышел в коридор, отчаянно и безнадёжно желая вернуться – туда, к пахнущему горячим железом и горелой проводкой человеку в нелепых оранжевых очках, снова почувствовать себя... кем-то, а не чем-то. Но вернуться было нельзя – всё это было не для него, и не для этого места.
Когда дверная панель за ними закрылась, Лу с преувеличенным сочувствием уставился на связиста:
– Цел?
– Цел, – как обычно негромко ответил Андрэ секретарю, привычно и скучно мазнувшему по нему своим плесневелым от застарелого страха взглядом.
Всё снова шло как должно.
Пару дней спустя на станцию вернулся Лео. О возвращении он не трубил по всем каналам, и Андрэ узнал об этом, только столкнувшись в коридоре с Лансом. Вернее, Ланс сам на него налетел – разыскивал, как гончая зайца, азартно кружа по коридорам челноком, так что случайные встречные предпочитали слиться со стеной.
– Не собой торгуешь, малец. Честью Лео торговать пытаешься, – на выдохе прорычал он с налёту. – Да не прокатит. Не у нас. Порядков не знаешь. Командир вызывает в спортзал, пошли.
Даже походка и осанка Ланса изменились, когда он конвоировал нарушителя, как будто Андрэ мог сбежать сквозь стену. Шагал пружинисто, выпятив грудь, как на параде. Нёс хозяину подранка в зубах.
– Знаешь, блядь, кто так себя ведёт? Да как хер чист, знаешь, – ты ведь и есть блядь. – и Ланс добавил почти с сожалением: – А я тебя счёл почти что человеком. Почти что достойным.
В бывшем конференц-зале, теперь оборудованным под тренажёрку, набилось достаточно публики, которую Лео отобрал для поучительного зрелища. Некоторые вперили в вошедшего связиста жадные предвкушающие взгляды, другие отводили глаза.
Лео без слов прикрыл за ними дверную панель. Задержал ладонь на щитке электронного замка, но запирать не стал. Звукоизоляция таким шоу ни к чему. Задержал на один вдох – и прикрыл глаза, отрезая веками настоящее от прошлого. Перед мысленным взором встала картинка: пальцы Райана, судорожно сминающие ворот его куртки.
Неизвестное чувство сводило пальцы ледяным зудом, яростными иглами впивалось в тело.
«Что это – злость? Досада? Гнев? Обида? Разочарование? Бессилие?»
Шёпот металла под пальцами – единственное, что связывало Лео с реальностью в это первое мгновение, когда поднимались веки. Ему захотелось развернуться и ударить Андрэ. Ни за что. Вложить в один удар всю силу этого мучительного чувства, которому он не нашёл названия. Смотреть, как он отлетит в угол, свалится там бесформенной кучей, как поднимет распахнутые глаза, медленно наливающиеся горячей прозрачной влагой... И смотреть на своё отражение в этой влаге. Увидеть в нём истинное лицо своих эмоций.
Он не ударил. Просто развернулся и уставился в тёплые глаза Андрэ. Медово-карие глаза. Молча. Чуть щурясь. Будто смотрел и не видел, и силился разглядеть. Сунул большие пальцы за шлёвки брюк, откинулся плечами на дверной косяк и словно вернулся к прерванной беседе.
– Рэйнар. Тот, кто починил электронный костюм. – резкие, чёткие звуки, холодные и безэмоциональные, только лёгкая хрипотца выдавала волнение, не относящееся к делу. – И по какой причине он решил это сделать.
Лео не спрашивал, просто оглашал суть повода для собравшихся. Шагнул к связисту, у плеча которого продолжал подобострастно маячить Ланс, отечески вплёл пальцы в густые каштановые пряди.
– При нашем знакомстве я просил тебя всегда быть честным.
Внезапно он подцепил ворот Андрэ, рывком поднял, встряхнул и снова поставил на ноги.
– А ты пустил постороннего на мою территорию.
Перед наказанием необходимо объяснить, за что прилетело. Иначе оно превратится в бессмысленную жестокость.
Складка между бровей и зарождающаяся воронка омута на дне тёмных глаз. Не выпуская ворота, Лео сделал ещё шаг вперёд, вынуждая Андрэ отступать в глубину помещения.
– Как тебе понравится, Андрэ, если я позволю кому-то рыться в твоих вещах? – омут вращался, набирая обороты с каждым новым неспешным шагом, с каждым словом, пока Лео сверлил парня взглядом. – Трогать твоих обожаемых компьютерных друзей? Лезть в твою жизнь? Оспаривать твои методы работы?
Он поймал непослушную прядку и резким, коротким движением обернул вокруг пальцев, склонился к самому лицу Андрэ.
– На моей территории ты стучишься в дверь, получаешь разрешение войти и только тогда заходишь. Только тогда берёшь то, что хочешь. Именно поэтому, Андрэ, моя территория – это место, где ты всегда знаешь, что ты в полной безопасности. Что всё под контролем. Как той ночью. Помнишь?
Лео натягивал прядь всё сильнее. Но в ожесточённости слов возникло что-то новое, грубо-чувственное, – угрожающее, но уже иначе. Угрожающее... чем-то другим.
– Ты ведь хочешь исправиться? Хочешь стать лучше?
Интонация приобрела хищный оттенок. Свободной рукой Лео крепко сжал запястье мальчишки и накрыл его ладонью тяжёлую металлическую пряжку своего ремня.
– Тогда, будь добр, вынь ремень из шлёвок.
Осознание происходящего накатывало на Андрэ волнами. Первая – ещё в коридоре, от слов Ланса. Недоумение, непонимание чужой взбудораженной злости. Вторая – при входе в зал. Он и не знал, что в него так глубоко въелся страх той самой первой ночи, страх большого замкнутого пространства, полного людей, их чувств и мыслей. Третья вышла совсем короткой – эмоция толпы, разрозненная, но всё равно общая. И её практически сразу слизнула четвёртая – взгляд Лео, будто в зеркало. Пятой, шестой, седьмой покатились слова командира... нет, хозяина. Хозяина, почему-то вздумавшего от скуки побеседовать со своей вещью перед тем, как разбить её вон об ту переборку. Андрэ не сопротивлялся, не возражал, не оправдывался, даже не искал в толпе лица Лу и Крегера... Теперь это уже не имело ни малейшего смысла. Он просто готовился принять наказание, и его пальцы почти не дрожали на металле пряжки ремня.
– Спасибо.
Лео накрыл ладонью подрагивающие пальцы, сжимающие сталь пряжки. Накрыл и удержал, как если бы вкладывал в них бокал. Потянул к себе, прижал биение пульса на запястье, поймал ремень свободной рукой. Время для него потекло медленным, густым мёдом, мир поплыл перед глазами и стал неспешным, подёрнулся дурманящей поволокой обострённых чувств и вязкой дымкой желания. Он отпустил запястье, коснулся щеки связиста, всмотрелся в его лицо, очертил большим пальцем бархатный контур скулы. Скользнул рукой под волосы на шее, мягко оттянул край воротника.
– Эй, мелочь! – оглушительный шёпот Гарри, обращавшийся к глазевшим из-за дверной панели уборщикам. – Оба! Метнулись за носилками.
Метаться было недалеко. Отсек кладовки находился в метре от входа в зал.
Впившийся в горло ворот оборвал дыхание Андрэ. Лео одним рывком развернул мальчишку и швырнул на колени, лицом к сложенным стопкой матам, так, чтобы он мог бросить на них руки и упереться в край лбом.
– Стягивай с себя комбез, чтоб заново чинить не пришлось, – снова подсказал голос Гарри. – До колен. Считай до десятого удара.
Сложенный вдвое ремень вхолостую щёлкнул воздухом. Ещё раз. И снова, пока хозяин примерялся к пластичности старой кожи. Затем прохладная потрескавшаяся поверхность ремня коснулась обнажившейся спины, отнимая тепло и согреваясь, постепенно спускаясь от шеи по позвоночнику. Ремень чувствовался прирученным и надёжным, было в его скольжении что-то от грубоватой ласки. Несколько ленивых похлопываний по ягодицам, лёгких, дразнящих.
Лео попробовал ремень к телу и, удовлетворённый, замахнулся и отпустил в воздухе его кончик, так что по коже он прошёлся в один слой – длинным, тягучим и острым ударом. Внахлёст с протяжкой, обнял за бёдра и рывком бросился прочь, потянув за собой кожу.
Раз.
Лео оборвал новый свист ремня, позволяя Андрэ освоиться с позой. Чуть подвинул его колено носком ботинка, придавая ей устойчивость.
Короткий хлёсткий ожог лёг по спине ровной лентой. Кончик ремня оставил алеющий росчерк-сполох на загривке, чуть ниже кончиков волос.
Два.
Лео сосредоточенно наматывал на кулак твёрдую кожу, прикидывая требуемую длину ремня. Не самое удобное орудие порки, но из тех, что всегда под рукой. Неожиданно он склонился над связистом, и пальцы легко скользнули вдоль розовеющей отметины, собирая тепло прилившей крови и капли испарины. Прошлись, заигрывая с разливающейся по телу болью.
– Я хочу твоей души, Андрэ, не меньше, чем тела.
Ладонь надавила на поясницу, требовательно углубляя соблазнительный прогиб.
– Пожелай я только тела, я бы взял тебя сразу. Вне зависимости от твоего мнения на этот счёт.
Пальцы спустились между упругих всхолмий юного зада, следуя узкой ложбинкой, раздвинули ягодицы мальчишки – неторопливо, ненастойчиво, без жадности, позволяя почувствовать, насколько он доступен, как мало принадлежит себе. Большой палец задержался мягким нажатием на упрямое колечко входа.
– Я бы тебя трахнул. Трахнул и забыл.
Прикосновение оборвалось свистом вспоротого воздуха. Прямой удар тяжело упал поперёк спины, как горящая балка, способная перебить хребет с ослепительным фейерверком искр, и вспух побелевшим рубцом.
– Но я хочу душу, Андрэ.
Три.
– Я запрещаю тебе кусать губы, – резко и сурово. – Никому не нужны губы в колючих корках.
Взлетевший ремень приятельски обнял парня за талию и укусил бок, срывая кожу.
– Я хочу тебя слышать.
Четыре.
Лезвием пряжки по спине, и кончик ремня – тихим хлопком в воздухе над ухом.
Пять.
– Я хочу тебя всего. Не просто повертеть в руках. Хочу знать твои мысли, Андрэ, твои чувства, твои желания... Всё это тоже моё, верно? Я хочу это получить. И получу.
Ремень изогнулся змеёй и впечатался в кожу пониже поясницы.
Шесть.
– Расскажи, что такого делал с тобой Рэйнар. Только правду, помнишь? – кончик ремня нежно похлопал мальчишку по бедру. – Чем вы развлекались?
Улыбки Андрэ не видел, но она была. Опасная и азартная, скользнула в изгибе губ и замерла в тёмной глубине зрачков, проступила в интонации.
И эта интонация, и слова Лео пугали Андрэ куда сильнее боли. И вопросы, вопросы, бьющие в цель. Почему-то связист точно чувствовал, что говорить правду про Рэйнара нельзя ни в коем случае. Даже если с него сейчас спустят кожу. Боль мешалась с едкой похотью Лео и жгла отметины ещё нестерпимее стекающего по спине пота. Андрэ и не думал молчать, но вместо крика на шестом ударе из его горла вырвался долгий похотливый стон – стон из самого уродливого нутра склонившегося над ним хозяина.
– Ты до сих пор не можешь его забыть?..
Лео отпустил ремень падать с ладони тяжёлым серпантином, поймал и сложил вчетверо.
Край ткани его брюк задел бедро Андрэ, пальцы прошлись по шее, зарылись в волосы на затылке и с неспешным, но неотступным усилием окунули связиста лицом в подушку мата, удержали до лёгкого удушья.
– Молчишь. Не хочешь помочь мне?
Лео сел рядом, груда матов промялась под его весом, позволяя жертве глоток воздуха. Злая хватка у самых корней волос вздёрнула голову Андрэ. Другая рука опустилась возле хрупких, вцепившихся в мятую жёсткую поверхность мата пальцев. Лео погладил их колючей кожей ремня.
– Ты будешь помогать мне наказывать тебя? Или ты будешь помогать мне тебя хотеть?
Ремёнь хлёстко шлёпнул по нежным ладоням, и Лео толкнул мальчишку в плечо, вынуждая сесть, опустив зад на пятки. Тёмный взгляд изучал лицо Андрэ с беззлобной насмешкой, а потом скатился по груди к паху.
– Тебя это, должно быть, возбуждает... – бархатная интонация как по щелчку тумблера сменилась требовательным ледяным тоном. – Смотри мне в глаза. Всё время, пока я говорю с тобой, ты смотришь мне в глаза. Что ещё тебя заводит, мальчик?
– Мразь ты всё-таки, Лео. – негромкий весёлый голос заставил обернуться к двери всех, кто мог обернуться. Потому что этого голоса здесь не звучало ещё ни разу. Голоса Рэйнара.
Слухи о возвращении командира расходятся по сектору быстро – но всё же недостаточно быстро, чтобы успеть. И он опоздал.
Объяснять высказанное мнение не было ни времени, ни смысла. Куда проще было изъясняться на том языке, к которому здесь привыкли.
– Что же ты бьёшь не вора, а то, что украли? Кишка тонка?
Дальнейшие события произошли в считанные доли секунды.
Лео отшвырнул свою живую игрушку на жёсткий пол.
Рэйнар бросился на него – без звука, без предупреждения, как бойцовский пёс.
Сориентировался в ситуации только Гарри – свалил Рэйнара лучом парализатора и отдал отрывистый приказ, стегнувший поверх хаотичного гула возбуждённой толпы.
Последним, что мог расслышать Андрэ, были глухие звуки, с которыми носки ботинок и кулаки погружались в человеческую мякоть – с остервенелым наслаждением: так проще и понятней, не нужно больше думать, кто прав, кто виноват. Били, вминая в пол под хруст рёбер, как огромную тряпичную куклу, остающуюся в сознании, но неспособную даже защитить лицо и живот.
В тот же миг в плечо Андрэ ткнулся инъектор, чьи-то руки переложили его на носилки, и путь до врачебного стола повторился – только усыпляющее действие анестетика, видимо, взятого большей дозой, подействовало ещё раньше.
Остатками сознания, измученного болью, страхом, чужими бесконтрольно скачущими эмоциями, Андрэ ещё успел уловить этот отголосок большого, сильного и при этом... тёплого. Зачем? Зачем этот человек пришёл сюда? Не за ним же. У них ведь... ничего не было. Просто поле тёплых цветов у коленей, колючее одеяло под ладонями, жар вывернутого на полную термостата, запах нагретого металла. Боль, много боли и что-то спокойно-решительное, что не сломать так, как ломали рёбра.
Андрэ потянулся ещё чуть-чуть, неосязаемо коснулся разбитой скулы... и всё же отключился.
@темы:
станция альфа
-
-
12.03.2018 в 18:06спасибо за него. ))
-
-
12.03.2018 в 18:07-
-
13.03.2018 в 08:09-
-
13.03.2018 в 09:09