Пора попытаться отпустить эту историю и начать новую.
Предупреждение, а также жанр - смерть персонажа. Сплошная смерть персонажа. х)
Предупреждения-2: слэш (рейтинг детский), непростиловка, Вторая Мировая.

Дисклеймер: всё и все по-прежнему принадлежат .JayBird., также упоминаются невеста Мариуса Ровена [Мангусто] и капитан Джеймсон [негарантийный случай], который застрелил Фредерика.
Отчасти по собственным глюкам, отчасти в ответ на этот пост - настоятельно рекомендую прочитать, иначе что-то будет непонятно.

#МариусФредерик
#венскийсортстекла
#двасапогапараобаправые

1025 слов
На твоей щеке – след примятой диванной подушки. Красноречивое свидетельство того, как долго ты ждал меня на этот раз. Глаза покраснели тоже – кто посмел тебя обидеть? Подумать только, я никогда не видел твоих слёз – даже когда тот котёл случайно опрокинулся и ты ошпарил пальцы. И никогда уже их не увижу.
Тебе нужно было убежище, защита четырёх стен, место, где никто не смог бы тебя найти, кроме меня. Мне нужно было место, где никто не смог бы отнять тебя у меня. Поэтому вполне справедливо, что именно я спешил закончить дела, рассыпал формальные извинения – и ускорял шаг, едва поднявшись на портретную галерею по лестнице левого крыла. Чтобы убедиться, что ты на самом деле меня ждёшь. Что это действительно ты.
От чего ты прячешься теперь? Прости, что я не успел прийти вовремя. И никогда уже не успею.

В моём горле закипает на огне соль, как в том котле. Это очень простая алхимия. Альбедо – белая вспышка памяти за секунду до. Белый, жёсткий воротник твоей рубашки под чёрным мехом школьной формы, белой кожей обитые кресла в твоём доме, белый снег и чёрные еловые лапы с красными лентами, золотыми шарами. В детстве в Сочельник было весело столкнуть тебя в глубокий снег. Тогда я ещё не научил тебя драться.
- Давай, ударь меня. Ну? Ударь!
- Зачем? Мне же не больно.
Мне не больно. Нигредо – чёрный омут смерти через секунду после. И вышитый по чёрному серебром знак её Даров. Но мы призвали её в союзники и свидетели куда раньше, чем я надел эту форму. Темнота, начинавшаяся за поворотом моего ключа, темнота, в которой расширялись твои зрачки, в которой мне не нужен был свет, чтобы тебя услышать. Почувствовать. Преступить глупые запреты и провести тебя за собой, как в танце.
- Я не сделаю тебе больно, обещаю.
Это обещание я не сдержал. Вот и сейчас. Рубедо? Третьего нам не дано.
Кровь разбавить талым снегом, порохом и песком. Оттенок бордо в смесях особенно интересен, а кармин тебе никогда не нравился. Твой альбом акварелей, твои ноты – всё это больше не про меня.

Мы сами сотворили себе кумиров из отражений, когда смотрелись в барочный трельяж. Мы знали, что у будущего будет наше лицо. Твоё и моё. С тех пор мы не раз расширяли рамки, и наша жизнь уже не вмещалась в старое зеркало. Только в зеркала большого бального зала. Гирлянды из дубовых ветвей, гербовые цвета, вальс с твоей сестрой. Позже вальсы сменились маршами – нам ли не знать, что они даже сильнее кружат голову.
Когда ты сказал о своей помолвке, я сдержал ярость с трудом. Я не хотел мириться с тем, что могло забрать тебя у меня. Я ненавидел Британию. И не знал, как тебя отвоевать.
А ты слышать не хотел о войне. Потому что тебе придётся делить меня с нею. Но по крайней мере я знал, как тебя утешить. Как укрыть от всего мира, который был готов разломиться, как переспелый гранат, по кривой линии фронта.
Вена - гранитные орлы и безглазые атланты, кофейная гуща Дуная, горы, укрытые лесом, как гобеленом. И ты, пахнущий сыростью Альбиона и чёрным чаем со сливками. Твои обветренные губы, твой учащённый пульс, всё, что ты можешь дать, прежде чем попрощаться.
- Возвращайся, Мари, и не забывай мне сниться.
Пока ещё можно вернуться. Пока я уверен в том, что ты выберешь то, во что верим мы оба.
Твои стихи, твои закладки в книгах. Фразы, подчёркнутые красным карандашом. Герои, которые погибали на первых же страницах – или переворачивали мир на последних. Но в жизни выходит совсем иначе, в жизни победа достаётся земле, в которую лягут все наши кресты и кости.

Из моей аорты вместо крови сочится ртуть, а в сердце застрял нелепый комочек свинца. Погибнуть от заклятия было бы честнее. На таком расстоянии не видишь лица своего убийцы. Что он хотел отстоять? За кого хотел отомстить?
- Он хотел бы, чтобы я... Он знает, что отец...
Я слушал тебя, пропуская слова мимо ушей. Смотрел, как шевелятся твои губы, выговаривая короткое "Он" так же часто, как я с гордостью произносил "герр Гриндевальд" от первой до последней буквы. Смотрел, как ты мнёшь сигарету, сжимая губы. С каких пор ты начал курить, малыш? С каких пор к твоему запаху бергамота, шалфея и имбиря примешался резкий и горячий запах табака? Когда я слышал металлический щелчок зажигалки, похожий на щелчок спускового крючка, мне хотелось выбить сигарету из твоих губ. За то, что она прикасалась к ним чаще, чем я.
- А ты? Чего хочешь ты сам?
Мы знали ответ на этот вопрос – ответ, не укладывающийся в слова. Знали, какую цену за это платят.
Почему ты заставлял меня ненавидеть того, кто хотел снова забрать тебя у меня?
Не смей умирать без меня. Не смей.
- Твоя очередь.
- Я не смогу.
- Сможешь. Ты ведь не хочешь, чтобы это повторилось?
Ты ответил отчаянным взглядом исподлобья. Ты понимал, что я всегда ставлю перед тобой трудные задачи не для того, чтобы посмотреть, как ты падаешь лицом в грязь, а для того, чтобы увидеть, как ты поднимаешься. Я делаю это потому, что знаю: ты можешь больше. Гораздо больше, чем можешь представить.
- Круцио.
Кажется, тогда я прокусил губу. И содрал кожу чуть выше виска, несмотря на то, что ты подложил подушку. Пустяки. Это честнее, чем тренироваться на кроликах. Да, для меня тоже твоя боль больнее своей. Именно поэтому – после этого уже ничего не страшно.
Не так страшно умирать, как оставить тебя одного.

В этой затеянной человечеством гекатомбе я – один из тысяч боевых быков. Дым от заклания закоптит звёзды, как консервные жестянки, и валькирии не найдут дорогу среди обшаривающих небо прожекторов. Когда-нибудь газеты напишут: "каждый четвёртый". А может быть, "каждый второй".
Мы собирались жить вечно, помнишь? Планов как раз хватало на этот срок. Твоё письмо я сложил в нагрудный карман – ни один алхимик не разделит теперь кровь, бумагу и чернила. Чёрные еловые ветви с чёрными лентами, чёрную форму в запёкшейся дочерна крови огонь перемелет в пепел. Где-то, должно быть, уже поют рождественские хоралы. На немецком. На английском. Как волхвы пройдут по минному полю?
Наутро останется тишина. Надеюсь, тебе передали ключ. Я хочу, чтобы у тебя было место, где ты будешь в безопасности. Задремлешь, прижавшись щекой к диванной подушке. Остынет кофе. Стряхнёшь белый пепел. Белым снегом заметёт проигранную войну, как черепки разбитой чашки под ковёр. Однажды и твоих волос коснётся белизна, мой маленький Мариус. Навсегда мой маленький Мариус.

@темы: радио Marcus FM, соседи по разуму, моя прописка азкабан