Снилось до игрыСнилась какая-то игра, где мой персонаж был в чём-то вроде одиночной камеры или палаты. К нему зашла дама в чёрно-красном платье (кто играл - я не отсёк, может, Тайлами) и вместо каких-либо допросов предложила куда более приятное времяпровождение. После в коридоре или соседней камере убили птахиного персонажа, но Птаха была довольна как утюг, а мой персонаж этого не видел и не знал; затем и за ним пришли люди в форме, и тут я проснулся.

Поскольку субботним утром я экстренно убирался перед визитом Дугласа, героически согласившегося побыть нашей крысо- и мышеняней на вторые праздники, я делегировал Птахе сбор рюкзака, благо прикид был прост - рабам нечего терять, кроме своих штанов. А штаны я выбрал те, с которыми не доехал до Зерентуя. Проводив Птаху к Вере и Беркане, я влез в сапоги и стартовал. Мы с Тореном встретились в метро и взяли билеты на александровский Рекс-экспресс, позарились было на пустые вагоны, но выяснилось, что они - по vip-билетам с местами, добываемым, видимо, в кассах. А для нас - забитый тамбур, зато с вай-фаем.
В Хотьково я вспомнил, где берутся такси, и мимо привычного лесного полигона нас довезли до незнакомого мне Ратоборского поля. Пресловутый этнопарк "Кочевник" оказался очередным запущенным подмосковным зверинцем, выпасающим своих коз и ослов на том самом поле, которое было занято под игру и которое после нескольких дней непрерывного дождя превратилось в сплошную грязь. Наши хозяева-вастаки заехали ещё с утра, поставили свой шатёр, который впоследствии сдуло, газебо, которому мы так и не придумали применения, и навес для рабов, под которым предполагалось спать по игре.
Я сперва думал, что попробую поспать под навесом, а если замёрзну - уйду в палатку, но когда Боро, к которому я вписывался, приехал без палатки, выбора у меня не осталось. Но новый спальник прошёл тест-драйв - мне было комфортно в первую ночь, когда мы спали под навесом всей толпой, и я лишь слегка подмёрз во вторую, когда нас там осталось двое. Днём же мы носили рабскую униформу, в которой было тепло, тем паче что мы либо работали, либо грелись у костра. Нормальные люди на дачу ездят, чтобы землю копать, воду носить и картошку чистить, а я - на игру
Ещё немного игроцкого про модели и персонажаПеред игрой успели перезнакомиться, выпить пива, обсудить персонажей, хотя доигрового общения не хватило всё равно: у нас был чатик отряда на четверых, но не было - на всех рабов, и договариваться, насколько давно каждый из персонажей здесь появился, пришлось на месте и на коленке. Перечитывали правила, разводили костёр, копали сортир с живописнейшим видом на озеро и прочее по мелочи, а в восемь нам напомнили правила и дали потренировать боёвку методом "стенка на стенку". Аскольдобоёвка - это хорошо... когда тебя с перепугу не хватают за горло, конечно.)
Я собирался относиться к модели ненависти как к бусинам на ДдР - носить, "побочный эффект" отыгрывать не по бумажке, а по ОБВМу, а тратить только по персонажной логике. Но поскольку мисочек с бусинами-черепками на игре было мало, и найти ближайшую - слишком продолжительное пожизнёвое действие, я к ним не ходил и даже не видел их вообще. В первый вечер пытался считать ненависть в уме и быстро насчитал три, потом забил, ибо с персонажем это не работало - если ему что-то не нравилось, он говорил об этом, а не затаивал. Понимаю, что спонтанные самоубийственные рывки "с ножом на танк" - это кошерно и нарративно, но персонажное желание жить тоже никуда не засунешь. В общем, это наглядный пример того, что с психологическими моделями я не совместим. Впрочем, многие вокруг меня с ненавистью тоже не играли. Интересно послушать тех, кому подобные "костыли" действительно помогают играть конфликт.
По дороге на игру я неизбежно вспоминал Море и своего хадоринга оттуда - ехал, можно сказать, закрывать гештальт, и закрыл. Снова выжил, но не жалею об этом, снова сам себе устроил катарсис - только подумал перед финалом, что вот, наконец-то сыграю светлого человека, чтоб верил в эльфов, в запад и прочая, и прочая... а потом пришли эльфы и сделали всё возможное, чтобы обрести в его лице самого упорного врага. Упс. Ещё и потому ненависть мне не пригодилась, что Турульф очень рано решил не быть таким же жестоким, как вастаки, чтобы не потерять себя. Не будь он таким - он совсем по-другому начал бы игру и совсем иначе её закончил, и я не уверен, что иной вариант понравился бы мне больше. Птаха говорит - это канонично, а я на канон не замахиваюсь, а традиционно передаю слово персонажу.

Турульф из рода Халет по прозвищу "Мелкий". Отчёт отперсонажный. День IСемь десятков лет назад была Великая война, о которой забыли и вспоминать. Хутор в Бретиле, где я родился и вырос, платил вастакам дань на протяжении поколений. Когда надумали восстать лет восемь назад - Адельхайд, внучка сестры моей бабки, выдала вастакам и родителей своих, и остальных заговорщиков. Вастакам то было весьма удобно - бунт был подавлен без лишнего шума: перерезали и перевешали всех, кто мог восстать. Я был ещё мальчишкой и сумел сбежать в леса, прибился к отряду, который также скрывался и нападал на караваны вастаков. На пятый год погиб наш прежний командир, и новым стал Хеанот, юный, но талантливый в бою. А вскоре после того вастаки сожгли дом Морко, опытного следопыта, что оказывал нам большую помощь в разведке и просил только о том, чтобы мы защищали его семью. Сожгли вместе со всеми его родными, а на нас устроили засаду, и мы не успели никого спасти. Морко, слышавший крики своих детей, горевших заживо, набросился на нас, но Хеанот велел отступать и не поднимать на него оружия, так как тот не ведал, что творил. А когда мы вернулись за ним - Морко уже не было, и с тех пор мы его не видели до одного рокового дня.
В тот день, девять месяцев назад, мы готовили засаду на кочующий род Волка - но враги ударили нам в спину, и вёл их Морко, который один мог знать, какими мы пользуемся тропами и схронами. Некоторых убили, а я, Хеанот и Вихард из рода Беора попали в плен; чуть позже род Волка выкупил и Деорнода, что уже тогда был сед и с печатью былых страданий на челе, когда я пришёл в отряд. С полгода мы следовали за родом Волка, как псы на привязи, и месяца два назад они поставили свой шатёр на хорошем месте в большом поселении вастаков и остались там жить. Я вёл себя тихо, присматривался и прислушивался, а между нами говорил, что нужно бежать, иначе так и состаримся в рабстве. Деорнод, которого хозяева прозвали Седым, выглядел подавленным и измождённым и поддерживал эту идею слабо. Хеанот поначалу молчал, уйдя в себя, но постепенно начал просить других рабов научить его порядкам и старался соблюдать все правила. Он и Вихард говорили, что сперва следует добыть оружия и припасов, прежде чем бежать.
Морко теперь звали не Морко, а Бартош, и был он побратимом в роду Волка, одним из троих братьев главы рода Игнака. Вихарду особенно хотелось расквитаться с предателем, но Хеанот возражал, что тот предал от отчаяния и его можно переманить назад на свою сторону. Видел я и Адельхайд - её удочерил один богатый род, и имя она тоже носила иное, и богатые одежды, так что я не сразу её признал. А как признал и прокричал, что давненько я не видел её, гадюку подколодную, - только по губам получил плетью от хозяйки Мины. Давно я поклялся найти её, но всем говорил, что коли это моя родная кровь - то и проливать её только мне, а ежели кто убьёт её прежде меня, тому я сам кишки выпущу. Знал я, что без неё не уйду, а потому не спешил, выжидал удобного случая. Были у рода Волка и другие рабы. Змея, Рожа и Хуба рождены были в рабстве и не имели людских имён. Вилида купили недавно; около полувека он прожил на свете и из них почти все годы - в рабстве, и ему позволяли называться его собственным именем. Я вастакам своего имени не называл, потому хозяйка стала звать меня Мелким, хоть я и был несколько старше Хеанота, которого прозвали Шнурком. Чем дальше, тем ниже кланялся хозяевам Шнурок, тем больше хотел им угодить, и таяла моя надежда на него как на командира. Когда мы прибыли на поселение, его старую рану лечили в крепости людей Севера, - и будто подменили его там тёмным их колдовством.
У рода Волка были в рабстве и двое эльфов, мужчина и женщина, - эльфов вастаки называли илидами, и урождённые рабы не любили их и боялись, потому что знали, что все эльфы умеют колдовать. Эльфов у общего костра и в рабском бараке не привечали, и неизвестно было, где они спят, как согреваются, чем питаются, - что были они, что нет. Порой они сидели под деревом и тихонько пели вместе, или игрались с ветками и травой - словно дети: существа славные, но бесполезные - не похоже было, чтобы они в нашем деле могли чем-то помочь. Так же было и в тот вечер, когда разнёсся слух, что-де какие-то беглые рабы заперлись в полуразрушенной крепости на опушке, оставленной ещё тогда, когда вастаки отвоевали эту землю, и взяли в заложницы дочь какого-то рода, требуя дать им лекарств и прочего нужного. Хозяева собрались освобождать пленницу, а рабам велели сидеть по домам. Мы сели вокруг костра все, кроме эльфов, поговорили немного о лошадях, которых отвели под навес к своему бараку. Я рассказал, что кони спят стоя, так как могут раздавить себя своим же весом, и оттого больных коней, что не могут встать, подвешивают на цепях, только чтобы не лежали. А Вилид сказал, что видел эльфов, которые коней не подковывают и не взнуздывают, потому что "лошадиное слово" знают. Он был учёный, за свою жизнь многое узнал, мог по звёздам сказать, где Север. Я нарочно тогда сказал: "Не о чем поговорить в свободное время", - потому что слово "свобода" было у вастаков запретным. Вместо него говорили "хор" - воля, отсюда хорхай - свободный человек, а ирхор - безвольный, то есть раб. Ещё запрещали говорить "свет" и вместо него говорили "огонь", а вместо "солнца" - "небесный огонь".
Я слова на Тёмном наречии запоминал плохо и кодекс Севера выучивать не стремился, потому как не желал надолго задерживаться под его властью, но благодаря урождённым рабам запомнил, что дурно - значит хорошо, ирнан - это неправильный поступок, а багур - наказание. Когда хозяева вернулись, они привели с собой избитого раба - он сделал пару шагов и упал у костра вниз лицом на траву. Хозяйка Мина велела напоить его и накормить, но у нас не оставалось припасов; мы перенесли его в барак и дали тёплой воды. Очнувшись, он сказал, что его зовут Хват и что он был там, в крепости, где двое беглых, вовсе не из нашего поселения, удерживали вовсе даже не вастачку, а какого-то прохожего торговца. А попал он туда, увязавшись за другой рабыней, Чумичкой, травы собирать - их беглые забрали к себе и дали им палки, а потом вастаки всех перебили, а их не тронули. В наказание Хвата забрали у его хозяина из рода Беркута и передали на перевоспитание роду Волка. Потом позвали ужинать. Змея и Рожа остались сторожить лошадей, а мы пошли за хозяевами к общему котлу; еда у вастаков всегда смердела кровью, потому я ел только хлеб - брал столько, сколько мог, и если не было после еды срочных дел, уносил часть к костру и жарил на огне. Во время ужина Хвату пришлось вновь пересказывать свою историю - ведь всем рабам было интересно узнать, что случилось. А когда он устал, другой раб, принадлежавший роду Беркута, Молчан, рассказал сам, что это Хват открыл вастакам ворота крепости. Кого-то из беглых взяли живым и после ужина запытали. Хват, сидя у костра и слушая их вопли, заметил, что вовремя мы ушли от очага. Я спросил, почему у него хватило смелости открыть ворота вастакам, но не хватает смелости пойти и взглянуть, как людей пытают из-за него, но он меня не понял.
Пока я жарил припасённый хлеб, хозяева велели развести очаг в их шатре, и Хуба, Вилид и Седой наперегонки бросились носить туда самые лучшие поленья из нашего костра, держа их между двумя палками, чтобы не обжечься. Эдак они могли весь костёр перетаскать, но очень уж старались, чтобы хозяевам было тепло. Нас со Змеёй тем временем отрядили копать колодец и носить воду. Пока копал, нашёл бусы из белых раковин, крупных и гладких, и припрятал в карман - безделушка, но можно будет попробовать выменять на что-то полезное. За водой ходили дважды, и каждый раз к нам присоединялось всё больше рабов из других домов, где нужна была вода; я видел эльфа, высокого и сильного на вид, но он не говорил ни слова, будто немой. Впрочем, и я бы молчал, когда остальные обсуждают, как эльфы размножаются и почему своих мужчин и женщин не путают между собой. Я был уверен, что у них всё так же, как у людей, просто в неволе они не размножаются, и всё тут. По дороге слышал я и пересказ истории Хвата с ещё одной, посторонней совсем стороны. Горько делалось от того, что вокруг меня - каждый готов будет вастакам ворота открыть, чтобы сберечь свою шкуру. Хотелось верить, что Хват потому сразу не упомянул о том, что это он впустил вастаков в крепость, что понимал, что поступал дурно, то есть не по-человечески, - но вряд ли ему было стыдно. Вечером он вновь объявился, привёл коня - дорогого, вороного, как все кони рода Волка - и сказал, что его за этого коня выкупили назад.
С расчистки пришёл Хеанот - его знобило после лечения в крепости. Не без гордости он сказал, что когда его ранил волк, хозяин сам отнёс его к лекарю, - вот только не могло такое лечение пройти для него даром. Закончился день тем, что хозяева остались недовольны очагом - весь шатёр заволокло дымом, невозможно было в нём спать. Младшие братья Ченге и Кальма вызвали тех, кто разводил для них костёр, поставили на колени и стали пороть плетью. Сперва мне было даже не жаль их: хотели погреть хозяев - вот хозяева их самих и взгрели, только так вастаки умеют благодарить за усердие. Затем хозяева предложили кому-то одному взять на себя вину за то, что огня без дыма не бывает, и вызвался Седой. Остальных отпустили, и один из хозяев о чём-то говорил с Седым, а после поменял их местами и продолжил пороть Хубу и Вилида. При этом говорил он странные вещи, что-де научит их думать. Эльфийка хотела было вступиться за них, но её оттолкнули. Наказанным хозяева объяснили, что это с ними произошло из-за эльфов, и некоторое время ещё говорили с эльфами, и лишь тогда ушли. Седой очень переживал и даже заплакал из-за того, что других наказали вместо него, и его мне стало жаль - старик так и не привык к тому, что у вастаков всё наоборот. "Проклятие", - прошептал он, и вастак услышал; я поспешил заверить, что он просто стонет. Змея сказала, что нельзя давать рабам выбор, и если кто-то решает за хозяина, кого наказать, а кого нет, то это ирнан. Эльфы осторожно подошли справиться о здоровье наказанных; те вправду верили, что пострадали из-за эльфов, сокрушались, что не могли их исправить, и обещали почитать им вслух кодекс Севера. Я попытался дать рабам понять, что хозяин неглуп и потому сваливает на эльфов, чтобы пострадавший злился не на себя, а на другого, и что эльфы тут для того и нужны, - но они снова меня не поняли. Над страхом перед эльфами потешался не только я: Хеанот дал эльфу напиться из своей чашки и всем об этом сказал - и его чашку больше никто не брал.

Всё в пост не влезло. Продолжение следует!