Не знаю, к чему на четверг мне снилось, что Тас и Хель диктуют мне список покупок, в котором фигурирует "голубой барраярский сыр". ЧитатьИ я, клятвенно пообещав Птахе, что скоро вернусь - это недолго, говорил я, вечером буду весь твой, говорил я - отправился с этим списком в магазин. Но если вы думаете, что сходить за покупками - это просто, то вы ошибаетесь. В отделе настольных игр я застрял, потому что Хель заказала нечто с названием вроде "Джимбо", являвшееся аналогом дженги (я и сам после иксменовки хочу дженгу, она жутко тактильная), только с фигурками зверушек вместо брусков. Видимо, их полагалось ставить под круглую платформу наподобие слонов, держащих на спинах плоскую Землю, а потом переставлять на её поверхность. И стоило это нечто неподъёмно - 180 за одну зверушку. Пришлось выбирать бюджетный уменьшенный вариант.

В пятницу заходила матушка с пирожками, сообщила, что умерла тётя Шура, старшая сестра моей покойной бабушки. Она дожила почти до 87 лет в здравом уме, в последний год спокойно готовилась к смерти. Маме говорила: если я тебе звоню - значит, жива, как перестану звонить - значит, умерла. И вот - перестала.
Меня доломали все окружающие, и поскольку мне захотелось милоты, мы начали-таки смотреть Yuri on Ice. Первое спортивное аниме что в моей жизни, что в жизни Птахи, можно поздравлять с потерей невинности. Там красивая рисовка - что в пейзажах, что в пластике, беззастенчивый фансервис, смешно и трогательно и совсем не утомительно, можно смотреть как семечки. Юри - славный пирожочек, Юрий - воистину неблагой подменыш и будит моего внутреннего графа всем собой.
После этого, конечно, нелегко ехать к принцу Юрию, но мы сильные ролевики. Выскочили из дома на час раньше, потому что Птаха перепутала время, посидели в Старбаксе, ушли оттуда с соевым маття-латте; оный оказался вполне неплох, не хуже, чем в Тануки. Доехали в Черёмушки, сгрузили сидр, Птаха нарисовала на Дёгред цета, а на мне - очень старого механика, а хромой я был по жизни, потому как в четверг на платформе Панки споткнулся на лестнице и приложился коленом. Дождались кворума и стартовали; сидр кончился быстро, и после я кощунственно доливал вермут соком и наоборот.

Ненавижу те жизни, в которых мы так и не встретились. Лучше уж те, в которых ты меня убиваешь (с)
Как игрок я ехал обкатать персонажа на Осколки и посмотреть на то, каким вырос Доно, в чьей жизни не было доктора. Эволюция пациента от We need a Doctor до We don't need a Doctor - признак окончательного выздоровления. Доно самостоятельный, сильный, у которого есть дело, который любит - ради этого стоило пожертвовать доктором. Может статься, он даже встретит Доно однажды где-нибудь в подполье - и ничего не скажет, просто почувствует, что его сердце больше ему не принадлежит. А Доно не заметит его в толпе. И, главное, оба будут счастливы. А мой дед Лев Прохоров мне весьма понравился.
Вместоотчёт отперсонажный
Занятый Сону-Майя и бывшая цетская администрация в даже не перестроенном барраярском особняке - это ненадолго. Мы выпололи из города цетов, славно поохотились. Но скоро они с такой же лёгкостью прогонят нас. Никто, к счастью, не спорит с командованием. Причина кратковременной победы со временем выясняется: здесь, в этом городе, - новый император. Не все ещё знают о смерти Дорки, единицы знают его преемника в лицо. Но Юрий ждёт графов на присягу. Срок - сутки. А значит, надо продержаться до рассвета. После которого весь Барраяр разделится на своих и чужих. Пока же можно пить сидр, покачиваясь в кресле, закусывать жёстким холодным хлебом.
Кто-то приводит с собой женщину - вдову одного из местных форов. Аннабель, велевшая своим слугам выкрасить стены в гостиной под цвет её любимого алого платья - цетской кровью. Аннабель, с улыбкой прощающая мужчинам грубые выражения: её муж был военным, но "слишком много говорил". Мадонна нашей победы.
Граф Пётр, должно быть, отдыхает в другом месте, но неожиданно появляется его адъютант. Его числили пропавшим без вести и, кажется, успели заочно похоронить. Появляется не один, а с цетом, и оба целы и невредимы. Говорит, что этот цет хочет с нами сотрудничать. Смешно: что полезного цет может сделать для Барраяра, кроме как сдохнуть? Он предлагает информацию о постах в Форкосиган-вашном, говорит, что он из командования, и ничего не хочет взамен. Вот только эти сведения невозможно проверить, не сунувшись в вероятную ловушку. Он мог бы выторговать себе лёгкую смерть, но поразвлекаться с ним запрещают - он принадлежит Петру. Остаётся лишь обсуждать с генералом Эзаром живучесть этих тварей. Пленнику наливают вина. Замечаю, что если цеты и устойчивы к алкоголю, то точно не когда поливаешь его сверху и подносишь спичку. Весь вечер цет и адъютант сидят рядом, перешёптываются, держатся за руки. "Самое страшное, что цетопоклонники ничем не отличаются от остальных барраярцев".
Юлиан Форкруа нетерпеливо прислушивается. Перебирает пальцами волосы Форратьера. Когда тот посреди шумного разговора еле слышно просит его выйти с ним - Юлиан его слышит. Когда Форратьер вызывается в разведку, Форкруа ему позволяет, а мгновения спустя всё равно срывается следом. Они ввязываются в перестрелку, но возвращаются живыми. Ранеными. Юлиан Форкруа может позволить себе это - и абсолютно всё. Он уже на ногах; когда я привычно ворчу, что молодым стоит себя беречь, бросает: "Какой я тебе внучек?". Конечно, Вы мне император - я догадываюсь прежде, чем об этом становится ясно всем присутствующим, но молчу, и все молчат, сохраняя этот маскарад. Только Форратьер, придя в себя, зовёт его по имени: Юрий. Любому в его возрасте была бы тяжела императорская ноша, тем паче на войне. Но наше равенство с "Форкруа" - иллюзия. Цеты приближаются раньше, чем их ожидали, а значит - многим предстоит пожертвовать своими жизнями ради того, чтобы их император мог пить и ждать.
Можно найти трезвого медика, но Аннабель штопает Форратьера собственными руками, и ей явно не впервой это занятие. К нам добирается один-единственный граф - молодой и знакомый с Юрием, он пришёл бы и без приглашения. Но ожидание продолжается. Несколько отрядов должны отвлечь на себя внимание цетов и увести их за собой. Кто-то должен надеть императорский мундир и сыграть роль живой приманки. "Ну, получится из меня император? - Нет, дед, ты слишком старый, а императору, говорят, тридцать пять лет". За прежнего императора я сошёл бы. И с радостью отдал бы за него жизнь таким образом, если бы было необходимо, - но на моей памяти он крайне редко жертвовал людьми ради политики. Того, кто мне отвечал, - его зовут Антон Меглин, - вскоре повышают в звании до лейтенанта. Он явно не рад. Это его части только что получили приказ прорываться сквозь цетов. Должно быть, ему никогда прежде не доводилось посылать людей на смерть.
Меглину не по себе. Он вспоминает своего брата-близнеца Родиона, который недавно сгинул в столице во время одной из операций тамошней подпольной ячейки. Требует ответа, почему форы и простолюдины умирают по-разному, почему простых солдат никто не помнит, не называет героями, не жертвует ради них людьми. Это странная обида, которую я не могу понять, хотя понимаю его скорбь, - главной наградой для барраярца должно быть то, что он гибнет за Барраяр. Он спрашивает, и ему рассказывают всё. Рассказывают, что его брат согласился помогать цетам, поэтому нескольких человек цеты отпустили живыми. Рассказывают, что за ним послали группу, от которой вернулась только треть, но его не нашла. Перечисляют имена тех повстанцев, кто погиб в той операции. Юрий прерывает перечень: считает это несправедливым по отношению к другим погибшим. Утверждает, что помнит всех своих людей по именам, помнит имена их жён и детей, - как если бы он был в чём-то виноват перед Антоном, как если бы его решения нуждались в оправданиях. Никому не станет легче от того, что его помянет возжиганием император. Но императору станет только тяжелее, если он не оставит попыток сродниться с каждым солдатом.
Юрий-Юлиан вообще говорит непривычно много. Прежде я видел его только мельком, он всё время пропадал на разведывательных операциях. Вот и сейчас он всё чаще выходит из зала. Эзар принимает сообщения с периметра города. Эзар на связи с генералом Петром, сдерживающим натиск цетов. Одной из групп, совершавших отвлекающий маневр, даже удаётся форсировать реку и уйти к Дендарийским горам, но цеты не верят, что император от них ускользнул. "Сколько выжило? - Трое из тридцати. - Не говорите об этом Юрию". Антон всё ещё не может смириться с тем, что его брат мог быть предателем. Эзар обещает им встречу - но не раньше окончания войны.
"Что это там так красиво полыхает вдали? - О, кажется, это моё поместье". Поместье Фортициан со стенами, на которых кровь цетов навсегда запеклась воедино с кровью слуг-барраярцев. По мнению Аннабель, командирам на войне сложнее всего - тем, кто отправляет людей сражаться, точно зная, что вернутся не все. На самом деле - сложнее всем, кто остаётся в живых. Каждому, кого кто-то закрыл от пули. Каждому, рядом с которым падали его друзья и оставались позади в колеях, на камнях, в пожарах. Каждому, кого успели отбить, вытащить из плена, сберечь как ценного специалиста. Слышны выстрелы - эти люди выигрывают время не только для императора, но и для меня, и для каждого в этом доме. Но, возможно, и нам придётся обороняться. "Кто не умеет воевать пьяным, тот вообще не умеет воевать", - говорит Эзар, и мы наливаем ещё по одной.
Форель скучает с видом "я окружён идиотами". Я бы тоже грустил с такой фамилией, когда ты не то рыба, не то дерево. Аннабель, чтобы скоротать время, пыталась выведать у цета, что привело его к желанию помогать Барраяру. Он убивал барраярцев, приказывал убивать барраярцев - а потом вдруг понял, что Цетаганда что-то делает неправильно, что надо было по-хорошему, а не путём кровопролития? Цет отвечал про какие-то этические категории и прочую лабуду из психуелогии, которую бетанцы когда-то норовили протащить в нашу Академию. А Аннабель хотела услышать про конкретный случай, который бы его потряс. Я считал, что этот случай - встреча с нашим прекрасным адъютантом Форбреттеном, и плевать было этому цету на всех барраярцев, кроме одного. И верить словам я не спешил. Пусть цет докажет свою этику делом. Он просил Эзара не заставлять его ходить между двумя лагерями - конечно, он не хотел выглядеть предателем. Но он был таковым. А кто предал один раз - сможет предать и в другой.
Аннабель пыталась выяснить и то, почему цеты считают всех своих аутов красивыми, тогда как они все разные. Ведь одним нравится одно, другим - другое. Как можно любить идею совершенства в каждом, тогда как в ком-то, кто тебе по-настоящему в душу западёт, ты и несовершенства будешь любить? Я одно понимаю: вот бы цеты уже достигли своего пресловутого идеала и ослепли все нахрен, как только на него взглянули.
Надоевшего цета всё ещё не позволяют закатать в бетон. Возвращается Форратьер и зачем-то доказывает, что цеты - тоже люди. Будто я и так не знаю, что кровь у них красная и внутри они такие же, с кишками и печёнкой. Вон и у свиньи кровь красная тоже. А что барраярцы с цетами скрещиваются, как лошадь с ослом, - так то роднее нас не делает. Дело ведь не в том, что люди с начала истории на старой Земле друг друга убивали, а в том, кто ведёт себя по-человечески, а кто по-свински. Мы цетов на нашу планету не звали, потому они и враги, и те барраярцы, которые им помогают сжигать деревни и вырезать форские семьи, - враги тоже. Форратьер зачем-то спрашивает у Аннабель, как звали того ребёнка, которого цет убил у неё на глазах. Повторяет имя шёпотом. Но не рвётся переубеждать Эзара, когда тот говорит, что ему, Форратьеру, на всех плевать. Война рассудит, кому не всё равно - тому, кто проливает слёзы и совершает дюжину возжиганий день в тылу, или тому, кто ходит добывать сведения к самой кромке фронта, не пригибаясь под пулями. И зачем-то Форратьер нарывается на драку с Антоном, а драки запрещены и грозят разжалованием, - и на что только взъелся, или просто сбрасывает напряжение?.. Я уже не вмешиваюсь, плавно погружаясь в дремоту. Перед отступлением с Сону-Майя следовало беречь силы.

Постигровое и благодарностиИз игры я начал выходить с первого перерыва на пожизняк, после отъезда Шерхана и Хэл. Затем часть барраярцев стойко продолжила доигрывать дальше, а я деролился при выходе цыганочки - не то меня выбивает из игры слишком большой уровень пожизнёвых эмоций, который я не в силах вписать в логику происходящего, не то Прохоров выдохся и во мне стало слишком много доктора, но так или иначе я закончился. Сна ни в одном глазу, игры тоже, - угнездился в кресле и не мешал ближним. После, честно досидев до рассвета, мы прибрались и покинули Сону-Майя. Мы с Птахой заказали такси и прихватили с собой Шеллара. Крыса Падме в наше отсутствие опять открыла клетку - хорошо, что клетку рыжих парней я фиксирую проволокой.
Заагитировал Тианит в бетанскую команду, и вообще был рад всех видеть. Спасибо Моргану и Дёгред и всем соигрокам, благодаря которым это случилось - Птахе, Шеллару, Тианит, Блэквуд, Джонатану, Шерхану, Хэлкарель и ворвавшейся Хель! Всех люблю. И нежно ненавижу за распахнутую форточку с .hatred, ибо, во-первых, чувствовал себя странно - в этой версии реальности Доно и доктора в катакомбах быть не могло по разным причинам, что как бы намекает, что их наличие на самом деле ничего не меняет. А во-вторых - всё ещё больненько. Хотя я сформулировал для себя, что подустал не столько от Барраяра, сколько от войнушки. Впрочем, всё равно не брошу баранку этого пылесоса)