В детстве, в отряде, все строили корабли, помнишь? Присобачивали прямо к качелям косую трубу из картона и царапали имя - гордое и по слогам. Экипаж пихался ободранными локтями и мокрыми от пота коленями, вразнобой перебирал по песку босыми пятками, чтобы оттолкнуться - и отчалить.
И с палуб этих нелепых летучих кораблей, неспособных оторваться от двух своих скрипучих якорей, видно было куда как дальше, чем с самой верхней точки их ёкающей в животе качки.

В городе тоже было море. Но, как оказывалось, то море, которое Порт, пахло совсем не морем, а издалека воняло гнилыми водорослями и рыбьим жиром, мокрой ржавчиной и угольным погребом. За домами было ничегошеньки не разглядеть, а на границе шныряли чёрные крысы, шерсть у которых топорщилась сосульками, словно облитая маслом, и, казалось, сторожили от посторонних.
А ещё туда было нельзя. Что же тогда за море такое, куда нельзя?
Поэтому настоящее море было - с крыши. Если на крышу забраться в жаркий полдень, город перед тобой глянцево таял, как сахар в серебряной ложечке над огнём. Город плыл, безбрежный и бездонный, гудел не в такт, как оркестровая яма перед третьим звонком, и если стоять на краю, крепко держась за перила, - город катился тебе навстречу, а ты летел через город, над дорогами, и деревьями, и мачтами радиовышек.
И, конечно, каждый был сам себе капитан, потому что, если ты вышел из гавани и ветер раздувает твою рубашку, то уж наверняка тебя где-то ждут, и день за днём выходят встречать на пристань в тёплом пальто. А значит, надо приплыть и сказать - ну хватит уже, в самом деле, пялиться в горизонт, пойдём-ка выпьем.

А если долго идти через Степь - однажды выходишь к Морю. Просто травы кончаются перед песчаным склоном, а Море лежит под ним, только твоё и моё, и совсем не прячется - всё напоказ, как червонец от отца на день Революции. И пахнет морем - солоно и щекотно, галька колется, а прибой фырчит и сворачивается клубком.
И ни резких пароходных сигналов, ни чёрных досок в скользкой чешуе, ни чужих пальцев в цыпках от канатов, рыжих от твири, пересчитывающих твои гроши - хватит ли на затяжку. Одни чайки кричат, и две тени ложатся рядом. Дыши - не насмотришься. Смотри - не надышишься. Пробуй на вкус с запястья прозрачные обрывки пены.
- Что бы я здесь без тебя делал? Или там.
- Влюбился, что ли?
- Ты так говоришь, будто это что-то плохое. Я в кого только не влюблялся! В тебя вот - каждый раз, как ни увижу.
Разбежаться, оттолкнуться босыми пятками, раскинуть руки.
- Что, даже сейчас? Здесь же, кроме нас...
- Сейчас - особенно.