ПожизнякСуббота прошла в параллельных переписке к Замужеству и осознанию заявки на Раннар, с попытками отодвинуть неудержимо проклёвывающегося персонажа на ЗВ-кабак. На сон грядущий мы посмотрели на Девятого Доктора в качестве реморализации, а утром был квест "собери графа из шкафа" - спасибо Птахе за содействие! Потом я боялся опоздать, но доехал на Славянский раньше мастера, и мы успели оценить антураж станции и придумать формат игры "вагонетка" - кабинетка в вагоне, когда игроки могут заходить и выходить на остановках.) По уважительным причинам мы потеряли двоих игроков, и мастер не отходя от места встречи перебросил завязки.
Играли в школе "Интеллектуал", куда добрались автобусом, и у нас были, помимо просторной мастерки, уютный общий зал и ещё два класса, плюс широкий коридор - что я считаю отличным вариантом на будущие игры и сыгровки, даже при большем количестве людей. Отдельное спасибо мастеру и техам за кормёжку - кабачки, купленные на роль огурцов, оказались прекрасны.)
Граф Альбер д'Анкорд - очередная (уточнение для форумных соигроков) альтернативная версия - был (и остаётся) человеком, живущим по принципу "говорить правду - лучший способ ввести всех в заблуждение". Молва сама превращала его слова в небылицы. Да, его родители действительно были на грани разорения, и он вернул и приумножил капитал, занявшись финансовыми махинациями. Да, его страсть к собиранию необычных вещей - почти патологическая, и всегда заглушала голос совести, когда он приобретал экспонаты сомнительного происхождения. Да, его образ жизни можно было назвать распутным, если сосчитать всех его любовников и любовниц. В остальном - ничего зловещего; впрочем, на игре его и не стремились подозревать в преступлениях.
Чего я не ожидал - так это того, что граф уедет со званого вечера не только живым, но и со счастливо сложившейся личной жизнью (мда, просто доказательство к предыдущему посту).
Припасть к запискам графа (аттеншн - лёгкий слэш инсайд)
Порой случается, что деловая переписка перетекает в дружескую, а дружеская, в силу моего неудержимого любопытства, начинает балансировать на тонкой грани - и никогда не предугадаешь, к чему она приведёт.
С молодым лордом Мэттью Лаканом мы впервые встретились, когда он занимался семейными хлопотами по продаже наследства какой-то двоюродной тётушки. Затем долгое время у нас были только письма - мне всё никак не удавалось пригласить его в Лондон, а желание увидеть его вновь - неосознанно росло. Наконец он написал мне, что направляется в Южный Шропшир на торжество по случаю помолвки его знакомых; я уже бывал в тех краях раньше, когда гостил у своего доброго приятеля Роберта Хенсли, проводя время к обоюдному удовольствию. Роберт как раз возвращался в своё имение, и я напросился ему в компанию. Так я попал на званый вечер.
Роберт жил по соседству с Литтлхиллом, и мы прибыли рано, когда в доме были только будущие молодожёны и главный участник готовящейся церемонии, новый местный священник пастор Джонс. Я представился хозяйке поместья, мисс Барроу, и её избраннику, капитану Роджеру Аткинсу. Оба они, как я вскоре понял из беседы, плохо знали Шропшир - мисс Барроу жила в других краях, пока дом пустовал. Однако я видел сплошь знакомые лица. Коллекционер Мёрдохай Коллинз также оказался жителем графства и соседом мисс Барроу, а мисс Джонс, с которой я был знаком как по официальным, так и по "чёрным" аукционам, похоже, вела с ней юридические дела. Они вежливо спрашивали меня о состоянии моей коллекции, я не менее формально отвечал, что она пополняется.
Но интереснее всего была персона, объявлявшая гостей и руководившая подачей напитков и закусок. Я замечал эту женщину прежде на чёрном рынке, и она ни разу ничего не покупала - а значит, могла представлять тот или иной "анонимный источник". Не иначе как устроилась горничной, чтобы подобраться поближе к имевшейся у мисс Барроу коллекции французской живописи, о которой я немало слышал. Я собирался побеседовать с мистером Аткинсом как с новым хозяином Литтлхилла, не желает ли он продать коллекцию без посредников, - но будущие супруги либо держались вместе, либо поочерёдно уходили на исповедь, и это было не лучшее время для подобных вопросов. В ожидании церемонии вели светские разговоры о глобализации и необходимости сохранять старину, о погоде и природе, путешествиях и домашних животных.
Лорд Лекан, кажется, прибыл последним и весьма учтиво приветствовал мисс Барроу, - однако я быстро почувствовал, что он правильно прочёл то, что я писал между строк. Мне нравилось быть рядом с ним, но я напоминал себе: юношам из аристократических семей всегда нужны либо пикантные приключения, либо выгода, а чаще - и то, и другое. И ничего более.
Меня несколько смущало, что мисс Барроу и капитан Аткинс так торопятся поскорее провести свадьбу, как будто надвигающаяся гроза могла помешать их планам. Слушая свадебную молитву и оглядывая присутствующих, я удивлялся, почему горничная зажимает рот ладонью, словно боясь разрыдаться. Если притворяется растроганной, то не слишком ли бурно? Или капитан привлекал её больше, чем картины?.. Но мне некогда было о том размыслить - как только молодожёны поцеловались, Мэттью выбежал из зала. Я еле выждал до окончания аплодисментов и поздравлений и вышел вслед за ним. Едва ли я ревновал тогда к его столь близкому знакомству с невестой. Я просто был рядом.
Возле библиотеки Мэттью рассказал мне, что сватался к мисс Барроу - и та даже не потрудилась написать ему об отказе, к тому же переписывалась с ним, уже будучи знакомой с капитаном. Конечно, Мэттью был раздосадован, ведь брак с женщиной, не надоедающей тебе своей влюблённостью и готовой предоставить тебе определённую свободу, решает множество проблем. Странно было, что мисс Барроу предпочла лорду простого офицера, - Мэттью утверждал, что она не была склонна к романтическому отношению к военным.
Я не стал говорить о склонностях сердца - тогда это даже ещё не приходило мне в голову. Меня занимало другое: я подтвердил своё желание побывать у Мэттью в гостях и обмолвился о том, что мог бы пригласить его в ответ. Я прежде никого не приводил в свой лондонский особняк, поскольку в нём хранились вещи, которые могли быть украдены или завезены в страну незаконно. Но почему-то мне казалось, что Мэттью я могу доверять - и убедить себя в том, что я лишь веду игру по привычным правилам, не получалось. Я спросил его о шахтах в Шропшире, которые, как я выяснил, принадлежали ему и приносили больше убытка, чем дохода, из-за нечистых на руку управляющих, - я мог бы их купить. И, быть может, если бы настаивал - купил бы. Но мне были нужны не шахты.
Когда мы вернулись к общим разговорам в гостиной, на пороге появилась странная девушка в очень лёгком для осенней стужи белом платье, которая утверждала, что живёт к югу отсюда - далеко к югу. Непонятно было, как в одиночку она дошла пешком к Литтлхиллу, - но её препоручили заботам слуг. Заговорили о легендах и сказках, героев которых похищают сиды и фейри, после чего они возвращаются через сотню лет. На мой взгляд, сто лет спустя начать жизнь с чистого листа - проще, чем лет через пятнадцать, когда некоторые люди ещё помнят о тебе... о чём-то странном я распространялся тогда, чувствуя себя будто захмелевшим, и, похоже, не я один.
Неожиданно разоткровенничался капитан Аткинс, сказав, что родился далеко отсюда - он даже не помнил, где именно, но первым его воспоминанием была не то Вена, не то Прага. Мисс Джонс расспрашивала его, откровенно пользуясь его говорливостью, но больше ничего не добилась. Я спросил, неужели он родился в поезде, идущим из одной страны в другую?.. "В кибитке", - шепнул Мэттью. Как же он был прав!
Но стоило ли предупредить мисс Барроу, что её новоиспечённый муж - не самая надёжная партия, если его семья всё время переезжала?.. Я не успел решить: развязавшийся язык сменился для меня приступом паранойи. Мне почудилось, что все вокруг давно догадались о моём пристрастии к своему полу и только и ждут, чтобы подловить. Почему пастор заговорил о том, что знает слабости своих прихожан? Напрягшись, я спросил прямо, откуда у него чутьё на человеческие слабости, на что он успокоил меня, что соблюдает тайну исповеди. Но я всё равно сидел как на иголках. Тем паче что забеспокоился Мэттью, сказав, что чувствует запах гари, отличный от запаха свечей. Слуги проверили помещения и ничего не нашли. И всё же давящая духота сгущалась, но я не мог сдвинуться с места... и сам не заметил, как потерял сознание.
Я пришёл в себя от запаха нашатыря, лежащим на диване с бокалом в руке. Голова гудела, и, медленно поднимаясь, я почувствовал руку Мэттью, поддерживающую меня откуда-то снизу. Мы упали без чувств втроём - и я, и он, и Роберт. Дело явно было не в алкоголе - мы пили немного и то же, что и все. Угарный газ также не мог скопиться в таком количестве, чтобы пострадали только мы трое. Всех вывели из зала, дабы проветрить помещение; кто-то предложил проверить свечи, и выяснилось, что они содержали... опиум. Я сразу вспомнил об индийских наркотических благовониях. Кто из слуг заказывал партию свечей, понять было невозможно.
В какой-то момент Мэттью увёл меня из толпы в безлюдное помещение. Он снова заговорил о своём брате, без вести пропавшем в Индии, которого уже упоминал при нашем первом разговоре. Он что-то узнал от мистера Коллинза, также служившего в Индии, - что-то о пустом доме, в котором даже тела не нашли. Я еле улавливал его слова - тогда, наедине с ним, я почти физически чувствовал его боль, и мне необязательно было знать подробности, а ему необходимо было выговориться. Я обнял его; его трясло. Когда зашёл кто-то из слуг и забрал свечи, чтобы заменить, мы остались в темноте, и, может, это было к лучшему, - в темноте можно не стесняться слёз. Я ничем не мог помочь Мэттью, и только обещал, что и впредь постараюсь быть рядом с ним... и какой шок я испытал, услышав, что я нужен ему, и не просто нужен - а ценнее всего прочего. Такого мне не говорили прежде ни разу.
"Ты же ничего обо мне не знаешь", хотелось сказать мне, но я промолчал. Ты ничего не узнаешь. Я стану лучше - для тебя.
К нам то и дело кто-то заглядывал, вынуждая отрываться друг от друга, хотя ничего, даже поцелуя, мы бы себе не позволили. Затем принесли новые свечи и настойчиво рекомендовали вернуться в зал, где уже проветрили, поскольку та комната была дамской гостиной. Я даже не врал, говоря, что нам просто был необходим свежий воздух и что я стал чувствовать себя лучше. Выйдя навстречу мистеру Аткинсу, я поинтересовался, выявили ли виновника розыгрыша с опиумом. Тот ответил, что это уже не шутки: убит шофёр мистера Коллинза, индус Джонни. Беднягу отравили цианистым калием. А это не какой-нибудь крысиный яд, который есть в каждом доме, - это серьёзное покушение. Но кому могло понадобиться убивать простого слугу?
Так или иначе, поиском улик должна будет заняться полиция. Надо было поддерживать видимость спокойного вечера. Мэттью вспомнил свежую легенду о гибели старого пастора якобы после схватки с дьяволом на мосту, и я попросил Роберта показать принадлежавшую этому пастору Библию, которую он привёз с собой. Я не считал покойного пастора святым, хотя его смерть была загадочной, - но эта Библия была очень старой книгой, наверняка переходившей из поколения в поколение в местном приходе. Но Роберт всё ещё не был готов продать мне её - похоже, боялся продешевить.
Не успели мы обсудить нелепую смерть Джонни - мне было жаль его, я встречал его как Шиама во время поездки в Индию, когда он стал моим проводником в один заброшенный храм, и именно он познакомил со мной мистера Коллинза, - как происшествия продолжились. Я потерял из вида Мэттью, заволновался, но он сам нашёл меня в коридоре, отвёл в сторону и сообщил, что хозяева дома - явные самозванцы, и чтобы я отказывался покупать поместье, если они предложат. Я и так не интересовался Литтлхиллом, разве что его содержимым в виде предметов искусства, - но звучало логично: подстроить убийство, чтобы получить предлог поскорее избавиться от дома... Потому я уже не удивился, когда раздался крик "Врача!" и все ринулись на помощь, кроме меня и Мэттью. Врачами мы не были, а смотреть на трупы - удовольствие сомнительное.
Обошлось без трупа: мисс Джонс, которая искала своего шофёра, получила удар по голове и успела заметить человека в чалме. Но Джонни был мёртв, а других индусов в доме не было. Дабы гости, особенно дамы, не поддавались панике, мы вдосталь пошутили о призраках индийских шофёров, и всерьёз в это никто не верил. Я почти не сомневался, что кто-то пытается подогреть ещё свежий в обществе страх перед мстительными индийскими сектантами, чтобы отвлечь свидетелей от подлинных мотивов - я бы счёл себя участником салонной игры по мотивам газетных заголовков, если бы не имел место настоящий мертвец. Когда мистер Аткинс спросил Падму, индийскую служанку медиума мисс Кин, было ли это похоже на ритуальное убийство, и та ответила, что цианистый калий используют не при убийствах, а при самоубийствах, я подумал, что Джонни отравил некто, имеющий мало представления об индийских традициях. Едва ли у Джонни был повод убивать себя на свадьбе.
Мисс Барроу предложила обратиться к самой мисс Кин, которая с самого утра чувствовала себя дурно и не выходила из комнаты. Я был уверен: сейчас шарлатанка назовёт удобную для убийцы версию про страшных индусов, и все этим удовлетворятся... И мистер Аткинс явно переигрывал, так что я не верил ни одному его слову. Этот "храбрый офицер", якобы служивший в Индии, казался напуганным тем, что "Индия пришла к нему в дом", и открыто заявлял, что они с женой покинут поместье при первой же возможности. Бесполезно было говорить ему, что дом не виноват в произошедшем. Сперва я сомневался, не обманывает ли этот бродяга мисс Барроу, ведь она казалась такой искренней, волнуясь перед свадьбой, - но предупреждать её значило бы подставить себя под удар; а затем убедился, что они наверняка заодно: не стоит недооценивать женщин. Она поддакивала, что после убийства ей не хочется оставаться в Литтлхилле - в доме, где она выросла...
Слишком резкой была перемена: только что "счастливые молодожёны" щебетали о своих планах отреставрировать поместье, завести детей, устраивать балы, что звучало слишком, неправдоподобно хорошо, - и вот уже они готовы всё бросить. Но, желая сберечь свою жизнь - я даже не был вооружён, чтобы дать злоумышленникам отпор, - приходилось делать вид, что сочувствуешь свалившейся на хозяев ответственности в виде свадебного подарочка с начинкой из цианистого калия. Спектакль шёл своим чередом, и когда горничная попросила нас выйти из зала на время "уборки", я понял, что нас ждёт смена декораций. Главным было не расставаться с людьми, которые были мне не безразличны. Мы с Мэттью и Робертом перешли в курительную комнату. Туда подали напитки.
Я накарябал на доске Ганешу и предложил взять пример с индусов - мирно медитировать. Смешно - но мне было немного обидно за Индию, на которую сваливали все грехи, потому мне приятно запомнился короткий разговор с пастором Джонсом о том, что в основе всех мировых религий лежат призывы к милосердию, а войны - свидетельство превратного толкования священных текстов. Но Мэттью вскоре наскучила пустая болтовня, и он вышел взглянуть, что происходит; увы, я вновь не обратил внимание на то, что мои мысли путались не от усталости, и даже не последовал за ним, оставшись травить байки Роберту. Я только тогда бросился наружу, когда пастор заглянул с известием, что капитан Аткинс исчез. В итоге вскоре после того, как Мэттью вернулся, Роберт упал в обморок, а у меня закружилась голова. Мэттью сам сходил за нашатырём, не доверяя посторонним. Чего теперь остерегаться? Не пить в этом доме даже воду, или вновь виноваты свечи?.. Так или иначе, мы ушли из курительной. Утешало одно: если бы нас хотели убить, а не просто вывести из строя, то давно бы это сделали.
Оставшиеся пережидать ночную грозу гости были в растерянности. Оказывается, молодожёны пропали вместе - и горничную прихватили с собой. Остался лишь "окровавленный пиджак" мистера Аткинса. Всё складывалось, как и следовало ожидать: крысы сбежали с тонущего корабля, наверняка прихватив все ценности с собой. Вдруг снизу раздался взрыв. Мисс Джонс бросилась было взглянуть, в чём дело; нам с Мэттью и Робертом пришлось пуститься вдогонку и попытаться остановить, а затем мы собрались без спешки спуститься и взглянуть самостоятельно. Если беглецы заметали следы, вряд ли мы могли увидеть что-то занимательное. Однако я ошибался: в тёмном дворе перед нами предстали три фигуры. Шофёра мисс Джонс, мистера Томаса, удерживали двое, он вырывался; вспышка молнии - и они исчезли, а он уже лежал на земле. Женский крик из конюшни вывел нас из оцепенения, и мы пустились туда вдоль ограды, хоть немного прикрывающей нас от растворяющихся в тенях убийц.
Конюшня была пуста - лошади были похищены или разбежались. Внутри обнаружился обожжённый труп мистера Коллинза - похоже, несчастный был убит шаровой молнией, каковые не редки в этих местах. Мистер Томас был задушен платком, таким же, который был найден возле мёртвого Джонни, - его было уже не спасти. Мисс Джонс, пробравшаяся в конюшню раньше, заявила, что оружие покойных достанется ей - мы не стали спорить с ней от трофеях (и кто вообще в здравом уме возьмётся спорить с вооружённой женщиной?). Увязавшаяся вместе с ней девушка в белом платье, пришедшая из холмов, закатила истерику - пришлось завернуть её в попону, чтобы унести с собой. Мы заперлись в одной комнате со слугами, оружием, едой и водой и приготовились держать оборону до утра. Однако до прибытия полиции нас больше никто не беспокоил, только девушка в белом предприняла попытку вскрыть себе вены в уборной - но немая служанка Милли заметила кровь, позвала на помощь, и мы взломали дверь.
Очевидно было, что бедняжка сбежала из психиатрической лечебницы, располагавшейся неподалёку; её хотели спасти, спрятать, но без оказания медицинской помощи она бы не протянула долго, а своевременная помощь означала бы, что её заберут обратно в лечебницу. Но это было уже не моей заботой. Чтобы обеспечить достойную жизнь больной девушке, требовался опекун - и кто мог бы взвалить на себя такое благое дело? Трактирщик мистер Форс, у которого и так была слепая дочь Ани?.. Я знал наверняка лишь одно: мы с Мэттью отправимся на Всемирную выставку. Я подарю ему Париж.
Порой не предугадаешь, к чему приведёт деловая переписка.

Игра пролетело быстро и заметно, спасибо мастеру и игрокам! Спасибо Силю за Мэттью - графу пока сложно поверить, что вот это всё не закончится, он будет очень беречь своё счастье. И вообще, подарить новую жизнь персонажу - совершенно эйфорическое ощущение
Лорд Лакан договорился жениться на мисс Джонс, а Роберт продаст нам Библию (брильянты из корешка уже украли, но мы с Мэттью оба ценим вещи с историей, а не с чеком), и таким образом мы заплатим ему за алиби на случай, если соратнички по несчастью обвинят нас в гомосексуальной связи перед полицией. Для особо въедливых: нет, даже медицинская экспертиза ничего не покажет, ничего между графом и лордом не было. А если подозрение будет слишком активно полоскать жёлтая пресса, можно остаться во Франции - хотя бы до тех пор, пока не уляжется шум.

Я вернулся домой, дождался Птаху с игры по Слизеринской гостиной, наслушался известий о планирующихся играх, теперь очень всё это хочу. Опечалился переносом Орлова. Приходите утешаться вместе с нами в день святого Валентина на третий Трактир "Эмилия"!