Пожизнёвое доигровоеВ субботу в начале седьмого проснулся сам, позвонил Птахе, поехал на Комсомольскую. Поймались отрядом - втроём: я, Птаха и Эльве - и пошли ждать электричку. В пути своевременно выяснилось, что у Эльве ещё нет имени персонажа - когда под рукой ни бумажного, ни сетевого словаря. Первые же два синдаринских корня, которые вспомнила Птаха, в сочетании давали "бродячую руку", сиречь "рукоблудие"
Но имя всё же появилось, а героический человек Эльве прямо в вагоне пришивал к фехтовальной маске, которую одолжил для меня, завязки. С меня бутылка сидра!
Доехали, зашли в магазин за едой и баклагой воды, как раз дождались догонявшего на следующей электричке Луара. Баклагу и дрыны - свою калабаху, впоследствии почившую смертью храбрых, и птахин меч - я взял на себя, и пошли через город. Если я пролюбил возле палатки луаровскую перчатку, которой оборачивал ручку баклаги, - простите склеротика, восполню!
В лесу созвонились с мастерами, игротех проводил нас к палаткам, где мы упали на привал-перекус, пока не понадобились. Я мудро пренебрёг не только шерстяной туникой, но и утяжкой, а рубаху обернул поясом от ножен Эльве и флягу на этот пояс привесил. Когда влез в фехт-маску - мир сквозь мелкую бликующую решётку поначалу показался фасеточным, как у мухи. И пошёл я такой - видно плохо, слышно плохо, боюсь: а вдруг при такой петрушке не вролюсь? Агащаз. Как на нас орки выскочили - с полпинка вролился как миленький И к "шлему" быстро привык.
А уж как пространственная ориентация отказала! Мне реально по жизни казалось, что мы от палаток до Химринга долго шли и ушли далеко, и что я не помню, как возвращаться. Птаха меня по жизни посылает за торбой - я по жизни же искренне не понимаю, куда идти, где искать Потом дошло, что палатки в аккурат позади Химринга, откуда вышли - туда и пришли...
А на полигоне благодать. Сосны качаются на ветру, шумят, смолой пахнут, между ними - столбы солнечного света. И поющее дерево возле лагеря вастаков! Реально поющее - так мелодично скрипящее на ветру, что мы сначала на человека с каким инструментом подумали. Чудеса.

Ачивки: мой первый полигон, моя первая толчанка, первый убитый игротех) и первая смерть персонажа. Птахино "есть такое прекрасное слово каун"(с) - запоздалое, но отражающее многое, ибо Лорлас, персонаж-не-про-войну, употреблял слово "вождь", вкладывая в него больше смысла, чем только "военачальник". Просто время было военное - потому за теми, за кем идти стоило, и приходилось идти именно на войну. И Лорлас не умел иначе.
Копирую из жж микроквенту, которая не отражает ничего, кроме малого знания канона
Отец Лорласа был из нолдор – вместе с братом он пришёл в Белерианд вслед за Финродом, – а мать – из синдар. Она обладала даром рисования прекрасных узоров и орнаментов, напоминающих стебли и ветви, а он – мог вырезать их в камне. Совместные труды по украшению своего будущего жилища в Нарготронде стали их первым детищем, а Лорлас – их единственным долгожданным ребёнком, которого в этом безопасном доме они надеялись вырастить.
И Лорлас рос, учился у своих родителей ремёслам, мечтал увидеть, как строят в других частях света, и возводить дома на земле, а не под нею. Слушал рассказы отца об Амане, а о гибели Древ и об Исходе тот вспоминать не любил, порой говоря, что когда сын вырастет, сам всё поймёт. Ко времени Дагор Браголлах Лорлас был ещё слишком юн, но его дядя, которым он всегда восхищался, – отважный воин, безгранично преданный своему королю, – отправился на эту войну. Когда пришли известия о его гибели в топях, это стало тяжёлым ударом для всех его родичей; вскоре пала Минас Тирит, где также у многих оставались близкие и друзья. После войны даже стены Нарготронда перестали казаться достаточно надёжными, хотя истории о поединке Финголфина вселяли в души старших надежду, а в сердца юных – воодушевление.
Лорлас не видел своего призвания в военном деле, но чувствовал некую справедливость в том, что за великими делами и великими героями должно следовать. Он увлекался легко, но не слепо: осознавал, что Сильмариллы не стоят пролитой крови – и потому всё больше разочаровывался в феанорингах, которые считали иначе, хотя поначалу видел и в них героев, – однако пошёл бы за Финродом в поход, если бы родители согласились его отпустить. Он вспоминал своего дядю и печалился, что мало кто способен теперь поддержать достойного вождя.
С тех пор Лорлас обучался воинскому искусству, недавно достиг совершеннолетия в 60 полных лет, и без раздумий принял решение присоединиться к отряду Гвиндора, которое его отец, видя, как он томится, благословил. Главным мотивом этого решения было не честолюбие и не желание отомстить Врагу, а чувство долга перед теми, кто погиб за то, чтобы его родители и друзья могли по-прежнему жить и создавать прекрасное. И больше всего он желает, чтобы наступило время, когда понадобится строить дворцы, а не крепости.
Далеко не самый сильный воин, Лорлас более полезен в разведке, чем в атаке, благодаря ловкости, незаметности и внимательности. Его тяготило, когда Нарготронд закрылся от гостей, и теперь ему интересно всё: секреты жизни в лесу и чтения следов, другие народы и их обычаи. Он прислушивается к словам Гвиндора и чтит его рассудительность и храбрость.

Традиционная простыня отперсонажного отчёта. Посмертного.Немало месяцев наш отряд провёл, блуждая по Дортониону и истребляя вражьих тварей, оскверняющих леса и угрожающих дорогам. В один из дней мы столкнулись с большой орочьей сворой, и твари вытеснили нас на узкое место. Удар клинка одного из орков перерубил древко моего копья, однорукий мечник Глорион был дважды ранен в ногу, Гвиндор велел мне прикрывать раненого и скомандовал отступление. Так мы вышли на Химринг, и твари разбежались, когда нам открыли ворота. Никто не стал их преследовать...
Местный целитель гостей не особо жаловал, но я беспокоился о Глорионе и навещал его. Он быстро шёл на поправку и ворчал, что гостеприимство лордов ничуть не лучше орочьего. Наш лекарь приглядывал за ним и развлекал нас рассказами об эдайн. Что, мол, бывают у них поветрия - когда без ран болеют и умирают. И что государь Фингон в Хитлуме привечает вождя людей, и сын у этого вождя потешный: ловит лягушек, значит, станет хорошим охотником. А есть ещё храбрая женщина, что ходит с места на место одна и разносит послания. Гвиндор сказал после, что тоже знал людей:
- Недолговечные они, но доблестно сражаются...
- Может, - ответил я тогда, - потому и доблестны, что недолговечны?..
Я держался подле Гвиндора, - а в крепости и не с кем больше было заговорить. Я смотрел на дивную архитектуру, - за погляд не забранят, - а лорды смотрели сквозь меня, словно и не существовало нас вовсе. Непривычно было жить высоко на холме, пусть и звёзды были близко. Слышалось, как ветер шумит в кронах вокруг - как перед бурей, и тревожно было, и Гвиндор был там будто сам не свой. Едва он заснул, как позвал меня, попросил воды, и вид у него был, как у увидевшего морок. Угнетала задержка, но Глорион, хоть и нетерпеливо спешил встать на ноги, был ещё не готов к долгому переходу. Ничего я не смыслил в планах лордов, однако похоже было, что у них отточены и долги только речи, а не мечи, - и мы с Глорионом то и дело над ними посмеивались. У того, что прозван был Мрачным, наряд был самой весёленькой расцветки...
Копьё моё починить было невозможно, - не иначе как с эльфа или гнома снял тот орк свой клинок, - и Гвиндор, чтобы развеяться, взялся учить меня фехтованию, одолжив для меня меч Глориона. Вышли за ворота, дабы не беспокоить хозяев; я спросил:
- Неужели лорды мечей боятся?
- Боятся оружия в руках родичей, - сказал Гвиндор, - потому как судят по себе.
Ученик из меня был неважный, а меч Глориона был мне лёгок, - но Гвиндор был терпеливым учителем. Не единственные мы были гости - будучи тогда за стеной, мы первыми увидели приближающихся людей, каких даже Гвиндор прежде не видывал. Шёл кто-то и вслед за ними:
- Уж не привели ли люди тварей на хвосте?
- Да, это твари, только другие, - откликнулся Гвиндор при виде лорда Куруфина.
Но я на чудных людей только издали поглядел: недолго лорды готовы были нас терпеть, а мы терпеть их - и того меньше. Собрали припасы и отправились в Хитлум, где ждал нас Фингон - говорили, опечаленный тем, что из Нарготронда не вышло войска. Мы и сами сетовали, что мало нас. Кабы шли войском - твари у нас только под сапогами бы, как шишки, похрустывали.
Но путь до Барад Эйтель был довольно спокоен. И там уж встретили нас как дома: спросили, нет ли раненых, и проводили в зал, где Гвиндор беседовал с государем, тогда как на Химринге никто из отряда не мог присутствовать при его разговорах с лордами. Затем Фингон направился на Химринг, и Гвиндор отправился с ним, а нас с Глорионом оставил в крепости. Не был я кузнецом, чтобы справить себе новое копьё, а потому коротал время, вызываясь стоять на воротах. Оттуда озирал округу, и думал: первым увижу, как возвращаются...И Глорион о моих мыслях догадался:
- Я предложил бы тебя сменить, но ты всё равно ведь здесь стоять будешь.
- Всё равно буду...
Сперва было спокойно, и только один человек из того странного племени подходил к воротам предупредить о неких "чёрных людях" и тут же убежал - не то преследовать, если то были чужие, не то догонять, если свои. Жители крепости сказали об этом человеке не беспокоиться - он сильный воин и один не пропадёт. Помянули и того сынишку вождя - что отпускает он пойманных лягушек... значит, не только мастерство в нём, но и доброе сердце. А потом послышался шум - на самых подступах к крепости попали возвращающиеся в орочью засаду. Когда мы подоспели с оружием, твари уже были мертвы, но государь ранен. Его внесли за стены, а вражью падаль сожгли. С государем прибыли два отряда из Дориата - Белега и Маблунга, что быстро стали нам боевыми товарищами.
Гвиндор по возвращении только и сказал, что для нас ничего не изменилось и мы будем сражаться под знаменем Фингона. Расспрашивать я не стал. Вскоре пришла просьба с Химринга - помочь в экспедиции в обезлюдевший Дортонион. Фингон из-за раны не мог сам отправиться, и верные ему остались с ним, - но вышли добровольцы, и весь наш отряд в их числе, так как места были нам хорошо известны. Лишь на время, по приказу Фингона, мы должны были подчиняться распоряжениям Маэдроса. Мы присоединились к вышедшим с Химринга, среди коих были и люди - вастаки, и в Дортонионе действительно наткнулись на логовище тварей и истребили их. После сражения незаметно исчез лорд Келегорм - но никто о нём не забеспокоился, так как разведка показала, что вокруг чисто. Лишь когда тот не явился, отправились на поиски и принесли его раненым. За кем погнался, на кого напоролся - неведомо...
Для нашего отряда такая прогулка не в новинку, и если лорды бы без нас с этим не справились, то мы без них справились бы вполне. Вот только даже славным воинам Белегу и Маблунгу не могли ни Гвиндор, ни я тем паче - объяснить, что на место убитых тварей придут новые, и враг, пока мы бездействуем, копит силы. Даже они отвечали, что надо вынудить врага первым обнаружить себя, как будто тот покажет всё, чем располагает, и позволит к тому подготовиться. Когда мы возвратились в Барад Эйтель, застали там ту самую женщину-почтарку из вастаков, на самом деле - совсем ещё юную девушку. И она подтвердила: на затишье перед бурей похоже то, что реже стали попадаться твари в Дортонионе. А лорды, поди, радовались, что-де вычистили край от скверны... и дожидались, пока грянет буря.
А девушка, Рагна, и впрямь была...славная. Сидела с воинами у костра, рассказывала байки да истории про свой народ, сплетни про лордов. Жаловалась только, что тётка хочет выдать её замуж. И никак я этого людского обычая постичь не мог - как такое возможно, чтобы девушку отдавать тому, кто возьмёт, без её на то воли, без любви... И Гвиндор согласился со мной, что дико это и непонятно. Так не хотелось, чтобы Рагна уходила, - да и Фингон долго не желал её одну в дорогу отпускать, - ведь она и умная, и храбрая, и сама себе хозяйка, и сама должна решать свою судьбу. Но что я мог поделать с этим...что я мог?..
Добрый обед у костра нарушила тревога и крики о помощи. Вновь у самых стен произошла стычка с орочьими разведчиками. Вслед за Гвиндором выбежали мы за ворота в гущу обнаглевших тварей. Короткое копьё подвело меня - вражий клинок полоснул по бедру, я припал на колено, защищаясь, пока храбрый Глорион не оттеснил от меня нападавших тварей и не прикончил их. Я смог встать и подойти к Гвиндору, опираясь на копьё. Командир был на ногах, хотя его тоже задело и он хромал. Я хотел остаться с ним и с отрядом, но лекарь и целитель увели меня, зашили и перевязали рану, напоили зельем, и боль отступила. Я просил позаботиться о Гвиндоре, но...вскоре сам он появился с поджаренным куском хлеба, который я бросил у костра из-за орков. Там мы и разделили этот хлеб.
- Скучаешь по дому?
- А ты - нет?
- Да. Иногда. Но не время скучать. И, быть может, мой дом - здесь... там, где отряд.
- Дом - там, где сердце.
- Значит - точно здесь...
А что ещё я мог ответить, если покинуть его, - как бы ни был дорог отчий кров, - покинуть отряд невозможно? Если общим этим делом занято сердце, и его уже не отдашь?..
Государь отправился к лордам, и ждали его возвращения. Даже вастаки потеряли терпение и на свой страх и риск ушли к своим. Когда сняли швы, я начал ходить, помогать по мелочи. А затем... вновь Гвиндор прилёг отдохнуть и начал мучительно стонать во сне. Я тряс и звал его, и другие также, но не сразу он очнулся - и не вспомнил из морока-сна ничего, кроме тьмы и боли... И лекарь сказал, что так действует то самое поветрие, ветер с севера, убивающий людей. Я думал, что от этого страдают только эйдан... что Гвиндор - сильный, и его не сможет такое коснуться. А больше всего удивлялся, почему больше никого не задело, - как будто значило это, что я был недостаточно рядом... Таким несправедливым, да простит мне Эру, показалось мне это: почему именно Гвиндор? И так тревожно стало за него, и уже не хотелось, чтобы начиналась битва.
Но почти сразу после того происшествия Фингон вернулся и объявил общее построение. Наш отряд он поставил в авангард. Долго ждали сигнала от Маэдроса к выступлению из Барад Эйтель, всматривались, вслушивались... и вдруг - возвращается Рагна! Одна...
- Ты зачем пришла? - спрашивали наперебой.
- Пришла попрощаться...
- Почему же попрощаться, - говорю, стоя в самых воротах, руку к ней протянуть - дотянешься, - мы ведь не умирать идём!..
Тут у меня и перехватило горло, - и уже не спишешь на едкий дым костра, - ничего больше сказать не смог, а Фингон распорядился, чтобы шла она с семьёй вождя людей, позади, под нашей защитой...
А что дальше было - ярко и странно помнится, как во сне. Возникает горстка орков, тащит кого-то в белой рубахе, как распятому разводит руки напоказ, - ослеплённый узник... Его, полуживого, не узнать, и все цепенеют, а я не глядя вижу, как меняется в лице Гвиндор. Он шепчет, а затем кричит одно имя - Гельмир - и бросается за ворота. Бросаюсь за ним. Поздно - пленник мёртв... Но Гвиндор бежит вдогонку спугнутым тварям, уводящим всё дальше. Еле поспеваю за ним. Кричу - стой, вернись, это ловушка...
И понимаю, что никто за нами...никто...
Выскакиваем на тварей, каких прежде не встречали, а слышали только. Балроги с огненными хлыстами с лёгкостью берут нас в кольцо. Почти с первого же удара моё копьё выбито из рук, и на меня обрушивается пламя... Я не видел гибели Глориона позади меня, но, кажется, видел, как уводят, тащат прочь моего командира...

Что мог бы Лорлас сказать Намо? Что ничего не успел, что не смог защитить своего командира? Да нет, не сказал бы. Сам понял, что успел в жизни всё, что должно, и сделал всё, что было в его силах. Хорошая жизнь была - с человеческую длиной, но правильная. И за песню Роньи про щит Птахе спасибо - как вчера послушал, так и вышло, и не важно, что это не про наш кусок сюжета.
Спасибо мастерам и игрокам! Отдельное - нашему прекрасному отряду, просто команда мечты Птахе-"Я-не-умею-играть-харизматиков" за потрясающего настоящего Гвиндора, Эльве за Глориона, которому мы заменили непутёвых сыновей, Риль за лекаря. Спасибо за уют Барад Эйтель в целом и целятне в частности! Мэв-Рагне за кусок обвма. Эйтн-Ильсур, в тебе родственная душа чуялась и при наблюдении со стороны) Лорды, вас было так круто не любить с безопасного расстояния!)) И, конечно, великолепные игротехи великолепны!
Пожизнёвое послеигровое
Так я сгорел и лежал, смотрел-слушал происходящее вдали, внутри в маску скупые слёзы катарсиса стекают, снаружи в неё комары стучатся.) От Мандоса мы с Эльве дружно отказались - просто потому, что за Гвиндора больней, чем за себя. Ушли в пустую полуразвалившуюся Барад Эйтель сидеть в обнимку и дожидаться Птаху. И потом у нас было достаточно времени на то, чтобы собрать вещи, найти унесённый из Ангбанда птахин меч, всех встречных обнять-попрощаться. Втроём отбыли с полигона, доехали. В электричке от мелькающей за окном пейзажной монотонности глаза у меня слипались отчаянно. Зато в метро - снова ни в одном глазу, и до сих пор.)
А дождя так и не было, и гроза к ночи не собралась... Ну, как отпустит - переключусь на Ярмарку. Хочется больше полигонов :3