Удивлены? Не обольщайтесь. Благодаря сосуществованию с сумасшедшей роднёй я могу выбираться поиграть только в дневное время в публичных местах. Но на безрыбье и рыба раком, и я не пожалел 550 рубликов игрового сбора на трёхчасовой кабинетный квест от Questime. И, простите за тавтологию, не пожалел.
Время и место действия - 1893 год, холм Монмартр, и я озаботился дресс-кодом под лозунгом "эксцентричненько". Конечно, фиг мне а не кросспол, но я надел свою любимую алую шёлковую рубашку и впервые выгулял вместе с ней шёлковый платок с жёлтым батиком, подаренный дизайнером Виноградовой в мои журналистские годы лет семь назад. Заодно откопал из шкафов чудесную чёрную бархатную жилетку на завязочке. В довершение - зелёный бархатный пиджак и чёрные штаны "под бархат" с вышитой на жопе серебряной птичкой. В поисках новых туфель обежал все окрестные обувные (числом 4), купил плюшевого енота и пошёл на игру в старых туфлях.
Квест проходил в антикафе Wooden Door, что в Милютинском, но, найдя нужный дом, признаков кафе я не обнаружил. Вскоре ко мне присоединились две барышни, мы ещё раз обошли дворы, нашли концерн "Подшипник" и салон "Новая красота", после чего позвонили мастерам. Нас встретили и препроводили в уютный подвал, где в нашем распоряжении были два стола в окружении диванов. Когда все были в сборе, мастера зачитали правила, раздали роли и прилагающиеся к ним конверты с добрищем. Видимо, сыграть безумного доктора было моим кармическим гештальтом, и теперь, благодаря случайно доставшемуся мне персонажу, я его закрыл.
Конечно, за пару часов не до обвм'а, и степень условности выше, ибо прописанные цели и наличие карточек роднили с настолками, - но свой фан я словил. Поэтому - вот:

Один день из дневника Виктории Шаркотье, главврача психиатрической лечебницыОдин день из дневника Виктории Шаркотье, главврача психиатрической лечебницы
Начну с самого печального: я потеряла одного из своих пациентов. Огюст Вайан был славным парнем, анархистом - эти ребята нередко устраиваются к нам на лечение, чтобы укрыться от преследования полиции, поэтому жандармы давно имеют на меня зуб. Но на почве сифилиса головного мозга Огюст страдал множеством психических расстройств - шизофренией, паранойей, вспышками гнева... видимо, один из его приступов мне предотвратить не удалось. Вчера он взорвал бомбу во время заседания Национального собрания, никто из депутатов серьёзно не пострадал, а сам террорист погиб на месте. Я не сторонник радикальных методов, но эта трагедия стала тяжёлым ударом.
Об этом ужасном случае я с утра прочитала в газете, и она же принесла ещё одну грустную новость. Эрнест, друг Стивена, найден в Сене мёртвым. Они вместе приехали из Америки совсем недавно, и я так и не успела познакомиться с Эрнестом. Пишут, что причиной гибели стала передозировка опиума, но, быть может, если бы я узнала его поближе, мне бы удалось предотвратить катастрофу.
Написали и о том, что хозяин кабаре "Чёрный Кот" собирается издавать собственный журнал и по этому случаю устраивает выставку картин и чтение стихов. Конечно, все выдающиеся таланты должны были подняться на Монмартр в этот вечер - и я просто не могла этого пропустить. Ведь мой тест, выявляющий сумасшествие, почти закончен, а как показывает моя многолетняя практика, безумие - это и есть гениальность. Оставалось только опробовать его - и открыть настоящего гения, прославить в веках и его, и немножечко себя.
Ходят слухи, будто в кабаре хранится картина, от одного взгляда на которую талантливый человек обретает успех, а бездарность - вскоре лишается жизни. И жертвы действительно уже есть! В мистику я не верю, но тот, кто за этим стоит, - безумец. А значит - гений, которого я так давно ищу. Я втайне надеялась заполучить его в свою клинику прежде, чем до него доберутся лапы полиции.
В кабаре, как всегда, кипела жизнь. К сожалению, я не большой знаток поэзии, поэтому я сразу направилась туда, где художники творили эскизы для будущей обложки нового журнала. Меланхоличная и рассеянная художница Эжени, большая поклонница зелёной музы, протянула мне кисть, но я возразила, что не умею рисовать и лишь желаю выразить восхищение её работами. Это её смутило - она сказала, что никто не воспринимает её талант всерьёз, все считают её странной сумасшедшей, хотя на самом деле сумасшедшая - её подруга Марианна. Мне показалось, что она заговорила о подруге, испугавшись, что я могу забрать её в свою клинику: некоторые взрослые боятся врачей, как дети. Но я всё-таки уговорила её пройти мой тест, пообещав, что если мне удастся выявить гения, я куплю любую его картину за 50 франков. У меня, само собой, не было таких денег, но, похоже, Эжени деньги всё равно не интересовали.
Тест - всего лишь четыре цветных пятна. Я просила испытуемых назвать свой пол, а затем предлагала расслабиться и, не задумываясь, ответить, на что эти пятна похожи. Да, знакомая технология, - разница лишь в том, что для творческих людей цвет так же важен, как и форма. В первом пятне Эжени увидела радугу, во втором - монстра, в третьем - паука, в четвёртом - бабочку. Преобладание одушевлённых объектов всегда свидетельствует о неординарности личности. Я даже уточнила, не шевелятся ли эти существа, на случай, если Эжени уже успела принять абсента, однако её ответ был отрицательным.
Само собой, на себе я этот тест тоже испытывала. Первое пятно кажется мне очень похожим на лося, второе - на тазовую кость скелета человека, третья - на грудь джентльмена в костюме с галстуком-бабочкой, а четвёртая - на фейерверк. Только тсс, вы этого не слышали!
После теста Эжени снова заявила, что моя помощь нужна Марианне, и ушла, чтобы найти её и привести. Оставшись в ожидании рядом с мольбертами, я собралась было принести свои соболезнования Стивену, но тот определённо не унывал, увлечённо работая над эскизом. Этот красавец с американским акцентом заявил, что ему некогда грустить, пока нужно продвигать себя. Полная противоположность нашим печальным художникам! Что и говорить, он находится на пике славы, его картины стоят баснословных денег... И, похоже, он тоже ничего не знал о причинах гибели своего друга. К нашему разговору присоединилась художница Бланш, и неожиданно оказалось, что она гораздо сильнее, чем Стивен, переживает о смерти Эрнеста и желает доискаться до правды. К сожалению, никаких подробностей я не могла ей сообщить.
Пока мы беседовали, Стивен успел исчезнуть, а Эжени куда-то провалилась. Я не стала её дожидаться, ведь возле барной стойки показалась восходящая звезда Гранд Опера - Несравненная Софи. Я слежу за её карьерой с тех самых пор, когда она ещё пела на сцене "Чёрного Кота", и как давняя поклонница не пропускаю ни одного спектакля. Но завтра состоится премьера оперы "Паяцы", в которой она будет петь партию Коломбины, а мне так и не удалось добыть приглашение - ведь в открытой продаже билетов нет. Пришлось действовать напролом - поцеловать ручку, признаться, что все те синие орхидеи, что ей доставляли, - от меня (вот что значит лечить сына индийского посла), и заявить, что без бокала нет вокала и я предлагаю ей выпить. Оказалось, что Софи тоже любит орхидеи, и она также пожелала меня угостить. Мы раскошелились и опрокинули по рюмочке абсента - за музыку, за оперу, за искусство.
Голову вскружила божественная влага, но я твёрдо решила более не злоупотреблять - ещё одна рюмка, и я уронила бы честь белого халата, ибо напиваюсь быстрее многих. Увы, на мой намёк о приглашении Софи ответила, что ищет другого человека, которому хотела бы его отдать, и если не найдёт - обязательно вспомнит обо мне.
Тем временем я снова поймала Стивена и прямо у барной стойки предложила ему пройти тест - картинки после первого раза лежали в папке в обратном порядке. В пятой он тоже увидел бабочку. "А что Вы видите здесь?" - показала я четвёртую. "Шлем", - ответил он. Но из-за его акцента или шума кабаре я не расслышала и переспросила: "Член?". Кто же виноват, что именно этот ответ чаще всего можно услышать от проходящих тест пациентов! Третья картинка показалась Стивену похожей на фонарик, а четвёртая - на женский образ, окружённый сиянием. Я полюбопытствовала, не влюблён ли он - этим легко объяснялся всплеск его творческой энергии. Он согласился - значит, их с Эрнестом действительно связывали исключительно профессиональные отношения.
Вскоре и Эжени нашла меня, чтобы продолжить хлопотать о своей подруге, страдающей от тяжёлой депрессии. Согласно нашим правилам, у пациента должен был быть попечитель, который рассказал бы, что его тревожит в психическом состоянии его подопечного, чтобы я (а точнее, полиция) могла быть уверенной, что пациент - не симулянт. И за скромный взнос в 50 франков я гарантировала всем приятный отпуск в стенах своего заведения, уход и заботу, анонимность и безопасность. Вот только пятидесяти франков у Эжени не было... Я посоветовала ей продать одну из её картин, и она предложила картину мне. Обычно я не принимаю в залог произведения искусства, но вы же понимаете - это Монмартр. Если нищих художников не поддерживать, от нашего авангарда совсем ничего не останется. В общем, холст, изображающий зелёную девушку с лиловыми волосами, перекочевал ко мне, а справка о невменяемости с моей подписью - к Эжени как к попечителю.
Сказать по правде, деньги пригодились бы моей клинике больше, чем украшение стен, посему я поначалу пыталась продать за 50 франков доставшийся мне шедевр - вешая на уши потенциальных покупателей лапшу о том, что мой тест безошибочно определил в Эжени гения, и если сейчас её работа может показаться бесхитростной, то буквально лет через пять она выстрелит как бомба и будет востребована по меньшей мере в Лувре. Но не то уши завсегдатаев кабаре оказались закалёнными, не то из меня паршивый рекламный агент, - сделка мне не удалась, и даже упоминания моего известного бывшего пациента, Ван Гога, не помогли. Хозяин кабаре Луи Бристаль сослался на расходы, связанные с сегодняшней вечеринкой, а критик Кристиан Моро сказал, что только смотрит на картины, но не покупает их. Что ж, я его понимаю - когда искусство становится твоей профессией, от него, наверное, уже тошнит.
За этот вечер меня ещё не раз спрашивали о том, что я знаю о гибели Эрнеста, - особенно журналистка Верлен. Но всё, чем я могла ей помочь, - это предположить, что он мог покончить с собой, например, из-за несчастной любви или творческого кризиса... с художниками это нередко случается. Однако после очередного столкновения в зале с взволнованной Бланш у меня начало закрадываться подозрение, не причастен ли такой спокойный и уверенный в себе Стивен к смерти своего соплеменника и конкурента. Был только один способ это проверить. Обнаружив его, как обычно, за мольбертом, я заявила, будто получила результаты теста и они поистине впечатляющие. Для того, чтобы в его гениальности не осталось никаких сомнений, я попросила его уделить минутку на ещё одно заключительное тестирование.
Мы вышли в коридор. Я велела ему следить взглядом за кончиком пера, которым вела записи в своей папке... загипнотизировать американца оказалось несложно. Я попросила Стивена рассказать мне всё, что ему известно об обстоятельствах гибели Эрнеста. Его рассказ оказался сбивчивым, запутанным, но чрезвычайно интересным. Всё началось с того, что они оба видели ту знаменитую картину. Потом Эрнест неожиданно появился с большой суммой денег, и Стивен позже нашёл записку от неведомого кредитора, в которой значилось: "мой адрес знает каждый на Монмартре". Как утонул Эрнест, Стивен не видел, однако утверждал, что тот пытался переплыть Сену на спор. Я узнала всё, что мне было нужно, и после щелчка пальцев Стивен забыл о произошедшем. Я заверила его в том, что окончательно удостоверилась в его гениальности - в конце концов, я говорю это всем испытуемым, ведь мотивация художникам необходима как воздух.
Впрочем, Стивен и так был явно уверен в том, что он гений. А вот в моей заурядной головушке завертелись шестерёнки. Эрнест кому-то задолжал, и его убрали. Дело в том, что незадолго до своей гибели Огюст Вайан во время одного из сеансов сказал мне странные слова: "у неё есть для меня подарок..." - и на просьбу описать этого человека упомянул южный акцент. Я знала только одного человека с юга - мецената и поэта аргентинского происхождения, красавицу Андреа, безумно богатую... но слова сумасшедшего бомбиста не стоило сразу принимать на веру. А что если и Огюст, и Эрнест влезли к ней в долги, а теракт и "проклятие картины" - способ замаскировать убийство? Андреа знают все на Монмартре, и ей вполне под силу сочинить легенду о том, что выжившие после взгляда на картину - подлинные таланты. Вкладываться в картины таких счастливчиков - выгодно, а не оправдавшие ожиданий сойдут со сцены...
Мои подозрения только укрепились, когда сама Андреа обратилась ко мне за помощью. Она как-то узнала, что Огюст был моим пациентом, сказала, что немного знала его, и спросила, не было ли у него родственников и друзей. Я честно ответила, что бедолагу никто не навещал, но, поскольку он был анархистом, у него наверняка были единомышленники - у которых, быть может, были причины не появляться мне на глаза... Тогда Андреа поинтересовалась, нет ли в моей клинике других анархистов. Я решила, что она боится, как бы кто не узнал об её отношениях с Огюстом. Но что я могла поделать, кроме как намекать, что в моей клинике пациенты находятся в безопасности? Пытаться загипнотизировать Андреа было бы рискованно, если она и впрямь была так опасна. Оставалось только ждать... И предложить ей купить у меня картину Эжени в пару к той, что она сегодня приобрела. Андреа предложение не заинтересовало.
Зато моя клиника неожиданно пополнилась ещё одним пациентом: местная танцовщица Клэр сама просила меня принять её с самого начала вечера. Сперва у неё не было попечителя, и я была неумолима, рекомендуя ей обратиться хотя бы к первому встречному с Монмартра - просто так или за выпивку... ведь полиция следит за порядком в клинике, и я не могу позволить себе делать льготы даже для прекрасных танцовщиц. Она тогда даже грозилась на кого-нибудь напасть, полагая, что это упростит процедуру госпитализации. И вот, наконец, она заявила, что её попечителем будет Бланш, вот только денег не нашлось и у неё... И вместо платы она предложила мне картину Бланш! Раннюю работу, выглядящую как обрывок холста с несколькими цветными пятнами, но определённо несущую неповторимый экспрессивный почерк Бланш. Я не могла отказаться.
Бланш мне нравилась: вот уж кто был настоящим анархистом! Импульсивная, яркая, она как раз произносила речь о правах женщин, когда я вошла в кабаре, и я с удовольствием ей аплодировала. Она всё время в движении, но мне всё же удалось, застав её за работой, предложить ей свой тест. Результаты очень интригующие: пол - женский (в скобочках: практически - по её словам). Вглядевшись в первый рисунок, Бланш сказала: "Это моя мать застала моего отца с любовницей!". Во втором рисунке увидела воспоминание из детства: "Это я качаюсь на качелях и падаю носом в пол". Даже не взглянув на третий, заявила: "Это снова моя мать!", а о четвёртом - "Это я". Я убедилась, что в ней есть безумие и гениальность - с её картиной я не расстанусь, ведь о ней ещё заговорят.
Едва в кабаре наступило кратковременное затишье, как неизвестно откуда появились яркие красные листовки анархистской группировки "Братство с холмов". Несмотря на то, что в ней были грамматические ошибки, я припрятала одну листовку в своих бумагах в знак того, что я человек сочувствующий. Но в воздухе повисло напряжение. Когда я поздоровалась с меценатом Гербертом Аржантом и похвасталась своими живописными приобретениями, он неожиданно спросил, не найдётся ли у меня яда - якобы для того, чтобы травить крыс. Я ответила, что я психиатр, а не фармацевт, и не занимаюсь смешиванием веществ, и мы дружески расстались. Конечно, препараты, в определённых дозах смертельные, у меня были - но они никогда не попадут в чужие руки: не желаю стать косвенной причиной чьей бы то ни было смерти.
Спрашивали меня и о других загадочных вещах: то о каких-то "хористах", потом - об "оркестре", затем - об оркестре "духовном" (может, духовом?..), и, наконец, - "оркестре из России". Как обычно, журналистка Верлен была заинтересована в сведениях больше других. Её вопрос показался мне странным: она поинтересовалась, не замечала ли я кого-нибудь русского - или кого-нибудь интересующегося политикой. Я сходу не уловила связи, но тут же согласилась, что русские действительно бывают на всю голову политически озабоченными. Вот только мне снова пришлось разочаровать журналистку: на то, чтобы определять русских по лицу, моих талантов было недостаточно.
А вот и Клэр буквально набросилась на меня, требуя дать ей яда. Я пыталась успокоить её, обещая, что в моей клинике ей помогут избавиться от суицидальных наклонностей, но она расхохоталась, услышав мои слова. Нет, у неё определённо не было депрессии при таком веселье, но мне трудно было поверить, чтобы танцовщица хотела кого-то убить. У критика Кристиана Моро оказалась ко мне прямо противоположная просьба: он признался, что его хотят убить. Я предложила ему пройти у нас курс лечения от мании преследования, однако он был серьёзен, казался вменяемым и говорил о противоядии. О том, что противоядие у меня было, я тоже поостереглась говорить и заверила Кристиана, что, как любой врач, давала клятву Гиппократа, изучала основы первой помощи и окажу эту помощь любому, кто окажется в смертельной опасности. Я действительно была готова спасти Кристиана, и совершенно безвозмездно, - но что если я не успею или жертв будет больше?.. Снова оставалось только ждать и наблюдать.
Я отвлеклась от мыслей о преступлениях во время голосования за лучшую картину, которая украсит обложку журнала, и лучшее стихотворение. Перед голосованием Бланш заручилась моим голосом, хоть он и так принадлежал бы ей. Она посвятила свою картину памяти Эрнеста. Стивен изобразил большой глаз, и выяснилось, что его музой была Андреа - быть может, они познакомились сегодня вечером, а может, знали друг друга и раньше, и тогда Андреа не могла не знать Эрнеста! Но я должна была проверить и другие версии - например, узнать, кому могла угрожать Клэр. Как раз представился случай - я случайно услышала, как Клэр говорит Бланш: "Я хочу убить принца Уэльсского!". Вовремя вмешавшись, я попросила Бланш не принимать всерьёз слова моей пациентки с такими бурными перепадами настроения, а Клэр предложила опробовать новую методику, после которой ей сразу станет лучше.
Методика была старая: мы с Клэр устроились в удобных креслах напротив друг друга, она послушно следила глазами за вращающимся кончиком пера... Введя её в состояние гипноза, я спросила, для кого ей требовался яд - ведь явно не для себя. Но она выпалила то же самое: "Я хочу убить принца Уэльсского!". Что это значило? Этим вечером меня уже спрашивали о принце, но ведь на Монмартре собирается всякий сброд, членам королевской семьи и их знакомым здесь не место. Быть может, это какой-то код, который я не в силах разгадать? А что если "принц Уэльсский" - Кристиан Моро? Так и подмывало обратиться к нему "Ваше Высочество", но критик, того и гляди, поднял бы меня на смех, а моё предупреждение едва ли помогло бы ему.
Вечер подходил к концу, и у бедняжки Бланш совсем отказали нервы: она металась по кабаре и вцеплялась в каждого, кто подворачивался под руку, восклицая: "Это ты убил Эрнеста?!". Она понимала, что я могу что-то знать, а я искренне сочувствовала ей и хотела помочь, но не могла называть ей никаких имён, чтобы она ничего не натворила. Я отвечала, что если мне что-то и известно - тайна психосеансов всё равно свята как тайна исповеди, и что я ни в чём не уверена наверняка и у меня есть только догадки, которые я оставлю при себе. Она пыталась угадать, но не преуспела. А я, немного поразмыслив, решила исключить возможность её причастности, - слишком уж она была зациклена на Эрнесте, что бывает свойственно убийцам, - или же выяснить, нет ли у неё подозрений более веских, чем мои.
Я хотела быть с ней честной. Сказала, что могу попытаться ей помочь - вдруг разгадка гибели её друга кроется в её собственной памяти, просто некоторые подробности она забыла из-за шока?.. Бланш отнеслась к этому с недоверием - но не то чтобы мне требовалось её согласие, чтобы загипнотизировать её. Я спросила, что ей известно об этой трагедии, и услышала сбивчивый рассказ, отчасти повторяющий то, что я уже знала от Стивена. В последний раз Эрнеста видели ссорящимся с какой-то женщиной, после чего он пошёл прямиком к реке. А Стивен, добавила Бланш напоследок, уже отдал долг Эрнеста. Щёлкнув пальцами, я заверила Бланш, что она очень мне помогла. Стивен расплатился с Андреа сегодняшней картиной? Сомнений у меня не оставалось.
В конце вечера, словно раскручивающаяся рулетка, все карты были раскрыты, все маски сорваны. Хозяин кабаре Луи Бристаль вручил две "чёрные лапы", запрещающие снова появляться в "Чёрном коте". Одну - поэтессе Марианне, той самой Марианне: она была так незаметна, что, в очередной раз услышав о ней от Эжени, я поделилась с Кристианом предположением, что Марианна - её воображаемый друг. Только во время конкурса стихов я увидела Марианну - именно увидела, а не услышала, из-за её тихого голоса. "Лапу" она получила за распространение листовок... немудрено, что она раскидала их так незаметно!
Вторую "Лапу" Луи выдал Кристиану, потому что подозревал в нём полицейского шпиона... и угадал! У критиков много врагов, но у Кристиана оказались более веские основания опасаться за свою жизнь. Моро прознал, что анархисты готовили очередной взрыв на завтрашней премьере "Паяца", на которой будет присутствовать президент, и вычислил Марианну - главу организации "Мстители с холмов". Он мог бы её арестовать, но у неё была моя справка. Так полиция осталась с носом, а мы с Марианной ещё побеседуем о том, что убийство президента - не выход... ну, вы поняли.
Но прежде, чем отправиться в наши надёжные апартаменты, Марианна успела завербовать нового члена - эксцентричного поклонника искусств Мориса Верфе. Кто же продал полиции информацию о готовящемся теракте? - Бланш, русский агент в группировке анархистов. Ей удалось выторговать у жандармов необходимые русским документы и при этом не выдать своих товарищей - например, Клэр, действительно планировавшей убить принца Уэльсского, прибывшего на Монмартр инкогнито. Вот только танцовщица ошиблась, попытавшись отравить официанта Мишеля Паскаля - слава богу, у него было противоядие. Что ж, он и в самом деле симпатичный - мне тоже всегда казалось, что принцы примерно так и выглядят.
А настоящим принцем оказался Морис - в ряды "Мстителей" он вступил ради интереса. Также никто не вычислил в скромной приезжей барышне Виолетте английскую шпионку, подосланную королевой-матерью проследить, чтобы с принцем ничего не случилось.
Что же Андреа? Я таки торжественно вручила ей приглашение в свою лечебницу как гениальному психу. Как выяснилось, Кристиан тоже заподозрил в ней организатора связанных с мистической картиной смертей и собирался арестовать, но и здесь потерпел поражение благодаря её невменяемости, подтверждённой мной. И даже Стивен и Бланш, друзья Эрнеста, подумали, что виновна именно Андреа. И... мы все промахнулись.
История началась тогда, когда танцовщица Нана влюбилась в Филиппа Грантье, ныне редактора нового журнала, а тогда безвестного и находящегося на грани полной нищеты. Чтобы его спасти, она под видом человека в чёрном принесла меценату Герберту Аржанту картину, якобы распознающую талант и бездарность. Новость дошла до Луи, и тот поместил картину в своём кабаре, чтобы поднять его популярность. Сегодня вечером двоим посчастливилось... увидеть пустую комнату, потому что картину успел купить Морис. Но тот факт, что они увидели картину и не погибли, прославил и Филиппа, и подругу Наны, певицу Софи. А те, кто пал её жертвой, на самом деле были заведомо обречены: кто-то - смертельно болен, кто-то задолжал мафии...
Только Эрнесту пришлось немного помочь. Нана опоила его опиумом и внушила ему "послание от картины" - будто слава ждёт его в том случае, если он переплывёт Сену. Будучи уже пьяным, он столкнулся с Андреа, членом не то каталонской, не то корсиканской мафии, которой действительно задолжал, и они немного повздорили. Что случилось с Эрнестом потом, мы знаем.
Убийца безвинного и доверчивого американского художника осталась непойманной. Ваш горе-сыщик не обратила внимание ни на стремительный взлёт писателя Грантье, которого сам Мопассан назвал своим преемником, ни тем более на его поклонницу. Однако я чертовски довольна проведённым вечером. Откровенно говоря, мне не хотелось бы заполучить в пациентки влюблённую танцовщицу - она не тянет на гениального безумца. Зато мне удалось спасти двоих прелюбопытных личностей из когтей полиции и получить широкое поле для экспериментов. Я уносила с собой два холста многообещающих художников - и пусть на обложке журнала будет красоваться "глаз" Стивена: популярность преходяща, а безумие вечно.
И, что также немаловажно, я получила приглашение на премьеру из рук Несравненной Софи - в середине вечера она призналась, что уже нашла того самого человека, однако ближе к концу ей неожиданно понадобились деньги, и она уступила мне билет за мои последние 10 франков. Впридачу я уступила ей имевшийся у меня нейтрализатор кислоты, разъедающей бумаги, - от этого-то вещества не должно было быть много вреда. И на премьере не будет никаких взрывов... по крайней мере, я очень на это надеюсь!

От игрока добавлю только то, что после успешной разведки буду не прочь поиграть ещё во что-нибудь с этими ребятами. Когда-нибудь. Присоединяйтесь)